Просекин Алексей Михайлович : другие произведения.

Орешки кедровые

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Написали вместе. Хотим знать ваше мнение.

   Станислав Патриев, Алексей Просекин
   Орешки кедровые
  
   Таежная трагедия
   Произведение написано на основе реальных событий.
   Первая сцена
   Солнечный летний день. Далеко-далеко в тайге, где на сотню километров нет ни человеческой души, стоит домик, которые таежные жители - охотники - обычно именуют зимовьями. Возле зимовья небольшая поляна. Здесь дымится костер с котелком, рядом стоит семилетний мальчик со светлыми растрепанными волосами и завязанными глазами и вытянутыми перед собой руками.
   ВАЛЯ: Не убежишь! Я знаю, где ты! Папка-а-а-а!!!!!!!!!!!!!!
   Не снимая повязки, продолжает говорить.
   ВАЛЯ: Больше всего я люблю землянику! Это сладкие ягоды, они как капли солнечного сока, который разбрызгали в траве! Но папка никогда не берет меня в тайгу за земляникой. Мы всегда ходим за брусникой. Мы собираем много брусники. Ее всегда так много, что мама потом месяц варит ее. У нас дома, наверно, уже сто банок брусники. Нет, двести! Мама всегда дает мне ее, когда я болею. Мама говорит, что это самая полезная ягода, поэтому она такая кислая и горькая. И растет она всегда там, где комары. Когда мы собираем бруснику, лето уже уходит от нас, становится холодно. Я знаю, откуда берется брусника. Комары кусают людей, они напиваются нашей кровью, потом застывают на болоте. В конце сентября брусника чернеет. Это высыхают капельки нашей крови в тайге. Зимой, когда мы едим ее, то собираем нашу кровь обратно.
   А земляника сладкая, но ее всегда мало. Она растет в июле, она растет там, где солнце. От брусники руки становятся черными, от земляники они пахнут солнцем. Руки... (Пауза).
   В тайге мало солнца, но я все равно люблю ходить в тайгу. Потому что хожу туда всегда с отцом. А еще мы ходим по шишки. Мы их собираем осенью и весной. Весенние шишки называют паданка. В шишках живут орешки... Орешки...
   Папка, я знаю, где ты!!!!!!!!!!!!!!!!!
   Бежит наугад. Из-за дерева выбегает отец, хватает сына, подбрасывает вверх. Отец ревет по-медвежьи, смеется.
   ОТЕЦ: Ага, попался! Я медведь!!! Сейчас кого-то съем!!!!!!!!!!!!
   Вторая сцена
   (ВАЛЯ, ОТЕЦ, МАТЬ сидят в своем доме. Накрыт стол, на столе ужин. ВАЛЯ пытается залезть ОТЦУ на колени).
   МАТЬ. Валюша, не мешай папе. Он устал.
   ОТЕЦ. Да ничего. Я уже как огурчик.
   МАТЬ. Ага, как соленый. Из рейса ведь только что.
   ОТЕЦ. Так я ведь еще в сауну заскочил.
   МАТЬ. В какую еще сауну?
   ОТЕЦ. Не говорил? У нас ведь на предприятии сауну открыли. Я как приехал, так туда сразу с мужиками. Недолго, правда, попарился. Но холод из спины уже вышел.
   МАТЬ. О, дак хорошо. Вон как Смирнов о вас заботится.
   ОТЕЦ. Да какой там Смирнов забоится. Построил баню, отчитался за три.
   МАТЬ. Ну, построил же.
   ОТЕЦ. Да что же, он своими руками сделал ее, а? И чего там делать-то? Он сказал - и сделали. Даром что начальник. Знаю я его, морду. Карманы только набивает.
   МАТЬ. Гриша, Гриша...
   ОТЕЦ. Что Гриша, Гриша. Мы тут горбатимся, значит, как ишаки. Людей нет, мне завтра вечером снова за руль. Едешь-едешь день и ночь. Глаза слипаются, на трассе дубак под сорок. А этот снова вон в очередной Гондурас полетел со своей секретуткой.
   МАТЬ. Что ж ты всем недоволен? Платит Смирнов вовремя, где у нас еще в поселке вовремя деньги дают? Кредит опять же дал. Что еще надо?
   ОТЕЦ. Кредит дал. Да что он, от доброты его дал? Мне же еще выплачивать
   полгода. Каждый месяц - раз и триста баксов как не бывало. Вот тебе и
   "Ауди" три года пользования.
   МАТЬ. Ладно, не кипятись, Гриша.
   ОТЕЦ. Даже не говори мне про него! Вот здесь мне уже Смирнов.
   МАТЬ приносит бутылку водки, берет рюмку, пытается налить ОТЦУ.
   ОТЕЦ. (накрывая рукой рюмку, решительно). Не буду.
   МАТЬ. В чем дело, Гриша?
   ОТЕЦ. Не буду.
   МАТЬ. Да пять капель, как ты говоришь.
   ОТЕЦ. Не буду. Ни пять, ни четыре, ни одной. Решил подзавязаться с этим. Немного. Подумал, а что мне не хватает? Все ведь есть, если разобраться-то. Дом есть, пожрать что - тоже. А главное - Валька, главное - ты. Мы вот иногда с мужиками пьем, тоже вот бывает, а я как подумаю о вас, и думаю, чего это я здесь? Чего мне не хватает?
   МАТЬ. Вот молодец-то!
   ОТЕЦ. Валька, чего нам не хватает? Нам не хватает классных мультиков. Включай!
  
   Ваня включает кассету с советскими мультфильмами. Счастливая семья у телевизора, все увлеченно смотрят мультфильмы.
  
   Третья сцена
  
   Все еще счастливая семья сидит за тем же столом перед тем же телевизором.
  
   ОТЕЦ. Вот так. А я говорю, наши мультики самые лучшие. Особенно про медвежат, "Винни-пух" там. Это вам каждый скажет. А все почему?
   МАТЬ. Почему, Гриш?
   ОТЕЦ. Все дело в том, что они ведь не только для взрослых, но и для детей.
   МАТЬ. Ой, тоже скажешь...
   ОТЕЦ. А что, скажешь. Вот для кого, по-твоему, мультфимы-то делают?
   МАТЬ. Для детей.
   ОТЕЦ. Но сначала они должны понравиться взрослым, а то кто их детям-то купит?
   МАТЬ. И правда.
   ОТЕЦ. Это евреи так делают, они знают, как подходить к нашим детям.
   МАТЬ. А ты у меня умный ты у меня, Гриша, хоть и не еврей. Валя, правда, папа у нас умный?
   ВАЛЯ. Он самый умный на свете.
   ОТЕЦ. Ну, да, почти как еврей. Включи-ка, Ваня, Первый канал. Новости глянем.
  
   Ваня включает Первый канал. В эфире - репортаж.
  
   Ведущая: "Сегодня утром стало известно о смерти российского бизнесмена Альфреда Сапина, руководителя десятка российских и зарубежных банков. Он погиб в африканской стране Ботсвана. По предварительным данным, смерть Альфреда Семеновича не связана с его бизнесом. Сапин разбился, упав с борта вертолета во время охоты на слонов. Вертолет, в котором находился российский предприниматель, преследовал одно из животных. Очевидцы говорят, что Сапин выпал, когда приготовился стрелять по слону. Падение произошло с нескольких десятков метров, охотник погиб, упав на пальму, откуда его тело пришлось доставать с помощью специально обученных обезьян. Как стало известно "Первому каналу", Сапин традиционно в это время года отправлялся на охоту в Ботсвану. Это недешевое занятие. Один день такой охоты обходится в несколько тысяч долларов..."
  
   ОТЕЦ. Ага, навернулся, голубчик! Так тебе и надо! Еще один долетался, соколик гребаный!
   МАТЬ. Да ладно, Гриш, пожалел бы.
   ОТЕЦ. А чего мне его жалеть? Он мне кто?
   МАТЬ. Ну, уже никто.
   ОТЕЦ. Правильно. Никто. Теперь он просто холодец.
   МАТЬ. Что еще за холодец, Гриш?
   ОТЕЦ. Обычный такой человеческий холодец. Когда человек падает с такой высоты, у него разбиваются все кости, он становится дрожащим, как холодец! (ОТЕЦ ругается матом.)
   МАТЬ. Гриша, ну, что ты про этот холодец. Прям при ребенке. И не матерись, а.
   ОТЕЦ. А чего мне не материться? Вот думаешь, им можно, да, по африкам на вертолетах? Вдохнул и раз - с тебя тыщу баксов, выдохнул - возьмите еще одну. И хоть бы хны! А тут: крути-крути баранку, а что накрутишь-то? Я вон только радикулит себе накрутил.
   МАТЬ. Ну, так что теперь, Гришенька?
   ОТЕЦ. А ничего! Ничего! Тебе это нравится, да? Да пошло оно все знаешь куда! Задолбало меня уже все!!! Понимаешь, задолбали!!! (Кричит, буйствует, ломает мебель).
  
   Четвертая сцена
  
   Мать вместе с Валей возле дома соседа КОЛИ, сотрудника милиции.
  
   КОЛЯ. Что, опять?
   МАТЬ. Снова, Коля.
   КОЛЯ. Ну, заходите.
  
   Мать с Валей входят внутрь.
  
   МАТЬ. И ведь на ровном месте, на ровном месте.
   КОЛЯ. Да-а, чего это он так.
   МАТЬ. Не знаю, Коля.
   КОЛЯ. А что это у тебя? Подглазник.
   МАТЬ. Опять дрался.
   КОЛЯ. Ох, Гришка!
   МАТЬ. Что-то делать, Коля?
   КОЛЯ. Пойду-ка я разберусь с ним.
   МАТЬ. Помоги нам, Коля.
   КОЛЯ. Все, меня это уже достало. Сидите тихо, а я пошел
   МАТЬ. Ой, спасибо тебе.
   КОЛЯ. Я с ним не как мужик. Я с ним как милиционер разберусь.
   МАТЬ. Только будь осторожней, Коля. Он не в себе. И вообще, знаешь ведь, он необычный человек.
  
   Коля надевает форму, берет с собой пистолет.
  
