Аннотация: Искание истины совершается не с весельем, а с волнением и беспокойством; но все-таки надо искать ее потому, что, не найдя истины и не полюбив ее, ты погибнешь.
Черным бархатом накрыла ночь Живицу. Темно и тихо стало в деревеньке. От темноты такой не возможно было ничего различить. От тишины такой резало уши. Ни воронов не слышно, ни собаки. Все молчало.
Но вот настало время, и заскрипели в Живице двери. Молча выходили из домов люди. Все в темных одеждах с огромными факелами в руках. Стекались люди к дому старосты. А оттуда уж вышел и хозяин, и дочь его вся в белых одеждах. Девушка, опустив голову, устремила взгляд в землю. По щекам отца ее лились двумя тоненькими ручейками слезы.
Она прошла сквозь толпу людей, словно проплавала мимо них по реке - мягко и спокойно. Русы волосы раскидал по плечам набежавший ветерок. Где-то в толпе кто-то всхлипнул, нарушив тишину. Но люди не слышали ни звука. Они смотрели на спасительницу, и стоило ей пройти мимо них, каждый разворачивался и шел след в след за девушкой. Вереница людей теперь растянулась через всю деревню, проползла змейкой мимо домов и остановилась на окраине. Не оборачиваясь на провожатых, и даже на секундочку не остановившись, дальше девушка последовала по узкой тропинке в одиночестве. Лишь ее отец, остановившийся у этой последней черты, рухнул на колени и задрожал всем телом. А люди все так же всматривались во тьму, пока белый силуэт девушки не поглотила лесная тьма.
***
Это случалось каждую осень. Стоило деревьям одеться в золото, как от каждого крика ворона жители Живицы в страхе замирали. Их сердца леденели, а души рвались вон из тела. В ужасе они ждали того самого, кто приносил в их деревню беду.
Это происходило уже много лет. А когда началось - и не помнил никто. После праздника урожая в деревню прилетал огромный черный ворон. Он проносился в небе, описывал круг, накрывая все своей страшной черной тенью, а после обязательно выбирал один дом, на крыше которого и садился, озирая все и всех вокруг. Удостоверившись в том, что люди увидели и приняли его выбор, ворон взмывал в небо, а после камнем падал на крышу, рассыпаясь черным углем и очерчивая вокруг дома черный круг. Так сама смерть ставила свою метку. Жители Живицы называли это своим проклятьем. Ведь именно так ворон выбирал невинную девушку в невесты своему хозяину Кащею.
Старые люди рассказывали, что когда-то был Кащей живым человеком. И была у него невеста. Но случилась беда и умерла девица. Безутешным он ушел в дремучий лес. Там овладели им злые духи, которые пообещали, что за службу им вернут возлюбленную с того света. И тогда стал он бессмертным. Стал злым и жестоким. Зло творил он и расправу над всяким, кто в лес тот войдет. Но по-прежнему искал он любовь свою, обещанную духами. И каждую осень, когда умирала сама природа, он присылал в деревню своего ворона. Тот выбирал дом, в котором жила красивая девица. И должна она была следующей же безлунной ночью идти к самому Кащею, иначе он сам приходил за ней, убивая всех, кого встретит на пути своем.
Так и жили жители Живицы в страхе. Но ничего не могли поделать со своею бедой.
***
Идет Катерина по лесу. Ногами перебирает наугад. Толи на тропинке она, ведущей в самую чащу леса, толи сошла с нее, не поймет. А вокруг тишина. Даже ветра не слышно. Вдруг видит, прямиком на встречу к ней бежит кто-то. Испугалась девушка и остолбенела. Глаза налились слезами, и дрожь пробежала по всему телу. А едва различимый во тьме силуэт становился все ближе и четче. От охватившего ее ужаса закрыла девица глаза и мысленно попрощалась с жизнью своей: "Какая светлая, но какая короткая она была. Прощай, папенька! Прощай, маменька! Прощай, Ванечка!"
Шаги приближающегося стали слышнее. Шуршала трава, и хрустели под его ногами ветки. Дыхание Катерины практически остановилось, а от биения сердца внутри ушам стало невыносимо.
Шаги перестали быть слышны. И снова наступила леденящая тишина.
