Copyright 2003-2024 Василий Пучеглазов (Vasily Poutcheglazov)
Василий Пучеглазов
ОНИ СРАЖАЛИСЬ ЗА РОДИНУ
Главы войны в двух частях
(Пьеса по мотивам военной прозы М. А. Шолохова)
(2003 г.)
У Ч А С Т В У Ю Т
ЛОПАХИН Пётр - шахтёр.
СТРЕЛЬЦОВ Николай - агроном.
ЗВЯГИНЦЕВ Иван - тракторист.
ЛИСИЧЕНКО Пётр - повар.
БОРЗЫХ Андрей - шофёр.
НЕКРАСОВ Степан Михайлович - служащий.
КОПЫТОВСКИЙ Сашка - молодой рабочий.
ЛЕЙТЕНАНТ - молодой инженер.
СТАРШИНА - ветеран Первой мировой войны.
ПОЛКОВНИК - красный командир из "первоконников".
ВРАЧ.
ГЛАША - доярка.
ОЛЬГА - жена Стрельцова.
НАСТЯ - жена Звягинцева.
НАТАЛЬЯ - невеста, потом жена Лисиченко.
ИРИНА - жена Борзых.
МАША - дочь Некрасова, она же ДЕВУШКА в вальсе Лейтенанта и САНИТАРКА.
СЕРАФИМА Петровна - жена, потом вдова Старшины.
СТАРУХА.
Время действия - тридцатые и сороковые годы ХХ-го века.
Место действия - Россия.
*
Премьера - 19.02.2005. Ростовский Академический Молодёжный театр. Права на пьесу принадлежат театру до 2030 г.
Режиссёр - Валерий Чигишев.
Ч А С Т Ь П Е Р В А Я
1. ПРОЛОГ
На постепенно нарастающей мелодии песни "Если завтра война" на сцене гигантским миражом возникает во всём показном глянце "мирных тридцатых"
общая довоенная фотография сплочённой группы геройски бравых персонажей спектакля и их нарядных подруг, хором поющих жизнеутверждающе грозную песню,
на фоне которой звучат эпиграфом слова Шолохова.
ВСЕ.
"Если завтра война, если завтра в поход,
Если тёмная сила нагрянет, -
Как один человек, весь советский народ
За свободную Родину встанет!" (Продолжают петь припев.)
ГОЛОС. "В судьбу каждого из нас война вошла всей тяжестью, какую несёт с собой попытка одной нации начисто уничтожить, поглотить другую.
Из этих тяжестей складывается всенародное, общее бедствие, которое терпят люди с приходом в их жизнь войны". Михаил Шолохов.
ВСЕ.
"Мы войны не хотим, но себя защитим,
Оборону крепим мы недаром.
И на вражьей земле мы врага разгромим
Малой кровью, могучим ударом!
На земле, в небесах и на море
Наш напев и могуч и суров:
Если завтра война, если завтра в поход,
Будь сегодня к походу готов!"
В апофеозе боевого пафоса группа картинно застывает в рамке. Вспышка - и отснятая фотография словно растекается в зыбком мареве сна на эпизоды отдельных судеб,
первая из которых оживает в освещённом круге памяти Лопахина.
ЛОПАХИН (в упоении). Красота да и только! На Садовой в Ростове, в гостинице "Интурист", укропчиком пахнет, свежими раками...
Сейчас полдюжины пива, ледяного, "трёхгорного", и больше ничего не надо. Ой, держите меня, товарищи! (Подаёт руку появившейся рядом с ним ГЛАШЕ в вечернем платье.)
Мадам! Позвольте?
Вступает мелодия песни "Утомлённое солнце", и эта песня звучит дальше общим воспоминанием в других эпизодах.
ЛОПАХИН (представляясь даме). Лопахин Пётр Федотович, человек умственного труда. Шахтёр. Триста процентов нормы без ума в забое не выгонишь,
так что мой труд надо считать умственным. Прошу вас, мадам. Страстное танго! (Начинает танец, длящийся до конца сна.)
СТРЕЛЬЦОВ и ОЛЬГА в круге света с одной стороны сцены.
СТРЕЛЬЦОВ (яростно). Нет, больше я не могу! Нет моих сил больше! Давай выясним до конца!
ОЛЬГА (тихо). Не надо, Коля...
СТРЕЛЬЦОВ. Я его встретил вчера, этого твоего... Случайно, на улице. (Заново переживая встречу) А ведь я мог бы его убить.
Вот так подошёл бы вплотную, протянул руку и схватил за горло. И кто бы его отнял у меня? Я сильнее, намного сильнее...
ОЛЬГА. А потом? Нельзя играть чужой жизнью, Коля. И чужой, и своей.
СТРЕЛЬЦОВ. Прежде я не был таким... (Берёт её за плечи.) Как же так, Оля?
ОЛЬГА. Это выше моих сил. Прости.
СТРЕЛЬЦОВ. Значит, разрыв? Разрыв, да? Как же так?! (Идёт с ней в танце, параллельно с Лопахиным.)
БОРЗЫХ и ИРИНА в круге света с другой стороны сцены.
БОРЗЫХ. Ох, тяжко мне! Малость я перебрал с получки с товарищами-друзьями...
ИРИНА. Не страшно, Андрюша. Главное, сам до дому добрался.
БОРЗЫХ. Но, правда, последний перегон шёл на первой скорости. То есть, на четвереньках. Что, пора на работу?
ИРИНА. Пора, Андрюшенька. (Подаёт ему стаканчик.) Вот похмелись, только больше не надо, хорошо?
БОРЗЫХ (беря стаканчик, проникновенно). Эх, и славная же мне девка попалась! Ни упрёка тебе, ни скандала, смирная, весёлая, ласковая... И умница, не мне чета. (Пьёт залпом.)
ИРИНА. И ты, Андрюша, будь умницей. (Даёт ему солёный огурец.)
БОРЗЫХ. Да разве же можно не оправдать такого доверия? (Откусив огурец) Иринка, жёнушка ты моя милая... (В порыве чувств ведёт её в танце.)
ЛИСИЧЕНКО и его невеста НАТАЛЬЯ в круге света.
НАТАЛЬЯ. Ну-ка, ну-ка, за кого меня тут сосватать хотят? (Оглядывает его) Геройский парень! (Лисиченко кивает.) Да ты, кажись, немой? (Лисиченко мотает головой.)
А ну, покажи язык! Может, ты его в дороге при тряске откусил?
ЛИСИЧЕНКО (в испуге). Не... (Высовывает язык.) Вот...
НАТАЛЬЯ (хохочет). Ой, поглядите на него! Да он же чисто глупой! Как же я за него замуж пойду?
ЛИСИЧЕНКО. А зубы-то у тебя какие вострые! Как у волка-переярка! Это что ж со мной будет, когда женюсь? Не дай Бог, пустишь такие зубки в дело...
НАТАЛЬЯ. А как же! И полетит с тебя кожа клочьями!
ЛИСИЧЕНКО. Смотри, смеёшься ты ныне, а выйдешь за меня - как бы плакать не пришлось. (Берёт её за руки.)
НАТАЛЬЯ. Слепой сказал - поглядим. Ещё неизвестно, кто от кого будет плакать... (Ведёт его было в танце, но тут музыка прерывается.)
ЛОПАХИН (Глаше). Я вам скажу, вы женщина при таких достоинствах и при такой красоте, что просто ужас! (Оркестру) Маэстро, не делайте пауз! Шахтёры гуляют!
Вступает мелодия песни "Лунная рапсодия", четыре пары продолжают танцевать, и следующие эпизоды возникают на фоне их танца.
ЛЕЙТЕНАНТ и КОПЫТОВСКИЙ в круге света, у ящика с оборудованием.
КОПЫТОВСКИЙ. Как вам немецкое оборудование, товарищ инженер?
ЛЕЙТЕНАНТ. Умные руки эти машины делали, ничего не скажешь.
КОПЫТОВСКИЙ. Когда новая партия из Германии к нам на завод поступает, я тут при сборке каждую деталь раз пять ощупаю. Осматриваю, бывало, со всех сторон, любуюсь, можно сказать...
Сильная же у немцев техника!
ЛЕЙТЕНАНТ. У них и литература - ничего себе. Я немецких писателей часто читаю сегодня...
КОПЫТОВСКИЙ. В языке практикуетесь? Ну, правильно, может понадобиться. Обидно всё-таки: народ такой талантливый, а режим у него такой паскудный... Впрочем, это их дело.
ЛЕЙТЕНАНТ. Пока что их. Армия у Германии тоже достаточно сильная... (Продолжает разбирать с Копытовским детали из ящика.)
ПОЛКОВНИК и ВРАЧ в круге света, с кружками, у костра в лагере.
ВРАЧ. И сколько ты в лагере просидел, полковник?
ПОЛКОВНИК. Без малого четыре года.
ВРАЧ. Как думаешь, почему освобождают?
ПОЛКОВНИК (неохотно). Наверное, установили, в конце концов, что осудили напрасно, вот и освобождают.
ВРАЧ. Раскусил, значит, товарищ Сталин Ежова?
ПОЛКОВНИК (настороженно). Выходит, так.
ВРАЧ. Может быть, следом и другие на волю выйдут, а?
ПОЛКОВНИК. Возможно.
ВРАЧ. Эх, знать бы, что там в верхах творится...
ПОЛКОВНИК. Вот именно - знать бы. Нечего нам впустую гадать, доктор; поживём - увидим. (Пьют молча чифир из кружки.)
НЕКРАСОВ и дочь МАША в круге света, у себя дома: он читает газету, она делает уроки.
НЕКРАСОВ. Ну да, и Наполеон тоже думал Россию покорить...
МАША (пишет). Как Гитлер?
НЕКРАСОВ. Вроде того. А генералы его против были. Держава, мол, дюже серьёзная, не покорим...
МАША. Правильно генералы соображали.
НЕКРАСОВ. А он им: "Видите в небе звезду?" - "Нет, - отвечают, - не видим в дневное время". - "А я, - говорит, - вижу. Она нам победу предвещает".
И с тем тронул на нас своё войско.
МАША. И получил. Наши казаки его потом до самого Парижа гнали.
НЕКРАСОВ. Похоже, этому фюреру такая же глупая звезда привиделась. (Показывает на газету.)
МАША. И он получит. Зря, что ли, мы в школе все ворошиловские стрелки.
НЕКРАСОВ. Грозная сила. Особенно ты, доча. (Читает дальше.)
МАША. А то нет. (Пишет, напевая) "И на вражьей земле мы врага разгромим..."
СТАРШИНА и СЕРАФИМА в круге света: он что-то мастерит, она вяжет спицами.
СТАРШИНА (вдруг). Ах, чёрт! Как же он мне тогда под руку не попался?!
СЕРАФИМА. Ты это об ком горюешь?
СТАРШИНА. Да об Гитлере, будь он трижды проклят! Он же, в газете пишут, тоже на германской войне был, а я на ней восьмерых врагов уложил вот этой рукой...
СЕРАФИМА. Страсти какие.
СТАРШИНА. Рубанул бы тогда разок - и свернулся бы он надвое! Ну, да он, вражина, своего часа дождётся...
СЕРАФИМА. Накликаешь ты беду, вояка. Только ещё одной войны нам недоставало.
СТАРШИНА. Небось тебя не спросят. Ладно, наше дело солдатское, мы к службе всегда готовы.
СЕРАФИМА. Упаси Господи. Мало нам было напастей на нашу голову...
Мелодия "Лунной рапсодии" угасает вместе со всеми эпизодами мирной жизни, и из темноты возникает ироническим продолжением песня "Любовь нечаянно нагрянет",
выводящая следующую сцену.
СОН ЗВЯГИНЦЕВА
ЗВЯГИНЦЕВ и НАСТЯ за столом, обедают. Настя читает книгу.
НАСТЯ (отрываясь от книжки). Ваня... Ванюша...
ЗВЯГИНЦЕВ (хлебая борщ). Ну, что тебе?
НАСТЯ. Ты бы, Вань, хоть раз мне в возвышенной любви объяснился.
ЗВЯГИНЦЕВ (поперхнувшись). Чего?! Дочиталась ты, кажется...
НАСТЯ. Почему никогда я не слышала от тебя таких нежных слов, как в художественной литературе пишут?
ЗВЯГИНЦЕВ. Ополоумела ты, Настасья! Мы с тобой десять лет живём, трёх детей нажили, с какого же это пятерика я должен тебе теперь в любви объясняться?
Да у меня язык не повернётся на такое дело...
НАСТЯ. Ругаться так поворачивается.
ЗВЯГИНЦЕВ (возмущённо). Я смолоду в нежных словах не объяснялся!
НАСТЯ. Вот, вот. Ты всё больше руками действовал, рыжий чёрт.
ЗВЯГИНЦЕВ. И ты бы тоже, вместо того, чтобы глупые книжки читать, за детьми лучше присматривала. Бегают, как беспризорники, грязные да сопливые...
Или, вон, возьми, прочитай книжку про трактор. Ты же прицепщицей работаешь, тебе это надо знать.
НАСТЯ (упрямо). А я хочу про любовь.
ЗВЯГИНЦЕВ. Ну, зарядила со своей любовью. Выбил бы я из тебя эту дурь, да рука у меня невыносимо тяжёлая. Боюсь, зашибу.
НАСТЯ. Какой же ты, Ваня... Не деликатный. (Подольщаясь) А хочешь, я тебе все слова из книжки выпишу, если ты сам их придумать не можешь?
ЗВЯГИНЦЕВ (грохает кулаком по столу). Настасья! Я что сказал?!
