Я парю в невесомости. Сотни маленьких бабочек окружают мое тело, касаются бархатными крыльями. Должно быть, приятно чувствовать их прикосновения, или щекотно... Я чувствую лишь тепло в центре себя и радость, которая копится где-то внутри.
Я никого не вижу и не слышу. Словно чурбан, который выбросили в речку, и он в ней плавает без особой цели - куда принесет течением. Чувство времени нарушено. Я не помню ничего и никого. И от этого мне хорошо и спокойно. Хотя потихоньку, особенно когда бабочки окружают мое тело, я начинаю ловить себя на мысли, что ничего не помню. Что должна бы чувствовать прикосновения крыльев, но этого не происходит.
- Ох, девонька, выбирайся оттуда! Что ж ты не борешься даже? Грида без конца спрашивает где ты, почему не навещаешь наш лес? - голос идет изнутри меня. Но говорю не я. Даже думаю с трудом. Потому что не хочется ни думать, ни вспоминать.
- Добрыня поставил сруб. Справно работает молодец, но больно уж трусоват. Говорит, что уйдет как только сможет.
Голос иногда возвращается, говорит со мной. Иногда я прислушиваюсь, но очень быстро устаю от непонятных звуков, которые ничего мне не выражают.
Бытие мое разделяется на периоды бессознательного бултыхания и возвращения маленьких бабочек и радости, которую они приносят. Я начинаю ждать их. Начинаю понимать, что жду их прикосновений. Голос раз за разом говорит, и также незаметно для меня, начинает звучать не во мне, а за мной, подо мной. Я оборачиваюсь, пытаюсь нащупать его...
Бабочки окутывают мое тело. Они такие маленькие, ранимые, обмахивают меня нежными крылышками. Именно их прикосновения вызывают тепло в груди и предчувствие взрыва.
Я начинаю с нетерпением ждать их возвращения. Прикладываю больше усилий, чтобы понять, что говорит мне голос. С большей ясностью понимаю, что голос звучит рядом, именно рядом со мной.
- Давай же, сделай над собой усилие. Хватит уже бездельничать!
Слова вызывают возмущение. Забытое царапающееся пламя вспыхивает в центре моего тела. Пламя съедает меня изнутри, заставляя шевелиться, бунтовать, сопротивляться.
Бабочки касаются, и впервые мне становятся противны их прикосновения. Они приносят с собой холод, затем страх. Я хочу избежать холода, только как это сделать? По коже бегут мурашки. Я сопротивляюсь по мере сил. Получается неважно.
- Молодец, еще немного... - уже другой голос дробится, оглушает. Становится понятен смысл. Как будто я что-то должна сделать... Например, разогнать бабочек! Они появляются, но даже подумать страшно: навредить хотя бы одной. Поэтому я терплю. Даже когда крылья ранят, словно ржавые лезвия.
Память начинает возвращаться. Сначала как нечто отгоревшее, ушедшее от меня навсегда, но постепенно, знания соединяются с эмоциями, и приходит боль. Жгучая, острая - она порхает в грудной клетке, режет изнутри.
- Слуги сидят по своим кельям. Придворные тоже. Во дворце ни единой живой души. Трупы магов боятся трогать. Хотят выждать еще пару дней для верности.
- Я займусь этим.
- Куда тебе? Сам еле очухался.
- Думаешь, она очнется? - снова чей-то голос.
- Во дворце неразбериха. Прибыли Галушкины и Карташовы. Разнюхивают обстановку.
Услышанное в забвении, возвращается ко мне, будто я живу в обратном порядке: из настоящего возвращаюсь в прошлое.
- Я бы советовал вам уносить ноги. Оденем, положишь её в телегу, никто не догадается, - говорит Макс. И голос, и его вечную манеру ерничать трудно спутать.
- Пульс есть. Но никаких изменений, - голос Кати печален и тих.
Представляю, что они думали, смотря на мое безжизненное тело. И как хорошо, что Катя - лекарь, иначе меня могли бы запросто похоронить.
- Объявился новый наследник. Старший сын покойного герцога Стриженова. Итого их уже трое, - сказал Макс с сарказмом.
Макс говорил именно сейчас. Я слышала и видела, как под веками мельтешили красные пятна. Чья-то теплая ладонь закрывала мое сердце, будто согревая его.
- Пока император жив, им ничего не светит! - отвечает Дарен хриплым голосом, вибрирующем в его груди.
Я хотела открыть глаза. Слабого света из-под ресниц хватило, чтобы передумать. Глаза резануло болью. Красные пятна под веками превратились в белые, потом почернели и вновь стали краснеть.
- Верна... ты слышишь меня? - спросил Дарен. От его голоса тело пронзило током, до кончиков пальцев. И если до этого я сомневалась в их чувствительности, то сейчас смогла пошевелить. Попыталась вновь открыть глаза - зря.
Мое запястье кто-то сжал тонкими пальцами. Наверняка, слегка. Тогда почему так больно?! Боль заставляет напрягаться, сопротивляться, превозмогать слабость. Сжав пальцы в кулак, я вывернулась из цепких гадких пальчиков.
- Идите, наверное. Макс?..
- А, да. Конечно. Кать, пойдем.
- Это прогресс! Явный прогресс! У меня был случай очень похожий. Мужчина в таком же состоянии, правда... - Катя замолчала, и обрадованная, и огорченная одновременно. Пациент её, по всей видимости, скончался.