Девушка набралась смелости, приоткрыла глаза и отпрянула. Практически рядом с ней стояла Олеся, избранница Кащеева прошлой осени. Она жила в соседнем доме. Они вместе играли в детстве и много веселились. Но прошлой осенью прилетела дьявольская птица и Олесю проводили за черту.
Девушки пристально посмотрели друг на друга. А потом крепко обнялись и слезы хлынули из их глаз. Успокоившись, Олеся сказала, пора им идти.
- Куда идти? - спросила ее Катерина.
- Увидишь, тут не далеко. Ты только не бойся! Все будет, как должно быть!
Олеся еще раз обернулась на Катерину, робко улыбнулась и пошла быстрее. Последняя теперь едва поспевала за ней. В кромешной тьме лесной девушка теперь уже не понимала где она, где что. Она шла так быстро за подругой, что практически бежала. Ночная прогулка показалась вечной. И сколько бы вопросов она теперь не задавала своей спутнице, та лишь молчала.
- Вот и пришли, - наконец молвила Олеся.
Перед ними точно из земли выросла большая резная изба. В окошке виднелся мерцающий свет от свечи. На крыльце сидел огромный ворон, что приносил в Живицу дурные новости. Он словно ждал девушек, и теперь поглядывал на них то одним, то другим глазом.
- Ну, мне пора! - отвлек от странного зрелища Катерину голос Олеси. Та уже стояла с узелком в руках.
- Куда ты? - с ужасом спросила Катерина.
- Теперь твое время пришло. А мне уходить пора. Ты главное не бойся его!
На этих словах девушка резко рванула в сторону и мгновенно растворилась в лесной чаще. Ее подруга стояла растерянная. Ворон громко каркнул и влетел в приоткрытую дверь избы. Катерина поняла, что ее ждут там.
***
Девушка слегка толкнула приоткрытую дверь. В сенях было темно, но на распростертой дорожке света можно было различить старые бревна и вываливающийся меж ними ссохшийся мох. Катерина шла тихо, словно крадучись, вся дрожа как осиновый лист. Робко она вышла на полоску света и стала всматриваться внутрь избы. У небольшого окна, задернутого толи старой тряпкой, толи мешком, стоял огромный стол. На скамейке подле него сидел старик, весь ссохшийся, худой. Руками своими, которые дрожали так, будто силы вот-вот покинут их, он перебирал на столе что-то мелкое, похожее на камешки. Дед был одет в старые серые лохмотья, а на плечи его была накинута огромная волчья шкура.
- Ну, что? Явилась? - произнес дряхлый старик.
Катерина молча переступила порог избы, потупила взгляд в пол и замерла, точно нерадивая дочерь.
- Что встала как вкопанная? Чаю налей!
Приказной тон старца нагонял еще больше страху на девушку. Она растерялась и начала беглым взглядом искать самовар.
- Долго тебя ждать прикажешь? - подгонял хозяин. - Котелок в печи, в нем вода. А чашка вот моя стоит.
При этих словах старик ударил деревянной чашкой по столу так, что где-то за печью пискнула мышь. Катерина рванула с места к печи и схватила котелок голыми руками. Мгновенно руки ее пронзила боль. Она швырнула котелок на пол, и брызги кипятка разлетелись по всей комнате. Ужас окончательно овладел девицей.
- Что ж за бабы такие пошли? Чаю даже сделать не могут. Все самому делать приходится, - разворчался старик, неспешно поднимаясь со своего места. Тут он хлопнул в ладоши и котелок и сотни капель друг взмыли в воздух, собрались воедино и полетели назад прямо в печь. Дед скинул шкуру, кряхтя поднялся, и направился к печи. Катерина стояла не дыша. Она слышала, как лилась в чашку вода, и как копошился позади хозяин. Но не смела теперь даже посмотреть на него.
- Ничего не можете сделать, - ворчал старик. - Чего опять застыла. Иди за стол, толковать будем.
Девушка послушно села за стол. Хозяин поставил чашку перед ней, придвинул плошку с медом, и уселся напротив.
- Ну рассказывай, чего пришла?
- А как же не придти... - еле слышно переспросила девушка. - Если б не пришла я, вы же... вся деревня б... всегда же так, каждый год...
- Стало быть, вся Живица провожала? - задумчиво протянул старик и поглядел куда-то на печь.- А он что ж? Пришел?