   КОЛЯ. Вижу, что необычный. Пейте чай. Где что на кухне - сама знаешь. Я пошел.
   МАТЬ. А где Маринка с Наташкой?
   КОЛЯ. Так в город сегодня с утра сорвались, завтра будут.
   МАТЬ. А может, тогда лучше не пойдешь, останешься с нами? А то ведь так страшно, Коленька.
   КОЛЯ. Нет, я пойду. А вы держитесь. Я скоро.
   МАТЬ. Господи, с таким синяком как же!
   КОЛЯ. Так давай я тебе намажу. Есть у меня тут мазь что надо. Садись.
  
   КОЛЯ достает мазь, начинает мазать.
  
   МАТЬ. Страшная я, Коля?
   КОЛЯ. Да нет, ничего в принципе.
   МАТЬ. Страшная. Я знаю.
   КОЛЯ. Да нет, говорю тебе. Это как типа косметика такая, необычная. Мажут ведь себя бабы всякой синькой. Ну, это в том же духе. Не обращай внимания. Тебе оно даже идет немного.
   МАТЬ. Правда?
   КОЛЯ. А че, я врать буду. Ну, я стартую.
   МАТЬ. Возвращайся скорее.
   КОЛЯ. Ничего, у меня есть на него управа. Я тут кое-что придумал. А вообще с сегодняшнего дня отучать будем Гришку от этого дела.
   МАТЬ. Спасибо тебе, Коленька.
   КОЛЯ. Ох, я кому-то сейчас задам.
  
   КОЛЯ уходит.
  
   Пятая сцена
  
   Отец один в доме. Он пьяный лежит на полу.
  
   ОТЕЦ. В сауну! На слонах, да! На слонах в сауну! Смирнов гадина. Начальник автотранспортного предприятия номер три! Поубивал бы!
  
   Стук в дверь. Голос из-за двери: "Откройте, милиция!"
  
   ОТЕЦ. Милиция? Пошла вон!
   ГОЛОС ИЗ-ЗА ДВЕРИ. Гражданин Епифанцев, откройте!
   ОТЕЦ. В гробу тебе откроется.
   ГОЛОС ИЗ-ЗА ДВЕРИ. Иначе мы будем ломать дверь.
   ОТЕЦ. Ломайте что хотите!
  
   Выламывается дверь, в комнату входит милиция в лице КОЛИ.
  
   КОЛЯ. Вот так вот. Лежим, значит, да. А Тонька с Валей у меня дома от тебя спасаются. И заявление она, кстати, написала. Так что я к тебе уже не как Коля, а как должностное лицо пришел.
   ОТЕЦ. Слышь, должностное лицо. А что там было-то?
   КОЛЯ. Разве не понял? Ты опять нажрался, выгнал своих на улицу. А там, знаешь, не май месяц. Отнять двадцать градусов мороза.
   ОТЕЦ. Ничего не помню.
   КОЛЯ. Помнил бы - не выгнал. Вставай давай.
   ОТЕЦ. А зачем?
   КОЛЯ. Да в общем ты прав, конечно, незачем в принципе. Только это... распишись здесь. Я ведь акт должен составить.
   ОТЕЦ. Какой это еще акт?
   КОЛЯ. Ну, что я провел с тобой профилактическую беседу про то, что драться в доме нехорошо. Тонька, она ведь, знаешь, в ментовку заявила на тебя.
   ОТЕЦ. Заявила таки?
   КОЛЯ. Ну, да. Ты ведь только в этом месяце третий раз их на улицу выбросил.
   ОТЕЦ. Какой?
   КОЛЯ. Третий, Гришок, третий. Зачастил ты что-то.
   ОТЕЦ. Зачастил, да. А как они там?
   КОЛЯ. У Тоньки фенарь такой левом глазу - что тебе сказать. Чего ж ты такой нервный, Гришан?
   ОТЕЦ. Кто нервный?!? Я нервный!?! Да я тя щас порву!!! (Неожиданно успокаивается). Что еще?
   КОЛЯ. Еще на груди у нее царапины такие странные. Будто когтями кто-то разодрал.
   ОТЕЦ. Да ну.
   КОЛЯ. Вот те и да ну. Сегодня они ночуют у меня, но, знаешь, Гриша, настораживает.
   ОТЕЦ. Настораживает. А я ведь и не помню.
   КОЛЯ. Буйный ты, Гриша, человечек. Ты бы это... поменьше, а? Нет, ну, в смысле, все мы, знаешь, бухаем. Но, знаешь, так ведь...
   ОТЕЦ. Да я даже не знаю, Коль, как это выходит. Что-то страшное у меня получается. С головой что-то. Ну.
   КОЛЯ. Да брось, с головой.
   ОТЕЦ. Правда. Знаешь, Колян, медведь в меня вселяется.
   КОЛЯ. Это "белочка" у тебя. Белая горячка в смысле.
   ОТЕЦ. Да не горячка это. Что я, "белочку" от медведя не отличу?
   КОЛЯ. От чего, Гришан?
   ОТЕЦ. От медведя.
   КОЛЯ. Головкой поехал, Гриша?
   ОТЕЦ. Он во мне, понимаешь?
   КОЛЯ. Давай я тебя на больничку хорошую устрою. Полечишься.
   ОТЕЦ. Нет, правда. Он здесь. Чувствуешь, вот здесь. Медведь, во мне. Он просыпается, выпьет и снова спит. Последнее время все чаще просыпается. Мерзнет потому что.
   КОЛЯ. Нет, ну, ты уже совсем, знаешь.
   ОТЕЦ. Правду тебе говорю. Это все он. Кто же, по-твоему, Тонечку с Валюшей прогнал.
   КОЛЯ. Ты и прогнал. А все потому что смотрел на них вот так.
   ОТЕЦ. Как - так?
   КОЛЯ. Как медведь.
   ОТЕЦ. Это и есть медведь.
   КОЛЯ. Да ну, Гришан. Хорош прикидываться.
   ОТЕЦ. Да говорю тебе: медведь это. Не я. Как это, сущность? Да, сущность, кажется, называется.
   КОЛЯ. Знаешь, может, не надо.
   ОТЕЦ. Надо, Колян. Хочешь, я его сейчас вызову.
   КОЛЯ. Кого это, Гришан?
   ОТЕЦ. Да медведя этого.
   КОЛЯ. Гриша, не надо!
   ОТЕЦ. Вот гляди на меня внимательно.
   КОЛЯ. Гриша! Смотри, я ведь как нападение на сотрудника оформлять буду.
  
   ОТЕЦ преображается, начинает как-то странно смотреть на своего соседа. В нем появляется что-то древнее, звериное. Будто в него и в самом деле вселяется медведь. С Колей что-то происходит: непонятно, он или пугается, или подыгрывает своему соседу.
  
   КОЛЯ. Гриша, я ведь знаешь, я ведь стрелять буду! На поражение.
  
   Коля нащупывает кобуру, пытается достать пистолет, наставить ствол на соседа.
  
   КОЛЯ. Прекрати!
  
   ОТЕЦ отбирает у него пистолет, выбрасывает. Зловеще надвигается на соседа. Тот перепугано отступает. ОТЕЦ смеется.
  
   ОТЕЦ (смеясь и возвращаясь в прежнее состояние). Ну, что, мент поганый, боязно?
   КОЛЯ. Да, блин, ну, и наложил я в штаны! Правда, что это с тобой такое?
   ОТЕЦ. Говорю же, медведь в меня вселяется. (Смеется).
   КОЛЯ. Да ну тебя!
   ОТЕЦ. Говорю тебе, это животное мое томе...тоте...мическое. Ну, с которым у меня связь.
   КОЛЯ. Гриш, ну да задрал ведь уже. Давай лучше расслабимся. А то что-то трусит меня всего после этого медведя твоего.
   ОТЕЦ. Так давай сбросим напряжение.
   КОЛЯ. Ну, можно, конечно.
   ОТЕЦ. Только сходить надо.
   КОЛЯ. Ну, я могу, не проблема. Только это... Гриша, зарплата у меня восьмого...
   ОТЕЦ. А-а, да ты за это не парься. Деньги есть. Чо, в первый раз, что ли?
  
   ОТЕЦ достает деньги, отсчитывает.
  
   ОТЕЦ. Ну, сколько брать будем? Одну или две.
   КОЛЯ. Не знаю, одну, наверное, лучше будет.
   ОТЕЦ. А может, две?
   КОЛЯ. Может, и две.
   ОТЕЦ. Или одну?
   КОЛЯ. Давай две. Одна останется.
   ОТЕЦ. Соображаешь. А то я думал, что в милиции... Кстати, как же ты купишь, если час ночи?
   КОЛЯ. Разве можно отказать милиционеру при исполнении? Что я, зря форму сегодня надел.
   ОТЕЦ. Ну, давай. Одна нога здесь, другая там. А я пока приготовлю что-нибудь.
  
   Шестая сцена
  
   Друзья расслабляются: у них на столе выпивка, пельмени или еще что-то в этом духе. Они смотрят телевизор. Там показывают теннис.
  
  
  
