Я-идиот, и когда но пришел, то я сразу ему об этом сказал. Он уселся в кресло, он молчал и улыбаясь смотрел на меня. У него было настолько противное лицо, что меня сжигало желание плюнуть ему в рожу. Но я знал, что из этого ничего не выйдет, что я даже не смогу попробовать. Вот поэтому, сидел и продолжал заниматься подбором слов, без всякого смысла. Ну, короче, тем к чему привык, тем чем занимается абсолютное большинство моих коллег.
Прошло десять минут, а он, сволочь, по-прежнему ничего не говорил. И если бы это была наша первая встреча, то я, с полной уверенностью, решил, что он не умеет разговаривать, лишь корчить свои противные гримасы, чем-то напоминающие одного известного литератора, который, слава богу, давно отправился на свидание со своими прародителями.
Я отвлекся, у меня в голове было что-то о сборе грибов, о рыбной ловле, кажется, о стрекозах и горячем песке, на памятном деревенском пляже. Я пытался сосредоточиться, чтобы обрести форму и смысл. А он продолжал молчать и улыбаться.Вот тогда я решил, что он разучился разговаривать.Взял, и перестал. Но бывает же такое. Не нужно делать из него культа, потому что он обычная сволочь. Ну, с одним дополнением. Слишком высокого мнения он о себе. Настолько, что в какой-то момент все поверили в то, что он способен на всё. Захочет одарит тебя. Захочет направит на нужную мысль. А однажды, он, как мне сказали, живьем сжег на костре одного видного редактора, который осмелился с ним спорить.
Было бы о чем, тогда еще куда ни шло. А так, потоковое творчество. Есть ли в нем смысл? Нет ли в нем смысла? Я всегда знал, что есть. Ведь такое огромное количество собратьев этим занимаются. Нет, они обидчивые.Признаться, даже очень. Лучше не начинать с ними об этом разговор. Лучше с ним, но так, чтобы в поддавки. Он ведь знает о том, что смысл есть.Еще он любит эти наречия, которые отделяются запятыми по обе стороны. Поэтому, я-идиот,их и вставляю куда только можно.
Прогнать бы его, чтобы больше не приходил. Или так, чтобы днем заявлялся, а то всё ночью, и ночью. Бывает спать хочется, но нет, придет, займет весь объем, что ни вздрогнуть, ни харкнуть. Затем начнет говорить. Долго так, однообразно, подобно заунывному дождю в промозглый сентябрьский вечер. Хотя, к черту его. Сам к себе пусть и катится. Я-идиот, мне придумывать что-то надо. Он же сидит в кресле, он же мне мешает. Ничего не идет в голову. И ещё хорошо, что он этой ночью молчит, что потерял способность излагать своё потоковое творчество.