Аннотация: Когда дочь двух матерей становится объектом охоты Стража - добра не жди. Любовь, жестокость, насилие, секс, странности, люди и чудовища, чудовища-люди, люди-чудовища, рехнувшиеся от безделья боги и она, которая всего этого не заказывала.
Введение
Осталась позади тягучая сладковатая ночь с тошнотворными запахами, всполохами света, суетой и надсадным женским криком. Рассвет птицей встрепенулся на ветках сонного дерева, открыл глаза и выпорхнул в темную лазурь неба. Наступало утро. Тяжкий болезненный дурман жаркой ночи вдруг надвое разрезал звонкий крик новорожденного. Покалеченная ночь, гонимая и рассветом и этим жизнеутверждающим детским криком, скукожилась, расползлась клочьями по самым дальним пещерам в окрестностях деревеньки Замята и умерла. В мир Кхола после ночного сна вернулось чудесное летнее утро, а в Замяте, в семействе кузнеца, после долгих родовых мук матери появился еще один ребенок. Чудесный долгожданный младенец, которого так ждали оба родителя, второй и самый желанный ребенок в маленькой и дружной семье. Прекрасная маленькая девочка, которую назвали Лэрика.
Тем временем очень далеко
Изнывающий от жары, летний Краснодар, подрастерявший (спасибо градоначальникам) свою зеленую прическу из тополей, принимающую на себя самые злые удары летнего зноя, и обзаведшийся вместо нее чахлыми клумбами, окружающими железобетонных многоэтажных монстров, дремал вполглаза. То и дело эту полудрему-полуобморок взрезал мотоциклетный рев да изредка в темных окнах отражались проблесковые маячки спешащей по вызову "Скорой". Одну из таких "Скорых" очень-очень ждали в многоэтажке на улице Стасова. Здесь в одной из квартир за железной дверью готовилось произойти чудо. Все, впрочем, выглядело вполне обыденно и совершенно не чудесно. Невысокий мужчина суетился вокруг стонущей женщины, огромный живот которой недвусмысленно говорил о причине вызова врачей в столь поздний час. Женщина причитала, охала, то и дело кривилась от боли, не забывая, впрочем, деловито шпынять мужа: "А ты не забыл халат? Да, тот зеленый, махровый. А полотенце? А посуду?".
Эти раздраженные вопросы, перемежаемые стонами (иногда даже чуть показушными) наконец были прерваны трелью домофона. Опрометью мужчина бросился к трубке и, даже не спросив "кто?", нажал на кнопку "открыть". Потом повернул ключ в замке железной входной двери и, приоткрыв ее, стал ждать, когда врачи поднимутся на второй этаж. Между тем, стоны в комнате прекратились, рожающая женщина внутренне собралась и приготовилась к встрече с медиками.
Трудно не заметить, что, как бы сильно вы ни были больны, при посещении поликлиники или визите врача на дом боль как будто стихает. Даже если вызвана она переломом конечностей или родовыми схватками. Кто его знает, почему так случается. Может, врачи овладели секретной технологией снятия боли на расстоянии - дабы уменьшить себе количество работы за счет пациентов, которые, обрадовавшись облегчению, решат, что врач им теперь не нужен и отправятся домой. А, может, мы все так боимся врачей, что поставленное перед выбором (боль или визит к доктору) подсознание в страхе выбирает болезнь, глуша боль и позволяя нам думать, что "отпустило" и услуг доктора пока не требуется.
Беременная попыталась приподняться с дивана навстречу входящей полноватой женщине в голубом брючном костюме врача, возраст которой варьировался между тридцатью и пятьюдесятью. Однако в следующий момент роженица ойкнула и, позабыв о боли начавшихся схваток, недоуменно опустила глаза на лужицу у своих ног. Врач, впрочем, сориентировалась мгновенно:
- Воды отошли. Готовы? Носилки или сами спуститесь? - все эти реплики отрывисто летели в ошарашенную столь стремительным развитием событий беременную, но, впрочем, ответа не требовали.
Пара медсестер, сопровождавших врачиху без возраста, уже подхватили роженицу под белы рученьки, а одна из сестер кивнула мужчине на собранную сумку. Пока роженица в сопровождении подручных Асклепия спускалась по полутемной и дурно пахнущей лестнице "хрущевки" к ожидающей у подъезда бело-красной "скорой", в квартире шел допрос с пристрастием. Врачиха допрашивала растерявшегося мужчину, записывая его ответы в подержанный и видавший виды журнал:
- Имя, отчество, фамилия роженицы. Возраст. Место жительства. Медицинская страховка есть? Какая по счету беременность? В какой консультации стоите на учете? Кто наблюдает беременность? Срок? Беременность нормально проходила, без осложнений? Когда начались схватки? - и так далее.
Мужчина, как и все мужчины не очень сведущий в "женских делах", мялся, заикался и обливался потом в бесплодных попытках отыскать точные ответы (желательно один) на камнепад врачихиных вопросов. В конце концов, та махнула на него рукой и, на ходу велев ему взять вещи, начала быстро спускаться по лестнице. Муж роженицы торопливо перебирал ногами ступеньки следом за ней, держа в каждой руке по увесистой сумке. Железная дверь подъезда, благодаря механизму доводки, беззвучно закрылась за парочкой. Затем хлопнули двери "Скорой", в салоне погас свет и машина, почти не потревожив обволакивающего теплого дурмана летней ночи, мягко покатила по улицам города в сторону роддома Љ1.
Начало пути
В маленькой бежево-розовой спальне, освещенной крошечным ночником в форме кленового листа, было тепло и тихо. На квадратной двухметровой кровати с белой спинкой спала молодая женщина. Рядом с нею, в крошечной деревянной колыбельке тихонько посапывала белокурая, сладко пахнущая молоком новорожденная девочка. Ни одна идиллия в мире не сравнится с этой картиной. Нет под солнцем ничего прекраснее, чем спящие рядом усталая молодая мать и младенец.
Наташа видела сон. Ей снилось какое-то прекрасное неведомое Далеко, где листва деревьев не зеленая, а с синевой, где люди живут в красивых маленьких белых домах, как будто слепленных из кружева. А еще ей почему-то снилась семья кузнеца. Точнее, она откуда-то знала, что вот этот великолепный, черноволосый мужчина - кузнец. Вот кузнец за работой: бугрятся мышцы, играет отблесками огня зрачок, звонко распевает молот. А вот другая картина - кузнец дома. И эта прекрасная, чуть полноватая женщина (Наташу отчего-то кольнула ревность) - жена, недавно подарившая молодому мужу вторую дочь. Ощущение единения, целостной медвяной ласковости висело вокруг картины, на которой семейство готовилось ужинать. Девочка лет шести, толстощекая, белозубая, помогала маме накрывать на стол, пока отец развлекал гримасами пускающую пузыри кроху в колыбели (Наташа вдруг до физической боли захотела взглянуть на эту малышку, скрытую за бортиком расписной детской кроватки).
В следующий момент все вдруг помертвело. Как будто на секунду приморозило, покрыло льдом, накинуло оцепенение и заиндевелую неподвижность на все. Тишина. Мертвая - ни хруста, ни шороха. Такой тишины не бывает - нигде. Лишь долю секунды длилось и вдруг оттаяло. Но Наташа остро почувствовала - что-то произошло. Что-то странное. В сон тугим гулом, набирающим тональность, прорвался всхлип, а затем и рев новорожденной Эрики.
Молодую мать вырвало из сна, поволокло и вывернуло в реальность. В ту самую, где плакала дочка двух месяцев от роду, где были заботы-хлопоты, памперсы, бесконечные кормления и недолгий беспокойный сон. Женщина спросонья качнула кроватку, где спала малышка, потом взглянула на часы. Эрика уже проголодалась.