   ОТЕЦ. Вот теннис, да. Никогда не понимал. Вот что это за спорт такой голимый.
   КОЛЯ. Отстой, как говорит моя Наташка.
   ОТЕЦ. Полный отстой. Но мне кажется, шарик здесь гонять туда-сюда это не главное.
   КОЛЯ. А что главное, Гриш?
   ОТЕЦ. Главное в теннисе - это теннисисточки.
   КОЛЯ. Опачки!
   ОТЕЦ. Ага. Ну, понимаешь, я думаю, там все так устроено. Короче, они там набирают сиськи с попами.
   КОЛЯ. Где набирают?
   ОТЕЦ. Коля, ты что, дебил? В теннис записывают девок разных фигуристых, ну, еще чтоб рожи были как следует.
   КОЛЯ. А-а.
   ОТЕЦ. А потом дают им эти ракетки с мячиками и заставляют всем этим трясти на этом, на корте. А что там кто кому гол забил, так это дело десятое.
   КОЛЯ. Ого. Теория!
   ОТЕЦ. Да какая там теория. Жизнь как она есть. Рубишь, все оно, чтобы нас дразнить придумано, а ракетки-маетки, мячики-хреначики это для проформы только. Понял?
   КОЛЯ. Понял. Умный ты у нас, Гриша.
   ОТЕЦ. Все так говорят.
   КОЛЯ. Правильно. Подожди, но есть же и мужской теннис.
   ОТЕЦ. И что?
   КОЛЯ. А он для чего?
   ОТЕЦ. Для прикрытия.
   КОЛЯ. Надо же...
   (Пьют.)
   ОТЕЦ. Теннисистки - супер!
   КОЛЯ. Просто класс!
   ОТЕЦ. А вот моя Тонька никогда в теннис не играла.
   КОЛЯ. Да, это видно. Но и моя Любка - тоже.
   ОТЕЦ. Ага. Тоже видно.
   КОЛЯ. Почему так, Гриня?
   ОТЕЦ. Кто его знает, Колян.
   КОЛЯ. Может, мы неудачники?
   ОТЕЦ. Стопудово, неудачники. Даже ты.
   КОЛЯ. Да. И пофиг, что мент. Все равно неудачник.
   ОТЕЦ. Часто на лапу-то берешь?
   КОЛЯ. Ой, да уже забыл, когда было. Я ж не в ГАИ.
   ОТЕЦ. Никто не дает?
   КОЛЯ. Да за что?
   ОТЕЦ. Ясно.
   КОЛЯ. Знаешь, я вот подумал, а может, и нет всех этих теннисисток?
   ОТЕЦ. Наверное, все же что-то такое есть.
   КОЛЯ. А откуда ты знаешь?
   ОТЕЦ. Я недавно в Москве был.
   КОЛЯ. И чо, видел?
   ОТЕЦ. Ну, было там нечто. Там все эти теннисистки по-другому на улицах одеваются и на тачках крутых разъезжают. Не разъезжают, правда, а так, в пробках больше стоят.
   КОЛЯ. А может, нам лучше жить так, будто их нет?
   ОТЕЦ. В смысле.
   КОЛЯ. Ну, выключить телевизор и все. Их не будет.
   ОТЕЦ. Ага! А потом включаешь, а они тут как тут!
   КОЛЯ. Вот суки! А мы живем тут, как в берлоге.
   ОТЕЦ. Ну! Вот от этого медведь и просыпается!
   КОЛЯ. Ой, блин.
   ОТЕЦ. Ничего, я в тайге от этого скрываюсь.
   КОЛЯ. Да уж, ты почти и не вылезаешь оттуда. Чего ты там такое разыскиваешь?
   ОТЕЦ. Да такое.
   КОЛЯ. Говори, что там шаришь? Уходишь без ружья, без удочки. Возвращаешься пустой.
   ОТЕЦ. Да какая разница.
   КОЛЯ. Учти, я мент. Знаю все.
   ОТЕЦ. Ладно-ладно, мент. Давай-ка лучше еще.
   КОЛЯ. Угу.
   Наливают.
   ОТЕЦ. Давай уж в таком случае за женщин.
   КОЛЯ. Хорошая идея.
   ОТЕЦ. Надеюсь, Тонька не вернется.
   КОЛЯ. Конечно, не вернется. Ты ее так напугал. Медведь.
  
   Оба пьют.
  
   ОТЕЦ. А я, кажется, знаю, чего ты сегодня пришел.
   КОЛЯ. Гриша, не хами сотруднику.
  
   Седьмая сцена
  
   ОТЕЦ и ВАЛЯ в зимовье, находящимся глубоко в тайге. Ночь. Сын спит, отец сидит возле него.
  
   ОТЕЦ. Хорошо тут. Люблю тайгу, потому что здесь всегда тихо. Люблю тишину. Когда вообще ничего. Когда пусто. Не знаю, я, наверное, странный какой-то, мне всюду громко кажется, даже у нас в поселке. А как в городах-то люди живут? Я бы с ума сошел, хотя денег там больше, это факт. В тишине можно делать что угодно.
  
   Молчит. В это время просыпается Валя, оглядывается в полной тишине, кричит.
  
   ВАЛЯ. Медведь!!! Медведь!!! Папка, медведь!!!
   ОТЕЦ. Тихо, тихо, Валечка!
   ВАЛЯ. Я видел медведя!
   ОТЕЦ. Ну, что ты, что ты? Какой медведь? Это Винни-пух, он не страшный! Иди ко мне.
  
   Отец успокаивает его. Валя садится за стол, мы можем видеть только Валино лицо, которое освещено слабым светом примуса.
  
   ОТЕЦ. Все хорошо, Валечка. Спокоен?
   ВАЛЯ. Спокоен.
   ОТЕЦ. Ну, и молодец. Начнем?
   ВАЛЯ. Начнем.
   ОТЕЦ. Ну... Начали... Хм... Я буду тебе задавать вопросы сейчас. А ты как можно подробней на них отвечай. Знаешь, что такое подробно?
   ВАЛЯ. Да, это когда много об одном об чем-то говорят.
   ОТЕЦ. Ну, фактически правильно. Знаешь, что такое фактически?
ВАЛЯ. Нет.
ОТЕЦ. Ну, неважно. Давай начнем. Ты папу любишь?
ВАЛЯ. Да. Я папу люблю. И маму люблю. И Мишу люблю. И дядю Ваську люблю, он мне всегда конфеты "Мишка" приносит. Вот столько. И бабулю люблю. И деду. Но они умерли, а мама говорила, что уехали.
ОТЕЦ. А как ты думаешь, Валя, папа тебя любит?
ВАЛЯ. Папа очень-очень-очень-очень-очень-очень сильно меня любит.
ОТЕЦ. А почему ты так думаешь?
   ВАЛЯ. Он большой и добрый-добрый. А когда пья... сонный - смешной даже - хих! Полотенце на голову надевает и пляшет по избе!
ОТЕЦ. А папа тебя когда-нибудь бил? В угол ставил? Как он тебя наказывал вообще?
ВАЛЯ. Если че-то нехорошее сделаю, он ругается так очень-очень тихо. Как будто шепчет. И молчит. Мы когда с Мишкой плафон разбили, он долго молчал. А потом сказал, что делать так - нехорошо. Мы больше так не делали. Честное слово. Папа меня никогда не обижал. Он говорит, что я маленького роста, а маленького роста обижать не буманно.
ОТЕЦ. Как? Не что?
ВАЛЯ. Не буманно.
ОТЕЦ. Ясно. А с мамой они ругались? Ругаются, то есть?
ВАЛЯ. Они много-много кричат друг на друга, а потом целуются. И меня гулять потом отправляют. Я знаю зачем.
ОТЕЦ. Ну и зачем?
ВАЛЯ. Чтобы спички пожечь и свечки. А то мы можем обжечься.
ОТЕЦ. Понятно. А часто мама с папой друг на друга кричат?
ВАЛЯ. Да. Два раза.
ОТЕЦ. Два раза? Точно?
ВАЛЯ. Да. Я считать до десяти умею. Они два раза ругалися. Один раз и два раз. Два раза.
ОТЕЦ. Папа маму никогда не бил?
ВАЛЯ. Нет. Он только дяде Ваську один раз подзатыльник дал. Потому что тот нехорошие слова говорил.
ОТЕЦ. Вы с папой часто вдвоем гуляете?
ВАЛЯ. Да. Он меня в город возил и тама в парк водил. Там большое такое колесо. Мы на нем каталися. И мороженое с папой кушали, и...
ОТЕЦ. Верю. А маму папа любит?
ВАЛЯ. Он ее так любит, что даже целует!
ОТЕЦ. Ясно. Валя, расскажи, пожалуйста, как вы с папой ходили за кедровыми орешками. И что и как вы там, на заимке, с папой делали.
ВАЛЯ. Ну, папа такой говорит "я пойду за орехами", а я - с ним. Мы пошли. Ну, сначала собрались, конечно, такие. Одежду надели. Еду в рюкзак взяли, горбовик - вот такой! Папа нож свой большой взял. И мы поехали. До кордона доехали, а потом, такие, пошли. Идем, идем, идем, идем, идем. Идем. Идем. Вечером на заимку пришли.
   ОТЕЦ. А ты знаешь, что орехи весной не собирают?
   ВАЛЯ. Папа сказал, мы специальные орехи собирать будем. Весенние. Это шишки, с осени которые в землю упали. Паданка называется.
ОТЕЦ. Понятно. Что дальше было?
ВАЛЯ. Мы с папой тушенки покушали. И спать, такие, легли.
ОТЕЦ. Ты с папой?
ВАЛЯ. Ну да, вдвоем. Там... здесь... кровать одна. И пахнет вкусно, сосновыми шишками.
ОТЕЦ. Папа в тот вечер пил?
ВАЛЯ. Мой папа вообще никогда водку не пьет!
ОТЕЦ. А кто минуту назад говорил, что он, когда пьяный - смешной?!
ВАЛЯ. Сонный - смешной. А, ну так он давно пил. Очень давно. Целый месяц назад. А потом сказал - пить больше никогда не буду!
ОТЕЦ. И не пил с этого времени?
ВАЛЯ. Я же тебе говорю - он не пьет.
ОТЕЦ. И все?
ВАЛЯ. Все.
ОТЕЦ. И что потом?
ВАЛЯ. Он дал мне попить и меня сон обуял.
ОТЕЦ. Чего?!
ВАЛЯ. Ну, говорят так, когда засыпаешь - сон обуял.
ОТЕЦ. А что еще?
ВАЛЯ. И все еще.
   Сон уносит Валю далеко-далеко.
  
   Восьмая сцена
  
   Та же обстановка. В зимовье ОТЕЦ и Валя.
  
