В коридорах средней московской школы номер 28, спрятанной в тихих дворах Большевистского переулка, надтреснуто и раскатисто, задребезжал звонок, оповещая о начале последнего по расписанию урока.
Белая дверь с матовым стеклом, усеянным перекрестиями металлических жилок, отворилась. В залитый майским солнцем класс вошла молоденькая, румяная, как пригожее весеннее утро, учительница. Пока она, решительно вздёрнув носик, цокала к учительскому столу, прижимая красную папку к накрахмаленным рюшам наглаженной блузы, оглушительный шум и гам, как по мановению волшебной палочки, улёгся, превратившись в оглушительную тишину, а после, - в грохот отодвигаемых стульев.
- Здравствуйте! Садитесь. - Елена Владимировна Куропаточкина положила свою ношу на край столешницы.- Кто сегодня дежурный?
- Ломакин! - раздалось хором.
- Дима, вытри, пожалуйста, доску. - Узкоплечий расхристанный парень выскользнул из-за парты в проход, вытянулся в полный рост, оказавшись размером с каланчу, и проворно продефилировал на тонких ногах-ходулях мимо неё. Несмотря на предельно высокие, - для советской учильницы - каблуки, ( как же ноют потом ступни и икры!) поднимающие, по её мнению, учительский авторитет, Дима был на полторы головы её выше: "Как же Ломакин умудряется умещать свои страусиные ноги под партой, предназначенной для четвероклашек?" - пронеслось у Елены Владимировны в голове...
- Ребята! Подходит к концу ваш последний учебный год. - Курносое лицо преподавателя приняло торжественное выражение. Последовала пауза, акцентирющая исключительную важность происходящего. - ...И не только год. Подходит к концу ваша школьная жизнь. Через несколько недель у вас начнутся выпускные экзамены: первое, по-настоящему серьёзное и ответственное, испытание для каждого из вас. Сегодня мы пишем заключительную, перед экзаменами, контрольную работу. Программа в этом году была новая, усложнённая. Не все радовали меня своими знаниями. Далеко не каждому удавалось стабильно держаться на своём уровне. У кого-то были взлёты, а у кого-то, - падения. Да, Мышкин? - класс прыснул. - Рекордсмен ты наш. В диктанте из шестидесяти слов - двенадцать грамматических и девять синтаксических ошибок. Но я надеюсь, сегодня ты готов, как говорится, к бою, и будешь на высоте. - Елена Владимировна, по-доброму, улыбнулась.- Да, Володя?
- Так точно, Елена Владимировна! Бой дадим! Высоту возьмём! - чётко, по военному, отрапортовал Мышкин. Привстав, он, изобразив из шариковой ручки пистолет, сделал вид, что стреляет по своим заклятым врагам: глаголам, суффиксам, тире и двоеточиям. - Класс грохнул!
- Сядь, Володя... Тишина!... Сегодня у всех вас есть возможность, хорошо написав контрольную работу, улучшить свои четвертные, а вместе с ними и годовые оценки, которые, вместе с результатами экзаменов, повлияют на итоговую оценку, выставленную в аттестате.
Сначала мы с вами напишем небольшое сочинение, а после - диктант. Я понимаю, что все устали, последний урок. Но надо собраться, сконцентрироваться; поднажать.
- Доска готова! - Ломакин скользнул за парту, сравнявшись ростом с одноклассниками.
- Спасибо!
Елена Владимировна подошла к лоснящейся, ещё не ло конца просохшей, доске. Развешенные по периметру класса портреты внимательно наблюдали за её действиями.
Смуглый кучерявый мужчина с пышными бакенбардами.
Седой старик в домотканой рубахе с окладистой, почти до пояса, бородой.
Совсем юный, почти мальчик, в военном кителе с золотыми галунами и узенькими усиками.
Высоколобый, с интеллигентной бородкой, задумчиво-умно смотрящий из-под очков-пенсне.
Ещё один, в углу; с зачёсанными назад волосами, широкими, густыми усами, опускающимися ниже рта и голым подбородком, - смотрел на учительницу строго, почти сердито.
Заскрипел, постукивая, мел. На доске появилось.
Пятнадцатое мая 1981 года
Сочинение. Тема - Кем я хочу стать.