НАСТЯ. Ну, или хоть поцелуй меня. Молчком поцелуй, если слова тебе не нравятся. А, Вань?
ЗВЯГИНЦЕВ (вытирает губы после борща). Ужасно ушлое животное женщина! (Встаёт к ней.) В три узла завяжется, а своего достигнет! (Наклоняется к жене, поцеловать её.)
2. ПОХОД
ГОЛОС ЛОПАХИНА (из темноты). Ваня, не спи!
Тотчас сон Звягинцева обрывается вместе с песней, и сам он, проснувшись, оказывается в центре ночной походной колонны отступающего разбитого полка.
Мерный ритм устало топающих сапог.
ЗВЯГИНЦЕВ (встраиваясь в колонну). Я что-то вроде задремал...
ЛОПАХИН (с бронетанковым ружьём на плече). Не задремал, а уснул, как старый мерин в упряжке. Сила у тебя, Звягинцев, лошадиная, а на сон ты слабый.
ЗВЯГИНЦЕВ. Это верно. Ты, как увидишь, что я голову опускаю, стукни меня в спину, да покрепче.
ЛОПАХИН. Вот это я с удовольствием. Стукну на совесть - прикладом своей пушки промеж лопаток. (Протягивает кисет) На, Ваня, сделай себе папироску, сон и отвалит.
Мало-помалу в ритм шагающей колонны вплетается глухо звучащая мелодия песни "По долинам и по взгорьям", сопровождающая поход.
ЗВЯГИНЦЕВ. Да тут на одну цигарку осталось, Петя...
ЛОПАХИН. Закуривай, не рассуждай!
ЗВЯГИНЦЕВ (сворачивая самокрутку). Совсем обнищали мы табачком.
ЛОПАХИН. Понятное дело при отступлении. Интенданты впереди нас драпают, со всеми запасами. (Идущему рядом Стрельцову) Эй, брюнет с усами! Мрачноват ты нынче, Стрельцов.
Угрюмость в тебе какая-то и понурость.
СТРЕЛЬЦОВ. Не вижу оснований радоваться.
ЛОПАХИН. Какие ещё тебе основания? Живой? Живой. Ну и радуйся.
СТРЕЛЬЦОВ. Да мы уже пятый день отступаем, скоро Дон, потом Сталинград... Разбили наш полк вдребезги. А что с остальными? С армией?
ЛОПАХИН. А я вчера в медсанбат ухитрился сходить. (Мечтательно) Есть там одна докторша, не докторша, а восклицательный знак.
СТРЕЛЬЦОВ. Ясное дело, что фронт наш прорван, что произошла катастрофа. Немцы висят на хвосте, только оторвались от них и всё топаем и когда упрёмся, неизвестно...
ЛОПАХИН. Ей-богу, Коля. Не докторша, а шестиствольный миномёт!
СТРЕЛЬЦОВ. Ты, Лопахин, вроде такого дешевого бодрячка из плохой пьесы. Горе у тебя когда-нибудь было?
ЛОПАХИН. Оно у меня и сейчас есть. Немцы теперь и город мой заняли, а там у меня жена, между прочим, отец-старик, шахта, на какой я работал...
Товарищей многих я за войну потерял навсегда. А что?
СТРЕЛЬЦОВ. Вот видишь, а ты всё шутки шутишь.
ЛОПАХИН. А я своё горе на выставку не выставляю. Бьют нас? Значит, поделом бьют. Воюйте лучше, сукины сыны, цепляйтесь за каждую кочку на своей земле!
Почему мы иной раз города почти без боя сдаём, мелкой рысью уходим? Брать-то их нам же придётся, нам самим!
Вот когда в бой мы будем идти так, чтобы от ярости пена на губах кипела, тогда и повернётся немец задом на восток, только тогда!
Я потому, Коля, и бодрый и хвост держу трубой, что злой ужасно. Я до такого градуса злости дошёл, что плюнь на меня - шипеть слюна будет... (Звягинцеву)
Дай-ка, Иван, курнуть... (Забирает у того самокрутку, курит.)
ЗВЯГИНЦЕВ (смотря в тёмный простор полей). Вся пшеница сгорела. (Разминает в руке колос, нюхает) Колос насквозь прокоптился, дымом воняет, как от цыгана...
Вот что проклятый фашист сделал, окостенелая его душа! Такую махину хлеба спалил, паразит несчастный!..
СТРЕЛЬЦОВ. Пудов сто с гектара взяли бы, как по-твоему?
ЗВЯГИНЦЕВ. А то и сто двадцать. Боже ты мой, какой хлеб-то пропал!
ЛОПАХИН. Водицы бы! Ледяной, родниковой, по полведра на брата...
СТРЕЛЬЦОВ. Не трави душу. Сухаря пожевать хочешь?
ЛОПАХИН. Давай. (Берёт у Стрельцова сухарь.)
ЗВЯГИНЦЕВ. Ну, что ему, гаду, тошно жить было без войны? А?..
СОН БОРЗЫХ
Всплеском воспоминания - мелодия песни "Прощание славянки". БОРЗЫХ и ИРИНА на шумном перроне в круге света. Проводы уходящих на фронт.
ИРИНА (вцепившись в мужа). Ну вот... Ну вот... На войну... Не дали они нам с тобой мирно пожить, не дали...
БОРЗЫХ. Иринка, возьми же себя в руки. Скажи мне хоть что-то хорошее на прощанье.
ИРИНА (дрожа). Родненький мой... Андрюша... Не увидимся мы с тобой больше... на этом... свете...
БОРЗЫХ (чуть отталкивая её). Да разве же так прощаются?! Что ты меня раньше времени заживо хоронишь?!
ИРИНА. Андрюша... Андрюша...
БОРЗЫХ (второпях целуя её). Да вернусь я! Выживу, не горюй ты! Опять будем мы вместе...
ИРИНА (мотая головой). Родненький... Родненький мой...
БОРЗЫХ (отступая). Всё, всё, Иринка, поезд отходит... Пора бежать. Жди меня, ладно? Себя береги и детей...
ИРИНА (застыв, смотрит, не отрываясь, на уходящего мужа). Нет... Нет... Нет...
И её исступлённый последний крик тонет в слитном женском вопле прощания.
ХОР ЖЕНСКИХ ГОЛОСОВ (отчаянно). Родненький!
Грохот катящего на фронт эшелона перекрывает рвущую душу мелодия песни, и воспоминание медленно угасает в памяти одного из солдат.
3. ПРИВАЛ
Тишина, и в тишине кукование кукушки. Утреннее летнее солнце освещает остановившихся на привал, оборванных донельзя солдат, частью спящих, частью чинящих обмундирование.
КОПЫТОВСКИЙ, НЕКРАСОВ и СТАРШИНА со СТРЕЛЬЦОВЫМ.
КОПЫТОВСКИЙ (с гимнастеркой в руках). Ужасно умная птица кукушка! Я сейчас на неё загадал: сколько проживу на свете? А она, проклятая, два раза крикнула и подавилась.
(Кукушке) Тоже, раздобрилась, паскуда длиннохвостая!
НЕКРАСОВ (со штанами). Ты погляди, что от штанов осталось! Спереди одна мотня, сзади - хлястик, а всё остальное сопрело. Как их латать, когда не за что хватать?
Фоном вступает тихая, щемящая мелодия песни "Амурские волны".
КОПЫТОВСКИЙ. Но, между прочим, выходит так, что два года я могу смело воевать, ни черта не убьют? Очень даже прекрасно! Должна же война прикончиться за два года.
СТРЕЛЬЦОВ. Нет, ты скажи, как будто меня двадцать кобелей рвали! Штанина в трёх местах располосована... (Зашивает одежду.)
СТАРШИНА (с сапогом). Ну и обувка! Левый сапог совсем рот раззявил...(Обматывает сапог проволокой.)
КОПЫТОВСКИЙ. Гимнастёрка на бредень стала похожа - лентами уже ползёт... (Разглядывает гимнастёрку на свет.)
ЗВЯГИНЦЕВ и БОРЗЫХ копаются в моторе тягача.
БОРЗЫХ. Вот, брат, тягач так тягач! Видал, какую он пушку возит?
ЗВЯГИНЦЕВ (восхищённо). Да этот мотор смело три сцепа комбайнов попрёт, честное слово! Подержался за него - и вроде как дома, в своей МТС, побывал...
БОРЗЫХ. Далеконько дом, однако... (Любовно похлопывая капот) Хорош, да не наш. Укатит сейчас, красавец, а мы опять пулемётами отбиваться будем.
ЗВЯГИНЦЕВ. На то мы с тобой и пехота. (На тягач) Такую технику зря губить дураков нет...
ЛОПАХИН и повар ЛИСИЧЕНКО у котла.
ЛОПАХИН. Опять каши наварил?
ЛИСИЧЕНКО. Опять.
ЛОПАХИН. Три недели одна пшённая каша! Ты не повар, а чёрт знает что!
ЛИСИЧЕНКО. А тебе что, антрекота захотелось? Или, может, свиную отбивную?
ЛОПАХИН. Из тебя самого отбивную бы сделать! Разъелся, как интендант второго ранга!
ЛИСИЧЕНКО. Петька, у меня ведь кипяток под рукой...
ЛОПАХИН. В ресторане работал, а никакой выдумки не имеешь! Неужели не мог ты в этом хуторе овцу или чушку выпросить?
ЛИСИЧЕНКО. Так, чтоб хозяин не видел?
ЛОПАХИН. Да хоть так. Щей бы сварил, второе сготовил...
ЛИСИЧЕНКО. Давай, отчаливай, мародёр. Ради твоей утробы я под трибунал не пойду.
ЛОПАХИН. Я от твоих постных харчей до того отощал, что даже жену во сне перестал видеть! Всякая дрянь снится!
ЛИСИЧЕНКО. А ты раков пойди налови. Всё больше пользы, чем попусту своего единственного кормильца укорять.
ЛОПАХИН. Мудрая мысль, тёзка... Раки это как раз то, что надо. (Уходя) И окунусь заодно...
КОПЫТОВСКИЙ и НЕКРАСОВ.
КОПЫТОВСКИЙ. Да, Некрасов, у тебя одна посадка портновская, а уменья нет. Тебе только хомуты вязать, а не благородные солдатские штаны чинить.
НЕКРАСОВ (чиня штаны). Это твои-то штаны благородные? Да их в руках держать и то противно!
КОПЫТОВСКИЙ (продолжая дразнить его). Ну разве это работа? Шов - в палец толщиной, любая вошь - если упадёт с него - убьётся насмерть.
НЕКРАСОВ. А на тебя вообще штаны из листовой жести шить надо.
КОПЫТОВСКИЙ. Пачкун ты, а не портной!
НЕКРАСОВ. Может, я, Сашка, хлястик тебе на трусы пришью? А штаны твои пакостные сожжём?
КОПЫТОВСКИЙ. Запекли тебе душу мои штаны! Ты сам, как святой в раю ходишь: срамом отсвечиваешь!
НЕКРАСОВ. Ниток нету, вот и хожу. Тут постираться и то некогда, я весь уже грязью зарос...
СТАРШИНА и СТРЕЛЬЦОВ.
СТРЕЛЬЦОВ. Вот она, романтика войны! От полка остались одни рожки да ножки, сохранили только знамя, а теперь, поди, будем становиться заслоном. Ни артиллерии, ни миномётов...
СТАРШИНА. Хоть бы тогда зенитчики поддержали нас. Степь голая, налетят самолёты, ну и наделают лапши. Но они все, наверное, к Дону потянутся, прикрывать переправу.
СТРЕЛЬЦОВ. И, как отступление, всегда такая чертовщина творится. По степям бродят какие-то дикие части, обстановки никто не знает...
СТАРШИНА. А ну, прекратить разговорчики! Сам, небось, понимаешь, Стрельцов, солдат и кашу есть и помирать должен по приказу начальства.
СТРЕЛЬЦОВ. От каши я бы не отказался. Со вчерашнего дня на сухом пайке перебиваемся.
СТАРШИНА. Подзаправитесь скоро, не паникуй. Да и обмундирование нам пора бы давно менять...
СТРЕЛЬЦОВ. Это уже на той стороне Дона, не раньше.
СТАРШИНА. Да, пожалуй, придётся малость повоевать сперва. Сейчас командование определит, что с нами делать, а наше дело выполнить боевую задачу...
В стороне от других неугомонный ЛОПАХИН стучит в калитку одного из домов хутора, и мелодия песни "Амурские волны" обрывается очередным столкновением с грубой реальностью войны.
Из дома слышится отдалённо звучащая по радио песня "Широка страна моя родная". К калитке подходит СТАРУХА.
СТАРУХА (неприязненно). Чего тебе?
ЛОПАХИН (развязно). А что, мамаша, не добудем ли мы у вас ведро и немного соли? Раков сварить.
СТАРУХА. Соли? Да мне вам кизяка поганого жалко дать, не то что соли!
ЛОПАХИН (оторопев). Вот тебе на! За что же такая немилость?
СТАРУХА. А ты не знаешь, за что? Не знаешь?! Куда вы идёте, за Дон? А воевать кто за вас будет? А народ на кого бросаете?
Третьи сутки через хутор войско идёт, уже слышно, как пушки ревут... Соли вам захотелось? Чтоб вас на том свете солили! Не дам! Ступай вон отсюда!
ЛОПАХИН. Ну и люта же ты, мамаша...
СТАРУХА. А не стоите вы того, чтобы к вам доброй быть! Я до старости на работе хрип гнула и все налоги выплачивала не затем, чтобы вы сейчас бегли и оставляли бы всё на разор!
Сроду не было, чтобы супротивник до наших мест доходил!