Дарен махнул им рукой. Прогонял. Кажется, он единственный кто понимал, что мне сейчас нужно. Это тишина и покой.
- Верная, я так рад, что ты вернулась... - от его дыхания, от ладони шло тепло, мое тело наполнялось легкостью, как если бы он мог подпитывать меня своей энергией.
Между нами словно натянулась толстая невидимая связь, через которую меня притягивало, но не к Дарену, а куда-то за пределами моего понимания. Очень хотелось избавиться от неё, но при одной мысли об этом живот пронзала тупая выкручивающая внутренности боль. Закрыв глаза и сконцентрировавшись на ощущении можно даже подумать, что меня подвесили за железный канат к потолку, причем канат проходит через живот, и стоит мне вспомнить о нем, пошевелиться, как заусенцы, которыми богато орудие пыток, вонзаются и раздирают плоть.
Но, конечно, физически я была почти здорова, и никто меня никуда не подвешивал, и не протыкал с садисткой жестокостью. Столь странная связь - следствие ритуала и не более того.
Сколько дней я валяюсь в таком состоянии? Без воды, без еды? Наверное, целую кучу дней.
Его рука переместилась на живот - медленно и текуче, так что я чувствовала тяжесть её движения, но не боль. Боли не было.
Дарен взял мою ладонь в свою, поцеловал палец, еще один...
- Не знаю, чтобы со мной было, если б не ты... - сказал он.
Тогда ты умер бы вслед за мной - вот что. Подумала я и удивилась собственной черствости.
- Ты стала для меня целым миром, а я и не заметил. Такая нежная, добрая, милая. Ты - мое сокровище.
Темная сила внутри попыталась было всколыхнуться, но поворочавшись туда-сюда, затихла.
- Глупец, я только и делал, что жалел, почему ты не родилась обычным человеком. Подозревал тебя! Но сейчас, будто глаза открылись. Прости, что был таким слепцом. - Слова давались ему нелегко. Словно тяжелые булыжники, он поднимал их, чтобы вынести из глубины своих мыслей и показать мне.
Почесавшись колючей щекой о тыльную сторону моей руки, он наклонился очень близко и коснулся моих губ теплым поцелуем.
- Спи. Тебе нужно отдыхать, - сказал Дарен тихим волнующим голосом и меня будто окутал дурман.
Я не заметила, как заснула. Проснулась - было темно. Дарен лежал рядом. Его рука - поперек моего тела. Было жарко. Жар шел от его тела, которое лежало очень близко. Чувствовала я себя значительно лучше. Могла двигать руками, ногами, вновь ощущала мышцы. Наверное, я смогла бы что-нибудь сказать. Но Дарен спал, и будить его мне не хотелось.
Слабый свет звезд пробивался сквозь узкое окно - такой, что позволял видеть очертания предметов. Дарен лежал на животе, уткнувшись лицом в подушку. Жаль, мне бы хотелось увидеть в каком состоянии его рана. Я дотронулась до его плеча и погладила кончиками пальцев вдоль спины. Кожа гладкая, как атлас, и горячая. Может, она была бы менее гладкая, если бы мои подушечки пальцев не были исполосованы накаленной иглой; и менее горячая, если бы я была более теплая.
Прилив сил очень быстро закончился. Навалилась слабость.
Проснувшись в следующий раз, я обнаружила, что уже утро и Дарен ушел. В комнате стояла духота. Хотелось избавиться от жары, но это было невозможно.
Свет из-под задернутых занавесок слепил, но выносить его сегодня было легче. Щурясь, я обвела взглядом комнату. Уютная и светлая, с цветастыми занавесками и расшитой цветными узорами скатертью. Помимо кровати, которая занимала половину комнаты, в углу стоял сундук, а над ним в красном углу висели рушники, но без положенных икон.
Температура моего тела должна быть около тридцати градусов. После шока, который пережил организм, вполне естественно. Получилось так, что я, израсходовала весь запас маны на ритуал. Фактически оказалась где-то между жизнью и смертью.
Голос принадлежал Путяте. Именно он помог мне вернуться. И еще Дарен. Без этой жуткой связи со стороны материального мира дух леса ничего не смог бы сделать, и даже знание того, что я нужна, что меня ждут, не сыграло бы роли.
В смежной комнате послышались голоса. Я напряглась. Один из них принадлежал Дарену. Дверь распахнулась, и в комнату вошла Катя, следом Дарен и Макс.
- Верна, ты слышишь меня? - Дарен потрогал мой лоб. Ладонь его была теплой и шершавой.
- Да, - приоткрыв глаза, я разглядела его лицо. Немного осунувшееся, но такое же красивое и притягивающее взгляд.
- Я так рада, Верна. Ты нас напугала очень, - присев рядом со мной, Катя ободряюще сжала мою руку.
Макс уселся на сундук, отчего тот заскрипел.
- И не только нас, - добавил Макс себе под нос.
Катя с осуждением посмотрела на него, а Дарен с угрозой. Потом Катя с Дареном обменялись настороженными взглядами и все трое постарались сделать вид, что все прекрасно. Чувствовалось нечто объединяющее их, вроде страшной тайны, которую они поклялись скрывать ото всех или решения, которое было принято совместно.
