Пучкова Елена Сергеевна : другие произведения.

Менталистка

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:


    Дарья забыла о способностях, о магии и власти, что давала Сила. Она живет в маленьком провинциальном городке России и думает, что, оградив себя барьерами, вычеркнув из прошлого магию, рассталась с ней навсегда. Но нашлись те, кто напомнил о том, кто она есть. Если раньше она сама использовала людей, то на этот раз роли поменялись.
    Самонадеянный начальник спецслужбы рискнул всем, чтобы привлечь скрываемый девушкой талант на службу, но в погоне за карьерой оказался между жизнью и смертью.
    Чтобы спасти ему жизнь, Дарье пришлось вернуть забытое, одеть старую шкуру, чему она совсем не рада. Как не рада службе, которую ей навязывают в специальном отделе ("отделе сверх людей"). Только есть ли у неё выбор? Ведь спецслужбам не отказывают.
    Как выпутаться из ловушки? Как вновь не потерять себя в водовороте власти и могущества, что несет с собою дар?
    Несмотря на свой опасный дар, Даша остается обычной девушкой, нуждающейся в поддержке и защите. И поддержка приходит, как и защита, причем от того, кто с усердием расставлял ей силки.



    Старое название: "С закрытыми глазами". Обновление от 01.10.16.


МЕНТАЛИСТКА

0x01 graphic

   Наши страхи - это
   нереализованные возможности любви.

Глава 1

  
   Чтобы победить, иногда нужно сдаться.
  

21-го июня

  
   - Который час, мадемуазель?
   Щекастый небритый тип в солнечных очках наклонился ко мне, навалившись всем весом на мой столик.
   - У Вас телефон в кармане, - ответила я, не поднимая глаз от текста.
   Он отнял ладонь и снова утвердил её на столе.
   - Может, по мороженому? - тип решил идти до последнего.
   - Нет, спасибо.
   Он повисел надо мной, но я упорно не поднимала глаз, так и не дав ему повода продолжить знакомство.
   - Ну что ж... Передавай привет Дюма! - сказал тип и отчалил.
   Обязательно. Только Шекспиру. Я дважды усмехнулась: проницательности типа и пристальному интересу со стороны моего преследователя. Наверное, решал насколько пикапер может ему быть полезен.
   Мне нравилось наблюдать за ним. Вот, как сейчас, когда он сидит в соседнем кафе и у меня отличный обзор. Подтянутый и гибкий, движения плавные и осторожные, так что создается впечатление внутренней мягкости, даже мягкотелости. Однако, наблюдая дольше, понимаешь, что это мягкость пантеры. За которой стоят собранность и железная воля.
   Серьезный, внимательный и хладнокровный, с красивыми светлыми глазами, которые искрились, когда он улыбался. Улыбался он редко, оно и понятно. А жаль. Улыбка ему очень шла.
   Было приятно на него смотреть, в желудке становилось тепло. Взгляд всегда внимательный, якобы безразличный, холодный, но стоило обратиться к нему, что-то спросить, равнодушие испарялось без следа. Лицо теплело, проступали совсем иные свойства характера, очень притягательные, искренние.
   Он снял очки и выпил немного газировки. Наши взгляды пересеклись - он едва заметно вскинул брови, но глаз не отвел, как обычно. Продолжал смотреть цепким терзающим за живое взглядом. У меня перехватило дыхание, но отвести глаза означало сдаться.
   Девушка, развернув коляску, села за столик, загородив тем самым моего "сопровождающего". Для приличия я посидела минуту и покинула кафе.
   Впервые я заметила его в библиотеке две недели назад. Он читал Толстого на банкетке, между стеллажами "Исаковского" и "Детской книги". За равнодушным к произведению лицом чувствовалась жесткая хватка человека, привыкшего добиваться поставленной цели. Он выбивался из отряда привычных посетителей читального зала, поэтому и привлек мое внимание.
   Почувствовав мой взгляд, он поднял на меня глаза и снова "погрузился" в книгу. От его настроя и собранности озноб побежал по спине. 
   Мне предстояло завтра сдавать госэкзамен, поэтому раздражение и бессилие перед творящимся со мной захлестнули разум, и кроме желания подойти и швырнуть тяжелым томом ему по голове, в душе ничего не было. Он выбрал для чтения "Войну и мир", произведение сложное, со множеством сносок; сидел на самом виду, где по правилам сидеть не положено вовсе; кроме того библиотекарша порхала над ним, как над знаменитым профессором, чьи труды занимают почетное место в библиотеках страны. Она даже заварила ему чай с лимоном.
   Переписав, что меня интересовало, я покинула читальный зал. А он остался.
   Когда на следующий день я пришла уже в другую библиотеку, история повторилась. Только на сей раз, я разглядела больше подробностей, специально мне преподнесенных. Он показал Наталье Гавриловне, библиотекарше, корочку, красный уголок которой мелькнул в изгибе локтя. Она посерела, и, сдвинув брови к переносице, поинтересовалась:
   - А в чем собственно дело?! - у неё не укладывалось в голове, что её могут подозревать в чем-то противозаконном.
   Он нарочно стал так, чтобы я могла видеть. Приглушенным голосом объяснив суть дела, он снова сел у окна с "Войной и Миром". Он хромал, и держался натянуто, словно неловкое движение могло причинить боль, что, впрочем, не мешало ему готовить мне ловушку.
   Я дописывала на шпаргалку четырнадцатое ПБУ, когда в зал ворвалась группа мужиков с автоматами и в масках. Они рассредоточились по залу: трое побежали к окнам, один остался у двери, остальные пошли по рядам, наставляя автоматы в грудь.
   Свои действия они объяснили просто:
   - Мы ловим опасную мошенницу. По оперативным данным она находится здесь. Так что не рыпайтесь и, может быть, все обойдется.
   В дверь с грохотом постучали и потребовали немедленно открыть. Голос принадлежал человеку в возрасте, с одышкой и хрипами. Его по-русски послали и дали совет:
   - Если ты, мужик, не успокоишься, у тебя будут проблемы почище такой мелочи, как обыск! Отойди от двери, козел!
   Как они и сказали, интересовали их особи женского пола. Тех, кто рыскал по стеллажам, выстроили у стены под искусственной лианой.
   К тем же, кто сидел за столами, подходили индивидуально. Очередь дошла и до меня.
   - Руки на стол, и не двигаться!
   - Они у меня и так на столе, - ответила я.
   Неповоротливый амбал навис надо мной, и вкрутив кулаки в стол, так что тот затрещал, гаркнул:
   - Не умничай!
   У него на плече висел автомат, дулом ко мне, а кулаки были размером с гандбольный мяч. Сквозь прорези черной маски, на меня смотрели обычные человеческие глаза, серые с маленькими черными ресничками.
   - Паспорт! Паспорт!
   Я заморгала, а когда смысл сказанного оформился в моей голове, то потянулась за сумочкой, которая стояла на соседнем стуле.
   - Руки я сказал! Руки!
   - Как же я паспорт-то достану! - крикнула я, и захлопнула глаза, потому что он дернулся вперед, и я подумала, что он мне врежет по лицу. Я уже видела, как моя голова слетает с плеч и катится по полу между стульями...
   Какое-то время ничего не происходило. Головы своей я не чувствовала, впрочем, как и шеи, на которой она должна держаться, поэтому решилась приоткрыть глаза.
   Амбал стоял вдалеке от меня, смотрел в сторону окна, и будто бы ждал приказа.
   - Давай её сюда! Сюда, я сказал! - крикнул таким же зверским голосом "близнец" амбала.
   - К стене иди! - вояка помельче, загородив собой солнечный свет, а также того, кто стоял у окна, махнул автоматным дулом перед моим лицом.
   Пока я пробиралась между столами, они вытряхивали мою сумку на стол.
   Я задыхалась от унижения. Стоять у стенки, расставив ноги, когда на мне короткие шорты и топ, в которые просто некуда спрятать ничего кроме зубочисток - такие методы используют наши доблестные спецслужбы? Лучше бы они меня тогда ударили, сломали пару ребер. Но не это.
   Белокурая девушка, стоящая по правую руку от меня, бросила сочувственный взгляд, смешанный со стыдом, и опустила раскрасневшееся лицо.
   - Ну, что тут у нас?.. - досмотрщик подступил ко мне, принеся запахи пота и мужских ботинок. Я сжалась, внутренне готовая к хамству и гадким ощущениям. Но ничего не происходило. За спиной сгущалось напряжение и ожидание чего-то, что вот-вот должно случиться, опрокинуться на макушку, как ливень после грома.
   Я повернулась. Мужик так и стоял - с протянутыми руками. Увидев, что я заметила его стопор, он отошел от меня, крикнув своим:
   - Уходим...
   Моя выпотрошенная сумочка лежала на столе, разинув пустой "рот". Документы - на столе, косметика на полу, на стуле. Всё брошено так небрежно и варварски, как никому не нужный мусор.
   - Ну, вообщеее!
   - А говорят, что в библиотеках скука смертная... Офигеть!
   Библиотекарь, тетка в очках, с пушистыми блеклыми волосами, торчащими в разные стороны, возмущалась в трубку телефона.
   Я попыталась вложить разбросанные вещи обратно, но они валились из рук, раскрывались, разлетались, застревали в молнии... Флакон помады покатился по гладкой поверхности стола и грохнулся на пол, с характерным трескающимся звуком.
   Я села, спрятала лицо в ладонях и расплакалась. За что?! Ведь им я ничего не сделала. Чем я заслужила подобное обращение? Так себя жалко мне давненько не было. Я, как ребенок, ревела в голос, захлебываясь и утирая слезы.
   Наталья Гавриловна оказалась широкой души человеком. Она влила в меня успокоительного, утешила и отправила домой. Тем более что мне завтра предстояло сдавать госэкзамен. Не время раскисать.
   Вернувшись домой, я обнаружила красную розу, приклеенную скотчем к входной двери. На вопрос "кто?" вариант у меня был только один, другие варианты мной не рассматривались. Но с "зачем?" дела обстояли хуже. В любом случае извинения я принимаю, а в том, что он извинялся, у меня не было сомнений...
   Это произошло неделю назад, так что у меня было время успокоиться и переосмыслить ситуацию. Ясно, как день, - мне устроили проверку. Они дали мне время расслабиться, не предпринимая никаких активных действий, а потом хорошенько встряхнули. Надеялись, что я совершу глупость. Испытывали меня, но просчитались. Они не учли ту малость, что я бы никогда не переступила через себя.
   Они заблуждаются, если верят что я рано или поздно попадусь. Попасться можно на том, чем активно пользуешься, например, воровстве. Я же в какой-то степени, как инвалид, потерявший руку, и со временем привыкший к её отсутствию. Иногда на меня накатывает, и я вспоминаю былую свободу ощущений, но это быстро проходит. Нервная память утихает, отсутствие руки вновь воспринимается в порядке вещей.
   Впервые заметив 'хвост', хмурого и мрачного мужика, который шел за мной от кафе, я испугалась. На ум пришли десятки историй про маньяков, которые выслеживают своих жертв, чтобы потом изнасиловать и убить с особой жестокостью. Изловчившись, я запрыгнула в автобус, а он пошел дальше, не сбавляя ход и не оборачиваясь. Если бы я не увидела его спустя пару дней, то уверилась бы в собственной мнительности и бурной фантазии, граничащей с шизофренией. Помимо Брежнева, как я прозвала мужика, я начала замечать других, которые всегда держались на расстоянии, но проявляли явный, невероятно громкий для меня, интерес, я задумалась. Маньяки обычно держаться поодиночке, в группы вроде бы не сбиваются. К тому же, следили за мной профессионально, мало чем выдавая себя. Другая бы девушка на моем месте не обратила внимание, тем более, что город у нас маленький, можно с легкостью наткнуться на человека, мимо которого прошел на днях. Но для меня их скрытый интерес звенел громко и настырно, отражаясь от свежеокрашенных стен домов и будоража летнее настроение расслабленности, которое будто висело в теплом воздухе.
   Чем могла заинтересовать обычная среднестатистическая гражданка РФ местные спецслужбы? В глазах соседей я скромная вежливая девушка, которая ввиду сложных отношений с родителями живет одна в общежитии. В глазах одногруппников и преподавателей я - старательная и прилежная стипендиатка, которая слегка рассеянна и малость раздражительна, но на общем фоне не выделяется. Даже в глазах родителей я образцовая дочь, которая тянется к самостоятельности, от плохих компаний держится подальше и помогает родителям на даче. Связей с криминальным миром не имею, родственники и друзья чисты перед законом. Национальность у меня русская. В сомнительных сетевых группах, разжигающих межнациональную рознь, пропагандирующих самоубийство и вербующих террористов не состою, да и в принципе я против насилия.
   Остается только одно. И если мои подозрения верны, то у меня большой вопрос: как они узнали во мне менталиста. И если все-таки узнали, то зачем я им понадобилась. Конечно, я слышала истории, что вожди Советского Союза советовались с ясновидящими, лечились у магов и ведьм; что в закрытом отделе КГБ ставились опыты по выявлению сверхъестественных способностей; и даже слышала предположения, что современные спецслужбы пользуются услугами гадалок и магов. Но предположить, что моя персона заинтересует подобные органы, не могла. Очень уж невероятным это было: интерес спецслужб, слежка и я в качестве объекта. До слез напоминая голливудский наивный блокбастер.
   Если все так, как я думаю, то мне нужно держаться от них подальше. А еще лучше дать понять, что взять с меня нечего: ни магии, ни дара во мне не осталось. Только как?! Подойти и сказать: 'Эй, ребята, вы зря за мной ходите. Я вам абсолютно бесполезна!' Все в прошлом! Похоронено и забыто, так что отставьте меня в покое.
   А что? Хорошая идея. Только не в лоб. Но так, чтобы дошло.
   ***
   После проверки, устроенной в библиотеке, мой преследователь, который был мне больше всего симпатичен, с энтузиазмом утомленного туриста брел за мной, как за экскурсоводом. "Включаясь" когда я с кем-нибудь разговаривала или встречалась. Кажется, он понял, что я не та, кого они хотели во мне обнаружить. Остается только закрепить эффект.
   Я остановилась возле газетного киоска. Мне хотелось убедиться через отражение, что мужчина по-прежнему идет за мной. Стеллажи и внутренние стены за стеклом были уложены глянцевыми журналами, красивыми броскими картинками, внушающими определенный способ поведения и мышления, завлекающими и одурманивающими рассудок. Пришлось усмехнуться. Ведь перед стеклом стояла типичная жертва этой пропаганды, подчиняющаяся и довольная.
   Я перевела взгляд на свое отражение. Стильная стрижка, модная одежда, которая показывает не только достаток, но и красивую стройную фигуру. Показывает так, чтобы было приятно смотреть, а кого-то, возможно, и завлечь. Например, такого вот красивого и уверенного мужчину, моего преследователя, который появился, наконец, в отражении.
   Я решила дать ему время меня догнать. Пусть идет поближе, тогда мне может показаться, что мы гуляем по нашему старому прекрасному городу. Вместе.
   Я снова посмотрела на себя. Широкие скулы, раскосые зеленые глаза и черные, выгоревшие до ржавых переливов волосы, уложенные в удлиненное каре. Далекое наследие татаро-монгольского ига налицо; сгладившееся временем и русской кровью до того, что является ничем иным как моей особенностью.
   Серьезность меня всегда портила. А вот улыбка шла, если она, конечно, была искренняя. Глаза начинали сверкать, лицо притягивало взгляд и казалось гораздо красивее, обаятельнее и привлекательнее.
   Только в последнее время мне все реже хотелось улыбаться.
   В отражении за моей спиной, метрах в пяти, обозначился мой любимый преследователь. Я быстро расплатилась, забрала журнал и постаралась сделать вид, что не заметила слежки. Он, так или иначе, сделает все для того, чтобы оказаться за моей спиной: остановится у киоска с другой стороны, закурит или вовсе свернет в проулок. И тогда неизвестно как быстро я его увижу в следующий раз. И увижу ли вовсе.
   Поэтому я, не оглядываясь, пошла вперед, ощутив запах его парфюма, смешанный с его собственным запахом, невероятно притягательным для меня, до слабости в коленках и порхающих бабочек под сердцем.
   Иногда мне казалось, что он знает о том, что я их раскусила. Знает, но вида не подает. Будто мы участвуем в игре, роли в которой заранее расписаны, и нам приходится их послушно исполнять на потеху организатору. Он - идет за мной. Я - делаю вид, что его не замечаю. Хотя, конечно, я заблуждаюсь. Все далеко не так.
   День приближался к обеду. Улица была безлюдна, и только редкие машины с воем проносились вниз, чудом вписываясь в крутые повороты. Взвизгивали тормоза, пищали семафоры под крепким ударом руки. Дорога жила своей жизнью: страшной, безликой, опасно-близкой.
   Куда они так спешат? Куда вечно спешат люди города? Они спешат жить. Торопятся доехать, переделать дела. И не замечают, как в суете жизнь проносится мимо них. Я замечаю, но от этого мне только хуже. Парадокс.
   Он шел за мной вот уже второй час подряд, периодически теряясь и вновь появляясь. Держась подальше от края, я остановилась. Он на меня взглянул с полным равнодушием в лице, и даже вроде бы сжал челюсть, потому что на скулах вспухли желваки.
   Ветер донес приятный, в меру терпкий запах парфюма, легкий и пьянящий.
   Я повернула голову на бок и обаятельно улыбнулась, как в последний раз.
   - Вот, я думаю, - сказала я, когда он поравнялся со мной, - слева - ров, справа - машины, улица пуста. Вы, надеюсь, не маньяк?
   Он рассмеялся, немного натянуто, и принял деловую независимую позу.
   - По-моему, это Вы ко мне пристаете. Может, это Вы маньячка? Да и мысли какие-то странные: ров, машины...
   Голос у него был приятный: бархатистый, спокойный и в меру низкий. В него хотелось завернуться, как в плед.
   - Вы просто успокоили меня, а то я решила, что меня преследует маньяк. Натура нервная, мнительная - вечно мне мерещится, что ни попади! Спасибо вам огромное, - я протянула ему руку.
   Мои глаза смеялись.
   Он поднял брови и остановился. Я тоже остановилась.
   - Всё так серьезно? - спросил он и вытащил руку из кармана, не спеша протягивать мне. Его правое запястье охватывали дорогие механические часы, бьюсь об заклад, именные, которые вручают за особые заслуги.
   Он внутренне собрался, весь словно заледенел. Прищурил глаза и пожал мою ладошку, которая утонула в его руке, против ожидания теплой, сухой и слегка шершавой на подушечках пальцев.
   Пожатие вышло волнующим.
   - Раз уж мы так откровенно разговорились, можно узнать ваше имя? - голос его стал глубже, как если бы нежность прикосновения тронула и его.
   - Дарья Сергеевна.
   - М-м-м, так официально?
   - Пока да.
   - Игорь Сергеевич, - представился он скорее вынужденно.
   Мне следовало спросить про Толстого, для достоверности, но я не стала. Боялась переборщить.
   - Моя соседка пяти лет, тоже, знаете ли, представляется Катерина Павловна.
   А он не промах. Не зря часики носит.
   - Я, может, и выгляжу молодо, но поверьте, в душе я - старуха! - воскликнула я, положив руку на сердце и преградив ему путь. - Такая древняя, мразматичная старушенция.
   - Так уж и старуха?
   Я вздохнула.
   - Истин Бог, - и перекрестилась.
   Чудом вписавшись в поворот, мимо нас пронесся Ниссан. Я схватила своего преследователя за локоть и отскочила с дороги. Сердце стучало в ушах.
   - Не хорошо обманывать, да еще клясться Богом. Видите - чуть не погибли, - он рассмеялся, по-доброму. Его приятный голос обнял меня за плечи, заключая в плен. Я постаралась улыбнуться, но сердце продолжало стучать от испуга.
   - Видели бы вы себя, - он покачал головой, - испугались?
   Он стоял слишком близко - я разжала пальцы и отодвинулась от него. Он снова убрал руки в карманы.
   Я взяла сумочку за ручку, покачала ею, не спеша и плавно пошла вперед. Обернулась, давая ему шанс меня догнать, и поймала его улыбку.
   Мы шли, молча, каждый в своих мыслях. Каждому из нас было о чем подумать.
   У перекрестка Игорь остановился.
   - Мне налево. А вам?
   Я опустила голову, чтобы не так явно бросалась в глаза моя радость. Главным образом от того, что мы познакомились. И еще потому, что мой статус опасного объекта развенчан.
   - А мне прямо, - я пожала плечами и развела руки.
   Как бы ему ни попало, что пришлось оставить меня.
   - До свидания, Дарья Сергеевна. Было приятно с Вами познакомиться.
   - И всё? - я с укором покачала головой.
   В его глазах зажегся немой вопрос.
   - Даже телефончик не попросите?
   У него расширились глаза от хамоватой наглости в моем тоне.
   - Не хорошо, Игорь Сергеевич, я начну думать, что уродина и, вообще, скучная личность, - я скрестила руки на груди. - Вам это надо, чтобы я мучилась из-за Вас?
   - Я просто кретин!.. Простите. Не думал, что могу у молодой девушки вызвать такую бурю эмоций! - он достал из внутреннего кармана телефон.
   Я продиктовала ему свой номер.
   - Вам сколько лет?
   - Тридцать четыре, - он притворно вздохнул.
   - Разве для Вас я молодая? Мне скоро двадцать. Если учесть, что мужчины отстают от женщин на три-четыре года в развитии, то всего семь лет разницы.
   - Ну, раз я еще котируюсь... Я, правда, считал, что староват...
   - Нет-нет, в самый раз.
   Он посмотрел на меня особым пристальным взглядом, от которого у меня замерло сердце.
   - Что ж, тогда до встречи, - он протянул мне руку для пожатия.
   - Обязательно, буду ждать.
   - Точно?! - Игорь схватил меня за ладонь и прижал к себе, второй рукой удерживая за талию, чтобы я не смогла вырваться.
   - Точно, - я подняла лицо, чтобы смотреть ему в глаза, а не в подбородок.
   Он наклонился к моим губам, но я отстранилась назад, ровно настолько, насколько позволяли крепкие объятия.
   - С первыми встречными я не целуюсь.
   Он отпустил меня.
   - Жаль... а я целуюсь.
   - Пора менять приоритеты, Игорь Сергеевич, - прокашлявшись, сказала я.
   - Я попробую, Дарья Сергеевна.
   Загорелся зеленый для пешеходов.
   Дойдя до тротуара, я обернулась.
   Игорь стоял и наблюдал за мной. Заметив, что я смотрю, он улыбнулся и помахал мне рукой.
     Я помахала в ответ и больше не оглядывалась. Надеюсь он понял, что я обычная девчонка, которая не имеет отношения ни к магии, ни к преступникам, ни к чему другому, что входит в круг их интересов.
  
  
  

Глава 2

На следующий день

23-го июня

Офис Управления Федеральной службы безопасности

  
   Старший лейтенант Астафьев сидел через стол от начальника, уперев напряженный взгляд в шефа. В его расслабленной позе таилась усталость и готовность покинуть жесткий стул в любую секунду.
   - Да, странно получается. Не ожидал, - сказал Минский Вальдемар Антонович, постукивая указательным пальцем по носу. Он был настолько погружен в свои мысли, что не замечал что делает.
   - Николаенков ошибся, - сказал Астафьев. - Если бы Осипова была той самой, то давно прокололась, а я бы почувствовал. Такая сила, как наркотик, отказаться от неё невозможно.
   - Николаенков? Нет-нет, он, может и ошибается. Только не в том, что касается чужой силы.
   Сделав противоположные выводы, Астафьев опустил голову и резкими приводящими в чувство движениями потер виски.
   - Ты иди, Игорь, поспи, устал, наверное?
   Астафьев встал с кресла и, прихрамывая, направился к выходу.
   - Все же интересная девочка, все более и более интересная, - сказал Вальдемар Антонович.
   Астафьев улыбнулся. "Да уж, забавная", - подумал он
   - Нет, Игорь, пора действовать! - Минский поднялся с кресла, - Сейчас тот момент, когда мы имеем все шансы заполучить её в союзники добровольно.
   Старший лейтенант чертыхнулся про себя, отпустил дверную ручку и посмотрел на шефа. Тот стоял у окна и вкручивал кулаки в подоконник.
   - Мы узнали первыми, и я не позволю, чтобы УВД или Грушники отобрали её у нас, - Минский стукнул по раме так, что задрожали стекла.
   Астафьев прислонился к стене и скрестил руки на груди. От двадцати шести часов на ногах у него слезились глаза, а голову будто сдавливали металлической удавкой - реагировать на гневные всплески шефа сил не осталось.
   Минский прошелся вдоль стола.
   - Так, я буду думать, а ты иди. Завтра утром жду к восьми, - он плюхнулся в кожаное кресло, которое просело под его весом, - она будет работать с нами, будет! Её нужно убедить, она должна довериться... Только так можно организовать...
   Астафьев вышел и прикрыл за собой дверь. Минский продолжал размышлять вслух, забыв о том, что пока не один. Как случалось с ним в последнее время все чаще. Он настолько загорелся идеей организации нового спецотдела, что мог, засидевшись, уснуть в рабочем кабинете. За время поиска "рабочих экстрасенсов", Минский похудел, осунулся в лице, в глазах появился нездоровый лихорадочный блеск. Из-за его мальчишества более важные дела пришлось отодвинуть в сторону. Пришлось в спешном порядке завершать "Юкс", над которым Астафьев работал семь месяцев, что подвергло операцию провалу и чуть не стоило ему жизни. И ради чего?
   Когда начальник оперативного отдела ушел, Минский действительно настолько погрузился в себя, что не заметил его ухода. Он был близок к отчаянию. Все планы по созданию действующего отдела сверхлюдей летели коту под хвост. Когда Николаенков, ясновидящий высокого уровня, нашел в провинциальном городке паранормала и объявил, что ей подвластны силы, превосходящие его собственные, то начальник УФСБ решил, что вот он его шанс. Они нашли девушку и взяли её под наблюдение. Оставалось уличить её в применении силы и тогда ей придется работать на Управление хочет она того или нет.
   Минский успел выступить с речью в Москве перед Главным Управлением и перед начальниками областных Управлений. Ему дали разрешение на создание нового отдела, выделили финансирование. Но и результат им нужен был уже сегодня. Когда страну трясет от террористических атак, такой рычаг противодействия как люди со сверхспособностями это новое слово в борьбе с экстремизмом и реальный способ сделать карьеру.
   Если раньше, каких-то пять лет назад, паранормалы развлекали страну в телешоу, то сейчас экстрасенсы и маги призывались на службу государству. И пускай для многих граждан страны, закаленных атеистическим советским прошлым, маги остаются шарлатанами, это не мешает по-настоящему сильных использовать в борьбе с преступниками.
   Проблема нарисовалась, когда Осипова вместо того, чтобы ответить на провокации оперативников Управления, повела себя как обычная девятнадцатилетняя девица. И даже когда нависла реальная угроза ареста, когда её хорошенько напугали, она никак себя не проявила.
   Правильно Астафьев сказал, что такая сила, как наркотик. Отказаться от неё невозможно. Сила не может исчезнуть. Её нельзя подарить или отобрать. Значит, на Осипову нужно надавить так, чтобы она не смогла остаться безучастной. Она должна проявить свой дар и он, Минский Вальдемар Антонович, ей поможет.
   Сегодня же ночью он примет участие в ритуале. Николаенков договориться. Ведь именно Николаенков вышел на двух колдунов, занимающихся проведением незаконных ритуалов. Жаль, что сам Николаенков работает на Главное Управление. С ним было бы проще иметь дело.
   На часах было половина восьмого. Минский набрал секретаря и отдал распоряжение отменить на завтра все встречи.
   Рисковать собой Минскому, разумеется, не хотелось. Но другого варианта решить проблему у него не было. К тому же, если что его подстрахуют колдуны.
   Минский позвонил жене, сыну и сев в машину, поехал по названному Николаенковым адресу.
   Начинало темнеть. Начальнику Управления вспомнились страшилки про колдунов и почему-то экранизация "Вий" Н.В. Гоголя. Усилием воли он прогнал трусливые мыслишки и сосредоточился на предстоящем ритуале.
   За ним следовала машина с тремя оперативниками, которые будут присматривать за колдунами. Подстраховка никогда не помешает.
   Дом для проведения ритуала оказался на другом конце города в цыганском районе. Но в отличие от дорогих коттеджей, которые были выстроены по большей части на честно украденные у граждан деньги, дом колдунов больше напоминал деревенскую халупу.
   Минский вышел из машины и вдохнул полной грудью. Воздух был свеж и вкусен, как бывает лишь после грозы.
   Стемнело, но вместо звезд тяжелые грязно-серые тучи. Где-то за этими тучами - луна, полная, красивая и величественная. Луна, которая станет союзницей и помощницей в одном важном, почти интимном деле.
   Колдуны сидели на лавке и курили. Минский подошел к ним ближе и сказал:
   - Мне нужна группа сильных колдунов.
   - Всё как договаривались, - сказал мрачный, заросший волосами и щетиной, цыган. - Обряд уже готов.
   - Девушка, - напомнил Минский, указывая на фотографию.
   - Девушка, если ты не напридумывал, будет в курсе. - Цыган оскалился ухмылкой, - Шаманы позаботятся.
   Один из оперативников, Николай Лешко, самый бойкий и несдержанный, предупредил, что будет начеку.
   - Если на шефе будет синяк или какая царапина, я лично отправлю вас всех в тюрьму, - добавил Лешко для ясности.
   Цыган сплюнул ему под ноги.
   - Ритуал опасный. Никто Ничего Не обещал, - ответил цыган и перевел тяжелый давящий взгляд на Минского.
   - Знаю. Ждите меня здесь, - ответил Минский. - За последствия я отвечаю сам.
   Минский с колдунами, открыв скрипучую дверь, вошли в темное дурно пахнущее нутро дома.
   Двое крепких ребят проводили начальника УФСБ в глухую темную комнатку и заперли дверь. Оперативники остались на улице.
   - Ложись на пол, в круг, - сказал седой сухопарый старик неожиданно сильным, низким голосом.
   - Вуду? - Минский лег. У его головы второй шаман воткнул свечи.
   - Вуду, херуду...
   - Что за обряд?
   - Как заказывал...
   В полах широкой хламиды старика блеснул нож.
   - Возьми крови.
   Второй шаман быстрым плавным движением опустился на колени, ткнул острием в руку - так, что в желоб лезвия потекла красная струйка, и вышел из круга.
   Минского затошнило, потянуло все внутренности к горлу... "Давление. Как не вовремя", - подумал он. Тошнота усилилась. Хотя больше это состояние походило на сотрясение мозга - такое мерзкое ощущение слабости и ускользающей реальности. Толчок. Вроде бы стало легче. Недомогание отпустило, появилась легкость. Еще толчок. Макушка Минского затрещала, словно плотина, под напором селевого потока - коротко и жалобно. По логике все неприятное должно было закончиться, и стать легче. Только это логика детская, а потому наивная. Он, старый, матерый волчара, вновь почувствовал себя десятилетним мальчиком. Именно этого мальчика снова обманули, растоптали надежду на добро, веру во взрослых и забрали самое ценное, самое дорогое - душу.
   Он кричал, только его никто не слушал, звал, просил. Он падал вниз, в огромную черную яму, в сети, из которых ему уже не выбраться. Жизнь его осталась там, где-то наверху. Вернее, он сам её оставил. Только "Зачем?!" вспомнить не мог.
  

***

В то же время...

Осипова Дарья

   В стекло бился летний дождь, стекая вниз, размывая огни ночного города.
      Троллейбус был практически пуст, не считая двух бабулек, смешливых школьниц и парня в наушниках. Когда они от меня, наконец, отстанут?! Парень делал вид, что поглощен музыкой, хотя сам следил за мной через отражение в стекле. Высоченный, худой и кривой, как знак вопроса. На редкость назойливый бестактный тип, больше других действующий мне на нервы. Может, потому что ровесник? А может, просто кретин.
      За игрой в пляжно-водный волейбол день сменился вечером, а вечер перешел в сумерки. Не смотря на темноту, все продолжали упорствовать в том, что еще ничего, мяч то видно! Впрочем, как обычно. Когда плотная темнота ударила в глаза, только тогда свернулись и разъехались.
      Троллейбус завернул на Кирова и потащился к светофору. Водитель особо не спешил, потому как желтый помигал и передал эстафету красному. Мне предстояло еще бултыхаться около двадцати минут. Я закрыла глаза.
      Руки болели от кисти до локтя, местами уже проступили синяки, и так всегда. Я лично предпочитаю пионербол. Ловишь мяч и кидаешь - чем плохо? Так нет же, мне со снисхождением в голосе доказывают, что в пионербол только малявки играют, простецкая и скучная игра - бла-бла-бла. Зато руки без синяков!
      Мои глаза были закрыты. Я находилась на тонкой границе между сном и бодрствованием. Вернее сказать, я так думала, потому что когда резкий прилив жары заставил распахнуть глаза, передо мной полыхал огромный костер, а цивилизованная обстановка троллейбуса сменилась пещерой.
      Я отскочила назад, слишком костер был страшен. Языки пламени облизывали бугристый каменный потолок. Стены терялись в завесе темноты, которая казалась только гуще на фоне трескучего огня.
      Мне хотелось уйти, но чей-то настойчивый зов, благодаря которому я здесь, удерживал. Ловушка? Я прислушалась к себе. Зов шел через посредника души, заточенной в клетке. Что само по себе неслыханно. Ведь заточенная душа отрезана от физического мира полностью.
      Посредник, или даже посредники, разожгли для меня огонь, притянули. До этого колдуны обходили меня стороной, им нечего было с меня взять... Неужели им нужна моя помощь?
      Я обошла жар стороной. Пока сила огня велика хозяева не сунутся.
      Первые клетки были пусты. Хотелось поверить и уйти. Клетки были расположены по кругу - так будто круг один. На самом деле это было не так. Если следовать вдоль клеток, легко в этом убедишься.
      Почему тогда клетки пусты, и зачем их так много? Потому, что здесь долго не задерживаются. И для того, чтобы душа никогда не смогла выбраться. Ведь душа будет искать выход, перебираясь из клетки в клетку. А выхода нет.
      Я шла вдоль клеток, ступая осторожно, ожидая, что из темноты может вырваться монстр и прыгнуть на меня. Детские страхи живучи.
      Клетки менялись, огонь за спиной только оставался прежним, ни больше, ни меньше. Я двигалась по кругу, уходя в глубину по лестнице, без ступенек, с ровным каменным полом. После шестого или седьмого круга начала кружиться голова.
      Клетки сливались в сплошной бесконечный поток. Шаг в сторону и упадешь. Хорошо, если в огонь.
      Оставалось все меньше времени. Нужно было выбираться.
      - Спаси... - раздался шепот в моей голове.
      В одной из клеток кто-то был - ощущалась наполненность пространства.
      - Кто ты?
      - Спаси! Помоги мне!
      Огонь приплюснуло к земле, как от сильного порыва ветра. Я упала на колени и закричала, выплеснув в крике весь страх и отчаяние.
      Из темноты выступали существа с оплавленной кожей, яркими глазами, когтями на костлявых руках и крыльями за спиной. Чем ближе они подходили, тем огонь становился меньше.
      Охотники за душами, Безымянные, к ним попадают безнадежные души, из тех что пошли против Закона. Они ждут, когда желание жить в жертве достигает своего предела, и выпивают их душу.
      Огонь ужался. Еще немного и путь назад будет отрезан. Я подпрыгнула, оттолкнулась ступнями от клетки, и прежде чем один из них успел взмахнуть крыльями, нырнула в пекло.
      - Забери... - донеслось до меня через полыхание костра и шум в ушах.
      Я летела через огонь, который перестал обжигать, разве что только глаза. Ослепительное, желтое пламя, которое окружало меня, исчезло. Я оказалась в маленькой грязной комнате-конуре. На полу лежал крупный пожилой мужчина, окруженный потухшими свечами. Казалось, я ворвалась в тот момент, когда свечи потухли, потому что из их верхушек струилось серое пламя дыма.
      Рядом с телом сидели шаманы. В медвежьих шкурах, амулетах. Один был совсем молодой, лет двадцати. Второй был стар, и возраст его мог колебаться от семидесяти до ста. Человек на полу был бледен, почти покойник. Именно его душа попала в плен к Безымянным - именно он просил помочь.
      Я оторвала лоб от троллейбусного стекла, об которое стукалась головой, как привязанный к ракетке шарик. Троллейбус делал второй круг, и кондукторша решила разбудить меня и стребовать плату.
      Виденье продолжало холодить затылок, будто его дикие события прятались за спиной и ждали когда я обернусь, чтобы захватить разум вновь. Так нечестно! Нечестно! Шаманы заманили меня подло и холоднокровно, чтобы показать пленение души. И чем я должна помочь ему?! Я покончила с прошлым. Ничего не помню, и вспоминать не хочу.
  

Глава 3. Сфинкс

24-го июня

Дарья

  
   Я смотрела как дождь мелкой соломкой врезается в асфальт и умирает, расплываясь в лужах. После обеда был ливень... а может, град: налетел, распугал прохожих и сменился моросью - божьей росой, как говорила моя прабабушка.
      Я села на разбухшую от сырости лавку и обхватила себя руками. Рубашка второй кожей прилипала к спине. Легкий ветерок вызывал судорожный озноб.
      Не знаю сколько прошло времени с того момента как я увидела пленение. Не помню что делала, спала я или бодрствовала. Наверное, все-таки спала. А может, просто окуналась в забытье. Реальность была настолько пугающая, что расслабиться и заснуть, было очень трудно.
   Начинало темнеть. А ведь я планировала попасть в схрон при дневном свете. Так спокойнее. Словно у тебя в лице дня есть союзник, готовый протянуть руку помощи и вытравить ненужные мысли.
      Вот уже шестой час я брожу по центру города. Всего-то делов: пройти ловушки и разгадать загадку Сфинкса. Если ответишь правильно, он выполнит твое желание. Если ошибешься - скорей всего смерть.
      Существа, подобные Сфинксу, не любят навязанного общения. Их можно только взять интересом. Только вот чем можно заинтересовать бессмертное существо, которому больше семи тысяч лет - это вопрос.
      Парень с девушкой глянули на меня. Насколько жалко я, должно быть, выгляжу в их глазах. Всесильный монстр, называется. Они переглянулись, крепче сжали ладони, и прошли мимо. Решили, что я чокнулась или обкурилась. Раньше, пожелав я того, они бы меня даже не увидели. Или увидели нечто другое. Например, шикарную длинноногую блондинку в мини, сексуальную и привлекательную, такую, что парень бы в миг позабыл о своей девчонке. А сейчас они шли, и она смеялась надо мной.
      Я встала и пошла вдоль аллеи. Нужно было решаться. Оттягивать дольше нельзя. Душа погибнет, и тогда я к своему аморальному портрету добавлю еще и трусость.
      Только где найти смелость? У кого бы позаимствовать в этот час? Ха-ха-ха. Думаете, это невозможно? Позаимствовать можно не только денег до зарплаты, но и смелость, удачу и даже любовь. Когда-то я пользовалась благами других, легко, играючи, не задумываясь над тем, что отобранное может кому-то подпортить жизнь. Сейчас все иначе.
     Ноги принесли меня к окнам дешевой второсортной забегаловки. Уютом здесь и не пахло.
      Что заставляет людей приходить в такие места: вульгарные, с налетом грязи даже на чисто вытертых столах, с кривой кафельной плиткой и тараканами? Ностальгия по советским временам? Я бы прониклась уважением в таком случае, но уж чересчур много среди них было алкашей.
      Зачем я здесь торчу? Я перевела взгляд на свое отражение в стекле и ужаснулась. Тушь, которую я забыла смыть, растеклась черными полукругами, создавая впечатление пустых впадин вместо глаз. Бледное, даже на фоне загара лицо, и стучащие зубы довершали картину.
      Под выцветшей безвкусной картиной сидела компания мужчин. Всех четверых я знала настолько хорошо, что отличной компенсацией за мои мучения стала бы табуретка, а лучше пятикилограммовая гиря, заброшенная в стекло. Чтоб их закидало осколками с головы до ног! Всех, кроме одного. Спиной ко мне, сгорбившись и опустив голову, сидел Игорь.
   Провидение, не иначе, привело меня к окнам этого кафе. Или злой рок? Пока не передумала, отговорив себя разумными доводами, я зашла в кафе-бар "Комбат". Меня окутал теплый воздух, который казался благом даже на фоне перегара и несмолкаемого гула голосов.
      - Проходи, чего встала, блаженная? - старая бабка с поджарым телом и нечесаными седыми волосами двинула мне по ступням шваброй, обмотанной мокрой мешковиной.
      Я отошла в сторону и она принялась вытирать следы, которые я оставила на кафеле.
      - Ходят-ходят, грязь носят, сами не знают чего ходят, дома не сидится бездельникам, - забурчала уборщица, не поднимая головы.
      Отгороженная барной стойкой кассирша, тетка с буйными гидроперитными кудрями, уставилась на меня, как на вылезшее из могилы зомби. Особенно её напрягало клацанье зубами. Я сжала зубы. Они перестали стучать, но начали трястись.
      Игорь удивился, немного обрадовался и тут же насторожился. К моменту как я стояла над их столиком, он делал вид, что если и знает меня, то общаться желанием не горит. Как и все, смотрел куда-то неопределенно, будто задумавшись.
      Моя решительность сдувалась, как воздушный шарик.
      - Паршивая погода как назло! - сказала я и сделала первое, что пришло на ум. Налила в рюмку водки и залпом выпила. Ощущение, будто мои конечности задеревенели, исчезло. По венам потекло тепло.
      Переглянувшись, мужчины снова расфокусировали взгляд. Бедняги. Для того чтобы узнать их подноготную, мне не нужен зрительный контакт.
      - Какая встреча. Вы преследуете меня? - спросил Игорь и задержал взгляд на моих ногах, по которым стекала вода прямо на пол.
      - С улицы увидела...
      Подо мной уже образовалась небольшая лужица. Я поежилась и плотнее сжала пальцы на предплечьях - меня продолжало трясти, но к холоду эта дрожь больше не имела отношения.
      - У тебя появились поклонницы? Не знал.
      - Завидуешь?
      - А чего мне завидовать? Мне жены хватает.
      Разговор был натянутым: с нервным перебиранием пальцами и косыми взглядами. Каждый из мужчин вкладывал в сказанное намного больше, чем было необходимо.
      Здоровенный мужик, позади меня, вылез из-за стола и пьяной походкой направился к бару. Я развернула к себе освободившийся стул и села. Стол вполне широк для пятого.
      - А Вам, жены хватает? - я обратилась к Игорю.
      Он несколько раз сжал кулаки, словно испытывая свою силу.
      - Я не женат.
      - Это хорошо, - я подперла кулаками подбородок, уперев локти в стол.
      Он задержал на мне взгляд. Я чувствовала, что медленно розовею, очень уж откровенно он на меня смотрел, до мурашек.
      - Вы, значит, отдыхаете, Игорь Сергеевич? - мне удалось опустить глаза, не раня самолюбие.
      - В некотором роде.
      - Жуткое место. У моей бабули похожая картинка, валяется на чердаке.
      Он прошелся по моему лицу и улыбнулся с тщательно скрываемым ехидством, которое, как выдавленный прыщ, бросилось в глаза.
      Тушь!
      Я привстала со стула и вытащила салфетку, при этом, разворошив всю стопку.
      - Тушь потекла, - я дернула салфеткой, зажатой щепоткой в пальцах, будто этот жалкий жест мог что-то исправить. Зеркала нет, к тому же сухой салфеткой тушь не сотрешь.
      До чего ж я смешна, наверное. Волосы, налипшие на лицо, тушь под глазами, - тоже мне, покорительница мужских сердец. Я принялась кусать губы.
      Игорь на меня не смотрел, разливая горячительную жидкость по рюмкам.
      - Будешь? - спросил он.
      Мы уже на ты?
      - Нет, - я помотала головой.
      Не уходить же в самом деле - это еще глупее, хотя очень хочется сбежать без оглядки.
      - Ну, и что ты тут делаешь? - спросил Игорь, занюхивая хлебом.
      Если я попрошу его в открытую, то подпишу себе приговор.
      - У меня сумку украли, с деньгами и телефоном, - я взяла сухарик с тарелки и засунула в рот.
      - И зонт заодно? - спросил Игорь. Тон был слишком холодным, отталкивающим.
      Я убрала чесночный сухарик за щеку - спокойно прожевать мне не дал его настойчивый давящий взгляд.
      - Нет, зонт дома. А что есть повод сомневаться в моих словах?
      Он не ответил, просто смотрел, просчитывая степень лжи в сказанном мною. И думал.
      - Может, кража предлог, чтобы знакомство завязать? - сказал "следок", которому хватает жены.
      - Мы, вообще-то, знакомы, но можно и ближе... познакомиться.
      Сухарик размягчился - я разжевала и проглотила побыстрей.
      - Даже так? - опять ирония и насмешка.
      Пора менять тактику.
      Я вздохнула и налегла на стол. Брежнев отстранился слишком резко от моего локтя, которым я случайно дотронулась до его пальцев. Такое чувство, словно на спине пришита позорная табличка, а ты не в курсе.
      Я тут же убрала руки со стола и отодвинулась подальше.
      - Он не любит, когда к нему прикасаются. Такое редкое психическое заболевание, вроде микробофобии, - сказал Игорь.
      Раньше, чем я успела себя остановить, я оглянулась на Игоря и тут же отвела глаза. Мне не стоило показывать, что я думаю по поводу такого глупого вранья.
      - Извини, - выдавил из себя Брежнев.
      Его лицо оставалось каменным. Ни один мускул не дернулся на смуглом изъеденном оспой лице.
      - Да ничего, бывает, - ответила я.
      Брежнев напрягся.
      - Сумка в общем старая была, денег - сто рублей. Одно обидно - телефон. Хотя его тоже пора менять, у моих подружек более новые модели.
      - Вот теперь и поменяю, - я вздохнула.
      - А живешь где, далеко? - спросил Игорь.
      Наконец-то.
      - Далековато. По такой погоде простудиться недолго. Если уже не простудилась. В горле першит... - я потрогала шею в районе горла, - а я собиралась на дискотеку завтра.
      От роли легкомысленной глупышки у меня щемило в зубах. Но как еще выставить себя дурочкой?
      - По такой погоде надо дома сидеть.
      Я подавилась воздухом. Внутри заклокотал гнев, сдерживаемый, но готовый вырваться наружу. Он меня еще смеет упрекать!
      Кто-то похлопал меня по плечу. От неожиданности я пригнулась. Надо мной нависал огромный бородатый мужик с мясистыми бардовыми губами.
      - Стул-то верни потом... А то, ишь, уселась! - сказал мне въусмерть пьяный мужик после некоторого стопора.
      - Верну-верну, - ответила я и поскорее отвернулась, когда он подмигнул и попытался завлечь улыбкой.
      Локтем я торкнулась Игорю в руку и замерла. Он напрягся, но руку не убрал. Повисло тягостное, вытягивающее жилы молчание. Неужели они думают, что я поведусь на тактильный контакт и начну их читать? И как они поймут? Если только среди них есть чувствующий...
      - Ну чего тебе?! - крикнула я мужику, которого штормило в разные стороны. Он продолжал торчать у меня за спиной, действуя на нервы.
      - Стул, вернуть, надо бы, - ответил он заплетающимся языком. Его глаза совершали невероятные движения, пытаясь закрыться помимо воли хозяина.
      - Только законному хозяину - тебе не отдам.
      Пьянчуга нахмурился.
      - Лично. Из рук в руки, - повторила я.
      Мужик махнул рукой - я услышала как заскрипел под его тяжестью стул.
      Когда мое внимание снова вернулось к злополучному столику, над ним по-прежнему висело молчание. Но уже без напряжения.
      - Я вас стесняю? - я глянула на Игоря.
      - Нет, с чего ты взяла? - ответил он.
      - Мы только рады женской компании, - добавил верный муж.
      - Эй, дорогуша, - мне снова похлопали по плечу, - это мой стул!
      Мне хмурилось упитанное лицо в засаленной, когда-то белой, кепке и розовом шарфике из шифона.
      - Да чтоб вас всех!
      Я подскочила и пихнула стул в мужика.
      - Подавись!
      Мужик еще сильнее нахмурился. Смысл никак не пробивался сквозь алкогольные заслоны.
      - А говорят, что не перевелись мужчины на Руси - врут подлецы! Женам привет! - я хотела уйти, но Игорь схватил меня за руку. Я вздрогнула - сердце сжалось и упало в желудок, попискивая от удовольствия.
      - Не хотел пугать тебя, - сказал он, не выпуская моей ладони.
      Кожа пыталась убежать из-под его теплых сильных пальцев.
      На какую помощь я рассчитывала? Подняться по эшафоту? Я смотрела Игорю в глаза и пыталась в них отыскать то, чего в них не было. Лишь удивление.
      Сама спущусь вниз, и будь что будет.
      - Вижу помощи от вас не дождаться, - я вырвала свою руку. Секундное облегчение сменилось вязким ощущением безнадежности.
      - Какой помощи ты ждешь от выпивших, уже не молодых людей? - сказал Игорь и сполз по спинке стула. На этот раз он улыбался искреннее и теплее.
      - Уже никакой.
      Я пробиралась к выходу, распихивая тяжелые плечи, словно тюки с песком. Хотелось расплакаться и забраться с головой под одеяло. Спрятаться, убежать. Только от себя не убежишь.
      - Ну и красавица блин! Эк тебя угораздило!
      Столик у дверей затрясся от хохота.
      Меня обдало ветром, ледяным и колючим. В руке я продолжала сжимать салфетку. Под сгущающейся темнотой и монотонными каплями дождя я снова ощутила себя одинокой и слабой. Будь оно все проклято.
      Дверь позади меня хлопнула. Я шагнула в сторону, чтоб не мешаться.
      - Плохо врешь, - сказал Игорь. - И меня еще подбиваешь.
      В его глазах стояла решимость пополам с чем-то диким и возбуждающим.
      Я прислонилась к мокрой стене и закрыла глаза. Ему придется говорить правду.
      - Как умею.
      Я продолжала стоять, ощущая, как дождь стекает по шее, щекоча кожу змеистыми прикосновениями.
      - Итак?
      Я сползла по шершавой стене и спрятала лицо в колени.
      - Я не могу его бросить. Хочу и не могу. Не пускает что-то... Ты мне поможешь?
      - Кого Его?
      Мне надо было видеть его лицо. Неимоверно трудным движением я подняла глаза. Он ждал моего ответа, прислушиваясь к дыханию.
      - Вашего генерала. Самоубийцу... - выплюнула я это ненавистное гадкое слово.
      Игорь смотрел, с потрясением и даже алчностью.
      - Он убил себя, оставив путь назад. Это против Закона убивать себя. И никакой обряд здесь не смягчает вину.
      Игорь продолжал нависать надо мной. Они нашли тело начальника, отправили в больницу. Что там происходило, в притоне цыган-вудуистов, знал один Минский. Вместе с тем какую цель он преследовал.
      - Что ты предлагаешь? - его голос был сипл.
      - Сфинкс. Нам нужно с ним встретиться. И разгадать его загадку.
      - Так просто? И где же нам искать этого Сфинкса? - он и не пытался скрыть сарказм.
      Подул ветер - я сжалась, но от холода меня это не спасло.
      - Если бы все было просто, я бы пошла сама. Хотя... ты можешь отказаться.
      - Ну зачем же так с горяча? Мы идем вместе.
      Игорь поднялся с корточек и подал мне руку. Я руку приняла и, поймав его взгляд, отчего-то настороженный, сказала:
      - Назад мы можем не вернуться. Я серьезно.
      Он вздохнул, как если бы разговаривал с буйной.
      - Хорошо, я понял.
      Мы двинулись вдоль спящих слабо освященных магазинов, подальше от окон "Комбата".
      - Если у нас получится, и мы выйдем назад, ты скажешь про меня?
      Он задумался, а потом усмехнулся.
      - Пока нечего говорить. Странная девица, с которой я познакомился два дня назад, напросилась, чтобы её проводили. Выдумала какую-то темную историю. Строила мне глазки, - вот я и купился.
      - Я тебе глазки не строила.
      Он усмехнулся.
      - Вот, теперь отнекивается. Между прочим, есть свидетели.
      - Подумаешь.
      Все-таки большая разница один ты или вдвоем. Вдвоем гораздо надежнее.
      Что нас ждет в катакомбах? Над люком раньше был ночлег у бомжей, которых то и дело выгоняют малолетние беспризорники, иная каста среди бездомных, - что первые, что вторые совсем не любят гостей. Плюс крысы - терпеть их не могу. Меня передернуло от воспоминания об острых мордочках и длинных червеобразных хвостах.
      - У тебя оружие с собой? - улица пуста, и я не боялась, что меня услышат.
      - С собой, - ответил он после некоторой заминки.
   - Крыс не люблю, - сказала я, и меня снова передернуло.
  

.***

   Собор сверкал золотыми куполами. Окруженный зеленью, он привлекал свадьбы, вдохновлял художников и фотографов прямолинейной, без лишних изысков красотой, которая вступала в полную силу весной, когда расцветала сирень. С изнаночной кулуарной стороны оплот христианства знали немногие. Еще меньше тех, кто знал о катакомбах под зданием. И только я, одна из живых, знала, кто пребывает в глубине, вбирая эманации истинной веры, как последнюю радость для древнего существа.
      - То есть, фонарь ты не взяла? - переспросил Игорь, услышав, что можно использовать для подсветки телефон.
      Мы присели над дырой, которая служила входом в подвал. Дыра, довольно крупная, образовывалась за счет загнутых вовнутрь ржавых прутьев решетки.
      - Я как-то не подумала об этом, - я смотрела на него большими невинными глазами, пытаясь выразить всю полноту моего сожаления.
      - И не смотри на меня так, - сказал он.
      Из подвала доносились неясные шорохи, сводящие дыхание и вызывающие холод в груди. Я поднялась с корточек и размяла затекшие ноги. Ребро ладони было в красных разводах от кирпича.
      - Я первая полезу - отойди.
      Я обтерла ладони о юбку.
      - Еще чего. Давай без лишнего героизма. Я иду первый, а ты за мной, - он снял бежевую куртку и закинул на стену.
      Черную футболку охватывали коричневые ремешки кобуры.
      Игорь сел на землю и просунул ноги в лишенную света дыру. Я понимала, еще рано волноваться. На этой стадии спуска, мы рискуем разве что нарваться на бездомных - ерунда по сравнению с тем, что ждет впереди. Но сердце принялось выстукивать о грудь, заглушая спокойный голос разума, и заодно расшатывая нервы.
      Игорь схватился за прутья решетки, повисел и спрыгнул вниз на что-то твердое.
      - Давай спускайся.
      Я всмотрелась в черный проем, но увидела лишь отблеск часов на руке Игоря. Только бы на крысу не наступить.
      - Ты мне не посветишь?
      Игорь усмехнулся, но достал телефон. Бетонный пол, чистый и без крыс.
      - Тебе помочь?
      Я пролезла между разжатыми прутьями и прыгнула вниз. До пола оставалось не больше полуметра, ребенок бы и то справился, чтобы мне действительно могла понадобиться поддержка.
      В подвале было тепло и сухо, как в склепе. Влажный затхлый воздух, казалось, оседал на ладонях паром. На самом деле только хотело казаться. Ладони действительно были мокрые, но вовсе не от сырого воздуха.
      - Ты вообще знаешь, как туда идти? - телефон погас в его руке.
      - Приблизительно.
      - Вдохновляет.
      Я промолчала. Он прав - ситуация гнилая. Но пока я не буду искушать свое везение и свою смелость на сегодня. Сфинкс наверняка почувствовал наше присутствие и еще неизвестно пропустит ли он нас в коридор ловушек. И тогда все зря.
      Из комнаты, похожей на своеобразный предбанник, мы попали в узкий коридор, более обихоженный, чем ниша у входа, с выметенным полом и без естественной подвальной живности.
      Глаза ослепил яркий пучок света.
      - Стой! Вы кто такие? - голос был детским.
      Игорь, не поворачиваясь, отодвинул меня за спину.
      - А ты здесь кто, часовой?
      Мальчику было лет семь. Довольно рослый и смышленый для своего возраста. Его поставили дежурить и выгонять нежелательных гостей. Не знаю, на что дети надеялись, ставя дежурить маленького мальчика с типично детским отношением к жизни, которое не успело вытравиться уличной действительностью.
      Звали его Ваня, и он верил, что в заваренный, по его уверениям, люк, в подвальном ярусе, можно залезть. Хоть и отрицал этот факт.
      - Ну ладно пойдемте - все равно через Зинку идти.
      Мальчик повернулся спиной и, направляя луч света в пол, пошел вперед по длинному извилистому коридору.
      Рукав коридора уперся перпендикуляром еще в один коридор. Мы повернули направо. Потом налево и еще раз направо.
      - Зинка, представляешь, они говорят, что могут люк открыть! - выпалил мальчик прежде, чем я увидела к кому он обращается.
      Откинув телогрейку, с лежанки вскочила девчонка лет пятнадцати с желтым лицом и спутанными в колтуны черными волосами.
      На столе горела свеча, освещая продолговатую комнатушку тусклым в черную крапинку светом.
      - Сдурел, Малой! Кого ты притащил?! - девушка смотрела на нас выпученными глазами. Особенно её пугало оружие у Игоря на груди - она пялилась на него, лишь изредка отрывая взгляд.
      Игорь скрестил руки на груди и шепотом сказал мне, чтобы я не выходила из-за спины.
      - Говорю же, они хотят открыть люк. Вот она говорит, что он на самом деле не приварен! - мальчик так торопился рассказать занимательную новость, что проглатывал окончания.
      - Дурень, - протянула девушка, - он же мент!
      Она указала пальцем в Игоря.
      - Ты что, Зинка, не похож он на ментов. Они же в форме синей, я знаю.
      - Много ты знаешь. Вот получишь от Парильщика!
      Зина скрестила руки на груди.
      - Мы уже платили вашим, - сказала девушка.
      - Нам нужно попасть вниз, деньги нам не нужны, - ответил Игорь, теряя терпение.
      - Зато нам нужны, - сказал грубым ломающимся голосом высокий парень. Он вышел, казалось, из черной тени под пузатой синей трубой.
      - Кто вы такие и что надо на нашей территории?
      - К люку попасть нам надо, - ответил Игорь, - Кто тут у вас главный?
      - Я главный. Ты мне зубы, мент, не заговаривай, чего приперлись?
      - Повежливей, сопляк, не на рынке.
      Парень усмехнулся, достал нож, и принялся улыбаться нам, как акула. Зина затащила мальчика в угол и прижала к себе. Я сжала локоть Игоря и хотела выступить вперед.
      - Стой спокойно, - Игорь пихнул меня снова за спину.
      - Кого ты с собой привел, мент? Девку что ли? - парень заржал.
      - Не твое дело. Дай пройти, лучше по-хорошему. Тебе же не нужны проблемы?
      Парень снова заржал.
      - Не люблю я вашего брата, козлы вы все! За что я плачу вам? Чтобы какой-то мент с девкой разгуливали по моей территории?! Убирайся!
      Парень полоснул ножом перед собой.
      - Убери нож, придурок, он тебе не поможет.
      - Это не твоя территория, - сказала я тихим голосом. Нужно было что-то делать, иначе драки не миновать.
      - Че-го?
      - Мы пришли ни к тебе, а к тому кто находится за люком, - второй раз я не рискнула повторять про территорию.
      - Ты что, больная?
      - Если вы здесь давно живете, то должны были замечать. Ушибы, порезы заживают быстрее, достаточно четырех-пяти часов, чтобы выспаться. Но есть дни, когда здесь бывать опасно для жизни. Воздух становится тягучим, таким, что невозможно дышать.
      - Ну, и что из этого? Что это доказывает?
      - Это доказывает, что я не больная. Возможно, когда вам плохо, во сне приходит женщина и утешает вас.
      - Парильщик, откуда она знает?.. - Зина выглядела теперь скорее заинтересованной, чем испуганной.
      - Заткнись. Вы не пройдете, люк заварен. Так что зря шли, - сказал парень.
      - Давай мы сначала попробуем, а потом будем расстраиваться, - сказал Игорь.
      Парень скорчил гримасу.
      - Платите пятьсот рублей за вход и пробуйте сколько влезет, - ответил он.
      У меня в кармане лежала мятая пятидесятка и мелочь.
      - Держи карман шире, - ответил Игорь.
      - Тогда валите.
      - Ты не в том положении, чтобы командовать.
      - Что мне твое оружие? Убить не убьешь, а со всеми не справишься.
      Игорь в три шага подошел к парню. Я внутренне сжалась, ожидая выстрела. Парень сжал в кулаке нож, но воспользоваться им не успел. Игорь, перехватив его руку, вывернул её, и нож брякнулся о бетонный пол.
      - Ты еще пожалеешь, мент поганый! - прохрипел парень.
      Игорь завернул ему руку ближе к шее - тот зарычал.
      - Да что ты можешь, сопляк? - сказал Игорь и швырнул его к ребятам.
      Подсветив телефоном, я подняла с пола нож и убрала его в задний карман.
      - Вы не выйдете назад! Усекли, гады?!
      - Поживем - увидим. Пошли, - сказал Игорь уже мне.
      Я пригнулась и прошла в низенький укутанный густым мраком коридорчик. Игорь следовал за мной. Идти было неудобно. Шея стала затекать, словно на неё набросили канат с медными качелями, приходилось бороться с желанием разогнуться и расправить плечи.
      Я светила под ноги телефоном, который давал серое мутное изображение пола, на два тона светлее, чем чернота вокруг.
      - Тут где-то должна быть лестница, - сказала я, чтобы разогнать тишину, которая закладывала уши.
      Игорь шел следом, изредка раскалывая цементную крошку.
      Серое пятно под ногами почернело, словно детская рука на серый холст опрокинула банку с черной тушью. У меня душа в пятки ушла - мама дорогая! - чуть не свалилась. Лестница резким обрывом уходила ступеньками вниз.
      - Осторожней, тут лестница, - я поймала себя на том, что слушаю собственный голос, ставший гулким и простуженным.
      На руку налипла грязная вуаль паутины. Обтерев руку о штаны, я остановилась на пороге.
      Демон страха опустился передо мной на колени и двумя хищными лапами принялся точить когти о мои бочины, от груди до бедер. Воображение разыгралось не к добру - желудок мелко вздрагивал, и норовил свернуться и выбросить спазм к горлу.
      Казалось, что я стою на краю мира - еще шаг и от меня останется убывающий крик падения. Так же, как чувствуешь легкое дуновение ветра, который приглаживает пушок на коже, я чувствовала бесконечность в непроглядной черноте.
      - Что-нибудь не так? - голос Игоря вывел меня из ступора.
      Телефоны погасли...
      - Мы пришли. Это здесь.
      Дрожащим непослушным пальцем я надавила на кнопку клавиатуры - засветился дисплей. Под ногами все тот же бугристый пол, стены в паутине и низкий потолок.
      - Ты ничего не чувствуешь? - спросила я Игоря скорее для того, чтобы убедиться в собственной мнительности.
      На слух я уловила как он дернул плечом и огляделся вокруг.
      - Не знаю. А ты?
      - Трудно объяснить, мне кажется, что глаза меня обманывают.
      - Не знаю как глаза, но люк на месте. Вот он, - Игорь обошел так называемый люк, осветил его со всех сторон и хмыкнул.
      Люк представлял собой наклоненную трубу с крышкой и напоминал чем-то трибуну. Пока Игорь осматривал находку, я обошла всю комнату, осветила каждый уголок - нормальное замкнутое пространство.
      Мучившее меня ощущение начало ослабевать.
      - Здесь что-то написано... Похоже на иероглифы, - Игорь водил телефоном по кругу, пытаясь разобрать надпись. - К сожалению, в языках я не силен. Английский школьный - это всё, чем могу похвастаться.
      Свет телефона повторял контуры его тела, словно аура. Я осталась стоять, чувствуя каждой мышцей сковывающее меня напряжение. Еще когда закончились ступеньки, я знала, что мне придется воспользоваться Даром. Мысль, загнанная в дальние уголки сознания, развернулась передо мной неожиданно и зло - нечего было отпихивать в сторону, получай!
      - Что скажешь? - Игорь потрогал люк, но приспособления для открывания не нашел.
      Я вздохнула и дотронулась до гладкой металлической поверхности. Если этот люк и есть так называемая печать, то...
      - Надо читать... - закончила я мысль вслух.
      Игорь задержал на мне взгляд.
      Если я буду стоять и обливаться страхом, то смысл было сюда идти? Меня должно вдохновлять, что я делаю это ради бессмертной человеческой души. Без выгоды для себя... Я снова вздохнула и закрыла глаза.
      Способности формировались постепенно, каждый день по капле, срастаясь с моей личностью, привычками, характером и мыслями.
      Около двух лет назад всё закончилось. Чтобы продолжать жить, мне пришлось отказаться от всего, что умела. Я отказалась от Дара, отказалась от себя. Трудно выразить словами как мне было весело.
      И вот теперь, я собираюсь погрузиться в "старую" личность, одна мысль о существовании которой сводит меня с ума. Может, я рехнулась?
      Нет, думать о плохом - это заведомо настраиваться на проигрыш. Смысл тогда начинать? Шанс у меня есть. На этот самый шанс я и буду рассчитывать.
     Мне пришлось зафиксировать барьерами мои тонкие тела, чтобы оградить себя от миров, к которым я привыкла обращаться. Барьер ставился на века и придется именно ломать. Я втянула воздух в грудь, сколько смогла, и медленно выдохнула. Начнем с тонких уровней.
   Закрыв глаза, я стала погружаться все глубже и глубже, на уровень, соединяющий мои магические способности со способностью к визуализации. Тонкая грань, в которую можно попасть случайно или спустя месяцы тренировок, но без дара никогда.
   Я стояла в центре каменных круглых стен с низким потолком. Пять стен блокировали мою магию на пяти уровнях мира. Разрушение каждой позволит магическому току, действующей силе мага, вновь циркулировать во мне, но и ударит каждый взрыв как следует.
   Атманический и бодхический. Две стены одна за другой пошли трещинами и раскрошились мелкими камнями и песком. Я чувствовала, как шевелятся волоски на моей коже и со всех сторон обступает тишина - сплошная, без естественных шорохов, без дыхания рядом стоящего.
     Мелкими рывками я втянула воздух.
     Каждый барьер представлял собой сложный психический механизм, отделяющий меня от возможности пользоваться гибкостью моей нервной системы и вспоминать. Разрушив барьеры, я разрушу свою защиту. Но создать новую не проблема, ведь так?
      Рухнул казуальный барьер. Опять тишина. Не так уж плохо. Я перестала чувствовать тончайшие колебания, но главное, что я до сих пор соображаю - да, меня должно это радовать, должно.
      Если сломать все барьеры одним разом - то мой разум раздавит свалившейся на меня, подобно каменной лавине, информацией. Так быстро нельзя. Нельзя... А вдруг?..
      Руки потели, теперь они соскальзывали с холодного металла, норовя оставить меня без опоры.
      Астральный барьер - самый тяжелый, но его крушение позволит читать чувства, всплески желаний и эмоции, кружащие над людьми и передающиеся от одного другому, порой отравляющие, а порой дарующие радость.
      Барьер оказался слишком мощным. По стенам и потолку пошли трещины, крупные и опасные. Если кусок потолка рухнет на меня, я могу схватить инсульт, а умирать мне пока не хочется. Спасаясь, я вернулась в подвал Сфинкса. Хотя спасением это бегство и не пахло.
      Соберись! Я выдохнула и села на корточки, прислонившись виском к бугристой поверхности трубы. Игорь стоял в отдалении - когда он успел отойти? Лапик света падал ему на брюки, освещая нижнюю часть ног.
      - Тебе плохо? - спросил он глухим голосом.
      Я помотала головой. Он хотел дотронуться до моего плеча, но так и не дотронулся. Свет высветил его лицо снизу - он был в смятении.
      - Он сам выбрал... сам виноват в том, что с ним случилось. Ты не должна мучить себя. Слышишь?
      Приятно знать, что он беспокоиться за меня. Приятно слышать ложь. Я закрыла глаза и глубоко вдохнула.
      - Давай уходить. Нечего здесь делать.
      Он обхватил меня за спину, и потащил вверх.
      - Нет, не надо, - я высвободила руку из его ладони, - я должна. Поздно отступать.
      Игорь продолжал поддерживать меня. Я хотела прижаться щекой к его плечу, только, вряд ли это хорошая идея.
      Барьер, препятствующий чтению чувств, оказался прочным, добротно зафиксированным. Может быть, то что я боялась его сломать, может быть, не была морально готова, сыграло со мной в вышибалу. Причем вышибали меня. Стены разрушились в пыль, стоило на них сильнее надавить. Напор захлестнувших меня чувств был так огромен, что у меня свело грудь - я не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть. Руки ходили ходуном - я отжималась скользящими ладонями от люка, к которому мой затылок словно придавливала тяжелая ладонь, клоня ниже, ниже. Только бы не лбом, не лбом!
      Захлестывающее желание обладать дорогой крутой тачкой, перед которым меркнет операция по пересадке почки для сестры;   плавящая, исходящая жарой, жажда секса;   черпающая силы в водовороте слез обида;   пожирающая ненависть;    безысходность...
      Вместе с чужими чувствами пришел могильный холод, проник через поры и заполнил меня новой кровью.
     Только бы удержаться, не упасть головой о люк! Между глаз словно приложили раскаленной ложкой - глаза зудели от боли, по щекам бежали горячие ручейки.
      Игорь тянул меня к себе. Должно быть, я что-то говорила.
      - Все хорошо, успокойся... - шепот раздваивался эхом, как в глубоком колодце. Я ощущала себя со стороны, словно смотрела откуда-то сверху. Тело тряслось практически, как при эпилепсии, только без заглатывания языка. Его руки, тяжелые и сильные, обхватывали меня поперек грудной клетки.
      Сострадание и готовность свернуть горы ради постороннего человека, теплота искренней дружбы, легкость и радость от выполненной работы, смелость и самопожертвование; симпатия, перерастающая в любовь...
      Я поймала себя на том, что разучилась дышать, и научиться не смогу. Мир построен именно так, как положено. Плохое идет бок о бок с хорошим. Если "плохое" загоняет в яму, то "хорошее" из неё вытягивает, надо только дождаться.
      Чужие эмоции продолжали захлестывать, но я смогла отделиться от них и уменьшить поток - теперь они просто бежали, как бежит река между сковывающими её берегами.
      Я втянула воздух и убрала ментальный барьер. Нечего тянуть. Планы, идеи в чистом виде, мысли, мысли с налетом желаний - оказалось трудно перевариваемым, но после сорвавшейся плотины чувств - преодолимым. Как после воспаления легких заработать ОРВИ.
      Игорь думал о том, что сумасбродная затея может закончиться для меня клиникой, - и это в лучшем случае. Несмотря на ситуацию, мысли достигали его сознания спокойно и размеренно, под давлением жесткой воли. Легкая неловкость, что ему приходится меня обнимать. Плюс обычная мужская реакция на близость женского тела.
      Сначала меня бросило в жар, но потом пришло успокоение. Рядом со мной остается нечто неизменное, обыденное, прочный фундамент, на котором основывается жизнь и её продолжение - и эта мысль вселяла надежду. Какое приятное понятие - фундамент! Особенно в таких условиях.
      - Спасибо, - прошептала я и, наконец, смогла вынырнуть из забытья. Оказывается, я до белизны в суставах держалась за люк, а Игорь пытался оттащить меня от него.
      - Всегда пожалуйста, - ответил Игорь с сарказмом и выпустил меня из кольца рук.
      Я вздохнула и уставилась на вбитую надпись на металле. Место витиеватых иероглифов заняла остроугольная символика, похожая на мертвый язык древних славян. Надпись видоизменялась на глазах: один мертвый язык сменялся на другой. Кто-то, кто не хотел иметь дело со мной, пытался шифровать ключ... или просто испытывал.
      Я дотронулась ладонями до крышки люка. Тяжесть тысячелетий опустилась мне на плечи. Древняя цивилизация, чьи корни уходят глубоко к началу "разумного" человечества, и чей Бог вынужден ютиться в крошечном городке древней страны. Ютиться и ждать пока времена изменятся. Потому что люди, возведшие его некогда в культ, выродились и обмельчали, как мельчает изысканный сорт яблони, которую скрещивают с дичком бессчетное количество раз.
      - Мы видим то, что хотим узреть, и не замечаем сути - жизнь конечна, жизнь вечна, и достается нам через смерть. Остальное - майя, - прочитала я.
      Истина всегда прямолинейна.
      - Ты готов?
      Ощущение, что вокруг акры необъятного пространства снова наполнило меня.
      Вперед меня подталкивали инстинкты, которым пора уже доверять.
      - К чему, и что это значит...
      - Только не ругайся! - я выставила вперед палец, жест бесполезный и глупый в слепой темноте.
      - Ладно. Объясни, - процедил Игорь.
      - Доверься мне, - я взяла его за руку, бесчувственную и чужую.
      Он мысленно ругнулся, а в мои виски словно вбуравились шурупы.
      - Не много ли ты хочешь?
      - Пожалуй, да.
      Поток информации тормозил мою мыслительную деятельность, приходилось ежесекундно абстрагироваться от чужих эмоций и мыслей, что требовало времени и сил.
      Когда же это кончится?
      - Идем - нам сюда, - не дожидаясь пока он мне ответит, я потянула его за собой.
      "Черта с два!" - подумал Игорь, но пошел.
      Проходить через стены мне еще не доводилось. Стены хоть и морок, но кожу продрало холодом вполне реально.
      Я нащупала рукой стену, вроде бы такую же реальную, как и предыдущая, но через неё не пройдешь. Мы двигались по коридору. Не знаю как Игорь, но я себя ощущала котенком, которого ноги совсем не держат.
      Первый поворот.
      Впереди ждало нечто, что не вмещается в человеческое сознание. Монстр с огромной силой и властью. Чтобы нас уничтожить, ему достаточно слегка поднажать и мы лопнем, как тараканы под тапком.
      Мы для него бесплатное развлечение, и только. С чего я вообще решила, что мы ему будем интересны до той степени, чтобы тратить силы на чье-то спасение? Да, лет триста назад он страдал подобной забавой. Подпускал к себе героев, и замучивал до смерти. Видите ли, все они были корыстны.
      Моя ошибка в том, что раньше, когда моя сила была в расцвете, а гордость чрезмерна высока, я признавала за Сфинксом правоту. Жизнь для меня значила не очень много - временный этап перед вечным. Тем более, некоторым Сфинкс оставлял жизнь.
      Я остановилась. Игорь врезался в меня и чертыхнулся.
      - Я не пойду туда, - я сказала вслух или только подумала?
      - Что?
      - Знаешь, это была глупая идея. Нам лучше вернуться.
      Воздух сгустился, резко и неожиданно, и в лицо пахнуло горячим, как из цеха.
      - Вы уже пришли, - прозвучало у меня в голове.
      Я сжала руку Игоря, но он сам все понял. Свободной рукой он обхватил меня и прижал к себе.
      - Как много желают люди, приходя к Богу. Совсем не те желания, чересчур много желаний. Ты тоже желаешь! Все вы желаете... - его голос достигал моего сознания с тягучей медлительностью, словно проигрывалась кассета, колесико которой зажимают пальцем.
      Я моргала, пытаясь что-нибудь разглядеть в темноте. Наступил момент, когда чернота перестала быть чем-то отдельным, она начала проникать внутрь, через глаза, заполняя пустотой и еще большим страхом. Я встряхнула головой.
      - Все ваши желания я вижу насквозь. Суета и праздность, суета и праздность! Амат будет ждать вас. Те, кто тревожат Силу напрасно, погибают. Ты это знаешь, девочка?
      У меня закружилась голова, и повело вниз. Здесь главное, почувствовать свои ноги и стоять насмерть, а то - лицом в кирпич.
      Игорь ослабил хватку и начал сползать по стене. Я обхватила его, но удержать не смогла. Меня саму ноги еле держали.
      Сфинкс нанес легкий энергетический удар, вследствие чего наступает энергетическое истощение, в худшем случае - обморок.
      Я тоже опустилась на колени и прислонилась к Игорю. Сейчас "система" должна начать восстановление. Немного подождать...
      Я сумела встать. Меня повело, но я удержалась.
      - Мы не просто так сюда пришли, Корсмунгроммотонн! - мой голос, чужой, с хрипотцой, разорвал сухую тишину подвала.
      - Вот кто из вас приближен... Хочешь говорить?
      - Разумное существо, облеченное телом чувств, с опытом материальной жизни, настроенным сознанием, заперто в клетке Кандаона. Я прошу, вытащи его!
      Наступила тишина. Вокруг меня было темно, душно и настолько тихо, словно подземелье уснуло. Так, словно я осталась одна непонятно зачем в пустом подвале.
      - Хорошо. С одним условием... - сказал он, наконец.
      Ноги тряслись, но силы стали возвращаться ко мне.
      - Загадывай! - выдохнула я.
      Раздался рокочущий смех, от которого у меня завибрировал позвоночник в районе шеи.
      - Зачем загадки тому, кто всё знает? Тебе это не нужно, мне - тем более. Я помогу, если ты впустишь меня в своё подсознание. Редкая возможность представилась, я должен видеть.
      - Уходи, пока не поздно. Убирайся отсюда. - Игорь до боли сжал мою ногу.
      Уйти, значит, навсегда похоронить Игоря, себя и того старика, в этом могильнике. Жить с таким грузом вины, я точно не смогу.
      - Я согласна.
      Мысли в моей голове побежали по двум параллельным дорожкам. В первом случае голос разума призывал меня отказаться от опасного варварского вторжения, взывая к чувству самосохранения, приводя весомые доводы безразлично и уверенно. Параллельно с ним я слышала музыку, навязчивую мелодию, которая застревает в голове и проигрывается сама собой. От мелодии отделялись рваными кусками чувства. Я летела над ними третьей составляющей, понимая, что если зацеплю хоть одну, то могу тронуться умом. Движение переросло в бешеную гонку, в которой мысли и чувства слились в разноцветный шлейф, пока не исчезли окончательно.
      Перед внутренним взором разворачивались картины чужой жизни, сменяя друг друга внезапно. Цветущий луг с дикими пчелами, одуряющий медовый аромат распустившихся цветов; стадо степных баранов, бегущих по зеленому полотну горьких трав; сражение буйвола и леопарда; пронзительный крик орла над серыми вершинами гор, и наконец, мое рождение. Холодные руки медсестры, кровь и материнское тепло.
  

