Райдо Витич : другие произведения.

Чудес не бывает Ii: Своя стая

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
  • Аннотация:
    Любовь не знает пола и границ, и нет ни времени, ни тлена для тех, кто выбрался из плена фальшивых фраз и ложных истин. Для тех, кто вопреки всему - мечту поставил во главу и в след ей шел, летел как птица, горел и звал ее одну - любовь свою...

   Райдо Витич
  
   Чудес не бывает II
  
   Флора и фауна
  
  
  
   Мне без любви даже рая не надо, рай без любви называется адом.
   В нем так горько и безотрадно...
  
   Когда часы 12 раз пробьют на старой башне, и в этот миг,
   и в этот час исчезнет день вчерашний.
   Я в омут глаз твоих гляжу и на снежинках ворожу,
   а у подъезда задержу и тихо так скажу:
   Мы встретились в прошлом веке и тысячу лет любили.
   Мы встретились в прошлом веке и счастливы вместе были
   ...............
   Он все поймет без лишних слов, любовь она и есть любовь...
  
   А. Глызин.
  
   Пролог
  
   Орион хлопнул дверью спальни и, завязывая на ходу пояс халата, прошлепал босыми ногами по паркету в сторону террасы.
   -- Выгони ее к чертям! -- бросил потягивающему пиво охраннику в коридоре. Тот съездил горлышком бутылки себе по зубам и закивал, пытаясь вытащить свое немаленькое тело из кресла. Но этого Бройслав уже не увидел - толкнул дверь в холл, и с силой треснул ею, так что висящий на стене Броувер рухнул на пол.
   Орион прошел на террасу и уставился на необъятную территорию парка с комплексом фонтанов. Его дом иначе чем дворцом не назовешь, да толку от красоты пейзажа и архитектуры, если пусто на душе.
   Кому скажи - смешно - Бройславу тесно в его дворце!
   А ему не только тесно, но еще и душно.
   За спиной раздалось тихое покашливание. Орион обернулся, чтобы послать к чертям посмевшего потревожить его, но смолчал, увидев своего друга и начальника службы охраны Гарика Фомина и протянутую трубку телефона в его руке:
   -- Анастас Энеску, -- пояснил, готовя. Бройслав поморщился и вырвал телефон из рук мужчины:
   -- Что? -- бросил неласково.
   -- Мне бы хотелось увидеться с тобой, -- проблеял просительный голос.
   -- Незачем. Сколько на этот раз?
   Анастас звонил лишь за одним - попросить дядю спонсировать очередную бредовую идею, которая в очередной раз с треском провалится. Но спорить с ним бесполезно, как уговаривать не блажить, и отказывать тоже себе дороже выйдет - Анастас начнет ныть, сопеть в трубку, подкарауливать у ворот и в ресторанах, давить на жалость и сетовать на бессердечность родственника.
   Лучше не тянуть и откупиться сразу. Покой в любом случае дороже стоит.
   Анастас обрадовался:
   -- Пять.
   -- Сотен?
   -- Тысяч, -- уточнил на всякий случай и замер в ожидании, пытаясь угадать: выдаст ему дядя требуемую сумму или нет.
   -- Вот пять тысяч и получишь...
   -- Хотя бы сто тысяч, Бройслав! Будь человеком, меньше не обойтись!
   -- Что опять придумал?
   -- Я объясню. Давай встретимся в "Праге"?
   -- Нет, -- отрезал мужчина.
   -- Ну, хорошо, хорошо, -- поспешил согласиться Анастас. -- Расскажу по телефону, но это долго, предупреждаю.
   -- Плевать, я никуда не опаздываю.
   -- Ладно...
   И затараторил.
   По мере разговора лицо Бройслава начало разглаживаться, теряя маску недовольства.
   -- Ты заработал сто штук евро, -- после внимательного прослушивания планов племянника согласился он и отключил связь. Задумчиво подкинул трубку в ладони и обернулся к Гарику, ткнув в его сторону антенной:
   -- В этом кое что есть... Хотя бред, конечно, полный.
   -- Вполне в духе дурачка. Опять криминал?
   -- Э, не скажи, -- прищурился, осмысливая услышанное, и качнул пальцем. -- Опасно, конечно... с его мозгами. Вот что, съезди к нему, узнай все подробности, тонкости дела и отсей любого, кто сел ему на хвост. Если такие уже образовались. Мы возьмемся, и посредники нам не нужны. Как и нахлебники. За Анастасом присмотри: прижми, закрой - мне все равно.
   Фомин кивнул - хватка у Ориона бульдожья, а чутье на уровне экстраординарного, и если заинтересовался, значит скоро будет работа для ребят и ливень из дивидендов. Что что, а деньги просто липли к рукам Энеску-старшего...
   Орион сорвал розу и пошел в дом.
   Куда - Фомин знал точно, и лишь головой качнул - странностям Бройслава несть числа, но одна особо настораживающая, сходная с безумием, ничего кроме щемящей тоски у него не взывала. Знать бы еще, откуда эта печаль, что вечно живет в глазах Энеску и бередит душу Гарика, распространяя свое тяжелое дыхание на всех окружающих, на саму атмосферу вокруг мужчины?
  
   Бройслав прошел в закрытую для всех часть своего дворца, снял с груди цепь с ключом и отпер им дверь за тяжелой портьерой. Шагнул в полумрак комнаты к портрету, завешенному тафтой и бархатом.
   Одинокая роза, малый дар за искусство художника, что смог выразить мечту и блажь Энеску, легла к портрету, как к стопам Мадонны. Пальцы мужчины погладили, еле касаясь овал лица, чувствуя в какой раз лишь холодную шероховатость краски на полотне.
   Пусть его считают безумным, законченным циником, жестким до жестокости безбожником, но кому и зачем знать, что есть в его жизни место святости, совсем не похожей на мощи мучеников, иконы и святые распятия. Он верит лишь своей Мадонне, молится ей и ждет ее явления с не меньшим фанатизмом, чем любые верующие. И все равно ему, что скрывается за лазурью ее глаз - он примет ее любой. Ведь ангел, спускаясь на эту землю, не может не запачкать крылья, а чтоб выжить, и святому нужны зубы.
   Только бы встретить ее, увидеть наяву - остальное неважно.
   Бройслав опустился на колени перед портретом и, ткнувшись лбом в позолоченную рамку, задумался - встречал ли он тех, мечты которых сбываются? Нет, не безумных от жажды наживы, а безудержных романтиков, мысли которых бродят по поднебесью и ведомы лишь иерархии чистых существ. И кто из Высших отвечает за сбыточность надежд? И как звучит молитва им?
   Ее бы он выучил, не ленился произносить каждый день, а пока губы привычно прошептали:
   -- И в жизни, и в смерти - я твой и только твой, для тебя и ради тебя. И по-прежнему жду тебя. Век, эпоху - сколько скажешь, на миг, на минуту - не имеет значения. Главное - появись...
  
   Глава 1
  
   Я уверена, что индейцы были удивительной расой, а их распределение людей по чертам характера на тотемы просто гениально.
   На одного посмотришь - сущий хомяк. Вот жует с утра до ночи и все норовит что-то за "щечки" сунуть - в свои закрома. И вечно у таких "заначки" и "схроны", то в носке, то под репродукцией Рембранта, то от жены, то на всякий случай. И живет в вечной спячке, и счастлив, если закрома полны, а на "черный день", как на месяц на необитаемом острове скоплено и сложено. Его война в далеких землях волнует меньше недоеденного на завтрак кусочка запеканки. Он не ворует - он тащит все, что плохо лежит, и сетует на выброшенную кем-то вещь, что вот ему-то в хозяйстве всегда пригодится. Криминал его не интересует, щедрость ни его черта, а любовь быстрая и суетливая. Жена без изысков, зато мастерица из банки тушенки кастрюлю супа на неделю сварить, а разваливающиеся сапоги всучить все же сапожнику, а не выкинуть на свалку, и заплатить за работу минимум при ее максимуме. На парикмахерскую такая тратиться не станет: возьмет у соседки журнал "Долорес" напрокат и обкромсает себя портновскими ножницами прабабушки, выкрасит, что останется, хной за пять копеек и будет всем говорить, что сей эсклюзив навели ей в самом элитном парикмахерском салоне за бешенную кучу денег.
   "Весело" живут "хомячки", суетятся с утра до ночи, гребут, копят, экономят и помирают на накопленном "сокровище", которое потом несчастные родственники бульдозером выгребают из их "норок" прямиком на свалку.
   Другой из более высокого класса, уже не грызун - хищник. Шакал, например. Мнит себя львом, а ведет как трусливый заяц. Но рычит, да, убедительно... для низших, из прайда мышек, птичек, насекомых. И самое большее, что может - убеждать себя, что его номер первый, хоть на лбу крупными буквами написано - одиннадцатый.
   Я выплюнула вишневую косточку под ноги такого вот шакала и получила в ответ предостерегающий оскал... и вид со спины. Беги, щенок, беги - вишни у меня много.
   Я принялась есть плоды приусадебного хозяйства старушки-белочки-хлопотуньи, что щедро одарила меня бесплатным кулечком из части бесплатной газеты, и плевать косточки под ноги прохожих. Нет, "свинья" не мой тотем, просто мне до безумия нравится эпатировать, шокируя местную фауну. И неважно чем: прической, позаимствованной у кришнаитов, пирсингом на лице в виде африканской маски, танцем живота на парапете моста над Невой или косточками под ноги. Главное, произведенный эффект, сходный упавшему кирпичу или взрыву тротиловой шашки. Последнее предпочтительней, потому что "взрывной волной" в первую очередь срывает маски, оголяя истинную сущность окружающего "зоопарка".
   В нагрудном кармане надсадно заверещал Pantek: "какая сволочь мне звонит?!! Какая сво..."
   Конечно не кирпич и тем более не тротиловая шашка, но пяток удивленных взглядов заработал.
   Я глянула на дисплей: воистину, "сво" - питон Макрухин. Зайцев на обед пачками употребляет и не давится.
   -- Н-да? -- мурлыкнула в трубку.
   -- Ангел мой, тебе карту местности скинуть?
   О, питон в ожидании знатной пищи! Интересно, что ж его разохотило? А!
   -- Пятнадцатиминутное опоздание дамам простительно.
   -- Конечно... а время московское?
   -- Ну, что вы... часовой пояс Владивостока.
   -- Трогательно, -- оценил, явно свирепея. Но голос остался ласковым. Умеет себя в руках держать. Питон, -- хмыкнула. -- Лапочка моя, переведи часики... и двигай конечностями! Пять минут на дорогу!
   -- Яволь! -- бодро гаркнула я и захлопнула крышку телефона.
   Засыпала в рот под обалдевшим взглядом юного металлиста остатки вишни из кулька, смяла его и выкинула в урну. Сделала пару шагов от витрины к проезжей части и выставила руку: "ямщи-ик, не гони-и, лошаде-ей"... Дальше, по-моему, о вреде спешки и положительных результатах правильной организации передвижения. И верно. Песня народная, значит мудрая. Народ и буду слушать - он плохого не посоветует.
   У поребрика тротуара притормозила "Волга".
   -- Куда, птица счастья? -- вылез "по не хочу" из окошка молодой, сексуально озабоченный шимпанзе. Я выплюнула косточки на асфальт под ноги деловой мартышки и, прослушав дробную кантату их приземления в унисон недовольного верещания, плюхнулась на сиденье.
   -- Вперед, только вперед! -- заверила птицелова.
  
   -- Елена Перестань, -- представил меня Макрухин довольно приятному мужчине.
   -- Что "перестань"? -- насторожился он.
   Дятел, -- решила я: в голове только уголовный кодекс и армейский устав.
   -- Фимилиё моё, -- хмыкнула, присаживаясь за круглый стол. Да, порадовали меня родители славной фамилией.
   -- Хм, -- брови сами уползли под челку мужчины и там замерли. Взгляд попытался взвесить и оценить, но ввиду нестыковки файлов и мизера информации забуксовали на моих ладных, метр двадцать, ножках.
   -- Лучший специалист, -- заверил Макрухин. -- Элита, так сказать.
   -- Угу, -- как-то сразу поверил мужчина. Оно понятно, мои ноги сшибают мозги кретинов напрочь, не хуже фамилии. -- Э-э.. ну-у, -- начал мычать.
   Понятно: не дятел - баран.
   Я заскучала. Вытащила пластинку жвачки и сунула ее в рот. Успела освежить дыхание и надуть пару шариков, а мужчина все разглядывал меня.
   Я уставилась на Макрухина:
   -- Савелий Яковлевич, у меня в три массажистка, -- предупредила честно. Тот насупился, изобразив негодование, а глаза смеялись, видя, как еще больше растерялся мужчина.
   -- Я Виктор Нейменов, -- протянул, наконец, несмело руку для приветствия.
   -- Угу, -- кивнула и с трудом удержалась, чтоб не вложить в нее жвачку. Шеф не поймет. Эта вольность была бы последним доводом к его обеду. Мной, понятно. Бараны у него обычно изжогу вызывают.
   Мужчина покосился на Макрухина, взглядом прося помощи. Тот вздохнул и выдал:
   -- Массажистка отменяется, ангел мой. Через два часа у тебя самолет.
   -- На Мальдивы? -- мурлыкнула я, игриво качнув ножкой. Нейменов сглотнул слюну, заворожено разглядывая мою конечность, что почти потирала его. Понятно, что ни о каких Мальдивах речи не шло, этому барану из провинциального городка и Осло было, как Эверест для новичка. Но отчего б не поиграть в фонд помощи?
   -- Нет, Селезневка, -- смутился Виктор.
   -- Это на Адриатике? -- изобразила дебилку. Вернее блондинку. Надо же соответствовать своей затейнице парикмахерше и поберечь психику мужчин от шокотерапии.
   -- Это в Сибири, -- попытался вымучить милую улыбку Виктор.
   -- А Сибирь у нас?...
   -- К северу от Монголии! -- рявкнул Макрухин, разгадав мои маневры вместе с отношением к его протеже.
   -- Лена, -- качнул головой Савелий, укоряя и одновременно посмеиваясь.
   За что его люблю, так за одно уникальное качество, что десяти банальных стоит - просчитывать ситуации и людей на пять-семь шагов вперед и зрить в корень. Порой я сильно удивляюсь - где он его изыскивает? В некоторых экземплярах не то что корня - кроны не найдешь. Шумит что-то сучковатое, саксаулообразное, тоску веточками извилин навевает. А Макрухин молодец, и в кактусе толк узрит. Но это флора, а к оному аспекту живой природы я ровно отношусь, сугубо как к диетпитанию. А как иначе? Сено оно и есть сено - пожевал - выплюни.
   -- Э-э-э... Видите ли, Селезневка - город. Довольно большой, почти миллионный.
   Да что ты? Страсти какие! -- выгнула я бровь: Ему бы Андерсеном зваться, сказки какие рассказывает.
   -- Мне нужно, чтоб вы прощупали одного человека.
   -- Прощупать? -- протянула, с томной задумчивостью поведя длинным ноготком по губам. Нейменова серьезно подкосило: зрачки задышали, губы приоткрылись и потянулись в мою сторону.
   -- Надеюсь, вы не предлагаете мне совершить аморальный поступок, идущий в разрез с моим вероисповеданием? -- прошептала почти интимным голосом работницы досугового центра "Секс по телефону".
   -- А вероисповедание у вас?
   -- Пуританское, -- поведала, доверчиво качнувшись к нему. Виктор обалдело хлопнул ресницами, сверяя мое личико, бюст, прикрытый шаловливой тряпочкой, ножки, и кашлянул, пряча сокровенные мысли, что с транспарантами прошли по его челу, отображаясь в глазах. Первым прошел "хочу", вторым "могу" и замыкало шествие "всегда готов!".
   Макрухин от души забавлялся. Верю, подобного представления он и в цирке не видел, хотя сам дрессировщик высшего класса.
   -- Я имею ввиду про...проверить, чем дышит, -- проблеял Нейменов.
   -- Могу доложить хоть сейчас.
   -- Да? -- удивился и насторожился тот.
   -- Азотом на 78 %, кислородом на 21, а остальное берет смесью с углекислым газом. Точный доклад можно взять у Менделеева.
   Нейменов вздохнул, сердито нахмурившись - дошло, наконец, что играют с ним, как с умственно отсталым ребенком.
   -- Я имею ввиду другое.
   -- Ясно, -- заверила я. -- Увлечения, тайные желания, тонкие места и бронированные.
   -- Да, -- поджал губы.
   -- И все?
   -- Для начала.
   -- А для конца?
   -- Завербовать. Не получится - скомпрометировать.
   -- Экземпляр?
   -- А?.. А! -- дошло. Достал из кармана пиджачка фото. Я сунула жвачку под длинный ноготь - потом выкину и, тяпнув из рук репродукцию нового вида тотема, принялась рассматривать ее, покачиваясь в раздумьях на стуле.
   Ничего животинка. Взгляд цепкий, лоб высокий, нос с горбинкой, виски чуть с сединой. Фигура крепкая, натренированная. Стрижка аккуратная, плащик светлый, на весь почти миллионный городок один такой и сыщется. Часики, опять же, весом на пять таких плащиков из рукава выглядывают.
   Н-да, не млекопитающее. И явно не грызун.
   -- Ф.И.О?
   -- Что, простите?
   -- Первая графа анкет.
   -- А! Сергеев Леонид Денисович. Английский подданный.
   -- Надо же, как лордов в рассейские глубинки тянет!
   -- Да, русский он. Иммигрировал десять лет назад, а теперь вернулся непонятно за каким... какой надобностью. Открыта бизнес-виза.
   -- Давно приехал?
   -- Месяц как. Был в Аладыре, Уссурийске. Теперь к нам его задуло.
   -- Данные?
   -- Вот, -- положил передо мной флешку на гиг. -- Остальное на месте по ходу дела.
   А неслабо инфы на зверька собрали. Значит и сафари намечается серьезное, -- оценила. Взяла и встала:
   -- Все?
   -- Все, -- заверил Макрухин, пододвигая мне документы и билеты. И кто я на этот раз? А! Зоя Федоровна Якубенко.
   Зоя - змея особо ядовитая.
   Мерси, -- хмыкнула, оценив подколку шефа, и картинно отвесила реверанс.
   -- Не загуляй там и сильно не шали, -- услышала вялое предупреждение уже в спину. Сколько работаю под началом Макрухина, столько это слышу, и столько же не понимаю, к чему шеф меня предостерегает и меня ли?
   Хоть бы текст нотации сменил, а то уже неприлично монотонно выходит, ей Богу!
   -- Да-а-а, -- услышала протяжное от "барана", уже прикрывая за собой дверь кабинета. Ну, его патетическую симфонию я еще прослушаю. Ставлю прошлогоднюю подшивку "Крестьянки" на то, что этот экземпляр полетит вместе со мной, сопровождающим, так сказать.
   Спасибо, что не инструктором! -- скривила рожицу своему отражению в зеркале лифта. И налепила прямо на его нос жвачку из-под ногтя.
  
   Леп-топ тихо переваривал влитую в него информацию, пока я закидывала в сумочку вооружение: свою косметичку, подрывную мину в виде французского белья и систему психологической атаки в виде набора одежды. В арсенале должно быть все: трогательная кофточка в рюшках и мини юбочка наивной школьницы, строгий костюм, обтягивающий фигуру истинной зои, бесячья кофточка и джинсики тинэйджерки. Ну, и, конечно, незримое оружие очарования - элитный парфюм с афродезиаками, от которого любой нормальный мужчина из штанов на ходу выпрыгивает.
   РД готов.
   Ну-с, кто же у нас сэр Сергеев и на кой он нужен зоопарку Селезневки?
   38 лет. Не женат.
   Уже интересно. А где подробности? Был женат, не был? Гей или женоненавистник, а может романтик или неудачник? Импотент, садист, мазохист, больной, жмот, бирюк?
   Надо будет проехать Нейменову по доверчивым местам за недоработки. Все равно нужно на что-то убить время перелета.
   Захлопнула леп-топ, сунула его в сумку и надела туфельки на высоченном остром каблуке. Кажется, все.
   Нет, еще наушники в ушки и громкость на максимум - пусть заливается Элтон Джон, меня радует.
   Вот теперь точно все.
   Я вывалилась на площадку и хлопнула ногой дверь, отстукав пальцами код сигнализации - работайте, мальчики.
  
   Орион играл с сувениром предков, маленьким вентилятором на столе: выключит - включит, включит, выключит. Старое чудовище зажужжит, загудит - щелчок - и утихнет.
   Гарик смотрел в спину босса и ждал, когда он наиграется, перестанет думать под жуткое гудение и обратит на него внимание.
   Бройслав в сотый раз щелкнул кнопкой и повернулся к Фомину:
   -- Что скажешь?
   -- Как и ожидалось - Гиано отказался.
   -- Чем мотивировал?
   -- Как и остальные - недостаточностью данных для поиска.
   -- Если б у меня было достаточно данных, я не обращался в их гребанные конторки!
   -- Орион! -- успокаивающе выставил ладонь Гарик, видя, что шеф начал злиться. -- Подумай сам - кто возьмется? Нет ни места жительства, ни возраста, ни анкетных данных, имя элементарно.
   -- Я плачу достаточно, чтоб все это узнали.
   -- Орион, ты не просто щедро оплачиваешь услуги, ты и щедро взыскиваешь. А им дать на твою блажь нечего. Я их понимаю: лучше без твоих денег обойтись, чем потом все свои в лечение вкладывать.
   Бройслав задумчиво покрутился в кресле и качнул головой:
   -- Не верю. Есть специалисты, которые способны найти человека только по чертам лица. Должны быть.
   -- Ты сумасшедший, как и твой дружок.
   Энеску хитро улыбнулся:
   -- Как у него дела?
   -- По плану. Не считая того, что он собрался жениться.
   -- Это по плану...
   -- По-настоящему! Он уже слил информацию, она недостаточна, тем не менее, он остается и собирается жениться.
   -- Значит, не уверен, что получил все.
   -- Уверен, я, во всяком случае! Что с бабы возьмешь? Нашли Энштейна в юбке!
   -- Забавно, -- засмеялся мужчина, представив картинку.
   -- Не вижу ничего смешного. У нас проблемы, Орион. Пока Витислав брачные песни поет, вокруг него спецура хоровод водит, а племянник твой, того больше - окручивает Ганеску. Они затеяли игру против тебя.
   -- Что нужно старому лису?
   -- Тоже, что и нам. Анастас зол на тебя, ты перехватил его дело, лишил хорошего навара да еще и прижал. Мальчик капризничает и рассказывает Антону о твоих вложениях в его план.
   -- Плевать.
   -- Не скажи. Анастас слил ему всю информацию...
   -- Свою.
   -- Ганеску того достаточно. Его люди уже шуршат, и скажу больше - пошли другой дорогой и, кажется, пришли раньше нас. Анастас с ним, полностью с ним, Орион. Кто-то уже стукнул федералам, и началась нездоровая возня вокруг тебя и Витислава. Он решил встать поперек тебя.
   -- Лечь, -- поправил Гарика Бройслав, со значением посмотрев в глаза. -- Щенок обнаглел.
   -- Не пожалеешь?
   -- Мальчику пора охладиться. Тюрьма самое место ему. А что нарыл Ганеску?
   -- Есть, оказывается, человечек, что еще полгода назад получил всю нужную нам информацию, серьезно потусовавшись вокруг нужных людей. Это вообще не человек, а ходячая база данных. Помнишь Герри Штильман, скандал, что произошел с ним полгода назад?
   -- Хочешь сказать, что он полетел со своего поста благодаря этому человечку?
   -- Именно.
   -- Тогда человечек - виртуоз.
   -- Мало. Представь, сколько он узнал о Герри? Представь, как тот зол? Он ищет его. Зачем? Затем, что тому слишком много известно. Тут не только месть, тут нечто большее.
   -- Я его понимаю. Не понимаю, как можно было допустить утечку.
   -- Я покопал и выяснил очень интересное обстоятельство: Штильман с трудом ушел от обвинения в шпионаже.
   -- Почему я об этом не слышал?
   -- Никто не слышал, Орион. Он отмазался, хоть и поплатился свом постом и имиджем. Два дня назад он тайно встречался с человеком Аббаса Нур-Хайли.
   -- Вот уж тандем! Аббас осторожный человек и не станет связываться с бывшим министром с подточенной репутацией.
   -- Тем не менее, они встретились. Сегодня. И судя по всему, их разговор был плодотворным. Что послужило тому причиной? Герри - щепетильный человек, сроду не вязавшийся с темными лошадками, вдруг выдает такой фортель, притом, что прекрасно знает - за ним присматривают. Что его заставило пойти на этот шаг? Что их может связывать с Аббасом, и чем Герри мог заинтересовать его? Оружие, наркота отменяется - Штильман не станет мараться больше, чем замаран.
   -- Тогда что? Выкладывай.
   -- Человечек. Тот самый человечек, что нужен Ганеску.
   -- Он что, успел наступить и на ногу Аббаса?
   -- Хуже, он лишил его руки. Контракт на огромную сумму и выход на легальный международный уровень уплыли с легкой руки этого человечка. Штильман, понимая, что сам не доберется до него, слил его Аббасу.
   -- Не завидую, -- хмыкнул Орион. -- Хотя такого специалиста с удовольствием бы пригрел в своей команде. Кто такой? Почему мы узнаем о нем лишь сейчас? Я сколько раз тебе говорил - набирай только лучших, не скупись. Этот человек должен быть нашим.
   -- Опасно. Понимаешь, что заваривается? Антон не дурак - он возьмет эту "базу данных", получит, что ему надо, и сольет Аббасу, чтоб не иметь головной боли. Все будут рады.
   -- Только не мы. Опереди его, а с шейхом я поговорю сам. Ему невыгодно портить со мной отношения.
   -- У горячих людей месть порой стоит выше дел.
   -- Только не у него. Месяц от силы, и каждый из нас получит желаемое, а делить пирог на четверых, когда можно съесть вдвоем, смысла нет. Нур-Хайли разумный человек, он потерпит с местью, чтоб после насладиться полным триумфом единолично.
   -- А человечка?
   -- Естественно взять. К нам.
   -- Рискуем. Он из специфического отдела под крышей федералов.
   -- Натрави на него своих же и заставь сдать его нам. Судя по твоим словам, этот прыткий человечек успел наступить на ногу не только горячему шейху и глупому министру, но и другим. Собери досье, спусти обиженных с цепи - и выбора не будет - его кинут на растерзание. А мы подберем и что нужно возьмем, потом отдадим Аббасу - все будут довольны. Расходы значения не имеют, не жадничай. Полгода топчемся, нужно закругляться. Резвее, резвее! И найди мне другое агентство! Очень хорошее агентство, способное сделать невозможное!
   -- Есть такое. Говорят, чудеса творят. Вызвать к нам?
   -- Давай адрес, я лично съезжу.
   -- Это Россия, Бройслав.
   -- Да что ты? -- прищурился недоверчиво. Подумал и кивнул. -- Ладно, свяжись с Шереметьево и с посольством. Готовь самолет.
   -- Это Россия!
   -- Да хоть Антарктика!... Лет пять в России не был, пора освежить воспоминания, -- усмехнулся и встал. -- Не тяни с этим, Гарик.
   Тот лишь поморщился:
   -- Хорошо.
  
   Глава 2
  
   Обожаю людные места. Аэропорт вообще вне конкуренции. Сидишь, попиваешь кофе и наслаждаешься видом всевозможных особей. Вон гюрза за стойкой. Улыбка мила, как у объевшейся змеюки, и вид соответствующий, с транспарантом во взгляде: не подходи, покусаю. И яда хватит, будь здоров. Он у нее бесконечно сочится из всех пор. Но некоторые глупые зверюшки попадаются на уловку улыбки, словно слепые кроты прут к ней за консультацией и получают любезное шипение с направлением в места далекие от ее террариума.
   Вон стайка испуганных гусынь топчется, оглядывая зал в поисках стойки регистрации, и очень боится опоздать, хотя могу поставить брильянтик в своем пупке за то, что прибыли они часа на два раньше отлета.
   А этот лев. Вальяжно развалился в кресле и оценивающим взглядом окидывает пробегающие мимо ножки. Но и их переел, да и ассортимент не по его честь, низкопробный. Кисло улыбнулся в ответ на заигрывающую улыбку скучающей игуаны лет двадцати и отвернулся. Взгляд упал на мои ноги, прошел вверх и посветлел. Улыбка стала очаровательной и располагающей. Я улыбнулась в ответ и демонстративно облизала ложку, показывая язычок. Самца повело, засуетился, но, как и положено льву, не теряя собственного достоинства. Грациозно поднялся, тряхнул гривой и медленно поплыл к моему столику, показывая безупречные мышцы накаченного тела. Небрежно взмахнул рукой:
   -- Коньяк, -- бросил бармену.
   Силен, "Симба"!
   -- А вам? -- спросил с томной, понимающей и многообещающей улыбкой.
   -- Кефир, пожалуйста.
   Мужчина оценил, хмыкнув. Взгляд и вовсе потеплел: своя, не ошибся.
   Ну, что вы? Я из другого вольера, -- хлопнула ресницами, нагоняя пустоты во взгляд.
   -- Куда летите?
   -- В Колупаевку.
   Мужчина рассмеялся:
   -- Я в Хельсинки. Бывали?
   -- Я домашняя. Сосенки, колодец, сараюшка с курами.
   -- Завидую, -- позабавился он. -- Ни разу не видел кур.
   -- Да? -- удивилась, со значением оглядев окружающих. Тот понял, и взгляд стал хитрым:
   -- В человеческом зоопарке даже куры - хищницы.
   -- Большой опыт?
   -- Достаточный. Что вам заказать?
   -- Коктейль с ромом, -- заслужил.
   Не прошло и пары минут, как желаемое уже радовало мой желудок.
   -- Меня Виталием зовут, -- представился царь зверей. -- Бизнесмен.
   -- Коломбина. Пастушка.
   -- Вы не подражаемы, -- засмеялся он.
   Сколько раз я это слышала?
   И уже краем зрения увидела Нейменова со спортивной сумкой на плече, которому явно неймется. Он оглядывал людей, выискивая известную особу. Я не стала заставлять его ждать, тем более что посадка на наш самолет уже заканчивалась, и мило улыбнувшись "льву", сказала:
   -- Пойду, порадую дамскую комнату, а вы посторожите коктейль.
   И уплыла прочь.
  
   Подошла со спины. Ткнула пальцем под ребро Виктора и зловеще просипела:
   -- Не дергайся, фраер!
   Того повело, и локоть неоднозначно намекнул на встречу с моим прекрасным личиком.
   Нет, ну и с кем тут забавляться? Баран он и есть, баран. Чего только приемы показывает? Надо бы корочки на лоб налепить!
   Благодарю, питон Макрухин, подкинул мне хлопот с провинциалом!
   Я отклонилась и, пнув просто так, а может и из вредности, носком туфельки под колено напарника, поцокола каблучками к досмотру. Пока тот очухается, я уже в салоне сидеть буду.
  
   Когда мистер Провинциал возник в самолете, я уже с леп-топом общалась и не стала прерывать наше взаимовыгодное сотрудничество, обращая внимание на растерянную и злющую физиономию Нейменова.
   Тот, пыхтя и чертыхаясь, попытался запихнуть свою сумку в багажный отдел над сиденьем и не смог, ввиду объемов моей сумки. Пришлось ему соседний отдел занять. Плюхнулся так, что я подумала, что самолет уже пошел на взлет, и спросил:
   -- Вы всегда такая?
   Самолет и, правда, начал выруливать на взлетную полосу.
   -- Не-а, вчера брюнеткой была, -- заверила, чтоб мужчина отстал.
   Виктор вздохнул и принялся изучать мой профиль. А мне не жалко - любуйся, дорогой. Я пока тоже полюбуюсь - пассиями объекта. Троих сразу горячий мустанг заарканил и теперь выбирал. Первая Люба - шатенка из клана парнокопытных. Одно в ней выразительное качество - родня. Маман, папан и братан, работающие в сфере топливной энергетики. Понятно, отчего Сергеев в поле зрения попал. Вот и вторая мышь. Приданное блеклое, но по взгляду видно - идейно отшлифованное. А работает на АЭС. И третья, Белоснежка, право слово, и гномов, пардон, мужчин ровно семь было. Всего. Лет за пятнадцать. Но зато каких! Профессор кафедры машиностроения, член-корреспондент, спец-кор, гений-программист, нашпигованный идеями до самой макушки доцент, политолог, министр области. Н-да, вот это по-нашему, вот это погуляла.
   Хотя для таких, как она, понятно, личная жизнь всегда к пенсии светит, когда сидя на лавочке в доме престарелых, она, наконец, встретит своего принца в каком-нибудь из романов Линдсей. Раньше никак, учитывая, что и некогда ей было - диссертации строчила и очки зарабатывала. Получила их вместе с патентами на пять изобретений в сфере химической промышленности.
   Так, а что у нас по объекту? Но это позже - после взлета, -- прикрыла леп-топ.
   -- Простите, Елена...
   -- Зоя.
   -- Зоя. А как вы к Савелию Яковлевичу попали? Родители, наверное, служили?
   -- Угу. Отец генерал, мать генералиссимус.
   -- Я серьезно, -- он чуть обиделся. Ах, ах, ах!
   -- Я детдомовская.
   -- В смысле? -- не поверил он.
   -- В прямом. Уложила отца соской в лоб, а сбежать с места преступления не смогла - подгузники помешали. Меня взяли и перевербовали после пыток манной кашей. Первое задание было довести воспитательницу детского дома до инсульта. Успешно выполнено к переходу из младшей группы в старшую. Воспитательница кремень попалась.
   -- Раньше не далась?
   -- Не-а. А вообще зовите меня Никита, амиго.
   -- А я слышал, вас зовут Багира.
   -- Багира - пантера из одноименного фильма студии Мосфильм. Я на нее похожа?
   -- На студию?
   Хамишь, парниша. Ох, нехорошо.
   -- А вы в контору прямо из окопа попали? Траншею рыли и каской в фундамент уперлись? По инвалидности вас и приютили?
   -- Почему? -- удивился.
   -- Ну, вам видней... отчего каска не спасает.
   -- Перестаньте кусаться, -- поморщился и принял строгий вид. -- Давайте лучше о деле поговорим...
   -- Давайте, -- открыла ноутбук и ткнула в экран, скорчив грозную рожицу. -- Почему на объект нет информации?
   -- А почему, по-вашему, мы к Макрухину обратились?
   -- Откуда я знаю? Может вам в отдел киви не завезли, вот вы и рванули в Moscow через Яковлевича оффшор заполнять. Я прошу четко отвечать на поставленный вопрос! Где инфа на гражданина Сергеева?
   -- У гражданина Сергеева, -- буркнул надувшийся Нейменов.
   Занятно. Значит, нигде дяденька не светился, сидел на дне и грыз бамбук? И неплохо нагрыз, судя по всему.
   -- На что вербовать?
   -- На вложение в некоторые предприятия.
   -- Благотворительные?
   -- Желательно.
   -- Значит нужно отбить его у Белоснежки и пристроить капитал буржуя на благо Отечества?
   -- Именно... А почему Белоснежка?
   -- Потому что на Бастинду не похожа. И сильно он в нее вложился?
   -- Достаточно.
   -- А вам счастье гражданки без надобности, -- кивнула. Понятно: к чему хорошие кадры Англии сливать? Пущай королева своими силами обходится.
   -- Ценные кадры беречь надо, а Перетрухина очень ценный кадр. Последняя ее разработка имеет стратегический характер.
   -- Химическое оружие?
   Виктор передернул плечами. Ясно, Боливар будет держать рот на замке, а границу на засове. И ржать сугубо по приказу. Ох, солдафон!
   -- Занятных невест он себе выбрал. По инету познакомился?
   -- Точно. Два месяца переписки и прямиком сюда. Штенлер и Арефьеву отсеял, остановился на Перетрухиной.
   Ах, фамилия у тети - песня!
   -- А чего ж отсеял?
   -- Узнаете, скажите. Сам от любопытства маюсь.
   Я не маялась, тут и ежику понятно, что дядя мэтр интеллектуально развитый, и беседы любит с пищей для ума, и женщину себе ищет с IQ не меньше восьмидесяти. Это было ясно изначально. И видно не мне одной, если его в разработку не десятку дуболомов отдали, а человеку Макрухина - милой, почти не приметной симпатяшке Багире. Ну, помолясь, и не таких crocodiles приручали. В одиночку. А уж с крестным отцом-питоном и всю звероферму - не слабо.
   Я захлопнула леп-топ, достала чупа-чупс и сунула его в рот под обалдевший взгляд Нейменова. Он вспотел быстрее, чем я добралась до жвачки в карамели.
  
   Глава 3
  
   Мне всегда жаль убогих, хотя я знаю, что именно эта стая самая опасная. Животинку убогую подбери, обогрей, и будет служить тебе верой и правдой до скончания веку, любой ласки радуясь, а человек избалуется, обнаглеет, начнет требовать все больше и больше. Погладь раз такого по голове и понеслось: а вот еще за ушком почеши и косточку дай, да самую лучшую, и попонку мне норковую, и тапочки хрустальные. И вообще: приручила? Теперь век мне обязана!
   Да, убогие самые предсказуемые, поэтому на одного из встречающих - лопоухого, невзрачного шкелябрика я внимания специально не обратила. Стоит чучело в одежде китайского производства, людей пугает, и пущай стоит - работа у него такая, Богом от рожденья задуманная. А вот второй экземпляр мое внимание привлек - люблю таких, дерзких. Загорелый брюнет, тело хоть сейчас в студию к художникам позировать и физиономия не подвела, выдала элитную родословную. Глаза с наглым прищуром и насмешливыми крапинками радужки. Манеры уверенного, но не самоуверенного самца.
   Экземпляр маялся от безделья, видно с непривычки, и ... сосал чупа-чупс.
   Руки в бока, ветровка спущена с плеч и висит на локтях, рубашка до пупка расстегнута и открывает взору заманчивую литую плоть груди и милую серебряную безделушку - мини раку святого Николоса. Так ты еще и верующий, лапочка?
   -- Мои товарищи, -- бросил Нейменов, устремляясь к ним как ледокол к Арктике.
   Мог бы и не озвучивать, и так ясно - они одни такие, приметные. Чучело под криминального босяка косит, из-под кепочки Гиви серьезным оком зорко прилетевших оглядывает, а атлет щерится, сканируя местность насмешливым глазом легко и незаметно.
   Сейчас порадую трудяг своим обществом и малость развлеку спазмированный от трехчасового общения с господином Нейменовым мозг.
   -- Привет! -- дорвался, наконец, до их дружеских лапок Виктор. -- Вот... -- ко мне развернулся.
   -- Шахерезада Ивановна Доберман, -- бодро гаркнула я и влюбленной дурой повисла на руке Нейменова. Чучело малость перекосило в попытке сложить служебные файлы и зрительные, взгляд прошелся от носка моих английских туфелек до белокурой челки, дольше приличных трех секунд оценивая ножки - ну, оно и понятно, метр двадцать переварить немало времени надо. А коллега ничего не перепутал? Того ли он привез, батенька? -- выдало табло лица.
   Виктор замер, недоверчиво косясь на меня и решая: сейчас меня от своего тела отринуть или еще пару лет подождать. Атлет же с любопытством уставился в мои глаза и хмыкнул, обратившись к Виктору:
   -- Смотрю, не скучно тебе было.
   Нейменов рот открыл, желая высказаться, но я его голос три часа слушала и более не желала - не Шаляпин, однако, потому опередила:
   -- Да. Ваш друг маньяк. Весь полет зверски насиловал меня на виду пассажиров, -- добавила я пищи для размышления "чучелу", удлиняя паузу. Нейменов нахмурился, отпрянув от меня, его собрат обрабатывал полученную информацию и лишь атлет сообразил, о чем речь сразу:
   -- Витька мастер мозг трахать, -- согласился, выплюнув палочку от леденца прямо в урну слева от него. -- Кирилл, -- подал мне ладонь.
   Фи, моветон! -- поморщила я носик и царапнула ноготком ему пальчик. Следом и у чучела, наконец, файлы сошлись.
   -- Петр, -- представился робко.
   -- Перестань, -- кивнула я.
   -- Что "перестань"? -- озадачился он.
   Я вздохнула: два однотипных, слово в слово, вопроса, за каких-то шесть часов - многовастенько для меня. Как бы мозоль, отвечая, на языке не заработать:
   -- Фамилиё моё, -- грянула баском и достала из карманчика сумочки карамельку, выданную доброй стюардессой.
   -- Ее, -- подтвердил Нейменов, ответив на вопросительный взгляд товарища.
   Я предложила конфетку Кириллу:
   -- Пожуем, брат? -- все дело, пока двое олухов разбираются.
   -- А вы неподражаемы, -- щедро улыбнувшись, оценил мужчина и сгреб две конфеты.
   -- Но, но! Не жадничайте, церковно наказуемо! -- предостерегла и раскрыла сумочку, доверху набитую оными конфетами, предлагая их остальным.
   Улыбка Кирилла стала еще щедрее и шире, а взгляд, уже не стесняясь, любовался.
   -- Стюардессу ограбили? -- поинтересовался Петр, с долей испуга таращась из-под кепки на залежи сладкого.
   -- Экспроприировала народную собственность. Чего добру пропадать? -- пожала плечами: а что, правда? Мне предложили - я не отказалась, а таблеток от жадности под рукой не было. Зато какие глазки были у "нэбесной дзевушки"! О! Фары КАМАЗа! -- Ну, что? Съедим все сразу здесь или по дороге?
   Сунула в рот леденец и, смяв фантик, не глядя, кинула его в урну. Развернулась и поцокала каблучками к выходу из местного аэропорта. Сия достопримечательность Селезневки меня не заинтересовала, посему и время тратить на нее я не желала.
   -- Ох, и хлебнем мы с этой оторвой, -- послышалось настороженное в спину. Петруша умничает.
   -- Мальчики, вы идете или нет? -- томно пропела я, обернувшись. -- Кстати, Петенька, какого бедного грузинского родственника вы ограбили? Не маловата ваша посадочная площадка для этого НЛО? -- ткнула пальцем в кепку. -- А, пардон, поняла - вы ее на вырост взяли.
   -- И растут вместе, -- рассмеялся Кирилл, двигаясь ко мне.
   Петр надулся, Нейменов смутился и оба застыли неподражаемой скульптурной композицией. А и пущай стоят - мне не тесно.
   -- Не забудьте забрать мой багаж, -- кинула Нейменову жетон и доверчиво повисла на руке Кирилла:
   -- Идемте, мой друг, покажите, куда мне свои кости уронить. Гостиницы-то в вашей экологически чистой местности имеются?
   -- Угу, -- заверил он. -- Дом колхозника в полсотне километров отсюда.
   -- Всего? -- удивилась искренне. -- Да у вас просто мегаполис здесь!
   -- Точно, -- подтвердил с желчной усмешкой. Э, малыш, а город-то ты свой не любишь, болотом считаешь. А себя наверняка уже не куликом, а минимум беркутом-степняком мнишь и заришься на чужие просторы. О повышении в Москву мечтаешь - клювик окреп, да?
   Ну, вот и закончилось знакомство с интересным видом - началась проза дрессировки. Первый хлыст ты мне в руки уже дал. Мерси, конечно, что хлопотать не заставил, да только я не мечтала - сдались мне чужие птицекрылы карьерой озабоченные - своих хватает.
   А скучно-то, вай!
   Надеюсь, Перетрухина и Сергеев меня развлекут.
  