Растерянно недавняя роженица нашарила очки на тумбочке (по пути к ним кисть наткнулась на чашку из-под чая), еще раз качнула колыбель с притихшим младенцем и, стараясь не видеть, не слышать, отправилась на кухню, двигаясь так, как будто сквозь толщу воды. Последние недели вынули душу, высушили ее, выскребли до прозрачности и вложили это тонко-пергаментное, пустое обратно в Наташу. Может, просто беспросветная усталость, а, может, послеродовая депрессия. Или и то и другое.
Женщина уже собралась ополоснуть чашку, подставив ее под шипящие струи, изрыгаемые хромированной гусиной головой крана, как вдруг...
Наташа недоуменно пригляделась к чашке, которую перед тем пристроила на край раковины. От пустой (!) толстостенной посудины поднимался парок - как будто бы в ней уже находилось горячее ароматное содержимое - чай или кофе с молоком. Женщина сморгнула, полагая, что в непромытых после сна глазах еще осталась легкая пелена, и вновь взглянула на синюю керамическую кружку. Над ней все так же парило. Только пар стал гуще, наваристее.
Протянула руки и, как сомнамбула, взяла в них прохладную посудину. Не думая, движимая лишь любопытством, заглянула в нее - и чуть не выпустила из рук. Со дна чашки поднимался тугой, густоты нереальной, столб пара. Наверное, так выглядело бы тяжелое грозовое облако, вздумай кто-то вытянуть его струнку и украсить верхушку замысловатыми игривыми вихрями, в которых то и дело весело посверкивали молнии.
Наташа глазам не поверила. Впрочем, осознать всю нетривиальность происходящего не успела - из комнаты, где Эрика дожидалась своего ужина, раздался дикий полувизг - полусвист, вслед за которым как-то разом упала темнота, холодным и липким языком слизнув весь мир.
Наташу вырвало из сна, поволокло и вывернуло - в реальность. В ту самую, где плакала дочка двух месяцев от роду, где были заботы-хлопоты, памперсы, кормления и недолгий беспокойный сон. Молодая женщина спросонья качнула кроватку, где спала малышка, потом...
Стоп. Наташа мотнула головой, пытаясь вытряхнуть из нее дымку сна. Сюжет, все еще проглядывающий сквозь нее, как-то уж слишком подробно воплощался сейчас в реальности. Женщина перевела взгляд на тумбочку, где лежали очки, и стояла темно-синяя керамическая кружка из-под чая. Все это здорово смахивало бы на дежавю, если бы только что не было увидено Наташей во сне. Единственное различие реальности и сна заключалось в том, что Эрика не плакала. Наташа испуганно заглянула за бортик кроватки, на секунду замерев, ослепленная тем, как похож этот бортик на тот - вожделенный - из другого сна, в котором главным героем был красавец-кузнец со своей семьей. Из кроватки на женщину смотрели совершенно взрослые, нечеловечески-глубокие и очень серьезные глаза младенца. Не Эрики. Наташа отпрянула от колыбели и зажала себе рот, чтобы не кричать. "Все, мать, это точно или бред, или сон, или переутомление, или что-то еще", - скользнула по краю мечущегося сознания довольно трезвая мысль. Скользнула и растворилась в панике.
Чуть погодя Наташе удалось взять себя в руки. Со страхом она вновь приблизилась к кроватке, заглянула. Младенец сладко-сладко спал. Нежное ушко полупрозрачно розовело в свете ночника, а смешной носик прямо таки требовал, чтобы его теплой гладкости кто-то коснулся любящими губами. Наташа уже потянулась было сдвинуть со лба малышки легкую прядку волос, более похожих на пух, но вдруг замерла, как громом пораженная. В сознании раздался крик. Наташа даже не поняла, как в ее голове, сознании мог кто-то так истошно, страшно кричать - Лэрика! Кричать голосом жены кузнеца из недавно увиденного сна.
Синеглазые
- Дуче! Дуче! - кто это посмел? Так бесцеремонно, самого магистра на аркане из слов притащить из высот горних - тех самых, в которых так сладко мечталось о будущем...
- Что? - дуче Паоло брезгливо стряхнул с себя слабый туман грез и воззрился на своего помощника - Дагомира, сейчас непривычно взволнованного. Впрочем, уже одно то, что эта ходячая статуя демонстрировала эмоции, заслуживало самого пристального внимания, поскольку числилось в разряде редчайших явлений. Дагомир, юноша лет 20-25, высокий, красивый, с черными смоляными волосами, синевой глаз на мертвенно-бледном аристократичном лице, не знавшем румянца, протягивал Паоло что-то... что-то, бывшее бездыханным, безжизненным трупом младенца. Девочки. Паоло уронил себя в алое кресло и невидяще скользнул взглядом по обитым серо-перламутровой кожей стенам и узким стрельчатым окнам по периметру зала. Видимо, этой паузы не хватило ему, чтобы собраться с мыслями, взять себя в руки.
- Кто? - выдохнул он, глядя на трупик живого некогда дитя в руках своего помощника.
- Вторая... Кхолка. Все гораздо хуже, чем кажется. У первой теперь две силы. Две души в одном теле, - Даго перевел дух, - слились воедино во время перехода.
- Эксперимент провалился, - пробормотал дуче Паоло, задумчиво касаясь голой ступни младенца кончиком пальца. Отметил, что крошечные ноготки младенца мертвенно-синие, а кожа уже стала серовато-желтой. Просто констатировал смерть, равнодушно, по привычке, не придавая значения. Дуче видел много смертей и еще больше трупов, среди которых было немало его собственных.
Что это за странная пара? Дуче Паоло - магистр ордена Синего Пламени. Не столько маг и волшебник, сколько неутомимый исследователь, безжалостный, беспощадный пес войны, давно уже изучающий миры и ставящий эксперименты, дабы проверить ткань Вселенной на прочность. Седой, красивый старик. Его можно было бы назвать благообразным, если бы не холодные прозрачные воды его взгляда. В них легко захлебнуться, закоченеть - и утонуть. Опуститься на самое дно и уже никогда оттуда не выплыть. Сейчас дуче стоял напротив своего помощника и ученика - магистра рангом пониже, Дагомира, и внутренне обливался потом, думая о том, к чему привел последний эксперимент.
Целью, поставленной в нем, была поменять младенцев двух миров - двух ипостасей Вселенной, существующих рядом, но невидимых друг другу подобно тому, как для людей остается тайной жизнь тех, кого они не способны воспринять в силу отсутствия инструментария - органов восприятия оного, чуждого. Поменять младенцев, рожденных в один и тот же час. Причем, и речи быть не могло о том, чтобы заменить тела - столь разной была тонкая природа обитателей земного мира и мира Кхола. Речь шла о замене единой, неделимой и неизменной для всего конгломерата вселенных, частице - душе, составляющей суть любого существа, сотворяющей его. Честно говоря, Паоло очень рассчитывал на этот эксперимент - ведь он делал возможными путешествия в самые разные миры, коих во Вселенной были тысячи. Он делал возможным много чего, но....
Сейчас на руках Дагомира лежала маленькая мертвая девочка. И этот крошечный детский трупик означал полный провал. Обмен душами невозможен, бытие в ином мире и чужом теле - невозможно, либо сопряжено со смертью собственного носителя. И в теле маленькой земной девочки Эрики теперь, в подтверждение этого факта, жило существо, которого не могла породить ни одна вселенная, но могли породить две. Формально, у этого ребенка было две пары родителей, две души и две жизни. Других изменений - в физиологии, восприятии и прочем надо было ожидать.