Чтобы скрыть замешательство, ведь я не собиралась делать вид, что все прекрасно, и я ничего не заметила, они стали рассказывать о погоде и мелких дворцовых происшествиях. Катя, когда, видимо, вспоминала что-то свое, мне ободряюще улыбалась, а порой на её лице появлялось выражение, будто она готова драться. Дарен больше отмалчивался. Он думал о чем-то важном, что его беспокоило, и лишь односложно соглашался со сказанным. Выныривая из мыслей, он присматривался ко мне, будто желая убедиться, что все в порядке, а порой пронзал взглядом, полным внутреннего огня, порабощающего и притягательного. Макс старался придать голосу и лицу беззаботность, но до глаз оно не доходило.
Когда темы иссякли, и все трое заметили, что должного эффекта не добились, они перешли к новостям, касающимся переворота.
За пропущенное мною время Карплезир оккупировали наследники, ждущие смерти императора как сигнала к началу драки за престол. Галушкины и Карташовы прибыли открыто, с официальной целью поддержать императора в болезни. Старший сын герцога Стриженова, Влад, опасаясь появляться во дворце, нанял горластого трубадура, который по ночам в трактирах восхвалял будущего императора Влада Ясноликого. Смышленый трубадур постоянно менял время и место своих выступлений.
- Но бегать ему осталось недолго, - добавил Дарен. Выражение его лица ясно говорило как ему дорог этот трубадур и его игры с гвардейцами императора.
- Что касается этих лицемеров третьей и четвертой очереди, то они сидят в Георгиевском дворце и нос бояться сюда сунуть, - сказал Дарен и усмехнулся.
Оказалось, что пока Дарен восстанавливался, Галушкины и Карташовы сумели выказать свое фальшивое расположение императору и пожелать ему скорейшего выздоровления. Карташов Виктор, преисполненный величия и благородства, пообещал императору взять на себя тяжкое бремя руководства Вирганой.
Когда Дарен оправился от раны (неприлично скоро, как решили придворные), претендентов на престол, как ветром сдуло. По мнению Макса случаи вышли комичные. Пока он пересказывал произошедшее, Дарен многозначительно на меня посматривал, будто это я подговорила железные доспехи кинуться с тяжелыми объятиями на Степана Галушкина и его супругу, и заодно закрыть двери перед Виктором Карташовым с дядей, которые хотели навестить императора, а вместо желаемого оказались заперты в длинном коридоре с преданными императору гвардейцами. Вспоминая метания Галушкиных, Макс хохотал со слезами на глазах, а Дарен лишь улыбался, кидая на меня теплые взгляды. Поддавшись заразительному смеху, Катя тоже смеялась, хотя и пыталась хмуриться, призывая саму себя к серьезности.
Рассказ о загадочных происшествиях разрядил атмосферу, хотя никто из собравшихся, кроме меня, не понимал, чем в действительности они вызваны. Если бы Дарен узнал, что ненавидимых им наследников напугал он сам, то вряд ли улыбался сейчас.
Минутка веселья закончилась. Следующие новости вернули общую напряженность.
Трупы магов Ордена сожгли. Их насчитали порядка семнадцати. На двух из них оказались знаки отличия, говорящие, что по рангу они были выше остальных - магистры как минимум. На кистях магов обнаружили кожаные шнурки с серебряными фигурками ящеров. Магистр Ижевский советовал их оставить, потому как назвал их амулетами управления и обещал разобраться позднее. Пока не смело, но в умах людей зрела мысль, что с Орденом покончено, а значит хищники, которых они создали, тоже вскоре исчезнут.
Принцесса пропала. После памятной поножовщины в Тронном зале её никто не видел. По крайней мере, таких свидетелей пока нет. Наверное, меня должно было терзать чувство вины? Но наоборот, меня мучил стыд, что я все-таки не вогнала нож ей в сердце. Я проявила малодушие и теперь, если она жива, неизвестно чем это обернется.
Впрочем, пускай с этим разбираются другие. С меня хватит.
Император был очень плох, чем оправдывал надежды рвущихся к власти дворян. Объявившиеся союзники в лице магистра и его ученика, как могли, поддерживали в нем жизнь, но большего сделать не могли. Целительской силы у них нет. Лекари Вирганы тоже были бессильны - могли лишь давать эфир для снятия боли.
Насчет меня ходило несколько толков. Одни говорили, что я уничтожила всех магов Ордена - прочитала какое-то древнее заклинание, и тем самым спасла империю и её жителей от власти магов. Другие говорили, что я случайно призвала могущественные силы, которые уничтожили не только заговорщиков, но и меня. Бытовала версия, что я сгорела, пытаясь сбежать от Ордена, пока магистр Ижевский и его ученик спасали императора.
- Ты очень милая, - сказал Дарен, с улыбкой в голосе.
Я приоткрыла налившиеся тяжестью веки, чтобы увидеть выражение его лица. Милая?
Он усмехнулся в ответ. Дарен полулежал, опираясь на локоть, при этом лицо его было рядом с моим. Близость по меркам этикета за гранью приличий.
- Правда, она милая?
Макс передернул плечами, отворачиваясь. Катя улыбнулась, бросив взгляд на Макса, который мог означать что-то вроде: "Я же говорила!".