ЛОПАХИН (зло). В армии у тебя никого нет, наверное, а то бы ты иначе рассуждала.
СТАРУХА. Это у меня-то нет?! У меня три сына и зять на фронте, а четвёртого, младшего, в Севастополе-городе убили!
ЛОПАХИН (хмуро). Ну, тогда извините...
СТАРУХА (в запале). Да заявись сейчас сыны, я бы их и на баз не пустила! Благословила бы палкой через лоб! Взялись воевать - так воюйте, окаянные,
не таскайте за собой супротивника через всю державу!..
ЛОПАХИН (перебивая её). Извините, мамаша, дело наше спешное. (В сердцах) Чёрт меня дёрнул сюда зайти! (Поворачивается уходить.)
СТАРУХА. Эй, служивый, погоди-ка!
ЛОПАХИН. Спасибо, больше не надо. Поговорил, как мёду напился. Пойду в другом дворе добуду...
СТАРУХА. Постой! Дам я тебе ведро, так и быть. Только потом принеси.
ЛОПАХИН. Ладно, мы люди не гордые, можно взять...
СТАРУХА. Жалеешь вас, бегунцов, жалеешь, а вы... Защитники, называется! (Идёт к дому, и Лопахин идёт за ней.)
СТАРУХА и ЛОПАХИН скрываются из виду, и песня кончается.
Отдельным фрагментом общей картины короткой остановки в степи появляется ПОЛКОВНИК, сидящий с босыми ногами в тени, на подножке штабного "газика",
и мурлыкающий песню "Марш Будённого".
Быстрым шагом к Полковнику подходит ЛЕЙТЕНАНТ.
ЛЕЙТЕНАНТ. Разрешите, товарищ полковник?
ПОЛКОВНИК. Иди сюда, лейтенант. В тень.
ЛЕЙТЕНАНТ. Ну и жарища! Прямо адово пекло!
ПОЛКОВНИК. Пекло у нас впереди. Получен приказ: занять оборону на высоте за хутором, на скрещении дорог, и оборонять высоту до подхода подкрепления. Задача ясна?
ЛЕЙТЕНАНТ. Так точно. А если окружат и навалятся большим количеством танков? За последние дни у нас многих выбило, товарищ полковник. Я после вас единственный офицер на весь полк.
ПОЛКОВНИК. Знамя полка мы сохранили, надо сохранить и честь полка. Так что держаться до последнего, лейтенант.
ЛЕЙТЕНАНТ. Есть держаться!
ПОЛКОВНИК (заметив его взгляд на свои босые ноги). Думаешь, ноги картечью посечены? Нет, тут без героики. Застудил как-то, пошли нарывы...
(Надевает высохшие носки) Табачную золу втирал, оно и обошлось, как видишь.
ЛЕЙТЕНАНТ. Разрешите идти, товарищ полковник?
ПОЛКОВНИК (начинает надевать сапоги). Давай, лейтенант, окапывайтесь. И ни шагу назад.
ЛЕЙТЕНАНТ. О-хо-хо... Жаркий будет денёк. (Уходит.)
ПОЛКОВНИК (надевая сапог). М-да, застудил на лесоповале... Обувка-то в лагерях та самая, и другого лекарства, кроме золы, у нас не имелось...
ВОСПОМИНАНИЕ ПОЛКОВНИКА
Словно застилая реальность летнего дня войны, в памяти Полковника опять возникает поляна с костром, возле которого сидит в телогрейке ВРАЧ с кружкой,
начинающий песню "Я помню тот Ванинский порт".
ВРАЧ (поёт).
"Я помню тот Ванинский порт,
Холодный, сырой и угрюмый..."
ПОЛКОВНИК подходит к костру и присоединяется к песне.
ВДВОЁМ (поют).
"Как шли мы по трапу на борт,
В холодные мрачные трюмы..."
Песня продолжается фоном глухих голосов лагерников до конца воспоминания Полковника.
ВРАЧ. Значит, считаешь, война будет скоро?
ПОЛКОВНИК. Не исключаю. А в армии очень многих мы потеряли, очень многих...
ВРАЧ. Как Сталин такое мог допустить, причём перед самой войной? Как, можешь ты объяснить?
ПОЛКОВНИК. Для меня ясно одно: его дезинформировали, его страшнейшим образом вводили в заблуждение...
ВРАЧ. А он сам что, слепой? Понятно, среди изъятых есть настоящие враги, с ними надо бороться, но за мной никакой вины не было, по ошибке же осудили!
ПОЛКОВНИК. У меня то же самое. Один мерзавец оклеветал - и всех нас пересажали, на кого он сыпал показания. А жён наших - в ссылку.
ВРАЧ. И, по-твоему, он ни при чём?
ПОЛКОВНИК. Возможно, у него были серьёзные причины для проведения такой масштабной чистки...
ВРАЧ. Но нас почему во "враги народа" записали - вот я что не пойму! "Лес рубят - щепки летят"?
ПОЛКОВНИК. Да, вероятно, кто-то выслужиться хотел. В госбезопасности тоже люди.
ВРАЧ. Не сказал бы, судя по их методам.
ПОЛКОВНИК. Добрый тебе совет, доктор: если освободят, вычеркни всё из памяти. И допросы, и лагерь, и прочее-разное.
ВРАЧ. Это само собой. Если освободят.
ПОЛКОВНИК. Ну, вроде бы, справедливость уже восстанавливается понемногу. Успеть бы ещё перевооружить армию, противник у нас весьма серьёзный...
ВРАЧ. Надеешься, и твоё звание тебе вернут после освобождения?
ПОЛКОВНИК. Званье не главное. Хоть кем, хоть где, но только бы в строй! Мы же кадровые военные, доктор, - наше место в армии.
ВРАЧ. Да уж, наверное, не на лесосеке. Может быть, ты и прав насчёт перемен.
ПОЛКОВНИК. Будем надеяться, доктор. Будем надеяться...
И песня, всплеснувшись, потопом голосов затапливает пространство воспоминания.
ХОР ЛАГЕРНИКОВ.
"Будь проклята ты, Колыма,
Что названа чудной планетой!
Сойдёшь поневоле с ума -
Обратно возврата уж нету!" - 2 раза
Поляна с костром исчезает в памяти Полковника вместе с хриплым надсадным пением хора "зэков".
4. ОКАПЫВАНИЕ
Вразнобой - стук сапёрных лопаток окапывающихся бойцов. Каждый роет себе временную ячейку-окоп, переговариваясь с соседями во время привычной работы.
Исподволь, ироническим фоном, звучит негромко мелодия песни "Варяг", перебивающаяся по ходу сцены внедрениями музыкальных тем различных персонажей.
СТРЕЛЬЦОВ (копая). Это не земля, а увечье для народа!
НЕКРАСОВ (копая). Её порохом рвать надо, а не лопаткой ковырять!
КОПЫТОВСКИЙ (копая). Ну как, доходная работёнка?
БОРЗЫХ (копая). Вот война так война! Сколько этой землицы лопаткой перепашешь, прямо страсть!
ЗВЯГИНЦЕВ (копая). Считаю, что на фронте я один взрыл её не меньше, чем колёсный трактор за сезон!
СТАРШИНА (копая). Ячейки рыть в полный рост, байстрюки! Не лениться!
ЛОПАХИН (копая, Звягинцеву). Рой глубже, богомолец Иван! Что-то ты по-стариковски всё больше сверху елозишь?
В земляной работе, как и в любви, надо достигать определённой глубины...
ЗВЯГИНЦЕВ. Что мы тут, зимовать будем?
ЛЕЙТЕНАНТ (копая). Зимовать не зимовать, а упереться должны, пока остальные не переправятся на тот берег. (Останавливается.)
Борзых и Лопахин, на вас, бронебойщиков, особая надежда. Бой нынче будет серьёзный.
БОРЗЫХ. Мы с Петей не подведём, товарищ лейтенант. Но вот народу у нас маловато.
ЛОПАХИН (через всех на другой край Борзых). Ничё, паря! Мал клоп, да вонюч!
ЛЕЙТЕНАНТ. Я так думаю, сначала танки на нас будут силу пробовать. Глядите в оба. (Показывает на местности) За теми высотками им удобно сосредоточиться.
К тому же там и подход хороший, скрытный, учтите этот момент.
БОРЗЫХ. Постараемся устоять. Подкрепление лишь бы не опоздало. (Продолжает копать.)
ЛЕЙТЕНАНТ. Ну, это уж не от нас зависит. (Продолжает копать.)
ЛОПАХИН (копая, продолжает задирать Звягинцева). Нет, Ваня, поверхностный ты человек, норовишь сверху копаться.
Через это тебе жена и письма редко шлёт, вспомнить тебя ничем добрым не может...
ЗВЯГИНЦЕВ. Балалайка ты, Петя! Ты только сквернословить горазд, угольная душа!
ЛОПАХИН. Красноречие - великая вещь на фронте. Нужное слово всегда дорогу к сердцу найдёт. (Копает.)
ЗВЯГИНЦЕВ. Балабон и трепло. (Стрельцову) Как же я с ней переписку налажу, если я женины письма никому даже почитать не могу?
СТРЕЛЬЦОВ. Почему?
В памяти Звягинцева снова начинает звучать мелодия песни "Любовь нечаянно нагрянет".
ЗВЯГИНЦЕВ. Стыдно мне! Испортилась у меня жена через художественную литературу. Она же мне исключительно про любовь дует на всех страницах.
Я, Микола, три письма от неё получил, и каждое начинается так: "Дорогой мой цыпа!"
СТРЕЛЬЦОВ. Как, как?
ЗВЯГИНЦЕВ. "Цыпа"! Ну, откуда она это куриное имя выковыряла? Какой из меня "цыпа", скажи?
СТРЕЛЬЦОВ. Да, Ваня, ты, пожалуй, давно уже в полноценного кочета оформился.
ЗВЯГИНЦЕВ. А перед самым отступлением она мне ещё письмо прислала. "Здравствуй, мой котик!" Нет, ты представляешь?
Про детей скороговоркой, про МТС ни слова, только опять про эту проклятую любовь пишет.
Да такими книжными словами, что я когда читаю, у меня уши горят, руки трясутся, туман в голове делается, и жаром так всего и охватывает...
СТРЕЛЬЦОВ. Скучает она, видать, по тебе.
ЗВЯГИНЦЕВ. А мне-то как воевать после её писем? Я же как пьяный потом хожу, ни о чём больше думать не в состоянии... И, главное, что она за неподобные клички выдумывает?
Сперва "цыпа", чтоб у неё язык отсох, затем "котик", а чего дальше ждать? Может, она меня Трезором назовёт или другим кобелиным прозвищем?!
Дошла баба до точки... (Продолжает копать окоп.)
СТАРШИНА и НЕКРАСОВ копают, опять на мелодии песни "Варяг".
СТАРШИНА. Что ты, Некрасов, бормочешь, как тетерев на току? Помрачение мозгов от жары?
НЕКРАСОВ. Устал я! (Копая) До каких же пор можно так веселиться пожилому человеку? С первых дней войны я эту серую беду трепаю!
После первого ранения из медсанбата сразу же в часть, после второго с пересыльного загремел обратно на фронт, после третьего в госпитале не отлежался - и снова тут!
Имею я право на отдых или нет?
СТАРШИНА. Удержим фронт - отдохнёшь. Немец, как видно, на Волгу режет, а там - Сталинград... Стыд и ужас, куда нас фашист допятил.
НЕКРАСОВ. Это понятно. Но сколько же можно без роздыху воевать? Я детишек своих второй год не вижу, забыл, какие они из себя.
Старшенькую, Машуту, и ту не вспомню, а она ведь совсем взрослая.
СТАРШИНА. Ты, Некрасов, меня не жалоби. Я три войны сломал, всякое видывал на своём веку.
НЕКРАСОВ. Про жену я уже и не говорю, тут и слов подходящих не сыщешь. Позабыл даже, как у неё под мышками пахнет!
СТАРШИНА. Цыть, вражий сын! Что это, понимаешь, за пораженческие настроения?! Отставить!
НЕКРАСОВ (вкрадчиво). Вот кабы ты, старшина, меня махоркою угостил из твоих резервов, мне, может, и полегчало бы...
СТАРШИНА. Тебя, Некрасов, прикладом бы угостить надо за твои каверзы. Плетёт Бог знает что... (Суёт Некрасову пачку махорки.) На, инвалид, для поправки здоровья.
НЕКРАСОВ. Ну, старшина, уважил... Сто грамм бы ещё, для храбрости, и посылай меня в бой. (Продолжает рыть окоп.)
СТАРШИНА. Ох, я тебя и пошлю, Некрасов, ты допросишься...
ЛОПАХИН видит молча окапывающегося повара ЛИСИЧЕНКО, и тотчас мелодия "Варяга" перебивается мелодией песни "Веселья час и боль разлуки", звучащей в памяти Лисиченко.
ЛОПАХИН. Миленькое дельце! Какой дурак посадил тебя в эту ямку?
ЛИСИЧЕНКО (копая). Никто меня не сажал. Сам я тут разместился.
ЛОПАХИН. А кухня?
ЛИСИЧЕНКО. А кухню я бросил. Мне возле кухни околачиваться стало грустно и одиноко.
ЛОПАХИН (закипая от гнева). Загрустил - и поэтому бросил?
ЛИСИЧЕНКО. Точно. Что-то меня в коллектив потянуло сегодня.
ЛОПАХИН. Думаешь, без тебя оборону не удержим?
ЛИСИЧЕНКО. Вот именно. Не понадеялся я на тебя, Петя, подумал, что дрогнешь ты в тяжёлую минуту, потому и пришёл.