***

  
   Меня невыносимо тошнило, но без рвоты. Я открыла глаза. Темнота растворилась в золотистом мерцании света. Сколотые кирпичи на потолке, столбах, мусор и паутина, опутывающая все рваньем.
   - Игорь? Игорь!..
   Он сидел у стены, чудом удерживаясь в вертикальном положении. Ему бы на свежий воздух...
   - Тебе надо спешить, если ты хочешь им помочь, - раскатистым басом раздался голос над головой. Такого страшного голоса я не слышала в своей жизни. Ни в этой, ни в тех, которые видела только что. Голос исходил сверху. Я подняла глаза и увидела золотистого льва, который стоял на потолке. У меня закружилась голова.
   Скорей всего, я спятила. Но завершить начатое необходимо, иначе все зря.
   Лев зарычал и выпустил когти. С потолка посыпалась крошка, а за его хвостом распалась стена, открывая вход в белую, словно сотворенную из густого тумана комнату.
   Игорь сидел с закрытыми глазами и не шевелился. Я коснулась его руки. В ответ он слегка сжал мою руку. Значит, еще в сознании.
   - Что с ним!? - спросила я и не узнала собственный голос.
   - Здоровье должно вернуться к нему. А ты слушай внимательно. Встанешь, войдешь в комнату и выберешь все что пожелаешь. Встанешь, войдешь в комнату и выберешь. Не оглядываясь! Смотри вперед, усвоила, Тагес?
   Я поднялась, с усилием, и направилась к арке. Комната ослепляла и манила, как может манить то, чего очень хочешь, но никогда не сможешь получить. Под потолком было круглое окошко, из которого лился самый яркий свет, который мне доводилось видеть.
   Комната могла использоваться под кладовку, только чистую и уютную. У кровати стояло веретено с педалью и тележным колесом, на которое были намотаны нитки.
   - Первое, до чего ты дотронешься, станет твоим. Но не рассчитывай, что надолго.
   Я прошла через арку и огляделась. Мои руки стали прозрачно-белыми. Какое странное состояние. Зеркала не было, но я знала, что вся превратилась в застывший туман. Ног не чувствую...
   В углу комод, на котором сундук и куча шкатулок до потолка. Такое чувство, что хозяин вышел, оставив работу, но скоро, вот-вот должен вернуться. При взгляде на кровать мне хотелось спать, укрывшись тюлью от мух. Шкатулки манили кладом, сережками, браслетами. Я встряхнула головой. По моей вине Игорь там погибает, а я о сережках, да камнях беспокоюсь. Мне нужно то, чем можно перерубить прутья. Я заглянула под кровать, но там стояли кубки. В центре располагалась чаша, до краев наполненная красным вином, просвечивающимся сквозь стенки. "Здоровье и долголетие" - сам собой пришел ответ. Предел мечтаний для любого существа.
   Я выпрямилась. Все не то. К ажурной спинке кровати был приставлен меч. Как же так, ведь его не было секунду назад?!
   Тонкое острое лезвие, и черная рукоять. Небольшой, ловкий и рукоять под мою руку. То, что надо.
   Я схватила меч, и комната стала исчезать. Тяжелый ураганный ветер ударил мне в лицо. Меч развернуло назад вместе со мной и понесло прочь из комнаты, вниз, в черную впадину.
   Я врезалась ступнями в песок и упала на плечо. Ветер исчез, но это уже не важно. Я снова была в той пещере, черной, с костром под потолок. Мне повезло во второй раз - Безымянных не было, а из глубины доносились легкие вибрации жизни.
   Перехватив удобнее меч, я побежала к клеткам. Я делала четвертый круг, когда огонь в пещере поник и по рукам пробежал озноб.
   Они появлялись молча, один за другим. Я, глупая, надеялась, что успею до их появления. Зря.
   Первый кинулся тот, что стоял дальше всех. Я застыла, как истукан, осмысливая факт собственной смерти от когтей Забирающих. Меч дернул меня вперед и разрубил "гарпию" на подлете. Надо мной распахнулись черные крылья и "тело" распалось кусками. От силы собственного удара я упала на одно колено.
   Дальше, они отбросили вежливость и навалились всем скопом. Я рубила всё, что подворачивалось под руку. Одни успевали оскалить зубы, другие взмахнуть крыльями, но все они, один за другим сдыхали. Быстро. Оставляя резкий запах тухлой воды. Бой был быстрым, как во сне, но я даже не запыхалась. Так и должно быть - поспорила я с собой, ведь я лишь сгусток энергии... Нет, я не буду думать об этом.
   Когда последний был разрублен, я продолжила путь вниз. Без этих тварей пещера заиграла новыми красками, потеплела и подобрела, если такое возможно. В душе разлилось облегчение.
   Третьим кругом я завершила бег. Меч перерубил прутья, и клетка распалась сухими опилками. Освобожденная душа заметалась по пещере, но стены её не пускали.
   Я попыталась крикнуть, но звука не было. Глаза полезли из орбит. Или что там у меня вместо глаз. Развиться страху не дал меч, который тянул меня в черноту свода.
   - В огонь! Прыгай в огонь! - я крикнула мысленно, сфокусировав внимание на мелькающей белой массе.
   Душа застыла и, ничего не ответив, последовала совету. Огонь - единственный способ уйти из этого места, но откуда об этом мог знать этот старый чудак? Меч, словно дождавшись завершения цели, рванул вверх. Рывку такой силы я не могла сопротивляться и меня объяла тьма, захватив целиком с ног до головы.
   Меч тянул меня вперед. Я чувствовала собственные пальцы, сжимающие рукоять из последних сил, боль в руках и сон, который засасывал с ловкостью зыбучих песков. Долететь. Дождаться света, и тогда позволить глазам закрыться.
   Меч врезался в стену. Кожу продрало, словно все нервные окончания оголились в один момент. Я стала падать, медленно и неотвратимо вниз, как набухший лист с увядающего дерева... Сквозь покидающие меня силы, я увидела долгожданный свет, и тогда разжала кулаки.
  

Глава 4

  
   Я очнулась от ощущения, что в моей голове застрял железный штырь из бетонной стены. Мне хотелось закричать, но от страха свело горло. Я отжалась от меховой поверхности под собой - лежала я на разобранном диване в темноте небольшой квадратной комнаты. Под потолком тикали старинные часы с кукушкой.
   Спиной ко мне на краю дивана сидел Игорь и курил.
   - Очнулась? - сказал Игорь, давая понять, что он заметил.
   В голове подурнело и отпустило. Руки дрожали неприличной дрожью, которую нельзя унять, хотя бы до того, чтобы она была незаметна со стороны. Я опустилась на жесткую скомканную подушку и вздохнула. Пружины дивана вздрагивали подо мной, словно струны диковинного инструмента.
   Я чувствовала, что где-то рядом разлит мир силы. Где-то рядом плавает энергия, готовая переродиться в магический ток и пробежаться по моим уставшим рукам жужжащим теплом. Но мой страх, который голодным псом сцапал меня в свою пасть, закрывал меня от этого мира. Я ощущала лишь холод и давление, от которого закладывает перепонки и знобит.
   Так плохо я себя давно не чувствовала: слабой и усталой, с сосущим чувством безнадежности под сердцем.
   Окно было распахнуто, впуская далекий стрекот кузнечиков и утренний холод.
   Я вздохнула и закашлялась - сигаретный дым забивался в легкие, слишком накурено было.
   Игорь обернулся на меня и затушил сигарету в пепельнице на окне.
   - Как мы выбрались? - спросила я.
   - С оглушительным успехом.
   Я села и опустила подбородок на содранные колени.
   - Он был такой огромный, мне казалось, что он занимает весь подвал. Его было слишком много, да?
   Игорь дернул плечом, потом, видимо, решив, что этого маловато добавил:
   - Может быть. Я плохо помню. В голове каша, - он опустил голову на руки.
   Эгоистка! Я хитрая, трусливая эгоистка, которая думает только о себе! Всегда так было. Когда я тащила его с собой - думала о себе. И сейчас, когда очнулась - я думаю, что же теперь станется с моей головушкой, смогу ли вернуться к спокойной жизни. Опять волнуюсь о себе!
   - Прости, я жалкая трусиха. Мне не стоило тебя втягивать, - диван подо мной скрипнул, и звонко дернулась пружина, будто своим движением я сорвала её.
   Я наклонилась и погладила его по плечу. Он вздрогнул, оторвал лицо от ладоней, которыми растирал глаза и лоб, и посмотрел на мою ладонь. Его гладкая загорелая кожа покрылась мурашками.
   Я убрала руку. Мне показалось или он напрягся?
   - Что думаешь, крыша поедет? - Игорь рассмеялся приглушенным колючим смехом и, подтверждая мои опасения, растер ладонью то место, до которого я дотронулась.
   - Думаю, что может поехать. Но только у меня... Ты сильный.
   Я продолжала сидеть в неудобном положении, хотя позвоночник ломило в пояснице, и ныла шея.
   - Ну спасибо, утешила!
   - Всегда пожалуйста, - ответила я.
   Он напрягся, а потом расслабился с излишней поспешностью.
   Воспоминание, как душная июльская жара, облепило меня. Он обнимал меня, прижимал так крепко, что при всем желании я не смогла бы вырваться. Если б я была в нормальном состоянии, то, наверняка, заметила какие чувства испытываешь в его объятиях. А так...
   Молчание давило, надо было срочно что-то сказать, просто что-нибудь.
   - А ты здесь живешь?
   - Здесь.
   Опять молчание. Надо разрядить обстановку, не могу я выносить эту выдирающую сердце тишину!
   - А девушка у тебя есть?
   Он обернулся. Брови его были приподняты.
   - Это имеет значение?.. Для тебя?
   Мне по глазам горячей волной ударило смущение.
   - Ну, я это так. Пыльно у тебя в комнате.
   Он отвернулся. Готова поспорить, он улыбался.
   - Хочешь еще что-нибудь узнать? Может, почему она не убирается когда приходит сюда?
   Игорь развернулся всем телом.
   Я сглотнула. За его сарказмом я видела усталость, тяжелую и бесконечную, которую не выгнать, сколько ни отдыхай.
   Интересно, а что он видит в моем лице? Наглость? Бесцеремонность?
   Не то я хотела узнать, другое, что, как плохо зажатый кран, точит изощренной пыткой, капая и капая по нервам.
   - Что теперь будет со мной?
   Мне не стоило так резко менять тему разговора. Веселье вмиг слизало с его глаз, осталась одна проклятая усталость.
   - Не знаю, - он потянулся к окну за пачкой сигарет.
   Я легла и положила голову на подушку. Напротив дивана стоял очень древний советский сервант со скошенным стеклом и некрасивыми круглыми кружками.
   Что я могу требовать от него? Он обязан доложить начальству так, как было.
   Я сжалась, сердце заныло от тоски, будущее представилось мне чередой пугающих событий, которые закончатся для меня в лучшем случае несчастным случаем на производстве со смертельным исходом, или как это правильно назовут.
   - А что делают с такими, как я?
   Игорь вздохнул.
   - Мой начальник хочет создать отдел, который предполагаемо выведет службу на новый уровень. Ты ему нужна для работы. Задания, поручения...где могут понадобиться твои способности.
   - Он собирается предложить мне работу? - моему удивлению не было предела.
   - В общем, да.
   Я снова расслабилась.
   - Чушь какая.
   - Да.
   Мне хотелось возмутиться, ударить Игоря между лопаток и накричать. Какого черта здесь происходит?!
   Я взяла себя в руки, психами ничего не изменишь.
   - Что же мне делать?
   Игорь все-таки закурил. Он встал с дивана и сел на подоконник.
   - Ничего не делай. Я попробую его убедить.
   Почему я не чувствую надежды в голосе?
   - Ты в это не веришь.
   - Я обещаю, что попробую уладить этот вопрос.
   Я отвернулась к стенке. В горле образовался огромный соленый комок, а на глаза навернулись слезы.
   - Ты не подходишь для этой работы, это глупая затея с самого начала. Иногда мне кажется, что мир встал с ног на голову, и наш Минский сошел с ума.
   Я пыталась проглотить непрошенный комок. Успокойся! Возьми себя в руки - немедленно!
   - Хорошо... Я буду надеяться.
   Игорь вздохнул, будто я произнесла как раз те слова, которых он слышать не хотел.
   В комнате стало как будто светлее. Близилось утро...
   За дверью я услышала шаркающие затухающие шаги.
   Дверь приоткрылась и показалась седая голова.
   - Что тут происходит? Я же просила никого не водить!
   Я села и подтянула к себе ноги.
   - Я помню. Мы не будем шуметь. Хорошо?
   Игорь затушил сигарету.
   - Фу, опять накурил. Игорь, я же просила. Был бы жив покойный Семен Тимофеич, он бы задал тебе!
   - Верю, иди уже спать.
   Она зыркнула на меня.
   - До чего же девки распущенные пошли! Не молодая ли ты по мужикам бегать? - её сухой надтреснутый голос с высокими пронзительными нотками резанул по нервам.
   Игорь посмотрел на меня.
   - Что за мысли? Мне, может, плохо? - я поерзала. Игорь улыбнулся.
   - Да, как же. Когда плохо - дома сидят, а не у мужиков на диване отлеживаются!
   Я задохнулась от возмущения.
   - Иди, баб Клав, все будет нормально.
   Я имела много чего ей сказать, только не все, что хочется, можно говорить.
   - Если диван доломаете, будешь спать на кушетке. С блохами, - сказала милая бабуля. Она задержалась на пороге, оценивая наши шансы на предмет хорошего поведения, и закрыла дверь.
   - Извини. Она на самом деле не такая ворчливая.
   Он прятал улыбку, но мне стало все равно. На плечи, глаза навалилась немыслимая тяжесть. Мне нужно закрыться, отгородиться, но сил нет.
   - Ерунда. Еще неизвестно какими будем мы в их возрасте.
   Я прикрыла глаза, мне надо собрать силы для рывка, чтобы уйти. Ценен тот гость, которого не надо выпроваживать.
   Игорь опустился на диван и накрыл меня покрывалом. Стало так хорошо и спокойно, как я боялась, что уже никогда не будет. Наверное, мне следовало уйти домой, но я съехала на подушку и закрыла глаза.
   Игорь поправил покрывало и погладил меня по спине. Сквозь обволакивающий меня сон я услышала его тягучий с хрипотцой голос, но не запомнила, что он мне сказал.

***

   - Эй, давай вставай уже, сколько будешь валяться? - меня тормошили, сжимая плечо.
   Где я?
   Надо мной нависла лохматая бабка с выражением брезгливости на лице.
   Я отдернула плечо, потому что она продолжала за него хвататься своими цепкими узловатыми пальцами.
   - Игорь давно ушел, а ты вставай, давай! Подымайся, кому говорю?
   - Сколько времени? - я пыталась разглядеть, куда показывают стрелки на часах.
   - День на дворе, вставай. Сколько можно дрыхнуть? Совести ни грамма нету...
   Безразличная к её ругани, я встала и ушла.
   На улице было ярко от желтого солнца, отражающегося от стекол прямо в глаза. Меня знобило. Я куталась в водолазке. Воспоминания накатывались, меня бросало в жар до испарины на лице и ручейков по спине - и так чередой.
   - Куда прешь!?
   Я отскочила с дороги. Водитель большой черной машины, опять блестящей, черт их всех застегай, высунулся из окна.
   - Дура обкуренная, смотри по сторонам! Вот курица, твою мать! - крикнул мужик и скрылся за глянцевым тонированным стеклом.
   За что можно ухватиться, стоя на краю пропасти? Всё кажется неважным, пустым. Еще один неосторожный вдох и ты срываешься, летишь вниз, в бездну. Один неосторожный шаг и тебя перемалывает забытый мир, как зернышко. Безумный взгляд и намертво сжатые зубы - такой меня найдут в кровати, когда заподозрят неладное по долгим гудкам в телефоне, или крикливой фразе про недоступность абонента?
   Молодость - разве не защита от тягостных мыслей, от воспоминаний, сгущающихся до черноты в глазах? Если да, то почему я выпала из-под её защиты и снова жду смерти, точно истлевшая старуха!
   Боже, как я хочу жить и как я боюсь этой жизни!.. Радость ушла из неё, словно её вылезал голодный кот, как молоко из миски. Словно я уже умерла, но сам факт мной отрицается. Словно я держусь за жизнь, когда должна была сдаться...
   - Эй, с Вами всё нормально?
   - Что?
   Мне в лицо заглядывали участливые глаза.
   Я кивнула. Или нет?
   Растрепанная дикарка с безумными горящими зелеными глазами всматривалась мне в глаза и пыталась найти в них что-то, чего в них быть не могло. Она с жадностью и отчаянием впитывала меня в себя, отчего её глаза становились еще больше и безумнее. Наконец, пустота в моей голове раскололась и втекла тугая мысль - "это же я!". Я стояла перед витриной магазина и смотрела на собственное отражение.
   Мне нужна защита. Нужно отгородиться и забыть!
   По-прежнему светит солнце, жарко. Яркий летний день, наполненный чужой, далекой радостью, которая, как легкое перышко, скользит по голой коже, - только скользит. Чувства здесь, но их теплоты не чувствуешь. Только холод.
   Думай, думай! Один неосторожный шаг и меня утопит в чужих чувствах, они разорвут меня на куски. Вперед, смотри вперед, твою мать! Достаточно крошечного желания, мимолетного воспоминания...
   Чувства - это река, которую может укротить лишь плотина. Например, камень, тяжелый, непробиваемый, может выдержать их напор.
   Барьеры я ставила долго. Сейчас у меня нет на них времени. Есть время на временную уловку, спасительное состояние, известное природе. Камень хорошо справится с этой задачей.
   Я напрягла остаток воли и, вытягивая из себя крохи магического тока, направила его циркулировать вокруг моего тела. Теперь нужно представить вокруг себя камень. Он окружает меня, скрывая целиком, как скорлупа яйцо. Отлично! Видеть я не могла, но чувствовала твердую оболочку отлично, словно по ней можно провести ладонью. Осталось зафиксировать.
   Вместо того, чтобы закрепиться вокруг меня невидимой каменной преградой, скорлупа превратилась в жидкую тугую массу и сдавила меня со всех сторон. Я вскрикнула от ужаса. Противное ощущение, будто меня засосало в скользкое холодное чрево жидкого камня, и вот-вот сожрет, жгло и било по черепушке. Я хотела закричать, но не могла и пальцем пошевелить. Я стояла перед витриной и смотрела на свое красное от натуги лицо, выпученные глаза и пыталась понять, что происходит.
   Время будто остановилось. Прохожие замерли, и даже солнце перестало греть.
   Мои глаза превратились в камень. Кожа почти отливает гранитной пылью, я перестала дышать и даже биение сердца стихло. Серая сверкающая серебряными искрами прозрачная масса, которая облепила все тело, застыла, а потом медленно-медленно по холодной серой поверхности прошли трещины. В трещины проник воздух, и я смогла сделать судорожный вдох. Потом еще один, более осторожный, проверяя ощущения от близости щита.
   Время снова побежало своим чередом. Солнце палило, целуя затылок, и голые икры ног. Прохожие шли по своим делам, обходя меня стороной или задевая и ругаясь.
   Щит я ощущала, как плотный тяжелый слой воздуха, который мешал мне двигаться. Постепенно с каждым новым шагом, становилось легче. Щит словно подстраивался под меня, либо я привыкала к нему и переставала ощущать с той трепетностью и недоверием.
   Домой я пришла под вечер и рухнула на диван. Мне трудно было сказать, сколько времени я добиралась от центра в свой район, ведь я не знала, во сколько бабка меня выгнала. Главное было то, что я дома, жива и относительно здорова.
  

***

В тот же день

Игорь Астафьев

  
   - Прямо скажем, случай редкий - феномен! Он пришел в себя, но очень слаб. Удивительно, что, вообще, очнулся! Метаболические процессы были нарушены полностью, глубокая кома, началось атрофирование клеток мозга, деградация субклеточных структур, гипоксия. Мы, конечно, назначили, экстренную терапию. Только результаты были нулевые. И вот, вчера утром восстановились функции центральной нервной системы. Зрачковые, корнеальные рефлексы, восстановление сознания - все как должно.
   Молоденький, только-только после аспирантуры хирург поднял на Астафьева свои внимательные большие глаза, как на профессора, который должен разъяснить ему нестыковку в картине болезни. "Профессор" молчал, с ангельским терпением ожидая, когда парень придет в себя.
   - Пока мы ему колем успокоительное, капаем витамины, физраствор, - всё как положено. Но одно я могу сказать с уверенностью, он идет на поправку, и скоро мы его выпишем.
   Парень сглотнул и перевел дыхание. Астафьев молчал, думая над сказанным, и над сделанным в том проклятом подвале.
   - Если ко мне все, то я пойду... - напомнил о себе врач.
   - Да, спасибо.
   Астафьев кивнул и проводил совсем зеленого, по его мнению, врача взглядом до ординаторской. Медик был молод до нелепости и наивен, но то, что Астафьев хотел узнать, он узнал. Минский действительно шел на поправку.
   Сухарев поднялся с перил на встречу своему начальнику. Разговор происходил в коридоре, слышимость была хорошая, поэтому повторять не требовалось.
   - Вот загрузил! По самую макушку! А Минский-то наш, хорош! - у Сухарева была привычка говорить чересчур громко, с восклицанием.
   - Можешь не кричать? Голова без тебя раскалывается, - ответил Астафьев.
   - Да, я молчу! Меня разве спрашивает кто? Между нами, Минскому давно пора... вместе с его колдунами и шаманами!
   - Совсем охренел. Думай, что говоришь.
   За их спинами грохнула тяжелая тугая дверь. Игорь достал сигарету и закурил.
   - Поеду домой, если что звоните.
   - Да пошли они все, сколько можно? И ради чего? Сегодня снова привели этих шаманов, мать их!
   - Просил же, НЕ ОРИ! - Игорь повысил голос. "Дело" на шаманов было настолько глухое, что его и возбуждать не стали. Доказательств нет, состава преступления нет. И даже если "шаманы" напишут признательные показания, никакой суд их не примет. Не серьезно.
   - Нет, ты представь. Они такие, мы ни в чем не виноваты. Все было по общему согласию!
   Игорь глубже затянулся и подарил сослуживцу изучающий взгляд. Все равно ведь не отстанет.
   Ему иногда казалось невероятным, что он работает с Сухаревым больше двух месяцев и ни разу не дал ему по морде. Такую сволочь еще поискать. На службе ленив и нерасторопен, охотник спихнуть свою работу на других или подставить "по недоразумению".
   - Опять старая песня. Мы ему: "Он в больнице, но его скоро выпишут. Так что лучше признавайтесь!" А они: "Ритуал был проведен с его согласия. Никакой ответственности не несем".
   Игорь отвернулся, рассматривая номер проехавшей "Лады". Похожий номер проходил в сводке по угонам.
   Сухарев стукнул костяшками по плечу своего начальника, привлекая внимание к разговору.
   - Нет, ты слышишь?! Ритуал какой-то! - Сухарев подергал двумя пальцами, как таракан усами.
   Игорь поморщился. Шутки на эту тему ему никогда не нравились, а после Сфинкса стали раздражать. Не говоря об издевках.
   - Приворот-отворот! Я им говорю, если не расколетесь, сгниете в тюряге. Нам и так работы хватает, чтобы нянькаться. Одна избранная чего стоила, а вышло фуфло.
   - Не тебе об этом печалится. Всю операцию ты просидел в кабинете, ковыряя в носу и гоняя порнуху в телефоне. Лучше бы изредка отрывался от своих шлюх и думал о деле!
   - Эй, ты чего!.. - он попятился.
   - К тебе приходили вчера, товарищи твои, два лба. Говорили про какой-то должок. Едва не устроили разборку посреди Управления. Не знаешь, с чего бы это?
   Сухарев усмехнулся, но глаза его забегали.
   - Ты понимаешь, такое дело... С ребятами в казиношке проигрался по пьяни...
   - Проигрался? Имей в виду, ты у меня на контроле, филонить тебе больше не дам, и глаза на твои делишки закрывать не буду. Еще один прокол и ты вылетишь к чертовой матери!
   Игорь швырнул сигарету в заляпанную урну и пошел к машине.
   Сухарев поднял руки вверх.
   - Ладно, ладно, я понял, понял. Но знаешь, как-то не хорошо получается, пока наша избранная еще в разработке, трахать её. Её ведь пока не закрыли?
   Игорь убрал руку с дверцы. Ему не стоило приносить Дашу домой, но обстоятельства сложились таким образом, что близлежащим пристанищем была его квартира.
   Напротив его окна живет отставной прапорщик - старик, в обнимку с биноклем подсматривающий за соседями по ночам. Хвастун и сплетник, продолжающий поддерживать связи с такими же извращенцами, как и он.
   - Не болтай о том, чего не знаешь, - ответил Игорь.
   - Свечку не держал. Но сам понимаешь, шило в мешке не утаишь.
   Астафьев засмеялся холодным натужным смехом.
   - Иди ты к черту! Думаешь, из-за этой фигни я закрою глаза на твои делишки?... Не надейся даже.
   Машина заурчала - Игорь развернул руль и поехал вдоль узкой дорожки, утопленной в тени старых подлежащих скорому спиливанию тополей, блаженствующих в неведении о грядущей участи.

Глава 5

02-го июля

Дарья

   Прошла неделя с тех пор, как я побывала в гостях у Сфинкса. Мне не хотелось никого видеть, не хотелось разговаривать, хотелось просто забыть, что произошло. Днем я пила успокоительные таблетки, на ночь - снотворное.
   Я сидела перед телевизором, закутавшись в одеяло, и пила какао. Не так я рассчитывала начать свою самостоятельную жизнь. Закончив техникум, я планировала поступить в институт на заочное отделение, и устроиться на работу бухгалтером. Жить спокойно, как живут миллионы моих сограждан.
   "Вы, как бумажные кораблики, отправляетесь в плавание по реке. Кто-то станет большим лайнером, кто-то устойчивой на волнах лодкой, а кто-то так и будет бумажным несмышленышем", - так нас напутствовал директор на последнем звонке. Мне по большому счету все равно какое место я буду занимать, главное чтобы подальше от спецслужб. Сердце болезненно сжалось, как сжимается всякий раз, когда жизнь загоняет в тупик. Вслед за болью пришла безысходность и обняла меня жалостливой подругой.
   Что делать, и кто виноват? Два основных вопроса, ответив на которые, я может смогу выбраться из тупика. Виновата - я, и еще тот тип, рискнувший душой ради опасной глупой затеи. Что теперь делать? Можно собрать вещи и уехать. Только куда бы я не поехала, к родственникам или друзьям, они меня разыщут. Беде надо смотреть в глаза, подняв голову? Нет, я бы действительно сбежала, будь куда. Остается ждать. Ждать, и надеяться что обойдется.
   Ответы на основные вопросы вроде бы даны, только легче не стало.
   Можно попытаться разобраться в причине и следствии. В моем случае причиной стало одно из отвратительных человеческих качеств, носителем которого выступил Минский Вальдемар Антонович, руководитель ФСБ. Это ни что иное, как жажда власти. Во все времена из-за этого страдали люди, в том числе и те, кто действовал под влиянием этого чувства. Вот и сейчас. Он измучил себя, измучил меня - а света в конце туннеля как нет, так и не будет.
   Я переключила на центральный канал, транслирующий вечерние новости.
   Диктор новостей, вылизанный мужчина средних лет с идеально симметричным лицом, в пятый раз за день рассказывал о теракте в одном небольшом городке. Основным содержанием являлось перечисление списка погибших, как произошел теракт, и что делает милиция для поимки преступников.
   Диктор исчез, предоставив право зрителям самим оценить масштаб трагедии. Камера выхватывала кровавые подробности и увеличивала их. Я отвернулась. Может, это по-свински, вроде как неуважение к горю, но я и так сплю из рук вон плохо - еще смотреть на человеческое мясо, разбросанное по тротуару!
   Когда-то меня мало волновало, что люди умирают. В мире каждую минуту кто-то умирает, так что теперь переживать по этому поводу?
   В моих руках были силы, неподвластные большинству из живущих на Земле. Чтение мыслей, инспирация, эмпатия, ясновидение - примерный список из того, что было мне доступно.
   И я пользовалась силой по своему усмотрению. Внешне я старалась сохранить видимость обычной жизни. Закончила школу, поступила в техникум, как хотели родители и бабушка. Способности скрывала, но в последние годы это стало практически невозможно. Когда ты можешь перекраивать мир вокруг по своему усмотрению, очень трудно от этого воздержаться.
   Мое внимание привлек режущий по ушам женский голосок.
   - Вот уже на улицу страшно выйти, не знаешь, что случится в следующую секунду! А милиция вон - пьет водку за углом! Задницы б свои оторвали...
   Репортаж был прямой, поэтому речь визгливой тёти, с огромной родинкой над губой и выпуклыми глазами из-под аккуратных очков, обрезали.
      - Да, общественность напугана, террористы взялись за маленькие города. Владимир?
      Экран заполнил диктор.
      - Спасибо, Константин. С нами на связи начальник по делам президента, Оруев Олег Павлович.
      Экран телевизора разбили на две части, слева - диктор, справа - молодой мужчина, холеный и деловой, в черной рубашке и светлом галстуке.
      - Наше управление взяло под контроль данный вопиющий акт насилия. Мы обещаем, что отыщем виновных, из-под земли достанем, если потребуется, - я содрогнулась как от несвежей селедки, - они понесут заслуженное наказание.
      - Скажите, Олег Павлович, что предпринимает Правительство для того чтобы обеспечить недопущение подобных инцидентов?
      Неудобных вопросов им задавать не полагалось, все вопросы были заранее согласованы. Потому разговор походил на общение двух пациентов "стоматологички", которые час назад лечили зубы, и заморозка давала о себе знать.
      - Олег Павлович, ходят слухи, что на службу приняты секретные разработки КГБ. При Управлении создаются отделы, куда входят люди со сверхспособностями, которые призваны свои силы бросить на отлов террористов. Правда ли это? - на лице диктора играла профессиональная улыбка, пустая и пресная.
   - Да, действительно, мы занимаемся данным вопросом. В сверхспособности можно не верить, но они присутствуют. И мы надеемся, что с помощью людей, обладающими способностями выше обычных, можно будет не только быстрее ловить преступников, но и предотвращать готовящиеся акции.
   - Спасибо, Олег Павлович, за откровенность. С нами был...
   Что, если я скажу, что государство замахнулось на те вершины, которые могут стать многим могильными? Не имеют они никакого права пользоваться Высшей Силой. Не имеют права спасать людей с помощью сверхспособностей.
   Я говорю не про обыгранный на все лады баланс добра-зла. Я говорю про карму, высший закон, которому подчиняются все без исключения живые и неживые существа. То же самое, что прореживать бензопилой молодой березняк, когда нужно выкапывать хилые побеги. Мы рождаемся, чтобы учиться. Мы живем, накапливая в Карме череду положительных и отрицательных поступков, мыслей и желаний. И, например, вместо того чтобы искупать "минус", мы будем хорошо жить за счет других, не расплачиваясь. Да, попробуйте абстрагироваться от чувств, и смотреть глубоко, как смотрит на мир буддийский монах. Живем для того, чтобы развиваться, а вместо этого развитие замрет. Нет, не падет вниз, просто замрет. Смысл тогда жить?
   Кощунственно?
   Жестоко?
   Бесчеловечно?
   Нет. Это голая страшная Истина. Только изуродованная до неузнаваемости. Забитая красивыми фразами про добро и зло.
   Истина в том, что нельзя Высшим Силам вмешиваться в дела обычных людей.
   Засыпая, я успела подумать, что, быть может, спецслужбы забудут обо мне и все снова будет почти хорошо?

***

  

04-го июля

Игорь Астафьев

  
   Полгода назад Игорю Астафьеву стукнуло тридцать четыре. По служебным меркам в таком молодом возрасте получить капитанские погоны и должность начальника антитеррористического отдела было пределом мечтаний, и в некоторой степени наглостью. Поговаривали о личных связях, особом положении любимчика и многом другом, что ни каким боком не оправдывает завидующего.
   Новоиспеченный капитан к взлету по карьерной лестнице относился философски. К слову сказать, понижать Астафьева руководству нравилось гораздо больше. Поэтому речь о любимчике или связях - досужие сплетни, не имеющие оснований.
   Игорь прислонился лбом к холодному стеклу окна и снова затянулся. Древние бабкины часы с кукушкой ухнули два раза и захлопнулись со скрипом.
   Игорь покрутил в руке телефон. Его подмывало позвонить ей, просто чтобы услышать голос. Когда он звонил в прошлый раз извиниться за Клавдию, её голос Игорю показался странным. Трудно дать определение. Она говорила в нос, была подавлена и рассеяна. На вопрос о самочувствии, ответила, что все нормально. Хотя не надо работать в ФСБ, чтобы понять, когда собеседник изворачивается и лжет. Ему хотелось услышать радость в том обычно звонком живом голосе - с каждым сказанным ею словом, это казалось все более и более важным. Но этого не случилось. Она соврала про звонок в дверь, и сбросила вызов.
   Ему до последнего не верилось, что Даша, тот самый паранормал, который якобы обладает всеми знаниями человечества. Она не годилась на роль избранной: совсем девчонка, которую недавно стали пускать с подружками на дискотеку и разрешили приходить позже одиннадцати. Её трудно было считать мерзким слизняком, беспринципной тварью, паразитирующей над родом людским. Невозможно ненавидеть.
   На роль избранной не годилась, но ею была. В жизни всегда так. Вот ты наглядно удостоверился в очевидном, как тебя берут и этим "очевидным" по затылку со всего размаха.
   Чертова сила в ней била через край. Мяла, корежила. Пытала с остроумием садиста. Только за этот нечаянный обман он должен презирать девчонку. Вместо этого, он, как олух, думает, что ей сказать.
   Она была невыносима, мила и еще... много чего. Её манера смотреть прямо в глаза и прятать их, когда смущается, задумываться над пустяками... Когда он думал, что понял, разгадал её, она преподносила сюрприз.
   Она старалась быть понятнее и доступнее, чем есть. Но не в силу своей распущенности или пресловутого женского кокетства. За этим крылось нечто важное, но ускользающее постоянно, когда он пытался приблизиться к отгадке. Игорю казалось, что когда он поймет, что Даша скрывает, он, наконец, выкинет её из головы. Разгадает загадку и навязчивый интерес исчезнет. Лишь потому часто думал о ней.
   В самых веселых озорных её фразах проскальзывала обреченность и, пугая, застывала в глазах. Как будто ей не двадцать, а сорок. И пора думать о старости. Или она неизлечимо больна, и новый день может стать последним. Если бы она выставляла свое "горе", то было бы проще. Таких он знает. Энергетических вампиров, которым дай поныть, да поплакаться. Легче им так жить и радостней от собственных страданий. Она же ведет себя так, будто у неё бомба, но где та находится и что с ней делать, еще не знает.
   Может, она, и правда, - бомба? С её-то способностями. Что же ему остается: обезвредить или запереть ото всех подальше? Минский с такой радикальщиной не согласится. Да, и он сам тоже. Если только их запрут где-нибудь вдвоем...
   Игорь обхватил голову руками и замычал. По крайней мере, у него нет проблем с фантазией - только с повышенной возбудимостью. Извращенство какое-то. По логике, он должен держаться от неё как можно дальше. Оптимальное расстояние - километров сорок, чтобы даже отголоски её силы не касались его. На деле иначе.
   Боль и секс - две вещи противоположные и их нельзя смешивать. Это, во-первых. Во-вторых, она мала для него. Или он для неё стар - неважно.
   В-третьих, он должен думать о деле. Что самое главное!
   Минский уже пытался его расспросить. Повезло, что он очень слаб и надолго к нему не пускают.
   Но что он скажет начальнику завтра? Безотказное внутреннее чутье, позволявшее выделять паранормалов из толпы, Игоря никогда не подводило. Также, как не подводил Минского, внутренний барометр правды.
   Начальник его - тертый калач, и так просто его не проведешь. Он метит в столичные начальники, а девчонка - прекрасный трамплин. Минскому дела нет до морали. Ведь с его точки зрения Даша сама аморальна. Ему дела нет до её профнепригодности, ведь при желании можно и зайца научить курить.
   Игорь снова покрутил телефон в руке и, нахмурившись, стал искать Дашин номер. Едкий сигаретный дым лез ему в глаза. Нашел. Хотя собирался стереть. "Пятая за ночь - надо бросать", - подумал Астафьев, шпуляя окурок в железную мусорку под окном.
   Шли монотонные гудки. Если еще недавно Игорь боялся разбудить её, то сейчас шестое чувство твердым голосом говорило - не спит, просто не отвечает.
   - Да? - голос был слегка охрипший.
   Ком в горле, выросший до размеров теннисного шара, тут же сдулся.
  

***

Той же ночью

Дарья

   Ночной воздух помогает расслабиться и забыться. Ты идешь по местам, которые хорошо знаешь, но которые изменились до неузнаваемости с заходом солнца. Ночь, фонари и теплые квадратики окон убаюкивают старый город, в их свете дышится по-особенному легко и свободно. Город отдыхает от дневной суеты. В полуночной неге, теплых парах нагретого асфальта и легких дуновениях свежего ветра с крыш - он спит тяжелым опутывающим сознание сном, таким привлекательным и завидным. Изредка с воем проносятся машины, пищит сигнализация, доносятся вспышки пьяного смеха. Но город продолжает спать. И тогда это заразительное спокойствие и уверенность передается мне.
   Я брела по узкой мощеной улочке, вдоль старинных домов с лепниной, узкими оконцами и декоративными балконами; спящих кафе, магазинчиков. Меня немного знобило. Но чем маяться под тяжелым душным одеялом, пытаясь избавиться от навязчивых мыслей, лучше пройтись по улицам, пока ноги идут.
   Думаешь, что избавился от страхов, поборол их, но стоит вспомнить о них, они тут как тут. Страхи твои, как притаившиеся на дне тарантулы, - живучи и злы. Они ждут, пока ты снимешь крышку, чтобы взбежать по стенкам и отравить ядом.
   В кармане завибрировал телефон, возвращая из личного сумрака.
   Игорь? Сердце ёкнуло сладко и тревожно. Почему он звонит так поздно? Что-то случилось. Он обещал отмазать меня, но в то, что у него получится, я не верила. За свою короткую жизнь я усвоила, что счастье с небес не падает, и вместо того, чтобы рассчитывать на хороший финал, лучше готовиться к худшему. Так легче жить.
   - Да? - сердце отбивало сто двадцать ударов в минуту.
   - Привет, - сказал он.
   От его голоса по телу разлилось тепло. В прошлый раз я повесила трубку, перед тем нагрубив и сказав что-то про девиц, которые, как он сам признался, ходят к нему домой не для уборки. Потом мне было стыдно.
   - Привет, - ответила я и свернула на Большую Советскую, попав под ослепляющий свет фонаря.
   - Ты не спишь?
   - Ты звонишь в два часа ночи, спросить сплю я или нет?
   - Да, знаю. Сам себе удивляюсь.
   - Случилось что-то? - не может он просто так мне звонить. Желудок обрадовался подобной версии больше, чем подозрительный разум, и подскочил к горлу.
   На противоположной полосе тротуара цедили пиво два подростка. Я постаралась укрыться в тени дома. Считается, что девушка, гуляющая одна ночью - легкая добыча для воров, насильников и других низких личностей. Да, так оно и есть. Но в моем случае это правило не работает. Страшнее того, что происходит в моей душе и что покоиться в глубинах разума, они показать не смогут.
   - Должно что-то случиться, чтобы я позвонил? - за наездом пряталось уязвленное самолюбие.
   Парнишки заметили меня и, привстав с колен, принялись свистеть.
   - Конечно, должно. Может, ты влюбился в меня и хотел услышать мой голос перед сном? - у меня вспотели ладони, но назад свои слова я не забрала бы.
   Он закашлялся, подавившись то ли воздухом, то ли дымом.
   - А ты где? - спросил Игорь, восстановив дыхание.
   Идиоты... привязались как не во время!
   Соврать или сказать правду? А пускай думает что хочет, мнение о себе я уже вряд ли сумею испортить больше.
   - На Большой Советской, сон нагуливаю.
   Игорь замолчал.
   Пацаны обкурились или упились, раз решили, что составят мне хорошую компанию. Они пересекли проезжую часть и направились ко мне, как ловчие, растягивающие сеть пошире, чтобы поймать наверняка.
   - Так ты не одна... Почему сразу не сказала?
   - Почему? Я одна. А если бы и не одна, что это меняет? - добавила я. Опять подумает, что я настолько распущена, что в открытую пристаю.
   - Вдруг пристанет кто, не боишься?
   - Кроме тебя, пока никто не приставал, - ответила я.
   Он рассмеялся.
   - Я пока еще не приставал к тебе, - ответил он, и в его словах была та серьезность, которая идет рука об руку с намерением.
   - Самое время начать, - ответила я, уже не понимая, что несу.
   Пацаны снова свистнули. Я замедлила шаг. Убегают - жертвы, и тогда у подонков срабатывает инстинкт хищника. Я не хочу быть жертвой, лучше наоборот. Если получится.
   - Дащ, что происходит? Ты где?
   - Возле суда, свернула к Блонье.
   - Погоди, чувиха, разговор есть, - сказал парень ломающимся голосом. Черные, лишенные блеска волосы торчали хохолком, глаза подведены черным карандашом, а на кисти красные бусы. Подумав хорошенько, я выбрала второй вариант - он хочет обворовать меня, потому что сомневаюсь в его желаниях к слабому полу.
   - Отвали. Не видишь, разговариваю! - ответила я и повернулась к нему спиной. Интересно, опуститься он до того, чтобы напрыгнуть сзади? Черт, может, врежет по затылку, и смоется! Я села на корточки как раз вовремя. Над головой свистнула бутылка и, выскользнув из мальчишеской ладони, упала на вымощенную дорогу.
   - Промазал? Ну извини, бывает, - сказала я и встала на ноги.
   Бутылка докатилась до бордюра и затихла.
   - Давай сюда телефон, коза драная! - прикрикнул неформал. Глаза мне его не понравились: мутные, с застывшим в одной точке взглядом.
   - С каких это пор я драная? И телефон я вам не отдам.
   - Отдашь, куда денешься, - протянул он.
   - Пойдем, Саня... Может хрен с ней? - сказал более честный воришка.
   Неформал подобрал бутылку и подбросил её в воздух.
   - Лучше разбей горлышко, тогда еще порезать меня сможешь, - сказала я, отступив к витрине магазина.
   - Пойдем, она ненормальная, - повторил трусоватый воришка, словно маленький ребенок, которому осточертели прелести папиного гаража, и он хочет поскорее домой.
   Неформал прислушался к словам товарища и тоже начал сомневаться в моей адекватности.
   - Накурилась, курва?
   - Что ты меня все время оскорбляешь? То коза, то курва? Культуре речи тебя не учили в школе?
   - Да она издевается над нами! Думаешь, слабо?! - последняя фраза предназначалась мне. Неформал стукнул бутылку о пушку.
   - Вот черт! - повторил несколько раз пацан. Вместо того, чтобы оторваться горлу, бутылка раскололась в руке и осыпалась стеклом. Его ладонь наполнялась кровью, как дырявая лодка водой.
   Я не стала ждать пока они придут в себя и свернула в переулок, в котором можно забраться на кирпичную пристройку и дальше на крышу торгового дома.
   Сердце продолжало гулко стучать в груди. Не верилось, что я отделалась малой кровью, в буквальном смысле.
   Вскарабкавшись на пристройку, я перевела дух. И только сейчас вспомнила про телефон, который сжимала в руке. Секундомер продолжал накручивать секунды разговора.
   - Ты еще здесь? - я приложила телефон к уху, без особой надежды на ответ.
   Пацаны остались на освещенной яркими лампами и неоновыми вывесками улице, я же сидела в темноте и тишине, там, где можно было не опасаться, что меня застигнут врасплох.
   - С тобой все нормально? - он тяжело дышал.
   - Да.
   - Я тебя не вижу.
   - А ты где?
   - Около "Мелодии". Придурки эти малолетние смылись жалко...
   Я поднялась с корточек. "Мелодия" - магазин торгующий дисками и музыкальной аппаратурой, находился напротив того места, где произошла стычка.
   - Ты очень быстро добрался.
   - Я на машине, к тому же недалеко отсюда квартиру снимаю, забыла?
   - Ты не местный?
   - Угадала.
   - Откуда ты?
   - У меня сейчас связь обрубит, может, ты лично спросишь?
   - Уверен?
   - Уверен - приходи, - ответил Игорь сквозь смех и отключился.
   Я разрывалась от двух противоположных желаний: побежать к нему, сломя голову, или дворами улизнуть домой.
   Страшно было напороться на холодность и безразличие к себе. Мы с ним так долго играли чужие роли, говорили чужими словами, что теперь я и сама запуталась.
   Пока я прибывала в этом мучительном состоянии, ноги сами привели меня к Пушке.
   Игорь сидел на капоте желтой иномарки. Я спустилась по ступенькам и села на одну из них, обняв колени руками. На мне были старые поношенные джинсы и водолазка с длинным горлом - так уютнее, а сегодня мне хотелось защищенности.
   Заметив меня, он обернулся.
   - Ты сумасшедшая.
   - Не говори мне так - я ведь могу поверить.
   - Хорошо, не буду, - он опустился рядом со мной, прислонившись плечом к плечу.
   Я сглотнула и опустила голову.
   - Я сам из Новгорода, сюда отправили по распределению. Так и остался.
   - А родители, родственники?
   - Брат. Но я его редко вижу.
   - Работа, - закончила я за него мысль.
   - Да, она.
   Игорь уставился вдаль невидящим взглядом и замолчал, словно я разбередила старую рану.
   Я врезалась в него плечом и, заглянув в лицо, сказала:
   - А у тебя футболка наизнанку.
   Он обсмотрел себя и чертыхнулся.
   У него было хорошо сложенное тело, с упругим рельефом мышц, кожа загорелая, и кажется бархатистой. Но если провести по ней языком - уверена, гладкая, с чуть солоноватым привкусом. Он вытер скомканной футболкой лоб и уткнулся в неё лицом. Выжженные до белизны волоски встопорщились на его руках, соски напряглись.
   - Подсматриваешь?
   Я отстранилась от него.
   - Вот еще.
   Он улыбнулся хитрой улыбкой.
   - Я все видел, можешь не отнекиваться, - сказал Игорь, натягивая футболку.
   У меня сперло дыхание, и я отвернулась, чтобы скрыть негодование и немного придти в себя. Щеки предательски залил румянец.
   - Я все вижу - покраснела.
   - У меня аллергия на твой одеколон, и вообще, подумаешь! - сказала я, цепляясь взглядом за безликие витрины магазинов.
   - Ладно, смотри. Разрешаю.
   Он косился на меня с озорной беззастенчивостью и улыбался.
   - Вот еще! Очень надо! - не выдержав, я вскочила со ступенек и пошла прочь.
   - Эй, погоди, я же пошутил, - он нагнал меня и попытался ухватить за локоть. Я отдернула руку и, чтобы, наконец, избавиться от охватившей меня застенчивости, развернулась к нему лицом.
   - На этот раз прощаю, - сказала я и по-деловому скрестила руки на груди, - Можешь проводить меня, чтобы окончательно загладить свою вину.
   Летние ночи коварны. Они теплым уютным коконом обволакивают и успокаивают, опьяняя сладкими ароматами, помогая скрыть чувства и мысли под покровом темноты. И когда ты одурманен и счастлив, возвращают с небес осенним холодом приближающегося утра.
   Сегодняшняя ночь не стала исключением. Быстро посветлело и посвежело с ноткой сырости. Спящие дома окрасились нежным розовым светом, утро играло новыми красками на асфальте и затихших, досматривающих последние сны, деревьях. Пробуждались первые ранние птахи.
   Мы шли медленно, хотелось продлить очарование уходящей ночи, растянуть временное затишье перед падением города в хаос скорости, электричества, трубных выхлопов, пота и нервов.
   И почему хорошая компания делает время проведенное вместе столь быстротечным?
   Подъезд родного общежития встречал как всегда приветливо. Загаженная входная дверь болталась на верхней петле и вызывала ассоциации с вокзальной уборной.
   - Пора спать, - я отдала ему куртку, которую он предусмотрительно взял с собой.
   Он взглянул на меня из-под пушистых, на кончиках выцветших, ресниц. Свет восходящего солнца золотил ему лицо, шею и руки, высвечивая до белизны крошечные волоски, пуховые на лице и более грубые на руках. Он был таким милым и трогательным, в нем собралось столько обаяния и сексуальности, что стиснуло в груди.
   - Иди, раз пора.
   Я замерла в проходе. Спросить или нет? Лучше спросить, чем мучиться в сомнениях.
   Игорь скрестил руки на груди, не торопясь уходить.
   - Я сейчас спрошу, а ты обещай, что ответишь честно.
   - Я постараюсь, - ответил он после некоторой заминки.
   Я смотрела ему в глаза, чтобы запомнить их выражение, и, прокручивая потом разговор, точно знать насколько он был со мной честен.
   - Тебе интересно со мной?
   Он отвел глаза, а потом снова посмотрел на меня. Мне все-таки удалось его смутить.
   - Даже очень. Ты довольна?
   Я кивнула. В горле образовался комок, перекрывающий дыхание и обжигающий глаза.
   - Тогда иди уже спать.
  

Глава 6. Лабораторные опыты

  
   Легко сказать тебе, Игорь: "иди спать". Сделать труднее. Звонок трезвонил и трезвонил, вкручиваясь вглубь мозга. А ведь мне, черт бы их побрал, почти удалось заснуть без снотворного. Наверняка, в двадцать восьмую. Сколько жильцов сменила эта комната - дурная репутация, как въевшийся кошачий запашок, преследовала её неотступно. Комната была вечным пристанищем для пьяниц, потаскушек и прочих шумных граждан, к которым приходили гости в любое время суток.
   Снова позвонили. Четыре раза, вот черт! Знаю я их уловки, двадцать восьмая не открывает, так начали доставать всех подряд. Сволочи! Нет, если б я могла спать при таком шуме, то пусть хоть обзвонятся, - на здоровье.
   После третьего "квартета", я отбросила покрывало, надела юбку, и, озлобленная, пошла выяснять отношения.
   Услышав мою шаркающую со сна поступь, за дверью притихли. Я провернула замок, открыла дверь, собираясь высказаться, но подавилась своими словами. Меня кинули на пол лицом вниз, скрутили руки за спиной и вдавили в спину колено.
   - Не рыпайся, а то придется пол испортить!
   К лицу приставили бездонный ствол пистолета. Одним глазом я смогла разглядеть черные берцы и камуфляж.
   Сердце глушило мысли, как динамит сонную рыбу.
   - Придурок, не дотрагивайся до неё, - говоривший сплюнул.
   С моей спины убрали колено - я смогла по-человечески вдохнуть. Острая боль в спине сменилась на тягучую, более терпимую.
   - Ну, ты, придурок, твою мать! Сказали же!
   Запястья обвили холодной сталью наручников и защелкнули.
   - Выходи. И без глупостей.
   Меня усадили в машину, скорей всего, микроавтобус и повезли, ничего не объясняя. Не считали нужным, видимо.
   - Если выкинешь фортель - я буду стрелять. Можешь мне поверить на слово, у меня приказ, - сказал мне тот самый "придурок" (судя по голосу), который еще недавно вдавливал мне колено в спину.
   Меня насторожил его - "фортель". Что конкретно я не должна делать по его разумению, и что мне остается в остатке? Если б я могла видеть его лицо, может, это внесло бы ясность. Мимика объясняет порой лучше слов.
   Когда машина, наконец, заглохла, мне приказали выйти. На голове моей был надет грязный, воняющий мочой, мешок. Пыль забивала нос и проникала в глотку, похуже, чем при укладке сена в пуню.
   Если я надеялась, что на улице станет легче дышать, то зря.
   Когда я откашливалась, железное дуло с удвоенным рвением буравило мне боковину. Каждый раз я внутренне замирала, ожидая выстрела. Шла я сама, в комнатных тапочках, периодически спотыкаясь и сдерживая слезы, которые готовы были потечь из глаз.
   - Стой! - сказал командир "придурка".
   Я остановилась.
   Сбоку раздался писк, похожий на домофонный.
   - Может, перепутали?
   - Че-го?
   - Ну, вы уверены, что это ОНА? Может, промашка вышла?
   - На чьих плечах майорские погоны? Думай, прежде балакать.
   Допытывавшийся вздохнул и замолк.
   - Тебя как звать, прелесть моя? - голос был властный и грубый.
   Я бы отдала пять лет жизни за возможность плюнуть ему в лицо.
   - Молчит? Сейчас заговорит, как миленькая. Ты все документы собрал?
   - Вплоть до детских карточек, - говоривший хохотнул.
   Меня ввели в гулкое, холодное, если учесть спуск по лестнице, то подвальное помещение, и сняли мешок. Подвал был заделан под лабораторию, со всем полагающимся оборудованием.
   За столом, расставив локти и сцепив пальцы, сидел средних лет мужчина, в деловом костюме. Он будто бы только и делал, что ждал моего появления. Выражение лица его было жестким. Он щурился, словно прицениваясь как лучше пытать жертву, и кусал внутреннюю поверхность щеки, отчего подбородок его пританцовывал, а губы складывались трубочкой.
   - Меня зовут - Кирилл Аркадьевич. Я задам Вам несколько вопросов. От Вашей открытости будет зависеть, сможем ли мы подружиться.
   Я сжала челюсть.
   - Приходилось ли Вам бывать за пределами России?
   - Нет.
   Он всмотрелся в мое лицо внимательнее. Успокоившись, он продолжил.
   - Приходилось ли Вам нарушать закон?
   Я растерялась. Пару раз меня штрафовали за переход в неположенном месте. Да каждый, в какой-то степени, нарушал закон, и он это знает.
   - Нет.
   - Вы меня не обманываете?
   - Нет. В смысле, правду говорю, - я заморгала.
   - Какую правду? Собак любите?
   - Да.
   - Так какую правду?
   - А что их много?
   - А, по-вашему?
   Я вздохнула и оглянулась по сторонам. По бокам от моего допрашивающего стояли двое с автоматами и в черных масках. Сзади, у дверей, трое или четверо. Дышат мне прямо в затылок.
   - У каждого своя правда: у Вас своя, у меня своя. Для меня, моя правда одна.
   - Что Вы делали сегодня с двенадцати до четырех ночи?
   - Гуляла.
   - С кем? Кто он Вам? Как долго вы знакомы?
   Я усмехнулась.
   - Отвечайте быстро!
   - Никто.
   - Отказываетесь сотрудничать.
   - Какая разница, кто он мне?
   - Любовник?
   - Нет.
   - Покровитель?
   - Знакомый!
   - Фамилия, имя.
   - Зовут Игорь. Зачем мне его фамилия?
   - У власти трусы и мошенники?
   Я заморгала.
   - Вы сами это сказали.
   - Кто Вам дал право так думать?
   - Может, Бог?
   - Какой Бог? - барьер, которым он себя огородил, дал трещину. Он не уловил связи и растерялся.
   - Тот самый.
   - Ваши политические взгляды.
   - У меня их нет.
   Он опустил глаза, задумавшись. Я перевела дыхание.
   - То есть Вам все равно кто у власти? Коммунисты, демократы или цари?
   - Думаю, при любой власти можно жить.
   - Серьезно? То есть твоего отца или деда будут расстреливать, а тебе без разницы, как жила, так и будешь жить?
   Морщины ярче обозначились на его смугловатом лице. Мне казалось ему около сорока, но теперь я дала бы ему пятьдесят, а то и больше.
   - Причем здесь это?
   - Притом. Ты же не в лесу живешь, вокруг тебя люди. Нужно иметь свои личные взгляды на власть.
   Я задумалась. Может быть. Но когда изо дня в день ты борешься со своими внутренними демонами (страхами), преодолеваешь слабость, то какая разница кто у руля? У нас все равно разные пункты прибытия.
   - Принимаешь на дому? - спросил он.
   - Нет.
   - Скрываешься?
   Я не сдержалась. Нахмурилась и опустила глаза.
   - От кого мне скрываться?
   - Отвечай прямо!
   Я молчала, все также смотря в пол.
   - Соседи не в курсе, а ведь ты живешь в общежитии. Знакомые, наверняка, тоже ничего не знают о твоих талантах. А родители? Отвечай.
   - В общих чертах.
   - Вот они удивятся, да?
   - Что я, должна ходить с табличкой? Это мое личное дело, и ни кого не касается!
   - Еще как касается, таких нужно изолировать от общества - это, по меньшей мере.
   Я задохнулась от возмущения.
   - По-вашему получается, что всех, кто как-либо отличается от общей массы, нужно изолировать?..
   - Нет, потенциально опасных, - он перебил меня.
   - А вы не думали, что на тех, кто отличается, не преступников! держится мир? Они - ученые, выдающиеся умы, художники, писатели - именно они цвет нации, и всего человечества. А не серая масса!
   Он хотел возразить, но я продолжила.
   - Колдуны, маги, - тоже, в своем роде, более высшая каста. Они видят больше, знают больше. Другое дело, как они используют свои способности! И только за то, что я умею больше, чем вы, меня изолировать?!
   - Кто возьмется судить, в каких целях вы используете свои умения? Бог? - он усмехнулся.
   Я напряглась, вслушиваясь в то, что он мне готовился досказать.
   - А может, все-таки людям доверить? Они хоть и серая масса, но тоже кое-что могут.
   У него потек пот со лба, а тонкий сложенный прямой линией рот перекосило.
   - Андрей, ты можешь приступать - я закончил. Всё, что тебе понадобится - на столе. - Он достал платок и вытер лицо. - Не стесняйся, и если что, то Семен Аркадьевич будет за дверью.
   Последней фразой в споре он меня окончательно раздавил. Я совсем не это имела в виду. Паразитировать над более слабыми - это низко и подло. Мысль моя заключалась совсем в другом, и он это понял.
   Из затемненной подсобки вышел парень в белом халате. Он косил одним глазом, и видно очень волновался от оказанной ему чести.
   Люди не могут не выделяться. Неизбежно из общей массы появляется один или два с качественно иными генами - это закон природы. В семействе белых кроликов может родиться черный - известный факт. Все это естественно. Если брать не физиологические отличия, а интеллектуальные, то именно за счет таких вот черных кроликов "крутиться" Земля. Именно ученые, художники и т.д. толкают развитие вперед, привносят новое, полезное или не очень, именно они задают направление. Так что вопрос о необходимости "цвета нации" может быть снят.
   С необходимостью магов, колдунов, экстрасенсов, тут как не назови, - сложнее. Ведь художники, ученые, писатели - творцы, но больше в области материальной. А с духовной каждый разбирается наедине.
  

***

  
   После серии анализов, томограммы, РГН, узи, меня перевели на второй этаж в специальную оборудованную под допрос комнату. В наручниках и под дулом пистолета.
   За хорошее поведение мне дали умыться. Но на этом их доброта иссякла. Куча малоприятных вопросов, психологических тестов, логических задач, которые я должна была решать под неусыпным контролем Беленького Андрея Павловича. Когда я начинала себя ловить на мысли, что вот-вот сломаюсь, он упрощал задачу или делал короткий перерыв, и мне становилось легче. В том, что он давал мне отдых продуманно, я сомневаюсь.
   В драгоценные минуты перерыва, этот фашист делился со мной планами на будущее и пытался делать выводы из своих опытов. Он планировал написать диссертацию и обнародовать свои исследования. Но не ради наград или премий, а ради блага человечества. Он спал и видел себя молодым профессором, светочем в биологии, с собственной кафедрой, толпой красивых поклонниц и приличной зарплатой.
   А пока, он пытался расшифровать результаты моих анализов, втирал мне про особые волны исходящие из моего головного мозга, которые позволяют мне воспринимать реальность шестым, а может даже седьмым чувством, - в чем он еще не определился; потел, глядя на мою просвечивающуюся под футболкой грудь, и отводил глаза, понимая, что я заметила куда он смотрит.
   Каждые полчаса в кабинет заглядывал лысый дядька с кривым носом. У него было каменное, лишенное чувств лицо. Он поднимал брови вверх, отчего физиономия растягивалась, как резиновая маска, и получив "спасибо, все нормально, Семен Аркадьевич", уходил.
   В который раз фашист собрал в стопку листы и постучал ими о стол, сбивая листок к листу.
   Я была прикована ремнями к креслу, но руки были свободны, хоть и обмотаны проводками на присосках и обвешаны металлическими прищепками. Я уронила голову в ладони. Ни видеть его, ни отвечать на его вопросы сил не осталось.
   - Со скольки сантиметров от предмета вы читаете с него информацию?
   Кажется, этот кретин пошел по второму кругу.
   - С пятисот.
   Зашуршали бумаги.
   - Погодите, вы же говорили с пяти-семи?
   - Угу, - я кивнула.
   - Так. В чем дело? Что за дурацкие шуточки?!
   Я показала ему средний палец.
   - Да как вы смеете?!
   Я практически видела как он поправил очки указательным пальцем, также как кролик в мультике про Винни-Пуха. Что он делал каждый раз, когда хотел вернуть себе попранное достоинство.
   В кабинет кто-то вошел.
   - Капитан Астафьев. Мне поручено забрать Осипову.
   Знакомый голос...
   - Куда забрать? - голос кандидата биологических наук взлетел, как у маленькой задиристой собачонки.
   Я подняла глаза на вошедшего.
   Передо мной стоял Игорь во всей красе, с раскрытой "корочкой" и взглядом-сверлом. Когда меня выводили в наручниках, первое что я хотела сделать - дать ему по физиономии. С радостью сделаю это, если будет возможность.
   - Куда надо. Тебя это не касается.
   Убрав удостоверение в карман, он зашел мне в тыл и, стягивая ремни на моей талии и под грудью, принялся их отвязывать.
   - Как не касается? Да вы что! Да как вы смеете?! Идет секретная процедура и у меня есть документ, разрешение... - Беленький аж привстал со стула.
   - Остынь, профессор, - Игорь справился с ремнями и двинулся на него. Они были одного роста, но новоявленный спаситель человечества все равно смотрелся жалким заморышем, да, наверное, и чувствовал себя также.
   - Осипова сейчас уходит со мной, а ты можешь подтереться своей бумажкой!
   Беленький задохнулся от возмущения. Его лицо стало на глазах наливаться сочным помидорным цветом.
   - Я не позволю так с собой разговаривать! Я буду жаловаться...
   Игорь положил ему ладони на плечи и опустил на стул.
   - Сиди и не рыпайся, папаша твой в курсе.
   В подтверждение собственных слов, Игорь взял со стола "разрешение", скомкал его и запихнул Беленькому в кармашек на груди.
   - Понял, нет?
   Беленький прижал листы к груди.
   - Нет, не отдам! - его голос приблизился к полузадушенному.
   Его пронырливые шкодливые глазки бегали из стороны в сторону.
   Сколько он из меня крови попил! Я оторвала от себя все прищепки и проводки, одним махом обошла стол и выхватила листы.
   - Что она делает?! Я буду жаловаться! - крикнул он, отскочив от меня подальше.
   - Заткнись! - я принялась рвать исписанную бумагу на мелкие кусочки и выкидывать в мусорку.
   - Остановите её! Я ж целый день... Как же так?! - ботаник бегал вокруг меня, но дотронуться не смел, что меня только злило.
   Я взяла пластиковую бутылку воды и обернула на листы, чтоб чернила расплылись.
   Игорь перехватил мою руку, вырвал из неё бутылку и повел к двери.
   - У меня мало времени, - сказал он и крепче сжал мой локоть.
   Коридор был пуст. Тишина и спокойствие, если не считать странного мычания за соседней дверью и глухого постукивания.
   - Нам нужно убраться поскорее, пока они не опомнились, - сказал Игорь. Он ослабил хватку и повел меня вдоль коридора.
   Мы практически бежали, снижая темп при встрече с сотрудниками, некоторые из которых кивали Игорю и протягивали руку. При виде меня их глаза наполнялись недоумением, они то хмурились, то морщились. Если бы не мои махровые тапочки, то розовую майку с бабочками и короткую, домашнего вида юбку можно было списать на возраст. Тапочки не просто раздражали, они притягивали внимание на себя, словно красная тряпка в руках тореадора.
   - Она со мной, - сказал Игорь охраннику и показал корочку. Красная корочка с золотым гербом снаружи и гербовой печатью внутри усыпляет бдительность и открывает многие двери. Вот и теперь. Охранник кивнул и пожелал Игорю удачи.
   Мы прошли через темный затхлый коридор и, словно по мановению волшебной палочки, очутились в прекрасном летнем дне.
   На фоне безоблачного синего неба улыбалось желтое солнце и, отражаясь от лобовых стекол машин, било по глазам. Вокруг всё пело и плясало, восхваляя жизнь и свободу.
   Я вдохнула побольше кислорода, который после душного кабинета показался необычайно вкусным, наполненным множеством дурманящих запахов и легкой арбузной свежестью.
   - Пошли быстрее, пока они не сообразили что к чему, - Игорь схватил меня за кисть, видимо, чтоб не вырвалась, и потянул к желтой иномарке.
   - Может, хватит меня таскать?! Вся рука уже болит! - я тряхнула его рукой что было мочи. Но проще избавиться от стальной удавки.
   На разделительной полосе он остановился и подхватил меня на руки.
   - Так лучше?
   - Нет! Не лучше! - я пыталась натянуть подол юбки так, чтобы он закрывал мне попу.
   - Да, ты права... - сказал он и перебросил меня на плечо, руками обхватив бедра. От него пахло чем-то мужским и приятным. Я ощущала его тело каждой клеточкой и эта сладкая мучительная слабость злила еще больше.
   Машину он бросил открытой, без сигнализации.
   - Садись. - Он распахнул дверцу и, если бы я чуть замешкалалась, впихнул бы меня насильно.
   - А что, у чекистов машины не воруют? - спросила я, когда он сел в машину.
   По его лицу прошла тень.
   - От чекистов далеко не убежишь, - ответил он и вывернул руль.
   Значит, он все-таки работает в ФСБ. На какие структуры тогда работает Беленький? Сговорились они что ли? Всем скопом!
  

