Пока лифт, дрожа и покачиваясь, вез его на двенадцатый этаж, Кепин закрыл глаза и прислонился к стенке, ощущая эту дрожь всем телом. Кепина и самого трясло: от сырости и холода. Он с утра шатался по городу, голодный и мокрый. Промозглая погода всю душу вынула. Скорей бы домой, к батарее... Мутные окна лестничной клетки проплывали мимо и вниз: под сомкнутыми веками светлело, темнело, светлело, темнело... Лифт полз чертовски медленно.
Скользкую коробку Кепин прижимал к себе локтем негнущейся руки, обнимая крепко и бережно как дитя.
На площадке он долго возился с ключами, сначала вылавливая их в кармане мокрого плаща, потом вставляя в скважину неуклюжей левою рукой, стянутой бинтами. Пролетом ниже, в углу у мусоропровода деловито копошились крысы. "Вот падлы", - Кепин пнул в них с лестницы картонный ящик с остатками газет. Ящик покорно, мягко спланировал вниз и упал набок, высыпав бумажки. Крысы нехотя разбежались и уселись по сторонам, терпеливо поглядывая на Кепина и дожидаясь, когда же он уйдет. "Падлы", - хрипло повторил им Кепин, сглотнул и захлопнул за собой дверь.
В узком темном коридорчике, захламленном всяким барахлом, Кепин нащупал свой замок, отпер его, ввалился внутрь и спиной притворил вход в квартиру. Ф-фу, - подумал он с облегчением, - я дома.
Не раздеваясь, Кепин прошел в комнату, оставляя влажные следы на полу. Коробку он уронил из-под полы на кровать, застеленную одеялом. Рядом на спину рухнул сам. Долго лежал, не шевелясь, тупо глядя в потолок. Ниточки трещин разбегались по отсыревшей штукатурке. Усталость застилала глаза.
Противно потягивая, ныли руки под бинтами.
Кепин сел. Медленно, одними ногами, сковырнул с себя ботинки. Морщась, содрал облепивший его плащ, бросил комком в угол. Сразу стало зябко. Кепин дотянулся до батареи: не греет. Пришлось подниматься, ковылять на кухню к счетчику. Счетчик требовательно помаргивал. Кепин приложил к считывателю запястье с браслетом ИДшника - простым, пластиковым. Вернулся в комнату. От батареи поползло, заструилось зыбкое тепло. Кепин сел на пол, прислонился к радиатору боком и закурил. Мучительно тряслись руки. Он тоскливо выкурил подряд две сигареты.
Мысль неспешно цеплялись друг за дружку.
Свой новый ИД он получил в фильтр-боксе месяц назад. Младший чин Контроля (Служба Контроля Людских Потоков) - подтянутый, гладкий, в безукоризненном мундире, - даже не взглянув на Кепина, молча положил безвольную руку того под сканер. Старый браслет из гибкого металла, словно того и ждал, сразу же отпал с руки на гладкий стол, и светлячки на браслете погасли. Кепин тупо смотрел, как на широкой плазменной панели его прежний аккаунт - Кепин Сергей Сергеевич, соцстатус два, самодовольное белозубое фото - получает гриф "Аннулирован" и заменяется другим - Кепин Сергей Сергеевич, соцстатус пять, бледная опухшая физиономия со следами пережитого страха, - и по лицу его бежали теплые огоньки. Чин автоматически точным движением смел отслуживший браслет в контейнер для таких же. Машинка, похожая на кассовый аппарат, вмиг испекла полоску бледного пластика с черными пиктограммами. Чин обернул запястье Кепина свежим ИДом и намертво скрепил концы полоски другой машинкой вроде степлера. Проверил, читается ли ИД - на панели мелькнул новый аккаунт. Чин удовлетворенно кивнул и, все так же молча, проводил Кепина к выходу, выпустил наружу и закрыл за ним дверь. Когда прогудели и смолкли за спиной магнитные замки, Кепин, наконец, очнулся. Ссутулившись, он стоял под накрапывающим дождем у длинной глухой стены, выходящей к переулку, где временами проезжали машины. В одной руке - кейс с личными вещами, в другой - зиплок с подъемными и карточкой вида на поселение, которую надо было активировать до наступления комендантского часа. Спрятав пакет во внутренний карман плаща, Кепин, не оборачиваясь, побрел по тротуару прочь от мертво молчащей двери с кривой свастикой, нарисованной из баллончика с краской...