ЛОПАХИН (задохнувшись от возмущения). Ах ты... Ответил бы я тебе по всем правилам военной науки, но не для тебя берегу самые дорогие и редкостные слова.
ЛИСИЧЕНКО. Ну и не ахай тут, не пугай меня понапрасну.
ЛОПАХИН. Лисиченко, я сейчас перед боем очень нервный, учти. Ты что, народ без горячего хочешь оставить? Иди-ка отсюда добром, без тебя управимся.
ЛИСИЧЕНКО. Повоюю немного, потом пойду.
ЛОПАХИН (орёт). А жрать мы что будем?!
ЛИСИЧЕНКО (невозмутимо). Щи.
ЛОПАХИН. Что?
ЛИСИЧЕНКО. Щи со свежей бараниной и молодой капустой. Чего ты глаза лупишь? Добыл всё на хуторе, как ты мне советовал, в котёл заправку сделал и ушёл на передний край.
Так что у меня полный порядок с обедом.
ЛОПАХИН. Петруша... Тёзка ты мой дорогой... Неужели щи?
ЛИСИЧЕНКО. Ты мной доволен, герой? Дай мне тогда одну гранатку - может, сгодится.
ЛОПАХИН (вручая ему гранату, растроганно). Воюй, пожалуйста, воюй, сколько влезет, я разрешаю... Нет, Петро, не артиллерия бог войны, а ты настоящий бог!
Щи с бараниной! Да нас теперь никакой враг отсюда не выбьет, с таким обедом! (Идёт дальше к себе.)
ЗВЯГИНЦЕВ и СТРЕЛЬЦОВ, закончив рытьё, готовят окоп к бою, и звучащая в памяти Стрельцова мелодия песни "Вам возвращая ваш портрет" сменяет предыдущую песню.
ЗВЯГИНЦЕВ. А ты не вдовый, Микола? Что-то от жены писем я не примечал у тебя, только от сына.
СТРЕЛЬЦОВ. Нет у меня жены. Разошлись.
ЗВЯГИНЦЕВ. Ты бросил жену?
СТРЕЛЬЦОВ. Нет, она меня.
ЗВЯГИНЦЕВ. Что ж она, стерва, другого сыскала?
СТРЕЛЬЦОВ. Да, обычная история.
ЗВЯГИЦЕВ. Ведь вот какой народ, эти бабы! Парень ты видный, агроном, какого же ей чёрта надо было?
СТРЕЛЬЦОВ. Не знаю. Чужая душа - потёмки. (Раскладывает оружие.)
ЗВЯГИНЦЕВ. А об детях она, сука, подумала?! Ну и брось горевать о ней. Главное дети у тебя есть. Дети, брат, - главная штука.
СТРЕЛЬЦОВ. Да и дети с нею сейчас. Этот её тоже на фронте, так что в селе за нас одни женщины с ребятишками отдуваются.
ЗВЯГИНЦЕВ. Ох, и тяжко им там без нас, Микола, нашим бабам! Война-то нешуточная разыгралась, и кто его знает, чем она кончится.
СТРЕЛЬЦОВ. Тогда и видно будет, как оно сложится, с семейной жизнью. Когда отвоюем.
ЗВЯГИНЦЕВ. Или же отвоюемся. Ну да Бог не выдаст - свинья не съест... Выдюжим.
БОРЗЫХ и ЛЕЙТЕНАНТ с одного края линии обороны, ЛОПАХИН и КОПЫТОВСКИЙ - с другого. Снова мелодия песни "Варяг".
БОРЗЫХ (прилаживая бронетанковое ружьё). До чего же обзорец у меня роскошный, товарищ лейтенант! Это не позиция, а прелесть!
ЛОПАХИН (с таким же ружьём). Ну, отсюда я буду бить этих дейчпанцирей так, что только стружки будут лететь!
КОПЫТОВСКИЙ. Нынче ты храбрый. А вчера, когда пошли танки на нас, ты с лица сбледнел.
ЛОПАХИН. Я всегда бледнею, когда они на меня идут. Свидание со смертью - это штука серьёзная.
КОПЫТОВСКИЙ (ехидно). Тоже с дамскими нервами.
ЛОПАХИН. Каждый человек живой, чего же ты хочешь? (По ходу его монолога реальность словно отступает, и Лопахин к финалу оказывается уже в круге счастливого сна-воспоминания.)
Воюем-то мы вместе, а умирать будем порознь. И смерть у каждого из нас своя, собственная. Состоится ли это свидание, или нет, а всё равно сердце бьётся как у влюблённого,
и чувствуешь себя так, будто вас только двое на белом свете: ты и она...
Последние слова Лопахина отзываются общим вздохом готовящихся к бою солдат.
ХОР СОЛДАТ. Ты и она...
СОН ЛОПАХИНА
На бравурной мелодии песни "Катя-Катерина" ("Черноглазая казачка подковала мне коня") ЛОПАХИН ухлёстывает в передышке между боями за аппетитной дояркой ГЛАШЕЙ.
ГЛАША Стало быть, это ваша часть за хутором окопы роет?
ЛОПАХИН (подходя к ней). Наша. Не знаю, как вас, Глаша, по отчеству, но прелесть вы, а не женщина! Просто взбитые сливки!
ГЛАША. Уж какая есть.
ЛОПАХИН. На мой аппетит - вас целиком можно за один присест скушать: намазывать по кусочку на хлеб и жевать даже без соли...
ГЛАША. Хороша Глаша, да не наша?
ЛОПАХИН. В том-то и вся беда! И с чего это вас так разнесло? Неужели с парного молока или с простокваши? (Пытается обнять её.)
ГЛАША. Но, но, парень! Я строгая вдова и этих глупостей не люблю. (Отодвигается.)
ЛОПАХИН. От такой вдовы согласен нести любой урон, но отступать не намерен. (Обнимает её покрепче.)
ГЛАША (не слишком уже вырываясь). Да мы сейчас уходить будем с хутора. (Подначивая) Может, и ты с нами, солдатик?
ЛОПАХИН (торопливо тиская её). Пока что не по пути...
ГЛАША (насмешливо). Жаль, жаль. Стадо бы нам помог перегнать.
ЛОПАХИН. Должен стоять на страже интересов Родины... Но если придётся, где мы, Глашенька, встретимся?
ГЛАША. Вроде бы ни к чему нам встречаться, но если уж будет невтерпёж, - в лесу, на той стороне Дона поищи. Мы далеко от своей фермы не пойдём.
ЛОПАХИН (продолжая свою атаку). Кабы сейчас не война, Глаша, я бы с вами согласился всю жизнь на ферме под коровьим брюхом сидеть и за дойки дёргать...
ГЛАША (язвительно). За чьи дойки-то?
ЛОПАХИН (умилённо). Глашенька! Только не уходите, и я всё объясню... Доходчиво.
ГЛАША. И что именно?
ЛОПАХИН (интимно). Всё, всё. Всего полчасика, а?
ГЛАША. Ну, разве что так... Но не больше.
ЛОПАХИН (в восторге). Глаша! Да много ли на войне человеку надо?! (Целует её.)
ГОЛОС ЛЕЙТЕНАНТА. Во-о-оздух!
Сон рассеивается бесследно вместе с залихватской песней, и Лопахин, проснувшись в окопе, слышит грозный гул самолётов.
ЛОПАХИН. Мать их в душу! Накрылась теперь наша Глаша...
5. БОМБЁЖКА
В тишине - нарастающий всё сильней гул идущих бомбить "юнкерсов". В цепи окопов - напряжённое ожидание смотрящих в небо солдат, машинально роняющих короткие реплики.
БОРЗЫХ. На нас идут...
СТРЕЛЬЦОВ. Только этого недоставало...
СТАРШИНА. А зенитчики все на переправе...
КОПЫТОВСКИЙ. Это пикировщики...
ЛИСИЧЕНКО. У этих начинка серьёзная...
НЕКРАСОВ. Сейчас падать начнут...
ЗВЯГИНЦЕВ. Окоп поглубже отрыть бы...
ЛОПАХИН. Вот они, пошли!
ЛЕЙТЕНАНТ (кричит). По самолётам противника ого-о-онь!
Вой пикирующих самолётов. Свист падающей бомбы.
СТРЕЛЬЦОВ. Моя!
Внезапный обвальный грохот взрыва, темнота, и уже в тишине беспамятства Стрельцова возникает звучащая со старой пластинки песня "Вам возвращая ваш портрет".
БЕСПАМЯТСТВО СТРЕЛЬЦОВА
Покинувший окоп СТРЕЛЬЦОВ обнаруживает себя дома, перед своей бывшей женой ОЛЬГОЙ в чёрном вдовьем платке.
СТРЕЛЬЦОВ. Это я, Оля, здравствуй. Войне конец.
ОЛЬГА. Будь она проклята, эта война...
СТРЕЛЬЦОВ. Трудно жилось вам тут? Вид у тебя измученный.
ОЛЬГА. Кому легко было? Выжили кое-как - и ладно. На сына теперь надежда, он уже совсем взрослый.
СТРЕЛЬЦОВ. А этот твой? О нём есть сведенья?
ОЛЬГА. Так убили его. Ещё год назад похоронка пришла.
СТРЕЛЬЦОВ. И ты молчала?
ОЛЬГА. А что ж говорить? Это моё горе, ты ни при чём.
СТРЕЛЬЦОВ. Ну да, мы гордые. Мы сами всё переможем, и помощь нам ни к чему... Но ты, между прочим, моя жена, ты не забыла?
ОЛЬГА. Бывшая.
СТРЕЛЬЦОВ. Тут уж как ты сама решишь. Для меня ты была женой и останешься.
ОЛЬГА. Ты хочешь, чтоб я вернулась? Я же перед тобой кругом виноватая...
СТРЕЛЬЦОВ. Ну, значит, считай что простил. Мы же такую войну пережили...
ОЛЬГА (тихо). Не все пережили.
СТРЕЛЬЦОВ. Надо жить дальше, Оля. (Берёт её за плечи.) Надо жить.
ОЛЬГА (неуверенно обнимая его). Коля... Как я ждала... Как ждала... Наконец! (Припав к нему, повторяет сквозь слёзы, всё гладя и гладя его тело) Живой, живой, живой...
ГОЛОС С ПЛАСТИНКИ.
"В моём письме упрёка нет,
Я вас по-прежнему люблю!"
И, вторя дождавшейся мужа Ольге, счастливым рыданием вырывается из будущего многоголосое эхо женских голосов.
ХОР ЖЕНЩИН. Живой!!
Взрыв - и парадно-бодрая мелодия песни "Авиамарш" ("Мы рождены, чтоб сказку сделать былью"), смахнув далёкое будущее, воскрешает дымную грохочущую реальность ожесточённой бомбёжки.
Вспышки взрывов высвечивают ячейки, в которых беззащитные бойцы стреляют из своих трёхлинеек в самолёты.
ЛОПАХИН целится из бронетанкового ружья в "юнкерс", пикирующий на него. Рядом его второй номер КОПЫТОВСКИЙ.
ЛЕЙТЕНАНТ (кричит, с пистолетом). Огонь по самолётам!
ЛОПАХИН (целясь). Ну, гнида, я тебя приземлю...
КОПЫТОВСКИЙ. На три корпуса... На четыре бери вперёд!
ЛОПАХИН. Не лезь!
КОПЫТОВСКИЙ. Да бей же его! Скорее!
ЛОПАХИН. Приземлю... (Стреляет и тут же исчезает во вспышке взрыва.)
БОРЗЫХ (на другом краю линии, стреляет). А наши истребители где?! Где авиация?!
ЗВЯГИНЦЕВ (в центре линии). Сколько же их на нашу голову?! (Стреляет из винтовки.)
ЛЕЙТЕНАНТ. Огонь, огонь!
КОПЫТОВСКИЙ (Лопахину). Петя, ты жив?
ЛОПАХИН (направляя ружьё вверх). Патрон давай! Что застыл?! (Целясь) Я ему ноги переломаю, гаду...
КОПЫТОВСКИЙ. Нагнись! Прошьёт он тебя!
ЛОПАХИН. Врёшь, не успеет. (Стреляет - и снова вспышка взрыва.)
БОРЗЫХ (целясь из бронетанкового ружья). Беззащитных бомбить вы все смелые... (Стреляет.)
ЗВЯГИНЦЕВ (с винтовкой). Асы выискались! (Стреляет.)
ЛЕЙТЕНАНТ. Огонь!
КОПЫТОВСКИЙ (Лопахину). Ты не раненый?
ЛОПАХИН (в ярости). Патрон! (Целясь) Сейчас всажу...
КОПЫТОВСКИЙ. На нас заходит! Точно на нас! (Приседает.)
ЛОПАХИН. Лови! (Стреляет) В гроб твою душу!
КОПЫТОВСКИЙ (следя за самолётом). Попал... Попал, Пётр Федотович!
ЛОПАХИН. Ага, в яблочко. Вот как их надо бить!
КОПЫТОВСКИЙ. Горит... Как ты его долбанул!
ЛОПАХИН. А не летай тут. Пугать он будет меня...
КОПЫТОВСКИЙ (орёт, ликуя). Горит!
ВСЕ (наперебой). Горит! Горит! Горит!
ЗВЯГИНЦЕВ. Хоть один получил!
ЛЕЙТЕНАНТ. Всех бы вас так, сволочи! Всех до единого...
Жуткий свист падающей бомбы. Взрыв. Мир вокруг Лейтенанта разметает огнём, и он, в последний миг своей молодой,
оборванной взрывом жизни оказывается один посреди призрачного пространства, звучащего щемяще-счастливой мелодией песни "Случайный вальс".