   ОТЕЦ. Понятно. Так. Валя. Теперь пойдут те вопросы, о которых мы с тобой уже не раз говорили. Тебе не тяжело? Отдохнуть не хочешь?
ВАЛЯ. Нет.
ОТЕЦ. Тебе не сильно больно?
ВАЛЯ. Пока нет.
ОТЕЦ. И что дальше было?
ВАЛЯ. А потом папа пьяный стал...
ОТЕЦ. Ага! Так папа все-таки пил?!
ВАЛЯ. Нет. Я же говорю, он у меня не пьет! Никогда! Никогда! Он спать хотел. Сонный был, как будто пьяный. Вот и я говорю, как пьяный стал.
ОТЕЦ. И что он, как пьяный стал?
ВАЛЯ. Ничего он не стал. Он сам, как пьяный стал.
ОТЕЦ. И заснул?
ВАЛЯ. Да.
ОТЕЦ. Тебе видно было, как он засыпал?
ВАЛЯ. Нет. То есть да.
ОТЕЦ. Так да или нет?
ВАЛЯ. Ну, он спать лег, когда мне уже что-то снилось.
ОТЕЦ. А потом?
ВАЛЯ. А потом пришел медведь. Медведушка косолапый.
ОТЕЦ. Куда пришел?
ВАЛЯ. На заимку. А потом в дом. Папа такой пья... сонный был, что дверь плохо закрыл.
ОТЕЦ. И что медведь сделал?
ВАЛЯ. Он дверь выломал.
ОТЕЦ. А потом?
ВАЛЯ. Потом он откусил мне обе ручки и обе ножки.
ОТЕЦ. И ты ничего не чувствовал, когда он тебе ножки с ручками откусывал?
ВАЛЯ. Ничего. Я спал.
ОТЕЦ. Ты спал и не видел Мишку косолапого?
ВАЛЯ. Нет. Я крепко спал.
ОТЕЦ. А мы с тобой разве не говорили о том, что ты видел Мишку косолапого, Валя?
ВАЛЯ. Да. Я видел Мишку косолопого.
ОТЕЦ. И что он делал?
ВАЛЯ. Он выломал дверь, он большой, страшный был. Белый мишка. Он ударил папу по голове и откусил мне ручки и ножки.
ОТЕЦ. Бурый мишка, Валя. Тут не бывает белых мишек. Он откусил и убежал, да?
ВАЛЯ. Да.
ОТЕЦ. Тебе было больно?
ВАЛЯ. Я сознания потерял, так больно было.
ОТЕЦ. А потом когда ты проснулся, что с тобой было, Валя?
ВАЛЯ. Меня папа перебинтовал. И дал небезболющего.
ОТЕЦ. Обезболивающего.
ВАЛЯ. Ага. Вот этого. Как конфетка. И он мне вилки в кутляпки воткнул, чтобы я кушать мог.
ОТЕЦ. Культяпки, Валя. Запомни - это называется культяпки. И никаких вилок тебе папа в ручки и ножки не втыкал. Не ври. Он их тебе бинтиком привязал. И чуть-чуть в косточку врезал, чтобы они держались. Хорошо?
ВАЛЯ. Хорошо.
   ОТЕЦ. А что было потом?
   ВАЛЯ. Папа сказал, что я должен есть орешки.
   ОТЕЦ. А зачем?
   ВАЛЯ. Папа сказал, что умрем с голода, если не съедим. И тогда нас самих съест медведь.
   ОТЕЦ. Медведь?
   ВАЛЯ. Да, он ведь злой, белый
   ОТЕЦ. Бурый, Валя, бурый!
   ВАЛЯ. Бурый. Медведь, любит орешки.
   ОТЕЦ. Валя, а когда ты ел орешки, у тебя еще были ручки и ножки?
   ВАЛЯ. Были... нет, не были...
   ОТЕЦ. Тебя папа кормил с ложки?
   ВАЛЯ. Да, с ложки. Нет, сначала я сам ел ложкой.
   ОТЕЦ. Когда это было?
   ВАЛЯ. Когда мне медведь откусил правую руку.
   ОТЕЦ. Ты ел левой?
   ВАЛЯ. Да.
   ОТЕЦ. Без одной руки?
   ВАЛЯ. Да, ее забрал медведь.
   ОТЕЦ. Что было потом?
   ВАЛЯ. Потом медведь откусил мне вторую руку.
   ОТЕЦ. И что потом?
   ВАЛЯ. Потом пришел папа. Он сказал, что отрубил у него вторую лапу. Папа сильный, его все называют Григорий Сергеевич. Он сварил вторую лапу и сделал из нее суп. Потом ножки... медведя.
   ОТЕЦ. А что было потом?
   ВАЛЯ. Папу тогда забрал медведь.
   ОТЕЦ. Он снова приходил?
   ВАЛЯ. Да, он пришел и сказал: я забрал твоего папу
   ОТЕЦ. Ясно. А что было потом?
   ВАЛЯ. Я уснул. Мне снилось, что у меня есть руки. Я поймал медведя, побил его, отобрал у него папу. Я проснулся вместе с ним... Я люблю папу и конфеты. А орешки не люблю.
ОТЕЦ. А потом, что было?
ВАЛЯ. Мне больно было очень. Папа меня накормил конфетками, и я уснул. И папа пошел искать медведя. А медведь испугался и убежал от папы далеко-далеко.
ОТЕЦ. Вот, молодец, какой, ты. Так, когда дяди придут им и отвечай. Только, скажи, что папу, наверное, медведь съел. Хорошо? Это игра у нас будет такая.
ВАЛЯ. Папа, а правда, что ты мне обратно ручки и ножки пришьешь?
ОТЕЦ. Правда, сынок. Пришью, конечно. Вот вернусь из отпуска и пришью. Ты только жди.
ВАЛЯ. Папа, а может, расскажем правду маме и дядям? Все равно же обратно все пришьют. И ручки и ножки?
ОТЕЦ. Сынок, дорогой, ты же знаешь, что мама, если узнает, что я водку пил - ругаться будет.
ВАЛЯ. Хорошо.
ОТЕЦ. Ну... Валя, скушай вот эту конфетку. Она горькая, но ты заснешь. И больно не будет. А проснешься - рядом будет мама. Она пришьет тебе ручки и ножки. Спокойной ночи сынок. Спокойной ночи, мой маленький кедровый орешек. Моя безногая шишечка...
  
   ОТЕЦ озирается.
   ОТЕЦ (про себя). Кажется, идут уже. Где-то идут. Собак слышу.
   ОТЕЦ направляется к двери.
   ВАЛЯ. Папка, ты куда?
   ОТЕЦ. Я посмотрю, Валя, нет ли тут медведя.
   ВАЛЯ. Осторожно, папка!
   ОТЕЦ. Я осторожно, Валя. Будь умницей.
   ОТЕЦ покидает зимовье, ВАЛЯ остается один.
   ВАЛЯ. Папка, возвращайся.
   Девятая сцена
   Двое сидят на пустой сцене. У каждого в руках по рукописи. Сначала
   это не видно, но потом вырисовывается четко: оба щелкают кедровые орешки, складывая скорлупу в блюдце.
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. Ну, вот, типа того, короче.
   ВТОРОЙ ИЗ ДВУХ. Ясно. И это вся пьеса?
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. Ага. Ну, это, типа, о насилии, о медведе, что живет в каждом из нас.
   ВТОРОЙ ИЗ ДВУХ. Понял, не дурак. Так что же, он сына своего поел немного?
   ВТОРОЙ ИЗ ДВУХ. Ну, да. Он же паталог. Отец-паталог, который искусился хорошей жизнью. От этого у него с головой не лады. Такая вот фишка мрачная. Все как мы с тобой обговаривали.
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. Так что же оно действительно на реале замешано?
   ВТОРОЙ ИЗ ДВУХ. Ну, хочешь, будет на реале. Вырезки из газет подгоним. Десятилетию ужурской трагедии посвящается. Ставить будешь?
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. Ужурской трагедии?
   ВТОРОЙ ИЗ ДВУХ. Ну, да, это мой родной поселок в Алтайском крае, где оно все якобы и произошло.
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. Так якобы или произошло?
   ВТОРОЙ ИЗ ДВУХ. Ну, что-то такое - да, было. Места-то у нас там, знаешь, какие лихие. Каждый второй - ссыльный. Да что я говорю, каждый первый. Я ж тоже только что оттуда.
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. Так, значит, не было?
   ВТОРОЙ ИЗ ДВУХ. Было - не было. Какая разница-то. Да ты угощайся еще.
   ВТОРОЙ ИЗ ДВУХ насыпает ПЕРВОМУ ИЗ ДВУХ кедровые орешки в блюдце.
   ВТОРОЙ ИЗ ДВУХ. Так что, ставить будешь? Как тебе оно, кстати?
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. Ну, автентика есть, колорит местный. По-сибирски оно как-то. Орешки там, все такое. А заимка это что у нас, выходит, это избушка такая на курьих ножках в тайге?
   ВТОРОЙ ИЗ ДВУХ. Вроде бы. Уточнить надо. Так будешь ставить.
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. Автентика есть. (Мысленно примеряет что-то на сцене). Если домик среди тайги, здесь ручеек... А что такое это... горбовик?
   ВТОРОЙ ИЗ ДВУХ. Ну, это короб такой. Он как рюкзак на плечи вешается, только из фанеры, как правило, делается, чтобы ягода в нем не мялась и грибы. Вообще-то за шишками можно с простым рюкзаком ходить. Но мы...
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. Мы ради автентики.
   ВТОРОЙ ИЗ ДВУХ. Ага. А знаешь, что самое прикольное?
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. Ну?
   ВТОРОЙ ИЗ ДВУХ. Мы первые, кто застолбит это.
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. Ты о чем?
   ВТОРОЙ ИЗ ДВУХ. Ну, поедание человека человеком когда. И ведь ему самому его же ручонки и скормил. Отец родной - сынишку! Стопроцентный паталог. Подумай, какая суперпидерзия!
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. Просто мегапидерзия! Высокие отношения. Только знаешь, что-то я не уверен, что мы будем первые.
   ВТОРОЙ ИЗ ДВУХ. Все равно вот в таком вот объеме никто таких мраков не показывал. Знаешь, как нас поносить будут.
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. Ага, поносите, только фамилии правильно указывайте.
   ВТОРОЙ ИЗ ДВУХ. Так будешь ставить?
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. Автентика есть, конечно... Знаешь, что?
   ВТОРОЙ ИЗ ДВУХ. Ну?
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. Запомни: все произошло с твоим соседом, которого ты знал с пяти лет. Заруби себе это на носу. Ты знал его с пяти лет как совершенно нормального чувака, а он таким зверюгой оказался.
   ВТОРОЙ ИЗ ДВУХ. Да не говори, просто оборотень с горбовиком какой-то! И я ведь тоже мог на месте мальчонки оказаться. Ужурская трагедия, волосы дыбом!
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. И типа, я говорю, типа... у вас там все такие. Ну, типа. Намечек надо такой на это кинуть.
   ВТОРОЙ ИЗ ДВУХ. Ага.
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. И еще. Может, малость жесткача туда добавить?
   ВТОРОЙ ИЗ ДВУХ. Куда уж больше-то?
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. Ну, чтобы нас уж совсем жестянщиками назвали.
   ВТОРОЙ ИЗ ДВУХ. Ой, блин, даже не знаю. Может, он еще наркоман со СПИДом, чтобы уж полный боекомплект.
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. Ну, подумай, как можно добавить какой-то такой э...э... неукротимости.
   ВТОРОЙ ИЗ ДВУХ. "К теме неукротимой жестокости обратились молодые мастера сцены Дмитрий Фархутдинов и Виталий Шульгин..."
   У ПЕРВОГО ИЗ ДВУХ звонит телефон.
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ говорит в трубку: "Привет!.. Уже, кажется, узнал... Не ожидал просто... Ну, так... Ты же никогда мне первая не звонила... Вспомни-ка, за пять-то лет знакомства... Ну, непривычно, говорю... В смысле, почувствовала, что надо позвонить?.. В смысле, голос с небес?.. На дне рождения сейчас у кого-то?.. Ну, выпиваешь, да?.. Дома и просто решила позвонить? Говорю же: странно... Раньше тебя так не осеняло... Над постановкой работаю. Ага, пьеса очередная... Как про что?.. Про любовь, конечно... Отца к сыну... Отца и сына к медведю... Вот тебе и "ого"... Подожди, ты меня приглашаешь на свидание, я правильно понял? Ниче себе... Это свидание чем-то будет отличаться от наших прежних?.. Чем же?.. Хорошо, не буду спрашивать, откуда такая перемена... Скажу только как в американских фильмах: это слишком хорошо, чтобы быть правдой... В семь? Нет, к семи, может, не успею. Давай в половине восьмого, хорошо?"
   Разговор по телефону заканчивается.
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. Надо же.
   ВТОРОЙ ИЗ ДВУХ (Он все это время говорил следующее). "Понять причины этой жестокости, которая - будем честны с собой - есть в каждом из нас. Вот что попытались сделать режиссер и драматург. Дмитрий Фархутдинов: "Да, наша работа вызывает много нареканий, но поймите, мы помогаем докопаться до внутреннего медведя, который спит в каждом из нас, превратив наши души в берлоги. Мы смело посмотрели этому медведю в глаза, отбросив всякое ханжество". Виталий Шульгин: "Мы поняли: на земле ничего страшнее жестокости".
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. Хватит паясничать. Что у нас там дальше?
   ВТОРОЙ ИЗ ДВУХ. Что дальше? Подарок у меня для тебя.
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. Что еще за подарок?
   ВТОРОЙ ИЗ ДВУХ достает из кармана диктофон.
   ВТОРОЙ ИЗ ДВУХ. Во, видал? Тут все записано.
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. Что именно?
   ВТОРОЙ ИЗ ДВУХ. Тут медвежий рык как он есть. Это я для создания настроения сделал. Рисковал собственной жизнью, можно сказать.
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. В тайге записывал?
   ВТОРОЙ ИЗ ДВУХ. Практически. Вот, втыкай.
   ВТОРОЙ ИЗ ДВУХ включает диктофон, откуда вместо медвежьего рыка слышаться "голоса" других животных.
   ВТОРОЙ ИЗ ДВУХ. Ой, не то что-то. Подожди капельку. Минутку.
   ВТОРОЙ ИЗ ДВУХ включает диктофон. Но снова не находит нужных звуков.
   ВТОРОЙ ИЗ ДВУХ. Щас, щас. Где-то здесь.
   И на этот раз мы не можем услышать медвежьего рыка. Из диктофона только доносится истерический крик: "А ну отошел от клетки! Я те грю: а ну от клетки!!! Я кава-та ща в ментуру-то кааак сдам".
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. Качественный звук. В зоопарке писал?
   ВТОРОЙ ИЗ ДВУХ. В цирке.
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. Ясно.
   ВТОРОЙ ИЗ ДВУХ. Блин, что-то не найду. Давай сам тебе покажу, как рычит медведь.
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. Ну, уж, спасибо, пожалейте мой бедный мозг.
   ВТОРОЙ ИЗ ДВУХ начинает по-медвежьи рычать.
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. Знаешь, что-то в этом есть.
   ВТОРОЙ ИЗ ДВУХ. Так что делать-то будем?
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. Давай все же децл перепишем.
   Десятая сцена (она же немного переписанная шестая и другие)
  