- Надеюсь, тема понятна. Имеется в виду не только выбор профессии, но и другие аспекты вашей будущей, взрослой жизни. Объём сочинения - две, максимум, две с половиной, страницы. Объём небольшой, поэтому старайтесь изложить только самое-самое главное, не отходить от темы и не использовать сложные причастные и деепричастные обороты, а также слова, в написании которых вы сомневаетесь. Прошу вас писать аккуратно. Я не собираюсь расшифровывать твои, Мельников, письмена племени майя, пытаясь разгадать, написал ты "е" или "я". Списывать, - это к тебе, Иванов, относится - нет никакого смысла, потому что, - я надеюсь, - вы, все, уже личности, и каждый ставит перед собой сугубо индивидуальные задачи и цели. На сочинение отводится тридцать минут. Можете начинать.
Кабинет наполнился ёрзаньем, шёпотом, потрескиванием открываемых пеналов и шелестом страниц.
Окончив напутствие, Елена Владимировна села за учителский стол. Надев очки с большими овалами бликующих тонированных линз, став похожей на гигантскую стрекозу, - развязала шнурки принесённой папки и извлекла из её чрева стопку серых листов с бледно-фиолетовыми, отпечатанными на машинке через несколько копирок, едва видными, текстами. Мельком просмотрев их,- - перевела взгляд на своих подопечных.
Щуплый, с всклокоченной шевелюрой, Шакуров, как всегда, уткнувшись в тетрадь носом, писал торопливо, будто за ним гнались. Время от времени он резко выпрямлялся, замирал истуканом, усиленно грыз ручку, и, так же резко, снова бросался в атаку.
Щепочкин выводил букву за буквой, спокойно, уверенно и неторопливо.
Паша Иванов ничего не писал. Уставившись в одну, только ему известную, точку в потолке, - гипнотизировал её; очевидно, в первый раз серьёзно задумавшись о своём индивидуальном будущем, в целом, а также, о смысле вселенского бытия, - в частности.
Все, как один, были поглощены творчеством.
Елена Владимировна посмотрела в окно.
В окне....
А в окне буйствовала, - дразнилась, будоражила, манила и издевательски глумилась над всеми заключёнными, отбывающими в душном, запертом помещении бесконечный сорокапятиминутный срок - весна!
В классе, действительно, было не продохнуть. От крашеных в цвет детской неожиданности досок пола плавно поднимался; танцуя, переливаясь золотом в солнечных лучах, - сонм непосед-пылинок: "...Бедные мои ученики... Как же хочется на улицу... - плавно, вместе с потоками разогретого воздуха, воспаряли учительские мысли. - ...забрать пораньше из садика Венечку, обнять и расцеловать его; взять самокат и пойти с ним в ближайший сквер. А потом, дождавшись с работы Андрея, закатиться втроём в Бауманский сад. Там так уютно. Андрей купит себе и сыну эскимо на палочке, а ей - пончиков с сахарной пудрой. Больше всего в жизни она любит пончики...и Андрея с Венькой. А когда начнут зажигаться звёзды и фонари, заиграет, поблёскивая медью, духовой оркестр. Если Венечка не будет капризничать, Андрей пригласит её на танец... на вальс! Это обязательно будет вальс. Всё закружится в разноцветном вихре..."
- Елена Владимировна, можно выйти? - приземистый, коренастый Баландин, - один из первых школьных хулиганов, - поднял руку, заканчивающуюся кулаком, размером с небольшую тыкву.
- Можно, Игорь. Только попрошу, чтобы от тебя, по возвращении, не пахло табаком.
Баландин ухмыльнулся, удивившись, что русичка, так сразу, раскусила его. Прикинув, что терпеть до конца урока не так уж и долго, буркнул, - Ладно. Я раздумал. - и снова взял в руку отложенный инструмент.
Пылинки непосед-мыслей опять поплыли куда-то. Но на этот раз, вместо счастливого вихря танца, - вляпались во что-то тягомотно-вязкое: "Как же уже всё надоело; бесконечные обсуждения итогов последнего съезда КПСС, учительские собрания в кабинете завуча, профзоюзные - в актовом зале... совершенно глупое соцсоревнование между учителями, проверки из ГОРОНО, Минпроса, И, на добавку, - несметное количество инструкций, методичек, годовых отчётов, планов и социалистических обязательств на следующий учебный год".
Покопавшись в себе, она, вдруг, поняла, что не собрания и отчёты больше всего гнетут её. "Школьный военрук, Манякин. Школьники, да и преподаватели тоже, за глаза зовут не иначе, как - Маньякин. С начала апреля этот, прямой, как палка, старикашка, - ему уж, наверняка, за сорок перевалило - вдруг, ни с того, ни с сего, начал заигрывать с ней, - замужней женщиной - как с какой-то девочкой. То руку, невзначай, на плечо положит, то, очутившись наедине, анекдот расскажет - такой, что уши вянут. Или, того хуже, отпустит сальный комплимент по поводу её внешности.... Нет, она не давала абсолютно никакого повода!... Конечно, её губит улыбка. Никак не может отучиться от дурацкой привычки - улыбаться всем подряд....Ну, ничего, в следующий раз, когда представится возможность, она ему скажет; так скажет, - век к ней не подойдёт!