УХОД ЛЕЙТЕНАНТА
Ещё не осознав, что с ним случилось, ЛЕЙТЕНАНТ начинает петь в неожиданной пустоте.
ЛЕЙТЕНАНТ.
"Ночь коротка, спят облака,
И лежит у меня на ладони
Незнакомая ваша рука..."
Из темноты, сбывшимся чудом последнего свидания, шагает к Лейтенанту ДЕВУШКА в белом воздушном платье, лица которой зритель сперва не видит,
и они кружат вдвоём в вечном вальсе памяти.
ЛЕЙТЕНАНТ.
"После тревог спит городок,
Я услышал мелодию вальса
И сюда заглянул на часок.
Хоть я с вами совсем не знаком
И далёко отсюда мой дом,
Я как будто бы снова
Возле дома родного.
В этом зале пустом
Мы танцуем вдвоём,
Так скажите хоть слово -
Сам не знаю, о чём..."
Хор голосов погибших подхватывает одинокое пение Лейтенанта, и он, зачарованно глядя в белое светящееся лицо своей последней спутницы, уплывает, уводимый ею всё дальше, в небытие.
ХОР ПОГИБШИХ.
"Я как будто бы снова
Возле дома родного.
В этом зале пустом
Мы танцуем вдвоём,
Так скажите хоть слово -
Сам не знаю, о чём...
Сам не знаю, о чём..."
Голоса, уходя, затихают в угасающем пространстве.
Ч А С Т Ь В Т О Р А Я
Продолжением бомбёжки, на фоне полыхания взрывов последнего бомбового удара, гремит во всю мощь бравый припев песни "Авиамарш".
ХОР ПАРАДА.
"Всё выше, и выше, и выше
Стремим мы полёт наших птиц!
И в каждом пропеллере дышит
Спокойствие наших границ!"
Финальный взрыв. Гул удаляющихся самолётов, уцелевшие откашливаются в дыму и пыли, выглядывая из своих ячеек в степь, где уже слышен отдалённый рокот танков, двигающихся к высоте.
6. АРТПОДГОТОВКА
ЛИСИЧЕНКО. Тьфу ты! Полный рот пыли! (Отплёвывается.)
ЗВЯГИНЦЕВ. Вроде бы улетели, стервятники...
БОРЗЫХ. Малость притихло...
НЕКРАСОВ. Надолго ли?
СТАРШИНА. Лопахин! Это ты, что ли, сбил самолёт?
КОПЫТОВСКИЙ. А то кто же! Мы с Петром Федотычем!
СТАРШИНА. Чисто сработано, Лопахин. Доложу командованию - к награде будешь представлен.
БОРЗЫХ (со своего края Лопахину). Пофартило тебе, Петруша! С тебя причитается.
ЛОПАХИН. С первой получки поставлю - как бог свят.
В тишине, ненадолго воцарившейся на поле боя, начинает тихо звучать фоном действия мелодия песни "Три танкиста".
КОПЫТОВСКИЙ (резвясь). Вот так стрелять надо, товарищи бойцы! Поэкономнее и пометче. А то вы с испугу пуляете наобум - в белый свет как в копеечку...
ЗВЯГИНЦЕВ. Бабушку свою поучи, как надо стрелять, сопливец ты этакий...
ЛОПАХИН. Эгей, Лисиченко! Как там твоя кухня со щами? Врагу ещё не досталась?
ЛИСИЧЕНКО. Ни боже мой! Ты её защитил, герой. Прикрыл огневой поддержкой.
НЕКРАСОВ. Лопахин ради жратвы и весь фронт в одиночку удержит.
ЛОПАХИН. Не сомневайся, Некрасов, справлюсь и за тебя тоже. Давай мне сюда твой сухой паёк и топай в тыл отдыхать, если старшина отпустит.
СТАРШИНА. Лопахин!
ЛОПАХИН. Ась? Награда уже пришла, товарищ старшина?
СТАРШИНА. Ты со своим языком до награды не доживёшь, Лопахин! Ты гостей лучше жди, фрицы вон, видишь, какую пылищу в степи подняли? Это по нашу душу.
ЗВЯГИНЦЕВ. Лишь бы припасу хватило, товарищ старшина. Они же упорные, лезут как вредная черепашка на хлеб.
БОРЗЫХ (смотря в степь). Ишь ты, идут, как на параде. Была бы у нас нормальная артиллерия, мы бы сейчас их парад приняли...
НЕКРАСОВ. У них зато артиллерия есть. В лоб, небось, не попрут, сперва, как следует, артподготовку проведут. Да такую, чтоб нас с землёй сравнять.
СТАРШИНА. Вечно ты каркаешь, Некрасов! В полку и так личного состава - раз два и обчёлся. Уже, пожалуй, на полбатальона не наберётся.
ЛОПАХИН. Пока наш повар в строю, полк боеспособен. (Всем) Ребята, уговор - за Лисиченко стоять горой, без него всем нам каюк!
ЛИСИЧЕНКО. Спасибо тебе за братскую заботу, Петя. Ввек не забуду.
ЛОПАХИН. Кушайте на здоровье. (Копытовскому). Ну, Сашка, как у тебя настрой?
КОПЫТОВСКИЙ. Приподнятый.
ЛОПАХИН. Тогда подтяни штаны и держись. Скажу тебе как мастер глубокой проходки, главное в нашей вредной профессии - чтобы настрой не падал.
СТАРШИНА. Лопахин, за танками следи! (Некрасову) Ой, Некрасов, глазливый же ты! (Смотрит в степь.) Вон она, их артиллерия.
БОРЗЫХ. Точно! (Смотрит в степь) Орудия на огневых позициях - значит, сейчас начнётся.
ЛИСИЧЕНКО. Как на стрельбищах выстроились...
НЕКРАСОВ. А мы мишень.
СТАРШИНА (кричит по цепи). Бойцы! Слушай мою команду! Без приказа не отступать! (Себе тихо). Ну, всё, началось...
Нарастающий рёв летящих снарядов, и тут же обвал плотного шквала огня оглушает всех. В отчаянно пульсирующей тишине оглушённости каждый слышит только свой голос,
гулко звучащий на фоне беззвучных вспышек взрывов, но все вразнобой твердят одно и то же, проходя одни и те же стадии ужаса уничтожения.
СОЛДАТЫ (пытаясь укрыться в своих тесных окопчиках). Сейчас накроет... Сейчас - прямым попаданием... Я тут как на ладони... В землю зарыться, в землю... Сейчас, сейчас, сейчас...
Общая вспышка - и животный панический страх беззащитности превращает их отчаянное бормотание в молитву.
СОЛДАТЫ (вцепившись в брустверы окопов). Господи, пронеси!.. Не дай меня в трату, Господи!.. Спаси меня, Боже, раба Твоего, спаси меня, грешного!..
Отец небесный, иже еси на небеси, спаси меня!.. Спаси, Боже, только спаси, спаси!.. (Вдруг) Гады!
Вспышка - и взрыв бессильного бешенства превращает молитву в бессвязную яростную брань.
СОЛДАТЫ (вскидываясь в окопах и лупя кулаками по стенкам). Стреляйте, гады!.. Стреляйте, сволочи!.. Стреляйте, нате!.. Гады ползучие!.. В гробину, в тригоспода мать!..
Не боюсь!.. Не боюсь!..
Вспышка - и не находящая выхода ярость сменяется гнетущим безразличием.
СОЛДАТЫ (сникая в окопах). Скорей бы убили, что ли... Скорей бы... Скорей...
ЛИСИЧЕНКО (один в сузившемся круге судьбы). Скорей бы... (Кричит в небо) Вот он я! Ну?!..
Вспышка прямого попадания снаряда - и ЛИСИЧЕНКО, выброшенный вдруг из разорванной на куски жизни, оказывается в наконец достигнутом, желанном будущем,
где видит свою бойкую жену НАТАЛЬЮ, весело напевающую вместе с грампластинкой песню "Веселья час и боль разлуки".
ВИДЕНИЕ ЛИСИЧЕНКО
НАТАЛЬЯ (поёт).
"Мы так близки, что слов не нужно,
Чтоб повторять друг другу вновь,
Что наша верность и наша дружба
Сильнее страсти, больше, чем любовь!"
ЛИСИЧЕНКО (подходя к ней). Что-то ты больно весёлая, Наталья.
НАТАЛЬЯ (пританцовывая). А что? Нельзя быть весёлой?
ЛИСИЧЕНКО. А я-то думал, ты тут грустишь без меня.
НАТАЛЬЯ. Вот ещё! Я пока молодая, собой пригожая, - с какой такой печали мне грустить?
ЛИСИЧЕНКО. Ну, всё-таки муж на фронте... Мало ли что могло случиться.
НАТАЛЬЯ. Кабы случилось, тогда бы я и переживала. (Прихорашиваясь) Как тебе моё новое платьице, муженёк? Сшила себе из портьеры.
ЛИСИЧЕНКО. Платье красивое. (Оглядывает её) И сама ты, вроде, похорошела.
НАТАЛЬЯ. Это я губы помадой накрасила к нашей встрече.
ЛИСИЧЕНКО. Ой ли? (Неуверенно) Ты как, Наталья, все эти годы? Ты себя хорошо блюла?
НАТАЛЬЯ. Чего, чего? (Прыснув) Блюла - лучше некуда, Петя. Всё на месте, как видишь, всё при мне.
ЛИСИЧЕНКО. А без шуток?
НАТАЛЬЯ. Как был ты глупым, так и остался. (Обиженно) Я все годы в эвакуации из цеха не вылезала, только-только домой вернулась, а ты - "блюла", ревнивец...
ЛИСИЧЕНКО. Ладно, прости, сболтнул лишнего. На войне всякое на ум приходит.
НАТАЛЬЯ. Что ж я тебя, клячей заезженной встречать должна? У меня праздник сегодня...
ЛИСИЧЕНКО. Ну, не обижайся, Наташка. Ну, ноги тебе целовать буду...
НАТАЛЬЯ. Правда, будешь? Честное слово? Тогда, Петенька, стол накрыт, кровать расстелена... (Обнимает его) Ох, и соскучилась я по тебе, дураку! Пойдём?
ЛИСИЧЕНКО. Пойдём, краса моя ненаглядная. Пойдём...
И, общим вздохом о недостижимом, слышится отовсюду то же слово, произнесённое уже множеством голосов в окопах.
ХОР СОЛДАТ. Пойдём...
Подпевая пластинке, ЛИСИЧЕНКО с НАТАЛЬЕЙ уходят, счастливые, куда-то в сиянье солнечного света и словно растворяются в нём.
ПАРА (поёт).
"Веселья час и боль разлуки
Готов делить с тобой всегда!
Давай пожмём друг другу руки,
И в дальний путь на долгие года!
И в дальний путь на долгие года..."
Видение угасает, и в наступившей после артподготовки тишине уцелевшие приходят в себя на линии обороны.
7. ТАНКОВАЯ АТАКА
БОРЗЫХ (отряхивая пыль). Ведь вот до чего довели человека, сволочи! Никогда Бога просьбами не беспокоил, а тут на тебе!
СТАРШИНА (отряхиваясь). Нужда заставит, ещё и не такое коленце выкинешь.
НЕКРАСОВ. Эка беда какая. Ну, помолился немножко, - мне, как беспартийному, эта религия вроде бы и не воспрещается.
ЗВЯГИНЦЕВ. Смерть-то она - не родная тётка. Она, стерва, всем одинаково страшна...
ЛОПАХИН. Не так, чтобы очень фигуристо у меня получилось с матюгами... (Съёжившемуся Копытовскому) Сашка, ты чего землю нюхаешь? Ты там со страху не оконфузился?
Что-то от тебя пареной репой пахнет...
КОПЫТОВСКИЙ (появляясь над бруствером). Меня не убили?
ЛОПАХИН. Нет, только раком поставили. Расселся, как на курорте, тоже мне - фигура. Поднимись-ка, распрямись гордо, как полагается бойцу Красной Армии...
СТАРШИНА (кричит). Танки! Приготовиться к отражению танковой атаки!
Нарастающее рычанье моторов, лязг гусениц, и фоном, так же нарастая в сознании лихорадочно готовящихся к атаке бойцов, звучит всё громче песня "Броня крепка и танки наши быстры".
КОПЫТОВСКИЙ (глядя в степь). Мать моя мамочка! Ты смотри, сколько их...
ЛОПАХИН (наводя своё ружьё). Сашка, дыши полной грудью! Да поглядывай, чтобы ни один танкист не ушёл, когда запалю машину.
НЕКРАСОВ (кладёт на бруствер винтовку и бутылку с зажигательной смесью). Опять у них танки, а у нас трёхлинейка да коктейль Молотова. И отдувайся - как хочешь... (Целится.)
БОРЗЫХ (кладёт такую же бутылку возле своего бронетанкового ружья). Сейчас начнут нас утюжить... И ветер ещё в нашу сторону, как назло. Ни черта в пылюке не различишь... (Целится.)
Действительно, по мере приближения танков, окопы всё более заволакивает дымным маревом, так что все действуют поврозь, отдельными огневыми точками.
СТАРШИНА (кричит в грохоте и беспорядочной стрельбе). Отсекай пехоту! По пехоте противника - огонь! Ого-о-онь!..
ЗВЯГИНЦЕВ (целясь). Разбегались, крысюки... (Стреляет.) Бравый ты больно, ляг полежи...
ЛОПАХИН (выстрелив, Копытовскому). Патрон давай, Сашка! (На подбитый танк) Этого я притормозил... (Переводя прицел) Следующий!