Точка перехода. Башня, ставшая убежищем синеглазым. Страж миров, место для которого было выбрано на стыке всех миров одновременно. Если представить себе Вселенную, как некий пенный конгломерат, каждый из миров которого являл собой обособленный прозрачными стенками мыльный пузырь, в то же время являющийся неотделимой частью целого, то Страж - своеобразная лаборатория ордена Синего Пламени, где работал магистр Паоло, был расположен на неком стержне, к которому крепились все миры Вселенной. Стержень, очень странное место, существовал одновременно во всех мирах и не существовал ни в одном из них. Только через эту точку миры и связывались воедино, только в ней они могли пересечься и существовать одновременно, не мешая друг другу, и не уничтожая друг друга парадоксами. Здесь тучи ходили беспрерывно и в любой плоскости, воздух пах яблоками, черное было равно белому, а единица - двойке. Этот мир был исполнен невидимого порядка, составленного из хаоса, он был ничем и всем одновременно. Каждую секунду он менялся, отражая проходящие вдоль него миры - менялся весь. Здесь не было пейзажа, не было пространства, времени - ничего живого, кроме тех, кто населял Стража. А Башня Страж - единственное неизменное, незыблемое явление в этом мире видений.
А кто были Паоло, Дагомир и сотни других - они уже и сами не помнили. Орден существовал всегда. Ходила, правда, легенда, согласно которой в один миг два мира столкнулись в своем вращении вокруг общей оси - столкнулись и разошлись. Лишь искры синего пламени взбили синеву неба каждого из этих миров подобно пуховой подушке. Все бы ничего, да вот только стали в каждом из этих миров рождаться люди, чьи глаза были подобны тем голубым холодным искрам, образовавшимся в короткое, как выстрел, мгновение, когда два мира почти стали одним. Странные люди. Однажды они исчезли. Впрочем, ни их присутствия, ни исчезновения никто особо не приметил - не до того было людям каждого из двух миров, занятых удовлетворением собственных страстей или тяжелой беспросветной работой... и удовлетворением своих страстей.
Люди Синего Пламени, неугомонные, неутомимые, сильные, любознательные, почти бессмертные, ушли на границу и центр всех миров и основали там группу-орден. Потом был построен Страж. Башня возводилась долго, целые века, но, в конце концов, строительство было закончено. И встала она на границе миров, как серый и хищный перст, указующий куда-то за пределы видимого Всего. А чуть позже выяснилось, что эти, построившие его, синеглазые люди могут путешествовать и жить в любом из миров Вселенского Конгломерата. Невероятная роскошь, дарованная им их собственной природой, или волей богов - кто знает... Роскошь, которую может оценить лишь тот, кто, живя на суше, попытается вдохнуть в свои легкие морскую воду, возомнив, что способен существовать и на океанском дне.
Дуче еще раз коснулся младенца, его мягких волосенок и промолвил - почти шепотом:
- Интересно, какого цвета у той кхолки-землянки глаза? - а потом, пытливо взглянув на мраморно-белую переносицу Дагомира - Как ты думаешь, Дагомир?
Дагомир пожал плечами. Он, высокомерный, высокий, сильный, преисполненный той чудовищной стати, которая заставляет бояться даже тени человека, ею обладающего - потому что сила всегда ассоциируется с опасностью, какого бы свойства эта сила не была, легко произнес:
- Магистр, они точно не имеют оттенка Синего Пламени. Это невозможно, прецедентов нет.
- Я бы не был так уверен. Двое стали одним... м-да. Ладно, посмотрим. Даго, сходи туда. Не сейчас - позже. Присмотри.
Дуче Паоло коснулся сияющей, огромной квадратной пряжки пояса перемещений - телепортера. Пояс-телепортер, изобретение синеглазых, мог переносить своего владельца как в соседнюю гостиную, так и в самый отдаленный из миров. На Дагомире такого пояса пока не было. Пояс через секунду оказался в руках молодого мужчины. Тот, приняв вещицу одной рукой, кивнул и вышел, унося с собой пояс перемещений и труп двухмесячной девочки.
Эрика
- Эрика, спой мне. Ну, пожалуйста, - Наташа устроилась поудобнее в белоснежном кожаном кресле и уже протягивала черноволосой девушке гитару.
Эрика, легко улыбнувшись, метнула на маму взгляд искристо-синих глаз, взяла инструмент и, присев в другое кресло, тронула струны тонкой голубоватой кистью руки. Наташа, поймав взгляд Эрики, опять внутренне вздрогнула, вспоминая момент, когда впервые среди бела дня увидела глаза дочери и истерику, которая с ней в ту злополучную минуту случилась. Хорошо, что дочь была слишком мала и не могла запомнить, как мама почти по-звериному выла, царапая руки мужа, державшие ее: - Убери это чудовище от меня! Это не моя дочь!
Вновь о том, что день уходит с земли, в час вечерний спой мне,
Этот день, быть может, где-то вдали мы не однажды вспомним.
Вспомним, как прозрачный месяц плывет над речной прохладой,
Лишь о том, что все пройдет, вспоминать не надо...
На бледных щеках девушки лежала густая тень ресниц, тонкие губы мягко выводили слова песни. Наконец Эрика отложила гитару и взглянув на заслушавшуюся мать, слегка улыбнулась:
- Мам, ну это же такое старье. Вообще, тебе давно пора самой научиться играть! Ты же закончила музыкальную школу? Значит, слух есть.
- Рика, рожденный ползать... - Наташа улыбнулась и похлопала дочь по руке, - ты чай со мной пить будешь?
- Неа. Я к Алисе, мам.
Иногда Наташе казалось, что в тот момент, когда она проклинала свое собственное дитя, Эрика все осознавала, все понимала и запоминала. И этот холодок - зябкая тень предательства - навсегда лег между матерью и дочерью.
Встреча
Тихо-тихо, чуть шелестя жухлой осенней листвой, скользнула тень и исчезла за углом. Эрика, возвращавшаяся домой из университета, ускорила шаг и поплотнее завернулась в короткое синее пальто. Октябрь. Дни еще теплы, но вечерами уже пахнет морозцем, а тонкие пальчики холода пробирают припозднившихся путников до костей. Эрика шла и мысленно прокручивала в голове последний разговор с преподавателем. Этот гад наверняка завалит ее на следующей сессии. И все потому, что она наотрез отказалась платить. Вот наглость, а! Егор Евгеньевич открытым текстом объявил, что все, кто проигнорирует покупку его методички, за которую он хочет ни много ни мало 100 долларов, ни за что не сдадут сессию. Конечно, это было подано как "в методичке есть много ценных материалов и без нее вы просто не сможете подготовиться", но едва прикрытый этими выдуманными причинами смысл всем был понятен.
Из-под ног - буквально из-под почти опущенного на землю каблучка черных сапожек Эрики внезапно, перепугав девушку до смерти, выпорхнула птица. Кажется, это был голубь. "Голуби ведь ночами не летают" - успела удивиться девушка. Чуть слышный шипящий свист, прыжок, мягкая ладонь зажала девушке рот, пропустив, впрочем, перепуганный сдавленный всхлип - не страха, а, скорее, неожиданности. Довольно громкий. В ответ на него на втором этаже близлежащего дома испуганно захлопнулась форточка.
Пришло оцепенение - какое-то тупое, равнодушное, ничего не хотящее. Оцепенело не только тело, но даже мысли, став хрусткими, тонкими, почти невидимыми. Так чувствует себя человек, которому в операционной дали недостаточно наркоза. Он все видит, понимает, но ничем не интересуется, не может пошевельнуться и только лишь равнодушно наблюдает за суетящимися врачами, не подозревающими о том, что он все видит и слышит. Почти мертвый и как будто бы заточенный в собственное неповоротливое, непослушное окаменевшее тело.
Так было с Эрикой. Впрочем, тот, чье дыхание она слышала где-то на периферии слуха; тот, кто тащил ее на себе сквозь зимние заиндевевшие подворотни, наверняка знал, что чувствует парализованная им жертва. Впрочем, Эрике было на это глубоко наплевать.