   Служебная квартира в новом районе города была довольно приличной и хорошо обставленной.
   Виват служакам, обеспечили девочку уютным гнездышком!
   Я положила леп-топ на стол и села, закинув ногу на ногу. Товарищи решили примоститься на диване, чтоб лучше в спокойной и удобной обстановке облизать взглядами мои конечности. Но обломились на подлете:
   -- Сбегайте в магазин, мальчики, перекусить бы не мешало. И не забудьте про глюкозу, она для мозговой деятельности полезна! Кстати, Виктор, -- качнула ручкой. -- До свидания. Спасибо за доставку и... приятно было познакомиться, -- покривила душой для этикету.
   Нейменов вздохнул и, кисло попрощавшись, скрылся с глаз вместе с Петром и его уникальной кепкой, а я мысленно перекрестилась - двумя олухами меньше.
   Ну, вот, а с беркутом-степняком мы еще пообщаемся. Малыш желает освоить новое воздушное течение? Вперед! -- потерла я руки, когда за Виктором и Петром хлопнула входная дверь, и открыла свою рабочую "лошадку".
   -- Итак, мое задание отодвинуть Белоснежку и пододвинуть к себе лорда. А вам, соответственно, его капитал.
   -- Угу, -- согласился птыц.
   -- Предложение?
   -- По вечерам они любят посидеть в "Нальчике", явитесь туда.
   -- И все? И за кого меня лорд примет? Стоп, сама догадаюсь - за небесное видение... прозу его потрепанной фунтами жизни. Да будет вам известно, милейший Джеймс, мужчины его типа знакомятся в ресторане только с проститутками и то по великой надобности. А надобность его при нем, вот она - мадам Пертрухина. Стало быть, тратить время, силы и дензнаки на меня он не станет.
   -- Меня Кириллом зовут, -- напомнил провинциал. И я поняла - зря ставку на парнишечку сделала - не помощник он, ибо Икар диггеру не товарищ.
   -- Да? Я думала, Джеймс Бонд.
   -- Ох, и язычок у вас! -- то ли восхитился, то ли осудил.
   -- Желаете подрезать? Позвоните дону Питону и запишитесь на светлое будущее.
   И тут меня посетила шалая мыслишка. Я открыла виртуальную карту городов России и нашла славный мегаполис Селезневка, нужный квартал, дом и пробила соседей по площадке Перетрухиной через базу данных.
   Ну, а теперь можно и подумать, с толком да расстановкой потягивая кофе.
   -- Где же твои други? -- спросила Кирилла.
   -- А чего надо?
   -- Кофе. Жабры горят, а мозг сохнет.
   -- Понял, сейчас сделаю, -- и ускакал на кухню, загремел посудой.
   Вскоре мужчина принес две чашки вполне сносного напитка и заработал поощрительное задание:
   -- Татьяна Валентиновна Симакова сегодня же должна получить выигрыш в виде горящей путевки "на" или "в" - неважно. Дней на десять максимум.
   Кирилл сверил жидкость в чашке с данными на моем дисплее и нахмурился - что-то не сходилось. Интересно, что?
   -- Добавь сахар в кофе - быстрее сообразишь.
   -- Можно я разъяснениями получу? Мне о вашем плане начальству докладывать, как и о ходе дела, и за лишние расходы отчитываться.
   -- Не обеднеете на двести баксов. Но! Чтоб путевка была без права взять за нее деньги или передать другому. Виза у мадам Симаковой есть, загранпаспорт на удачу тоже.
   -- Зачем нам Симакова?
   -- Нам? Ни за чем. Совсем. В расклад не лезет тетя, надо скинуть как ненужную карту. В "дурачка" играл?
   -- В "дурочку".
   -- И кто оная из ваших гарных хлопцев? Хотя пусть сохраняет инкогнито - мне тайны вашего отдела без надобности. Объясняю: мадам Симакова, тридцати двух лет, не обремененная детьми и мужем, живет на одной площадке с мадам Перетрухиной, значит, имеет элементарно доступ к ее соли, спичкам, сахару, мылу, порошку. Пойдем по этой дорожке, переключимся с хозяйственных и продовольственных товаров на более ощутимые вещи. Во-первых, дружбу, во-вторых, жениха.
   -- Сергеев нечасто бывает у нее. Или пожар любви еще не разгорелся, или Перетрухина девственницу изображает.
   -- Это ее трудности, а остальные - мои. Не переживайте, Кирилл, Сергеев будет оч-чень часто бывать у мадам... без мадам. И не сидите, двигайте конечностями и жужжите в телефон сладкие серенады для турагенств. Пусть порезвей суетятся.
   Довольства, как и понимания, на лице Кирилла не выступило, но мне на то было чхать. Через девять дней меня ждет Теди, прекрасный, как "Лунная соната". И пропускать встречу с ним я не желала.
   -- Но почему именно эта Симакова?
   -- Потому что ей тридцать два года! -- ну-у-у, тупые! -- На площадке четыре квартиры: в одной гражданка Рамязина восьмидесяти лет с внуком, в другой Умарханов Батыр Варганович пятидесяти шести лет. Это по прописке. А теперь представь - без. Увеличь количество бабушкиных внуков, грузоподьемность оной на вылет из квартиры и количество родственников Умарханова, которые только свистни хозяин - тут же наедут всем аулом, причем, соседним - родной уже сто процентов на его жилплощади сакли поставил. Остается Симакова.
   -- А если и у нее кто-то живет?
   -- По паспортным данным замужем не была. Значит, если и живет, то любовник, а любовник как время года - явление временное. Заказывай ей выигрыш путевкой к горячим восточным скакунам и узнай подробности о жилплощади. Может, сдает квартиру или под секс номера ангажирует...
   -- Хорошо. Путевку выдать не проблема, но на десять ли дней? Может, по максимуму - двадцать четыре?
   -- Не разоритесь? -- хмыкнула я - залихватская щедрость "беркута" - штука своеобразная - кабы с ней не пропасть. -- Десять дней, максимум. Мне через восемь дней на свидание к Теди пол-Европы пилить, а успеть очень хочется. Так что, крутись, Кирилл, как хочешь, но завтра поутру гражданка Симакова должна уползти на самолет хоть сама, хоть с твоей помощью, хоть с любовником, хоть со всем мужским гаремом.
   -- Ваш муж иностранец? -- не столько удивился, сколько заскучал ковбой. И я с ним, но по другому поводу - это ж какой уровень интеллекта у моего напарника? Просто всплакнуть хочется и с Богом на трепанацию отправить.
   -- Есть такое местечко, Альпы, -- начала издалека, чтоб Кирилла сразу лишней для его мозга инфой не убить, вместе с тягой к знаниям. -- Слышал?
   -- Ну-у-у, -- протянул он, соображая, к чему я это.
   -- Не "ну", а горы в Швейцарии, -- завтра же куплю ему Малую энциклопедию стран и подарю - пущай развивается дитя. Для навигации по чужим пространствам, куда он клювик свой навострил, потом дюже пригодится.
   -- Знаю. Это куда Штирлиц Бормана посылал.
   У-у, какие знания! Сдаюсь и снимаю намордник. Прости, напарник!
   -- Места, куда Штирлиц виртуозно посылал Бормана, называются иначе, более грубо, но вам, ясно-понятно, они более известны, чем государство в Центральной Европе и Юлиан Семенов с пастором Шлагом. И как я не могу выйти замуж и даже пошло совокупиться с Берном и "Бомбой для председателя", так не могу, великий вы пошляк, соединиться с Теди, при всей демократичности взглядов швейцарцев. Они, бедные, браки сексменьшинств видали и даже примерно соображают, как те меж собой управляются, но вот связь человека и горы - это для них уже неудобоваримо.
   -- Теди - это гора? -- удивился он.
   -- Угу, -- заверила и, не выдержав, рявкнула. -- Будем обсуждать несовершенство ландшафта Европы, проштудируем географию для средней школьной программы или делом займемся?!
   Спасибо, шеф, никогда тебе этого задания не прощу. И если мой мозговой потенциал значительно сглючит - это будет только на твоей совести.
   -- Займемся, -- обиделся Кирилл и потопал в коридор. Там как раз Петро гремел и, судя по звукам, сугубо железом. А я его за провиантом посылала: фруктами, сахаром, кофе, сыром там, молочком. Вот, как пить дать, набрал мечту холостяка: всевозможные консервы, умершие в день рождения. И кофе, наверное, тоже холостяцкое, для гурманов - в железной банке еще времен тесных дипломатических отношений Брежнева и Индиры Ганди.
   Мне что ли тоже обидеться, как Кириллу?
   Спокойно, Багира, спокойно.
   Пошла в коридор, оценила пакет - не удивили: завтрак туриста в пяти дублях, тунец, железная банка уже упомянутого кофе, банка сгущенки: прокисшая страна... пардон: "Молочная страна" и здоровая упаковка ампул глюкозы. Она меня и добила.
   Я мило оскалилась кретинам, что, заподозрив по моему неласковому виду приближение неслабого цунами, замерли и начали пятиться к двери.
   -- Связь будем держать по телефону! Аривидерчи! -- рявкнула и распахнула дверь, приглашая мальчиков дружно вывалиться вон. Что они безотлагательно и сделали и получили приз в виде пакета с законсервированными трупами водоплавающих и аптечкой для алкоголиков. -- Летите, голуби, летите!
   -- Пиранья какая-то! -- возмутился Петр, буркнув себе под кепку.
   О, ну, нашелся мне тут спец-ихтиолог!
   Пиранья - рыбка маленькая, милая, просто у нее кроме зубов и желудка ничего нет, вот она только на них и работает, как дятел на инсульт. Она бы консервы вместе с пакетом и моими славными напарниками за пять минут съела и, не ожидая, когда оное переварится, к соседям двинулась. Вот хватка, вот психологическая травма у маленькой, и аппетит чудный, а у меня с детства он плохой... и железа в моем организме хватает! Я его с витаминами беру, но никак не банками! И глюкозу без примеси стекла люблю, потому что оно очень негигиенично хрустит на зубах!
   Я с треском захлопнула дверь и уставилась на свое отражение в зеркале прихожей. Каких только сравнений не слышала, но жителей водной стихии еще к моему тотему не причисляли, а тут, здрасте! Интересно, это показатель моей эволюции или деградации?
   -- Три года без отпуска - вот о чем это говорит!
   И решила, что отдам Теди не больше недели своего отпуска. Остальное скормлю рыбам Средиземноморья - слетаю на Кипр и займусь дайвингом.
   И пусть Макрухин мне хоть слово скажет! Он теперь мне должен компенсацию за психологическую и производственную травму.
   Какую?
   А вон красное пятнышко от злости на лбу выступило -- его и предъявлю, как аргумент к больничному, отпуску и отгулам. Оптом!
  
   Глава 4
  
   Я лежала на диване и, скрипя мозговыми извилинами в поисках недоработок, упущенных нюансов, перебирала инфу на лорда и грызла семечки, заботливо прихваченные мной из дома. Конечно, не вальдшнеп под сметанным соусом и не долма, но поднимать свою задницу и тащить в местную гастрономию или ресторацию с целью внятно поужинать, не хотелось.
   В районе местного заката, когда я поняла, что упустила, меня навестил Кирилл, заботливо прихвативший с собой ужин из турецкого ресторана и банку "Черная карта" - видно с целью задобрить меня, чуток прикормив. А может, и о чем ином размечтался, орлан сибирский? Глупенький птенчик - меня ни за карту, ни за метку не купишь. Цветовая гамма не та, -- скривилась я, но в квартиру Кирюшу пустила и ужин смела, хоть и с умеренным для пираньи аппетитом. Мужчина обмяк, расслабился, позволил себе развалиться в кресле, раскинув свои ноги беспардонно вольготно, и выставив на обозрение неслабую мускулатуру накаченного торса. А взгляд уже томился и ясно в ожидании чего.
   Ох, шалишь!
   -- Вы бы органы свои подобрали, -- предложила дружески, тонко намекая как на раскинутое, так и на раскатанное.
   -- Давай на ты? -- предложил, послушно собрав свое тело и переместив центр тяжести в район головного мозга.
   -- Давай, -- а чтоб нет? -- Что с тетенькой Симаковой?
   -- Пакует вещички. Вечером посыльный принес путевку в Испанию, как победительнице розыгрышей Winston. На удачу тетя была во временном застое в связи с переменой места работы. Испания в паузе ей очень понравилась. Кстати, она действительно сдает одну комнату.
   -- Ай, молодца! Ключи от квартиры? -- это на всякий случай, если план мой не сработает, фейс у Симаковой контроль не пройдет.
   -- Готовы, -- кинул мне связку. Неслабо гражданка от воров защищается, -- словила я увесистую композицию из железа.
   -- А у тебя хорошая реакция, -- оценил Кирилл.
   -- У меня все хорошее - плохих и не держат.
   -- Давно у Макрухина?
   -- Почитай досье на ночь вместо криминального романа - узнаешь.
   -- Кто мне его даст? -- усмехнулся он, сверля меня внимательным и оценивающим взглядом.
   -- А ты хорошо попроси.
   -- Научи, как, -- прищурился, услышав в моем предложении совсем иной подтекст, чем я вложила.
   -- Подумай.
   -- Тест?
   Не орлан ты и не беркут - клест обыкновенный!
   -- Да Бог с тобой, не утруждайся. Сообрази мне лучше график передвижения клиента и его пассии.
   -- Вольное.
   -- Супер! Перетрухина в отпуске?
   -- Точно. Сегодня в ЗАГС заглядывали.
   -- Удачно?
   -- Фифти - фифти.
   Значит, о правилах подачи документов узнавали, но заявление еще не состряпали.
   Прекрасно.
   -- Завтра, как только объект замаячит на улице Вагнера, сигнализируй мне.
   -- Угу... Спросить можно?
   -- Вопрос - кому нужно?
   -- Хм.
   -- Валяй, -- я сытая - добрая, -- сложила руки замком на животе, вытянула свои метр двадцать до плинтуса.
   -- Как ты к Макрухину попала?
   Опять и снова? И что вас всех тянет в моей автобиографии покопаться?
   -- Он мне понравился, -- призналась почти честно.
   -- Ну, да, -- не поверил Кирилл. Оно понятно, он, как большинство птиц, пуганый, оттого и не доверчивый. Но прояви терпение и щедро посыпь крошки - с руки клевать начнет... и гадить на голову.
   -- Наши с ним тотемы не конфликтуют, а мирно уживаются, не смешивая территории. Мне простор - ему джунгли. Все довольны.
   -- И твой муж?
   Ах, какой ход! Брависсимо!
   Фыр!
   -- И муж, и семеро по лавкам, и футбольная команда родственников во главе со свекровью.
   -- Полный комплект? -- приуныл, а я озадачилась: ты не свататься ли собрался?
   -- Еще вопросы, рацпредложения, пожелания? Давай, ты потопаешь домой, составишь тест-список, а я на досуге его проштудирую.
   -- Ох, и зубатая ты, -- поморщился расстроенно. -- Я ж по-человечьи. Работать нам с тобой.
   Угу. Тебе тунец из банки выковыривать, мне шарады Сергеева разгадывать и загонять его в вашу паутину, как шар в лузу. Знакомая расстановка сил и распределение обязанностей.
   -- Я тронута, -- заверила, зевнув. Намек понял?
   -- Может, сходим куда-нибудь? Я тебе город наш покажу.
   Благодарствуйте. "Зоопарки" лишь расстановкой вольеров и клеток разнятся, так что вряд ли ты меня удивишь.
   -- Давай прогуляемся, -- кивнула. -- Я в ванную и до постели, ты на троллейбусную остановку и до своего гнезда.
   -- Королева, да? -- начал злиться Кирилл. Я просто глянула на него, приоткрыв свое истинное лицо. Мужчину впечатлило: нахмурился, задумался и почувствовал себя минимум тлей. Неприятное чувство, знаю, малыш, но за что купила, за то и продаю. Все мы звери, и разница лишь в ранге, сословии и интеллектуальном развитии, как в классе, отряде и семействе. И не стоит сердиться на меня за то, что мы родились в разных прайдах и в разных классах. А ежа и морского котика, как известно, скрестить невозможно. И всем они хороши. Да вот мелочь, взаимопонимание найти мешает - интересы и ареал.
   -- Не любишь мужчин? -- протянул он.
   -- Я и женщин не люблю, -- успокоила.
   -- Что так?
   -- Меня стая волков воспитывала. Детство в дикой природе наложило свой отпечаток на всю оставшуюся жизнь. Маугли меня звали, слышал?
   -- Я про Багиру слышал.
   -- А я даже фильм видела.
   -- Не интересно узнать, что?
   Перечислить? Стерва, сука, шлюха.
   -- Что ты отмороженная наглухо и людей, как спички, ломаешь, -- поведал Кирилл, не дождавшись моего согласия.
   -- Мерси за лестный комментарий. Запишу в книгу отзывов и дам на подпись Макрухину. Авось премию выдаст. Если у тебя все - не смею задерживать.
   -- Мне торопиться некуда, а если ты отдохнуть хочешь, то я не мешаю.
   Ты мне уже надоедаешь, мальчик, -- глянула на него.
   -- Желаешь перепираться с дамой и выказывать ей свой стойкий нордический характер?
   -- Понять хочу...
   -- Кирилл, мы так много в этой жизни хотим и так мало получаем, что уж в твоем-то возрасте пора понять систему выдачи призов мечтами и принять вердикт судьбы. И последствия своих желаний представлять, -- даю тебе последний шанс освободить меня от своего общества.
   -- Разве в моем желании есть криминал? Я привык работать с проверенными людьми, а тебя совсем не знаю, а то, что знаю, мне не нравится...
   В этом мы с тобой похожи.
   -- ...Разобраться надо бы на берегу, а то, может, ты нам головную боль устроишь? Петр, например, в этом уверен.
   Ну, да, сбегу с капиталом лорда Сергеева... а Макрухин уползет в джунгли от стыда.
   Богатая фантазия, ничего не скажешь.
   -- Тогда зови напарника, проведем ритуал близкого знакомства - де труа над банкой тунца.
   -- Зачем нам третий? Вдвоем разберемся.
   -- Угу.
   Зря ты все это затеял, малыш, не на ту узду накидываешь, давишь. Со мной ласково надо, я животное свободолюбивое и своевольное. Чуть колыхни воздух в мою сторону, можно огромные неприятности схлопотать.
   -- Договорились?
   -- Естес-но!... Пойду, подготовлюсь к разговору по душам... под душем, а ты посиди, голубь.
   -- Посижу, -- улыбнулся довольно.
   Я залезла в свою сумку, вытащила полотенце с халатом, незаметно для Кирилла прихватив вместе с ними телефон, и отправилась в ванную комнату. Включила воду и набрала номер непосредственного начальника гарного хлопца Кирюши. Благо телефончиками Макрухин своих в первую очередь снабжает, скидывая их SMS-ками - и не только служебными, но и личными, включая городской любовницы.
   -- Лебедев Павел Олегович? -- мурлыкнула в трубочку. -- Как вы относитесь к неуставным отношениям и сексуальному домогательству?... Кто звонит? Домогаемая. Очень ваши люди ведут себя не корректно, склоняют в аморальную сферу межполовых отношений. Я не поняла, Савелий Яковлевич меня вам в помощь какого фронта послал? Может, мне рапорт написать, изложив цепь нелицеприятных поступков ваших людей?... Да, да, нагло пристают и почти изнасиловали. Хамят, любопытничают не по делу.... Думаете, обойдемся?... И звонить точно Савелию Яковлевичу не нужно?.. Сами, да?.... Дайте мне одного, но толкового помощника, не к чему толпу озабоченных ко мне приставлять... Есть такие?... Договорились. Спасибо.
   Отключила связь и мстительно улыбнулась: поздравляю с понижением, Кирюша. Смена ареала тебе гарантирована: пойдешь работать участковым в деревеньку под Когалымом. Привет морозоустойчивой фауне!
  
   Я вышла из ванной комнаты, чтобы полюбоваться пунцовой от гнева и бессилия физиономией Кирилла. Он смотрел на меня, мысленно расчленяя с особым зверством, и внимательно слушал "ласковую" серенаду начальства, что пело ему в ухо довольно зычным голосом. Мать твою! -- донеслось вполне отчетливо и до меня. Остальное тоже, но в более грубых выражениях.
   Мужчина сложил трубку, сунул в нагрудный карман и понуро потопал к выходу, стараясь не смотреть на меня и в принципе не видеть. Но эмоции переполняли, и он притормозил рядом, желая высказать всю мою родословную, напророчить будущее. Однако встретился с моим взглядом и понял, что лучше держать свои мысли и желания при себе. Скрипнул зубами так, что эмаль с них посыпалась, и кивнул.
   И я в ответ:
   -- Уже уходишь? Что-то рано, а как же близкий контакт для знакомства?
   Мужчина дернулся и вышел, хлопнув входной дверью. Я закрыла за ним замок и легла спать, удовлетворенная прошедшим днем. Ни обиды, ни злость меня не тревожили, я вообще экземпляр не обидчивый и не злопамятный и до противности лояльный. Но дрессуре не поддаюсь, да. Только узду увижу, сразу копытами в лоб. Так это инстинкты, куда от них денешься? И стоит ли обижаться на кота, что стащил рыбу, или на собаку, что укусит тебя, наступи ей на ногу или пни? Или на себя за то, что твои инстинкты работают на благо самосохранения? Если на эту тему не заморачиваться, то жизнь радует почти ежедневно и всегда одарит чем-нибудь познавательным. Главное, видеть лишь это, и тогда даже на болоте начинают цвести сады, а в канализационном люке появляется свет.
   Завтра будет завтра и порадует меня новыми впечатлениями, как обычно. Надеюсь, и новым напарником, желательно бы диметрадоном, да, говорят, они все вымерли. Жаль.
   Один из моих объектов в прошлом спросил как-то: "есть ли у тебя мечта?" Он видно думал услышать прозаику: норковая шубка, квартира, машина или экзотику: станцевать сиртаки на пике Джамолунгмы, но я не стала выдумывать и сказала правду: хочу встретить динозавра или настоящего саблезубого тигра.
   Странная мечта? Он тоже удивился и не поверил. Зря. Людям нужно верить, и чем бредовее их выкладки, тем они правдивее, ведь любая фантастика ничто по сравнению с реальной жизнью, а грань меж фэнтэзи, мистикой и прозой почти незрима и пролегает сугубо в умах дрессированного населения. Жителям звероферм тоже не доказать, что кроме их клеток существуют другие и более просторные, не объяснить, что за забором привычного им места обитания мир не заканчивается - это для них фантастика, а что ее еще можно увидеть, узнать и потрогать - мистика.
   И незачем волновать животных, травмировать закостенелую психику, заселяя в душу сомнения и бунтарский дух исследования. Он дан немногим, потому что не каждому доводится с ним справиться, использовать для себя. Чаще он использует их. Но и этого они не замечают.
   Вот это действительно странно. Весь мир опутан поводьями, поводками, напичкан намордниками, клетками, вольерами, загонами и превращен в один единый симбиоз зверофермы и зоопарка. Людей кольцуют, как птиц, птиц, как людей; приручают "лошадей" и разводят " кроликов", "кур" заставляют нестись, а "львов" дрессируют. И удачно. Никто из них даже не понимает, как это происходит, когда, в какой момент их дух сдался на милость дрессировщика.
   И только мифические и вымершие животные избежали этой участи, вовремя сойдя со сцены. Я их понимаю: лучше гордо умереть, чем гордо гарцевать под седлом. Лучше съесть самому, чем быть съеденным, и неважно, что ты вегетарианец, существо незлобивое и исконно травоядное - живешь в зоопарке - будь любезен подчиняться его законам, распорядку дня. Принимать ванну, питаться и совокупляться по уставу. Нет? Отползай и вымирай.
   Немногим удается пройти между узких стен выбора и занять свою нишу, где будут править свои законы. Одному никак, проверено. Для этого стая нужна, своя.
   Динозавры в этом отношении уникальны и не зря привлекают внимание. Они, даже умирая, сохранили свою индивидуальность, жили вольготно, что в стае, что без, и были настолько умны и быстроприспосабливаемы, что я не верю, что они исчезли полностью. Наверняка им достало ума сохранить свой вид, спрятав в дебри родословной обличающие их особенности: панцири, шиповидные и плащевидные наросты, гигантский рост и вес, но зубы, окрас и повадки никакая эволюция не отшлифует. Они в крови и проступают во взгляде и манерах, какими бы шкурами - масками ни прикрывались саблезубые морды.
   Потрясающие ископаемые. И если уж быть съеденной, то лучше ими.
   Не так досадно, чем быть загрызенной стайкой крыс.
   Хотя за неимением ископаемых я б мустанга в пару взяла: горячего, вольнолюбивого, рискового... Отмороженного, как я.
   Но мне все больше пони и ослы попадаются.
   Н-да-а, даже парнокопытные измельчали.
  
   Макрухин только закончил разговор с Лебедевым в лающих интонациях, и в зобу нерадужных чувств грохнул телефоном об стол, как он зазвонил вновь.
   -- Ну? -- процедил, жалея, что не может попросту послать Олега к чертям собачьим.
   -- Здоров будь, Семен, -- протяжный баритон ничуть не напоминал лебедевский, зато мгновенно помог вспомнить, кому он принадлежит. Вот те, здрасте, -- глянул на дисплей Макрухин: уже вычислили, ешкин кот! Хоть каждый день симки меняй!
   -- И тебе, Леонидыч, не хворать, -- мягко постелил Яковлевич - не каждый день ему сам Чигинцев звонит. Надо понимать, причина веская и как бы весом-то не придавила - уж больно ласков голос у генерал-майора.
   -- Слышал я, Яковлевич, ты Лебедеву помогаешь?
   -- Ну, как же, -- протянул, чтоб успеть сообразить: выставлять то своим достижением, рвением и горячим личным желанием или раскаяться на всякий случай.
   -- Похвально, похвально...
   Фу, ты! -- не сдержал облегченного вздоха Макрухин.
   -- ... Кого на подмогу послал?
   -- А то ты не знаешь?! -- скривился.
   -- Багиру.
   -- А-а, славная краля.
   -- Хороший специалист.
   -- Управится?
   -- Легко. Не беспокойтесь, она и не с такими заданиями справлялась.
   -- Да я-то не беспокоюсь, Сема, а вот тебе пора.
   -- Не понял.
   -- Она что еще натворила? -- нахмурился.
   -- Ты ее не перетрудил? Кому и куда только не посылал, засветил как пленку.
   -- Ее не засветишь, она сама кого хочешь...
   -- Она слишком много знает и перешла дорогу очень серьезным людям. Заваруха, Сема, нехорошая вокруг твоей дивчины, а мне то без надобности. Задание выполнит - слей от греха. Понял?
   Макрухина пот прошиб:
   -- Нет, -- вытер испарину, признавшись честно.
   -- Сема, мы с тобой мирно уживаемся, потому что ты человек умный и честный, и то, что ты знаешь, знаю только я, а что знает твоя баба, может узнать полмира. Ее ищут, Сема, и найдут, поверь. И не только ее - тебя. Она прикроет тебя собой? Нет. Будет молчать, партизанку изображать? Нет, Сема, не мечтай. Такой оторве счет крепкий в банке покажи - сдаст тебя с потрохами и нас подставит. Что она знает, Семен? Сколько она с тобой работает? Семь лет будет, да? Вот и посчитай, сколько она за это время в свой мозговой компьютер внесла и кому те ее файлы нужны? Список зачитать или сам сообразишь, что он длиннее Конституции Российской Федерации? Или ты из-за нее желаешь сам под суд и ... ну, на нары вряд ли, сам знаешь, а вот несчастный случай, точно.
   -- Она-а...хороший специалист...
   -- Сема, не смеши, специалистов таких еще десяток нароешь... если жить останешься. Или поиграешь со мной?
   -- Нет!
   Упаси, Господи, с Чигинцевым играть. Он прост, как Слава КПСС - красное знамя и залп из винтовок. Прощальный. А незаменимых у него нет. Это он еще в детстве выучил, в пионерском лагере имени Павлика Морозова.
   Макрухин потом весь облился, взмок до носков в своих французских туфельках из крокодильей кожи. И напоминал сейчас себе не питона, а малыша тритона.
   -- Я... подумаю.
   Язык не повернулся признаться: не смогу. Ленка-лапочка, куда ж я тебя втащил? -- защемило сердце. Вот сволочь старая, знал ведь, под моховик девку бросаю!
   -- Ты, Сема, не думай, я уже все обдумал. Пускай она задание выполняет, а как англичанина этого облапошит, мы ее тихо скинем, на дополнительный кукан его словим. С мокрым делом в досье он уже никуда не дернется, будет работать как миленький.
   -- Я... что должен...
   -- Не мешай, Сема. Очень прошу, друже, смирись и отойди. Хороша девка, душу греет, верю, но она карта битая. По ее душу тучки неслабые по небу ходят - отдай ее нам, но с выгодой, пока ее за просто так вместе с тобой не съели. Ну, что, работаем дальше или в одиночку плывешь?
   Макрухин зубы сцепил, сатанея от тупика, в который его загнали. А впрочем, не сам ли туда зашел?
   -- Согласен, -- выдавил через силу.
   -- Вот и ладно. В субботу на охоту собираемся. Поедешь? Приглашаю.
   Ох, милость какая! Пережевать бы ее да не подавиться!
   И как не хотел послать Чигинцева, вяло бросил:
   -- Буду.
   -- Жду, -- хмыкнул генерал и отключил связь.
   Макрухин же долго сидел, слушая тишину в трубке.
   И на душе было до того муторно, что хоть головой об стену.
   И кинул в нее телефон. Посмотрел на обломки и, рванув ворот рубахи, полез за коньяком в бар - помянуть душу грешную рабы Елены и иуды Семена. Не первую он продал, не последнюю, но эту, как себя, жалко, прикипел душой до самого донышка. Стервь, конечно, отменная, Ленка-то, да то не от злобы, а от страхов да тревог. Одна она вот и сжалась, что еж в клубок, колючки выставила, а нутро-то дитячье, небалованное, чистое.
   Тьфу, ты, дурак старый! Потянуло его на оды!
   Поздненько, батенька, -- и замахнул полный стакан: царствие тебе небесное, Леночка. Прости, это жизнь - сука!....
   Ладно, в чистилище перенаселения не бывает, всем места там хватит.
   Встретимся еще и с Чигинцивым и со всеми остальными, поквитаемся.
  
   Глава 5
  
   В дверь кто-то бился и не иначе, рогами и копытами, и судя по грохоту - не лошадь, а черный носорог, минимум.
   Я приоткрыла глаз и, взглянув на часы-брелок на своей груди, поняла, что сама сейчас стану свирепым носорогом - полшестого утра! Какому дебилу пришло в голову ломиться в такое время суток в мою дверь?
   Я не "жаворонок", я "сова", которая очень трепетно относится, пожалуй, к единственному в своей жизни - ко сну. Меня можно послать в Гренландию пешком, заставить пересечь Сахару и поработать рикшей, навьючить, как тяжеловоза, запустить в клетку с тигром, питать скорпионами и отлучить от всех прелестей цивилизации, поселив в тундре - я переживу. Но если кто-то поднимет меня с постели раньше отмеренного мной на сладкий сон времени, я мгновенно зверею, и от человека во мне остается лишь способность воспроизводить звуки, преимущественно на высоких нотах и ненормативно-изысканные. Даже Макрухин, зная это, трепетно относится к моему сну. Было, влетел как-то и услышал настолько убойную кантату в моем исполнении, что после сутки заикался и подозрительно косился, видно, заподозрив во мне буйнопомешанную.
   Макрухин! Мой шеф, мой крестный отец!
   А тут?
   Кто?!!... -- рыкнула, вскочив. Схватила первое, что попало под руку - полотенце и, сделав пробежку до входа, кинула его в физиономию наглеца. Захлопнула с треском дверь и пошлепала обратно, замерла на секунду, сообразив, что естественного для точного попадания крика не услышала: ни "ааа", ни "ГосподиБожемой", ни обычных в таких случаях изысканных словосочетаний в свою сторону. Странно, -- хлопнула ресницами и, наплевав на головоломку, рухнула на постель, раскинув руки для объятий: подушечка моя, одеяло! Укрылась, зарылась в теплое белье и с довольной улыбкой закрыла глаза: что там мне снилось? Продолжим смотреть...
   Нет, это был не бегемот, а красноголовый дятел, самая упрямая птица в мире, способная долбить даже цемент!
   Этот жуткий залетный в брюках принялся вновь колотить "клювом" в дверь - полотенце погибло попусту. Надо было не мелочиться и сразу запустить в него пару взрыв пакетов.
   У-у-у!! -- ноги сами задергалис,ь спинывая одеяло под какофонический грохот.
   Нет, ну, что за идиот!
   Пришлось шлепать обратно и объясняться.
   -- Какого черта вы ломитесь ко мне, как к себе домой?!! -- заорала сходу от тоски по недосмотренному сновидению... И осеклась.
   Бывает такое, что не передать словами, что-то глубинное, как воспоминание о прошлом, где лишь тени образов в одеждах чувств и ощущений, и не знаешь, откуда они, что для тебя, но невольно устремляешься за ними, желая если не удержать, то хоть прикоснуться и получить более четкое понимание. Точно так же я впилась в глаза довольно угрюмого и грубоватого лицом мужчину. В завесе серых красок угадывалось нечто тревожащее меня и одновременно как-то сразу, без сомнений заставляющее доверять и верить ему. Наверное, так приходят ангелы с хорошей вестью, что ты ждал годами, и пусть черты этого ангела изрядно испортила людская злоба, расписавшись рубцами на правой щеке, а во взгляде не было и грамма доброжелательности, я видела лишь его глаза, в которых жило нечто важное для меня и долгожданное. И как продолжение сна, как галлюцинация, послышалось еле различимое: шелест листвы и словно крылья за спиной раскрылись...
   Я нахмурилась, тряхнув челкой, и была беспардонно отодвинута в сторону с прохода. Мужчина вошел, закрыл за собой дверь, и, мазнув по моему лицу недовольно-презрительным взглядом, протопал на кухню.
   -- Вы кто? -- спросила тихо, и вновь мотнула головой - вот вопросик! Давно я его не задавала, наверное, с момента встречи с Дедом Морозом - физруком, что в наряде этого персонажа, но на лыжах и в кроличьей шапке произвел на меня неизгладимое впечатление, вырулив из-за угла школы...
   Надо умыться и вернуть разум в реальность, -- решила.
   Пока незнакомец гремел посудой, я привела себя в порядок и полностью избавилась от глупого наваждения. Мужчина уже не казался посланцем, тем более не вызвал ассоциации с ангелом, зато стойко напоминал волка - и взгляд, и оскал - точь в точь.
   -- Привет, -- нависла над ним, с осуждением поглядывая в тарелку. Его. С омлетом.
   -- Самообслуживание, -- буркнул, кивнув в сторону плиты, на которой в сковороде остывала моя порция. У-у, какой! Полотенце в лицо, наверное, простить не может.
   Ну, и начхать, дуйся. Я выложила в свою тарелку омлет и щедро налила себе кофе, сваренное мужчиной, почти полностью экспроприировав его из турки.
   -- Давайте знакомиться, -- бесцеремонно отодвинула его тарелку, сужая просторы его трапезы, бухнула свою и села. Мужчина и ухом не повел. Я даже позавидовала его терпению и спокойствию.
   -- Тебя как зовут? -- поинтересовалась для приличия.
   -- Вас.
   -- Хорошее имя, -- хмыкнула, принимаясь за пищу. Зря ты с наездов начинаешь, об меня и бульдозеры ковши ломают, не то что волки свои клыки.
   -- Зовут меня Иван, отчество Георгиевич...
   -- А я думала Вам...
   -- ... фамилия Лейтенант.
   Фамилия его меня порадовала:
   -- Перестань, -- протянула ладонь. Он глянул на нее, потом на меня и кивнув:
   -- Бывает хуже, -- уткнулся в свою тарелку.
   Чудный экземпляр! А, пожалуй, поладим.
   -- Вас взамен двух пингвинов прислали?
   -- Как видишь.
   -- Привет Павлу Олеговичу передавайте, кланяйтесь от меня...
   Мужчина взял мою чашку и хлебнул кофе.
   -- Хм!
   -- Отзвонись Макрухину и доложи все нюансы дела. Он ждет.
   -- Что ж сам не звонит?
   -- Дотянуться сюда не может, чтобы твой телефон с блокировки снять, -- глянул на меня с насмешкой. Фу, ты, точно! Я же когда спать ложусь, всегда телефон блокирую, правда, раньше двух ночи я обычно в горизонт не ухожу, а тут сморил воздух Селезневки и вырубил наглухо в десять вечера.
   -- А ты через Москву сюда, с приветом от моего шефа, да?
   -- Из Москвы.
   -- Подожди, ты, из нашей конторки что ли?
   -- Какая разница? -- уставился на меня. -- Из-за тебя, козы, меня с поезда в Адлер сняли и вместо отпуска под жарким солнцем, в служебную командировку отправили. Теперь моя семья загорает, а я по местному телевидению дожди смотрю, -- кивнул в сторону окна, за которым грандиозной заставкой ползли грозовые тучи. -- Давай, быстро разрулим и смоемся. Идет?
   -- Яволь! -- согласилась с готовностью, ясно стало, что Олегыч звякнул Яковлевичу и наорал на него за его оторву, а тот поорал возмущенно за его дятлов. После выхлопа основной массы негатива начальники пришли к консенсусу и, чтоб не ломать психику селезневских мальчишечек, мне на подмогу был выслан еще один человек Макрухина. Вполне в духе шефа: своего добился и нипричем остался. Сработал мой звоночек. Даже неинтересно как-то.
   Одно не вкладывалось - Адлер. И омлет с трудом втискивался в картинку. Это ж сколько любви к своей коллеге иметь надо, чтоб после гостеприимного полета полотенца в лицо ей завтрак сготовить, и сколько любви к семье, чтоб не испытывать и доли расстройства по поводу разлуки? То, что он мне про жажду соединиться с оной солгал, однозначно. Не тем тоном о сокровенном говорят, и насмешка во взгляде абсолютно неуместна.
   Мозговые файлы выдавали служебную информацию на сотрудников сыскного агентства Макрухина и Ивана Лейтенант в списках не находили. Впрочем, он мог работать в другом подразделении. По выправке и выдержке этот хищник свою дежурную челюсть и на ночь не снимает, и если я права, то к лодыжке его ноги пристегнута малышка системы Пиппера или охотничий нож.
   -- Давно женат? -- облизнула губы, томно облокотившись на столешницу, чтоб ему лучше естественные достоинства видно было, и осторожно провела носком стопы по его ноге. Он уставился с пониманием и легкой насмешкой и не отодвинулся, дал прощупать свой схрон. Пиппер не Пиппер, но тесак будь здоров.
   Та-аак, это что же получается?
   Получается очень занимательно: либо у меня, либо у шефа большие проблемы появились, о которых я не подозревала, либо Макрухин решил вести свою игру в обход своих бывших товарищей. Глупо, если нет необходимости, а на глупости питон не способен. Он лучше обзовется вегетарианцем и на деревце повисит, чем в заварушку за кусок мяса полезет.
   Значит необходимость, значит все же проблемы.
   Я прищурилась и Иван в ответ. Взгляд пошарил по кухне и вновь уперся в мои глаза. Я мило улыбнулась: в курсе, милок: ушки, глазки на дежурстве. Бдят мальчики даже за своими, что о полулегалах говорить?
   -- Свари еще кофе на бис? -- пропела, понимая, что на вопрос о личной жизни ответа не дождусь.
   Мужчина подумал, пожевал зубочистку и улыбнулся, соглашаясь.
   А я и не сомневалась - мы друг друга поняли, а следом и приняли одни правила игры. В нашем деле главное - взаимопонимание, оно порой дороже баксов и брюликов. Только те `люди гибнут за металл', которые этого не знают.
   -- Замуж бы тебе, -- встал лениво, двинулся к плите.
   Началась инструкция?
   Я вся во внимании, -- уселась удобнее, тапком качать принялась:
   -- Я девушка осторожная, спешу только в парикмахерскую и стоматологию.
   -- Кандидатуры подходящей не встречала.
   -- У меня все впереди.
   -- Не сомневаюсь.
   Понятно, мне предлагают прибрать Сергеева к своим рукам. Но как же компромат, вложения в промышленность Селезневки? Или Макрухину нужнее? А проблем больше, чем сейчас, не будет? Конечно, денег много не бывает, а замуж сходить не проблема, как и вернуться обратно... Это же сколько финансов у лорда, если и питона повело? Впрочем, на деньги его всегда вело, как мышь на сыр. А я, получается, между купюрами и молотом спец служб застряла? Веселенькая командировочка.
   Женить на себе Сергеева дело плевое, капитал его к рукам прибрать и к праотцам новобрачного отправить еще проще, месяц на все про все от силы, а дальше? Как ни крути, я крайняя для спецуры останусь, а она на меня без того зубы точит, лет пять уже, организованно и плодотворно. Только пока я с питоном, они аппетиты свои придерживают. Так питон - не святой. Макрухин как только свое получит, может сдать меня преспокойно, чтобы головной боли не иметь, и элита - не элита, своя - чужая, частности. Мужчина он разумный, дивиденды подсчитывает за секунду и лишних движений, чреватых для организма, ни за мать родную, ни тем более за меня не сделает.
   Что делать?
   Остаться за бугром? Не проблема, да только в чем разница, умру я на своей яхте или в чужой акватории? Подавлюсь оливой на вилле, получу инсульт естественного происхождения стандартного калибра или сверну себе шею на лестничной площадке замызганного подъезда какого-нибудь Верхнесарайска?
   Уж не подставляешь ли ты меня, Яковлевич? Ай, молодца! Не удивил.
   Если отмести патетику для олухов из серии моральных, патриотических и этических норм, то вполне может быть, даже скорее всего. Веры в наше время и себе нет, а уж другим тем более. Обстоятельства, жесткие и циничные, как сама жизнь, подлость в норму легко превращают, и от человека здесь мало что зависит. Волчьи законы никто не отменял, а джунгли человеческого ареала, сколько б веков и эпох ни прошло, остаются джунглями, в которых выживает только самый хитрый, быстрый, умный и сильный. Остальные лишь существуют по его милости. Не попал ему на глаза или под лапу - радуйся, успел увернуться от клыков и когтей - радуйся вдвойне, успел у него кусок из горла выдрать и благополучно смыться - будь счастлив и не рискуй повторить кульбит вновь - второй раз может не повезти. И уж тем более не глупи, встревая в схватку двух тигров, если ты койот. Посиди, подожди, когда драка закончится - тогда сможешь перекусить побежденным. В этом и есть высшая справедливость - получить минутное удовлетворение за свое терпение.
   Яковлевич в этом отношении виртуоз, законы джунглей выучил и систему курятника тоже.
   Мог ли он влезть под колеса управленческой машины, встать поперек госорганов?
   Мог. Клиентура у него большая, по всему шарику раскиданная, и такие изюбры попадаются, что их ни одно лассо не сдержит. И работку такую подкидывают, что волей -неволей, а поперек системы и встаешь, и влезаешь, и на рельсы ложишься. Конечно, Макрухин на рельсы ни за какие дензнаки не ляжет, да и вышел из щенячьего возраста, когда сахарную косточку нужно лично отвоевывать, рискуя своими ушами - для этого у него холуи имеются. К тому же для вышестоящих он свой, хоть и работает больше на себя, но к взаимовыгоде, которая то в одну сторону, то в другую весы спокойствия и терпения тянет. С одной стороны, он информацию своим сливает, бескорыстно помогает в грязных делах, с другой, и сам владеет тем, что знать гражданину подполковнику в отставке не стоит, и уж тем более не нужно знать его людям. Да, систему в системе терпеть не станут.
   Может это как раз тот случай, когда влетел Макрухин на какого-нибудь клиента, что интересен не только ему, и, взявшись за его дело, не смог, как обычно, угрем проскользнуть меж молотом и наковальней или переждать на ветке? А теперь спешно реабилитируется и готовит запасной аэродром? Понятно, для себя, хоть строить буду я.
   -- Я бы вышла замуж, было бы это выгодно.
   -- А любовь? -- поставил передо мной кофе Лейтенант.
   "Ну, насмешил вопросом!" -- фыркнула я презрительно.
   Любовь к деньгам?
   К себе?
   К свободе?
   Ясна и понятна.
   Но любовь к другим, когда тебя не тягают в клетку, а ты добровольно прешь в нее с зашоренными этой самой бараньей любовью глазами, другое. И не для меня. Даже в пылкой и любознательной юности меня подобная проза взаимоотношений не прельщала. Чтоб перед подружками и одноклассницами похвастаться дивным экземпляром какого-нибудь павлина или бабуина или получить желаемое, например, независимость от родичей, собственную квартиру, баксы, а не копейки на личные расходы. Это одно и много ума не требует. Когда сердце в процессе окручивания не участвует, партнер становится доступен и беззащитен, как куколка бабочки - хоть дави, хоть на крючок насаживай, хоть препарируй. Другое, когда ты вяжешь не его, а позволяешь вязать себя, включая не ум, а душу и сердце. А кому и зачем их открывать? Их беречь надо, потому что твое и только тебе нужно и важно, остальным плевать, что у тебя что-то кроме красивых глазок и дивной фигурки есть. Это я давно поняла и на грабли доверчивости, как мои ровесницы, не наступала, училась играть, а не любить, исследовала, а не давала исследовать себя. И быстро стала мастером в этой игре с огромной практикой, такой, что за десять последних лет ни одного нового типа мужчин и женщин не встретила, зато окончательно убедилась - люди - звери и живут на инстинктах, которые, как нитки марионеток, легко дергать и за это получать желаемое. Наверное, этим я и привлекла Макрухина. Надо сказать, поначалу даже он от меня поплыл, а потом, когда понял, что не он, а я, сопливая малолетка, играю им, обалдалел. Еще бы, ему было тридцать семь, мне шестнадцать, а у меня уже хватило ума прижать его к стенке и раздеть догола так, что он не сразу сообразил.
   Семья, работа, свобода, сердце - все лежало в моей маленькой ладошке и работало на меня, когда и как я хотела. Постепенно она сжималась, превращаясь в кулак, и вот пальцы сомкнулись. Старый педофил значительно мне надоел своими серенадами и выложил за мое терпение половину того, что имел, и грозил расплатиться свободой, если не отдаст все. Статью за развращение несовершеннолетних никто не отменял и он бы проиграл, если б у меня было столько опыта, сколько сейчас.
   Но хитрый питон ловко вильнул хвостом и вовремя ушел в джунгли от недостаточно опытной малолетки, оставив лишь кусочек своей кожи в руке. И видно из-за нее далеко не ушел - свое всегда жалко. Он остался приглядывать за мной из зарослей, потрясенный моим проворством. Охотился на меня, ожидая подходящего момента, а я о том не знала. Возможно, он еще пылал страстью, возможно, хотел отомстить, но, видно, понял, что со мной лучше дружить, чем любить, лучше сотрудничать, чем мстить. Я животное свободолюбивое, меня арканом не возьмешь, а давление приведет к тому, что я взбрыкну и умчусь в прерию, ломая заграждение. Он это понял, он изучил меня, пока я бегала от вольера к вольеру в поисках достойной стаи. Прошло три года и он дождался - я оступилась, влезла в нору чужой юрисдикции, вскрыв замок уголовного кодекса, и славно полакомилась... на три статьи сразу. Тут он и вылез из зарослей с милейшей улыбкой довольной охотой змеюки. Мы встретились с ним вновь и серьезно поговорили. Наши интересы совпали. Он помог мне, а я с тех пор помогаю ему. Эти отношения нас вполне устраивают внешне, но кто знает, не ждал ли питон еще много лет в засаде, чтоб удовлетворить еще один свой рефлекс - месть?
   Может, мне испугаться?
   Но как раз этого я не умею. Страх с рождения слишком сильно преследовал меня, возникая по поводу и без, и в один момент надоел. Я вдруг поняла, что благодаря ему бегу от себя и от жизни, уворачиваюсь от трудностей и живу, как мышка с норке, боясь лишний раз выглянуть на свет, пригласить в свою норку хоть того же хомячка. Страх формировал привычки, диктовал мне свои условия существования, управлял мной, словно отдельная сущность, причем более умная, тонкая в своих кознях. И я решила взбунтоваться и выгнать его, позаимствовав его коварство для собственных нужд, а не против.
   Для начала четко поняла, что он мне не нужен и аргументировала - почему. С ним я была уязвима и ранима, обидчива, недоверчива, испуганна и замкнута. Я жила в полной, абсолютно счастливой семье, но все время боялась, что что-нибудь произойдет, и моя семья распадется или, того хуже, родители умрут. Я хвостиком ходила за мамой, боясь, что она исчезнет, стоит мне выпустить ее подол из рук. Я все время влезала меж матерью и отцом, шли ли мы гулять или ложились спать, только так чувствуя себя спокойной и уверенной. Слева мама, справа папа, оба живы, здоровы, рядом со мной - вот он предел счастья.
   Я слишком любила их и слишком боялась потерять, чтобы этого не произошло.
   Отец ушел от нас. Это было больно, это было страшно, это было обидно.
   Мама переживала очень сильно, она перестала замечать меня, все чаще срывалась и глупела на глазах, устраивая то мне, то отцу сцены, принялась шантажировать мной, словно вещью, а отец в ответ принялся настраивать меня против нее. Глядя на все это, я поняла, что главная беда не в том, что нам плохо, а в том, что мы сами виноваты в своих неприятностях. Мы доверяли отцу и любили его, мы сами позволили доставить нам боль, привязавшись к нему. И поняла, что нельзя никому верить, если даже родной человек способен предать, и нельзя никого любить, если это не ценится даже в близком круге, а используется, как оружие против тебя, а счастье, к которому все стремятся - миф, миг, замок на песке. Тогда же я поняла, что люди - звери, живущие на инстинктах, и способны, как крысы, есть своих детенышей, спариваться с первой попавшейся самкой, жить, удовлетворяя лишь свои сиюминутные нужды. Именно свои, потому что на соседние, чужие - им плевать. В этой жизни каждый за себя и каждый для себя.
   Что и говорить, осознание было болезненным и слишком ранним - мне не было и десяти лет. И все-таки, возможно, именно потому я успела измениться и избавиться от страха, став непробиваемой для любых чужеродных эмоций, желаний. Чувство самосохранения постепенно отключилось напрочь, как только я поняла, что бросить меня не могут, если я этого не позволю. И не позволяла - не привязываясь и не допуская к себе, научилась лгать и смеяться, скрывая боль, кусать первой, не дожидаясь, пока укусят тебя. Не просить, не требовать, а брать, не навязываться, а обязывать, не привязываться, а привязывать. Сердце черствело, покрываясь твердой коркой презрения к зверюшкам, душа убеждалась в правильности избранного пути.
   Я стала такой, какой стала, и ничуть о том не жалела, как не собиралась меняться.
   Любовь, долг, морально-этические законы, вера в дутые идеалы, порядочность - все это для питомцев зоопарка, а я служащая. Конечно, я не решаю, кому дать морковку иллюзий, кому прописать охлаждающий душ, кому выдать премиальные из филе приглянувшегося соседа, но я готовлю этого соседа. Я настраиваю брансбойт, от меня зависит, насколько он будет холодным, насколько струя будет сильной и болезненной.
   Трудно ли так жить? Я не задумывалась, потому что видела - к такой жизни стремятся все, но не каждому дано того достичь. Меня угнетало другое - одиночество. Да, мы все по сути одиночки, но некоторым в жизни посчастливилось найти свою стаю и жить в ней. Им я искренне завидовала и далеко не белой завистью.
   Стая, в которую меня привел Ка-а, была мне чужой, как и я, осталась ей приемным детенышем, годным к употреблению, но не пониманию. Я не имела ни друзей, ни подруг. Еще в школьные годы, вдоволь насмотревшись, как подруги ссорятся из-за пустяков и мирятся, потому что больше дружить не с кем, используют друг друга для достижения какой-то маленькой цели, например, получить пять по алгебре. Или, наоборот, очень высокой - поступить в институт, в котором декан - отец подруги. Как обижают друг друга, вымещая плохое настроение или скверность характера, улыбаются в лицо, а сами держат нож за спиной. Как лезут в душу, чтоб натоптать в ней побольше, как соперничают меж собой из-за мальчиков или престижных прибамбасов, хвастаются тряпками и болтают без умолку о всяком вздоре. Когда одной из них нужен дельный совет - я поняла, что лучше остаться одной и завести кучу знакомых, необременительных, но полезных, и играть с ними в дружбу, чем действительно дружить. Во всяком случае, так будет честнее - истинной и бескорыстной дружбы я не встречала, а все, что называли этим словом, и близко к определению не подходило. Нужда и выгода - вот что стояло за ним, и неважно, нуждаются в тебе или нуждаешься ты, фальшивая маска остается фальшивой маской, даже если тебе ее раскрасит самый известный художник и усеет бриллиантовым узором самый искусный ювелир.
   У одиночек свои правила жизни, более жесткие, более бесцеремонные, потому что за них никто не постоит, не принесет на блюдечке кусочек хлеба и стакан воды, не залижет раны, не согреет своим теплом, не прыгнет на телегу за провиантом, как делают это волки, рискуя собственной шкурой ради всей стаи. У одиночек вой протяжнее и тоскливее, а жизнь короче, но они никому не должны и никогда не будут брошены или преданы, и чужая боль не коснется их - им довольно своей, и ровно на приказы, законы, заборы. Их жизнь - миг, как у любого другого, но этот миг безраздельно принадлежит лишь им. Они ничего не имеют, поэтому у них нечего отобрать, они никого не подпускают к себе, поэтому никто не ранит их, им не у кого просить, и потому они умеют брать. И сколько ни рассуждай на эту тему, плюсы и минусы такой жизни все равно приходят к знаку равенства, как и у других - холмику земли...
   Но иногда мне очень тоскливо от того, что я отбилась от своей стаи и бегу одна, не потому, что надо, а потому, что еще надеюсь ее найти, нагнать. Эта единственная иллюзия, греющая меня и поэтому оставленная жить в сердце. Даже волчонок воспитанный, вскормленный в человеческом жилище, как домашний пес, рано или поздно пойдет на зов природы, вспомнит, кто он, и устремится на свободу, к своим. И я мечтала вспомнить и найти своих, понять и принять их, кем бы они ни были, и вырваться из чужого загона. И быть принятой, и принять, и понять, кто я: пантера, мустанг... иволга, запутавшаяся в ветвях?
   Но прочь этот философский вздор - жизнь циничнее любых рассуждений, и время неумолимо движет нас к финалу.
   -- Ты в курсе дела? Симакова когда уезжает? -- спросила деловито.
   -- Я о другом спрашивал.
   Плевать мне, о чем ты спрашивал, -- глянула на него.
   -- Сопли и слюни про любовь на каждом повороте - купи пару буков и удовлетвори любопытство и душу. А я пошла, -- поднялась и двинулась в комнату переодеваться и готовиться к встрече с квартиросъемщицей. Нужно брать ее тепленькой и с предоплатой - от меня откажется, от лишних денег - нет. Они ей в поездке пригодятся.
   Иван понял, что я задумала, и не стал мешаться, только бросил:
   -- Я провожу.
   Да, пожалуйста! Всучила ему свою сумку.
  