   Отец в зимовье.
  
   ОТЕЦ. Хорошо тут. Люблю тайгу, потому что здесь всегда тихо. Люблю тишину. Когда вообще ничего. Когда пусто. Не знаю, я, наверное, странный какой-то, мне всюду громко кажется, даже у нас в поселке. А как в городах-то люди живут? Я бы с ума сошел, хотя денег там больше, это факт. У меня есть любимая музыка, только мне кажется, музыка она для того дана, чтобы не звуки слушать. Не звуки, а тишину. Конечно, кто-то придумывает такие звуки, что нам хочется их слушать и слушать. Но ведь это все для того, чтобы мы полюбили тишину, которая там тоже есть, даже в самых громких песнях. Она... она... даже между нотами прячется. Звуки, они ведь не сплошняком идут, а так: звук-тишина, звук-тишина. Кто-то звуки слышит, а я всегда ловлю тишину. И каждый раз думаю, что это тишина создала звуки, специально, чтобы привлечь к себе наше внимание. Тишина живая. Чем тише, тем больше жизни, надо только попросить прийти.
  
   (Замолкает, какое-то время сидит с полузакрытыми глазами, слушает тишину. Открывает глаза, оглядывается).
  
   В тайге все кажется, что кто-то смотрит на тебя. Отовсюду.
  
   ОТЕЦ прислушивается. Слышен шорох, шаги какого-то животного.
  
   ОТЕЦ. Кто здесь? А-а, это ты? Соскучился уже? Я тоже. Как ты тут жил? Не спалось, шатался? Я тоже шатался, успокоиться все не мог. Мы ведь, люди, тоже шатаемся. Вслед за душой. Да, зимой ты подходил к поселку, я чувствовал. Не мог я тогда выйти, дел было много. Я вот на этот раз с сыном. Валя, сын мой, ты как-то его видел, года три назад. Специально вот взял его с собой. Он поможет мне найти. Что, думаешь, совсем немного осталось? Да, я тоже это понимаю. Сегодня? Сегодня. Ну, и слава Богу. Пошел уже? Ладно, до встречи. Сытого тебе лета, сонной зимы. Спасибо за все. (Пауза. Слышны шаги удаляющегося животного). Ушел мой спаситель и заступник, ушел кабанчик клыкастый.
  
   Подходит к Вале.
  
   Валя, вставай, сынок.
  
   Валя просыпается.
  
   ВАЛЯ. Привет, папа.
   ОТЕЦ. Как ты себя чувствуешь?
   ВАЛЯ. Хорошо, папа.
   ОТЕЦ. Готов?
   ВАЛЯ. Да, папа.
   ОТЕЦ. Ну, и хорошо. Выпей сначала чаю.
  
   ОТЕЦ наливает из котелка чай, дает ВАЛЕ. ВАЛЯ пьет.
  
   ОТЕЦ. Ну, давай. Сначала как всегда, а потом беги и ни о чем не думай. Только говори, что видишь.
  
   ОТЕЦ снимает с себя свитер, футболку, остается в одних штанах, ложится животом на пол. Сын становится голыми ногами на его спину, начинает топтаться по ней. Собственно говоря, это такой массаж. ВАЛЯ планомерно прохаживается по спине ОТЦА, от лопаток до поясницы. Сначала он делает это медленно, затем все быстрее и быстрее. ОТЕЦ подсказывает: "Да, так, так. Давай, здесь, быстрей, пошел быстрей! Есть!". Незаметно оказывается, что ВАЛЯ бежит по спине ОТЦА. Что же отличает эти действия от просто массажа? ВАЛЯ пребывает в трансе.
  
   ОТЕЦ. Давай. Стань, благословясь, пойди, перекрестясь, из дверей в двери, из ворот в ворота... Рассказывай, что видишь!
   ВАЛЯ. Солнечный день. Я бегу босиком по полю с земляникой, трава режет ноги, но мне не больно.
   ОТЕЦ. Беги быстрее, Валя.
   ВАЛЯ. Я бегу, папка!
   ОТЕЦ. Давай, Валя, давай, сынок! Что ты чувствуешь?
   ВАЛЯ. Чувствую, как давлю ногами землянику.
   ОТЕЦ. А солнце? Где солнце?
   ВАЛЯ. Слева.
   ОТЕЦ. Надо, чтобы перед тобой было. Беги так, чтобы оно перед тобой стало.
   ВАЛЯ. Передо мной?
   ОТЕЦ. Просто протяни к нему руки.
  
   ВАЛЯ протягивает перед собой руки, продолжает бежать.
  
   ВАЛЯ. Протянул, папка. Как оно жжет, ох, как оно жжет!
   ОТЕЦ. Терпи, сынок, совсем чуток остался.
   ВАЛЯ. Так быстро я еще не бегал.
   ОТЕЦ. Ничего, уже скоро.
   ВАЛЯ. Трудно, папка, я не могу остановиться.
   ОТЕЦ. Продержись еще чуть-чуть. Ну?
   ВАЛЯ. Я отрываюсь от земли!
   ОТЕЦ. Прекрасно, Валя! А земляника?
   ВАЛЯ. Что земляника, папка?
   ОТЕЦ. Ты ее чувствуешь ее ногами?
   ВАЛЯ. Еще как чувствую. Все ноги в землянике.
   ОТЕЦ. Это замечательно!
   ВАЛЯ. Все, ничего не чувствую. Я лечу.
   ОТЕЦ. Супер!
  
   Внезапно ВАЛЯ спотыкается, кувыркается и падает на пол. ОТЕЦ подбегает к нему.
  
   ОТЕЦ. Валя, ты не ударился?
   ВАЛЯ. Ударился.
   ОТЕЦ. Что видишь, Валя?
   ВАЛЯ. Вижу озера, реки, водопады. Плывут острова. На них люди, песни поют, хороводы водят, костры жгут. Странные костры, папка, не горячие совсем. И все такое, ну... как облака.
   ОТЕЦ. А вода какая?
   ВАЛЯ. Как молоко вся. Белая.
   ОТЕЦ. Йесссссссссссссс! Наконец-то. Все хорошо, сынок.
   ВАЛЯ. Где я, папа?
   ОТЕЦ. Ты в Беловодье.
   ВАЛЯ. Что это?
   ОТЕЦ. Ну, это страна такая, волшебная.
   ВАЛЯ. Это не сон?
   ОТЕЦ. Немного сон. Немного не сон. Что ты там делаешь?
   ВАЛЯ. Кувшинки растут на озере, я хожу по ним. Я не тону и не проваливаюсь, а вода белая-белая.
   ОТЕЦ. Это оно. Зачерпни немного воды, полей-ка мне на спину.
  
