Аннотация: Очередная глава сборника повестей "Библиотека человеческих душ". Рассказ о невероятно сильной женщине и изощренно интересной истории ее жизни, которая сделала её такой, какая она есть. Без тени сомнения
Как давно это было. Мне уже шестьдесят три, и мне все равно, что обо мне думают и что говорят. Я могу закрыть рот любому одним взглядом. Иногда мне кажется, стоит мне дунуть, и они все разлетятся в разные стороны. Все эти юные девицы, бороздящие коридоры редакции, щебечущие где-то по углам о том, что я настоящая мегера и тварь. Мне плевать, ведь стоит им войти в мой кабинет, они начинают петь другие песни. Песни, которые нравятся моему слуху. И пусть все это ложь, и они искренне меня ненавидят, в эту самую минуту я одерживаю безмолвную победу над ними.
24 марта 2018 г.
I
Мила Геннадьевна медленно шла по коридору своей легкой походкой. Каждый день в редакцию ее привозил водитель. Так было заведено ей самой. До нее главного редактора никогда не возил корпоративный водитель. Но она привыкла менять правила игры на любом поле в любых условиях. Только она решала, будет она приезжать на автобусе или на автомобиле. Но так как из общественного транспорта она давно выросла, то у владельца этой мелкой провинциальной газетки не оставалось вариантов.
Каждое утро в редакции начиналось одинаково никак. Скучно и безжизненно. И это поражало Милу Геннадьевну. Ведь это притом, что большая часть коллектива, если не сказать весь - это люди до тридцати.
"Молодые и бездарные! - думала про себя редакторша. - И как можно так безжалостно убивать свою жизнь?". Эту мысль она привыкла запивать крепким черным кофе. И чтобы не было слишком горько, она принимала решение поделиться кофейком с этими безмозглыми курицами из соседнего кабинета.
- Девочки, кофе! - радостно возвещала она, врываясь в утреннюю рабочую тишину, когда в улей еще только просыпался и наполнялся пчёлами. Хотя какие там пчёлы? Так, трутни.
Она не понимала своих сотрудников. Сотрудники - не понимали ее. Она казалась им стервозной, злой и лицемерной. И она прекрасно понимала, что они абсолютно правы. И всеми своими действиями она подтверждала это. Даже сейчас, приглашая их на кофе, она всем своим видам показывала, что королева имеет намерение подать нищим. И нищие, опустив голову, медленно шли на поклон с особой благодарностью за милость в глазах. Тогда, возможно, госпожа еще и снизойдет до беседы. А хорошо то или плохо - это каждый решал позже сам. Уйти из кабинета в такие минуты - все равно что записать себя в расстрельный список. Это понимали все. И молча рассаживались на меленьком жестком диване и еще более жестких и малочисленных стульях покаяния, стоящих прямо напротив госпожи редактора.
Разговоры о шитье, брошах, собаках, соседках и, конечно, о бесчисленных поклонниках больше походили на долгий монолог очень плохой актрисы в театре одного актера, где зрителям иногда разрешалось аплодировать.
Из кабинета обычно выходили с еще большим напряжением, отлично понимая, что именно сейчас Милой Геннадьевной была определена новая жертва. Та, которую будут медленно пожирать на протяжении нескольких следующих недель. Без сомнения, эта будет самая бездушная, тупая, красивая и обязательно планирующая подсидеть её, уважаемую Милу Геннадьевну Орлову, определенная по один ей известным критериям.
Никогда не понимала, как и почему? Как уходит красота и молодость? Куда уходят и почему? Почему еще вчера из зеркала на тебя смотрела с сияющими глазами девушка. А сегодня, ей лицо сморщилось, как курага. И этот сухой персик уже не интересует никого. Теперь приходится придумывать различные ухищрения, чтобы вызвать хотя бы легкое любопытство. Еще сложнее вызвать восхищение. Приходится постоянно врать. Но разве я и вся моя жизнь не достойны восхищения? Что могут знать эти вертлявые дурёхи о том, что такое настоящая женщина? Ничего. Они глупы, тупы и ужасно мужиковаты.
