На другом краю Земли, где детство заканчивается тогда, когда умирает личный дед мороз, но под ёлку кто-то продолжает класть носки и крем для бритья, однажды стало не о чем мечтать. Совсем не о чем.
Остались, правда, какие-то, заведомо несбыточные, мечты, но о них нельзя было говорить вслух, а то они обязательно никогда не сбудутся. И хотя каждому выделили норму слов, которые можно было произносить бесплатно, кроме мата до языка ничего не доходило, но мат был давно запрещён. Да и думалось с тех пор только матом.
У каждого народа свой мат, это ни что иное, как обращение к богам в тяжёлые минуты жизни, для сохранения гармонии духа. Нельзя злоупотреблять его отсутствием долгое время - боги не простят того, что о них забыли.
Но это была только половина пришедшей беды, вторая половина ещё собиралась придти.
Было давно далеко за полночь. Я пил чай с мятным невским пряником, играя на столе засохшей горчичной сушкой, о которую можно было сломать какой-нибудь зуб, при тусклом свете надстольной лампы, свечей так на двадцать пять. Этого освещения с избытком хватало для того, чтобы не пронести чашку мимо рта и не наступить на кошку в тёмной комнате, которой там не было. Со стороны могло показаться, что я чего-то ждал, но это было не так. Чего можно было ждать так поздно? На другом краю Земли совсем нечего стало ждать. Просто не спалось. Радиоточка пекла "горячие новости" и листала "горячие предложения", смачивая пальцы слюной, чтобы не обжечься. Что из этого было горячее не ясно. Тут индивидуальные особенности общественной целесообразностью, потому что странно, если это было бы не так.
Так само собой рассуждалось, возле еле-еле тёплой батареи и остывающего чайника, возле костра на мосту в прошлое, около закрывающихся дверей памяти, после оборванных лазеек задних мыслей. После этого, так, как и много сотен лет назад, на те же грабли наступил рассвет.
Едва успев прогрузить своё тело в удобный сон, как пришлось заново проснуться. Меня разбудили удары в рельс, который повесили, как сообщалось, временно, на старой, полуразвалившейся церквушке и жуткий крик петуха, словно заживо жарившегося на сковородке, перебиваемого, привязанным к кормушке, щебетаньем птиц. Пришлось поднять с кровати свой зад, для того, чтобы по привычке приготовить себе завтрак. Завтрак от слова завтра. Не смотря на веяние моды, ничего не делать самим, ничего не делать самим получалось не всегда и не у всех. Произошедшая эпоха Постпримитивизма, брала верх над логикой и бессмысленностью окружающего мира вещей.
Радио сыграло гимн и после минутной паузы молчания, так, будто собиралось с мыслями, объявило о том, что космический корабль с приговорёнными к смерти успешно стартовал этой ночью к Солнцу.
-- Горите в аду! - кричала массовка, собравшаяся в степи.
Смерть покажут в прямом эфире, но это будет позже и об этом объявят дополнительно. Минимум крови. Максимум реализма.
-- Какими судьбами? - удивился я, впуская Птицу, как всегда в окно, заметив на её левой лапе кольцо.
-- Будешь завтракать?
Птица Семи Небес никогда из вежливости не отказывалась от моего гостеприимства и хлебосольства, а от завтрака тем более. А иначе, зачем ей было прилетать?
-- Включи ящик, - попросила она, забыв, наверное, что так его давно уже никто не называет. Ей нравились мелькающие картинки, скачущие по экрану, кажущиеся живыми.
-- Там нет ничего интересного, - протянул я ей пульт от телевизора.
Как-то, со временем, смотреть по нему стало совсем нечего. И до этого было нечего, а стало совсем.
-- Что у тебя за кольцо на ноге? Замуж вышла? - попытался я поднять Птице настроение.
-- Да уж, - улыбнулась она.
Разговор не клеился, видимо я разучился пользоваться клеем для разговора.
Тем временем, включился ящик, хотя так его давно уже никто не называл, и по нему поскакали картинки, которые она так любила.
-- Что это? - возмутилась она неестественными цветами с противоестественными цветами.
-- Правильные цветы, - пошутил я, как всегда шутил, когда Птицу, после долгого отсутствия, чего-нибудь сильно удивляло.
В это время по телевизору стали показывать взлёт космической ракеты.
-- Куда это они? - спросила Птица Семи Небес.
-- К Солнцу, - зевнул я, пытаясь одной рукой варить нам кофе, а другой продолжая готовить ей завтрак.
-- Но, там же жарко?
--Не переживай так. Это преступники. Они сгорят... и всё, - пояснил я, продолжая зевать.
-- Вы добрые...
-- Да, - согласился я с ней. Злые сейчас на пути к своей звезде.
-- Но, ведь зло может вылечить только доброта? - не унималась Птица.
-- Многовековой опыт показывает, что нет, - прошипело кофе, убежав на плиту.
-- Вот видишь? - обратил я на это её внимание, как на пример плохого поведения, наглядность которого была, как нельзя кстати и на лицо.