   ВАЛЯ, находящийся в Беловодье, льет на спину ОТЦУ воду, который продолжает пребывать в зимовье. Видно, что ОТЦУ становится от этого легче. ВАЛЯ ходит по кувшинкам, ОТЕЦ рассказывает.
  
   ОТЕЦ. Мой прадед, Валя, Аристарх Корнеевич Епифанцев, священником был в Тамбове. Он всю жизнь служил в своем приходе, а потом вычитал в каких-то старых книгах о Беловодье, все бросил и уехал в Сибирь. Здесь он продолжил свои поиски. Не знаю, нашел ли прадед Беловодье. Но он мог зимой вечером в тридцатиградусный мороз уйти в тайгу босиком в одних штанах и вернуться утром как ни в чем не бывало. Местные жители побаивались его и считали немного сумасшедшим, хотя только он мог лечить от рака. Куда он исчез, никто не знает, но перед смертью у него родился сын Дмитрий, мой дед. Аристарх Корнеевич оставил ему записи, в которых все было о Беловодье. Но он ничего не искал, он в погиб в первый же день войны. Все продолжил мой отец, твой дедушка Сергей. Закончилось это тем, что он однажды ушел в тайгу и не вернулся. Но отец мне все время рассказывал о Беловодье, а в шестнадцать лет я нашел записи деда и понял, что это наше семейное дело. Еще я понял, что взрослым Беловодье не светит: грехов на нас, старых болванах, много. Найти его может только ребенок. Сегодня ты это сделал. Ну, и слава Богу!
  
   Увлекшись рассказом, ОТЕЦ понимает, что потерял связь с сыном, спохватывается.
  
   ОТЕЦ. Валя, ты здесь? То есть там?
   ВАЛЯ. Я здесь.
   ОТЕЦ. Расскажи еще, что видишь?
   ВАЛЯ. Голубые снежинки закручиваются в вихри, поднимаются с земли столбами высоко в самое небо. Я гуляю между ними. Вижу в каждой снежинке человеческое лицо. Одни с открытыми глазами - это живые. Другие с закрытыми - это мертвые. Три спящих снежинки так похожи на меня. Наверное, вон та дед Аристарх, та - Дмитрий, та - Сергей...
  
   ОТЕЦ достает припрятанный листок бумаги, внимательно читает.
  
   ОТЕЦ. Да, вот они, эти записи Епифанцева. Сбылось предсказанное. А тут всего три слова: "Ты обязательно найдешь!" Это уже тебе было.
  
   Сын гуляет по Беловодью, отец стоит посреди избы в полузабытьи. Внезапно с улицы слышится шум и голоса, звук вертолета. Голос в мегафон говорит: "Григорий Епифанцев, мы знаем, что вы находитесь в зимовье! Немедленно покиньте помещение! Вы окружены! Сопротивление бесполезно!"
  
   Голос МАТЕРИ: Гриша, Гриша, отпусти Валю!
   Голос соседа КОЛИ: Гриша, сдавайся! Выходи по одному с поднятыми руками.
   ОТЕЦ (Вале): Странно! Валь, ты слышишь, кричит кто-то.
   ВАЛЯ. Да нет, папка. У меня все тихо. Я с дедом разговариваю.
   ОТЕЦ. Что это? Я сошел с ума! Это не Беловодье, это... это... белочка... белая горячка.
   ВАЛЯ. Нет, папка, не бойся. Ты здоров, это они сошли с ума.
   ОТЕЦ. Они сейчас сюда ворвутся.
   ВАЛЯ. Не смогут. Здесь теперь все другое. Понимаешь?
   ОТЕЦ. Понимаю. Выйдем?
  
   ОТЕЦ с ВАЛЕЙ выходят из дома, оказываются на поляне перед избушкой. На них набрасываются КОЛЯ и МАТЬ. Вместе с ними находится какой-то незнакомый хорошо одетый мужик, который молча наблюдает за происходящим.
  
   КОЛЯ. Лежать!
  
   КОЛЯ быстро кладет своего друга на землю, наставляет на него пистолет.
  
   КОЛЯ. Не двигаться!
   МАТЬ. Валя, Валечка, ты где?
  
   ВАЛЯ появляется словно из ниоткуда.
  
   ВАЛЯ. Мама, я здесь.
   МАТЬ. Валя! (Обнимает сына).
   КОЛЯ. Ты арестован!
   ОТЕЦ. Коля, ты двинулся?
   КОЛЯ. Молчать! На тебе и так статья. Будешь выпендриваться - нападение на сотрудника оформим!
   ОТЕЦ. Какое нападение, Коль?
   КОЛЯ. Я тебе сейчас не Коль, а представитель закона! Вот уж не ожидал от тебя, Гриша, что ты еще извращенцем окажешься.
   МАТЬ. Отец-изверг, взявший своего сына в тайгу и надругавшийся над ним всеми известными способами.
   ОТЕЦ. Я вообще ничего не понимаю!
   КОЛЯ. Теперь поймешь.
   МАТЬ. Валя, что он с тобой делал?
   ВАЛЯ. Он мне показал Беловодье.
   КОЛЯ. Обалдеть!
   МАТЬ. Боже! Какой извращенец!
   КОЛЯ. Ну, ты, Гриня, даешь!
   МАТЬ. А ручки? Валя, где твои ручки?
   ВАЛЯ. Мама, вот они.
  
   МАТЬ смотрит на руки сына. Такое ощущение, что она только сейчас увидела его.
  
   МАТЬ. Целые. Слава Богу! (Целует ручки). А ножки? Тоже целые.
   КОЛЯ. Странно...
   МАТЬ. А разве ты не отрезал собственному сыну руки, ноги и разве не оставил его одного в тайге?
   ОТЕЦ. Вы в своем уме?
   ВАЛЯ. Они немного не в себе, но сейчас это пройдет.
  
   Валя смотрит вверх. Это начинает проходить. КОЛЯ отпускает ОТЦА.
  
   КОЛЯ. Погорячились, кажется, немного. Прости, Гришаня.
   МАТЬ. Слава Богу, ошиблись.
   КОЛЯ. А чего же мы это себе в голову такое взяли?
   МАТЬ. Ну, как что? Мы же культурные люди. Газеты читаем, в театр ходим. КОЛЯ. О! Оттуда об ужурской трагедии и узнали.
   ОТЕЦ. Ну. Как газеты почитали, так сразу о трагедии и узнали.
   МАТЬ. Ужурская трагедия! Просто волосы дыбом!
   КОЛЯ. Да-а, уж я чего только не повидал в жизни, а вот ужурской трагедии... Ужурской трагедии... нет, не видел. Не было такой. (Достает из кармана плоскую бутылочку коньяку, успокаивается).
   ОТЕЦ. Надо же. А кто это? (Указывает на незнакомого мужика).
   МАТЬ. Это Альфред Семенович Сапин.
   САПИН. (знакомясь). Позвольте: Альфред Сергеевич. Алик, если хочешь.
   ОТЕЦ. Гриша. Знакомое что-то.
   МАТЬ. Альфред Семенович нас сюда на вертолете привез.
   КОЛЯ. Главный спонсор мероприятия.
   САПИН. Ваша супруга уговорила. Слышь, говорит, в тайгу рвать надо.
   МАТЬ. Мы как узнали мы обо всем, так сразу дозвонились Альфреду Семеновичу, позвали на помощь. Ужурская трагедия - ой, как вспомню об этом ужасе, сразу мурашки по коже туда-сюда, туда-сюда, ну, надо же!
   ОТЕЦ. А чего именно его?
   МАТЬ. Ну, да. Ты ведь по телевизору видел его. Помнишь, еще завидовал? А когда сказали, что разбился, радовался: долетался, мол.
   ОТЕЦ. А-а, было что-то. Да разве же я завидовал.
   МАТЬ. В общем неважно. Главное, я звоню ему, рассказываю о трагедии, говорю: Гриша вам завидует. Если будет сопротивляться, так поговорите с ним. Вы ведь, наверное, авторитет для него.
   САПИН. А я вам так скажу, уважаемые. Звонок, значит, принимаю среди ночи. Все, ужурская трагедия, отец хапнул сына в заложники, в тайге шкерится, кушает малышку. Я сначала в непонятках такой: какая еще трагедия. А они: "Прилетайте на переговоры, он только вас послушает". Ну, я все бросил и сюда. Бросился, можно сказать, со всех ног.
  
   Все, кроме ОТЦА и ВАЛИ, замирают. Кстати, только теперь мы замечаем, что ВАЛЯ собирает ягоду.
  
   ОТЕЦ. Валя, что это? Кому я там завидовал, какая еще трагедия? Отец-изверг?
   ВАЛЯ. Понимаешь, отец, это было.
   ОТЕЦ. Было? Да с кем?
   ВАЛЯ. С тобой было. С ними было. Со мной.
   ОТЕЦ. Да как же..!
   ВАЛЯ. Было. Но мы все поправим. Помни, что мы нашли его. Всегда помни об этом.
   ОТЕЦ. Хорошо.
  
   ОТЕЦ и ВАЛЯ словно бы возвращаются ко всем остальным.
  
   МАТЬ. Альфред Сергеевич такой милый.
   САПИН. Да, после Ботсваны я совершенно другим стал. Не могу, понимаете ли, на горе людское просто так смотреть. Оно ведь, даже если шарики закрой, то и через веки пробиваться начнет.
   КОЛЯ. Да, в мозг стучаться.
   САПИН. Тем более ужурская...
   ОТЕЦ. ...ужурская трагедия.
   КОЛЯ. Вот именно!
   ОТЕЦ. В Ботсване, говорите? Но вы ведь вроде бы разбились.
   САПИН. Разбился, конечно. Только я ведь на пальму приземлился. А меня оттуда обезьяны достали специально обученные. Откачали, искусственное дыхание сделали. Разумные животные.
   ОТЕЦ. Ы-ы-ы... А как теперь-то?
   САПИН. Теперь нормалек. Вас вот прибыл спасать из бездны страстей нечеловеческих.
   МАТЬ (Показывая на Сапина). Вот он какой!
   ОТЕЦ. Спасибо, спасибо, конечно.
   САПИН. Ну, ты не тушуйся, звони в следующий раз, если чо. Знаете, у меня теперь душа такая чувствительная стала после Ботсваны. Ой, что об этом говорить.
   МАТЬ. Да чего же стоим-то? Давайте чаю с дороги выпьем, что ли, да и баню надо бы принять. А полетим утром, куда сейчас на ночь глядя. Альфред Сергеевич, не побрезгуйте таежным гостеприимством.
   САПИН. Даже и не подумаю, любезная Антонина Андреевна. Здесь-то перед кем понтоваться.
   МАТЬ. Гриша, Валя разводим костер, топим баню. Коля, доставай что там у тебя есть.
   КОЛЯ. А у меня уже ничего нету.
   САПИН. Да у меня тут недалеко полный вертолет всяких ништяков: и закуска, и выпивка.
   КОЛЯ. Замечательный вертолет, в отличном техническом состоянии! Давайте я оттуда что-нибудь принесу.
  