24 марта 2018 г.
Сегодня я долго смотрела на то, как Аля играет с дочкой. Боже, она - вылетая я в молодости. Как же странно происходит в этом мире - одно поколение сменяет другое. Але уже тридцать пять. Мне кажется, я старею. Мне так страшно. Я запретила девочке называть меня бабушкой. Я не готова стареть. Мы договорились, что она будет называть меня Милой. Это мне кажется очень удобным. И к тому же мы сможем болтать с ней как подруги. Ведь если не называть меня бабушкой, то я как бы и не бабушка вовсе. У меня не было бабушки и от того я не умерла. Зато мне всегда не хватало настоящей подруги. Я думаю, с этим у девочки проблем не будет.
15 мая 2018 г.
II
Аля быстро собирала Катюшу, вся кипя от негодования. Она никогда не привыкнет к этой ужасной женщине. Жесткой, грубой, хабалистой, наглой. Еще больше она не могла понять, как эта женщина может быть ее матерью? Как она вообще может быть матерью? Эта женщина не способна любить никого, кроме себя. И зачем она только рожала? - этот вопрос мучил Алю на протяжении всей её жизни.
В детстве Аля практически все время проводила в пустой квартире. Мать работала или была увлечена очередным романом. Романов, к слову, у нее бы порой даже через чур много. Мать всегда была натурой увлеченной, не терпящей обременений и ответственностей. Хотя замуж выходила легко и не принужденно. Как, впрочем, и разводилась.
Свою дочь она всегда называла просто "девочка". О том, что у девочки есть имя Мила Геннадьевна вспомнила только, когда той исполнилось шестнадцать и у нее уж слишком явно начал расти живот. Сказать, что от этой новости мать пришла в ярость - не сказать ничего. Она требовала аборта, заявила в полицию об изнасиловании и не гнушалась прямыми угрозами в адрес друга дочери. Кстати, о его существовании она тогда и узнала. После грандиозного недельного скандала и истерики Мила Геннадьевна слегла. Болела тяжело, стонала и писала завещания. Но дней через пять трагедия наскучила ей и, узнав о том, что новый избранник собирается по делам посольства в Беларусь, след болезни Милы Геннадьевны простыл, как и ее самой.
Сейчас же спустя десять лет с тех далеко не радостных событий, позора и боли мать снова принялась учить свою дочь. Аля понимала, что все дело в том, что в шестьдесят три завоевывать мужчин у матери не получается. Поэтому у нее высвободилось куча свободного времени, а главное внимания, которое она предпочитает тратить на самолюбование и попытки наставить дочь на путь истинный. Алю же ее личный путь устраивал куда больше. И пусть ее муж не был послом, генералом или бизнесменом, он вполне устраивал ее хотя бы тем, что на него можно было положиться в трудную минуту, и быть уверенной в том, что он не укатит от проблем в другую страну.
- Я хочу как лучше, понимаешь? Ты всегда воспринимаешь мои слова в штыки, и не хочешь даже прислушаться, - с возмущением заговорила Мила Геннадьевна, выходя в коридор из залы. - Почему ты меня ни во что не ставишь? Ты неблагодарная тварь! Вот кто ты! Скотина бессовестная! Куда ты собираешься? Ты хочешь бросить меня одну? Уже поздно! Автобусы не ходят!
- Я вызову такси! - отрезала Аля и стала одевать пальто.
- Такси? Откуда у тебя деньги? Что за бред! Я тебе не дам!
- Не надо, мам. Успокойся!
- И не дам! Куда ты тащишь в ночь ребенка? Ты не видишь, девочка хочет спать!
- Её зовут Катя, мам. И она ложится не раньше одиннадцати.
- Я поняла, ты просто хочешь меня унизить! Что это я выгнала тебя на ночь глядя из дому...
