...Спящие люди, как во чреве, темном и уютном, - они кротко дышат в своих постелях, обернутые слинявшими тканями простыней. Они доверяют свой покой закрытым дверям и окнам, безучастным стражам, которые должны оберегать их от внешнего мира.

   Беззащитность и доверчивость стелятся бесцветной пеленой. Чужой сон кружит голову, беззащитность подталкивает, манит... И вот, пелена сдернута. Демон проникает в ваш сон и создает в нем свою реальность, в которой чувства для него - еда.

  

  - Этот снился тебе? Это он?

  - Не знаю...

  - Прасковья, соберите, пожалуйста, наброски и откройте нам картину, - судья позволил себе прикрыть глаза ладонью. Количество только зафиксированных нападений на людей росло, а возможности легитимного приговора загнаны в жесткие рамки Закона. С тех пор как демоны, злые духи и прочие бестелесные существа признаны наукой как малоизученная природная материя, представляющая огромный интерес, выносить карательный приговор допустимо при наличии прямых доказательств их вредительства. А как доказать, если нет ни личности, ни отпечатков пальцев, ни орудия убийства?! Одни косвенные улики... да показания чудом выживших жертв, испуганных и бестолковых.

  Молоденькая секретарша сдернула простынь и поспешила обратно за стол.

  Мать жертвы, единственной свидетельницы по делу, сидела в глубине молельного зала, и рыдала.

  Католический собор все чаще использовали для судебных разбирательств. Потому что все чаще в судебных делах требовалась защита церкви.

  Рядом с ней сидел священник и несколько послушников-семинаристов.

  Пострадавшая девушка стояла в центре зала. Новые лаковые туфли, которыми Света так гордилась, словно прилипли к истертому дереву пола. Ей хотелось убежать, избавиться от неуютного внимания, которое ощущалось каждой клеточкой организма, но она продолжала стоять и делать то, что требуется.

  "А ведь она ему верила! - корила себя Светлана. - Сначала да, Омест пытался использовать её. Но потом же всё изменилось... Или нет? Она научилась улавливать его вторжение в свой разум, раскрывая неумелые объятия. Он никогда ни о чем не просил. Скорее, чтобы удивить, она старалась угадать его желания". Для него она создавала мир их любви, с атласными простынями, с парящими под потолком свечами, с бутонами белых роз, уложенных ковром у подножия кровати... Его улыбка заставляла забыть обо всем, теплота глаз согревала, заставляя трепетать от нежности..."

  - Посмотри. Узнаешь? - сказал судья. - Одна из его жертв написала. Элла Фишер, умерла полгода назад, ночью. Кровоизлияние в мозг.

  Девушка подняла опухшие от слез глаза. Картина была написана в натуральную величину. Закатное солнце играло на загорелой коже мореплавателя, белая рубашка наполовину расстегнута, волосы цвета зрелой пшеницы раздувает ветер, взгляд черных глаз раздевает. Отличный образ для совращения. На палубе, полной матросов, он соблазнял, и в капитанской каюте довершал начатое, доказывая насколько грязный секс может быть приятен. Света тоже знала, оттого еще противнее было смотреть.

  Демон, замурованный в прозрачный футляр, плавал в святой воде, ударяясь о тонкие стенки банки. От этого стука девушка вздрагивала, словно от церковного набата на площади Вознесения.

   Секретарша в кратких перерывах от писанины вытирала платком лоб и косилась на банку, чье соседство было ей весьма неприятно.

   - Итак, это он, Света?

   Мать девушки в молельном зале еще громче зарыдала.

   - Дайте ей воды... Прасковья! - сказал судья.

   Исполнительная секретарша вскочила из-за стола старательным движением первоклашки, наполнила стакан водой, накапала валерьянки, и поднесла маленькой полной женщине. По церкви полетел тягостный дух валерьянки - примета тяжелых изматывающих дел.

   Банка по-прежнему стояла на столе. Внутри плавал футляр, на вид дешевая стекляшка, плавал, ударяясь о хрупкие стенки, не смотря на то, что банку никто не двигал с начала заседания.

   Святой отец с тревогой наблюдал за движениями футляра: "Они взяли демона, замуровали в хрусталь, перестраховавшись святой водой и одним Демоноргом¹, будто такие мелочи способны удержать его!"

   ... Вот они ступают босыми ногами по росе, а сбоку течет кровавая река. Утреннее солнце растекается по лазурному небу. Он говорит, что рубиновый цвет крови гармонирует с золотом неба.

   Вот они летят на зеленом скользком драконе, а в желтой дымящейся лаве корчатся фигурки людей. Он уверяет, что они грешники и горят в собственных страстях. Света старается не видеть, с какой жадностью он смотрит вниз...