***

  
   Не так много времени прошло с тех пор, как ФСБ было ВЧК, потом НКВД, а позже КГБ, - все из перечисленных аббревиатур в свое время внушали ужас и отвращение. Так уж повелось. ФСБ звучит, конечно, менее грозно, но подтачивает ощущение того, что всё может измениться, помня былые заслуги этого органа.
   Я обняла себя за плечи и прислонилась к дверце.
   Машина мчалась, обгоняя нерасторопных, нарушая правила движения. Мы два раза пролетели практически на красный, и встали в длинной веренице машин.
   Надо бежать. Но куда?!
   - Куда ты меня везешь?
   Машины стоят - я могу открыть дверь и убежать. Знаю, что глупо и он догонит в два счета. Но попытка - не пытка. Что я теряю?
   - В штаб.
   - В штаб? - надо бежать к девятиэтажке, потом дворами...
   - Да, местная лубянка. Ты же так думаешь про нас.
   - Именно так я и думаю! - я посмотрела ему в лицо со всей накопившейся злостью.
   Он усмехнулся и открыл окно на всю. В руке он держал пачку сигарет.
   - Чтобы я не сказал, ты будешь все воспринимать в штыки?
   Я не верила своим ушам. Он имеет наглость упрекать меня? Из груди, как пена из бутылки, вырвался смех.
   Он опустил голову на костяшки рук, обхватывающих руль, и застыл.
   - Я не знал, что гебисты готовят захват.
   - Для меня это тоже стало сюрпризом, - я отвернулась, уставившись в окно.
   - Прости...
   Простить, что бросил, оставил одну? Не пришел раньше? Или, вообще, за то, что влез вместе со своим ФСБ в мою жизнь?! Я оглянулась на него. В его уставших воспаленных глазах стояло сожаление и чувство вины.
   - Прощаю, - ответила я.
   Установилось молчание, липкое и тяжелое, будто мы разругались в пух и прах. Может, я должна была сказать, что он не причем, упасть ему в ноги и взахлеб благодарить за спасение?.. Я продолжала сидеть, дергая большими пальцами на ногах.
   Машина, стоящая за нами истошно засигналила. Я вздрогнула. Водитель давил на семафор с тупой холодной злостью. Видимо, у него тоже выдался хреновый денек.
   Игорь чертыхнулся и дал газу. Оказывается, горел "зеленый". Между нами и потоком машин, что ушли вперед, успела образоваться дыра.
   Движение снова замерло. Мы притормозили за шустрым фордом, который вклинился перед нами с соседней полосы.
   Я откинулась на кресло и отвернулась к окну.
   - Что со мной будет? Снова тесты? - если заменить "тесты" пытками, смысл останется тем же.
   - Нет, ничего этого не будет. Я обещаю тебе.
   Да, убегать из машины - не выход. Без денег я далеко не убегу.
   - Может, еще не поздно купить билеты в Африку? Ты мне поможешь? - я затаила дыхание.
   - Если только вместе полетим.
   Я повернулась к нему. Подобное сумасбродство не заслуживает поощрения, иначе оно может принять непозволительные формы и захватить всё воображение и мысли.
   Он смотрел на светофор, ожидая "зеленого".
   - Я серьезно.
   - Я тоже. Загвоздка в том, что билеты до Африки стоят немало и сразу такую сумму не собрать. Кроме того, нужны визы и загранпаспорт, которого у тебя нет, - он достал сигарету из солнцезащитного козырька над головой.
   Происходящее со мной переставало казаться кошмаром, а превращалось в бред обкуренного коноплей.
   - Ты готов всё бросить и улететь со мной в Африку?
   - Сам себе удивляюсь.
   Игорь закурил.
   Я очутилась в полной прострации. Назойливой мухой кружила мысль "Не может быть. Не может быть...".
   - Опеку над тобой передали в мое Управление. Официальное распоряжение придет к вечеру или завтра утром, а пока тебе нужно где-то переждать.
   Слова Игоря вернули меня на землю.
   - Они могут снова меня забрать? - я помахала рукой, пытаясь выгнать из салона дым.
   - Пока нет бумажки - да.
   Замигал желтый свет. Игорь выкинул сигарету в окно и переключил скорость.
   Значит, если бы Игорь не забрал меня, то я сидела бы до завтрашнего утра, а то и дольше, в компании дотошного Беленького.
   Он делает для меня больше, чем положено по должностным обязанностям, а я, как дохлая скумбрия, даже спасибо выдавить не могу.
   - Как придет распоряжение, тогда все и прояснится.
   - А сейчас куда?
   На часах полвторого, а у меня с вечера крошки во рту не было. Живот предательски заурчал.
   - Есть тут одно место, где нас не должны искать.
   Мы ехали из города по прямой, не сворачивая. Я уж было подумала в другой город. Но нет. Он повернул налево, на узкую дорогу, покрытую ровным слоем свежего асфальта.
   Этот район я не знаю. По обе стороны дороги тянулись дачные домики с огородами. Неужели здесь находится ФСБ? Проехав мимо складов, мы остановились около нового двухэтажного здания с решетками на окнах и огромной спутниковой антенной на крыше. Рядом с дверью висела табличка. "Адвокатская контора" прием с 9.00 до 18.00, перерыв с 13.00 до 14.00. Выходной - суббота, воскресение.
   Игорь вытащил ключи из коробки зажигания, снял с себя пиджак. На груди у него крепилась кобура. Очень ладно крепилась, второй кожей...
   Он заметил, что я рассматриваю его, и растянул рот в улыбке. Не дожидаясь подтруниваний, я дернула за ручку и вылезла вон.
   - Надеюсь, ты умеешь хранить секреты? - он вылез следом за мной и положил руки на крышу.
   - Смотря какие, - я прищурилась от яркого солнца, тем самым пытаясь скрыть улыбку, которая растекалась вместе с жаром по моим щекам.
   - До завтрашнего утра ты должна быть на конспиративной квартире. Там нет телевизора и воняет мышами. Поэтому, когда тебя спросят, как ты провела время - ври убедительно, - Игорь улыбался и думал не о том, что говорил.
   Я захлопнула дверь.
   - Можешь не сомневаться. Еще будете доплачивать за неудобства и клопов.
   - Договорились, - он закрыл двери на внутренний замок. - Но, по-моему, клопов там нет.
   Сменив машину, в целях конспирации, он повез меня в кафе.
  

***

  
   Кафе было тихим, и я бы добавила милым. Затерянное в пушистом орешнике, оно располагалось вдалеке от шоссе и пыли, на чистом воздухе. Излюбленное место дальнобойщиков, оказывается.
   От посетителей, обедающих в основном зале, столик был огорожен декоративной стеной, увитой живым плющом. С заднего двора тянуло шашлыками, доносился деловитый водительский разговор.
   Мы успели наесться до отвала, и когда зазвонил мобильный, звонок больше заинтересовал, чем вызвал раздражение.
   - Игорь, у тебя все нормально?
   Звонивший говорил настолько громко, что я слышала через стол вплоть до единого слова.
   - Пока да.
   - Брось свои шуточки! Ты девочку отвез?
   - Конечно. Что мне еще с ней делать? - соврал Игорь без малейшего угрызения совести, улыбнулся мне и посмотрел на мою грудь.
   - Хорошо. Пришло распоряжение - так что завтра к восьми привезешь её ко мне.
   - Будет исполнено.
   - Да, сам, естественно, тоже чтоб был, а то знаю я вас.
   - Зря вы уточнили, Вальдемар Антонович.
   - К тебе, вообще, будет отдельный разговор, - в голосе послышалась угроза.
   - По поводу?
   - А то ты не знаешь?
   - Так с ходу не припомню что-то...
   - Завтра вспомнишь - не телефонный разговор! - крикнул звонивший и отключился.
   К подъезду родного общежития Игорь привез меня под вечер. На конспиративной квартире он настаивать не стал, тем более на руках Управления - официальное распоряжение. Бумажка, которая решает мою судьбу.
   Его шестерка с ржавым крылом не привлекала внимание и не вызывала зависти. Что само по себе хорошо с моими любопытными соседями.
   - Здравствуй, Дашенька! - крикнула мне с балкона тетя Зоя, соседка с третьего этажа по прозвищу Си-Эн-Эн. Она любила всё обо всех знать и обсуждать чужие секреты. У неё была прическа, как у Мэрилин Монро, но весила она килограмм на пятьдесят больше.
   - Здравствуйте, - ответила я и захлопнула дверцу.
   Она разрывалась от любопытства. Её глаза выискивали всё, что могло без лишних вопросов дать ответ на произошедшее утром.
   Си-Эн-Эн торговала самогонкой и выкупила целый блок из четырех комнат и большого коридора, чтобы без проблем обеспечивать клиентов свежим наваром. Какое мне дело, скажут многие, - торгует человек самогонкой, зарабатывает себе на жизнь? Кроме морального разложения всего дома и окрестностей - других претензий бы не было. Но как назло, она осуществляет свою деятельность надо мной. Шаги, хлопанье дверьми - все слышно, а сплю я чутко.
   - Не волнуйтесь, я посторожу вашу машину. Сын ушел в магазин, а я караулю вот, - она показала на серебристую ауди, - заодно и вашу посмотрю.
   - На нее вряд ли кто позарится, - сказала я.
   Си-Эн-Эн басовито рассмеялась.
   - Попрошу без оскорблений, - сказал Игорь и поправил черные солнечные очки.
   - Ой, а вы новый Дашин ухажер? - спросила Си-Эн-Эн.
   Как у некоторых получается - убить двух зайцев одним выстрелом: и подгадить и новости выведать? Игорь решит теперь, что у меня ухажеров, как у сучки во время свадьбы.
   - Да. Новейший, - ответил Игорь и распахнул полу пиджака, чтобы тетке был виден пистолет. - Так что если будут приходить другие, вы запоминайте их или еще лучше записывайте. Потом доложите.
   Си-Эн-Эн кивнула, поджав губы. Она восприняла слова Игоря буквально, и я даже представлять не хочу, какой размах получит утренняя сплетня с арестом.
   - Ты мне так соседей заиками сделаешь, - сказала я и направилась к подъезду.
   Грязная, местами сколотая лестница, голое железо перил с торчащими гвоздями и размалеванные маркером стены с облупившейся краской. Хотелось Игорю закрыть глаза, чтобы он не видел, в каких условиях я живу. Хотя если вспомнить, что в подобных условиях живут многие в нашей стране, конкретно в моем общежитии нет ничего особенного. Несвоевременной порыв малодушной стыдливости пришлось задушить на корню.
   К тому же, это был мой личный выбор, чем гордится, как и жалеть, сейчас глупо.
   Моя душа жаждала одиночества и свободы. Лет с шестнадцати я добилась отдельного проживания, чтобы можно было ставить эксперименты над своими способностями, не опасаясь, что кто-нибудь войдет в мою комнату и увидит, что я лежу на полу в окружении зажженных свечей. Или что у меня от магического тока, который я могла стянуть к себе просто в колоссальных объемах, шевелятся занавески, а техника искрит и порой сгорает.
   Наверное, это меня и сгубило. Излишняя свобода. Рядом не было стоп-крана в виде мнения родителей, их присутствия и страха быть разоблаченной, чтобы остановиться в нужный момент.
   - Какие информативные у тебя соседи, - слова Игоря эхом разлетались по корпусу.
   - Да, теперь ты знаешь к кому обращаться за свежими сплетнями.
   - А сплетни свежие?
   Игорь медленно снял очки и положил их в карман пиджака.
   - В смысле?
   Он пожал плечами, мол, тебе виднее в каком смысле, но на взгляд не ответил.
   О чем он? Я достала ключи из кармана, но дверь оказалась не заперта.
   Вот черт! Лерка, моя взбалмошная соседка, опять забыла закрыть дверь.
   - Я зайду первый. Если что - беги к машине, - сказал он и убрал мою руку в сторону. Он задержал на мне взгляд, убедиться, что я серьезно приняла ситуацию, и вошел внутрь. В руке у него был пистолет.
   Я замерла, прислушиваясь к звукам за дверью. Во дворе кричали дети, отвлекая от происходящего за дверью. Сердце моё застучало тяжелее. За дверью послышался женский голос. Я выдохнула. Значит, соседи мои дома и никто ко мне в комнату не вламывался.
   Я открыла дверь. Игорь шел мне на встречу. В коридоре стоял сумрак - лампочка перегорела с месяц назад, а новую купить никто не сподобится. Лицо Игоря оставалось в тени, пока он не оказался передо мной.
   - При таких соседях я могу не волноваться за твою безопасность, - он вышел ко мне в рекреацию и прикрыл дверь. Он сохранял серьезный вид, только глаза выдавали.
   - Да, - я улыбнулась и прислонилась спиной к двери.
   - Я заеду полвосьмого.
   Я не хотела, чтобы он уходил.
   - Тогда до встречи.
   Игорь протянул мне руку ладонью вверх, как в старые времена, когда на прощанье девушкам целовали руки, если они это позволяли. Стало жарко. Дрожью по тыльной стороне рук, по чувствительной коже пробежало предвкушение, и сладкой пьянящей волной расползлось в груди. Я оттолкнулась от двери и взяла его ладонь, горячую и влажную в центре. Продолжая смотреть мне в глаза, он прикоснулся к моим губам, сначала осторожно, практически не осязаемо, но постепенно его движения налились силой и страстью.
   Я таяла, как снег, по капле, меня становилось все меньше и меньше...
   Сердце стучало у основания горла, словно пытаясь выскочить из меня - я ничего не могла с ним поделать. Его бешеный пульс вдалбливался в мое запястье, которое он скрутил, пытаясь привлечь меня еще ближе к себе.
   За дверью послышалась тяжелая поступь бабы Вали. Я распахнула глаза и оттащила Игоря в сторону.
   - Даша, с тобой все в порядке? - баб Валя обсмотрела Игоря, а потом меня сверху-вниз, взглядом от которого холодеет в груди.
   Я попыталась дышать нормально. Такое впечатление, что бежала стометровку на время.
   - Да, все нормально, - ответила я, желая одного - чтоб она поскорей ушла.
   - Если что - я на кухне, - сказала она и закрыла дверь.
   Я выдохнула и прислонилась к стене спиной - из груди вырвался смех. И почему я чувствую себя преступницей? блудницей вавилонской? Грудь Игоря вздымалась тоже высоко и резко. Он по-прежнему держал мою руку в своей. Мне хотелось почувствовать его настроение, увидеть его лицо, но мои глаза обжигало, и я опускала их в пол.
   - Грозная женщина, - сказал Игорь и тоже прислонился к стене плечом для опоры. Его лицо было слишком близко, так что дыхание касалось моих губ и проникало на язык.
   - Да...
   Он улыбнулся и на его лице появилось опять задиристое, полное коварной прозорливости выражение.
   Я опустила глаза.
   - До завтра.
   - До завтра, - сказал он и коснулся моих губ.
   Мне не хотелось его отпускать, так сильно, словно от того останется он или уйдет, зависела моя судьба. Но пришлось. Он разжал пальцы, и я вытянула свою ладонь, которая стала влажной.
   На негнущихся ногах я дошла до комнаты и закрылась на замок.
   За окном заурчал мотор. Я подбежала к окну и через тюль смотрела, как он уезжал, а сердце щемило в груди, хотелось прыгать и кричать, совершить какую-нибудь глупость и умереть.
  

Глава 7. Визит в Управление ФСБ

   Мне снился опять тот же сон. Я ехала в машине по ночному городу и радовалась свободе, попутно удивляясь, зачем вообще ходить пешком, если есть такое прекрасное средство передвижения, как автомобиль. Но я знала, что радость и удивление будут недолгими, поэтому как можно сильнее заглушала подступающие ощущения страха и безнадежности. Но зря, они опять нашли меня. Облепив машину со всех сторон, хранители начали её сдавливать руками, ногами, отчего металл заскрежетал и стал проминаться. Я вся сжалась, вдавливая в пол педаль газа, очень надеясь, что они отстанут, но наоборот, хранители удвоили нажим. Машина стала уменьшаться, сжиматься под давлением со всех сторон. Лобовое стекло треснуло и одновременно с ним вылетели другие стекла, забрызгивая меня острыми осколками, ослепляя болью, от которой я и проснулась.
   За плотными шторами брезжил серый рассвет. Я лежала, смотря в потолок и пытаясь отдышаться, и выкинуть кошмар из головы. Ощущение сдавленности начало потихоньку отпускать, а пульс приходить в норму.
   Дурацкие изматывающие кошмары беспокоили, но не часто. И забывались довольно быстро. Настоящим хранителям мира, вряд ли есть до меня дело. Но подсознание помнит, что их следует остерегаться, после того, что я натворила, вот и подсовывает мне картины возможного возмездия.
   Я посмотрела на телефон - пятнадцать минут седьмого - через пятнадцать минут зазвенит будильник. Можно было еще поспать, но вряд ли получится. Да и не хочется. Велика вероятность вернуться в тот же кошмар.
   Сегодня мне предстоит встреча с Минским. Надо ли говорить, что это вызывает самые неприятные эмоции?
   Мы подъехали к "Адвокатской конторе" без пятнадцати восемь. Время в дороге пролетело незаметно, и слишком быстро. Я молчала, делая вид, что меня очень интересует пейзаж за окном, хотя даже не помню где мы ехали. Когда машина заглохла, и я поняла что пора выходить, ноги будто окаменели, а живот как всегда, когда я волнуюсь, скрутился в тугой клубок.
   Здание производило отталкивающее впечатление. Весь его вид нашептывал: здесь работают серьезные ответственные люди и за работу они берут приличные деньги, которых у меня не может быть по определению. Вокруг здания чугунная ограда с кирпичными столбами, ухоженный зеленый газон и клумбы в маргаритках. Мы прошли до крыльца конторы и свернули на газон.
   - Даша, ты слышишь, что я говорю?
   - Что? - я сфокусировала взгляд на Игоре. Он остановился и посмотрел на мои руки. Сумку я оставила в машине и, чтобы себя занять, стягивала рукава трикотажного болеро ближе к пальцам. Даже для никудышного психолога я, как открытая книга, в которой читай-не-хочу. Умом я понимаю, но куда руки-то деть?!
   - Я говорю, по газону ходить нельзя, - он показал на табличку, которую можно было увидеть только в том случае, если по этому самому газону пройти.
   Я усмехнулась.
   - Для вас что ли повесили?
   Он смотрел на меня чересчур внимательно.
   - Ага, так что не повторяй за мной, - он улыбнулся, но глаза остались настороженными.
   - Дурной пример очень заразителен, между прочим.
   Игорь рассмеялся.
   - Ладно-ладно, только не выдавай меня.
   У адвокатов хватило краски только для трех стен, а четвертая, она же лицевая УФСБ, осталась обшарпанной и выцветшей. Вместо евро стояли облезлые деревянные рамы с глухими решетками. Вместо газона - луг в одуванчиках.
   На крыльце курили мужчины в костюмах и галстуках, но с дворовыми замашками. У двух на груди - табельное оружие. Кто-то присвистнул.
   - Я сражён! Уж не к нам ли такая красотка идет? - мне улыбался мужичок с пушистыми черными усами. Вылитый Бармалей, которого достали из крокодильей глотки. Маленького роста, широкий в плечах и с горящими бусинами глаз на добродушном лице.
   - К нам, куда же еще? - ответил Игорь и пожал руки мужчинам.
   - Очень хорошо. Эх!.. - Бармалей хорошенько растер ладони и, кидая развеселые взгляды, добавил, - Милости просим!
   Я улыбнулась, из вежливости.
   - Спасибо, лучше уж вы к нам.
   У мужичка брови взметнулись вверх.
   - Нам пора, пойдем, - Игорь подхватил меня под руку и втолкнул в дверной проем.
   Мы очутились в небольшом закутке, метр на метр, перед вращающейся стеклянной кабинкой. Слева за квадратным окошком сидел охранник. Проходная была отделана пластиком, отчего я мгновенно взмокла. Игорь просунул охраннику два пропуска, на себя и на меня. Тот их изучил, даже перевернул обратной стороной, и потребовал мой паспорт. Я достала паспорт и положила в выдвижной ящик под стеклом. Система похожа на банковскую. Только вместо замученной тети сидел недоверчивый хмурый тип. Приложив пропуск к считывателю, мы по очереди прошли через круглую кабинку.
   Коридор и расположение комнат очень напоминал "СОБЕЗ", ныне Департамент по социальному развитию. Только коричневые скамейки, оббитые дерматином, отсутствовали, а желтые стены, побелка на потолках, и сам дух казенного неуютного помещения - всё тоже.
   Кабинет начальника ФСБ находился на втором этаже за кожаной, похожей на матрас, дверью. Кроме двери, в интерьере не на чем было задержать взгляд: стандартная приемная с секретарем и жесткой лавкой для посетителей. Правда, секретарь - пожилая, упитанная женщина, кавказской национальности, что большая редкость.
   - Угощайтесь печеньем, - секретарша протянула плетеную тарелочку с шоколадными лепешками и рассмеялась тяжелым низким смехом, - еще моя прабабушка по этому рецепту пекла. Берите, берите!
   Игорь взял печенюшку, повертел в руке, бросил на меня отчаянный взгляд и надкусил.
   Я сделала вид, что рассматриваю грамоты, висящие на стене, коих было три. Из кабинета доносился грубый мужской голос.
   - Вальдемар Антонович вас сейчас примет, - сказала она специально для меня, - Игорь, угости девочку. Бери, бери! Своих детей я отправляла домой, если они приходили на урок в таком изможденном виде.
   - Спасибо, Зульфия Шайхзамановна. Даша, это тебе, - он протянул мне печенюшку и со злорадством добавил, - ты, наверное, не завтракала?
   - Я очень плотно поела, так что... - я попыталась отпихнуть руку Игоря с печеньем. От одной мысли о еде, да еще о сладостях, к горлу подступала тошнота. Утром я смогла выпить чай - всё, на что я была способна в это утро.
   - Когда угощают - нельзя отказываться. Куда твои родители смотрят?
   Она уперла руки в бока. Пришлось взять это дурацкое печенье, чтобы потом незаметно выкинуть в корзину для мусора.
   В приемную вошел круглолицый упитанный мужичок в форме, в должности младшего лейтенанта.
   Он прошел, поздоровался с Игорем, и, бросив короткий фотографирующий взгляд на меня, облокотился на барьер. Давешний знакомый по кафе, верный муж и любитель женской компании.
   - С тобой? - спросил он.
   Он немного заикался, и чтобы скрыть это говорил резко, обрезая слова. К тому же, ежеминутно горбился, чтобы казаться массивнее.
   Я скрестила руки на груди.
   - Познакомься, Даш, это мой товарищ и даже вроде бы напарник. Николай. Учитывая, что Игорь стал начальником антитеррористического отдела, то напарником Лешко был скорее бывшим. Лешко пробежался по мне быстрым ищущим взглядом и поджал губы.
   - Мы уже знакомы, - сказала я и отвернулась к грамотам.
   Установилась неловкая тишина, но какая мне разница?
   - Где ты был вчера? Договорились же, - сказал бывший напарник, понизив голос.
   - Были дела. Не смог, - ответил Игорь, и посмотрел на собственные ботинки.
   Николай хотел что-то ответить, но, заметив, что я смотрю, промолчал. Уголок его рта дернулся от досады.
   Дверь в кабинет начальника УФСБ со вздохом распахнулась.
   - Всем доброе утро! Что с лицами? - спросил раскатистым басом крупный, пожилой мужчина, с добрым, располагающим к себе лицом. Рукава его рубашки были подвернуты до локтей. Он был похож на главного сельского инженера или завхоза небольшого предприятия, но никак не на главу Управления федеральной службы безопасности.
   - Даша? - он удивился, хотя и ждал меня. - Очень рад тебя видеть, проходите в мой кабинет, - он отступил и повел рукой.
   Я опустила руки вниз и зашла.
   - Лешко, сходи за Рукошенко и Муравьевым, - Вальдемар Антонович сделал паузу, - и что б быстро там!
   Кабинет начальника УФСБ был выполнен в светло-коричневой гамме. Половину его занимал большой овальный стол, с календарем, телефоном и набором дорогих ручек. Завершающим штрихом, определяющим кабинет и его владельца, выступал голубой китель с майорскими погонами, накинутый на спинку кресла.
   Вокруг стола были расставлены пять стульев. Игорь сел на ближайший и сложил руки на животе. Сегодня он был в деловом сером костюме, из дорогих. Не знаю по какому поводу он его надел, но выглядел в нем шикарно и представительно, запросто сошел бы за своего в кругу богатых и успешных.
   - Как Вы себя чувствуете? - я стала к окну и скрестила руки на груди.
   Вальдемар Антонович поерзал в кресле. Если он думал, что я буду играть по правилам хорошего тона, то зря.
   - Спасибо, Даша, мне гораздо лучше, - он смотрел на свои руки, - Я мало что помню... Но я ценю, что вы с Игорем для меня сделали. И постараюсь, чтобы ты не пожалела о своем выборе.
   - Простите, о каком выборе идет речь? - у меня внутри все задрожало.
   Когда, черт возьми, я сделала этот проклятый выбор?! Да нет же, все гораздо проще - я его не делала, решили всё за меня!
   Он бросил короткий взгляд на Игоря и снова поерзал. Если он ждал поддержки, то напрасно.
   - Даша, ты садись, пожалуйста, чтобы мы могли говорить спокойно, - Вальдемар Антонович указал на стулья.
   Я села через стул от Игоря. Он сидел слишком размашисто и мы непременно соприкоснулись бы, а я хотела сохранить голову холодной.
   В дверь постучали, громко и отрывисто.
   - Входите, - крикнул хозяин кабинета.
   Друг за другом в кабинет вошли трое: Брежнев-Муравьев, Ищейка-Рукошенко и Николай Лешко. Брежнев держал под мышкой толстую черную папку на молнии, свою неразлучную спутницу. Яркий цвет рубашки смягчал черты его лица, но в целом мужчина производил гнетущее впечатление.
   Как зовут моих преследователей, я узнала только сейчас, потому всем дала клички. "Брежнев" - за чересчур кустистые брови и совиный взгляд, как у одноименного советского вождя.
   Ищейка - за настырность и дотошность, граничащую с наглостью. Рукошенко, как и в прошлый раз, прятался за спинами коллег. Парень умудрялся меня выследить в самых интимных местах, начиная от бассейна и заканчивая тренажерным залом. Он не просто наблюдал, а старался держаться в радиусе пяти метров, смотря за мной так, словно я представляю опасность для окружающих. Последней каплей стало то, что он вломился в раздевалку, когда на мне было нижнее белье. Ему повезло, что у меня в руках было полотенце, которым я прикрывалась, иначе я бы выцарапала этому олуху глаза.
   - Присаживайтесь, - сказал Вальдемар Антонович.
   Я развернулась к ним, чтобы не пропустить редкого зрелища растерявшихся сотрудников "органов". Брежнев нахмурился так, что глаза скрылись в бровях и лишь зло блестели. Ищейка опустил глаза долу, и принялся одергивать рукава кителя. При его росте скрываться за спинами коллег не выход. Он, как телебашня за пятиэтажками.
   - Садитесь! - повторил Вальдемар Антонович с нажимом. Он смотрел на подчиненных, не моргая.
   Лешко и Брежнев сели слева от меня, с напряжением перенося мое соседство.
   Ищейка растопырил ладони, будто бессознательно пытался ухватиться за потерянное безопасное место, и ринулся к единственно свободному стулу между мной и Игорем. Я старалась смотреть на него преданными ласковыми глазами, и от парня это не ускользнуло. Его мясистые уши покраснели, а ноздри раздулись.
   Когда он собрался совершить тот самый маневр, по прицеливанию пятой точки на стул, я улыбнулась ему и пересела ближе к Игорю. Ищейка сморщился, словно проглотил что-то кислое.
   Брежнев наградил меня в висок тяжелым зубодробительным взглядом.
   - Денис, вы рассядетесь или мне до вечера ждать! - прикрикнул Минский.
   Парень шагнул влево - я снова пересела. У него расширились глаза, он отказывался верить, что подобный конфуз происходит с ним. Игорь прыснул смехом и затих.
   Денис тряхнул кистями и шагнул вправо. Я снова села рядом с Игорем и развела руки.
   - Здесь все же лучше, - пояснила я.
   Игорь захохотал в полный голос. Я улыбнулась, похлопала ладошкой по свободному стулу, и оставила ладонь.
   Когда выбор у вас отнимают, остается делать пакости.
   - Садись, давай, - сказал Игорь парню и обхватил меня, чтобы я не смогла ни пересесть, ни положить ладонь на сиденье. Приятный запах окутал меня слишком внезапно. Я попыталась обмякшей рукой оттолкнуть его от себя.
   Черт, как неудобно. Я обмирала под его руками и таяла, как шоколадная конфета на пальцах. Его глаза искрились смехом. Моя рука легла ему на бедро - я еще пыталась сопротивляться.
   - Что за цирк? - выплюнул Брежнев гнусоватым голосом.
   - Может, я постою?
   - Садись, давай. Не съест она тебя!
   Игорь вытер слезы с глаз, продолжая меня обнимать одной рукой за плечи. Его лицо было очень близко. При желании я могла бы дотронуться губами до его гладковыбритой щеки.
   - Когда все расселись... Игорь, отпусти её, в конце концов! - Вальдемар Антонович ударил по столу.
   Ткань его брюк была гладкая, как атлас, и холодная. Игорь повернулся ко мне в фас, опустил глаза на мои губы и сглотнул.
   - Простите за фамильярность, - ему удалось взять себя в руки быстрее, чем смогла я. Он улыбнулся, как мальчишка, и убрал руку с моих плеч.
   - Все в порядке, - я отряхнула платье, - только помяли немного, придется придти и погладить.
   Игорь смотрел мне в глаза - думал он сейчас о том же, о чем я минуту назад.
   Я отвернулась и очень вовремя. Вальдемар Антонович аж подался вперед, словно мог пропустить нечто важное. Хочется верить, что он ничего не разглядел в моем бесстыжем взгляде.
   - Эти стервятники из милиции действовали вчера по-свински. Я хочу извиниться перед тобой, Даша. Если б я раньше дал официальный запрос на то, чтобы тебя зачислили под нашу опеку, то этого бы не произошло. Ситуация вышла из-под контроля, - он посмотрел на ручку, которую держал в руке, так, словно не знал как она к нему попала.
   Я опустила глаза на руки. Они меня пытаются растащить по кускам: одному - мозги, другому - филейная часть, третьему - ребрышки. И пусть он вешает лапшу на уши кому-нибудь другому, что он лучше остальных!
   Минский поднялся с кресла и прошелся около стола.
   - Мы нуждаемся в твоей помощи. Твои способности для нас бесценны.
   Я молчала, смотря на свои руки. Внутри сжимались все внутренности и подташнивало.
   Вальдемар Антонович откашлялся.
   - Я не хотел принуждать тебя к этой работе. В мои планы входило присмотреться к тебе, узнать твой характер, годишься ли ты для службы. Поэтому наши люди наблюдали за тобой, иногда чересчур назойливо, - он выделил последнее слово.
   Денис поерзал на стуле и откашлялся.
   Стоило Вальдемару Антоновичу задуматься, напряжение достигало своего максимума: внимание переходило на рядом сидящих, начинались ерзанья, косые взгляды. Неприязнь и подозрительность выливались к моим ногам, как помои, окутывая дивным ароматом.
   - У нас, с недавних пор, создан специальный отдел, куда входят люди с необычными, сверхспособностями. Я предлагаю тебе войти в его состав.
   Я подняла на Минского глаза.
   - Мне не нужна эта работа, - я старалась, чтобы голос звучал решительно.
   Он выдержал необходимую паузу.
   - В сложившихся обстоятельствах у тебя нет выбора. Как я сказал, ситуация вышла из-под контроля и о тебе знают слишком многие, чтобы оставить в покое.
   Он подошел к окну и убрал руки за спину.
   - Конечно, ты можешь выбирать на кого работать. Я тебя не принуждаю, в отличие от тех с кем ты общалась вчера - им ты интересна только в качестве объекта для исследования. Капитан Астафьев чудом вытащил тебя вчера - можно сказать тебе повезло.
   - Или вам. Как посмотреть, - сказала я.
   - Я не собираюсь отрицать, что заинтересован в нашем сотрудничестве, - он повернул руки ладонями ко мне.
   Я удержалась от вздоха.
   - И что я должна буду делать?
   - Ты будешь помогать нам обезвреживать преступников, - его взгляд стал жестким.
   - Звучит, как в дешевом боевике.
   Вальдемар Антонович обошел стол и встал за моим стулом. Стало невмоготу, как если бы палач взялся за рубильник, а я прикована к электрическому стулу.
   - Мы боремся с терроризмом, который разрастается, как на дрожжах. Благодаря отделу СэЛ, мы будем знать о потенциальных преступниках и останавливать их до того как они сделают последний, роковой шаг. Одной оперативной проработки не достаточно, слишком велика преступная сеть, сама должна понимать. Каждый день кого-нибудь убивают, насилуют, берут в заложники! С этим можно и нужно бороться! Ты обладаешь уникальной комбинацией возможностей, которые могут очистить этот мир, сделать его безопаснее.
   Минский отошел к окну, уставившись вдаль.
   Как же ему легко рассуждать о всех! А я вот одна и мне некому помочь, чтобы я могла помочь им. Я крепче обхватила себя руками.
   Игорь поерзал на стуле, и тоже свел руки в плотное кольцо.
   - Капитан Астафьев сказал, что ты действовала организованно и смело, качества, которые я ценю в своих работниках.
   - Это не правда, - сказала я.
   Он посмотрел на меня снисходительно, как на ребенка, который пытается обхитрить взрослого человека.
   - Игорь, ты так сказал?
   - Я только сказал, что она превзошла мои ожидания, - обратился он к Минскому. В его вкрадчивом тоне пряталось слишком много раздражения. - Тут дело не в смелости. Да и организованным тот поход не назовешь - сплошная импровизация...
   - Которая вытащила меня с того света! Не убеждай, это все ерунда чистой воды!
   - Да ей только бумажки с места на место перекладывать! Куда её в дела совать?!
   - Я лучше знаю! - рявкнул начальник ФСБ.
   - Она мне не нужна. Тем более без подготовки. Лучше сразу рапорт на стол!
   - Успеешь еще!
   Они смотрели друг другу в глаза слишком долго. Взгляда Игорь не отвел и Минский, пытаясь скрыть внутреннее бешенство, вернулся к разговору.
   Он говорил как будто тихим голосом, но у меня внутри все дрожало.
   - Её включат в группу, договорился уже. Можно подумать, ей нужна эта подготовка. Не смеши меня! Лучше хорошенько подумай, стоит ли лезть в бутылку из-за такой ерунды!
   - Подумал уже.
   - О какой подготовке идет речь?
   Вальдемар Антонович перевел на меня мрачный взгляд.
   - Капитан Астафьев настаивает на том, что тебя нельзя допускать к работе пока не пройдешь стандартное обучение...
   Как раз учебы мне не хватало до полного комплекта удовольствий.
   - А если не пройду?
   - Пройдешь. В этом нет ничего сложного, тем более для тебя.
   - Нет, а все-таки?
   - Если не пройдешь, то работать мы с тобой не будем, - сказал Игорь так, словно рассуждал о пустяках.
   Лицо Минского потемнело.
   - Работать мы будем в любом случае - это и так понятно! Так, всё! Давайте...! - Минский взмахнул кистями, и хотел послать всех вон, но сдержался.
   - Николай, отвези Дарью домой. Игорь, а ты задержись, - в его сдержанном тоне таилась угроза.
   Я вышла последняя, и закрыла дверь, похожую на матрас.
   В приемной толклась уйма народу. Спёртый воздух, форма, погоны, резкий смех - мне кажется, или им весело? Не уверена, что правильно оцениваю общее настроение.
   Я вышла в коридор и опустилась на лавку.
   Из приемной донесся срывающийся голос Зульфии Шайхзамановны.
   Дверь распахнулась и с грохотом ударилась об угол стены. Через дверной проем потекли служащие.
   -Устроили столпотворение! Все в коридор! - кричала Зульфия Шайхзамановна вдогонку.
   Я спрятала лицо в ладонях. Мысли были в хаосе. Как рой мух, они кружили перед глазами, и кажется, даже жужжали. Собрать их вместе не представлялось возможным пока.
   - Я думал, ты ушла... - в голосе стояло разочарование и досада.
   Я подняла лицо. Надо мной возвышался Лешко, уперев черные от загара руки в бока.
   - Времени у меня нет совсем... - продолжил он в том же угнетенном духе.
   - Сама доберусь, не барыня, - ответила я сквозь зубы.
   - Как же. Поехали, довезу, раз так, - он обернулся в сторону приемной и отдернул воротник рубашки быстрым движением руки.
   Я прислонилась к стене.
   - Я доберусь сама. Но если что - довез меня ты. Годиться?
   Он снова оглянулся на приемную, около которой стояли девчонки-старшеклассницы. На одной из них была розовая майка в черепах, на груди висела пятиконечная звезда в круге, голову же украшал красный обруч с черными сердечками. Ведьма на работе? Нет. Скорее бездумное использование атрибутов черной магии на фоне переходного возраста.
   - Как хочешь. Ладно... тогда пока, - сказал бывший напарник Игоря с явным облегчением и ушел.
   Девчонки смеялись, как на празднике, когда гости еще трезвы и ведут себя прилично, но веселье успело ударить им в голову. Казалось, их не волнует, где они находятся.
   Нужно осмотреться и убираться отсюда.
   На стене между кабинетами висели плакаты с оружием в разобранном, собранном виде, советы в случае пожара, в случае теракта. На одном плакате, под героической картинкой, было написано: во всем показывай пример.
   Самый дальний кабинет, у окна, привлек мое внимание. Небольшая аккуратная табличка гласила: Особый Отдел СЛ. Сокращенно - ОСЛ? Мне стало дурно. Страх гибкими проворными струйками сковал грудь, проник в сердце - всё как всегда. Я вытерла руки о юбку и отошла от двери. Послать бы всё к черту. Только так не бывает. Скоро я буду сидеть за этой дверью и тихо сходить с ума. В голове пульсировала одна единственная мысль - "это неизбежно, неизбежно...".
   Толпа из коридора потекла обратно в приемную.
   Шум десятка голосов делался все тише, пока, наконец, не угас. Я поежилась и пошла назад, желательно к выходу, и не сворачивая. Перед приемной стоял Игорь в окружении тех самых девчонок.
   Я прошла мимо. Ему только что сделали выговор из-за меня (Минский дождаться не мог пока мы выйдем) - вряд ли он будет рад меня видеть.
   В нос ударил чересчур приторный, цветочный запах.
   - Ну, Игоречек, ну пожалуйста! - захныкала девочка "в черепах".
   - Вы же обещали!
   - Даша, постой, - из-за спины я услышала торопливые шаги, - Почему ты не уехала?
   Я обернулась.
   - Сейчас как раз собираюсь, - я хотела уйти, но так и осталась на месте. Игорь поймал мою ладонь, словно поздороваться, но отпускать не собирался.
   - Почему Колька не отвез? - он всмотрелся в меня. - А-а, ну все понятно.
   - Нет, я сама отказалась.
   Школьницы не торопились уходить. Наоборот, слушали очень внимательно.
   Он взял мою ладонь в другую руку, для удобства. Просунув пальцы между моими.
   - Игорь, мы ждем, - сказала девочка "в черепах".
   Он опустил глаза на мои губы.
   - Идите в отдел, к Тамаре. Пускай вас займет пока. Маша?
   Маша обсмотрела меня недоброжелательным взглядом.
   - Ладно, пойдемте. Я потом все узнаю, - сказала Маша и они, наконец, ушли.
   - Как ты собираешься добираться, пешком? - он снова сжал мою ладонь, - Может, подбросить?
   - Тебе разве не запретили общаться со мной?
   - Что за глупости?
   Я подняла на него глаза. Он не врал, скорее не договаривал.
   Мы по очереди прошли через кабинку-металлоискатель. Охранник отдал мне паспорт и пожелал всего хорошего, что было бы очень кстати.
   На крыльце было пусто. Солнечный луч отразился от металлической крыши одноэтажной постройки и ослепил меня. Я зажмурилась и стянула с себя трикотажное болеро - жары особой не было, просто хотелось освежиться.
   - Того очкарика мы здорово обидели. Он накатал жалобу, которая с подачи его папаши успела пройти по трем столам, прежде чем попасть к Минскому.
   - Вот, мудак!
   Игорь прислонился к столбу, который поддерживал козырек над крыльцом, и спрятал руки в карманы.
   - Еще какой. Редкостный слизняк. Но добился того, что Минский обещал восстановить испорченные записи.
   Я сжала челюсть так, что заскрипели зубы. Опять вспоминать как получать информацию в измененном сознании, вновь уходить от реальности и бояться, бояться... Кто может гарантировать, что однажды изменив сознание, изменив восприятие реальности, я не сойду с ума? В психушке наверняка полно народу, которые бессознательно изменяют свое сознание и не понимают что с ними происходит. Они сходят с ума. Да, я понимаю, когда изменяю восприятие, но кто может мне сказать, что это ни есть сумасшествие? Страх скользкими лапками погладил по позвоночнику и забился изворотливой крысой в сердце.
   - Они сбросят вопросы - тебе нужно будет... нужно будет ответить на них. Эй! - он оттолкнулся от столба.
   Я повернулась к нему спиной.
   - Я ему заполню, напишет он у меня диссертацию!
   Игорь притянул меня к себе. Я чувствовала его мягкое, едва касающееся моей кожи дыхание и руки, которыми он обнимал меня, всё плотнее прижимая к себе, когда с внутренней стороны двери послышались шаги и разговор.
   - Я тебе говорю, он не знал, пока я ему не указал на ошибку!
   На крыльцо вывалилось два мужика, один из которых был охранником.
   Они вскользь глянули на нас и продолжили спор.
   Игорь уже спускался с крыльца, в то время как я не знала куда себя деть.
   - Тебе нужно сделать три фотографии, стандартные, три на четыре. На пропуск, на удостоверение и одна в дело, - сказал он.
   Я кивнула и пошла следом за ним. Желая одного - убраться подальше.
   - Здесь за углом делают недорогое фото. Но это позже, не к спеху. Да и в городе полно мастерских...
   Какое-то время мы шли молча, пока Игорь не прервал тишину.
   - Профессору можно придумать какую-нибудь отмазку, или послать его, в конце концов. Теперь ты под нашей защитой, и если поговорить с Минским по-хорошему, надавить на его тягу опекать...
   Мое сердце забилось быстрей и легче. Игорь смотрел под ноги, будто размышлял вслух. Знает ли он, как много для меня значат его участие и готовность помочь?
   - Спасибо... но не стоит.
   - Стоит, стоит. Нам сюда, - мы спустились вниз по тропинке, которая пролегала через ров и вышли к гаражам.
   - Возьмем Колькину машину, чтобы не было лишних вопросов. А вообще, Минского пора отправить в отпуск, заработался он.
   В машине было жарко до одурения. Воздух Игорь немного охладил кондиционером, но сиденья, нагретые солнцем, представляли собой раскаленные сковородки.
   Буквально чувствовалось как сантиметр за сантиметром жара порабощает тело, делает его слабым и неспособным шевелиться. Высунув руку в окно, я ловила прохладные потоки, наслаждаясь ими и тем едва уловимым, недоступным ощущением свободы, которое так привычно и понятно птицам.
   Босоножки мои отдыхали на резиновом половичке. Ноги, одетые в тонкие чулки, там же. Я с трудом заставляла себя смотреть в окно, дабы не смущать Игоря своим нездоровым вниманием. Периодически я все-таки посматривала. Иногда ему удавалось поймать мой взгляд. Вместо сарказма в ответ, он всматривался в меня, в короткий миг пытаясь что-то найти в моих глазах.
   - Приехали, - Игорь заглушил мотор под моим балконом.
   - До встречи, - сказала я и поцеловала его в губы, для чего забралась на кресло с ногами.
   После вчерашнего я могла позволить себе инициативу. К тому же сидеть, ожидая прощального поцелуя унизительно.
   Когда я хотела вернуться на кресло, Игорь обхватил рукой моё бедро и, поддерживая за талию, посадил к себе на ноги. Он проделал это так быстро, что я потеряла равновесие.
   Попа моя не помещалась и упиралась в руль. Одной рукой он удерживал меня за бедро, другой отодвигал кресло вглубь салона.
   Сердце чаще застучало в груди. От напора, с каким Игорь проделал все эти манипуляции, пошла кругом голова.
   Закрыв окно, он привлек мой рот к своему. Губы - такие же нежные, а язык - теплая сладкая влага. Если сначала он пытался сдерживаться, то после этого долгого умопомрачительного поцелуя его руки спустились вниз, ощупывая меня где только можно. От его прикосновений кожа горела, тело плавилось, как воск. Не хватало воздуха, низ живота скручивало в железный узел и к горлу подступало острое наслаждение.
   Я облизала его ухо и провела кончиком языка до седьмого позвонка. Говорят, это приятно. Он снова поймал мои губы, отвечая с резкой требовательной жадностью. Задрал мне платье, обхватил бедра и потянул в разные стороны. Это оказалось мучительно приятным. В осколках рассудка еще пульсировала мысль, что вот-вот он переступит черту, после которой уже не сбежишь.
   Игорь подвинулся еще ближе ко мне и прижал мои бедра, чтобы я смогла почувствовать степень его желания. Было настолько приятно и волнительно, настолько поглощало всю меня, что я почти забыла о том, что пора заканчивать.
   Брюки его были расстегнуты и приспущены. Нас разделяли только его плавки. Мои трусики не в счет.
   - Подожди, постой... - я попыталась оторваться от него, но он меня не слышал. Или не хотел слышать.
   В то время как он нащупывал на спине застежку лифчика, я привстала и попыталась вернуться на пассажирское место. Игорь дернул меня назад и прижался лицом к моей груди. Я задрожала от ощущения беззащитности, с которой он прикасался.
   - Не делай так, - прохрипел он голосом, мало напоминающим его мягкий баритон.
   Я замерла, разрываясь от жалости, подавленного желания и понимания верности моего решения.
   - Приходи ко мне после работы. На ужин, - добавила я.
   Он сжал мои бедра и опал на кресло. Ватными руками я натянула платье. Он смотрел, а потом обхватил мои ноги, чуть выше коленок.
   Отпускать не собираясь.
   - Игорь...
   Он поднял на меня глаза, полные муки. Мне хотелось погладить его по волосам, как-то его утешить. Но я не шелохнулась. Он мог расценить этот жест не верно.
   Игорь разжал пальцы, и я перелезла на соседнее кресло.
   Мы оба тяжело дышали. Мои ноги дрожали, чего я не замечала, когда была на нем. В салоне стало раза в три душнее.
   - Уходи! Иначе я за себя не отвечаю, - и в его словах было очень мало юмора.
   Я как раз застегнула бюстгальтер. Всунув ступни в босоножки, я открыла дверь и выбралась из машины. Практически выпала.
   Он завел мотор и уехал. Поправив ремешок на босоножке, я поплелась домой. Ноги дрожали неприличной дрожью, и вообще, я себя чувствовала так, словно меня били дубинками. Так мне и надо. Но одно я знала точно. То, что поступила совершенно правильно. Пускай жестоко, но правильно.
   После обеда Лешко мне привез документы, которые у меня забрали вчера, а также синюю папку, с профессорскими вопросами. Он спросил как я добралась и, получив свое "нормально", уехал. Подробностей он не выспрашивал, чему я была несказанно рада. Краснеть перед этим сухарем, мне не хотелось.
  

***

Вечером того же дня

   Солнце неспешно клонилось к закату, подмигивая из-за новостройки. Пели кузнечики, пахло свежестью и цветами. Казалось, по воздуху тек мед, мягким золотистым светом раскрашивая дома, асфальт, проникая сладостью на язык и дальше в желудок. Вечер был на удивление хорош, только множил мои тревоги.
   Позвонит или не позвонит? Как будто ему проблем мало, чтобы добавлять лишнюю. С другой стороны, я сама разве могу себе позволить переспать с мужчиной, отбросим возраст и субординацию, после нескольких дней общения?
   Под подушкой завибрировал мобильный телефон. На дисплее горело синим - Игорь. Сердце забилось быстрей.
   Я открыла раскладушку.
   - Привет.
   - Привет, - ответил он. - Чем занимаешься?
   Я задержала дыхание.
   - Тебя жду.
   Он мне ответил не сразу, будто переваривал услышанное.
   - Тогда открывай дверь.
   Я захлопнула телефон и побежала в коридор. Что я несусь?! Притормозив, я пошла обычным шагом.
   Дрожащими руками я открыла замок. Внутри все переворачивалось и сжималось.
   На нем была черная футболка и джинсы, кончики волос темнели влагой.
   - Переоделся, принял холодный душ? - спросила я.
   Как же хочется сделать этот последний шаг!
   - Наверное, не стоило тебя отпускать сегодня.
   Если я надеялась, что он деликатно забудет произошедшее, то ошиблась. Как ни странно, смущение сменилось далеко запрятанным чувством доверия.
   Игорь прошел через порог и остановился за спиной, ожидая пока я проверну замок. Я слышала его дыхание и ощущала кожей его взгляд. Как только я повернулась, он сгреб меня в охапку и поцеловал, проникая языком в рот, делая слабой и податливой.
   От его тела шел настоящий жар, как от раскаленной печи. Горячие губы, горячий сладкий язык, - прикосновения которых я ждала, как наркоман привычной дозы удовольствия.
   Его руки снова ушли в зоны Х. Он прижал меня к стене и отстранился, продолжая держать мои руки в своих.
   - Чем будем заниматься?
   Меня бросило в жар и перехватило дыхание. В коридоре было темно, лишь узкая полоска желтого света падала на пол. Темнота меня прикрывала.
   - Что мы так и будем торчать в коридоре? Пойдем, совершим экскурсию в мое жилище. Посмотришь, как я живу, - мне надо было что-то говорить, иначе я окончательно растеряюсь.
   Я отпустила его руки, и пошла впереди.
   - Очень эффектно: платье и комнатные тапочки.
   Я посмотрела на ноги, будто вместо тапочек должны быть туфли, но куда-то делись.
   - Тебе нравится? - я пошевелила мысками.
   - Конечно.
   - Ну, тогда будь как дома, - я пропустила его вперед и прикрыла за нами дверь.
   Комната у меня маленькая, двенадцать квадратов. У порога стоял холодильник-стул-стол. Напротив холодильника шкаф, образуя коридорчик, настолько узкий, что троим уже не развернуться.
   - Уютно.
   - Спасибо, - я оперлась попой о стол и по привычке положила коленку на стул.
   - Как соседи поживают?
   - Баб Валя хочет познакомиться с тобой. Лерка отбить угрожала.
   - Как будто она знает меня!
   - Си-Эн-Эн рассказывала.
   - Колоритное прозвище...
   - Да. Что есть, то есть.
   Мы стояли напротив друг друга и пытались шутить. Между тем грудь распирало сладостным и пьянящим.
   Разговор был лишним, потому всё резче ощущалось напряжение. Я могла бы прижаться к нему, поцеловать, ведь я сама так хочу...
   Он вздохнул и скользнул по мне взглядом. Сейчас уйдет! Вся эта ситуация выходила до судорог изматывающая. Но я хочу, чтобы он был рядом, так в чем дело? Жизнь так коротка.
   Соседи разъехались, по пятницам они всегда разъезжаются. Можно было не думать, что моя интимная жизнь станет достоянием общественности.
   - В наше время не безопасно, - я закрыла дверь на замок.
   - Я лучше пойду.
   Он отводил глаза. Всё испортила...
   - Вот как? Тогда зачем было приходить? - спросила я больше из интереса, и хотела уйти, пускай сам выходит - дорогу знает. Но Игорь схватил меня за локоть и потянул на себя. По инерции я сделала шаг, чтобы удержать равновесие, и упала-легла ему на грудь. Нежное теплое дыхание обдуло щеку. Он убрал мне волосы с лица.
   Вместо того, чтобы отстраниться, я положила ладони ему на поясницу и провела по спине. Было нечто дурманящее в том, чтобы вот так обнимать его. Мне всегда казалось, что на это действие имеет право только близкий человек, которым я пока не являюсь.
   - Имей в виду... на этот раз я тебя не отпущу.
   - Хорошо, - прошептала я.
   Поцелуи, объятья, руки, трогающие мое тело - все слилось и унесло меня далеко- далеко, наверное, на небо. Было тяжело дышать, тяжело чувствовать его губы, пальцы, хотелось утонуть, захлебнуться в нем. Свет все больше раздражал, отвлекая.
   Перед глазами вспыхивали черные круги, пока мир не сжался в одну точку, а сжавшись, распустился и заполнил меня острым ощущением блаженства.
   Можно было придумать кучу предлогов, чтобы не делать то, что мы сделали, не переступать черту. И все они были бы убедительными и весомыми. Только к черту их всех, к черту, и предлоги, и оправдания! Иногда хочется просто жить, следовать импульсу, и гори всё синим пламенем!
  

Глава 8

18-го июля

   До начала экзамена время пронеслось со скоростью подпаленной кобылы, которую хотелось схватить за горящий хвост и задержать на повороте.
   Игорь приходил почти каждую ночь и оставался до утра. Иногда мы встречались где-нибудь в центре, гуляли, ели в кафе, а потом ехали ко мне. Иногда оставались в его машине, забывая о пище, а также о прохожих, которые могли нас увидеть. Все мои предрассудки воспринимались теперь, как глупость. С ним было не просто хорошо - ошеломительно! Иногда утомительно, потому что такого состояния как насыщение для нас не существовало. Я открывала для себя новый мир: мир желания, обожания, радости и привязанности к мужчине, который стал мне необходим, почти как воздух. И этот мир мне нравился.
   В Управлении на эти две недели обо мне словно забыли. Такая радость, признаться. Никто не следил, никто не таскался след в след, не буравил затылок взглядом. Всё было как в сказке, которая рано или поздно заканчивается.
   Я обмахнулась чистыми листами и раскрыла небольшую свеженапечатанную брошюрку, под названием "Комплекс теоретических и практических задач".
   Звонок прозвенел вот уже семь минут назад. На решение мне осталось меньше пятидесяти трех минут. Буквы расплывались и сливались в бессмысленный набор символов. Я сжала кулаки, попыталась расслабиться, и взяла ручку.
   Время в этом году специально сократили, как сказал Игорь, для отсева большого количества желающих. Видите ли, магия, как отрасль деятельности, пользуется повышенной популярностью, и есть те, которые добровольно жаждут связать свою жизнь со столь специфическим ремеслом. Невероятно, да? Если в прошлом году, когда отдел только формировался, на отбор пришло пять человек, то нынче сорок шесть.
   Я прищурилась и постаралась сфокусироваться на смысле написанного. Вопросы состояли из логических, специализированных и практических. Логические представляли собой простенькие задачи на сообразительность, я такие в школе щелкала, как орехи. Специализированные выявляли теоретические знания о вселенной, устройстве мира и человека, значении планет и т.д. И самые сложные - практические. Например: "Назовите основные вехи жизни впередисидящего человека", или "Опишите место рождения Кондорской Раисы Григорьевны", или "какого цвета стены в соседнем классе".
   Сердце колотилось в груди и потели ладони с такой скоростью, что я не успевала их обтирать о юбку. В изголовье листа значился мой номер - двенадцать. Я написала фамилию, имя, отчество; вывела цифру 1 и перевела дыхание. Белая шариковая ручка с погрызенным колпачком дрожала в моих холодных побелевших пальцах.
   Экзамен вызывал глубокий протест в душе. Мне хотелось отсидеть этот час и сдать чистые листы. Только кому станет легче от этого? Сделаю хуже только себе. Если буду артачиться, то вместо отсрочки в виде подготовительных курсов, меня сразу направят на оперативную работу. Поступив на курсы, у меня будет время морально подготовиться. Это плюс. Надо помнить об этом.
   Да, я должна подчиняться, раз мне предоставили очень ограниченный выбор. Но кто сказал, что я буду играть по их правилам?
   - На сколько вопросов нужно ответить, чтобы сдать? - спросила кудрявая рыжая девушка манерным голоском.
   - На все. Вы ведь не думаете, что сможете ответить абсолютно точно? - ответила сухопарая пожилая дама (язык не повернулся бы назвать её старушкой). От неё веяло ледяной волной превосходства, силы и презрения к окружающим.
   - Если предположить, что ответы будут точны на сто процентов, то сколько? - я повысила голос, чтобы перекричать заговоривший вполголоса класс. Экзаменаторша сдвинула брови и поправила очки, которые и так сидели, как положено.
   - Если предположить что ВАШИ ответы будут точны настолько, чтобы у меня не возникло дополнительных вопросов или замечаний, в чем я очень сомневаюсь, девушка, то достаточно десяти подряд. Я понятно выражаюсь? Остальным же, не настолько самоуверенным, я бы советовала отвечать на все вопросы.
   Несколько лиц посмотрели на меня с ехидством, а один бородатый поклонник рока, прочитав надпись на моей футболке, прокомментировал вслух:
   - Ты хотя бы на один ответила! - и засмеялся.
   Его гортанный добродушный смех, словно эхо в горах, обступил меня со всех сторон.
   Я сосредоточилась. Смех отдалился, а потом стало тихо. Меня окружал щит, словно железные доспехи. Это был эксперимент, который оказался удачной заменой пятиступенчатой системы барьеров, которую мне пришлось разрушить в схроне Сфинкса.
   В теории, когда ставишь щит, он словно скорлупа окружает и защищает от собственной силы. В реальности получилось так, что щит лег поверх моей кожи пластинами. Как я успела усвоить, в магии многое зависит от воображения и силы воли. Мое воображение выбрало защиту в таком виде. И я не жалуюсь.
   Теперь мне предстоит её отодвинуть от себя настолько, чтобы в просветы между пластинами проник магический ток, рождающийся из энергии, и я смогла ответить на десять чертовых вопросов.
   Легко со стороны. Сложность в том, чтобы удержать щит, а потом вернуть его на место.
  

***

Тем же временем

Игорь Астафьев

   Это был старый класс с облупившейся зеленой краской на стенах, исписанными партами и вздутым линолеумом. Класс, алчущий ремонта.
   Два окна были распахнуты настежь, вместе с дверью, привнося небольшое движение воздуха в стоячей жаркой духоте.
   За широким экзаменаторским столом, составленным из трех парт, располагались Кондорская Раиса Григорьевна и Потапенок Кирилл Антонович, крупный мужчина, чей огромный живот настолько туго упирался в парту, что грозил либо лопнуть, либо разломить стол надвое. Место за третьей партой пустовало.
   Экзаменаторы обращали на студентов внимание не больше, чем обращают внимание на муху, если она безобидно спит на телевизоре. Казалось, их совершенно не волновал тот факт, что девяносто пять процентов всех поступающих приносят с собой шпаргалки. Эм Тэтчер, как за глаза называли Кондорскую, читала свежий номер "Рабочего пути" и фыркала, с досадой пронзая взглядом голубое, чересчур радостное, небо; Потапенок, чей воротник сиреневой рубашки пропитался потом, усиленно обмахивался журналом, дабы облегчить страдание полного человека в тридцати градусную жару.
   Из массы экзаменующихся, бельмом на глазу, выделялась бальзаковского возраста дама в оранжевом марлевом костюме, задрапированным огромным количеством бус, кулонов и всяческой бижутерией. Она сидела за первой партой у открытого окна и мычала, чем досаждала Кондорской и отвлекала большую часть класса. Ей под стать, в третьем ряду, расположился, по всему, черный маг. От шеи до пят в черной рясе; с черными крашеными волосами. Перед ним лежали кинжал, чаша и опалок свечи. В руке он держал стертую до блеска трость, которой водил по кругу.
   На столах можно было обнаружить самые разные атрибуты ритуальной магии: свечи, которые запретили зажигать, магический шар, зеркало, таро - каждый стол чем-нибудь да мог удивить впечатлительного наблюдателя, кроме крайнего стола по центру. За непримечательной голой партой сидела молоденькая девушка, в эпатажно-откровенной, но простой одежде. Она вся замерла, словно каждая её мышца и сухожилие находились в крайнем напряжении. Голова опущена, а пальцы рук так плотно прижаты к выкрашенной поверхности парты, что кровь отхлынула от них. Сбросив оковы напряжения, девушка склонялась над экзаменационным листом и принималась записывать.
   Тишину, которая облепила всё здание, от первого до четвертого этажа, разбавил торопливый мягкий шаг. Игорь Астафьев взглянул на именные часы с широким металлическим браслетом, в последний раз убедился что опаздывает, и направился к единственной открытой в рекреации двери.
   Кондорская бросила осуждающий взгляд на опоздавшего. Казалось, она в сотый раз убедилась в вопиющей распущенности молодежи. Игорь подал руку приятелю, Кириллу Антоновичу, и опустился за свободный стол.
   - До окончания экзамена осталось двадцать минут, Игорь Сергеевич, и где собственно этот прохиндей? - сказала Кондорская и сморщила тонкий прямой нос, обтянутый морщинистой кожей.
   Игорю пришлось напрячь мускулы лица, чтобы не выдать ярости, охватившей его. "Эта старая карга слишком много себе позволяет" - подумал он.
   - В больнице. Еще вопросы будут? - ответил он.
   Кондорская скосила глаза на Астафьева и отвернулась с открытым неудовольствием.
   Как только молодой экзаменатор устроился за столом, Даша, собрав листы, вышла из-за парты. У Игоря отпала челюсть. Как он мог забыть про тот дурацкий разговор? Кажется, пора записывать, если память ни к черту.
   Даша шла виляющей походкой и напевала одну из тех приставучих попсовых мелодий, лишенных смысла и действовавших на нервы. На ней была короткая джинсовая юбка и белая футболка с надписью красными буквами: I LOVE SEX.
   Рука мучаемого жарой экзаменатора замерла с журналом на пол пути. Он сглотнул и пробежался глазами по обнаженным ножкам девушки.
   Тетчер открыла рот. Она взглянула на девицу поверх квадратных очков и нахмурилась. Когда девушка достигла экзаменаторских столов, пожилую закаленную временем женщину озарила догадка, все ставящая на свои места.
   - Не справились. Как вас там?.. - сказала она и ручкой стала выискивать строчку с Дашиной фамилией, чтобы вычеркнуть.
   - Отчего же? - Даша села на стул. Волосы она начесала и так обильно залила лаком, что они топорщились, как ветки на голых кустах.
   Даша взмахнула листами перед толстым мужчиной, сидящим перед ней через стол, потому что его взгляд будто приклеился к её груди. Он встрепенулся и покраснел.
   Даша положила листы перед экзаменаторшей и сложила руки в замок.
   Старуха продолжала смотреть на неё поверх очков. В её взгляде сверкал гнев, а губы, сложенные в тонкую линию, побелели. Казалось, ей стоило неимоверной выдержки не закричать и не выгнать наглую девку из класса.
   - Хочу вас огорчить, дорогуша моя, но вы пришли на экзамен! И не просто на экзамен, а на отбор в спецотдел ФСБ! В ТАКОМ виде вы будете иметь успех в другом месте, но никак не здесь.
   - А мне сказали, что как раз таких, как я, набирают в ФСБ. Особенно в ТАКОМ виде.
   Аудитория оторвалась от тестов.
   Экзаменаторша чуть не задохнулась от возмущения.
   - Что Вы себе позволяете? Думаете, можете оскорблять нашу службу?!
   - Нет, что вы! ВАШУ службу я оскорблять и не думала.
   Кондорская взяла себя в руки и продолжила более сдержанным тоном, таящим гнев:
   - В таком случае, как вы посмели явиться в подобном наряде?!
   Девушка оторвала взгляд от собственных рук и посмотрела на старушку. Выражение её лица Игорю совсем не понравилось: потухший, далекий взгляд и маска вместо живого подвижного лица. Даша опустила глаза, а когда подняла, то в них было удивление.
   Она помялась, словно решаясь открыться ли незнакомой придирчивой тетке.
   - Понимаете, мне сказали, что в комиссии будут мужчины, которым очень нравится откровенность в одежде ... - она посмотрела на Игоря.
   Хотя девушка имела ввиду явно не его, Кирилл Антонович покраснел еще гуще и попытался закрыться журналом от едкого взгляда Кондорской, которая готова была пристрелить обоих мужчин.
   - И я подумала, - продолжила признание Даша, - что честность станет хорошим подспорьем для моей карьеры. В ВАШЕЙ именно организации.
   Игорь подавился смехом, готовым перерасти в хохот, и кашлем попытался скрыть свою несерьезность. Кондорская фыркнула, вырвала журнал из пухлых рук Кирилла Антоновича и стукнула им по парте.
   Тишина, установившаяся в классе, жужжала от отсутствия звука. Лица всех экзаменующихся переключились на грозную экзаменаторшу.
   - До конца экзамена осталось меньше двадцати минут. И если вы думаете, что вам дадут дополнительное время, то не мечтайте! - рявкнула Кондорская.
   Разношерстный народ дружно уткнулся в тесты.
   Даша рисовала на парте круг красным, длинным ногтем, игнорируя Тетчер, которая вознамерилась "не отходя от кассы" выпроводить девицу.
   - Вы ошиблись! Посмотрим, что вы тут написали... - она пробежала взглядом заголовок. Её бескровное сухое лицо стало еще белее. Она нахмурилась с таким болезненным жалобным видом, словно на нее обрушилось горе.
   - Осипова?.. Та самая Осипова? - второй вопрос она адресовала Астафьеву.
   - Та самая, - ответил он и улыбнулся, глядя на Дашу.
   - Не ожидала от Вас, - сказала Кондорская и пригладила седые волосы, стянутые в пучок.
   - Может, воды? - Даша поднялась и наполнила водой граненый стакан.
   Кондорская бросила колючий враждебный взгляд из-под лба, рваными глотками осушила стакан и выдохнула.
   - Можете идти, результаты Вам сообщат, - сказала Кондорская погасшим голосом.
   Даша щелкнула шариковой ручкой и вышла.
   Соблазн оценить её вид сзади Игорь подавил в зародыше. Ему же не двадцать лет.
  

***

   Подойдя к окну, я прислонилась плечом к прохладной гладкой стене. С вымытых под краном волос капала вода, щекоча кожу и образуя серые разводы на белой ткани футболки.
   Окно выходило на будку для резки стекла и заброшенную школьную теплицу. По выметенному асфальту брели одинокие субботние прохожие.
   Я положила ладонь на стекло. Против ожидания оно было прохладным, запотевало от моего дыхания, но очень быстро вбирало тепло руки.
   Все закончилось. Я смогла. Ответы даны, а щит вновь облегает тело плотными пластинами. Почти камень, но именно почти. Потому как обычный камень тяжел и статичен, а я двигаюсь, дышу и говорю.
   Замкнутый круг, в который я угодила, становился всё уже. Если я пролечу с этими так называемыми курсами, то мне прямая дорога в ФСБ. Если зачислят на обучение, то два месяца пытки, а потом все равно ФСБ. Очень сомневаюсь, что плохая успеваемость станет основанием для моей профнепригодности.
   Сначала я думала просто не пойти. Не потащат же они меня волоком? Выдумывала предлоги, один другого глупее, психовала, даже сорвалась на Игоре. Ведь это именно он придумал эти чертовы курсы. Подталкивающим фактором стало то, что Минский рекомендовал меня Кондорской, как скромную, воспитанную девушку. Эта самая Кондорская была причастна к моему поиску, во многом благодаря ей меня нашли - я должна была сходить, хотя бы для того, чтобы увидеть кому обязана.
   Прозвенел звонок - я вздрогнула. Звонок означал окончание экзамена. Через минуту из класса потекла возбужденная толпа. Дрожащими руками взрослые люди складывали листы в стопку и на мысочках отходили от экзаменаторских столов.
   Пожилой с блестящей лысиной мужчина, похожий на профессора, вышел из класса последним. Он заткнул под мышку портфель, с укором покачал головой и побрел к лестнице.
   Кондорская, выходя, бросила на меня угрюмый взгляд и поджала губы. Видимо, не так она себе представляла нашу встречу, да и меня.
   Игорь потер лоб. Он обсмотрел меня и зафиксировал взгляд на юбке, которая, как я поздно догадалась, была слишком коротка, чтобы в ней сидеть на подоконнике. Я спрыгнула на пол.
   - Иди, я потом, - сказал Игорь коллеге.
   Потапенок кивнул:
   - Ладно, увидимся...
   Игорь засунул руки в карманы брюк и двинулся ко мне. Нас связывают отношения более чем тесные, но каждый раз у меня замирает сердце, когда он приближается. Даже сейчас, когда чувства подавлены, а нервы расстроены, я не могу оторвать от него взгляд. И напрасно.
   - Кондорскую чуть удар не хватил.
   Я отвернулась. Стекло снова отдавало холод, скользкий, утекающий, но обычный и приятный.
   - Да, немного перегнула палку.
   Игорь обнял меня сзади и покачал в разные стороны.
   - Она очень злопамятна. И будет теперь наседать на тебя.
   - Все равно. Зачем тебя вызывали среди ночи?
   Он поцеловал меня в шею, отчего побежали мурашки по коже.
   - Как всегда - оперативная необходимость.
   - Да... - я вздохнула.
   Игорь развернул меня к себе лицом.
   - Если бы я мог что-то сделать, тебя оставили бы в покое. Минский и слышать ничего не хочет, вбил себе в голову!
   - Я знаю, Игорь, правда. Все хорошо, я просто устала.
   Игорь отодвинул ладонью упавшие мне на лицо волосы.
   - У меня сегодня выходной.
   - Ты меня разыгрываешь, - я попыталась улыбнуться, но изображать веселье, когда хочется волком выть, не выходило.
   Он состроил гримасу.
   - Так вот, я приглашаю тебя погулять. Никакой работы, будем делать, что захочешь.
   Я потрогала его грудь и распахнула пиджак. Оружия при нем не было, но он мог оставить его в машине.
   - Оружие я сдал, но если ты просто хочешь прикоснуться к моему телу...
   - Я тебя умоляю! - я возвела глаза к потолку.
   Он еще шире заулыбался.
   - Умоляешь? Скажи еще, - он прижал меня к подоконнику, и поцеловал чувствительную кожу за ухом.
   - Ещё, - шепнула я, зарывая пальцы в густые волосы.
   Шутить уже больше не хотелось. Хотелось целовать его, чувствовать руки, пальцы. Причем, долго и с продолжением.
  