- А разве не так? - не выдержав выкрикнула Аля. - Минуту назад ты заявила, чтобы я убиралась из твоего дома, а сейчас говоришь, что я бросаю тебя? Называешь меня неблагодарной тварью, бессовестной скотиной? А я спрашиваю тебя, где твоя совесть? И за что я должна быть тебе благодарна? За чужих мужиков в квартире, имен которых я иногда даже не успевала запомнить? Или за ночи, проведенные в ужасе? А может быть за то, что ты вела себя так, будто меня не было в твоей жизни вовсе?
Аля замолчала и резко поправила капюшон на Катиной курточке.
- И это всё? - приподняв бровь, спросила Мила Геннадьевна. - Ты еще и мелочная! Помнишь такую ерунду и дуешься как ребенок!
Аля рванула входную дверь на себя и вышла вон из квартиры. Как же ей было тошно. Впрочем, она давно привыкла к такому общению с матерью.
Я не понимаю, как можно быть такой дурой? Нет, она совершенно непохожа на меня. Она продолжает жить с этим своим идиотом, который совершенно не ценит ее.
Мне часто приходится покупать ей одежду. Я не могу смотреть на то, как она, несчастная, смотрит на меня, когда мы ходим по магазинам. Я же не железная. Я меряю платье, а она смотрит на меня с ненавистью, как будто это я виновата в том, что ее муж мало зарабатывает. Но она, как-никак моя дочь. Конечно, я покупаю ей платья. Нет, сначала она отказывается, упирается, говорит, что не надо. Но я же лучше знаю, что надо и ей очень хочется. Мне жаль ее. Она губит свою жизнь. Она могла быть как я - свободна, желанна, любима. И что она нашла в этом бездаре, воняющим бензином и соляркой, вечно грязном, приходящем домой ночью. Нет, конечно, он не изменяет ей. Кому он такой сдался? Но эти вечные посиделки в гараже с дружком... Лучше б гулял. Может быть, выглядел приличнее.
20 мая 2019 г.
Он очень спешил. Время стремилось к полуночи. Уставший, пропахший маслом и бензином, сегодня он был особенно счастлив. Он сдал три заказа. И ему все сегодня оплатили.
Завтра суббота. На работу идти не нужно. Да и с Пашкой договорился, что в гараж придет после обеда. Вряд ли с утра в субботу кто-то пригонит им тачку на ремонт. Выходной все же.
Завтра он поведет Алю в магазин. Он видел, как блестели ее глаза, когда она увидела то платье в витрине. Конечно, она не призналась в том, что оно ей очень понравилось. Но разве это было нужно? Он знал ее как никто. Завтра он пойдет и купит ей то самое платье. И будет безмерно счастлив от того.
III
Это было совершенно обычное субботнее утро. Причин выйти из дома в этот день у Милы Геннадьевны могло быть только две: насолить кому-нибудь из подруг своим потрясающим внешним видом на каком-нибудь утреннем светском сходе, или же для того, чтобы навести этот потрясающий вид. В это субботнее утро обе причины вытащили ее из постели в восемь часов. Легко позавтракав, принарядившись, она отправилась к своей старинной знакомой, делающей с волосами что-то невероятное. А с волосами теперь часто приходится делать что-то невероятное, лишь бы они выглядели естественно, но красиво.
Но не успела Орлова выйти во двор, как пронзительный словно скрипящая дверь голос окликнул её. Этот голос принадлежал Надежде Васильевне Глазуновой, однокласснице первого мужа Милы Геннадьевны. Кого из них Орлова спустя десятилетия продолжала ненавидеть больше не знала даже она сама.
- Ой, да что там со мной будет-то. У меня все стабильно. Андрей все так же храпит по ночам, дети все так же заграницей живут и носа на Родину не кажут. Лишь подарками да денежными переводами откупаются. У тебя как? Давно тебя не видела. Замуж еще раз не вышла? - собеседница злобно хихикнула.
- Нет, знаешь ли. Устала я замуж выходить. Мне чего там делать. Меня и так все устраивает, - съязвила Орлова в ответ.
- Ну, с мужиком-то удобнее всё!
- Что там удобного? Носки да трусы грязные стирать? Пусть кто-нибудь ещё ему стирает. А я не для того создана.