   Глава 6
  
   Отчего же сердце сжимает от непонятной тоски и боли?
   Давно столь хмарое настроение не посещало меня. И вроде повода нет. Предательство Макрухина? Вилами на воде писано, да и все равно мне, что задумал старый питон. Меня ему не проглотить - подавится, знает это и пытаться не будет.
   Задание? Не первое, не второе, даже не двадцатое, и вовсе не трудное. Обычное, пошлое. Замуж выходить за лорда? Как зайду, так и выйду. Это не моя головная боль, а жениха, который еще ни о чем не подозревает.
   А что не так, что же бередит душу? Молчаливый напарник Лейтенант?
   Он, как и я, одиночка, а волкам-одиночкам зубы без повода скалить не по чину и скулить, как щенку, чушь всякую, лишь бы паузу занять, тоже.
   Может, погода действует? Затянуло тучами небо, словно траур по невинно убиенному светлому дню начался. Да и на это мне все равно - никогда я с погодой не ссорилась. Мы с ней параллельно живем, друг другу не мешая. Дождь ли, снег ли, солнце светит - мне едино - на дела это не отображается, значит, внимание обращать не на что.
   -- Что нос повесила? -- заметил мое сумрачное выражение лица Иван.
   -- Не поверишь - сама не знаю.
   -- Почуяла что-то?
   -- Возможно, -- оперлась на дверцу машины, задумчиво оглядываясь вокруг. Мерещилось мне что-то неуловимое, что и оттолкнуть не можешь, но и поймать не в силах.
   Мужчина посмотрел вокруг и не нашел ничего подозрительного:
   -- Чисто, -- заверил тоном специалиста, и странно - я поверила. -- Садись, поехали.
   -- Когда машину взять успел?
   -- Мне ее вместе с билетом на самолет выдали, -- хмыкнул, усаживаясь за руль.
   `Что вы говорите?' -- Питон заботу проявил, самаритянин, блин!
   -- Наставления будут? -- спросила, хлопнув дверцей. Лейтенант покосился на меня со значением:
   -- Мало?
   -- Нет, - `нашим легче'.-- Карамельку хочешь? -- полезла в сумочку.
   -- Давай.
   Надо бы Макрухину позвонить - неспокойно на душе. Неспроста это. Что я мужичку поверила? Уши развесила и мысли тупые гоняю? А если он казачок засланный и Питон вовсе никаких распоряжений не давал? Нет, милок: доверяй да проверяй. Звякну Яковлевичу, душу успокою. Заодно и его мыслишки проведаю, да напомню, чтоб аппетит свой поумерил, -- мелькнули дельные мысли.
  
   Макрухин пил всю ночь, но спиртное не спасало, хоть уже и не лезло в горло.
   Расплылся, раскис старый ловелас: деточка, лапочка...
   Бог мой, как подло устроена жизнь! Как циничны и жестоки ее законы! Что триллеры и фантастика, что мистика и страшилки - комиксы. Жизнь, самая обычная, обывательская жизнь ужаснее и страшнее любой самой извращенной фантазии.
   К утру Семена сморило, и он заснул прямо в офисе на диване, обнимая бутылку коньяка, мысленно исповедуясь и каясь ей, как священнику. А Мадонна, что пришла к нему во сне, имела образ Лены и, качнув головой, грустно улыбнулась: ты еще можешь все исправить, Мирон, и спасти свою душу...
  
   Жуть какая!
   Семена подкинуло. Он долго тер глаза, пытаясь сообразить, к чему было сказано, и кто он, Семен Яковливич Макрухин или какой-то Миррон? И почему он Мадонны испугался, как черта?
   И понял, что нужно меньше пить и с совестью да жалостью брататься. От таких собутыльников и трезвенник язву всего организма получит.
   Хватит, не дитя слюни в бутылку пускать - добрел до стола и рявкнул в селектор:
   -- Двойное кофе и кружку побольше!
   И пошел умываться: прочь ерунду из головы. Проехали. Жизнь продолжается.
  
   Москва встретила его солнечной погодой.
   Бройслав смотрел на московские улицы, как всегда шумные и суетливые, и жмурился от удовольствия. Пробки его не напрягали - помогали свыкнуться с чересчур бодрой столичной атмосферой. Ему нравился тот заряд жизни, что щедро давал этот город любому приезжему, а вот жителей он изрядно выматывал. Но таковы издержки мегаполисов, вечно торопливых и ни на час не успокаивающихся в своем движении. И в этом есть своя прелесть.
   А вот города Аравийского полуострова он не терпел, и сам себе не мог объяснить - отчего. Что-то глубинное вызывало в нем отторжение одного вида ослепительно белоснежных стен минаретов, солнца, что, казалось, плавит улицы; растительности, архитектуры, даже звуки шумных восточных базаров, гортанной речи рождали в нем настороженность и желание... схватиться за оружие. Странное желание, учитывая, что у него было достаточно партнеров и хороших знакомых из Аравии, Египта, Ирака и Сирии. И они прекрасно ладили меж собой. Но все же ни одному из них он не доверял, и, пожалуй, больше, чем с другими держал ухо востро.
   Первый раз, когда он приехал в Тель-Авив, заметил и странную тревожность Гарика, после не раз замечал за ним этот напряженный взгляд, словно тот готов вступить в бой, да не слышит команды.
   -- Похоже, нас славно потрепали в этих местах в прошлой жизни, -- заметил тогда Орион, и Фомин, к удивлению, не стал отнекиваться.
   -- Возможно. Хотя в реинкарнации я не верю, -- бросил, уже садясь в самолет.
   И в этом у них с Гариком было единственное противоречие - Бройслав верил в прошлые жизни и будущие не от того, что был фанатиком или продвинутым мистиком, суеверным и кармически озабоченным - просто так ему было легче жить. Вера должна быть у человека. Одни ищут ее у других и в другом, а он искал в себе. И точно знал, хоть и не мог внятно объяснить, что все повторяется в жизни и случайностей нет, и тот круг, что сложился - заведомо предопределен, как и сам путь, по которому идешь. Может, от того его считали фаталистом, а он не сопротивлялся. И считал это правильным.
   Как первое движение души: сродство возникает сразу и не нужны проверки или раздумья, и не важно, кто этот человек - шут, вор, обыватель или политик. Он близок тебе, понятен и, кажется, давно знаком, даже если ты видишь его первый раз. Или, наоборот, при всей лучезарности и порядочности человека, длительном знакомстве и партнерских отношениях ты никак не можешь его принять, не то что понять.
   Как с Андриасом. Вроде родной племянник, но терпеть его можно не больше пяти минут, а общаться лишь сквозь зубы, желательно по телефону, и вот уже двадцать пять лет у Бройслава возникает одно и тоже желание - придушить его.
   Или Гарик - одна встреча в Будапеште, куда оба попали на выходные, чтоб отдохнуть, полюбоваться красотами древнего города, и увлеклись одной девчонкой и... махнув на нее рукой, засели в баре до утра, чтоб говорить, говорить, говорить, словно тысячу лет не виделись. И вот уже почти восемнадцать лет вместе. И терпят друг друга, считают нормальным все недостатки другого. Как и недостатки Витислава, мудрую угрюмость еще одного друга. И уверены в друге, как в себе.
   Маленькое сообщество, закрытое, и тем, наверное, счастливое.
   Знакомых, что дюжина по пятаку, а истинных друзей всегда мало и за золото не купишь - дороже они, чем любое материальное благо. Потому что они и есть истинное богатство, а воистину везучий человек - тот, кому как Бройславу посчастливилось иметь друзей. Они стали его истинной семьей, тогда как родственные узы тяготили, и ничего он не испытывал ни к родителям, ни к сестре и они к нему. Родные, а как чужие.
   Только ничуть то Бройслава не огорчало, и то, что семью лет пять не видел, не угнетало. Звонков матери и сестры хватало с нудными докладами ни о чем. И желания позвонить самому или съездить к родителям, повидаться, не появлялось. Он обеспечил их, позаботился о безоблачной старости, воздав должное за воспитание и заботу, и на том считал, они квиты. А старческое ворчание и сиделки послушают...
   -- Ничего город, -- бросил Гарик, с легким любопытством поглядывая в окно.
   Москва - не Халеб и не Дамаск - здесь Гарик был расслаблен и благодушен. Как и Бройслав, поглядывал на здания и людей и щурился от приятного ощущения спокойствия.
   -- А ты не хотел лететь, -- хмыкнул Энеску. -- Смена декораций весьма полезна, друг мой.
   -- Мне дома больше нравится.
   -- Знаю, ты домосед. Дай тебе волю, ты бы так и провел жизнь за оградой нашего дома.
   -- Замка феодала, -- улыбнулся Гарик. Редкость - улыбка на его лице, и знал бы он, как она ему идет, стал бы чаще тренироваться, растягивая губы не в презрительной насмешке или оскале, возможно, устроил бы свою личную жизнь. А то не ладилось у него в этом плане, впрочем, как и у Бройслава. Аглая, первая жена Фомина, года не выдержала, поставила перед выбором - друг или брак, вторая до регистрации не дотянула - вильнула хвостом в сторону залетного итальянца, а остальные пассии, как и у Энеску, лишь для утехи тела. Так и жили бирюками, но о том не жалели. Один свою Мадонну искал, другой посмеивался да головой качал, не понимая, а в тайне завидовал. А Витислав? Он со школьной скамьи себя без подружек не представлял и влюблялся пылко, до искр, до умопомрачения... когда на сутки, когда на месяц. Вот этому уже завидовал Бройслав.
   Страстные любовные увлечения юности прошли мимо него стороной. Он закрывался от них научной литературой, учебниками, картами Вселенной, исследованием звезд и планет. Астрономия стала его первой любовью, на свидание с телескопом он бежал охотнее, чем на танцы с девочкой. В свое время его диссертация о системе Ориона вызвала интерес даже у именитых астрономов, но в науку он не пошел. Небо прекрасно и всегда одарит мечтой, но мечта не накормит тело. Он ушел в бизнес, оставив на память о прошлом прозвище - Орион.
   Его карьера оказалась головокружительно быстрой и успешной. Через пять лет его уже считали акулой, через десять плавать в одной акватории с ним мечтали и киты, а светские журналы объявили на него сезон охоты как на одного из самых завидных женихов в Европе. Он не отказывал в удовольствии ни себе, ни соискательницам его тела и капитала. И брал понравившееся тело и оплачивал его использование. Порой увлекался, порой играл, порой удовлетворял желание. Но любил одну, ту, что знать не знал и лишь помнил ее образ, который привиделся ему в детском сне, и будто позвал в страну блаженства, где ничего, кроме счастья. Сколько лет прошло, а память о том ощущении, когда голова кругом, трепет и радость от края до края от одного ее взгляда, от одной улыбки, и ничего не надо - только бы не ушла, только бы время замедлило бег и стало вечностью в это мгновение. Нет, не передать то словами, не пересказать.
   Детство? Даже став зрелым мужчиной, он так не считал.
   Блажь? Утопия? Возможно, но если она прекрасна, как небо, и оно есть, то отчего бы и ей не существовать, не сбыться мечте?
   И пусть безумие - но насколько оно изумительно, упоительно? Есть ли смысл с ним бороться, а потом жалеть о том? Лишать себя надежды и единственного света, что жжет, и греет.
   -- Я тебя найду, -- прошептал в окно.
   Фомин покосился на Энеску: да Бога ради. За те деньги, что ты готов заплатить, тебе и осколок Тунгусского метеорита найдут, и диплодока клонируют.
   -- Одержимый ты.
   Бройслав рассмеялся:
   -- А как жить иначе? Представь, какая скука жить лишь материей, и даже кусочка своей жизни не оставить мечте.
   -- Ты всегда добиваешься своей цели. Это меня и настораживает. Найдешь ты визуальный дубль своей незнакомки и что дальше? Банальность до оскомины: она окажется стервой и шлюхой.
   -- Если это она, я узнаю ее не по лицу. Тогда и остальное не будет иметь значения.
   -- Потому что не будет иметь места? Романтик-идеалист.
   -- Я?! -- Бройслав давно не слышал столь тонкой шутки от друга. -- Смотрю, перемена климата и пейзажа положительно повлияло на твое чувство юмора.
   -- В чем ты шутку увидел? -- нахмурился Гарик.
   -- Жизнь циничней наших планов, и если б я того не знал, сидели бы мы с тобой, в лучшем случае, в Мишкольцах с двумя форинтами в кармане, зато с полной головой мечтаний и слабенькой надеждой на сбыточность хоть одной.
   -- Ты и выбрал одну, но самую "простую" для реализации, -- фыркнул Фомин, не скрыв сарказма.
   -- Да. Я не стану ее усложнять и требовать от своей девочки чистоты оперения. Я сам не ангел.
   -- Какое благородство, -- качнул головой Гарик, ничуть не веря другу. Знал его и потому понимал, что за его словами стоит нечто большее, чем глупая идеализация. Наверняка уже по три-четыре плана на весь спектр вероятных вариантов встречи с загадочной незнакомкой имеет. Если она эта, значит, будет делать это, а если вот так, то он этак.
   Действительно насмешил Гарик, назвав Бройслава идеалистом.
   И рассмеялся:
   -- Знала бы еще твоя мечта о том, что ты о ней мечтаешь и куда она вляпается, встретив своего принца...
   Телефонный звонок прервал его. Фомин выслушал доклад и, отключив связь, доложил Энеску:
   -- Анастаса взяли на героине.
   -- Прекрасно. Пошли нашего адвоката к Катарине.
   Гарик кивнул: уже.
   Сестра у Бройслава - женщина нервная, начнет своими звонками третировать, помощи требовать, раздражать, давя на брата. А так и овцы целы, и волки сыты - Анастас останется в тюрьме, утопленный по макушку стараниями семейного адвоката, который будет создавать видимость бурной деятельности по просьбе "встревоженного" Бройслава. Помогать и копытом землю рыть, радуя Катарину внятной надеждой на благополучный исход дела и своей "безвозмездной" помощью. В итоге брат останется нипричем, сохранив видимость родственных отношений, а Анастас избавит семью от своего общества на максимальный срок, который проведет в комфортабельной люкс-камере, опять же, с щедрой руки Бройслава. На какие только расходы не пойдешь, чтоб избавиться от надоедливой мухи?
   -- Я думал, ты еще пару лет в доброго дядюшку поиграешь.
   -- Уволь. Эта роль мне изрядно надоела.
   -- Но если б мальчишка не стал пасовать в чужие ворота, ты бы еще подумал.
   -- Подождал. Рано или поздно, он все равно бы предал.
   -- Сам разбаловал, посадив себе на шею.
   -- Всего лишь откупился от лишних проблем, родственных долгов и грехов. Теперь я никому ничего не должен. И чист перед собой, родней, людьми и их Богом. Согласись, ощущение чистой совести и полной свободы того стоит. Сегодня же отметим это событие. Наконец-то мои руки развязаны и никакие щенки не будут портить мне настроение, путаясь под ногами и напоминая, что я чей-то родственник!
   -- Виват.
   Отвернулся к окну.
   Катарину ему немного жаль. Ущербная женщина, недалекая. Все ею помыкают, как хотят: родители ни во что не ставят, брат терпит, сцепив зубы, как и щенка ее, а мужа сроду не было. Прибился альфонсик, а как последнее на него спустила - ушел, оставив ей на память ребенка. Энеску старшие вовсе ее чуть со света не сжили за ублюдка, Бройслав только, как мог, так и помогал, а как понял, что те на шею ему садятся, в сторону ушел. Это у него быстро - терпеть не может, когда ему на хребет забираются да помыкать начинают. С родителями так же - терпел, терпел и отодвинул резко, твердо и безвозвратно, как занозу из пальца вынул.
   Прав, конечно, но Гарик так не может. Сестры и брата родители не дали, зато судьба Бройслава вместо брата послала. А мать ничем не заменишь - мамка она и есть мамка. Друзей может быть мало, женщин много, а святое у человека всегда одно - мама. И круг близких, широкий в юности, отсевается с годами, к удивлению, сужаясь до двух-трех человек, в лучшем случае. С этим еще вчера по кабакам шатался, по душам говорил, а сегодня видеть не хочешь, потому что заранее знаешь, что ему надо. Меняются люди, ты меняешься, мир вокруг, а одно неизменным остается - мама. Вот если б еще не болела да не старела.
   -- Что хмуришься?
   -- Мать приболела.
   -- Что-нибудь нужно?
   -- Пока нет. С врачом говорил - советует на курорт отправить. Сегодня ребята отвезут, отдохнет месяц, восстановится.
   -- Будем надеяться.
   -- Старенькая она совсем стала.
   -- Сколько ей будет?
   -- Семьдесят четыре.
   -- Еще не возраст, -- успокоил его Бройслав, хоть так не считал. Пожила старушка. Вот тоже судьба - полжизни ребенка себе вымаливать, а остальную половину о нем заботиться. Получается, семьдесят лет жизни на одну идею убить и только ею жить. Хотя это как раз Бройславу было понятно, и оттого Евгения Ивановна, мать Гарика, у него только положительные чувства вызывала. К тому же и женщиной была тихой, доброй, не нудной и ворчливой, как его мать, на больное не давила, ничего не требовала, не связывала, не обязывала - редкостный человек.
   -- Что ей на день рождения подарить?
   -- Да ей, как обычно, ничего не надо.
   -- Ясно, -- улыбнулся. -- Ничего кроме одного - с нами увидеться.
   -- Ну.
   -- Значит, себя и подарим. Отложи все дела на неделю, с ней побудем. Ты, кстати, можешь на месяц остаться.
   -- Нет, я тебя одного не оставлю. Да и что мне там делать? За неделю взвою от скуки. И матери не отдых, а хлопоты, начнет опять блинами да оладьями пичкать, из кухни не вылезать. Кому надо?
   -- Тоже верно, -- согласился Энеску, покосившись в окно. -- Долго еще ехать?
   -- Почти прибыли.
  
   Макрухин фактически протрезвел, но в себя еще не пришел. Голова тяжелая, в глазах туман стелется и хочется лишь одного - горизонтальное положение на сутки принять. А не получается, работать надо.
   Семен потер в сотый раз глаза и опять уставился на визитку, всученную ему секретаршей вместе с пятой кружкой крепкого кофе. Золоченые буквы на кремовом фоне: Энеску Бройслав Вольдемарович, и больше ничего, ни единых координат. Что за перец с горы? Что за загадки с утра? И на хинди они ему?
   Валька - дура, -- недовольно глянул на секретаршу: сама разобраться не может, что ли? Или думает шеф всех подряд с улицы принимать станет?
   -- А-а... не пойти ли ему в лабиринт к Минотавру, Энеску этому? -- поморщился, качнув визиткой в пальцах. Рука тянулась ее в резак для мусора скинуть, а что-то внутри Макрухина останавливало.
   -- Семен Яковлевич, господин Энеску записался на прием три дня назад...
   -- Хоть три года вперед...
   -- Это же Орион! -- качнулась к нему раздосадованная женщина: совсем спятил! И чуть кулачком ему по лбу не постучала, видя вялую работу мысли в мутных с похмелья глазах - да, очухивайся ты быстрее и шевели извилинами!
   -- Энеску! Точно! -- Дошло! Ничего себе, какую птицу в его курятник надуло!
   И вскочил:
   -- Придержи в приемной: коньячок там, конфеты, журналы! Мне пять минут надо!
   -- Хорошо, -- заверила и выплыла из кабинета, готовя дежурную улыбку на ходу, а Макрухин к шкафу метнулся, костюм с рубашкой срочно менять. Бритвой зажужжал, приводя себя спешно в порядок. Если этого клиента упустить - будет последним лохом. Он, может, всю жизнь вот на таких акул рыбачил, и если срастется, получится на крючок взять... а не пошел бы Чигинцев в туман за поворотом!
  
   Валентина всяких мужчин повидала - клиентура Макрухина примечательная, с достатком меньше зеленого полмиллиона в год редко берет, да и служащие у него как на подбор, только успевай себя в руки брать, слюнки вовремя утирая. И вроде удавалось, а тут уехала. Увидела дивную процессию из трех шкафов и двух дядечек с обложки, застыла в ступоре, прижимая поднос к груди, как щит.
   -- Я Энеску, -- представился тот, что невольно все Валино внимание на себя забрал.
   -- Конечно, -- кивнула, дурой себя чувствуя. -- Конечно.
   И ни с места. Взгляд сверяет оригинал с мечтой европейских женщин, фото которого в последнем номере журнала во всем очаровании представлен, лично Валентиной исследован и даже в прикроватную тумбочку сунут, чтоб не потерялся. Что артисты, звезды эстрады и манекенщики? Лучшие гримеры и фотографы из любой Бабы-Яги и Кощея Бессмертного Афродиту и Аполлона за сходную цену сделают. Это она не понаслышке знала и лично не раз убеждалась в глобальном отличии фотокопии и оригинала. Порой пока не представятся - так и не узнать, а тут наоборот выходило - фото: а-а, а оригинал: о-о-о. Больше и слов нет.
   Ходят же такие экземпляры, никем не прибранные?
   Бройслав с усмешкой рассматривал статую секретарши, надеясь, что та перестанет соответствовать своей внешности манекенщицы и начнет соответствовать должности и имиджу разрекламированного ему агентства. Но прошла минута, а девушка по-прежнему напоминала ему стандартную куклу с подиума.
   -- Ты не ошибся? -- спросил Гарика.
   -- Девушка, проводите нас к шефу, -- бросил он Валентине вместо ответа другу.
   -- Конечно, конечно, -- опять проблеяла та, но очнулась - о подносе вспомнила и, видно поняла, что он ей не идет - убрала за спину. -- Кофе, коньяк, легкий завтрак? Семен Яковлевич просит вас подождать пару минут.
   -- Успеешь за пару минут завтрак съесть? -- покосился на Фомина Энеску. Тот лишь губы поджал, тихо бросив:
   -- Убью Хансена. Порекомендовал конторку.
   Бройслав кивнул, соглашаясь, и заявил девушке:
   -- У вашего шефа есть одна минута на раздумье, милая.
   Та поняла и рванула обратно в кабинет к Макрухину.
   Бройслав прищурился ей в спину: он терпеть не мог, когда на него смотрели, как на аппетитное блюдо, идеализируя с головы до ног и мечтая съесть, как какое-то фрикасе.
   -- Пригласи ее сегодня ко мне в номер, -- приказал Гарику с желчным прищуром.
   Тот понял, что Бройслав зол за то, что его заставили ждать да еще столь бестактно разглядывали, и нашел, на ком раздражение сорвать. Значит, сегодня предвидятся траты, а завтра проблемы у Макрухина, и лениво кивнул: отчего б нет? Гуляй, друг.
   -- Прошу, -- с картинной улыбкой пригласила их секретарша, гостеприимно распахивая двери в кабинет.
   Бройслав бесцеремонно отодвинул ее в сторону Гарика, словно сдал бирку в гардероб. И прошел в кабинет, а Фомин сунул в нагрудный кармашек девушки визитку и шепнул на ушко:
   -- В семь за вами приедут, куда - сообщите по этим телефонам.
   И плотно закрыл двери за собой, шагнув за другом.
   Валентина осталась стоять, разглядывая охрану Энеску с гранитными масками вместо лиц и резво соображая, что она успеет сделать за отмерянное ей время до ужина с мечтой половины женского населения, чтоб выглядеть потрясающе? Получалось - многое, но если шеф отпустит ее прямо сейчас.
  
   Кабинет, как и сам босс, выглядел достаточно респектабельно, и Бройслав немного умерил раздражение. Сел в кресло и без слов протянул фоторепродукции.
   -- Мне нужна эта женщина, -- заявил вместо приветствия, проигнорировав приветствие Макрухина и вежливый интерес о цели визита.
   -- Меня Семеном Яковлевичем зовут, -- бросил тот и взял фото. Где-то он уже видел этот портрет. Может, в Эрмитаже или Третьяковке?
   -- Данные?
   -- В ваших руках.
   Ха!
   Макрухин повертел фото и положил его на стол, прижав ладонью - отказывать он погодит. Любая блажь клиента на руку его капиталу, только б суметь вывернуться так, чтоб все сошлось.
   -- Зачем, Бройслав Вольдемарович? Я ни в коем случае не лезу в ваше дело, но хотел бы знать причину вашего интереса к данной особе. Если это недруг - одно, друг - другое, и от этого зависит, как мы будем работать, грубо или мягко...
   -- Очень мягко. Максимально ласково.
   -- Ага? -- бросил внимательный взгляд на мужчину Семен. -- Сроки?
   -- Чем быстрее, тем щедрее будет оплата за ваши услуги.
   -- Могу узнать, почему обратились именно к нам?
   -- Рекомендация.
   Оп-па! Сработала реклама! Так-так-так... Не сорвался бы этот наглый олигарх с крючка, и тогда....тогда... В задницу Чигинцева!
   `Но осторожнее, Семен, спокойнее'.
   -- Но вы понимаете, что найти человека только по фотографии сложно? Масса женщин имеет схожую внешность. К тому же она меняется, и я рискую навести вас совершенно на другую девушку и пройти мимо этой женщины.
   -- А вы постарайтесь.
   -- Старания с такой информацией мало. Может, еще что поведаете об объекте, год рождения, например?
   -- Господин?...
   -- Макрухин.
   -- Макрухин. Если б у меня была еще какая-нибудь информация об этой женщине, я бы не обращался к вам. Мои люди достаточно ловки, чтоб обойтись своими силами в поисках.
   `Логично', -- согласился Семен, немного приуныв: `значит, театрализованное представление с фальшивкой не подойдет. Хотя?... Смотря, кого на эту роль пригласить'.
   -- Сколько вы планируете пробыть в столице?
   -- Сколько вам надо?
   -- От семи до десяти дней...
   `Аферист', -- понял Бройслав.
   -- ... за которые я обязуюсь дать вам ответ.
   `Ну, это другое дело'.
   -- Для начала мне нужно все же хоть что-то, кроме портрета. Характер, особенности, национальность.
   -- Господин Макрухин, я уже сообщил вам все, что знаю.
   Н-да, из осторожности лучше б не тянуть и отказать сразу. Безумие браться за это дело, и играть с Энеску тоже глупо, но как жаль, что уплывает такой клиент!
   -- Хорошо, я должен подумать, поговорить с людьми. Вы же понимаете, что я лично заниматься поисками интересующей вас женщины не стану.
   -- Но проконтролируете. Хочу сразу предупредить, все данные по схожим особам предоставляйте в фотодокументах. У меня нет желания встречаться с каждой, кто имеет какое -то сходство с ней.
   `Значит, попытку получить фальшивку уже проходил.
   Скверно. Но торопиться не стоит. За десять дней может произойти всякое и фортуна вдруг улыбнется'.
   -- Договорились. Десять дней.
   -- Чек на расходы, -- кивнул Гарику. Тот вытащил из внутреннего кармана пиджака бумажку и положил перед Макрухиным. -- Аванс за раздумья. Если возьметесь, получите в пять раз больше, если найдете - в десять.
   Семен смотрел на росчерк и вписанную сумму в пятьдесят тысяч евро и понимал, что сам дурак, если решил Энеску на крючок ловить. Эту рыбу надо на якорь брать, однако припоздал - сглотнул его сам. Пятьсот тысяч - сумма.
   -- Мало? -- решил, что поскупился Бройслав, видя, как замялся Макрухин. -- Не будем торговаться - семьсот тысяч, достаточная сумма за ваши услуги.
   Ап... тс... о-о...а... у-у-у....
   `Ёееее'!! - глаза Семена сами вылезли из орбит, чтоб сверить фото и проявленную в уме сумму: это за что же такие деньги платить собрались? Может, девка вся из золота, а плачет и сморкается сплошь брильянтами?
   Гарик вздохнул: безумие. Но попробуй, останови Ориона.
   -- Только не пытайтесь со мной играть, господин Макрухин, -- предупредил Бройслав, сообразив, что Семен Яковлевич надолго ушел в заоблачные дали мечты. -- Я буду ждать вашего звонка. Гарик, оставь ему телефон, -- встал и пошел к выходу, не прощаясь. Фомин кинул перед Макрухиным визитку и заверил:
   -- Я сам вам буду звонить.
   -- Угу, -- только и выдавил тот и проводил настороженным взглядом ненормальных.
   `Думай, Семен, думай, кому столь щекотливое дело поручить, чтоб ума хватило его выполнить и не проболтаться, да цену не заломить?' -- отстукал пальцами по столешнице в раздумьях.
  
   Бройслав щедро улыбнулся Валентине:
   -- До вечера, милая, -- и выплыл прочь из приемной. Гарик бросил насмешливый взгляд на глупую и прикрыл за собой двери.
   Ах, какой мужчина, -- вздохнула девушка. В воздухе еще витал аромат его парфюма, а голову кружило в предчувствии встречи с Бройславом Энеску тет-а-тет.
   -- Роковой мужичок. Кабы не пропасть...-- прошептала, вздохнув. Взять его в свои доверчивые руки она и не мечтала - ума хватило понять, что этого красавца ей не удержать, но хоть прикоснуться, и то счастье.
   И мечтательно принялась покусывать кончик авторучки, мысленно уже летя в жаркий любовный роман с элегантным и загадочным иностранцем. Есть в нем что-то порочное, демоническое, а фигура, а взгляд, а манеры?...
   Блин, какого покемона ради она еще на работе сидит?! В салон-парикмахерскую, в бутик за убойной экипировкой! Срочно!
   Девушка вскочила и рванула к Макрухину.
   -- Семен Яковлевич, отпустите меня на сегодня, плиззз! -- Сложила ладони лодочкой на груди в мольбе об отгуле. -- Очень, очень надо!
   Семен подозрительно оглядел секретаршу и хмыкнул: уже углядела виноград, лиса!
   И потер подбородок в раздумье: а чего б нет? Пусть идет, себя потешит, Энеску и на шефа поработает.
   -- Иди сюда, "Эммануэль", -- поманил пальчиком. -- Колись, с кем на свидание собралась?
   -- Э-э-э... в больницу... Да! Зуб вот шатается, боюсь, к обеду выпадет. Нужны вам беззубые работники в приемной? Вы же не хотите клиентов отпугнуть?
   -- Слушай меня, рыбонька моя, лгать начальству, ох, как нехорошо, но я добрый, тайны твои девичьи выпытывать не стану, отпущу тебя ... к венгерскому специалисту. После обеда! И с условием - ты прощупай его: какие женщины нравятся, что привлекает. О чем мечтает, вкусы, привычки. Хоть крошку информации принесешь - гуляй со своим венгром хоть каждый день... на благо нашего агентства.
   -- Поняла, -- закивала довольная Валентина. -- Сделаю.
   -- Молодец. Да не болтай ему ничего! -- пригрозил пальцем. -- Не так он прост, как бы ты хотела. Осторожней с ним.
   -- Что вы, Семен Яковлевич! -- возмутилась. Она вообще разговаривать с ним не собиралась ни о чем, кроме себя и, понятно, его, и то - минимум, остальное время планировала провести в более тесном общении, чем пустая болтовня.
   Семен по ее физиономии, как по листу, прочел все мысли и желания.
   `А девочка созрела'... -- хмыкнул и махнул рукой: Свободна.
   Валя выплыла из кабинета и ринулась звонить знакомой маникюрше.
  
  
   -- Притормози у гастронома, -- попросила я Ивана.
   -- Зачем?
   -- Ряженку куплю!
   -- Не дергайся, -- предупредил хмуро.
   -- А ты не задавай идиотских вопросов.
   Он промолчал, но посмотрел неласково и притормозил.
   -- На тебя что-нибудь купить? -- спросила, вылезая из машины.
   -- Что именно?
   -- Не знаю: пачку презервативов или бутылку Кайзера?
   -- Булочку с героином и кефир.
   Я усмехнулась:
   -- Постараюсь. Если что, возьму для тебя детское питание.
   -- И намордник. Для себя, -- буркнул себе под нос, когда я уже захлопывала дверцу.
  
  
   В магазине, кроме полусонного состава служащих, двух бабулек и мужчины с опухшим от похмелья лицом, никого не было. Я встала у холодильника с молочной продукцией и, делая вид, что выбираю из небольшого ассортимента, позвонила Макрухину.
   -- Ну, -- вяло бросил он после того, как я наизусть выучила состав питьевого йогурта и творожной массы, а заодно чуть не съела ее от нетерпения.
   "Ну!" - антилопа гну!
   -- Директор зоопарка? Новобрачная на проводе!
   У Макрухина, видно, с утра денек не задался, потому зол был, и чувствовалось это по паузе и пыхтению в трубку.
   -- Есть что сказать - говори, нет, позвони подружке! -- скрипнул, наконец.
   -- Есть! -- бодро заявила я. -- Хочу вынести благодарность за чудного напарника и проявленную заботу о своих служащих!
   -- Не за что, -- проворчал он через новую паузу, в голосе послышалась легкая озадаченность и немалая осторожность. -- Лапа... позвони мне через десять минут.
   -- Я столько на нашу молочную промышленность убить не смогу.
   Тот не стал вдаваться в подробности, о чем я, и отключился. А я мысленно уже возненавидя этот отдел магазина, перешла к хлебному. `Заодно, пока жду звонка, булочку с героином для напарника куплю'.
  
   Макрухин нервно барабанил по столу пальцами, складывая все плюсы и минусы.
   Кстати звоночек, ой, кстати. И молодец девчонка, что по личному никому неизвестному номеру звонит. Видно, уже что-то почуяла.
   Ай, умница! И такой кадр под колеса системы?...
   Лапочке, пожалуй, одной по зубам провернуть образовавшееся дело. Понять, кто Энеску надобен, и выдать нагора - легко. Ленка венгра возьмет - факт.
   И он ее - тоже факт.
   А потом Семена возьмет за то же место Чигинцев, а следом и лапочка челюсти на отломившемся пироге сомкнет - аппетит у нее, только самому Макрухину подстать.
   Выдернуть ее по-тихому, сдать Энеску и получить деньги, а потом отмазаться от Чигинцева, сказав, что ни слухом, ни духом, что его служащая творит. Можно еще кинуть сказку венгру о несчастной девушке, которую мечтают погубить злые дяди, а ей триллер о спецуре прочитать, вдаваясь в подробности о некомфортабельности загробной жизни? Пройдет? Смотря, как читать и в какой интонации.
   Читать не стану, -- решил Макрухин: предупрежу намеками, пусть девочка занервничает и хлопот Чигинцеву прибавит. А прибавит. Я ее знаю. Потом сыграть в благодетеля, поставив перед венгром, как перед единственным спасителем, которого я нашел ей. Сдать на руки Энеску вместе с проблемами. Благословить в путь и получить деньги. А Чигинцев? Его ребята ее упустят - его головная боль. Я тут причем?
   Макрухин достал из ящика стола фото, чтоб еще раз рассмотреть девицу, и головой качнул: а незнакомка-то почти одна в одно Лена. Волосам естественный цвет вернуть, наглость из глаз выкинуть и штукатурку смыть. Ну, нос не тот, а остальное только в мелочах расходится.
   Надо же! Мистика какая-то! Или ему знак?
   А что? За семьсот тысяч можно благородный поступок совершить, и только чуток рискнуть. Одним ударом двух зайцев не хуже Чигинцева убить.
   Семен набрал Ленин номер.
  
   Терпеть не могу ждать, догонять и переделывать. От этих трех вариантов у меня образуется горячка и начинаются приступы безумия. Вот и сейчас от злости начала грызть вчерашний рустини с сыром, который бы и помирая от голода, не стала бы есть. Только подумала об отравлении, как прорезался, наконец, Макрухин:
   -- Слушай и мотай на свои извилины: быстро разгребай дела и тихо спрыгивай с поезда.
   -- Вместе с новобрачным?
   -- Гроб у тебя новобрачный, ангел мой. На твоем хвосте три бывших объекта и моя крыша. Все злы и непримиримы. Работай и дай мне дней пять сообразить, как тебя выводить из игры.
   -- Значит, свадьба отменяется?
   Макрухин замер: какая, к чертям, свадьба?
   -- Ты там умом не повредилась?
   Неувязка. Замужняя Энеску нужна? Если б знать, зачем она вообще ему нужна. Хотя, что голову ломать - это уже Ленкины трудности.
   -- Делай свое дело. А там посмотрим. И смотри в оба! Ты мне живой нужна!
   -- А уж как я себе! -- фыркнула.
   -- Напарник твой?
   -- Какой?
   -- Ты Лейтенанта послал? -- спросила в лоб, сообразив, что у Макрухина нешуточная запарка, оно и понятно по новостям - ногсшибающим надо сказать.
   -- Будь осторожна! -- рыкнул тот и отключился.
   Понятно: если и знает, то сказать не может, а если нет, то тем более.
   `Славно', -- поджала губы и сунула телефон в карман брюк: `Нет, в отпуск пора и подальше, а желательно быстрее. Пока мне его добрые дяди не образовали, досрочный и бессрочный'.
   Я пошла к кассе, напрочь забыв об обещанном Ивану кефире.
  
   Макрухин набрал код сейфа, что спрятался за внутренней стеной шкафа, и вытащил на свет портфолио на пятерых своих сотрудниц и фото трех бывших объектов, более похожих на портрет, что выдал ему Энеску. Повытаскивал фотографии наугад и вновь закрыл сейф.
   Все. Теперь оформить, приготовить приличную подливу для венгра и дождаться, когда Ленка взбрыкнет. Не мешало бы на Энеску информацию поискать - интересный субъект. Но к такому по старым схемам не подойдешь - тебя скорее закопают, чем ты на него что накопаешь.
   -- Валя, ты свободна, -- милостиво бросил секретарше в селектор. -- Жду завтра с докладом.
  
   Глава 7
  
   -- Где кефир? -- спросил напарник.
   -- Молочный завод накрылся, -- бросила я, захлопнув дверцу. -- Поехали.
   -- И хлебокомбинат тоже, -- с ехидцей поддел он. -- Красивая ты женщина, но стерва-а-а, -- протянул, заводя мотор. И бросил на меня испытывающий взгляд.
   Я поняла, Иван ждет моей реакции - а ее не будет.
   Да, я стерва. И потому не съедена, не закусана, не брошена, не раздавлена, не предана, не забита. И умею выживать. А это очень ценное качество, тем более сейчас, когда тучи над головой сгустились не только в прямом, но и в переносном смысле.
   Бывшие объекты меня не беспокоили - много их, а это не преимущество - недостаток. Когда недовольных и жаждущих сатисфакции много, их количество сводится к нулю легкой интригой по стравливанию меж собой. Но крыша Макрухина - это уже действительно опасно. И шеф в этой ситуации не надежен.
   -- Будешь проситься на постой? -- спросил Иван.
   -- Буду. Не повезет - дождусь, когда Симакова уедет - ключи есть. План прост.
   -- Но тебе что-то не нравится - хмуришься.
   -- Погода на энергетику давит ... и прерванный сон настроение омрачает.
   -- Верю. Выспавшаяся женщина - домашняя кошечка, не выспавшаяся - дикая рысь.
   -- Знаток.
   -- У меня по психологии отлично.
   -- Поздравляю. Только психологами не становятся - психологами рождаются, -- сказала, думая о своем: мне нужен сообщник, соратник, напарник. Ступеньки, по которым можно вылезти из гущи событий и уйти в сторону. Кандидатуры?
   -- Тебе видней, -- хмыкнул Лейтенант.
   Я мило улыбнулась ему: он мне в любом случае пригодится. Ручным. А еще можно использовать Кирилла. Он мальчик правильный и мутант, как я - душа голубиная, натура волчья, а закрыт со всех сторон, как броненосец. Обиженный. Значит - не подойдет.
   Ладно, долой плохое настроение - работай, детка, ставка теперь жизнь. Снимай броню Лейтенанта, лезь в душу и бери ее в свои руки. Тогда он твоим будет.
   -- Как все же хорошо, что мне послали тебя, а не желторотого птенца. В нашей работе главное, чтоб рядом был человек, на которого можно положиться. Сколько дел срывается, людей гибнет именно из-за гнилого звена. А с тобой кашу можно сварить, я сразу поняла: не предашь, не струсишь.
   Лейтенант напряженно смотрел на дорогу, и это мне не понравилось: либо он не верит тому, что говорю. Это не мудрено. Либо в его планы или планы его начальства, что одинаково, не входит помощь мне.
   -- Хуже нет, когда уверен в плече товарища, а оно хлипкое и о себе лишь печется. Тогда чуть трудности, ни помощи не будет, ни поддержки. Сам утонет, тебя утопит, если еще в спину нож от своего же не получишь. Страшно, Иван. Ты меня стервой назвал - а как, будь я другой, выжить? Своих людей, раз два и обчелся, остальные ширпотреб, зверье. Им что предать, что подставить - только заплати.
   Мужчина хмурился, видно, по больному ему ездила. Прекрасно.
   -- Ты в горячих точках воевал, не понаслышке о продажных знаешь, и как слабаки подставляют, тоже. Как не остервенеть, не осатанеть? Тебе, мужчине, а я - женщина...
   -- Красивая.
   -- По-твоему, это достоинство? Недостаток. Проклятье, если хочешь. Только внешность и воспринимают, а что у нее душа есть, которая болит, которая устала от этой грязи, - нет. Я кто для них? Кукла...
   Вздохнула и отвернулась, пряча глаза: думай, Лейтенант, думай.
   -- Долго речь учила? -- спросил тихо минут через пять.
   Я с тоской посмотрела на него, взгляд мой был прямым и искренним. Потом появилось укоризненная растерянность, а кривая усмешка довершила дело.
   -- Думай, как хочешь. Мне показалось, ты свой. Извини, попуталась, -- бросила тихо и отвернулась. И была уверена - проняло.
   Он молчал до самого дома гражданки Симаковой. Остановился за углом и перехватил меня за руку, когда я уже вылезла из машины и пошла.
   -- Больше время на меня не трать и обаяние свое гнилое тоже. Я ведь все о тебе знаю. Все, -- процедил с нехорошим прищуром.
   Я грустно улыбнулась, с жалостью глянув на него - и была в том искренна:
   -- Дурачок. Никто ничего обо мне не знает. А для досье я тебе столько ролей сыграю, что ты и обхохочешься, и урыдаешься. Но узнаешь ли меня? -- и качнулась к нему, заглядывая в глаза. -- Ты ведь тоже свое при себе держишь. Должна же хоть душа принадлежать только тебе, а не сдаваться в аренду на нужды зверья... как твоя жизнь и твое тело.
   Вырвала руку и поцокала каблучками к дому, не оборачиваясь. И знала точно - Иван смотрит мне в спину и пытается что-то решить для себя. Решай, думай - пищи для размышления достаточно. Это переваришь, еще подкину. Так шаг за шагом, слово за словом ты будешь моим.
   И не бойся, я предаю лишь предателей.
   Главное, чтоб ты Иваном остался, а не Иудой оказался. Тогда поладим. Может, ты из моей стаи?
   Помечтай, детка, помечтай... две минуты до подъезда.
  