   - Он убил четырех женщин. От твоего ответа зависит лишь то, что Дело по нападению на тебя будет закрыто. Скажи, это он "приходил" к тебе? и я отпущу тебя домой.

   Света посмотрела на картину, отвела глаза и сглотнула. Взгляд нарисованных черных глаз теперь выражал страх. Омест, как живой, слушал, следил за мельчайшим неосторожным жестом.

   - Что с ним будет? - спросила она.

   - Его ликвидируют. Суд ждет... Скажи нам правду.

   Собор давил, только увеличивая её растерянность. Словно она пыталась в кромешной тьме через снежную вьюгу найти дорогу домой, и не могла.

   "Он обманывал её. Врал. Он такой же, как все, преследует собственную выгоду!"

   Она сдавила собственные пальцы до молочного цвета.

   - Да, это он, он.

   Света вжала голову в плечи - ей казалось, что сейчас обрушатся кафедральные своды и похоронят их заживо, потому что она предала его. Но было тихо. Влажную душную тишину нарушало монотонное гудение Демонорга и скрежет перьевой ручки по бумаге.

   - Сколько продолжалась связь? - спросил судья, стараясь скрыть облегчение.

   Вопрос звучал так, словно ничего экстраординарного не произошло. Будто она только что сделала самую обыкновенную вещь на свете.

   - Полгода, - её голос предательски осип.

   - Полгода?! - воскликнул судья. В нем боролись отвращение к ситуации с испугом за девушку.

   Мать девушки всхлипнула и закрутила головой:

   - Света! Света, как же так?!.. Нет, я не могу так больше, не могу! - крикнула она и обхватила голову руками.

   "Такой удар - её дочь трахалась с кем-то во сне... Ей даже не важно, что он - демон. Стыд. Как теперь родственникам в глаза смотреть, соседям? - вот о чем она беспокоится. Я для неё всегда была игрушкой, тихим беспроблемным ребенком. Такая подлость с моей стороны...".

   Cекретарша поднесла второй стакан с успокоительным. Женщина взяла стакан, но рука её тряслась так, что не было никакой возможности ей выпить самой. Прасковье пришлось помогать, отправляя содержимое стакана по назначению.

   - Сколько раз были сношения? - судья поправил очки на переносице.

   - Он приходил через день.

   - Но как?! Как ты выдержала? - двусмысленность вопроса таяла под натиском искреннего удивления. Судья растерял львиную долю своего хладнокровия. Седые брови снежными шапками вздымались над квадратными, в тонкой оправе очками.

   Света отвечала ему затравленным взглядом, смотрела и молчала.

   - Подойди ко мне, - сказал судья.

   Света огляделась, будто не была уверена, что обращаются к ней, и робкими шагами пошла к высокому черному столу. Картина продолжала следить, взгляд черных глаз заставлял вздрагивать, потому что был прикован к ней, прожигал до затылка.

   - Ближе, ближе, ну, - сказал судья и нагнулся над столом, - да ты не бойся, я хочу лишь посмотреть твои глаза.

   Света положила тонкие, ломающиеся на фалангах пальцы, на срез стола. От волнения её шатало, и она боялась упасть зубами о стол.

   Судья посмотрел ей в глаза и обомлел. Из голубых радужек выступали красные точки, с булавочный укол. Судья взял лупу и направил на её глаз с дрожащим веком. В небесной синеве распускались и исчезали бутоны огня, словно из глубины зрачков запускали салют.

   Света гордилась своими глазами, но мало кто обращал внимание на неё, чтобы заметить. Скорее предпочтут обозвать, высмеять заштопанную юбку, или наплевать бумажных козявок в волосы.

   - Фрау Гретта, ваша дочь Анубитянка?

   Мать девушки всхлипнула и замотала головой, отрицая.

   - Как?! - священник поднялся с лавки, с видом искреннего замешательства протягивая ладони. Именно он позвонил в немилосердную рань и сообщил, что Демонорг зафиксировал повышенную демоническую активность.

   - Сядьте, отец Альмонт, мы все обескуражены, - судья снова нацепил маску равнодушного слуги Закона.

   - Зачем вы отрицаете? Гретта, кто её отец?

   - Никто. Он умер, его нет. Я одна дочь воспитываю-ю-ю-ю...

   Когда женщина немного успокоилась, судья сказал:

   - Ваша дочь может управлять снами. Её жизненная сила выше, чем у Землян. Поэтому она так долго продержалась, - последнюю фразу судья произнес с опаской, он не хотел снова пережидать истерику.

   Мать девушки сжимала в руках платок и смотрела прямо перед собой остекленевшим взором.

   - У присутствующих есть, что добавить к Делу? - спросил судья.