...Скорее бы закончилось мытарства; прочь из города - в родную деревню под Донецком, к бабушке; на парное молоко, огурцы и клубнику с грядки, варенье и пироги из печи. Вечером, бабушка пригласит на угощение соседок. Разлив по блюдечкам чай, они, хором, "заспивают", перемежая, русские и хохлятские песни.
...А в августе - на море. Андрею, на работе, уже дали бесплатную профсоюзную путёвку в пансионат, рядом с Ялтой".
- Елена Владимировна! Невозможно дышать. Давайте окно откроем, - протянув руку, предложила веснушчатая, с двумя короткими рыжими косичками, Лена Яснова.
- Что? - будущая курортница выскользнула из деревенско-морских далей. - Окно? А вас не продует?
- Да что вы, Елена Владимировна, на улице настоящее лето! Я сегодня в школу в одной рубашке пришел! - жизнерадостно пробасил полнотелый, розовощёкий ( один в один, - поросёнок, которого бабушка каждый год берёт на откорм) Парненков, сидевший за первой партой, ближайшей к учительскому столу. - Давайте я открою!
- Хорошо.
Свежий воздух, с задорным свистом, ворвался в распахнутое окно и, как глупый, некультяпистый щенок, стал гоняться за духотой, раздувая её по углам, трепя, по ходу движения, занавески. Он принёс с собой запахи клейких тополиных почек, нежных берёзовых листиков и сладковатый аромат зацветающей сирени. Помимо запахов, в класс влетел возбуждённый щебет воробьёв и воркованье, сидящих на подоконниках, голубей.
Из уличного репродуктора, закреплённого на одном из столбов освещения, стало долетать; негромко, но достаточно отчётливо:
- "...передаём запись Отчётного доклада ЦК КПСС двадцать шестому съезду партии, с которым выступил..."
- Эт самое, Елена Владимировна, а можно вопрос? Как лучше писать: как мечтаю или ближе к жизни? - робко протянул руку с последней парты Волков. Несмотря на грозную фамилию, это был бледный, затюканный паренёк, почти мальчишка, казавшийся года на два моложе своих сверстников, с затравленным взглядом и синяками под глазами. Волков был из, так называемой, "неблагополучной" семьи.
- Конечно же, - как мечтаешь. Человек - кузнец своего счастья. Поставь себе цели, подумай над способами их достижения, и иди к ним.
- Ну, я щас намечтаю; стать мастером пятого разряда, эт самое, кассетный магнитофон - можно старенький, лишь бы работал - и жить в своей, отдельной комнате. - зачирикал полудевичьим голоском Волков и, ободрённый словами преподавателя, вдохновенно заводил по тетрадному листу.
Снова стало тихо. Лишь с улицы, едва слышно, доносилось:
- " ...миллионы коммунистов, все советские люди на митингах и собраниях, в трудовых рапортах, телеграммах и письмах выражают Центральному Комитету КПСС, Политбюро ЦК во главе с выдающимся политическим и государственным деятелем, верным продолжателем великого ленинского дела, пламенным борцом за мир и коммунизм Леонидом Ильичём Брежневым безграничное доверие и глубокую благодарность за неустанную заботу о процветании социалистической Отчизны, о народном благе и счастье. Передаём запись его отчётного доклада двадцать шестому съезду КПСС..."
"Кем же они станут? Чего добьются в жизни? Какими они будут лет через двадцать? тридцать? - думала она. - Ребята неплохие, не лодыри; есть, правда, троешники, но твёрдые. А так, основном, - хорошисты. Есть и несколько, претендующих на золотую медаль, отличников.
- "...У нас нет безработицы. Право на труд записано у нас в Конституции и реально обеспечено. Однако в конституции по многочисленным предложениям трудящихся записано и другое: уклонение от общественно полезного труда несовместимо с принципами социализма. А это значит, что нужно всеми организационными, финансовыми, юридическими средствами накрепко закрыть всякие щели для туниядства, взяточничества, спекуляции, для нетрудовых доходов ... - вещал из репродуктора, всем привычный, старческий голос вождя.-...Сокращение простоев, повышение коэффициента сменности, создание технологических схем, позволяющих сберегать энергию и материалы, - вот на чём следует сосредоточить усилия. Экономика должна быть экономной!" - послышался треск аплодисментов.