- Кто он? - непонимающе переспросила Катерина.
- Суженый твой, ряженный, - дед ехидно прищурился и обратил свой взгляд на гостью.
- Пришел, - еле слышно ответила та.
- И что ж? Клеймил меня, проклинал на чем свет стоит? - расплылся в улыбке дед.
- Нет, молчал просто, - замотала головой девушка и по щекам ее побежала слеза.
- Во как! Мельчает и мужик нынче. Эх, потерянные вы люди.
Дед махнул рукой и, словно потеряв интерес, отвернулся от девушки. В комнате повисла тишина.
- И что ж теперь? - обреченно и так же еле слышно спросила Катерина.
- Что теперь, - не поворачивая головы переспросил старик.
- Вы меня убьете? Или съедите? Или замуж за вас выходить заставите?
- А ты что ж, на все это согласна? - засмеялся хозяин. Девушка молчала и лишь захлюпала носом.
- Видишь, ночь за окном какая? Темная. Шла ты ко мне через весь лес, почти на ощупь. И не нашла бы дороги, кабы не Олеся. Вот и жизнь у вас у всех такая же темная. И блуждаете вы по ней, пока не кончится она. А толк-то какой от такой жизни? Никакого, вот именно. Так чего тебе терять-то тогда, если терять нечего? Нет у тебя ничего. Даже огонечка, даже искорки, чтобы путь осветили. Ради чего ты жила то? А?
- Есть, - осмелела немого девица. - Маменька есть, папенька и Ванечка есть.
- Маменька и папенька твои сегодня ночью дома остались. И всю жизнь там и останутся. А Ванюша - это никак жених твой?
Девушка робко кивнула и разрыдалась. Старик лишь хмыкнул на это.
- И что ж твой Ванька? Путь тебе ко мне освещал? Или проводил тебя ко мне? Чем помог тебе твой суженый, ряженый-разряженый? Да ничем. Бросил тебя в лес, как и все остальные, за шкуру свою трясясь...
- Не правда, он хотел... Он очень хотел, а потом ему папенька сказал. И он успокоился. И молчал все, в землю смотрел. Так же заведено у нас. Вы сами такие порядки установили. А теперь всех вините. Давайте уже, ешьте меня, убивайте, режьте, что хотите делайте, сил моих нет больше.
- То есть они тебя на смерть послали, и они такие хорошие. А я значит, "правила установил". А что за правила? Кто-то из них рассказал тебе эти "правила", что я "установил"? - казалось, старик был вне себя от злобы, и даже глаза его покраснели, точно угли.
- Всем ведомо: коли девицу из дома, что ворон выбрал к вам, Кощею проклятому, не отдать, то всю деревню со свету сживете. Болеть начинает дом этот, а потом другой, а потом еще и еще...
- Что ж тогда жива твоя Живица до сих пор? - рассвирепел дед и подскочил с места. - Если так-то "правила" те хорошо известны всем? Если б раз хоть извел я деревню, что ж живут в ней люди до сих пор?
Девушка подняла на старика глаза и уже не знала что ответить.
- Так что ж, мне не нужно было приходить? - в глазах ее забрезжила надежда.
- Не нужно. Но раз пришла, то выбор сделан.
- Как же это? - задрожала Катерина.
- А вот так! Я ж правила устанавливаю. Раз пришла, значит, выбор твой такой. А назад пути отсюда нет. Выбрала Кащея или они за тебя выбрали - мне-то не интересно. Но выбор сделан и цена уплачена.
Девушка снова разрыдалась. Остановится не было сил. Ей казалось, что всем своим нутром она жаждет броситься на старика и разорвать его в клочья. Но это было самое страшное существо на всей земле. И ничего бы все равно не получилось у нее. И от беспомощности своей она еще больше начинала плакать.
- Спать ложись. Хватит реветь. Мне мешаешь. Ты думаешь, я тебя зря кормить стану? Не будешь работать - волкам скормлю. Мне жена ленивая не нужна, - с издевкой произнес старик. - Ступай не скамейку за печь, постелено там. Ступай, сказал, чтоб глаза мои тебя не видели.
И в этот самый момент старик бросил прямо в Катерину деревянной ложкой, что лежала все это время подле него.