Постепенно боку стало горячо. Кепин отодвинулся. Хотелось есть, но несильно. Вымотался он порядочно. Заползти бы в теплую ванну - но Кепин боялся заснуть. Дождь, налетая с порывами ветра, хлестал по стеклам окна.
Коробка лежала на кровати, чуть вдавив в одеяло края. На черных глянцевых стенках виднелись разводы от влаги. Текста на коробке мало, надписи сделаны прямым, без засечек шрифтом более светлого цвета. Написано по-французски, Кепин не понимал. Он и так знал, что в коробке.
Кепин дрожащими пальцами выдрал из пачки последнюю сигарету, прикурил, затянулся, выдохнул, бросил. На коленях он переполз по полу к кровати и улегся на нее грудью, глазами вровень с глянцевой черной стенкой.
Дерни за веревочку, дверь откроется.
Приподнявшись, Кепин тронул ИДшником кевларовый язычок магнитного запора на торце коробки. Коротко прогудев, коробка слегка разошлась по швам, выпустив холодное облачко пара, - улетучился консервант. Затем она раскрылась, как цветок, обнажив покрытое капельками конденсата содержимое.
Больше всего оно походило на скелет окаменелости вроде трилобита. Черное сегментарное тело из гладкой керамики, плотно уложенное в слоты автоматом полулегальной экслабы. Кепин осторожно потрогал его. Взял за верх, потянул. Сегмент за сегментом упруго выскакивали из гнезд. В отличие от камня, эта штука была гибкой. Она подвижно колыхалась в руке у Кепина, а тот держал ее кончиками двух пальцев с легкой брезгливостью. Она вдруг напомнила Кепину тварь-паразита из фильма, тварь, которая присасывается людям на лицо. Только эта надевается на голову сверху. Ребристый кевларовый хвост спускается вниз по затылку вдоль позвоночного столба. Гибкие керамические ноги-щупальца оплетают затылок и темя, дотягиваясь до висков. Передний сегмент кладется на лоб. В сочленениях поблескивает ажурная электродная сетка. Вдоль тыльной стороны каждого сегмента - два ряда крохотных точек отверстий. Сквозь них аппарат выпустит тончайшие нити мономолекул, похожие на туман, а те проникнут в поры кожи и дальше, внутрь, чтобы срастись с нервами. И это он должен будет на себя надеть... Кепину стало противно. Его даже передернуло от омерзения, и сладкий мороз пробежал по коже спины.
Скелетообразное устройство у него в руке качнулось, зашевелилось, как большое членистоногое.
Кепин, отстраняясь, положил его обратно в зев коробки. Черный гладкий нарост эркома, помаргивая глазком светодиода, глядел на Кепина из угла комнаты и помалкивал. Странно: обычно он начинал вещать, как только Кепин появлялся дома. Сначала - новостной блок, потом - свежие городские предписания, и привычное напоминание про комендантский час. И, наконец - ежевечернее шоу, и какой-нибудь фильм на закуску.
Словно отозвавшись на мысли Кепина, эрком осветился изнутри бледным, а потом во весь экран поплыла под победную музыку эмблема Контроля. "Добрый вечер, гражданин, - раздался ровный женский голос, - Городское вещание приветствует тебя..."
Господи... Неужели они следят за мной!.. Снова, с неожиданной силой, нахлынул приступ застарелой паранойи. Чтобы избавиться от панической волны, Кепин убавил звук эркома до неслышного шепота (совсем убрать его было нельзя) и некоторое время сидел, уставясь в мелькающую картинку. Когда на экране засияли ряды галереи Мод-Арт, он не выдержал: закрыл глаза. Эрком обиженно угас.