   Ржавая железная дверь изначально не знала о краске и обивке и выглядела устрашающе убого. Но мне за ней недолго жить.
   Я нажала кнопку звонка и приготовила маску несчастной девочки, робкой, неразвращенной и недалекой.
   Дверь открыла черноглазая короткостриженная брюнетка, тогда как на паспортном фото она была длинноволосой шатенкой и выглядела более женственно. Что с нами делают амбиции и салоны красоты?
   -- Чего? -- нахмурилась, окинув меня недобрым взглядом с ног до головы.
   -- Здравствуйте, -- проблеяла я, пытаясь вызвать смущенный румянец на щеках. -- Я по объявлению о сдаче комнаты.
   -- А-а-а, -- протянула женщина. Подумала, взвешивая стоимость моего наряда и сумки, потом произвела фейсконтроль и бросила безапелляционно: -- Триста долларов в месяц.
   -- Ой, -- испугалась я, внутренне усмехнувшись - ничего у вас, тетенька, аппетит. -- Мне на десять дней только. Я к родственникам приехала, а они в Адлер улетели, только через две недели вернутся. У меня билеты на самолет только на семнадцатое. И не меняют, -- принялась тараторить, умоляя взглядом: ну, глянь на меня, несчастную студенточку - откуда у меня такие денежки? Прогонишь, что со мной будет?
   -- Сто, -- поджала та губы, изображая непреклонность. -- За десять дней.
   -- Да-а?... Ну, что ж... Хорошо, я согласна. Знаете, я на вокзале сегодня ночевала - в гостинице отчего-то мест нет... Ужас. Я больше не хочу.
   -- Оно понятно, -- смилостивилась Симакова и шире распахнула дверь, решившись, наконец, впустить меня. -- Документы покажь.
   -- А? Да, конечно. И деньги я сразу заплачу. Не люблю быть должной.
   Бухнула сумку на пол в довольно чистой прихожей и спешно полезла в дамскую сумочку. Протянула застывшей в ожидании Симаковой паспорт и стодолларовую купюру.
   Деньги женщина изучала дольше, чем мой документ. Помяла, погладила, на свет бумажку выставила, водяные знаки изучила и, видно, как-то сразу душой к лику Франклина прикипела. Помялась, покрутилась и кивнула:
   -- Ладно, оставайся, -- подошла к одной из трех дверей и сняла ключ с гвоздика. -- Вот. Эта комната твоя, -- отперла дверь, впуская меня в довольно неуютное помещение, словно в другой век. Судя по обоям и интерьеру, здесь жили ссыльные декабристы и с тех пор, как они умерли, комнату использовали строго, как музей.
   -- Предупреждаю, чтоб мужиков не водила, сильно не шумела и порядок соблюдала. Приеду, увижу разгром - оштрафую. А паспорт я заберу, на всякий случай...
   -- Постойте, тетя, -- растерялась я, а мысленно рассмеялась - нужен он мне, как и ты. -- Как же мне без паспорта? Куда уедете? Как?
   -- Вот так! Я как раз семнадцатого прилечу, посмотрю, все ли на месте. А то, может, ты воровка.
   -- Да нет, тетя...
   -- Все, не нравится, уходи. Мне уже бежать надо, некогда тут с тобой.
   -- Нет, я согласна, но у меня тоже самолет. Если ваш опоздает, мне вовсе не улететь потом будет...
   -- Я позванивать буду. Соседке о тебе скажу, чтоб присмотрела - она женщина правильная. Ей паспорт твой и оставлю. Коли все нормально - отдаст, а нет, извини. Меня дождешься.
   -- Но это...
   -- Согласная или нет?
   -- Хорошо, -- изобразила смирение ничтожества, у которого нет выбора.
   -- Тогда располагайся. По квартире сильно не шлындай - другие комнаты все равно закрыты. Да! Кран в кухне бежит, так что осторожней с ним, чтоб соседей не затопить.
   И вышла из комнаты.
   Ну, госпожа-а, судя по гонору - шамаханская царица, не меньше.
   Я чуть не поклонилась ее спине - благодарствую, ваша светлость, за щедрость вашу неземную.
   Но вместо этого проследила, как Симакова уходит из квартиры, и прослушала, приложившись ухом к двери, сольную оперу о новой квартирантке, что та в быстром темпе пропела Перетрухиной. Ясно ей. А кто еще в квартире слева под номером пятьдесят шесть обитает?
   Прекрасно. Все складывается лучше некуда.
  
   Глава 8
  
   Я отмыла чайник и чашку, вскипятила воду и села пить чай, позаимствовав вполне сносный пакет зеленого чая с лимоном у отъехавшей хозяйки квартиры. У меня есть время на обдумывание и нужно использовать его максимально с толком, переварив уже имеющуюся информацию.
   Макрухину я не верила, помощи от него не ждала. В яму со змеями с его легкой руки попала, где гарантия, что и под снайперскую пулю или кирпич на голову он меня не поставит? Нет такой гарантии и быть не может, учитывая его девиз жизни: каждый сам для себя. Пока охотился питон и его аппетиты меня не затрагивали, я спокойно закрывала на все глаза, но сейчас все по-другому -- на охоту вышел Шерхан, и Ка-а придется либо пододвинуться, сдав Маугли хищнику, или быть добровольно съеденным вместе со своим питомцем. На подобный подвиг Макрухин не способен и в зобу благостных чувств в подпитии. Личное с работой он не путает ни в каком состоянии и четко просчитывает варианты, а рисковать может чьей угодно, но не своей головой, хоть при этом может испытывать самые хорошие чувства к человеку и даже дружить с ним или пылать в любовной горячке. Понятно, я буду ласково скинута со счетов, и на моей могилке старая змея от силы произнесет пару официозных слов, всплакнет на досуге, в лучшем случае, напьется, прощаясь навеки. Пройдет пара часов, и я буду не только зарыта, но и забыта.
   Се ля ви.
   Подведем итоги: друзей у меня ноль и помощников столько же, а врагов... пальцев ни на руках, ни на ногах не хватит.
   Что делать?
   Дельной мысли ни одной, скорбных полна голова.
   Я включила маленький телевизор на кухонной полочке, гоня тоску-печаль. Внимательно прослушала политические дебаты, узнала рецепт приготовления зраз и решила его использовать. К тому моменту, когда в поисках нужного провианта, я поняла, что смогу в лучшем случае изобразить колобка, услышала очень интересное повествование. Николай Николаевич Дроздов в своем обыкновении наделил меня гениальным по своей простоте решением, рассказывая очередную сагу из жизни животных.
   -- Способность становиться под защиту сильных в тех случаях, когда собственными слабыми силами нет возможности отразить нападение врага, является дополнительным доказательством того, как распространена в мире животных приспособляемость к условиям среды, -- достиг моего слуха вкрадчивый баритон уважаемого мною Дроздова. И я тут же прониклась идеей, начхав на зразы.
   -- Полностью с вами согласна, Николай Николаевич, -- кивнула ему, в упор уставившись в телеэкран.
   -- ... и какие остроумные и невиданные приемы используются для этих целей...
   Ну, вот, и неправда ваша, господин Дроздов. Давно используются и более оригинальные... в человеческой среде.
   -- Маленький краб пинникса прячется в раковине моллюска, обитающего в дальневосточных морях. Он уже отвык от обязанности самому добывать себе пищу. Он слеп и всю жизнь проводит в полной безопасности под надежным щитом раковины и подбирает крохи пищи, остающиеся от моллюска...
   Я поморщилась: мерси, конечно, но только за шит, а крохи, извините, без надобности, тем более подбирать. Лучше не жить вовсе, чем настолько унижаться. Да и крохи мне без надобности - брать, так все.
   -- Необыкновенные отношения установились между рыбкой Nomeus gronovii и медузой Physalia, так называемым морским пузырем, -- вещал к моему удовольствию дальше Николай Николаевич, заставляя меня буквально впиться взглядом в симбиоз маленькой рыбки, снующей под куполом медузы с метровыми щупальцами. -- Щупальца медузы покрыты обжигающими присосками, полными опаснейшего для животных и человека яда. И все же Nomeus единственное живое существо, без страха плавающее между убийственными щупальцами и пользующееся всемерной защитой медузы. До сих пор не выяснена причина такого союза. Известно только, что рыбки не питаются останками пищи медузы и, кроме того, доказали безусловный иммунитет к ее обжигающему яду. Нередко обширные "вуали" медузы представляют собой особого рода "ясли" для этих маленьких рыб.
   Оч-чень интересно. Вот бы мне такую медузу заарканить и в щупальцах укрыться.
   -- Спасибо, Ник.-Ник, -- душевно поблагодарила его и отключила телевизор, чтоб не сбивал с мысли.
   Кто у нас настолько ядовит? И при этом может добровольно и с превеликим удовольствием меня укрыть настолько надежно, что ни одна хищная рыба не позарится?
   А что у меня для этого есть? Инфа, много, разной ... и преимущественно секретной.
   Из-за нее, наверное, и слить меня решили. Логично. Тогда надо найти покупателя, который был бы заинтересован в сохранности моего тела, сознания и соответственно информации. Кому надо? Да хоть сейчас десятку свистни - прибегут, да я девушка гордая и патриотично настроенная, варанам пустыни ни хвоста от скорпиона! Значит, жаркий восток отметаем. Страна родная? Рискованно. Законы здесь на стороне тех, кому они вовсе не нужны. Хотя можно использовать Габрулина. Рашид серьезный человек, и мне будет рад без всякой информации... но позвонит дядя в погонах, и он меня погонит. Габрулин не хищник - он падальщик. Нет, не моя среда. Кто еще? Пара медведей, простых рассейских, и столь же неуклюжих, сколько объевшихся малины и меда. Хищники им параллельны, но ос боятся. Значит, опять мимо.
   И вообще, что за фауна пошла? Сплошь пресмыкающиеся, падальщики и птицы-секретари.
   Благородные кондоры, свободолюбивые гордые мустанги, хитрые, смелые кугуары, отважные стеллеровы коровы - ау, где вы?!
   Н-да, остались пингвины, скунсы и питоны, популяция шакалов значительно выросла, потеснив истинных царей природы. Даже в животной иерархии произошло искривление в пользу более коварных, подлых и пронырливых пройдох и приспособленцев, а что говорить о человеческом обществе?
   Может, всплакнуть над вымершим рыцарством и семейством японских журавлей?
   А это мне поможет? Нет. Значит, прочь сентенции. Ищем дальше. Пусть не снежного барса, куда уж до такого шедевра, занесенного в красную книгу, но и койоты без надобности. Средний класс? Травоядные? Бараны, архары, антилопы? Фы-р! В изобилии настолько, что и в отстрел не мешало бы.
   Грызуны? Только чужой огород рыхлить и могут, да корнеплоды жевать, прячась в норках глубоко под землей, а я свет люблю, риск, полет, бешенный бег по просторам на встречу хоть солнцу, хоть бездне.
   И что имеем? Из десяти более менее благородных представителей фауны пять мечтают превратить меня в пыль и развеять по ветру, и уж не откажут себе в этом удовольствии ни за какие деньги, ни за какую даже стратегически важную информацию. Трое из пяти оставшихся могут передумать насчет развеивания пыли, если я очень сильно извернусь. А мне это как раз до одури надоело. Двое оставшихся не станут меня убивать - мараться не захотят. И уж точно не поверят, не помогут.
   Итог нулевой. Пока.
   Есть "лорд" Сергеев. Если правильно разыграть партию, можно склонить его в свою сторону. Сможет ли он меня прикрыть, достаточно ли силен? Это предстоит узнать.
   Я глянула на часы - не пора ли с визитом к леди Перетрухиной ввалиться? За спичками, понятно. Пить она пока не даст, тарелку щей не нальет и в почти супружескую постель тем более не пустит. Но мне сегодня она и без надобности.
   Я прошла в коридор и придирчиво оглядела себя в зеркало прихожей. Подумала и сплела косу. Все, это как раз: косметики почти нет, сережки самые скромные, одежда слабо элегантная. Точь в точь безобидная девочка Варвара из аграрного техникума. Если б еще лицо было менее симпатичным.
   Я почти ненавидела свою физиономию за элитные черты благородного и утонченного существа... в котором и грамма этого самого благородства не было. Обман, сплошной обман манящих губ и чистых огромных глаз, густых ресниц, бровей вразлет. Гиблых в своей красоте для мужчин и еще более губительных для меня. Я ничуть не солгала Ивану, сказав, что красота - это проклятье. Зависть она рождает у подруг и толкает тех на подлости, заставляя отречься от дружбы. И все равно ты останешься виновата, даже если права. Говоришь - кокетничаешь, улыбнулась - флиртуешь, нахмурилась - загордилась, вспылила - заносчивой стала. Мальчики толпой за тобой ходят - шлюха. А сколько неказистых рыб -прилипал вьется вокруг в надежде, что им отломится нечто недосягаемое? И понять не могут, что мне нечего им дать, и злятся за то, и фырчат, и обливают грязью. Нормальная реакция ущербных в своих заблуждениях и непомерных в своих амбициях людей.
   Для женщин я соперница, опасная и заносчивая тварь.
   Для мужчин вожделенная игрушка, одно из заманчивых приобретений, бальзам для имиджа и мужского авторитета в глазах остальных самцов.
   И никогда, никого не интересовало, есть ли у этой игрушки душа, что прячется за поволокой этих драгоценных глаз, что шепчут эти манящие губы и чего хочет ее сердце. Они видели лишь внешнюю притягательную вывеску и не стремились за нее.
   Ну, и какие подруги, какие друзья? Одни ненавидят, даже если мило улыбаются тебе, другие желают и не церемонятся. Сколько раз мне приходилось охлаждать пыл мальчишек, парней, мужчин? Сколько приходилось выслушивать нелепейших обвинений, сколько раз приходилось оправдываться в том, чего я не совершала? И надоело, в итоге, обозлило, заставило пойти от противного, остервенеть, осатанеть, пойти по головам и научиться бить до того, как ударят тебя. Моя бронь крепка, но порой слишком тесна и тяжела. И женская ранимость, и желание, как той рыбке, примкнуть, прильнуть к сильному защитнику, нет-нет, но вылезает наружу и тревожит сердце иллюзией. Одно хорошо, Бог наделил меня не только красотой, но и холодным сердцем, не дав в придачу к уму любви.
   Хоть за это спасибо.
   А за дерьмо под названием жизнь я поблагодарю Дьявола. У нас с ним один ад на двоих - этот мир, и одна боль, разъедающая сердце - одиночество и ненужность.
   Может, он и есть моя медуза, моя стая?...
   Что ж, боль, разделенная на двоих, уже не боль, и сердце, понятое другим сердцем, уже не одиноко, и яд злости, разделенный на двоих, уже не разъедает, а излечивает. И очищает от любой грязи, превращая тьму в свет.
   Но для этого нужно спуститься на самое дно, дойти до пика отчаянья и ненависти.
   Разве я его не достигла?
   А может, я мщу людям за холод в своей груди, за отверженность... за тебя?
   Глупости, -- сдула челку с равнодушных в своей застывшей красоте глаз. Не верю я ни в верхнего, ни в нижнего властителя, ни в любовь, ни в ненависть. Мой Бог - прагматизм, тупой и действенный, как таран. Я не ангел и не демон, не вероотступница и не религиозная фанатка, я хорошо осведомленная оптимистка, которой очень не хватает тумана лжи и очков иллюзии на глазах.
   Ну, так и без них обойдемся.
   Я напустила в глаза наивности и вышла на площадку: первый контакт самый важный.
   Робкий звонок в дверь и сложенные в застенчивой скромности руки впереди, голова чуть склонена вниз: пода-а-айте, тетенька-а-а.
   Дверь открыла сама Галина Перетрухина. Спортивные брюки, белая футболочка, собранные в хвост волосы на затылке. Не плохо, но любимого в таком виде не встречают. Значит, сегодня его не ждет?
   -- Здравствуйте, я из соседней квартиры... Мне неудобно просить вас, но не могли бы вы одолжить мне сахар? Я обязательно отдам...вечером. Видите ли, я только въехала. Еще вещи даже не разобрала...где магазин не знаю, а вторые сутки на ногах.... В общем, даже чай попить не могу... Простите, -- блеяла, исподтишка изучая лицевую мимику женщины и оттенки чувств в ее глазах.
   -- Вы у Татьяны комнату сняли?
   -- Да.
   -- Понятно, -- открыла шире двери. -- Проходите.
   -- Да, что вы! -- испугалась. -- Мне б только сахару...
   -- Заходите, говорю. Перекусите у меня и чай попьете.
   -- Это неудобно, -- замотала головой.
   -- Удобно, удобно, -- почти силой втащила меня в свою квартиру. В воздухе витал вкусный запах и у меня невольно появилось желание узнать, чему принадлежит этот аромат. Не духи, точно - пища, точнее выпечка. Но что конкретно?
   -- Проходите, -- подтолкнула меня Галина на кухню с уютным абажуром под потолком прямо над круглым столом. Выставила пирог с корицей и печенье явно домашнего изготовления. Расставила чашки, налила заварки из пузатого чайника.
   У меня появилось странное ощущение - дома. Мама любила такие чайники, и стол у нас был именно круглый, и на кухне так же спокойно и уютно. Когда отец еще любил маму, мы каждый день завтракали и ужинали за ним, а в выходные она обязательно что-нибудь пекла. Ни до, ни после я не встречала хоть слабо напоминающее тот вкус печенье. И ни разу у меня не появлялось ощущения возвращения домой, в ту безмятежную детскую пору.
   Мне стало тоскливо и проявилось раздражение - что за ерунда происходит со мной?
   -- Вы не стесняйтесь, -- приняла мой пришибленный вид за скромность Галина. -- Вас как звать?
   -- Зоя. У вас же мой паспорт, -- напомнила, ничуть не поверив, что та из любопытства не сунула в него нос.
   -- Ах, да, -- сходила в прихожую и взяла из ящика паспорт. Положила его передо мной. -- Заберите.
   -- А можно?
   -- Конечно. Не думаю, что вы устроите Татьяне неприятности...
   `Ей нет. Но ты б о себе подумала.'
   -- ... Воровать у нее нечего, да вы и непохожи на воровку...
   А на кого похожа? На Мадонну? Святая ты простота, Перетрухина.
   -- ...Скорее она, кого хочешь, обберет. Цену-то заломила? Это она может. Вы ешьте, Зоя. Кстати, меня Галей зовут.
   -- Очень приятно и спасибо, -- взяла кусок пирога. -- Знаете, сутки уже поесть нормально не могу. В гости к родственникам приехала. А они в Адлер улетели. Самолет у меня только семнадцатого, менять билеты не хотят, все рейсы заняты, говорят - звоните. А мне куда теперь? Ночь в аэропорту провела - ужас, -- повторила почти дословно выдуманную легенду.
   -- Что ж телеграмму не дали, что приезжаете?
   -- Дала. В том-то и дело!
   -- Значит, родственники такие, -- сочувственно вздохнула Галина.
   Ага, значит, у тебя проблемы с родней. Взаимопонимание на уровне долга?
   -- Да нет, тетя Маруся хорошая, только муж ее, дядя Гена, строгий очень.
   -- Понятно, -- кивнула, берясь за печенье.
   И мне, -- мысленно подтвердила я: родственники мужского пола имеют деспотичный и тем непереносимый для тебя характер. Поэтому мужчин ты любишь ласковых и уступчивых, как телят.
   -- Глупо, конечно, получилось. Я три года все собиралась и никак не получалось. А тут вырвалась... Вот, -- вздохнула опечаленно.
   -- Отпуск?
   -- Да. Подруга в Карпаты к своим предлагала. Я сюда решила.
   -- Соскучилась?
   -- Да-а-а, -- протянула загадочно - неуверенное, за которым могло скрываться что угодно. И всполошилась. -- Ваш муж не будет против, что я здесь рассиживаюсь, пироги ваши ем?
   -- Я не замужем.
   Я удивленно хлопнула ресницами.
   -- Что? -- выгнула бровь Галя.
   -- Так...
   -- А честно?
   -- Вы... красивая такая, молодая...
   Она хмыкнула, насмешливо глянув на меня:
   -- Я не молода и не красива. Не говори ерунды. Сама-то замужем?
   -- Нет.
   -- Вот видишь.
   -- Что?
   -- То. Ждешь единственного, не размениваешься?
   Жду. И не разменялась бы, если б сил хватило противостоять...
   Видно, что-то отразилось в моем взгляде, проникло некстати сквозь мастерски отточенную актерскую игру. Женщина нахмурилась и сочувственно спросила:
   -- Красота - проклятье, да?
   -- Скорее наказание, -- и замялась - самое время отчаливать. -- Пойду, спасибо за пирог и чай. Очень вкусно. И познакомиться приятно было.
   -- Сиди, куда спешишь? Печенье вон еще попробуй.
   -- Нет. Спасибо огромное, сыта. Накормили, -- улыбнулась благодарственно и робко. И поспешила вон с кухни.
   -- Заходи, если что надо будет.
   -- Спасибо, зайду, -- и вышла.
   Теперь нужно дождаться вечера, сбегать за снедью и устроить повторный благодарственный визит с тортом. Когда жених явится.
  
   Первый раунд прошел на "ура". Женщина оказалась доверчива, как карибский тюлень-монах. Те именно из-за исключительной доверчивости своей к людям и вымерли...
  
  
   Глава 9
  
   Валентина чуть не наизнанку вывернулась, готовясь к встрече с Бройславом. Она пошла на жуткие траты, чего не позволяла себе раньше, экономя на каждой возможной мелочи, чтоб достичь своей цели - квартиры в Москве.
   Платье, белье, салон - изрядно отодвинули ее от цели, и все же она не жалела. Мысль о свидании, длинной и наверняка прекрасной ночи с романтическим красавцем-венгром вытеснила из головы все меркантильные размышления.
   Полседьмого за ней пришла машина - белый кадиллак. Одного этого Вале хватило, чтобы упасть в омут иллюзий и нафантазировать по дороге в гостиницу о длинном романе с богачом, что приведет ее к благополучному замужеству и стабильной жизни.
   Ровно в семь перед ней распахнули двери номера.
  
   Около семи я стукнула каблучком в соседкину дверь, потому что руки были заняты - в одной торт, в другой два кило винограда. И приготовила до идиотизма наивную маску лица открывающему. Им оказался Сергеев. Холеный, одетый с иголочки и чисто по-английски, строго и аккуратно, от носков домашних туфель до запонки в манжете рубашки. Я могла побиться о заклад: на нем не было и нитки искусственной ткани, ни одной пуговицы меньше, чем за сто долларов дюжина. Мне захотелось отвесить джентльмену низкий поклон, подметя кокошником и кистью руки цементный пол лестничной клетки. Но, увы, мой костюм имел иной дизайн - упрощенный для особо нетерпеливых.
   Мужчина пробежался по моей конституции взглядом, не обратив внимания ни на улыбку от сережки до сережки, ни на ножки, выглядывающие из-под юбки ровно на метр.
   Скверно. Если мужчина уделил моим достоинствам не больше двух секунд, значит, к семейству озабоченных не относится, и ловить его за доверчивое место бесполезно. Видно, Галина не глупа и жеманство оставила в юности. Плюс ей, мне минус - зачем я тогда в мини вырядилась? Ну, с другой стороны, не попробуешь - не узнаешь.
   -- Здравствуйте, я из соседней квартиры. Меня Зоя зовут, -- поперла напролом в квартиру, выставив торт. -- Я к Галине. Вот, -- сгрузила несколько растерявшемуся мужчине на руки провиант. Захлопнула дверь, скинула туфельки, вроде как опомнилась. -- А ничего, что я к вам?
   -- Проходите, -- ровным голосом пригласил Леонид, сохраняя маску невозмутимости на лице. Секундная слабость была побеждена, и на сцене опять выступал уверенный и немного надменный лорд. -- Вам придется подождать - Галина занята.
   Чем это, интересно? Крапает очередной научный труд или фикус поливает?
   Ой, тетенька, не стоит так усердствовать в трудовом направлении - в любовно-половом оно лучше будет - мужик все ж в доме.
   -- Чай? -- сгрузив мой презент на кухонный стол, спросил Леонид и опомнился. -- Извините. Разрешите представиться: Леонид.
   -- А по отчеству? -- засмущалась я.
   -- Я настолько стар? -- выдавил холодную улыбку.
   -- Что вы, наоборот... в смысле, молоды. Вы муж Галины, да? -- отодвинула стул и плюхнулась на него быстрее, чем Сергеев попытался помочь, поухаживать.
   -- Жених, -- сообщил сухо и оглядел помещение, видно, выискивая слуг или кнопку звонка для их вызова.
   -- Вы неместный, да? -- открыв рот от восхищения, спросила я. Мужчина, наконец, удостоил меня взгляда прямо в глаза, и я заметила под чопорно-надменным занавесом тумана в них живость и любопытство. Не совсем вереском покрылся на новой Родине, жива, значит, рассейская душа.
   -- Отчего вы так решили?
   -- Выглядите, как на картинке журнала мужской моды.
   Сергеев выгнул бровь и вдруг улыбнулся почти тепло и искренне:
   -- Я из Англии. Бетфорд.
   -- Фамилия, да?
   -- Город.
   -- О-о-о! -- округлила глаза, как положено неискушенной провинциалке, которая в жизни ничего, кроме Отечества масштабом с Селезневку, не видела.
   Лорд выдавил улыбку и в который раз огляделся: может, не знал, как стол сервировать, может, не решил еще, надо ли. Я помогать не стала - ногу на ногу закинула, и скромно сложив руки на коленях, принялась пристально изучать "англичанина". Он смутился по истечении минуты и решился-таки на героический подвиг сервировки. Пока чашки перемещались на стол, Сергеев три раза погладил взглядом мои конечности.
   Нет, родной мой, сколько бы ты стафтерьера не изображал, а рожден русской борзой, и ею останешься.
   -- Вы почти совсем без акцента говорите.
   -- Я русский.
   -- Там работаете, да? А кем?
   -- Бизнесмен.
   Теперь, наверное, надо воскликнуть:
   -- А-а-а!
   "О" то уже было.
   -- Тяжело из страны в страну лететь, -- вздохнула сочувственно вдобавок.
   -- Я живу в Англии.
   -- То есть совсем, совсем?
   -- Да.
   -- У-у-у.
   -- Что значит, "у"?
   -- Нет, ничего. Вы не беспокойтесь, ничего не надо, я пойду. Галине привет передавайте. До свидания, -- встала и вышла, оставив лорда в растерянности.
   Теперь нравится - не нравится, а думать ты обо мне будешь. Сначала о моем странном поведении, а потом о достоинствах фигуры и лица, о наивности и о том, что из такого набора можно сварить.
  
   Бройслав сидел в кресле и листал журнал. Ничто вокруг не напоминало о том, что он ждал даму: ни свечей на столе, ни фруктов в вазе, ни элегантного смокинга на мужчине - легкая рубашка и брюки в тон. Более того, Энеску даже не встал, приветствуя девушку, но и это не насторожило ее.
   Его охранник, здоровенный мужчина, подвинул ей кресло, приглашая присесть, а Бройслав отложил журнал.
   -- Добрый вечер, -- улыбнулась Валя, стараясь быть милой и максимально приветливой.
   -- Добрый, -- слабо улыбнулся в ответ Бройслав, с некоторой усмешкой разглядывая платье гостьи. Чудачка вырядилась в платье для коктейлей, присовокупив к нему килограммовые золотые серьги. -- Вы очаровательны, -- выдавил избитый комплимент.
   -- Спасибо, -- кокетливо хлопнула ресницами она.
   Мужчина смотрел на нее и волновал, заставляя чувствовать себя неуютно. Нужно было что-то говорить, и она надеялась, что разговор начнет он, а она его поддержит, но Бройслав молчал. Пришлось что-то придумывать самой.
   -- Вы прекрасно говорите по-русски.
   -- Вы мне льстите. У меня жуткий акцент.
   -- Почти незаметный. Слышали бы вы мой французский.
   -- Вы изучали французский?
   -- Немного, -- смутилась, подумав, что он сейчас скажет что-нибудь на этом языке, а она из всего курса только пять предложений и помнит. -- Английский лучше.
   -- Да вы полиглотка. Завидую. У меня нет способности к языкам. С трудом выучил пять.
   И опять молчит, смотрит, загадочно щурясь.
   -- Э-э-э... надолго к нам?
   -- Разве ваш шеф не сказал?
   -- Он хранит тайну клиентов.
   -- Серьезно? -- не поверил Бройслав.
   -- Да.
   -- Значит, у него есть тайны от своих служащих?
   -- Как у любого человека.
   -- И у вас?
   -- Ну-у... и у меня.
   -- Как интересно. У меня предложение: давайте вместо бокала шампанского на брудершафт, обменяемся своими тайнами? Откровенность располагает и создает атмосферу близости.
   Его грудной баритон был неподражаем и действовал волнительно. Валя кивнула, согласная разом на все.
   -- Какая у вас есть тайна, милая?
   "Милая" было принято девушкой, как достижение успеха у Бройслава. Она и понятия не имела, что всех женщин он называл "милая", чтоб не утруждать себя, запоминая их имен.
   -- Я...люблю сладкое, -- качнулась к нему.
   -- При этом уверяя окружающих, что не любите его, -- с пониманием улыбнулся мужчина.
   -- Да. Порой мне очень трудно удержаться от пирожного, особенно "Бизе". Но если все думают, что я не переношу сладкое, то, держась за свое слово, легче перебороть соблазн.
   -- Понимаю.
   -- А какая тайна у вас?
   Бройслав с минуту рассматривал ее, улыбаясь дьявольски соблазнительно и располагающе. Валя была уверена, что нравится ему, и он ею любуется, и не знала, что так Бройслав улыбается лишь, когда холоден и раздражен.
   Он качнулся к ней, предлагая приблизиться, и когда Валентина доверчиво подставила ему свое ушко, протяжно прошептал:
   -- Я терпеть не могу японскую кухню.
   Девушка удивленно посмотрела на него, ожидая более любопытного откровения.
   -- Да, -- кивнул он. -- Одно время было модно назначать встречи в японских и китайских ресторанах. И мне приходилось впихивать в себя суши и рыбу фугу, хотя я терпеть не могу ни то, ни другое. Но положение обязывает.
   -- Говорят, фугу ядовита. Вы рисковали.
   -- Ничуть.
   -- И как она на вкус?
   -- Лягушки во французских ресторанах лучше.
   -- Не пробовала, -- призналась с некоторым сожалением.
   -- Хотите, я договорюсь, и лично для вас приготовят.
   -- Нет, -- поспешила отказаться. -- Я консервативна в пище.
   -- Жаль. Я заказал устрицы. Здесь их неплохо готовят.
   -- От устриц не откажусь.
   -- Я рад. Райку, -- позвал маячившего за спиной у дверей в другую комнату мужчину.
   -- Ужин готов и стол накрыт, -- сообщил тот.
   -- Прекрасно.
   Бройслав встал и подал Вале руку.
   Как он галантен! -- восхитилась она, млея от его близости и пусть пока невинного, но прикосновения. Сердце уже трепыхалось, предчувствуя мгновение более тесных отношений, горячего поцелуя, страстных объятий, жарких признаний. А почему нет? Разве она не достаточно красива и умна для него?
   Рука Бройслав скользнула вниз. Обвила девушку за талию, проводя в столовую, где был сервирован стол, горели свечи вместо ламп. Полумрак и отсутствие посторонних из охраны Бройслава девушку порадовало и взбодрило, а легкое объятье мужчины просто окрылило.
   Он помог ей сесть за стол и задержался за спиной, склонившись над девушкой:
   -- Я приказал подать и пирожное. Сегодня можно, правда?
   Его дыхание коснулось обнаженного плеча Вали, пальцы, словно невзначай пробежали по шейке, чуть погладив ее изгиб, и девушка, почувствовав волнительную дрожь, поспешно закивала:
   -- Конечно, -- сегодня все можно.
   Бройслав улыбнулся ей и сел за стол напротив, жестом предлагая выбрать вино. Она ткнула наугад в предложенные бутылки появившимся казалось бы из ниоткуда, официантом. Ей было все равно, что пить, лишь бы долго-долго, лишь бы оставаться в сказочной атмосфере вблизи Бройслава. Она чувствовала себя принцессой, ужинающей со своим принцем - нареченным, в замке.
   -- Прекрасный выбор, -- одобрил Энеску. И как только официант разлил вино по бокалам, махнул ему рукой, приказывая удалиться.
   -- За ваше очарование, -- предложил тост. И чуть пригубив вино, поставил бокал на стол. Валя в точности последовала его примеру, хоть и очень хотела выпить все залпом, а потом налить себе еще. От волнения с ней такое случалось и редко хорошо заканчивалось.
   -- Вам нравится ваша работа?
   -- Э-э-э... да.
   -- Босс не строг к вам?
   -- Нет, он вполне корректный человек.
   -- Без недостатков. Почти ангел? -- улыбнулся, пряча насмешку в глазах под ресницы.
   -- У всех есть недостатки. Семен Яковлевич не исключение, -- пожала плечами. Разговаривать о Макрухине ей хотелось меньше всего.
   -- Наверное, он заваливает вас работой.
   -- Нет. Обычные рутинные обязанности. Вас интересует Семен Яковлевич? -- немного обиделась она.
   -- Лишь в аспекте вашей занятости. Хотел узнать, насколько вы загружены завтра. Мы могли бы прогуляться по Москве. Давно здесь не был, а в свое время был очарован вашей столицей. Но здесь многое изменилось, как в любом мегаполисе.
   Ах, вот оно что! -- Валя довольно заулыбалась:
   -- После шести я свободна.
   -- А... раньше?
   -- Могу отпроситься.
   -- Вас отпустят? Господин Макрухин сам будет за секретаршу?
   -- Мои обязанности на несколько дней будут перепоручены другой, только и всего.
   -- Я бы не отпустил, -- двусмысленно улыбнулся ей Бройслав.
   Рука Вали сама от волнения потянулась за вином:
   -- Я постараюсь отпроситься. Конечно, я меньше года в агентстве и потому не могу претендовать на отпуск, но при желании можно что-нибудь придумать... Мне хочется показать вам Москву. Здесь действительно многое изменилось.
   -- Давно в Москве?
   -- Э-э-э... два года.
   -- Так вы из другого города?
   -- Из области.
   -- Как это? -- не понял Бройслав.
   -- Из Липецка. Это недалеко от Москвы.
   -- Что же вас привело в столицу? Желание сделать карьеру?
   -- И это тоже.
   -- Есть возможность продвижения по службе?
   -- Агентство быстро растет, клиентура большая, вполне возможно, что через год я займу другую должность.
   -- Это говорит о том, что дело господина Макрухина процветает.
   -- Он не первый год в бизнесе.
   -- И вам не хочется уйти от него?
   -- Нет.
   -- Что же вас держит? С вашей внешностью можно прекрасно устроиться в рекламном агентстве или стать ... мисс Вселенная. Это вам больше подходит.
   -- Ну, что вы, -- смутилась Валя, рдея от приятного комплимента. -- Я пыталась стать манекенщицей, -- призналась Бройславу. -- Но там слишком тесная конкуренция. И атмосфера, знаете, далеко не гламурная. А здесь тихо, спокойно, опять же много интересных людей бывает. Звезды, артисты, даже политики приходят. Вы...
   -- О, я не политик и держусь от этой коварной дамы подальше, -- улыбнулся мужчина. И Валя в который раз отметила ее удивительное очарование и не заметила, насколько оно гиблое. Зато не к месту вспомнила наставления Макрухина и его обещание отпустить ее насколько нужно дней за добытую информацию.
   -- Не поверю. Вы настолько известный человек и имеете связи с такими высокими людьми, что я была удивлена, увидев вас у нас. При ваших возможностях, с вашим положением мы... Неужели другие агентства не смогли вам помочь?
   Бройслав широко улыбнулся: милая, куда ты со своими мозгами лезешь? Шеф попросил? Ах, какая у него отважная лазутчица! Если и остальные работники подстать, то, пожалуй, ждать нечего и можно смело уезжать.
   -- Мне порекомендовали господина Макрухина. Рекомендация много значит, но не каждый к ней прислушивается. Вам бы, например, я рекомендовал все-таки попробовать устриц.
   -- Обязательно, -- заверила Валя, и хоть ни аппетита, ни желания пробовать устрицы не было, все же одолела одну.
   -- Не понравились? -- то ли удивился, то ли посмеялся над скривленной рожицей Бройслав.
   -- Что вы, вкусно, -- и поспешила запить устрицу вином. -- Расскажите о себе Бройслав. Я, наверное, чересчур любопытна, но мне все интересно о вас. Вы такой человек...
   -- Какой?
   -- Загадочный. Вас считают завидным женихом.
   -- Это всего лишь удачные вложения капитала.
   -- Неправда, наверняка женщин интересует не только ваши успехи в бизнесе.
   -- Вы и поведайте мне, что же привлекает женщин?
   -- Наверное, ваша ...харизма.
   Бройслав рассмеялся:
   -- Буду знать. Вас тоже привлекла эта "особа"? -- он веселился и не скрывал этого, чем немного смутил Валю. Но выпитое вино подбодрило ее и заставило расправить плечи, осмелев:
   -- Я видела ваши фото в светских журналах. Даже в английском. Вы встречались на корте с самим принцем Чарльзом.
   -- Люблю теннис. Хотите, и вам устрою пару сетов?
   -- Я плохо играю, -- замялась. В теннис она вообще играть не умела.
   -- Научу.
   -- Когда? -- решилась, мысленно уже соображая, где форму для этого приобрести и во сколько это встанет.
   -- Хоть завтра.
   -- Договорились! -- Здорово! Значит, завтра они опять встретятся, а если она окажется достаточно проворной, а он терпеливым - и послезавтра, и, возможно, после-послезавтра. -- Так что там все-таки принц Чарльз? -- спросила, допивая вино, которое итак уже ударило в голову пуще общества Бройслава. -- Я была шокирована его увлечением, а потом женитьбой. После принцессы Дианы, мне казалось, он не найдет жены, будет хранить верность погибшей. Любая и близко ее не достойна. А он оказался ветреным и непостоянным.
   -- Наоборот. Вас интересуют светские хроники? Где вы берете журналы?
   -- Ребята привозят. Ну, расскажите, Бройслав, как там, жизнь в Европе?
   -- Ни разу не были?
   -- Нет, не успела, но хочу.
   -- А в таких номерах были?
   -- Не-еет... -- к чему это он?
   -- Хотите, устрою экскурсию?
   А-а, ну, так бы сразу и сказал.
   Валя с понимающей улыбкой кивнула, выставив руку: прошу. Но Энеску проигнорировал ее ладонь, чтоб обнять девушку. Это ее устраивало больше.
   Мужчина распахнул двери в спальню, которую иначе, чем царской, Валентина назвать не могла, и, прижав к себе спиной, прошептал на ухо:
   -- Пожалуй, самое привлекательное помещение в номере. Вам нравится?
   -- Э-э-э, -- разглядывая широченную кровать, промычала девушка. Намек ясен, не ясно, что делать: поломаться для приличия или согласиться сразу?
   -- Не хотите узнать, насколько удобна постель?
   -- Э-э-э...
   -- Или предпочитаете ... диван, палас...стол?
   -- Э-э, я вообще-то совсем не знаю вас...
   -- Предлагаю познакомиться ближе и готов открыться перед вами.
   -- Хм...но... я девушка серьезная и обычно не хожу в номера... -- что она несет! Фу, ты! -- В смысле, чтоб познакомиться с мужчиной ближе, нужно иметь чувство к нему...
   -- Вы не имеете? Я вам не нравлюсь? -- пальцы Бройслава уже нащупали молнию на платье и начали тихонько открывать ее.
   -- Э-э-э... нравитесь, иначе я бы не согласилась встретиться с вами... один на один...в номере...
   -- Вы привыкли получать приглашение на свидание в бистро или у памятников? -- мужчина смеялся над ней, и Валя почувствовала себя дурочкой. Растерялась, не зная, как себя вести. С одной стороны, ей абсолютно не хотелось расставаться с Бройсловам и очень хотелось заняться с ним любовью, с другой, не хотелось, чтобы он плохо подумал о ней, принял за женщину легкого поведения. Ей хотелось зацепить его сильней, перевести флирт в более серьезные отношения, но кто знает, откажи венгру - не выставит ли он ее, не обидится ли, не примет за кривляку? Что оттолкнет его, а что приманит?
   -- Видите ли, я серьезная девушка...
   -- Не сомневаюсь, -- молния раскрылась и осталось только скинуть платье вниз к туфелькам. Но вместо этого мужчина приник губами к плечу Вали и начал целовать его, жарко и немного болезненно.
   -- Я не хочу, чтоб вы думали обо мне, как о легкомысленной и доступной... -- дрогнула, склоняясь в сторону "да", но для приличия и собственного успокоения не удержалась от ремарки.
   -- Вы думаете во время занятий сексом? -- заглянул ей в глаза.
   -- Нет... вы неправильно поняли...я не остаюсь на ночь в первую же встречу.
   Бройслав отстранился:
   -- А я не назначаю второго свидания, если не удалось первое.
   И сел в кресло у окна.
   Валя расстроилась и огорчилась - кажется, она переиграла. Как же все исправить?
   -- Бройслав, вы мне очень понравились... -- сделала пару шагов к нему, придерживая платье ладонью. Дурацкая ситуация: платье едва держится, желание ширится, а она что-то еще говорит!
   -- И вы мне. Но я думал, вы взрослая, раскрепощенная и умелая женщина, а не юная студентка.
   Да, такая я, такая! -- вздохнула Валя: вот дура! Зачем она выбрала роль скромницы?! Бройславу нравятся смелые и незакомплексованые. Да кто ж знал?!
   И приготовилась сыграть Эммануэль. Подошла и отняла ладонь от груди -- платье на глазах мужчины змеиной кожей скользнуло вниз, обнажая тело девушки и дивные кружева белья.
   Бройслав с минуту изучал ее фигуру, и вот рука потянулась к ножкам, прошла от колена к бедру, оценивая шелк чулка.
   -- У вас великолепная фигура... И вкус, -- поднялся, чуть прижал девушку к себе, сверху вниз разглядывая ее лицо, заглядывая в глаза. Она подумала, что он любуется ею и сейчас поцелует, а Бройслав тихо сказал:
   -- Не привык раздеваться сам. Поможете?
   О-о-о! ... Ничего себе просьба! Валя привыкла, что раздевают ее, а мужчины сами в долю секунды выпрыгивают из одежды, а здесь она должна этим заняться, будучи уже почти нагой.
   А что? Пикантно. И волнительно.
   Девушка понимающе улыбнулась и под пристальным взглядом мужчины принялась расстегивать его рубашку, брюки. Его взгляд немного смущал, но еще сильнее тревожил, рождая жар в груди и внизу живота. И тело его волновало, божественно сильное, красивое. Загорелый гибкий торс с буграми мышц так и манил, широкие плечи, литая грудь, кожа горячая и нежная, как у ребенка - он был восхитителен. Валя освободила мужчину от брюк и прильнула к груди, целуя кожу. Рука Бройслова, поглаживая девушку, начала давить на плечи, мягко намекая, чтоб та перешла к более страстному поцелую. Девушка поняла и опустилась на колени. Пальцы Бройслава зарылись в волосах Вали и начали регулировать движения, надавливая на затылок, а взгляд по-прежнему следил за ней:
   -- У вас прекрасная школа, -- с хрипотцой в голосе заметил он. -- Было много искусных любовников?
   Валентина дернулась, желая отстраниться, но рука мужчины не дала, почти вдавив ее лицом в пах.
   -- Тут нечего смущаться, милая. Мне хорошо. Поверь, я умею ценить это искусство. А что любишь ты? -- отстранился, приподнял девушку, обнял и рывком освободил от трусиков.
   Семьсот долларов! -- чуть не взвыла Валентина, проследив за полетом невесомой тряпочки уже ни на что не годной.
   -- Зачем такой женщине эта деталь туалета? -- повалил Валю на постель и почти сходу вошел в нее. Девушка, не ожидая подобного поворота, растерянно уставилась в глаза мужчины. -- Что тебе нравится? Не молчи, поделись со мной.
   Валя поморщилась от болезненного соития и покраснела. Взгляд мужчины не выпускал ее, руки крепко сжимали бедра, рывками насаживая на себя - она закрыла глаза, как это делали актрисы в эротических фильмах.
   -- Открой свои тайные желания. Уверен, пирожное всего лишь маленький секрет, а я хочу знать большие секреты.
   Валентина растерялась: отвечать глупо, да и язык не поворачивается - слишком все странно, непонятно. И как можно разговаривать, занимаясь сексом? Смотреть ему в глаза соображать, что он говорит, и одновременно играть страсть, оргазм? Как же она будет стонать и вздыхать, если должна еще и отвечать на вопросы?
   -- Может, тебе нравятся неформальные отношения в постели?
   Прищур мужчины насторожил Валю, и она дернулась, желая уйти в сторону, но еще не решаясь бежать. Но Бройслав перехватил ее, прижал к постели и впился зубами в шею, глубже входя внутрь девушки.
   -- А!
   -- Не нравится? -- отстранился, крепче сжимая ей руки. -- Странно. А что тебе нравится? Шпионить за мной по указке своего шефа?
   Зрачки Вали расширились от ужаса:
   -- Нет!...
   -- Перестань, все вполне ясно, -- рывками двигаясь в ней, сказал Бройслав. -- Что он хотел знать? Говори, я не стану скрывать и отвечу на твои вопросы. Что же ты молчишь?
   Да он ненормальный! -- дошло до девушки, и от испуга она попыталась вырваться.
   -- Не стоит так себя вести, -- подтянул ее к себе, навис, до боли сжав запястья. -- Мы мило побеседуем ... всю ночь, а утром тебе будет в чем отчитаться перед господином Макрухиным.
   -- Мне больно!
   -- Разве? Но ты ведь сама этого хотела. Что еще ты ожидала, согласившись встретиться со мной в номере? Что я буду петь тебе серенады? Нет, ты хотела секса, и ты его получила...
   Валя слабо соображала, что он говорит. Она вообще не понимала: с ней мило беседуют или насилуют. Вкрадчивый, немного хриплый голос был почти нежен, тогда как соитие грубо, и руки доставляли боль, а не ласкали.
   -- ... конечно, не только секса. А что еще? Давай заключим сделку? Эту ночь ты моя. До первого луча солнца. Что ты хочешь за это? Не стесняйся... и не отворачивайся!
   Сумасшедший! -- Валя не знала, что делать. Душа в панике уже бежала прочь, но телом уже владел Бройслав, и разум девушки пытался подсчитать выгоду от того, что уже происходит, и соизмерить с потерями, которые могут быть глобальны, учитывая ненормальность венгра. Ломаться бесполезно. Как и бежать - все уже происходит, но как! Надо же уметь насиловать и одновременно не насиловать, и при этом вести светскую болтовню и чего-то требовать? Обвинять в шпионаже и одновременно соглашаться на любые условия, чтоб она осталась, когда по логике он должен ее вышвырнуть вон. Если б так, она бы слова не сказала - сбежала, не чуя ног... но с другой стороны, у каждого мужчины есть свои особенности, свои пристрастия и странности. И нужно всего лишь правильно их использовать.
   -- Так что ты хочешь? Расскажи. Хотя я могу предложить тебе лишь деньги. Сколько ты хочешь за ночь? Три тысячи? Пять? Хорошо, десять.
   У Вали глаза стали огромными от такой щедрости, и странности мужчины уже не отталкивали. Она готова была потерпеть и даже вновь попытаться изобразить страстную женщину. И прийти сюда завтра. И послезавтра...
   -- Хорошо, -- выдохнула в лицо. Бройслав тут же отпустил ее руки и подтянул к себе, усадив:
   -- Двигайся, милая, двигайся и рассказывай, что нужно твоему боссу?
   -- Э-э-э...
   Вот задача! Сделать сразу три дела: понравиться Энеску, изобразив раскрепощенную женщину, ответить на вопросы и при этом как-то выразить экстаз, который должен присутствовать, иначе, как она зацепит Бройслава, возбудит в нем желание встретиться завтра?
   -- Нет, милая, "э" меня не интересует. Расскажи мне о Макрухине. Насколько он хороший специалист? Как часто подставляет своих клиентов? Кто его курирует?
   -- Я... не знаю...
   Бройслав перевернул ее и резко вошел сзади, заглушив вскрик вопросом:
   -- А что знаешь? Я не верю, что секретарша не в курсе дел босса.
   -- Не...не... -- с трудом сдерживая слезы от боли, выдавила Валя. Бройслав рывком натянул ее на себя и придавил телом:
   -- Не подходит. Давай еще раз, -- прошептал в ухо, сдавив руками грудь. -- Кто его курирует?
   -- Я.. Аа! ...
   -- Не правильно.
   Еще один рывок внутрь.
   -- Генерал-полковник Чигинцев!! -- взвыла Валя.
   -- Что Макрухин поручил тебе?
   -- Узнать... -- еще рывок. -- Узнать!!
   -- Что? Я внимательно слушаю тебя.
   -- Все, что смогу, -- задыхаясь от боли и тяжести, выпалила девушка.
   -- Что именно? Ну, смелей. Меж любовниками не должно быть секретов.
   А не пошел бы ты к черту!! -- прикусила губу Валя.
   -- Что ты... хочешь... А! Что нравится!... А-а! ... Какие женщины... и что тебе до той...
   -- Какой?
   -- Не знаю!! Не знаю!
   -- Я подскажу. "Та" нужна мне живой и целой. Хочешь, научу тебя, что говорить Макрухину?
   -- Нет... А! ... Да!...
   -- Что он попал и у него есть только один выход - найти нужного мне человека. Не привык я, когда со мной так обращаются, как повел себя он. Не люблю, когда шпионят за мной. Тебе нужно было думать, прежде чем соглашаться на приказы шефа. Он подставил тебя. А планировался обычный вечер, приятная встреча. Но может быть завтра? Ты ведь не будешь больше шпионить? Тут нужно выбирать: я или шеф. Если я, со мной легко поладить, если он... придется платить за его любопытство. Оно тебе надо? Хочешь совет?
   Валя сжала зубы, уткнувшись в подушку - у нее было сейчас одна мечта - чтоб все быстрее закончилось или хотя бы пришло к одному знаменателю: либо беседе, либо сексу. Все вместе ей не перенести.
   -- Совет прост: выбери себя. Ты приятная девушка, зачем тебе проблемы? Ты должна жить легко и беззаботно, и в моих силах устроить тебе такую жизнь.
   Ладно, потерплю еще, -- подумала Валя.
   -- Одно плохо, ты много хочешь. Но мало даешь... Ты холодна, как лед. Может, тебе не нравится?
   -- Нравится, -- заверила, простонав, как ей казалось, страстно.
   -- Тогда, наверное, просто не хватает опыта. Но это исправимо, правда?
   -- Да! -- скрипнула, сжав подушку руками: да закончи ты, наконец!
   Бройслав окончательно разозлился: еще одно продажное тело, способное стерпеть что угодно, только заплати! Как же ему надоело то, что сейчас называется любовью!
   Он впился губами в плечо девушки, не сдерживая себя, вымещая на ее теле свою ненависть, и точно знал, она не оттолкнет, ведь что бы он ни захотел и ни сделал - имеет право. Потому что заплатил!
   Взял в аренду, как помещение или мебель.
   И ни гордости, ни уважения к себе, ни желания воспротивиться, возмутиться у этой мебели нет.
   Что ж, ты сама согласилась. Сама продалась. Пеняй на себя, отрабатывая.
  