- Проваливай с глаз моих, сказал. Убью!
Девушка бросилась за печь, продолжая стонать и рыдать. Слезы лились по ее щекам и никак не унимались. Когда все закончилось, она и сама не поняла.
***
Лишь только первый луч солнца пробрался в дом, как старик ткнул в девушку кривой киркой, швырнул в нее какие-то лохмотья и приказал подниматься. Катерина послушно встала, переоделась в старое грязное платье.
- Явилась наконец-то, - бормотал старик, когда девушка вошла в комнату. - Есть мне готовь. Или мне с голоду тут помирать?
Дед уселся за стол, достал из-за пазухи мешочек, из которого вытряхнул те самые непонятные камушки, и стал их перебирать. Девушка начала хлопотать по хозяйству. Она вышла на двор за дровами. На улице стоял непривычный для осени мороз. Дрова благо оказались нарубленными и валялись неподалеку от крыльца. Растопив печь, Катерина начала искать в избе, а потом и в сенях то, из чего можно приготовить еду. Но ничего не нашла. Старик все это время продолжал молча заниматься своими делами.
Наконец, она нашла крынку молока и немного крупы. Причем стояли они на столе, прямо перед хозяином, хотя еще пару минут назад ничего там не было. Но в доме колдуна удивляться было нечему. Катерина сварила кашу и подала ее к столу.
- Хорошо! - протянул старик. - А то я думал, что уже не поем.
Он охотно взял свою ложку и начал есть. Катерина села напротив. Но поесть она так и не смогла. Старик ел так отвратительно, что ей стало дурно. Каша вываливалась из его рта, повисала на подбородке, пенилась и валилась на стол. Хозяин чавкал хуже свиньи. А когда каша в его тарелке закончилась, он начал подобно псу вылизывать свою тарелку. Катерина еле сдерживалась. Ей было противно от всей этой картины.
- Что? Как тебе каша твоя? - закончив трапезу, вытирая рот рукавом, спросил хозяин. - По-моему, отвратительная! Самая ужасная каша из всех, что я ел. Ею свиней кормить не станешь, ни масла тебе, ни соли. Дрянь одним словом.
- Так где ж я возьму масло и соли, коли нет их?
- Да как же нет то, если есть!
- Нет их, - разозлилась девушка.
- Так ты и молоко с крупой сначала не могла найти. А потом нашла?
- Нашла. Они прямо тут и стояли.
- А масло, значит, с солью искать не стала? Мол, и так пойдет? Вот и в жизни так. Берешь грош, мимо золотого идешь. И так хватит.
- Да что вы меня жизнью все попрекаете? Нет ее у меня больше, - вспыхнула Катерина и, швырнув на стол ложку, выбежала прочь из избы.
Только вот далеко убежать не смогла. Прямо на пороге ее встретил огромный волк. Зубы свои оскалил, зарычал. Девушка так и попятилась назад. А волк за ней, в дом идет. Плюхнулась девушка на скамейку у печки и обмерла.
***
- Слабые вы стали, слабые, - бормотал старик, все так же сидя у стола.
- Волк... волк где? - пришла в себя Катерина.
- Убег уж, а ты все без чувств тут лежишь. Тарелки вон собирай, коли есть не будешь.
Девушка поднялась и, шатаясь, подошла к столу.
- Вот ты думаешь, волк... он бы загрыз тебя? - прошипел дед.
Девушка кивнула головой.
- А вот не думаю. Хотел бы загрызть, загрыз бы сразу. А вот коли не было б его, и ты в лес побежала, то через час бы сбилась с ног, выбежала бы к крутому обрыву и сорвалась бы с него.
Катерина уставила свой взгляд на старца.
- Все у вас у людей как-то запутанно что ли. Жизнь проще гораздо. И все зло в ней не зло, а добро не добро. Спас тебя серый, а ты его поблагодарила? Спасибо сказала? Кушаньем своим угостила? Так и кто из вас зло, кто добро сделал, скажи!
Девица взор свой потупила, и стала быстро тарелки со стола собирать.
- Вот то-то. А то, "съешьте меня, убейте меня, женитесь на мне" - захотела чего, гляньте на нее, какая! - старик ухмыльнулся и замолчал.