КОПЫТОВСКИЙ. Зачадил, вонючка...
ЛОПАХИН (целясь). Нет, Санёк, в лоб его не возьмёшь, пускай бок подставит... (Стреляет) Вот так! Патрон! (Орёт вдруг) Ты, раздолбанное корыто, чего ты танкистов не бьёшь?!
С лёту бей, чтоб они в плен сдаваться не начали!
КОПЫТОВСКИЙ. Сейчас, сейчас... Не уйдут... (Стреляет в танкистов, вылезших из танка.) Куда побёг?..
ЛОПАХИН (целясь, в ярости). Мне на моей земле немец пленный не нужен! Мне он тут нужен - мёртвый! (Стреляет.) Понятно тебе?!
(Орёт вместе с песней, перекрикивая дикий шум боя, в бешеном ликовании истребления врага)
"Горя огнём, сверкая блеском стали,
Пойдут машины в яростный поход,
Когда нас в бой пошлёт товарищ Сталин
И Ворошилов в бой нас поведёт!"
В финале его пения в мареве высвечивается раздавленный танком окопчик Борзых. Умирающий БОРЗЫХ приподнимается вслед уходящему танку с бутылкой в руке.
БОРЗЫХ (хрипом). Постой!.. Я здесь... (Слабым движением бросает бутылку в танк.) Я... жив...
Уже мёртвый, Борзых опускается на бруствер, и разгорающееся на броне танка пламя озаряет его последнее видение, обрывающее реальность боя и песенный марш.
ВИДЕНИЕ БОРЗЫХ
Снова звучит с пластинки довоенное танго, теперь уже песня "Скажите, почему нас с вами разлучили", и БОРЗЫХ с недоумением выходит из военного ада в пространство
словно выгоревшего дома.
БОРЗЫХ. А что это стол не накрыт? И почему никто меня не встречает? Иринка, радость моя, ты куда подевалась? Муж твой геройский с войны вернулся...
Беззвучной тенью позади него появляется ИРИНА.
ИРИНА. Андрюша...
И танго вдруг прерывается, слышен только потрескивающий шелест иглы, скребущей по пустому месту.
БОРЗЫХ (обернувшись). Ну, слава Богу. А то я уже испугался. (Внимательно смотрит на неё.) Что с тобой?
ИРИНА. Андрюша, права я была тогда, на вокзале... Сердце мне подсказало...
БОРЗЫХ. Да как же "права"? Вот же, свиделись... А где дети?
ИРИНА. Мы как раз дома все были, Андрюша. А тут бомбёжка...
БОРЗЫХ (догадываясь). И что? Что?!
ИРИНА. Бомба, Андрюша. Прямо в наш дом. Только воронка и осталась.
БОРЗЫХ (растерянно). Постой, как же так? Я с вами на фронте каждую ночь разговаривал, подбадривал вас: дескать, вернусь я, и снова мы будем все вместе...
Выходит, я с мёртвыми разговаривал?!
ИРИНА (тихо). Прости, не уберегла...
БОРЗЫХ. А я тебя оттолкнул напоследок. Никогда себе не прощу...
ИРИНА (кладёт свою руку на руку мужа). Ты же не знал. Но теперь мы с тобой, всегда с тобой. Всё уже позади.
БОРЗЫХ. Ну, главное - вместе. Опять все вместе, правда?
ИРИНА (смотря ему в глаза). Правда, родненький мой, правда. Все вместе...
Тихим шелестом прокатывается по пространству вслед им шепот соединённых смертью семей.
ХОР СЕМЕЙ. Вместе...
Пластинка, ожив, допевает начатую песню, и Борзых с Ириной уходят вместе во тьму пространства, исчезая в постепенно густеющем мареве реальности войны.
ПЛАСТИНКА.
"Скажите, почему нас с вами разлучили,
Зачем навек ушли вы от меня?
Ведь знаю я, что вы меня любили,
Но вы ушли... Скажите, почему?"
8. КОНТРАТАКА
Снова линия окопов. Атака немцев остановлена.
ЗВЯГИНЦЕВ (кричит радостно). Умыли мы их! Они нахрапом хотели взять, с ходу, а мы их умыли!
ЛОПАХИН (Копытовскому). Что это ты, Сашенька, какой-то серый стал?
КОПЫТОВСКИЙ. Посереешь от такой жизни. Залегли фрицы, не выдержали...
НЕКРАСОВ. Ну, сейчас - в штыки...
СТАРШИНА (кричит). Приготовиться к контратаке!
Тотчас, возбуждением близкого боя, вступает мелодия залихватской песни "Тачанка" ("Эх, тачанка-ростовчанка"), и каждый принимается торопливо привинчивать штык к своей винтовке.
ЗВЯГИНЦЕВ (привинчивая штык, машинально). "У самовара я и моя Маша..." Вот она, ваша смерть...
ЛОПАХИН (со штыком в руке). Хана немчуре! Я в их поганую кровь по самые ноздри зайду...
КОПЫТОВСКИЙ (с винтовкой). Ну, мы им жару дадим...
НЕКРАСОВ (с винтовкой, замечает кровь на рукаве). Вот зараза! Уже зацепило чем-то...
СТАРШИНА (с наганом). Эх, мать пресвятая богородица, с нами крестная сила... (Кричит) В атаку! Бей фашистских гадов!
Все лезут наверх из своих окопов.
ЛОПАХИН (яростно). Сашка, не отставай!
КОПЫТОВСКИЙ. Я рядом!
ЗВЯГИНЦЕВ. "У самовара я и моя Маша..."
СТАРШИНА (Некрасову, замешкавшемуся в окопе). Некрасов, ты чего прячешься?! Вперёд, сука! Застрелю!
НЕКРАСОВ. Да бегу я уже, бегу... (Лезет из окопа.)
СТАРШИНА (кричит). Вперёд! За Родину, за Сталина! Ура-а-а!
ВСЕ (вразнобой). Ура-а! Ура-а-а!
И едва они делают первый шаг, как каждый из них оказывается уже в измерении боя, где он двигается замедленно в круге своего сознания в предельной сосредоточенности рукопашной.
ЗВЯГИНЦЕВ (продолжая напевать машинально, наносит удары штыком). "У самовара я и моя Маша..." (Бьёт.) "А на дворе..." (Бьёт.) "Совсем уже..."
(Бьёт штыком и тут же отшатывается, словно от удара в лицо, от внезапного взрыва, обрывающего реальность атаки.) "Темно..." (Роняет винтовку.)
ЗАБЫТЬЕ ЗВЯГИНЦЕВА
ЗВЯГИНЦЕВ ощупывает лицо, и в темноте хор весёлой пьяной компании из соседней комнаты его прошлого вдруг подхватывает его песню "У самовара я и моя Маша",
а перед Звягинцевым возникает его разъярённая жена НАСТЯ.
НАСТЯ (орёт). Не смотри, я сказала!
ЗВЯГИНЦЕВ (щупая разбитую губу). Что же ты, зверская женщина, делаешь? У меня морда разве мишень, чтобы в неё оловянной тарелкой пулять?
НАСТЯ. А ты не пяль на неё глаза, кобель! Я предупреждала!
ЗВЯГИНЦЕВ (поднимает тарелку). Смотри, аж погнулась... Так-то свою культурность показываешь - при людях в мужа тарелкой кидаешься...
НАСТЯ. Поделом тебе! На всякую девку глаза лупишь, изменник!
ЗВЯГИНЦЕВ. Уж и полюбоваться ни на кого нельзя. Ты б мне ещё самоваром по вывеске звезданула.
НАСТЯ. Жить с тобой не могу, с извергом!
ЗВЯГИНЦЕВ. Десять лет ты как будто не жаловалась.
НАСТЯ. Всё! Ухожу от тебя! К сестре пойду жить.
ЗВЯГИНЦЕВ. Иди, если там тебе лучше будет.
НАСТЯ. Ах, так? Такая, значит, твоя любовь, что и не удерживаешь меня? Никуда я тогда не пойду...
ЗВЯГИНЦЕВ. Вот и хорошо.
НАСТЯ. А я возьму и повешусь. Чтобы тебя всю жизнь совесть мучила.
ЗВЯГИНЦЕВ. Что ж, вольному - воля. Верёвка за сундуком лежит, вешайся на здоровье.
НАСТЯ (зловеще). Ты, может, и рад был бы, если бы я повесилась?..
ЗВЯГИНЦЕВ. Конечно. Отмучился бы уж наконец.
НАСТЯ. Такой-то ты любящий муж! Ну нет, я тебя убью, рыжий чёрт! (Кидается на него с кулаками) Тебя!
ЗВЯГИНЦЕВ (хватая её в охапку). Настасья! У нас же гости! (Стискивая её) Раздавлю, дуру ревнивую!
НАСТЯ (вырываясь). Кобель! Кобель!
ЗВЯГИНЦЕВ (хохоча). Настасья, угомонись! Ну, люблю, люблю!..
Не устояв на ногах, они валятся в обнимку на пол, и в наступившей тьме и тишине ЗВЯГИНЦЕВ постепенно приходит в себя на пустом поле боя ночью, рядом с подползшей к нему САНИТАРКОЙ.
9. ПАРАЛЛЕЛЬ "ПОСЛЕ БОЯ"
Тихо звучит в ночи песня "Тёмная ночь", и параллельно пространству поля высвечивается на тёмном откосе группа отступающих после боя бойцов:
ЛОПАХИН, КОПЫТОВСКИЙ, идущий за ним с бронетанковым ружьём на плече, впереди них - СТАРШИНА и НЕКРАСОВ, несущий зачехлённое знамя полка. Все смертельно уставшие.
НЕКРАСОВ. Закурить бы...
СТАРШИНА. По мине соскучился? Потерпишь.
НЕКРАСОВ. Терпелка тоже не из железа выструганная. И курить страшно охота, и жрать...
СТАРШИНА. Отставить разговорчики! (Прислушивается к звукам летящих мин.) Слышь, как пристреливается? По переправе метит, паразит...
НЕКРАСОВ. Он - такой, он, гад, лишнего кинуть не постесняется.
КОПЫТОВСКИЙ. Эх, жизнь ты наша, жестянка! (Лопахину) Как он пёр на нас нынче, а? Я себя уж в покойники записал, ан нет, не вышло...
ЛОПАХИН (угрюмо). Сколько же он нас гнать будет? Опять отступаем, опять бежим... (Копытовскому) Звягинцев, значит, тоже убит?
КОПЫТОВСКИЙ. Откуда я знаю? Видел, как он упал, а убит он или ранен, мне неизвестно. Я его за пульс не щупал.
ЛОПАХИН (раздражённо). Что ты только знаешь?! Ни черта ты не знаешь!
КОПЫТОВСКИЙ. Опять ты злишься, Лопахин. Чего злиться, спрашивается? Всем несладко, не одному тебе.
ЛОПАХИН (мрачно смотря в ночь). И ни конца, ни края не видно. Ни конца, ни края...
На фоне песни высвечивается на поле боя ЗВЯГИНЦЕВ и САНИТАРКА, переговаривающиеся очень тихо, чтобы не обнаружить себя, поскольку высота уже оставлена и немцы близко.
ЗВЯГИНЦЕВ. Сестрица... Родная... Куда меня поранило?
САНИТАРКА. Всего тебя... Всему досталось.
ЗВЯГИНЦЕВ. Ноги-то хоть целы?
САНИТАРКА. Целы, целы, миленький, продырявлены только чуть-чуть. Вот доберёмся до медсанроты, тебя осмотрят, и всё будет в порядочке... Война любит порядочек.
ЗВЯГИНЦЕВ. Главное - как с ногами? Буду ходить или калека?
САНИТАРКА. Будешь, будешь, миленький. Сейчас отдохну, и снова тронемся...
ЗВЯГИНЦЕВ (вглядываясь в её лицо). Дитё, ну совсем дитё... В школу бы тебе бегать, а ты тут животишко надрываешь...
САНИТАРКА. Ты не смотри, что я маленькая, я сильная. (Пытается тянуть его тяжёлое тело.) Господи! И зачем же это берут таких обломов в армию?
В тебе ведь, миленький, пудов шесть, не меньше...
ЗВЯГИНЦЕВ. Слушай, дочка, не мучайся. Ты брось меня, я сам... Руки целы - авось долезу.
САНИТАРКА. И к чему вы, мужчины, всегда всякую ерунду говорите? Ну куда ты годен? Куда? (Подбадривая себя)
Это я устала немного, я и не таких тяжёлых вытаскивала, у меня всякие случаи бывали...
ЗВЯГИНЦЕВ. Брось, сестричка... Вот полежу малость и сам попробую... Сам... (Теряет сознание.)
САНИТАРКА (тормоша его). Миленький, потерпи! Потерпи, пожалуйста! Тут недалеко осталось, сейчас мы двинемся!.. Миленький, слышишь?!
(Из последних сил тащит Звягинцева по полю в темноту.)
ГОЛОС ПЕСНИ.
"Тёмная ночь разделяет, любимая, нас,
И тревожная чёрная степь пролегла между нами!.."
В группе отступающих по откосу солдат сонный КОПЫТОВСКИЙ натыкается на обозлённого ЛОПАХИНА, и тотчас вспыхивает ссора.
ЛОПАХИН. Эй! Не наступай мне на пятки! Держи дистанцию!
В ритме их усталого марша вступает мелодия песни "Эх, дороги, пыль да туман".
КОПЫТОВСКИЙ. Я и так держу! Ты на свои пятки фонари навесь, а то их не видно в потёмках.