- А что, есть кому стирать? - с прищуром посмотрела Глазунова.
- А ты думаешь не кому предложить? Только я уже в это больше не полезу. Есть чем заниматься. Вот приезжает и пусть приезжает погостить. А так... нет.
- Да что-то я ни разу его и не видела.
- А ты что следишь за мной постоянно, чтобы знать, кто у меня бывает?
- Да нет, что ты говоришь. Делать мне больше не чего. Но все же.
Глаза Глазуновой вдруг заблестели злобой.
- А что там Алька твоя? Все так же мается со своим Егором?
- И не говори. Не в меня она характером пошла. В отца. Мямля. Живут - еле концы с концами сводят. Мне вот работать все приходится. Кто их кормить будет еще? Его родители? Ха... Им дела нет. Они их все из квартиры выселить мечтают. Со свету сживают девку. Они на съемную собираются даже съезжать. А чем платить? У него зарплата копеечная. Даже не знаю. Придется мне своего Степана просить помогать финансово.
Мила Геннадьевна артистично взмахнула руками и закатила глаза.
- Да что ж она-то работать не пойдет? - возмутилась Глазунова.
- Она? Работать? Кем? Продавцом в магазин? Учиться то он ей не дал. С ребенком, сказал, кто будет сидеть. А я ей сказала, нормальный мужик найдет деньги и наймет няню, лишь бы жене угодить. А этот... тьфу, плюнь и разотри. Вот твоя замуж удачно как вышла. А ведь потому что послушала тебя.
- Да, - закивала Надежда Васильевна. - Мы Леночке его давно присмотрели. Еще она в школе училась.
- Вот, и наступила себе на горло. И ничего. Любовь любовью, а жить хочется красиво и сыто. И правильно. Все короли женились по любви что ли? И какие браки крепкие были. А любовь - это временное явление.
Правая бровь Глазуновой медленно ползла вверх.
- Я вот говорила своей Але... Сосед у нас жил генерал. Так его сын, чем был не партией ей? И мы были не против. Так нет... Вот и живет сейчас - только мается.
- Да, Милочка, защебетала ты! Не то что когда по казармам порхала.
- Когда это я порхала по казармам? Что за чушь ты несешь? - возмутилась Орлова.
- Вот уже и забыла. Да даже когда моего Андрея пыталась окрутить. Постоянно из своего клуба бегала к нему под дверь...
- Не мели чушь, Надя! Не было такого никогда!
- Конечно, конечно! Кто ж теперь докажет!
- Ладно! Все! Некогда мне с тобой спорить. Я к парикмахеру опаздываю давно. Счастливо, Надежда Васильевна!
- И тебе не хворать, Милочка! - бросила Глазунова вслед удаляющейся Орловой. Худшего начала дня Мила Геннадьевна и представить не могла. И раз настроение было испорчено, то у окружающих не было сегодня шанса на помилование.
Какой ужасный был сегодня день. С утра встретила эту тварь Глазунову. Все такая же дура. Все никак не может простить мне, что ее Андрей жаждал меня и даже хотел уйти от нее. Она как была идиоткой, так ею и помрет. Все кичилась своим зятем. А то я не знаю, что она свою дочь попросту продала ему. Все о том знают. А она своими поросячьими глазками моргает и уверяет всех, что все там по любви. Конечно по любви. Любви к большим деньгам.
Потом Маринка масла в огонь подлила. Мне на открытие выставки, а она мне гнездо на голове свила. Такой начес учудила - позорище. Заставила ее все смывать и переделывать. Так эта козлиха обычный шампунь в отместку на оттеночный поменяла. Это она со злобы совершенно точно. Но я не доставила ей удовольствия и все равно пошла. Выставка, кстати, была мерзкой и бездарной. Суриков превратился из профессионала в старого пердуна. А все также окружает себя молоденькими девочками. Да что он только может, кроме как купить им по шубе. Да, им собственно больше и не надо. Дуры набитые. Все. Зла. Пойду в ресторан.