***
Долго ли пробыла на службе у старика девушка, уж и не помнила она сама. Все дни казались ей теперь одинаковыми. Трудными, серыми, грустными. Одно радовало ее. Как зима пришла и как снег выпал, так к дому Кащея стали звери всякие приходить. Видела она теперь и белок, и зайцев, и медведей даже. Впервые за всю жизнь видела. Каждое животное что-то приносило хозяину. Когда и девушке подарок отдавали. Тогда она могла погладить и даже поиграть с пушистыми гостями. Но потом на пороге показывался старик и прогонял Катерину в дом.
Вот однажды не удержалась девушка и выглянула в окошко, чтобы посмотреть, зачем к хозяину прилетела сова. Увидела она, как старик положил на голову птице свою морщинистую руку, и та упала без чувств. Тут ветер подхватил ее тельце, поднял вверх да и бросил. Только птица не упала на землю, а будто рассыпалась на сотню песчинок и исчезла. В тот же миг оглянулся старик на окошко, будто почуял, что подсматривают за ним.
Испугалась Катерина, прижалась к стене. Тут дверь распахнулась, и на пороге в миг появился старик, что только что был на дворе.
- Что? Страшно тебе? - по обыкновению заворчал он. - А что страшного в этом? Был ты и нет тебя. Рассыпался, исчез, испарился. А что оставил после себя? Вот. Оставить должен что-то. Иначе зачем я тебя освобождать стану.
- От чего освобождать?
- От бремени жизни, страданий, боли, несчастий, ошибок, наконец.
- Ошибок? Бремени жизни? Разве жизнь - бремя?
- Это кому как, девица! Кому жизнь в радость и всласть, что не упасть, а кому мучения и боль. Каждый сам решает. Это выбор. Прям как твой. Жила ты себе, жила. Песни пела, а сейчас не поешь!
- Да от чего мне их петь сейчас? - грустно спросила Катерина.
- А от чего не петь? Что в твоей жизни изменилось то? Одета, обута, сыта, здорова. Чего ж не петь-то? Вот спой мне!
- Не буду я петь вам, - грубо ответила Катерина.
- А зря вот. Чего не спеть старику, коль умеешь?
- Не буду петь, сказала! - отрезала девушка.- Нечему мне радоваться. Забрали меня у маменьки, папеньки, у любимого моего, а мне пой?
- Так никто тебя не забирал, сама ты ушла от родных. А этот что ж за тобой не идет, коль любимый? Любимых в беде не бросают. Их из беды выручают. С ними до конца. Да только ни один молодец еще не дошел до моего крыльца.
Дед щелкнул языком, лукаво улыбнулся и, прищурившись, глянул на девушку.
- Знать, выбор у них таков. У молодцов!
***
Эта зима была особенно холодной. Утром и вечером мороз пробирал до костей и заставлял дрожать всем нутром, стоило выйти за порог. Хотя и внутри дома Катерина чувствовала себя не лучше. От вида худого дряхлого старика, забирающего чужие жизни, девушка начинала дрожать. Ее приводил в ужас пронизывающий взгляд черных глаз. Когда он устремлял его, она словно каменела, кровь застывала в ее жилах, руки немели, а ноги будто сами собой подкашивались. Старик только ухмылялся, зная, какую реакцию вызывает.
Он всегда был в дурном расположении духа. Вечно ворчал, часто кричал на девушку. Он был несносным старым человеком. Но в отличии от обычных людей он не мог вызывать не капли жалости или сострадания. Да и не был он человеком вовсе. Да и теплых чувств к себе он не требовал. Грубый, заносчивый, жестокий он всегда говорил, что вздумается, не взирая на то, какую боль мог причинить своими словами Катерине.
Однажды девушка не выдержала его нападок и закричала на старика в ответ. Она кричала так сильно, что голос ее срывался и хрипел. Катерина устала от придирок дряхлого старика, устала от заточения, но еще больше устала от неизвестности того, что будет дальше. Нет, она прекрасно понимала, старик не желает забирать ее жизнь, ведь она видела, как от него ушла ее подруга. Ей казалось, этому вечно живущему старцу доставляет удовольствие именно мучить ее, забирая силы.
Девушка кричала и кричала, обвиняя хозяина и властителя судеб в своей беде, в своем одиночестве, в своем медленном угасании и его особой жестокости. И в этот самый момент она увидела, как его лицо еще больше обезобразилось кривой беззубой улыбкой. Это было впервые. Такой реакции девушка не ждала и будто опешила.