Наконец, ледяные заветревшиеся подворотни кончились. Тащивший девушку аккуратно, но неловко расстегнул верхние пуговицы ее пальто, обнажил шею (девушка даже почувствовала, как ледяной воздух обжег кожу. Или она просто вспомнила, что чувствуют, когда кожу трогает морозом?), легко прикоснулся - и мир вокруг Эрики как будто выключили. Просто щелкнули выключателем, и мир исчез.
Золотой, мягкий свет, проникавший под полузакрытые веки, тепло чьей-то ладони, поглаживающей щеку девушки - Эрика постепенно приходила в себя. Она уже чувствовала, каким мягким и невероятно уютным было ее, пока невидимое глазу девушки, ложе, каким легким и свежим был травянистый аромат, витавший в воздухе. Ладонь, поглаживающая щеку Эрики, опустилась ниже - на обнаженную грудь, лаская кожу и потирая меж пальцев сосок. Потом чьи-то жадные губы вобрали и стали посасывать его...
Эрика, окончательно пришедшая в себя, забилась, поняв, что происходит. Впрочем, похититель предусмотрительно связал ее, как бы растянув на постели. Потом была долгая, пронизывающая все тело боль, прекращавшаяся лишь короткие секунды обмороков, в которые время от времени проваливалась девушка; темно-синие глаза на белом лице незнакомца, нависшего над Эрикой - глаза, так похожие на ее собственные; болезненные короткие толчки внутри ее тела и унизительное состояние абсолютной беспомощности, невозможности распоряжаться своим собственным телом, которым сейчас распоряжался другой - тот, под чьей тяжестью сейчас оно было распластано, тот, кто в эту минуту безжалостно хозяйничал в нем. А еще - короткий шепот: "Терпи, девушка. Мне тоже это неприятно, но так нужно. Скоро все кончится".
Знакомство
Шевелиться? Зачем? Мир Эрики в одночасье рухнул. Нывшее, как будто бы избитое тело просило только одного - смерти, забытья. Сейчас, сию же минуту. Может быть так чувствует себя жертва, у которой отняли все, не оставив сил даже на месть. Однако что-то не давало девушке вновь провалиться в столь желанное безвременье. Голос. Тот самый, что когда-то - в прошлой жизни? - шептал ей что-то о необходимости потерпеть.
Голос-батарейка, порождающая живой огонь ненависти. Ток, горячий, сжигающий нервы ток прошел по жилам, моментально сократились мышцы, выбросив Эрику из постели - Эрику, готовую убивать. Убивать без жалости, но с наслаждением. Наверное, именно эти чувства испытывал впавший в состояние берсерка, древний викинг, имя которого Эрика носила. Дагомир едва (он весьма этому удивился) успел ухватить ее и отвести руки, целившиеся вцепиться ему в глаза.
Спустя две минуты вновь обездвиженная, но все понимающая, видящая и слышащая Эрика лишь взглядом следовала за Дагомиром, прохаживающимся по комнате. Ее душила нечеловеческая, испепеляющая злоба и густое вязкое унижение. Хотелось одновременно провалиться сквозь землю и медленно, мучительно-медленно убивать эту тварь, посмевшую похитить и изнасиловать ее. На секунду Эрика сама удивилась тому, что все эти чувства, захлестывающие ее, служат как бы фоном чистому и холодному разуму, безэмоционально наблюдавшему за происходящим. Без комментариев - так, как будто все это не имеет никакого значения.
Дагомир, ослепительно-бледный, время от времени поглядывающий на сидящую в кресле Эрику с легкой неприязнью и какой-то плохо скрытой брезгливостью, тем временем продолжал говорить каким-то ледяным голосом:
- ...Остальное я расскажу позже. Самое главное, что ты должна знать, это то, что ты также, как и я принадлежишь к людям Синего Пламени и должна присоединиться к Ордену. Как вышло, что эксперимент дал именно такой результат - неизвестно. Но твое рождение стоило жизни младенцу другого мира - гораздо более перспективному младенцу. Мы бы предпочли, чтобы на его месте была ты. Но получилось то, что получилось. Теперь о происшедшем. Я изучал людей и с удивлением обнаружил, что вы приспособили то, что называете сексом для получения удовольствия. Это омерзительно, неразумно и нецелесообразно. Вы имеете мощнейшие источники силы, энергии, молодости, различных талантов и возможностей, но используете их так бездарно. Ваш род порочен и омерзителен. Девушка, если ты думаешь, что произошедшее было насилием - ты ошибаешься. И я точно так же, как и ты не получил ни малейшего удовольствия от процесса совокупления с тобой. Честно говоря, я предпочел бы, чтобы этого не повторилось, но это решение буду принимать не я. В любом случае, тебе достаточно знать, что ни наше общение (он брезгливо дернул уголком безупречно-правильного рта), ни ... дальнейшие события не стали бы возможными без нашего с тобой совокупления.
Дагомир закончил свою речь с явным облегчением, а через секунду Эрика неожиданно получила возможность двигаться. Она не преминула ею воспользоваться, кинувшись на Дагомира и норовя вцепиться зубами ему в горло. Даго легко, с каким-то отвращением отшвырнул девушку от себя и прошипел:
- Девушка, не вынуждай меня сажать тебя на цепь, как животное.
Прозрачно-голубые искры в туманной белизне, запах фиалок, густо-фиолетовое облако, служившее ей ложем, проступили сквозь темноту забвения - как будто бы одновременно приблизились. От края этого ложа то и дело отрывались и уплывали вверх струйки невесомого дымчатого вещества, из которого состояло это теплое, упругое облако. В такую красоту было невозможно поверить. Эрика и не пыталась. Просто наблюдала из-за полузакрытых век за этими нежно уплывающими вверх столбиками фиолетового дыма - отстраненно, не участвуя, но чувствуя. Ощущая теплую, мягкоупругую поверхность, на которой лежала, вдыхая тонкий, глубокий и прохладный аромат лаванды, следя за полетом сверкающих голубых точек в белесом тумане.
Кто-то похлопал девушку по щеке и позвал по имени. Голос доносился так, как будто бы Эрику и говорящего разделяла ватная стена. Искры в белизне начали стремительно таять, а сама эта теплая, уютная белизна рассеиваться подобно туману, на который она была столь похожа. Это было неприятное чувство - чувство, подобное тому, которое испытываешь когда яростное пиликанье будильника тащит тебя из теплого ложа туда, где собачий холод, бесконечные заботы и пустые, стеклянные глаза прохожих, глядящие в мир.
Эрика полностью открыла глаза и увидела странное место. Сказать, что оно было нереальным - ничего не сказать. Но от воспоминаний о том, как она в это место попала, осталось только легкое послевкусие. Как после дурного сна, когда сам сон ты уже не помнишь, но еще чувствуешь исчезающее тонкий налет эмоций, которые сновидение породило. Сон, благодаря которому Эрика оказалась в этом месте, был страшен. В нем происходило что-то грубое, жестокое, невыносимое. Но девушке не дали ухватиться за эти эмоции и вытянуть ими содержимое своего "страшного сна". Сильная мужская рука протянулась в руке девушки и помогла ей встать на упругий мягкий пол.
Позже выяснилось, что память девушки относительно того, как она появилась в Башне, почти чиста, как Tabula rasa с едва-едва различимыми штрихами-ощущениями того, что было написано на ней ранее. В ней не осталось каких-либо образов из прошлого, и самым первым четким воспоминанием в жизни Эрики стало пробуждение на мягком ложе, с которого она только что поднялась.