Жизнь спустила Кепина вниз, как на лифте, - и в переносном смысле, и в прямом. Уровни городского ядра, где он жил сейчас, лежали под теми, на которых он жил раньше. Они почти не получали солнечного света. Здесь на улицах не росла зелень, и всегда были плохой воздух и дрянная погода.
Сгубил Кепина слишком специфический род занятий. Колористическая визуализация. Направление концепт-арта, вошедшее в моду с развитием голографии и психотехники. Абстрактные игрушки, застывшие в вакууме и стекле, - но до чего красивые игрушки! Кепин был одним из лучших. Не гением, нет, - но мастером в этом виде искусства. Он очень тонко чувствовал переход, оттенки, тона цвета - то, на чем строилась вся идея. Более того, со своей синестезией, он знал не только визуальность цвета: он знал цвет на ощупь, знал, каков он на вкус, знал, как пахнет цвет... Как применять такую способность, он еще не понимал, искал пути - но хватало и того, что он уже умел. В Мод-Арт у него - отдельная экспозиция. На лучших витринах - его работы. Он еще и очень хорошо продавался.
Короткое время назад у него было все. Сто двадцать пять квадратов в экодоме с оранжереей, парком, озером и полноценным солнечным потоком. Электромобиль. Мастерская в "Объединении современного искусства". Две женщины: с одной он жил, с другой - встречался вне дома, на вечеринках, куда его постоянная партнерша не имела допуска, а он - имел. Кепин был доволен жизнью, вдохновение распирало его. С головой уйдя в бесконечный поиск комбинаций цвета, света и объема, он и не заметил, как загнал себя в ловушку - соцстатус два. Интеллектуальная и творческая элита. Надобность в других занятиях отпала сама собой.
Примерно так же незаметно уникальное цветовосприятие Кепина разрушилось под действием препарата, которым он злоупотреблял. Препарат вполне легальный и вроде бы безобидный: медиатор для зрительного нерва, усилитель визуальности, дающий на мозг возбуждение такой плотности, что оставалось только брать и лепить из него. Увлекшись, Кепин попросту сжег себе нервы: их ткань переродилась. Сначала ушли тончайшие оттенки. Кепин даже не ощутил этого: мозг помнил их, и привычно подставлял нужное на свои места. Потом распались на мозаику и ушли основные цвета. Мир поблек.
И ладно бы он стал серым. Кепин легко мог составить картину по теплу градаций серого. Нет: вся гамма заменилась одним цветом, и Кепин не знал ему названия. Он не понимал, что это за цвет! По-прежнему хорошо он различал только черное и белое. Границы остального размылись, стерлись.
Все заказы пошла насмарку, а он еще даже не подозревал об этом. Его вызвали в службу качества "Объединения". Безоговорочный и единогласный вердикт: работы потеряли цельность. Его отправили на медосмотр. Необратимые изменения зрительных нервов. Регенерация невозможна. Порвалось тонкое передаточное звено между приемником - глазом и обработчиком - мозгом. Приговор вынесли бизнес-аналитики компании, после оглашения медицинского отчета: искусственное восстановление нервной ткани нужного эффекта не даст. Список собственных соцперспектив привел Кепина в ужас. Для обучения - превышен возрастной лимит, это значит, что обучать его уже никто ничему не будет. Из занятий - только простейшие, которые не требуют серьезных профессиональных навыков. Управление мусорным сепаратором - самая сложная из них.
Кепин не умел ничего, кроме своих работ.
Он еще опустошенно сидел в приемной после комиссии бизнес-анализа, - а его уже лишили допусков и привилегий. Квартира - больше не его квартира. Мастерская - больше не его мастерская. ИД заблокирован. Негде жить, негде работать, нечего есть. Ему оставалось только собрать личные вещи и спуститься в ближайший фильтр-бокс, не дожидаясь, пока Контроль принудительно отправит его туда. Кепин так и поступил.