- Ну-ну, что же ты замолчала? - заговорил старик. - Продолжай, продолжай! Злись, ругай меня на чем свет стоит. Гнев - это хорошо. Наконец-то ты стала живой, настоящей, а не послушной овцой в стаде. Кричи! Кричи, я тебе говорю!
Катерина молчала. Но что-то внутри нее еще кипело и рвалось наружу.
- Вы гадкий! - выдохнула наконец девушка, которая поняла, что старик издевается над ней.
- Ну какой есть, такой знать должен быть. А что ж ты, милая, не приписала мне как прежде суженого твоего? Что мол, разлучник я? Или нет уж любви, как суженого нет?
Девушка лишь вздохнула. Не было уже не любви, ни воспоминаний. Казалась вся ее жизнь только в этом лесу и была. Все что было до того она и не могла припомнить. Затерлось все в памяти, как вчерашний сон. Не вспомнить уж не лиц, ни имен, ни событий. Будто и не было ничего. Только эта горестная жизнь, в лесу, со стариком у которого давно вместо сердца камень.
- Так оно и бывает, - вдруг тихим, каким-то иным голосом заговорил старик, направляясь на свое привычное место подле стола. - Все хорошее - хорошо, да понимаешь ты это только когда плохо все. Так получается, что плохо - это хорошо? Иначе сравнить не с чем, понять нельзя где хорошо, где плохо. Так получается, Катенька?
Старик устремил на девушку свой леденящий взгляд и посмотрел прямо в глаза. Но почему-то теперь он не вызвал ужаса или страха. Черная тьма его взора вкрадывалась в душу девушки бесшумно как кошка.
Хозяин попросил налить ему чаю, а когда девушка выполнила его нехитрую просьбу, рукой пригласил ее к столу. Тут он хлопнул в ладоши и в миг перед девушка появилась белая скатерка, а на ней тарелочки расписные. Хлопнул старик в ладоши еще раз и на тарелках появились пироги да ватрушки, крендельки да конфетки. За несколько месяцев в лесной избушке Катерина уж и забыла вкус всех этих лакомств.
- Пироги твои любимые с яблоком, - заботливо по-отечески протянул старик и подвинул тарелку с пирогами ближе к девушке. Та нерешительно протянула руку и взяла один. Как он был вкусен. Аромат яблока разлетелся по всему дому. Откусила девица кусочек, и растеклось яблоко по рту теплым ароматным повидлом.
- Вкусно тебе? - спросил хозяин. - То-то! А раньше то небось ела, а вкус так не ощущала. Ко всему привыкает человек, и к хорошему привыкает, и к плохому. Краски становятся блеклыми, радость пропадает. И становится пирог с яблоками совершенно обычным и безвкусным.
На тех словах пирог превратился в руках девушки в обычный кусок хлеба, что пекла она старику из серой муки каждое утро. И вновь улыбнулся старик своей беззубой улыбкой. Катерина вздохнула тихонечко и лишь отщипнула пальцами хлеба кусочек.
- То-то и оно! Нравишься ты мне! - промолвил старик. - А теперь спать пора.
На словах этих поднялся он кряхтя и направился к печи. Слышно было, как залез старик на нее, поворочался чуток и усмирился. Легла спать и девушка, да все уснуть не могла, думала, про то, что плохо - это на самом деле хорошо. А хорошо становится скучно, а иногда и плохо вовсе.
***
С того дня сталось жить девушке как-то легче. Вечерами они со стариком теперь много разговаривали. И в разговорах Катерина была рада. Много она узнала той зимой, хоть ничего и не рассказывал ей старик. Он чаще задавал вопросы. А к каждому ответу всегда находился еще вопрос, который мог сразу изменить предыдущий. Как так складывалось, девушка и сама не понимала. Но до жути стали ей нравится эти разговоры.
- А зачем вы девушек из дома родного похищаете? - однажды все же решилась спросить Катерина, дождавшись передышки между размышлениями и загадками.
- Я? Похищаю? - вдруг спросил гневно дед.
Девушка испугалась и почти подпрыгнула от неожиданности.