   Утром, когда окончательно раздавленная и обессиленная девушка заснула, Бройслав зашел в комнату к Гарику и бросил:
   -- Убери шлюху из спальни, заплати ей десять тысяч и пробей генерал-майора Чигинцева. Это куратор Макрухина.
   -- Знаю.
   -- Откуда? -- прищурился.
   -- Тот человечек, что нам нужен, человек Макрухина и он бы не сдал его не надави на него сверху.
   -- Ясно, -- улыбнулся Бройслав. -- Тогда пошли завтракать... Кстати, шлюшку пригласи на завтра, опять на семь.
  
   Глава 10
  
   Валя появилась на службе в двенадцать и с таким постным лицом и замороженным видом, что Макрухин даже спрашивать ничего не стал. Оценил ее монашеский наряд: кофту под горло и юбку до лодыжек и сухо бросил:
   -- Покувыркалась, дура... Кофе принеси!
   Та всхлипнула и, кивнув, быстро сообразила начальнику напиток.
   И перекрестилась, что избежала вопросов. Чтобы она ответила? Что Бройслав любит болтать во время секса? А кому нужна такая информация?
   То, что Энеску пригласил ее на завтра вновь, она тем более говорить Макрухину не хотела, потому что сама не знала, пойдет или нет. Если нет - смысл ему докладывать? А если да, то все равно она ничего не узнает. Толк болтать?
  
   День прошел бесплодно, лишь к вечеру в дверь позвонила Галя и пригласила меня на пирог с яблоками. Я засмущалась и была чуть не силой перемещена в соседскую квартиру.
   На кухне уже был накрыт стол и за ним сидел Леонид.
   -- Здравствуйте, -- кивнула ему и чинно уселась напротив.
   -- Добрый вечер.
   Взгляд почти без интереса мазнул по моему лицу, чуть задержался на стопе, изучая выглядывающий из открытых домашних туфель рисунок на ногтях, и ушел в сторону.
   -- Вы уже познакомились? -- спросила Галя, разливая чай.
   -- Да, вчера.
   -- Торт вы зря, Зоя, покупали.
   -- Что вы. Конечно, я понимаю, по сравнению с вашей выпечкой любое кулинарное чудо просто набор продуктов. Но мне хотелось хоть чем-то отплатить вам за доброту. Не люблю быть должной, к тому же я намучилась за те сутки настолько, что вы представить себе не можете. И кругом столько злости, непонимания, что ни спроси - грубость в ответ. А вы настолько доброжелательно приняли меня, я не могла не отблагодарить вас.
   -- Спасибо, но не стоило тратиться. И беспокоиться не о чем - вы ничего не должны. Будь я на вашем месте, вы бы пожалели для меня чашку чая и кусочек хлеба?
   -- Нет.
   -- Вот видите.
   -- Галя сказала, вы приезжая. Откуда, если не секрет?
   -- Из Балашихи. Бывали?
   -- Не довелось.
   Женщина разрезала душистый пирог и по кусочку положила на тарелки. Я с минуту разглядывала выпечку, чувствуя себя первоклассницей. Меня словно окунули в тот год, в то время, когда печаль и беда еще не разъели атмосферу тепла и уюта в нашем доме. На какое-то мгновение мне показалось, что все вернулось: я дома, рядом мама и папа, и я, зная, что нас всех ждет, еще могу что-то исправить. Только как?
   Я подняла взгляд и заметила, как переглянувшись, Леонид и Галя, тепло улыбнулись друг другу, почти так же, как мама улыбалась отцу, а тот ей.
   Намек, знак? Я будто меж матерью и отцом вбиваю клин, становясь причиной их развода, хотя и не была им. Но если подумать - такая же, как я много лет назад была на моем теперешнем месте и точно так же терпеливо и намеренно окручивала отца...
   Я лезу в жизнь Леонида и Гали, в отношения, что без слов и объяснений ясны и понятны и на зависть удивительны. Если любовь такая, я бы поклонилась ей без всякой желчи, но червячок сомнения все же ел меня. В моих руках оказались жизнь и счастье двух человек, не в первый раз, но возможно в последний, и впервые я не имела желания влезать меж ними, давить и ломать их отношения, хоть и должна, хоть и выбора не было. Ведь моя жизнь тоже была в чьей-то безжалостной руке, и все это была моя жизнь, а я никому не позволяла решать за себя жить мне или умирать, говорить или молчать. В той среде, где я жила, ни один не имел морального права судить меня и потому не мог решать.
   А я вот могла сейчас здесь по праву сильного и владеющего информацией. И это было выгодно мне, но... я готова была сама расплатиться за чужое, чем заставить платить их за себя.
   Странно. Мои мысли меня не радовали и очень удивляли. Мне казалось, я напрочь лишила себя жалости, понимания, желания помочь, совершить нечто глупое, но благородное, как лишила себя всяческих морально обременительных раздумий, всего, что может как-то побеспокоить мою душу. Она не беспокоила других, не интересовала, так почему я должна беспокоиться о них, интересоваться, больно им будет, плохо, хорошо?
   Но душа конфликтовала с разумом, устроив бунт не первый раз, но, как всегда, не к месту и времени. А тут еще просто повальная череда мистических видений - к чему? Или это сверху кто-то решил дать мне шанс исправить хоть что-то и намекает о приближающемся суде Божьем?
   Но я подожду каяться - это всегда успею.
   И принялась за пирог, давая себе время справиться с ненужными метаниями. В таком настроении ворону не очаруешь, а уж что говорить о мужчине? Они любят веселых и беззаботных.
   Леонид то и дело поглядывал на меня, но взгляд был скорее изучающим, чем завлекающим. Зоя тоже странно косилась на меня и болтала о погоде, телесериалах и прочем вздоре. А мне казалось, я все это уже слышала и видела: эту кухню, пирог и пузатые чашки с позолотой. И сидящих рядом за столом знаю тысячу лет, и они близки мне, известны очень хорошо, несмотря на то, что я вижу их второй раз в своей жизни, не считая изученных вскользь стандартных автобиографических подробностей и фотографий.
   Вот только мистики на мою голову не хватало.
   -- Простите, Зоя, -- сказал Леонид, отодвигая чашку, и совсем не как англичанин облокотился на стол. -- У меня такое чувство, что я вас где-то видел. Мы не могли встречаться раньше? Силюсь вспомнить, но не могу, хотя у вас очень приметная внешность, яркая.
   -- У меня такое же чувство. Что-то смутное, будто мы были знакомы, -- поставила чашку на блюдце Галя и уставилась на меня, словно я ключ от всех загадок.
   -- Где бы мы могли встретиться? И когда? Хотя, вряд ли.
   -- В Англии были? -- спросил Сергеев.
   -- Нет, -- изобразила недоумение. Была я в Англии, в Лондоне, но тебя я там точно не видела.
   -- А Геленджике? -- спросила Галя.
   -- Нет, -- качнула головой, отрицая. Хотя была и не раз. Но там, где жила я и гуляла, не могла жить и гулять она.
   -- Чем увлекаетесь?
   `Дайвингом, альпинизмом и горнолыжным спортом, а также игрой на нервах и душах'.
   -- Марки собираю, -- пискнула скромно.
   -- Н-да? Я когда-то собирала открытки, -- улыбнулась женщина.
   -- А я календарики, -- вставил мужчина, и оба опять уставились на меня.
   `А что я-то, что я?' -- пожала плечами.
   -- Ничего общего.
   -- Почти. Мне кажется, нас что-то связывает...
   `Мне тоже. Но я в этом уверена, потому что знаю, что'.
   -- Я давно заметила странную систему закономерностей. Встречаешь человека, и он кажется тебе знакомым и ты ему тоже, но когда выясняешь, когда, как, где могли встретиться, ни он, ни ты не можете вспомнить. Более того, выясняется, что вы вообще не могли видеться. И тем не менее ты знаешь этого человека. А бывает тоже самое, но он вызывает в тебе немотивированный страх или злость. Не располагает одномоментно, а наоборот, отталкивает. И при этом может ничего отталкивающего не иметь ни внешне, ни в характере, ни в манерах.
   -- В чем закономерность? -- удивилась я.
   -- В чувстве, возникающем при встрече. В немотивированном влечении или отвержении. Оказывается, есть версия, что всех, кого мы встречали в прошлой жизни, мы встречаем и в новой. Как к нам относился тот человек, такое чувство при встрече он и вызывает, и ни с материальной, ни с научной точки зрения это объяснить невозможно.
   Спасибо за пояснения, теперь я знаю, отчего "люблю" Макрухина...
   Это что получается? Мы с ним и в прошлой жизни виделись и тесно общались? "Радостная" весть.
   -- Мне кажется, Зое не интересна эта тема, -- заметил Леонид.
   `Молодец. Прими бонус за прозорливость'.
   -- Нет, что вы... -- замялась, вспомнив о роли скромницы.
   -- А что интересует? -- спросила Галя.
   `Жених твой. И так интересует, что ты и представить себе не можешь!'
   -- Жизнь. Мнения по любым жизненным вопросам. Я пытаюсь учиться на чужом опыте.
   -- Похвально, -- кивнула женщина.
   `Еще бы, для себя стараюсь'.
   -- Вы не могли бы рассказать о себе? Ну, например, как вы встретились, как это вообще бывает, когда встречаются люди из разных стран? Что вас, Леонид заставило сменить подданство? Какие ситуации могли повлиять на это? Простите, возможно, вам покажется мое любопытство праздным, но никто не знает, что будет впереди, и знания лишними не бывают.
   `Недаром говорят, влюбленные слепы - эти полностью подтвердили слухи'.
   Почти до двенадцати ночи я слушала истории из их жизни, и вконец утомленная, но удовлетворенная, ушла к себе.
   "Лед тронулся, господа присяжные заседатели".
   Я была в том уверенна.
   Мой вечерний доклад Ивану был полон оптимизма. Слитая информация его тоже порадовала, но он не преминул намекнуть, что можно работать быстрей.
   Вот кто, кто, а он наверняка в прошлой жизни был проехидной.
  
   День прошел никак и вечер заканчивался так же, что томило и нервировало Энеску. Бройслав откинул газеты и уставился на вдумчиво изучающего прайсы строительных рынков Гарика.
   -- Оторвись от котировок паркета и цемента! Новости есть?
   -- А? -- не сразу сообразил Фомин о чем речь и, закрыв журнал, кивнул. -- Эта завтра придет.
   -- Гарик, мне глубоко плевать придет она, приползет и вообще существует ли на свете. Мы всех шлюх обсудим или закончим на этой?
   -- Больше обсуждать нечего. Никаких движений в агентстве Макрухина не выявлено. Витислав молчит, на человека собирается информация. Все идет своим чередом.
   -- Медленно!
   Гарик пожал плечами: быстро только насморк появляется. И вновь в журнал уткнулся.
   -- Еще пару дней и я взвою...Завтра организуй культурную программу.
   Фомин кивнул, не отрываясь от таблиц с ценами:
   -- Что посетим?
   -- Кладбище! -- рыкнул Энеску. -- Там повеселей будет!
   И пошел спать: к чертям все!
  
   Глава 11
  
   -- Ну, что? -- спросил в трубке знакомый голос. Я спросонья соображала пару секунд, кто это, и поняла:
   -- Опять ты меня будишь?! -- прошипела. -- Слушай, Мефистофель в звании Лейтенант, еще раз потревожишь мой сон, получишь уже не полотенце в лицо, а утюг!
   -- Стра-ашно, -- фыркнул Иван. -- Меньше спи, больше работай, -- посоветовал строгим тоном. -- Между прочим, господин Сергеев бодро двигается к своей пассии.
   -- Я в курсе, что он не ночует у нее...
   -- ...Уже выходит из машины. Это тебе интересно, нет? Ну, извини, я думал, Селезневка с ее климатом тебе не понравилась...
   И отключил связь. Вот тарантул! Сплел сеть, озадачил и в угол, в засаду.
   Я встала и рванула к входным дверям, приоткрыла их, глянула на себя в зеркало - вай, какой русалочка! Волосы волнами до ягодиц в художественном беспорядке растрепаны. Губы сочные, припухшие ото сна, глазки с туманом. Из одежды скромные трусики.
   Ни один мужчина от такой газели не откажется. Но что-нибудь накинуть на тело надо, для имиджа скромницы. Быстро вытащила из сумки кружевную майку, влезла в нее и, пихнув ногой сумку обратно под кровать, упала на одеяло, заняла соблазнительную позу почти умершей от беззащитности нимфетки.
   Сегодня я очень, очень больна. Просто смертельно! Чем? М-м.... Инфекционные заболевания отпадают, гастриты, перитониты тоже. А! У меня мигрень! Вот, точно. Дежурная болезнь женщин на все времена и случаи жизни!
   Хотя, какая разница, чем я занедужила? Главное, дать мужчине проявить один из своих главных инстинктов - защиты, и плавно перевести его в опеку, а потом накинуть узду долга и обязанности. Я ж такая трогательно-ранимая, хрупкая и маленькая - нуждающаяся в крепкой руке и монументальном тыле. Я ребеночек, я девочка-лапонька, я бедная, несчастная мышка по наивности своей готовая попасть в лапы кошке. Ты же не дашь меня в обиду, славный рыцарь Ланселот - Сергеев?
   Не дашь! И от любопытства нос свой в приоткрытую дверь квартиры сунешь. Тем более смотрел ты на меня вчера далеко не по-рыцарски.
   Давай, поднимайся быстрее на этаж, а то сейчас засну.
  
   -- Зоя? -- послышалось вежливое и настороженное в прихожей.
   Да, Зоя я, зоя, проходи, давай, посмотри на мою нежную ножку, высунутую из-под одеяла на всю длину, на оголенное плечико, прикрытое шелком волос и ... на свешенную почти до пола руку, такую тоненькую, такую несчастную. Просто сломанная веточка ольхи!
   -- Зоя? У вас все в порядке? -- голос стал тревожнее и ближе. Наконец-то аглицкие shoes рискнули ступить на древний линолеум коридорного пространства. Еще один рывок, мистер, еще пару шагов и вы достигните цели - смелей!
   -- Зоя? -- раздалось над ухом. А дотронуться, потрогать, пощупать, убедиться, что я жива? Ах, да, воспитание, такт. Ну, ну.
   Я слабо застонала, чуть пошевелившись.
   -- Зоя, с вами все хорошо?
   Я приоткрыла глаза, сохраняя в них туман - лицо мужчины оказалось прямо перед моим. Так и знала, галантный рыцарь припал коленом к паркету, чтоб выразить свое отношение к даме.
   -- Леонид? -- прошептала еле слышно. -- Как вы оказались здесь?
   Мужчина нахмурился и впился взглядом в мои приоткрытые губы, до которых было сантиметров десять. Рискнешь, качнешься?
   Он не посмел:
   -- У вас открыта дверь... Вам плохо?
   `Наконец-то заметил!'
   -- Да. Голова жутко разболелась... А дверь?... даже не помню, закрыла ли ее вчера?...
   Моя рука доверчиво и как бы невзначай легла на его ладонь, несчастное личико сыграло роковую роль - Сергеев не на шутку обеспокоился.
   -- Вызвать врача? Я сейчас.
   -- Нет, -- слегка сжала его руку. -- У меня полиса нет, дома оставила.
   -- Полиса? Причем тут полис? Вам нужна медицинская помощь!
   `Да, милок, нужна. Твоя. Достала меня Селезневка, а в капкан крыши Макрухина не хочется. Ты же не дашь мне погибнуть?'
   -- Полис - это бумажка, без которой никто не станет мне оказывать помощь, -- пояснила вяло, с мученической маской на лице.
   -- Как же так?...
   Он растерялся и соображал, как такое может быть, что ему делать? А делать хотелось, и я точно знала, что, следя за ним из-под полуопущенных ресниц. Воспользоваться моей слабостью и беззащитностью? Не-а! Спасти, помочь! Это животное было благородным и посему заведомо награждено рогами. Олень, -- мысленно улыбнулась я. Что ж, придется немного поднатужить фантазию, придумав ему миссию по спасению дамы не только от головной боли. Для начала посмотрим, как ты с этой простейшей задачкой справишься и насколько поддашься моему очарованию. А ведь поддашься, я таких, как ты, знаю. Иначе б рванул к Гале за советом, а не мучил свой мозг самостоятельно. И рука-то, ай, как нежно сжимает мою.
   -- Пойдемте-ка к Гале, отлежитесь у нас. Вам нельзя одной...
   -- Нет, что вы, это неудобно...
   -- Вздор, право! -- возмутился и ... не отказал себе в удовольствии обнять меня - сгреб с постели вместе с одеялом. Вот это я понимаю, вот это размах. И в благодарность доверчиво обняла его, скользнув ласково пальцами по щеке к шее и волосам на затылке, прижалась щекой к его костюму и готова была поспорить: хоть на мгновение, но Сергеев пожалел, что явился при параде, а не в неглиже. Аромат парфюма, исходивший от меня, судя по взгляду мужчины, ударил в голову не хуже рома. Он замер, соображая, а стоит ли вообще куда-то идти? Может, прямо здесь единолично и полечить?
   Я четко держалась роли не годной к сопротивлению девочки в полуобморочном состоянии, чем нимало его смущала, заставляя благородные порывы смолкнуть, а инстинкты встать во главу мыслительного процесса. Судя по вздоху и нерешительному топтанию на месте, борьба была неравной. Олень был верен оленихе, но на руках его находился соблазнительный олененок и мешал привычные директории поступков. Была бы женщина, очаровывающая его - он бы и копытом в ее сторону не ударил, рог в сторону не повернул, продолжил мирно щипать травку вблизи своей половины. Но детеныш, нуждающийся в помощи и такой доверчивый, такой невинный и прекрасный - другое дело.
   Борьба закончилась - этот карибу не нашел ничего лучше, чем в порыве благородных чувств не наступить на горло своей брачной песне - он рванул к дверям своей "стерллитовой коровы" и пнул по дереву ногой в силу занятости рук.
   Передо мной мелькнуло удивленное лицо Галины - понимаю. Не поняла другое - отчего лишь удивление вызвало в ней появление возлюбленного с полуголой красоткой в одеяле на руках.
   -- Зое плохо. Я проходил мимо и заметил, что дверь в ее квартиру приоткрыта. На стук никто не открыл, пришлось заглянуть, -- выпалил, пронося меня мимо женщины в сторону спальни. -- Она говорит, что без какого-то полиса приглашать врача бесполезно. Ей нужно помочь.
   -- Конечно, Леонид, что-нибудь сейчас придумаем, -- и ни грамма подозрения и возмущения в голосе! Да вы нашли друг друга, парнокопытные мои. Даже завидно, ей Богу...
   Меня ласково опустили на постель, и я позволила себе застонать, приоткрыть глаза:
   -- Простите...
   -- Перестань. Со всяким бывает. У тебя давление, температура? -- заботливо, присев рядом со мной, спросила Галя, и лоб ладошкой потрогала. Как мама, как в детстве, когда я сильно болела...
   Это мне не понравилось, и то, что ни в голосе, ни в жесте женщины не было и грамма фальши. Она искренне озаботилась моим состоянием, искренне готова была помочь, хотя половина женского населения на ее месте сухо бы указала на дверь еще у порога, а вторая половина изъела бы злобным и ревнивым взглядом мужчину. И уж никому в голову бы не пришло поухаживать за утренним сюрпризом, что притащил любимый ей на голову. Неужели она настолько глупа и не понимает, чем чревата ситуация? Недооценивает мое влияние и очарование или переоценивает свои возможности? А может настолько уверена в непогрешимости избранника?
   Мне стало искренне жаль ее, и судорога презрения к себе и этой игре, что приходится вести, прошла по моему лицу, натурально искажая его.
   -- Бедненькая, -- прошептала Перетрухина, убирая волосы с моего лица. Жалость Галины была невыносима для меня. Так и хотелось рявкнуть: очнись, дура! Я троянский конь! Гони меня в шею сейчас же!
   Но я лишь скривилась и скрипнула зубами: в джунглях выживает сильнейший. Это буду я. Хоть по всем канонам чести и совести должна быть она.
   -- Принеси, пожалуйста, тонометр. Он в столе гостиной, -- попросила Леонида. Тот послушно сбегал, дробно отстучав копытами по паркету.
   -- Давай руку, -- попросила меня женщина, получив прибор.
   -- Давления нет, -- прошептала я, поворачиваясь, чтоб ей было удобно наложить манжет, а заодно, чтоб господин Сергеев мог оценить гибкость моей фигуры и нежность кожи. И грудь, соблазнительно проглядывающую сквозь кружева.
   -- Тогда отчего голова болит? -- спросила меня Галя, или не заметив моей хитрости, или не обратив на нее внимания.
   -- Внутричерепное давление. С детства. Мигрень. Ужас, -- с трудом ворочая языком, сообщила я.
   -- Ты права, давление в норме, -- убедилась она. -- А что помогает от боли?
   -- Анальгетики... сильные.
   -- "Кетанов"? У меня есть.
   -- Прошу вас, Галя, мне так неудобно...
   -- Перестаньте. Говорю вам, ничего страшного. У меня у самой частые головные боли и я прекрасно понимаю ваше состояние.
   -- Мне так стыдно, -- искренне выдала я, поморщившись от безвыходности. Я должна найти выход из положения, проскользнуть сквозь пальцы Макрухинской элиты и его друзей. Ставка за неимением другой медузы сделана на Сергеева.
   -- Нечего стыдиться, -- подбадривающе похлопала меня по руке Перетрухина. Потом выдала таблетку, стакан воды и, бросив, -- спите, -- прикрыла дверь в спальню.
  
   Примерно через час хлопнула входная дверь, и я подумала, что Леонид ушел, но ошиблась. Пара преподносила мне сюрпризы, сама того не ведая. Мало Галина стерпела моё явление в неглиже с утра пораньше, спокойно отнеслась к тому, что я заняла ее постель, она еще и ушла, оставив меня тет-а-тат со своим заморским принцем.
   Я решительно не верила, что она настолько глупа. Мне хватило первого знакомства и последнего разговора, чтобы понять - Галина женщина умная, целеустремленная, способная на поступок. Она не мягкотелая курица, способная лишь щи варить да носки стирать, утирая в паузе носы детям, не глупая гусыня с дутой себестоимостью. Она здраво оценивала себя, не считая молодой и красивой, имела цепкий взгляд и развитое логическое мышление, и все же вела она себя странно. Такой, как она, не составило бы труда за минуту просчитать варианты возможного развития событий, когда молодой еще мужчина остается в квартире с беззащитной юной девушкой.
   Доверяет ему?
   Глупо. Верить мужчине - себя не уважать. У них гормоны играют сильней, чем у женщин, и бьют по голове, значительно искривляя поведение. Он может быть докером, может быть депутатом, интеллигентом в третьем поколении или последним грубияном, примерным семьянином или озабоченным трудоголиком, но если инстинкт оплодотворения ударяет в голову, они становятся совершенно одинаковы в своих поступках. Когда возникает желание, мужчина становится абсолютно управляем ловкой дамской ручкой... если у дамы хватает ума выключить свое сердце и включить актерские способности вместе с холодной рассудочностью. Он забывает семью, работу, друзей и ведет себя, как любое животное в брачный период. Тут не спасут моральные устои, страхи потерять семью или положение, сделки будут провалены, поездки отложены, родственники и товарищи отодвинуты в сторону и в боевой стойке самец начнет свое движение к самке, сметая все на своем пути. Это потом приходит отрезвление, запоздалое раскаяние, сарказм над самим собой, удивление и тут же оправдание: я?! Так поступил?! Наверное, она меня приворожила!
   И верят! О! Еще бы, я такой умный, такой сметливый, ловкий, и попался на удочку! Хотел всего лишь гульнуть на стороне, за краем семейного гнездышка, да, видно, ослеп от ее чар - поломал на дрова весь курятник, пробираясь к заветной цели.
   И курицы верят тоже, поддакивают довольные, что петух вернулся домой.
   А кошки устраивают милый семейный концерт - гоняют дорогого лапой по всей территории и шипят, когда он пытается оправдаться старым способом, исполнив супружеский долг на бис уже с ней. В мире животных, как в мире людей, различий почти нет. Нужен мужчина - возьми, дав ему то, что он хочет, из тайного, запретного. Дай ему развернуться на поле его мечты. Любит умных - заройся в книги и сыпь при свидании заумными цитатами, любит защищать - стань слабой, почти безвольной, которую только он, такой сильный и отважный, может сберечь. Фантазер? Спусти на землю его хрустальный шалаш и преврати в замок, в котором ты будешь и феей, и драконом, и ведьмой, и трогательной Золушкой.
   Привяжи, не привязываясь сама.
   Уверена, Галина прекрасно это может и знает. Но отчего она не позаботилась о себе?
   Не любит? Не нужен? Не пошла бы она с ним в ЗАГС узнавать о правилах подачи заявления. Она бы даже встречаться с ним не стала.
   Выгода? Перетрухина романтик и верит в любовь.
   Может, подумала, что у меня сил не хватит или он мне не нужен?
   Глупо, а тетенька на глупость способна лишь в состоянии стресса и ПМС.
   Может, проверяет его?
   Пожалуй, это единственно верная мысль. Правильно, Галя, в этом я с тобой солидарна. Хотя и не согласна - проверяй - не проверяй - только себе больно будет, так к чему это затевать?
   Уверена, что он не польстится на меня? Давай, проверим, мне самой любопытно.
  
   Сергеев маялся час. Его явно что-то беспокоило, и судя по его частым посещениям спальни - я, а судя по тому, что он не приближался и смотрел слишком внимательно, слишком изучающе, не мое тело.
   Я решила, что пора выздороветь и понять, что же озаботило Леонида.
   В один из его посещений я открыла глаза и посмотрела на него, изобразив растерянность, раскаяние и замешательство:
   -- Вы?... Я у вас?... Простите...
   -- Не смущайтесь, -- качнул он головой. -- Вам лучше?
   -- Да, спасибо, все прекрасно.... Мне бы еще... -- показала на свой наряд и потупилась, надеясь, что румянец все же окрасит мои щеки.
   -- Сходить к вам?
   -- Если нетрудно. Извините, пожалуйста, за неудобства. Я оденусь и тут же уйду...
   -- Не торопитесь, -- махнул рукой и неожиданно загадочно улыбнулся. -- У меня есть к вам разговор.
   -- А?... Хорошо, -- пожала плечами, как бы невзначай выпустив край одеяла. Но вместо ожидаемого взгляда на мою грудь, мужчина посмотрел мне в глаза, и я поняла, что он далеко не олень, а пока неизвестный мне вид - потому что он заподозрил игру. Это четко высветилось в его взгляде, в котором не было и частицы подобающего случаю желания, внимания - в нем были холод и доля презрения, накрепко сплетенная с оцениванием. Он смотрел на меня, как на изделие, товар, и словно прикидывал, как бы его приобрести и для каких нужд использовать.
   Он ушел, оставив меня в глубоких раздумьях: не провалилась ли я на этот раз, на того ли ставку сделала?
   Конечно, я знала, что рано или поздно мои способности натолкнутся на непробиваемую стену более высокоразвитых особей, а моя карьера закончится. Но сейчас, когда и так все хуже некуда, мне не хватало только провалить задание, чтоб друзья Макрухина уже вместе с ним устроили на меня безотлагательный гон. Мустанг превратился в старую клячу и оступился - в сторону его и стрелу в глаз.
   Словно вспышка, сон наяву: ржание от боли и тоски, жалобный взгляд лошадиных глаз, дождь, струящийся по морде, и стрела, входящая в глазницу...
   Я тряхнула волосами: мне конец, допрыгалась. Миражи, галлюцинации и твердые, как орешек знаний, объекты. Прав шеф, отдавая меня на слом. Пора.
   Хотя сдаваться рано, и если не получится выполнить задание, то нужно попытаться завербовать Сергеева для себя, отринув всякие метания, и срочно уходить. Как только станет известно, что я не преуспела, а наоборот, засветилась, меня убьют.
  
   Он принес мне длинную мужскую рубашку.
   -- Извините, Зоя, я по нечаянности захлопнул дверь вашей квартиры, не подумав о ключах.
   -- Что теперь делать?
   -- А что делают в таких случаях?
   -- Обращаются к слесарю или идут к соседям за топориком, чтоб отогнуть косяк. Но в моем случае придется вызывать сварщика. А потом платить за изуродованную собственность хозяйки.
   -- Железная дверь открыта, деревянная захлопнулась.
   -- Тогда проще. Вы поможете мне? Нужна будет мужская сила.
   -- Помогу, -- заверил, глядя, как я, потягиваясь, медленно надеваю рубашку.
   Замечательно, -- повеселела я.
   Мужчина вышел и появился вновь с тапками в руке. Но не кинул их на пол, а присел передо мной, предлагая, как принц хрустальную туфельку Золушке, примерить их.
   А я против? Да, ни Боже мой.
   Его пальцы легонько скользнули от стопы вверх, пошли по ноге и остановились на внутренней стороне бедра.
   -- Что вы делаете? -- прошептала я, напустив в глаза растерянности и испуга, как зажатая старшеклассником в углу школьница.
   -- Оцениваю. Сколько стоят эти ножки и чего хочет голова их хозяйки?
   -- Вам не по карману. Уберите руки, -- попросила, но с места не сдвинулась. Он поднялся и уставился на меня:
   -- Сколько вам лет?
   -- Думаете, за совращение несовершеннолетних вас не смогут привлечь к ответственности?
   -- Вы давно совершеннолетняя. Сколько вам: двадцать четыре, двадцать пять?
   Глаз-алмаз. На кого я, интересно, напоролась? На собрата-смежника? Тогда меня точно ничего не спасет, если я мало его упущу, но еще и прорекламирую возможности наших структур.
   -- Зачем вам? Разве вам не говорили, что спрашивать возраст у женщины невежливо?
   -- А лезть в чужую постель?
   -- Вы сами принесли меня сюда. Я вас не просила, -- в моем голосе невольно появился металл.
   -- Допустим. И опустим. У меня к вам деловое предложение, но вопрос, насколько вы разумны?
   -- Смотря, какое предложение.
   -- Пока одно - посидеть где-нибудь.
   -- Например?
   -- Давай откроем вашу дверь, вы переоденетесь, и мы направимся в любое понравившееся вам заведение. Есть такое в этом городке?
   -- Я приезжая, как вы знаете. К тому же, думаю, Галине не понравится, когда она узнает о вашем поведении.
   -- Вы неправы - она и слова не скажет.
   -- Что так? Блефуешь? -- прищурилась.
   -- Она верит мне, а я в ответ не обманываю.
   -- Удивительные отношения. Это любовь? -- я не сдержала сарказма, что был причиной банальной зависти.
   -- И уважение.
   -- Занятно. Что вы хотите от меня?
   -- Сначала узнать вас ближе.
   -- Постельное рандеву?
   -- Нет. Хотя, признаться, вы умеете привлечь. Даже меня чуть не совратили.
   -- Даже не пыталась.
   -- Не лгите, -- улыбнулся. Взгляд потеплел, сорвав с меня маску невинной девочки, и теперь почти любовался жестким прищуром и стальным блеском моих глаз.
   `Любишь девушек с плеткой?
   Нет, вряд ли. Тут что-то другое'.
   -- Вы решили изменить своей без пяти минут жене? И это еще до брака!
   -- Мы решили не торопиться. Подождать год, лучше узнать друг друга.
   -- Разумно, -- кивнула, застегивая пуговицы, и подумала: зачем ты мне это говоришь? Чтоб передала по цепочке - отбой, ребята, мозги остаются на Родине?
   -- Я тоже так думаю. Галочка съездит ко мне, посмотрит, как я живу, потом закончит здесь свои дела, решит, насколько готова жить со мной, менять место жительства, и тогда мы узаконим наши отношения.
   `Просто отчетная речь. Осталось стенографировать и поставить подпись. Аминь.
   Прием, прием, бизон, я куропатка. Все слышали? Запишите и пошлите запись по цепочке!'
   -- И что вы хотите от меня?
   -- Чтоб вы полетели с нами. Галочке будет скучно одной.
   `Сейчас расплачусь от сочувствия. И кинусь ему на грудь, благодаря за щедрое предложение. Благодетель! Видит меня третий раз в жизни и готов взять на новообретенную Родину, чтоб унять ностальгию невесты, которую знает всего месяц, не считая четырех, что уложились в письма по инету'.
   Жалко братья Гримм умерли - такую б сказочку по этой фантазии сочинили - шедевр!
   -- Мне можно сразу соглашаться? -- усмехнулась.
   -- Можно, когда переоденетесь и отобедаете со мной.
   -- Хотите купить?
   -- Почему нет? Вся соль в цене товара. Один стоит шиллинг, другой миллион фунтов.
   -- Я предпочитаю евро.
   -- Это другой разговор. Сколько?
   `Если он не агент и решил использовать меня как девочку по вызову, сдав на руки сутенерам, или узаконенную любовницу для себя - я смело могу воспользоваться его приглашением и уйти за границу в трио, под эгидой успешно выполненного задания или сопровождения гражданки Перетрухиной, чтоб она не осталась в туманной Англии навеки. А там скрыться от великого "махинатора" Сергеева я смогу. Криминал - самая последняя инстанция, в которую меня стоит вмешивать. Опасно для жизни. Один такой пытался, шестой год трансляцию пурги и колючей проволоки смотрит и еще пять будет лицезреть.
   Что ж, придется соглашаться, пока ничего иного не подвернется. Хоть какой-то выход, пусть хлипкий, но шанс'.
   -- Смотря, за что, -- бросила, двигаясь к выходу. -- Возьмите топор.
   -- Понятия не имею, есть ли он у Гали вообще.
   -- Тогда крепкий нож.
   -- Хорошо.
   Но, видно, с ножами было туго. Сергеев провалился на кухне, как канул в бездну. Я попинала ногой дверь, злясь больше на себя, Макрухина и свою неспокойную и грязную до одури жизнь, остолопов-филеров, мужчин и женщин, жителей всеобщего зоопарка, на отвратную погоду и еще более отвратительные перспективы, открывающиеся передо мной. Облегчения сражение с дверью не принесло, и я решила сорвать злость на Леониде. Вернулась и застала идиллическую картину: экземпляр мирно ворковал по сотовому и рассматривал очередное нашествие туч в окне, благополучно забыв и обо мне, и о ноже.
   -- Да, Галочка, ей лучше. Я пригласил Зою пообедать... Конечно...
   Отстукал морзянку благоверной. Какое похвальное откровение!
   Только не верю я ни в твою верность, ни в заботу, ни в любовь с уважением.
   Я неслышно прошла в кухню, села на стол, чтоб было удобнее дотянуться стопой до мужчины и начала пальчиками осторожно вытаскивать его рубашку из-под ремня, периодически поглаживая его спину. Леня повернулся ко мне, во взгляде появились насмешка и удивление.
   Я мило улыбнулась: простите, сэр, но что возьмешь с проказливого дитя, которое не ведает, что творит?
   Сергеев усмехнулся и двинулся ко мне, жужжа в трубку, как влюбленный ос, всяческие нежности своей Галочке, а рука-то уже гладила мою ногу. Ах, леди Перетрухина, знали бы, чем занимается сейчас ваш поклонник!
   Я обхватила его ногами и прижала к себе: ну-ка, что теперь сделаешь? Будешь ломаться или сдашься на милость инстинкта? А ведь хочешь меня, ой, как хочешь.
   Мои пальчики уже залезли под рубашку и гладили живот.
   Сергеев замер, зрачки расширились и задышали. Он быстро свернул разговор и, сложив трубку, сунул ее в нагрудный карман, навис надо мной, уперевшись руками в стол:
   -- Я могу не сдержаться.
   -- А я и не пытаюсь, -- прошептала, ласково взъерошив его волосы. -- Я люблю тебя. Ты такой сильный, надежный. Ты мужчина моей мечты.
   Он почти верил, и чтобы избавиться от почти, я потянулась к его губам, накрыла их, требовательно и нежно проникая язычком в рот, и потянула мужчину на себя. Дыхание лорда участилось, руки сжали меня, и он сдался, приготовился отпраздновать победу. Вот тут я его, милого, и взяла - выставила резко колено, когда сэр послушно начал ложиться на меня. Удар пришелся под дых, и лорда мгновенно скрутило. Леня охнул и отпрянул, согнувшись.
   -- Ой! Больно, да? Я нечаянно! -- изобразила дурочку.
   Мужчина с минуту хватал ртом воздух и силился что-то сказать. А я не отказала себе в удовольствии опять же нечаянно ткнуть пальцами в ребра. Лорд булькнул и рухнул на стол, брякнув лбом о столешницу, зажал бок рукой.
   Я легла удобнее, закинула ногу на ногу, ожидая, когда милый придет в себя и, внимательно изучая его позу, стриженный затылок и лебл, виднеющийся на вороте рубахи - Barbary. Хорошая английская фирма. Прошлый объект, которого я посетила в Лондоне, очень ее уважал.
   Вдруг я услышала смешок.
   Странно, по голове вроде бы не била.
   Сергеев повернулся ко мне лицом и рассмеялся, с искренним умилением и восхищением поглядывая на меня. Мне на секунду показалось, что он мазохист и получил истинное наслаждение от "ласки" под дых и по ребрам. Но в следующее мгновение я поняла - он смеялся над собой, а восхищался мной. Нет, действительно удивительный тип. Большинство мужчин испытали бы жгучее желание сатисфакции - они либо обозлились бы, либо попытались продолжить общение со мной, но уже грубо и напористо, причем некоторые соединили два в одно, а единицы попытались пошло ударить или вовсе уйти. Этот ржал, как жеребец, до слез из глаз.
   -- Ох, детка! -- оттер выступившую влагу. -- Давно меня так не развлекали! И как мастерски! Бис! Ха-ха... Браво, детка! Респект...Ха-ха... Подловила!... Ох.
   -- Я нечаянно, -- заверила с легкой улыбкой на губах. Смех мужчины был заразителен и отчего-то приятен мне. Но битва еще не закончилась, и моя стопа опять принялась поглаживать его.
   -- О, не надо! Ха-ха! -- отпрянул, выставляя ладони. -- Благодарю за науку!
   Заправил рубашку в брюки, продолжая улыбаться и хитро поглядывать на меня. Он смотрел на меня, как на свою, на равную, и тем невольно располагал к себе. Мне все меньше нравилось происходящее, как и задание - в такой обстановке, с такими разлагающими объектами мне работать не доводилось, что нервировало изрядно. Как с ним себя вести, черт возьми?! Ему по ребрам - он смеется, его соблазняешь - он с деловыми предложениями, его хочешь использовать - он не сопротивляется, но и не дается. Ищешь тонкие места - он находит твои и давит на них, как на кнопки органа, исторгая нужный ему тон, тогда как мне нужен другой. Может, подставить его, к чертям, сдать и не мучиться? Ведь понятно, что они с Галочкой задумали: уехать, якобы, на неделю, две в Англию и не вернуться. Понятно, женщина возьмет с собой и меня, а там... Ясно, что с деньгами и связями Сергеева легализовать Перетрухину не составит труда, в крайнем случае, уехать в Швецию или эмигрировать в Швейцарию, Италию, Австрию - да хоть в Гренландию. Влюбленным все равно, в какой стране ворковать.
   -- Деточка, ты неподражаема. У меня складывается впечатление, что я познакомился с уникумом. Давай все-таки доберемся до ресторана и, если не пообедаем, то хотя бы поужинаем и поговорим?
   -- Легко.
   `Давно бы оделась, но как ни странно, ни в трусиках, ни в своей маечке не обнаружила ни одного предмета, годного для взлома двери. Конечно, можно пойти так, -- выставила рубашку, потянув ее пальчиками за края ворота. -- Но боюсь впечатлить аборигенов настолько, что они не дадут своими нескромными взглядами нам поговорить'.
   Сергеев согласно кивнул, огляделся и полез в ящик кухонного гарнитура. Через минуту, покопавшись в залежах всевозможных предметов, в его руке оказалась железная спица и две больших булавки.
   Это становилось уже интересным.
   Я потопала за ним, понимая, зачем ему эти предметы, и подозревая, что напоролась на смежника, но хотелось подтверждений.
   Леонид принялся ковырять в замке спицей и булавками, причем довольно ловко.
   -- В Англии научились? -- полюбопытствовала.
   -- Дома. Десять лет назад у меня была точно такая же квартира, такой же вредный замок и дверь, которая то и дело захлопывалась. Пришлось научиться - топор был бы неактуален, примени его пять раз в неделю.
   Замок щелкнул и дверь распахнулась.
   -- Прошу, -- пригласил меня внутрь мужчина.
   -- Спасибо. Мастерская работа.
   -- По сравнению с вашей?.. -- и рассмеялся опять легко, беззаботно и заразительно.
   Я достала из-под кровати "РД" и вытащила костюм тинейджерки. Наверняка местная публика рестораций не видела посетителей в откровенно драных кофточках, излатанных брюках с цепями и прорехами на ягодицах. С костюмом лорда выйдет отличный диссонанс.
   Я начала переодеваться, ничуть его не смущаясь.
   -- Можно вопрос? -- спросил он, прислонившись в ожидании к косяку двери в комнату.
   -- Да.
   -- Зачем я вам?
   Хороший вопрос, учитывая, что женщина, к которой он обращен, стоит в одних трусиках.
   Я медленно подошла к Леониду и, осторожно разгладив рубашку на его груди, поведала тихим внушающим доверия голосом:
   -- Я влюбилась в вас с первого взгляда.
   Он наклонился к моему уху с видом опытного Дон Жуана, желающего поцелуя дамы, и шепнул:
   -- А что хотели со второго?
   -- Вас, -- заверила, еле сдерживая смех.
   -- У меня другое предложение: обойдемся обедом.
   -- Вами? -- хлопнула ресницами и поймала себя на мысли, что как ни глупо, мне нравится происходящее, нравится легкость общения с этим русским англичанином, нравятся его манеры, насмешливые и понимающие, заранее все прощающие взгляды, и то, что он раскусил меня, тоже нравится. А должно злить, учитывая мое незавидное положение и опасность, что маячила впереди, подвигаясь ко мне все ближе.
   -- Одевайтесь, -- улыбнулся он.
   -- Но шанс-то у меня есть?
   -- Смотря на что. Вы очаровательны, но ваши ноготки и зубки мне не выдержать, однако есть другие более сильные и выносливые любители экзотики, которые способны оценить вас по достоинству.
   `Я даже знаю таких очень близко:
   One - Макрухин. Но он не в счет: любитель, но не ценитель.
   Two - Аббас Нур-Хайли. И то, и другое, но попади в его руки - не вырвешься. И по идейным соображением мы с этим "шерханом" пустыни не сходимся. Так что его лучше отмести.
   Three - Джонни Шеридан. Пожалуй, то, что надо. Богат, влиятелен и в моих руках, что воск.
   И еще с пяток наберется. Так что норки, чтоб переждать тучи, у меня есть. Добраться бы до них'.
   -- Поясните.
   -- Поясню. Позже, -- заверил и вышел. Все-таки я его зацепила, значит, не совсем провалилась, рано сдаваться.
  
   Глава 12
  
   -- Аббас в Москве. Его люди столкнулись с нашими на одной дорожке. Он хочет встретиться с тобой. Сегодня, -- сообщил Гарик.
   Бройслав продолжил обедать, обдумывая новость, допил вино и кивнул:
   -- Почему нет? Назначь встречу на четыре.
   Фомин взялся за телефон и уже через пять минут договорился о месте и времени встречи.
  