Глава 9

  
   Вечером Игоря вызвали на работу. Что-то срочное и безотлагательное. Наши планы пришлось отложить. Хотя за то время, что мы встречаемся, я должна была привыкнуть к его постоянным отлучкам и форс-мажорам, и все-таки где-то в глубине души было обидно. И совсем не хотелось его отпускать.
   Когда Игорь уехал, воспоминания об экзамене обрушились на меня с новой силой. За ним я была как за барьером. А без него мне требовалась поддержка. Когда я была близка к тому, чтобы впасть в уныние, позвонила Диана, моя подруга и мой спасательный круг. Её жизнерадостность, напористость и пофигизм лучше любых лекарств поднимали настроение.
   За легкомысленностью и безбашенностью, подруга прятала чуткое доброе сердце, в чем она никогда не признается. Несмотря на свой характер, она одна из немногих видела, и даже слышала по телефону, когда мне одиноко и тоскливо. И считала своим долгом заглушить депрессию подруги на корню.
   Она приехала через час с шампанским и конфетами. Вкусив сладкого под градусом, она потянула меня на дискотеку. Диана уверяла, что зажигательные танцы заряжают её позитивом на неделю. Хотя я являюсь ярой противницей дискотек, она убедила меня, что это отличное средство, которое заглушит мою меланхолию. Насчет того, что заглушит, сомневаться не приходилось. Учитывая наличие излишне громкой музыки и тяжелых басов, которые буквально вколачиваются в перепонки.
   Я решила поверить подруге. Вытащить меня под мигающий яркий свет стробоскопа обычно невозможно. Сегодня я согласилась.
   Мы танцевали до утра. Метод Дианы работал. Мне было весело, и я забыла обо все на свете, даже о стыде.
   Высокий симпатичный парень пытался завязать знакомство. Я была так пьяна, что у него это получилось. Но после фразы "Пойдем, сходим за угол" пришлось послать его вместе с его милой улыбкой, за которой пряталось желание поразвлечься за мой счет.
   Как мы покидали дискотеку и добрались до дома, я помнила смутно. Помню, что садилась в такси вместе с Дианой. Проснулась у себя на диване в обед одна, с жуткой головной болью и с еще более жутким чувством стыда.
   Если бы Игорь меня видел вчера, слышал, как я хихикала над плоскими шутками дискотечного съемщика, он бы, наверное, глубоко разочаровался во мне. И скорей всего, больше не приехал.
   К счастью, он этого не видел. А мне нужно поскорее забыть неудачный вечер, который принес лишь сожаление.
   Вечером приехала Диана, чтобы опохмелить меня, как выразилась подруга. Хотя от мысли даже о капле шампанского меня начинало мутить, а в висках стучали молоточки. Оказав скорее моральную поддержку, Диана упорхнула на свидание.
   На следующий день, желая исправить неудачный опыт и порадовать себя без последующих угрызений совести, мы с Дианой оккупировали столик в любимом кафе. Растягивая удовольствие, мы поедали эклеры, мороженое, пили не спеша из трубочки фруктовые и молочные коктейли.
   Мы болтали обо всем на свете, начиная от бешеных цен и заканчивая мужчинами. Про Игоря я рассказать ей не смогла. Не потому что не доверяла. Больше из-за того, что Диана любила высмеивать парней, редко когда воспринимая их всерьез. Даже про тех, с кем встречалась, могла высказаться так, что невольно смутишься. Вот когда она сама влюбиться, станет серьезнее, тогда нам будет что обсудить.
   После удара по фигуре требовалось срочно сжечь набранные калории. Собрав всех девчонок, с которыми мы общались в техникуме, компанией из восьми человек, мы отправились в боулинг-клуб. Коктейли и закуски по бешеным ценам с легкой руки Дианы были заменены литровым бокалом пива на всех с добавлением коньяка из-под стола. Игра, как и встреча, приобрели новый смысл. Мы шутили, смеялись и кидали шары. Порой выбивали страйк, что смешило нас еще больше.
   Ира с Юлей пару раз упали на скользком паркете дорожки. Большинством голосов их решили посадить на скамейку запасных. Бокал пива мы допили, так что они как раз должны были придти в себя, перед тем как закончится оплаченное время.
   На время игры мне удалось забыть свои тревоги и страхи. Я понимала, что веселье под градусом не самый лучший способ поднять себе дух, но пока это единственный доступный способ.
   Мы были далеко не одни навеселе, но вели себя шумно, чем привлекли внимание изрядно подвыпившей компании из пятерых парней. На выходе из боулинг-клуба они под аккомпанемент грубых шуток и пошлых намеков набились в провожатые. Намерения этих парней были лишены романтизма. Скорее они сочли нас неплохим трофеем после удачной игры.
   Перевес в численности был на нашей стороне, поэтому бояться нам было нечего. Так я решила. Но так было ровно минуту, до тех пор, пока Катя с Машей и Викой, которые были самые трезвые, сослались на то, что надо успеть на последний троллейбус. Проигнорировав наши возражения, они втроем ретировались под свист пьяных парней. Еще через пять минут, за Юлей приехал её недовольный парень, сказав, что на заднее сиденье возьмет только троих. Если бы он взял всех, тогда другой разговор. Бросить Диану я не могла, так же как и она меня. В конечном итоге, мы с ней остались на крыльце вдвоем в компании пятерых порядком разозленных любителей боулинга.
   В нашей студенческой компании всегда так. Мы созваниваемся, встречаемся, вместе ходим в кафе, но как только намечается какая-то заварушка, большинство делает ноги. Вместо того, чтобы сплотиться и вместе дойти до транспорта или просто дать отпор. Надоело.
   Звонки и сообщения девчонок, которых завтра утром будут переполнять тревога и участие, мы решили игнорировать. Таких трусливых подруг лучше не иметь. Подведут, когда будешь больше всего на них рассчитывать.
   Мы вернулись в боулинг-клуб, пообещав назойливым провожатым, что скоро придем. Спросив у бармена про черный выход, мы покинули сие потерявшее былое очарование заведение.
   Клуб с тыльной стороны окружал бетонный забор. И если пойти вдоль этого забора, то выйдешь аккурат к главному входу, где нас и ждали. Пришлось перелазить через полутораметровый забор. Диана более спортивная. Она перелезла без ушибов и без ссадин. Я же ободрала себе руки, порвала юбку и в придачу вывихнула ногу.
   Опасаясь, что компания парней, начнет нас искать, а может и догонит, мы почти бежали. "Почти" связано с тем, что с вывихом не очень-то побегаешь. Кое-как добравшись до остановки, мы сели в троллейбус, который ехал в парк, и поехали ко мне в общагу. "Заварушка" закончилась почти благополучно.
   Наутро мне было еще хуже, чем после дискотеки. Второй удар за неделю организм воспринял как форменное издевательство. Меня рвало, раскалывалась голова и во всем теле была такая слабость, что я провалялась в постели целый день. Диане тоже было плохо. Но, то ли организм у неё более выносливый, то ли характер упрямее. Она выпила шесть таблеток активированного угля, и уже в обед пошла домой. Как она сказала: "хоть показаться на глаза родителям".
   На краю сознания мелькнула мысль, что сегодня у меня первый учебный день, который я прогуляла. Как сказал Минский, лекции мне ничего дать не могут. Да и желание на них ходить у меня отсутствовало. Поэтому, мелькнув, мысль была погребена под делами более приятными.
   Проводив Диану, я проспала остаток дня и ночь. За окном лил дождь, укачивая монотонным перестуком, и убивая желание просыпаться, тем более вставать. Нога в области лодыжки опухла и болела. Наступать я могла только на мысок. Так и ходила по дому, как балерина.
   С Игорем мы так и не встретились. Минский то ставил его в ночное дежурство, будто в этом была острая необходимость, то закидывал работой. Рассуждая логически, можно было рассчитывать, что он приедет днем. Но и днем он был на работе. Вечером же, вымотанный и уставший, он ехал отсыпаться, что неудивительно.
   В тот единственный раз, когда Игорю удалось выбраться, он пришел ко мне вместе с Лешко с официальным визитом. На лестничной клетке у нас состоялась сухая беседа о направленной в Управление претензии со стороны профессора Беленького. Ведь я так и не заполнила ему тесты. Получив от меня обещание взглянуть на чертовы бумажки, они уехали. Я долго не могла поверить и, думала, от обиды мое сердце не выдержит и разорвется. Еще бы! Не видеться так долго, столько ждать и такое!
   - Я не могу больше! - каждый день казался мне вечностью.
   - Как будто бы я могу!
   - Игорь, я серьезно.
   Телефонные переговоры были последним способом поддерживать связь и утолять отчаяние. Так скучать нельзя, но я не могла ничего с собой поделать.
   - Я тоже!.. Меня командируют в Москву, приеду ночью, а утром - на работу.
   - Хочу тебя...
   - До сих пор!? - он перебил меня.
   - Увидеть! Хочу Тебя Увидеть!
   Шутку на экзамене про купленных экзаменаторов он мне вспоминает слишком долго.
   - Не начинай, мы же договорились.
   - Кондорская, между прочим, рассказала Колтунскому, а он мужикам нашим.
   - Бедненький.
   - Утром перезвоню.
   Нога, спустя три дня, все также болела. Пришлось идти к врачу, в надежде получить рецепт-панацею и выздороветь за пару дней. Хирург, пощупав мою многострадальную лодыжку, выписал обезболивающую и снимающую воспаление мазь. Он диагностировал растяжение связок и сильный вывих. Сказал, как только опухоль начнет сходить, делать упражнения и разрабатывать подвижность ступни. Не то лечение, на которое я рассчитывала, но да ладно. Сама виновата.
   Диана куда-то пропала. После боулинг-клуба она забежала один раз на чай и исчезла. На звонки не отвечала. Дома её видели тоже редко. Мария Аркадьевна, её мама пожаловалась мне, что у дочери, кажется, появился парень.
   Подруга имела свойство пропадать, а потом внезапно появляться. Причиной могло быть что угодно. Вплоть до самых серьезных проблем. О разрешении которых она потом рассказывала непременно с бравадой и самодовольством. Я каждый раз за неё беспокоилась, на что Диана только отшучивалась.
   К моей радости, в одиночестве меня не бросили. Во вторник заезжал отец, а сегодня мама с отчимом. Они всегда так делали. Что мама, что отец звонили заранее и приезжали так, чтобы случайно не встретиться. Хотя прошло уже больше десяти лет, как они развелись, но наладить общение так и не смогли.
   Последний раз на моей памяти, когда они приехали вместе, было пару недель назад, еще до экзамена. Без предупреждения, они ворвались в мою комнату, и, убедившись, что со мной все в порядке, учинили допрос. Все дело было в том, что общежитие гудело новостью о том, как группа ОМОНа захватила опасного преступника-террориста. И ни где-нибудь, а в нашем родном общежитии.
   Когда меня забирала группа захвата, было раннее утро. Никто толком не знал, кого забрали и почему. Даже алкаши, которые с утра пораньше бегают к Си-Эн-Эн за самогонкой, и те спали. Либо были настолько пьяны, что ничего толком не рассмотрели. Зато придумали от души.
   Родители решили, что я могла случайно пострадать, поэтому и примчались. Я сказала, что спала и ничего не видела. Услышав мою версию событий, они успокоились. Но всерьез задумались над тем, чтобы продать комнату в общежитии, где мы раньше жили все вместе, и купить мне квартиру.
   Когда родители уехали, я решила что туча миновала. Объяснить им, почему меня забрал ОМОН было выше моих умений изворачиваться. Но не прошло и двух недель, как с мамой у меня состоялся еще один неприятный разговор.
   Её приезд в будний день показался мне странным, но я решила промолчать. Мы вместе выпили чай, съели пирожные - на этом приятная часть визита закончилась. Мама отправила отчима в машину, а сама долго молчала и нервничала, перед тем как спросить, что её тревожило. Оказалось, что соседи доложили, что у меня ночует мужчина. Их очень беспокоило мое моральное поведение. Пришлось признать, что у меня появился парень. Игорь в свои тридцать четыре выглядел моложе, поэтому я смело записала его в парни.
   Опережая будущие волнения и желая хоть чем-то порадовать, я рассказала, что устроилась на работу. Конечно, историю устройства пришлось выдумать, но лучше так, чем сказать правду: у вашей дочери есть редкий магический дар, о котором вы не подозреваете, и ФСБ желает заполучить её в качестве ловца террористов. Нет, это было бы слишком. Даже для меня это звучит дико.
   Родители навезли мне еды на неделю вперед и помогли материально. Ведь пока я не работаю. Но в скором времени эта проблема решиться. Вспомнив о моей навязанной будущей работе, настроение испортилось. Пока меня не трогали, но их интерес невидимой пеленой висел надо мной и заставлял вжимать голову в плечи и ежиться.
   Когда я коротала очередной скучный вечер, смотря телевизионный ящик, раздался звонок телефона. Веселый свист баб-ёжек напугал и обрадовал одновременно. Я схватила телефон слишком резко и быстро. Опухшая лодыжка напомнила о себе тупой болью.
   - Да?
   - Я буду ждать тебя на школьном стадионе за гаражами. Сможешь туда придти? - Игорь замолчал. Сердце подпрыгнуло к горлу в предвкушении долгожданной встречи.
   - Да, конечно... Минут через двадцать буду, - ответила я, сдерживая острый прилив радости.
   С дороги доносился шум проезжающих машин. Продребезжал трамвай.
   - Буду ждать.
   Вечер выдался пасмурным, но теплым. Небо заволокло облаками. Складывалось впечатление, что сейчас одиннадцать вечера, когда начинает смеркаться, а не двадцать две минуты девятого. По школьному стадиону прогуливались девушки с колясками. Они были увлечены разговором и меня не замечали.
   Я кралась вдоль осинового пролеска, который примыкал к тыльной части общежития. Хвоста за собой я не заметила. Если подумать, то его и быть не должно. Игорь начальствует над всеми операми, с недавних пор, и вряд ли кто из его подчиненных без его ведома стал бы следить за мной. Конечно, приказ мог дать Минский. Скорей всего так и было. Он приказал проследить за Игорем, поэтому он и осторожничает. Звонил с неизвестного номера, за мной не зашел, и, в-третьих, приехал на чужой машине - около гаражей стояла лишь одна машина - темно-серая восьмерка с заляпанными грязью номерами.
   Сосны заканчивались. Меня от машины отделяли асфальтированная стадионная дорожка и песок у гаражей - открытая для обзора территория.
   Надо всегда исходить из самого худшего, а надеяться на лучшее - девиз сегодняшнего вечера и, вообще, всяческих передряг. Если меня заметят тот или те, кому меня видеть не следует, то Игоря ждут проблемы, поэтому лучше перестраховаться. От мысли, что нас могут разлучить, в горле собирался горячий соленый ком. А ведь запросто. Игоря переведут в другой город и всё - ноль хлопот.
   Вместо того, чтобы выйти на дорожку, я под прикрытием деревьев направилась к гаражам. Оглядываясь, как шпион-любитель, я пролезла сквозь кустарник молодых берез, в посадке которых принимала когда-то участие, и оказалась перед гаражами. На пеньках, метрах в тридцати от меня, распивали водку двое мужиков. Я прошмыгнула в щель между гаражами, достаточно широкую, чтобы пройти.
   С другой стороны, он бы не позвонил, если бы за ним следили в настоящее время. Значит, он оторвался от хвоста. Получается, я веду себя по-идиотски? Я остановилась. Ну уж нет, если бы он был уверен в том, что оторвался от слежки окончательно, то подъехал бы к подъезду!
   Пройдя между гаражами, я вышла к машине со стороны водителя. Игорь затянулся и выкинул окурок в траву. Ему очень шло курить. Я против курения, конечно, но когда он затягивается и выпускает из носа дым, щурясь от его едкости, мне хочется быть этой чертовой сигаретой, настолько сексуально он курит.
   Он осмотрел меня с ног до головы и нахмурился. На мне было платье и красная ветровка с капюшоном, завершающаяся под грудью. Опухшую ногу я скрыла вязанными крючком белыми сапогами. Я подошла к машине и положила локти на открытое до предела стекло. На платье имелась высокая шлица - проходи кто сзади, я бы так не гнулась.
   - Возьму не дорого, всё сделаю быстро и качественно. Презервативы только розовые, без запаха, - сказала я и широко улыбнулась. - Ну что, красавчик, берешь?
   - Куда катиться мир, - Игорь покачал головой и улыбнулся сквозь тяжкие раздумья, которые так просто не спрячешь, тем более уж от меня.
   Мы некоторое время смотрели друг другу в глаза. Он опять пытался угадать мое настроение, которое, по его мнению, я всегда скрываю. Не раз и не два я ловила на себе этот взгляд. В ответ я смеялась, возмущалась, но все бесполезно.
   Его глаза опасно блеснули.
   - Что делать умеешь?
   Меня смутил вопрос. Я ответила по накатанной.
   - Всё, что захочешь, дорогой, - и провела указательным пальцем по его ложбинке между ключиц.
   Игорь хотел ухватить меня за палец, но я успела его отдернуть.
   - Ну, так что? - я понизила голос.
   Он опустил взгляд на мою грудь и растянул губы в самоуверенной улыбке.
   - Деньги дома оставил. Как насчет службы на благо родины?
   - Наглец!
   - Ты подумай.
   Я села на заднее сиденье и сбросила капюшон. Игорь смотрел на меня через водительское зеркало. Его лицо потемнело, а глаза приобрели пугающую глубину. Думал он не о ценах на бензин, о чем сокрушался ведущий новостей по радио. Сердце забилось быстрей. Но его томящий стук был мне в удовольствие. Внизу живота растекалось горячим и приятным.
   Он опустил голову, пряча улыбку. Я тоже улыбнулась и постаралась расслабиться, насколько позволяла боль в ноге, которая, то затихала, то пульсировала с новой силой.
   - Какие будут новости? Лучше сразу с плохих, - сказала я.
   Он перелез на заднее сиденье и достал из кармана кресла два одноразовых стаканчика и водку. Две коробки горячего шашлыка и запеченных овощей лежали позади меня и источали непередаваемый аромат. Мои возражения он отмел, сказав, что стресс нужно снимать чем-то крепким, не молоком и не чаем. Чей стресс он имел в виду, я не стала уточнять.
   Разлив водку по стаканам, он вручил один стакан мне. Я поднесла к окну - грамм сто, не меньше.
   - Минский хочет убедиться, что я не веду двойную игру. Телефон мой прослушивается, машина тоже на контроле.
   - А ты не ведешь?
   - Я уже и сам не знаю.
   Он стал серьезным.
   - За что пьем? - я нанизала на вилку запеченный перец и обмакнула в майонез.
   - За тебя. Давай руку - будем пить на брудершафт. До дна.
   Я посмотрела в стакан и подняла на него глаза. По традиции, после того как стаканы осушены, положено целоваться?
   Мы скрестили руки, так, что его локоть залазил мне подмышку, упираясь под грудь. Я села удобнее, и еще раз оценила размер налитого.
   - За меня, так за меня, - я пила большими глотками, зная, что если остановиться или задуматься о том какую гадость пью, эта самая гадость полезет назад.
   Пищевод и желудок обожгло. Я сморщилась и попыталась занюхать перцем, но эффекта ноль. В горле стоял ад, из глаз текли слезы.
   - Я думал, не осилишь, - Игорь усмехался. Он положил ладонь мне на талию и притянул к себе. Во рту стоял горький привкус водки. Его рот был горячий, поцелуй - требовательный. От горла до живота натянулись струны удовольствия, которыми перебирали его умелые руки.
   Ветровка снята, лямки платья опущены, лифчик расстегнут... Одежда, которую мы все-таки сняли с себя, валялась где попало. Я глотала ртом воздух, задыхаясь от наслаждения, тяжести, и духоты.
   Игорь потянулся к бардачку за соком. Пить хотелось жутко.
   - Нашел, сукин сын!
   Из-за кирпичного угла дома выглядывал бампер белой машины.
   Пришлось быстро приводить себя в порядок и уезжать отсюда.
   Игорь завел мотор. Дорога для выезда одна - мимо слежки, конечно, можно попытаться удрать через стадион...
   Он меня не просил, но я решила все-таки пригнуться. Убрала коробки с шашлыком, который чуть не раздавила, легла на спину и подогнула ноги.
   В окне мелькали кроны деревьев.
   - За нами едет?
   Игорь следил за дорогой.
   - За нами, - ответил он, растягивая слова.
   Игорь выехал на оживленную улицу. Вид в окне сменился. На смену деревьям пришли густые грязные облака.
   Игорь завернул налево - я едва удержалась на сиденье. Не самое удобное положение - лежать в несущемся на всех парах автомобиле.
   Вид в окне постоянно менялся. Под визг тормозов выныривали лупоглазые окна, снова облака, столбы, провода и опять деревья. Я наловчилась: уперлась рукой в спинку кресла и меня теперь только укачивало. Даже в сон потянуло.
   Резко затормозив, Игорь выкрутил руль в очередной раз. В окне мелькнул высоченный тополь и через секунды три раздался характерный грохот. Проминающегося железа.
   - Водить бы научился, сопляк.
   Выехав из города, он остановился, резко и зло. Я открыла глаза.
   Игорь открыл окна и поджег сигарету.
   - Игорь, что тебе будет из-за нас, если всё откроется?
   - Ничего мне не будет, - ответил он, словно пытался переспорить меня.
   - Скажи мне правду. Чем тебе это грозит? - я приподнялась на локте.
   - ЭТО? - он приподнял бровь.
   Я покачала головой. В другой раз я бы смутилась, но сейчас меня больше волновал его ответ.
   - Да. ЭТО.
   - ЭТО может грозить только тебе, и то процент очень низок. Ты же пьешь таблетки, ведь так?
   О Боже, ну причем здесь залет?
   - Ты можешь ответить серьезно?!
   Он улыбался.
   - Я такими вещами не шучу.
   Я тоже не шучу, никогда. Не хочет говорить - клещами тащить не буду.
   Мимо машины проскакала лошадь с наездником. Я выглянула в окно. На песочном поле, огороженном сеткой, тренировались наездники. Впритык к полю протянулся покрытый алюминием склад, который ныне используется под конюшню.
   Игорь закрыл изнутри машину и перебрался ко мне. Так мы и заснули, в объятьях друг друга, наблюдая за тем, как небо, заволоченное облаками, сереет до цвета мокрого асфальта, а в небе зажигаются звезды.
  

Глава 10

  
   Рано утром я пробиралась к себе в общежитие, оглядываясь по сторонам. Либо слежки за мной не было, либо я её не заметила. Выспаться ночью у меня не получилось, поэтому я была полна желания поспать на любимом диванчике еще пару часов.
   Мне удалось быстро заснуть и даже увидеть размытые образы сновидения, но меня разбудил звонок. Мельком взглянув на часы и обнаружив, что еще восемь часов, я ответила. Моя несносная подруга, объявившись так же неожиданно, как и исчезла, долго возмущалась из-за наркомана, укравшего её телефон, и еще моего уныния. Унынием Диана посчитала мой заспанный голос.
   Складывалось впечатление, что этой ночью она еще не ложилась спать. И я оказалась права. Она сама призналась, что идет от гостей. Раньше она ночевала только у меня, поэтому Мария Аркадьевна скорей всего оказалась права насчет парня. Прервав её бесконечный рассказ, из которого я мало что поняла, мы договорились встретиться после обеда и поговорить нормально.
   На встречу Диана пришла вовремя, что для неё подвиг. Она распахнула руки и пошла ко мне, не забывая ощупывать меня цепким придирчивым взглядом.
   Я постаралась не хромать.
   - Я так соскучилась! У меня столько новостей! Ты просто не представляешь, что со мной произошло! - она чмокнула меня в щеку и обняла, почти повиснув.
   С этих слов начинается каждый её рассказ про невероятное приключение.
   Она снова обсмотрела меня, словно выискивая изъян, который могла пропустить.
   - Нога болит? - не дожидаясь моего кивка, она продолжила. - Я тебе нашла чудного массажиста! Он тебе понравится.
   - Че-го?
   Диана взяла меня под руку и повела по тротуару.
   - Нет, я серьезно. Влад будет без ума от тебя!
   Черный джип с тонированными стеклами торчал у обочины через дорогу. Скоро они обнаглеют до того, что будут волочиться за мной, преследуя на первой скорости.
   - Знаешь, давай в другой раз встретимся. Мне надо домой, - я высвободила руку и состроила усталую рожицу. Пора заканчивать этот фарс со слежкой. Сколько можно лезть в мою жизнь?!
   - У меня для тебя сюрприз и пока ты его не увидишь, никуда не уйдешь, даже не надейся!
   Я остановилась. Неужели она привела кого-то знакомиться со мной?
   - Какой сюрприз?
   Она взяла меня под руку и повела к частной стоматологической клинике. Мы перешли через дорогу и остановились около кирпично-красной иномарки.
   Я вгляделась в лицо Дианы. Она трепетала от еле сдерживаемого восторга и сжимала мою руку так, будто сорвала джек-пот.
   - Твоя что ли? - я осмотрела машину.
   - Моя! - просияла Диана еще сильней.
   - Откуда? - я прищурилась. С деньгами у неё также плохо, как и у всех. Она не работает, не замужем - так откуда средства?
   Она скорчила гримасу.
   - Вечно ты придираешься! - подарили! - Диана хлопнула себя по ноге и крутанулась на мысках.
   Понятно. Дорогая моя подружка влипла в очередную историю.
   - А что взамен?
   - Фу, какая ты пошлая. Взамен - любовь, - ответила она и отключила сигнализацию.
   Права Диана получила полгода назад, но опыта вождения у неё не было. Если я рассчитывала на чудо, то его не произошло. Водила она отвратительно: подрезала дорогие машины, переезжала из одной полосы в другую и материлась по-черному в открытое окно.
   Когда мы остановились, я смогла перевести дыхание. Черный джип потерял нас на третьем повороте, когда Диана лихо сменила полосу движения и прорвалась на желтый свет. Представляю, как матерился водитель джипа, когда его обставила девчонка, за плечами у которой опыт вождения пару дней.
   - Как я его сделала?! У него глаза к очкам прилипли! - она хлопнула ладонями по рулю.
   У меня тряслись коленки от напряжения.
   - Конечно, извини, но прав ты не заслуживаешь.
   - "Такси" отдыхает, согласна, - она зажмурила глаза, как кошка, и расплылась в улыбке от удовольствия. Мур-мур.
   Я вышла из машины - мне срочно требовался свежий воздух. Под ногами - узкая пыльная дорога, слева - обрыв, заваленный мусором, и сомнительная автомастерская. Очередная дыра.
   - Зачем мы здесь?
   - Затем, что тебе пора завести парня! Кстати, я себе уже завела! Зовут Антон, - она предупреждающе выставила палец. - Только не надо говорить, что ты не готова или плохо выглядишь!
   - Я не хочу ни с кем знакомиться!
   - Это друг Антона. Влад. Он тебе понравится, - она засунула сверток подмышку и включила сигнализацию.
   - Я не хочу ни с кем знакомиться!..
   - У тебя кто-то есть?
   - Нет.
   - Как-то неуверенно говоришь.
   Я вздохнула.
   - Я домой, - и пошла по обочине. Мне остается найти название улицы и номер дома. Такси вызвать не проблема, пока в кошельке есть деньги.
   - Какой домой?! Дашка, сколько можно киснуть?!
   Дорога уходила вверх, петляя между частными домами. Наступать на ногу было по-прежнему больно. Опухоль спала, и я даже начала разрабатывать лодыжку. Но до выздоровления еще было далеко.
   На кирпичной стене висел указатель. Я достала телефон и открыла список номеров.
   - Дашка, ну чего ты, в самом деле?
   Диана, скребя каблуками, нагнала меня и растопырила руки, преграждая путь.
   Я приложила телефон к уху.
   - Здравствуйте, можно такси... переулок Рощина, дом три.
   Я подняла глаза на Диану. Она раскраснелась и дышала как паровоз, только пар из ушей не валил.
   - Я сама тебя отвезу, ну чего ты?
   Я почувствовала, что на нас смотрят и обернулась. Прислонившись к дверце белой помятой машины, той самой, стоял Игорь. Он был одет в белую рубашку и стального цвета брюки. Пуговицы рубашки он расстегнул до груди, а рукава закатал до локтей, что позволяло видеть гладкую чистую кожу, казавшуюся очень загорелой на фоне белого. Он смотрел на меня, наверное, с тем же недоумением, что и я.
   - Алло, девушка, повторите адрес! - мелодичный женский голос на том конце линии напомнил мне, что я до сих пор держу в руках телефон.
   - Извините, я позже позвоню, - ответила я.
   Сердце запрыгало полоумным щенком. В ближайшее время на встречу я не рассчитывала.
   Я отвернулась, опустив глаза. Казалось, стук моего сердца можно было услышать с расстояния.
   - Блин, целые босоножки песка, - Диана, балансируя на одной ноге, вытряхивала песок из обуви.
   Когда я посмотрела на Игоря второй раз, он мне улыбался немного смущенной, и очень милой улыбкой.
   Надо было подойти к ним, только ноги плохо слушались. Как после сна.
   - Кто это? - Диана переводила взгляд с меня на Игоря с Лешко.
   Я прокашлялась.
   - Коллеги.
   - Коллеги?
   Я постаралась проигнорировать сарказм в её голосе.
   - Да. Я на работу устроилась, - ответила я и направилась к Игорю.
   - И молчала! - крикнула подруга мне в след.
   Так, главное вести себя, как обычно. И никто ни о чем не догадается.
   - Здравствуйте, - я заложила руки за спину и улыбнулась.
   - Привет, - Игорь расплылся в улыбке.
   - Это так мы, значит, болеем? Вместо того, чтобы ходить на занятия, - сказал Лешко, в своей привычной манере.
   - Я не обещала, что буду туда ходить, - ответила я.
   Лекции я прогуливала, прикрываясь вывихом. Очень удобно вышло, да. Первые дни меня не тревожили. Дней через пять решили, что хорошего понемножку. Теперь каждый день звонит Эдуард Иванович, некто вроде классного руководителя. Хотя, конечно, никаких классных там нет. Поначалу справлялся о здоровье, теперь читает морали и ругает. Угрожает выгнать.
   - К тому же, лекции давно закончились, - сказал Игорь. Его щеки покрывала щетина.
   - Мало тебе, Игорян, всё прикрываешь её? - сказал Лешко.
   - Я, кажется, говорил, - сказал Игорь с предупреждением.
   - Да знаю, - ответил он с отчаянием и злостью.
   Диана обняла меня за плечи и положила голову на плечо.
   - Ты познакомишь меня?
   - Диана, - Игорь, Николай, - я показала поочередно на мужчин.
   Лешко сморщился и отвернулся. Игорь улыбнулся, но улыбка его быстро увяла, когда подруга заговорила.
   - Очень приятно, - Диана светилась от избытка эмоций, - Прошу не путать с Диной. Меня зовут, как английскую принцессу, - Диана.
   Она кокетливо повернула голову и начала стрелять глазками. Порой её заносило.
   - Где этот слесарь недоделанный!? Я намотаю ему ключ на яйца, если он не придет сию минуту! - сказал Лешко, игнорируя Диану и её кокетство. Желудок его пронзительно заурчал.
   - О каких уроках шла речь? - спросила Диана.
   У меня похолодело в желудке.
   - Да так, ничего особенного, - ответила я, в уме прокручивая варианты.
   Диана склонила голову на бок. Она смотрела на меня так, словно видела в первый раз.
   - У нас такая процедура приема. Специалист должен пройти подготовительные курсы, посидеть на лекциях, проявить себя с положительной стороны, - Игорь усмехнулся, словно удачно пошутил.
   - Подождите, а куда ты устроилась, не догоняю? В милицию что ли?
   - Что-то вроде этого, - ответила я.
   Лешко повернулся к нам спиной и положил руки на машину.
   - А зачем бухгалтеру курсы?
   - Чтобы веселее работалось, - ответил за меня Игорь, обаятельно мне улыбаясь.
   Крутя небольшой ключ на пальце, к нам подошел механик в синем рабочем костюме. Комплекцией он напоминал мяч.
   - Машина твоя будет готова через дней пять, а то и неделю придется ждать. Крыло смято, плюс развал схождения надо делать, внутри все проверить, ну ты понимаешь, - сказал механик и похлопал разводным ключом себе по ладони.
   Диана наклонилась к моему лицу.
   - Слушай, а этот Игорь, он ничего! - прошептала она.
   - Ладно, неделя так неделя. Но смотри, ты меня знаешь - без халтуры! - Игорь выставил указательный палец и ткнул им в грудь механика.
   - Я сейчас приду. Придем, то есть! Только веди себя хорошо, договорились?
   Прежде, чем я успела ответить, Диана широким матросским шагом пошла в мастерскую.
   Механик, сжав в кулаке ключ, направился вслед за ней.
   Игорь убрал растрепавшиеся ветром волосы со лба и повернулся ко мне.
   - Как нога?
   Его лицо отражало мои собственные чувства. Было приятно знать, что он тоже скучает.
   - Поехали уже, сколько можно тут торчать? - сказал Лешко и открыл переднюю дверцу.
   Игорь сделал вид, что не слышит.
   - Уже лучше, - ответила я.
   Он стоял так близко...
   - Забыл сказать, нужна предоплата. И реквизиты ваши, - механик снова вернулся. Он переминался с ноги на ногу и дергал плечами, словно ему мешали лямки комбинезона.
   Из черноты мастерской вынырнула Диана под руку с высоким импозантным парнем в гавайской рубашке и черных брюках. В руке у подруги был огромный букет алых роз. Прижимая розы к груди, она хохотала, закидывая голову назад.
   - Слушай, ты лучше в этом разбираешься... - Игорь обратился к Лешко.
   Тот с усмешкой кивнул, покряхтел, вылезая из машины. Что с его животом оказалось не так легко. И вместе с механиком пошел в мастерскую.
   Игорь снова прислонился к машине.
   - Кто это?
   - Сейчас узнаем, - ответила я.
   Игорь поднял брови вверх.
   - Антон, знакомься - это Дарья. Она немного не в настроении, но бокал вина и ужин в ресторане это исправит.
   Он схватил мою ладонь и поцеловал. У него была броская внешность южного типа.
   - Привет, красавица, как дела? Диана много про тебя рассказывала, - сказал он без акцента, чем удивил.
   - Не сомневаюсь, - ответила я.
   Я отняла ладонь, потому как он продолжал удерживать её, и отступила от него на шаг. С туалетной водой он порядком переборщил.
   - Здравствуй, начальник, - сказал Антон и протянул Игорю руку. Они обменялись рукопожатием. - Машина будет готова в срок, не волнуйся. В лучшем виде! Я прослежу.
   Игорь кивнул. Ему сильно хотелось размазать самодовольную улыбку Антону по лицу - было заметно чего ему стоит сдерживаться.
   - Мы можем куда-нибудь съездить, обмыть мою машину! - она подмигнула Антону. Он обнял её за талию и подал мне руку.
   - Нет, это без меня!
   - Она, и правда, не в настроении. Пойдем, дорогая, одни, - и потащил Диану к своей машине.
   - Она немного взбалмошная, - сказала я, провожая Диану взглядом. Она сопротивлялась и тащила Антона к своей. Как всегда, Диана была слишком увлечена собой, чтобы заметить нестыковки в истории про работу. Что хорошо.
   Игорь схватил меня за руку и потянул на себя.
   - Он сейчас вернется, - прошептала я, обнимая.
   Такое ощущение, что мы не виделись вечность. Он прижал меня к себе настолько близко, насколько было возможно. Нас разделяла только одежда.
   - Я думаю о тебе постоянно, - сказал Игорь с отголосками обвинения и вжал мои бедра в свои.
   Клубок в животе переместился в грудную клетку, все увеличиваясь в размерах.
   Игорь прислонил меня к машине, все сильнее наваливаясь весом. На миг я забыла, где нахожусь. Вспомнила, услышав приближающиеся шаги и разговор.
   - Если смогу, то приеду вечером. За мной продолжают следить, черт бы побрал Минского!
   - За мной тоже, - сказала я.
   Игорь всмотрелся в мое лицо.
   - Не может быть.
   - Почему?
   - Потому что я об этом ничего не знаю.
   Игорь подвез меня до дома. Лешко сидел спереди недовольным, молчаливым сычом. На протяжении пути никто не сказал ни слова. Из радио хрипела радиоволна, но даже зажигательные хиты 80-х не смогли разбавить напряжение, как варенье, тягучими каплями стекающее между пальцев.
   - Из-за тебя он каждый день получает по шее, если тебя это хоть немного колышет, - сказал мне Лешко на прощанье, ковыряя в зубах ногтем.
   Я успела открыть дверь и поставить правую ногу на асфальт, но задержалась в машине.
   - Не лезь, - сказал Игорь.
   - Да пожалуйста. Только могла бы и ходить - не развалится.
   - Тебя это не касается!
   - А меня? - спросила я.
   Игорь расслабился.
   - Не о чем говорить, - ответил он и бросил угрожающий взгляд на Лешко.
   - Минский каждый день говорит, что ты не ходишь на курсы. Ему говорит. Ведь это он настоял на них.
   - Я совсем забыла, - прошептала я.
   - Какого черта, ты лезешь? Это не твое дело! - сказал Игорь Лешко.
   Как бы мне не хотелось избежать курсов и навязанной работы, завтра я непременно пойду на занятия. Игорю итак приходится разрываться между мной и своей работой, надо хотя бы избавить его от выволочек Минского.
   Дождавшись пока машина скроется за поворотом, я достала телефон из сумки.
   Игорь, конечно, разберется со слежкой. Но мне хочется лично. Надо один раз забыть про уважение к старшим и сказать Вальдемару Антоновичу все, что я думаю о его наружке.
   После третьего гудка Минский взял трубку:
   - Даша, молодец что позвонила. У тебя все в порядке? - он разговаривал тоном отца, который обрел дочь слишком поздно и не успел натешиться новой ролью.
   - Да, вы знаете, я могу о себе позаботиться.
   Он откашлялся в трубку. Почему даже в собственных глазах я выгляжу истеричкой?
   - Хорошо, если так. Я беспокоюсь за тебя. Знай, что можешь рассчитывать на меня.
   Зачем я звоню, если он опять выкрутиться и не вспотеет? Лишний раз показывать своё бессилие - вот зачем.
   Я задумалась. Нет, угрожать бесполезно. Ему мои угрозы, как мертвому припарка. Стоп. Если я не могу требовать, то могу просить.
   - Спасибо, Вальдемар Антонович, - я сбавила тон. - Я могу попросить вас?
   Скрипнуло кресло. Минский вздохнул.
   - Смотря о чем, Даша.
   - Я думала, что могу на вас рассчитывать...
   - Да, конечно. Так о чем идет речь?
   - Я хочу, чтобы с меня сняли наблюдение, чтобы я могла встречаться с друзьями, не думая о том, что за мной следят.
   Он замолчал. Я отняла телефон от лица и посмотрела на дисплей. Таймер продолжал отсчитывать секунды разговора.
   - Даша, мы не следим за тобой уже давно, - голос Минского взлетел вверх. Он снова прокашлялся, - ты запомнила номера машин?
   - Да, я помню. Если не вы, тогда кто?
   - Я это обязательно узнаю. Назови мне номера - я записываю.
   Я назвала ему все номера, что запомнила.
   Если раньше я думала, что Минский не считает нужным скрывать наблюдение, то сейчас я понимаю - это не его стиль. У меня появились новые "друзья".
   - Даша, где ты сейчас находишься?
   - Около дома.
   - Хорошо. Иди домой и никуда не выходи, пока я не перезвоню.
  

Глава 11. Обучение

  
   Занятия проходили в той же школе, где и экзамен. На время школьных каникул Управление ФСБ арендовало несколько классов и спортивный зал, чтобы мы, будущие работники отдела сверхлюдей, могли подтянуть знания и подготовиться к службе.
   Я пробежалась по расписанию. Каждый день по три-четыре пары. Из всех предметов процентов семьдесят с эзотерическим уклоном. Учащиеся делились на три группы, по направлениям преобладающих способностей. В общей сложности курс слушал двадцать один человек.
   Иногородним предоставлялось общежитие. Вот уж не знаю где - не сказано, видимо, секрет. Тут же сообщалось, что экзамены назначены на двадцать третье августа, и тех, кто завалит, пересдача не ожидает - с вещами на выход. Настроение немного приподнялось. Может, у меня все-таки есть шанс вылететь с этой работы?
   Следующее объявление тоже грело душу. За пропуски без уважительной причины - отчисление.
   Утром была "Теория гаданий" и "Конституция" - три часа занудства. Следующая - "Техника боя", думаю, поинтереснее будет. Ведь занятие ведет Астафьев Игорь Сергеевич!
   Я еще раз прошлась взглядом по доске объявлений. Ничего нового не обнаружила и пошла в спортзал, где должна собраться вся группа.
   В раздевалке никого не было. С потолка свисал провод с лампочкой, которая светила тусклым желтым светом; на лавки была набросана одежда, за отсутствием крючков и шкафчиков.
   Как я и представляла, спортзал оказался братом-близнецом всех спортзалов, виданных мною прежде: сетка, натянутая на огромные окна, разлинеенный пол, в углу зала - "козёл" и маты.
   В зале было полно народу, который, разбившись на отдельные группы, дожидался начала занятия. Признаться, до этого дня, экзамен не в счет, мне не приходилось вживую видеть других, таких как я. Тем более общаться с ними. Атмосфера дружелюбно-наблюдательная. Несколько женщин сорока, сорока пяти лет, толстый байкер, с длинной кустистой бородой...
   - Нет, это не возможно.
   Я обернулась. У шведской стенки, облокотившись на ребра, стоял худой, желчный мужчина, и двадцатилетний парень с татуировкой в виде креста.
   - Как невозможно? Я читал, что мага можно узнать по необычному свечению его ауры и положению точки сборки...
   Я прошла мимо, не дослушав очередную псевдонаучную теорию.
   За время моего отсутствия однокурсники успели познакомиться и разбиться на маленькие компании. Как и у обычных людей, компании были одновозрастные, однополые. Также, как и у обычных людей, были те, кто коротал перемену в одиночестве.
   В зал вошел Игорь. Так вышло, что он будет преподавать теорию и практику "Техники боя". Радость и волнение пьянящим потоком разливались от лица до пяток. В правой руке у него был журнал.
   Без лишних слов и приглашений, народ потек к длинной многометровой лавочке, где по древнему школьному обычаю проходит построение.
   - Ну привет, Осипова Дарья Сергеевна! - парень в мешковатой футболке поднялся с лавки и развязной походкой направился ко мне, - кому улыбаемся?
   Игорь, как и большая часть студентов, обернулись.
   - Ну привет, - ответила я и попыталась спрятать улыбку.
   Парень уже стоял возле меня.
   - Я староста. Ты справку принесла? - Он посмотрел на мою ногу, будто через ткань мог увидеть, притворяюсь я или нет.
   - Петренко, отстань от девушки, - сказал Игорь и улыбнулся мне с затаенной в уголках глаз нежностью.
   - Я только выполняю свой долг старосты.
   Игорь засмеялся.
   - По-моему группа поторопилась. Если ты еще раз залезешь в базу данных - то вопрос о твоем отчислении станет гораздо актуальнее.
   - Построились! - сказал Игорь классу.
   Во главе строя возник переполох. Две солидные женщины принялись вслух выяснять кто из них выше.
   Одна из шушукавшихся девчонок, проходя мимо Игоря, бросила ему через плечо игривым тоном:
   - Здравствуйте, Игорь Сергеевич!
   На ней были короткие шортики и майка по типу спортивного лифчика.
   - По росту строиться не обязательно, становитесь как хотите, - заметил Игорь женщинам, спор между которыми перешел в ругань. Полная женщина с мужским ежиком на голове отвернулась от подруги и скрестила руки под тяжелой грудью.
   Когда все выстроились в ряд, Игорь открыл журнал и стал зачитывать фамилии.
   Перед моей фамилией он сделал паузу. Или мне только показалось?
   - Осипова.
   - Здесь.
   Он коротко глянул на меня.
   - При наличии травм, или других уважительных причин, тренировку можно пропустить, - сказал Игорь. Класс зашептался и многие снова стали посматривать на меня.
   - А менструация уважительная причина? - раздался нежный голосок с придыханием.
   - Уважительная. Вы уже спрашивали, насколько я помню.
   Девушка опустила голову.
   - А это не она спрашивала, а я! - сказала её сестра-близнец.
   Игорь прошелся вдоль девушек.
   - Вы, может быть, считаете, что очень похожи, но это не так. Спрашивала именно она - Ракитская М.Ю.. Но дело даже не в этом. Вы обе из третьей категории, и вам на мои уроки ходить и вовсе не надо. Поэтому мне все равно какая у вас причина - не имеет значения.
   - Причина эта известна! - сказал заразительно веселым басом высокий, здоровый дядька с бородой, как у попа.
   Игорь скрестил руки, обняв журнал, и приподнял слегка брови.
   - Покрасоваться они пришли! - ответил мужик и расхохотался.
   Бабульки, как я поняла из их разговора, владеющие заговором, перекрестились.
   - Ой-ой, что ж это делается? Девки всякий стыд потеряли.
   - Да мужика они хотят, мужика! - поддакнула вторая.
   Я тоже засмеялась. Игорь опустил голову, тем самым пряча улыбку. В строю пошли обсуждения.
   - Так, тихо! - крикнул Игорь, - "Самозащита и нападение" обязательна только для категории "А". Я уже говорил, что остальным поставлю тройку в любом случае. Поэтому не нужно себя насиловать, - Игорь окинул взглядом собравшихся - все остались в строю.
   Одна из близнецов вышла вперед, скрестив руки под грудью.
   - У меня вопрос.
   - По существу? - спросил Игорь холодно. Близняшки подрывали его преподавательский авторитет, а ни один уважающий себя преподаватель не станет терпеть подобное.
   - Да. Нас даже родная мама путает. У нас родинки одинаковые, а вы утверждаете, что можете нас отличить. Каким это образом?
   Я присмотрелась к девчонкам. Одного роста, в одинаковой одежде на точь-в-точь идентичных фигурках. Про лица уже и говорить не приходиться.
   - Есть такое понятие как электро-магнитное поле человека. У Вас, в отличие, от сестры оно очень не стабильно, и вы даже не пытаетесь его контролировать. Вы, как медуза, её ни с чем не перепутаешь. Теперь ясно?
   Девушка смолкла.
   - Станьте в строй.
   Игорь продолжил перекличку, но я уже не слушала. Почему я раньше не догадалась? Как я могла не заметить?! Он - тот самый чувствующий, измеритель, имеющий гиперчувствительность к магическим токам и способный определять принадлежность способностей к тому или иному роду магии. Именно он должен был выявить мои способности, потому что он точно знает, есть в человеке Сила, или нет.
   Представляю, как ему было тяжело в подземелье! Да и потом, когда он принес меня к себе домой, а я, как полная идиотка трогала его, пытаясь утешить. Вместо того, чтобы уйти и перестать мучить роящемся вокруг меня магическим током.
   Почему он не сказал?! Ведь находиться со мной ему, должно быть, нелегко... Даже сейчас, когда я закрыта пластинами щита!
   - Ладно, хорошо, - Игорь захлопнул журнал, - Пять кругов трусцой для разминки.
   Разбуженной черепахой группа побежала вперед.
   Петренко пропустил двух человек перед собой и поравнялся со мной.
   - А ты чё, вообще, умеешь?
   - А тебе чё?
   - Твой файл засекречен. Остальных я всех посмотрел!
   - Да ты молодец, палец в рот не клади, - сказала я и пропустила одного человека вперед.
   Класс пошел на второй круг.
   Он снова поравнялся со мной.
   - В первую категорию метишь?
   - Отстань, а?
   Он гоготнул.
   - Ты чего такая загруженная, я ж по-хорошему. Между прочим, я программистом пойду по секретной части. На физ-ру хожу так, чтобы точно взяли. Место ведь хорошее, доходное, - он мне подмигнул.
   Я только вздохнула.
   - Стань в ряд, Петренко, - сказал Игорь. Его голос разлетелся эхом.
   - Все в порядке, провожу разведработу, - ответил тот, но ослушаться не решился.
   Последний пятый круг стал испытанием. Все как будто расслабились перед финишем и ползли так медленно, что хотелось дать хорошего подзатыльника направляющему. Если при быстром темпе, боль имела острый, но непродолжительный характер, то сейчас выматывала и вгоняла в тихое отчаяние.
   - Разбились по парам. Пять минут качаем пресс, - Игорь посмотрел на часы.
   Я осталась без напарника.
   - Что, нет напарника? - Игорь подошел ко мне. Окутал знакомый аромат, от которого живот свернулся в тугой шарик, а сердце сладко запрыгало в горле. Вот он стоит передо мной - такой родной и в то же время чужой. Почему он не сказал ничего?
   - Как видите, - ответила я.
   - Тогда идите на лавочку, к тем симпатичным старушкам, - Игорь указал большим пальцем через плечо.
   Я оглянулась на класс. Все пыхтели, напрягая животы, потея и краснея от нагрузки. В уговорах не было нужды.
   - Ладно, хорошо, почему бы и нет? - ответила я и похромала к лавке.
   - Сегодня легкая программа? - спросил тот же Петренко.
   - Даже не надейтесь, - ответил Игорь.
   Парень хмыкнул, но дополнительных вопросов задавать не стал.
   - А волейбол будет? - спросила девушка звонким голосом.
   - Сегодня нет.
   - У-у-у.
   Игорь встал спиной ко мне.
   - Девушки становятся к шведской стенке и выполняют растяжку. Остальные пятьдесят приседаний и подтягивания, кто сколько сможет. Как справитесь - борьба, - сказал Игорь и сел рядом со мной.
   Класс заговорил вполголоса и рассредоточился по залу.
   - Ты могла бы не приходить сегодня.
   - Я решила придти.
   Я положила ладони на скамейку, нечаянно дотронулась до его ноги, и убрала их снова на колено. Бывает иногда, что руки некуда деть, как сейчас.
   - Почему ты мне не сказал?
   Я полагала, что щиты станут отличной защитой. Но я и подумать не могла, что Игорь - измеритель. Ведь пластины, служащие мне щитом, не являются монолитом. Как я уже говорила, практика разошлась с теорией, и вместо защитной скорлупы, щиты легли на меня в форме пластин. Форма более пластичная, но менее надежная в плане выброса магических токов.
   В его взгляде скользнуло удивление, сменившись вскоре пониманием сути вопроса. Игорь откинулся на сетку, растянутую от потолка до пола, и развернулся ко мне.
   - Сначала я должен был подловить тебя. А потом это уже перестало иметь значение.
   - Неужели?
   Он ответил мне взглядом, что говорит от сердца.
   Я вздохнула и скрестила руки на груди.
   - Тебя бы это напрягало. Как сейчас.
   - Конечно, напрягало бы! - я всплеснула руками.
   Бабульки, сидевшие совсем рядом, притихли, и, как мне показалось, стали прислушиваться к нашему разговору.
   Я наклонилась ближе к Игорю.
   - Это же очень неприятно для тебя.
   Лицо его сохраняло серьезность, но на дне глаз зажегся огонек озорства. Я тут же отстранилась. Мы не в том месте, чтобы он смотрел на меня такими глазами.
   - Даш, я не хочу об этом говорить.
   - Даже со мной?
   Он посмотрел на меня. Открытым и вместе с тем умоляющим взглядом.
   - Хорошо, - сказала я. - Мне нужно знать только две вещи. Насколько сильно тебе неприятно?
   Он вздохнул.
   - Как ты хочешь, чтобы я тебе объяснил?
   - Хуже, чем прикосновение медузы?
   Он встал с лавочки и положил руки на подоконник, просунув их через сетку.
   Пришлось тоже вставать.
   - Зря я так сказал. Просто хотел проучить эту выскочку. В любом случае это мои проблемы и давай больше не будем об этом.
   Значит, гораздо хуже.
   - Мне кажется, это наши общие проблемы...
   - Нет, - в его голосе скользнула жесткость и холодность.
   Я обошла вокруг Игоря. (Разговаривать с его затылком меня не устраивало.) Чтобы видеть его лицо, пришлось пролезть в щель между лавочкой и стеной под окном. Разболевшуюся ногу я пристроила на лавку.
   - Ладно, последний вопрос. Ночью у меня бывают несознательные "всплески"?
   Он смотрел перед собой, словно я разговариваю не с ним вовсе. Потом улыбнулся, отчего его лицо сразу смягчилось, и повернулся ко мне.
   - Нет. Ночью ты все делаешь как надо.
   Я вспыхнула и отвернулась от него. Во рту пересохло и умный ответ все никак не приходил в голову. Ему опять, в который раз удалось меня смутить, а ведь я полагала, что это давно пройденный этап.
   - Вечно ты так, - сказала я.
   Он улыбался во весь рот.
   - Как?
   - Между прочим, твои ученики смотрят - нечего мне улыбаться!
   Он откашлялся.
   - Заговорила меня, давай лучше по делу. Мы снова к тебе приставили хвост. Надо выяснить, кто за тобой таскается.
   Я размяла здоровую ногу - она вся затекла от неудобного положения, - и встала обоими ступнями на лавку.
   - Кто-то из ваших?
   - Не похоже. Стиль больно холопский. Черт, курить, как хочется!
   Час от часу не легче. Если спецслужбы не причем, тогда кто? Кому я могла дорожку перейти?
  

Глава 12

  
   До тех пор пока не выяснится, кто за мной следит, каждое утро меня провожали до школы, а после занятий отвозили домой. Причем, речи о том, что у меня могут быть другие дела, помимо навязанной учебы, не шло. В свободное от учебы время я сидела дома и пыталась себя занять хоть чем-то. Было два варианта: смотреть телевизор, либо слушать сплетни баб Вали на балконе. Признаться, я испробовала оба. На баб Валин треп меня хватило ровно на полчаса. И желания повторять опыт так и не появилось. Оставалось смотреть телевизор, чем я и занималась до тошноты.
   Диана пропадала со своим парнем. Родители работали. После той истории с компанией пьяных парней, одногруппницы, как я и думала, делали вид, что ничего не случилось. Некоторые из горе-подруг даже осознали свою вину. Они присылали нам с Дианой подарки в соцсетях, открытки, но это было так по-детски и несерьезно, что желание общаться с ними у меня пропало окончательно. Вместо того, чтобы открыто признать свою вину, девчонки маялись дурью.
   В таком режиме прошел остаток недели и выходные. Надо ли говорить, что выходные мне тоже грозило просидеть в четырех стенах? Я уже настроилась на еще один вечер в компании телевизора, когда позвонил Игорь. Так получилось, что у оперативника, который должен был следить за моей безопасностью, жену забрали в роддом. И он попросил его заменить, на что Игорь, к моей дикой радости, согласился.
   Погода стояла теплая и сухая. Грех было сидеть дома, о чем мне Игорь и сообщил. Взяв палатку, мы поехали на озеро. Ночью мы жгли костер и любовались звездами. Днем купались и загорали. Казалось, что сказка будет длиться вечно, не смотря на то, что время бежало очень быстро. Вернулись в воскресенье под вечер, с обожженными плечами и лицом, но довольные и счастливые.
   С понедельника вновь началась учебная неделя, полная занудства, открытого соперничества между сокурсниками, всяческих глупостей и депрессивного настроения. Однокурсники моих взглядов о предстоящей работе и в целом о магии, как ремесле для зарабатывания денег, не разделяли. В большинстве своем взрослые самостоятельные люди, они хотели развить свои способности, чтобы с их помощью получить работу. Слушая лекции или выполняя практические задания, они прикладывали максимум усилий. Я же с практических старалась сбежать, либо прикинуться больной, изображая тошноту или рези в желудке. Пока что мне верили.
   Может, мне стоило пойти в театральный институт? Довольно неплохо получается вводить людей в заблуждение. Взять хотя бы вступительные экзамены. Многие мои однокурсники считали, что я прошла отбор благодаря тому, что переспала с нужным человеком. На лекциях они смотрят на меня с неприязнью и высокомерием, и если предоставляется возможность, стараются упрекнуть в моем незаслуженном нахождении в числе избранных. Выходит даже забавно, потому что я искренне поддерживаю их точку зрения, отвечая на их подколы, что с удовольствием уберусь отсюда, только пусть замолвят за меня словечко. И этим невероятно злю поборников справедливости, хотя пытаюсь лишь развлечься.
   - Что же ты сама не уйдешь, раз так в тягость? - задал закономерный вопрос поклонник рока, металла в музыке и пива.
   - Пробовала. Возвращают назад, - ответила я и тяжело вздохнула.
   Посмеяться над собой и своими страхами для меня словно поставить укол бодрости и позитива. Потому я и стараюсь изо всех сил, веселя себя и пытаясь развеселить окружающих. С последним получается из рук вон плохо. Все мои слова и выходки понимают буквально.
   - Набиваешь ты себе цену, девка, - ответил он и гоготнул басом. - Здесь все по доброй воли. У всех есть способности. Кроме тебя!
   Сказал он это добродушно и даже с толикой жалости. Я улыбнулась и согласно покивала.
   Были среди моих однокурсников и такие, кто составлял рейтинг оценок и отношения преподавателей. Рейтинг показывал, насколько слушатель близок к желанной работе. Ведь пройдет лишь треть! Я оказывалась, как правило, самой последней. Компанию аутсайдеров мне составляли стеснительный заикающийся парень, с неизвестными способностями, бледнеющий и краснеющий от заданного ему вопроса или замечания; и бальзаковского возраста дама, пышных форм, со способностями медиума, говорящая низким грудным голосом, но так редко, что многие вздрагивали, слыша её голос. Клавдия Семеновна, так звали даму, сторонилась однокурсников, а порой настолько погружалась в себя, что пропускала вопросы преподавателей.
   У всех свои способы развлечься. Составление рейтинга - не самый худший. И даже смешной, если бы однокурсники относились к рейтингу, как к шутке. Чем он, по сути, и является. Вместо смеха, от попавших в красную зону "бездарей" сыпались угрозы и обещания навести порчу, сглазить и даже забрать силу. Ха-ха-ха. Маги очень злые собрались, очень. Те, кому повезло оказаться в зеленой зоне счастливчиков, самодовольно улыбались и советовали не тратить время на лекции тем, кто раз за разом определялись в красную и даже желтую зоны.
   Как правило, к концу лекций моя голова шла кругом, а волосы на затылке начинали шевелиться от обилия липовых магов, их чрезмерных претензий и уверенности в безмерном могуществе. Последняя лекция тянулась садистски медленно, а последние минуты текли, словно года.
   Отсидев, как положено, все лекции до конца, я пошла домой. Игорь обещал меня проводить, но не смог вырваться. Замена, если и ехала, то очень медленно и нехотя.
   Школа находилась в двадцати минутах ходьбы. Было время подумать и развеяться. Я пошла дворами, таким образом, рассчитывая избежать возможного хвоста. Мне оставалось до подъезда пятьдесят шагов, когда увидела злополучный джип.
   Перегородив дорогу поперек черным джипом, на капоте возлежал тип бандитской наружности и обаятельно мне улыбался. Бритый череп, и сам весь лоснящийся, накаченный и довольный.
   - Привет!.. Ну ты, ничего - классная... Разговор есть.
   Он продолжал улыбаться, только глаза сделались холодные, и расчетливые.
   - Ты тоже ничего. Но не в моем вкусе, - ответила я и улыбнулась так же, как он, одними губами.
   - А, думаешь, крыша надежная? Моя понадежней будет - ты уж мне поверь. Запомни, нет таких ментов, которых нельзя купить.
   - Есть. Могу познакомить.
   - С удовольствием, - ответил он со змеиной улыбкой на лице. - Только сейчас ты одна. Так что садись давай - не хочется тебя калечить.
   Две огромные ряхи вылезли из джипа. Если догонят, то мокрого места от меня не останется.
   Я села на заднее сиденье, бандит - напротив.
   - Давай покумекаем. Села добровольно, без выкрутасов и прочих штук. Боишься - но это правильно. Если б могла что-нибудь, то уже сделала бы. Верно, я говорю?
   - Разгадал. Почему другие не так быстро соображают?
   Он пожал плечами, якобы поддерживая.
   - А ты мне нравишься... В тебе что-то есть... Парильщик клянется, что в тебе есть власть. А уж ему-то я верю, тот еще волчонок! Ты обладаешь реальной силой, как тот еврей при Сталине. Не какие-то картонные фокусы, верно? - он спросил с усмешкой, желая польстить мне.
   - Силой? - я постаралась вложить весь сарказм, на который способна.
   - Да, именно. Только не надо пудрить мне мозги.
   - О чем речь?
   - Ты совсем не тупая, и все быстро уяснила. Не надо дешевых сценок и давай откровенно. Ты - беднота трущобная. Мы предлагаем тебе реальное бабло и возможность выбраться из этой дыры. Работа не пыльная, согласишься добровольно - будешь грести деньги лопатой. Выбирай.
   Точного срока для обдумывания он не назвал. Вряд ли он мне его отмерил. Просто в следующую нашу встречу я должна буду сказать "да", либо умереть. О том, что они могут меня заставить, через родственников или друзей, - такой вариант я даже не хочу рассматривать.
  

***

  
   За трое суток наблюдения выяснилось, что следят за мной либо на джипе, либо на серой ауди. Номера блатные. Машины принадлежат некоему Рябому А.А. и Сливенко О.С., подручным одного местного авторитета Панкрактюка, который курирует всех попрошаек, бездомных, и городскую помойку. Однако столь обширной зоны влияния ему мало. Я даже предполагать не хочу какие области он хочет подмять с моей помощью. "Пирог" давно поделен и куда бы он не рыпнулся будет известный всем расклад.
   Каждый раз братва уходила от погони. Что они дураки перед ментами карманы выворачивать? Ведь у добропорядочного бандита в машине всегда есть, за что статью схлопотать.
   Отныне я под пристальным наблюдением. Из дома выхожу только на лекции, точнее меня возят. Продукты доставляют на дом. Игорь предлагал, чтобы я жила в его съемной комнате, под круглосуточной охраной, так сказать. Но Минский его порыв не оценил.
   Как же надоело! Вся эта возня со мной больше напоминает муравьиные бега. Меня, как самую большую соломинку, каждый отряд хочет утащить под свой кров. Причем, мало задумываясь, что "соломинка" бесполезна и в состоянии пугать только себя.
   В школе стояла оглушительная тишина. Я подошла к расписанию, стараясь ступать как можно тише, чтобы не разбудить дремавшего сторожа.
   По расписанию стояла пара Кондорской, пятнадцать минут которой я уже прогуляла. Я провела пальцем по всему расписанию и вздохнула. Черт бы побрал их всех! Сейчас меня ожидает полчаса "Вероятностей", приправленных гневной тирадой с нравоучениями. В какой-то степени, заслуженными, но лишь в какой-то, очень малой степени.
   В сумке завибрировал телефон. Номер не определился.
   - Да?
   - Это Лешко Николай. Мне нужно с тобой поговорить. Ты можешь выйти? - голос его был далек от дружелюбного.
   - У меня сейчас лекция. А в чем дело?
   - Поговорить надо.
   - Говори.
   - Не по телефону!
   Я сдержала тяжелый вздох. Что Минскому могло понадобиться от меня? И почему Лешко действует в обход Игоря?
   - Хорошо. Где ты?
   - На углу. Серебристая ауди, - сказал он и отключился.
   Я захлопнула крышку и швырнула телефон в сумку.
   Подъезд к школе был усеян легковыми автомобилями. Машины выстроились, где только можно, начиная от обочин и заканчивая лужайкой. Я огляделась по сторонам. По несчастью, Игорь успел уехать.
   Я села в машину и захлопнула дверь.
   - У меня лекция идет. Что ты хотел?
   - Что-то я не замечал твоего рвения к учебе, - ответил он.
   Раньше при всей его замкнутости, сварливости и резкости, чувствовалось некое подобие дружелюбности. Теперь же это подобие выветрилось из него дочиста.
   - А его и нет. Так что тебе надо?
   - Повежливей. Дело у меня к тебе.
   В салоне стоял приторный запах кокоса, иногда перебиваемый более стойким, запахом пота, когда Лешко двигался. На зеркале у него болталась голубая "елочка" - причина кокосовой свежести, в одной куче с картонным пистолетом и блестящей блямбой, на которой было написано "Хочешь меня?".
   Когда Игорь довозил меня на его машине, этих штучек не было.
   Лешко достал пачку сигарет из кармашка на рубахе.
   - Я закурю? - он дернул пачкой сигарет, жестом ища моего одобрения.
   - Нет, - ответила я.
   - Игорян при тебе не курит? Выходит вон?
   Пачку сигарет он, тем не менее, засунул обратно.
   - Может, и выходит. Тебе какое дело?
   Он сощурился вдаль и начал активно сжимать руль, так что побелели суставы на руках.
   Пока он справлялся со своей злостью, я восстановила дыхание. Все-таки он видел тогда. А я так надеялась.
   Сердце билось относительно спокойно, и теперь, когда я знаю, что он в курсе, ничто не сможет меня вывести из себя настолько сильно, чтобы я не смогла себя контролировать.
   - Послезавтра приезжает человек, которому надо передать пакет. Шеф просил тебя это сделать.
   - Почему меня?
   - Он знает всех наших.
   Я внимательно наблюдала за ним. Не такой уж он неумелый врун, как мне представлялось раньше. Когда надо, он отлично скрывал свои эмоции.
   - А ты в роли гонца?
   - Да, гонца, твою мать. И никакого удовольствия от этого не испытываю!
   Можно подумать я испытываю.
   - Что за человек, и что в пакете?
   - Одна темная личность. Мы и сами ничего толком не знаем, так, в общих чертах. Известно, что у него дело в Смоленске. В пакете будут бумаги и небольшая сумма денег. Если он согласится сотрудничать с нами добровольно, то получит больше. Если нет... - договаривать было не обязательно. И так понятно.
   - Как я понимаю, он не догадывается, что его будут встречать?
   - Нет, - он сказал как-то неуверенно. Внутренний голосок, нашептывающий, чтобы я не лезла в это дело, а бежала прочь со всех ног, запричитал еще активнее.
   - Какова моя роль?
   - Значит, ты согласна?
   - Я этого не говорила, просто уточняю.
   - Прежде чем раскрывать детали операции ты должна дать согласие, сама должна понимать.
   Он подталкивал меня к ответу, который я дать была не готова. С одной стороны, Вальдемар Антонович отмазал меня от лабораторных опытов, на которых настаивал профессор Беленький. Да, я должна ему. Но подписываться на дело с душком все же не хочется.
   - Если ты боишься, то никто настаивать не будет.
   - Думаешь, я поведусь?
   - На что?
   - Не бери меня на пон. Мне не пять лет.
   - В случае непредвиденных обстоятельств тебя прикроет наша группа.
   Как же. Мой остывающий труп.
   - Хорошо, я передам пакет. Но передай Вальдемару Антоновичу, что после того как я это сделаю - мы в расчете.
   Он постучал пальцами по рулю.
   - Все детали будут известны сегодня вечером. Приходи в бар "Ёлочка" к десяти часам. Сегодня днюха у шефа - вот там и обсудим подробнее.
   Я открыла дверь и вышла, не прощаясь.
   Лешко выскочил следом.
   - Подожди!
   Он обогнул ауди, и оперся рукой о пыльный багажник. Глаза как всегда прятал: то облизывал ими дырявый асфальт, то собственную машину. Готовился сказать что-то личное и неприятное, судя по гневным взволнованным взглядам, которые он кидал. Ну как с ним можно общаться?
   - Тебе сколько лет? - он задержал на мне взгляд дольше обычного.
   - Ты прекрасно знаешь сколько.
   - Девятнадцать! А ему - тридцать четыре!
   Я усмехнулась через силу, до того гадко сделалось на душе.
   - Я и без тебя знаю сколько мне лет, также могу посчитать разницу в возрасте. Но раз для меня это не имеет значения, то тебя не должно волновать тем более.
   - Не волновать, да-да, конечно... - он сжал губы и погрузился в себя. Мыском светлого ботинка он взбивал пыль, и явно хотел что-то еще добавить, но оформить мысль в слова никак не мог. Если бы ни его ступня, дергающаяся в нервном тике, можно было решить, что он заснул прямо стоя. Мне очень хотелось уйти, чтобы не слышать его больше, но уйти вот так, кинув человека на полуслове, не позволяло воспитание.
   - У него есть подходящая ему женщина. То, что надо: умная, красивая, из его круга. На ней можно жениться и жить себе спокойно.
   Прежде чем спросить, я сглотнула.
   - Какая женщина?
   Он кинул на меня взгляд и тут же спрятал его.
   - Такая. Работают они вместе.
   Пару раз на урок к Игорю заходила одна высокомерная преподавательница "Гаданий", которая выпадающее значение "Смерти" приписывает мукам души и угрызениям совести. Каждый раз она приходила по рабочим вопросам, но уходить не спешила. Хихикала, как девчонка, хотя самой далеко за тридцать, и трогала Игоря за ворот футболки, словно первоклассника. Я не придавала значения этим визитам - мало ли по каким вопросам они общались. Какое мое дело?
   - С чего ты вообще взял, что между нами что-то есть? Смешно, - я бросила последний взгляд на его лицо и пошла быстрым шагом обратно в школу. В ушах, подобно отзвукам большого колокола, гремели сказанные им слова.
  