без даты
IV
Мила Геннадьевна сегодня болела меланхолией. Осень за окном настраивала на воспоминания и грусть. И лишь дождь пытался вернуть ее к реальности, постукивая своими холодными каплями по стеклу.
Она смотрела на дымящуюся кружку кофе. Она не любила осень. И очень любила кофе. Его аромат переносил ее в детство.
Кофе очень любила мать. Она вообще много чего любила, кроме, пожалуй, Милы. Даже старшему ее брату доставалось любви с лихвой. Но юную особу чаще просто не замечали. Когда Мила начала взрослеть, вовсе стало казаться, что мать ненавидит ее, а может даже завидует. Особенно ее бесило, когда вернувшийся со службы муж нежно целовал дочь в лоб. К жене же он был весьма холоден.
Отец испытывал к ней странные чувства. Он всегда воспитывал ее, заставлял учиться и даже когда возвращался ночью, мог разбудить, чтобы проверить, выполнила ли она уроки. Мать обижалась, что такого пристального внимания он не удосуживал сына.
- Мужик может сделать себя только сам. Женщину - можно только взрастить, - говорил он тогда. - Женщина - слишком пластичный материал для этого мира.
И он взращивал, как умел. Мила прекрасно разбиралась в оружии и автомобилях, по погонам отличала звания и знала как вести себя с каждым их обладателей, конечно, с выгодой для себя и отца. С шестнадцати лет она стала посещать вместе с отцом все офицерские праздники и мероприятия в клубе. Идеальная прическа, платье и воспитание сделали свое дело. И вскоре о дочери полковника Орлова заговорила вся часть. Она была выгодной партией и весьма хорошенькой. За Милой ухаживали многие. Этим было вызвано недовольство матери и, как не странно, отца. Тогда Мила попыталась исправить ситуацию, и стала открыто давать от ворот поворот своим поклонникам. Но этим вызвала лишь гнев Геннадия Назаровича. Ведь среди ухажеров был и сын его давнишнего приятеля, который после отказа Милы решил застрелиться. От несчастья парня уберег случай и раньше времени вернувшийся со службы отец.
- Вертихвостка! Мерзавка! - кричал Орлов на дочь. - Ты ничего не стоишь, а возомнила себя королевой! Ты - пустое место! Ноль без палочки!
Мила смотрела на его покрасневшее от гнева лицо. Слёзы подкатили к горлу и комом встали там. Внезапно полковник схватил дочь за волосы и потянул к себе.
- Думаешь, можешь нос воротить от сына генерала? Да за кого я скажу тебе выйти замуж, за того и выйдешь! Поняла меня!
Рука его так сильно сжала волосы, что те, того и гляди будут вырваны с корнем. Мила схватила руками руку отца.
- Мне больно! - тихо, но твердо произнесла она.
- А мне все равно! - прошипел в ответ отец. - Я что хочу, то и делаю. И ты, соплячка, мне не указ. Хочу, хватаю за волосы, хочу - размажу твою головушку об косяк. А потом скажу, что ты сама упала. И правда будет моя. Потому что я - это я. А ты - лишь пустой звук.
Он с силой толкнул дочь на пол, но она удержалась на ногах. Мила выпрямилась, поправила платье и, высоко подняв голову, посмотрела на отца. Она хотела бы сказать ему что-то в противовес. Но слова застряли вместе со слезами.
Я не могу поверить в то, что это мой отец. Он ужасен. Я хочу бежать отсюда. Бежать куда глядят глаза. Я ненавижу его. И всем сердцем желаю, чтобы однажды он пожалел о сегодняшнем дне. Я заставлю его пожалеть. Он поймет, что я сильнее, влиятельнее, умнее него. Он пожалеет об этом.
24 июля 1973 г.
Через год Мила Орлова вышла замуж за лейтенанта Козакова и уехала с ним в Барнаул. Отец на свадьбу не пришел, заявив, что не пойдет смотреть на этот срам. Милой было принято решение не менять свою девичью фамилию, чтобы однажды, отец обязательно услышал её. И тогда-то она будет звучать громче и звонче, чем в его годы.