Сильная рука, помогшая девушке встать, принадлежала высокому белокожему юноше с непроницаемым лицом и синими льдистыми глазами. Эрика с тревогой взглянула на него, попытавшись поймать взгляд этих глаз. Но это ничего не дало: взгляд ускользал, как кусочек льда из теплых пальцев. Парень просто ждал, когда девушка будет готова следовать за ним. Затем он пошел вперед, мягким жестом пригласив ее с собой. Бесшумный, упругий шаг в туман, второй, третий.... Оказалось все же, что комната имеет границы, стены и двери. А туман... Он, как наваждение, почти исчез - незаметно и неслышно. На проступившей сквозь его остатки стене комнаты (самой обычной стене) появился открытый дверной проем, который равнодушно пропустил в себя Дагомира, а следом за ним и Эрику.
Они прошли через длинный безлюдный коридор (пол был бел и гладок, стены тоже, но ни единого звука шагов не отражалось от них), затем вошли в появившийся ниоткуда новый дверной проем в стене. Все время, пока они шли, Эрика старалась дышать тихо-тихо - так, чтобы этот странный мужчина, шедший впереди, не обернулся и не окатил ее как ведром ледяной воды взглядом холодных глаз.
Серо-перламутровые мягко-матовые стены, стрельчатые, подобно бойницам, окна по всему периметру огромного зала, золотой свет, источника которого не было видно (казалось, что светится сам воздух) и силуэт человека, стоящего посреди помещения - вот что увидела Эрика, войдя в дверной проем. Дагомир взял ее за руку. При этом жесте девушка вздрогнула от неожиданности, но даже не попыталась вырваться - настолько заворожило ее происходящее, вся его мягкость, изысканность, тишина и ощущение, что где-то не очень глубоко и в событиях и в людях, с которыми она сейчас находилась в комнате, скрывается стальной каркас.
Мужчина подвел Эрику к стоящему посреди зала силуэту, оказавшемуся жилистым худым стариком с белыми волосами и кинжально-синими глазами, в которые было страшно смотреть. Так страшно, как в глаза Василиска. Впрочем, страх был мимолетным. Девушка как будто замерзла там - в туманной комнате. И все еще никак не могла оттаять. Туман как будто бы продолжал скрывать от нее ее саму, и Эрика была занята тем, что пыталась разглядеть себя сквозь его завесу.
- Дуче, она здесь, - Дагомир поклонился и вытолкнул девушку вперед. Он не ждал похвалы, одобрительного взгляда или иного поощрения. Ему и в голову не могло прийти, что за поступками следует наказание или поощрение, и эти наказание либо поощрение для многих и являются причиной совершения поступков. Все это было неважно, несущественно, да и просто бессмысленно, как текущая в реке вода. Просто то, что необходимо было сделать - должно было быть сделано. Так его воспитали, и только так все всегда работало - когда у исполнителя не было ни малейшей личной заинтересованности в происходящем, ни малейшего шанса решить какие-то свои проблемы за счет совершаемых действий. Действие ради действия и результата, в котором ты не заинтересован, но которого не можешь не достичь. И только так.
Дуче Паоло давно уже ждал этого визита. Увы, сначала ему пришлось дождаться, пока девушка подрастет, перестав быть младенцем, а потом... потом нашлись другие заботы. Он поморщился, вспоминая, как вынужден был вместе с адептами Ордена оборонять Башню от неизвестно откуда взявшихся и невесть куда пропавших богов. И каким откровением для него стало то, что помимо Ордена на божественном поприще есть и другие игроки - неизмеримо более могущественные и непостижимые. Куда они ушли и откуда пришли? Это еще предстояло выяснить. А сейчас...
- Эрика, иди сюда, - произнес невыразительный голос. Паоло жестом затянутой в серую кожу руки пригласил девушку подойти, - Дагомир, ты тоже.
Тишина
Нет ничего тише в этом мире, чем звук, с которым миры задевают шпиль Стража, проплывая над ним. Нет ничего страшнее тонкой струйки крови, что стекает и уходит в серебристо-матовый пол зала для тренировок, как вода в песок пустыни. Она тонка, как лезвие ножа, но уносит с собой жизнь, не щадя и не останавливаясь. Даго ждал, не торопя ни себя, ни время, ни свою ученицу.
Эрика задумчиво смотрела на тонкую ниточку крови из случайного пореза. Время тренировки подходило к концу, и она устала сопротивляться напору Дагомира, не знавшему, кажется, усталости. Один пропущенный удар едва не вывел ее из строя, тронув алым росчерком блестящий от пота торс девушки. Но этот порез острым мечом, выпустивший из Эрики на удивление мало крови (сработала автоматика клинка), привел ее чувство. Эрика знала, что удар не был щадящим. Он бы убил ее, вспоров ее печень, разрезав позвоночник, отделив верх ее туловища от нижней его части, если бы не "умная" защита тренировочного клинка. И каждый раз оставалось молиться, чтобы она сработала, и следующая атака Даго не закончилась для Эрики смертью.
Пауза затягивалась. Рана была не первой, но вот осознание, что учитель убьет ее, если Эрика позволит ему это сделать, было не из приятных. Особенно с учетом того, что Даго и Эрика давно уже проводили вместе не только дни, но и ночи. Еще долю секунды девушка наблюдала за последними каплями собственной крови, стекавшие из рассеченной между соседними ребрами плоти, затем плавно перетекла в более удобную для атаки позу.
Над башней плыли миры. Фантастичность этого зрелища не поддавалась описанию. В темно-синей тишине скользили белые светящиеся облака - снизу вверх, слева направо, сквозь шпиль, отзываясь искрами на прикосновения темного холодного острия к их телам. Там было темно. Там всегда было темно и тихо. Белое, белесое, светящееся лунным светом, темно-синее и черное, бесплотное как тени. Невероятное. Острая грань миров.
Эрика уже переоделась после тренировки и ждала Дагомира у одного из окон-бойниц, что шли по периметру всей Башни, в которой жили синеглазые. После того, что произошло на сегодняшней тренировке, еще пару месяцев назад ее душила бы злость, дикая непрекращающаяся ярость заставила бы сверкать ее глаза неистовым, убийственным синим пламенем. Но Даго учил ее не только драться и уходить от его безжалостных ударов - он учил ее быть сильной. Учил ее владеть своими эмоциями и принимать все происходящее как должное. Не задавать вопроса "за что?", а только "что с этим делать?"
Серебристая матовая (здесь, в Башне, все было сделано из этого странного серебристо-матового темного материала, на ощупь напоминающего очень дорогую мягкую кожу) дверь отъехала в сторону, выпустив в коридор, где стояла девушка, синеглазого, бледного невозмутимого юношу с иссиня-черной шевелюрой и ростом под два метра.
Дагомир все еще не мог понять своего отношения к этому земному воплощению их неудачи. Его чувства можно было бы назвать теплыми, но у него постоянно было ощущение, что эту ношу ему навязали. Он принял бы и яд из рук Дуче Паоло и других старейшин Ордена, но это не обязательно вызвало бы в нем бурный восторг. Примерно так он относился к Эрике. Он ее терпел. Он выполнял свои обязанности. Он закрывал глаза и входил в ее тело долгими, бесконечно долгими ночами, пытаясь не вспоминать искаженное болью лицо Эрики в тот - первый раз. Может быть, это было бы чувством вины, если бы Даго знал, что это такое. Может, именно оно заставляло его делать свою работу - обучать Эрику - так хорошо, что порой это смахивало на жестокость. Чтобы с ней никогда никто больше не повторил того, что сделал с ее телом он. Слава богу, она не помнила.
Эрика и правда ничего не помнила. Тогда, в круглом зале Великий Дуче Паоло просто приказал Дагомиру обучать девушку. Научить ее всему и поставить на службу Ордену. Эрика до сих пор с недоумением вспоминает все то, что тогда произошло. Ее как будто не было. Ей никто не сказал, не объяснил, не спросил. Все было просто и жестко, как сталь и которой, казалось, здесь было сделано все и все. Ее просто вручили Дагомиру и велели сделать из нее то, что пригодилось бы Ордену. Оружие. А еще им обоим приказали делить постель. Тоже "в интересах Ордена".