Глава 13. Бар "Елочка"

  
   Бар с милым названием "Ёлочка" занимал угол хрущевской жилой пятиэтажки, первый этаж которой был распродан под офисы и разные увеселительные заведения.
   Вывеска переливалась зеленым, и подмигивала красными неонами по контуру букв.
   Мы как-то с Дианой посещали это местечко. Обшарпанные стены дома, голые металлические перила и два алкоголика, собирающие мелочь на сто грамм - вот что мне запомнилось. Сегодня попрошаек не было, крыльцо бара отремонтировали. Но советский дух остался.
   Раритетное место, надо отметить, вроде "Комбата". Таких "Ёлочек" по городу осталось совсем мало - раз, два и обчелся. Потому их ценность для людей советского прошлого так велика.
   Едва не споткнувшись о сколотую ступеньку, я вошла внутрь.
   В баре было темно и накурено. Тусклый свет бра ложился на модную в советские времена лепнину острыми подрагивающими лапиками. Кафельный пол со стереоэффектом, низкие круглые столики и тюль на окнах. Смягчала впечатление приятная джазовая музыка из "центра" на барной стойке.
   Зал был пуст. За исключением тихой компании, занимавшей столик в самой дальней точке зала.
   Не успела я сделать и пяти шагов, как дверь позади меня захлопнулась. В дверях стал охранник-кремень с приколотым бейджиком на куртке. Он осмотрел меня, и, видимо, посчитав не опасной, расслабился и принялся разглядывать с тем веселым огоньком, который вспыхивает на лицах пожизненных бабников, состарившихся, погрузневших, но не растерявших боевой запал.
   Над единственным занятым столом висел дымный кумар, так что лиц не разобрать - лишь размазанные угрюмые силуэты с сигаретами в зубах.
   В отличие от скудного освещения зала, из бара лился слепящий белый свет современных люминесцентных ламп. Разбавляя навязанную ностальгию и возвращая почву реальности под стопы.
   Я купила сок и села у окна, так чтобы был виден весь зал. На часах 21.34. И как всегда бывает в подавленном состоянии, каждая минута тянулась бесконечно долго и казалась сплошным мучением, будто секундную стрелку оттягивают и оттягивают, не давая ей продвигаться вперед. "Связной" телефон Игоря был отключен, то ли села зарядка, то ли он в "глухой" зоне - как раз тогда, когда мне так нужно услышать его голос.
   Из-за того самого стола поднялась высокая угловатая женщина и двинулась ко мне. Её фигура мне кого-то напоминала, но лицо оставалось скрыто тенью, чтобы точнее рассмотреть. На ней был одет юбочный костюм-тройка. Она вышагивала супермоделью, в меру покручивая бедрами, с прямой спиной, расправленными плечами и решительным огоньком в глазах.
   - Здравствуй, - сказала моя преподавательница "Гаданий", певучим голосом и села рядом со мной за стол.
   Её коленки коснулись моего стула, а взгляд стал стеклянным от напряжения. Почему считается в порядке вещей, что я должна изнемогать от желания заглянуть к ним в голову? В человеке так много грязи, лжи, подленьких гаденьких страстей. Мне не хочется выворачивать это "добро" себе в душу. Вот еще. Мне и своего хватает.
   - Здрасьте, - ответила я и удобнее устроилась на стуле, как для просмотра старого развлекательного шоу по известному всем сценарию.
   Так что она хотела мне поведать? И главное зачем? Допустим, что между ней и Игорем что-то было. Раскрыть интимные подробности их встреч, чтобы меня прожигала ревность? Это же отвратительно и пошло! Или дать понять, что я ей не соперница? Тоже сомнительно.
   Просидев еще некоторое время в застывшей позе, она расправила плечи, и устроилась с видом полного превосходства.
   - Ты пропустила четыре моих лекции. Можно узнать причину?
   Раз послушав тот бред, что она несла, во второй - я не пошла. Каши в голове мне хватает и без неё.
   - Травма, - ответила я.
   Она опустила глаза на мои ноги.
   - Мне тебя, конечно, очень жаль, солнышко, но на другие лекции ты ходишь.
   - Не чаще, чем на Ваши, - ответила я.
   - Да уж почаще! - процедила она сквозь зубы и сощурила глаза. - Например, "Техника боя". У тебя ведь освобождение?
   - Техникой боя я должна владеть прежде всего.
   Она всматривалась в меня недоверчивым пытающим взглядом, пытаясь понять не издеваюсь ли я над ней.
   - Раз уж ты сама затронула эту тему, то я считаю твое присутствие на лекциях Игоря, то есть, капитана Астафьева, - поспешно поправилась она, - не обязательным. Пока ты не можешь полноценно присутствовать на его уроках, тебе ходить туда не нужно.
   Брови мои, как я ни старалась, разъехались в стороны.
   - Это не возможно, - ответила я.
   Она выпучила глаза.
   - Почему?!
   - Капитан Астафьев сказал, чтобы я посещала каждую тренировку. Исключение: моя госпитализация, или кончина.
   - Что? Игорь?
   Она откинулась на стуле, сложила руки на коленях и снова вернула их на стол.
   - Нет, он не мог так сказать.
   Обдурить самоуверенную зацикленную на себе задаваку не составило труда.
   С улицы донеслись мужские голоса.
   - Ладно, ты сиди и жди. Мне нужно идти, - сказала она и вышла из бара под звонкий стук своих шпилек.
   Довольно резво вышла встречать прибывающих, в числе которых должен быть Игорь.
   У меня внутри все переворачивалось. Представлять его руки, обнимающие не меня, а эту женщину, было невыносимо. Я пыталась переключиться, но воображение, то и дело подсовывало цветные слайды, которые вставали перед глазами и заслоняли голос разума.
   Наверное, в своей ревности я могла опуститься в самые глубокие колодцы самоуничижения, поддаться страху быть брошенной, проникнуться злостью и обидой за себя. Да могла бы. Если бы меня отпустил мой единственный, самый большой, не проходящий страх запутаться в коварных сетях путей, которые лежат перед каждой разумной душой, и не выбраться на свет. Страх уйти в забвение, страх вечного одиночества. Как у Сфинкса.
   Чтобы как-то подавить не прошеный приступ ревности и страха, я залпом выпила сок (что, конечно, не помогло) и пошла за добавкой.
   За стойкой бара молодой парень с бакенбардами и крупной родинкой над губой протирал бокал белым вафельным полотенцем, аккуратно и не спеша.
   - Можно еще сока? - я забралась на табурет со спинкой в виде металлических кругов.
   - Да, конечно.
   С черного входа вошли три музыканта с инструментами и подставкой под микрофон. Вид у них был помятый и больной.
   Бармен поставил передо мной сок, заглянув в декольте.
   - Ну и жара сегодня! - сказал он и стрельнул глазами, - начальница обещала кондиционер поставить - вот ждем.
   Из-за стола поднялся развязный тип. Галстук болтался у него на шее, как удавка. Поравнявшись со мной, он окинул меня быстрым взглядом, как бы между делом, и вышел из бара.
   - Вы рано пришли - обычно у нас веселее, - сказал бармен.
   - Веселье, думаю, впереди, - ответила я и усмехнулась собственным мыслям.
   - Это точно, - бармен задержал на мне долгий изучающий взгляд, - коктейль не желаете?
   Я представила как пьяная встречаюсь с Вальдемаром Антоновичем и настроение значительно улучшилось.
   - Нет. Я пить не умею.
   - Тогда безалкогольный?
   - Ладно, уговорили.
   Хоть и безалкогольный, но тоже коктейль.
   - Раз, раз. Раз, раз... О, черт, заткнись! - крикнул на запищавший микрофон экстравагантный лысый мужичок, с длинным клоком черных волос на макушке.
   Пока бармен вымешивал мне коктейль подозрительного зеленого цвета, в бар вошло трое новых посетителей, солидных и представительных. От пришедших распространялся одуряющий запах парфюма. Они оглядели бар и присоединились к злополучному столику.
   На мобильном 22.05. - я начинала нервничать. И не только потому, что ни одного знакомого лица я не увидела, а потому что собралось довольно много народу, напыщенного и делового. Минуточку, ведь у босса день рождения, значит, все в порядке. На сабантуях всегда полно народу. Ведь так?
   Меня подмывало встать и уйти.
   - Коктейль за счет заведения. Держите, - бармен поставил стакан передо мной и улыбнулся. - Приятно увидеть такую приятную симпатичную девушку, пообщаться.
   Я поймала ртом трубочку и ухмыльнулась.
   Музыканты настроили инструменты. Меня достигла тихая лирическая мелодия.
   С улицы послышался голос Вальдемара Антоновича. Ну вот, и именинник.
   - Даша! Давно ждешь? Пойдем за стол, давай, не стесняйся, - сказал Вальдемар Антонович, как только вошел. Я прилипла к стулу.
   Двое мужчин, шедшие следом за ним, окинули меня взглядом и переглянулись.
   - Пойдем, познакомишься со всеми, - Вальдемар Антонович поманил меня за собой.
   Я спустилась со стула и на ватных ногах последовала за ним.
   - Проходи, давай-давай, - он пропустил меня вперед.
   На столе стояла минералка, стаканы и переполненная окурками пепельница. Мужчины, минуту назад сидевшие вразвалку, выпрямились.
   - Итак, это Эдик, вон тот в мятой рубашке - Миша Хвастунов, Антонина Степановна, Валя, Анечка. Евгений Семенович и Владислав Петрович - наши аналитики и по совместительству эксперты, - он показывал поочередно и люди заметно напрягались, тускнели и уходили в себя. Я опустила голову.
   Вальдемар Антонович, заметив, что я не смотрю, свернул ознакомительную часть и с облегчением приступил к организационной.
   - Ну что это за стол? - прикрикнул он. - Так, Эдик, Миша, составьте вместе четыре стола. Компания у нас будет большая, гулять будем до утра!
   Пока мужчины организовывали место застолья, Вальдемар Антонович старался держаться от меня на расстоянии. Сопровождая действия прибаутками, покрикиваниями на нерасторопность подчиненных, то, как курица-наседка, обхаживая вниманием обиженных. Он очень старательно делал вид, что все хорошо. Будто все в порядке. В другой ситуации, без моего участия, я поверила бы.
   Остальные вели себя не менее характерно. Кроме двух блондинок, которые тоже работали в Управлении - Анечки и Вали. Они пришли в ярких платьях, с таким же ярким настроением. Девушки смеялись и шутили над мрачными лицами коллег.
   Можно было только порадоваться за них. Они не верили в магию, скорей всего считали её пережитком дремучих эпох, частью древней культуры малограмотных и суеверных людишек, далеких от интернета, айпода и спутникового телевидения.
   Как бы я хотела сама быть такой...
   Остальные боялись. Хоть и пытались это скрывать. Одни боялись моей власти над ними, то есть они верили и боялись. Другие не верили, но подсознательный страх все равно присутствовал, плюс злость и раздражение. Брежнев и тот, что косится на меня "красными" гипертоническими глазами, - эти двое к тому же ненавидели.
   Пожилые седовласые старики, сбитые калачи госбезопасности, - те, смотрели, как на пиранью за стеклом аквариума. Им, в общем-то, не было до меня дела. Пока я их не трогаю, они меня тоже гнобить не станут.
   Молодые парни, желторотики, как ругал их Игорь, высмеивали меня и стариков. Им не верилось, что какая-то девчонка может обладать властью над более опытными и мудрыми. Они рассматривали меня, как сексуальный объект, который можно трогать, пригласить на танец и обсудить качества за спиной. Всё лучше, чем страх.
   - Усаживаемся, давайте-давайте, что вы как ни живые! Думаете, я весь вечер буду за тамаду?! - голос Вальдемара Антоновича заглушал музыку.
   Но один аспект меня волновал сильнее, чем появившаяся соперница и мое участие в этом странном вручении пакета. Люди бояться обычно тех, чьи действия причинили им вред. Вред.
   Бармен помахал мне рукой и показал пальцем на коктейль. Совсем забыла!
   - Я сейчас, - сказала я и пошла за брошенным напитком. От напряжения у меня немели руки и шея. Где же Игорь? Он обязательно должен быть.
   Мужчина в галстуке-удавке отшатнулся в сторону.
   - Я не кусаюсь, - сказала я ему.
   Он через силу засмеялся и поспешил скрыться в толпе.
   - Корпоративка намечается? - спросил бармен и улыбнулся. Его заигрывание вызвало улыбку. Ведь бармен и официанты в курсе корпоративов.
   Я взяла коктейль.
   - Скорее похороны, - и пошла обратно.
   Все расселись. Свободными оставили три стула, слева от Вальдемара Антоновича.
   Я поставила коктейль на стол и села на средний свободный стул, чтобы остальные могли дышать свободно.
   Зал наполняла громкая музыка. Место для сабантуя было выбрано специально подальше от сцены, чтобы можно было разговаривать. Требовалось лишь слегка напрячь горловые связки.
   - Отлично, почти все собрались, можно начинать, - сказал Вальдемар Антонович. - Сначала - дело. Итак, Даша согласилась передать пакет. Осталось оговорить некоторые детали. Поезд прибывает в одиннадцать. Народу на вокзале много быть не должно - это нам на руку. Даша, послезавтра ты приедешь в Управление к семи вечера, чтобы подготовиться, и получишь дополнительные инструкции...
   К столу подошли Игорь, Николай и Тамара, которая держалась рядом с Игорем, цепляясь за его локоть, и поглядывала на него с беспокойством.
   - Явились, - сказал Вальдемар Антонович.
   - Тут день рождение или похороны? - спросил Игорь и улыбнулся. Он кинул пиджак на свободный стул за одиноким столиком, при этом Тамаркина рука выскочила.
   Шутку никто не оценил. Сидящие большим кривым кругом, друг напротив друга, делали вид, что ничего вокруг не замечают и прятали глаза.
   Игорь обвел взглядом застолье, наткнулся на меня, и улыбка сошла с его лица. Сказать, что он был удивлен, значит, ничего не сказать.
   - Садитесь, что стали, как вкопанные? - Вальдемар Антонович снова нарушил неловкую паузу, которая воцарялась каждый раз, когда он замолкал.
   Игорь перевел взгляд на шефа.
   - А что здесь происходит? - спросил он.
   Тамаре освободили стул, втиснув дополнительный в плотно сбитый ряд.
   - Садитесь, садитесь, - Вальдемар Антонович указал ладонями, как сигнализируют на флоте, на свободные рядом со мной стулья.
   - Игорь, садись сюда, я сейчас подвинусь, - сказала Тамара и поманила его к себе. Заскрежетали железные ножки стульев, наставленных друг к дружке так плотно, что требовало больших усилий выдвинуть хотя бы один.
   Игорь обогнул стол, и в несколько шагов достиг меня.
   - Обсуждаем детали операции, - сказала блондинка с косичками и посмотрела на свои длинные розовые, под цвет платья, ногти.
   Игорь устроился на стуле слева от меня. Костяшки обеих рук у него были содраны, а кисть перемотана бинтом.
   - А что, в операции уже посвящаются посторонние? - спросил он.
   - Игорь, Даша - та, кто будет передавать пакет, так что она не посторонняя, - сказал Вальдемар Антонович.
   - Кто?
   У меня пересохло во рту. Я смотрела на стол, но все равно чувствовала его тяжелый взгляд. Как я могу ему объяснить, чтобы это не выглядело как разборка?
   - Да кому это в голову пришло! Что ты молчишь? - последний выпад предназначался мне.
   - Меня попросили, - я посмотрела на Игоря и постаралась выдержать его взгляд.
   - Попросили?
   - Да, Игорь. Я не успел тебе сказать, но думаю, не стоит так возмущаться и кричать на Дашу, - сказал Вальдемар Антонович.
   Надо же, не успели они сказать! Лешко точно знал, только не посчитал нужным поставить Игоря в известность. Какой-то совместный заговор.
   - Игорь, мы все в последний момент узнали. Я лично тоже считаю, что ей не место в операции, - сказала Тамара стервозным голоском.
   - Личные соображения оставьте при себе, - сказал Вальдемар Антонович. - Здесь вам не клуб любителей домино!
   Минский сверкнул налитыми злостью глазами и многие опустили головы. Он сидел, расставив локти и сложив пальцы в замок. Его поза, напряженные плечи и взгляд из-под лба, отбивали желание перечить.
   - Даша завязывает разговор и осторожно предлагает пакет. Если что, то, Игорь, вы с группой вступаете в операцию, как и было оговорено. На тебе будет микрофон, - Вальдемар Антонович обратился ко мне, - мы будем слышать все, что происходит, поэтому ты ничем не рискуешь.
   Лешко, жавшийся по правую руку от меня, без конца вертел в руке телефон, нажимал кнопку вызова и ровно через три оборота отключался, прерывая соединение.
   Я думала, что теперь, когда я практически работаю на Управление, со мной будут играть по правилам. А на лицо продуманная интрига.
   - Откуда он знает ваш персонал? - спросила я Вальдемара Антоновича.
   Если он и кто-то еще надеялись, что я, как баран, пойду на заклание, не поинтересовавшись дорогой и забойщиком, то зря.
   Он исподлобья зыркнул на Николая и откашлялся.
   - Недавно он взломал нашу базу. Теперь он знает всех, даже уборщиц.
   Очень странно.
   - Почему вы решили, что взломал именно он?
   Он молчал. Его большие пальцы бились друг о друга, как сумасшедшие.
   - Он оставил послание, - сказал Вальдемар Антонович и отвернулся от меня. Больше он ничего рассказывать не собирался.
   - Дело в том, что несколько лет назад он работал с нами, пока его не переманили в более хлебный край, - сказал Игорь и устроился удобнее на стуле. Его нога навалилась на мою.
   - Думаю, Даше не интересно наше грязное белье, - в голосе Минского чувствовалось предупреждение.
   - Если это имеет отношение к делу... - сказала я.
   - Нет. - Сказал Вальдемар Антонович.
   - Имеет, - сказал Игорь
   - Поэт, Пушкин - это его клички, работает на террористов, торгует амфитамином, иногда героином. Не чурается работорговли и проституции. Балуется наркотиками и любит несовершеннолетних девчонок.
   - Извращенец, наркоман и террорист, - подытожила я.
   - Козлов хватает везде, - сказала Валя.
   - Не понимаю, зачем ты ей все это рассказываешь?
   Я сфокусировала взгляд.
   - Она же может - оп! - мужичок, с жидкими взлохмаченными над ушами волосами, ударил ладонью по воздуху, и начал приподниматься со стула, - и всё знает!
   Внимание перешло на Игоря.
   - Так просто только у кроликов, Сухарев, - ответил Игорь.
   - А как? Просвети нас, невежд! - сказал Сухарев, причем его голос сорвался. Начинающаяся залысина его сверкала, как натертая свиным жиром, а крупное пористое лицо багровело на глазах.
   - Нужна хотя бы фотография, подойдет также одежда, любые предметы личного пользования, - начал перечислять Игорь.
   - Что и носки сгодятся? - оживилась девушка с косичками.
   - Боже, Анечка, у тебя что, его носки остались? - раздался мелодичный тенор слева.
   Кто-то, скрытый, заливисто расхохотался.
   - Иди ты к черту, Мишка! - ответила Аня.
   - Успокойтесь! - Вальдемар Антонович поднял руки вверх, - нужно еще обсудить основные позиции...
   - Ладно, взяла бы фотку и узнала бы всё, если не врешь! Зачем весь этот спектакль?! - прокричал Сухарев и уставился в меня прямым злобным взглядом. Его веки подрагивали, нос раздувался, всасывая, и с силой выпуская воздух.
   - Спектакль? - спросила я, прекрасно понимая, куда он клонит.
   - Да! - он стукнул кулаком по столу.
   - Андрей, успокойся, я сказал. - Вальдемар Антонович тоже поднялся и вдавил кулаки в стол.
   Физиономия Сухарева стала настолько бардовой, что, казалось, может лопнуть, если он еще немного разозлится.
   - Мне нечего скрывать, поняла? Подумаешь, снял шлюху на ночь, так что? И тот кошелек я взял по ошибке! Кто без греха? - он начал задыхаться и схватился за сердце.
   Мужчина в галстуке-удавке поддержал Сухарева за локоть.
   - Дайте ему валидол! Есть у кого-нибудь? Ну, живее! - закричал Вальдемар Антонович и налился краской не хуже Сухарева.
   Поднялась суета. Аня вывернула сумку на стол. Я заглянула в свою. Кроме кошелька и помады, в этой сумке ничего не было. Все таблетки остались в другой.
   В куче, выброшенной на стол, среди блестящих пластинок были темпалгин, аскафен, аскорбиновая кислота и презервативы, что смутило девушку, и она постаралась засунуть цветную упаковку к себе в сумочку, пока никто не заметил.
   - Валидол, блин, есть у кого?! - закричал мужчина в клетчатой рубашке. Жидкие темные волосы поднялись вверх, то ли он причесал их неудачно, то ли от стресса.
   Кто-то догадался взять у бармена аптечку.
   Вместо валидола ему дали маленькую желтую таблетку. Сухарев трясущейся рукой запихнул в её рота, запил водой, и сел.
   Музыка оборвалась - музыканты на сцене во все глаза таращились на нашу веселую компашку.
   Игорь куда-то исчез. Я обсмотрела зал. Он стоял у стойки бара и что-то объяснял бармену.
   Вальдемар Антонович помахал музыкантам.
   - Все в порядке, у человека сдали нервы, играйте дальше, прошу!
   Музыканты взялись за инструменты, и зал наполнился знакомой попсовой мелодией.
   - А теперь все заткнулись и успокоились! - рявкнул Вальдемар Антонович.
   Разговоры за столом оборвались.
   Когда он заговорил снова, голос его был тих и спокоен, но от неестественно сдержанного тона, который мне уже доводилось слышать, пробирала дрожь в коленках. Внутри словно сжималась тугая пружина.
   - Если кто-то решил, что я пригласил Дашу для того, чтобы выведать ваши грязные тайны, значит, меня совсем не знает, что удивительно - ведь мы работаем достаточно времени. Я отношусь к вам, как к своим детям! Кроме того, есть гораздо более простые способы узнать, чем вы занимаетесь в рабочее время, чем использовать Дашу. А чем вы занимаетесь дома - меня не волнует. Хоть сто шлюх снимайте - это личное дело каждого!.. И его нравственности.
   Сухарев тяжело дышал, но выглядел гораздо лучше.
   - Дашу я пригласил, чтобы она узнала нас поближе. Ей предстоит послезавтра участвовать в операции, она должна знать тех, с кем будет работать.
   Игорь отодвинул стул и сел, скрестив руки на груди.
   - Даша, ты хочешь что-нибудь добавить? - спросил Вальдемар Антонович.
   - Нет. Пускай каждый думает, что хочет, - сказала я.
   Не имеет смысла оправдываться, объяснять - пустая трата слов и времени. Совесть моя чиста. А у кого есть основания мне не доверять или подозревать в чрезмерном любопытстве - им же хуже.
  

***

  
   - Завтра на работу в десять утра и чтоб без опозданий, - сказал Вальдемар Антонович тем, кто все же решил покинуть именины. Тут же налил водки и выпил залпом.
   Надобности в моем присутствии завтра не было, раз Минский ничего не сказал. И это хорошо, будет время отдохнуть и морально подготовиться.
   Застучали рюмки.
   Я наблюдала, как мужики по-быстрому закусывают, хватают пиджаки и выходят вон из бара. Я бы тоже так могла. Уйти, пожелав всем спокойной ночи, и напоследок хлопнуть дверью. Если бы Игоря не было рядом.
   - Валь, ты не хочешь в туалет прогуляться? - спросила Аня и взяла сумочку.
   - Пойдем.
   - Я с вами, девочки, - слева от меня поднялась невзрачная женщина в темно - зеленой блузке.
   Тамара, нехотя, последовала за ними (по одной естественной причине).
   Постепенно стол опустел.
   - Надо заказать горячее. Отбивные и гуляш здесь выше всяких похвал, - сказал Вальдемар Антонович и ушел.
   Лешко сослался на головную боль и хотел уйти по-английски.
   - Мы еще поговорим с тобой, - сказал ему Игорь в след.
   - Ты о чем?
   - О том.
   Николай посмотрел на меня, мотнул шеей в попытке выскользнуть из узкого воротничка, и ушел.
   За столом осталась я, Игорь, и два "сбитых калача госбезопасности", которые видимо пока все разошлись, решили съесть все салаты и выпить всю водку. Мужчины сидели далеко, к тому же заняты, услышать меня не должны. Не успела я открыть рот, как Игорь сказал.
   - Тебе не стоило соглашаться. Это может оказаться опасно.
   Я уже и сама поняла, но отказываться поздно.
   - Меня будешь прикрывать ты, так что все будет хорошо, - я понизила голос.
   Он усмехнулся.
   - Ага, будет, - сказал он и развернулся ко мне. У него был вид человека, который хочет и не может предотвратить беду.
   - Может случиться все что угодно! И эта чушь, что "ты ничем не рискуешь" - ты должна понимать, что всё может встать с ног на голову! - Игорь сжал мой локоть.
   - Мы будем близко, но тебе придется... - он наклонился, - ты рискуешь жизнью, ты понимаешь? - его голос стал еле слышен.
   - Теперь поздно об этом, - ответила я и погладила сбитые костяшки на его руке.
   - Так, - протянул Вальдемар Антонович, - Игорь, не сбивай девушку с толку!
   Официант поставил посреди стола большое блюдо с картошкой и мясом, посыпанное свежим укропом. От блюда поднимался белый клубящийся пар.
   - Гуляша не было, но молодая картошечка с укропом тоже не плоха, как вам? М-м-м-м, - он наклонился и понюхал.
   Игорь отпустил мою руку, за которую держал меня под столом. И может, мне показалось, почти наклонился, чтобы поцеловать меня, но вовремя себя остановил.
   - Пойду покурю, - сказал он и ушел.
   Вальдемар Антонович промолчал, но по сужающимся, как при сильном ветре, глазам, стало понятно, что он зол. И еще как.
   Постепенно народ возвращался за стол. Перебрасываясь ничего не значащими фразами, отворачиваясь, либо смотря сквозь меня, будто меня нет. Были и те, что, наоборот, вели себя излишне развязано, будто старались показать, что в них присутствует такое дерьмо, в которое лучше не углубляться.
   Надоело. И почему я должна нервничать, переживать? Если кто-то рассматривает меня, как гадюку, полную яда, почему это должно быть моей проблемой?
   Входная дверь была открыта настежь. Я вытянула шею. Игорь стоял на крыльце, спиной ко мне, и курил, выпуская седые клубы в ночь. Я сняла сумочку со спинки стула. В общем-то, мне здесь делать нечего...
   - Даша, посиди за столом, винца себе плесни, - в голосе сквозила явная угроза и предупреждение.
   Я обернулась назад. Вальдемар Антонович, гипнотизируя меня взглядом, встал из-за стола.
   - Посиди, деточка, посиди, - добавил он с нажимом.
   Выйдя на крыльцо, он закрыл за собой дверь. Ух, не нравится мне это.
   Я налила себе вина. Полбокала будет достаточно, думаю. Ставя бутылку на место, я почувствовала на себе пристальный недружелюбный взгляд. Снова он. Брежнев обсматривал меня странным задумчивым взглядом. Я сощурилась. Сколько можно?
   Выпивка должна была подействовать раскрепощающе. Но в воздухе продолжала витать настороженность, словно песок, скрипя на зубах. Аня и Валя перешёптывались. До меня долетали лишь обрывки фраз. Обсуждали они собравшихся мужиков.
   - Предлагаю выпить! - сказал мужчина хриплым, проседающим на слогах голосом.
   - А тост? - спросила одна из блондинок.
   Но её вопрос потонул в звоне стаканов.
   Я взяла четвертинку яблока и выпила мелкими глотками весь бокал. Горло и пищевод обожгло легким теплом, которое быстро спустилось в желудок и там исчезло.
   - Без меня пьете, негодяи! - сказал Вальдемар Антонович и налил себе водки.
   Игорь остался на улице? Я повертела головой и заметила, что девчонки жадными глазами наблюдают за мной. Только этого не хватало!
   Я налила еще вина. Добрав до краёв.
   - Дорогие мои, - сказал Минский и поднял рюмку водки.
   Девчата сдавленно захихикали.
   - Как говорил один мудрец...
   Игорь сел рядом, налил себе водки и с отвращением стал ждать окончания притчи. Мои мысли витали где-то далеко отсюда, поэтому я услышала лишь окончание тоста.
   - ...пускай же ваши бокалы всегда будут полны вином, а сердца любовью.
   Чокнувшись, причем, едва не разбив рюмку, он осушил её залпом. Вокруг заговорили, но Игорь, "зацепив" мужиков, налил на троих.
   Утешать его смысла нет. Жалеть тоже. Если он принял решение напиться, то мешать я не стану. Да, во всем виновата я! Я одна. Но и Минский с Лешко хороши.
   Пошла третья рюмка. Он весь набычился, злоба, кажется, не убывала, а наоборот затаивалась в нем, повышая концентрацию.
   Я перевесила сумку на плечо и встала. Уйти по-тихому не вышло.
   - Уходишь? - спросил Минский и поиграл ногтями по столу. Уж здесь, в чем я виновата?
   - Мне завтра вставать рано, - буркнула я.
   - Я отвезу, - вставая, Игорь залил в себя рюмку.
   - Куда?! Э-э... - Минский начал шарить по лицам в поисках жертвы.
   - Лешко где? Черт, вот ящер!
   - Я сам.
   Я сама доберусь! Возражения застряли в горле. До того мрачный у Игоря был вид и взгляд.
   Схватив меня за локоть, он повел меня за брошенным пиджаком, а уж потом - из бара. Я чувствовала спиной, что нас провожают взглядами все собравшиеся: настороженно, кто-то с осуждением, но многие с облегчением. У меня же на душе облегчения не было. Скорее беспокойство. В голове крутилась куча вопросов, душу разъедали сомнения. Вопросы задать я могла только Игорю, который был зол на меня за то что попалась в расставленные силки, на Минского, что он играет с ним в темную, на своего друга и черт еще знает на кого. Алкоголь только усилил его злость, вместо того, чтобы расслабить. Поэтому я решила ничего не спрашивать и не трогать его. Вот пускай переспит ночь, потом я удовлетворю свое любопытство.
   На том и порешили. Игорь расплатился с таксистом и остался у меня на ночь. Ему хватило здравого смысла вызвать такси, хотя я могла ожидать любого безумства в его состоянии.
   Утром он встал рано и уехал на работу. Я как всегда отправилась в школу, хотя закончив её три года назад, полагала, что в стены подобного учебного заведения больше не вернусь. Впрочем, разве могла я предполагать, что мной заинтересуется ФСБ, вознамерившись сделать одним из своих уникальных сотрудников?
   Приехав ко мне вечером без предупреждения, Игорь долго и занудно объяснял, что мне надо хорошо взвешивать все "за" и "против", прежде чем принимать серьезные решения. Ведь последствия моего решения теперь трудно предсказать. Выплеснув злость и отчаяние, он немного успокоился. Но именно что немного. Хотя мне и этого показалось достаточным, чтобы задать мучившие меня вопросы.
   Завтра я должна была принять участие в операции, что тревожило нас обоих. Мне хотелось знать, к чему быть готовой. Игорь насколько я поняла, хотел того же: быть готовым к любым непредсказуемым поворотам и знать, что я тоже готова, по крайней мере, морально.
   Мы сидели на разобранном диване. Время было позднее, за полночь, и меня неудержимо начало клонить в сон. Я положила затылок на шкаф, стоящий впритык к дивану. Игорь молчал, посматривая на меня из-под опущенных ресниц. Он никогда не спрашивал об очевидном. Если видел, что я засыпаю, как сейчас, то просто укладывал спать. Я сидела с ногами на диване и глаза мои медленно закрывались. Обхватив мои голени, он потянул меня за ноги. Я съехала вниз головой на подушку и, приняв вертикальное положение, проснулась. Сон как рукой сняло. Поймав его смеющийся взгляд, я отметила вскользь, что ладони его по-прежнему удерживают мои голени. Почувствовав мой интерес, Игорь потянул мои ноги ближе к себе, слегка раздвигая их, так чтобы самому удобнее устроится между ними. Мое учащенное дыхание и такой же учащенный пульс громче слов говорило, что сон надо отложить, что есть куда более приятное занятие. Игорь был согласен целиком и полностью. Хоть в чем-то мы были согласны друг с другом, потому что эта работа вносит невыносимое напряжение в наши отношения и мне это не нравится. Больше нравится, когда он целует, прижимает к себе, делая мое тело податливым, заставляя меня дрожать в нетерпении и стонать от удовольствия.

Глава 14

  
   Создание полноценного действующего отдела сверхлюдей было заветной мечтой Минского еще со времен службы в КГБ под началом Кровинского. Начальник Смоленского Управления на протяжении десятка лет крутился в Главном Управлении, налаживая связи с нужными людьми. Мотался в командировки по два раза в месяц. Настойчивостью и лестью вызнал информацию, что подобный отдел существует в столице, причем давно. Но отдел был засекречен, и подобраться ближе у него никак не получалось. Когда же Минский решил, что все усилия тщетны, с ним связался младший лейтенант Николаенков, сотрудник того самого отдела.
   Оказалось, что Николаенков, являющийся сильным ясновидцем, занимался поиском рабочих экстрасенсов. Так совпало, что как раз в городе, где Минский нес службу, им обнаружен сильный паранормал без четкой специализации дара. Московским Управлением Николаенкову было поручено оказать содействие областному Управлению и наладить работу ОСЛ. Минский получил официальное разрешение на создание секретного отдела, и даже финансирование.
   Как я уже говорила, существенный вклад в мой поиск внесла Кондорская, отработавшая более сорока лет аналитиком в Управлении. Эта строгая и принципиальная женщина, используя свои знания и опыт, вычислила места моего частого пребывания, как то: общежитие, моя школа, спортзал и бассейн - все места, где я часто бывала и использовала свой дар в той, прошлой жизни. Как она с высокомерием утверждала: сильный дар оставляет след: будь то перепады напряжения, сгорающие электроприборы или необъяснимые феномены, а то и просто странные происшествия. Вычислить меня оставалось делом времени.
   Но уличить меня в применении силы оказалось не так просто, как им казалось. Поимкой занимался Игорь и еще несколько оперативников. Он должен был спровоцировать меня на применение силы. Стоило мне показать свое тайное лицо монстра, он бы меня тут же схватил и надел на запястья тектитовые браслеты, которые оглушают, обрывая связь с магическими токами земли. Тектит - это метеоритное стекло, которое, как выяснилось применялось еще сотрудниками КГБ, парализует магическую энергию в радиусе двух-трех метров. Одетое же на паранормала, в виде ошейника или наручников, блокирует его силу.
   Я в свое время очень сильно удивилась, узнав, что меня вычислили по старым следам. По своей наивности я считала, что отказавшись от силы, выбрала новую жизнь и обезопасила себя. Оказалось, что это не так.
   Неофициально люди со способностями значились в помощниках оперативников Смоленского Управления больше трех лет. Ясновидящие с хаотичным неподдающимся контролю даром, эмпаты, способные пропускать чужие чувства через себя, один экстрасенс, еще три шамана и спирит. Полученная от них информация могла использоваться лишь неофициально, чтобы добраться до преступников. Судье и прокурору по-прежнему требовались прямые доказательства, а слова им были не интересны.
   Но как говорил Минский, если его ОСЛ будет вычислять террористов, срывать готовящиеся теракты, то доказательства будут не нужны. Отдел станет легендой. Со мной Минский связывал надежду взрастить отдел до великих высот, создать ему имя, завоевать почет и уважение. Мне отводилась роль воспитателя, учителя и в будущем главы отдела.
   Конечно, все эти многозначительные для меня детали, мне рассказал не Минский.
   Поднявшись на второй этаж Управления, мне нужно будет пройти через кабинет и попасть в дверь с розовым стеклом, как мне объяснили. За чудо-дверью меня ожидал Минский. Ему пришлось переместиться к операм сегодня утром, по причине житейского инцидента - в его кабинете под полом сдохла мышь. Как мне поведала самоотверженная секретарша, которой при закрытой двери не пахнет, она решила остаться на рабочем месте и принимать звонки.
   Кабинет оперов выглядел, как централизованная бухгалтерия: куча столов, составленных впритык друг к дружке; на столах ворох бумаг; за столами утомленные недовольные лица.
   С порога накрывала стоячая духота и запах свежезаваренного кофе.
   - Здравствуйте, - сказала я и прикрыла за собой дверь.
   Мой голос увяз в рабочем гаме и глухих аккордах радиоволны. И я справедливо понадеялась пройти незамеченной. Напрасно. Все до единого оторвались от своих дел, и кто украдкой, кто в наглую уставились мне вслед.
   Предвидя чопорную атмосферу с офисным дресс-кодом во главе угла, я надела белый кружевной топ и красный сарафан с открытой спиной. Крупные кудри, пышно уложенные по всей голове, должны были завершить романтический, дерзкий образ.
   Всегда приятно подействовать на нервы тем, кто действует на нервы мне. Кроме того, вечером про одежду речи не было, поэтому ко мне никаких претензий.
   Я нашла Игоря глазами, и, уже не обращая внимания на реакцию окружающих, направилась к нему. Правда, один человек заставил меня обернуться. В глубине столов у стены сидела Тамара, сверкая глазами, полными затаенной обиды и злости. Она втянула голову в плечи и выдвинула подбородок вперед, словно готовясь к бою. Я улыбнулась ей своей самой приветливой улыбкой, обезвредив её тем самым на некоторое время. У неё по щекам пошли красные пятна и вместо нападок или подковырок, она тихо справлялась со своей злостью.
   - Пойдем, Минский уже ждет, - Игорь встал из-за стола и надел оперативку на плечи. Китель с накинутым на него галстуком остались висеть на стуле. Сегодня, против обычного, он был одет в голубую форменную рубашку с погонами, и вообще был излишне серьезен и собран.
   - Больше заняться нечем? Эй, в чем дело? - Игорь всплеснул руками.
   Я оглянулась. Опять тот же неприкрытый интерес, настороженность и враждебность, местами с ненавистью. В отличие от остальных, опустивших глаза или отвернувшихся, Брежнев продолжал за мной наблюдать, как всегда, готовый кинуться и разорвать на части.
   Стекло, занимавшее пол двери, было оклеено плакатом с пышногрудой девушкой в полицейской форме. Она позировала на розовом фоне и производила впечатление увеличенной картинки из мужского журнала. Над плакатом висела табличка с должностью и полным именем Игоря.
   Мы встретились глазами. Игорь смутился.
   - Все никак не сниму. Досталась мне в наследство.
   Он открыл дверь и пропустил меня вперед.
   За длинным столом небольшой затемненной комнатки сидел Вальдемар Антонович. Он вчитывался в бумаги, морща лоб и массируя тяжелый подбородок. Стена за ним была обклеена вырезками из газет, черно-белыми фото и рваными записками, в центре всего этого хауса - карта Смоленской области. На тумбочке около окна стояли фотографии президента и премьер-министра.
   Жалюзи были полузавешены, что придавало помещению интимного уюта, который офису совершенно не нужен.
   Я напряглась. Скрытый тенью, утопая в широком мягком кресле, сидел парень. Рубашка топорщилась на его нескладном теле с худыми руками и широкими плечами. На внешне спокойном бесстрастном лице бегали юркие глазки.
   - Познакомьтесь. Даша Осипова - Кирилл Николаенков, - Вальдемар Антонович встал над столом.
   Николаенков поднялся из кресла и протянул мне руку. На большом пальце у него была бородавка. Виски сдавило, как бывает перед грозой, и заложило уши. Стало трудно дышать.
   Холодным приливом страха плеснуло на шею и растеклось по плечам.
   Я протянула ему руку, хотя внутренний голос кричал, чтобы я этого не делала. Его руки я так и не почувствовала. Давление в висках усилилось до резкой ломающей вспышки боли, выжигающей глаза горячим. Он лез в мою голову, как неопытный дровосек, который вместо того, чтобы обходить кусты и буреломы, ломал их.
   Вот, дерьмо собачье. Я "отлепила" от себя его мысли, которые гудели рядом со мной, практически читаемые, но именно почти, без деталей.
   Мысль подобна ветке. Её основа - побуждение или намерение - ствол, если двигаться вдоль ствола, то можно проследить формирование мысли без ненужных отвлечений от темы, веточек. Если постараться, можно увидеть мысль разом. Нужно сжать "ветку" в точку, только и всего.
   Он боялся меня, хотел узнать ближе, изучить, и раз уж я девушка - заглянуть под юбку. Так ли у меня, как у остальных. Извращенец чертов. Зря я, наверное, красной помадой губы накрасила. Я сгребла в кучу его мысли и "отбросила" их. Постепенно они вновь вернуться к нему, но пока в голове у него будет нечто вроде вакуума.
   Игорь оттаскивал меня от Николаенкова. Только сейчас я поняла, что это его руки разрядами тока впивались в кожу.
   - В следующий раз хорошенько подумай, - сказала я. Мне очень хотелось врезать по этой прыщавой циничной физиономии.
   Николаенков свалился в кресло. Вернее, это Игорь его туда свалил. Ему все-таки удалось нас растащить. И теперь он желал знать ответ.
   - Что Тут Происходит?!
   Я опустила глаза. Меня еще трясло, мысли путались и сформировать хоть одну требовало усилий.
   - Проверка на профпригодность, - ответила я. Губы предательски дрожали.
   Игорь сжал мой локоть, потом второй. Развернул к себе.
   - Даша, сядь, я тебе все объясню, - сказал Минский.
   - С тобой все в порядке? - Игорь настойчиво заглядывал, всматривался в мое лицо.
   Ощущение, что я читаю чужие мысли, и ощущаю их как свои, оставалось со мной.
   - Да, спасибо.
   Я осторожно высвободилась, потому что Игорь сам отпускать не собирался.
   - Сядь, Даша, нам нужно поговорить. И ты тоже садись. - Вальдемар Антонович ткнул указательным пальцем на Игоря. Ему пришлось сесть. И мне тоже.
   - Признаюсь Даша, это я попросил Кирилла проверить твои ментальные барьеры.
   Я подняла глаза. Он отвел свои в сторону.
   - Да. Ночь я пролежал без сна. Я сомневался справишься ли ты сегодня. Конечно, ты девочка смелая и сильная, но неопытная. Утром я твердо решил послать на операцию Николаенкова. Но теперь...
   - Что значит теперь? Операция согласована и пойдет Николаенков, - Игорь сдерживался, чтобы не закричать.
   - Он меня раздавит, - сказал Кирилл, смотря перед собой остекленевшими глазами. - Она должна пойти, она сможет.
   Игорь вскочил со стула.
   - Черта с два. До начала меньше четырех часов, слишком поздно что-либо менять. К тому же, вчера ты был не против потягаться с Макосинцем!
   Я скрестила руки на груди, обняла себя как можно крепче.
   - Ты видишь, что его посылать бесполезно или нет?! - Минский тоже поднялся и навис над столом.
   - Тогда Всё Отменяем, - сказал Игорь таким тоном, что с тем же успехом он мог кричать.
   - Отменяем?! Ты думай что говоришь, твою мать!? - крикнул Минский с рокотом.
   - Предлагаете отправить её? У Вас, что совсем крышу сорвало?! Она же пушечное мясо!
   - Какое мясо?! Ты посмотри как она разделалась с Кириллом!
   Игорь, упирая руки в бока, оглянулся на Кирилла. Я тоже повернулась.
   Он сидел, сгорбившись, и оставался довольно бледным. Руки, сложенные на коленях, тряслись.
   - Он хотел залезть ко мне в голову! - сказала я.
   - Ты уничтожила мои мысли, достаточно было просто усилить свой барьер, - сказал Николаенков дрожащим голосом. Он продолжал смотреть перед собой, словно рядом никого не было.
   Я сжала челюсть. Подонок, хотел вызнать обо мне интимные подробности, и еще учит.
   Игорь тяжело дышал и смотрел в одну точку.
   - Даша, ты обещала, что выполнишь мою просьбу и мы в расчете. Твое обещание в силе? - спросил Вальдемар Антонович спокойным тоном, будто только что не орал на весь кабинет.
   Я сглотнула. Мне предлагают еще раз принять решение?
   - В таком случае, будет честно раскрыть все карты, - сказал Игорь.
   Минский промолчал. Его лицо потемнело. Он сузил глаза и выдвинул голову вперед.
   - Макосинец считался одним из лучших в Управлении, наш первый неофициальный рабочий экстрасенс. Он легко читал мысли, знал все и про всех. То, что узнавал, всю личную информацию заносил в картотеку, вплоть до твоей любимой позы во время секса.
   Постепенно как информация доходила до моего воспаленного сознания, мои глаза сами по себе округлялись. Так вот почему от меня шарахаются!
   - Я не просил его об этом. Когда я узнал, то подал рапорт на него, - сказал Вальдемар Антонович.
   Игорь продолжил, будто его не перебивали.
   - При встрече он будет "вскрывать" тебя, так он называл копание в чужих мыслях. Он извращенец во всех смыслах. Особое удовольствие ему доставляет подчинять себе, и особенно женщин. Советую еще раз подумать, ты можешь отказаться.
   Вальдемар Антонович полыхнул на Игоря убийственным взглядом.
   Отказаться, на самом деле, - это то, что мне нужно. С моими нервами я должна сидеть дома и пить мятный чай с бубликами. Я ведь подозревала гнилую сердцевину в яблоке под названием "Просто передать пакет", но внутренний голос в тот момент оказался слишком тих.
   - Прежде чем что-то решать, ты должна знать, что если он согласится рассказать то, что нам нужно, мы спасем десятки людей. Много Невинных Людей, - сказал Минский. Он тоже упер руки в бока.
   Они ждали от меня ответа.
   Я прижала ладони к ногам - они дрожали, а я не хотела выдавать свой страх, который обдавал грудь холодными парализующими волнами.
   Я глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Страх, этот притаившийся хищник, он только ждет подходящего момента, чтобы напасть. От него нельзя убежать, выгнать навсегда. Как только он чует кровь, всегда возвращается.
   - С ним нельзя действовать, как с обычным террористом, сама понимаешь, поэтому нам нужна ты. Мы думаем, он планирует теракт на день города. Остается всего два месяца. Если сегодня упустить шанс с ним договориться, то может случиться самое страшное.
   - Что он может делать?
   Вальдемар Антонович вопросительно глянул на Кирилла.
   - Он может заставить думать, что ты шимпанзе, - Кирилл дрожащей рукой пригладил взлохмаченные волосы, - Не знаю как сейчас, но раньше он действительно был самым лучшим. Он вытворял такое, о чем я в то время и мечтать не смел: ломать ментальные барьеры, подменять мысли, управлять чувствами, вызывать беспричинный гнев или слезы - запросто.
   Он говорил с восхищением, что резало уши.
   - Ты больной? - спросила я.
   Он отряхнул свои поношенные, вытянутые на коленках, джинсы.
   - Нет, я здоров...
   - Только не психически, - я перебила его.
   - Я полностью здоров, - он подался на меня.
   Я посмотрела ему в глаза. Только пускай попробует рыпнуться, полдня просидит в трансе.
   - Ты больной, раз восхищаешься им. И знаешь, тебе немного осталось до него, - сердце тугими короткими ударами билось в грудную клетку, эхом отдаваясь в ушах.
   У него покраснела шея.
   - Мне? А сама-то ты что? Невинный ангелочек?!
   - Да пошел ты, - я отвернулась от него и на мгновенье встретилась глазами с Вальдемаром Антоновичем. Он был ошеломлен. Плевать.
   - А что ты сама умеешь? Может, расскажешь, кто из нас волк в овечьей шкуре? - крикнул Кирилл. На меня попали брызги его слюны. Я вытерла щеку. Со мной такое в первый раз, когда я возненавидела человека, толком его не зная.
   - Даша, Кирилл, успокойтесь, у нас общий враг. Мы должны объединить наши усилия, а не ругаться, - сказал Минский.
   После того, как они с Игорем только что чуть не послали друг друга открытым текстом, слышать про мир было странно.
   Я встала.
   Игорь, опустив голову, мерил шагами маленький кабинет, держа руки в карманах.
   - Мне нужно будет посмотреть всё, что на него есть, - я смотрела в пол. Я не хотела, чтобы меня считали трусихой, но лучше пусть так, чем свихнуться. Я отказываюсь изменять сознание по такому ничтожному поводу как информация на Пушкина и точка.
   - Игорь, дай ей дело.
   Вальдемар Антонович прав. Если есть шанс договориться с Макосинцем, то я должна попытаться.
   - Ты уверена? - спросил Игорь таким тоном, словно я решилась на безрассудный поступок и теперь вся ответственность на мне.
   - Нет, но это не имеет значения, - ответила я и пошла к выходу.
   - Ты не ответила. Чем ты владеешь? - подал голос Кирилл.
   Я остановилась в дверях.
   - Это не твое дело. Меньше знаешь - крепче спишь! - сказала я. Меня передернуло от отвращения. Он был мне настолько противен, что хотелось взять ершик и почистить себе глотку, потому что мы дышали одним воздухом, не говоря о ладони, до которой он дотрагивался.
   - Даша, Кирилл прав, мы должны знать.
   Я подавила тяжелый выдох, который был мне необходим, чтобы подавить чувство, что меня загнали в угол.
   Игорь стоял, словно статуя. Он смотрел в пол. Только сейчас я поняла, что он никогда не спрашивал о моих способностях. Хотя возможностей было предостаточно.
   Я сглотнула. Такое чувство, что пропал голос, и я, как рыба, только смогу беззвучно открывать и закрывать рот.
   - Тебя будут страховать наши ребята, рисковать жизнью. Мы должны знать, чтобы правильно рассчитать силы. Игорь, что ты молчишь?
   Он передернул плечами.
   - Можно его просто грохнуть, причем с минимальным риском для всех, - ответил Игорь.
   - Это обсуждалось и не раз, - повысил голос Вальдемар Антонович.
   - Может, скажу я за неё? - спросил Кирилл.
   - Заткнись, - я сжала кулаки.
   Они давили на меня своим ожиданием. Я обняла себя руками и прислонилась к стене.
   - Что вы хотите услышать? Тоже самое, что и Макосинец.
   - Даша, подробней.
   Сердце забилось в ушах, горло сдавило удушающей хваткой. Как можно объяснить "слепым" людям, что я умела? У них волосы встанут дыбом узнай они, что я проделывала, а ведь, по сути, с высоты своего дара или как я считала, развития, я ничего особенного не делала. Если мне нравится и у меня получается, почему необходимо ограничивать себя? Так я рассуждала.
   - Менять мысли, управлять чувствами, читать информацию с любых предметов наложением рук, однажды мне удалось усилить естественный ментальный барьер другого человека, - я посмотрела на Игоря. Он отвел глаза.
   - Хорошо, что еще?
   - Раньше получалось смотреть в акаша, но я давно не пробовала и не хочу.
   Вальдемар Антонович постукал по столу руками, сложенными в замок.
   - Значит, ты можешь внушить человеку ненависть, обиду, любовь, все что захочешь? Я правильно понимаю? Это может нам пригодиться.
   Игорь изменился в лице.
   - Нет, ничем таким я не занимаюсь! - крикнула я.
   - Даша, тебя никто не обвиняет, - сказал Вальдемар Антонович и проследил за Игорем.
   Он опустил лицо и усмехнулся.
   - По неопытности ты можешь случайно использовать свою силу и не замечать, - сказал Николаенков.
   Они что сговорились? Какая к черту неопытность! Нет, они специально капают Игорю на мозги - вот зачем эти разговоры про мои способности.
   - Это чушь! Если бы я изменяла человеку чувства - я бы знала. Вот когда сойду с ума и перестану себя контролировать - другое дело. Но в этом случае я лучше убью себя, - я подняла перед собой руку и развернула золотой браслет с крошечным сундучком.
   - Яд?! - сказал, кажется, Игорь.
   Я открыла дверь и быстрым шагом пошла через кабинет. Казалось, что я вечно буду идти в спасительную темноту коридора под сопровождение тяжелого рока. Перед глазами расплывались изумленные лица, испуганные тем, что их застали за нечаянным подслушиванием.
   Соскочившая на пружине дверь произвела эффект разорвавшегося снаряда, выбивая на поверхность все накопившиеся обиды, оскорбления, и прошлые и настоящие.
   Сдерживаемые слезы покатились по щекам. Мне нужно в туалет. Я огляделась. В конце коридора находилась заветная дверь, за которой я смогу спрятаться ото всех. Коридор был пуст - я побежала.
   Сволочи. Теперь Игорь будет сомневаться во мне. Учитывая, что у меня бывают несознательные всплески, очень легко додумать варианты моего якобы случайного вмешательства.
   Туалет был пуст. Я наклонилась над умывальником и сполоснула лицо холодной водой. Сердце продолжало бешено стучать. Непослушными руками я вытащила из рюкзака мятый одноразовый стакан, который всегда ношу с собой, так же как и успокоительное. Накапав тридцать капель, я залпом выпила.
   Я подставила руки под воду. Ощущение холода придало сил. Я снова сполоснула лицо и посмотрела на себя в зеркало. Тушь выдержала испытание водой. Если бы я накрасила ресницы обычной тушью, то сейчас стала бы похожа на невесту Франкенштейна. А так, все в порядке.
   Дверь скрипнула. Игорь вошел в туалет и прикрыл за собой дверь.
   Я смотрела на него через зеркало и пыталась угадать, что он думает и, главное, чувствует. Он молчал, вглядываясь в меня.
   - Ты им поверил? - я не узнала свой голос, бесцветный и равнодушный.
   Игорь снял с себя маску. Он был растерян.
   - Нет.
   Он сказал "нет", но тогда почему между нами появилась стена, которой раньше не было? Я нагнулась над раковиной и мокрыми холодными руками протерла шею.
   - Я не хочу, чтобы ты встречалась с Макосинцем. Я не хочу рисковать тобой. - Игорь подошел ко мне, став с боку.
   Я продолжала на него смотреть через зеркало. Он так и не спросит. Я должна ему рассказать всю правду без остатка. Пускай сам решает, во что верить.
   - Я рассказала не обо всем, что могу. Вернее могла. Ты знаешь, мне не обязательно касаться человека... чтобы подчинить.
   Я говорила, отводя глаза от Игоря. У меня дрожали руки и голос.
   - Я копалась в чужих головах с самого детства, а когда поняла, что другие так не могут, то возомнила себя всесильной. Я проделывала такие вещи, о которых даже вспоминать не хочу. Мне оставалось совсем немного до вашего Поэта. Картотеку я не собирала, но чужие секреты знала. Только сейчас каяться бесполезно - я вела себя, как сука, и, думаешь, меня мучили угрызения совести? Ха! - я проглотила слезы. - Ничего подобного. Расплата пришла как раз вовремя. Я ставила над собой опасный эксперимент. Если бы всё получилось, я бы стала... кем-то вроде Сфинкса. Полубогом. Но уже не человеком.
   Меня передернуло, словно на язык попала гниль. Страх снова вернулся, всасываясь в сердце и сжимая голову. Я сдавила ободок раковины.
   Дверь скрипнула и на пороге застыла Валя. В серой юбке до колен и белой блузке она была похожа на учительницу начальных классов, для которой застать мужчину в женском туалете верх кощунства. У нее расширились глаза, и она захлопнула дверь. Когда её шаги стихли, я продолжила.
   - У меня случился сильнейший нервный срыв, я перестала себя контролировать или мне так казалось. Не знаю. Я хочу забыть обо всем что могла, я хочу стать обычным человеком, как все.
   Он развернул меня к себе, убрал волосы с лица и прижал к себе. Поглаживая по голове, он целовал меня в висок.
   - Я бы не стала внушать тебе ничего, никогда, слышишь? никогда, - я снова сглотнула слезы и сильнее прижалась к нему.
   - Я знаю, что ты мне ничего не внушала. Думаешь, я бы не понял?
   Конечно, он бы понял. Тем более у него есть с чем сравнивать. Реальную магию в катакомбах собора и мои несознательные всплески, например... Верно?
   - Подумай сама, если бы ты это сделала, то не ломалась бы так долго, а в первый вечер позволила себя соблазнить.
   Я подняла голову и посмотрела ему в лицо. Он улыбнулся и вытер слезы с моих щек.
   - И тогда, возможно, тебя не забрали бы эмвэдэшники. Мы были бы заняты и они ушли ни с чем.
   Меня обдало жаром.
   - Значит, я ломалась...
   - Практически нет, - он покачал головой.
   У меня расширились глаза.
   - Что? Да ты просто коварный соблазнитель! - я вздохнула.
   По коридору зацокали каблуки. Мы замерли, прислушиваясь. Звук становился громче - женщина шла в туалет.
   Игорь подошел к двери и, придерживая её за ручку, закрылся на защелку.
   Подергав дверь, женщина, которой, видно, сильно приспичило, поспешила уйти.
   Игорь вернулся ко мне и поцеловал так нежно, как умеет только он.
   - Ты весь в помаде.
   Он посмотрел на себя в зеркало и принялся вытирать помаду ладонью.
   - На тебе она лучше смотрелась.
   - Тебе тоже идет, - я провела пальцами по его руке. Он посмотрел на меня, пытаясь определить, что я задумала.
   - Нам пора. Нельзя так долго занимать туалет, - Игорь еще раз поцеловал меня, и провел мягкими подушечками пальцев по рукам.
   Сказав, что если я не приду через пять минут, он вернется за мной и поведет за руку, Игорь ушел. Я оторвала туалетную бумагу и стерла губную помаду со своего лица. Оказывается, я выглядела еще хуже, чем Игорь. Вспомнив, что в рюкзаке у меня лежат влажные салфетки, я принялась стирать потекший макияж.
  

Глава 15

  
   - Расскажите нам, как надо утешать девушек, чтобы помада оставалась на рубашке? Коллектив жаждет подробностей! - на столе Игоря сидел смешной мужичок с огромным круглым животом и обвислыми черными усами. Вылитый Бармалей.
   - Иди ты к черту! - ответил Игорь и отбил руку, которой Бармалей трогал лацкан его рубашки.
   Бармалей заржал, обнажив крупные белые зубы.
   Я прошла полпути до стола Игоря, когда меня заметили и затихли. Мне не хотелось снова видеть молчаливое опасение на их лицах, а то и откровенную враждебность. Потому я смотрела перед собой, не фокусируя зрение.
   Глаза были красными, но практически не опухли. Я стараюсь не тереть глаза, когда плачу - в этом секрет.
   - Ладно, я ухожу... не буду мешать, - добавил Бармалей, выискивая на мне следы небрежности, что указывало бы на явный интим. На мочке его уха, большого и мясистого, ссохлась зубная паста. Он спрыгнул со стола и пошел к себе за стол, насвистывая.
   - Не обращай внимания, он у нас за клоуна, - сказал Игорь, обращаясь ко мне.
   Я обогнула стол и встала рядом, соблюдая положенную дистанцию. Мне нужно было получить дело на Макосинца.
   - Ты оскорбляешь мои трепетные чувства в самом их тонком ощущении, - сказал Бармалей. Его глаза сияли любопытством и откровенным интересом, граничащим с наглостью.
   Игорь засмеялся. Может, я ошибаюсь, но в кругу друзей, коими являются его коллеги, он преображается. Превращается в своего парня: обаятельного, открытого и непробиваемого. Со мной наедине он другой. Более родной что ли.
   - Долго заучивал? - спросил Игорь.
   - Не позорь меня перед девушкой, - ответил Бармалей.
   На него полетели ответные замечания и натянутый смех, который бывает, когда людей что-то сдерживает, не даёт полностью расслабиться, чтобы посмеяться от души.
   - Я, между прочим, холост. Мне некому борща сварить, рубашку погладить... - Бармалей оборвал себя на полуслове.
   Минский выглянул из кабинета, провиснув в проходе, и громовым басом осведомился:
   - Веселитесь, господа оперативники? - причем в его голосе не было ни капельки дружелюбности, одна ирония и скрытый гнев. Подобным образом к нам заглядывала преподавательница бухгалтерского учета. Взгляд, которым она "приглаживала" поднятые от конспекта головы, был точно такой, как сейчас у Минского.
   В кабинете установилась тишина, прерываемая музыкой из радио.
   - Даша, ты можешь ознакомиться с материалами дела в моем кабинете. Не стесняйся, проходи, - сказал Вальдемар Антонович отеческим тоном. Выражение лица у него осталось свирепое. Он может снова вернуться к теме о моих возможностях, а говорить об этом я хочу чуть менее, чем о жизни пациентов сумасшедшего дома.
   - Нет, я лучше здесь, - я пододвинула ветхий стул с разъехавшейся на нитки обивкой и села недалеко от Игоря. Пускай катиться к черту со своей отеческой заботой, я сыта ею. Я сидела к Вальдемару Антоновичу спиной, и могла только догадываться насколько его разозлила.
   - Здесь что, столов нет?! - прокричал Минский.
   Я сбросила с плеч напряжение и прислонилась к спинке стула. Так то.
   Игорь открыл ящик и достал из стола пухлую папку-дело.
   - Здесь всё, что у нас есть по Макосинцу, - сказал Игорь чересчур спокойным тоном, словно мы не в эпицентре урагана по имени "Минский В.А.".
   Я взяла папку в руки. Она была затерта до желтизны, а уголки превратились в подобие пыльной тряпочки.
   - Так, стол Федорова свободен. Даша, устраивайся за ним.
   Черт, как в первом классе. Я посмотрела в каком направлении указывал Минский. Стол находился перед Тамаркой. Сидеть к ней спиной, чтобы она дышала мне в затылок, при этом сосредоточиться на материалах дела? Нет, это невозможно.
   - Мне было бы удобнее остаться здесь, чтобы консультироваться с Игорем Сергеевичем. Если он не против, - в голосе проскользнули стервозные нотки, хотя я старалась их подавить.
   - Нет, он не против, - ответил Игорь.
   Я снова напряглась, ожидая огненной тирады. Но вместо криков висело еще более выматывающее молчание...
   - Стараешься как лучше, и никакой благодарности!
   Опять молчание и ощущение надвигающегося взрыва.
   - Ладно!.. Будут новые соображения, зайдешь ко мне. - Сказал Вальдемар Антонович и хлопнул дверью так, что посыпалась штукатурка.
   Мы переглянулись с Игорем. Он усмехнулся.
   Я сдвинула лямки рюкзака с плеч и повесила его на спинку стула.
   - В первом классе что ли? - спросила я, развязывая трухлявые ленточки.
   - Хуже. В концлагере, - Игорь положил ладони на затылок и потянулся.
   На фотографии, приложенной к делу, был изображен невзрачный тип, с осунувшимся лицом и волнистыми темными волосами до подбородка. Длинный нос с горбинкой и красивый аристократический рот придавали ему загадочности, даже уникальности.
   В принципе мне нужно было знать несколько вещей: его недостатки, привычки и слабости. Чтобы попытаться сыграть на них.
   Подчиненные Игоря делали вид что работают, но я кожей чувствовала их неприкрытое любопытство. Такое ощущение, что находишься в зоопарке за решеткой, на тебя смотрят и показывают пальцем. "Какая волосатая мартышка, правда, мам?"
   Наверное, Игорю стоило отправить меня к этому старому интригану. Вот, черт, я ж его подставляю!.. Я закрыла рот ладонью. Ну и дура я.
   Игорь оторвался от бумаг и посмотрел на меня. Я придала себе задумчивый вид - он снова занялся писаниной.
   Оправдание, что рядом с ним мне легче, что мне хорошо в его компании - трусость. Нет, это чистая правда, но факт остается фактом - я прикрываюсь им. Черт, черт, черт.
   Я уткнулась в бумаги. Макосинец Валентин Семенович. Клички: Поэт, Пушкин. Учился на повара, но училище не закончил. Два года работал в закусочных и кафе, где отзывались о нем как об исполнительном, но замкнутом парне. Пять лет биографии с 89-го по 93-ий года - у него словно выпали из жизни, о нем нет сведений. В 94-м поступил в институт физической культуры и спорта. В 99-м закончил институт, и, спустя два года, оказался среди служащих ФСБ. В 2004 году его выгнали по обвинению в разглашении секретной информации, содействии преступникам, нарушении должностных инструкций и еще пять наименований, из которых можно сделать вывод, что он в течение трех с половиной лет ездил начальству по ушам, а то ему позволяло.
   Его выгнали, но о нем не забыли. За Пушкиным продолжали наблюдать, его личность то и дело всплывала, как дерьмо в пруду. Связи с бандитами, наркоторговцами, работорговцами. Его особая страсть - подыскивать девушек для продажи богатым клиентам. На его совести одиннадцать молодых девчонок, от пятнадцати до семнадцати, - из тех, кого зафиксировало следствие. А сколько их в действительности знает один Макосинец.
   Нервная система неустойчивая. Склонен к вспышкам ярости и приливам меланхолии. Друзей нет. Вот странно, в детдоме, где он рос до семнадцати лет, воспитатели о нем отзывались как о тихом, послушном ребенке, с кем не было проблем. В училище аналогично. И еще, в деле сказано, что он получил свои способности от рождения, якобы дар ему достался от бабки, которая умерла, когда ему было четыре года. Со слов Макосинца записано: "бабушка скончалась на девяносто восьмом году жизни, она была ведьмой, а они, как известно, долго живут. Мне, как единственному внуку, бабуля передала крест, и вместе с ним силу".
   У меня только один вопрос: он действительно верил, что бабка могла передать ему дар?
   Такие способности по наследству не передаются: они либо есть от рождения, либо при наличии задатков развиваются под руководством учителя, и третий, он же самый скверный, появляются в результате травм.
   - У него могла быть травма?
   Игорь покрутил между пальцев ручку с синим покусанным колпачком.
   - Могла. Он как-то говорил, что когда проходил практику в Геленджике, ему на голову свалился горшок, - Игорь следил за моим лицом.
   - То есть он отучился год, его отправили на практику, а потом... - я открыла страницу, где говорилось про учебу в училище, - в октябре, начале учебного года, он взял и отчислился?
   - Получается так, - за смешинками в его глазах скрывался вопрос.
   - В деле сказано, что он имел дар от рождения. Думаю, он наврал. Он получил свои сверхспособности гораздо позже.
   И решил, что у него в руках весь мир.
   Игорь засунул ручку в рот и пожал плечом.
   - Зачем ему было врать? Какая разница, когда он получил свои умения? - Игорь непроизвольно тронул меня за руку.
   - Разница в том, что люди, которые получают дар от травмы, в результате смещения элементов...
   Игорь нахмурился. Я махнула рукой.
   - А, не важно. В общем, у них вероятность того, что поедет крыша или умрут от остановки сердца гораздо выше. Они не готовы, понимаешь?
   - Понимаю. - Игорь откинулся на спинку стула и усмехнулся.
   Я развернулась к нему, положив локоть на стол.
   - Врал он возможно для того, чтобы скрыть свои истинные намерения. Думаю, он устроился к вам, для того чтобы снабжать своих дружков информацией. Плюс, зарекомендовать себя перед ними.
   Игорь спрятал улыбку, и окинул меня оценивающим взглядом.
   - Сейчас это уже не важно. Кроме того, что он с самого начала водил всех за нос.
   - Для меня это важно, - я сглотнула, - думаю, он пытается взять от жизни всё и это развращает его.
   Я думала. Игорь молчал.
   - Что вы собираетесь предложить ему за согласие сотрудничать?
   - Минский предлагает деньги.
   - А ты что думаешь?
   Игорь смотрел на меня так, словно пытался угадать насколько я готова к его правдивому ответу.
   - Я предлагаю его ликвидировать, - Игорь сложил ладонь пистолетом и приставил к виску.
   Я вздохнула с усилием, не отрываясь от его лица. Он говорил серьезно, и был полон решимости сделать то, о чем говорил.
   - Я веду к тому, что деньги ему не нужны - у него их полно. Думаю, он работает за идею. Его можно либо запугать, либо убить, - других вариантов нет, - я сглотнула и уставилась на свои руки, сжатые в тугой замок.
   - И что ты предлагаешь?
   Я вздрогнула. От меня ждал ответа Брежнев, буравя свинцовым взглядом черных глаз.
   "Убить", - я так и не смогла произнести. Сказать, что я готова запугать его, взять под контроль? Смысл врать, когда тебя сегодня же выведут на чистую воду? По-моему, я совершенно не готова к встрече с самой собой в ухудшенном варианте.
   - Не знаю, - ответила я.
   Игорь смотрел на меня с пониманием, на которое я так рассчитывала, но вместе с тем, на заднем плане скользила жесткость. Я сама подписалась, и должна принять решение тоже сама. В конечном итоге, мне с ним "договариваться", а не кому-то ещё.
   - Через полтора часа надо выезжать, - сказал Игорь и бросил на меня взгляд. Снова опасение.
   - Игорь, тебе надо отдохнуть, ты с обеда ничего не ел. Так нельзя, - сказала Тамара, положив папки ему на стол.
   - Такая у нас работа, - Игорь развел руки.
   Тамарка бросила на меня едкий взгляд и ушла.
   - Надо заглянуть к Минскому на прощание. А то как-то неловко без отцовского напутствия.
   Это точно. Я принялась насаживать бумажки на скоросшиватель.
   Игорь отодвинул стул и встал.
   - Всех, кто участвует в операции, попрошу в мой кабинет.
   Народ оживился. Заскрипели, загрохотали стулья об пол.
   - Тебя из него попросили, не забывай.
   - Да, быть может, насовсем, - отозвался Игорь. Он продолжал бы стоять рядом со мной, ожидая, когда я соберусь, но я шепнула, чтобы он не ждал меня. Подобная вежливость ни к чему.
   - Вот не пойму начальство. Стоило повышать до начальников, чтобы потом лишать должности? - спросила Валя и первая вошла в розовую дверь.
   - Это способ унижения такой, - сказал Бармалей.
   - Изыскано, тонко. Как работа топором, или, скажем, бензопилой.
   - Тамар, зайди тоже, - сказал Игорь.
   Пока я собрала документы, все имеющиеся стулья заняли. С собой я не принесла, потому прислонилась к стене у порога.
   Так мне комфортней, пожалуй, за спинами остальных.
   - Садись сюда, - Игорь подкатил большое глубокое кресло из угла.
   - Присаживайся, Даша, - сказал Вальдемар Антонович.
   Можно подумать, мне нужно его позволение.
   - Спасибо, Игорь Сергеевич, мне тут удобней. Чужие мысли не так отвлекают.
   Спины многих вытянулись. Если они надеялись, отодвинувшись на самый краешек стула, выйти из радиуса, в котором я могу читать их мысли, то единственное чего добились, так это выглядеть нелепо.
   Игорь поднял брови.
   - Думаю, девочке так комфортнее. Она эмоционально неустойчива из-за своего дара. Не волнуйся, Игорь, за неё. Правда, детка? - сказала Тамара голосом сладким, как мед, который хотелось засыпать перцем с горкой.
   - Да, солнышко. Ты же знаешь меня, как облупленную, - ответила я.
   Она кисло улыбнулась, но выражение самодовольства и победы осталось на её лице. Кто-то крякнул - думаю, это был Бармалей.
   - Давайте к делу, - Игорь вернулся к окну, присев на край подоконника.
   Вальдемар Антонович посмотрел на меня долгим тяжелым взглядом. Похоже, все решили, что я истеричка. Возможно, так и есть. Если подумать мне не все равно, что они решили?
   - Итак, сегодня очень важная операция, от которой будет зависеть...- начал Минский напутствие, но я уже не слушала.
   Итак, через полтора часа я встречусь с Макосинцем. Желудок принял обычный размер, просто начал сжиматься, вызывая тошноту. Кроме грубой силы, чем я могу ему ответить?.. Черт, я не знаю что делать! Бо-же-мой. У меня вспотели ладони и сердце застучало в ушах. Такое ощущение, что меня вызвали к доске, а я не подготовлена. Как в школе. Только разница в том, что от моего ответа зависит мое здоровье и здоровье других людей.
   - Даша, ты посмотрела дело?
   Вопрос Минского вывел меня из собственных мыслей.
   - Да, - я положила папку на стол и вернулась к облюбованной стене.
   - Итак, какие у кого соображения?
   Мысли, не дававшие мне покоя, словно назойливый град застучались о мою голову. Я боялась. Боялась, что мне придется изменять сознание, вторгаться в чужую голову, воспринимать мысли Пушкина, как свои.
   - Усачев, хватит спать, в конце концов! - крикнул Минский так, что я сама вздрогнула. Усачев, или как я его окрестила - Бармалей, подскочил на стуле и огляделся. И фамилия и прозвище этому добродушному хитроватому юмористу чрезвычайно шли.
   - Шеф, всю ночь в засаде просидел, между прочим. Алкаши достали! К тому же дверь постоянно пищала, на нервы действовала, - сказал Бармалей Усачев и посмотрел на меня с досадой.
   Я помахала ему рукой. Жаль его, но просидел он зря. Домой я пришла только под утро.
   - Игорь, у тебя есть, что добавить?
   - Нужно Остапенко и Карчева посадить в соседний вагон, где-нибудь на Колодне. Если что, они смогут прикрыть Дашу.
   - Игорь, но Остапенко выходной сегодня, - сказала Тамара и всплеснула руками.
   - Позвонить и вызвать. Время еще есть, - ответил Игорь, - Да, и обеспечь Дашу прослушкой.
   Я положила голову на стену. Конечно, вселяет большую уверенность, что рядом со мной будут те, кто подстрахуют. Но я не могу позволить, чтобы люди, даже если я их не знаю, пострадали.
   Несколько секунд я соображала, как мне обратиться к Игорю. Потом плюнув на формальности, я сказала:
   - Игорь, вы не должны приближаться ближе, чем десять-пятнадцать метров. Он может воспользоваться... в общем ничем хорошим это не кончится.
   Он смотрел на меня, не моргая, словно принимал самое трудное в жизни решение.
   - Вы меня будете слышать и видеть. Самое страшное, что может случиться, если он откажется и уйдет. Вы ведь не отпустите его?
   Неожиданно для себя я сделала вывод. Если я не уговорю его сотрудничать, то будет драка.
   - Девчонка права. Когда он откажется, мы вступим и повяжем его, - громовым голосом сказал Брежнев.
   Волосы на его черном затылке сворачивались в нежный завиток. Словно почувствовав мой взгляд, он обернулся.
   - Не смотри на меня так, мне плевать, что ты умеешь. Если выкинешь номер, то я подстрелю тебя, - сказал Брежнев и отвернулся.
   - Следующая пуля достанется тебе, - Игорь подался вперед. Его желваки вздымались буграми.
   - Ты не так хорошо стреляешь, - ответил Брежнев.
   - Проверим, - сказал Игорь, при этом его глаза блеснули.
   - Муравьев, выйди вон. В операции ты больше не участвуешь, - голос Вальдемара Антоновича был необычайно тих, как бывает, когда он сильно зол.
   Повисла гнетущая тишина, от которой зазвенело в ушах.
   Брежнев встал и одернул пиджак.
   - Я единственный у кого сопротивляемость к этим монстрам. Вам не справиться без меня.
   - Ты только что признался, что готов пойти на преступление и убить человека, ты это понимаешь, Юра? - лицо Минского стало серым. Мешки под глазами обозначились с большей силой.
   - Если понадобиться - да, - сказал Брежнев. Его плечи опустились. Он понимал, что для него подобный ответ - это приговор.
   - Утром, чтобы рапорт лежал у меня на столе. Ты свободен.
   Брежнев прошел, опустив голову, напряженный, как каменная глыба. Когда дверь захлопнулась, по кабинету прошел выдох облегчения.
   - Он всегда был с приветом.
   - Я, вообще, удивлялся как он умудряется работать после того, что случилось с его родными.
   Сердце забилось быстрее. Я оторвалась от стены.
   - А что случилось с ними? - спросила я.
   Мне нужно было знать не ради любопытства. Мир сомкнулся вокруг одного неизвестного обстоятельства. Я рыскала глазами по затылкам. Долго они будут молчать?! Игорь стоял, как изваяние, с тем же серым лицом, как и Минский.
   - Какая тебе разница, детка? - сказала Тамара.
   Она специально выделила "детку". Но мне было все равно, лишь бы услышать внятный ответ.
   - Его отца и невесту убили подельники Макосинца... - сказал Вальдемар Антонович.
   Не дослушав, я вышла из кабинета. Я должна поговорить с Брежневым. Мне кажется, я могу обрести в нем союзника. Не того, который прикроет, и будет тащить на собственном горбу, а того, кто обезвредит в случае необходимости - всадит пулю в лоб.
   Кабинет стоял брошенный, погруженный в вечерние сумерки. Блеклый свет заката обрывался в метре от окна, падая на пол выцветшими желтоватыми полосами.
   Брежнев снимал оперативку очень медленно и осторожно, будто хотел отсрочить этот момент. Его пиджак валялся на столе. Стол освещала настольная лампа.
   - Что тебе? - не поднимая глаз, он вынул пистолет из кобуры и разрядил его.
   Я оторвалась от дверной ручки и прошла вперед, хотя мне очень не хотелось приближаться.
   - Я хочу, чтобы ты выстрелил, если будет такая необходимость, - сказала я.
   Он подбросил магазин и коротко взглянул на меня.
   - Ты даже неуверенна в себе, а думаешь, что сможешь тягаться с этим уродом?
   - Это уже мое дело.
   Он покрутил в руке пистолет.
   - Меня отстранили, ты не слышала?
   Он набросил пиджак на стул и положил на стол чистый бланк.
   Дверь распахнулась, впустив яркий свет, который лег под мои ступни острым углом.
   Дверь закрылась.
   - Что происходит? - Игорь положил ладонь мне на талию. Было темно, к тому же Брежнев был настолько поглощен своими мыслями, что не заметил, если бы даже за окном взошло солнце.
   - Он должен участвовать в операции, - ответила я.
   - Ты шутишь? - холодным тоном спросил Игорь и стал передо мной, загородив Брежнева.
   - Нет.
   Я не пыталась отгородиться, подавить Игоря взглядом. Наоборот, он прочел во мне все что смог или захотел увидеть.
   - Если ты выстрелишь в неё, то следующая пуля твоя! - сказал Игорь.
   - Я понял тебя, капитан, не волнуйся.
   Игорь взглядом указал на розовую дверь, так и не повернувшись к Брежневу.
   - Я сейчас подойду, - ответила я.
   Дверь хлопнула за Игорем.
   Сегодня мне нужна уверенность, что рядом будет человек, который остановит, если у меня поедет крыша.
   - Вы не сможете его задержать. А если и задержите, то он выйдет в эту же ночь.
   Брежнев поднял на меня глаза и снова опустил их.
   - Если я проиграю и он возьмет вверх, то я должна быть уверенна, что вы выстрелите, - меня обливало с головы до пяток ледяными волнами страха, от которого одежда липнет к спине и скручивает желудок.
   - Можешь не сомневаться, - ответил Брежнев и поднял на меня глаза. Все тот же прямой взгляд и сложенные бесчувственной маской мышцы лица.
   Я развернулась и вошла в розовую дверь. Оставалась самая малость - придумать логичный предлог, чтобы вернуть Брежнева в операцию.
   Значит, у него прочные ментальные барьеры? Смешно, но должно сработать.
  