V
Барнаул был прекрасен. Люди, живущие в этом городе - потрясающе гостеприимными и добрыми. Мила никогда раньше не встречала таких светлых и добрых людей. Здесь каждый готов был прийти тебе на помощь, здесь на улицах всегда улыбались. Она устроилась на работу в архив. И по ее мнению это была самая лучшая в мире работа. Дома быстро перестало клеиться. Но она не особо расстраивалась. Ведь у нее появилась свобода. Она была счастлива сама по себе. И вскоре муж это заметил. Еще два года Мила Геннадьевна Орлова снова стала завидной молодой холостячкой. Ведь в отличие от нее некоторые женщины в Барнауле остро нуждались в мужьях.
Это было так легко. Она с усмешкой смотрела на сочувствующих, и думала, что теперь ей ничего не мешает для того, чтобы начать новую жизнь. Она могла ходить в театр и на концерты, покупать новые платья, ходить в парикмахерскую без повода и необходимости отпрашиваться. Свободная от предрассудков и каких-либо оков, как и любая вольная птица, она стала привлекать к себе немало внимания. Настойчивее всех оказался молодой капитан Костин. Он был на хорошем счету у начальства. Красив и амбициозен. На него заглядывались даже замужние дамы, что уж говорить о свободных девушках.
Он поджидал ее с работы, как будто случайно ходил на все вернисажи и постановки, где только не бывала Мила, и заваливал ее цветами. Немного поразмыслив над тем, что жизнь с капитаном гораздо лучше, чем с лейтенантом, девушка согласилась выйти за него. Костин организовал все так, как она хотела. С размахом и шумом, в самом дорогом ресторане города.
- И как тебе только удается так вить из него веревки? - недоумевала подруга.
- Все очень просто, Катенька. Просто он встретил настоящую женщину, которую хочется носить на руках.
Мила гордилась мужем. Хотя больше она гордилась собой. Заместитель начальника отдела архивного дела Управления культуры города Барнаула перестала быть завидной холостячкой, отхватив самого завидного и щедрого холостяка. Им с завистью смотрели в след. Они понимали друг друга с полуслова. Он мирился с ее нелюбовью к домашним делам и готовке, она - с поздними посиделками с друзьями и постоянными пирушками. Поначалу ей самой они очень нравились. В их доме всегда было полно военных, бравых мужчин, которые уделяли много внимания и очаровательной хозяйке. Признаться, она нередко поддавалась своей слабости и их настойчивости. Тайные встречи кружили ей голову, адреналин тек по венам и будоражил. Эти романы никогда не длились долго. Но каждый из них был запоминающимся и по-своему восхитительным. Мила воображала себя героиней книг. И она всегда радовалась, как ловко ей удается притворяться. Муж ни о чем не догадывался. Ему было не до того. Он уверенно поднимался по карьерной лестнице. И он, в отличие от Милы, даже не подозревал, что за всеми этими подъемами стоит его дорогая супруга. Сначала так получалось само, но потом она даже нарочно соблазняла тех, кто может повлиять на ее место под солнцем. Ей нравилось ощущать свою значимость в жизни мужа.
В двадцать шесть Мила узнала о том, что ждет ребенка.
"Почему бы и нет! Мы прекрасная семья и наверное пора обзавестись ребенком" - подумала Мила, ни капли не смущаясь того факта, что она не совсем уверена в отцовстве своего отпрыска. - "Кто узнает?".
Она приготовила ужин, зажгла свечи и стала ждать. Около восьми она решила позвонить в штаб и выяснила, что муж уже часа три как покинул расположение. Еще через два часа она съела остывший ужин и легла спать. Костин заявился домой около трёх, и она решила отложить разговор до утра.
Но и за завтраком он не особо клеился. Муж был каким-то потерянным. И тогда Мила решила не тянуть и сообщить радостную новость без преамбул.
- Саша, я вчера была у врача, - начала она.
- Ты заболела? - прозвучало в ответ хладнокровно.
- Нет, все в порядке. Просто я беременна.