"А что дальше? Дальше - по накатанной. Отличники - в университет. В престижные ВУЗы. Хорошисты - в ВУЗы попроще. Троешники - в ПТУ. Отучатся, получат расперделение, начнут работать. В стране с этим строго - не работать нельзя. Получат от предприятий квартиры, заведут семьи, детей. Кто-то выбьется по комсомольской линии... Уж Вишняков-то, - секретарь классной - точно. Ушлый малый; скользкий, противный. Кто-нибудь по профсоюзной линии выдвинется. А кто и до вступления в Партию дорастёт, - а это уже, иной высоты, горизонты. Главное, чтобы не было войны. Чтобы эти империалисты, во главе с американцами, не совали свои длинные носы и не запускали руки загребущие в чужие сады и огороды!"
Взгляд учительницы остановился на Ломакине. Выпрямившись, как струна, скосив, насколько можно, глаза, он, в немом восторге, пожирал глазами вырез расстёгнутой блузки соседки по парте, Казёнкиной, сосредоточенно склонившийся над партой. В вырезе, на фоне нежно-розовой кожи, топорщился бежевый краешек лифчика.
- " ...Там же, где к подрывной деятельности империализма добавляются ошибки и просчёты во внутренней политике, возникает почва для активизации враждебных социализму элементов. Так произошло в братской Польше, где противники социализма, при поддержке внешних сил, создавая анархию, стремятся повернуть развитие событий в контрреволюционное русло. Как было отмечено на последнем пленуме ЦК ПОРП, в Польше возникла угроза основам социалистического государства. Мы социалистическую Польшу, братскую Польшу, в беде не оставим и в обиду не дадим..."
Волоокая, стройная, как газель; Казёнкина, почувствовав прожигающий, как луч прожектора, взгляд соседа, порывисто выпрямилась; густо покраснев, поспешно застегнула блузу до подбородка.
- "...Империализм развязал настоящую необъявленную войну против афганской революции. Это создало прямую угрозу в безопасности нашей южной границы. Такое положение вынудило нас оказать военную помощь, о которой попросила нас дружественная страна. Планы врагов Афганистана провалились. Продуманная, отвечающая национальным интересам политика Народно-Демократической партии и правительства Афганистана во главе с товарищем Бабраком Кармалем укрепила народную власть..."
Несколько учеников уже закончили; выпрямившись на стульях, - разминали руки и затёкшие спины. Послышались перешёптывания, смешки.
- "...Исходным пунктом партийного, политического подхода к экономике служило и служит неизменное программное требование - всё во имя человека, всё для блага человека...." - неразборчиво бубнил, тот же самый, запинающийся голос.
- Осталось две минуты. Кто не закончил, поторапливайтесь.- Выждав положенное время, Елена Владимировна прошла по рядам и раздала, приготовленные для диктанта, листы.
- Сейчас, Елена Владимировна! два предложения осталось! - умоляющим голосом простонал Ягодкин; чернявый, смуглый, стриженный под боксёра, с большим, как у Буратино, ртом и лопоухими, как у слонёнка, ушами.
- Разрешаю тебе не дописывать. Если тема раскрыта, я не снижу оценку. Приготовились, начинаем:
- "Ямщик поскакал, но всё поглядывал на восток. Лошади бежали дружно. Ветер между тем час от часу становился сильнее. Облако превратилось в белую тучу, которая тяжело поднималась, росла и постепенно облегала небо. Пошёл мелкий снег - и вдруг повалил хлопьями. В одно мгновение тёмное небо смешалось со снежным морем. "Ну, барин, - закричал ямщик, - беда: буран!"... Кто может назвать автора?
- Пушкин!
- Тургенев!
- Толстой!
- Кто за Пушкина? - пол-класса вскинуло руки. Повинуясь больше стадному чувству, к первой половине присоединились вторая.
- Молодцы. Начинаем с красной строки... "Едешь час-другой... Попадается на пути молчаливый старик-курган или каменная баба, поставленная бог ведает кем. Бесшумно пролетает над землею ночная птица, и мало-помалу на память приходят степные легенды, рассказы встречных, сказки няньки-степнячки и всё то, что сам сумел увидеть и постичь душою...". Не быстро диктую? все успевают?
- А Степнячка - это имя или фамилия няньки?