Глава 16

  
   - Посмотри, как ты себя ведешь!
   Я шла по коридору в сопровождении Тамары. Она была на голову выше меня, что смущало её - она постоянно сутулилась и одергивала манжеты блузки.
   - Тебе-то что? - ответила я. Еще не хватало, чтобы какая-то властная баба учила меня жить.
   - Да то, что из-за тебя Минский думает, будто Игорь с тобой спит! - она говорила с таким видом, будто проглатывала живого таракана, чувствуя, как он шевелится на языке.
   - Ну, тогда тебе нужно говорить с Минским, а не со мной. Я ведь так не думаю.
   Она споткнулась, взмахнув руками, как сбитая в полете чайка, и чуть не упала. Я хотела подхватить её под руку, но вовремя успела одернуть себя. Еще чего не хватало.
   - Ты подставляешь Игоря! Его выгонят из Управления!
   То, что она говорила об этом, могло означать только одно - пошли слухи. А это плохо.
   - А ты этого не переживешь, да? - бросила я, и тут же пожалела. Показывать ревность - выдавать слабость, а это чересчур шикарный подарок для неё. Мне ненавистна мысль, будто она думает, что её и Игоря связывают особые отношения, вроде наклюнувшегося, но не разгоревшегося романа, о чем он может втайне сожалеть. Мне кажется, всегда приятнее воображать, что могло бы быть, чем о том, что есть.
   Тарабаня каблуками о затертый деревянный паркет, она нагнала меня и хотела ухватить за плечо. С её завышенной самооценкой, необходимо ругаться с человеком, а не с его затылком. Я увернулась и отскочила в сторону.
   Она тяжело дышала и сверкала глазами, пытаясь придумать речь, которая ужалила бы в самое больное место.
   - Держись от него подальше! Слышишь! - крикнула она хрипящим полушепотом, так напрягая связки, что у неё вздулись вены на шее, а сама шея и лицо покраснели.
   - Мы, вроде, работаем с ним вместе, если ты еще помнишь.
   - Я тебя предупреждаю...
   - Предупреждаешь? Меня?
   Она сглотнула.
   - Знаешь, мне не плевать на Игоря, если Минский вздумает его перевести, я поговорю с ним. Ты поняла? - я сделала акцент на том, как я буду с ним разговаривать.
   До неё дошел смысл сказанного, отчего расширились глаза.
   - Ты не посмеешь, нет, - сказала она скорее для себя.
   Я и сама не знала пошла бы я на это или нет. Ради Игоря - возможно. Чего сложного стать вновь аморальной тварью?
   Медленной походкой (меня немного шатало) мы направились дальше. Когда мы, наконец, дойдем?
   - Нас слишком многое связывает с ним, тебе не понять. Он много с тобой возиться, всё его доброта, вместо того чтобы поставить тебя раз и навсегда на место. Ему вообще не нужно тебя опекать! Это обязанности Минского или Николаенкова, но не его, - она говорила, сбиваясь с темпа, словно наспех выворачивала душу передо мной.
   Я опешила. Она понимает, что несет?
   - Вообще странно, Игорь терпеть не может магию. Таро еще более-менее, но обряды! Даже крещение и то с трудом выстоял, а там всего лишь церковная магия очищения... Может, он, и правда, притерпелся? Тогда всё стало бы намного проще.
   Её взгляд приобрел четкость - она отряхнула юбку, хотя в этом не было надобности, и посмотрела на меня свысока.
   Мне было чем ей ответить, но я промолчала. Снова затевать с ней спор не разумно. Тем более, что мы уже пришли.
   В душном, заваленном запчастями, склянками, пробирками, и прочей дребеденью, кабинете меня обмотали черными тонкими проводками и прикрепили микрофон к майке под сарафаном. Снабдив информацией по обращению с прослушивающим радиоустройством М-44, мне пожелали удачи и вытолкали вон, предупредив, что я несу моральную ответственность за порчу казенного имущества.
   Игорь смотрел на меня, как на малознакомого человека, с которым связывает исключительно работа. Говорил сухо, лишь по необходимости. Он на меня не просто сердился, он был в ярости, к чему примешивалась еще и злость на самого себя. На его месте я чувствовала бы то же самое. В чем мне его упрекнуть? Но перед встречей с Макосинцем мне хотелось прижаться к его груди, вспомнить как спокойно в его объятиях...
   Меня подташнивало, и несколько раз я ловила себя на том, что неосознанно изменяю сознание: голова пуста, совершенно пуста, нет ни одной самой маленькой мыслишки вроде "какого черта они обкурили весь салон?! Мне же нечем дышать!" - даже эту мысль я притягивала к себе насильно.
   Серая обшивка кресла машины вставала перед глазами до мельчайших деталей ткани: рубчиков крест на крест с квадратными "колодцами". Ткань то удалялась, то приближалась резко и болезненно, причем я сидела, не двигаясь. Солнце дымными полосами проходило сквозь стекло и ложилось желтыми геометрическими фигурами на спинку и подголовник. Когда я "отключалась", фигуры меняли цвет. Зеленые лазерные пятна сеткой отделялись от кресла, превращались в фиолетовые и вновь принимали форму кресла. Невыносимо!..
   Я пыталась заинтересовать себя хоть чем: нелепыми наклейками на багажниках машин, разговором оперативников о том, в случае чего должен вступить ОМОН - все бесполезно.
   Как только показались салатовые крыши вокзальных пристроек, у меня сдавило грудь. Мы выехали на широкий мост, с которого открывался панорамный вид на вокзал. Весной, как только сошел снег, "лицо" города было отремонтировано и покрашено в бодрые оттенки зеленого. Как иногда бывает, желая сделать красиво и со вкусом, переборщили. В зеленый цвет покрасили не только вокзал, но и одноэтажные пристройки, бетонную ограду, лестницы и даже металлические "домики", торчащие из каменной насыпи между рельсами. Может пьяный строитель, не разбирая, красил все, что выступало над землей? Или дизайнер в пылу вдохновения решил достигнуть гармонии и перестарался?
   Машина медленно остановилась. Господин Страх обматывал меня огромной железной цепью, спускаясь от плеч к талии, и после каждого круга усиливал натяжение - я с трудом опустила окно. Меня настолько переклинило, что я не догадалась опустить его раньше!
   Пора было идти. В голову лезла всякая чушь. Ну не прощаться же мне с Игорем в самом деле! Мы стояли друг напротив друга - желание обнять его я ощущала, как физическую необходимость.
   - Будь осторожна, - сказал Игорь.
   Голос его смягчился. Если он и злился на меня совсем недавно, то сейчас злость его отступила. Во взгляде была теплота и тщательно скрываемый страх, который я нюхом чую, как выдрессированный пес.
   Я осмотрелась. Голубая семерка пуста, девятка - тоже. В машине, на которой меня привезли, за рулем сидел Усачев. Минский в обносках, с лицом цвета переспелой клубники, (чем его натирали для такого естественного цвета?) сидел на бумажных коробках вблизи ларьков. Машина частично скрывала нас от него.
   - Удачи, - я протянула Игорю руку для пожатия.
   Он посмотрел на руку, потом на меня, словно пытался понять смысл. Я продолжала стоять с протянутой рукой.
   - Мне иногда кажется, что люди придумывают себе проблемы для того, чтобы жизнь не была слишком однообразной, - он слегка пожал мою руку и перевернул её тыльной стороной вверх.
   - Вот, смотри, твоя линия жизни доходит до кисти - у меня отец увлекался хиромантией. Ты проживешь более семидесяти лет, а может... даже сто!
   Верю. Даже в психоневрологическом диспансере есть пенсионеры, но мне туда не хочется - правда, лучше смерть.
   - Я это тебе и без отца-хироманта скажу, - я взяла его левую руку и провела пальцем по ладони. - Еще в школе меня научили очень верному гаданию...
   - Шеф спрашивает, какого черта вы там делаете? - Усачев нагнулся к пассажирскому креслу. В зубах у него дымилась сигарета.
   - Скажи, что я гадаю по ладони. Я ж ведь тут для этого, - ответила я и улыбнулась, представив реакцию Минского.
   У нас была сложная система связи, которая позволяла слышать меня всем на ком аппаратура. Я буду слышать только Минского, причем мое мнение в расчет не брали. Остальные ребята слышали Игоря. Чтобы запомнить мне пришлось несколько раз прокрутить в голове схему "кто кого слышит".
   - Короче, судя по линиям на твоей руке, у тебя будет девочка, - сказала я и подняла на него глаза.
   Игорь изогнул обе брови.
   Уже и пошутить нельзя. Я ждала, наблюдая, как нахальная гримаса сменяется на удивленно-скептическую. Еще бы, до тридцати четырех лет он умудрился прожить без детей и тут я, месяц знакомы, и такой сюрприз! Ха-ха.
   - Вот смотри, видишь три линии на твоей руке образуют букву Ж, - я поводила указательным пальцем, доказывая сказанное.
   - Неужели? - он посмотрел на свою вторую руку.
   - Шеф спрашивает, сколько можно чушь нести?
   - Еще есть время, - сказал Игорь. Он повернул мои руки ладонями вверх.
   - Мне кажется или у тебя будут два мальчика?
   - Это Ж так замаскировались. Вот эти линии очень тоненькие, если расфокусировать зрение, - я отвела ладони подальше от глаз, - то будет Ж.
   Игорь засмеялся и отпустил мои руки.
   - Нет, гадалка из тебя никудышная.
   Он посмотрел на часы, на меня.
   - Мне пора - да, - я вставила в ухо крошечный микрофон.
   - Мы будем рядом, - Игорь достал наушники из кармана, подключил их к телефону и положил в карман джинсов, разодранных под коленками и на бедрах до торчащих белых ниток. Не знаю, кого он изображал, но хулиганский стиль ему шел.
   Напоследок, он сжал мою ладонь. Я вдохнула через рот - у меня появилось ощущение, что воздух не доходит до легких, что я перестала управлять собственным телом. Осталось только осязание его кожи, мягкой и местами шершавой.
   - Только не говорите все подряд! У меня уши закладывает, - услышала я, отдаляясь.
   Не удержавшись, я обернулась ему вслед. Игорь поправлял левый наушник, направляясь к оазису у центрального входа на вокзал. Железнодорожный вокзал не только отремонтировали и покрасили, но и облагородили зеленью: тисовые деревья, елки и новые лакированные лавки по периметру мини-парка.
   Когда Игорь скрылся в глубине привокзального парка за тисами, я отвернулась. Он пошел проверять своих людей, закрепленных на определенных участках. По-хорошему, ему нужно держаться во время операции подальше от меня. Желательно быть на другом конце города, чтобы наверняка не зацепило. Но он слишком благороден, чтобы оставить меня, а я слишком труслива, чтобы предложить ему это.
   Переставляя непослушные ноги, я направилась на платформу, куда должен прибыть поезд. Настала пора взять себя в руки. Я несколько раз глубоко вдохнула, и постаралась выгнать страх, глубоко обосновавшийся в моем теле. Сейчас мне понадобится вся моя смелость и удача, и надо настроиться именно на это. Тайком, даже скрывая от себя самой, чтобы не сглазить, я надеялась, что перед лицом опасности, смелость придет ко мне сама. Трудно объяснить, но так порой бывало со мной. Будто какая-то часть меня, может быть инстинкт выживания, в одно мгновение до ущерба здоровью или жизни приказывает мне собраться, активируя запас сил и спортивной злости, и я превращаюсь в сильного и уверенного в себе человека. Многие назовут это выбросом адреналина. На самом деле я точно не знаю. Мне кажется, что старая личность берет бразды правления моей судьбой. Да, быть может, попахивает шизофренией, но это не так. Я надеюсь.
   И в этот раз я, даже мысленно скрывая от себя, рассчитываю, что вот-вот страх отступит и я встречу опасность, уверенно глядя ей в глаза.
   Скатываясь бурлящим потоком с вокзальных углов, зычный женский голос объявил, что поезд Калининград-Москва задерживается.
   Я прошлась вдоль перрона. Над белыми колоннами было высечено название города, с красно-золотой медалью героя-победителя. Именно его Поэт выбрал для террора. Город, где родился и вырос, место, которое должно вызывать легкую грусть и желание, если не жить в нем, то иногда возвращаться. Малая родина, которую надо любить, как делают все нормальные люди.
   По оперативным данным, озвученным Игорем, Макосинец собирался обосноваться на съемной квартире, в центре. Едет он под чужими документами. Почему он приедет один? Слишком уверен в собственном могуществе. Без сопровождения, без охраны. Инкогнито, мать его.
   Получалось, Служба безопасности знала многое о Макосинце, спрашивается на кой черт им я? Они знали, что он готовит теракт, что является главарем террористического подразделения, чьи действия направлены на организацию терактов в небольших регионах нашей страны, но... Фактически перед законом Макосинец был чист. Как это у нас часто бывает. О преступнике известно многое, но доказательств нет. Кроме огромного долга за электроэнергию и коммунальные услуги, ему предъявить нечего. Наверное, было бы смешно, арестуй его ФСБ за долг перед ЖЭУ в сто восемь тысяч рублей. Причем, смешно было бы самому Макосинцу, ведь это означало бы, что других оснований у самой известной и могущественной структуры Росси нет.
   Как я поняла из разговоров, в операции участвовал ОМОН - на случай, если объект откроет стрельбу. В то, что операция пройдет спокойно, не верил никто.
   Отрабатывались разного рода непредвиденные ситуации, кому что делать, кто где стоит, кого играет, даже что курит. Театральная постановка с элементами боевика. Мне в любом случае надлежало упасть на землю и ждать пока меня подберут ребята в защитке голубого цвета.
   - Скорый поезд Калининград-Москва прибудет в 21.10 на первый путь второй низкой платформы, - зычный голос диспетчера разнесся по вокзальной площади.
   Я посмотрела на часы. До объявленного времени осталось пятнадцать минут.
   Бомж в коричневом полинялом пальто с рваным рукавом склонился над урной и вытащил бутылку из-под пива. Кроме него на перроне брызгами туши были разбросаны одинокие фигуры, как и я, ждущие прибытия проходящего поезда Калининград-Москва.
   Игорь с Брежневым сидели на лавочке перед желтыми волгами такси, выстроившимися в ожидании пассажиров.
   Вечер был теплый, но меня ощутимо трясло. В воздухе пахло мокрой землей и грибами. Я села на колючий бетонный барьер и снова оглянулась на бомжа. Он взболтнул остатки пива в найденной бутылке и опрокинул себе в рот, не прислоняя к губам. Цвета выдержанной мочи струя ушла мужику в рот, и пеной потекла по бороде. Я скривилась, представив эту гадость на вкус. Не боятся же заразу подцепить?
   - Братан, пива хочу - погибаю!
   Нужно сосредоточиться и почувствовать свой щит. В идеале я должна его ощущать как вторую одежду, чтобы в любой момент отодвинуть от себя, позволив магическим токам свободно циркулировать.
   Пошатываясь, Бармалей-Усачев, замаскированный под бомжа, в твидовом сером пиджаке, с подкладкой, торчащей наружу, обнял столб, под которым рылся настоящий бомж. Под глазом Усачева был здоровенный синяк с желтым отливом, черные волосы взлохмачены, а на рукаве пиджака - огромное маслянистое пятно. Направление ветра поменялось - до меня долетел въедливый запах солярки и тухлых овощей.
   - На всех пива не напасешься! Откуда ты взялся такой? - бомж продолжал рыться в урне, аккуратно перекладывая мусор, чтобы не выпал на асфальт.
   - Да я в деревню к себе не могу третий день уехать! Только соберусь - а поезд тю-тю и уехал. Я кстати из Галынок.
   - А деньги то у тебя есть?
   - Полтинник последний, на дорогу, - ответил Усачев и вывернул карманы пиджака. Из карманов посыпались семечки, трамвайные билеты и прочий мусор.
   - Ты что, деревенская твоя башка! Собирай живо! Ну, кому говорю! - бомж упал на колени и принялся подбирать шелуху.
   Я огляделась. Вокруг действительно было удивительно чисто: ни фантика, ни бычка, ни прилепленной куда попало жвачки. Охранник, болтающий с продавщицей в белом колпаке, повернул шею в сторону бомжей. Охранник находился в конце платформы, потому нарушителям был предоставлен шанс отделаться легким испугом.
   - Извини, я ж не знал. Слушай, а давай мой полтинник потратим так и быть. Трубы горят - сил нет терпеть!
   Между бомжами завязался более конструктивный разговор. Настоящий бомж полез по карманам за железными рублями. Бомж фиктивный всячески подыгрывал настоящему, между делом понося власть, милицию и цены на водку.
   Когда они собрали мусор, охранник, утратив интерес к антисоциальным элементам общества, снова повернулся к продавщице.
   Вдалеке зашумело. Я прислушалась - поезд.
   На экзамене мне потребовалось минут десять, чтобы аккуратно отодвинуть пластины щита. Еще минут десять для того, чтобы магический ток вновь начал циркулировать по моему телу, соединяя меня с магическими токами электромагнитного поля земли.
   На экзамене мне хватило сорока минут, чтобы воспользоваться силой, но не прочувствовать её в полной мере. Я лишь слегка окунулась в океан силы, вошла по колено. Вот бы и сейчас так получилось. Рассчитать бы все в идеале...
   Макосинца я встречала, в чем была: летнем сарафане и с рюкзаком за плечами. Макияж был приближен к естественному, еще не хватало, чтобы он решил, что я для него старалась. От костюма, туфлей лодочкой и пакета с деньгами я отказалась еще в Управлении - я хотела быть собой и чувствовать уверенность в том, что никакой маргинал не заставит меня под него подстраиваться.
   Поезд обогнул платформу, выпустил пар и затих. Проводницы распахнули двери, установили лестницы, пропуская вперед пассажиров. В каком вагоне едет Поэт я не знала - пришлось стать по центру состава, чтобы видеть всех. Знала я лишь то, что едет он пятнадцать часов, под чужими документами, с пакетиком героина на сто грамм.
   На руках у меня была его фотография трехлетней давности. Учитывая освещенность, по фотографии, в принципе, легко узнать. Но он мог отрастить усы или побриться на лысо, что усложняет задачу.
   - Вы видите его? - спросила я Минского.
   Тетенька в красной блузке с бантом на груди покосилась в мою сторону и придвинула дорожную сумку ближе к своим ногам.
   - Пока нет, - ответил он.
   Я окинула взглядом горизонт - вечер незаметно перетек в густые сумерки. Над шпилями церквей и макушками деревьев нависло темно-синее со сливовым отливом небо, грозящее опрокинуться вниз на головы бездушных обывателей. Я поежилась.
   Ругая бестолочь-сына, по парапету, спиной вперед, спускалась тучная женщина в малиновом спортивном костюме. Её брань разносилась над перроном в тишине вечернего вокзала. Ей самой-то передвигаться тяжело, а она еще тащит сумищу величиной с теленка. "Челночка" спустилась на последнюю ступеньку и потянула баул на себя. Я задержала дыхание - сумка грозила вывалиться с тамбура и покалечить несчастную женщину.
   Проводница тоже мне, помочь не может! Стоит, с брезгливостью смотрит вниз, с явным желанием подпихнуть баул на голову несчастной.
   Я огляделась по другим вагонам - семейная пара с детьми на руках, дряхлый старичок, две женщины...
   - Погодите, я вам сейчас помогу, - я скорым шагом достигла пятого вагона.
   Женщина повернула бордовое, вспотевшее от усилий лицо. Она собиралась сказать мне что-то гадкое, но, сообразив, что я пытаюсь ей помочь, растерялась.
   Я запрыгнула на нижнюю ступеньку и уперлась руками в неподъемную ношу, которая опасно балансировала над нашими головами.
   В тамбуре было темно, но то, что с брезгливым лицом стоял мужчина - я рассмотрела точно. Причиной, по которой я приняла его за женщину, были волнистые почти до ключиц волосы и худоба.
   - Ой, девочка, спасибо. Держи-держи-падает! - последние слова она прокричала.
   Я дернула жесткую берестяную ручку на себя, а другой ухватилась за скользкий металлический поручень. Вес был непосильным, мне удалось лишь отклонить падение сумки. Поскрябав мне ногу, баул шмякнулся на асфальт.
   - В гробу я видала эти тряпки! Всё! Последний раз! - она поднялась с карачек и отряхнула колени.
   Я перелезла через баул, лежащий поперек прохода, и пригляделась к мужчине. У меня перехватило дыхание, и отхлынула кровь от лица.
   - А этот, тоже мне, мужик называется, хоть бы пособил немного! - Челночка потрясла рукой в его сторону.
   - Убери свой баул в сторону, корова, и дай пройти, - ответил Макосинец.
   У него было изможденное бледное лицо, которое вызывало смесь отвращения с жалостью. Волнистые волосы висели неряшливыми прядями, придавая ему романтический флер, который быстро рассеивался, стоило взглянуть на его лицо и в глаза с колючим тревожным брезгливым взглядом.
   - Сам ты корова, пастух не мытый, нашелся! - ответила женщина.
   Из-за плеча Макосинца выглянула проводница с взлохмаченной прической.
   - Женщина, освободите проход, - сказала проводница таким робким полузадушенным голоском, что я пригляделась к её лицу, скрытому темнотой.
   - Господи, за что мне это?! Вот за что, я вас спрашиваю? - женщина обратилась ко мне.
   - Давайте, я помогу вам, - я вытащила из-под сумки жесткую ручку, которая еще в прошлый раз натерла мне ладонь, и мы вдвоем вернули сумке правильное положение.
   - Подойди, чмокну на прощание, - я услышала тихий, с издевкой, голос Поэта.
   - Даша, это он, он! Будь осторожна, не забывай, о чем я говорил. - Сказал мне в ухо Вальдемар Антонович, на миг оглушив.
   Проводница прижалась к стене с гримасой отчаяния и страха.
   - Если ты за месяц не вставишь себе человеческие зубы, я лично выбью каждый. Тебя ж трахать противно. - Поэт усмехнулся, и отстранился от неё, так и не поцеловав. - Ты поняла?
   У проводницы верхняя челюсть выдавалась вперед, так что передние зубы выглядывали из-под губы. Но разве это повод так обращаться с ней?
   - Я жду. Поняла? - он сжал её плечи и тряхнул о стену.
   - Врежь ты ему по яйцам, петуху не щипанному! - Челночка, так же, как и я, наблюдала сцену прощания, но не выдержала раньше.
   - Заткнись, дура старая. - Поэт уставился на заступницу с сознанием неоспоримого превосходства. Как хищник смотрит на слабую и жалкую добычу.
   Я отодвинула пластины щита. Сила, разлитая в воздухе, в земле, в запахе дождя потекла ко мне, как к магниту. У меня вспотели ладони. Нужно было держать пластины щита так, чтобы они в любой момент могли примкнуть к моей коже обратно.
   От Макосинца шла мощная волна подчинения. Хотелось убежать, закрыться руками, только чтобы не чувствовать парализующую духоту и пудовую тяжесть в ногах. У женщины расслабились мышцы лица, еще немного, и она бы вылизала Макосинцу ботинки, прикажи он ей. Я дотронулась до её плеча и сгребла в руку невидимую паутину, которая опутала волю женщины. Мои руки дрожали.
   Паутина не была материей, пусть даже тончайшей, подобно ветру, скользящему между пальцев, - нет, скорее набор желаний, скрепленных волей. Я убедилась, что Макосинец видит, что я делаю, и "кинула" паутину под колеса. Я бы кинула ему в морду, если бы была уверена, что смогу второй раз отбросить прочь.
   Его глаза расширились. Я смогла улыбнуться, одними губами. Мне хотелось показать уверенность, но, боюсь, вышла жалкая гримаса.
   - Нужно оттащить сумку от лестницы, - сказала я, повернувшись к женщине.
   Мое сердце билось неровно, расходясь по ритму с приливами страха.
   Пока мы оттаскивали сумку, Поэт спустился на перрон. Я знала, что он сразу не станет ничего предпринимать. Ему нужно было оценить меня, как противника.
   Руки, как деревянные, - немедленно успокойся! Я бы с удовольствием опрокинула на себя ведро ледяной воды, только где её взять?
   Поэт шел боком, как рысь. Щуплый корявый мужичок с худыми кривыми ногами. Поверх серой домашней футболки, заправленной в кожаные штаны, болталась черная жилетка.
   - Настоящий ковбой. Только шляпы не хватает. - Сказала женщина достаточно громко, чтобы он услышал, и скосилась на Поэта.
   - Спасибо за помощь, милочка. Старухе - кто еще поможет, если своих лоботрясов не допросишься, - на прощание она сжала мою руку и потащила сумку к ближайшему такси. Народу было мало, поэтому остаться без машины ей не грозило.
   Взятку, которую я должна была вручить поэту, я сдала в кассу, застав кассиршу уже в дверях. Задабривать Поэта деньгами не имело смысла. То же самое, что предлагать деньги клептоману за честное обещание не воровать.
   Я сама приняла это решение и должна довести задуманное до конца.
   - Скорый поезд Калининград-Москва отправляется через три минуты, - протрещал "микрофон" с крыши.
   Воздух наполнился холодной сыростью и потрусил мелкий грибной дождик.
   - Ну, и кто ты такая? - он засунул большие пальцы за ремень. У него были слишком крупные фаланги, ногти-обрубки и желтоватая волосатая кожа - весьма отталкивающая внешность.
   Я окаменела. Решимость залезть ему в голову ускользала, как разбитое яйцо из рук. Вместо того, чтобы сосредоточиться, я думала о том как нелепо дрожат мои губы и что меня ожидает за чертой, за которой начинается безумие: буду ли я сознавать себя, как личность, или буду пускать слюни и мочиться в штаны? Буду ли я вспоминать как жила, что любила? Или мир замкнется вокруг до отвращения простого размышления "где у червяка голова?"? Будет ли Игорю стыдно за то, что когда-то мы были близки?
   Поэт шагнул ближе, смотря тем же взглядом, как минуту назад на Челночку.
   Я отшатнулась от него.
   - Так, Даша, держи себя в руках, - прокричал Вальдемар Антонович.
   Как он мне надоел! Может, сорвать микрофон и выбросить?
   - Тебя должно волновать совсем другое, - "мерзкий ублюдок" - добавила я про себя.
   - Кто ты такая, я еще раз спрашиваю! - он повысил голос.
   - Объясни ему, - сказал Вальдемар Антонович.
   Я смотрела Поэту в плечо - так унизительно я давно себя не чувствовала, но смотреть ему в глаза было невыносимо - кожа начинала гореть, пытаясь вывернуться наизнанку.
   - А не пошел бы ты со своими вопросами... - сказала я и задержала дыхание.
   Он криво усмехнулся и склонил голову в бок, словно пытаясь разглядеть меня под иным углом.
   - Ищешь приключений на свою задницу? Так ты их найдешь.
   Он уверен в своем могуществе и безнаказанности. Идет по жизни, топча судьбы. Вокруг него - роскошь, изобилие удовольствий, вседозволенность. Это застит ему глаза, заглушает скрипучий голос совести. Разрушает. Если убрать богатство, комфорт и власть, - что дает ему ощущение полета, то станет очевидно, что он - собака, подхватившая бешенство. Мечется в агонии, чувствуя, что назад дорога закрыта, а впереди единственное, что его ждет - горячка безумия и смерть.
   Трагедия в том, что он не может остановиться. Даже если хочет.
   - Ты - ничтожество, которое унижая других, пытается казаться выше, чем есть. Ты хуже, чем насильник, ты - мразь, которая паразитирует над людьми. Кому ты нужен сам по себе?! Ничтожество. НИКОМУ!
   Диким зверем, он подскочил ко мне и до боли сжал руку. Когда получаешь под дых, похожие ощущения - воздух застревает в груди: не можешь ни сказать, ни крикнуть. Одна часть меня находилась на платформе, другая - падала в бесконечную пропасть.
   Где-то за непроглядной туманной чернотой раздался выстрел. На миг я ощутила, как густой безкислородный воздух приобрел сладкий свежий вкус, а мелкий теплый дождик ощетинился и со злостью застучал по голым плечам. К разрывающим меня двойственным ощущениям реальности прибавилось третье.
   Сквозь страх, через глухие необъятные стены пропасти, пробивались мысли о том, насколько сильно я ненавижу этот город. Будь он проклят. Один воздух в нем отвратительно сладок, как в деревне, где дорога усеяна коровьими лепешками, нет горячей воды и уборная на улице. Ненавижу этих людей с их мелкими делишками: мамаш с тяжелыми сумками, старых сплетниц у подъезда, задиристых папеньких сынков. Они слишком часто не замечали его, обижали...
   Нет-нет, это не мои мысли. Деревню я люблю, каждое лето гостила у бабушки. И скорее я всех обижала, манипулировала ими.
   Поезд запыхтел и со страшным железным скрипом тронулся.
   Цепкая змеиная хватка ломала мне руку, выкручивая, и склоняя на колени.
   Я извернулась и вдавила каблук Поэту в мысок. Он закричал, разжав пальцы, и ударил меня в плечо. Если ублюдок надеялся таким образом избавиться от меня, то прогадал.
   Я стояла в пяти шагах от поезда, напоминающего ожившего свирепого дракона. Железный монстр тяжело дышал, раздувая юбку сарафана, обжигая лицо и бедра. Иллюзорные ощущения поезда текли рядом, не отвлекая от основных мыслей. Я "держала" Поэта за горло, и для этого мне не надо было смотреть ему в глаза. Под пальцами воображаемой руки бился пульс: шея была такая нежная, с мягкой кожей, тонкими сухожилиями и хрупким детским позвоночником. Свернуть такую куриную шейку раз плюнуть.
   Его кулаки тряслись в бесплотных попытках побороть меня. Он проиграл - только мое согласие оставить ему часть воли, вместо того, чтобы сделать послушной марионеткой, давало ему возможность злиться и сопротивляться мне.
   Поэт поднял голову, смотря затравленными глазами, в которых немела ненависть.
   - Ты не имеешь права так обращаться с людьми, - мне было очень важно докричаться до него, в прямом и переносном смысле.
   Шум поезда заглушал звуки.
   - Они слабые, значит, заслуживают этого!
   - А ты сильный?! Ты?!
   - Да! Ты, сука! Я сильный и над ними!
   - Сейчас ты никто, жалкий отбросок общества, никому не нужная падаль!
   Он подался вперед.
   - Стой, где стоишь! - я сжала кулаки, чувствуя напряжение его нервов и пульсацию собственной крови в висках.
   Поезд набирал скорость, отбрасывая волосы на лицо.
   - Зачем ты приехал? - я могла бы порыться у него в памяти, но лучше искупаться в помоях.
   - Устроить небольшой взрыв. Разнести на маленькие кусочки жалких тварей.
   У него образовалась тягучая слюна в уголках губ. Не верю, что можно до такой степени ненавидеть.
   - Когда?
   - Двадцать пятого сентября.
   Мне нужно было называть конкретные вопросы, а я не знала что спрашивать. Я дотронулась до уха. Микрофона не было. Черт.
   Поезд наконец-таки затих.
   - Расскажи мне план операции. Рассказывай всё, иначе я сделаю из твоих мозгов кашу, - я вытерла потные дрожащие руки о юбку, но это мало помогло - ладони снова стали скользкими.
   Он оглянулся по сторонам.
   - С чекистами спуталась? - он оскалился.
   - Рассказывай, - я надавила на тонкую хрупкую поверхность, окружающую его волю, и он сжался от боли.
   - На день города, в урнах и в игрушках будет заложен тратил с начинкой. Гвозди и стекло. Как отгремит салют, площадь взлетит на воздух, вместе с кучей народа. Вы не сможете помешать, как бы ни старались! Всё уже запущено, и если даже убьете меня, то ничего у вас не выйдет!
   - Подробней. Где ваша берлога, вы же должны где-то готовиться.
   - В Гедеоновке, приезжай потолкуем, - оскал перешел в каркающий смех.
   - Там тебе самое место, - сказала я.
   Его смех прервался.
   - Если вы надеетесь, что я буду снабжать вас информацией, то хрен вам!
   Его рука дернулась показать мне неприличный жест, но я остановила его усилием воли, чувствуя напряжение сухожилий, ощущая их скрип.
   - Ты уже снабжаешь.
   Он посмотрел мне за спину.
   - Глупая девка! Неужели ты думала, что я буду один?
   Я пригляделась к его ушам. Сквозь патлы кудрявых волос просвечивалось черное пластмассовое устройство, прицепленное вокруг уха.
   Воздух разрезал хлопок, будто открыли шампанское. Я ослабила хватку. Поэт дернулся вправо. Оглядываться не было времени. Я прыгнула в обратную от него сторону - совсем рядом вторая пуля разрезала воздух, чудом не задев мне плечо. Зажмурив глаза и выставив ладони перед собой, чтобы смягчить падение, я упала на асфальт.
   Макосинец рванулся в сторону, но я по-прежнему держала его горло в своих руках. Мысленно я догнала его и соединилась с его сознанием.
   Не знаю, чего я хотела добиться. До конца я не продумала, зачем мне надо залезать в его шкуру, поэтому и растерялась. Меня накрыло гневом и страхом. Воспоминания детства перемежались с планами на будущее, причем, прошлое выступало блеклыми тенями, над которыми возвышался замысел теракта, лелеемый Макосинцем на протяжении двух лет.
   Чужие мысли закружили мое сознание в водовороте так, что хватало сил только сопротивляться, изредка выныривая из его личности на свободу. Я чувствовала, видела и помнила то же, что и он. Мне надо было отделиться от его личности, но я забыла, как это делается.
   "Что может быть хуже навсегда остаться в руках чекистской подстилки?" - думал он, унося непослушные ноги. Макосинец был в ярости от мысли, что его смогла побороть какая-то девка. Он жил в полной уверенности, что его желаниям никто не в силах сопротивляться. И тут он приезжает в город, который давно ненавидит, мечтая, наконец, поквитаться за все унижения, и его встречает какая-то девица, целка македонская проще говоря, и едва не зарубает на корню его тщательно продуманную и организованную акцию. Когда раздался выстрел, он видел, что на Гелендвагене за ним подъехали ребята Принца, припарковавшись на трамвайных путях. Ему оставалось только избавиться от борзой девки и убежать.
   - Давай, быстрее сюда! Мать твою за яйца! - крикнул Вовка Бурый, выглянув из-за бетонного барьера. Прижавшись к стене бетонного барьера, Вовка Бурый, по мнению Поэта, деревенщина и тупой качок, на корточках отстреливался от оперативников, которые были повсюду. Со стороны центрального входа раздавалась вторая дробь выстрелов, вселяя надежду на то, что ему удастся выбраться из дерьмовой ситуации.
   Когда Макосинец оказался под защитой барьера, Бурый, проявляя чудеса подвижности и везучести, побежал к центральному входу вокзала. Показывая пример Макосинцу, а может, желая спасти себя. Как только Бурый оказался за ближайшей каменной колонной, поддерживающей крышу, то махнул Поэту нетерпеливым жестом. Причем по руке Бурого текла кровь. За другой колонной прятался Водопой, еще один подручный Принца. Водопой умудрялся стрелять по дверям вокзала, чтобы упредить появление фэйсов с тыла, и по мини-парку, чтобы держать подальше от себя тех, кто захочет подобраться к ним спереди.
   Ребята из ОМОНа выбежали из автобуса, припарковавшегося под визг тормозов в пятидесяти метрах от перестрелки. "Еще немного и они положат Водопоя, Бурого и меня заодно" - подумал Поэт, и его мысли застряли в моем сознании, заполняя меня, словно были моими.
   Макосинец пригнулся и, сжимая коленку, побежал к своим спасителям, которые прятались за колоннами, разряжая по оперативникам очередную обойму. Макосинец бежал настолько быстро, насколько позволяла растянутая связка. Я чувствовала его боль, воспринимала его мысли, как свои, но водоворот его сознания кидал меня из стороны в сторону.
   Когда Макосинец выбежал из-под прикрытия барьера, бомж в сером мятом пиджаке бросился ему наперерез. Обдав запахами помойки, бомж почти перехватил Макосинца. Но Бурый оказался быстрее. Он кинулся на Усача, еще одного призрака прежней жизни Макосинца, схватил за плечи и врезал ему лбом между глаз. Прижав ладони к носу, Усач упал на асфальт.
   Игорь, закатившись под лавочку, направил ствол на Макосинца, то есть на меня. Взгляд его был холодный и безжалостный. Я ощутила страх и отчаянное желание выбраться живым из этой переделки, но это были не мои чувства. Макосинец был почти у цели, в двух шагах от желанной свободы.
   Если я сомневалась, что Игорь выстрелит в Макосинца, то зря. Выстрелы прозвучали подобно частым и быстрым взрывам, оглушая и деморализуя. Макосинец схватил Бурого за плечи, пока тот не успел сообразить что к чему, и закрылся его телом. Две пули Астафьева достигли цели. Одна попала в бедро, ввинтившись в ногу острой ослепляющей болью, другая задела плечо, пройдя на вылет. Вовка Бурый перехватил пули, направленные в сердце, и начал медленно оседать. "Прямо на меня, твою мать! Неуклюжий мордоворот, чтоб тебя!" - Макосинец с отвращением оттолкнул от себя тяжелое неповоротливое тело.
   Завизжали тормоза. Закрыв меня от обстрела, на бордюр влетел черный Гелендваген.
   - Давай не тупи! Сваливаем! - крикнул мне Водопой и с проворством для такой большой туши забрался на заднее сиденье Гелендвагена.
   Я прыгнул вслед за ним, едва не врезавшись носом в накаченный зад, и про себя сказал: "Посмотрим, кто потом окажется тупее! Еще ответишь за свои слова".
   Наезжая на ступени крыльца, водила объехал мини-парк вдоль центрального входа по пешеходной части и направил машину прочь от вокзала.
   Громкий звук выстрелов смешался с грохотом и треском черного осыпающегося стекла. Я сжался, скукожился, чтобы облегчить боль. Водила вдавил педаль газа до упора. Теперь стрельба шла со всех сторон, а машина в качестве мишени.
   Нет, я не могу умереть... Штаны пропитывались горячим и влажным - только не это! - по ногам растекалась моча. Стоит где-то простыть, так старая болячка снова обостряется, и так не вовремя!
   - Хрен знает что! Откуда они взялись?! - прохрипел Водопой и случайно врезал по мне ногой.
   Раздался визг тормозов. Машину занесло - я выставил перед собой ладони, врезавшись в ноги Водопою. Под ногти забилась черная жирная грязь из-под его ботинок.
   - Где вас носило, козлы?! Да убери ты свои копыта, мудило, - Макосинец толкнул Водопоя в ногу, еще больше извазюкавшись. Черт, черт, черт! Мне нужно отмыть от себя эту дрянь! Я попыталась вытереть грязь об кожаную обивку, но машину снова мотнуло. Если эти мудаки узнают, что я обмочился, мне конец. Нет, насмешек не будет - я лучше убью их. А Принцу скажу, что они продались фэйсам. Вой сирены ушел в бок, еще с полмили поскулил и затих.
   Макосинец нащупал пистолет, и ему стало смешно. "Тупая шлюха думала поймать меня! МЕНЯ!"
   Я стискивала в трясущихся руках пистолет. Руки были не мои. В машине воняло ванильным освежителем воздуха и мочой. Как же это? Я в его теле и думаю, как он! Меня обожгло страхом, бесконтрольным, поглощающим с головой. Я оттолкнулась от него, но меня всосало обратно. Нет, я не хочу! Не хочу!
   - Ааааааааааа! - закричал Макосинец, а я ударилась макушкой об огромную рифленую подошву. Нервные окончания пронзила боль, но стало легче. Я становилась собой. Его мысли отступали в сторону.
   Я развернулась и врезалась в дверь. Еще раз. И еще.
   Во рту стоял привкус крови. Локти щипало, также как и лицо. Нестерпимо пахло тухлыми овощами. Меня кто-то подхватил на руки и понёс, бултыхая в разные стороны.
   Я разлепила глаза. Игорь нес меня на руках. На его плече грязь, на подбородке ссадина с грецкий орех. Грязный, но живой.
   А я... я вернулась... смогла!

***

  
   Пришла в себя я уже в машине, у Игоря на коленях, с ощущением того, что произошло нечто страшное. Из разряда моих "любимых" ночных кошмаров, от которых желудок прилипает к позвоночнику. Моя голова лежала на плече Игоря. Он прижимал меня к себе плотным кольцом из рук, как маленькую.
   - Сколько можно крутиться по одному месту? - спросил Усачев. Его голос трудно не узнать, так же, как и запах, прилипший к нему основательно.
   - Пока все начальники носом не поводят, не успокоятся, - ответил Игорь.
   Усачев в ответ усмехнулся.
   - Слышал, как один кричал? "Надо срочно вызвать проводницу на допрос!". Вот придурок.
   - Немоляев, вообще, предлагал возвратить поезд, - сказал Игорь. Его тихий клокочущий в груди голос завораживал.
   Усачев заржал и, оборвав смех, пожаловался на хруст в челюсти.
   Грудь сковало невыносимым давящим чувством, от которого впору выскочить из машины и бежать до тех пор, пока молочная кислота не превратит мышцы в островки сплошной адской боли. Я лежала с расширяющимися от ужаса глазами, с каждым последующим толчком сердца вновь окунаясь в мысли Поэта, в его сущность.
   Часто сознание играет с нами в прятки, закапывая опасное для эмоционального комфорта воспоминание в подсознание, и оно воспринимается, как услышанное из чужих уст, которое если и волнует, то за живое не задевает. Не задевает до тех пор, пока тебя не накроет правдой, что воспоминание твоё, кровное. Игнорируя боль в локтях, я просунула правую руку Игорю за спину и уткнулась носом в изгиб шеи.
   Он напрягся.
   В сплошной темноте салона едва различался блеск глаз, да неясные очертания плеч.
   - Ты как? - Игорь убрал волосы с моего лица и поцеловал в щеку.
   Кожу на скуле стягивало и саднило. Я подтянула свободный локоть, на нем и на изгибе ладони чернели овалы содранной кожи. Лицо, думаю, выглядит не лучше.
   - Нормально, - ответила я.
   Майка на спине у Игоря была сырая. У меня засосало под ложечкой.
   - Ты ранен? - я отстранилась от него, но видимо слишком резко. Голова закружилась - чтобы не упасть на Игоря, мне пришлось опереться ладонью о его грудь.
   - Нет, это вода. Пришлось немного поваляться в луже, - он всматривался в мое лицо.
   - Точно? - я стянула с его плеч пиджак и осмотрела руки.
   - Может, мне раздеться? - Игорь показал мне ладони, улыбаясь. За напускной веселостью пряталось беспокойство, которое я наладилась угадывать. За спиной прокашлялся Усачев - может, мне стоит обидеться на слова Игоря? Наверное, стоило, только не было желания притворяться.
   - Не стоит, - ответила я и рухнула ему на грудь. Меня знобило. Голова болела до тошноты и рези в глазах. Тело - как отбивная.
   - Все хорошо. Слышишь, все хорошо, - прошептал Игорь мне на ухо. На глаза навернулись слезы. Ведь он мог погибнуть в перестрелке! - шепнул мне трусливый внутренний голосок.
   Музыка в приемнике стала громче. Желудок сжался, подгоняя к горлу волнение. Я определенно туго соображаю, но Игорь почему позволил себе держать меня на руках, как захворавшую любовницу, которой необходима его поддержка?.
   - Спасибо за помощь. Я, наверное, отдавила тебе ноги, - сказала я нарочито громким голосом, чтобы Усачев услышал.
   - Да, такой вес не всякие ноги выдержат, - он усмехнулся и помог мне перебраться на сиденье.
   Усачев прокашлялся. Кашель раздробился на различные по тональности звуки. Может, у меня сотрясение?
   Салон машины освещала приборная доска: огоньки, стрелочки. Из магнитолы надрывался картавый диджей. Неоновые синие огоньки, как звезды на чистом ночном небе, яркие и манящие, расплывались, отбрасывая голубые танцующие тени.
   "Как ты думаешь, я стану богом?"
   "Нет".
   "Ты врешь!"
   "Попробуй и узнаешь".
   Я зажмурилась и закрыла уши руками. Нет, я не хочу вспоминать! Смотри вперед, смотри вперед, - повторила я про себя, как молитву. Не цепляйся за прошлое, оставь его, и смотри вперед! Думай о том, что важно сейчас, живи обычной человеческой жизнью. Как все.
   Ощущение нереальности окружающих предметов и звуков накрывало меня с головой, проглатывало, засасывая глубже и глубже.
   Боже, прости, прости меня. Прости! Учитель, навещавший меня в медитациях и предрассветных снах, с тех пор забыл меня. Я отступница. Мне нет прощения. Я возгордилась и захотела стать выше всех, стать богом в теле человека.
   Древний сохранившийся лишь в памяти Земли ритуал, который изобрели Титаны, должен был стать последним моим экспериментом. Я долго к нему готовилась, выбирая наиболее подходящий момент для его проведения. Мне казалось, что я учла всё, но реальность оказалась неожиданной. Ритуал был подобен выстрелу в упор.
   ...Земля удалялась со скоростью теннисного мячика, пущенного в воздух. Такой эйфории и всесилия я не чувствовала никогда. Для меня не осталось ничего невозможного, я сливалась с абсолютом.
   Быть везде и одновременно быть ничем, управлять всеми и одновременно быть бессильной повлиять на отдельно взятую личность, знать всё и не уметь насладиться этим. Нет, я не хочу так! НЕ ТАК!
   Я испугалась, что исчезну. Я просто струсила, облажалась на высшем уровне. Отказаться от своей личности? Отказаться от грандиозных задумок? Отказаться от райской жизни и возможностей, которые сулило всевластье? Не смогла.
   Червяк, валяющийся на мокром асфальте, надеющийся, что милостивые люди обойдут его, не раздавят - вот чем обернулось высокомерие и гордыня, вот кем я стала.
   Я очнулась в своей комнате общежития среди погрома, чудом уцелевшая, внутренне разбитая, уничтоженная. Вызванный выбросом силы погром едва не похоронил меня физически. Стенка, стоящая напротив дивана, упала на сиденье, придавив меня, лежащую на полу, с одного бока. В дверь стучались соседи, напуганные грохотом. А я не могла, да и не хотела шевелиться, лишь слезы бежали из глаз, а грудь раздирало рыданиями. Как сейчас.
   - Даша, Даша, успокойся! Слышишь? Черт, у тебя есть валерьянка?!
   Голос Игоря пробился сквозь бессвязный поток воспоминаний.
   Я обмывала слезами колени, беззвучно рыдая и закрывая уши руками. Игорь оторвал меня от коленок и прижал к себе.
   - Успокойся, милая моя, родная, все будет хорошо, успокойся, - шептал Игорь мне на ухо.
   Нет, я столько преодолела - я не сдамся.
   - Вот, держи, - Усачев протянул пластиковый стакан с водой, - ничего что минеральная? Другой у меня нет.
   Игорь взял стакан, понюхал и скривился.
   - Что ты туда накапал?
   - Валериана, пустырник и корвалол. Чудо-коктейль.
   - Таким можно слона уложить, - сказал Игорь и хотел вылить содержимое стакана в окно.
   - Подожди, не выливай, - сказала я гнусавым голосом и потянулась за стаканом.
   - Ты уверена? - Игорь держал стакан, не отдавая его мне.
   Я кивнула, отчего в голове, словно взорвался фейерверк с зарядом оглушающей боли.
   - В чем-чем, но в этом точно, - сказала я вслух.
   Я задержала дыхание и выпила залпом. Желудок обожгло приятным теплом.
   - Моей соседке скорая делала такой коктейль.
   Чистого выглаженного платочка, который должен лежать в сумке у каждой уважающей себя девушки, у меня не было. Что поделать. Поэтому я нагнулась к коленям и вытерла глаза о сарафан.
   - Пойдем, выйдем, - Игорь заглянул мне в лицо.
   Я кивнула.
   - Думаете мне самому в кайф тухлятиной дышать? - сказал Усачев, когда мы выбирались из машины.
   Я бы, наверное, даже посмеялась простодушию этого открытого, всегда веселого Бармалея, или призналась ему, что лучше дышать тухлятиной, чем помнить то, что натворила. Но не сейчас. Сейчас мне хотелось прижаться к Игорю и просто слышать его дыхание, чувствовать, как бьется сердце в груди, и молчать.
   Обнимая за талию, чтобы я не упала, Игорь отвел меня за киоск. За киоском было темно. Свет фонарей сюда не доходил. Можно было не бояться, что нас увидят. Игорь ничего не спрашивал. Он обнимал меня, прижимая к себе двумя руками, и ждал, когда я буду готова покинуть этот темный уголок.
   - Усачев, где Астафьев? - услышала я знакомый неприятный голос, который мог бы принадлежать шестерке местного авторитета или сутенеру. Но принадлежал некоему Сухареву Андрею, который устроил скандал в баре "Елочка", обвинив меня в притворстве и едва не заработав инфаркт.
   - Откуда мне знать? - ответил Усачев на удивление спокойным презрительным голосом.
   Сухарев выругался и, бубня что-то про начальников, спихивающих работу на подчиненных, и развлекающихся в это время, ушел.
   Не прошло и пяти минут, цокая каблуками, к машине Усачева подошла Валя.
   - Аркаш, а где Игорь? Его шеф спрашивает, - сказала Валя, остановившись недалеко от нас.
   - Да не знаю я, где он! Что вы все пристали ко мне? Сижу тут один, нюхаю тухлятину, чешусь, когда мы уже поедем, а? Вот скажи мне, Валентина, ответь! Хочу помыться, сил нет! - последние слова пылкого монолога Усачев произносил под звонкое цоканье удаляющихся каблучков девушки.
   Постепенно тоска отступила. Нормальные чувства, наконец, смогли пробиться сквозь тягучую пелену жалости к себе. Я улыбнулась, и даже всхлипнула, представив ощущения Усачева.
   - Что? - спросил Игорь, и, отстранив меня, вгляделся в мое лицо.
   Он, наверное, решил, что я приступила снова к рыданиям.
   - Все нормально. Извини, что расклеилась.
   Игорь подвел меня ближе к рельсам, выводя из-под густой тени киоска, чтобы лучше видеть мое лицо.
   - Мне так стыдно перед тобой, - я опустила глаза и попыталась взглянуть вновь в его лицо, чтобы увидеть правду ли он мне ответит на волнующий меня вопрос. - Тебе было сильно неприятно чувствовать... мою силу?
   Игорь напрягся, сильнее, чем надо сдавив мои плечи. Сейчас мои щиты были на месте. Я была плотно закупорена пластинами от проникновения магического тока, что было хорошим итогом сегодняшнего приключения. Ведь я, когда падала на асфальт, и пока билась в истерике, мало думала о щитах.
   Но Игорь должен был ощутить давление тока в полной мере, пока мы боролись с Макосинцем, перетягивая магический ток на себя.
   Он улыбнулся, криво и фальшиво, и хотел мне соврать, но перехватив мой взгляд, вздохнул с мукой.
   - Зачем тебе это?
   - Я хочу знать, - я не знала зачем, но, возможно, мне когда-нибудь понадобится.
   - До Сфинкса тебе далеко, - ответил Игорь и, развернув меня боком, повел по перрону.
   - Это не ответ. Я серьезно, - сказала я.
   Он долго молчал. Я уже думала отвертится от ответа, тем более что вновь застучали каблуки Вали, и стал виден силуэт девушки, приближающейся к нам по перрону.
   - Пять из десяти по шкале неприятных ощущений. Устроит?
   Я задумалась. Сфинкс - всесильное существо, практически бог. Мне до него далеко, конечно...
   - Теперь тебе хватит информации, чтобы подумать об этом, да? - спросил он, а голос его был пропитан смехом. - Может, даже накрутишь себя хорошенько. Только зачем? Себя же ты не изменишь. Меня все устраивает так, как есть.
   Я только хлопала глазами, пытаясь понять правда ли то, что он сказал про шкалу неприятных ощущений или это часть уловки.
   - Поняла? - он засмеялся, ткнув указательным пальцем в кончик моего носа, как ребенка.
   Ничего ответить я не успела, как и возмутиться. К нам подошла Валя и срывающимся голосом начала рассказывать, что она бежит уже второй раз вокруг вокзала, разыскивая Игоря по приказу Минского. Напрямую спросить, где шлялся Игорь, Валя не смогла.
   - Очень хорошо, - сказал Игорь в ответ и закурил сигарету. - Ты молодец.
   То ли похвалил, то ли подколол он, но Валя приняла его слова за похвалу.
   - Скажи, я подойду, - сказал Игорь, а когда девушка ушла на достаточно далекое расстояние, добавил: - Пусть сам разбирается. Пойдем в тень, подождем, пока они закончат.
  

***

  
   Я сидела, прислонившись к бетонной стене барьера, который, стоило расслабиться, пронзал лютым холодом. Нога разнылась, периодически дергая в голени. Рядом, плечо к плечу сидел Игорь и выкуривал, кажется, четвертую сигарету. К нам уже два раза подходил Минский и пытался заставить Игоря заняться делом. Ведь в то время, пока он нянчился со мной, другие оперативники работали. А сам Минский огребал люлей, судя по разговорам на повышенных тонах, разносившихся периодически по вокзальной площади. Как любой начальник, он хотел, чтобы отдувались его подчиненные. Да, его можно понять, и позлорадствовать, что заваренную им кашу, ему самому и расхлебывать.
   Нас скрывала темнота, можно было не стесняться быть собой и не боятся, что тебя не поймут - темнота и ночь спишут.
   - Знаешь, мне одна ясновидящая предсказала, что когда мой мир разрушится, я обрету счастье, - сказала я.
   Игорь затянулся и медленно выпустил клубы дыма через рот.
   - Ерунда, - ответил он, глядя, как дым исчезает в темноте.
   - В тот момент, когда я осознаю, что по-настоящему счастлива - я умру.
   - Что же она не сказала как избежать смерти? Или они горазды только беду предсказывать?
   - Она мне посоветовала, сжечь мое тело, чтобы умереть и жить дальше. Выпучив глаза и приблизив лицо так, что у меня мурашки побежали по затылку, она несколько раз прошептала: "Сожги его! Сожги!".
   - Нечего слушать гадалок. Это же глупо.
   Я подняла на него глаза.
   Его лицо расплывалось светлыми струями на черном фоне.
   - Знать свое будущее, либо думать что знаешь, - тяжело и бессмысленно. Так и повесится недолго, - Игорь ответил на мой невысказанный вопрос.
   Мы молчали. Я вдыхала холодеющий с сырцой воздух с упоением наркомана. Рядом со мной Игорь и мне хочется быть счастливой. Когда же еще, если не сейчас?
  

Глава 17

  
   На вокзальной площади наблюдалось непривычное скопление спецтехники и людей в погонах. Машины с мигалками, то и дело мелькала в свете фонарей темно-серая милицейская форма. Около центрального входа в вокзал скучали ребята из ОМОНа, с меланхоличным видом наблюдая за возней мужиков в штатском. Участок, где я "пропахала" собою асфальт и где шла перестрелка, загородили с двух сторон дорожными знаками: "ведутся ремонтные работы". То ли оградительные ленты у них кончились, то ли ими ограждают место происшествия только в американских фильмах - не знаю, да и какая разница?
   Из толпы отделилось три человека. Они шли не спеша, опустив головы вниз.
   Мы с Игорем вернулись в машину, заняв заднее сиденье. На улице стало по-ночному холодно. К тому же, Усачев нам шепнул, что следственные работы закончены, труп увезли и ожидается отъезд.
   Игорь покрутил сигарету в пальцах.
   - Я закурю?
   - Нет, я плохо переношу никотин. Он вызывает у меня галлюцинации, - ответила я.
   Поймав на себе озабоченный взгляд Игоря, я добавила:
   - Шутка.
   - Главное, чтобы галлюцинации не носили эротический характер. У меня слабая нервная система! И я предпочитаю участвовать, а не смотреть, - сказал Усачев.
   Меня окатило горячей волной по спине и холодной по груди. Ничего себе контрастный душ.
   Я уставилась на Игоря с незажженной сигаретой во рту. Он усмехнулся, отчего сигарета прыгнула вверх, и открыл окно.
   - Да кто тебе устроит просмотр? Размечтался. - Игорь захохотал, при этом сигарета запрыгала вверх-вниз.
   - Да уж... час от часу нелегче, - ответил Усачев. В черной глубине водительского зеркала я различила блеск глаз.
   - Если у тебя есть что сказать, то скажи прямо, - Игорь поднес лепесток огня к сигарете и затянулся. Серьезность, с которой он обратился к Усачеву, не оставляла сомнений.
   Усачев, положив локоть на руль, развернулся к нам лицом, что казалось трудным при его богатырском животе.
   Я словно прилипла к сиденью. Если Усачев знает о нас, тогда кто еще в курсе?
   - Мне то что? Это твое, вернее, ваше дело. За спиной я точно не буду перемывать косточки. Или ты меня плохо знаешь, - ответил он с серьезностью, которую я не рассчитывала в нем обнаружить.
   - Ладно, извини, - Игорь сжал плечо Усачева, сверкнув часами.
   - Проехали, - Усачев махнул рукой. - Я, вообще-то, говорил вон про этого денди, трущегося под нашими окнами.
   Я обернулась и тут же сползла вниз.
   Денди ходил вокруг багажника с небольшим пластмассовым прибором в руках. Его освещал уличный фонарь, поэтому и его чудоковатый внешний вид и всё что он делал, было видно предельно четко. На нем был одет черный пиджак, узкие рукава которого он подтянул до локтей. Вокруг шеи он повязал легкий белый шарфик.
   Чудаковатый профессор, пытавшийся совсем недавно сделать мои способности общественным достоянием, приложил ладони к стеклу автомобиля, пытаясь нас рассмотреть.
   Громко переговариваясь, по тротуару шел Минский в сопровождении Брежнева и невзрачного лысоватого дядечки с фуражкой, зажатой под мышкой.
   - Это что еще за педик тут трется?! - протянул Усачев, вылезая из машины.
   Игорь глянул на меня так, словно опасался за мое здоровье.
   - Ты заполнила ему тесты?
   - Обойдется, - я скрестила руки на груди, за что поплатилась ноющей болью в побитых локтях.
   Проклятые тесты день провалялись в кладовке, куда я их зашвырнула со злости, а когда решила все-таки просмотреть, то обнаружила изъеденные с двух углов страницы. Мыши прогрызли сквозь файл. Но дело даже не в этом. Полистав страницы, я поняла, что галками отделаться не получится. Некоторые вопросы требовали вдумчивого ответа, поэтому я закинула тесты обратно в кладовку.
   На улице завязалась перепалка. Усачев наезжал, профессор оправдывался и пытался качать права, срываясь на фальцет.
   Но меня гораздо сильнее волновал другой вопрос.
   - Ты думаешь, он не скажет Минскому?
   Игорь вздохнул.
   - Думаю, нет.
   - Ты что-то не договариваешь.
   С моей стороны открылась дверь.
   - Пришла в себя - ну наконец-то, вроде бы не кисейная барышня, а все туда же! - ко мне было обращено размытое тенями, крупное лицо Вальдемара Антоновича, темное и мрачное.
   - Вы мне обещали тесты еще к понедельнику. Смею напомнить, сегодня четверг. - Послышался верезгливый голос молодого профессора.
   - Обстоятельства, молодой человек, иногда оказываются сильнее наших обещаний, - ответил Минский и нагнулся, чтобы залезть в машину.
   Дверь со стороны Игоря распахнулась, и в проеме завис профессор.
   - Она здесь! Я так и думал! Пап... Пал Палыч, давайте её заберем к себе на пару часиков, и на месте заполним прямо сегодня, - заголосил профессор, обрадованный свалившимся на него счастьем.
   У меня для такой наглости даже слов не нашлось.
   - Вряд ли сегодня подходящее время, вот завтра... - сказал лысоватый дядечка.
   - Посмотрим, Павел, завтра будет видно. Девушка только из передряги, сам понимаешь, в себя придти надо, к тому же работа, срочная и важная работа назревает, - Вальдемар Антонович похлопал Пал Палыча по плечу и плюхнулся рядом со мной, прижав к Игорю.
   - Вальдемар, увиливаешь! - Пал Палыч погрозил Минскому пальцем, - Созвонимся, порешаем завтра. И не держи меня за болвана - я этого не люблю, - Пал Палыч облокотился на дверцу и завис в проеме двери с нехорошим прищуром.
   Минский, протянув ему руку, ответил:
   - Завтра будет видно. До встречи.
   Пал Палыч жал руку Минскому, глядя при этом на меня, как смотрит кот, перед тем как сцапать мышку.
   Я отвернулась - к горлу подкатила тошнота.
   - До скорого, Даша, - сказал Пал Палыч и заспешил по тротуару.
   - Всем так не терпится со мной пообщаться, что аж жутко, - сказала я вслух.
   Вместо того, чтобы последовать примеру папаши, Беленький висел в проеме с черным прибором в руках, смахивающим на допотопный калькулятор, работавший от сети.
   - Если ты не уберешь эту штуку, то я засуну тебе её в задницу. - Процедил Игорь сквозь зубы.
   Профессор оторвался от прибора и захлопал глазами.
   - Игорь, подбирай выражения! - Вальдемар Антонович захлопнул со своей стороны дверцу и, еще сильнее прижав меня к Игорю, заерзал на кресле, устраиваясь поудобней.
   - Шкала прыгает вверх... ох, да, определенно сильные волновые процессы. Если вы попытаетесь завладеть моим разумом, я это узнаю. У меня - вот, - он развернул шарф и показал черную коробочку с торчащими металлическими ножками, - есть Каспер-01 - он зафиксирует повышение мозговой активности и...
   Закончить он не успел. Я перелезла через Игоря, оперлась правой рукой на кресло, чтобы не выпасть из машины, а левой оттолкнула макушку профессора подальше. Если бы он устоял, я бы вылезла из машины и, наверное, накостыляла ему по шее. Он, не ожидавший подобного подхода с моей стороны, раскинул руки и побежал спиной вперед.
   - Смотри не упади, - я захлопнула дверь и опустила предохранитель.
   - Жестоко, - сказал Игорь. Во время моих манипуляций он поддерживал меня за ноги, чтобы я не вывалилась.
   - Спасибо за поддержку, - я протянула ему руку, которую он пожал.
   - Ну, ты даешь! - Усачев залился безудержным диким хохотом.
   - Ничего смешного тут нет. Что вы позволяете себе? Игорь, а ты куда смотришь? - Вальдемар Антонович опять заерзал, пытаясь сохранить серьезное лицо.
   Усачев засмеялся еще громче, захлебываясь.
   - Идиоты! Мало мне проблем! - прикрикнул Минский.
   Усачев с Игорем на пару продолжали хохотать, выплескивая в смехе скопившееся напряжение.
   - Всё! Поехали! Вот кретины! - Вальдемар Антонович глубоко вздохнул и с шумом выдохнул.
   - Куда едем? - спросил Усачев.
   - Даша, он читал твои мысли?
   У меня вспотели ладони. Было падение, во время которого он пытался захватить мой разум - тогда он мог прошелестеть меня, как небольшой томик в мягком переплете. Насколько досконально - судить не берусь.
   Мой утвердительный ответ стал поводом для временного переезда в частную, оборудованную охраной и видеокамерами гостиницу в пригороде. Возражать я не решилась - Вальдемар Антонович был настолько не в духе, что его сопение и колкий взгляд прищуренных глаз отбивали всякую охоту возражать.
   Я пыталась рассказать, что узнала, но мои робкие попытки начать рассказ были оборваны на полуслове. Игорь, Усачев, даже Минский, будто не слышали меня. Или не хотели слышать. Вспоминать подробности, означало, снова пережить случившееся - а этого мне хотелось не более, чем снова оказаться в шкуре Поэта.
   Операция была признана проваленной. УФСБ смешали с дерьмом и высмеяли, как любителей, и постановщиков наивных операций. Основным лауреатом "Золотой малины" был признан Вальдемар Антонович, как идейный утопист. Его ярый оппонент, начальник ГРУ, так и сказал ему в лицо, и добил: что мне они нашли бы лучшее применение, чем посылать под пули.
   Игорю досталось не меньше, но он хотя бы пытался сохранять спокойствие. Минский же орал, то на одного, то на другого, отчего у меня к концу поездки начало звенеть в ушах.
   Автомобиль остановился у кованых ворот. Трехэтажная гостиница была огорожена высокой кирпичной стеной с металлическими пиками и производила впечатление надежного убежища.
   Маленькая стрелка часов перевалила далеко за полночь. Я бы с удовольствием легла спать, только сомневаюсь, что смогу заснуть. С другой стороны, лежать, смотря в потолок, все же лучше, чем слушать крики взбешенного начальника, пускай не моего.
   Гостиница была стилизована под готику. Узкие окошки, красный кирпич в качестве отделки стен - голо и практично. Под крышей висели видеокамеры, около двухступенчатого, обитого керамической плиткой крыльца дремал пятнистый дог, положив морду на передние лапы.
   - Даю всем десять минут на перекур, после чего жду в двадцать пятом номере, - сказал Минский.
   - Целых десять минут - небывалая щедрость. - Сказал Усачев, когда за Минским захлопнулась тяжелая, дубовая дверь, и скрылся в темноте. Остальные приехали раньше и успели зайти в гостиницу.
   Брежнев последним вышел из машины. Взяв под локоть, Игорь оттянул меня с гравийной дорожки, подальше с его пути.
   На челюсти у Брежнева расцветал огромный синяк. Он прошел мимо, скользнув по мне взглядом побитого пса, одновременно забитым, жалостливым и злобным.
   Невыносимо обидно, что хорошие люди превращаются в нелюдимых замкнутых изгоев. Но что я могу поделать?
   - Не жалей его, - сказал мне Игорь.
   Брежнев покачнулся, словно под ногами прошелся хлыст.
   - Неужели он не заслуживает хотя бы жалости? - спросила я, когда Брежнев вошел в гостиницу.
   - Он заслуживает срок за покушение на убийство - вот что он заслуживает! - Игорь повысил голос.
   Я сглотнула. Вина за то, что втянула Брежнева в операцию, была на мне. Ведь я точно знала, что он выстрелит, если будет нужно.
   - Мне так было спокойней, - сказала я, пытаясь выгородить Брежнева. Но Игорь так на меня посмотрел, что я пожалела о сказанном. Лучше бы я молчала. Толку от моих сожалений сейчас, когда все уже сделано?
   - В каком смысле?
   На втором этаже зажглось три окна.
   - Нам пора, - я сделала вид, что не замечаю, как жадно он ждет ответа.
   - Еще есть время, - Игорь сжал мою ладонь и потащил за собой. Я обернулась по сторонам в поисках кого-то или чего-то, что поможет мне улизнуть от разговора. Зря. Когда надо, никого нет.
   В первый раз я хотела сбежать от Игоря - выдернуть ладонь из его руки. Не могу лгать, не могу притворяться. Только не с ним. Не сейчас.
   - Я устала, Игорь, - сказала я, пытаясь призвать к благоразумию.
   Игорь остановился и развернул меня к себе. Ночь скрывала мое лицо, но я все равно опустила глаза.
   Он резко выдохнул и отпустил меня, спрятав руки в карманы. Напряжение, в котором он пребывал, осталось с ним. Я стояла, не дыша и не шевелясь, аж мышцы заныли.
   - Ты для этого за него вступилась?
   Я кивнула.
   - Если тебе плевать на собственную жизнь, то мне нет. Я не собираюсь смотреть, как ты страхуешь себя! Так ты это называешь?! - последние слова он прокричал мне в лицо, отчего я вздрогнула.
   Я опустилась на корточки и прислонилась спиной к холодному кирпичу забора. Сонную тишину ночи нарушал стрекот кузнечиков и возня ленивых комаров.
   - Прости, но иногда лучше смерть, - ответила я.
   Он уставился на меня, сжимая от ярости кулаки. Орать на меня или доказывать что-то он мне не стал. Он ушел в себя, и пытался тихо справиться со злостью. Его силуэт то скрывался в черноте, то выныривал на свет. Камни хрустели под ногами.
   - Пойдем. Нам пора, - Игорь поймал мою ладонь и повел к крыльцу.
   Его злость начала немного утихать. Но до того, чтобы он успокоился окончательно, было еще далеко.
   - Мне кажется, человек может преодолеть свои страхи, если задастся целью, - сказал Игорь более спокойным голосом.
   - Да, наверное, - ответила я.
   На меня навалилось равнодушие. Наверное, если бы он сказал, что меня придется ликвидировать, я бы тоже сейчас согласилась.
   - Страх - это защитная реакция организма, но его можно преодолеть, - сказал он.
   Оторвав взгляд от напольной плитки, я посмотрела на Игоря. Его попытка достучаться до меня засчитана. Я улыбнулась, пребывая в том же равнодушном состоянии.
   Игорь не должен расстраиваться, мучиться моими заморочками. Личные страхи должны оставаться личными. Твоими собственными - созданными тобой и тобою же преодоленными.
  