Она отложила вилку в сторону и расплылась в довольно улыбке. Муж замер на секунду, точно остолбенел.
- Ты хочешь сказать, что ждешь ребенка? - наконец выдавил он и взглянул на жену.
- Мы! Мы ждем ребенка! - радостно прощебетала Мила и протянула свою руку к супругу. Но внезапно он дернулся, как от чумной.
- Ты - дура? - разрезало вдруг воздух. - Ты что собираешься рожать?
- Я не совсем понимаю, Александр, - театрально заговорила она, нахмурив брови. - Как ты смеешь со мной так разговаривать?
- Ты думаешь, я не знаю, что ты раздвигала ноги почти перед всеми офицерами части? Да у меня рога уже больше чем у оленя. Ладно, я не против. У меня своя выгода в том. Думаешь, как мне удалось перепрыгнуть через голову Касатова? Да всё потому что пригрозил рассказать о вашей интрижке его жене. А Голубев? Все то же самое. Майорову я вообще сам предложил. Рога я могу носить, но воспитывать чужих детей не намерен. И если ты - шваль, это не значит, что ты будешь рожать мне от всякого.
Внутри Милы что-то с треском ломалось. Она стояла, смотрела на мужа и не понимала, что стало не так со сценарием. Знал? Пригрозил? Предложил сам? Шваль?
Что-то щелкнуло, и она ударила его по щеке.
- Я не знала, что ты такая скотина, Костин, - выдавила она из себя. И бросив на стол салфетку направилась к двери. Сунув ноги в туфли и взяв сумочку в каком-то полуобморочном состоянии она отворила дверь и вышла в подъезд. Все закружилось, стены, потолок, лестница, мысли, его слова.
- Не смей так со мной разговаривать! - раздалось вдруг позади. - Ты, тварь!
Он схватил ее за локоть и потянул назад.
- Дрянь, как ты посмела поднять на меня руку!
Внезапный удар пришелся прямо в живот. Мила согнулась пополам. В глазах потемнело. Саша схватил ее за волосы, и поволок было назад в квартиру. Но она начала кричать, что было силы.
- Заткнись тварь!
Он размахнулся и со всей силы ударил ее по лицу. От удара Мила пошатнулась назад и больше не могла уже держаться на ногах. Все закружилось перед глазами. Лестница, стены, потолок. Боль пронзила все тело. Она лежала внизу на лестничном пролете. В глазах потемнело. Боль. И ничего кроме. Стало тихо. И темно.
За месяц пока я валялась в больнице с переломанными ребрами, сломанной ногой, сотрясением, он ни разу не появился. Он даже не забрал меня из больницы. Я сидела на холодных ступенях подъезда у двери, смотрела на лестничный пролет, ждала его и думала, что лучше бы свернула себе шею. Я не представляю, как теперь жить дальше. Все, что было "до" - оказалось лишь иллюзией, в которую я сама поверила. Ничего нет. И не будет. Он сказал, что уничтожит меня, если я надумаю уйти. Мне кажется, он болен. У него проблемы с головой. Временами я боюсь его. Мне некуда идти и не на что. Меня уволили с работы. Думаю, не без его участия. Это лишь предупреждение.
Он договорился с кем-то, и я смогла устроиться на полставки в местную газету. Он сказал: "работай, я не собираюсь тебя кормить".
Мне кажется, надо мной смеется весь город. А он, словно потешаясь, продолжает шумные пирушки. Теперь они почти каждый день. Его дружки ведут себя нагло - пошло шутят, трогают меня руками. И это офицеры. Куда катится этот мир? Куда скатилась я?
Лучше бы я сломала тогда себе шею.
28 октября 1982 г.
Он запер меня в комнате с самого утра. За завтраком я воткнула ему в руку нож. Он бил меня ногами. Лучше бы убил. Иначе я убью его. Устала.
5 февраля 1983 г.
Я стала настоящей проституткой. Нет, я хуже. Я - раб. Он держит меня взаперти. Постоянно. Дверь открывает лишь, когда кто-то из его дружков хочет поразвлечься. Или ему самому это надо.