Словно в издевку, Кепину теперь снились цветные сны. Он помнил их в мельчайших подробностях. Мучительно яркие, почти осязаемые образы. Но, проснувшись поутру, Кепин терял их. Задыхаясь, он крючил пальцы, сгибаясь в беззвучной истерике. Поначалу пытался корябать на планшете, потом разбил планшет в приступе ярости.
Лицо Кепина исхудало, взгляд стал одержимым. Уцепившись за где-то слышанную идею, он стал искать у подпольных торгашей машинку для записи сновидений. Ходили слухи, что нейротехнологии могут и такое. Кепин шатался по крысиным углам до тех пор, пока добрая душа по-хорошему не посоветовала ему успокоиться - если не хочется из пятого статуса попасть в социально опасные.
Работал Кепин на автоматическом заводе по выпуску одной из деталей для сборных домов - не то несущего ребра, не то еще какой-то. Каждое утро он надевал оранжевый комбинезон и поднимался в обшарпанный стеклянный стакан, висящий над ровными рядами вакуумных цехов. Детали отливались без участия человека, но иногда случалась расфокусировка формовочных полей, и тогда надо было вручную вводить поправку. Целый день Кепин сидел, бессмысленно пялясь на датчики, и примерно раз в три-пять часов нажимал на пульте кнопку. Кроме него, на заводе не было ни души.
Работа тихо сводила Кепина с ума. Друзей он так и не приобрел. Оказывается, для этого тоже нужен навык. Кепин пристрастился к "химии". Спустя короткое время оказалось, что даже на самую дешевую синтетику уходят ровно все его деньги. Прежде чем Кепин успел раскачаться и бросить, его выдернула из прогорклой квартиры медслужба Контроля. Две недели клиники: гемодиализ, чистка печени, первое урезание статуса и пинок под зад. На прежнее место, нажимать кнопку...
Тогда Кепин начал пить. Пил он до бесчувствия, как попадал домой, не помнил. Наконец, после двухнедельного запоя у него началась паранойя.
Великая Паранойя. Состояние, абсолютно невыносимое по сути. Кепина накрыло, когда однажды рядом с ним, тихо зудя сервомоторами, прошагала милицейская "курица", а за ней - шустро рассыпалась по улице стая "паучков", и один, пробегая мимо Кепина, проворно заглянул тому В ЛИЦО. Шевельнул сенсорами и побежал дальше. Кепин застыл. Страх тяжелой волной хлынул в него, сдавив горло. Кепин медленно, боясь сорваться на бег, вернулся домой, по пути купив два литра пойла - тоже медленно, разговаривая с продавцом четко и раздельно, чтобы не заподозрили ни в чем, ни в чем... Замок на два оборота ключа. Торопливо давясь, Кепин заливал спиртное в глотку. Навалилось отупение, занемело лицо - но мучительный страх не проходил. Под вечер Кепин тайком выполз наружу - добавить еще.
Кепин затарился впрок и на улицу больше не выходил. Совсем перестал есть, почти не спал. Валялся на кровати, перекатываясь туда-сюда: его трясло от слабости, отравления и приступов ужаса. Созревал алкогольный психоз. Когда за окном в один из дней всплыл в извивах теплого воздуха матовый патрульный коптер и отвалил тяжело в сторону, уносясь прочь над городом, Кепин завыл в голос. Свалившись с кровати, он заполз под нее и пролежал там до утра, ожидая - вот-вот придут...
Пришли за ним через пару дней. Очнулся Кепин уже в клинике, под капельницей: прозрачный, вычищенный, пустой. Увидев свои истощенные руки поверх простыни, попытался заплакать, но не смог.
Спустя несколько суток его выпустили, предупредив: третьего раза не будет. Общество терпимости, чтоб его. Мир вокруг Кепина затвердел, кристаллизовался. В этой хрустальной ясности он добрался до квартиры и совершил бездарную попытку суицида. Пятна крови в ванной, порезанные сухожилия, из-за них - негнущиеся пальцы... И наступила тишина. Останов. Кепин сидел голый на кафельном полу: пульсировали запястья, туго стянутые бинтами, а он глядел на себя в зеркало, и не мог понять, что видит. Паучье высохшее тело, мало похожее на человека.