***

  
   - Я не понимаю, каким образом он мог украсть деньги! Когда, я вас спрашиваю?! - Минский был близок к предынфарктному состоянию, судя по бардовому цвету лица, вздувшимся венам и вздымающейся туда-сюда груди.
   Игорь пропустил меня вперед. Ой, лучше бы я подождала за дверью. В просторной светлой комнате, больше моей в общежитии раз в десять, и словно сошедшей с глянцевой картинки дорогого журнала "Дизайн залов и спальных комнат" собралось народа больше, чем необходимо для завершения тяжелой ночи.
   Разговоры стихли, усталые лица повернулись к нам.
   - Явились! - Минский обсмотрел нас пытливым взглядом.
   Атмосфера стояла невыносимая, липкая и давящая.
   - Игорь, куда вы, обувь снимайте! - прокричала Аня быстрым полузадушенным голосом.
   На полу лежал ослепительно белый с длинным ворсом ковер, напоминавший шкуру чудо-зверя.
   Игорь сбросил кроссовки под журнальный столик, где нашла пристанище куча мужской обуви, и спросил с издевкой:
   - Теперь, можно пройти?
   - Игорь, не обижайся, пожалуйста. Ты же видишь, мы все разулись, ковер-то белый, - выдала Аня со скоростью швейной машинки, выбивающей стежок на ткани.
   - Мне этим номером дали воспользоваться в качестве благодарности, так что нечего выделываться! - сказал Минский.
   Игорь сел на диван и скрестил руки на груди.
   В минуты безудержного гнева начальства лучше не усугублять ситуацию, а промолчать. Когда остынет, тогда можно будет говорить.
   Я прислонилась спиной к стене, заведя ладони назад. Может, мне нужно было свободное пространство. А может, быть ближе к выходу - два шага и я на воле.
   - Я из своей зарплаты больше ни гроша не выложу. Сколько можно? - Лешко потряс бумажником - зазвенела мелочь. - Еще один вычет и жена погонит в шею!
   Вид у Лешко был еще тот. Заспанное опухшее лицо с мятой щекой, надетая на изнанку футболка, и спортивные шорты, открывавшие зрелище на волосатые кривые ноги.
   - Тебя пока об этом никто и не просит, так что не устраивай тут. Даша, ты видела, кто украл деньги? - спросил Минский.
   Я оставила рюкзак в машине, и вместо того чтобы спросить, они решили что деньги украли. Вывод, может, и логичный, но не верный.
   - Я сдала их обратно в кассу.
   - Что-о? - протянул Минский, выглянув из-под ладоней, прижатых к лицу. Когда смысл сказанного дошел до него, он поднялся с кресла. Первый шок прошел, и он принялся искать того, на ком можно сорвать злость.
   - Игорь, ты знал? - спросил он.
   Став начальником, Игорь продолжал вести себя, как простой опер. И этим доводил Минского до белого колена. Игорь был из того сорта людей, которые испытание властью проходят играючи, не поддаваясь на обманчивые удовольствия иметь подчиненных и соблазн казаться выше, чем есть. Одно печально - ответственность лежала всецело на нем.
   - Нет, он не знал, - ответила я за Игоря.
   Игорь почесал подушечкой большого пальца щетину, пряча досадную улыбку. Улыбку человека, которого подставили по недоразумению.
   Вальдемар Антонович расстегнул ворот рубашки и опустился в кресло.
   - Я с вами поседею... или скончаюсь, что скорее, - сказал Минский приглушенным голосом. Он закрыл лицо ладонями и пригладил жидкие волосы на голове.
   - Я сейчас воды принесу, - Аня вскочила и побежала на кухню.
   Игорь бросил на меня убийственный взгляд и отвернулся.
   - Кто ей дал право решать, мне интересно? Захотела - сдала, захотела - не сдала? - сказал давешний "сердечник" Сухарев. Весьма колоритная личность. Низенький, с розовой блестящей лысиной, смешным чепушком русых волос вместо челки и черными подтяжками на заклепках, которые носили во времена моего деда.
   Повисло молчание. Игорь и Вальдемар Антонович сидели в одинаковых позах. Они смотрели на свои руки, сомкнутые в замок, и один и другой, так, будто видят их впервые.
   Дверь на кухню приоткрылась. Вслед за Аней вышел Кирилл. На нем болталась та же рубашка и те же потертые джинсы.
   Меня передернуло.
   - И ты здесь. - Я выпрямилась.
   - Меня попросили приехать - я уже спал, но кого это волнует кроме меня? - ответил Кирилл.
   - Давайте сплюсуем: она самовольно вернула деньги, которые должна была вручить объекту. Вместо того, чтобы втереться в доверие, начала на него наезжать. Как это вообще называется?! Произвол, одним словом. Я уже не говорю об испорченном оборудовании и помоях, которыми меня окатил этот наглый гад Колоськов! - с обвинительной речью выступал - подумать только! - человек идеальных поступков, который снимает шлюх, потому что жена не удовлетворяет его в постели. А самое противное было то, что он прав.
   - Раз ты такой умный - пошел бы сам к Макосинцу и поговорил с ним по душам, - сказал Игорь.
   Сухарев замялся.
   - Что слабо? Тогда заткнись, - Игорь ткнул в него указательным пальцем.
   - Андрей прав. Если план поменялся, то можно хотя бы уведомить. Я даже не ожидал, что они сцепятся так резко. Он только вышел и на тебе - пули как на полигоне полетели.
   Игорь поднялся с дивана и прошелся по ковру. Он мельком глянул на меня и снова опустил взгляд.
   - Когда я увидела, как он над проводницей издевается, с ним не то, что договариваться, рядом стоять противно стало, - я опустила глаза в пол, выжимая мокрые кулаки за спиной.
   Нашли козла отпущения. Теперь я чувствую себя виновной во всех смертных грехах.
   - Нужно стараться, чтобы голова оставалась холодной, Даша, - сказал Минский.
   Я усмехнулась. Все смотрели на меня, смотрели, как на опасную глупышку, с которой им приходится нянькаться.
   Кирилл опустился на соседний диван и прижался к подлокотнику, как змея.
   - Мне жаль это говорить, и обидно, но ты, Слава, потерял наше доверие. Я все понимаю, но стрелять в безоружного... Или не знаю в кого из них ты целился...
   - В обоих.
   - Дурак, это же статья! Пиши рапорт и надейся, что Иванова даст тебе условный! - сказал Минский. - Ты отстранен с последующим увольнением.
   Я обратила молящий взор к Игорю, но он отрицательно покачал головой и отвернулся.
   Брежнев встал и, держа спину прямо, направился к двери.
   - Когда он вцепился в тебя, я думал все кончено, - сказал Брежнев.
   Я никогда не думала, что буду жалеть человека, который способен меня убить, причем, убить без сожаления.
   - Врага нельзя недооценивать. Тем более, признавать за ним слабость, - ответила я.
   Он резко повернул голову. Буря эмоций пронеслась в его взгляде.
   - Да, верно подмечено, - он дернул на себя ручку, едва не сломав замок, и поспешил исчезнуть.
   - Вот скажи мне, экстрасенс, ты ведь так называешься?..
   - Экстрасенс - тот, кто чувствует энергию, более тонкой организации личность, - ответила я на риторический вопрос. Пускай не выпендривается.
   - А не важно, один черт, - Сухарев махнул рукой.
   - Может, уже разойдемся по домам? Спать хочу, - Кирилл положил ногу на ногу, джинсы висели вокруг его худых ног, придавая еще более жалкий вид.
   - Не только чувствует, иногда у него получается этой энергией управлять, чаще спонтанно, - Игорь начинал выходить из себя, - Причем здесь это!? Какое экстрасенсы имеют отношение к делу?!
   - Такое, что она у нас избранная, вроде как. Так какого черта, она опростоволосилась?! Выставила всех полными идиотами, морали вздумала читать придурку этому!
   Значит, я опростоволосилась! Мне пришлось рисковать своим рассудком, и я еще опростоволосилась! Пускай винят себя те, кто решил, что я справлюсь.
   - Ты, Андрей, много говоришь. Может, для разнообразия помолчишь? - сказал Игорь, вкручивая в него металлический взгляд.
   - Я буду говорить, буду! - он покраснел до корней волос.
   - Андрей, - предупредительно протянул Вальдемар Антонович, - мы все расстроены, но это не повод, чтобы грызться между собой. Не забывайте, у нас коллектив и мы должны хотя бы уважать друг друга.
   - Я помолчу, шеф, потом, - добавил Сухарев, - мне хотелось бы знать, если ты такая умная и крутая, почему не размазала его по стенке? В чем дело?
   - По стенке размазывают тараканов, чтоб ты знал, а не людей!
   - Всё, успокоились, я сказал! - Минский стукнул кулаками по подлокотникам.
   - Ты только и можешь, что подставлять других, плакаться Игорю в жилетку и, и... - он оборвал себя на полуслове, поймав взгляд Игоря, - достало!
   - И что? - я вжала ногти в ладони.
   - Ничего! Избранная, блин!
   Меня задушило гневом и обидой.
   - Это вы придумали, что я избранная! Я этого не говорила и никого не убеждала в этом. Я не напрашивалась участвовать в вашей чертовой операции! И уж точно не собираюсь пресмыкаться перед этим педофилом и извращенцем! Как не собираюсь его размазывать по стенке! Если я вас не устраиваю, то вы не представляете как я этому рада. Давайте забудем, что знакомы, облегчим друг другу жизнь! - я не хотела кричать, но все же сорвалась. От накала эмоций у меня кольнуло сердце и потемнело в глазах. Я надавила кулаком на грудную клетку, разрывающуюся горячим кислородом. В висках стучало, словно они должны вот-вот лопнуть, как гнойный нарыв.
   - Тебе просто не хватает опыта. У всех бывают провалы... - начал Минский, а в голосе разочарование.
   Я нашарила свободной рукой опору в виде деревянного столика и прислонилась к нему.
   - Ты свиньей был, свиньей и остался, - Преодолев разделяющее нас расстояние, Игорь подхватил меня на руки и понес, кажется, в кухню.
   - Отпусти, я сама могу.
   Он усадил меня на стул, достал из холодильника водку и наполнил рюмку до краев.
   Если бы в таком шикарном номере взялась муха, которой вздумалось разведать обстановку, то она бы произвела шуму не меньше взлетающего самолета, а то и вовсе застыла на лету, застряв в сгустившемся воздухе. Взрослые люди отводили друг от друга глаза, с конфузом отворачивались от кухни, и тайком поглядывали на Минского.
   - Пей, и нечего вестись на идиотские претензии. Нашла кого слушать, - он поставил передо мной рюмку.
   - Я все слышу, - отозвался Сухарев.
   - Вот и послушай! - ответил Игорь.
   - Андрей, выйди, - сказал Минский и тот послушал начальника, грохнув дверью об косяк.
   Я зло посмотрела на Игоря. Он кивнул на рюмку и скрестил руки на груди. Пришлось пить, хотя с большим удовольствием я швырнула бы рюмку в окно. Проглотив вонючую, обдирающую внутренности жидкость до капли, скорее из чувства противоречия, я содрогнулась, но осталась довольна результатом. В голове прояснилось, стало легче дышать.
   - Я хочу домой, - я размяла пальцами немеющий от боли лоб.
   - Это невозможно. Он наверняка знает, где ты живешь, тебе лучше оставаться здесь, - ответил Игорь тихим, усталым голосом.
   Игорь, поколебавшись, придвинул табуретку и оседлал её.
   Если этот подонок знает мой адрес, то надо срочно предупредить родителей, обзвонить подруг, чтобы не приходили. Нет, родители знать не должны. Как-то иначе нужно... например, привлечь ФСБ для защиты. Для подруг придумаю какое-нибудь оправдание. Поездка на море вполне сгодиться.
   Я подняла голову над столом. Муха по-прежнему имела все шансы увязнуть в воздухе, как в пролитом меде.
   - Может, вам его опередить и первыми нагрянуть?
   Игорь насторожился.
   - Я, конечно, мало что понимаю в этом, но если захватить их лагерь, то, может, мы на корню сорвем их планы? - я говорила, как дилетант, и должна казаться Игорю смешной и глупой.
   - Что? Откуда ты знаешь, где их лагерь? - он выпрямился на стуле.
   - Я же избранная, или как там он сказал, для меня это расплюснуть. Оп и готово, - я щелкнула влажными пальцами.
   - Да забудь ты об этом идиоте!
   На пороге возник Лешко. Он откашлялся, не зная, что сказать, но, тем не менее, продолжал стоять в дверях.
   - Игорь, я же не могла допустить, чтобы он ушел просто так. Единственный способ предотвратить теракт, было просмотреть его память, - сказала я, боясь, что он отведет глаза в сторону. Как Игорь воспримет реальный факт того, что я могу в короткие мгновенья знать всё, что мне нужно, абсолютно всё? Не говоря уже о том, чтобы подчинять себе. Боже, если я хоть немного заслуживаю твоей доброты, умоляю, пусть он поймет меня правильно!
   - Так ты знаешь, где их база? - он глянул на Лешко, призывая к вниманию, и снова повернулся ко мне.
  

Глава 18

  
   - Вальдемар Антонович, Муравьев не должен уходить, - сказала я, когда почти все, кто был в номере, успели выйти.
   - Даша, он мог тебя ранить или убить, - ответил Минский, даже не глядя на меня.
   - Но не ранил же, - ответила я.
   - Все решено и обсуждению не подлежит, - сказал Минский все с тем же сосредоточенно-отстраненным выражением лица. В мыслях он, возможно, продумывал детали операции, а тут я со своими глупостями.
   - Согласен, ему давали шанс, - сказал Игорь, оторвав взгляд от коммуникатора, на котором он набирал сообщение, чтобы снова опустить его обратно.
   - Ты, конечно, молодец, что заступаешься за него и все такое, но он же хотел тебя убить. Не понимаю, - Аня села на диван и положила руки на колени, как первоклашка.
   Чтобы сэкономить время, операцию по захвату возможной базы террористов разработали в номере гостиницы. Пока обговаривали план, список участвующих оперативников, ночь сменил серый туманный рассвет.
   Я дернула плечом и подошла к окну. Свет лампы блеклым желтым пятном падал на спящего дога и ступеньки крыльца. Все, кто участвовал в операции сидели в машинах, ожидая команды от начальства.
   - Хорошо, мы идем, - сказал Игорь по допотопному кнопочному телефону и, отключив связь, впихнул его в карман джинсов.
   - Даша, отойди от окна. Еще не хватало, чтобы с тобой случилось что, - Минский схватил пиджак и направился к двери.
   - Ложитесь спать. Как будут новости, мы вам сообщим, - сказал Игорь.
   Когда машины уехали, я опустилась на диван. Как пройдет операция? Смогут они арестовать Макосинца? Главное, чтобы Игорь не пострадал. Не выносима мысль, что его могут ранить в перестрелке.
   Завернувшись в полотенце, Аня прошлепала мимо меня в спальню. Я вытянулась на диване, уставившись в потолок. Внутри все сжималось от волнения и тревоги. Стоило просто закрыть глаза, передо мной возникало худое злобное лицо Макосинца. Мне хотелось выкинуть этого человека из своей жизни, хотелось, чтобы он исчез. С мыслями об этом я провалилась в забытье и вынырнула из него, удивляясь, что смогла заснуть.
   На соседнем диване сидел Игорь, уронив голову в ладони. Полудрема невесомыми истлевшими хлопьями вспорхнула и распылилась без остатка.
   - Игорь, что случилось? - я поднялась на локте.
   Джинсы на нем были измазаны грязью и кровью.
   - Спи, еще полвосьмого, - он посмотрел на меня и снова опустил лицо в ладони.
   В голове вспыхнули предположения, одно страшнее другого. Я откинула простынь и сползла с дивана.
   Кто-то умер. Умер! Я ощущала это через Игоря также реально, как ворс ковра под ступнями.
   Я обошла на коленях журнальный столик и погладила его руки. Мне хотелось забрать его боль. Видеть, как он страдает было невыносимо.
   - Ты ни в чем не виноват, я знаю.
   Игорь посмотрел на меня затуманенным бессмысленным взглядом.
   - Денис в больнице, ему прострелили легкое. - Если бы он убрал руки от лица, то, наверное, рухнул бы, - Потапов умер в перестрелке.
   Я не знала, что мне сделать, как ему помочь? Глупое сочувствие, которое равноценно признанию в собственной беспомощности, - не то. Человек уходит в себя и своим вниманием ты, словно отдергиваешь завесу, которая защищает от внешнего мира. Результат возвращения к действительности - опять боль и страдание.
   - Что говорят врачи?
   - Должен выкарабкаться.
   - Он обязательно поправиться, вот увидишь.
   Я гладила его по волосам, целовала руки, до тех пор, пока его отчаяние перестало быть неподъемным и появилась маленькая надежда.
   Игорь заключил мое лицо в свои ладони и поцеловал одним мягким шелковистым касанием. Его горячее дыхание обдуло губы.
   - Тебе надо поспать, - я стянула с него майку и потянула на диван. Если бы мы были вдвоем, я, не задумываясь, устроилась рядом с ним, а так...
   - Ложись на мое место, только джинсы надо снять.
   Я помогла стащить с него джинсы и уложила на диван.
   - А ты?
   - Уже выспалась, - я села на ковер рядом с ним.
   - Твоя одежда на столе - все, что собрал. Через час разбуди меня, - Игорь убрал прядь волос мне за ухо, закрыл глаза и тут же заснул. Его рука безвольно повисла, коснувшись длинного белого ворса ковра.
   Макосинец ушел от них - это ясно. Понял, что я прочитала его мысли. А я так надеялась... Что же теперь делать? Надо позаботиться о родителях и бабушке. Они мои самые родные люди. Я не могу допустить, чтобы с ними что-то случилось. Что если он возьмет их в заложники и будет мучить? Через родителей достать меня легче легкого... Так, стоп. Вот именно, что легче легкого. Легкие варианты не для Макосинца. Он же считает себя всесильным. Взять в заложники моих родителей, чтобы обезвредить меня - это слишком просто. Зная степень его падения и развращенности, он скорее захочет найти меня другим способом. С помощью своего дара. Он силен и вполне сможет отыскать меня. Я уверена, что он захочет поквитаться за свое унижение. Он захочет доказать, что он сильнее меня. Захочет растоптать меня морально, запугать и уничтожить.
   Я положила руку Игоря на диван и опустила голову рядом. Сначала холодный душ, а потом крепкий чай. Да, именно в такой последовательности. Но вместо того, чтобы пойти в душ, я опять заснула.
   Проснувшись, я обнаружила что моя рука и обе ноги затекли настолько, что я их не чувствую, а сама сплю, сидя на ковре и положив голову на диван. Игорь спал тут же. Будильник я завести забыла, и мы банально проспали.
   На часах было одиннадцать. Мне не хотелось будить Игоря. Ему нужно поспать, а мне все-таки добраться до душа и что-нибудь приготовить на завтрак.
   Совершив эгоистичный и, возможно, подлый поступок, я поставила его телефон на беззвучный режим. Аня, раскинув руки и ноги, спала на кровати в спальне.
   Я приняла контрастный душ, приготовила завтрак, но съесть ничего не смогла. Желудок отказывался принимать пищу после бессонной ночи и нескольких часов урывочного сна.
   Утро выдалось жарким и подавляюще жизнерадостным. Меня ощутимо мутило от недосыпа и шатало в разные стороны. Настроение было припоганейшее, а за окном распростерся рай. Я выглянула в окно и вдохнула полной грудью. Более свежий, чем в помещении, воздух немного привел в чувство, но все равно хотелось застрелиться.
   Птицы звонким неугомонным хором трещали на все лады, перемахивая с веток на подоконник нижнего этажа, храбрились от безнаказанности и спрыгивали на крыльцо; небо хвасталось ослепительной синевой; воздух был тягуч и колыхался от редких дуновений ветерка. Сейчас бы холода, штормового ветра и дождя с градом!
   У ворот перекрикивались трое рабочих в ярко-оранжевых комбинезонах. Склонившись над выкопанными ямами для столбов, заполненных ночным дождем, они пытались решить, кому вычерпывать воду.
   - Отойди от окна! - протянул Игорь хрипловатым со сна голосом.
   Я обернулась. Он сидел, пытаясь окончательно проснуться.
   - Черт, который час?
   Я бросила взгляд на круглые часы, висевшие над трюмо, и осталась довольна увиденным. Без пяти двенадцать. Худо-бедно, но он поспал четыре с половиной часа. Для полноценного отдыха мало, но лучше, чем ничего.
   - Игорь, я проспала! Прости! - сказала Аня, подорвавшись с кровати, и начала судорожно одеваться.
   Игорь потер глаза.
   - Даша, отойди от окна! - протянул он с металлическими нотками в голосе.
   Я лучше сдохну. Здесь хоть какое-то движение воздуха.
   - Игорь, я хотела тебя разбудить, но сама проспала. Ты только не волнуйся, у тебя еще есть время собраться, а до работы я доеду на такси, - протараторила Аня, быстрым шагом направляясь в ванную комнату.
   - Прекрасно, - Игорь взглянул на часы, дернув кистью так, что те звякнули. - Включи кондиционер, Даша. И отойди от окна!
   Я поймала мрачный взгляд Игоря и ответила ему тем же.
   - Даже не думай занять ванную! - Игорь, не отводя от меня взгляд, указал пальцем на Аню, которая хотела скрыться в ванной.
   - Так я еще не мылась! - ответила девушка.
   Игорь опустил плечи и обернулся к Ане (один-ноль в мою пользу), которая прикрылась дверью, словно щитом.
   - Только быстро. Быстро!
   Кондиционер был то ли сломан, то ли просто не правильно настроен. Включенный он гнал теплый воздух. Сообщив об этом Игорю, я хотела вернуться к окну.
   - Даже не думай, - опередил мое намерение Игорь. Он встал и закрыл окно, отчего стало в два раза тяжелее дышать, и мне показалось, что меня сейчас вытошнит.
   - Подожди, сейчас все будет, - проговорил Игорь, щелкая пультом в сторону кондиционера. И тот, Слава Богу, начал дуть холодным! Я готова была расплакаться от счастья. Тошнота начала отступать. Поддавшись порыву, я сползла по стене и уселась под кондиционером.
   Под тихую ругань Игорь похромал на кухню. Попутно он набирал по сотовому. Игорь снова умудрился повредить ногу, которую сломал три месяца назад. Как он сам рассказывал, месяц он был в гипсе, а потом сразу вышел на работу. Разрабатывал ногу в процессе работы, в частности, выслеживая и провоцируя меня. Хромота, как естественное следствие халатного отношения к своему здоровью, прошла совсем недавно. И вот опять, ему больно наступать на ногу, но волнует это почему-то меня одну.
   - Я проспал. Да! Что у вас нового?
   Я прислушивалась к разговору, наслаждаясь долгожданной живительной прохладой.
   - Что за видео?
   С места на полу, где я устроилась, и откуда мне совершенно не хотелось вставать, открывался обзор на большую часть кухни. Игорь насыпал себе две ложки кофе в кружку, и налив кипятка, сел за стол.
   - Я не дома. Так что там?
   Далее он в основном слушал, изредка выражая согласие с собеседником мычанием, и пил кофе.
   - Ладно, ждите. Скоро буду, - снова нарушил Игорь тишину номера и бросил на меня взгляд, обжигающий и одновременно приводящий в чувство.
   - Обещают, что поправится. Пока не звонил.
   Из кухни тянулся тонкий кофейный аромат. Я в основном пью чай, но запах кофе все равно люблю, он подогревает аппетит. Я встала с пола и пошла на кухню, решившись сделать хотя бы пару глотков кофе, раз ничего существеннее не лезет.
   Игорь умывался. Набрав в рот воды, он прополоскал горло. Раздобыв где-то зубную щетку, Игорь принялся чистить зубы, при этом мысли его были очень далеко как от этой кухни, так и от чистки зубов.
   - Тебе стоило разбудить меня, - он первым нарушил молчание, которое начинало порядком угнетать. Щетку и тюбик зубной пасты он оставил на столешнице и снова открыл банку с кофе.
   - Человеку надо спать, хоть немного, - ответила я.
   Он насыпал ложку кофе в кружку и залил кипятком. Вторая кружка предназначалась мне, ведь его половина недопитого кофе стояла на столе. Его забота разливалась горячим бальзамом по сердцу, убеждая меня в мысли, что он хоть и ворчит, но в глубине души благодарен за заботу и четыре с половиной часа сна.
   - Ну, то человеку...
   - Не смешно, - ответила я.
   Мы стояли совсем близко, задевая друг друга плечом.
   Мне хотелось о многом расспросить его, но прежде чем спрашивать надо решить готова ли я услышать ответы. Хорошо страусу, засунул голову в песок и его не колышет, что над задницей происходит. Хоть пожар, хоть наводнение... Я, конечно, могу какое-то время изображать страуса, но когда-то все равно придется вернуться в реальность.
   Игорь снова достал из кармана телефон, нажал кнопку вызова и приложил его к уху. С близкого расстояния были слышны доносившиеся из телефонной трубки продолжительные гудки.
   - Тебе нужно быть осмотрительнее, - он обнял меня за талию и прижал к себе. - Ты же не хочешь, чтобы я волновался?
   На том конце линии ответил еле слышный голос.
   - Здравствуйте, Мария Ивановна. Как Денис?
   В ответ женщина сказала, что операция прошла хорошо, Денис пока в реанимации, но прогноз положительный.
   Хотя Денис, которому я дала прозвище Ищейка, меня в свое время порядком достал, и я его на дух не переносила, после её слов стало легче.
   Игорь убрал телефон в карман и посадил меня к себе на колени. Одной рукой он обнимал за талию, другой ел омлет. Иногда рука, обнимающая меня, сползала на мою попу. Погладив, и поймав мой лукавый взгляд, он возвращал ладонь снова на талию. Это была наша небольшая игра, превратившаяся почти в традицию. Очень часто игра выливалась в нечто большее. И если бы не Аня, моющаяся за стенкой, и чуть больше свободного времени... Пяти минут вполне хватило бы. Уловив мое настроение, Игорь притянул меня ближе и поцеловал, нежно и волнующе, с привкусом кофе на губах.
   За этим занятием нас и застала Аня, которая войдя на кухню, ойкнула и вышла.
   - Черт! Надо что-то придумать, а то она всем расскажет! - вскочив с его колен, проговорила я очень тихо.
   Увидев мое расстроенное лицо, он задержал дыхание, а потом резко выдохнул.
   - Пускай рассказывает, кому хочет, - ответил Игорь в полный голос. - Какое мне до этого дело? Я что должен прятаться от кого-то, скрываться? Осточертело! Минский с его тараканами уже вот где сидит, - Игорь "перерезал" ладонью горло.
   - Погоди, ну ты что? Успокойся... Пожалуйста!
   Я увидела как Аня, обмотанная в полотенце, скрылась в спальне.
   Внутри все дрожало от его слов. Я поспешила отвернуться, чтобы дать себе время успокоиться.
   Когда Аня, уже одетая, вновь зашла на кухню, я стояла около плиты и допивала чай. Игорь доедал гренки. Мы еще дулись друг на друга. Я боялась, что наша связь может отразиться на нем, а Игорь был зол от того, что наши отношения надо скрывать. Хотя и понимал, что другого выхода нет.
   - Я бы тоже кофейку выпила, - сказала Аня, посмотрев на кружку, которую Игорь поднес к губам.
   - У тебя десять минут. - Игорь выплеснул в раковину остывший кофе и вышел.
   Аня насупилась и глянула на меня - даже стоя к ней спиной, я чувствовала упрек.
   Минский не должен узнать. Никто не должен знать. Я задержалась на кухне, пытаясь придумать нечто убедительное, такое чтобы девушка придержала язык. Но ничего в голову не лезло. Одна ерунда.
   - Ты же понимаешь, что если Минский узнает про нас, то Игорю сильно влетит, - сказала я, внутренне очень рассчитывая на её понимание, и надеясь, что девушка относится к начальнику антитеррористического отдела не только с уважением, но и с дружеским участием.
   - Как будто он не догадывается, - ответила Аня и усмехнулась. В её взгляде промелькнула неприязнь и нечто похожее на зависть. Хотя я могу ошибаться.
   Она отвернулась к плите и принялась пить кофе, тем самым давая понять, что беседу по душам продолжать не намерена.
   Я вышла из кухни. Хотя кондиционер нагнал в просторную комнату холодный воздух, я будто задыхалась. Подойдя к окну, и увидев снова ту же картину, что и полчаса назад, я отошла к дивану. Ведь Игорь просил держаться от окон подальше, и он прав. Я не знала куда себя деть. Что можно предпринять?
   В зеркале отражалось мое бледное, как будто осунувшееся и словно постаревшее лицо. И даже косметики нет, чтобы как-то заретушировать бессонницу и стресс.
   Игорь вышел из ванной комнаты в чистой футболке и джинсах, с влажными волосами. Заметив мой расстроенный и растерянный вид, он бросил раздраженный взгляд в сторону кухни и крикнул:
   - Выходим. Никого ждать не собираюсь.
   В коридоре дежурил человек Игоря. Он проводил нас до машины и вернулся на свой пост.
   По дороге Игорь сделал еще пару звонков. Выяснилось, что мне нужно подписать какие-то бумажки, потому мое присутствие в Управлении обязательно.
   Когда мы подошли к Управлению, вновь пройдя по газону, на крыльце стояли знакомые на лицо оперативники и Бармалей-Усачев.
   - О, ты аж с двумя... - шутник присвистнул, - понятно чего так долго!
   В глазах прыгали "мошки". Я прищурилась. Лицо Усачева озаряла обычная ехидная полуулыбка.
   - Иди ты к черту!
   Пока Игорь обменивался рукопожатиями, Аня скрылась в Управлении.
   - Пойдем сначала к Минскому. Что он там хотел, - сказал Игорь.
   Когда мы прошли через проходную, и стали подниматься наверх, Игорь взял меня за руку.
   У меня ёкнуло сердце и сладко разлилось по животу.
   Я поглядела на него, и он правильно прочел в моих глазах удивление, но отреагировал совсем не правильно.
   - Ты против? - спросил он с вызовом.
   - Нет... Но лучше не стоит, - я вытянула свою ладонь.
   - Стесняешься? - спросил он с издевкой.
   - Вот еще! Не в этом дело.
   - Тогда успокойся, - он снова поймал мою ладонь.
   Вокруг никого не было, и я не стала возражать.
   Приемная как всегда была полна людьми. Я вошла первой и за спиной освободила руку.
   Минский был занят. Сульфия Шайхзамановна уверила, что как только он освободиться, тут же меня примет, как и всех остальных.
   - Пойдем пока наверх, у нас посидишь. А потом спустишься, - предложил Игорь компромиссный вариант. Он рвался к себе. Мне же комфортней и проще было остаться в приемной, где меня никто не знает.
   - Я, наверное, здесь подожду.
   - Уверена?
   - Да, конечно.
   Он пригляделся ко мне, словно решая можно ли мне доверять.
   - Из Управления ни ногой.
   - Слушаюсь!
   На меня обернулись.
   - Если что - я у себя.
   Он попрощался взглядом и ушел.
   Я устроилась на лавочке и настроилась ждать. Все были при костюмах. Предвидя это, я одела деловую офисную юбку, в которой пыталась устроиться на работу, и блузку с коротким рукавом. Когда возобновились разговоры, некомфортное ощущение начало истираться. А когда меня поклонило в сон и я положила голову на стену, вовсе исчезло.
   Минский освободился, когда мне уже стало безразлично, и когда я потихоньку дремала. Изредка я открывала глаза, только для того чтобы проверить нет ли перемен.
   - Что, все ко мне?
   С ним поздоровались.
   - Что за день? Ни одной свободной минуты! Кто тут есть? Борщевский, Вас я приму завтра утром. Николай Степанович, проходите, но только быстро!
   Пока трое гуськом заходили в его кабинет, он раздал указания остальным и уставился на меня.
   - Даша? А ты что здесь? Ах да! Так, ну что стоим? Я же сказал ДО ЗАВТРА.
   Когда в приемной остались я, Минский и секретарь, он извинился перед теми, кто был в его кабинете и прикрыл дверь.
   - Тебе полагается расчет. Я уже подписал приказ. Но деньги получишь завтра-послезавтра...
   - Какой расчет? Мне не нужно...
   - Самый обычный. Или ты думаешь, что я позволю оставить тебя без вознаграждения? Макосинца мы упустили, но три его подельничка уже дают показания. Поэтому иди сначала к Алевтине Егоровне, в отдел кадров. Она отдаст тебе второй экземпляр договора и объяснит что тебе еще надо. Потом к операм, заполнишь протоколы вчерашней датой. Спросишь - тебе там объяснят. Но прежде распишись в приказе. Сульфия Шайхзамановна, дайте Даше приказ.
   - Да, да. Иди сюда, - отозвалась секретарь.
   - Понятно? Всё, ступай.
   - Мне не нужны эти деньги, - пришлось повторить.
   Минский вздохнул.
   - Ладно, как хочешь. Но остальное сделать придется. А с деньгами сама решай, - сказал Минский и ушел к себе в кабинет.
   Специалист по кадрам, Алевтина Егоровна, встретила меня выпученными глазами, елейным голоском и заискивающими манерами.
   - Вот, распишитесь здесь.
   Я расписалась, взяла свой экземпляр договора и хотела было уйти.
   - Нет, еще надо карточку заполнить. Вот, - она положила передо мной бланк на плотной бумаге, при этом снова выпучив глаза.
   - Хорошо.
   Я все-таки села на предлагаемый стул.
   - Скажите, а вы можете меня посмотреть?
   Я заморгала глазами. Она выбила меня из колеи своим вопросом. Разве в моем деле сказано, что я целитель?
   - Я, честно говоря, этим не занималась никогда. К сожалению, нет.
   Чувствовала я себя редкостной мошенницей, которая обманула доверие клиента.
   - А мужа моего?
   - Нет, вам лучше обратиться в больницу, если что-то беспокоит.
   - Да мы обращались. Без толку.
   Заполнив форму, мы распрощались. На её лице застыло разочарованное, немного скомканное вежливостью, выражение. Сама того не желая, разочаровала женщину. Подумать только, если бы я направляла свои силы на лечение людей, то не закончила бы так прозаично. Тогда возможно круг не замкнулся бы для меня, и я смогла бы преодолеть тягу к власти. Возможно. Лучше об этом вообще не думать и не вспоминать.
   Когда я вышла из отдела кадров, был конец рабочего дня. Лекции давно закончились. Хоть в этом мне сегодня везет.
   Перед тем как уйти, мне нужно было зайти в кабинет к оперативникам, чтобы написать протокол. Кроме того, получалось, что кому-то нужно было отвезти меня в гостиницу. Напрягать мне никого не хотелось, но лучше так, чем попасть в руки к Макосинцу.
   В кабинете витали запахи кофе и колбасы. Впрочем, как и вчера, с той лишь разницей, что запахи были гораздо насыщеннее, буквально таяли на кончике языка, вызывая отвращение ко всему жирному и тяжелому, и позорную слабость в конечностях. Оперативники устроили себя внеплановый перекус, собравшись вблизи кабинета своего начальника.
   - Зачем ему было их убивать?
   - Хрен его знает, может, не поделили что?
   - Что не поделили? Деньги? Наркотики? Нет, здесь что-то другое. Личная месть, - сказал Игорь, медленно вращаясь в кресле туда-сюда. Лица мне его не было видно, одну макушку.
   - Больше похоже на бытовуху, плюс аффект.
   - Десять ножевых ранений в спину, в другого разрядил почти всю обойму, - в разговор встрял третий и я решила воспользоваться моментом. Тем более что те, кто стоял и не был увлечен едой, меня давно заметили.
   - Здравствуйте, - озвучила я свое присутствие.
   - Здрасьте, - ответила Тамара и посмотрела на меня таким взглядом, будто ей известны все мои грязные тайны, и она не в восторге от них.
   Игорь развернулся на своем кресле. Раздумье сменилось на менее глубокое, но более тяжелое, которое вырывается у родственников неизлечимо больных, когда у них интересуются здоровьем больного.
   Усачев, которого я в свое время прозвала Бармалеем, воспользовавшись моментом, накинулся на бутерброд с колбасой, которым активно жестикулировал. При этом глаза его горели от любопытства
   - Чем можем быть полезны? - спросил Сухарев развязным тоном, и специально обсмотрел мои ноги, бедра в обтягивающей юбке и грудь так, словно был не прочь их пощупать. Словно теперь я не ходячий ящик Пандоры, а обычная среднестатистическая шлюха.
   - Страх потерял? - спросила я. Мой вопрос, как спичка взорвал тихий, нахлобученный предвкушением опасности воздух. Не знаю, что я хотела вложить в вопрос. Угрозу, вызов, - стопроцентно. Но не с тем смыслом, который тут же приписало большинство присутствующих.
   Всё внимание устремилось на меня и Сухарева.
   Сухарев побелел, потом покраснел. Его морщинистое отечное лицо скукожилось в непонятную, и потому пугающую, гримасу.
   Была одна из тех щекотливых ситуаций, когда хочется чтобы про сказанное тобой забыли, но ты понимаешь, что это только в сказках, что слова вернуть нельзя, так же, как нельзя уйти от ответа.
   С другой стороны, что мне теперь всегда молчать в присутствии тех, кому есть, за что меня бояться? Молчать, скромно потупив глазки, словно меня нет на свете, и если и улыбаться, то как можно безобиднее?!
   - Ты, ты, ты... ну и стерва! - сказал он почти с восхищением.
   - Извращенец, - ответила я.
   Интересно, посмеет ли он броситься на меня?
   - Сухарев, выйди вон, - сказал Игорь ледяным тоном.
   - А что я сделал?!
   - Ты достал уже всех, Андрей! - ответила ему Валя, чем вызвала сдержанные улыбки на лицах оперов.
   - Да идите вы все к черту! - крикнул он и вышел вон.
   Все зашевелились, как встревоженные муравьи.
   Игорь подошел ко мне.
   - Зачем ты его провоцируешь? - он смотрел в сторону, но весь был обращен ко мне.
   - Я не это имела в виду. Черт, ты же понимаешь? Он достал уже меня!
   - Он всех достал. Но пока мы не поймаем Макосинца и всю банду, его придется терпеть.
   - Я поняла.
   - Я прошу тебя: держись от него подальше.
   - Хорошо.
   Он выплеснул остатки своего кофе в фикус, стоящий на полу, и снова подошел к холодильнику, на котором стоял электрический чайник.
   Я подошла ближе.
   - В "кадрах" была?
   - Угу.
   Он поднял на меня глаза.
   - Протокол еще надо написать, знаешь?
   - Да, - я вздохнула, - а что писать?
   - Последовательность действий и слов, которые помнишь. Я тебе дам посмотреть для сравнения.
   Я заметила, что непроизвольно стараюсь держаться к Игорю поближе. Слишком близко для постороннего человека. Меня будто притягивает к нему. Связано ли это было с тем, что мне хотелось защиты или с тем, что я от него без ума? Без разницы. Поймав саму себя на ошибке, я сделала пол шага назад.
   Внезапно Игорь развернулся к коллегам, которые вновь затихли, вслушиваясь в наш разговор.
   - Ну что вы опять затихли? Сколько можно?
   - Да! Жуйте скорей, обед близится к концу, а работы вагон и маленькая тележка! - прикрикнул на всех Усачев, чем разрядил обстановку.
   - Это тоже верно. Вадим, когда обещался?
   - К шести, не раньше.
   Я написала что требовалось. Игорь предлагал расположиться в его кабинете, за что получил несколько косых взглядов. Я оценила его вежливость и самопожертвование, но устроилась в общем, со всеми. Чтобы он не чувствовал и как бы не возмущался, я не собиралась позволить, чтобы он пострадал из-за меня. Тайные отношения напрягают и стесняют, но не настолько.
   Тамарка кидала на меня полуненавистные, полупрезрительные взгляды, и мучилась невозможностью высказать, что накипело в лицо. Она, как укоренившаяся в коллективе, организовала быстрый женский заговор против меня. И теперь ждала подходящего момента, чтобы выплюнуть накопившийся яд.
   Игорь вчитывался в мою писанину, а я не могла дождаться, когда же он прочитает и я уеду, хоть с телохранителем, хоть с кем.
   - Так, кто у нас объект?
   - Осипова Дарья, - ответил Игорь. - Познакомьтесь. Коркулыгин Вадим - твой телохранитель.
   На меня смотрел крупный рослый детина, упакованный в черный костюм и галстук.
   Я кивнула ему.
   - В какую историю вляпалась, Дашка? - спросил он тяжелым трубным басом.
   - Наверное, в скверную, раз мне нужен телохранитель.
   - Да, какой я телохранитель? Курсы отсидел, вот теперь каждый, кому не лень, телохранителем называет, - сказал Вадим и сверкнул обиженным взглядом больших открытых глаз на Игоря.
   Игорь только улыбнулся, пряча смеющийся взгляд.
   - Смотри в оба, Вадик. За Дашу отвечаешь головой, - Игорь положил протокол на стол, подписал его и отдал Вадиму.
   - Да ты что, капитан! Когда я подводил?
   Игорь ушел в свой кабинет, и, конечно, этим с радостью воспользовалась Тамара, чтобы вставить свои пять копеек:
   - Будь осторожен, Вадик. Девушка попалась тебе любвеобильная, легко играет на жалости. Будь на чеку. У тебя ведь жена, зачем тебе такие проблемы?
   Я выдавила из себя улыбку. Вадим с большим интересом присмотрелся ко мне, переводя взгляд то на Тамару, то на других оперативников, обменивающихся между собой молчаливыми репликами, типа: "Что она имеет в виду?" и "Да ну, брось, этого не может быть!". В свете сказанного Тамарой иначе представало поведение Сухарева, о чем непременно должны были вспомнить мои будущие коллеги. Глядя на отдел Игоря, становилось ясно, что Аня успела разболтать об утреннем происшествии далеко не всем. Но Тамара с легкой руки попыталась исправить упущение. Коллектив же должен знать правду!
   Я молчала, потому что оправдываться было унизительно, а переложить вину на Игоря - опасно и чревато его увольнением. Хотя как любая порядочная девушка, чувствовала я себя скверно после желчных слов.
   Спустя несколько мгновений, которые тянулись мучительно долго, Игорь принес пластиковую папку с бумажками и передал её вслед. Он заметил изменившееся настроение своих подчиненных, но знать причину не мог.
   - Вот, почитаешь. Смотри ничего не потеряй!
   - Лично я был бы не против, если бы у меня сыграли на жалости, - сказал Бармалей, смотря на меня смеющимся взглядом. Тон его был ровный и спокойный, без обычного ехидства.
   Игорь перевел непонимающий взгляд с Усачева на меня.
   - Ты попробуй, - сказала Тамара Усачеву и посмотрела на меня с такой злостью, которую я не рассчитывала в ней обнаружить. Неужели она всерьез считала, что ей с Игорем что-то светит? Столько лет они работают вместе и ничего. На что она рассчитывала?
   Прежде чем Игорь успел задать вопрос, что могло случиться за его короткое отсутствие, я поспешила удалиться:
   - Всего хорошего, - сказала я и вышла.
   Вадим поспешил следом за мной. Догнав в коридоре, он принялся читать мне лекцию о поведении объекта: что можно делать, что нельзя. И, конечно, было никак нельзя идти впереди телохранителя и брать инициативу в свои руки. Нужно было во всем слушаться Вадима, даже в мелочах, и даже в туалет ходить с разрешения. Он не уточнил, находясь в каком месте, я должна отпрашиваться в туалет. Если речь шла о номере в гостинице, то это перебор. Но я не стала с ним спорить. Еще успею.
   Слушая вполуха басовитый голос телохранителя, мне даже показалось, что он нарочно подначивает меня, пытаясь спровоцировать. Выговорившись и обнаружив полное равнодушие с моей стороны, Вадим всю дорогу до гостиницы молчал, лишь посматривая на меня с подозрением. Ему не нравилось, что я молчу, не иду на контакт. А мне не нравились его методы узнать особенности объекта психологическим давлением.
   Разумеется, вставлять ему палки в колеса, я не собиралась. Равно как и совершать глупости. Все же он охраняет меня. Но и мириться с его правилами, по которым я не могу и шага ступить без разрешения, я тоже не собиралась.

Глава 19

  
   Я досиживала лекцию у Кондорской, изнывая от жары и скуки.
   Лекции порой казались настоящим испытанием для моих нервов. Я начинала прислушиваться к шуму каштана за окном, словно в нем заключены далекие отголоски ядерного взрыва. От упавшей на пол ручки вздрагивала, как от петарды.
   Сегодняшняя пара не стала исключением, к тому же сдвоенная. Только на сей раз я принесла с собой наушники и включила плеер в телефоне. Спать хотелось до одури. Группа копошилась над пособием, переписывая особо значимые места. Через полчаса по очереди начнем делиться тем, что нам показалось непонятным, над чем стоит помедитировать вечерком, а что запомнить, как отче наш.
   Радовало одно. До конца курса осталось четыре дня занятий. В то, что заваленный экзамен станет достойным основанием для моего отсева, я уже не верила. После того как меня хитростью привлекли к антитеррористической операции, было глупо на это рассчитывать. Пора было смириться, но не получалось.
   Димка толкнул меня локтем. Слов я не слышала, он раскрывал рот, как рыба.
   - Что? - я вытянула из ушей наушники.
   Он постучал костяшками пальцев себе по лбу.
   - Ну ты совсем что ли?
   Я надела наушники и отвернулась. Он снова меня толкнул.
   - Тебя никто не будет тащить за уши. Четырнадцать человек по моим подсчетам вылетят - на всех мест не хватает.
   Я сидела рядом с Димкой, нашим старостой и специалистом по взлому секретной информации. Хотя лучше сказать, это он со мной сидел. С первых занятий он постоянно цеплял меня, то пытаясь вызнать, почему мой файл засекречен, то узнать есть ли у меня парень, то просто исподтишка проверял направление моего дара. Ведь про остальных прошедших строгий отбор Кондорской, он знал все.
   Его неутомимый интерес подогревали вдобавок мои пропуски занятий, на которые закрывали глаза. А так же, как выразился программист, - симпатичная мордашка и стройные ножки. Про последние причины мне знать не хотелось, но Димка считал иначе. После занятий он набивался в провожатые или приглашал в кафе, получая раз за разом отказ, но нисколько не расстраиваясь по этому поводу.
   - Ну и отлично. Буду только рада, - ответила я.
   В класс постучали.
   Кондорская подняла голову на вошедшего, которого скрывал встроенный шкаф.
   - В чём дело?
   - Добрый день, Раиса Григорьевна. Мне нужно забрать Осипову и Ярмолаева, - проговорил мужчина торопливым голосом.
   - Оперативная нужда, - добавил он под действием её взгляда.
   Что-то стряслось. Мы переглянулись с Димкой. Он был также удивлен, как и я. Кондорская перевела на меня свой невыносимый давящий взгляд.
   - Осипова и так отстает от остальных. Не вижу оснований отпускать её прямо сейчас, когда звонок через десять минут.
   Она была из тех преподавателей, которые считали свой предмет самым важным.
   - Вальдемар Антонович просил срочно...
   У меня ёкнуло сердце. Нечто подобное я ждала. Но все-таки еще есть надежда. Не может все закончится так нелепо!
   - Хорошо, но вам, девушка, еще отрабатывать все пропуски и этот тоже. И не рассчитывайте на свое особое положение. Либо вы сдадите мне самостоятельно, без посторонней помощи, либо завалите предмет.
   На Димку Кондорская внимания не обратила, и он вышел из класса, прикрываясь моей спиной.
   Выходные прошли в полном вакууме, без информации и общения. Два звонка от Игоря пять минут в общей сложности за достаточное количество общения я не считаю, скорее издевательство. В номере подключили камеры видеонаблюдения и прослушку телефона. Я чувствовала себя пленницей, вкупе с участницей телешоу "За стеклом". Ах да, еще над душой висел назойливый телохранитель, но с этим я готова была смириться, потому как Вадим, как и его напарник, Михаил Дмитриевич, оказались вполне нормальными адекватными людьми.
   Управление ничуть не изменилось, встречало с особой любовью и теплом, как мачеха докучливую падчерицу. С тем же дружелюбием встречали и оперативники, с которыми мне довелось познакомиться.
   Минский стоял ко мне спиной, всматриваясь в пейзаж за окном. Его окно выходило на бескрайнее залитое солнцем поле и лес.
   Он принимал в своем кабинете, хотя запашок от сдохшей мышки еще резал нюх.
   - Можешь сесть, - от резкости в его голосе у меня свело скулы.
   - Я лучше постою.
   Он развернулся.
   - А я сказал - сядь! Нам нужно серьезно поговорить. Хватит игр, - он сбавил тон, что дало прямо противоположный эффект.
   У меня возникло ощущение на интуитивном уровне, что если я сяду, то проиграю первый раунд, о котором кое-кому забыли объявить.
   - Я вас внимательно слушаю, - я внутренне сжалась, ожидая взрыва эмоций.
   - Сколько можно вас учить? К старшим совсем нет уважения? Всё амбиции, амбиции! Может, стоит немного натянуть поводья и унять гордость? Тем более, что я иду на многие уступки, вожусь с вами, как с маленькими, вместо того чтобы выдрать как сидоровых коз к чертовой матери! - последние слова вылетели из него с хрипом и подозрительным свистом.
   Я скрестила руки на груди. Такие, как он, говорят и делают многое на публику, так что попридержу извинения.
   Он отпер сейф и налил себе коньяк в рюмку. Выпил и повернулся ко мне с немым укором.
   - Мне давно уже следовало отправить тебя к психологу, а Астафьева уволить.
   - Чтоб не путался под ногами?
   - Ты еще слишком молода, чтобы понять меня и уж тем более судить. Вот поживи с мое, посиди в кресле начальника, когда одному надо подмазать, другому по шее дать, а третьему... А! что говорить, ты же все про себя решила? - он хлопнул дверцей сейфа с такой силой, что у меня зазвенело в ушах.
   - Я согласился на курсы только для того, чтобы ты освоилась немного, свыклась, так сказать. Но не думаете же вы, что я считаю, что они тебе дадут хоть что-то?! Ты и так вполне способна действовать в критических ситуациях - ты доказала это более чем необходимое количество раз, и не смотри на меня так.
   Я подошла к статуэтке, стоящей на холодильнике в углу, и покрутила её в руках. Зачем он все это говорит, если всё решил? Меня накрыло ощущением падения. Даже в грудной клетке заныло.
   - Мне просто везло. Я не готова. И я не хочу! - я оставила статуэтку в покое.
   - Даша, я же не требую, чтобы ты приступала немедленно. Постепенно, потихоньку ты привыкнешь, пообщаешься с Еленой Петровной, она опытный психолог...
   Я развернулась к нему лицом.
   - Не хочу я НИ С КЕМ общаться!
   Он сощурил глаза.
   - Я хотел, чтобы мы поговорили, как старые приятели, но, видимо, так не получится.
   На приятелей не кричат, чтоб он знал.
   Он был очень зол, но старался скрыть это. Будто его уязвили в самое больное место.
   - Поверь, работать со мной для тебя лучший вариант. Сама знаешь.
   В сущности между Минским, Беленьким и прочими нет разницы - финал для меня будет один.
   - Вы уже говорили.
   - И еще раз повторю, а ты послушай!
   Минский выдохнул и опустил глаза к сложенным в замок рукам.
   - Я много в жизни повидал, поверь мне. Думал еще много во мне сил, но возраст берет свое, все чаще сердце прихватывает, та же треклятая бессонница, брюзжу как старик. Что поделать, Даша? Я такой, какой есть. Но для всех вас я хочу только хорошего, может, в разрез с вашими представлениями. Вы, молодые, мыслите из позиций максимализма, я же смотрю с перспективой. Позже поймете мою правоту.
   - Присядь и выслушай старика, садись-садись, я не долго.
   Я опустилась в глубокое кресло, удивляясь усталости охватившей меня до кончиков дрожащих пальцев.
   - Ты знала, что у Игоря погибли родители во время той серии терактов в Москве? Не знала. То-то и оно... Ты многое о нем не знаешь. А может, он просто не считает нужным ставить тебя в известность?
   У меня в груди похолодело.
   - Зачем вы мне это говорите?
   - Хочу, чтобы ты сняла розовые очки.
   Я нахмурилась, не в состоянии изобразить удивление.
   - Да-да не отрицай, я все знаю. Да и трудно не понять, я ж не дурак, честное слово? - он улыбнулся и покачал головой.
   Внезапная смена настроения Минского сбивала с толку. Он по-прежнему был не в духе, но словно наступил на горло собственной гордости.
   - Эх, Даша-Даша. - Минский по-медвежьи навалился на собственный стол. - Ты у него не первая и не последняя. Поиграется и бросит, прости за прямоту. Ты добрая хорошая девочка, заслуживаешь лучшего. Сколько у него было этих романов и романчиков? Уйма. Мужики горазды пудрить мозги. Но ты же не из тех, кто покупается на дешевые приемчики?
   Не дождавшись ответа, он продолжил.
   - Он не пара тебе. Лучше понять сейчас, чем обжечься и разочароваться позднее. Игорь не должен был нарушать мои указания, не должен. Я во всем виноват - не усмотрел, не остановил...
   Он замолчал, словно впав в глубокие размышления.
   - Я, наверное, пойду, - я поднялась с кресла, ноги плохо слушались. Ощущение, что на меня вылили ведро склизкой дряни, холодило грудь.
   Я потянула ручку на себя, когда Минский меня окликнул.
   - Задержись на минуту.
   Мне пришлось закрыть дверь перед собственным носом.
   - Не хочу, чтобы ты услышала из чужих уст. Я подписал приказ о переводе Игоря в Самарскую область. Там освободилась вакансия начальника ГУВД, хлебное спокойное место, очень хороший вариант, если для тебя это важно. Да, еще... Дело теперь на Игоре и он твоей помощи просить не собирается, - он покачал головой, - но, думаю, понимаешь, что без тебя нам не обойтись.
  

***

  
   Я бежала по коридору, от шока перестав ощущать что-либо. Вот к чему все эти проникновенные речи! Как будто мне есть до них дело. Если б он знал меня ближе, то наверняка изменил стратегию, и мне труднее было бы продраться сквозь пролитую грязь. А так... Могу сказать одно: у всех есть прошлое, каждый что-то скрывает глубоко в себе - имеет на это право. И не мне судить и упрекать. И еще: мне без Игоря не выжить на этой работе.
   В кабинете оперов витал мрачный похоронный дух. Мужчины собрались около окна, рассевшись на столах и вдоль подоконника. С моим появлением разговор оборвался. Здороваться я не стала. Зачем смущать людей, испытывая их вежливость?
   Из кабинета Игоря вышла Тамара. Увидев меня, она сдавила стопку листов и поддалась общей болезни.
   - Можешь так не спешить. Всё что могла ты уже сделала, - сказал Сухарев.
   Я показала ему средний палец и, пролетев мимо Тамары, которой очень хотелось добавить к сказанному, постучалась в дверь. Не дождавшись разрешения, я вошла.
   Игорь был не один. Тесную клетушку кабинета заполняли своим присутствием трое незнакомых мужчин, Кирилл и Димка, создавая липкое ощущение переизбытка народа на квадратный метр помещения. Я попятилась. Мужики вылупились на меня, как на крабовый салат, вместо традиционного оливкового в новогоднюю ночь. Взяв себя в руки, я подвинула стул и села рядом с Димкой.
   - Мне сказали зайти, - пояснила я свое поведение.
   Ноутбук, развернутый к собравшимся, проигрывал видеозапись.
   По центру сидел побритый налысо парень с курчавой бородой. В сидячем положении его удерживали толстые веревки, которыми он был примотан к стулу. Объектив камеры показал его лицо крупным планом, под кровавыми подтеками были содранные бордовые корки, от старых побоев. Рядом стояло два мужика в масках. Парень держал газету, которую успели несколько раз показать крупным планом. Блеснуло лезвие ножа... Игорь развернул к себе ноутбук и в кабинете установилась тишина. Я сглотнула. В ушах еще стоял звук, с которым нож резал горло.
   Триллеры, боевики, не говоря уже об ужастиках, для меня находятся под строгим табу. Не та нервная система, чтобы мучить её инсценированным насилием. Но одно дело, снятое кино, с актерами, накладными ранами, кетчупом вместо крови и совсем иное - реальное убийство, снятое бездушными ублюдками.
   - Давайте соберемся после обеда, все равно толку мало, - сказал Игорь, пряча от меня глаза.
   - Потом, так потом, - средних лет мужчина, на вид типичный электрик, в сером халате на пуговицах, сгреб под мышку ноутбук.
   - В кои-то веки пообедаем.
   Николаенков вскочил и опередил всех на выходе.
   Сцена убийства стояла перед глазами, как отпечатанная на внутренней стороне век. Я поежилась, прогоняя наваждение.
   - Минский сказал, тебя переводят, - сказала я, как только мы остались одни.
   - Я не хотел по телефону говорить, - сказал Игорь.
   Он с опаской следил за мной.
   Чушь, которую нес Минский даже вспоминать не хотелось, но она упорно лезла в голову, подтачивая обиду.
   - И что, тебя, правда, переведут?
   Игорь вздохнул.
   - Да, - выдавил он после долгой паузы.
   Я сглотнула соленый ком в горле.
   - И ты уедешь?
   По его лицу прошла тень, вспучив желваки на скулах. Он опустил глаза и долго не решался их поднять на меня.
   - Скорей всего.
   Слезы застлали глаза, хотя я пообещала себе не плакать, а пытаться найти выход из ситуации. Выход всегда есть, его можно сразу не заметить, но он есть.
   Мы никогда ничего друг другу не обещали. Могу ли я просить его остаться? Хочет ли он сам этого, способен ли бросить работу?
   Комок соли начал увеличиваться в размерах, прерывая дыхание и сдавливая горло.
   - Так просто? - спросила я.
   - Если захочешь, мы сможем видеться. Самара не так далеко от Смоленска, - он говорил с придыханием, мышечным усилием выпихивая слова.
   Его послушать, так он воланчик, который летит направленный ракеткой или по прихоти ветра. У меня заклокотало в груди. Хотелось вскочить и устроить сцену с биением посуды и неврастеническими визгами. Ведь фактически он бросает меня.
   - Как скажешь.
   Я ушла к окну. Слезы полились по щекам, как из переполненной чаши. Я напряглась, сведя дыхание к минимуму. Рыдания готовы были прорваться и заколотиться о грудную клетку, сдавливая горло горячей лапой.
   В дверь громко постучали и тут же вошли.
   - Игорь, мы с ребятами собираемся в столовую. Ты с нами? - голос Тамары трудно не узнать. Она говорила с вызовом, словно предъявляла ультиматум. Либо он едет с ними, преданными сослуживцами и боевыми товарищами, либо променивает на меня, недоразумение и выскочку, из-за которой его выгоняют с любимого места.
   - Нет, езжайте без меня.
   Я украдкой вытерла слезы.
   - Но Игорь, как же так?! - воскликнула она с укором.
   - А в чем дело, я не пойму?! - он тоже повысил голос.
   Тамара потопталась на месте, скрипя половицами.
   - Тебе же надо поесть, - ответила она заикающимся голосом, подрастеряв боевой запал.
   - Уговорила - смотаюсь попозже. Хорошо? - в его голосе мелькнула нить сарказма.
   - Как хочешь.
   Каблуки впились в мягкую структуру линолеума, с грохотом хлопнула дверь.
   - Они желают для тебя лучшего, - сказала я чужим, словно из трубы голосом. Они правы. Я испортила ему жизнь и продолжаю портить.
   Но еще не поздно убраться.
   - Даша подожди, - Игорь соскочил с кресла и потянулся ко мне.
   По ту сторону двери, отделявшей огромный кабинет оперов от кабинета начальника, царило оживление: сквозь стену долетали обрывки фраз, захлопывали ящики столов и от души спускали дверь о косяк.
   - Мой перевод что-то изменил?
   В смысле?!
   - Между нами, - добавил Игорь, и дернул плечом словно мальчишка, которого принуждают участвовать в глупом выяснении отношений.
   Нет, секс как всегда будет отличный.
   - Для меня - да.
   Он поднял глаза, хотя я почти чувствовала как тяжело ему, ведь прятать чувства так чтобы они не читались по мимике очень тяжело. Какова вероятность того, что он чувствует искреннее сожаление или отчаяние? Ведь только дураки верят, что расстояние усиливает чувства!
   У меня дрожали веки. Я смотрела в пол, собирая силы в кулак, чтобы сосредоточиться на формулировке вопроса.
   - Игорь, мне надо знать, насколько я тебе интересна?
   - На очень много, - его голос распадается хрипотой.
   - Поставлю вопрос по-другому. Нас связывает секс или что-то большее?
   - Дааааша, что с тобой делать? - он упер в меня взгляд, смущая.
   - Ответь.
   - Хочешь правду? Надеюсь нечто большее.
   Напряжение ушло, вытекло через щель под дверью. Я вздохнула и смогла снова почувствовать ту хрупкую связь, которая нас соединяла, которую я так боялась потерять.
   - Я не хочу, чтобы ты уезжал, - я все-таки смогла сказать, нарушив обещание перед гордостью не выпрашивать жалости.
   Он прижал меня к себе. Стало намного легче.
   - Я тоже не хочу, - он гладил мои волосы, орошая макушку поцелуями.
   Слезы прорвали сухую плотину, непрочную, на которую я возлагала большие надежды.
   - Как я буду без тебя там? - спросил он шутливо. - Умру с тоски.
   - Да, как же, так я и поверила, - проговорила я и всхлипнула.
   Игорь отвел меня к своему креслу и усадил к себе на колени. Я спрятала лицо в вихре коротких мягких волос.
   Он не обещал, что все будет хорошо, что все наладится со временем. Иногда бывают ситуации, когда лучше быть честным.
   Успокоившись, я смогла вспомнить мучившую подсознание мысль.
   - Игорь, кто был на той видеозаписи? - "кого убили" произнести я не смогла, язык не повернулся.
   - Тебе это знать не обязательно.
   - Это связано с Макосинцем?
   - Нет, не связано, - он ответил так, словно пытался переспорить меня. Лицо его оставалось бесстрастным, но смотреть в глаза он избегал.
   - Ты знал парня, которого убили?
   - Даша, давай ты не будешь задавать вопросов, ответы на которые тебе знать не нужно, - Игорь практически столкнул меня со своих ног - мы стояли напротив друг друга, но померяться взглядами не удалось, он улизнул к своему столу.
   - Посиди здесь, я скоро вернусь, - сказал Игорь и ушел, нет, сбежал от меня.
   Я попыталась разозлиться на него, но бросила это пустое занятие. Правда заключается в том, что я не хотела знать подробности о смерти парня, заснятой на камеру, также как не хотела знать о том, что произошло в логове террористов. За прошедшие в безмятежном неведении дни я часто ловила себя на мысли: выполнил ли Поэт задуманное? Убил своих дружков-уголовников?
   Ведь именно об этом говорил Игорь с Усачевым. Каждый раз приходила к выводу - наверняка, и, оборвав рассуждения, старалась переключиться. Зачем мне знать? Изменить я уже ничего не смогу, надо оставить прошлое в покое. Капая и капая, моя докучливая совесть, подтачивала сомнения и множила догадки.
   А что если из-за моей трусости кто-нибудь пострадает, или уже пострадал? Как я буду смотреть Игорю в глаза и не чувствовать себя мерзкой трусихой, достойной лишь призрения?
   Ощущение, что я причастна к смерти этого парня, навалилось с новой силой, как запах стойкого ядовитого парфюма, от которого трудно избавиться. Начиная с Николаенкова, который бросил заинтересованный взгляд, короткий, но достаточный, чтобы зародить сомнение. Он словно выжидал моих действий, проверял, поняла ли я что произошло.
   Росчерк страха провернулся под сердцем и прижался к желудку. Из смежного кабинета не доносилось ни звука - я сидела в полнейшей тишине, которая, еще секунда, зажужжит в ушах.
   Игорь ведь не обидится, если я спущусь на первый этаж?
   В приемной витал дух ленивого блаженства, когда рабочий накал спал и можно расслабиться, развалившись в кресле, либо скоротать время за разговором. Створка окна была распахнута, впуская бодрящие дуновения ветра и трели птиц, которые заглушала секретарь своим бормотанием и дробным стуком по клавишам старой клавиатуры.
   Зульфия Шайхзамановна выискивала буквы на клавиатуре, то и дело, проверяя строчку на мерцающем экране. Дух ленивого блаженства минул её стороной.
   У неё были крупные тяжелые полные руки, мышцы которых трепыхались, как холодец, во время движения. Шелковая офисная блузка ей была маловата, и она, чувствуя это, поправляла короткие тесные рукава, сползающие к плечам. Свои мучения она подтверждала вздохами.
   - Вальдемар Антонович занят, Дашенька, - сказала она, не отрывая пристального взгляда от монитора.
   - Мне нужно время скоротать, вот я и спустилась к вам, - ответила я, надеясь привлечь к себе внимание.
   - Печенье будешь с чаем?
   Есть я хотела зверски, но отрицательно покачала головой.
   - Спасибо, так замучили на этих курсах, что мне хочется лечь и умереть, - мне даже врать не пришлось.
   Приспустив с переносицы очки, она наградила меня обеспокоенным взглядом.
   - Бедная девочка... Я с самого начала Вальдемару сказала, что ты еще слишком молода для серьезной работы. К тому же у тебя преподает эта ужасная женщина, - добавила она шепотом, загородив рот мясистой ладошкой.
   Некоторые привычки, особенно вредные, сопровождают нас до старости.
   - Да, Раиса Тимофеевна - очень строгая. За глаза ей дали кличку "демон в юбке", - сказала я, нависнув над барьером, который отгораживал рабочее место секретаря.
   Она захихикала, потом, словно опомнившись, напустила на себя приличествующий возрасту вид.
   - Может, все-таки съешь печеньице?
   Я нагребла целую ладонь шоколадного печенья, которое тут же стало таять у меня в руках - иначе бы она каждые пять минут пыталась меня им накормить, отвлекаясь от беседы.
   - Спасибо - съесть бы теперь.
   - Ешь на здоровье. И что, сильно она вас мучает?
   Я закатила глаза и вздохнула.
   - Ужасная женщина. От дачи отказалась, как стукнуло пятьдесят пять - тут же собрала вещички и на пенсию. Сказала, что она, видите ли, не собирается ждать, пока ей скажут в лицо!
   - Надо же!
   Не смотря на педагогический опыт и солидный возраст, Зульфия Шайхзамановна оказалась горазда на сплетни. Решающую роль сыграло то, что она с Кондорской терпеть друг друга не могли. Об их стычках судачили от уборщиц до интеллигентных аналитиков.
   Она высказала мне все, что думает о Кондорской, и, успокоившись, достала платок и обтерла вспотевшее лицо.
   - А что же тебя не увезли в отель? Погоди, я спрошу Вальдемара, - она сняла трубку.
   - Нет-нет, не беспокойтесь, я подожду, не надо, просто машин нет, - затараторила я.
   Она свела брови, но трубку положила.
   - С обеда вернутся, и кто-нибудь отвезет меня, - добавила я более спокойным тоном.
   - А телохранитель, он где? Тоже обедает? - она продолжала хмуриться.
   Зульфия Шайхзамановна была в курсе всех происходящих событий. Более того, она была преданна Минскому.
   - Он с охранниками на проходной. Здесь же со мной не может ничего случится - вот он и остался.
   - А, ну тогда ладно, - она вроде бы успокоилась, черты лица расслабились и снова приняли радушный вид.
   - Тут все сами не свои: расстроены, смотрят голодными волками, - я вздохнула. Слезу пускать я воздержалась - боялась переиграть.
   - А ты что ничего не знаешь?!
   Я вытаращила глаза и подалась вперед, дожевывая печенье, тут же потерявшее вкус. Ламинированная доска, которой был оббит барьер, скрипуче вздохнула - я сбавила нажим.
   - Вальдемар тебе не сказал? - она сощурилась. Опять закрались подозрения.
   - Он пытался, но..., - боковым зрением я заметила, что она сделала нужные мне выводы, и продолжила, - Я видела только эту ужасную запись.
   Она содрогнулась.
   - Он был таким замечательным мальчиком. Как ты, пришел сразу после училища. Всегда интересовался моими делами, возил на дачу, когда мог, - она опустила голову и вытерла слезы, выступившие на глаза, - его мать была моей ученицей, я её сразу узнала - практически не изменилась.
   - Как же это случилось, за что его так? - я вернула её в нужное мне русло разговора.
   - Его раскрыли. Валентин всегда был жестоким, а теперь и вовсе стал зверем, прислал запись, где убивают бедного мальчика и сказал что это только начало.
   За дверью Минского послышался голос Игоря - он приоткрыл дверь, но задержался на пороге.
   - Кто такой Валентин?
   Зульфия Шайхзамановна тоже обратила внимание на открывающуюся дверь шефа.
   - Пушкин ваш. Хотя у меня язык не повернулся бы назвать именем великого русского поэта столь ничтожного человека.
   Значит, я была права, вот черт! Смерть парня связана с Макосинцем. Он собирал сведения для УФСБ у того под носом, за что его и убили. Вот откуда в Управлении были в курсе приезда Поэта и предстоящей "акции".
   - Я же просил подождать наверху, - сказал Игорь.
   Он мог слышать, что говорила Зульфия Шайхзамановна. Или нет?
   - Ты сбежал и бросил меня одну, - ответила я и поймала взгляд Минского, которому словно блоха на зуб попала.
   Повисло неловкое молчание. Минский закрыл свой кабинет, а Зульфия Шайхзамановна, стараясь тоже собраться побыстрей, бегала в своем закутке, скидывая бумаги и врезаясь то в стул, то в кресло. Печенье в количестве трех штук, заляпало ладонь шоколадом и крошками, но выкинуть его или вернуть в тарелку, стоящую за барьером, стало бы верхом беспардонности.
   - Тебе еще надо на лекции?
   На Игоря воззрилось три пары глаз - он усмехнулся.
   - Нет, - соврала я и спрятала грязную, занятую печеньем руку за спину - как раз вовремя.
   - Тогда пойдем, - Игорь поймал мою ладонь и потащил в коридор.
   Когда мы оказались в его кабинете, он запер дверь на ключ.
   - Значит, хочешь все знать?
   Я сжалась. Таким злым я его никогда не видела.
   - Не молчи!
   - Нет.
   - Что, нет?
   - Я не хочу ничего знать - ты доволен?
   - Нет!
   Он кричал, отчего у меня заслезились глаза. В груди стянуло тугим узлом.
   - Если хочешь знать, как обстоят дела, то я тебе сам расскажу - не надо выспрашивать сплетни.
   - Я спрашивала у тебя, если ты забыл.
   - Нет, я помню. А ты забыла, что с тобой было в машине?
   Я взяла себя в руки, обида сменилась равнодушием.
   - Припадок? - я криво улыбнулась.
   Он подошел к столу и вытащил из верхнего ящика пачку сигарет.
   - Ты меня напугала тогда, - в его глазах стояла боль, которая быстро сменилась злостью.
   Я подошла к Игорю, близко.
   - Прости, мне не стоило у неё спрашивать.
   Он смотрел на меня из-под лба, но взгляд его стал менее хмурым.
   - Мы без тебя разберемся - не лезь больше.
   - Хорошо.
   Я обняла его. Он вздохнул и пригладил мои волосы.
   - Может, еще не поздно улететь в Африку? - сказал он отрешенно.
   - А меня с собой возьмешь?
   Игорь подкатил кресло и усадил к себе на колени. Кресло заскрежетало, но выдержало.
   - Может быть...
  