- Не хочу тебя пугать... - сказала я как можно спокойнее, ведь Макс с Катей по-прежнему сидели рядом. Лишь делали вид, что ничего не слышат. - Но, может, это ты изменился?
- Может.
Мое сердце забилось быстрей от нежности, предназначенной мне.
Дарен предугадывал приступы слабости, которые случались со мной. Так словно мог чувствовать чужое тело, как собственное. Взгляд его становился более тяжелым, мерцающим, кожа бледнела и повышалась температура. По мере восстановления магического резерва я начинала ощущать, как он направляет в меня свою энергию. Хоть и подсознательно на уровне инстинктов, но он делал это.
Два дня спустя я чувствовала себя намного лучше. Начала вставать, прохаживаясь до окна и обратно. За дверью частенько кричал младенец. И как я раньше его не слышала? Мальчик был беспокойный, с характером. Дуняша разрывалась, бегая то к нему, то по хозяйству, то ко мне.
- Она уже ходит! - обрадовалась Катя.
Катя и Макс обычно приходили в обед. Может быть, они чувствовали себя обязанными? Но больше хотелось верить в то, что я стала им небезразлична.
Тем ранним утром, когда Карплезир заволокло дымом и жаром, а вспышки от заклятий превосходили яркостью восходящий Эндимион, Катя благополучно добралась с подопечными дамами до укрытия. Имор позаботился о попавших в гущу борьбы женщинах также, как и Келпи позаботился о Максе.
Получив по голове, Макс лежал без сознания. Очнулся, когда грифоны гоняли магов по Галерее Живописи. Конечно, видеть духов он не мог, но чувствовать вполне. Грифоны успели истратить большую часть энергии, поэтому они душили магов, в которых маны не осталось вовсе, в закрытом, нагретом, лишенном кислорода зале. Макс, по его собственным словам, решил, что ему конец. Если маги не могут выбраться из ловушки, куда уж ему. Наверное, он так бы и умер, лежа на полу, надеясь, что когда умрут заговорщики, ему позволят выйти, но тут его будто бы толкнули в бочину. Тело его окутало прохладой и свежестью. Он смог нормально дышать, не рискуя свариться заживо. Когда с магами было кончено, казалось, спустя бесконечность, Макс смог покинуть Галерею.
- Ты почему встала? - спросил Дарен с возмущением.
- Не могу больше лежать.
Дарен приподнял меня над полом и усадил на кровать. В этом не было необходимости. Но я не сопротивлялась, наслаждаясь его заботой.
- Сегодня вечером мне нужно будет уйти. За эти дни я лишь вскользь прошерстил свой личный состав. Откладывать и дальше нет возможности. Возможно, остались...
- Все в порядке, - ответила я.
Если надо, значит, надо. Это его долг. А мой как можно быстрее поправиться.
На протяжении наших встреч меня не отпускало чувство, что от меня что-то скрывают. Нечто важное. Но из соображений заботы о моем здоровье придерживают новости на потом.
- Как император? - пора было заканчивать с тайнами.
Дарен помрачнел. Макс бросил на меня сострадательный взгляд и отвернулся.
- Все также. Изредка приходит в себя...
- И? - продолжила я.
- Он очень слаб, - призналась Катя, поникнув.
- Но...? Что вы скрываете? Давайте выкладывайте!
Дарен по-прежнему молчал, полностью закупорившись в своей эмоциональной раковине. Макс делал вид, что смотрит в окно, игнорируя мои вопросы.
- Хорошо. Попробую угадать.
Все трое обменялись настороженными взглядами.
- Вместо императора я спасла Дарена - это раз.
Дарен встал с кровати и принялся ходить по крошечному помещению, делая его еще меньше своим передвижением.
- Я ударила ножом эту предательницу, и он видел, так?
Стоило мне задержать пытающий взгляд на Кате, она кивнула в ответ. В её глазах стоял испуг.
- Как только очнулся, он потребовал, чтобы тебя казнили. Сказал, что ты заодно с заговорщиками, - сказал Макс, видя, что больше некому открыть правду.
Мы вместе с Моиром уничтожили основную часть заговорщиков. Может, один и остался, как утверждал магистр Ордена перед смертью, но добить его вполне возможно даже силами обычных людей. Но император, упустив суть и не замечая предательства сестры, обвиняет меня.
Дарен посмотрел на меня долгим изучающим взглядом. Ведь со стороны версия императора вполне заслуживала доверия.
- Принцесса - предательница. Я уже говорила, Дарен, но ты не хотел слушать. Граф Кобыльцев задурил ей голову, пообещал золотые горы и свободу от братца-тирана и эта безмоглая дура...
- Полегче с выражениями, Верна! - вклинился в мою речь Дарен.
- Раз мы решили говорить друг другу правду... Я случайно подслушала её разговор с графом Кобыльцевым. Она требовала, чтобы меня убили, потому как я могла раскрыть её планы. Виконтесса Луизирская была её наставницей - и виконтесса имела связь с черным магом и с Орденом, о чем косвенно говорят магические предметы в её доме и попытка меня убить. Ордену было выгодно убить императора и посадить на его место Абрагель, марионетку, которая бы исполняла их приказы, и вместе с тем на престоле был бы законный правитель. Очень удобно для Ордена. Когда императора и тебя ранили, я была так зла, что...
- Убила принцессу, - закончил Макс.