Та самая, флуоресцирующая белесая постель из дыма, плавающая в лиловом бесформенном ароматном нечто, каждую ночь принимала их недолгую нежность. Закрытые глаза, тонкая кожа под мужскими белыми-белыми пальцами, аромат ее волос и тихий вскрик. Влажные пряди на его висках, бугрящиеся мышцы, руки, обнимающие податливое тело... те самые, что несколько часов назад могли сделать это тело неживым. Как это можно было сложить вместе? Никто, впрочем, и не пытался. Даго и Эрика просто приняли происходящее. Дагомир принял, потому что не мог не сделать этого, а Эрика потому, что не представляла себе, что можно поступить иначе.
Чуть позже на одном из уроков, где Даго обучал Эрику воинскому искусству, состоялся очень странный разговор.
- Дагомир, я хочу задать несколько вопросов. Ты позволишь? - девушка присела на пол и подняла глаза на стоящего юношу. Она почему-то все еще была убеждена, что их совместные ночи дают ей какие-то права, привилегии... Она не знала, почему. Даго мягко подошел к Эрике, встав перед ней так, что она была вынуждена подняться на ноги, чтобы не упираться носом в его колени. В этот момент ее самоуверенность сильно пошатнулась, но желание узнать хоть что-то осталось.
- Спрашивай, девушка.
-Даго, я здесь уже много дней. Я не помню, как оказалась здесь, но точно знаю, что это место - не то, где я жила раньше. Расскажи мне, что происходит, - в ее словах появилась твердость. Она ждала Своего. Это такое интересное чувство, когда ты вдруг понимаешь, что берешь то, что принадлежит тебе и искренне недоумеваешь, почему ты должен просить кого-то дать тебе Твое. Даго на секунду задумался и как будто бы вышел из зала для тренировок, телесно все же оставаясь в нем. Потом его взгляд вновь захватил лицо девушки и он начал. Короткие обрывистые предложения то и дело разбавлялись образами, которыми Даго щедро делился с девушкой, открыв ей свой разум и проецируя в ее мозг картины, увиденные им когда-то, либо так же переданные ему другими адептами Ордена, наблюдавшими за девочкой в его отсутствие.
- Эрика, ты родилась в одном из миров Конгломерата. Твой мир называется Земля (образ планеты, наполовину скрытой облаками в сияющей звездами ночи). Твоя мать - земная женщина по имени Наташа, родила тебя в тот же самый момент, когда в Кхола - другом мире - появилась на свет другая девочка. Ее назвали Лэрика, - тут в разуме Эрики возник мир, полный зелени, цветов, бесконечных золотых рассветов во все небо, пения птиц, синелистых деревьев и кипенно-белых домиков, - и она стала вторым слагаемым в Эксперименте, который тогда проводил Орден. В силу обстоятельств один младенец умер. Это был младенец из мира Кхола. В этот момент между вами была связь, установленная учеными Ордена, и ты в момент смерти Лэрики заполучила в себя ту субстанцию, что у землян называют душой.
Эрика вздернула брови и попыталась перебить мужчину.
- Но как это может быть? Я не чувст...
Даго внимательно смотрел на Эрику. Так внимательно, что она смешалась и не стала продолжать. Зато продолжил он.
- Целью Эксперимента было выяснить, может ли быть искусственно выведен синеглазый. Мы так же интересовались своим происхождением и пытались смоделировать ситуацию, когда на свет появились первые синеглазые.
В мозгу Эрики последовательно промелькнули картины зарождения племени людей с синими глазами в результате того, что два мира - Кхола и Земля - внезапно оказались слишком близко друг к другу. Конечно, для проведения Эксперимента ученые не могли изменить траекторию миров, заставив их вновь "потереться боками до синих искр", но связать ненадолго Кхола и Землю невидимыми канатами, синхронизировав некоторые процессы, им было под силу.
- Тебя оставили на Земле под моим постоянным наблюдением, - девушка метнула в Даго недоверчивый взгляд. Было не очень-то похоже, что мужчина намного старше ее, - на двадцать лет. По некоторым причинам ты не должна была более оставаться в своем мире, и я привел тебя сюда. Ты - одна из синеглазых и обязана служить Ордену, - Даго в точности повторил слова Дуче, сказанные Эрике в тот день, когда она впервые оказалась в Башне Стража.
- Дагомир, а как же моя мама Наташа, отец, мой ... мир? Как? - девушка, взволнованная картинами, проплывавшими перед ее внутренним взором во время речи Даго, а так же своими ощущениями, которые вызывали в ней эти картины, образами, что они в ней будили, удивленно-умоляюще смотрела на мужчину.
- Я смогу вернуться? - почти не веря (ну как в такое поверишь) в то, что только что узнала, чуть отстраненно, но все еще неосознанно памятуя о нормальной человеческой (!) реакции, задала Эрика следующий вопрос.
- Эрика, это решаю не я. Продолжим тренировку.
Задание
Он подходил к ней, она ждала. Подошел. Скользнул взглядом - не ласкающим, а проверяющим, все ли на месте. Темно-серая одежда, свободная, скрывающая микродвижения, каждое из которых могло быть началом чей-то смерти. Она и он. Некоторое время, пару секунд молчаливой настороженности, холодных, не прозвучавших вопросов, застывших в воздухе меж двух взглядов. Эрика уже почувствовала, что что-то произошло. За два месяца она успела немного изучить своего наставника-любовника.
Дагомир молчал, но в его молчании уже были слова. Наконец он слегка нагнулся над Эрикой (все же он был на полторы головы выше ее) и произнес у самого уха девушки:
- Нас вызывает Дуче.
- Зачем? - девушка нервно сглотнула. Ее пугал этот худой безжалостный старик. От него можно было ждать неприятностей, которые не смогла бы причинить даже "Энола Гэй". Эрика не понимала своих чувств к Дуче, но ей всегда казалось, что для него не существует отдельных членов Ордена. Для него существовал только весь Орден целиком. И он был готов пожертвовать любым из его членов ради того, чтобы сохранить целостность организации. Все равно, что вынуть занозу. Порой, стоя под пытливым взглядом Дуче Эрика чувствовала себя той самой занозой, которую Дуче не прочь был бы извлечь, но решил пока этого не делать.
Безлюдный коридор. Лишь пару раз мимо как тени скользнули другие адепты Ордена, ритуально поприветствовав Даго прижатыми на долу секунды к груди ладонями и окатив Эрику холодным льдом взглядов. На секунду девушка почувствовала короткое управляемое бешенство. Она не понимала, не могла понять, почему она тут, кто она тут, почему на ее вопросы никто не собирается отвечать, давая ей понять что они просто неуместны! Она не понимала, почему вынуждена общаться только с Дагомиром, а прочие синеглазые местные жители делают вид, что ее не существует. Лишь порой, когда она вынуждена перемещаться между по коридорам Башни, недоброй украдкой они поглядывают на нее, думая, что она не видит. Почему, ну почему? Кто она и какого черта?!
В том же зале, куда два месяца назад привел полубессознательную Эрику Дагомир, Паоло ждал их. На этот раз в нем не было никакой скуки (Эрика помнила нарочито безжизненные пальцы Дуче, лежащие на подлокотниках кресла, тускло поблескивающие из-под век радужки, беспристрастность). Кажется, сейчас хищные его глаза блестели от нетерпения так, что даже невозмутимый Даго на долю секунды вскинул брови и ускорил шаг, неожиданно взяв за руку и потащив за собой девушку.