Глава 20

03-е августа

  
   Игорь обещал, что приедет вечером, но ближе к десяти позвонил сказать, что не сможет. Голос у него был усталый, и я решила не упрашивать. Следующие дни было то же самое - в глубине души я знала, что он мне скажет, но все равно надеялась.
   Когда он сегодня позвонил в обычное время, как по расписанию, я не взяла трубку, предупредив Вадима, моего телохранителя, что для всех я сплю. Утром, когда представилась возможность его увидеть, (по группе разлетелся слух, что Астафьева некому заменить и скорей всего будет он сам), я ушла. Он не раз говорил, что его предмет нужен лишь операм. К тому же, мне, как и прежде, было глубоко плевать на оценки и на все лекции вместе взятые.
   Что могло значить его поведение? Только одно.
   По сути, я заходной, принимающий все близко к сердцу неврастеник. Но как бы там ни было, мне нравится доверять людям. Мне нравится чувствовать их доброту, искренность, чувствовать цельность характера. Я придумаю себе кучу разумных причин, которые могли помешать придти в назначенный час или выкроить время на встречу, тем более, что надо уважать чужое время и умерять собственный эгоизм.
   Игорь, уверена, по макушку загружен срочной, может, даже нудной, тяжелой и опасной работой. Может быть, за ним следят. Наверняка, как профессиональный перестраховщик, он боится привести ко мне хвост. Быть может, у него даже нет сил поесть, домой он приходит за полночь и валится, словно мертвый, на диван, чтобы к восьми утра пойти на работу.
   Пойду дальше. Если бы речь шла о ком-то другом, я могла бы объяснить его поведение в духе очарованной книжными романами мечтательницы - тем, что он готовит мне сюрприз. Например, хочет сбежать, увезти меня куда-нибудь далеко-далеко. Но я реалистка и хочу сказать, что подобный сюрприз даже для мечтательницы чересчур, потому как в жизни такого не бывает. Игорь настолько любит свою работу, что выкинуть нечто подобное для него равнозначно предательству.
   Если бы я его не знала, то могла бы себя обманывать и придумывать отговорки до бесконечности. Но когда человека знаешь до той степени, когда по темпу речи, по дыханию, по интонации и фразам, можешь определить болен он или здоров, весел или его лучше оставить в покое, гнетет его что-то, или ему тяжело и неприятно; когда он не хочет разговаривать, чтобы не врать; или когда врёт, и презирает себя за это. Вывод очевиден, логичен и приходит сам собой.
   Неважно, что заставило его так поступать, но неужели так трудно сказать: "извини, нам лучше расстаться"? Так только противнее, словно проглотил ложку слизи. Проще и честнее обрубить концы, чем оттягивать неизбежное.
   Наверное, я должна чувствовать облегчение, что право сделать последний шаг он предоставил мне. Но вот незадача - нет его!
   Стрелка часов перевалила за полночь, а сна ни в одном глазу. Хоть волком вой.
   Я выползла из-под влажной простыни и, отодвинув ленту жалюзи, выглянула на улицу. Мягкая уютная темнота простиралась вдоль асфальтированной дороги, становясь непроглядной у кромки соснового бора. Лампы освещали пустынную улицу. Дог поднял уши и оглянулся по сторонам, словно мог чувствовать своим большим мокрым носом и острыми ушами чье-то неосторожное присутствие.
   Вадим, телохранитель, блин, спал на диване, на вдохе приоткрывая рот, а на выдохе - раздувая губами, как спускающий воздух шарик. Напился пива и дрыхнет. Я стукнула коленкой по голой пятке Вадима - хоть бы хны.
   Лекции, кстати, сегодня закончились. И это одна из хороших новостей за прошедшую неделю. На следующей неделе предстояло сдать экзамен. После чего комиссия по отбору служащих в ОСЛ отсеет две трети прошедших первый отбор. Я до сих пор удивляюсь: как взрослые люди могут тратить время на подобные курсы и в целом обучение, которое, кстати сказать, заняло целый месяц! Зачем тратить свое время, при этом рассчитывая только на собственные сбережения, потому как никакой стипендии тут не платили?
   Ладно, будем откровенны. ФСБ - это серьезная организация, которая обеспечивает вас престижной работой и хорошим (очень хорошим!) заработком. Своих работников они обеспечивают жильем, а в случае отсутствия такового выплачивают компенсацию. Вам предоставляются многие социальные льготы: лечение, санаторий, бесплатный проезд. При достойном положении на службе обеспечивают служебной машиной. Но это в случае, если речь идет о нормальных сотрудниках, которые знают за что и зачем они служат.
   В ОСЛ же набирают, по большому счету, чудиков. Подобных привилегий они лишены. Единственное на что могут рассчитывать - это высокий заработок. И то, я сильно сомневаюсь, что прошедшие второй отбор долго продержаться. Либо сами уйдут, либо их погонят в шею. Потому как задействовать дар по своему хотению могут единицы. Большинству же нужно совпадение очень многих вещей, как то: определенная фаза луны, строго определенное настроение, контакт, который может быть, а может и не быть, и все в таком роде. И это правильно. В этом отношении мое мнение осталось прежним: Силу нельзя запрячь, как лошадь и, сжимая удила, погонять. Не выйдет.
   Помимо завершения обучения, я буквально на днях была огорошена еще одной хорошей новостью. Конечно, поначалу она мне таковой не показалась, и я даже испугалась не на шутку. Но поразмыслив пару дней и привыкнув к новому для себя состоянию, я очень обрадовалась.
   Как ни странно, но события последних дней позволили мне иначе взглянуть на свое теперешнее положение, совсем недавно казавшееся безвыходным. Как никогда, я с уверенностью смотрю в свое будущее, менять которое без перевода Игоря не решилась бы. Единственная заковырка - загранпаспорт будет готов через две недели.
   Я прошлась по комнате... Желание с кем-то перемолвиться словечком стало настолько острым, что я решила включить телефон. В пятницу Диана обычно зависает в ночных клубах - ей можно спокойно звонить, не боясь разбудить. Я включила телефон и обнаружила кучу не дозвонившихся. Видеть среди них имя Игоря оказалось более чем болезненно.
   Ответив на ряд важных звонков от родителей и бабушки, я набрала номер подруги. Она даже собиралась приехать ко мне, но я отказалась. Я не могу ей всего объяснить, так стоит ли начинать?
   Отпив глоток душистого чая, я вздрогнула от завибрировавшего телефона. Неизвестный номер - этим меня не удивишь. Внутренний голос шептал, чтобы я даже не думала отвечать. Телефон продолжал звонить.
   - Если вы не в курсе, то уже час ночи, - сказала я настырному абоненту.
   - Ты еще способна шутить? Мне ты показалась сентиментальной соплячкой.
   Я примерзла к стулу. Узнать мой номер не проблема для ищущего. Интернет - великая вещь, а у Поэта козырь в рукаве - моё имя.
   - А ты - мерзким извращенцем с больным чувством самовлюбленности.
   Он каркающе рассмеялся, будто простудился.
   - Много ты понимаешь, дура. Тебя хорошо спрятали, но я скоро узнаю, где тебя искать. Подожди, немного осталось.
   Встретиться с ним лицом к лицу? Меня словно обдало кипятком от затылка до пяток.
   - Если ты хочешь извиниться за то, что обмочился, то не стоит - это болезнь, бывает.
   Он замолчал. От напряжения у меня свело зубы, так сильно я сжала челюсть.
   - Или, может, ты хочешь признаться, что убил своих дружков, как там их звали, Водопой и Опасный?
   - Закрой пасть, сука. Скоро выясним, кто из нас быстрее обделается от страха. Я приготовил для тебя небольшое развлечение. Тебе понравится.
   Я несколько раз сглотнула - комок застрявший в горле отказывался проваливаться в желудок.
   - Да пошел ты!
   Он засмеялся. Я практически видела, как он хохочет, открыв рот.
   - Я не хотел портить сюрприз, но передумал, так оно только приятнее...
   У меня появилась здравая мысль - я же могу повесить трубку! Я вдавила кнопку до упора, пока телефон не потух. Сердце колотилось так, будто я бежала стометровку на время. Черт бы его побрал! Проклятый ублюдок! Знала же, что нельзя отвечать на звонок.
   Заснуть я смогла ближе к четырем утра. Телохранитель спал крепким непробудным сном. Ради забавы я обмазала Вадима, крупного здорового детину, с ладонью больше моей головы, зубной пастой и кремом для обуви. Пока я рисовала на щеке, он повернулся во сне, едва не двинув мне в глаз. Для верности пришлось воспользоваться маркером, чтобы его дети смогли оценить мое творчество, когда он вернется утром домой.
  

***

04-е августа

   - Эй, хватит дрыхнуть уже - вставай.
   Меня трясли за плечо, как тряпичную куклу.
   - Отвали, - я отбила от себя тяжелую лапу.
   - Я те дам отвали! Шеф звонил, приглашал к четырем на Баламутиху.
   Пошел он к черту. Я снова начала засыпать, погружаясь в сон как в густую теплую трясину.
   - Опять сначала! Давай вставай, ну сколько можно?
   Вадим упрямо тащил меня "наружу". Ругательства, крутившиеся в отдаленном уголке сознания - я подавила, а то окончательно проснусь.
   - Сам продрых ночь, теперь спать не даёт, - к щеке прилипло перо из подушки, которое я пыталась смахнуть плечом, при этом не отвадив сон.
   - Щас стащу за ноги - будешь знать!
   Я выдохнула - ну что за телохранитель мне достался?! В голове было мутно, в желудке еще хуже. Прислушавшись к внутренним ощущениям, я решила вставать медленно, как маленькая черепашка.
   - Сколько времени? - глаза открывать было противопоказано.
   - Полтретьего.
   - Сколько? - я приподнялась над подушкой. Волосы каскадом загораживали обзор.
   Я заснула около четырех, значит проспала... Нет, столь сложные математические расчеты мне тоже противопоказаны.
   - Блин, ну что мне за объект достался? Не поспать нормально, не налево сходить, даже выпить в пятницу - и то! только пиво светлое, трехпроцентное! - последняя реплика принадлежала когда-то мне, что он передразнил фальшивым писклявым голоском.
   - Не кричи. И так тошно.
   Я сбросила ноги с кровати и пошевелила пальцами. Вставать не хотелось.
   - Скажи спасибо, что не разрисовал, как индейца.
   Ха! Маркер я выбросила в окно за ограждение, а паста и гуталин - смываются водой.
   - Ты, кстати, должен был ехать к детям.
   Жара подхватила под руки, обмотав грудь и шею тяжелым шерстяным одеялом. День обещал побить максимальные температурные рекорды. Я чувствовала себя недельным котенком - пришлось опираться рукой о встречную мебель.
   Ополоснувшись под струями прохладного душа - я смогла соображать более обстоятельно. По такой жаре тащится на какую-то Баламутиху не хотелось. В машине будет трясти, а то еще и укачает. Не, включу кондиционер на полную и посижу в номере.
   На кухне, вытянув длинные ноги в черных туфлях, сидели Вадим и Дмитрич, мой второй телохранитель. Они были одеты в черные деловые костюмы и белые рубашки с галстуками - неделей раньше я бы струхнула от деловитости и крутости, исходившей от ребят, но только не сейчас.
   - Три часа, - объявил Вадим.
   - У нас кукушка завелась? - спросила я Дмитрича.
   Тот мне кивнул и отпил из синей банки очередную разрекламированную гадость. Я запомнила правило: с ними не стоит здороваться и пить, иначе им придется меня убить, как сказал Дмитрич с серьезным лицом.
   - Собирайся, кукушка!
   - Я не поеду никуда, - я достала из холодильника минералку и начала пить большими захлебывающимися глотками.
   - Я не пойму, кто вчера бухал?!
   Мы переглянулись с Вадимом. Уже успел рассказать свои вчерашние приключения. На его лбу виднелась бледная волнистая полоса, которую он так и не смог оттереть. На щеках - круглые точки, вместо ямочек, которых у него не было, да и откуда им взяться с таким упитанным салистым лицом.
   Вадим, заметив направление моего взгляда, нахмурился и с ожесточением потер щеку.
   - Собирайся, давай.
   Я захлопнула холодильник и поплелась к уже собранной кровати.
   - Даже не думай!
   Вадим был простым, как пять копеек, на него нельзя было обижаться, тем более что с юмором у него был полный порядок.
   - Я не поеду никуда! Мне плохо... - я легла, уткнувшись лицом в подушку.
   Мои оправдания, как вздохи и жалобные рожицы телохранители проигнорировали с раздражающе обидным равнодушием. В половину четвертого мы втроем загрузились в джип и поехали на озеро.
   Машина неслась по раскаленной дороге со скоростью сто пятьдесят километров в час. У меня с каждым поворотом душа уходила в пятки, а когда мы слетали с горки - сердце падало в район желудка, да так и хоронилось там, пока лента асфальта не выравнивалась.
   "Опаздываем" - повторил в который раз Дмитрич и поддал газу.
   Стрелка пересекла сто шестьдесят. Музыка гремела, пугая встречные машины, которые терлись к обочине, лишь бы пропустить злополучный джип с безбашенными бандюгами. Бандюги они и есть. Кто еще может ездить в дорогой тачке и мчаться с такой скоростью?
   - Куда ты несешься так?! На кладбище в другую сторону! - крикнула я.
   Дмитрич ничего не ответил. Ему было велено привезти меня к четырем, опоздание приравнивалось к ЧП.
   В десять минут пятого мы ворвались на притихшую опушку, взбив придорожную пыль и едва не доведя дачницу в широкополой шляпе до инфаркта.
   Аня взвизгнула и покрутила у виска - до того как мы пронеслись мимо, она разговаривала с маленьким худеньким дядечкой в тельняшке, привалившись к капоту его машины. Место напоминало съезд любителей рока по количеству машин, людей и пива.
   Глаза сами собой выискивали желтую машину, а сердце сладко вздрагивало в предвкушении встречи. Хотя всю дорогу я пыталась себя убедить в том, что нам лучше не видеться и не общаться.
   Наше появление произвело громоподобный фурор - народ поворачивался, шарахался в сторону, кто-то ругался, кто-то пьяненько улыбался и махал рукой водителю.
   Мы подъехали вплотную к озеру и остановились.
   - Приехали, - объявил Дмитрич и убавил громкость. Предчувствие большой пьянки под шашлык, мужского разговора по душам, без баб, накатило на моих телохранителей подобно прибрежной волне и поглотило их. У них даже слюнки потекли. Галстуки с пиджаками были брошены на заднее сидение, рубашки расстегнуты и закатаны рукава.
   - Может, ты в машине посидишь? Кондиционер, фисташки, пиво?
   - Сейчас! - я одарила безапелляционным взглядом двух халявщиков, которые вместо того, чтобы устыдиться, стали похожи на пацанов, задумавших пакость.
   Я выпрыгнула из машины раньше, чем те сообразили, что к чему.
   Ребята они простые, но к работе своей относились серьезно, то бишь, чтобы обеспечить мою безопасность им придется отказаться от веселья и дармового пива, быть настороже и бегать по кустам, выискивая место дислокации возможного противника.
   - Куда!? - крикнул мне вслед Вадим.
   Баламутихой оказалась широкая проточная река, манящая непроглядной иссиня черной глубиной. На водной глади барахталось раскаленное белое солнце. От пологого берега серым языком над водой торчала мокрая кладка. И, наверное, скользкая до жути - пробежаться по такой, не свернув шею, надо суметь.
   Потянуло шашлыком. Я готова была поесть, и поесть, как следует. Запеченное до хрустящей корочки мясо в остром кетчупе с зеленым луком - м-м-м.
   До моих телохранителей тоже долетели аппетитные ароматы, и, отдавая салюты знакомым, они потянули меня к мангалу. Вокруг которого и без нас была уйма народу. Сплошь знакомые враждебные лица, которые я вижу, быть может, в последний раз - эта мысль одновременно согревала и причиняла боль. Не видеть его глаз, не слышать смеха, жить без нежных прикосновений и страсти...
   - Черт, ну и место выбрали. Сложнее блоху придавить на заднице у моей тещи, чем поработать с прицелом во-он с того холмика.
   Желтая тойота стояла в тени орешника - Игорь, Усачев-Бармалей и Лешко смотрели в нашу сторону. Лешко стоял чуть в стороне. Даже с далека чувствовалась напряженность между мужчинами. Я отвернулась.
   - Сволота, пиво хлебают!
   Они переглянулись у меня за спиной - алчное завистливое выражение их лиц отразилось в тонированном стекле лады.
   От гогочущей компании мужиков, спорящей о том, как надо жарить шашлык, отделился Минский. Он был в тельняшке под синей рубашкой нараспах, что видимо должно означать дань почтения Военно-Морскому флоту, чей праздник, оказывается, мы все дружно отмечаем.
   - Если опоздали то незачем врываться под двести с ревущим радио! - сказал он и оглядел меня сверху донизу, будто с последней встречи во мне могли произойти небывалые перемены. Брошенный вскользь взгляд зафиксировался на моем животе, который от волнения тут же подпрыгнул к горлу.
   - Мы спешили.
   - Некоторые не хотели ехать, - сказал Вадим и кивнул головой в мою сторону.
   - Вальдемар Антонович, шашлык готов! Вам предоставлена почетная возможность снять пробу! - к нам подлетела Маша, племянница Игоря, раскрасневшаяся, в короткой юбке и салатовом лифчике от купальника. От неё снова несло приторной туалетной водой, которая закупоривала ноздри и горло заодно.
   - Ох, Маша-Маша, снимай пробу ты. Потом скажешь мне, и мы вдвоем решим стоит ли наказывать Растопыльникова за его любовь к чесноку.
   Машка поникла и посмотрела на меня со злостью, будто я отобрала любимую игрушку.
   - Игорь приехал. Ты что не видела? - спросила она у меня таким тоном, словно я должна была сидеть у его ног.
   Я оглянулась по сторонам, делая вид, что выискиваю его машину.
   - Это такой толстенький, в рубашке с зелеными пальмами? - я сощурилась, смотря на Усачева.
   Вадим хрюкнул.
   - Нет, это такой худенький, который рядом с ним, - передразнила меня Маша.
   - А, ну теперь вижу. Что-нибудь еще? - спросила я.
   Она распахнула глаза, и мне показалось, что она сейчас заплачет.
   - Дура! - Маша развернулась и побежала к реке.
   Что-то я совсем её не понимаю, то она ревнует его ко мне, то теперь обижается на шутку, впрочем, весьма глупую.
   - Мне надо с тобой поговорить. Отойдем в сторонку, - сказал Минский и пошел к пролеску, сквозь который проглядывала посеребренная солнцем река.
   - Ты заболела? - спросил Минский, когда мы отошли на достаточное для беседы с глазу на глаз расстояние.
   Уже доложили? Я скрестила руки на груди. Над головой заливалась птаха, ветер перебирал резными листочками березы - жизнь так прекрасна, только потянись.
   - Нет.
   - Извини, конечно, мне сказали, что ты была у врача, - он выделил "сказали", будто я пыталась скрывать сей факт.
   - Неужели это имеет значение?
   - Ты ездила в женскую консультацию.
   Я молчала. И что? Какой предел имеет его наглость?
   Он перебрал плечами под рубашкой и немного ссутулился.
   - У тебя все нормально? Я бы хотел знать, если у тебя возникли проблемы по женской части.
   Я нахмурилась. Как бы я хотела послать его к черту, даже если потом мне было бы стыдно.
   Кажется простым переступить через себя, на время забыть про страх, про мораль. Совсем небольшое препятствие, с бордюр на пешеходном тротуаре, легче легкого поднять ступню и сделать шаг вперед. Но чем ближе подходишь, тем выше становится бордюр. Чем тщательнее откидываешь от себя внутренние препятствия, тем весомее их тяжесть под сердцем. И вот ты стоишь букашкой перед стеной в небо, и не то, что перелезть, на вертолете перелететь невозможно.
   Из гневных чувств меня выдернул звон стаканов. Трое мужиков с горящими внутренним огнем лицами уединились на пнях с бутылкой водки.
   - У меня все нормально, - не то мне следовало ответить. Грудь словно придавили каменной плитой. Тяжело, очень тяжело.
   Он отводил глаза, переминался с ноги на ногу, - я видела впервые, как смущается начальник УФСБ. Но Минский не был бы собой, если бы не повернул даже смущение в свою сторону. Он вздохнул и наклонился ко мне.
   - Даша, по молодости случаются ошибки, особенно у девушек...
   Я отстранилась от него, еще плотнее стиснув пальцы на локтях.
   Он молчал. Молчал и ждал от меня каких-то по его разумению логичных действий и слов. Сочувствия больше не было в нем ни капли, он с чистой совестью занял позицию удава.
   - Вальдемар Антонович, извините, но я, пожалуй, пойду. Если по работе нам нечего обсудить, то я окунусь немного.
   Он сощурил глаза, подобравшись всем телом, как грозовая туча, готовая выбросить из чрева молнию. Но теперь мне было все равно.
   - Мне нужна будет медицинская справка от тебя.
   Я рассмеялась, но вышло слишком желчно.
   - Вот еще.
   Он уставился на меня практически ненавистным взглядом. Такой вариант как беременность не входил в список неприятностей, которые могли помешать моему внедрению в дела. Этот исход стал для него шоком, с которым он не мог совладать. Ведь рождение ребенка требовало от меня, по крайней мере, полтора года возни с ним - тупик, о который разбивались карьерные планы Минского.
   Отчасти я могу его понять, потому как для меня это стало еще большим шоком, потому что считалось невозможным в принципе. На мой протест, что мне несколько лет назад поставили диагноз врожденное бесплодие, врач рассмеялась и сказала, что в гинекологии неучей и шарлатанов, как и в любой области медицины, полно.
   - Он знает?
   По затылку забегали мурашки.
   - Нет, - я чувствовала, что смотрю затравленным зверьком на Минского, но ничего не могла с собой поделать.
   Он выдохнул.
   - Хорошо. Ты можешь решить эту проблему?
   - О чем вы?
   - Какой у тебя срок? - он сощурился.
   - Аборт я делать не собираюсь.
   Он взмахнул руками.
   - Идиоты! А предохраняться вы не пробовали?!
   - Это мое личное дело. Вас это не должно волновать, - я шагнула назад, потому что он навис надо мной и дышал мне в лицо.
   - Меня волнует все, что связано с моими сотрудниками, тем более с тобой, - сказал он вкрадчиво.
   У меня заслезились глаза - я моргнула.
   - Ты не можешь рожать. Не сейчас, ты же так молода, а отец? Он нужен ребенку. О чем ты думаешь?
   Его планы рушились, хотя он пытался хватать обломки и складывать в казалось бы прочные стены Грандиозного Замысла, который мог вывести его на иные горизонты власти. Мне не нужно было проникать в его разум, чтобы понять, что он хотел не только власти. Используя меня как инструмент, он действительно хотел бороться с преступностью, создав новое Управление по борьбе с терроризмом на сверхуровне с помощью сверхлюдей.
   - Это мое дело. Я буду рожать. И не пытайтесь меня отговорить - не получится.
   Я развернулась и на ощупь пошла по кочкам, обернутым в махровое полотнище травы. Глаза застилала пелена, тело дрожало.
   Мои телохранители, караулившие меня на расстоянии вполне достаточном чтобы расслышать некоторые фразы, нагнали меня и заступили дорогу.
   - Вы чего там?!
   - Ничего.
   - Точно?! - у Дмитрича зрачки скакали, словно маятник на часах. Да и лицо побледнело.
   - Точнее не бывает. Думаю, скоро вам найдут другой объект.
   Они переглянулись, но вопросов больше не задавали. Пока. Вечером мне еще предстоит выдержать допрос с пристрастием.
   Всё. То, для чего меня сюда привезли, случилось, разговор состоялся. Перед отбытием оставалось сделать еще две вещи - искупаться и сказать Игорю про звонок. Я его подставила достаточное количество раз, чтобы попытаться сделать все как надо.
   Игорь сидел на корточках, проворачивая шампура над углями. На белой футболке красовался красный отпечаток ладошки. Увидев меня, он улыбнулся с болью и тенью вины, которые тут же бросились в глаза.
   Между пальцев и за воротником собиралось липкое ощущение, что вокруг каждый из бросающих неловкие быстрые взгляды, знают подноготную наших отношений.
   Может, они уже все знают и о ребенке? Кому еще проболтались эти недотепы?!
   - Игорь, а ты знаешь, что она перепутала тебя с дядь Вовой? - спросила Маша громким звенящим голоском, повиснув на шее Игоря.
   - Ну да, нас часто путают, особенно с боку.
   - Чего? Что за народ, никакого почтения! Я, между прочим, за эту неделю похудел на четыре килограмма. Стал стройный и изящный!
   - Тебя надо чаще сажать на опер.диету, - сказал Игорь.
   Маша прислонилась Игорю к щеке и, смотря на меня, спросила:
   - Тамара тебя звала купаться, ты пойдешь?
   Детский сад. Я отвернулась.
   Дмитрич наклонился к мангалу, заслонив Машу и Игоря от меня.
   - Позже. С кладки тебя скину, паршивку, - ответил он.
   Две мокрые, но довольные девчушки подбежали к Маше и потащили её купаться.
   - Игорь, давай скорей, мы ждем! - крикнула Маша на бегу.
   - Вот девка! Села на шею и ноги свесила. Племянница? - сказал Дмитрич, смотря Маше вслед.
   Игорь кивнул.
   - У меня такая же растет. Дочка, - сказал Дмитрич с гордостью и снова полез ворочать шашлыки.
   - Руки! - предупредил Игорь.
   - Этот готов, - Дмитрич снял шампур, прежде чем Игорь успел пресечь самоуправство, и пристроился на раскладном стульчике.
   Я подсела к Игорю на свободный краешек бревна. Усачев сидел рядом. Он хоть мужик и хороший, но говорить в его присутствии было как-то не очень.
   - Двигайся, а то упадешь, - сказал он, и подтолкнул Усачева.
   - Э-э-э, а я что не упаду!?
   - Сходи лучше погуляй, кислородом подыши, - сказал Игорь без намека на шутку.
   - Ладно, я понял, такие мелочи, как вежливость ни к чему, - Усачев покряхтел и, хромая, пошел в толпу.
   - Почему в пятницу не пришла?
   Вокруг шеи словно обернулся удав, лишая голоса.
   Я откашлялась.
   - Так получилось.
   - Зачем врешь?
   - А ты?
   - Я?
   Я отвернулась - слезы обиды навернулись на глаза, хотя я обещала себе больше не плакать. Действительно - сентиментальная соплячка.
   - Ну, как там шашлыки? - над углями наклонился Вадим и, сняв шампур, удалился.
   Я хотела избежать выяснения отношений. Главное сказать, что хотела и уйти.
   - Вчера Поэт звонил, - голос был ровный, но какой-то полузадушенный.
   Я снова откашлялась, но результат прежний - в горле ком.
   - Что?
   - Он же знает мое имя, телефон узнать не проблема.
   - Он тебе угрожал? Что он говорил?
   - Я быстро отключилась.
   Под пытающим взглядом я не выдержала. Когда хочет Игорь может быть жестким, надавить чисто психически.
   - Сказал, что очень хочет встретиться и что-то еще в том же духе.
   - Зачем встретиться?
   - Что ты как банный лист!
   Женщина в красном платье обернулась на меня с негодованием, будто я виду себя не позволительно, как капризная стервозная девчонка. Хотя, я и есть девчонка, так что все в порядке.
   - Даша!
   - Ну, придумай сам, зачем ему встречаться со мной! - так грубо я с ним никогда не разговаривала. В глазах стояли слезы - будь они не ладны.
   Он ошалело смотрел, потом сжал губы в тонкую линию и опустил голову.
   - Я, правда, не мог приехать, на что ты обижаешься?
   Я сглотнула. Гормоны играли с моими нервами в пейнтбол.
   - Сюда ты приехать смог, - я встала.
   Игорь поднялся и заключил меня в свои объятия.
   - Я хотел тебя увидеть.
   Он прижался гладковыбритой кожей к моей щеке.
   - Ты отключила телефон, не пришла на мое занятие...
   Он ждал комментария. Я молчала, глотая соленый комок.
   - Ты помнишь тот день на озере, мы могли бы его повторить сегодня, - прошептал он и отстранился.
   Его глаза были чисты, но в их глубине все же засело нечто такое, что омрачало его совесть, и провоцировало боль.
   Он похудел, осунулся и выглядел, как побитая собака. Нет, в его движениях и речи по-прежнему угадывалась сила и уверенность, но уже за всем этим чувствовалось червоточина, грызущая его изнутри.
   Мой мир перевернулся с ног на голову. Я потеряла ориентацию. Мне хотелось ему верить, я готова была простить эти бесконечные пустые вечера. Но что дальше? Дальше то что?! Игорь не побежит черти куда, он не станет скрываться, ему больше по нраву бросить вызов и драться. А я так не могу.
   На нас откровенно пялились, круглыми глазами, ехидными полуулыбками с приправой скабрезных комментариев.
   Я спрятала лицо у него на груди - пускай любуются! - и обняла покрепче. Чувство, будь оно не ладно, что мы лишь оттягиваем неизбежное расставание усилилось.
   - Я сейчас вернусь, мне нужно позвонить, - сказал Игорь и поцеловал меня в губы.
   А мне нужно искупаться, только не в ехидных взглядах, а в прохладной воде.
   Игорь присоединился ко мне спустя двадцать минут. Он прыгнул в воду с кладки и быстрыми сильными бросками преодолел разделяющее нас расстояние.
   Я лежала на теплой, как парное молоко, воде, раскинув руки и ноги звездочкой, но хорошо видела все его действия. Может, он рассчитывал меня напугать, но зря старался. Когда он нырнул в воду метрах в пяти от меня, чтобы вынырнуть подо мной, я сама нырнула поглубже, и вынырнула, когда он был на поверхности, смеясь и одновременно захлебываясь водой. Игорь, желая взять реванш, и обзывая меня хитрюгой, посмотрел на меня так, что я пожалела, что не дала ему поразвлечься. Взгляд его сулил большие неприятности и обещание поквитаться. Конечно, я понимала, что наше поведение было вызвано детскими привычками резвиться и безобразничать в воде. Поэтому когда он нырнул, протянув с угрозой: "ну, смотри!", я гребя руками и ногами изо всех сил принялась удирать к противоположному берегу.
   Течение было слабым, поэтому я не волновалась, что меня унесет или что я устану. Волновалась я только за то, что Игорь меня схватит и потащит под воду. Мне хотелось визжать и смеяться одновременно. Останавливал немного тот факт, что мы с ним не одни. На противоположному берегу дежурят его фанаты в лице племянницы и Тамары.
   Когда я уже начала беспокоиться, что он давно под водой, этот хитрый змей схватил меня за ногу и слегка потянул вниз.
   Наверное, мы бы долго могли играться, но я совершила глупость. Когда он снова вынырнул, перед этим доведя до крика щекоткой, я обрызгала его водой и устремилась к берегу, до которого оставалось пару метров. Игорь нагнал меня тремя длинными бросками и, схватив за бедра, прижал к песчаному дну. К счастью, половина моего тела была на суше, и утонуть мне не грозило. Вместо того, чтобы оттолкнуть его, я убрала с его лба налипшие волосы, ощутив мягкость его кожи и волос. Его глаза потемнели. Взгляд, которым он на меня смотрел, говорил яснее слов, что время игр закончилось. И что он жаждет пообщаться по-взрослому.
   Я успела так по нему соскучиться, что у меня слабели конечности. Учитывая, что я и вовсе рассчитывала на другой разговор, сердце стучало часто, сладко вздрагивая в предвкушении.
   Я выползла на низкий пологий травянистый берег, который закрывали камыши, скрывая нас от любопытных глаз. Игорь полз следом, нависая надо мной, и еще сильнее возбуждаясь от нашего молчаливого диалога и понимания того, что сейчас произойдет.
   Знаю, что беременна, и нужно беречь и себя и ребенка от инфекций. Но как я успела узнать, Баламутиха была разрешенным местом для купания, то есть, воду проверяли на наличие всякой гадости. В двухсот метрах от нашего импровизированного пикника был частный песочный пляж, и дежурили спасатели, что еще раз говорило о чистоте воды. Да и сам берег, что с этой стороны, что с противоположной, был песчаный и ухоженный. Волноваться следовало о другом. Например, о том, что на том берегу нас ждут свидетели нашего купания и последующего исчезновения. Но конкретно сейчас мне было все равно.
   Игорь против ожидаемого был нежен и внимателен. Ведь мы не виделись, по нашим меркам, очень долго. Его нежность, когда он сдерживается и буквально кипит внутри, доставляла мне истинное удовольствие. Порой мне нравилось помучить его, доводя до исступления, но не сейчас. Я старалась запомнить каждый миг, каждое прикосновение и ощущение. Меня преследовало осознание, что другой возможности не будет. Надо хорошенько отложить происходящее в памяти, чтобы в будущем вспоминать и знать, что в моей жизни были искренние сильные волнующие чувства.
  

***

  
   - Загранпаспорт делаешь? - спросил Игорь, когда мы уже подплывали к берегу.
   Он не смотрел на меня, словно спрашивал так, между прочим. В горле пересохло.
   - Да, - с трудом смогла выдавить я.
   - Зачем?
   Я почувствовала твердую поверхность под ногами. Песо-чек.
   От нас отворачивались, делая вид, что не замечают, или откровенно глазели. Чужие отношения всегда вызывают любопытство.
   - Игорь, где ты пропадал так долго? - спросила Тамара так, словно они сговаривались о встрече. В глазах ирония. Можно подумать, она имеет право строить из себя закадычного приятеля и подкалывать. Будто они в тех отношениях, когда позволяют друг другу подобное.
   Моя футболка отыскалась в траве в непотребном состоянии, зеленые пятна на белом. Кто-то постарался наступить на неё. К счастью, я захватила с собой хлопковое платье, которое лежало в машине, подальше от мстительных мелочных девчонок.
   - Заждалась? - в тоне Игоря не было и капли теплоты, словно пощечину влепил.
   Я швырнула футболку в кусты, все равно испорчена.
   - Между прочим, ты обещал, что научишь меня нырять вниз головой! - сказала Маша и сдула с лица челку. Она сидела на траве в окружении хихикающих подружек.
   - Он был занят, - сказала Тамара. Её щеки горели, глаза нервно метались, голос ломался от сдерживаемых чувств.
   К горлу подкатила тошнота. Подруга Тамары оскалилась с явным пониманием природы этого занятия.
   - Тебя не должно волновать, чем и с кем я занят, - ответил Игорь. Он хотел сказать что-то совсем иное, но присутствие племянницы сдержало.
   Тамара отвернулась, опустив глаза.
   Я взяла его за руку.
   - Ты мне не ответила, - он снова вернулся, как я думала, к пройденной теме.
   - На всякий случай.
   - Не юли.
   - Я решила уехать.
   Игорь напрягся, но продолжал идти рядом, держа за руку.
   - И ты додумалась сказать об этом Минскому?
   Я глянула краем глаза. Он продолжал вести себя так, словно наш разговор обычен. По моим представлениям он должен был удивиться, разозлиться, обидеться, как угодно, но не так - тон советчика.
   - Конечно же, нет.
   - О чем же вы разговаривали?
   У меня снова пересохло в горле. Сказать, не сказать? Я пошевелила мокрой ладошкой в его руке.
   - Я не хочу об этом.
   Игорь обернулся, брови его поползли вверх.
   - Он до сих пор держится за сердце. Что ты ему могла сказать?
   От ответа меня избавил, судя по погонам, генерал, с полагающейся выправкой, высокий и статный, который даже в шестьдесят будет иметь повышенный спрос у женщин. Причем прекрасно осознающий свою власть, как на женщин, так и на службе. Об этом говорило его самодовольное лицо.
   - Астафьев, Игорь, Сергеевич, - озвучил громким поставленным голосом генерал. Его снежно-белые волосы были аккуратно уложены. Навскидку ему было лет сорок пять.
   - Запруцкий, Вячеслав, Борисович, - ответил Игорь ему в тон и потянул меня за собой. Я идти не хотела. Рядом с генералом расположился Минский.
   - Не думай, что ушла от ответа, - сказал Игорь мне вполголоса.
   Высокая женщина, с вечерней прической и в дорогом платье, рассмеялась звонким заливным смехом, показав два ряда идеальных белых зубов. Бросив Запруцкому многообещающий взгляд, она пошла к речке.
   - Как наш соловей? Напел что дельного?
   Обняв за талию, Игорь прижал меня к себе.
   - Кое-что.
   - К чему секреты, Астафьев? Разве мы не в одной упряжке, будет Вам, чьи головы первыми полетят в случае ЧП? - он замер в напряжении. Голова ему была очень дорога, и он предпочел бы сбросить пару-тройку голов пониже рангом.
   - Я подумаю.
   - Не доверяете.
   - Не-а, - ответил Игорь преувеличенно веселым голосом. Улыбался он колюче, да и на улыбку гримаса походила весьма отдаленно.
   Запруцкий вздохнул и уставился вдаль. Мускулы на его плечах ходили ходуном.
   Минский сидел на складном стульчике и курил. Я никогда не видела его курящим. Плохой признак, если после нашего разговора он взялся за сигарету.
   - Вот, Слава, познакомься с Осиповой, ты же хотел, - сказал Минский, даже не глядя в мою сторону.
   Запруцкий сосредоточился на моей персоне, но мой вид его определенно не вдохновил. Он перевел взгляд на Минского, но тот продолжал сидеть, поглощенный собственными мыслями. Запруцкий снова вернулся ко мне. "Шутка затянулась, вам не кажется?!" - говорило его лицо. Он прошелся по мне мужским оценивающим взглядом, заставив пожалеть о футболке и купании в шортах. Я отвернулась.
   - Что-то я ничего не понимаю в королевстве Датском, - Запруцкий снова произвел осмотр, обратив внимание на то, что Игорь обнимал меня весьма по-хозяйски.
   - А что тут понимать, не видишь что ли? - спросил Минский.
   - Да, действительно. Все яснее ясного, - ответил на это Игорь. - Не скажу, что было приятно пообщаться... Нам пора, а то мясо сгорит.
   Остаток дня мы провели на берегу озера, за просекой. Тень скрывала нас от беспощадного солнца, а березняк - от толпы. Я почти поверила в счастье, когда в наш уютный уголок вломились мои телохранители и, закашливая смущение, уведомили об отъезде.
   Неожиданно похолодало. Все-таки быть дождю. Стемнело, хотя еще не было одиннадцати, и выступила обильная роса. Темноту и холод я заметила, только когда мы выбрались на изрытый шинными радугами луг.
   - Ты мою панамку не видела?
   - Какая панамка?! Я сережку потеряла!
   Я обернулась. Народ спешил собрать вещички и спрятаться в теплых салонах автомобилей.
   Игорь держал меня за руку. Счастье переполняло меня. Мне казалось, что я, как перекаченный воздушный шарик, могу лопнуть, но продолжала смеяться и шутить в ответ.
   Машина вздохнула и присела - мои телохранители забрались на передние сидения.
   - Ты что-то хотела сказать, - напомнил Игорь и обнял за талию.
   - Да, - выдавила я и опустила глаза.
   Вадим и Дмитрич сели в джип, хлопнув дверцами. Молодцы - я надеялась на их догадливость. И они не подвели - оставили нас одних.
   Как только я собиралась признаться ему, что беременна, в горле воздвигался ком, и я замолкала. Нет, ну почему в спину тыкается ощущение, что не стоит говорить ему об этом?! Внутренняя перегородка, которая не желала распахнуться, заскрипела, еще чуть-чуть... нет. Не могу. Какой смысл говорить ему о ребенке, если наши пути-дорожки вот-вот разойдутся? Только поранить глубже или, что еще хуже, спровоцировать на глупости.
   - Ерунда - забудь, - сказала я и, подняв развеселые глаза, тут же опустила их. Перед кем я притворяюсь?
   - Мы вышли на след Пушкина, счет идет на часы, и мы его возьмем.
   Словно услышав наш разговор, Усачев, тащивший шезлонг, остановился и поставил ношу на землю.
   - Пока некоторые расслаблялись, мы вышли на его след. Телефончик помог. Не знаю, он самоуверен, сволочь, или как, что симку не выкинул?
   Усачев, снова водрузив шезлонг на спину, скрылся за микроавтобусом.
   Они серьезно рассчитывают его удержать за решеткой? Мое недоумение отразилось на лице, потому Игорь добавил:
   - Я получил официальное разрешение. На его устранение.
   Я выдохнула. Наконец-то!
   Он наклонился и поцеловал меня.
   - Будь осторожен, - сказала я. Так не хотелось отпускать его, вновь терять драгоценное ощущение тепла и защиты.
   - До завтра. Я обязательно приеду, нам надо поговорить. Есть некоторые соображения...
   - Какие соображения?
   - Скажу, когда буду точно всё знать, хорошо?
   Я вздохнула.
   - Все будет хорошо, я обещаю, - сказал Игорь и снова поцеловал, на этот раз дольше, будто успел соскучиться.
   - Конечно, будет, - я улыбнулась с наигранной радостью и села в машину.
   Не стоило ему говорить так со мной, обещать, вообще, ничего не стоит. Конечно, мне стало спокойней, но что мое спокойствие рядом с его? Затихающий грохот электрички на огромном железнодорожном полотне с частым расписанием.
   Пока меня везли в гостиницу, я успела задремать. За окном была ночь и ощутимо знобило.
   - Иди уже, дойдем как-нибудь десять метров, - сказал Вадим и похлопал Дмитрича по плечу.
   - Ладно, я, пожалуй, того... В офис заскочить еще.
   Я ступала по тусклой лестничной площадке отеля. Тело было легким, полным свежести, воздух сладок. Казалось невозможным торопиться, спешить, хотелось медленно идти без цели, или лечь на спину и, закрыв глаза, вспоминать прошедший день, смакуя волнительные, запавшие в сердце моменты и улыбаться.
   В кармане завибрировал телефон. Игорь?
   - С тобой все в порядке?!
   - Да, вроде бы. Что...
   - Где ты? - он перебил меня.
   - В гостинице.
   - Немедленно уходи. Слышишь, немедленно уезжайте!
   Я неосторожно схватила телохранителя за плечо, выгнув ноготь, и завыла от нестерпимой резкой боли.
   - Эй, ты чего? - сказал Вадим и повернулся ко мне.
   - Что случилось? - спросила я опять. Сердце стучало в груди, как взбешенное.
   - Макосинец знает, где ты находишься. Уходи оттуда быстро!
   Я приложила палец к губам. Вадим нахмурился и потянулся к пистолету. Над нами мягким желтым светом ныло бра, освещая бордовые нарисованные листья на обоях. Лестница, уходящая вверх, была окутана обездвиженной стоячей темнотой, внизу - темнота еще гуще. А ведь когда мы шли там был свет...
   Откуда появилась темная хищная фигура я так и не поняла, скорей всего со ступенек. Я отлетела к стене. Рот обожгло изнутри, прилипло ощущение, что мою голову свернули с шеи, так все сдавило от боли.
   Раздался выстрел со свистом, пуля пролетела близко, резко, что я лишь осознала опасность, которая обошла меня стороной, но увидеть что произошло, не успела. Плафон над моей головой взорвался ворохом осколков, и вместе со слепотой пришло беспамятство.
  

Глава 21

  
   Я очнулась на холодном кафельном полу в полной темноте. Пахло хлоркой, и где-то над головой журчала вода. Я беременна, меня кинули об стену... ЧТО с моим ребенком?! Все внутренности свернулись, их скорежило, по моим ощущениям, от одной мысли, что я могла его потерять. Я прижала ладони к животу и прислушалась к внутренним ощущениям. Боли не было. Слава Богу! Значит, есть надежда, что с малышом всё в порядке.
   Ощупав поверхность стен, я окончательно уверилась, что нахожусь в туалете, небольшом, холодном и гладком, метра два в диаметре. Кроме унитаза и бачка, я нащупала раковину, кран и квадратное зеркало. Дверь, показавшаяся мне теплой и шероховатой, с вычурной в пупырышках ручкой, была заперта. Я опустила ручку вниз и отошла от двери. Незачем дергать ручку, только привлекать к себе внимание. Может, они того и ждут когда я очнусь и начну ломиться на свет. Надо пытаться думать спокойно. Ситуация дерьмовая, но могло быть хуже. Сердце своим стуком забирало все внимание - я несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула.
   Я в цивилизованном доме, с питьевой водой, туалетом и определенной свободой в передвижении.
   От меня чего-то хотят добиться, иначе я была бы уже мертва.
   Я могла бы знать что вокруг меня происходит, надо только отодвинуть щит и заглянуть в себя... От этой мысли в груди похолодело. Нет. Я буду держаться за то, что оставляет меня на этой стороне, в этой реальности. Я сглотнула, и в тишине, кутавшей меня темнотой, как младенца в пеленки, этот рефлекс показался особенно жалким, признанием вслух моей беспомощности.
   Как бы ни произошло - лучше смерть, чем безумие. За смертью жизнь продолжится. Мои мысли, память будут со мной. Я продолжу существовать. А за безумием - конец, дверь в никуда.
   - Что расселась? Давай на выход, - скучающий неприятный голос выдернул меня из лап дремоты.
   Дверь была приоткрыта. Опершись на косяк, наполовину в темноте, стоял качёк двухметрового роста и ухмылялся. Его ухмылка поражала злостью и цинизмом. В руках блестело лезвие большого охотничьего ножа.
   - Могу и прирезать - я парень нервный, так что веди себя хорошо. О`кей?
   Я не могла оторвать взгляд от лезвия, острого, как бритва.
   - Выходи резче! Если будешь себя вести тихо - не трону.
   Я пыталась успокоиться, но не могла унять дрожь и сердцебиение.
   Он отошел в сторону, пропуская меня вперед.
   - Тебе повезло, тварь. Пока я оставляю тебе жизнь, - прогнусавил знакомый до зубовного скрежета голос.
   Я чуть не споткнулась. Дневной свет был слишком ярким после абсолютной темноты. Глаза не могли привыкнуть, я щурилась и моргала.
   - Совсем ничего - сму-угленькая. Еще с Маздока мне нравятся смугленькие, - сказал плечистый мордоворот в ковбойской шляпе с пистолетом, который он держал в расслабленной руке.
   - Заткнись, - сказал Макосинец и обратился ко мне:
   - Ты ответишь за то, что сделала, тварь. Ты еще пожалеешь, будешь ползать в моих ногах, и умолять оставить тебе жизнь. Поняла?
   До чего банально. Глаза привыкли к свету, и я рассмотрела гадкую улыбку, скользившую по тонким губам Макосинца. Он сидел спиной к окну, утопая в мягком кресле с головой.
   - Что тебе надо от меня? - я скрестила руки на груди и выпрямилась. Нож поблескивал в каком-то метре от меня. Пальцы задрожали, и я их сильнее вдавила в кожу, чтобы было не так заметно.
   - Ребята скоро тобой займутся, научат уважению, ментовская подстилка. Да, ты станешь справной шлюхой, для обслуживания наших ребят.
   Я мысленно благодарила собственную запасливость за то, что, собираясь на Баламутиху, прихватила с собой платье. Иначе теперь бы себя чувствовала не просто голой, а мясом для сексуальных утех.
   - Подонок, - сердце стучало под горлом.
   Он ответил мне взглядом исподлобья и нехорошей скалящейся улыбкой.
   Верзила с руками-лопатами, у которого вместо мозгов кисель, стоял справа от меня. Может он и туп, зато силы не занимать. С одним мне не справиться, не говоря уже о троих. Если только...
   - Где мой телохранитель? - может, его держат в другом месте, или ему удалось сбежать?
   Поэт посмотрел на меня исподлобья, так словно репетировал этот взгляд перед зеркалом, и ухмыльнулся.
   - Я убил его.
   Я не могла вздохнуть. Убил!? Взял и убил. А ведь у парня семья, дети...
   Словно ему наскучил разговор, поэт, хромая, подошел к вазе с конфетами. Порывшись в конфетах, он выудил большую, сложенную конвертиком.
   По его лицу прошла мрачная тень.
   - Му-му. С детства люблю их, - сказал поэт, разворачивая обертку.
   Я убрала ладонь, которой закрывала собственный рот, чтобы не завыть. Глаза щипало.
   - У вас ничего не выйдет, - меня начинало трясти.
   - Что не выйдет? Взорвать этот городишко? Дура, - он противно заржал, - я подумал, зачем ждать двадцать пятого сентября? Если можно сделать все гораздо быстрее.
   - Беслан не давал мне покоя, и я решил, что должен переплюнуть чурок, - он положил себе конфету в рот. Чавкая и жмурясь от сладости, принялся разжевывать её.
   У меня дрожали губы, я пыталась и не могла справиться с потрясением. Они убили человека, хорошего доброго человека, просто, без угрызения совести. Даже слепого несмышленого котенка жалко, а тут человек. Был - и нет.
   - Ничтожные людишки ни чему не учатся. Они посадили в школах пенсионеров в камуфляже и думают, что им это сойдет с рук! С нашими всегда так, но я им покажу. А ты, будешь первая!
   В дверь постучали.
   - Шеф сказал всем к нему спуститься, и побыстрее, - прогундосил мужик с перебитым носом и запекшейся кровью на бритой голове.
   Макосинец поморщился.
   - Понял я, закрой дверь.
   - Козел, - добавил Макосинец, после того как дверь закрылась.
   Они засобирались. Слезы теперь лились без остановки. Я закрывала рот руками, чтобы заглушить рыданья, прорывающиеся из меня.
   - Иди давай. И не смотри на меня так, я знаю, кто ты такая! - он вспорол воздух ножом.
   Сволочи бессердечные!
   Несколько дней, по моим подсчетам, обо мне не вспоминали. То и дело я засыпала от тишины и темноты вокруг, а просыпалась от голосов или кошмаров. Нож не выходил из головы, к тому же угрозы не оставляли места для надежды на милосердие хозяев. Мне иногда удавалось подслушать разговор, в основном обрывки фраз, брошенных вблизи ванной комнаты.
   Они планировали взорвать школу первого сентября. Номер школы не называли, хотя я очень надеялась на их болтливость. В день, когда я встречалась с Поэтом, приехал их шеф, Тимур Михайлович, с бандой наемников, из которых двое или трое говорили по-английски, один украинец, остальные русские. Вот все, что мне удалось узнать.
   Один-два раза в день мне приносили еду. Я старалась оттянуть время расспросами о погоде и что твориться в мире, сама же смотрела на свет. Потому как если долго быть в темноте, впоследствии можно повредить зрение яркостью света. Я старалась меньше сидеть и больше двигаться. Не раз мне приходилось убеждаться в верности слов, что надежда умирает последней, а дух восстает из пепла - вот и сейчас, кажется ситуация хуже некуда, а я планирую выбраться.
  

***

  
   - Скажи, а зачем мы живем?
   Подумать только, я даже не задумывалась над уважительным обращением к учителю.
   Он вздохнул - я почти слышала, как воздух проходит через его рот, хотя, конечно, никакого рта и, собственно, тела у него не было.
   - Зачем Бог решил утратить первоначальное единство? - ответил он вопросом.
   Я молчала. Если я начну рассуждать, то он как всегда уйдет от прямого ответа.
   - Бог представлял собой совершенный, гармоничный организм, но по велению желания он решил познать свое совершенство, - сказал учитель, так и не дождавшись от меня понимания. И продолжил: - Так появились многочисленные организмы, далекие от совершенства. Через их совершенствование Бог познает себя.
   - Нет. Я не о том. В чем смысл жизни?
   Он опять вздохнул.
   За фразой "смысл жизни в любви" я всегда старалась найти второе дно. Не может быть так просто - все знают и никто не понимает. Позднее я поняла, что это я не понимала. Кто искренне любит, тот понимает, что любовь - непознанное, высшее, доступное не всем чувство. Любовь - смысл, и даже проводник, который соединяет сердца навсегда, соединяет и связывает и с живыми и с умершими так, как никакое другое доступное человечеству чувство не способно связать. Ни память, ни воля, ни страх.
   - Ты правильно думаешь, продолжай. Я буду наблюдать.
   Учитель был бесконечно терпелив, никогда не упрекал. Свят и совершенен. За что я досталась ему, за что он терпел такое наказание?
   Иногда я засыпала, но порой мне только казалось, что я сплю. Темнота и сумбур в голове мешали определять это точно. В голову лезли разные мысли. Воспоминания накатывали с настойчивым усердием и тогда я, словно проваливалась в них, проживая пережитое еще раз. Меня вновь охватывал стыд и ужас от того, что я сделала в тот проклятый вечер два года назад и за что расплачиваюсь до сих пор.
   Просыпаясь, или возможно выбираясь из бреда, в который я погружалась и плыла как по течению, в мое сердце впервые за долгие дни и ночи отчаяния закралась мечта. Глупым пушистым котенком она прокралась и пригрелась в уголке. И теперь росла потихоньку, не спеша, но так радовала и грела измученную душу, что я готова была оберегать её всеми оставшимися силами.
   Раз в триста лет планета рождает избранного. Раз в триста лет благодаря сплетению цепи вероятностей человек наделяется наивысшей, божественной способностью. Кто бы мог подумать, что я так нелепо зарою данный свыше талант. Если бы знали, то этот дар достался бы кому-нибудь другому.
   С раннего детства мне снились необычные сны: другие миры, волшебные вещи, прекрасные замки, своды которых были высотой до неба, а красота настолько грациозна, совершенна и божественна, что описать невозможно. Как и у всех детей, сны казались мне гораздо реальнее, нежели явь.
   Свое отличие от остальных я обнаружила позже. Не потому что слышала и видела больше других, тогда мне казалось это в порядке вещей, а потому что мои сны были путешествиями не в собственные фантазии, а в иные пласты реальности.
   После моего рождения у мамы начались проблемы со здоровьем. Мне было шесть лет, когда её увезли на скорой с давлением и я осталась одна на целую ночь. Наверное, из-за стресса, гуляя в очередной раз внутри огромной высокой свечи, как мне виделась круглая комната с оплывшими восковыми стенами, я решила не просыпаться. Решение пришло внезапно, и я так ему обрадовалась, что впервые обратила внимание на книгу, которая всегда находилась в центре зала на подставке.
   Книга была большой и старой. Мои попытки стащить книгу вниз не увенчались успехом. Пришлось встать на мысочки и попытаться рассмотреть причудливый текст и картинки.
   Книга были написана разными людьми от руки разноцветными чернилами. Буквы были красивые и ладные, строгие и развязные, неуклюжие и кривые. Картинки яркие и натуралистические, словно фотографии.
   На каждой странице почерк менялся, будто человеку было отведено не более одной-двух страниц. Читать я умела, хоть и по слогам, поэтому с волнением и радостью уткнулась в коричневые тяжелые страницы, втайне гордясь, что читаю такую сложную мудрую книгу.
   Каково было мое удивление, когда за спиной приземлился ангел с большими белоснежными крыльями и посоветовал проснуться.
   - Нет, я решила остаться здесь.
   - А как же мама?
   Я задумалась, и мне стало стыдно. Она лежит в больнице, и когда узнает, что я не проснулась, сильно расстроиться. Всхлипнув, я согласилась, что ради мамы надо проснуться. Ангел смягчился и более теплым тоном спросил:
   - Нравится книга? Она содержит многое и открывается не всем. Только светлым душой, и в особенности маленьким детям.
   Я успела пролистать книгу и успела понять, что это необычная книга, немного скучная, в ней не было картинок, только текст, но старинная и могущественная. В память врезались красные числа, с которых начинался абзац, и нагромождение путанных событий.
   - А теперь раскрой её на закладке и просыпайся.
   Я послушалась. Красная тоненькая ленточка снова разделяла страницы.
   Мама поправилась, забрала меня домой. Позже я поняла, что старинная книга была Книгой Судеб, а "свеча" - вневременное пространство.
   Ангел стал учить меня, только крыльев у него больше не было.
   Я проходила ступень за ступенью, не придавая особого значения серьезности, которой требовал учитель. Вместе с силой росла моя уверенность в собственной уникальности и непобедимости. Позднее самоуверенность вышла мне боком и самонадеянный эксперимент едва не забрал жизнь, перечеркнув всё: и знания, и силу, и былую уверенность. Я сама прочертила в линии своей судьбы зигзаг, который отрезал меня от старой жизни. Зато позволил жить в новой жизни: простой, обыденной, далекой от магии и всяческих экспериментов.
   И вот теперь, я вновь мечтаю, что смогу заслужить прощение. Возможно, пройдя через навязанные мне испытания, я смогу по-другому смотреть на силу, что мне дана.
   И мой ребенок сможет гордиться мной. Если я, конечно, выберусь из цепких рук Макосинца.
  

Глава 22

  
   - Знаешь, красавица, как на войне хочется секса?
   Я отступила еще и врезалась в стену. Тупик.
   Гнусно ухмыляясь, Поэт оставил меня наедине с двумя своими подручными. "Ты мне потом расскажешь, что хуже, когда насилуют твой разум или все-таки тело" - бросил он на прощанье.
   От страха и огромного, металлизирующегося на кончике языка, желания спастись у меня мутнел рассудок.
   - Осторожней, Ковбой, не смотри ей в глаза.
   - Да брось ты, Мастер, не дрефь. Ты же будешь покладистой, правда, лапочка?
   Слова достигали моего сознания набором звуков и лишь потом приходил смысл. Перед глазами стояла серая мутная завеса. Завеса, которая отделяла меня от них. Завеса, в которой я путалась всем телом, и тонула все глубже.
   - Крети-ин, осторожней, - протянул Мастер в ответ.
   - Сопротивляться будешь? По глазам вижу - будешь, - он стал наклоняться к моему лицу, протягивая большие неуклюжие руки к телу.
   Как старую прохудившуюся одежду, я отбросила щиты, позволяя силе поглотить мою реальность, и погрузилась в бездонную глубину неизвестности.
   - Отойди! - крикнула я, и не услышала собственный голос. Перед глазами взорвался оранжевый шар, обжег. Все окрасилось в блекло-желтый цвет, ожило, засверкало. Потоки энергии, омывая пространство, поменяли направление, потом цвет. Кровавые, бордово-синие "рукава" окружили Ковбоя, закручивая его в кокон.
   - Отойди от меня! - повторила я.
   Он по-прежнему стоял.
   Пришло ощущение тепла и убегающей радости. И сразу же вслед более весомого чувства - контроля. Я собрала его волю, желания, стремления - голубые, белые, серые нити, соединяющие его с вселенной, в один пучок, ставший поводком в моей руке.
   - Ах ты, чертова ведьма! - крикнул Мастер и выхватил нож.
   Я бросилась к прикроватной тумбочке. Нож, как в кошмарном сне, рассек воздух за моей спиной. Близко-близко к дикой боли, в сантиметрах от моего тела.
   - Стой! - выдохнула я и со стороны почувствовала как чужое сердце сжалось в момент приказа, того неуловимого мига соединения воли и желания.
   Нож замер над моей головой. Сердце стучало в ушах, захлебываясь страхом.
   - Отойди к окну, - сказала я. Взор застилал горячий красный туман. За туманом Мастера скручивали кроваво-синие жгуты - но этого я уже не видела, только представляла. Сознание возвращалось в норму вместе со зрением. Только сердце стучало, как бешеное, и мутнело в глазах.
   Нашарив второй поводок, я бросилась к Ковбою, стоявшему на том месте, где я его оставила. У него в поясной кобуре был револьвер, предмет его гордости, с которым он, наверное, даже спал.
   Револьвер был теплый, с длинным тонким стволом и мягким курком. Я взвела курок. Стрелять я не умела, но попасть должна. Мне хотелось поскорее открыть дверь и бежать, бежать! Я замерла. Ни одного постороннего звука, только сердце, стучащее о мои перепонки с усердием отбойного молотка.
   Я выбежала в коридор, покачнулась. Магические токи захватили мое тело, потекли по венам, заменяя собою кровь, заставляя в полной мере ощутить океан силы разлитый вокруг меня. На плечи будто рухнул потолок, подкосил ноги, придавил. Следом рухнуло небо. С этой тяжестью я справиться не могла. Прислонившись лбом к деревянным перемычкам, я старалась дышать ровно и глубоко, так чтобы придти в себя, подняться и идти дальше.
   Когда я смогла открыть глаза, в доме было по-прежнему тихо. Даже безмолвно, словно дом прибывал в спячке, которая вот-вот закончится, и в любую секунду пробудится зверь. Тягучая мрачная тишина.
   Дрожа от неимоверного усилия, я встала с пола. Тело было тяжелым, и будто не моим. Я, словно сошедший с корабля на землю космонавт, привыкший жить без атмосферного давления и притяжения земли, чьи мышцы отвыкли настолько, что каждый шаг, будто первый в жизни.
   Я спустилась по лестнице на первый этаж, задержавшись на последней ступеньке. Как назло, половица под моей ступней скрипнула. Я застыла, прислушиваясь. Из-под закрытой двери послышались звуки, сопровождающие футбольный матч. Опасаясь чересчур сильным судорожным вдохом объявить о своем побеге, я двинулась к входной двери. Голос арбитра и шум трибун зазвучали громче. Теперь я точно могла сказать, что футбольный матч смотрят в комнате перед выходом.
   Боясь лишним движением выдать себя, я дернула входную дверь и чуть не взвыла вслух. Она была заперта! Причем заперта с внешней стороны! Никакого встроенного замка и защелки не было. Я ощупала дверь второй раз, но ничего. Ничего! От легкого хлопка, навесной замок глухо стукнулся о дверь. Я задержала дыхание.
   С улицы донесся мужской голос.
   - Я слышал, скоро съедем отсюда.
   - Ага, съедем, как же, - ответил второй, - Тимур давно свалил со своей шайкой. Можно подумать мы чем-то хуже.
   - Тебе сколько лет?
   - Сорок два. И что?
   - Потому-то тебя и оставили, будто сам не знаешь.
   Они не торопились отпереть замок и войти внутрь. А может, они кого-то ждали? В любом случае, стоит им войти и я попалась.
   Правой рукой сжимая револьвер, я проверила тихие комнаты. Все двери оказались заперты. Как в дурном сне!
   А может, я, и правда, во сне? Стою и не чувствую ног, не чувствую тела. Будто и не я вовсе, а кто-то чужой внутри меня, который руководит мной.
   Трясущимися руками я вынула барабан, он был полностью нашпигован пулями и блестел от масла.
   Я вжалась в стену и приготовилась стрелять.
   - Может, сходим наверх?
   В ответ раздался тихий заговорщицкий смех.
   - Можно, только осторожно, - теперь они оба смеялись.
   Лязгнул замок.
   Вместо того, чтобы целиться в увеличивающуюся щель между дверью и косяком, тем более, что меня они бы не увидели, я юркнула в ту самую комнату, откуда доносилась трансляция футбольного матча. Оказавшись внутри, я навалилась спиной на дверь, а револьвер выставила перед собой. В комнате никого не было.
   Маленькая, захламленная тряпьем и старой мебелью, комнатушка. На лаковом потрескавшемся столике три телевизора, стоящие пирамидкой. Один показывал Мастера и Ковбоя, по-прежнему парализованных; второй выходил на улицу, а верхний крутил футбол. Повсюду были разбросаны вещи, пустые бутылки из-под пива, и воняло чесноком.
   - Как думаешь, шеф ничего не скажет?
   - А кто ему скажет?
   Скрипнула половица. Я про себя считала шаги. Лестница не большая. Как только поднимутся и завернут за угол - можно бежать.
   - Этот Мастер слишком стелется перед ним, он может.
   - Какой Мастер? Надоело порнуху смотреть, здесь будет поинтереснее.
   Они засмеялись.
   Когда шаги стихли и вместо слов до моего слуха стали долетать лишь отголоски, я побежала на улицу. Замок подпрыгнул и лязгнул о дверь, но мне было уже все равно. Как только они войдут и увидят своих подельников, за мной тут же устроят погоню.
   На улице было темно и грязно. Шел мелкий дождь. Дом огибала высокая деревянная изгородь, дощечка к дощечке, и плотный ряд сараев. Калитка была на самом виду, в центре забора, поэтому, не раздумывая и не оглядываясь, я побежала к ней.
   Оглушив яростным захлебывающимся лаем, на меня бросилась овчарка. Она была такая огромная, взъерошенная и свирепая, что я не заметила решетки, за которой та сидела. И пальнула. Но слишком скоро, не прицелившись. Пуля ушла в грязь, наделав шуму, и внезапным грохотом заложив мне уши. Собака взвизгнула и еще отчаянней стала кидаться на решетку.
   С лестницы уже доносились голоса и топот. Повернув закрутку, я выбежала со двора. Куда?! Справа тянулись огороженные забором коттеджи, слева, метрах в ста - шоссе. Оглядываться я не стала - это было равнозначно возвращению в плен.
   - Вон она, звони шефу!
   Собака заходилась лаем, захлебываясь и бросаясь на решетку, как нельзя лучше напоминая, что рядом, и что бежать надо быстрей.
   - Он нас убьет!
   - Он нас и так убьет, звони!
   Я бежала, жалея, что забросила спортзал и бассейн. Мышцы быстро свело огнем, закололо в боку, а тело тяжелым непослушным грузом тянуло к земле.
   - Але! Шеф, она сбежала!
   - Мастер с Ковбоем, как дурные. Шеф, что нам делать?!
   Босоножки застревали в грязи и разъезжались. Хорошо, что обувь я выбрала без каблуков, иначе проще было бы сбросить её вовсе.
   За мной бежали - я слышала как чавкают их подошвы и хрипят глотки.
   Около головы просвистела пуля, другая... Я могла только надеяться на свои легкие, которые уже обжигал кислород, отстреливаться у меня не было сил.
   - Хорошо! Хорошо! Не стреляй, идиот. Скоро подъедет шеф. Ей далеко не уйти...
   Я повернула на тропинку, которая серой лентой светилась вдоль пролеска и коттеджей. Тропинка шла параллельно с автомагистралью, по которой изредка пролетали машины. Выбегать не имело смысла. Не факт, что кто-то остановится и возьмет на себя заботу подбросить меня в город. А во-вторых, я слишком боялась, что остановившаяся машина будет заказной, отправленной специально за мной.
   Спасение, мне нужно спасение! Мысли снова заработали в неправильном направлении. Разум уступил место голым чувствам, забрасываемым в меня кусками-ошметками, - это сводило с ума, я плохо видела, зато слышала все слишком громко. Состояние дерьмовое, изматывающее, все нервы оголены, но интуиция работает предельно ясно. Кожа выворачивается наизнанку, затылок горит огнём, мысли идут отдельно от чувств, так что приходиться соединять образы и чувства в единое целое.
   "Ангел мой, помоги, умоляю! Защити, будь со мной рядом!"
   Я отпустила страх - моего цепного пса, который до сих пор удерживал меня от подобных действий. Пришло облегчение и еще больший страх. Бесконтрольный, дикий, который теперь был не только во мне, но и вокруг меня: в траве, в сплетениях ветвей, в проемах крыш.
   Я была окружена страхом, но я знала куда бежать. Словно слепая, я слушала только внутренний голос и следовала за ним.
   Коттеджи остались позади, сменившись деревянными дачными домиками с редким забором. Желтые окошки светились домашним теплом и притягивали взор. Слишком чужие для меня, недоступные.
   Сейчас у меня иссякнут силы, и я просто свалюсь. Но я продолжала бежать. Меня шатало из стороны в сторону, то и дело оглушая осознанием близости силы, блуждающих поясов белой энергии, которые проходя через тело ударяли слабым магическим током. Ток, задерживаясь внутри, заставлял вибрировать тело, и выходил через ладони и ступни, щекоча их. Черных поясов я пока не видела, но это пока. Они кружили где-то рядом. Быть может, нависая надо мной, готовые выстрелить сгусток энергии.
   Не знаю, сколько я бежала, переставляя ноги с тяжелой тупой медлительностью, когда увидела небольшую постройку. С крыши торчала узкая труба, и тянулся дымок. Во дворе брехала собака, далеким глухим лаем. Сарайчик стоял на отшибе, рядом с хлевом и курятником, но в нем было безопасно, и вокруг него тоже было безопасно. Я вошла внутрь и осмотрелась.
   В сарайчике стоял котел на кирпичах и варилась посыпка, набухая пузырями и лопаясь брызгами. Я забилась в темный угол, за дрова. Угли под котлом алели теплом.
   Я начала потихоньку успокаиваться, когда дверь распахнулась. Мужик, ругая ленивых детей, наложил посыпку в ведра и, хлопнув дверью, вышел. Углы сарая тонули в темноте и меня он не заметил. Я устроилась поудобнее и приготовилась ждать.
   Зарождающийся из энергии магический ток, порождения людских грез и кошмаров, молчаливые сущности проплывали мимо меня, заглядывая через стены сарая. Океан силы, разлитый от земли до небес, обнимал со всех сторон, проходя через меня, поглаживая, вспоминая, то заставляя ток циркулировать быстрее, вонзаясь в кисть, то скручиваясь теплым шаром в сердце, то накрывая голову дурманом. Вновь в полной мере чувствовать эту мощь было подобно возвращению в живой сказочный лес, где за деревом-великаном может прятаться фея, а может злой мстительный дух. Волшебный лес прислушивался и присматривался ко мне, еще решая как реагировать на мое возвращение.
   Радость и забытое чувство надежности прокрадывались в душу, заставляя глаза слезиться, а сердце замирать в ожидании. Мечта хотела распахнуть крылья и вновь запорхать солнечным зайчиком. Но мой цепной пес грел бок тоже рядом со мной, напоминая в каком дерьме я оказалась после необдуманного эксперимента, и готовый отреагировать тут же на крошечное малодушное желание сбежать и отгородиться.
   Я прислушивалась к звукам: выл ветер, колотя ветками о стены сарая, лаяли собаки и где-то под дровами скреблась мышь или крыса. Надеюсь мышь.
   Посыпка начала подгорать, паленый с горечью запах распространился по сараю. Я сняла ухватом котел и подложила щепок в костер, которые принял подношение и разгорелся с новой силой. Я вернулась на облюбованное место и, обняв себя руками, стала ждать рассвета. Заснуть в таком взвинченном состоянии я даже не пыталась. Однако ближе к утру сон стал смаривать меня, и я задремала.
   Проснулась от холода. Пальцы на ногах и руках настолько задубели, что ими было трудно шевелить. Светало. Пахло утренней сыростью, а в хлеву, совсем близко, мычала корова.
   Цепной пес встряхнулся и принялся оглядываться, принюхиваясь к моим желаниям. Желание пока было одно: найти безопасное место.
   Наверняка, меня ищут, но сидеть здесь, как воровка, тоже нельзя. Интуиция притупилась, все-таки телу требовался полноценный отдых. И я уже не могла с точностью сказать, что сарай безопасен. Переждав, пока хозяйка подоит и выгонит в поле корову, я вышла из укрытия. Небо прояснилось, и на улице, не смотря на росу и лужи, было лучше, чем в сарае. Уже по легким дуновениям тепла, которые то и дело ласкались к коже, можно было сказать, что день будет жарким. Еще пару часов, к девяти-десяти, и тогда я согреюсь. А пока меня била дрожь и от ледяной росы сводило пальцы на ногах.
   Вчерашний день вспоминался с трудом, и казался пережитым под действием высокой температуры. Но одно я помнила четко - забытый мною мир вернулся и пока я не готова отгородиться от него вновь.
   В барабане у меня оставалось шесть патронов, и это меня очень подбадривало. Мне предстояло еще найти телефон, не попасться на глаза подручным Поэта и определиться где я, собственно, нахожусь.
   Со всеми задачами я справилась на пять. Воспользовавшись утренней безлюдностью, сняла с забора ведро, измазюканную куртку и штаны. На голову завязала дойную повешенную на забор косынку. Под прикрытием похода за грибами, держась пролеска, я добралась до Рябиновой поляны, небольшого ПГТ, в двадцати километрах от города.
   Из разговора двух местных алкашей я узнала насколько была близка к провалу. Небольшой толики удачи хватило мне, чтобы люди Макосинца, обшарившие все дома в радиусе пяти километров, остановки, въезжающие в город машины, меня упустили.
   Мужики успели изрядно поднабраться. Мне не составило труда одолжить у них телефон и не вызвать подозрений. Кому интересна раскрасневшаяся, уставшая грибница?
   Я набрала номер по памяти. Через два гудка мне ответили резким басом:
   - Да, слушаю.
   Я сглотнула готовое слететь с губ мычание. Ошиблась номером?
   - Игоря можно?
   Мужики за столиком усмехнулись.
   - Нет. А кто его спрашивает? - теперь я точно могла определить беспокойство в голосе говорившего.
   - Какая разница, блин, это же его номер, почему он сам не ответит?
   На том конце телефонной линии замолчали.
   - Потому. Не может он. Что вы хотели?
   Теперь я точно знала с кем говорю.
   - Лешко, это Даша.
   Он выругался.
   - Ты где?
   - Около Рябиновой поляны, а что с Игорем?
   Наверняка, он оставил свой мобильный по уважительной причине.
   - С тобой все в порядке? - Николай выбрасывал слова с трудом, на бегу.
   - Да-да, а где Игорь? Почему отвечаешь ты?
   - Я сейчас приеду. Белая волга, 553 ВО. Спрячься куда-нибудь, - завелся мотор.
   Мне в ухо полетели короткие гудки. Взял и бросил трубку! Что, черт возьми, у них происходит?
   - Спасибо. Пойду попытаю счастья в том леске, - сказала я и вернула сотовый. Услышав мой разговор, мужики заметно подобрели, и даже предложили стаканчик пива. Факт того, что девушка добивается разговора с мужчиной, явился достаточным основанием, чтобы я стала им интересна и влилась в их компанию.
   Мои же мысли занимал единственный вопрос: что случилось?
  
  
   Тагес - в этруской мифологии ребёнок, обладавший мудростью пророка
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"