- Нет. Я не смогла. Но она этого заслуживала! Она строила козни против собственного народа. То, что она исчезла, только подтверждает мои слова.
Макс с Дареном переглядывались, ведя молчаливый диалог и переваривая услышанное.
- Я не могла позволить, чтобы орден посадил принцессу на трон. Тогда они бы выиграли! К власти пришли бы жестокие безумцы!
Ответом мне было молчание.
- Как по-твоему заговорщики узнали об убежище? - задала я Дарену вопрос, потому что он до сих пор отказывался верить очевидному.
Он сам рассказывал об этом и удивлялся, кто мог предать, ведь, кажется, знали самые близкие.
Он помрачнел еще сильнее. Хаотичное передвижение по комнате он оборвал.
- Я знал её с детства. Николай ни в чем её не притеснял, выполнял все капризы... За что?
Я пожала плечами. Может, именно поэтому?
- Николай не поверит в это. Не знаю, захочет ли он вникать даже. Если он выживет, то...
- Меня казнят.
- Пока я оттягиваю его решение. Но если что, тебе придется бежать.
Я кивнула. Хоть сегодня!
Когда они оставили меня одну, я позвала Моира. Было страшно, очень страшно встретить его взгляд и прочитать в нем осуждение. Но я должна была через это пройти.
- Тебе уже лучше. Хорошо.
В глубине его глаз горело что-то такое, что заставляло меня ежиться. Он смотрел изучающе, будто на чужого человека.
- Я не могла поступить иначе, Моир. Прости, что втянула тебя, но без тебя бы ничего не вышло.
- Знаю, что не вышло бы.
Повисло молчание. Я не могла понять на моей он стороне или уже нет. Или в его глазах я сравнялась с магами Ордена?
- Почти все маги, причастные к нарушению Закона миров, уничтожены. Они поставили все свои силы, за исключением одного магистра, на переворот. И наказаны вполне заслуженно.
- Спасибо за помощь, Моир. Без тебя бы я не справилась.
- Ко мне приходили стражи Элини. Просили передать, что доступ к мирам для нас с тобой открыт.
- Что они думают про заражение потоков? Это возможно вылечить?
- Они занимаются этим. Говорят, что есть несколько способов.
У меня отлегло от сердца. Стало легче дышать и легче смотреть Моиру в глаза, хотя вина за ритуал никуда не делась. Кивнув мне на прощание, он ушел.
Глава 37. Плоды
Через пару дней я окончательно пришла в себя. До полного выздоровления речи пока не шло. Но магический резерв был в норме, руки больше не дрожали, ну, а то, что через меня проходила эта странная связь, тянущая куда-то и рождающая пустоту внутри, было не в счет. Побочное после запрещенного колдовства.
Втягивать Дарена или Макса в свою авантюру я не хотела. Катю, тем более, хотя та исподволь пыталась выведать задуманное мной.
Дождавшись, когда Макс с Катей покинут комнату, ставшую моим убежищем, я одела платье и завязала волосы в пучок.
После долгих дней восстановления я, наконец, смогу развеяться и полетать - это не могло не радовать.
Погасив свечу, я открыла окно. Слепая бархатистая ночь с охотой приняла меня в свои объятия. Окутав свое тело стихией воздуха, почувствовав в полной мере как оно становится невесомым, я взлетела вверх. Пустота в груди слегка заполнилась - душа, что была раньше на её месте, подала признаки жизни.
Стараясь держаться стен, я полетела все выше и выше пока не достигла крыши. Огненная голова грифона, похожая на голову орла, выглянула из каменной горгульи и посмотрела на меня немигающим взглядом. На короткий миг я испугалась, что привязка ослабла и грифон бросится в атаку. Вместо этого он отделился от статуи и, будто красуясь, стал прохаживаться по крыше, выпуская когти и потягиваясь.
Насколько я помню Лили-Оркус от испуга бежал на крышу. Отсюда и следует начать поиски. Осмотрев каждую статую и каждый привлекательный для духа закуток, я попусту растревожила спящих грифонов. Но зато вновь почувствовала вкус к жизни. Лазить по крыше, наблюдая, как из серого мертвого камня вдруг прорисовываются огненные линии соколиной головы с горящими глазами - это забавно. Статуй я насчитала девять, а вот грифонов осталось пять и это уже не казалось забавным.
Спрыгнув с крыши, я полетела вдоль стеклянного моста. Ощущение безграничной свободы, какое бывает только высоко над землей, кружило голову. За мной следовал грифон, проявляя несвойственное старым духам любопытство.
Крыша Георгиевского дворца оказалась по площади гораздо больше Престольного. Так я могу летать всю ночь, разыскивая Лили-Оркуса...
Обхватив ладонью медальон, в котором жил мой дух-помощник, я постаралась нащупать след его связи с духом. Хотя бы мимолетного ощущения его местонахождения будет достаточно, чтобы сузить радиус поиска. Дух был где-то близко, но где? Словно услышав мой вопрос, Лили-Оркус вылетел из дымохода.
Читать нотации ему не имело смысла. Видимо, он перепугался не на шутку и прятался, ожидая лучших времен. Учитывая, что духи воспринимают время иначе, то для него неделя могла пролететь как один день.