   Они встретились на Воробьевых горах, причем Аббас удивил Бройслава, согласившись сесть в его лимузин. Сторожевые псы шейха лично убедились в отсутствии опасности для хозяина и распахнули перед ним дверцу. После приветствия, легкой беседы о погоде и прелестях путешествий первый перешел на интересующую его тему, чем убедил Энеску в важности результата для него.
   -- Сколько мы с тобой вместе?
   -- Давно.
   -- Давно. Партнерство с тобой не только выгодно, но и приятно. Ты надежен, умен. Ты мне друг, почти брат.
   -- И ты мне, Аббас.
   -- Но произошло недоразумение: я узнаю, что ты ведешь того же человека, что веду я. Зачем он тебе Бройслав?
   -- А зачем тебе, Аббас? Я слышал о твоем интересе и рад нашей встрече, потому что сам после решения своих дел хотел встретиться с тобой. С предложением. Наши интересы опять совпали, но ты же знаешь, я не работаю с посредниками и не делю пирог на десять частей, когда его можно съесть одному.
   -- Твое предложение?
   -- Скинь Штильмана и будем работать вдвоем. Мы знаем друг друга достаточно, чтоб не нуждаться в третьем лице. К тому же Гери скомпрометировал себя.
   -- Нет - его, -- хитро улыбнулся мужчина. -- О, она способна и не на такое!
   `Она! Тот человечек женщина, а Гарик мне не сказал. Теперь понятно, как она добывала информацию, непонятно, какой интерес у Аббаса: только лишь месть или еще бизнес и личное замешано?' -- подумал Бройслав, ничем не выдав, что пол нужного им человека был ему неизвестен.
   -- Она много знает и многих подставила.
   -- Согласен и готов заплатить обиженным неустойку.
   `Личное', -- понял Бройслав и насторожился.
   -- В твоем гареме мало красавиц? -- улыбнулся дружески.
   -- Это не красавица, это - алмаз! Она горда и прекрасна, как арабский рысак, и дика, как степная кошка!
   -- И ядовита, как гюрза.
   -- О, это не женщина, Бройслав, это звезда! Я три года иду по следу, ищу ее и вот нашел... Что я узнаю - на моем пути встал ты.
   -- У нее есть то, что нужно мне.
   -- И мне.
   -- Хорошо, что ты предлагаешь?
   -- Отойди.
   -- Не могу. Я уже вложился. К тому же ты знаешь меня - я не люблю бросать задуманное, не достигнув цели. Речь идет уже не о деньгах - о принципах.
   Шейх задумался:
   -- Печально. Мне не хотелось бы конфликтовать с тобой, -- протянул с намеком.
   Бройслав широко улыбнулся:
   -- Ах, дорогой мой Аббас, ты же понимаешь, что это невозможно. Наши с тобой отношения всегда находились в мирном русле, потому что как разумные люди мы понимали, на что способен каждый из нас. Конфликт ни к чему не приведет.
   -- Я не хочу его, Бройслав, Аллах видит, что я расположен к тебе, и был бы искренне огорчен разрыву отношений, но как ты не можешь поступиться, так не могу и я. Эта женщина сильно обидела меня и должна за это ответить.
   -- Понимаю. Но пойми и ты: кроме обид, есть дело, и оно, прежде всего.
   -- Делу она не поможет, как другу и партнеру говорю. Но навредить сможет.
   -- С любым человеком можно договориться.
   -- Только не с ней. Ты и сам не поймешь, как не ты, а она начнет играть тобой, а когда придешь в себя - ее уже не будет.
   -- Благодарю за предостережение, но прости, Аббас, мои отношения с женщинами более приземлены и я не посвящаю их в дела.
   -- Я живу по тому же принципу, -- развел мужчина руками, выставив белесые ладони. -- Но эта женщина способна изменить даже установленный Аллахом порядок! Эта женщина загадка - она знает все, но ты ничего не знаешь даже о ней! Безумие играть с ней, ждать информации или помощи.
   -- Прости, не верю. Если можно купить мужчину, то женщину тем более, просто нужно дать то, что она хочет.
   -- Ничего она не желает, Бройслав. Она холодна, как лед, и расчетлива, как машина.
   -- Тогда зачем она тебе? -- прищурился Энеску.
   -- Сейчас она почти в моих руках, сейчас я знаю, что ей нужно...
   И понятно, не скажешь мне, -- мелькнуло у Бройслава.
   -- Отдай ее мне и получишь уступки. Серьезные уступки в деле, Бройслав.
   -- Что ж, -- после минутного раздумья кивнул мужчина. -- Я готов обсудить с тобой условия ее сдачи, но лишь после общения с ней. Когда я получу что нужно мне - ты получишь, что нужно тебе. Извини, Аббас, но личное не должно мешать бизнесу. Если она хороший специалист, ее выгоднее перевербовать, чем сливать.
   -- Она должна мне!
   -- Я слышал о сорванной сделке.
   -- Ты упрям, Бройслав.
   -- Я реалист, только и всего. Мое процветание основано на разумном подходе к делу, а ты горячишься, что мешает твоим делам.
   -- Мне жаль, что мы не поняли друг друга.
   -- Не торопись с выводами. Я сделал тебе хорошее предложение и не понимаю причины его неприятия. Каждый из нас желает получить выгоду: я успешную реализацию задуманного предприятия, ты - удовлетворения мести. Тебя губит нетерпение, но если ты смиришь его на время, получишь много больше пользы. Я не отказал тебе и помню о предложении насчет процентов - каждый из нас получит свое и в свое время.
   -- Ты согласен отдать ее мне?
   -- Услуга за услугу. Мне нужна она сейчас, тебе достанется чуть позже... после подписания необходимых бумаг, подтверждающих твой отказ от равного участия в деле. Десять процентов с прибыли, я думаю, вполне достаточно.
   -- Двадцать пять.
   -- Пятнадцать.
   -- Я подумаю.
   -- Думай, Аббас.
   -- Но ты еще не взял ее.
   -- И ты.
   И не пришел бы ко мне, будь твой шанс больше, чем у меня, -- прикрыл ресницами стальной блеск глаз.
   -- Мы встретимся позже для более детального обсуждения. Возможно, этот разговор преждевременный.
   -- Вполне.
   -- Мне хотелось предупредить тебя и узнать, по какому недоразумению ты перешел мне дорогу. Но теперь мне понятно, что причина веская, однако и у меня она серьезна.
   -- Я понял.
   -- Мы постараемся мирно решить вопрос.
   -- Конечно. Война не выгодна ни тебе, ни мне, и бессмысленна по сути. Нужно работать, Аббас, а конфликтуют пусть лентяи и глупцы. Согласен?
   Шейх кивнул, но, судя по выражению лица, не согласился. И Бройслав понял, что если не отдаст ему желаемое, конфликт неизбежен. Нестрашно, но невыгодно.
   -- Мы партнеры, Аббас, и надеюсь, останемся ими.
   -- Я надеюсь на это, -- кивнул Нур-Хайли. -- Разочаровываться в людях не люблю и болезненно переношу потери. Не огорчай меня, Бройслав, и я постараюсь не огорчить тебя.
   -- У нас разные подходы к делу, но раньше нам это не мешало.
   -- Надеюсь, не будет мешать и в будущем. До свидания.
   -- Был рад повидать тебя.
   Шейх вылез из машины, и его место занял Фомин.
   -- Почему ты не сказал мне, что нужный нам человек - женщина? Почему я до сих пор не знаком с ее досье? -- сходу спросил его Энеску.
   -- Во-первых, я сам не знал, кто этот человек, во-вторых, досье на нее лежит у Макрухина. Она его человек.
   -- Случайность? -- насторожился Бройслав.
   -- Бог его знает. Но мне, как и тебе, не нравится это странное стечение обстоятельств.
   -- Поехали, -- Энеску стукнул водителю, и машина плавно тронулась в путь. -- Что у тебя есть по Макрухину?
   -- Много. Человечек так себе, с гнильцой. Но работу свою знает и агентов своих не светит. А женщина хоть и с ним, но словно сама по себе. Задание одно получает, а параллельно собирает всю информацию, какая подвернется. Любознательная, видно, от природы, -- хмыкнул. -- Баб всегда любопытство подводит.
   -- Ты поласковей с ней. Аббас недаром суетится. Она может стать хорошим козырем в игре. Досье достань и бери ее, пока люди шейха не взяли.
   Гарик лукаво улыбнулся:
   -- Обижаешь, Бройслав. Волна поднята, Макрухину уже приказано не вмешиваться и слить ее.
   -- Теперь понятно, чем Аббас решил зацепить ее.
   -- Естественно! Когда на пятки спецорганы наступают и несколько разъяренных и влиятельных клиентов, тут поневоле запляшешь под любую дудочку, что сулит безопасность и сохранность жизни. Мужик замандражирует, занервничает, а она женщина. Ребята уже пасут ее, но девка верткая и хитрая, поэтому, чтобы мирно, спокойно вывести ее из страны и доставить к нам, я подключил Витислава.
   -- Стоп, он причем?
   -- Ее к нему приставили, -- широко улыбнулся Гарик.
   Бройслав прищурился: чему здесь радоваться? Немного ли случайностей?
   -- Давно узнал?
   -- Пять минут назад.
   Энеску задумался:
   -- Я у секретарши Макрухина сегодня постараюсь узнать все, что смогу. Во всяком случае, мне она скажет все, что знает. А ты рой активнее. Как хоть именуют девку?
   -- Багира.
   -- Ох, ты! С претензией. Ладно, поехали перекусим... Кстати, ты уверен, что она нам нужна?
   -- Даже если не для этого дела, то для другого. В ее голове файлы до отказа секретной информацией забиты, причем на таких людей, что Аббас - пешка. Поэтому ее и торопятся убрать.
   -- Ну, где двое охотятся, там третьему самое место, -- протянул задумчиво Бройслав. -- Пока Нур-Хайли будет играть наперегонки с органами, мы успеем выдернуть эту Багиру, использовать и решить, кому отдать, а заодно и Витислав уйдет вместе с ... как ее?
   -- Галина Аркадьевна Перетрухина. Но зачем она нам, убей, не понимаю.
   -- Если Витислав тянет ее, значит, она нужна.
   -- Ему. Мудрит он что-то.
   -- Пусть так. Лишний, высококвалифицированный специалист нам не помешает. А если действительно решил жениться - почему нет? Пора.
   -- Он тебе какой-то подарок готовит. Не люблю я сюрпризов от него. Сам со странностями и подарочки такие же.
   -- Мы все со странностями. Если найдешь хоть одного нормального, покажи мне.
   -- Я.
   Бройслав рассмеялся и Гарик в ответ.
  
   Глава 13
  
   Ресторан средней руки был в принципе мил тем, что в помещении было почти безлюдно: я с Леонидом и еще одна пара в дальнем конце залы.
   -- Прекрасная кухня, -- оценил Сергеев поданные блюда.
   Я мысленно скривилась, но утвердительно кивнула: мол, да, превосходно.
   -- Извините за откровенные вопросы: Зоя, вы были замужем?
   `Три раза. Так себе, развлечение'.
   -- Нет. Я вас ждала, Леонид, -- изобразила печаль и устремила полный надежды взгляд на его физиономию.
   Мужчина усмехнулся и поспешил отвернуться.
   -- Зоя, я не тот, кто вам нужен.
   Ясно: сейчас начнется рекламная акция того, кто мне нужен.
   -- Как вы относитесь к деньгам?
   -- Положительно.
   -- Хотите заработать?
   -- Жажду.
   Как я ни пыталась скрыть сарказм, он все равно прорывался во взгляде и интонации голоса, и Леонид его уловил:
   -- Я не шучу. И щедро оплачу ваши услуги.
   `Половые?' -- скривилась на этот раз мысленно.
   -- Хорошо. Ваша сумма?
   -- За что?
   -- За необременительное для вас путешествие за границу и ... знакомство с очень богатым и влиятельным человеком недурной наружности.
   Угу. Наконец-то озвучил, что сразу было понятно.
   -- Какие же проблемы у этого недурного внешне человека? Внутренние?
   -- Почему? У него нет проблем.
   -- Тогда зачем ему я?
   -- Резонный вопрос. Хорошо, давайте говорить начистоту, -- отодвинул тарелку и я следом. -- У меня есть друг. Мы связаны с ним много лет самой крепкой дружбой...
   -- Когда у него день рождения?
   -- Не понял?
   Ой, ну, Джеймс Бонд, излагающий мне теорию относительности!
   -- Вы хотите сделать подарок своему другу. Человек он, как вы его рекомендовали, избалованный и угодить подарком трудно, вы решили стать "оригиналом" - подарить меня. Вот я и спрашиваю - когда у него день рождения, и молчу об этической стороне дела. Это отдельная тема разговора. Долгая.
   -- Зоя, вы не совсем поняли меня...
   `Милок, у меня со слухом и головой все в порядке'.
   -- Мой друг очень несчастный человек...
   `Можно, ты его сам пожалеешь? А то у меня носового платочка с собой нет'.
   -- Видите ли, у него есть своеобразное пристрастие...
   `Отклонение. Удивил! У кого их нет. Одни дам в торте любят, другие виски с соком алоэ. И ничего, живут, никому не мешая, психбригаду не вызывают'.
   -- Я хотел бы, чтоб вы избавили его от него.
   -- Отчего избавить?
   -- От пристрастия. Он буквально сохнет по одной, придуманной им женщине.
   -- Придуманной?
   -- Да. Я предлагаю вам занять ее место, излечить его, сыграв роль его мечты, и получить за это... Что вы хотите?
   -- Замуж. За вас.
   -- Это невозможно. Вы составите счастье любого мужчины, но я занят, и мое сердце уже отдано...
   -- Перетрухиной.
   -- Галине, -- поправил сухо. -- Я счастлив и хочу, чтобы мой друг тоже стал счастливым человеком.
   `Это вряд ли', -- предупредила честно, но не вслух.
   -- Тогда сделка не состоится, -- хотя предложение заманчивое, а главное, своевременное. Но о моей выгоде ты не знаешь, а я о твоей уже догадалась. Значит, козырь у меня, значит, я и банкую.
   -- Давайте реально посмотрим на ситуацию. Я вам не нужен, Зоя...
   `Мне никто не нужен, даже я сама себе'.
   -- ... вы не испытываете ко мне никаких чувств. Все ваши слова пусты, соблазнение - игра. Вам хочется успешно устроиться, во мне вы увидели всего лишь удачную партию, но уверяю вас, та партия, что предлагаю вам я, еще более завидна. Решайтесь.
   -- Предлагаете выйти замуж за вашего друга?
   -- Нет, -- он даже отпрянул. Показательно я выгляжу в глазах искушенного населения.
   -- Что так? -- мои глаза превратились в узкие щелочки. Злость опять проникла сквозь завесу искусной игры в невинное создание. Но на этот раз можно, потому что она мотивирована и абсолютно заслужена Сергеевым. Привычка считать стервой и оторвой меня значительно бесила, потому что я и не скрывала, как другое зверье: животное не маскировалось под бабочку, будучи пантерой.
   Да, я лгу и лицемерю, играю и хорошо. Лучше играть самой, чем будут играть тобой, но как же это раздражает битые карты! И понятно, я тут же стерва, потому что они вовремя не подсуетились, не стали такими же, не могут, как я, искусно укусить и вовремя увернуться. И, конечно, оторва, потому что мне ровно на все, на себя, на них, на весь человеческий зоопарк, в котором ценятся лишь шкурки убитых врагов. И жизнь в нем пошлая, грязная и жесткая, но разве это мои правила, моя в том вина? Или я виновна в том, что чуть ловчее, чуть быстрее, чуть гибче, в том, что воспринимаю мир, таким, как есть, и не верю в пошлые лозунги пустобрехов? В том, что реально смотрю на вещи и называю их своими именами?
   Тогда я стерва. Но прежде чем называть меня так и шарахаться в сторону, как от чумной, оглянись и посмотри внимательно, найди хоть одного святого, хоть одну не стерву или не желающую ею стать, покажи хоть одного действительно человека.
   Да, я не живу по правилам стаи, и, выбрав однажды пусть относительно честное одиночество, все же я более уважаю себя, чем стая шакалов, что живет по законам толпы и грызет своих же за то, что они чуть смелей, чуть светлее.
   А злость вполне понятна и сопровождает меня, пожалуй, с детства, когда я поняла, насколько отвратны правила этого ареала, гордо называющего себя человечеством, которое и навязывает и вынуждает жить по ним, за это же потом осуждает.
   И я существую, сатанея от грязи, с которой постоянно должна сталкиваться лишь потому, что явилась на свет. И живу во сне, где в истинном свете без примеси черноты могу быть сама собой. Там я, наверное, ангел, но чтоб спасти его здесь, должна быть стервой и буду, яростно защищая хоть грамм, клетку, каплю света, греющую больше и лучше, чем купюры. Тот мир бесценен для меня, там я не одинока, там есть он... И на него я тоже зла, потому что здесь он мираж, фантазия, а там реальней любой материи.
   И в этом я тоже стерва, потому что предпочла оставить мечту чистой, а не отдать во мрак фальши реальности, и храню верность ей, никого не любя и ни кому не веря наяву. А лучше было бы совокупляться, как мартышки, путая инстинкт с истинной любовью, но жить, как все, честно страдать от маразма и инфантилизма кротов, баранов, пингвинов, быть разорванной стаей койотов или исклеванной стервятником? Только я не Прометей и мое сердце не вырастет вновь за ночь, как его печень, поэтому я лучше поберегу его, одев в бронь стервозности.
   -- Давай начистоту, ты этого хотел? Теперь по пунктам: ты хочешь, чтоб я очаровала дружеское тебе портмоне, сработав роль своеобразного клина. Какая в том выгода тебе?
   Леонид с минуту смотрел на меня то ли с сочувствием, то ли с осуждением и кивнул:
   -- У меня есть выгода, но ты все равно не поверишь, если я ее озвучу. Кстати, мы перешли на "ты". Я могу расценивать это, как согласие?
   -- Для начала я хочу знать: данные друга, тип женщин, что ему нравится, его характер, место жительства, хоть примерно, финансовое положение и цену за свои услуги.
   -- Н-да, хватка у тебя, однако, на зависть...
   О, зависть мой любимый порок в зверьках.
   Кнуты для умелых дрессировщиков - зависть, ревность, алчность, гордыня и похоть - пять пальцев, которые сожми в кулак, и такие казачьи пляски устроить можно, что весь мир содрогнется.
   -- ...Тебе придется импровизировать, извини. Никаких данных о друге я не дам, пока мы не приземлимся в Гетвике.
   -- Тогда же я получу и гарантии?
   -- Гарантии чего? -- удивился он. -- Того, что ты сможешь благополучно вылететь из страны и будешь недосягаема для "друзей"?
   `Я насторожилась: ах, дяденька лорд, да ты такой же Сергеев, как я Якубенко!
   Черт, так я и думала - он смежник'.
   -- Ты правильно поняла, Багира, я знаю, зачем ты появилась в нашей жизни и какая у тебя цель. Но так же понял что ты очень умная и своенравная девочка. Жаль таких, потенциал твой еще не растрачен, а уже столько неприятелей вокруг. Поэтому я и предлагаю тебе свою помощь, а ты в ответ поможешь мне. Оплата? Что ты хочешь, в каком эквиваленте, каким образом?
   `Ладно, карты открыты. Идем ва-банк'.
   -- Паспорт на другое имя, счет в Цюриховском банке.
   -- Хорошо.
   -- И еще одно - улетаем быстро... Если вы не хотите, чтоб я вас сдала.
   -- Смысла нет, Багира. Мне ты нужна живой, а тем - мертвой.
   -- Откуда у вас информация?
   -- Ну, я же твою автобиографию не спрашиваю... Сколько ты хочешь на счет?
   -- Много, -- то, что у меня есть - придется оставить на счете, а то, что есть там, даже при экономии даст мне всего год передышки, а чуть начнется гон и наступят на пятки - я окажусь в луже. Поэтому тот счет я заморожу и не трону - по нему тоже можно вычислить, хотя я почти на сто процентов уверена, о нем никто не догадывается. Открыла я его случайно, переводила понемногу и тихо. И все же лучше не рисковать. -- Пятьсот.
   -- О! -- он отклонился к спинке стула от неожиданности. -- Неумеренный аппетит, -- качнул головой.
   -- Так и я непростой товар. И потом, что не сделаешь для друга?
   Леонид в раздумьях оглядел каждую деталь пустого зала ресторана и нехотя ответил:
   -- Я должен подумать.
   -- Не тяните. А то я могу передумать.
   -- Нет, -- но в глазах появилось сомнение.
   -- Да. Сдам вас и получу всеобщее благоволение, охота сменится премированием и повышением.
   -- В виде пулевого отверстия естественного происхождения? -- усмехнулся он.
   -- Не факт, и вы это понимаете. К тому же я в сомнениях: стоит ли принимать ваше предложение. Оно напоминает мне игру в русскую рулетку.
   -- Ты и так с пулей в голове ходишь.
   -- Она мне нравится, -- улыбнулась игриво.
   -- Хорошо, я думаю о цене, ты ведешь себя тихо, докладываешь, что посчитаешь нужным. Через четыре дня, если сходимся в цене, улетаем, и там, на месте, ты получишь четкие данные по сути дела, документы.
   Интересно, Галина в курсе, кто он? Знала бы, при ее идейности сдала бы. Значит, не знает. Что ж, ей глаза открывать я точно не буду.
   -- Как вести себя с Галей?
   -- Естественно. Я не враг вам... Зоя. Она, тем более.
   -- Мерси, барин! -- брякнула лбом о столешницу.
   Сергеев улыбнулся одними губами:
   -- Только сильно не капризничайте и не выказывайте ваш характер, а то я действительно передумаю... Всего доброго, -- встал, вложив в книжечку меню деньги за обед. -- Если хотите, закажите еще что-нибудь, здесь достаточно. И совет: прогуляйтесь, развейтесь. Городок тихий, вам пойдет на пользу прогулка и знакомство с его достопримечательностями.
   Пошел к выходу и притормозил, чтобы шепнуть мне в ухо:
   -- Мне нравится ваша выдержка. Умение проигрывать и просчитывать варианты наперед - редкое качество для женщины.
   Я оскалилась, имитируя улыбку. Его проняло, отпрянул и поспешил на выход.
   Дурачок, я не проиграла, а ты уже да. С чего ты взял, что я буду тебе помогать? Главное, что ты поможешь мне, остальное не в счет.
   И заказала крепкий коктейль: нужно помянуть старую жизнь и благословить новую. А кто, кроме меня, это сделает?
  
   Глава 14
  
   В обед Валя еще колебалась, в четыре уже склонялась повторить свидание, а в шесть, прогулявшись с работы на метро мимо рекламных щитов распродаж в снимаемую на окраине столице конуру, решилась. Мысль о встрече с Бройславом вызывала в ней дрожь ужаса, но мысль остаться в коммуналке еще на пятилетку - убивала.
   За все нужно платить. Лучше чуть потерпеть, хоть и интенсивно и весь спектр неприятностей - от боли до унижения, чем терпеть тоже самое, но долго и нудно, -- убедила себя девушка, медленно натягивая новое белье, более дешевое, но вполне красивое. В зеркале отразилась ее хмурая физиономия, испятнанная шея, грудь. Ласки в Бройславе столько же, сколько нежности и доброты в Макрухине. Тоже гад редкостный, но один хоть щедро платит за свои буйные фантазии, а тот и не думает поблажки какой малой сделать или несчастный рубль к зарплате прибавить. Попользует, как вещь, и "кофе принеси"!
   Нет, решено, она идет к Энеску и, если надо, придет еще завтра и послезавтра. А потом покупает квартиру, посылает шефа в дальний путь, высказав все, что о нем думает.
   Ради такого удовольствия стоит немного потерпеть.
  
   Прощальный концерт "гуляй душа!", -- решила я и, прихватив бутылку текилы в ресторане, пошла с экскурсией по городу. Достопримечательный он - не город, а гнездовье. Голубиные стаи на площади у маленькой речушки, вороньи на рынке, гусиные в переходах, птиц додо на скамейках сквера, в парке.
   Я села на лавку и, обхватив рукой колено, попивала из бутылки жгучей гадости, поглядывая на всевозможные стайки. Малышня, визжа, рвалась к каруселям, юнцы тусовались в беседках и на лавках, сужая круг оккупации у древней танцплощадки. Старшее поколение разбилось на алконавтов и мемуарщиков и заняло позиции согласно рангу: первые в кустах, вторые за шахматными столиками.
   Прозит! -- отсалютовала особо ретивому Казанове паталогоанатомического возраста, что усиленно строил мне глазки, недвусмысленно поглядывая на молодое тело, проглядывающее в прорехи брюк.
   Детей - цветы жизни я терплю, а вот гербарий терпеть не могу. Есть в засушенном букете какая-то щемящая тоска безысходности, с намеком на безвозвратность.
   Ко мне почти под бок хлопнулось два юных гладиолуса - волосы, как шпили нераспустившихся бутонов, а глазки, как их пестики - с намеком к оплодотворению.
   -- Скучаешь? -- улыбнулся один, слева. Я изучающе прищурилась на глупую в своей самоуверенности физиономию, хлебнула текилы и покосилась на того, кто справа. Этот поумней - рожи не корчит, в самца на выгуле не играет. Взгляд спокойный, лицо приятное, манеры вольные, но не похабные.
   -- Леша, -- представился чинно.
   -- Марлен Дитрих, -- кивнула.
   -- Я Денис, -- пихнул меня его друг. Локоть под ребра - уникальный прием знакомства. Мне еще такую галантность испытывать на себе не приходилось, и я, сладко улыбнувшись юной икебане, опустила бутылку на его самое доверчивое место. -- Будешь?
   Парень охнул и свернулся, смешно хватая ртом воздух.
   -- Ой! -- будто испугалась я. И пожала плечами. -- Прости, я не знала, что ты не любишь текилу.
   -- Дура, -- прошипел он.
   -- А я и не скрываю.
   -- Леха, пошли отсюда, ну, ее, припадочную. Блин, кастратом сделала! -- с трудом поднявшись, как-то очень неприлично скованно зашаркал ногами прочь мой юный знакомый.
   Леха не пошевелился - взглядом проводил дружка и уставился на меня.
   -- На Марлен ты не похожа. Та ведьма - ведьмой, а ты красивая, обалдеть можно.
   Балдей, -- согласилась легко и предложила на брудершафт отпить из горла.
   -- Крепкая, блин, -- поморщился, утирая губы.
   -- В том и изюм.
   -- Да? -- прикинул, оценил и тут же предложил. -- Сгоняем еще?
   -- Ага. Ты гонишь, я ноги берегу.
   -- Понял, -- поднялся. -- Только не уходи, ладно?
   -- Ты мне понравился, -- заверила. Еще пара глотков, минут десять, и я с такой же легкостью признаюсь ему в любви. Или этому, идущему мимо с болонкой на поводке. Что собака, что хозяин - смерть парикмахеру. А вот еще дивный экземпляр - мачо эксклюзивно- провинциального розлива, вальяжно переставлял свои ножки-спички в аляпистых брюках и небрежно обнимал девчонку лет пятнадцати. Его глазки-бусинки то и дело оценивали проходящие мимо женские тела, губы кривились то в улыбке, то в презрительной усмешке, веко то и дело дергалось, натренированное сверх меры практикой подмигивания. Самэц!
   Взгляд скользнул по мне, задержался на достоинствах фигуры и уже просканировал.
   Улыбка стала шире ушей, глаз зашелся в нервном тике подмигивания.
   Я вздохнула и опять приложилась к бутылке.
   Мне было тошно от взглядов, лиц, форм пробегающей фауны и до воя, до желания кого-нибудь придушить, избить, самым садистским методом изуродовать поднималась ярость. Я не могла понять ее причины, потому что не хотела. Там, в глубине ее черноты раздавались надсадные рыдания и скорбный плач убитых мной иллюзий, веры, надежды, доброты, и мне хотелось отомстить за них, выместить свою ненависть к этому миру, в котором нет мне места хорошей, зато всем нужна плохая. Но если б они понимали, насколько опасен созданный и желанный ими монстр, они бы ужаснулись. И я хотела его выпустить, показать во всей красе, не щадя, не жалея никого и ничего.
   Мне чего-то катастрофически не хватало, очень важного, нужного, сильнее воздуха. И никто не желал мне этого не то, что дать, намекнуть, где взять - хотя бы сказать, чего мне не хватает. Я чувствовала себя ущербной из-за отсутствия этого "чего-то", что усиливало раздражение, доводя его до внутреннего невыносимого зуда и бурлящего желания выплеснуться, сорваться на кого угодно под соусом любой причины. Их всегда много и всегда можно найти - это не лица, те же маски, изуродованные своей ущербностью души, которые тщательно скрывают истину, хоть и точно знают ее.
   Жизнь моя надоела мне до чертиков, до умопомешательства, но я не могла ее изменить. Как не хотела умирать, потому что боялась пропустить нечто важное, единственно нужное мне, ради чего жила, терпела столько лет. Надежда, глупая игрушка в руках таких же кретинов, как я, еще увлекала меня, еще теплилась где-то на горизонте сознания... и сливалась с яростью.
   Моя ненависть копилась годами и ширилась, готовясь на выход, и все реже у меня получалось ее сдержать, проконтролировать, и все меньше я хотела этого.
   Сейчас я напоминала себе канистру с бензином-текилой, к которой поднеси спичку-причину и рванет, разметает эту толпу, шокирует до замешательства.
   "Запал" пришел сам - тот "мачо".
   -- Скучаешь, красивая? -- уселся вальяжно рядом, раскинув верхние лапки от начала скамейки до конца, и, понятно, преимущественно по моим плечам. Я отпила текилы и мысленно усмехнулась: ясно, передо мной попугай: "гляжусь в себя, как в зеркало, до головокружения, и вижу я".
   -- Где свою подружку оставил?
   -- Какую?... А-а, -- махнул ладонью, презрительно скривившись. -- Пятиминутное увлечение, не больше.
   -- А ты мечтаешь о великой и светлой любви. К себе. И навеки.
   Парень пропустил мою ремарку мимо ушей:
   -- Меня Володя зовут, а тебя?
   -- Фани Каплан.
   -- Супер имечко, -- оценил он, повесив на мое плечо свою ручищу. -- Предлагаю культурную программу...
   Угу, бутылку пива на двоих, порнофильм и кроличий секс до утра.
   Гурман!
   Моя ярость клацнула челюстями, радуясь знатной дичи.
   Я улыбнулась так, что любой обремененный интеллектом зверек понял бы, что лучше уйти, но эта птица, видно, поражения своему обаянию и оперению не знала, потому ничего не заметила
   -- ... прогуляемся, возьмем что-нибудь пожевать и выпить, посидим у меня. Я здесь на набережной живу. Вид из окна, закачаешься.
   -- Верю, -- кивнула. И даже знаю, что возьмем, чтоб проще было обозревать пейзаж: Лешу. Мальчик уже замаячил в конце аллеи, бодро двигаясь в мою сторону.
   Замечательно, давно я не развлекалась, стравливая двух самцов за призовой взмах ресниц. Вперед, мальчики, рога на изготовку, копыта в стойку! - и приложилась к бутылке, допив последнее. Вот теперь я готова к рандеву и дивной цирковой программе до полного удовлетворения. Текиловый крен сознания соответствует принятым градусам... внутреннего кипения.
   -- Пошли? -- щедро улыбнулся мне Вова, водрузив ладонь на колено.
   -- Сейчас, Леху дождемся.
   -- Кого? -- малость увял в улыбке.
   -- Лешеньку. Он с горячим приветом из ларька идет.
   -- Может... пусть мимо и идет.
   -- Не-е, он щедрый, мало будет, еще сбегает, -- хохотнула.
   Попугай переварил аргумент, увидев парня, застывшего у скамейки с бутылкой коньяка. Разорился малыш. Видно, неслабо я ему приглянулась.
   -- Лешенька, познакомься - это Вова, -- пропела, поднимаясь и выражая буйную радость опьяневшей и оттого глупой девицы. -- Он пригласил нас полюбоваться вечерним пейзажем из окон его квартиры. Пойдем? -- цапнула бутылку из руки, преданно заглянув в наливающиеся кровью глазки юноши. Конечно, пойло с коньячной наклейкой после текилы радость так себе, но в предвкушении развлечения я бы и чачу кефиром запила. -- Ну, что вы, мальчики? Идем или нет? -- капризно надула губки, прижавшись к Леше, но глядя томно на Вову. Тот криво ухмыльнулся и поднялся:
   -- Договоримся, старик, -- бросил парню. Тот мялся, но близость моего тела манила и, еще не решив, как поступить, он все же поплелся за мной, как только "мачо", обняв меня за талию, повел к выходу из парка.
   -- Леша! -- поманила пальчиком, взяла за руку, как малыша. -- Ты такой красивый в профиль! -- Мальчик расправил плечи и с превосходством глянул на Вову.
   -- А я? -- спросил тот.
   -- А ты в фас! Вы такие классные! -- взвизгнув, обняла обоих за плечи, повиснув на них. Меня мигом вынесли за ограду парка. За ней начиналась набережная, по кривизне пьяного сознания показавшаяся мне почти Венецианской.
   -- А-а-а, -- оттолкнула сопровождающих и рванула к мосту, вспрыгнула на перила ограды, желая свистнуть гондольера, но опомнилась и лишь крикнула:
   -- Кто за мной, тот герой!
   -- Эй, свалишься! -- забеспокоился Володя. Я засмеялась: мной двигали тоска и отчаянье, горечь и обида. В таком состоянии я не могла упасть одна - только лишь увлекая за собой других. Так уж устроен человек - "тонуть" одному ему не с руки.
   Остановилась на квадрате цементного столбика и оглянулась - Алексей пытался влезть на парапет за мной, но испугался в последнюю минуту, а Вова и не пытался заняться смертельно опасной акробатикой. Постарше зверек, умнее, опытнее. Трусливее.
   -- Рисковая, -- с долей зависти и восхищения сказал Леша.
   Глупый, я не рисковая, я отчаявшаяся, запутавшаяся, замучившаяся.
   Злая. Презирающая весь мир и себя. В нем все настолько ясно и предсказуемо, что от этого холодно и неинтересно жить, к чему-то стремиться. Например, сейчас ставлю на кон свою никчемную жизнь, Володя снимет меня с парапета и на руках потащит в свое гнездо, Леша поплетется следом, так и не решив изобразить благородного рыцаря по спасению загулявших дам или присоединиться к собрату по взятию несопротивляющейся крепости. Для вида попыхтит, кинет пару патетических фраз и ... сдастся на милость желания повзрослеть, став "не мальчиком, но мужем".
   Так и случилось: Володя стащил меня с ограды и понес в подворотню. Потом перекидывался вполне понятными фразами с Лешей, поднимаясь на этаж, и распахнул перед нами дверь в вполне уютное жилище. Включил музыку и, разрешив мне познакомиться с интерьером и пейзажем под окнами, отвел Алексея в сторону, принялся шептаться, хитро поглядывая на меня. Мальчик же краснел, смущался, мялся и все никак не мог себя заставить посмотреть на меня.
   Не боец, -- вздохнула. Глотнула коньяка из горла и, взяв с вазы яблоко на закуску, подошла к малышам. Их игры были пошлыми и мерзкими в своей морали, и я бы удивилась, наверное, возмутилась, будь сама другой. Призвала бы Алешу к "долгу, совести и чести", и тот бы смог устоять от соблазна скатиться ниже некуда, сохранить в себе веру в "светлое и чистое" и себя, таким, каким хотел казаться - благородным героем хотя бы в моих глазах, но это не входило в мои планы. Пиранья была голодна не меньше, чем самцы, но голод мой был иным.
   Я могла затеять драку, стравив их, могла заставить ползать в ногах, но в последний момент передумала, увидев в глазах Алексея еще живое чувство уважения, хоть и колеблющееся под напором желания. Прильни я к мальчику, и он бы вытащил меня из этой квартиры с боем, желая быть единственным. Прильни к Вове, сдался бы и примкнул, став вторым. И остался бы им по жизни.
   На миг мне стало его жаль. Еще одна странность, ведь жалеть человеко-зверьков я давно разучилась, не зная ответного сочувствия к себе.
   Конечно, спасать я его не стала, но дала шанс выбрать: окончательно стать животным или еще немного побыть человеком. Инстинкты неплохая штука, но если центр удовольствия превалирует над разумом, граница меж животным и человеком стирается. А у него еще был шанс остаться за прутьями клетки, за воротами зоопарка.
   -- Лешенька, ты шоколадку к коньяку не купил?
   -- Купил, -- буркнул, стараясь не смотреть на меня, вытащил из заднего кармана брюк маленькую шоколадку, из какой пластилиновую ворону лепили. Оно понятно, на другое дело ее не употребишь. -- Может, пойдем отсюда, погуляем, -- протянул мне плитку и, наконец, посмотрел в глаза. В них шла борьба, та самая, что начинается с момента взросления и длится до седых висков: индивид и общество, отдельная особь и стая. Они всегда конфликтуют меж собой и пытаются в тупейшем порыве самоуверенности поработить один другого. Но стая больше - она хитрее и потому сильнее.
   Лешенька умолял меня взглядом, предупреждал, но не настаивал. Оно тоже понятно - Вова старше, Вова сильнее, Вова опытнее, и так хочется быть таким же - уверенным, свободным, сильным - рисковым в своей беспринципности. Он еще не стал его кумиром, но и Дон Кихот им стать уже не мог. Борьба была проиграна в пользу инстинкта. Естественно, это же не рыцарский турнир за право обладать платком дамы, не дуэль за любимую и не сражение за Родину. Но предай в малом другого, предашь и в большом себя. Оправдания искать не надо - их всегда в голове реестр на все случаи жизни.
   Занавес, -- вздохнула, освобождая подтаявший шоколад от обертки и фольги. Откусила кусочек, специально пачкаясь в сладкой кашице:
   -- Мальчики, а чего вы мнетесь и шепчетесь? Давно бы разделись да легли в постель.
   Вова усмехнулся:
   -- Ну! Я че говорил, -- глянул на растерявшегося Алексея. Тому бы уйти, маленькому, не прятать брезгливость, а выказать ее, но малыш оказался слабым. Пожал плечами и отвернулся.
   Как скучно жить, -- вздохнула и я, пачкаясь все сильнее в шоколаде.
   -- Идите, я сейчас умоюсь и приду. Ванна-то где? -- спросила у Вовы, показывая грязные руки.
   -- В коридоре дверь, -- улыбнулся он, расстегивая ремень брюк. -- Ты недолго, ага?
   -- Понятно, -- согласилась. -- Лешенька, не стой столбом, раздевайся, -- посоветовала трусливому зайчику, проведя по щеке испачканной ладонью. Метка так себе, но память останется.
   Пока особи ждали меня в спальне, я спокойно умылась, прихватила ключи от квартиры с тумбочки прихожей и вышла на площадку. Закрыла дверь на ключ и пошла вниз, потягивая коньяк: надеюсь, им будет весело вдвоем коротать ночь в раздумьях за железной дверью - как выбраться из квартиры на 5 этаже?
   Вдохнула прохладный ночной воздух, оглядев дворик у подъезда: все-таки безумно скучно играться даже не с птенчиками - насекомыми, и желания фантазировать в такой компании нет.
   И кинула связкой ключей в сторону загулявшей кошки: не броди, беги домой - здесь живут люди, а они порой опаснее хищников.
   Завернула за угол и влезла на ограду моста, примерно перед окнами дурачков, закричала во всю мощь связок:
   -- Леха!! Вовка!! Счастья вам вдвоем!! Жаль, что вы неформалы!!! Вова!! Леха, мальчик нежный, ты с ним побережней!!
   -- Сука!! -- донеслось яростное. Но мне было на то параллельно - полдома уже стояло у окна, теша свое любопытство, а завтра и попугайчика потешат - теплыми взглядами и приятным реноме, что прилепят к нему, как ярлык. Иди, отмойся.
   Я отсалютовала всем бутылкой коньяка:
   -- Пью за ваше счастье, вы нашли друг друга!! Совет да любовь Алеше с Володей!! Не осуждайте их, люди добрые - это любовь!!
   И пошла по перилам прочь, прихлебывая горячительное, а вслед донеслось утешительное:
   -- Я тя найду, тварь!!
   Ищи, милок, ищи. Много вас, охотников - одним больше, одним меньше - какая разница? Главное, чтоб вы друг друга в погоне не затоптали.
   -- "Мой адрес не дом и не улица. Мой адрес вольер номер - цать!!"...-- загорланила со скуки, отсалютовав бутылкой, не глядя и не оборачиваясь. Спрыгнула у спуска к воде и потопала по затихающим улицам засыпающего города: может, кто из более высокоорганизованного семейства попадется - развлечет?
   Мне посигналили в спину.
   Я обернулась: о, Лейтенант бдит за мной.
   -- Не спится, друг сердечный?!
   Тот вылез из машины и уставился на меня насмешливо, облокотившись на дверцу:
   -- Полегчало?
   -- Ты о чем, служивый?
   -- О концерте, Монсерат Кобалье! -- хохотнул.
   -- А я еще сплясать могу и крестиком вышиваю...
   -- И коров доить умеешь, -- кивнул.
   -- Увы, -- поморщилась с фальшивым сожалением. -- Что-то не то с животинкой - одни быки попадаются.
   -- Ладно, хорош скалиться, садись, поехали.
   -- Куда? -- заинтересовалась. -- Та же программа?
   -- Нужна ты мне больно, -- проворчал, усаживаясь, и я рядом плюхнулась: а чего ж нет? С Иваном можно развлечься - он возраст щенков пережил и с гормонами в ладах. -- Чего случилось?
   -- Ничего, -- заверила. -- Уезжаю я от вас. Влюбилась. Да-с!
   -- Клюнул, значит?
   -- Ага.
   -- А вложения?
   -- Через неделю уедем, за это время озолотить Селезневку не проблема.
   -- И куда двинетесь?
   -- К Элизабет Тейлор и Девиду Боуи.
   -- И выпустят?
   -- Меня? А куда ж денутся? Он же благородный сэр, пассию свою бросить нормально не может, готовит к разлуке. Англию ей показать в компенсацию желает.
   -- Втроем собрались? -- не поверил.
   -- Да. Заодно прослежу, чтоб мадам Перетрухина какого-нибудь другого лорда не осчастливила.
   -- Красиво поешь, да голосок невесел.
   -- Это алкоголь. Очень отрицательно здешние напитки на настроение влияют.
   -- Чего ж напилась?
   -- Не напилась, а выпила. Праздник сегодня, Ванюша, день защиты насекомых. А за букашек грех не выпить. И притормози, я выйти хочу, прогуляться.
   -- Даже не думай. Звинчук, Нейменов и колоритный тип явно по фамилии Мимино пасут тебя доблестно и неустанно. Это я, к слову, в заботе о букашках, за которых ты сегодня неслабо нахлебалась.
   Я отвернулась, чтоб скрыть разочарование и раздражение, проступившие на лице: если честно, я уже думала скрыться тихо в сторону вечной мерзлоты и нефтяных месторождений. Затеряться где-нибудь в районе Байдарацкой губы или Енесейского залива, выйти замуж за оленевода, поставить юрту в тундре и вязать мужу носки длинными, северными ночами.
   Одно плохо, вязать умею, но не спицами.
   А тут, оказывается, можно не беспокоиться, уже подсуетились местные " скотоводы".
   -- Притормози, мне проветриться надо
   -- Ладно, -- согласился, подумав. -- Ближе к дому, чтоб лишних приключений себе на голову не собрала.
   -- Ой, спасибочки! -- ткнулась в бардачок лбом, не рассчитав траекторию поклона, дура дурой. Ты, главное, поверь, Ванечка.
  