- Ни то, ни другое. Это женщина, всю жизнь прожившая в степи, и, на старости лет, нянчащая детей. Пишется в одно слово, через дефис; всё с маленькой буквы. Продолжаю: "И тогда в трескотне насекомых, в подозрительных фигурах и курганах, в голубом небе, в лунном свете, в полете ночной птицы - во всём, что видишь и слышишь, начинают чудиться торжество красоты, молодость, расцвет сил и страстная жажда жизни. И хочется лететь над степью вместе с ноч?ной птицей...". Написали?
- ....Да-аа!
- Кто автор? - класс робко молчал.
- Антон Павлович Чехов.
- А-аа, знаем, знаем! Каштанка, Каштанка!
- Толстый и тонкий - блеснул эрудицией отличник, красавец-брюнет Бондаренко.
- Ванька!... на деревню, дедушке! - подхватила Аксёнова; кругленькая, как колобок, девица в круглых очках.
- Неплохо. Ну и теперь, последний отрывок: "Полая вода в Дону начала спадать. Приторно-сладким клейким запахом тополей был напитан воздух. Около Дона сочные тёмнозеленые листья дубов дремотно шелестели. Обнаженные грядины земли курились паром. На них уже выметалась острожалая трава, а в низинах еще блистала застойная вода, басовито гудели водяные быки и в сыром, пронизанном запахом ила и тины воздухе, несмотря на то, что солнце уже взошло, густо кишела мошкара...". Это всё.
- Фу-у-х! - с облегчением выдохнул класс, выпрямляясь, откидываясь на спинки стульев.
- Ну, ребята, кто у нас написал про Дон?
- Шолохов. "Тихий дон" - опять опередил всех Бондаренко.
- Умница, Виталий! Вижу, ты много читаешь. А кто знает, какую самую престижную премию получил наш великий советский писатель, Михаил Александрович Шолохов?
- Ленинскую?
- Литературную?
- Брежневскую?...Больше вариантов не предлагалось.
- Нобелевскую. Слышали про такую? - ...класс безмолствовал.
- Ну, хорошо, это факультативный вопрос. - Посмотрев на наручные часики, Елена Владимировна решительно взяла в руки серые листы с бледно-фиолетовым текстом. - И, напоследок, в рамках школьной программы. - Она откашлялась.
- "Велик, могуч, правдив и свободен русский язык. Разнообразный, изящный, красочный; язык нашего народа, язык наших пятнадцати братских республик, так ярко талантливо воспет нашими великими русскими и советскими писателями и поэтами: Толстым и Шолоховым, Пушкиным и Маяковским, Чеховым и Зощенко... - она поднесла к очкам листок, вчитываясь в смазанные буквы - ... Их произведения переведены практически на все языки мира. Русский язык совершает своё победное шествие по всей планете. Во многих, дружественных нам, странах, выбравших, вслед за СССР, единственно верный путь построения самого справедливого общества - коммунизма: Польше, ГДР, Вьетнаме, Лаосе, Афганистане, на Кубе, и множестве других стран, изучение русского языка, как языка международного общения, включено в обязательную школьную программу. Да и странах угнетённого труда, десятки тысяч, миллионы людей учат наш великий язык, чтобы прочитать в подлиннике Тургенева и Достоевского." - Елена Владимировна опять, с беспокойством, взглянула на часики.
- Всё. Достаточно. До конца урока осталось несколько минут. Настоятельно прошу вас, внимательно перечитайте и ещё раз перепроверьте свои сочинения и диктанты на наличие грамматических и синтаксических ошибок.
Воцарилась полная тишина. Присев за стол, Елена Владимировна уложила серые листы в раскрытую папку, и, расслабившись, принялась смотреть в открытый оконный проём.
Из него, вместе с ласковым, тёплым ветерком, вливалось:
- "...Да, советские люди с уверенностью смотрят в завтрашний день. Мы оптимисты потому, что верим в свою Партию, знаем путь, который она указывает - единственно верный путь!" - и снова, сухая дробь аплодисментов.
- "Да здравствует коммунизм! - под многотысячный гул хлопающих ладоней, хорошо поставленный, железо-бетонный голос диктора стал торжественно докладывать радиослушателям происходящее. - "Присутствующие в зале встречают заключительные слова Леонида Ильича Брежнева бурной, долго не смолкающей овацией. Все встают. Под сводами дворца съездов звучат возгласы: "Слава Ленинскому Центральному Комитету Коммунистической партии Советского Союза!", "Слава великому советскому народу!", "Да здравствует нерушимое единство КПСС и Советского народа!...".
И вдруг...