Паук зашевелился, качнулся, исчез. Квартира воняла кислым. Стены пропитались сыростью. Кепин кое-как выскреб двумя руками защелку, грохнул оконной рамой в ночной двор. Хлынул воздух - тоже сырой, с запахом выхлопных газов, - но все равно в тысячу раз свежей, чем здесь. Кепин захлебнулся, привалился тяжело к подоконнику, с минуту так полежал, слушая невнятный уличный шум. В пятнах фонарей внизу опять сеялся дождь. В глухом желтоватом небе над темными башнями силовых станций помаргивал огоньками транспорт. Кепин быстро замерз, прикрыл окно и завалился спать в засаленную постель.
Проспал он сутки или двое. Проснувшись, почувствовал себя странно - точнее, НЕ почувствовал. Ничего не болело, легкость и пустота в теле, ясность в голове - из ощущений только вот эта легкость, как будто пустую оболочку наполнили воздухом, вот-вот оторвется от кровати и взлетит. Никуда он, конечно, не взлетел. Сейчас он и ходил-то с трудом, по-стариковски. Тем не менее, пустота не покидала его. Начал он с того, что стерлись цвета. Теперь стирались чувства. Кепин превращался в тень.
Ему понадобилось восстановить силы. Ненадолго он даже вернулся на прежнее место работы. Где-то неделю он послушно давил свою кнопку. Когда появилось достаточно денег, он на пару дней ушел из дома. Вернулся он уже с коробкой.
Кепин стряхнул с себя дремоту, пошел в ванную и, не торопясь, выбрил наголо голову электробритвой. Смыл волосы в раковину. Глянул в зеркало: впадины под глазами, заостренные скулы, желтоватая кожа туго натянута на кости черепа. Кепин погладил ладонью темя, оскалился: привет, мертвец! Отражение оскалилось ему в ответ.
Кепин вернулся в комнату, сел напротив кровати на пол, прислонившись спиной к стене. Распотрошив коробку, вынул из нее членистоногое устройство, расправил его на коленях. Глядел на него совершенно бездумно, водя пальцем по сегментам. Мыслей не было. А он-то думал, - станет страшно...
Выдохнув, Кепин надел оцифровщик себе на голову. Кевлар холодил голую кожу. Сердце забилось чаще. Вдохнув и выдохнув еще раз, Кепин активировал устройство и облегченно прикрыл глаза.
"Трилобит" шевельнулся, сжал конечностями затылок и лоб. Приятная покалывающая волна прошла по телу. Анестетики подействовали мгновенно: Кепин стал мягко проваливаться в ничто, а темнота под веками наконец-то расцветилась такими знакомыми, и такими давно и прочно забытыми красками.
Душа, успел он еще подумать слабо, а как же душа. В оцифровку сознания он мог поверить. Как и в то, что цифровой слепок его мозга вольется на один из тысяч серверов в глубине одного из стволов, протыкающих насквозь сердце города, - под холодный пластиковый кожух, покрытый серебристым инеем. А вот можно ли оцифровать душу?..
Команде быстрого реагирования потребовалась ровно минута, чтобы добраться до места, после того, как дежурные операторы засекли шифрованный трафик, ушедший в сеть через одну из незащищенных точек доступа. Сразу взломали дверь, вошли. В маленькой грязной комнате отчетливо воняло паленым. Владелец без движения сидел на полу, привалившись к стене, бессильно уронив руки вдоль вытянутых ног. "Таракан" отпал с его головы и валялся рядом, скрючившись, словно и вправду мертвое насекомое. Швы черепа у человека разошлись, глаза выдавило наружу вскипевшей мозговой жидкостью.
Командир группы брезгливо поморщился под щитком шлема. Подошел ближе, ткнул "таракана" носком ботинка. Потом с хрустом раздавил его каблуком.
- Еще один, - сказал он с отвращением. - Седов, вызывай труповозку.