Я стащила со стола нож. Хотела убить его. Но оставшись одна, решилась. Я резала себе руку. Медленно. Уверенно. Кровь потекла, и мне стало так легко. Он вошел. И снова бил меня. Угрожал. А я смеялась ему в лицо. Мне уже ни капли не страшно. Я его не боюсь. Как жаль, что он вошел.
15 марта 1983 г.
В кого же я превратилась. В кого же я
без даты
VI
За окном вагона мелькали пестрые леса, поля, маленькие домишки. Мила сидела и смотрела в него. В животе ныло и гудело. Ей безмерно хотелось есть. Последний раз она ела позавчера вечером перед тем, как Антонина Касатова посадила ее в поезд.
Кто бы мог подумать, но жена её первого в Барнауле любовника оказалась более человечной, чем ее собственный муж. Как выяснилось, она быстро обо всем догадалась, но то ли потому что она была более расчётлива и дальновидна, толи потому что дворянская кровь давала о себе знать, но эта женщина не стала опускаться до скандала. На протяжении нескольких лет она просто молчала и ждала удобного случая для мести. О чём сама на вокзале и рассказала Миле. Но, по ее же словам, жизнь оказалась куда более проворна. И та, которая жаждала крови, поняла, Орлова заплатила тройную цену за все свои грехи.
Когда Орлова пропала из поля зрения больше чем на полгода, а по гарнизону поползли слухи о том, что Костин попросту держит ее в заточении, периодически избивает и подкладывает под друзей, даже истинно ненавидящие ее дамы содрогнулись. Тогда же кто-то из них предложил убить двух зайцев разом - избавить Орлову от истязаний, а офицеров от соблазна быть пособниками преступления. Несколько дам - жен генералов и полковников впервые за многие годы объединились. Поначалу речь шла о том, чтобы отравить несчастную. Но позже, не набрались смелости взять грех на душу, и договорились с молоденьким лейтенантом, что во время одной из очередных пирушек он попросту усыпит всех гуляк.
Милу вынесли из подъезда на руках. Она была в грязной, порванной ночной рубашке, босая, прикрывающаяся старой шинелью мужа, исхудавшая до скелета, и с огромным черным пятном на лице. В руках она держала книгу со вставленной между страниц тетрадью. Антонина Касатова единственная из сидящих в автомобиле согласилась ехать с ней на вокзал. Еще две дамы спешно ретировались.
Касатова отправила Орлову в Читу к приятельнице. Что побудило ее организовать этой даме крышу над головой, она и сама не знала. Поэтому о своем звонке старой знакомой она никому не рассказала. Официальная версия звучала, что Орловой купили билет до Москвы на отправляющийся поезд.
Орлова ехала в Читу. Впервые одна в совершенно не знакомый город. Она знала только одно - хуже уже не будет.
Жизнь мне должна. Я выжила. Я вынесла все ее издевательства. И теперь она мне должна. Я жду то, за что я заплатила такой ценой.
10 ноября 1983 г.
VII
Мила стала Милой Геннадьевной в апреле 1984 года, когда возглавила главное издательство города Чита. Еще через два года она работала шеф-редактором в основной газете Иркутской области. Теперь ей было ничего не страшно. Ни чужие города, ни чужое мнение, ни чужие мужчины. Мужчины стали средством достижения цели или получения удовольствия. Влюблялась Мила Геннадьевна часто, но чувства ее были сравнимы со спичкой - они быстро загорались и так же быстро потухали. Умела ли она любить вообще? Любили ли кого когда-нибудь на этом свете? Эти мысли часто закрадывались к ней в голову, но она всегда прогоняла их. Она считала, что живет совершенно правильно. Ведь именно так научила жить ее сама жизнь. А когда в 1987 году на свет появилась маленькая Аля, Миле Геннадьевной ее тогдашний супруг - успешный бизнесмен и политик, отец троих сыновей Анатолий Черкасов заявил, что только истинной женщине Бог делает комплимент в виде дочери.