Чувствовалось, что на этот раз Птица Семи Небес отсутствовала слишком долго и многие вещи ей, мягко говоря, оказывались не понятны.
-- С тех пор, как иней утренних морозов, расцвёл на плесени травы, - начал я свой рассказ, - В стране поменялась власть. Людям надоела нищета и они, наконец, выбрали адекватных людей. Много веков подряд они выбирали одних и тех же, думая о том, что новые тоже будут воровать, но терпению пришёл конец, и они рискнули.
Птица сделала глоток.
-- Приняли много новых законов. Сначала было тяжело. Те, кому власть не пришлась по душе, захотели уехать из страны и им никто не чинил преград. Они пересекли границу голыми.
-- Почему им не дали какой-нибудь одежды? - удивилась Птица.
-- Дело в том, что по новому закону, всё в стране принадлежит народу и этим можно пользоваться без ограничений, но с собой вывозить нельзя. Граница работает в одном направлении - всех выпускать, никого не впускать обратно. Не патриоты здесь не нужны.
-- Но ведь там много интересного, за границей?
-- Что например? Всё можно узнать из телевизора и других источников.
-- Пока я летела, видела много интересного, - сказала Птица Семи Небес. -- На улицах почти нет машин, одни трамваи.
-- Да, машины исчезли потихоньку с улиц. В них отпала необходимость.
-- Но, трамваи почти пустые, как же вы ездите на работу?
-- На работу почти никто не ездит. Так, в гости, в парк. Туда-сюда. В основном, сидим по домам или ходим в кафе, кому лень готовить дома.
-- На что же вы покупаете еду, раз у вас нет работы?
-- Всё бесплатно. Совершенно всё. Деньги отменили, как и машины, за ненадобностью. Равенство, Птица, равенство и братство. Люди, наконец, поняли, что не нужно гробить жизнь на работу, работать только для того, чтобы жрать и ездить на работу - глупо. Они занимаются тем, что им интересно. Те, кому интересно или скучно - работают или учатся. Никто ни на что ни жалуется, всё работает, что ещё нужно. Людям объяснили, что они тут временно и с собой ничего не заберёшь, а поэтому нет смысла в избытке, есть смысл только в необходимом. И это необходимое - даром.
-- Но ведь есть и те, кому не нравиться так жить? - попыталась защитить Птица репутацию демократии.
-- Те, кому не нравиться ТАК ЖИТЬ, стоят голые на границе или летят сейчас к своей звезде, - начинал я немного злиться. -- Их, заметь, никто ни что не держит,
даже гравитация.
-- Но, как ваше Адекватное Правительство этого добилось?
-- Это никому не интересно. Ходят разные слухи, но главное, что в стране мир и покой.
-- Но избиратель должен знать, откуда и что берётся и куда что девается, - перешла Птица на аллегории, чем окончательно попыталась вывести меня из себя, но у неё не получилось.
-- Избиратель должен видеть результат, - сказал я, убирая тарелки в посудомоечную машину. -- А нам нравиться. Зачем знать, кто убирает улицы, если они убраны? Этот вопрос задавали тогда, когда они были не убраны, тогда это было логично. С Адекватным Правительством у нас стала очень Логичная Страна.
-- Вы что же, построили, наконец, коммунизм в отдельно взятой стране? - язвительно заметила Птица.
-- Нет, - её предположение вызвало у меня улыбку. -- Пока только Рай...
-- Никого нельзя уговорить жить в раю, жить в раю можно только заставить! - выразил я, пришедшую на ум, мысль, через напрашивающийся вывод.
-- Удивительно, - удивилась Птица, приклёвывая десерт, - Хотя, у каждого личное представление о рае.
-- Представление то личное, - отчасти согласился я,
-- Но снег не может загореть на Солнце, но может только растаять, - привёл я в пример то, о чём знал наверняка.
-- Снег - он и в Африке снег, - припорошил я мимословом Африку снегом.
Мне, чаще чем всегда, нравилось, когда Птица Семи Небес залетала ко мне в гости и на несколько дней скрашивала моё одиночество. Тогда я кормил её кашей и сказками, а она набиралась сил и впечатлений , охотно веря мне на слово, как своим глазам, с нежностью прикрываемых мной крышкой для неудобных снов.
-- Кто-то звонит в дверь? - встрепенулась она, услышав звонок.
-- Мои все дома, - улыбнулся я. так как никого к себе никогда не ждал.
-- Как это у вас получается?
-- Бедность склоняет людей к алкоголизму, а нищета - к философии. И то и другое уводит вдаль от реальности и ведёт к изменению сознания, а затем к деградации. С тех пор, как запретили крепкий алкоголь, приходиться только рассуждать и только так теперь начинается понимание того, как трудно было воспринимать то, что было ТОГДА, на трезвую голову.
-- Теперь легче?
-- Да, - не стал я её больше раздумывать.
-- Так что у тебя за кольцо?..
-- Смотри, - обратил я её драгоценное внимание за окно, -- Трамвай президента!
-- Где?..