   Валя хоть и не ожидала особо приветливого приема, но и настолько унизительного тоже - ее провели прямо в спальню, и ни ужина с разговором, как в прошлый раз, ни элементарного "добрый вечер" в знак приветствия.
   Бройслав полулежал на широкой постели в одних домашних брюках и о чем-то разговаривал по телефону. Английский язык Валя знала фрагментарно, а тот говорил на нем бегло, спокойно, да еще и вел себя, как лорд - кивнул ей, жестом пригласив войти, и опять ля-ля-ля в телефон, словно к нему прислуга для уборки заглянула, а не женщина пришла на свидание. Валентина почувствовала себя недалеким, маленьким человечком, которому не место рядом с Бройславом, как не место в этих номерах, но в десятый раз подумав, что зря согласилась встретиться, в десятый раз одернула себя - хочешь квартиру - терпи.
   И терпела: застыла у порога в ожидании, не решаясь пройти, сесть в кресло, и уйти тоже не решилась, а могла, и шанс был, и силой никто не держал. Да и не стал бы - она видела, осознавала, что Энеску и она разных полей ягоды, и не понимала, зачем именно она ему, дикая малина, когда вокруг отборные сорта лучших видов сами в рот просятся. Тешила себя вялой надеждой для успокоения самолюбия, значительно страдавшего от этого знакомства -`зацепила'.
   Бройслав убрал, наконец, трубку, закончив разговор, и оценивающе уставился на девушку: нынче она нарядилась скромнее и более уместно, чем в прошлый раз. И по лицу видно - уже не за иллюзией пришла - конкретика материи привела. Все в этом мире продается, все покупается - это-то и противно.
   Энеску поморщился и похлопал по покрывалу рядом с собой, приглашая Валю сесть:
   -- Иди сюда. Поговорим для начала.
   Та села на край постели в обнимку с сумочкой.
   Сирота со спасательным кругом, -- фыркнул Бройслав, оценив объемную репродукцию, и одной рукой отобрав неслабый баул, подтянул девушку другой рукой к себе, обнял за плечи:
   -- Расскажи-ка мне, милая, всех ли служащих в агентстве ты знаешь?
   -- Э-э-э... а что?
   -- Ответь без "что".
   -- Ну-у... кого-то знаю.
   -- Багиру, например?
   -- Кого? -- наморщила носик девушка.
   -- Ба-ги-ру. Не пантеру, не фирму - женщину, -- принялся поглаживать ножки Вале. Та с некоторым страхом смотрела на его руку и пыталась сообразить, о ком речь и в чем интерес Бройслава, а заодно понять, можно ли на этом заработать. И чудилось ей, что получит она минимум, а потеряет максимум.
   -- Я по прозвищам не знаю.
   -- А по именам?
   -- Ну-уу... У Семена Яковлевича несколько подразделений, в офисе только легальные работают. Их всех знаю.
   -- А если нелегалы? Вернее, те, кого Макрухин не показывает даже своим?
   -- Д-да-а... встречаются... Зачем вам?
   Рука мужчины стала настойчивее и наглее, чем начала нервировать девушку. Ни желания, ни возбуждения она не чувствовала - память о прошлой встрече еще была жива.
   -- Разденься, -- то ли приказал, то ли попросил Бройслав. Валя замерла. С минуту думала: а не сбежать ли? И принялась нехотя раздеваться. Повернулась к мужчине, оставив лишь белье. Бройслав провел ладонью по лицу, по груди и талии и почувствовал лишь неимоверную тоску, сжимающую сердце - не то лицо, а может, не то тело. Красивое, гибкое, молодое, но словно неживое или абсолютно чужое, и в желание обладать вплетается горчинка то ли отторжения, то ли разочарования, портя удовольствие.
   -- Вспомни Багиру, -- попросил, укладывая Валю на постель.
   -- Я не знаю ее.
   Но он будто не слышал - снял брюки и лег рядом, принялся поглаживать грудь и живот девушки, задавая вопросы, от которых та терялась:
   -- Как она выглядит? Давно у Макрухина? Что ты о ней слышала? Не верю, что могло быть иначе. Может, какая байка достигла твоих ушей? Расскажи мне, милая.
   -- Я не слышала, -- поторопилась приласкать его, переключив на другую тему.
   Бройслав промолчал. Помог ей раздеться полностью и тут, как с цепи сорвался: резко вошел в нее, придавил собой и зашептал в ухо:
   -- Не верю, милая. Тебе придется все рассказать и про Багиру, и про своего шефа...Иначе эта ночь покажется тебе очень длинной.
   Зловещий шепот и грубые движения ввергли Валю в панику, и она попыталась оттолкнуть мужчину, но была тут же зажата в капкан его рук:
   -- Порадуй меня, -- попросил ненормальный, глядя ей в глаза. -- Не молчи - расскажи, что знаешь. Кто она, ну! Не заставляй меня быть грубым.
   А он сейчас ласков? -- Валя испугалась до слез:
   -- Я не знаю! ... Слышала о какой-то Багире, Власов Сидоровичу говорил: "Багира с пулей в голове"! А больше ничего не знаю!
   -- Кто у нас Власов?
   -- Он разводами занимается! Помогает определенной стороне получить выгодные условия при разделе имущества!
   -- Молодец, милая. Но мне этой информации мало. Как я могу получить более конкретное досье на Багиру?
   -- Не знаю!
   -- Что ты? Подумай. Помочь?
   -- Нет!
   Бройслав перевернул ее, поставил на колени и взял, заломив руки:
   -- Так, что пришло в голову? Какая светлая идея тебя посетила? Ты секретарша - наверняка можешь взять документы у шефа, наверняка они есть у Макрухина. Я уверен, на каждого своего человечка у него хорошая якорная цепь есть.
   -- Мне больно!
   Бройслав выпустил руки девушки и сжал ей бедра, резко и грубо вонзаясь в нее:
   -- Думай. Я готов хорошо заплатить за информацию. Но она нужна мне быстро.
   -- Я... у него сейф!...
   -- Любой сейф можно вскрыть, и уж такой, как ты, умнице это не будет стоить больших проблем.
   -- Я не знаю код!
   -- Не верю! ... Не верю. Ты слишком любопытна, чтоб не сунуть свой носик в дела Макрухина, не узнать, где, что он прячет и как это взять. Сколько ты хочешь за досье на Багиру? Ну? Смелее, милая!
   Ненормальный! -- чуть не взвыла Валя от его ласк, темпа и вопросов, что были неуместны и обрушились на нее, как дополнение к издевательству, не иначе.
   -- Не знаю!!
   -- Я слышал это раз десять. Ты другие слова в речи употребляешь? Я предлагаю тебе хорошую сделку. Разве тебе не нужны деньги, независимость? Так, нравится шеф? Кстати, как вы с ним? Какие у вас отношения? По-моему, он не жалует тебя.
   -- Вы все одинаковы! -- прошипела, не сдержавшись.
   -- Он неласков с тобой? -- Бройслав развернул девушку, усадил на себя и, крепко обняв, принялся выпытывать, глядя в глаза с ядовитым прищуром. -- Берет тебя на столе в перерыве между деловой встречей и чашкой кофе? Обращается с тобой отвратительно? Не хочешь ему отомстить? Признайся, хочешь, но зубки слабые и руки короткие. Хочешь, я помогу тебе? А ты мне. Приносишь копии документов из сейфа Макрухина и получаешь... Что ты хочешь получить, милая?
   -- Деньги! -- сжала зубы, мечтая поскорее избавиться от жуткого любовника.
   -- О, это деловой разговор. Сколько?
   -- Пятьдесят! -- осмелела.
   -- Двадцать. Больше они не стоят.
   -- Стоят. Я знаю код!
   -- Хорошо, это уже достойно внимания. Двадцать пять.
   Бройславу почти нравилось торговаться с девушкой, видеть алчный взгляд ее глаз. Его можно было принять за желание, почти любовь, почти экстаз, почти взаимную страсть. Жадность оживила Валю, и в этом было нечто смешное и горькое одновременно, вызывающее желание раздавить ее и поиграть еще.
   -- Сорок пять!
   Она уже не была безвольной куклой, а начала двигаться, отвечать на движения и ласки Бройслава. Оно понятно, деньги нужно заработать.
   -- Двадцать пять. За эту сумму мне принесет их любой из вашего агентства в течение трех дней.
   -- Я сделаю это за два дня!
   -- Ты только что говорила, что ничего не знаешь, не можешь. Как мне тебе верить?
   -- Я принесу! Возможно, завтра!
   -- Все равно, информация не стоит больше двадцати пяти тысяч.
   -- Я принесу копии на всех, кто там есть! Аппаратура стоит дорого...
   -- Тебя снабдят.
   -- Все равно!
   -- Именно. Двадцать пять. Хорошая цена, милая. Я могу предложить эту сумму другому...
   -- Хорошо, тридцать!
   -- Тридцать? -- Бройслав опрокинул ее на постель и сжал так, что Валя вздохнуть не могла. -- Договорились. Если в течение трех дней досье будет у меня, ты получишь тридцать тысяч долларов...
   -- Евро! -- прохрипела.
   Бройслав рассмеялся - ничто его так не смешило, как обнаженная суть человека, у которого все ценности имеют четкие ценники.
   Он впился губами в шею Вали, заставил ее вскрикнуть от своего укуса и заговорил ей в лицо, раздражаясь оттого, что она крепко жмурится, чтобы только не видеть его:
   -- Я согласен. Но сначала отработай те десять. В прошлый раз ты была холодна и разочаровала меня, и сейчас ведешь себя очень плохо, заставляешь жалеть о потраченной сумме и времени. Веди себя активно, покажи, на что ты способна в постели, и я поверю, что ты на что-то способна и в жизни, пойму, что не зря плачу тебе. Давай, милая, докажи мне, что достойна той суммы, что я тебе заплатил, покажи, как умеешь любить. А может, мне познакомиться с более страстной женщиной, чем ты? Но тебе придется вернуть полученное в таком случае.
   -- Нет!...
   -- Тогда докажи мне, что я не зря потратился.
   Холодный прищур его глаз стал приговором Вале. Ее душа взвыла, а тело, проданное на усладу ненормальному богачу, вынуждено было отработать материальные желания хозяйки, стать игрушкой в жестоких руках.
   Думал ли Бройслав, что насилует девушку? Нет. Он всего лишь утолял голод и глушил тоску, как делал это в ресторане, принимая пищу, а потом оплачивал счет.
   Думала ли Валя, что подверглась изнасилованию? Да, но не давала этого понять ни себе, ни ему, честно отрабатывая немаленькую по ее меркам сумму, как отрабатывала деньги, просиживая в офисе и ублажая периодически Макрухина, который платил значительно меньше, а требовал куда больше.
   И одного она не понимала и не могла понять - она была в лучшем положении, чем Бройслав, имея вполне четкую осязаемую цель. Она хотела денег, она их получала. Бройслав же желал того неведомого, чего не могли ему дать ни Валя, ни самая искусная гетера, ни капитал, ни успехи в бизнесе. Счастье Вали было почти в ее руках, почти рядом, всего лишь в каких-то пару дней пути. Счастье же Бройслава оставалось призрачным и недосягаемым, как бы он ни стремился к нему.
   Он понимал это отчетливо и злился, чувствуя слепую ярость, что с каждой минутой проявлялась сильнее и грозила изуродовать девушку только за то, что она не может дать мужчине.
   Бройслав оттолкнул ее и пошел в туалетную комнату, бросив на ходу:
   -- Чтоб через пять минут тебя здесь не было.
   Вале не нужно было повторять дважды. Она поспешила убраться, заранее готовя себя к отказу, если последует новое предложение от охранника Энеску. Больше она с ним в постели встречаться не хочет, ни за что, никогда. Она бы и в жизни с ним встречаться не хотела, но тридцать тысяч - аргумент против излишней щепетильности и гордости.
  
   Бройслав умылся ледяной водой и уставился на свое отражение: чего ты хочешь? Что с тобой происходит?
   Из года в год, изо дня в день с ослиным упрямством искать в этом прагматичном, жестком и изощренном в своих правилах игры мире то, чего быть в нем не может, в силу той же жесткости, диких, абсолютно звериных законов жизни, которые перемалывают личность с равнодушной отстраненностью ... как только что Бройслав трахал секретаршу Макрухина.
   -- И чего же ты хочешь? -- зло оскалился на себя в зеркало.
   И головой качнул: как объяснить то, чему нет объяснения?
   Мистика?
   Паранойя?
   Романтик он или безумец, придумавший себе черт знает что и бредущий за этим словно обессиленный в пустыне за миражом?
   Ее ли он ищет, ту, что скорей всего не существует и не существовала в природе, или себя, того, который с юношеским идеализмом наделил пустой образ какими-то сугубо ему понятными достоинствами, поверил в них и прикипел душой так, что не оторвать, не отговорить. И душа воет от тоски, отвергает любую иную женщину, любые иные отношения, и копит ярость, не встречая той, которую сам себе создал.
   В комнату постучали.
   Энеску нехотя кинул:
   -- Да.
   На пороге появился Гарик, оглядел полуголого друга:
   -- Душ решил принять?
   -- Что хотел? -- отрезал тот, не желая болтать попусту.
   -- Эта про деньги говорит.
   -- Ясно, -- усмехнулся криво. Вытер лицо и руки полотенцем в раздумьях и спросил:
   -- Сколько сейчас проститутки берут?
   -- Мне ребят поспрашивать, социологический опрос устроить? -- скривился Гарик.
   -- Хотя бы примерно?
   -- Может, полторы, может, три тысячи за ночь, -- пожал плечами Фомин. -- Я их не снимаю, брезглив. Такие, как эта, всяко лучше: чище и проще.
   -- Думаешь? -- поморщился Бройслав, не видя разницы меж "честной" секретаршей и "честной" проституткой, кроме одной - первая прикидывается беспорочной, а вторая и не пытается, называя вещи своими именами. -- А я уважаю ночных бабочек, хотя бы за то, что они невинность не изображают.
   -- Предлагаешь в их фонд пару тысяч отправить в виде безвозмездной помощи? -- улыбнулся Гарик.
   -- Нет. Заплати этой три и оснасти хорошей аппаратурой, ребят приставь, осторожно. Она должна досье на Багиру принести. Приготовь ей тридцать тысяч за труды, пусть радуется.
   -- Не много?
   -- Не жадничай, Макрухину больше бы платить пришлось, -- отодвинул друга с прохода и вышел из ванной. -- Вот что, приготовь-ка машину - в казино съездим. Хочу развлечься.
   Фомин кивнул, хотя считал, что тот достаточно развлекся, а если судить по виду девчонки, то и с лихвой.
   -- Что тебя грызет, Бройслав? Вот и мает и мает - какой год наблюдаю. Только не говори мне про эту блажь с портретом - сам ведь понимаешь - пунктик это. Один марки собирает, другой картины Боттичелли, третий кактусы разводит - твоя мания из этой серии. Может, тебе, правда, хобби какое-нибудь завести, попроще?
   -- У меня есть хобби - бизнес. Проще некуда, -- заметил тот сухо. Открыл дверь в гардеробную. -- Иди, -- приказал, выбирая костюм.
  
   Глава 15
  
   Опять ожидание. Бройслав злился и ... выигрывал в рулетку. Фортуна благоволила ему, но он принимал это, как должное, как компенсацию за неудачи в другом направлении.
   Еще одни сутки, еще одна прибыль, и ни шагу к цели.
  
   Макрухин прорезался в девять вечера:
   -- Лапочка моя, ты домой собираешься? -- пропел в трубку с истомой. Ясно, сердиться начинает питон.
   -- Мне здесь хорошо. Пригрелась я в Селезневке. Думаю, остаться в мегаполисе навеки, -- буркнула я в трубку, глядя в потолок, который за день безделья изучила вдоль и поперек.
   -- Твоя мечта сбудется, дай срок.
   -- Опять пугаешь.
   -- Тебя? Солнце мое, если ты быстро не проявишь свою наружность в родном агентстве, я тебе уже ничем помочь не смогу.
   А сейчас помогаешь? -- скривилась я.
   -- Значит, помру, не увидев родины.
   -- Цветов на могилку от меня не жди, -- голос Макрухина стал жестким: сильно я ему нужна. Значит, для очередной аферы, иначе бы не злился. Вот и спасение, вот и вся трепетная забота о своей питомице. Нет, самой надо думать, самой выбираться. В одном патрон прав - пока тихо, а что оно там завтра будет, никто не знает. Грянет гром в любую минуту, а я и перекреститься не успею.
   -- Закругляйся с англичанином, -- почти приказал Семен.
   -- Не могу, любовь у нас жгучая. Медовый месяц намечается. Я его в Англию сопровождаю вместе с мадам Перетрухиной, для сохранности оной и с целью возвращения в родную среду обитания опосля каникул. А то понравится ей овсяная каша и туманный Альбион, страна понесет тяжелейшие мозговые потери, и тогда точно закопают - меня и вас.
   -- Лапонька моя, ты не поняла? Результаты нынешнего предприятия не влияют на твою дальнейшую судьбу. И долетишь ты, птаха моя перелетная, лишь до Москвы, максимум.
   -- Что ж вы мне триллеры-то на ночь рассказываете, Семен Яковлевич? Я ведь и сама пару страшилок поведать могу, о деле Семенцова, например, или о вашем трепетном внимании к новым разработкам химлаборатории в одной далекой от столицы местности.
   -- Ты не шантажируешь ли меня, лапонька? -- а голос - мед, да деготь так явно проступает, что только глухой на этот счет ошибиться может. Ах, питон, глупышка, я тебя непросто шантажирую, а напрямую требую индульгенции и благословления в путь-дорогу подальше от охотничьих угодий твоих друзей и тебя.
   -- Предлагаю сделку на взаимовыгодных условиях. Мои условия вы знаете.
   -- Лапа моя, а какого рожна я тебе какой день одно и то же повторяю - явись, солнце красное перед батины очи.
   -- А-а!...
   -- Ага! Короче, два дня тебе даю - не проявишься, выкручивайся сама, а компромат можешь хоть сейчас прессе и телевидению отдать. Дарю.
   Широка душа батяни. Но Макрухин не комбат, это точно. Значит, уверен - прикроют.
   Понятно: скажи я "а", и эта буква станет последней в моей жизни. Круто.
   -- Коль заведет дорожка, загляну на огонек. Лампу только в кабинете не выключайте, пусть маяком моей заблудшей душе послужит, -- хмыкнула и нажала кнопку отбоя на ушной гарнитуре: а не пополз бы ты, питон, в страны дальние, леса непроходимые? Знаю я твою заботу - благодарствуйте, обойдусь - целее буду.
   Хотя прав Каа, в корень зрит пресмыкающееся - мне действительно впору выть и начинать прощаться с жизнью - обиженная фауна уже сгруппировалась вокруг моей норки: в окно выгляни - кепочка виднеется, из подъезда выйди - то Кирюша на скамейке сигареты, как леденцы, сосет, то Нейменов с желтой прессой знакомится. А на углу Ванюша в машине похрапывает. Работнички. Ох, контингент! Нет, теоретически уйти можно, и не от таких соглядатаев уворачивалась, да только в планы мои это по здравым рассуждениям не входит. Югорский полуостров это хорошо, но в прайд закаленных северных парней меня не тянет. И потом климат северный не переношу, да и отшельник из меня никакой. Там я точно взвою, носки в лицо мужа кину и подожгу чум.
   На юг рвануть - солнце не люблю и липких, как патока, южных самцов.
   Один выход - западное направление. Значит нужно сидеть дальше и ждать милости от лорда Сергеева, который, судя по суточному отсутствию вместе с мадам Перетрухиной, активно готовится к отъезду. А мне готовиться нечего, ибо omnio mio mecem porto. Другой, наверное, грустно было бы - ни дома, ни семьи, а мне хорошо - ни к чему не привязана, никому не обязана.
   Одно плохо - скучно, и мозг от безделья сохнет. Развлечься, что ли? Погонять филеров, совратить напарника или опять малолеток развести?
   Пы-ф! Даже думать о том скучно.
   Нет, все-таки Селезневка - гнездовье на болоте. Еще пара суток, и я стану истинным куликом-аборигеном с соответствующим мозговым потенциалом. Если доживу.
   На площадке раздался надсадный писк, словно подтверждая мои мысли.
   Я прислушалась и поняла, что это плачет котенок. Видно, голоден и мал настолько, что с "мяу" еще не знаком, потому что выходило у него тоненькое "еуу". Я, конечно, не Гринпис, но малыша жалко. Пришлось оставить горизонтальное положение и принять вертикальное. Пара шагов до входной двери, незначительное усилие, чтоб открыть ее, и я увидела вжавшегося в угол меж моей квартирой и Галининой маленького серого котенка с огромными испуганными глазами. Но смотрел он не на меня.
   В какую-то долю секунды сложилось то, что котенок не мог взяться из неоткуда и тем более не мог смотреть в сторону полутемной, холодной лестничной площадки, если перед ним открыли дверь к теплу и свету. Если действительно потерялся, замерз, голоден - он бы юркнул в квартиру, даже если б я встала, как вратарь на воротах. Но котенок продолжал жалобно пищать и смотреть в темноту.
   `Опасность', -- мелькнуло у меня, и я тут же отпрянула в квартиру.
   Вовремя - в дверь перед моим носом воткнулся добротный охотничий клинок, из темноты появился мужчина в черном и попытался продемонстрировать пару приемов из суррогата карате и айкидо. Но пространство на площадке меж дверей маленькое, тесное - особо не разбежишься, не размахнешься. Я отпрянула от подошвы литых ботинок и душевно въехала дверью по черной вязаной шапке по физиономии нападающего, а заодно взвыла, как противопожарная сигнализация, надеясь всполошить всех в радиусе пятидесяти метров. Сигнал прошел через двери и стены беспрепятственно, и те, кто не спал, потянулись к замкам, чтоб узнать, кто это кричит, и, понятно, покричать в ответ. Система собачьей стаи всегда срабатывала - одна залает - другие подтягиваются, и только после соображают - чего это мы лаем и на кого?
   Умарханов, дородный джигит в майке вылетел на площадку первым и сходу начал кричать, что это не дом, а психлечебница. Потом начали подтягиваться жильцы с нижних и верхних этажей с теми же ремарками. Каратист, быстро сообразив, что потерпел фиаско, ринулся в темень лестничного проема и спустился на выход из подъезда быстрее лифта.
   Понятно, что никто его не запомнил, а большинство даже не видели, хоть он и проложил курс меж их телами. Это я называю конфликтом зрения и ума. Головы жильцов уже сообразили, что их хозяева стали свидетелями нападения, и спешно стерли все памятные файлы, дабы не напрягать излишними проблемами, ноги развернулись на сто восемьдесят градусов и спешно направились обратно в бункеры благоустроенных квартир. Хлопки дверей были почти синхронными.
   Остался один Умарханов - у него с головой проблема произошла - файлы заклинило наглухо по совокупности впечатлений. Глаза во всю смотрели на меня, пытаясь проникнуть дальше кружевного пеньюара, воображение уже рисовало картинки спасения прекрасной дамы, процесс ее благодарности на шикарном диване среди множества бархатных подушек, его героическое совокупление. Убежавший же мужик в черном в эти картины не вписывался. Ушел? Нашим лучше.
   Умарханов гордо выпятил живот, думая, что выпячивает грудь, и шагнул ко мне, протягивая руки в пылу своих иллюзий:
   -- С вами все нормально?
   Интересно, он всерьез подумал, что я упаду ему на руки и возблагодарю за спасение самым незатейливым способом?
   -- Да, а вот с ним не очень! Икает! Обогрейте животину - я в Гринпис позвоню, порадую чуткостью местных жителей! -- ткнув пальцем в сторону котенка, грянула я басом, что не вязался с моей внешностью вожделенной одалиски. Вытащила рывком нож из двери и захлопнула ее: представление окончено. Для вас, господин Умарханов. А для меня оно только началось.
   Через пять минут, влетев в джинсы и темную водолазку, я уже вскрывала дверь на чердак, имея четкий план воздаяния.
   Во-первых - звонок другу. И Бог с ним, с нарушением субординации.
   Во-вторых, возвращение оружия в приписанные ему ножны.
   В-третьих, узнать, в конце концов, какого черта Лейтенант не соответствует ни своей должности, ни фамилии. Если он свой - то чего ж лазутчиков пропускает и меня, хрупкую нежную женщину, от ворогов не защищает? Если чужой - то пусть спит по адресу службы - нечего мне тут пейзаж своей немытой машиной осквернять.
   Пробираясь меж чердачных залежей мусора и пыли, я душевно полаялась с Макрухиным, потом подняла Павла Олеговича с далеко не супружеского ложа и словесно накатала телегу на его служащих, заодно заверив, что более служить на благо Селезневки не намерена, раз оная столь отвратно относится к гостям. Пока тот соображал, с какой горы я упала, осмелившись разговаривать с ним в таком тоне, я мило попрощалась, пожелав ему длинной ночи в дружеских беседах и скорейшего обнаружения новых вкладчиков в благотворительный фонд города, и добралась до выхода с чердака в районе последнего подъезда дома.
   Вскрывая замок решетчатой дверцы выхода, у меня возникла дилемма: кого первого навестить - Кирюшу или Ванюшу? На последнего столь глупая эскапада с ножом была не похожа, впрочем, возможно, это мое личное пристрастие к мужчине играло с моей логикой. Удивляясь самой себе, я питала надежду на напарника, и потому в его осветленный образ каверзность не вписывалась. Да и по здравому размышлению, если б он хотел меня убрать - убрал бы легко и без всяких дурных инсценировок нападения - выдал бы шоколад с синильной кислотой как дружеский презент, или слегка уколол каким-нибудь особо заумным веществом, которое при вскрытии не выявляется. Топорность произошедшего инцидента больше на месть дилетанта похожа, а кто у нас такой "умный" и мстительный? И думать не надо - Кирюша. Мало я ему крылья подрезала да еще клювом в землю ткнула.
   Что ж, его первым и навещу. Потом Ваню, а затем позвоню Сергееву и напомню о себе, урезав затребованную сумму, чтоб он не мучился в раздумьях. А то пока он думает, я превращусь в труп, и он останется без гетеры для друга, а я без денег и помощи. Надобна? Пускай крутится быстрее и переправляет меня за границу, нет - придется уходить самой. Этот вариант печален, потому что хлопотный и опасный, но не факт, что перспективный.
   Соображая, с чего лучше начать беседу с Сергеевым, чтоб он поторопился с вывозом меня, любимой, пока товарный вид не пострадал, я вышла из подъезда и окинула взглядом прерии местного двора: где же притаился селезневский птиц - щегол?
   Под грибком драли глотки три самородка пятнадцати-шестнадцати лет от роду, им бездарно вторили две изрядно оскверненные местной швейной промышленностью крольчихи. Момент спаривания пришел, и девочки выбирали партнеров, еще не понимая, что от этих забав родятся дети. Юные скарлет, видно, решили обдумать это позже, не зная, что дети и СПИД - это навсегда. А их батлеры об этом и не думали. Ну, оно и правильно, самцам то по чину не положено, их дело простое - плоди да размножайся, учись, лечись и опять размножайся.
   Впрочем, какое мне дело до компании малолеток? Увлеченные брачными гимнами они наверняка ничего не видят и не слышат вокруг, значит, у них не узнать ни о пробегающем, пролетающем, проползающем мимо неместном силуэте, ни о последнем сообщении синоптиков. Дети вообще отдельная часть живой природы, относящаяся по ранимости, совокупности доставляемых хлопот и итогам сбора урожая, к цветам.
   Слава Богу, что они растут не в моем огороде - цветоводство вообще не мое хобби...
   Я приметила на стоянке "ладу", смутно напоминающую ту, на которой меня доставили из аэропорта в штаб-квартиру Селезневки. Проверить номера, прокравшись в темноте к стоянке - не проблема. Так и есть: номера те же и водитель, мирно попивающий горячий напиток из стакана от термоса, похож на Кирюшу, во всяком случае, силуэт затылка знаком до боли.
   Ужинать они изволили, -- усмехнулась я, предчувствуя радость от встречи. Его. Мою от прощания.
   Приготовила трофей охотника и распахнула дверцу:
   -- Привет бойцам невидимого фронта! -- гаркнула в ухо. Кирилл дернулся от неожиданности и облил свою грудь темной жидкостью. Зашипел, закрутился, не зная то ли мазь от ожога поискать, то ли меня схватить и в термосе искупать, то ли продолжить чаепитие, наплевав на все разом. Пока он метался, я всадила дорогой нож в дешевую панель авто.
   Вошел, как в масло. Хорошая сталь, -- с сожалением вздохнула, захлопывая дверцу. И одернула себя - зависть плохой товарищ и дурно влияет на мозговую потенцию.
   А и, правда, зачем мне боевой тесак? У меня шокер есть - милая маленькая ручка-фонарик, но бьет, как трансформатор в дождливую погоду. И помада, как подобает настоящей женщине и как положено агенту - с секретом - с потайным клинком. Губы такой намазать можно до самых позвонков.
   -- Слушай ты, сука!!... -- взревел Кирилл мне в спину - очнулся птенчик.
   Терпеть не могу, когда меня оскорбляют, тем более в спину и не по делу.
   Не понял мальчик, что я его чуть-чуть поучила. Прав: нашла кого жалеть.
   Я развернулась и, сделав шаг назад, откинула ударом ноги в грудь уже почти вылезшего из машины мужчину обратно в салон, а потом припечатала заветной электро-ручкой по бедру. Кирилла неслабо колыхнуло.
   -- Отдохни, перетрудился сегодня, -- посоветовала. Кирилл, выпучив глаза, лежал на сидении и пытался сказать все, что обо мне думает, дотянуться до горла и пнуть ногой, но слова забылись, конечности не слушались, оттого получались слабые конвульсии и смешное мычание. Я не стала утруждать себя переводом его звуковых потуг: заботливо закинула ноги в машину и хлопнула дверцей. -- Спи друг.
   Может, я и не права, может, Кириюша вовсе не в курсе произошедшего инцидента? Тогда я неслабо компенсировала ему небольшие неудобства, подарив нож - шикарную игрушку фирмы Microtch. Ну, а если виноват, то тем более переживать мне не за что.
   В любом случае, поучить птичку надо, он мне еще за тот шантаж и домогательство не по всем статьям ответил.
   И с чувством полного удовлетворения я пошла за угол дома - к старой иве, под которой последние дни неустанно квартировался Иван в своем авто.
   Напарник не спал - мучил смартфон.
   -- Ванюша-а, -- стукнула я в стекло.
   -- Опять на приключения потянуло? -- приоткрыл он окно.
   -- Ну, что ты? Мне их теперь на дом доставляют... Пусти погреться, -- улыбнулась ему в лицо. Мужчина оглядел меня и нехотя кивнул: забирайся.
   -- А дверцу открыть?
   -- Сама.
   -- Да, кавалер из тебя никакой.
   -- Можешь другую машину выбрать...
   -- "Ладу", например? -- спросила, усаживаясь на переднее сиденье рядом с Иваном. -- Не могу - небольшие повреждения.
   -- У авто или у водителя? -- прищурился с ехидством. Прозорлив Лейтенант, не отнять.
   -- А ты Кирюшу лично знаешь?
   -- Кого?! -- нахмурился.
   -- Кирюшу - клеста.
   -- Клеста знаю, Кирюшу - нет. Это кто?
   -- Ой, не крути, Ванечка, -- пальчиком пригрозила.
   -- Ой, не стращай, -- скривился он. -- Ты о резвом мужичке разбитной наружности? А ничего кличку дала - Кирюша.
   -- Кличка у него клест, хотя поначалу производил впечатление беркута. Но маловат и мелковат для оного оказался.
   -- Тест не выдержал?
   -- Не-а.
   -- Клест! Хм! -- головой качнул, смартфон убрал. -- Всем клички даешь?
   -- Это не кличка, это тотем - суть особи прямоходящей.
   -- Эк ты уничижительно: особь да еще прямоходящая. Как о животных.
   -- Люди и есть животные.
   -- Да? А ты кто?
   -- И я животное, а некоторым не везет - насекомыми оказываются или вовсе флорой.
   -- Любопытно.
   Ему, правда, интересно стало, даже глазки заблестели. Сел удобнее, чтобы меня хорошо видно было. С минуту изучал и спросил:
   -- А я кто, по-твоему? Тотем какой у меня?
   -- Не разобрала еще. Вроде волчара, но мутный, как оборотень.
   -- Мутант.
   -- Ага.
   -- Почему же волк?
   -- Потому что ты из семейства хищных: предпочитаешь сам съесть, а не быть съеденным. Неприхотлив, хитер, разумен - поступки свои и слова взвешиваешь, очертя голову в пекло не суешь, с выводами не спешишь, но и к себе никого не допускаешь. Спорю, даже жена, если таковая имеется, не знает, какой ты на самом деле. Ты ее в счастливом неведении держишь, под щенка глупого пушистого маскируешься, но нет-нет, а челюсть на сонной смыкаешь, чтоб место свое помнила. За помет свой, опять же, глотку перегрызешь. Семья для тебя - лежбище, нора - место тишины и покоя. Ты не то что в нее, близко к ней никого не подпустишь.
   -- Зачем?
   -- Незачем, -- согласилась.
   -- Все интересней и интересней, -- хмыкнул. -- Ты не досье ли на меня собираешь?
   -- Нет, тестирую, выводы делаю.
   -- Акарать не боишься?
   -- Нет. Если понимаешь, какой тотем у человека, понимаешь самого человека. Он становится ясен и предсказуем, все его поступки полностью укладываются в манеры поведения определенного животного, редко, очень редко - нескольких животных.
   -- А ты у нас кто по тотему?
   -- Считают пантерой, но я не уверена.
   -- Я тоже, -- согласился, сверля меня взглядом. -- Хотя все бабы или из семейства кошачьих или из птичьих гнездовий.
   -- Не скажи, мне грызуны и слонихи встречались.
   -- Это как?
   -- Элементарно. Возьми любую книжку о живой природе и почитай о слонах, а потом представь своих знакомых. Наверняка кто-нибудь слонихой окажется.
   -- Дородной женщиной с большими ушами? -- усмехнулся.
   -- Нет, тихой, спокойной, терпеливой, даже трусливой, хоть и масштабной, но задень посильнее или детеныша обидь, сорвется и затопчет. Причем, топтать будет пока от тебя одна подошва не останется.
   -- Ну, это чисто женское, по настроению затаптывать, до самых ушей в асфальт вгонять, а потом соображать: с чего, зачем.
   -- Не любишь ты женщин.
   -- Люблю. У меня ориентация нормальная.
   -- Это радует, а то неформалов все больше, а натуралов все меньше. Вырождаемся. Хищники пресмыкающимся служат. Ты, например, питону Макрухину.
   -- А ты?
   -- Я сама по себе, а питону от скуки.
   -- Ой, ли? Сказочница... И почему "питон"?
   -- Потому! Нет, не хищник ты - щенок, член клуба юных почемучек. Или у вас в спецуре все такие?
   -- Почему в "спецуре"?
   Н-да-а, много у него узнаешь. Примерно столько же, сколько у меня.
   -- Потому что лопухи, напасть и то нормально не могут.
   -- На тебя? -- оглядел меня на предмет повреждений. -- Лопухи, -- согласился. -- Как напали?
   -- Без объяснений.
   -- А подробнее?
   -- А то ты не знаешь, -- улыбнулась почти ласково.
   -- Проспал, -- изобразил смущенную улыбку, за сигаретами в карман полез. -- Будешь? -- протянул пачку Cemel.
   -- Не курю. Из принципа.
   -- Не смеши. Принципы и ты - несовместимы.
   Зря ты, Ваня, обо мне такого мнения.
   -- Не нравлюсь я тебе?
   -- Что ты, очень нравишься. В фас, особенно, на расстоянии двухсот, трехсот километров.
   -- Взаимно. Я к вашим питомцам всегда осмотрительно относилась. Если б не питон, близко бы к вам не подходила.
   -- Что так?
   -- Врожденная осторожность.
   -- Грешки молодости?
   -- И старости.
   -- Понятно. На том тебя Макрухин и взял.
   -- А тебя на чем?
   -- Я сам по себе. "Служить бы рад - прислуживаться тошно" - помнишь?
   -- Так не бывает. Даже одиночки вынуждены жить рядом со стаей, по закону джунглей.
   -- Я живу в своей стае и по тому, по другому закону: "мы одной крови, ты и я". Как думаешь, повтор нападения будет?
   -- Нет, теперь вы наверняка бить станете, -- улыбнулась хищно. Мужчина хмыкнул, затянулся, искоса поглядывая на меня. Прижал палец к уху - видимо, кто-то позвонил. Послушал, бросил "понял" и опять на меня уставился.
   -- За что ж тебя такую белую и пушистую на бойню?
   -- Расцветка глаз пастуха раздражает.
   -- Уходить надо, да?
   -- Поможешь?
   Глупый вопрос, но задать надо было.
   Иван задумался, докурил, выкинул щелчком окурок в окно и кивнул:
   -- Помогу. Знаешь много - пригодишься. Хотя по мне, такой, как ты, в гробу самое место. Но мое дело телячье...
   Вскинул руку с пачкой сигарет и прыснул в лицо, глаза какую-то жидкость.
   Снотворное? -- подумала я, падая. Додумать помешала резко навалившаяся дремота. Сквозь вязкий дурман я почувствовала, как меня уложили удобнее, прислонив к спинке сиденья, потом услышала шум заведенного мотора и больше ничего. Меня окончательно увело в туман.
  
   Глава 16
  
   Валя ждала момента, но Макрухин как назло никуда из кабинета не отлучался. На вторые сутки Валентина решила остаться после шефа и опять зря - Семен Яковлевич, судя по всему, вообще в тот день домой идти не собирался. Девушка чуть не плакала - деньги Энеску уплывали, вожделенная квартира махала нежно ручкой...
  
   Макрухин только домой собрался, приготовив отчет для венгра, как позвонил сначала Лебедев и душевно отлаял его за работников, потом Чигинцев страху нагнал. Семен принялся звонить Багире со стойким желанием придушить ее самолично и прямо сейчас, но взгляд упал на файл с документами для Энеску, и мысль о семистах тысячах долларов смягчила настроение, заставила взять себя в руки. Но подвиг оказался напрасным - Багира словно спустила свой мобильник в сортир или сама утонула. Один звонок, третий, час, второй мимо, а результат нулевой.
   Макрухин, не на шутку встревожившись, позвонил Лебедеву с ультиматумом вернуть его агента на то место, откуда рос, но в ответ услышал нечто непереводимое, из которого следовало, что видел Лебедев и Макрухина и его людей на необитаемом острове, где вертолеты не летают и ничего кроме кактусов не растет. Вывод Семен сделал сам: Багира, крупно насолив селезневцам, вильнула хвостом и ушла в неизвестном направлении.
   -- Ну, стерва!! -- грохнул сотовым по столу в раздражении. И задумался: где ее теперь ловить? И явится ли в агентство? Скорей всего нет, если эту пантеру не поймать да не приструнить, она навсегда из рук выскользнет и тогда мало доллары венгра уплывут, так еще и большие проблемы сверху появятся. Чигинцев за нее с Макрухина спросит и по полной программе. Ни крайним, ни бедным Семен с детства быть не хотел. Поэтому, убрав эмоции и иллюзии, начал спешно поднимать своих людей, кого вытаскивая из постели, кого из баров, и напрягать поисками пропавшей сучки, что головной боли прибавила всему контингенту. И главное, знал ведь, что рано или поздно это создание причинит ему огромный вред. И жалел об одном - сам ее слить вовремя не успел. Теперь, если за пару суток ее не найдет - сольют уже его.
   От этой мысли не заснешь.
   Макрухин всю ночь провел в кабинете, ожидая хоть каких-то вестей.
   Утро его убило голосом Крайнова:
   -- Ее нет нигде. Из города не выезжала, никто ее не видел после девяти. В девять произошло нападение, но она была жива и даже успела нахамить соседу. После... не поверите, шеф, словно машина времени ее проглотила или во временную дыру провалилась: вещи на месте, включая леп-топ и косметичку, телевизор включен, на столе чашка недопитого чая. Но Багиры нет.
   -- Ты мне фантастику не рассказывай, эта сука тебе и не такой сюжет может завернуть. Рой!
   -- Где, Семен Яковлевич? Сдается мне, ее тихо зарыли на местном кладбище в безымянной могилке бомжа.
   -- Если б так! Ищи, говорю!
  
   Наверняка транквилизатор, -- мелькнуло у меня. Глаза видели, а язык не шевелился. Тело не двигалось и было чужим, посторонним, мысли были вялыми, отрывочными, но я честно пыталась их связать и соединить с тем, что видела. Мелькали лица - я слабо понимала, вижу их в первый раз или уже знакомы. Но Ивана четко отделила от остальных - этому скорпиону я по глупости доверилась, пусть чуть-чуть, но и это для меня было нечто, а он не оправдал, не проникся, не понял, значит, первый, кого я придушу, когда приду в себя, будет он. А в себя я приду и выживу, потому что теперь у меня есть четкая цель - он. А пока есть цель, есть жизнь.
   Меня красили, гримировали, делали что-то с волосами. Я в ярости кусала всех до смерти: и эту элитную блондинистую гюрзу, и того усатого дегенерата с фотоаппаратом, и понятно, Лейтенанта, но, увы, мысленно. Ничего, сон, как бы он ни был долог, всегда заканчивается пробуждением, а фантазии, пусть самые смелые, имеют тенденцию сбываться.
   Порезвитесь пока, господа, потом мой черед настанет.
   Интересно, который час?
  
   -- Сергеев улетает, -- сухо сообщил Лебедев. -- И что прикажешь мне делать? Где твоя хваленая "Никита"?
   -- Слили, -- буркнул Макрухин.
   -- Что?...
   -- Сам напросился. Теперь Сергеев - твои трудности. Все претензии к начальству!
   И обрубил связь: только тебя мне не хватало!
   Еще бы узнать наверняка - слили, сучку или нет. Если да, то денег, конечно, жалко, но покой и жизнь дороже. А если нет - Макрухину конец, даже если выживет, дальнейшую свою судьбу жизнью назвать будет сложно.
   Может, самому смерть Ленки инсценировать?
   Потом до скончания веку искать ее по странам и городам необъятного земного шара? Опять же, как пить дать, проявится, если жива, не тот она человек, чтобы мирно сидеть в какой-нибудь деревеньке да коровам брюхо чесать. Обязательно какой-нибудь фортель выкинет, что-нибудь да замутит, Мессалина фигова!
   И надо что-то делать, пока это Макрухину не аукнулось!
  
   В двенадцать Бройслав заканчивал завтракать и внимательно слушал Гарика. Новости были из разряда неплохих.
   -- Витислав возвращается с нужным нам человеком, но на хвосте ведет агентов.
   -- Обруби.
   -- В Хитроу.
   -- Туда же и другого привезут. Взяли Багиру, но придется временно превратить ее в мертвеца. Для отвода глаз. У нее на хвосте почище, чем у Витислава - у того взвод, у этой и дивизия. Макрухин рвет и мечет, все агентство под ружье поставил, крыша его тоже не сидит сложа руки. Нашему человеку достается. Пока стрелки на людей Аббаса перевели.
   -- Правильно. Пока разбираются, что к чему, инсценируй смерть Ивана и этой Багиры. Пора ему на покой уходить.
   -- Согласен. Это лучший вариант. Все уже готово.
   -- Да, и позвони Макрухину. В два навестим его, узнаем результаты... Впрочем, нет, сам позвоню.
   -- И домой?
   -- Когда его секретарша досье принесет.
   -- Ты на нее надеешься?
   -- Нет. Но ты ведь подключишь наших - они ей помогут.
   -- А потом ее?...
   -- Без разницы. Главное, не наследите.
   -- Ок.
   Бройслав хмыкнул и принялся пить чай, вдыхая терпкий и душистый аромат смеси трав. Этот запах его успокаивал.
  
   -- Привет! Шеф у себя? -- располагающе улыбнулся Валентине высокий красавец в дорогом стильном костюме.
   -- Да. Как доложить?
   Мужчина оперся о стол ладонями в тоненьких лайковых перчатках и, нависнув над девушкой, тихо сказал:
   -- Я от Энеску. Сейчас твой патрон вылетит из кабинета, а мы зайдем. Ты отдашь мне, что нужно моему хозяину, я - то, что нужно тебе. Поняла?
   Валя закивала, зачарованно глядя в синие глаза.
   Все-таки Бройслав знатный гад, таких мальчиков рядом держит. Знала бы - лучше с этим связалась, чем с Энеску.
  
   Макрухин, правда, вылетел из кабинета и, чертыхаясь, пролетел по коридору к лифту.
   Налоговая, инспектора, комиссия - началось! Теперь бы разгрести.
   Ну, почему, Господи, он любит малолетних стерв?! Нет, чтоб прикипеть к какой-нибудь домашней, тихой, управляемой женщине во цвете лет. Так ничего на таких у него не ёкает - насмехается природа! Остренькое да нежненькое подавай - потом плати!
   Дурак старый!
   А в груди сладко, только вспомни про Ленку. Хороша была, хоть и девчонка совсем. Только в память о тех днях все ей прощал и терпел. Сколько выгнать хотел? А не мог. Глянет и ... Умеет девка мужчин держать, с полоборота заводить, причем, не прилагая усилий. Только глянет - уже душе тесно становится. Тоже - природа, талант уникальный.
   Да что теперь? Разгребай за этим талантом, пожинай плоды увлечения.
   И ведь знал, знал, что устроит она еще ему головную боль. Мстительная сука, вот что плохо.
  
   Вскрыть сейф Валя не смогла - это искусно проделал мужчина. Отснял все документы, положил их обратно и выдал Валентине конверт. Она заглянула в него при мужчине, пощупала чек, не веря своим глазам и привалившему счастью, и чуть не лизнула бумажку на радостях.
   Мужчина холодно посмотрел на нее и, криво усмехнувшись, вытащил из внутреннего кармана пиджака еще один презент: маленькую коробочку из бархата:
   -- Лично от моего господина вам на память и в знак дружбы.
   Валя с замиранием сердца открыла коробочку, предполагая, что там, и не ошиблась: бриллиантовые сережки-гвоздики, милые, маленькие и очаровательно красивые. Хотя, может, не брильянты? Нет, Энеску мелочиться не станет.
   -- С-спасибо, -- протянула, разом простив все обиды Бройславу. Умеет тот свою вину заглаживать.
   -- Не за что, -- бросил мужчина и ушел, пока Валя любовалась подарком.
   Девушка убрала следы пребывания посторонних в кабинете и юркнула на свое место, сгорая от нетерпения примерить подарок. Застежку, как назло, заклинило и пришлось чуть не отдирать ее, вдобавок края оказались острыми, и Валя поранилась. Но все закончилось благополучно - сережки, наконец, были вдеты в уши, зажаты плотной неудобной застежкой до боли. Неприятно, но зато точно не потеряются.
   Валентина покрутила головой, раскачивая капельки брильянтов. Их блеск поднял ее настроение на необычайную высоту: прелесть какая! Девочки-подруги обзавидуются!
   Нет, не зря она венгра терпела. Теперь у нее есть квартира, брильянтовые сережки, и можно смело высказать Макрухину все, что накипело, все, что она думает о старом похотливом баране, хлопнуть дверью и с гордо поднятой головой навсегда покинуть агентство. Хватит на всяких самодуров работать, прихоти их выполнять, пора о себе подумать.
   А может еще с Бройславом встретиться? Все равно поблагодарить за подарок надо, и лишними ни деньги, ни презенты его ей не будут. Уедет - кто ей еще такие заработки обеспечит?
   Позвоню, -- решилась, некстати раззевавшись. Положила зеркальце в ящик стола и прилегла на стол - пока нет Макрухина и посетителей, можно немного поспать. Это эмоции ее сморили. Еще бы, такие перемены в ее жизни грядут!
   Она заснула не услышав трели телефонов, не почувствовав как выписанный чек на тридцать тысяч долларов превратился в пепел.
  
   Макрухин вернулся довольный - налоговая, оказывается, перепутала здания и агентства, и после проверки документов и тщательного фейсконтроля, наконец ретировалась. Обошлось.
   На радостях Семен не стал пенять Валентине за сон на рабочем месте, только грянул весело:
   -- Подъем!! -- и поспешил в свой кабинет, не дождавшись реакции. Телефон зазвонил, и мужчина на ходу приложил трубку к уху, глянув на вызываемый его номер: Энеску не тот человек, которому можно перезвонить или попросить подождать:
   -- Слушаю вас.
   -- Я хотел узнать о результатах моего дела, господин Макрухин.
   -- Как вам сказать, господин Энеску?
   -- Прямо.
   -- Пока результатов нет, но работу ведем, дело движется.
   -- Значит, вы согласились им заниматься?
   -- Э-э-э...Да.
   -- Сколько вам нужно времени?
   -- Понятия не имею. Возможно месяц, возможно полгода. Вы задали мне сложную задачу.
   -- Вы сами создали имидж агентству как способному творить чудеса.
   -- Какие уж чудеса - рутинная, кропотливая работа.
   -- Не прибедняйтесь. Хорошо, я даю вам месяц и позвоню вновь, если надо - прилечу.
   -- Не желаете больше задерживаться?
   -- Дела. Я пришлю своего юриста. Он оформит с вами надлежащие документы. До свидания. И держите меня в курсе.
   -- Договорились.
   Телефон смолк. Семен присел на стол, улыбнувшись: что ж, часть денег он все же у Энеску выхлопотал. И на том спасибо, а там, может, еще Багира объявится, остальное забрать поможет. Ох, и высечет он ее!
   И ослабил галстук - жарко стало и приятно от воспоминаний, с каким наслаждением она высекла его много лет назад, перед самым расставанием, как царапалась и кусалась, когда он ее брал в первый раз, как ненавидела и в то же время не отказывала. Глупая была, дурочка-девочка, такую удержать ему было просто: то припугнул, то надавил. Ах, как она нервничала, а потом дала волю фантазии и превратила ночи в баталии. Незабываемое время, неповторимые ощущения.
   Макрухин провел по своей щеке, вспоминая, какие полосы оставили ее ногти после одной из таких ночей. Горяча девка, ой, горяча.
   Может в надежде, что когда-нибудь все вернется, он ее и держал?
   Тут позвонил Чигинцев и подпортил настроение:
   -- Твоих людей нашли. Трупы. Машина на переезде у Звягинцево, в двухстах километрах от Селезневки. Люди Нур-Хайли постарались. Квиты, Семен. Я с этим сам разберусь, а ты отдыхай. Пока.
   Трубка выпала из рук Макрухина: вот и все...
  