Дуче смотрел в переносицу Эрики, и от этого взгляда ей становилось все более и более не по себе. Старик как будто всверливался в ее мозг своими синими иглами-глазами, пытаясь увидеть что-то. Так разглядывают кнопки на новом инструменте - силясь понять, как и зачем и для чего этот инструмент использовать и как это делать сподручнее. Через пару секунд эта пытка кончилась, Паоло перевел взгляд на Даго.
- Даго, Эрика, вы выбраны для того, чтобы доставить Ордену из королевства Кхол в одном из миров... женщину. Мать умершей женщины Лэрики. Нам нужен был и ее отец, но, по нашим сведениям, на Замяту, где он жил, напали, и кузнец был убит. На выполнение задания у вас три дня. Даго, ты знаешь, что и как делать, - сухой невыразительный голос Дуче, вначале как будто слегка окрепший, под конец фразы вновь шелестел, как мертвая осенняя листва.
В зале вновь появился ремень с огромной блестящей пряжкой. Нет, три ремня. Первый и второй в руках Дагомира, третий в руках Эрики. Даго кивнул, в точности повторив давнишний свой жест, когда вместо второго ремня в этой комнате был труп младенца, схватил за руку загипнотизированную светом от "пряжки" пояса девушку, и вышел из зала. Даже не оглядываясь на своего Учителя. А если бы оглянулся, то увидел бы, как Дуче в бессильном нетерпении сжал кисти своих рук так, что они побелели. До синевы.
Сейчас он сомневался, правильно ли поступил, не рассказав своему ученику Даго, для чего ему потребовалась вдова кузнеца. Но как можно такое рассказать? Как признаться в том, что, может быть, эта женщина - последняя надежда племени синеглазых на то, что когда-нибудь они смогут... Что когда-нибудь в их Башне Стража появятся дети.
Так уж случилось, что при всем совершенстве каждого из адептов Ордена, никто из них не мог иметь детей. Невозможность была чисто физиологической. Когда природа создала синеглазых, она сделала их почти совершенными, почти бессмертными. Но это "почти" несло в себе нечто фундаментальное, базовое, которого та же природа как будто бы в насмешку лишила свои совершенные создания. Яблоки без семян, трава без корней, река, в которую не впадает ни один ручей. Увы, все было обстояло примерно так. Мужчины и женщины с синими глазами могли спать вместе, но не могли иметь потомства. И до сих пор население Башни пополнялось только за счет клонов, приходящих на смену своим почившим владельцам.
Клоны - это вообще отдельная история, от одного упоминания которой у каждого синеглазого появлялся нестерпимый зуд в том месте, где у земного жителя располагается душа. Никто не знал, кто они, откуда приходят. Просто однажды одному из синеглазых наступала пора умирать. А на следующий день в его постели просыпалось его более юное, но уже взрослое подобие, не унаследовавшее всего жизненного опыта своего оригинала. Лишь часть. Но базис был, и это создавало проблему. Орден не мог развиваться быстро, поскольку все клоны уже почивших адептов были жестко запрограммированы так, как запрограммирован любой двадцатилетний человек. Самый важный возраст формирования личности выпадал из жизни синеглазых, а значит, не позволял изменить программы, которые закладываются в любого человека с самого детства и приблизительно до отрочества.
Сейчас могло случиться чудо. Точнее, оно могло случиться десятки лет назад, если бы генетики Ордена повнимательнее изучили население одного из миров Конгломерата - того самого, где находилось королевство Кхола (для простоты мир так же стали называть Кхола). Паоло энергичо покрутил седой головой, пытаясь вытряхнуть эти мешающие нынешнему порядку вещей "если бы" из своих бесчисленных извилин. Все происходит вовремя и так, как должно происходить. Этому он учил своих учеников, этому учили его, на этом принципе зиждилась негласная философия Ордена. Если повезет, синеглазые смогут иметь детей от женщин мира Кхола. Если нет, то не будет разочарований.
Синий мир
- Эрика, надень телепортер. - Даго не дождавшись, когда девушка сама застегнет "пряжку"- генератор на поясе, принялся ей помогать. Это не было похоже на всегдашнюю невозмутимую его манеру поведения и Эрика от неожиданности начала сопротивляться попыткам мужчины нацепить на нее этот странный пояс. Но руки Дагомира отвели пальцы Эрики, застегнули ремень (щелчок и шипящий звук, последовавший за ним, заставили девушку чуть вздрогнуть) на тонкой талии.
- Дагомир, я ничего не понимаю. Объясни мне, - от привычки к молчанию голос ее звучал глухо и чуть хрипловато, - я не смогу быть полезна, если не узнаю все.
Даго с прохладным любопытством (он все еще отказывался воспринимать ее иначе, нежели инструмент, нечто не до конца одушевленное) взглянул Эрике в лицо. Ее в очередной раз прошила насквозь ледяная игла его взгляда, и она в очередной раз отвела глаза.
"Двух месяцев тренировок мало, очень мало. Она не должна ни сомневаться в своей правоте, ни бояться", - с неудовольствием подумал Даго, потом пальцами взял Эрику за подбородок, заставив поднять голову и встретиться с ним глазами (он физически ощущал ее внутреннюю дрожь и желание отвести взгляд), а затем принялся объяснять тихим, но жестким голосом.
- Девушка, Магистр Ордена Синего Пламени только что дал нам задание - отправиться в один из миров, - он чуть заметно кивнул в сторону окна-бойницы, - чтобы изъять из него женщину и перевезти сюда, на границу. Эта женщина - та, что родила младенца Лэрику, душа, как вы ее называете, которого сейчас находится в тебе. Твоя вторая мать, по сути, - Даго непонимающе пожал плечами. Он и правда не понимал, о чем говорил, ведь его семьей всегда был только Орден.
А Эрика... Ее захлестнуло что-то... странное. Мама. Женщина с ароматом Шалимар (что за слово дурацкое, откуда?), с теплыми зелеными глазами (ни губ, ни лица, ни фигуры - только глаза), протягивающая ей гитару, женщина, наливающая в чашки чай, держащая в полупрозрачных пальцах вазочку с душистым овсяным печеньем и ставящая е на белую скатерть. Мама Наташа. "Рика, ты чай пить идешь? Сегодня вкуснятина - папа открыл кизиловое варенье". Тонкий горячий аромат корицы вперемешку с благоуханием свежезаваренного жасминного чая, ощущение... нет, тень ощущения упругого подрагивания стальной гитарной струны под пальцами. "Спой мне..." - нежный-нежный, шутливо умоляющий откуда-то из самой глубины воспоминания голос.
Дагомир уже несколько секунд внимательно смотрел на Эрику, захваченную воспоминаниями.
- Иди сюда, - он каким-то деревянным жестом, через собственные приказы и то, что вдалбливали в его голову сотни лет магистры Ордена, поднял руки и обнял девушку, прижал ее к своему телу, тому месту его, где под серебристо-серой одеждой мерно отстукивало удары сердце. Даго обнимал Эрику, такую теплую, напуганную, не понимающую, что с ней происходит и откуда появились все те образы, что она сейчас проживала. И в этот момент он знал, что память к ней вернется. Уже возвращается. И когда-нибудь очень скоро она вспомнит, как попала сюда. Его кольнуло неизвестной ему ранее болью и стыдом. Горячим тяжелым уколом тупой иглы куда-то в грудь ткнуло так, что он удивленно отстранил от себя девушку и отвернулся. Они должны сделать то, что велел Дуче. Должны, пока еще могут работать и быть вместе, а не на разных концах Башни или даже в разных мирах.