Выискивать императора в окнах Престольного дворца оказалось делом хлопотным. Держась за выступы и барельеф внешней отделки стен, я заглядывала в окна. Комнаты, погруженные в темноту, я пропускала. Все равно ничего рассмотреть в них невозможно. Грифон крался следом за мной, цепляясь огненными когтями за дорогой камень. Я очень надеялась, что на терракотовом будут не сильно заметны следы от его когтей, а вот с белым не все так радужно. Какой-нибудь глазастый слуга может рассмотреть нанесенный старинному дворцу ущерб.
Император лежал в постели лицом к окну. Выглядел он скверно: похудевший и весь изможденный. Темные круги под впавшими глазами и восковое лицо, какое бывает либо у покойников, либо у тех, кто близок примкнуть к их числу.
Комната была чуть больше той, что стала моим убежищем, только обставлена с роскошью, достойной королей. Помещение освещали свечи в тройном подсвечнике. У постели императора сидели магистр Лавр Ижевский и, по всей видимости, его племянница. Магистр, держа за руки обоих, передавал прану от девушки к императору. Когда девушка по цвету лица сравнялась с императором, он отпустил её. И принялся тоже самое проделывать, но с собой. Праны, как известно, в теле мага не так много, поэтому он скоро закончил.
- Пойдем, Олика, я провожу тебя до кровати.
Девушка попыталась возразить. Но подняться сама так и не смогла, поэтому ей пришлось принимать помощь магистра.
Когда они вышли, я со скрипом распахнула створки окна и пролетела внутрь. Двигалась я медленно, потому как окно было высотой с аршин, а шириной еще меньше.
К моему сожалению, император после вливания в него энергии, пришел в себя и теперь смотрел на меня расширяющимися от ужаса глазами.
- Явились добить? - прошептал он еле-еле и усмехнулся.
- Нет. Помочь.
Я приставила к двери стул, спинкой к ручке, чтобы задержать нежелательных гостей.
- Надеялся, что вашу лживую головку уже отрубил палач, - в этом шепоте, переходящим в свист и хрип, было столько ненависти, что я на мгновенье засомневалась. Стоит ли спасать этого тирана и слепца?
Очень хотелось сказать, что его драгоценная сестра замешана в заговоре. Но сказать человеку, находящемуся на волосок от смерти, что его близкий человек - предатель, это чересчур.
- Давайте обсудим позже наши разногласия. Постарайтесь расслабиться, - добавила я, приказывая духу вводить снотворное.
Ситуация чем-то напомнила лечение Дарена. Не только моим глупым геройством, но и тем насколько Дарен и Николай оказались похожи. Я говорю не про внешнее сходство, а про характер.
Лили-Оркус никогда не имел дела с ранением сердца. Сердце самый сложный механизм в нашем теле, поэтому ничего удивительного, что духу-помощнику приходилось тяжело. За неделю, прошедшую с момента ранения, началось атрофирование тканей. Для начала их необходимо было осторожно ликвидировать и заменить новыми, а уже потом соединять разорванный левый желудочек и правое предсердие. Чудесным образом оказалась не задета аорта, а также легочный и аортальный клапаны, что позволяло крови кое-как циркулировать. Но в целом мы имели дело с хорошо законсервированным полутрупом. Как он умудрялся говорить и дышать - оставалось большой загадкой.
Когда Лили-Оркус закончил, на месте жуткой раны остался кривой уродливый рубец. У духа отсутствовал опыт, поэтому лечение затянулось и потребовало всех наших сил. Сердце залатали, но до полного выздоровления речи не шло.
Пора было убираться к себе. По ту сторону двери намекали о том же: поначалу возмущенными вопросами на тему: "кто посмел запереть императора", а позже многочисленной возней, перешедшей к выбиванию двери и ругани.
С непривычки кружилась голова. Протиснувшись в окно, я кое-как окутала себя стихией воздуха, но полететь так и не смогла. Руки дрожали, нет-нет и подступало чувство беспомощности. Отталкиваясь ногами от выступов в стене, а руками придерживаясь за те же выступы, я поползла к восточному крылу. Дарен просил, чтобы мое присутствие в Карплезире оставалось тайным для всех. Пока большинство считает, что я сгинула, у нас есть преимущество - так он выразился. Но в действительности, так мне показалось, Дареном двигало нечто иное. Возможно, он боялся, что какой-нибудь ретивый гвардеец исполнит волю императора.
Внутри усиливалось сосущее чувство неуверенности и растерянности (леший бы их побрал!). Близился рассвет. С леса доносились птичьи трели, робкие и осторожные, но вместо радости они вызывали жгучую тоску. Как же я соскучилась по дому!
Когда окончательно рассвело, я уже была в Дуняшиной комнате. Наспех попрощавшись, Дуняша с младенцем ушла к родне, погостить и сменить обстановку. Кажется, еще немного и она пожалеет о своем гостеприимстве. Изо дня в день терпеть меня и хоровод визитеров никаких нервов не хватит.
Хотя как раз сегодня Дуня имела возможность забыть о них. Дарен выискивал предателя среди подчиненных, Катя заступила на дежурство, а Макс... да что Макс. Он был скорее их другом, чем моим.
Попытка поспать вылилась в сплошное мучение. Встав, я металась по комнате, но не могла найти себе место. Платье мое валялось в углу. Волосы я завязала так высоко и так крепко, как смогла. Тонкий киртл без рукавов тоже хотелось снять, но удерживала вероятность быть застигнутой голой.