   Священник и мать жертвы, молчали, каждый занятый собственными переживаниями. Света застыла возле судейского стола, не в силах сделать ни шага без команды.

   - Объявляю дело по нападению на несовершеннолетнюю Брауберг Светлану закрытым. Приговор суда привести в исполнение согласно Закону "Об уничтожении опасных сущностей для общества", - судья ударил молотком.

   Священник встал, распрямил колени, спину, словно его сухожилия были еще древнее потертых до шелковистой гладкости лавок.

   - Почему ты не боролась? - спросил он.

   Света молчала.

   - Думаю, женщину лучше вывести из зала. Прасковья, проводите гражданку Брауберг на улицу, - сказал судья и позволил себе протяжный выдох.

   Едва дверь грохнула о косяк, отец Альмонт крикнул:

   - Ты же могла сопротивляться! - и обличительно выставил указательный палец.

   - Я не могла.

   - Могла-могла. Просто не хотела, - старик потоптался на месте. Свете было слышно, как скрипят половицы под его подошвами, - Почему?! Ведь через три месяца, после совершеннолетия, ты могла бы поступить к нам в Семинарию, стать Ловчим!

   Света стояла с опущенной головой. В её воображении ожил запах весеннего утра и речных цветов, трогательных лилий, которые Омест дарил ей.

   - Я любила его, - она сомневалась лишь в одном - во времени своей любви - любит ли она его до сих пор. Как можно любить демона?

   Отец Альмонт засмеялся, по-доброму, по-стариковски, словно внучка рассказала ему забавную историю.

   - Это невозможно. Зачем ты врешь?

   Судья поморщился.

   - Отец Альмонт, мы еще на суде. Будьте добры соблюдать уважение.

   - Господин судья, если бы она испытывала к нему любовь, он бы отказался от неё или убил. Они не выносят высоких чувств. Приближаясь к ней, он должен был чувствовать как тысяча бритв полосуют его кожу. Любовь убивает похоть. А он и есть скопление похоти, живущий похотью.

   Света подняла мокрое от слез лицо, на котором отпечаталось сильное потрясение. "Её провели, обманули, как дуру, и говорят об этом в лицо! Она подписала приговор единственному в мире существу, которое хоть малость, но любило её!"

   Ступни налились силой. Она снова чувствовала свое тело и могла двигаться.

   - Ты куда? Стой!..

   Девушка подбежала к столу и скинула банку на пол. Эти восемь полупрыжков были самые легкие в её жизни, без сомнений, без тяжкого взвешивания "правильно - неправильно".

   Словно в замедленной съемке, тяжелая пятилитровая банка влипла в деревянный пол, рассыпаясь фонтаном мокрых осколков. Природного происхождения футляр, словно глыба льда по теплой воде, покатился, раздвигая осколки, пока не тренькнул о приступок.

   Секретарша завизжала и поджала к себе ноги, прячась за ними и за руками.

   - Хватай! Чего ты ждешь?! - священник вырвал из-под рясы серебряный крест. Команда, видимо, предназначалась Демоноргу, но он итак менялся на глазах. Стрекозиные крылья, висевшие вареным луком, расправились, из круглого пуза выпала серая сеть, проходя препятствия: лавки, людей, стол - словно те были иллюзиями.

   Света наблюдала через пальцы, не в силах убрать руки от лица.

   Футляр хрустнул и пошел сетью трещин. Девушке показалось, что горячая пелена застлала глаза. Пелена имела сочный алый цвет. "Я умираю" - успела подумать Света.

   - Негодяйка! Бестолочь! Шлюха! - кричал судья совсем рядом со Светой.

   Огромная черная тень, словно наваждение, выползла из разбитого стекла, и закричала высоким пронзительным криком. К алой пелене пришла глухота.

   Увязая в красной каше тумана, Демонорг рвался к сгущающейся тени, но было слишком поздно.

***

   Священника, судью и секретаря выводили под руки. Хуже всего пришлось матери Светы - она попала в невралгическую клинику, хоть и не присутствовала при высвобождении.

   Девушку, потерявшую сознание, переложили на лавку и оставили в соборе. Здоровью её ничего не угрожало, а подумать над сотворенным все же стоило. И где как не в пристанище Бога? Чтобы потом, возможно, когда она поумнеет, повзрослеет, и поменяет систему подростковых моральных ценностей, ей было что вспомнить, и в чем раскаяться.

  

***

   Вскоре после инцидента в Демонорги была встроена новая программа по отлову демонов во время контакта с человеком. Непроверенные источники сообщали, что зафиксированы случаи эпилепсии и даже комы. Патриархат пока воздерживается от комментариев.

   На Свету возбуждено уголовное дело. За хулиганские действия, препятствующие исполнению правосудия, и причинение морального вреда.