- Что ж ты глупая такая? Я никого и никогда в жизни не похитил. Разве я тебя похитил? - устремил он на девушку пронзительный взгляд.
Не знала Катерина, что и ответить. Ведь и правда, не похищал ее старец, а сама она к нему в чащу лесную шла.
- Увидали они ворона моего и все тут. Откуп сразу платить готовы. Сами цену назначили такую. Смерть за смерть всегда плата была. А знаешь ли ты, дитя неразумное, что не я эту цену установил? А ведь так и было.
Жил в Живице в стародавние времена мужик один. Состоятельный был, дом имел большой и хороший, красавицу жену, - тон старика заметно утихомирился. - Была у него и дочка под стать супруге. Хотя нет, краше нее. Да вот несчастье - полюбила она мастерового простого. Замуж за него хотела. А отец никак не мог этого позволить. Так от ярой любви дочь хотел уберечь, что решил услать ее подальше, а мастерового того убить. Только как молодец узнал, что невесту отослали далеко, в тот же день за ней и отправился.
Отец-то девицы вечером дом паренька решил сжечь, вместе с ним. Не знал он, что нет его там. Зато вот родители его в том доме так и сгорели.
- А влюбленные что ж? - поспешила спросить Катерина, потому как замолчал рассказчик.
- А влюбленные... - протянул дед. - Не успел молодец. На дороге напали на тележку разбойники. Девицу с извозчиком зарезали. Уж приехал он к охладевшему телу.
Дед снова затих.
- И что же он? - робко спросила Катерина.
- Решил парень во чтобы то ни стало любимую вернуть. Поднял ее на руки и пошел искать того, кто сможет то. Дошел до самого неба. И дал там клятву, служить до конца времен лишь бы любимая живой обернулась.
- И обернулась?
- А кому ж то известно? - улыбнулся старик. - Может и живет где, а может нет. Впереди целая вечность, а может и узнаем. Всему свое время!
На тех словах старик поковылял к печи, как всегда, чуть шаркая дряхлыми ногами.
- А мужик-то тот, что семью мастерового изничтожил... забрать его смерти так и не удалось, - прокряхтел старик. - Как она за ним пришла, разбойничий нож на него устремила, так он женой свой прикрылся, спасаясь.
- И что же он до сих пор живет? - спросила девушка.
- Да разве жизнь то? - ответил ей старик.
***
Изменилась теперь Катерина. Вечерами она теперь слушала размышления старика лишь в пол уха. Все больше мыслила. В памяти стали всплывать картины встреч с любимым, но больше они не приносили ей радости. Все казалось теперь ненастоящим и надуманным.
Днем Катерина много трудилась, а в свободные минуты стала бывать наедине с собой и побродить по лесу. Весна уже вытесняла из него зиму. Опьяняющий запах свежей травы, шум проснувшихся деревьев, прогоняющих из своих ветвей насмешливый ветерок, и щебетание птах - вот что теперь дарило ей радость.
Вернулась как-то Катерина с прогулки, а старик уж сидит, ждет ее на крыльце.
- Да, - протянул он. - Не думал я, что так быстро ты изменишься. Все люди меняются. Вот и ты поменялась, помудрела, повзрослела. Раньше срока даже. Видимо, сердце у тебя особенное. Придется мне одному лето коротать. А уж по осени придет тебе смена.
- Как же? Куда же мне теперь? - растерялась девушка.
- А куда хочешь, туда и ступай. Чай, не дерево. А значит, весь мир твой. Смотри какой он огромный и сколько людей в нем разных и плохих, что хорошими кажутся, и плохих с душой огромной и светлой. Выбирай любых, что тебе по сердцу будут, да по правде по твоей. А время придет - свидимся. Расскажешь мне, что видела, да на что жизнь потратила свою. А теперь ступай, говорю. У твоей жизни, в отличие от моей есть срок.
Дед нахмурил брови, весь сморщился, точно еще постарел и отвернулся к окну. Растерянная Катерина хотела ослушаться и остаться, но не посмела. Вышла девушка на порог, а всю полянку у дома уже солнышко залило. И так радостно стало ей, так весело, что пустилась она бегом через лес. Но не в Живицу бежала она. Не было более ей там места. Похоронили ее там, а потому не было нужды возвращаться туда, где уже и не ждут.