Эрика вынырнула из своей дремлющей, но только что щедро поделившейся с нею образами прошлого памяти и вопросительно посмотрела на Даго. Он тоже уже справился с собой и своим обычным невозмутимым голосом с чуть (девушка удивилась) потеплевшими интонациями произнес:
- Пора, Эрика. Смотри, что нужно делать, - Даго чуть надавил на "пряжку" телепортера, после чего на ее поверхности забегами какие-то знаки. Пряжка была пультом управления, сенсорным экраном, приводимым в действие нажатием того, на ком находился прибор. Эрика взглянула на свой пульт управления, сверкавший на ее поясе как огромная драгоценность, потом коснулась его пальцами. На экране появились какие-то символы. Даго ждал.
- Теперь смотри и запоминай, - он, не касаясь экрана, поочередно указал на четыре символа, потом повторил эту последовательность еще три раза, - так нужно нажать только так и в такой очередности. Сделаешь иначе - окажешься где угодно. Повтори.
Эрика указала на те же четыре символа на своем пульте управления, точно воспроизведя последовательность Даго.
- Все верно. Следуй за мной, - теперь мужчина уже касался пульта управления-экрана с кнопками, последовательно нажимая четыре из них. После того, как была нажата последняя, Дагомир исчез. То есть просто, без спецэффектов, запаха серы и светящихся в воздухе силуэтов. Его вдруг не стало. Эрика несколько секунд смотрела на место, где он стоял. Она даже протянула руку, чтобы потрогать невесомый воздух там, где только что был Даго. Легкая паника, которая уже поднимала голову, грозила перерасти в парализующий страх, который не дал бы ей двинуться с места. Эрика не могла себе этого позволить. Быстро, чтобы не думать, не анализировать, она набрала код из четырех символов на панели управления, украшающей ее тонкую талию, и ароматное теплое помещение Башни исчезло. Вместо него был ветер, бесконечный свежий ветер, развевающий одежды и длинные волосы Дагомира. А еще там была трава под ногами. Синяя.
На горизонте, полном сине-зеленых гор (дорога к которым лежала через лес), ветра и облаков, висело огромное, раздутое солнце, похожее на голубоватый туманный шар, не имеющий к источнику света никакого отношения. Травы ложились вокруг ног Эрики шелковым синеватым ковром с крошечными узорами белых цветов. Это все было так красиво и так чуждо всему, что она до сих пор видела, что девушка замерла от восторга. Эти травы... казалось, они были чище снега, мягче хлопка. Эрика тряхнула головой и пошла к Дагомиру, стоявшему в нескольких шагах и тоже смотревшему на горизонт.
- Даго, где мы? - вопрос, удивление, восхищение и что-то еще... Он почувствовал. Обернулся, глядя на нее как-то по-новому. Маска, которую раньше Эрика считала его лицом, как будто растворялась, расплывалась, как грязный снег сходит с земли по весне, обнажая влажное, живое, умеющее дышать, изменяться, прорастать чувствами как первоцветами.
- Эрика, здесь все будет чуть иначе, - он опустил глаза, соображая, как бы ей объяснить, как подготовить ее к тому, что будет происходить. Чтобы она приняла это как должное, но не ожидала, что этот порядок вещей сохранится навсегда, - Здесь не работает генератор спокойствия, который держит в своем поле Башню.
- Э... Что? - вскинутые брови, недоумение в глазах, еще один шаг навстречу - почти вплотную к нему - носом в грудь. "Какая она маленькая!" - подумал Дагомир удивленно.
- Эрика, понимаешь, в Башне чрезмерные эмоции гасят специальным прибором. Эмоции... когда-то синеглазые чуть не поубивали друг друга из-за них. Потому было принято решение снизить уровень эмоциональности искусственно. Ну, физически это невозможно, потому придумали Генератор, который...э.. , - подумав, что ни к чему ей технические подробности, мужчина продолжил, - снижают способности живых организмов испытывать такие эмоции, как симпатия, антипатия, враждебность, сочувствие и им подобные. Каждый синеглазый - лидер. Мы не смогли бы работать вместе.
- То есть, вот то подмороженное состояние там, - по лицу Эрики текли невольные слезы. Даго едва не потянулся к ней, чтобы их вытереть, но вспомнил, что чрезмерная эмоциональность после умиротворяющего поля Генератора нормальна, - это, - она долго подбирала слово, - противоестественно?
Вскинула мокрые глаза, ожидая ответа. Ответа не было. Потому что она не могла бы сейчас понять, а Даго объяснить, что ради выживания малочисленного племени синеглазых хороши все способы. Что обучение каждого клона требует бешеного количества затрат человековремени, которые можно было бы потратить с большей пользой. А потому клонам умерших лучше бы появляться как можно реже.
- Да. Девушка, - тон его, чуть оттаявший, снова похолодел. Даже не прикоснувшись к Эрике, чтобы как-то подбодрить ее (черт, его тянуло к ней все сильнее и сильнее... проклятое место!), мужчина развернулся в сторону гор и зашагал, на ходу бросив через плечо все еще стоявшей девушке:
- Нам пора.
Эрика чувствовала, что она - рыба, которую выловили и бросили на берегу. Чужой мир, чужая враждебная среда, эти почти осязаемые тяжелые эмоции, которым нет названия, но которые вызывают вполне себе теплые и мокрые слезы из глаз. Она задыхалась. Девушка хотела окликнуть Даго, но подумала, что обычно он никогда не оказывал ей помощи в таких мелочах, как невозможность справиться с болью или что-то еще. Эрика сделала над собой усилие и поплелась за мужчиной.
Что происходило между ними? Это сложно описать. Девушка ощущала его как сквозь толщу воды. В воде все кажется легче, изящнее и холоднее. Прикосновения в воде воспринимаются, как невесомые, как будто бы тебя касаются тени. Такой тенью был Дагомир для Эрики. Он был - в этом нет сомнений. Она даже была по-своему привязана к нему. Ей было приятно с ним спать - его теплое большое тело умело доставить ей наслаждение. Ну а больше... Ее чувства к нему если и имелись, то были плоскими. Девушке и в голову не приходило требовать от него больше, чем он давал, скучать по нему, когда его не было рядом... В этом было что-то простое, животное, бес-чув-ствен-ное.
Уже очень долго они брели по травам, как по зыбучему песку, не желающему хранить их следу. Брели, но горы приближались только чуть. И распухшее болезненное солнце как будто бы не собиралось садиться. Что-то с этим местом было не так. С ним все было не так. Внезапно солнце скрылось за горами и мир Кхола окутали сумерки. Это произошло так же неожиданно, как в пустыне. Вот еще только минуту назад был день, обжигающий яростной жарой, а через минуту - ледяная ночь. Ветер, как полагается порядочному ветру, сонно улегся на травы, предоставив путников самим себе, и задремал.
Сумерки в этом странном мире были тихи и зыбки, как стоячая вода. Дагомир, до сих пор шагавший, как какой-то механизм, остановился, как будто бы у него кончился завод. Бредущая следом Эрика чуть не ткнулась носом в его лопатку. Все это время она шла за его спиной, но не участвуя в процессе ходьбы. Просто переставляла ноги как автомат, пытаясь не отстать. В ее же голове крутились и никак не желали собираться воедино части головоломки под названием "мир Эрики". Даго, Башня, мама где-то на Земле (опять предательски дрогнуло сердце), Кхола, Лэрика, опять Даго, чувства, Дуче, боль...
- Как ты думаешь, мы сможем дойти сегодня до леса или нам заночевать тут? - Дагомир развернулся к Эрике и смотрел на нее вопросительно.
Эрика поразилась. Дагомир советуется с ней? Взглянув вперед, девушка увидела на горизонте очертания синих деревьев, до которых было еще идти и идти. А она так устала... Только сейчас Эрика поняла, как сильно она устала. Ноги гудели, мышцы были как каменные.
- Даго, я устала, - она как будто бы извинялась, - но в поле опасно ночевать. Решай сам.
Дагомир кивнул и вновь зашагал к лесу. На Кхола опускалась темная хищная ночь.