ЛОПАХИН. Фонари я могу тебе навешать, а пока не жмись ты ко мне! Я тебе не корова, и ты мне не телёнок, понятно?
КОПЫТОВСКИЙ. Я и не жмусь!
ЛОПАХИН. Что ты возле меня трёшься? Потеряться боишься, что ли?
КОПЫТОВСКИЙ. Не трусь я возле тебя! На черта ты мне сдался!
СТАРШИНА (им). Ну-ка потише там, скандалисты!
НЕКРАСОВ, несущий знамя, оступившись, чуть не падает.
СТАРШИНА (подхватывает его под руку). Не спать! Тобой, Некрасов, только сваи забивать, - падаешь как бревно...
НЕКРАСОВ. Да ведь темнота-то какая... Куда мы идём, старшина?
СТАРШИНА. К Дону.
НЕКРАСОВ. Я не про то. К мосту мы идём или куда?
СТАРШИНА. Левее.
НЕКРАСОВ. И на чём же мы, интересно, переправляться будем?
СТАРШИНА. На соплях.
КОПЫТОВСКИЙ (обеспокоено). Минутку, граждане. Я же плавать совсем не умею.
СТАРШИНА. Ничего, переправишься на подручных средствах.
КОПЫТОВСКИЙ. Переправлялся уже, спасибо. Подручные средства - это вот что: умеешь плавать - плыви, а не умеешь - ступай на дно раков пасти...
ЛОПАХИН. Может, ты хоть на время закроешься?
КОПЫТОВСКИЙ. Не закроюсь! Мне жить осталось - только до Дона, перед смертью я должен высказаться!
НЕКРАСОВ. Не скули, Сашка, как-нибудь переправишься.
КОПЫТОВСКИЙ (взвинчено). Ты что, оглох? Я плаваю, как топор, я же вам всем толкую! Я чуть не утонул тогда, товарищ один нырнул и вытащил...
СТАРШИНА. Напрасно. Не надо было вытаскивать.
КОПЫТОВСКИЙ. Вы бы, конечно, не вытащили, от вас жди добра! (На ружьё) И зачем я, Лопахин, твою бронебойную дуру несу, потею, если мне всё равно утопать сейчас?!
ЛОПАХИН. Ты не утонешь, не беспокойся. Навоз не тонет.
КОПЫТОВСКИЙ. Правильно! Вот поэтому ты и переплывёшь, а мне - крышка.
СТАРШИНА. Уродится же этакая ягодка на свете! (Копытовскому) Готовься, утопленник, мы пришли.
НЕКРАСОВ. К воде спускаемся?
СТАРШИНА. Только осторожней. Там нас плоты ждут.
КОПЫТОВСКИЙ. Плоты?! А что же вы молчали, товарищ старшина?
СТАРШИНА. Чтоб ты спросил. Давай вперёд, а то ты на радостях на голову мне свалишься.
КОПЫТОВСКИЙ. Остряки - тоже мне. Комики из цирка. (Идёт вниз с откоса) Хаханьки им...
Группа, спускаясь к Дону, исчезает в темноте.
10. ПАРАЛЛЕЛЬ "ПЕРЕПРАВА"
Издалека звучит над тёмным простором мелодия песни "Раскинулось море широко", и ЗВЯГИНЦЕВ приходит в себя уже на операционном столе в осветившемся круге палатки медсанбата.
САНИТАРКА готовит беспомощного Звягинцева к операции, с другой стороны стола стоит ВРАЧ, раскачивающийся с закрытыми глазами в короткой паузе своей многодневной бессонницы.
САНИТАРКА. Пришёл в себя? Вот и хорошо.
ЗВЯГИНЦЕВ. Уже добрались? Не может же быть, чтобы у меня ноги были перебитые...
САНИТАРКА (разрезая на нём одежду). Не может, не может...
ЗВЯГИНЦЕВ. Я ещё похожу, у меня, вон, даже пальцы на ногах боль чувствуют... Лишь бы мне, по недоразумению, в спешке не отняли ног...
САНИТАРКА. Доктор всё знает, миленький...
ЗВЯГИНЦЕВ. Сестричка, ты сапоги не режь, мне в них ещё воевать. Тяни полегонечку, я стерплю...
САНИТАРКА. Не могу же я их вместе с твоими ногами стягивать... (Сбрасывает распоротые сапоги на пол.)
ЗВЯГИНЦЕВ. Я в жизни теперь таких сапог не найду!
САНИТАРКА. Молчи, молчи, сделано уже... (Врачу) Доктор, готово. (Убирает с пола одежду Звягинцева.)
ВРАЧ (открывает глаза). Так, Илья Муромец, придётся тебе потерпеть немного. (Начинает осмотр ног Звягинцева.)
ЗВЯГИНЦЕВ. Больше терпел, чего уж тут. Только лишнего не отрежьте.
ВРАЧ (обследуя раны инструментом). Нам твоего не надо, солдат...
ЗВЯГИНЦЕВ (корчась). Вы бы, товарищ военный доктор, спиртку приказали мне во внутренность дать. Извиняюсь за просьбу, но такая боль, что впору хоть концы завязывать...
ВРАЧ. Осмотрю тебя, тогда видно будет. Если можно - дам сто грамм фронтовых.
ЗВЯГИНЦЕВ. Тут не фронт, тут можно и больше при таком страдании... (Зайдясь от боли) Ух, ты!.. Полегче бы, а?..
ВРАЧ. Терпи, гвардеец! И не шипи на меня, как гусь на собаку.
ЗВЯГИНЦЕВ. А что ж вы так роетесь в живом теле? Не то что шипеть начнёшь, а и по-собачьи загавкаешь - с подвывом...
ВРАЧ. Но терпеть-то можно? Неужели так больно?
ЗВЯГИНЦЕВ. Не больно, а щекотно. А я с детства щекотки боюсь. У-у-у!.. Сил моих больше нет!..
ВРАЧ (отвернувшись от стола, в темноту тихо). Наркоз, быстро! Будем ампутировать...
ЗВЯГИНЦЕВ (вцепившись в края стола). Боже мой, как мне больно! Больно, больно, больно... (Проваливается в тёмную бездну беспамятства.)
И тотчас многоголосый вопль невыносимой боли взвивается над угасшей палаткой.
ХОР РАНЕНЫХ. Больно!!!
Песня "Раскинулось море широко" переходит в песню "Прощайте, скалистые горы". Тёмными силуэтами вырисовываются на плывущем плоту фигуры переправляющихся бойцов.
В тишине только плеск воды и тихий напев песни.
НЕКРАСОВ. Плывём, плывём... И куда плывём?
СТАРШИНА. На кудыкину гору. Ты мне, Некрасов, не сей тут уныние, без тебя тошно.
ЛОПАХИН (говорит как будто сам себе). Лейтенант, выходит, погиб. Ещё и не жил, считай, жениться и то не успел.
КОПЫТОВСКИЙ. В нашем призыве холостых много. Ни одного младшего офицера в полку не осталось.
ЛОПАХИН (не слыша его). И Борзых тоже погиб. Танк его задавил, у него кровь изо рта хлестала, а он приподнялся - мёртвый уже приподнялся, на последнем вздохе, - и кинул бутылку...
И поджёг.
КОПЫТОВСКИЙ (удивлённый поведением Лопахина). Да мало ли их побило нынче. Всех не оплачешь, Лопахин, да и не наше с тобой это дело...
ЛОПАХИН (как заведённый). И Стрельцов пропал. И тёзка мой там, на поле, повар мой драгоценный...
НЕКРАСОВ. Кто нас теперь горелой кашей накормит?..
СТАРШИНА (резко). Хватит вам причитать! С довольствия нас пока не сняли, так что на той стороне чего-нибудь наскребём по сусекам.
НЕКРАСОВ (сварливо). Ага, разбежался. На той стороне, какие раньше прочапали, всё уже, поди, подчистили. Мы же последние, старшина, за нами - шаром покати...
ЛОПАХИН (не в силах унять себя). Дрались как проклятые, столько ребят опять положили, а не устояли... Ну, почему немец сильней, почему?!
КОПЫТОВСКИЙ. Ты это у Гитлера спроси.
ЛОПАХИН (тихо). Я бы спросил, кабы он мне попался... Он у меня в руках поикал бы, пока бы я смерть к нему допустил...
КОПЫТОВСКИЙ (поёжившись). Что-то ты не в себе сегодня. Меня прямо жуть берёт...
НЕКРАСОВ. Как думаешь, старшина, нас в тыл отправят? На переформирование?
СТАРШИНА. Зависит от обстановки на фронте. Весь полк сейчас всего двадцать семь штыков, одно название, но знамя мы сохранили.
А, значит, полк не расформируют, пополнят людьми, подкинут нам комсостав, и снова в бой...
ЛОПАХИН. Хоть ты, старшина, обнадёжил. Какой тыл, когда он всё прёт и прёт, а мы всё пятимся?! Нет уж, я воевать должен, я иначе жить не смогу...
(В сторону оставленного берега) Ненависть меня душит, мстить я хочу... Мстить до последнего, за всё мстить!.. (Вдруг) Кто это?
СТАРШИНА. Где?
ЛОПАХИН. Там, на реке.
КОПЫТОВСКИЙ. Кажись, плывёт кто-то...
СТАРШИНА. Да показалось, наверное. Кому ещё плыть, кроме нас?
НЕКРАСОВ. Только покойникам. (Вглядываясь в темноту) Точно, они и плывут...
Стоящие на плоту всматриваются во тьме в лица проплывающих мимо них, вниз по течению, безответных тел.
Умолкшая было песня всплескивается вслед уходящим, и непроглядный мрак накрывает тёмную реку.
ХОР ТЕНЕЙ.
"А волны и стонут и плачут
И плещут на борт корабля!
Растаял в далёком тумане Рыбачий, - 2 раза
Родимая наша земля..."
11. ПАРАЛЛЕЛЬ "ВСТРЕЧИ"
Снова освещается круг в палатке медсанбата, где сейчас ВРАЧ заканчивает обработку раны ПОЛКОВНИКУ. Фоном тихо звучит вокруг мелодия песни "Лизавета" ("Ты ждёшь, Лизавета...").
ПОЛКОВНИК. Видишь ты, доктор, где свидеться довелось. Рана серьёзная?
ВРАЧ. Достаточно серьёзная.
ПОЛКОВНИК. В строю могу оставаться?
ВРАЧ. Лучше бы в госпиталь.
ПОЛКОВНИК. Нереально. Из Ставки Верховного приказ за приказом, командующий требует организовывать оборону, а у меня ни техники, ни людей... Между тем, с меня спрос особый.
Хоть самому в окоп забирайся по старой памяти.
ВРАЧ. Перевязки, по крайней мере, вовремя делайте, товарищ полковник... (Быстро накладывает повязку.)
ПОЛКОВНИК. Отчего вдруг такая официальность? Мы с тобой, вроде, всегда на "ты" были.
ВРАЧ. Следую вашему совету, товарищ полковник. Те годы я вычеркнул и забыл.
ПОЛКОВНИК. Ну и молодец, доктор. Бережённого Бог бережёт. От боли мне дай укольчик, а то я уже умаялся зубами скрипеть.
ВРАЧ. Дать-то можно, но в сон клонить будет. (Берёт у Санитарки шприц с лекарством.)
ПОЛКОВНИК. Вот я у тебя и вздремну часок, в твоей палатке. Которую ночь без сна с этим отступлением...
ВРАЧ (делая укол). Договорились. (Санитарке) Отведите полковника и через час разбудите. (Отдаёт ей шприц и берёт у неё кружку.)
САНИТАРКА (убирая шприц). Есть разбудить, товарищ военврач.
ВРАЧ. А мне, видать, и сегодня вздремнуть не судьба... (Отпивает из кружки, встряхивается) Ух, адское пойло!
ПОЛКОВНИК (на кружку). Чифир со спиртом?
ВРАЧ. Так точно. По-таёжному, для бодрости духа. Раненые потоком идут, работать надо, а этого зелья хлебнул - и сна ни в одном глазу.
ПОЛКОВНИК (встаёт, опираясь на Санитарку). Ну, бывай, доктор. Рад нашей встрече.
ВРАЧ. Пореже бы нам встречаться при таких обстоятельствах. Удачи тебе, полковник.
ПОЛКОВНИК. Взаимно, доктор. (Санитарке) Пошли, красавица... (Идёт с ней к выходу из палатки.)
Палатка медсанбата угасает, и гарцующий мотив одной песни перебивается бодрым началом другой, песни "Солдатский вальс",
на фоне которой расположившиеся на ночлег во дворе станичного дома бойцы хмуро выскрёбывают, кто из котелка, кто из банки, остатки добытой еды.
ГОЛОС ПЕСНИ.
"Давно я не видел подружку,
Тянуло к знакомым местам...
Налей же в солдатскую кружку
Свои боевые сто грамм!" (Продолжает петь.)
ЛОПАХИН. Да, старшина, не густо. Прямо скажем, столы от яств не ломятся.
НЕКРАСОВ (жуя). А я говорил - хрен мы чего найдём после всех. В селе как Мамай прошёл...
КОПЫТОВСКИЙ. Ладно, кончайте хаять. Главное - харч добыли.
СТАРШИНА. Вы радуйтесь, босяки, что хоть таким провиантом разжились. Тут для вас продовольственные склады не предусмотрены,
а местных жителей не очень-то раскулачишь, они грамотные.
НЕКРАСОВ. Попрятали, что могли, куркули...
ЛОПАХИН. А с какой радости им с нами делиться? Завтра нас - поминай как звали, а им теперь под немцами жить придётся.
КОПЫТОВСКИЙ. Значит, немцам всё и достанется.