   Все начинают готовиться к чаепитию, топят печь в зимовье, превращая его таким образом в баню, разводят костер. Тем временем темнеет. САПИН отводит ОТЦА в сторону.
  
   Одиннадцатая сцена
  
   САПИН. Слы, Гришаня, дельце у меня к тебе есть реальное. Относительно ведения цивилизованного бизнеса, так сказать. Давай отойдем в сторону перетереть.
   ОТЕЦ. Ну, давайте.
  
   Отходят.
  
   САПИН. Тут вот жена когда твоя звонила, сказала, типа, ты в тайгу иногда выходишь, так идешь без удочки и без ружья. Странно, правда?
   ОТЕЦ. В Ужуре привыкли уже.
   САПИН. Ага, странным тебя считают.
   ОТЕЦ. Кто ж им доктор.
   САПИН. Я ведь знаю, чего ты ходишь?
   ОТЕЦ. Ну?
   САПИН. От меня теперь не скроешь. Я после Ботсваны просветленный.
   ОТЕЦ. Ну?
   САПИН. За золотишком ты ходишь.
   ОТЕЦ. Да, я подпольный миллионер.
   САПИН. Вот-вот. Намываете, гражданин Епифанцев, помаленьку драгоценный металл. В тайне от всенародного государства. Заначки потом делаешь в тайге.
   ОТЕЦ. У нас все тут такие.
   САПИН. Вот и хорошо. Так давай выведем твой капитал из тени.
   ОТЕЦ. Как?
   САПИН. Я скуплю у тебя все. Сто семьдесят рублей за грамм. (ОТЕЦ молчит). Сто восемьдесят. Хорошо, сто девяносто! Сколько у тебя там его? Килограмм десять-то будет? А потом через тебя у других буду скупать.
   ОТЕЦ. Хочешь золота? Ходи за мной. Здесь не далеко.
  
   Уходят. Появляются в другом месте, перед ручейком. Отец зачерпывает воду рукой, светит фонарем в ручей, куда смотрят оба.
  
   ОТЕЦ. Видишь?
   САПИН. Что?
   ОТЕЦ. Чешуйки желтые плавают.
   САПИН. Это то, что я подумал?
   ОТЕЦ. Почти. Здесь золото с примесями. Его мыть надо. Это долго. Руки мерзнут, отваливаются. А еще надо прятаться, если вертолеты пожарные летают: дело-то подсудное. Короче, не так это все просто.
   САПИН. Двести! Двести рублей за грамм!!!
   ОТЕЦ. Только зачем мыть. Реки, они ведь знаешь, как?
   Они его на террасы его выносят. Идешь после дождя, смотришь, выглядывают такие маленькие камешки, со спичечную головку. Их собирали в войну, меняли на хлеб потом в колхозе. И, главное, на том же месте снова после дождя появиться могут. Откуда что берется? Но и это не улов. Слитки надо брать. Только знать надо, где. Можешь узнать? (Смеется).
   САПИН. Ну!!!
   ОТЕЦ. Золото там, где кварц.
   САПИН. И что?..
   ОТЕЦ. Знаешь, как его искать? Нет? Показываю. Повторяй за мной. Берешь одной рукой, бьешь себя тихонько в висок. (Показывает, как искать кварц.) Она и вылетает.
   САПИН. Кто?
   ОТЕЦ. Как - кто? Мысль, конечно же. Смотри, как парит. И вот ты идешь за пущенной мыслью, смотришь, где она приземлиться.
   САПИН. Ах, ты об этом? Знаешь, братан, хорошая у тебя трава.
   ОТЕЦ. В тайге много травы. От всех болезней. Тебе какую?
   САПИН. Нет, спасибо, травы мне не надо. Я давно уже не курю.
   ОТЕЦ. А еще косуля, знаешь, как она прыгает? Ты подходишь к ней, а она поворачивает к тебе голову на девяносто градусов. Вот так ее тело, а вот так голова.
   САПИН. Правда, что ли?
   ОТЕЦ. Говорю тебе. Еще покажу. Потом ты подходишь к ней, подходишь. Тихо так, боишься шагнуть резко. Может, час идешь, может, два. Она вся - нерв натянутый. Тебе тоже не сладко: мошки-то знаешь, сколько. И вот ты идешь медленно, истекаешь кровью. Но ты идешь-идешь, смотришь ей в глаза, чего же она тебе сказать такого хочет, думаешь. И вот как начинает казаться, что комарье уже начинает кусать тебя в зубы, ты все-таки доходишь до нее, здороваешься: "Привет, - говоришь, - косулечка!" И все у тебя чешется, а дергаться не смей. Тогда она тебе тоже поклонится, как старому знакомому, расслабится. О! Принимает, значит. Значит, уже и погладить можешь, и от мошкары отмахнуться спокойно, а она не убежит уже. Считай, приручил. А тебе уже легко: оказывается, когда все так проделываешь, то комары, они плохую кровь у тебя забирают. Постоишь так с косулей минут двадцать, а потом как свистнешь! И она как поскачет! Как балерина. Балерин, правда, я живых не видел.
   САПИН. А я столько живых балерин... видел. Собственно, только живых и... видел. Слушай, а что, нельзя ее как-то сразу вальнуть, из ружьишка?
   ОТЕЦ. Один уже, кажется, вальнул однажды из ружьишка.
   САПИН. Точно. Было дело. Ага. Да, я ведь после Ботсваны просветленный.
   Хорошо у вас тут. Забить бы на все там и остаться здесь. Ручейки чистые, блестящие, косули опять же.
  
   ОТЕЦ и САПИН уходят.
  
   Все снова возле зимовья. Уже темно. У отца в руках котелок с кипятком. Он бросает туда травы, ягоды, которые ему дает Валя, шепчет над этим всем что-то, ставит котелок посреди стола.
  
   ОТЕЦ. Ну, что, друзья. Смотрим все в котелок.
  
   Все, кроме Сапина, начинают молча смотреть в котелок, будто что-то выглядывая там.
  
   САПИН. А чего туда пялиться-то?
   МАТЬ (САПИНУ). А мы всегда, когда в тайге, в котелок смотрим до того, как чай начнем пить. Видишь там Луну, звезды, пар - это облака. Мы вон те щепочки, которые - видишь? - нападали туда. Которые плывут. Одна из них ты.
   САПИН. Можно я буду вон тот.
   МАТЬ. Конечно. Твой выбор, ты ведь сегодня гость.
   САПИН. Благодарю.
  
   Все сначала смотрят на плавающие щепки. Это происходит в торжественной тишине. Затем ОТЕЦ берет котелок.
  
   ОТЕЦ. Давайте кружки.
  
   Все дают кружки, ОТЕЦ медленно, по очереди разливает чай. Все начинают пить. Делают это в полном умиротворении, не торопясь. Надо же, такая глубокая и, казалось бы, страшная дремучая тайга, на триста километров ни души (если мы, конечно, говорим о том, что души могут иметь только люди). А вот же, царит здесь полное умиротворение среди этих людей и того, что их окружает. Не верится даже, если честно. Вот пишем и не верим. А что делать: факт!
  
   САПИН. Как вкусно. Что вы туда добавили?
   МАТЬ. Самих себя.
   КОЛЯ. Ты там тоже есть.
   ОТЕЦ. Ну, что, пора?
   МАТЬ. Идем.
  
   Все медленно отравляются в зимовье: не забываем, что оно у нас теперь становится баней, из дверей которого клубится пар, подсвечиваемый примусом, находящимся в помещении.
  
   ОТЕЦ. Постой, Валя.
  
   Валя останавливается.
  
   ОТЕЦ. (Всем остальным). Вы идите. Мы сейчас. (Вале). Кажется, пора?
   ВАЛЯ. Да, самое время.
  
   Валя, уже знающий дорогу в Беловодье, отправляется в путь.
  
   Сцена.
  
   Беловодье. Озера, реки, водопады. Всюду в разных направлениях проплывают острова. На них люди: они поют песни, водят хороводы, костры жгут. Странные костры, не горячие совсем. И все такое, ну... как облака.
   Голубые снежинки закручиваются в вихри, поднимаются с земли столбами высоко в самое небо. Валя гуляет между ними. Видит в каждой снежинке по лицу.
  
   ОТЕЦ. Ты там, Валя?
   ВАЛЯ. Я здесь, папка?
   ОТЕЦ. Видишь их?
   ВАЛЯ. Вижу.
   ОТЕЦ. Вытягивай.
  
   И что вы думаете, гуляющий по всему этому великолепию Валя находит среди костров и вращающихся снежных вихрей ПЕРВОГО ИЗ ДВУХ и какую-то девушку. Молодые люди плывут друг к другу на плотах. ВАЛЯ издалека наблюдает за их разговором.
  
   ДЕВУШКА. Привет!
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. Привет!..
   ДЕВУШКА. А ты, кажется, не узнал меня.
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. Уже, кажется, узнал...
   ДЕВУШКА. Вон где встретились.
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. Не ожидал просто...
   ДЕВУШКА. Не ожидал, что вместе будем здесь?
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. Ну, так тут же совсем другое. А ведь там ты никогда мне первая не звонила.
   ДЕВУШКА. Да я только то и делала, что тебе звонила. Только ты не то слышал.
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. Когда? Вспомни-ка, за пять-то лет знакомства...
   ДЕВУШКА. Это только там пять. А на самом деле прибавь еще пятьсот. Вспомни-ка. А ведь не так ведь и много.
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. Вспоминаю.
   ДЕВУШКА. А здесь хорошо.
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. Ну, непривычно... После того, как там побываешь. ДЕВУШКА. А то я смотрю, тебя там совсем уже не туда понесло. Вот и решила тебе напомнить, кто ты есть.
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. Я ведь там над постановкой работаю. Ага, пьеса очередная.
   ДЕВУШКА. И про что?
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. Как про что? Про что и всегда. Про любовь, конечно, а зачем еще про что-то?
   ДЕВУШКА. Про любовь отца к сыну?
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. Ну, да, и отца к сыну, а еще отца и сына к медведю. Так что про экологию, считай.
   ДЕВУШКА. Ого.
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. Вот тебе и "ого". Так что, ты меня там приглашаешь на свидание?
   ДЕВУШКА. Даже не сомневайся.
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. Это свидание чем-то будет отличаться от наших прежних?
   ДЕВУШКА. После этой-то встречи - как небо от земли.
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. Хорошо. Значит, в семь?
   ДЕВУШКА. Как скажешь.
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. Нет, к семи, может, не успею. Давай в половине восьмого, хорошо?
   ДЕВУШКА. Я за тобой заеду.
  