...Иссиня-чёрный майский жук, с деловитым жужжаньем пролетавший мимо окна, внезапно застыл в воздухе. Жужжание смолкло. Под журчание репродуктора, увеличиваясь в размере, жук начал с калейдоскопической скоростью менять цвет: из иссиня-чёрного стал фиолетовым, тут же - синим, затем - зелёным, и через несколько мгновений - оранжевым. Став оранжевым, он вырос до размера апельсина, и начал стремительно крутиться вокруг своей оси, превращаясь из насекомого в шар.
Несколько сидящих за ближайшими партами учеников, тоже обратили внимание на это чудо; вместе с учительницей, затаив дыхание, принялись наблюдать, как оранжевый шар, продолжая надуваться, начал желтеть, раскаляться, становясь золотистым, следом - белым и, наконец, ослепительным.
Достигнув размера арбуза, ослепительный шар, плавно и медленно, влетел через оконный проём в класс, и, продолжая вращаться, замер в воздухе между учительским столом и первой партой.
Произошедшее не укладывалось ни в какие рамки. Елена Владимировна, тихонько ойкнув, застыла на стуле.
Сидевший за первой партой Парненков, несмотря на свои внушительные габариты, опереметью выскочил из-за стола, едва не опрокинув его. На пол, с шумом и треском, посыпались школьные принадлежности.
Висящий на уровне человеческого роста шар, замедляя вращение, стал блёкнуть. Внутри него замерцали, переливаясь, малиновые и вишнёвые точки. Так же неожиданно быстро, шар стал гаснуть: оранжевый - зелёный - синий - фиолетовый - пепельно-серый, и... - Пык! - лопнул, как обыкновенный мыльный пузырь. Плавно кружась в воздухе, на пол спланировали три ярко-белых листа.
Придя в себя, Елена Владимировна, встала. Пытаясь казаться спокойной и невозмутимой, произнесла слегка дрожащим голосом.
- Спокойно. Никакой опасности нет. - хотя, все и так это видели. - Вероятно, это была шаровая молния. Такие случаи, когда молния залетает в помещение, известны. В нашем случае....
Что было "в нашем случае", осталось неизвестным. В этот момент победоносно задребезжал звонок, неся долгожданную благую весть; освобождая преподавателей и их подопечных от учебной маеты, разрешая, забыв обо всём на свете, окунуться в солнечное, пьянящее лоно весеннего дня.
Шум и гвалт, поднявшийся в классе, споря в громкости с дребезжанием, закружился, заметался по классу; отражённый и усиленный эхом от стен, окон и потолка, выскочил в длинный коридор этажа, соединяясь с шумом и гвалтом из соседних кабинетов. Объединившись в один ликующий, счастливый гомон, - молниеносно, как вспыхнувший в сухом стоге сена огонь, охватил звучным пожаром школу; выпрыгнув на улицу, заставил вздрогнуть, сидящих на скамеечках, старушек и, прогуливающихся с колясками, молодых мам,
Моментально позабыв о странном сверкающем шаре; возникшем из ниоткуда, и исчезнувшим в никуда, счастливые ученики, повскакивав, принялись собирать и укладывать свои принадлежности.
Когда гвалт нескольк утих, Елена Владимировна, указывая на край учительского объявила, объявила. - Урок закончен. Сдаём работы сюда. - И, выдержав паузу. - Домашнего задания... не будет.
- Ура-а-а-а-а!
Дима Ломакин, без разбора, махом, сгрёб причиндалы в синюю сумку с надписью "Москва-80" и улыбающимся олимпийским мишкой. Перекинув ремень через голову, он первым оказался на том месте, где лопнул шар; на ходу подобрав упавшие листы, вручил их Елене Владимировне, - Это из пузыря выпало. - и, сайгаком, понёсся к выходу. За ним, возбуждённо шумящим потоком, устремились остальные. В одну минуту галдящая масса вылилась из кабинета в коридор, оставив после себя перепуганную тишину и стопку, сданных на проверку, тетрадей.
Оставшись одна, Елена Владимировна, ещё не до конца пришедшая в себя, с минуту сидела, держа в руках поданные Ломакиным листы. Затем, машинально открыла красную папку и хотела было вложить их в неё. Но тут её внимание привлекло качество бумаги. Листы были плотные; ярко-белые, - не та низкосортная серость, которую выдавали в учебной канцелярии.