Я металась между дверью и сундуком. Желудок будто скручивали в жгут - туда и обратно. Дрянь, что была частью моей силы, поднялась со дна, куда я её очень надежно запрятала. Кости ломило, как при высокой температуре, внутри, то разгорался огонь, то стыл холод, перекатываясь под сердцем тяжелым гладким куском льда.
Доигралась. Спрятавшись за кровать и прижавшись к шершавой стенке сундука, я постаралась для начала выровнять дыхание. Ничего не получалось. Внутренности будто разрывало. Я закрыла голову руками и сжалась.
Так легко контролировать Силу, когда в тебе одна целебная энергия, которая несет лишь добро. Это вдохновляет, вселяет гордость и... наверное, придает жизни смысл. Хотя нет. Не так. Это не правда. Правда в том, что помогая больным, совершая добро, я максимально отдаляюсь от того, с чем не могу справиться. От тьмы и страха, ненависти и злобы - от всего того, что живет внутри. И стоит забыться, яд тьмы ударяет, лишает равновесия и начинает мучить с садистским удовольствием.
Очень удобно пользоваться преимуществами Иях. Но расплачиваться...
Я так и не смогла взять под контроль эту часть себя. Отец хотел видеть меня магистром. Я же по сути не-до-маг, не то, что магистр. Вот целитель из меня получился неплохой. Я улыбнулась, вспоминая детишек, которым сумела помочь. Им я нравилась.
Комната успела погрузиться в темноту. Слабый свет фонарей проникал сквозь занавески. Во дворце стояла тишина, прерываемая далеким собачьим лаем и порывами ветра. Кажется, за окном собирается гроза.
Хлопнула дверь, вслед за чем раздались шаги. Войдя в комнату, Дарен с недоумением смотрел на застеленную покрывалом кровать. Ругнувшись, он подошел к окну и распахнул створки. Шум ветра, впивающегося в кроны деревьев и с наслаждением выдирающего слабые листочки, ворвался в комнату вместе со свежим прохладным воздухом.
Дарен постоял у окна и вновь обернулся к кровати. Содрав с шеи платок, он избавился от кителя и взялся за пуговицы рубашки. Слабый свет очерчивал его лицо, которое выражало недовольство и глубокую задумчивость. Справившись с манжетами, Дарен сжал спинку кровати. Створки окна захлопнулись, но стоило Дарену обернуться, снова открылись, зазвенев слюдой.
- Бесовщина какая-то... - пробормотал он и тут его взгляд наткнулся на меня.
Я по-прежнему сидела, прижавшись вплотную к сундуку.
- Верна? Почему ты здесь? - он переступил через мои ноги и опустился рядом.
- Что с тобой? - он положил ладонь мне на плечо и всмотрелся в мое лицо.
- Жарко очень, - ответила я севшим глухим голосом.
- Я так сразу и подумал, - ответил он, сгреб меня в охапку и перенес на кровать.
- Поэтому ты сидишь на полу в темноте, - он сел сзади и прижал меня к груди, обхватив руками.
Дыхание его сделалось прерывистым. Нас отделяла лишь тонкая ткань киртла, позволяя чувствовать каждый изгиб: напряженный пресс его живота, тяжесть и силу мышц; а ему - упругость моей груди и мягкую податливость тела. Он поцеловал меня в шею серией мягких обжигающих поцелуев и, коснувшись гладкой щекой моей щеки, заговорил где-то рядом с моими губами:
- Ты была у Николая. Он... в растерянности. Хотя по-прежнему слаб, но выглядит гораздо лучше.
По окну ударили первые капли дождя. Спланировав откуда-то сверху, на подоконник сел Лили-Оркус. Крылья его прошли сквозь камень стен, но маленького духа это вряд ли смутило.
- Лили-Оркус помогал. Сама бы я не справилась, - ответила я все тем же сиплым голосом.
Обрадовавшись возможности пообщаться, дух прыгнул вверх и, хлопая крыльями, завис над кроватью.
- Это мой дух-помощник. Когда-то был очень хорошим целителем, правда, не в этом мире, в Эраш. Много веков назад.
- Что он может? - напряжение чувствовалось и в голосе, и в руках Дарена.
- Лечить. Ну и еще пугать. Говорит, что со стороны выглядит смешно, - я улыбнулась, вспоминая рассуждения духа.
Тугой узел, мешающий дышать, заметно ослаб. Еще бы Дарен не сжимал так сильно, было бы совсем хорошо.
- Честно говоря, не очень, - сказал Дарен. - Это он крыльями хлопает?
- Ага.
- Почему я его не вижу?
Я пожала плечами, хотя ответ, конечно, знала.
- Чтобы его видеть, нужно пройти сложный ритуал. Третье око называется.
- И конечно, нужно быть магом.
- Да.
Лили-Оркус сел на спинку кровати.
- Может быть, нам полетать? - сказал он шелестящим невнятным голосом. Чтобы понимать речь, похожую на шелест листьев, нужно немного поднатореть в этом деле.
- Он еще и говорит. Я слышу его, но ни черта не понимаю!
- Предлагает полетать, - я улыбнулась.
- Ну уж нет.
Дарен поднялся с кровати.