   Двенадцатая сцена
  
   Снова на сцене ОТЕЦ и ВАЛЯ. ВАЛЯ все еще находится в Беловодье, ОТЕЦ перед зимовьем.
  
   ОТЕЦ. Валя?
   ВАЛЯ. Я здесь, отец.
   ОТЕЦ. Ты как?
   ВАЛЯ. Хорошо.
   ОТЕЦ. А, по-моему, мы неплохо поработали.
   ВАЛЯ. Так сколько Епифанцевых старалось.
   ОТЕЦ. Как ты вообще себя чувствуешь?
   ВАЛЯ. Я никогда не смогу тебе этого объяснить.
   ОТЕЦ. Ах, да, ты ведь там, я здесь. Но я постараюсь почувствовать. Давай так. Ты сейчас возвращаешься сюда, но приносишь с собой те чувства, которые сейчас переживаешь. Давай их сюда. Возвращайся и захвати с собой ощущения, а уж мы тут разберемся, что к чему.
   ВАЛЯ. Я не хочу возвращаться.
   ОТЕЦ. Как так?
   ВАЛЯ. Ты бы тоже не захотел.
   ОТЕЦ. Подожди! Как так?
   ВАЛЯ. А что мне там делать? Нет, папка, я остаюсь.
   ОТЕЦ. Валя, ты что?!?
   ВАЛЯ. Отец, ты нашел Беловодье. Спасибо!
   ОТЕЦ. Ты нас всех бросаешь?
   ВАЛЯ. Ну, почему же? Я всегда буду с тобой. Подсказывать тебе отсюда буду, как тебе жить.
   ОТЕЦ. Мне - жить? А сам-то ты что, умираешь?
   ВАЛЯ. У вас так принято говорить, но ты-то знаешь, что смерти нет.
   ОТЕЦ. Валя, вернись!
   ВАЛЯ. Папа, это же не смерть!
   ОТЕЦ. Валя, вернись! Я кому сказал.
   ВАЛЯ. А смысл, папа?
   ОТЕЦ. Слушай отца. Давай домой, я сказал.
   ВАЛЯ. Пустое, папа.
   ОТЕЦ. Да нет же никакого Беловодья! Это я его придумал. Оно здесь, в голове у меня. Нет его.
   ВАЛЯ. Хорошо придумал. Пока. Я буду приходить к тебе.
  
   ВАЛЯ удаляется куда-то вглубь Беловодья. ОТЕЦ бросается за ним, но он бессилен что-либо сделать: их миры не пересекаются.
  
   ОТЕЦ. Валя, куда ты! Валя, стой!
   ВАЛЯ. Мы встретимся здесь.
   ОТЕЦ. Нет, Валя, нет!
   ВАЛЯ. Ты же хотел, чтобы мне было хорошо. Мне хорошо.
   ОТЕЦ. Подожди! Валя, подожди! Ну, как же это так!
   ВАЛЯ. Ты сейчас думаешь только о себе.
   ОТЕЦ. Да, только о себе. Валя, побудь еще немного со мной. Совсем немного! Валя, я же отец твой!
   ВАЛЯ. Нет, папка!
   ОТЕЦ. Ага, я знаю, как к тебе попасть. Я сейчас со скалы сброшусь. Сразу к тебе.
   ВАЛЯ. Ты ведь и сам знаешь, что не попадешь ко мне, если сбросишься со скалы.
   ОТЕЦ. Валька-а-а!
  
   ВАЛЯ исчезает. ОТЕЦ, еще не веря в произошедшее, пытается ощутить потерю. Бросается из стороны в сторону, кричит небу, деревьям, тишине и темноте.
  
   ОТЕЦ. Валя!!! Валя, Валя, вернись! Пожалуйста! Ну, побудь еще со своим отцом неразумным! Валя, я молю тебя! Валька, сорванец, вернись, я сказал! Говорю тебе иди сюда! Валя, ну, какое Беловодье! Пошутил же я! Здесь тайга, не шутки шариться в одиночку! Валя!
  
   Уставший ОТЕЦ падает на землю. Продолжая звать Валю, ложится на живот, закрывает глаза. Тишина. Темно. Постепенно появляется свет, ОТЕЦ открывает глаза. Света становится больше. Мы видим, как Валя топчется по его спине.
  
   ОТЕЦ. Вернулся, таки, сорванец! Что же ты папку-то до инфаркта чуть не довел?
   ВАЛЯ. Ладно, папка, не парься.
   ОТЕЦ. (Пауза). Парься..! А кто первый на верхнюю полку?
   ВАЛЯ. Я!!!
  
   Оба встают, бегут наперегонки в баню. Отец по дороге спотыкается, ВАЛЯ вырывается вперед. ОТЕЦ успевает схватить его перед самой дверью. Вносит смеющегося сына в зимовье.
  
   Тринадцатая сцена
  
   Ночь, луна. Дымящиеся ОТЕЦ и МАТЬ стоят в простынях перед зимовьем, пьют оставшийся в котелке чай.
  
   ОТЕЦ. Ну, как ты себя чувствуешь?
   МАТЬ. Плохо.
   ОТЕЦ. Что такое? Неправильно натопили, наверное. Угарный газ. Ох, Колька.
   МАТЬ. Да не в том дело. Пар как раз хороший.
   ОТЕЦ. А что такое?
   МАТЬ. Коля! Вот так честно с поступать с человеком, скажи, а?
   ОТЕЦ. Уже чувствую, что нет, но скажи, в чем дело-то?
   МАТЬ. В чем дело? Вот ты рождаешься, да? Вот здесь, да, на земле. Не успеваешь как следует глаза продрать от рождения, а уже раз - и любишь!
   ОТЕЦ. Прости, я сегодня немного устал.
   МАТЬ. Устал он. Вот это честно, что тебя уже в двенадцать лет просто выбрасывают в любовь. Первых двенадцать лет своей жизни ты просто ползаешь, ешь, ходишь на горшок, учишься разговаривать. А потом тебя раз и мордой в любовь! И никто не говорит, что с этим делать-то. Ни в школе, ни родители тебе ничего не говорят. Просто ставят тебя - как это - перед фактом, вот закатывают тебе эту любовь сюда. И что хочешь, то и делай с этим, Тоня. Пусть она тебя порвет, пусть сожжет, мы за это не отвечаем, а чем дальше, тем ее еще больше. Что же это такое? А потом ты выходишь наспех замуж, а супруга твоего Гришей звать. "Здравствуйте, я Гриша. Я люблю тайгу, я там ищу что-то постоянно. Нет, я, конечно, оттуда не приношу, просто ищу, ищу".
   ОТЕЦ. Теперь все по-другому будет. Я обещаю. Пойдем, а то прохладно тут.
   МАТЬ. Нет, ну, скажи, честно, да?
   ОТЕЦ. Ладно-ладно. Ну, что ты, Тоня, ну.
  
   ОТЕЦ уводит МАТЬ зимовье.
  
   Сцена.
  
   Опять двое сидят на сцене, опять с рукописями.
  
   ВТОРОЙ ИЗ ДВУХ. Ну, вот так вот. В общих чертах, короче.
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. Знаешь, а мне че-то так больше нравится.
   ВТОРОЙ ИЗ ДВУХ. Да чего больше. Как ты это собираешься продавать? То ли дело там: Ужурская трагедия, отец - паталог.
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. Ладно-ладно, паталог, чем там у тебя все заканчивается.
   ВТОРОЙ ИЗ ДВУХ читает рукопись:
   "Зимовье-баня среди тайги. Дверь избушки открывается, изнутри валит пар. Из бани наружу выходят все участники действа: ОТЕЦ, МАТЬ, ВАЛЯ, КОЛЯ, САПИН. Они, очищенные и умиротворенные, словно плывут в белых одеждах, за ними через двери бани следуют все жители их небольшого поселка. За ужурцами следуют все жители Сибири, потом всей России и всего человечества..." Тяжело и пафосно.
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. Ладно, пусть будет так.
   ВТОРОЙ ИЗ ДВУХ. Ну, как хочешь. Но вообще-то мне не очень нравится. Что-то такое, оно ведь уже было.
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. Так все было.
   ВТОРОЙ ИЗ ДВУХ. И что, выходит, теперь, молчать будем?
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. Кстати, отличная идея. Давай-ка помолчим лучше.
   ВТОРОЙ ИЗ ДВУХ. Вот так и помолчим?
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. Так вот и помолчим: все слова съедены до нас.
   ВТОРОЙ ИЗ ДВУХ. Может, еще предложишь убить себя об стену?
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. Не паясничай. Просто помолчи.
   ВТОРОЙ ИЗ ДВУХ. Ладно, молчу.
   Оба сидят в полной тишине, только слышно, как ВТОРОЙ ИЗ ДВУХ щелкает орешки.
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. И, кстати, хорош тут орехи грызть.
   ВТОРОЙ ИЗ ДВУХ. А чо?
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. Не надо мусорить на сцене.
   ВТОРОЙ ИЗ ДВУХ. Как скажете.
   Молчат.
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. Постой, как там у тебя? Наружу выходят? Кто выходит?
   ВТОРОЙ ИЗ ДВУХ. Из бани наружу выходят все участники действа... Очищенные.
   ПЕРВЫЙ ИЗ ДВУХ. Ах, да, вспомнил. Ну, теперь по-настоящему молчим.
   ВТОРОЙ ИЗ ДВУХ. Тссссссс.
   На этот раз оба уже безмолвствуют серьезно.
  
   КОНЕЦ
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"