Она поднесла один из них поближе к глазам: "Странно. Текст вроде бы напечатан на машинке, но на бумаге нет вдавленностей - следов ударов рычагов с литерами. И шрифт странный, какой-то не такой. Любопытно". - надев очки, она принялась читать с произвольно выбранного места:
" ...окончания школы, пойти учиться на сисадмина. Профессия классная - можно работать на аутсорсинге, а парралельно, - подвисать Вконтакте или в фейсбуке, или заниматься самообразованием; гуглить про всякие инновации и нанотехнологии, У меня нет интернет-зависимости. Я не геймер, как Джураев и Погосян, которые круглые сутки в онлайне в контрстрайк или майнкрафт режутся - вечно спят на уроках. Можно пойти на брокера; биржа, акции, котировки, фьючерсы. Можно фрилансером, как мои одноклассники, Мамедов и Дзуциев..."
У Елены Владимировны поползли на лоб брови. Язык, вроде бы, русский. Но смысл повествования ускользал от неё: "Сисадмином? фейсбуке? гуглить? контро-страйк?" - В замешательстве, она протёрла замшевой салфеткой линзы очков и надела их снова.
"... в лизинг пару грузовых Хёнде, и раскрутить свой сайт "транспортные перевозки", как Абдурахманов. Можно легковушки, под каршеринг. Или, по франшизе, сразу готовый бизнес взять: фастфуд или сеть барбершопов. Либо свой старт ап придумать. Правда, необходим стартовый капитал". - "Бизнес? стартовый капитал?! - чушь на постном масле! Это всё у них; загнивающих и разлагающихся. И опять; буквы русские, а слова, из этих букв, непонятные. Кашеринг...- ну, это, наверное, что-то кашами связано; диетическое питание. Старап...- это, вероятно, - со старичками-пенсионерами. Фасфуд - это, вообще, тёмный лес; что-то очень агрессивное, как команда "Фас!"... Так. Что же там дальше?"
"...подрабатываю, по вечерам, вместе Джунайдовым, мерчендайзером в Дикси. На брендовые шмотки и гаджеты не ведусь, мне до версачей с айфонами пофиг - купил хуавей с четыре джи, перешёл с билайна на йотовский безлимитный интернет, и порядок; вотсап бесплатный..."
"Мер-чер-дар-зером? в Дикси? Ху...ху..нет, неприлично. - Кроме того, что автор, вместе с выходцем из Средней Азии, непонятно где, и непонятно кем подрабатывает, а потом покупает непонятно что, она решительно ничего не поняла. - Околесица какая-то!"
" ... жилищный вопрос решать. Я живу с родителями, с бабушкой и дедом, в малогабаритной трёшке. Папа с мамой вряд ли смогут помочь. Папа уже полгода на мели - у банка, в котором он работал, отозвали лицензию. У мамы, на службе, сплошные сокращения - кризис. Бабушке с дедом, пенсий, еле-еле на продукты хватает. Как устроюсь на работу, сразу возьму ипотеку; куплю студию в Новой Москве; где-нибудь в Троицке."...
"Жилищный вопрос? - Молодому специалисту квартиру от предприятия должны дать... Кто же позволит папе полгода сидеть без работы? - его же посадят; за тунеядство. Кризис? - у нас не бывает кризисов. И что это за пенсия, на которую не проживёшь?... Новая Москва... Троицк. - Елена Владимировна подошла к большой, в полстены, карте Москвы и Московской области; с трудом обнаружив, в левом, нижнем углу, Троицк, охнула..."Так. Что дальше?"
"Поклонник ЗОЖ. Увлекаюсь паркуром. Вейпы не курю. Энергетики не употребляю, тем более, - экстази и всякую другую дурь".
" Пакуром? Вейпы? Эхтази?!"
" ... скачиваю на флешку, и вечером, всей семьёй, смотрим без, доставшей всех, рекламы. Иногда бабуля просит скачать что-нибудь совсем древнее: типа Кобзона с Пугачёвой..."
"Хм-м, Пугачёва?"
" ...Хотя, может пойти в педагогический, на учителя русского языка, как бабушка? Русский я хорошо знаю. Спасибо Алтынгуль Ильхамовне! Я, единственный в классе, ну может ещё Сайныкрыддинов, именительный падеж от винительного отличаю. Я много читаю. Пушкина - топ десять лучших стихотворений. "Войну и мир" Толстого, в адаптации, все двадцать семь страниц, - от корки до корки..."
"Какая-какая учительница? - она приставила к листу указательный палец. - Ал-тын-гуль Иль-ха-мов-на.... Что такое Пушкин - топ десять? Это наш, великий Пушкин? - или однофамилец? "Война и мир", на двадцати семи страницах?"
"... за чистоту нашего языка. Бесит, когда в чатах рипостят смайликами, ИМХО, плз и ржунимагу. Пишу им: "Неужели сложно написать без сокращений, по правилам, а они: "Зачем? Ты нас и так понимаешь". - Понимаю, но мне за русский язык абидна".