СТАРШИНА. Ну вы, стратеги! Прекратить обсуждения! Политрука на вас нет, болтуны... Чем языки чесать, привели бы себя в порядок. Совсем расхристались!
ЛОПАХИН (с подначкой). Да мы и без этого щёголи хоть куда! (Демонстрируя своё рваньё) Просто с иголки, нарядные, как женихи...
СТАРШИНА (строго). К утру чтобы всё было чин по чину, уяснили? Я на рапорт к полковнику с голодранцами не пойду.
А ты, Лопахин, вообще весь кровью заляпан, как душегуб с большой дороги...
ЛОПАХИН. Три штыковые атаки за день - поневоле заляпаешься.
НЕКРАСОВ. Между прочим, после такой запарки нам бы выпить положено.
КОПЫТОВСКИЙ. Очень не помешало бы.
ЛОПАХИН. Нервы-то, старшина, успокаивать следует, не то до греха недалеко...
СТАРШИНА. Я вам не винокуренный завод. Когда получу паёк, тогда и выдам. И за выбывших тоже.
ЛОПАХИН (недовольно). Дорога ложка к обеду...
КОПЫТОВСКИЙ (вдруг). Эй, ребята, смотрите, кто это!
Песня обрывается, и в полумраке ворот все видят только что появившегося СТРЕЛЬЦОВА, не очень уверенно стоящего на ногах и время от времени подёргивающего головой.
ЛОПАХИН (кидаясь к Стрельцову). Николай, ты?! Откуда ты взялся?!
НЕКРАСОВ. Стрельцов, дружище! Вот это номер! Живой!
СТАРШИНА. Нашего полку прибыло! А ты же раненый, вроде, был?
ЛОПАХИН (обнимая Стрельцова). Колька, чёртушка! Как я рад тебя видеть! Да что ты молчишь, в чём дело?
СТРЕЛЬЦОВ (заикаясь). Оглох я, реб-б-бята, маленько. И с языком у меня не в п-п-порядке. Не п-п-повинуется...
СТАРШИНА. Та-а-ак... Совсем окалечили. Тебе, Стрельцов, в медсанбате место.
СТРЕЛЬЦОВ (напряжённо следя за губами Старшины). А? Я п-п-плохо слышу...
НЕКРАСОВ. Это он после контузии.
КОПЫТОВСКИЙ. Ни черта он не слышит! Глухой как пень.
ЛОПАХИН (Стрельцову). Э, братишечка, плохи твои дела. (Кричит ему в самое ухо) В медсанбате!
СТРЕЛЬЦОВ (угадав по губам, кивает). Да, да, я б-б-был... Но ушёл.
КОПЫТОВСКИЙ. Удрал он из медсанбата, товарищ старшина.
СТРЕЛЬЦОВ. Я с в-в-вами хо-хочу. С тов-в-варищами...
СТАРШИНА (возмущённо). Стрельцов, ты не самовольничай! Тебе лечиться надо! (Кричит) Лечиться, а не геройствовать!
СТРЕЛЬЦОВ (не понимая). Я с вами б-б-буду. Д-д-драться...
СТАРШИНА. Куда тебе драться?! Ты даже команды не услышишь!
СТРЕЛЬЦОВ (не понимая, упрямо). На п-п-передовой...
СТАРШИНА (в отчаянье). Лопахин, у тебя глотка лужёная, - гаркни ему, чтобы он в санчасть шёл. Тоже, Аника-воин выискался...
НЕКРАСОВ. Ты погоди его гнать, старшина. Нас всего ничего осталось, а завтра опять, может быть, заваруха начнётся. Немцы-то нам на пятки наступают...
ЛОПАХИН. Он прав, старшина. У нас каждый штык на счету, в случае чего и калека сгодится.
СТРЕЛЬЦОВ (упрямо). Я с-с-солдат... С-с-солдат...
СТАРШИНА (с сожалением смотря на Стрельцова). Да вижу, вижу. (Солдатам) Ладно, до завтра пускай уж с нами побудет, а потом разберёмся.
Вновь оживает мелодия песни "Солдатский вальс".
ЛОПАХИН. Ну и на том спасибо. (Кричит Стрельцову) Порядок, Микола! Пойдём, накормлю, чем Бог послал - в лице старшины.
У меня в котелке ещё есть немного... (Ведёт Стрельцова к еде.)
НЕКРАСОВ (идя с ними). У меня тоже. Остатки сладки.
КОПЫТОВСКИЙ (присоединяясь к ним). И у меня найдётся...
СТРЕЛЬЦОВ (со слезами). Реб-б-бята... Реб-б-бята...
Сгрудившись возле чудом уцелевшего товарища, все угощают Стрельцова остатками еды из своих котелков.
СТАРШИНА (глядя на них). Ещё один бой, не дай Господи, и не на кого мне будет довольствие получать. Не на кого...
Оживлённая компания солдат на радостях подхватывает песню.
СОЛДАТЫ (поют).
"Гитару возьми, струну подтяни,
Солдатскую песню запой -
О доме родном, о времени том, - 2 раза
Когда мы вернёмся домой!"
Двор исчезает в ночи, и в сумраке едва освещённого угла палатки Врача слышится невнятное бормотание спящего ПОЛКОВНИКА.
ПОЛКОВНИК (кричит во сне). Эскадрон! Клинки наголо! В атаку!..
СОН ПОЛКОВНИКА
На песне "Синий платочек" во сне Полковника возникает сидящая перед ним миловидная женщина средних лет, СЕРАФИМА.
СЕРАФИМА. Чему это вы, товарищ полковник, посмеиваетесь?
ПОЛКОВНИК (вставая к ней). Я не посмеиваюсь, я просто счастливо улыбаюсь, глядя на вас. До чего же вы смолоду были победительной женщиной! Мужчины, наверное, падали навзничь?
СЕРАФИМА. Случалось, падали. Не навзничь, правда, а на колени.
ПОЛКОВНИК. Как же я вас не встретил в те баснословные года войны?
СЕРАФИМА. Которой из войн? Их уже вон сколько выпало на наш век, последняя у меня и мужа забрала... (Показывает на фотографию Старшины, стоящую на столе рядом с ней.)
ПОЛКОВНИК. Гражданской войны, конечно. Когда я ещё огонь-парень был.
Выплывая из его памяти, фоном начинает звучать мелодия песни юности Полковника "Марш Будённого" ("Мы красные кавалеристы").
СЕРАФИМА. Да вы и сейчас орёл. А если бы встретили, что было бы?
ПОЛКОВНИК. Покорил бы. Накинул бы на вас бурку, сказал "моя!" - и баста!
СЕРАФИМА. Так уж и покорили бы? Я ведь проворная была, я из-под бурки мигом бы выскользнула.
ПОЛКОВНИК. Ну, это вряд ли. Да вы представьте меня молодым командиром: сапоги со шпорами, красные галифе, кожаная куртка, слева - шашка, справа - маузер, папаха заломлена,
в глазах - синий пламень... Блеск и неотразимость! И никакой пощады прекрасному полу! Пройдёшься этаким чёртом по улице, в кавалерийскую развалочку,
и встречные барышни - глазки долу, и нежные вздохи несутся тебе вослед... А некоторые того...
СЕРАФИМА. Что это означает "того"?
ПОЛКОВНИК. Полуобморочное состояние, вот что! Шок, ни больше, ни меньше. Сердце разбито навек и вдребезги! Как же смогли бы вы уцелеть тогда?
СЕРАФИМА. Не иначе святая Варвара - покровительница слабых женщин - уберегла меня.
ПОЛКОВНИК. И зачем нужно было этой Варваре путаться в наши дела? Всё погибло, и Варвара тому виной!
СЕРАФИМА (смеясь). Миленький, перестаньте! Не смешите меня!
ПОЛКОВНИК. Никакая она не святая, а типичная разрушительница чужого счастья и завистница!
СЕРАФИМА (смеясь). Вы меня так уморите!..
ПОЛКОВНИК. Боже, как мелки в своих чувствах женщины, даже святые! (Ненароком приобнимает её.)
СЕРАФИМА. Перестаньте, у меня сил больше нет!.. (Смеясь, поворачивает фотографию погибшего мужа лицом от себя.)
ПОЛКОВНИК. Вот и отлично. (Обнимает её покрепче.) И никакой пощады прекрасному полу! (Поёт Серафиме вместе с хором песни)
"Веди, Будённый, нас скорее в бой!
Пусть гром гремит, пускай пожар, пожар кругом,
Мы беззаветные герои все,
И вся-то наша жизнь есть борьба!"
Голос СТАРШИНЫ обрывает пение сна Полковника.
12. ФИНАЛ "ПОБЕДА"
СТАРШИНА. Товарищ полковник! (Полковник просыпается.) Товарищ полковник, пора, личный состав построен.
ПОЛКОВНИК. Сейчас я выйду. Рапорта не надо. Знамя полка расчехлить. (Покачнувшись, с трудом делает шаг.)
СТАРШИНА. Может, мне поддержать вас, товарищ полковник?
ПОЛКОВНИК (сухо). Нет, я сам. Иди, старшина. (Старшина выходит.) Ах, как не вовремя эта пуля меня нашла... (Жестко проводит рукой по лицу.)
Ладно, чай, не кисейная барышня, авось в обморок не хлопнусь... (Командует сам себе) Вперёд шагом арш! (Твёрдым шагом выходит в раннее утро, к строю бойцов, застывших у знамени.)
В тишине только звук чётких шагов Полковника и отдалённое пение жаворонка высоко в небе. И на речи Полковника так же чеканно звучит тихо и грозно мелодия песни "Священная война".
ПОЛКОВНИК. Солдаты! Спасибо, что сохранили святыню полка - знамя! Геройски дрались вы в последних боях и воинский долг свой выполнили с честью.
Благодарность вам от командования и от меня лично. Родина ваших подвигов не забудет. (С горечью) Враг временно торжествует, и мы идём на восток, но штыки наши глядят на запад.
И будут глядеть, пока последний фашист не будет сметён с нашей земли. Да, наш полк потрепали, тут ничего не скажешь, но я старый солдат,
и я знаю, что живая кость мясом всегда обрастает. Обрастём и мы! Пополнится полк людьми, и скоро пойдём мы хоженой дорогой назад, тяжёлыми шагами пойдём.
Такими тяжёлыми, что у немца земля под ногами затрясётся! И, верю, услышат нашу походку товарищи наши погибшие, что там, позади, по всей России в могилах лежат...
И мы ещё принесём это знамя в Германию! Ещё развернутся в победных сражениях на вражьей земле алые знамёна нашей великой Армии - освободительницы!
Победа будет за нами! Наше дело правое, мы победим!.. (Голос его срывается. Тихо) Спасибо вам, солдаты. Спасибо...
(Тяжело опускается на колено у знамени, прижимает край полотнища к губам.)
Строй, стиснув зубы, словно присягу повторяет слова песни.
СОЛДАТЫ (с хором).
"Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна!
Идёт война народная,
Священная война!"
На тяжёлом ритме песни реальность утра войны постепенно угасает вокруг ЛОПАХИНА, пока он не остаётся один в круге своей памяти, единственный выживший в войне из всего полка.
ЛОПАХИН. Ну, вот и дошли. Победа.
ХОР ПОБЕДИТЕЛЕЙ (внезапным взрывом восторга). Победа-а-а!!!
Радостным торжеством гремит бравурная песня "Казаки в Берлине" ("Едут, едут по Берлину наши казаки!"), и темнота вокруг Лопахина вскипает шумом ликующей толпы победы.
ЛОПАХИН. Дошли мы всё-таки до Берлина. Четыре года сюда шагали, но дошли. (На фоне общего ликования) Вот только с кем я войну начинал, никого уже нет.
Нам нынче праздник, нам радость и слава, а им? Им что, вечная память? Так даже и память, она для тех, кто в списках хотя бы значился, а сколько их не учтённых сгинуло?
Сколько не похороненных костьми в землю легло? Сколько безвестных пропало на веки вечные?! Их-то кто вспомнит потом, кто о них слово скажет, кто помянёт их,
безымянно за Родину павших?!.. (Кричит) Тишина! (Крик его разом отсекает и шум и песню.) Тихо, братцы... Давайте-ка выпьем за всех за нас - за победивших и за погибших.
За всех... (Берёт из темноты кружку и начинает петь, словно пытаясь через годы докричаться до забывчивых потомков.)
Лопахин поёт песню "Волховская-застольная" (переделка песни "Наш тост"), а позади него вновь возникает, как мираж, та же гигантская фотография в рамке, что была в Прологе,
но только вместо живых людей на ней одни довоенные силуэты, пустые внутри.
ЛОПАХИН.
"Если на празднике с нами встречается
Несколько старых друзей,
Всё, что нам дорого, припоминается,
Песня звучит веселей!..
Вспомним о тех, кто командовал ротами,
Кто умирал на снегу,
Кто в Ленинград пробирался болотами,
Горло ломая врагу!
Ну-ка, товарищи, грянем застольную!
Выше бокалы с вином!
Выпьем за Родину, выпьем за Сталина!
Выпьем и снова нальём!"
Незримое пламя вечного огня, разгораясь всё ярче, освещает снизу появившихся в силуэтах участников войны, уже таких, какими их настигла смерть.
И все они, подхватив надрывное пение Лопахина, запевают уже оттуда, из своего небытия, с яростной надеждой и верой в такое несбыточное для них, спасённое ими будущее.
ВСЕ.
"Ну-ка, товарищи, грянем застольную!
Выше бокалы с вином!
Выпьем за Родину нашу привольную! - 2 раза
Выпьем и снова нальём!"