- Давай, лети отсюда. Во время грозы лучше сидеть под крышей, - это уже реплика для меня. - Если ты умер, еще не значит, что другие должны последовать твоему примеру. Быстро отсюда! - Дарен повысил голос и указал духу на окно.
Лили-Оркус взмыл в воздух и унесся под дождь, словно ветер подхватил его и отправил прочь.
- Зачем ты так?
Я вскочила на ноги, покачнувшись на травяном матрасе.
- Не хочется спать в присутствии всяких духов. Извини, но к этому я пока не готов.
Помолчав, Дарен добавил с надеждой:
- Он улетел?
Я лишь кивнула.
В ответ я услышала сдавленный смешок.
- Не думал, что подействует.
Знал бы ты, Дарен, что сделал сейчас, то не сомневался в себе.
Он подошел к кровати, не отрывая взгляда от меня, и обхватил ладонями мои бедра.
Дыхание его вновь стало прерывистым, впрочем, как и мое. Медленно он провел ладонями вверх и стиснул мои ягодицы. Какое-то время мы смотрели друг на друга, пытаясь прочесть в глазах другого нечто важное. Может быть, согласие? А может, нечто большее.
Я положила ладони на его плечи и сжала их, чувствуя под пальцами перекаты мышц. Исследуя мое тело, Дарен огладил талию и вновь вернулся к бедрам, надавив большими пальцами на область, очень близкую к интимной.
В ногах, как и во всем теле, образовалась слабость. Дарен слегка потянул меня к себе, а потом шагнул в бок, отчего я опустилась на колени. Когда я осознала этот хитрый маневр, его руки гладили голую кожу моей спины.
Торс его рассекали шрамы. Я скинула с его плеч рубашку и провела пальцами по коже. Шрам на груди был шершавый и плотный, в отличие от других, успевших побледнеть и разгладиться. Отняв мою ладонь от своей груди, Дарен поцеловал меня. Его губы и язык ласкали мой рот, ладони накрыли грудь, слегка сжимая её и оглаживая соски - я уже не могла думать ни о шрамах, ни о чем другом. Он давил на меня прикосновениями настойчивого языка, нежных пальцев, подталкивая все ниже и ниже. Пришлось шире расставить колени, иначе мне грозило упасть на постель закостенелым кулем.
За окном неистовствовала буря. Острые холодные капли дождя ударялись в подоконник и порывами ветра достигали нас. То ближе, то дальше сверкали молнии.
Я стянула с себя киртл, тем более что он был в районе груди и только мешал. Дарен освободился от последней одежды и смотрел на меня с таким желанием, что оно болью стягивало его лицо.
Мое тело опутывала дрожь. Хотелось поскорее прервать мучения - почувствовать вместе с тяжестью тела как он входит в меня, заполняет собой. Хотелось утолить почти физический голод, который не только бил изнутри и делал тело слабым, но и заставлял сладко сжиматься в предчувствии скорой близости. Нависнув надо мной, он припал к моему соску, вызывая внутри сладостные спазмы и сводя с ума несвоевременной задержкой. Когда я уже хотела взять дело в свои руки, он, наконец, проник в меня, заставляя забыть обо всем на свете, скользя и полностью заполняя, как я и желала.
Мне хотелось прижаться как можно ближе, удовлетворить сумасшедшую потребность в близости как можно скорее, поэтому я отвечала с нетерпением. Когда сладкая истома проникла в меня с движением его тела, я замерла, сильнее вжимаясь в его бедра. Достигнув пика наслаждения, мы замерли. По всему телу разливалась приятная слабость: хотелось лежать без движения и наслаждаться свершившимся.
Я слышала, как его сердце бешено стучит под моей ладонью. Все же после такого ранения показан другой режим.
- Иди ко мне, - перевернувшись на спину, Дарен притянул меня к себе и поцеловал, нежно, одними губами.
Буря за окном спала, дождь стих и лишь порывы влажного ветра касались наших тел. Так мы и уснули, прижавшись друг к другу и слушая отголоски грозы.
***
В следующую полночь я тем же путем направилась к императору. Нужно было закончить основное лечение. Дарен обещал, что ни гвардейцы, ни магистр с учеником не помешают мне - так и вышло. В соседней комнате сидели две юные дамы при полном параде, а караул несли мои бывшие телохранители.
Я смотрела на императора из темноты, пытаясь понять в каком он настроении. Да, будет глупо, если он кликнет стражу или магистра. Юла и сержант Оловянников постараются мне помочь и тем самым подставят себя.
Император полулежал на кровати. Выглядел он гораздо лучше.
Видимо, от безделья Николай поглядывал в окно. Казалось, что он пытается через стекло в темноте что-то рассмотреть. В его глубоко посаженных, будто выцветших глазах словно загорался уголек надежды, и, понимая это, он отворачивался.
Мне не хотелось его пугать. По меньшей мере, это было бы невежливо.
Паря горизонтально над землей, я коснулась ладонями стекла. В голове промелькнуло два варианта: вот я приближаю лицо к стеклу и вежливо улыбаюсь (кивать или как-то иначе обозначить через стекло приветствие - верх глупости), либо стучусь в стекло и прошу разрешения войти. Феерический прием мне обеспечен!
Выбрав самое простое, я отворила створки. Как бы я ни хотела свести свое появление в ранг обычного, император вздрогнул.