  

***

  

   Каждый стон, каждое низменное желание плоти они вкушают с удовольствием. Не стоит рассчитывать, что они смогут насытиться. Не стоит рассчитывать на любовь, ведь любовь далека от плотских наслаждений.

  

   Демонорг теперь неотрывно висел за её окном, словно кормушка для воробьев. Свете пришлось спуститься в самые мрачные глубины своего подсознания, чтобы отвязаться от едкого собачьего запаха, который исходил от желтых световых шаров - новой программы Демоноргов.

   Света спешила к нему на встречу, и опавшие, уже почерневшие прелые листья чавкали под ногами.

   Во сне не нужно дышать, но так больше похоже на правду, так легче бороться с ужасом, охватывающим её. Она выдохнула морозный клуб и взглянула на серый, в трупных пятнах диск луны, что висел над старым зимним садом.

   Голые мокрые деревья сейчас больше походили на заколдованных чудовищ, чем на яблоневый сад. Костяные руки-ветки тянулись к сине-черному небосводу, к луне, словно желая расцарапать, а, если повезет, проткнуть мягкую высоту.

   Демонорги отстали - можно было не спешить, но и задерживаться под крестообразными тенями ей не хотелось. Она пригибала голову, выныривала из-под настырных веток, которые хотели подцепить её, задержать за край капюшона.

   Тропинка обнаружилась за гниющим хворостом, сложенным в кучу, - белела, как лунная дорожка.

   Омест стоял к ней спиной, прислонившись к изгибу яблони, и смотрел на луну. Темная, сливающаяся с ночью сорочка в кружевах была забрана под пояс, руки скрещены на груди.

   - Ты похожа на монашку в этом плаще, - он улыбнулся, оставив глаза холодными.

   - Тогда я пойду, - сказала Света и развернулась, вкручивая толстые каблуки в грязь.

   Обдав ледяным порывом ветра, Омест оказался перед ней. Он улыбался, но гораздо теплее, удовлетворение скользило в мягких уголках его губ.

   - Не обижайся, - сказал он и обнял Свету.

   - Моя мама еще в больнице...

   Он отодвинул девушку от себя, держа за плечи.

   Света смотрела на него молящими, ищущими сочувствия глазами. Омест отвернулся.

   - Она сама виновата. Разве нет?

   - Виновата? - повторила Света, как послушная девочка, которой требовалось более полное объяснение от взрослого.

   - Конечно. Забудь о ней. Давай пройдемся, - Омест обнял её и повел вдоль белеющей тропинки.

   - Она тоже заслужила это? - сказала Света, вспоминая его теорию о мучении для людей.

   - Именно.

   - Тогда... я тоже заслуживаю исправительной колонии? Меня собираются отправить туда...

   Омест задумался. Он не заметил, что взгляд девушки из потерянного превратился в проницательный и жесткий, с отблеском ненависти.

   - Мы же все равно сможем видеться, так какая разница, милая? - на его лице заиграла самодовольная улыбка засранца, выкрутившегося из щекотливого положения.

   Он коснулся её шеи, талии, привлекая к себе, чтобы, наконец, поцеловать. Страстно и нежно, как она любит. С продолжением...

   Самодовольство подменилось неуверенностью, улыбка стала медленно сползать с его лица, когда он увидел лед в её глазах.

   - Что?.. - Омест завертел головой, отрицая. Лицо его мгновенно меняло маски-обличья, переходя от ненависти к мольбе, от презрения к алчности, от деспотии к безумию. В итоге осталось единственно верное - выражение страха и злости.

   - Ты не сможешь! - крикнул он девушке в лицо.

   Как уничтожать Света не знала, но знала, что сможет это сделать. Где-то на уровне интуиции.

   Она схватила его за мощную шею, которая стала сдуваться, дрябнуть под её пальцами. Память в ускоренном режиме выдавала все картины их встреч, её мнимого счастья, которое становилось ничем иным, как ошибкой. Любовь представала чередой заблуждений, основанных на превосходстве сильного. Вместо нежности и чуткости - использование и насмешка. Вместо романтики - манипулирование её мечтательностью.

   Осознание реального положения вещей заменило экзорцизмы и молитвы, обычно используемые Ловчими. Омест задрожал, как мыльный пузырь, и растворился в холодном сиреневом воздухе.

   Света посмотрела на свои ладони. Чистые, обычные ладони. И проснулась. На душе было легко, словно она сбросила пудовый камень с груди. "Отец Альмонт гордился бы ею", - подумала Света с улыбкой и посмотрела в окно, за которым парил, поблескивая металлическим корпусом, Демонорг.

   ¹ Демонорг - демоноискатель, улавливающий активность, пленяющий и уничтожающий демонов.