Отложив, прочитанную по диагонали, страницу, Елена Владимировна взялась за следующую. Это оказался заглавный лист.
15 мая 2016 года
"Кем я хочу стать".
Сочинение ученика 11 "А" класса, средней школы номер 28
Куропаточкина Андрея Вениаминовича
"Как это - 11? У нас же десятилетнее образование.... Школа номер 28... Куропаточкин... Венеаминович...2016 год". - в задумчивости взяв карандашик, Елена Владимировна вывела - 2016, а под ним, в столбик - 1981. С математикой у неё всегда были нелады. Отняв от шести один, она, в оцепенении, задумалась. Наконец вспомнив, что нужно занять десяток с левой цифры, произвела вычисление.
"35...выходит, если она в своём уме... - закрутилось в голове. - Но, подождите, её адекватность и вменяемость, десять минут назад, оценивали тридцать, с лишним, пар глаз. Ослепительный шар - не причудился же он ей; все его видели. Ломакин листы подал... Получается, - эта тарабарщина, не что иное, как сочинение её будущего, ещё не родившегося, внука?! - Да нет. Не может этого быть. Смешно". - Уголки её губ начали растягиваться. Неожиданно, она прыснула; после, уже не сдерживая себя, заливисто, на весь класс, рассмеялась.
Неожиданно, в центре стопки из трёх, сложенных один на другой, листов, вспыхнула огненная точка. Беззвучно расширяясь, она, превратившись в сверкающую по краям огненными язычками прореху, стала пожирать ярко-белую бумагу. Привыкшая сегодня к всяческого рода чудесам, Елена Владимировна, наблюдала за переливающимися огоньками задумчиво и отрешённо. Через несколько секунд всё было кончено; ни дыма, ни запаха, ни даже пепла.
В класс, гремя инвентарём, зашла уборщица, Клавдия Ивановна в своём неизменном, белёсо-голубом халате, вылинявшим от бесконечных стирок с хлоркой, и светлой, прибирающей седые волосы, косынке. Деловито поставив на пол ведро, швабру, веник и совок, заговорила; будто запела.
- Здравствуй, мила моя! Что ж ты, бедна, всё высиживашь? Ужо все уроки-то позакончилися. Заучила всех. Беги скорее да хаты! - ласково причитая, Клавдия Ивановна не теряла ни секунды, сноровисто поднимая стулья на парты. - Глянь-ка в окнца-то. Красота божия, истинна крест! Бежи, ласточка ты моя!
- Действительно, чего это я сижу? - встрепенулась ласточка. - Бегу, Клавдия Ивановна, бегу! - она встала. В голове, занозой, крутилась мысль.
- Клавдия Ивановна, а как вы думаете, что у нас в стране лет через тридцать будет?
Не ожидавшая такого заковыристого вопроса, уборщица даже остановилась... опёрлась на спинку стула. - Что будет?... что будет... Эта, касатка моя, никаму не ведама... Один бог знат. - и, подумав, добавила. - Камунизьм в сэсэсере будет. - И снова принялась за работу.
Выйдя из класса, Елена Владимировна, двинулась по пустому, гулкому коридору, эхом разносящему цокот её каблуков. Добравшись до такой же опустевшей, как и вся школа, учительской, она, с великим облегчением, скинула ненавистные каблуки, и влезла в удобные, почти как домашние тапочки, туфельки.
Перекинув через руку лёгкий болоньевый плащ, разбалтывая портфелем, недавняя выпускница педагогического института сбежала по залитому солнцем крыльцу в весну. Оглядевшись по сторонам, - козочкой пропрыгала по школьному двору, ловко попадая в расчерченные мелом квадратики классиков. Из репродуктора лился бархатистый голос.
" ...Я так хочу, что бы лето не кончалось,
Чтоб оно за мною мчалось, за мною вслед.
Я так хочу, чтобы маленьким и взрослым
Удивительные звёзды дарили свет..."
Под волшебным действием солнца, песни, и, носящихся в воздухе флюидов беспечного, бесшабашного счастья, тревожные мысли о будущем незаметно улетучивались, испарялись, превращаясь в нечто эфемерное; призрачное; нереальное.
"Нет. Да, нет, просто причудилось". - Поставила она окончательный вердикт, шагая по тёплому, растрескавшемуся асфальту тротуара.
Из трещинок в асфальте - неудержимо, никого не спросясь, - пробивалась на свет дерзкая юная зелень.