   Бройслав посмотрел на телефон и приказал Гарику:
   -- Готовь самолет. Загостились.
   -- На вечер?
   -- Да.
   -- Я полечу другим рейсом, иначе Ивана и эту нам не вывезти.
   -- Хорошо. Вылетайте раньше. Сегодня. Я прилечу завтра, прямым рейсом, чтоб избежать лишнего любопытства, а вы через Хитроу летите на Бромму и домой.
   -- Договорились.
   -- Как транспортировать собрались?
   -- Пока не знаю.
   -- Гробы, -- выдал Бройслав после минутного раздумья. -- Оформи, как своих родственников, и отправляй с личным сопровождением. Ребятам дай задание подготовить другие паспорта и пусть ждут в Хитроу. Чтоб не возникло трудностей, запиши их на мою фамилию.
   Гарик с некоторым удивлением глянул на мужчину и лишь головой покачал:
   -- Рискуешь. Девке, понятно, я не завидую...
   -- Зато хлопот меньше. В Англии.
   -- Сомнительно. Здесь их будет предостаточно.
   -- А ты не жадничай, плати без разговоров, и документы оформят в рекордные сроки - Россию не знаешь? Работайте, -- встал с кресла. -- Пройдусь, попрощаюсь с Москвой. Сувениры твоей маме куплю да развеюсь.
   -- Расстроился?
   -- Из-за чего?
   -- Ты знаешь.
   -- Гарик, не начинай. Я все равно ее найду, будь уверен. Другое дело, хотелось бы раньше, чем позже.
   -- И женишься?
   -- Женюсь.
   -- Что ж на Гдане или Дженни не женился? Они почти точь в точь портрет твоей иллюзии.
   -- Почти. У портрета еще характер есть. И душа.
   -- У портрета?
   -- Да, Гарик! У портрета есть глаза, они мыслят, чувствуют, рассказывают о ней. Я почти точно знаю, какая она.
   -- Ты бы лучше паспортные данные узнал, -- проворчал Фомин.
   -- Извини, -- улыбнулся Бройслав. -- Как встретимся, узнаю... Видишь ли, друг мой, паспорта, визы, гражданства - всего лишь статус, бумага, а мы связаны вне и вопреки им. Душой.
   -- На маниакальный синдром похоже.
   -- Каждый человек по-своему ненормален. Почитай Фрейда.
   -- Спасибо, я что-нибудь из классиков лучше осилю.
   -- Он тоже классик.
   -- Но не для меня. Ладно, твоя блажь, твое дело. Пойду я, управиться бы к вечеру с "трупами".
   -- Постарайся. Ивана опасно оставлять.
   -- Да и куклу эту тоже. Кстати, я в глубоких сомнениях о ее перспективности. Хлопот она нам прибавит, без сомнений, а будет ли толк от нее - вопрос. Что Иван, что Витислав, одно говорят - девка-бестия, та еще.
   -- Себя по молодости вспомни, -- улыбнулся Энеску.
   -- Я, это я, а она совсем другое.
   -- В крайнем случае, сдадим ее. Не проблема.
   -- Проще убрать.
   -- Тоже вариант, -- согласился Бройслав. -- Но спешить не стоит. Возможно, ребята преувеличивают. Женщина в любом случае - женщина, и найти к ней ключик всегда можно. Запросы у них однотипные - дадим, что хочет она, и получим, что хотим мы. Что с досье?
   -- Обрабатываем. Дома отдам. На почту скинуть проще, чем светиться с документами здесь.
   -- Хорошо. К моему приезду приготовь, и не сильно дави на девчонку. Не переусердствуй, она нам пока нужна, не забывай. Нежно с ней, ласково, а если не проймет, тогда в садиста поиграешь.
   -- Ок, -- вздохнул Фомин. Он бы вообще с ней связываться не стал, тем более, играть.
  
   Макрухин пятый раз нажал кнопку селектора, но Валя словно оглохла. Пришлось идти в приемную, чтобы уже не просить, а приказать ни с кем его не связывать. Нет его, умер часа на два - на время панихиды в тишине кабинета по новопреставленной рабе Елене.
   Но панихиду, оказывается, придется по двум его служащим заказывать - Валентина умерла. Это дошло до Макрухина минут через пять тупого рассматривания застывшего лица и тела, и столько же ушло на обдумывание причины и следствия скоропостижной смерти молодой секретарши. У него отчего-то не было сомнений, что это дело рук Энеску, но ни улик, ни фактов, понятно, не было, а интуиция хороша лишь для личного пользования.
   После суеты и хлопот с милицией, врачами, зафиксировавшими смерть Валентины, вскрытия, пусть беглого, но расследования, Макрухин убедился, что венгру он ничего предъявить не сможет. Секретарша, как выяснилось, умерла от внезапной коронарной недостаточности. А в этом никого кроме Господа Бога не обвинишь.
   А что конвертик с пеплом в сумочке был, да новые сережки стеклянные под бриллианты в ушах - никто внимания не обратил. Мало ли что и как? Может, девушка письмо любимого сожгла, а потом покаялась и бережно пепел в конвертик ссыпала? Сережек таких по Москве сотня за гектар - стараются китайцы, трудятся на радость любительниц бижутерии.
   И причем тут респектабельный Энеску, достопочтенный бизнесмен-иностранец?
   Встречался с Валей?
   А кто с ней не встречался? Что ж теперь, всех тревожить и обвинять в сердечной недостаточности впечатлительной дурочки, падкой на деньги?
  
   Глава 17.
  
   Я точно знала - это гроб. Сначала меня уложили в него, потом накрыли крышкой. Я все видела, но ничего не могла поделать: ни возмутиться, ни воспротивиться. Ни закричать, ни вырваться, ни заплакать. Впрочем, и не хотела. Странно, но я не чувствовала страха, только холод и абсолютное равнодушие. Моя душа не трепетала в тесноте и темноте, мои мысли были далеки от местопребывания тела - я уже ушла вперед, шагнула на следующую ступень своего неординарного путешествия в неизвестность. Мое воображение питало мои силы, помогало биться сердцу. Я точно знала, что отомщу за каждый час и каждую минуту этого беспрецедентного эксперимента, уложу в гробы один за другим каждого участника этой инсценировки. А как ее еще назвать? Понятно, что убивать меня не собирались, а всего лишь транспортировали как немую игрушку, куда им надо. И за это они тоже ответят. Иван, в первую очередь.
   Мой взгляд жег обивку крышки, и та почти дымилась. Я понимала, что кому-то понадобилась настолько сильно, что лучше бы прямо сейчас и умереть. В хорошие намерения моих похитителей, как и в их лояльность, не верилось.
   Я чувствовала тряску, засыпала и вновь просыпалась, в паузах усиленно заставляя двигаться тело, ловя любые мысли. Пальцы почти не слушались, рук же и ног я не чувствовала, но это меня не останавливало, и в конце концов я добилась успеха - слабого, но шевеления.
   Но на том вновь заснула, а может, всего лишь задремала.
   Не знаю, не помню - в голове перемешалось, как я нb пыталась расставить все по своим местам, как ни хваталась за логику и здравое размышление. Меня словно вели в сторону от `сейчас', `сегодня' и окунали то в прошлое пяти-, десятилетней давности, то вовсе в древние века, где вроде я, а вроде и кто-то другой. Мне виделся густой лес, кони, мужчины в кольчугах с мечами и пиками, мне слышались то крики идущего боя, лязганье клинков и ругань, то шум воды, словно водопад или ливень обрушился на меня, то мерещился запах пожарища и влажной одежды, сохнущей у огня. А еще мужчина с глазами, что заглядывали, казалось, мне в душу, и я точно знала, готова умереть за него, и словно жила только им и только для него.
   Меня охватывал ужас, наблюдая за собой со стороны. Я в панике кричала на себя: нельзя верить, нельзя привязываться, нельзя любить! Но не слышала и вновь смотрела в его глаза, тянулась всем сердцем к нему.
   Раздвоение личности, -- констатировала. И перестала сопротивляться, решив понять, с какой радости в моем воображении возникают странные видения. К чему они, зачем и отчего? Может предостережение?
   `Оррик'?...
   `Исвильда, любимая'...
   Что это? Имена? Какая глупость!
   А сердце предательно щемит, ноет.
   `Оррик, Орри', -- шепчут онемевшие губы.
   Бред. Это смерть? А может он и есть моя смерть?
   Или жизнь?
   Но нет разницы. С ним мне все равно и на жизнь, и на смерть, только очень больно от мысли, что он всего лишь видение, то ли призрак прошлого, то ли мечта о будущем.
   Я не вижу лица, я вижу лишь его глаза и слышу голос: и в нем, в нем лишь любовь.
   Кто может любить меня? Какой ненормальный?! Зачем ему это надо? А мне?
   Не хочу очнуться или умереть по-настоящему, потому что больше нет сил слышать завораживающий голос, что мутит мне душу, превращая разум в кисель, а меня в беззащитное, инертное существо. Но нет сил и отказаться его слышать, ведь в нем столько добра и тепла, нежности, искренней как... Не хочу видеть его глаза, в которые бы смотрела и смотрела, забыв про все на свете, и про себя в первую очередь. В них слишком много любви. Она жжет и притягивает. Она убивает, потому что у нее нет перспектив, она обречена, как все светлое и доброе обречено быть затоптанным, опошленным, извращенным.
   Глупо! Опасно...
   `Плевать'...
   `Только не уходи, Оррик!... Я так тебя ждала'...
   А вокруг уже дерутся. Рыцари средневековья совсем не такие, как рисуют на картинках и пишут в книгах. Их одежда груба и однотипна, приемы топорны и далеки от совершенства, но каменные в своей решимости лица полны привлекательной мужественности, столь редко встречаемой мною в этом мире. Я видела похоть, ревность, ненависть, презрение, чванливость, отвагу и испуг, но спокойную отрешенность от себя, и только цель, только веру, зовущую вперед на пики, на смерть - не видела. Четверо мужчин бились вокруг меня с парой десятков воинов, и каждого из четверых я знала по имени, знала их характер и манеры, внутренние страхи и мечты.
   Лексинант. Сколько дорог им пройдено, сколько побед одержано в битвах и сколько веры и чести в сердце? Он закален и умен, опыта ему не занимать. Но осторожности он не ведает.
   Галиган - мальчик, по сути, совсем неопытный птенец, проживший всю жизни в клетке и вот вкусивший свободы. Его душа рвется к невесте, но сердце приказывает остаться с друзьями.
   Гарт - скептик и пессимист, но уникальный в своей самоотверженности друг. Его мечта быть любимым женщиной, но не подругой - матерью. Его боль черна, его душа чиста, и нет верней руки, и нет благородней сердца... кроме сердца Оррика, моего Орри, самого лучшего, самого...
   Он ранен..
   Я...
   Больно. Спина болит, как будто проткнута насквозь, в груди жжет, и слезы текут сами, но не от боли физической, от боли душевной - ведь нам остался миг. Мой Оррик рядом, его кровь смешивается с моей, и мы умрем, я точно знаю, но слышу словно в забытьи:
   -- Любимые не умирают...
   И мне спокойно, я ему верю. Я с ним, он со мной, а в смерти или жизни уже не важно.
   -- Оррик...
  
   Миг то ли своей, то ли чужой жизни, и все же, как своей, одной на двоих с тем мужчиной. Я плачу, совсем не чувствуя того. Мне жаль влюбленных, что погибли зря, и все же кажется, что живы, ведь их любовь была светла и так крепка, что даже не могу представить, что это было лишь во сне. Она как чудо, она и есть чудо, что, раз показавшись, уже не покидает мир и хранит души ушедших, соединяя навеки веков. Мне больно, очень больно, что все лишь сказка, бред, плод моего воображения, подточенного этим саркофагом, заточеньем, а может и лекарствами, что, парализуя тело, высвобождают душу, заставляя бродить там, куда ей лучше не ступать.
   Как жить теперь? Как прятать эту боль? Как погубить опять проснувшуюся мечту, и вновь из нежной чистоты сияния его глаз, любви, что, усмиряя любую ненависть, смягчает сердце, заставляя забывать обиды, вернуться в грубость мира, жить одной. Как все, ходить по головам, смеяться над собой и над другими. И прятать глубоко, как можно глубже, себя и ту любовь, что быть не может, умерла, как та девчонка и тот мужчина. Вместе с ними, в них. А может, выжила? Но с ними и осталась. Не со мной. И этого мне жаль, и глупого сердечка, что трепыхается еще, зовет и грезит небывалым.
   А в голове, не знаю откуда взявшись, бьются слова: раз вкусив любовь и разбудив ее в себе, ты вспомнишь о ней и после смерти, и в следующей жизни. Она уж не умрет никогда, потому что станет неотъемлемой частью тебя, и не истлеет вместе с сердцем, найдет тебя вновь, разбудит, соединит и свяжет с тем, кто был тебе однажды дорог, с тем, кого ты любила всей душой. Ты не спутаешь его ни с кем, поверь, дитя...
   Это же старик-паломник, друг шейха Аббаса Нур-Хайли! Он давно умер, как та, с кем беседовал. "Святой человек" - он-то тут причем?!
   Это бред!
   Пустите же меня, оставьте. Не слышу, не хочу, и видеть тоже. И Оррик кто, не знаю!! И про любовь слышать не хочу!!....
   Это слишком больно, почти так же, как если б стрела вонзилась в сердце.
   А родимое пятно в виде сердечка на спине?
   Да причем тут оно?!!
   А ладонь, что с детства преследует меня, как фантомная боль, присутствует, придерживает, греет, бережет и закрывает.
   Но она не закрыла!
   Выпустите меня, выпустите сейчас же!! -- начала крутиться в тесноте, движимая паникой, страхом, болью, непониманием и жутким сожалением неизвестно о чем.
  
   Бройслав бродил по шумным улицам столицы, держа охрану на расстоянии. Он искал, сам не ведая что, заглядывал в лица прохожих, в витрины магазинов и шел куда ноги вели. На душе было пасмурно, тоскливо не в первый раз, не в последний, но отчего-то именно сегодня особенно остро и болезненно воспринималось душевное состояние.
   Он хотел бы проститься со своей грезой, оставить ее здесь и больше не жить иллюзией, но понимал, что это невозможно.
   Если б он мог выговориться, открыть, что у него в душе, наверное, ему стало бы легче, наверное, тогда он смог бы расстаться с мечтой или уверовал в нее еще крепче. Но природа так устроила мужчин, что бронь внешней силы и твердости крепко прикрывает романтизм натуры. Мужественная маска ложится на их лица от рождения, и они следуют ее антуражу, зажимая себя истинного, глубоко пряча неподобающие их полу надежды, стремления, иллюзии. Женщинам проще - ранимые снаружи и циничные внутри, они могут позволить себе слабость, и этой слабостью победят любую силу, следуя прагматичному рассудку.
   Бройслав сидел за стойкой в баре и с некоторой завистью поглядывал на двух трещащих без умолку подружек, дерзких и циничных, судя по разговору, но при этом сохраняющих внешнее очарование наивности и беззащитности, чем и привлекали взгляды одиноких мужчин. Охранники Энеску и те с интересом поглядывали на юных беззаботных стрекозок.
   Орион допил коктейль и уже хотел уйти, как услышал, что тема разговора подруг сменилась и вместо течений моды, цен на тряпки и прелести той или иной косметической фирмы они с той же неподражаемой эмоциональностью принялись обсуждать совсем не вяжущиеся с их легкомысленной внешностью вещи.
   -- Честно, Лола! Вот поверь: пять минут и я оказалась перед дверьми. Открыла их, начала спускаться вниз и заходить на каждый этаж, а там мои прошлые жизни, представляешь? Сроду бы не поверила, что в прошлой жизни я была монахом! Дородным таким отцом... блин, забыла как меня звали! Нет, ну, монахом, конечно, слишком. Да еще мужчиной! Бр-р! Скучина жуткая: молитвы, посты, ряса неудобная, кельи холодные, братья тупые! Фу! Я даже обиделась сначала ... а потом подумала - на кого обижаться-то? А состояние - класс! Глаза открываешь и начинаешь понимать, почему, например, я Петьку Сумлина терпеть не могу - он в прошлой жизни, паразит, столько соков из меня выпил, ужас!
   -- Причем тут Петька? -- округлила глаза девушка в кудряшках.
   -- Так он там же был!
   -- Так и сказал: привет, Мариша, я Петя!
   -- Да ну, тебя, сейчас обижусь и вообще ничего рассказывать не буду!
   -- Ну, ладно, чего ты, я же пошутила.
   -- Глупые у тебя шутки. Между прочим, мы, оказывается, меняемся, в смысле телами, а глаза остаются такими же. Мужчина, женщина - неважно. Я когда поняла, просто обалдела!
   -- Я тоже хочу! Интересно, а кем я была в прошлой жизни?
   -- Теленочком! -- прыснула блондинка.
   -- Сама такая! Ты не вредничай, дай телефон этой реинкарнарщицы...
   -- Кого?! Фу, ты, Лола, ну, назвала! Лида ее зовут, соседка моя. Она знахарка, ну, кустарная, конечно, так вроде что-то может, а вроде нет. Принимает на дому время от времени. Но мне кажется, она много знает, просто тихарится, дурочкой прикидывается, -- снизила до шепота голос девушка, так что Бройславу пришлось напрячь слух, чтоб услышать. -- Зойка Краскова из третьей параллели к ней ходила по личному делу и, представляешь, замуж выходит! А мать моя подругу свою водила к ней и у той тоже все классно стало, только они тоже почему-то молчат, чего там и как. Партизанки, блин!
   -- Слушай, устрой меня к ней...
   -- Простите, девушки, -- подошел к ним Бройслав, заинтригованный услышанным. Конечно, он не верил во всю эту чепуху, но то ли от скуки, то ли от отвратности настроения, а может из любопытства решился на приключение. -- Я случайно подслушал ваш разговор и хотел бы узнать у вас адрес этой женщины и телефон.
   -- Какой женщины? -- округлила глаза блондинка, изобразив дурочку.
   -- Вам идет, -- оценил Энеску, окинув ее взглядом, и чтоб время зря не тратить, вытащил стодолларовую купюру. -- Мне очень надо. Давно ищу специалиста по реинкарнациям, но, к сожалению, попадаю на аферистов. Вы бы очень помогли мне.
   -- Ну-у-у, не знаю, -- замялась девушка. -- Вообще-то она не принимает с улицы...
   -- Разве я похож на человека с улицы? -- улыбнулся Бройслав, вложив все очарование, на какое был способен в тот момент в улыбку. -- Неужели вы не хотите дать хорошо заработать своей знакомой?
   -- Я могу лишь спросить ее...
   -- Спросите, -- мгновенно вытащил телефон из кармана и протянул девушке.
   -- Сейчас?!
   -- Почему нет? Как у вас говорят? Куй железо пока раскаленное.
   -- Горячее, -- вставила свое веское слово Лола, и на десятый раз оглядела Энеску. -- Вы иностранец, да?
   -- Да, и ночью улетаю домой. Мне будет жаль, если я не успею встретиться с вашей знакомой, -- ответил, умоляюще глядя на Марину. Сотня дензнаков впечатление на нее не произвела, а заклинающий взгляд красивого мужчины заставил размякнуть.
   -- Ну, хорошо, -- взяла телефон, улыбнувшись ему. -- Только вряд ли у вас получится - время уже девять вечера, поздно.
   -- Я компенсирую и вам, и ей.
   -- Что компенсируете? -- не поняла девушка и набрала номер.
   -- Затраченное время.
   -- Вот еще! -- фыркнула и запела в трубку. -- Лидия Константиновна, здравствуйте, это Марина, соседка ваша. Да, да, я вчера у вас была... Ага.... У меня просьба к вам, тут мужчина очень с вами увидеться хочет. Очень, да. По той же теме...
   Чтобы женщина не успела отказать, Энеску поманил пальцем блондинку, указал на телефон: дай трубку, я сам поговорю.
   Та отдала, пожав плечами.
   -- Здравствуйте, Лидия Константиновна. Извините, что тревожим вас, но мне действительно очень важно встретится с вами.
   На том конце с минуту молчали и, наконец, приятный тихий голос спросил:
   -- Зачем?
   -- Поговорить.
   -- Всего лишь?... Допустим. Когда вам удобно?
   -- Сейчас.
   -- Сейчас?! Нет, это невозможно...
   -- Я уезжаю ночью. Лидия Константиновна, а мне очень важна встреча с вами. Поверьте, это сам Бог послал мне вас, -- не моргнув глазом, плел Бройслав чушь. -- Скажите, куда, и я подъеду буквально в течение десяти минут. Я не задержу вас и, понятно, компенсирую хлопоты и ваше время.
   -- Э-э-э... Скажите, как вас зовут.
   -- Бройслав.
   -- Нет...
   -- Энеску.
   -- Нет, как вас зовут ваши друзья.
   Странный вопрос. Бройслав помолчал и решился, сам себе удивляясь:
   -- Орион.
   -- Вот как? -- женщина задумалась и согласилась. -- Если успеете до десяти, я вас приму. Нет, не обессудьте.
   -- Я успею!
   -- Тогда записывайте адрес.
   Энеску быстро занес в другой телефон данные, радуясь, как ребенок. Он сам не понимал чему, да и не хотел понимать: случайность, цепляясь за случайность, не раз выводила его из тупиков и ориентировала в нужном направлении. Он давно научился читать по знакам судьбы и порой слепо полагался на них, осознавая душой, к чему они и как нужно поступить - и ни разу не проиграл. Душа не человек, она не подводит.
   -- Спасибо, девушки! -- искренне поблагодарил малышек и, махнув рукой своим ребятам, рванул прочь из бара.
   -- Эй, а деньги-то забыли!! -- донеслось в спину.
   Бройслав лишь рассмеялся.
   -- Машину, быстро. Мне нужно по этому адресу, -- сунул в руку Станислава телефон с адресом гадалки. Тот кивнул: понял и принялся звонить водителю, что следовал за ними по мере возможности. На счастье он оказался рядом, на стоянке, и через минуту компания уже садилась в машину. Это Бройслав также принял за хороший знак.
   Был бы Гарик рядом, начал бы отговаривать от глупой затеи, -- усмехнулся, искренне радуясь, что сегодняшний вечер он проведет интересно. На больший результат не сильно надеялся.
  
   Мне в глаза ударил свет, и я непроизвольно зажмурилась.
   -- Смотри, крепкая девчонка.
   -- Ну, таких ничем не испугаешь.
   Я приоткрыла глаза, чувствуя, как меня поднимают, усаживают. Лица мужчин были незнакомы, за исключением одного, но я могла поклясться, что знала еще одного. Его глаза я видела только что, в том бреду.
   -- Гарт, черт тебя дери! -- прохрипела.
   Мужчина нахмурился и покосился на Лейтенанта.
   -- Лексинант, какого черта ты творишь? -- зашипела на него, пытаясь подняться, но тело еще не слушалось.
   Судя по вытянувшимся постным лицам, мужчины приняли мои слова за начальную стадию умопомешательства. О, как я их понимала! Та Лена, до поездки в гробу, словно панночка Гоголя. А эта, уже вкусившая прелести общения с загробным царством, еще оставалась там и смутно воспринимала этот мир. Директории смешали два в одно и выдавали сакральные парафразы, больше похожие на ахинею ненормального, с точки зрения любого нормального, и я бубнила их, даже не понимая, на каком языке говорю.
   -- По-моему, ты ошибся, Иван, не такая уж она крепкая, -- протянул Гарт. -- Бройслав будет недоволен.
   -- Да все просто: снотворное, гроб - она уехала в виртуальность, сейчас вернем на землю.
   И выплеснул мне в лицо стакан воды.
   Я задохнулась от неожиданного душа, замерла, сморщившись, зажмурившись и непроизвольно выставив руки. И очнулась, потеряв картинки древней старины, как сон, сообразила, среди кого я и кто. Пришла в себя и вспомнила, как попала в это небольшое полутемное помещение - в гробу! Благодаря Ивану!
   Мое лицо перекосило, а приоткрывшиеся глаза сами нашли предмет моего горячего желания поквитаться: ну, держись, Лейтенант.
   Конечно, дергаться бесполезно, а возможно и чревато, да и тело еще не слушается, но уж очень мне хотелось поделиться хоть малой долей пережитых впечатлений с разлюбезным моим напарником.
   Я сделала вид, что потеряла сознание, и вывалилась из гроба.
   Глупцы купились и подхватили мое тело в падении. Я тут же въехала одному локтем под дых, а второму коленом в пах. Слабо, понятно, сил еще мало было, но Иван охнул и отпрянул.
   -- Это начало, милый. Обещаю, дальше будет веселей, -- прошипела, прижатая вторым мужчиной к стене.
   -- Даже не мечтай.
   -- Понежнее, сэр, я дама хрупкая, тонкой душевной организации, могу и на вас обидеться, -- предупредила честно.
   -- Иван, уйди! -- приказал он, и Лейтенант побрел на выход, многообещающе глянув на меня. Мужчина же толкнул меня в кресло и навис, весьма красноречиво щурясь. Вид у него был пиратский и устрашающий, только мне после галлюциногенной смерти все ровно было. Тот понял это по моему взгляду, усмехнулся и поманил парня с хвостиком, что замер на посту у дверей:
   -- Принеси леди горячего кофе со сливками и что-нибудь легкое перекусить. Итак, поговорим? -- уставился на меня.
   Я бы разговор расчленением начала, но по здравому размышлению пришла к выводу, что для начала неплохо бы узнать, что дяде надобно.
   -- Ну, -- поторопила, глядя на него исподлобья.
   -- Ты меня не понукай, милая, я тебе не конь, -- бросил, вальяжно усевшись в кресло наискосок от меня.
   -- Я тебе не милая, -- процедила сквозь зубы. Чесались они у меня жуть - о его сонной мечтали.
   -- Тогда познакомимся. Меня Гарик зовут. А тебя?
   -- Мария Магдалена.
   -- Не-а, -- развеселился мужчина. -- Хелен Энеску. Хочешь, паспорт покажу?
   -- Хочу. А еще полотна Рембранта и личные письма Леонардо Да Винчи.
   -- Ты со мной не играй, детка, я не мальчик...
   -- Девочка? -- выгнула бровь, искусно изобразив удивление, и придирчиво окинула его фигуру взглядом. Сильный диплодок, натренированный.
   Лицо мужчины стало холодно-отстраненным, взгляд неласковым, давящим.
   Только не на ту напал, дядя.
   Я чуть повела плечами, разминая затекшие мышцы, и уселась удобнее, обняв одну ногу и выставив другую: полюбуйся, барин-свет. Моя ступня почти достигла его ноги под равнодушным взглядом Гарика и была грубо отодвинута.
   -- Не шали, сказал.
   Ладно, -- поменяла позу, сев, как гимназистка перед директором, и скромности в глаза напустила, румянец смущения на щеки нагнала:
   -- Так лучше, дяденька? -- мурлыкнула почти приветливо. Но и это на Гарика впечатления не произвело. Он хмыкнул и головой качнул:
   -- Ох, экземплярчик. Понять не могу, на черта ты нам сдалась? Спасать тебя от твоих же, чтоб спектакли смотреть?
   -- А правда, чего ради вы в самаритян играть вздумали?
   -- Жалко тебя стало.
   -- Кому? Не Ванюше ли?
   -- Потерпи, узнаешь. Сейчас мы другое решить должны, вернее ты. Гроб понравился, комфортный?
   Я насторожилась - никак есть предложение продолжить близкое знакомство с ним? Меня невольно передернуло:
   -- Ничего гнездышко, но формат не мой.
   -- Да? Тогда выбирай: ведешь себя тихо, смирно, послушно, и благополучно добираешься собственными ножками в действительно комфортные апартаменты, в безопасное для тебя место. Или два варианта на выбор: ложишься в гроб сама и здесь или тебя уложат там, откуда мы тебя вытащили.
   Ответ пришел сам, но озвучила я его через пару минут раздумий, чтобы нагнать значимости и напомнить о своей независимости. Знаю я таких спасителей: из огня вынут, в полынью сунут.
   -- Прежде чем ответить, я хочу знать, кто вы, зачем и куда меня везете.
   -- На встречу с одним человеком, с которым, надеюсь, вы найдете общий язык.
   -- Он желает потренироваться в языках?
   -- Не паясничай, утомляет. Он желает поговорить с тобой и приглашает погостить на его вилле.
   -- Мерси, только приглашение, согласись, оригинальное, я такие обычно не принимаю.
   -- Так и ситуация неординарная, заметь.
   -- Уже.
   Мой взгляд стал жестким, с намеком, что память у меня хорошая.
   -- Способ доставки - идея этого человека?
   -- Какая разница?
   Понятно, я права. У меня еще один должник появился.
   -- Хорошо, я согласна познакомиться с вашим человеком.
   А там посмотрим, каким способом его доставку и куда организовать.
   -- Молодец, -- похвалил меня Гарик.
   Ты еще пятерку в дневник поставь, идиёт!
   В помещение вошел парень с подносом.
   -- Подкрепись, -- посоветовал Гарик, вставая. Вытащил кейс из-под кресла и поставил передо мной. -- Здесь одежда и паспорт. Сбегать не нужно, потому что глупо и бесперспективно. Ребята мы терпеливые, но не до бесконечности. У нас самолет через час. Личный. Поэтому советую, прежде чем делать, крепко подумать. Да и бежать-то некуда, друзей, я чувствую, у тебя нет, а врагов не меряно.
   Я смекнула, что спешить с прощальными реверансами пока не стоит: во-первых, особь, желающая меня видеть, не бедствует, во-вторых, мне нужна передышка для того, чтобы сориентироваться и решить, куда и каким образом уходить, в-третьих, моему организму нужно восстановиться, в-четвертых, категорически не нравятся гробы.
   А в-пятых, этот Гарик прав - врагов у меня достаточно и спешить на встречу с ними не стоит.
   Я кивнула, с теплой, почти как ночь на Северном полюсе, улыбкой, помахала ладошкой: испаритесь, сеньор, сеньорита переодеться желает.
   Тот понял и вышел, но мальчика оставил.
   Пускай - я не гордая, не жадная да и стыдиться мне нечего -- смотри на здоровье.
   И открыла кейс.
   По одежде: строгому темному костюму, кофте под горло, туфельках сугубо пуританского направления, я подумала, что мы в Англии. Чай, овсянка с джемом, предоставленная мне доброхотами, подтвердила мою догадку. Так овсяную кашу могут готовить лишь в Лондоне.
   Я кушала и думала: хорошо это или плохо, выгодно мне или наоборот?
   С одной стороны, правосудие здесь работает на "ура", в полиции служат ребята бравые, всегда готовые прийти на защиту гражданских прав любого человека, с другой стороны, смысл мне красным флагом размахивать, если в итоге я попаду домой, куда, ой, как не надобно. Но опять же, похитившие меня впечатления добропорядочных, законопослушных граждан не производят. С криминально-отмороженным душком ребятки, жесткие от макушки до пят, и рожи, что кирпичи, и взгляды, что обоюдоострые ножи, о манерах вообще молчу.
   Ясно, что меня далеко не на Венецианский карнавал приглашают и не на знойную сиесту в объятья мачо. Интерес их приземлен и не факт, что с моим стыкуется. Ситуация мне напоминала капкан, в который я попала, убегая от вепря, и оказалась зажата мало в железные тиски обстоятельств, так еще и обложена, как зверь, со всех сторон. Куда ни глянь, печальный пейзаж.
   Но печалиться отменяется - недосуг. Время есть, значит, есть возможности.
   Я допила чай, переоделась в предоставленное тряпье, дорогое, но не моего фасона, поблагодарила неизвестного благодетеля за то, что хоть не юбкой одарил, а все же брюками, в которых ходить тоска, зато прыгать и бегать сподручно, и принялась изучать свой паспорт.
   Теперь я Хелен Энеску. Где-то я слышала эту фамилию.
   Ч-чер-рт! Бройслав Энеску - партнер Аббаса по нефтепромыслу и принца Чарльза по теннису! Случайность? Не верю.
   А не пора ли мне в сторону уходить? Нур-Хайли не зуб - клык на меня имеет, если не всю акулью челюсть. К кому, кому, а к нему в руки я точно не хочу, уж лучше на Родину: в джунгли к питону, в гнездовье Селезневских пеликанов, в прайд шакалов и гиен, даже в гроб - пожалуйста. Да и Энеску, слышала, тот еще тираннозавр, шейхов и питонов перемалывает влет и косточек в воспоминаниях не оставляет. Жесткий мужчина до жестокости, а в силу немалого капитала, недосягаем для любой системы. Он сам себе система, сам себе закон. Аббас-то, по сравнению с ним, почти ангел.
   Оп-са! Это я? -- с долей ужаса уставилась на свою фотокарточку и заскучала о зеркале, чтоб сверить оригинал с копией. Пришлось довольствоваться солнцезащитными очками из кейса. Не ахти что разберешь, но ясно, что фото не фальшивка. Это меня разозлило, и к списку ожидающих сатисфакции добавилось пару личностей, в частности, парикмахер и тот затейник, что его надоумил мне подобную стрижку сделать и цвет волос. Они стали моего естественного русого цвета и едва доставали до груди. Вместо красивых локонов теперь были чуть вьющиеся пряди и челка до бровей, как у Мирей Матье. Но той она шла, потому что скрывала беззащитность взгляда и истинную суть ранимого характера, а мне нет, потому что открывала тоже самое, выставляя на всеобщее обозрение то, что я усиленно прятала.
   Убила бы цирюльника! И все его начальство, и эту теплую компашку.
   Но слабо - пять амбалов выстроились у выхода, поглядывая на меня с плотоядным ожиданием.
   Ладно, пока побег отменяется.
  
   В состоянии всеобщей "любви" ко всему живому меня препроводили в салон самолета, зажав охраной со всех сторон, как королевскую особу или звезду. Гордости я не испытывала, а вот злость - неимоверную.
  
   Глава 18
  
   Я плюхнулась в кресло, пройдя не столько по салону, сколько по всем встреченным конечностям, попинав как бы нечаянно по ногам мальчиков из охраны. Щелкнула пальцами, призывая симпатичную девушку с натянутой на губы улыбкой:
   -- Виски с содовой, конфеты с ликером.
   -- Извините, мэм...
   -- Мэм пошутила, Стесси, иди к себе, -- сказал Гарик, усаживаясь напротив меня.
   -- Тогда семечки! -- рявкнула я в спину удаляющейся мамзель.
   -- Обойдешься, -- бросил мужчина. Я мило улыбнулась ему, предупредив взглядом - полет будет долгим, тебе вечностью покажется, ш-шакал!
   -- Я проголодалась, к тому же страдаю клаустрофобией и аэрофобией. Плюс у меня токсикоз на все встречные предметы и лица. Если мне сейчас же не принесут выпивку и много, много легкой закуски, вас ждет долгий и незабываемый полет!
   -- Подождешь до взлета.
   -- И когда он намечается?
   -- Не твое дело.
   Понятно: кого-то ждем.
   Я попыталась разглядеть пассажиров за занавеской - этот салон небольшой и явно для охраны - мальчики уже устроили свои тела в соседних креслах. Значит следующий салон хозяйский, для VIP-персон.
   Так и есть - занавесочка, колыхнувшись, приоткрыла моему взору уютную обстановку, малиновую шелкографию обивки и элегантный носок мужской туфли у столика красного дерева. Где-то я эти ботинки видела. Ах, Ванечка!
   -- Тебе принесут все необходимое, если ты перестанешь дурить, -- сказал Гарик.
   -- И тогда вы пойдете к своему дружку? Несколько часов будете пить, курить и трахать Стесси?
   Мужчина повернулся к занавеске, желая понять, что я решила и что могла увидеть. Потом посмотрел на меня и сухо бросил, поднимаясь:
   -- Если будешь дергаться, трахать будут тебя.
   -- Обещаете? -- игриво выгнула бровь, внутренне сгорая от желания поточить ноготки о его физиономию.
   Гарик скривился, словно сырую креветку съел, и пошел за занавеску.
   А я притихла ровно на пять минут, чтоб в покое рассмотреть, что за персону нон грата ждут мои похитители. И как только дождалась, поняла: сейчас скончаюсь от нервной горячки. Мои зубы скрипнули, руки сжались в кулаки - в салон вошли лордесса Перетрухина с лорденком Сергеевым. Бис!
   -- Мы в каком аэропорту? -- спросила у двухметрового мальчика с хвостиком, заподозрив в себе нешуточную мозговую болезнь.
   -- В международном, -- заверил.
   -- Очень смешно. У вас неслабый умственный потенциал. Наверное, два Гарвардских коридора за спиной.
   -- Тебе какая разница? Сиди и не крутись.
   -- Не могу, -- и поманила его пальчиком, заставляя приблизиться. -- У меня аэрофобия, клаустрофобия и ... -- заманчиво облизнулась, с томной поволокой во взгляде глядя ему в глаза. -- Нимфомания.
   Малыш моргнул.
   -- Договоримся? -- подмигнула ему, провела пальчиками по груди, норовя залезть под рубашку. -- Мне не нужен порт прибытия, но на душе спокойней будет, если буду знать порт отбытия.
   -- Бромма, частный сектор, -- прошептал обескуражено, мысленно уже прикидывая, куда бы меня увести с глаз остальных.
   Стокгольм, значит. Вот бы я оплошала, рванув в полицию в твердой уверенности, что мы в Англии.
   -- Спасибо, котик. Помурчим на досуге, -- пообещала. -- А пока ты не мог бы принести мне что-нибудь выпить и перекусить. Твой шеф такой строгий, а я, честное слово, очень боюсь летать. Может, ко мне сядешь? Выпьем, поболтаем. Путь-то неблизкий.
   -- Четыре часа... Меня Борис зовут.
   -- Да что ты? Мое любимое имя.
   Хотя плевать мне на него, как и на тебя!
   Мужчина глянул в сторону занавески и решился:
   -- Сейчас я, -- встал.
   Иди, милок, иди.
   Тот скрылся, а я пересела к его соседу, мужчине постарше и посерьезнее. Орешек крепок, но расколоть его поможет опыт, а что ж еще?
   -- Здравствуй, Сережа, -- прильнула к его плечу. -- Зазнался совсем, не узнаешь.
   -- Меня Богомир зовут, и русский язык я не понимаю, -- по-английски заявил тот хмуро и попытался стряхнуть меня с плеча.
   -- Так и я русский не понимаю, да и зачем нам языки, ведь давно уже все слажено, правда, милый? -- томно улыбнулась ему, поглаживая отворот пиджака.
   Тут некстати Гарика черти принесли. За ним маячила смущенная физиономия мальчика, что обещал обеспечить меня съестным и информацией. Судя по виду обоих, состоялся неприятный разговор, что мог вылиться в неприятности для меня, но мне было на то ровно. Я сильнее притиснулась к мужчине и изобразила бурную радость от общения с ним.
   Я понимала, что веду себя глупо, но взять себя в руки не могла, потому что находилась на той стадии женской неврастении, когда тихий океан примерно по лодыжку, а любой людоед - мальчик для битья. "Паниковского несло" - вот и меня тоже.
   В состоянии полнейшего озверения эмоции зашкаливало. Я не разделяла на правых и виноватых, не видела своих и чужих, и на себя мне было все равно - главное выплеснуть накопившееся и как можно больнее ударить любого подвернувшегося под руку. Не потому, что я имела к нему личную неприязнь, ее заработать труда не составит, а потому, что мои подпорченные бригадой по ритуальным услугам нервы сдали, и терять было нечего и приобретать, кроме неприятностей тоже.
   Гарик уставился на меня, потом на Богомира и шагнул к креслу:
   -- Вставай, пошли.
   О, уважаю, этот мужчина не шакал - с умом дружит. Понял, что я затеяла соблазнить его ребят, сообразил.
   -- А что такое? -- изобразила дурочку.
   Гарик схватил меня за руку и, рывком вытащив из кресла, толкнул на выход.
   -- Прости, котик, рандеву пока отменяется, -- послала воздушный поцелуй Борису, проплывая мимо под руку с его боссом. -- Не скучай, я буду помнить тебя.
  
   Бройслав ожидал увидеть полненькую брюнетку лет сорока, но его встретила милая стройная шатенка от силы тридцати лет. И балахона, цепей с пентаграммами, как он представлял себе, на ней не было - простенькая домашняя одежда, собранные в хвост волосы и скромные сережки в ушах.
   -- Лидия Константиновна?
   -- Да. А вы Орион. Здравствуйте. Проходите, -- распахнула шире двери, впуская в уютное жилище, по интерьеру которого нельзя было сказать, чем занимается его хозяйка.
   Бройслав снял туфли, оглядывая полки с книгами в прихожей, задержал взгляд на фотографии маяка на темно синем фоне.
   -- Меня успокаивает эта картинка, она оптимистична, правда? -- заметила его интерес к необычной фотографии женщина. -- В ней живет надежда.
   -- Да, -- согласился. Маяк манил и сулил рассвет, что уже близок и вот-вот разорвет первыми лучами солнца клубящую тьму ночи. -- Показательно.
   -- Проходите в комнату, -- пригласила, шагая впереди. -- Присаживайтесь, -- указала на широкий диван.
   Бройслав сел и неторопливо начал осматривать жилище знахарки, убогое и тесное.
   -- Так что вас привело ко мне и что за срочность заставила вас прийти почти ночью? -- спросила Лидия, усаживаясь в кресло напротив мужчины.
   -- Меня интересует тема реинкарнации. Я ученый...
   -- Астроном?
   -- Астрофизик.
   -- Но вы давно не занимаетесь наукой. Вы бизнесмен, причем удачливый. Ваши капиталы растут действительно с астрономической скоростью.
   -- Это у меня на лбу написано? -- сухо улыбнулся Бройслав. Этим замечанием гадалка его не удивила - немного ума надо, чтобы сложить стоимость его костюма, часов, ботинок, ухоженного вида и размер кошелька.
   -- Да, если хотите.
   -- А что еще написано?
   -- Вы иностранец.
   -- Сильный акцент?
   -- Неслабый.
   -- Я льстил себе надеждой, что довольно неплохо знаю ваш язык и говорю почти как москвич. Придется потренироваться.
   -- Не станете. Незачем. Вы не делаете того, в чем не видите смысл и толк, время свое цените.
   -- Это плохо?
   -- Кто сказал? Наоборот, хорошо. Но я была бы благодарна вам, если б вы оценили и мое время.
   -- Я оплачу...
   -- Нет, дело не в деньгах. В том, что время достаточно позднее, и приняв вас, я отложила свои дела, которые мне в любом случае придется доделывать. Изложите, пожалуйста, суть проблемы.
   -- У меня нет проблем, но есть вполне объяснимое человеческое любопытство на счет жизни и смерти.
   -- Это и есть ваша проблема: вы не боитесь смерти, вы боитесь что-то не успеть в жизни.
   -- Согласен.
   -- Между тем, вы умрете не раньше чем ваше истинное предназначение будет выполнено. Смерть это такое же чудо, как жизнь, и такая же тайна. Мы уходим в нее, из нее же возвращаемся. И не голыми, а с опытом и определенными знаниями, наработанными в других жизнях, другое дело, что, пережив шок рождения, мы забываем те важные детали, которые необходимы нам. Они возникают подспудно и проявляются постоянно, но мы не можем дать отчет им, не хватает знаний.
   -- Но у вас, я слышал, знаний достаточно.
   -- Знаний не бывает достаточно. Человек учится всю жизнь. Вы хотите побеседовать со мной и понять что-то для себя? Спрашивайте.
   -- И вы ответите?
   -- Естественно. Вас это удивляет?
   -- Я слышал, что оккультные знания достояние определенного типа людей, и другим они не даны, есть запрет рассказывать о том.
   -- Чушь. Человек имеет право на знания в любой области. Мне было бы стыдно, узнав что-то, утаить от другого, ведь ему это может оказаться очень нужным.
   -- Но профаны могут воспользоваться информацией в негативных проявлениях.
   Женщина улыбнулась:
   -- Для этого они должны понять, о чем речь, а как поймут, если профаны?
   Бройслав невольно задумался - женщина нравилась ему все больше и вызывала редкое для него чувство уважения. Обычно подобное возникало у него после длительного общения, знакомства не один год и тщательных проверок, "тестирований".
   -- Я, по-вашему, профан?
   -- Вы - нет, вы просто неверующий человек, но вам это и не нужно. Вы уже нашли для себя Бога и теперь ищите себя в нем.
   -- Не понимаю, -- признался.
   -- Ваш Бог скрыт от глаз остальных, его имя давно извращено в людском сообществе и вы не хотите его осквернить, не хотите стать посмешищем в глазах окружающих. Вам вообще нет до них дела.
   -- Вы психолог?
   -- Дипломированный? Нет.
   -- Тогда позвольте полюбопытствовать, откуда вы взяли, что я именно таков?
   -- Я вижу глаза человека, чувствую его душу и рассказываю о ней. Внешняя оболочка значения не имеет. Внешне вы жесткий и самоуверенный человек, способный на очень жестокий поступок, не знающий жалости, не принимающий иную мораль, кроме своей. Люди для вас - ступени к достижению цели. Игрушки, с которыми вы забавляетесь. Вы мстите им.
   -- Нет, -- покачал головой. -- Вы не правы.
   -- Права, только вы не утруждаете себя пониманием, отчего вы стали таким.
   -- Я произвожу настолько страшное впечатление?
   -- Нет. На меня. На других, пожалуй. И вам это нравится. Вы чувствуете себя защищенным под маской монстра.
   -- Благодарю, -- скривился Бройслав, озадачившись: а не обидиться ли и не уйти, послав женщину к чертям со всей заумью. Но его удерживало любопытство и что-то еще непонятное, возможно, надежда, а может желание хоть раз услышать правду о себе, узнать, каков он с точки зрения стороннего человека Женщина была непривычно откровенна, и это несколько шокировало. Но привлекало своей необычностью.
   -- Не обижайтесь. Я понимаю, вы привыкли слышать лишь сладкие речи, но они не помогают разобраться в сути своих проблем, понять себя и свои действия. А ведь именно за этим вы и пришли ко мне.
   -- Вы обескураживающе прямолинейны. Со всеми так общаетесь?
   -- Нет, только с тем, кто готов услышать правду о себе и принять ее.
   -- Я готов?
   -- Иначе бы не пришли. Я ведь не первая, кого вы посетили?
   -- Да, в свое время встречался с ясновидящими, но видели они не дальше моего портмоне.
   -- Вы были не готовы к встрече с собой, вот и не слышали правды. Ясновидящие в том невиноваты.
   -- А вам повезло?
   -- Мне? -- улыбнулась. -- Чем? Тем, что мы встретились в пиковый для вас момент? Наша встреча была предопределена.
   -- Вы фаталистка?
   -- А вы - нет? Фатализм всего лишь знания. Я точно знаю о себе все и поэтому знаю тех, кто приходит ко мне. Мы все встречались в прошлых жизнях или были каким-то образом связаны, но забыли о том, или не знали, не успели встретиться и познакомиться ближе, а в этой жизни называем эти встречи случайностью, хотя они закономерность.
   -- Мы встречались с вами в прошлой жизни? -- она не параноик? -- насторожился Энеску. -- И кем же вы были?
   -- Колдуньей.
   -- А-а-а! -- это диагноз. Интерес Бройслава почти сошел на нет, а желание раскланяться и покинуть квартиру стало крепким. -- Вы больше похожи на Нефертитти, -- не сдержал насмешливой улыбки.
   -- Вы зря не верите. То, что мы открываем однажды, остается с нами навсегда, на все последующие жизни, и лишь совершенствуется. Я была посредственной колдуньей, скорее травницей, жила на болоте отшельницей, лечила скот и людей, собирала травы и наслаждалась тишиной. Потом меня убили, но тяга к знаниям в этой области была слишком сильной, чтобы погибнуть вместе со мной.
   -- Хотите сказать, все, что вызывает в нас интерес, продолжает будоражить и после смерти?
   -- Не все, а лишь то, что сроднилось с нашей душой, стало нашей сутью. Вот вы не думали, отчего выбрали астрофизику?
   -- Мне нравилось звездное небо и я хотел узнать о нем побольше. Это вполне естественно и закономерно. Но не факт, что в прошлой жизни я был звездочетом.
   -- Не факт. Но факт, что небо и раньше привлекало вас - у вас с ним счет. Свой, своеобразный, только вам с ним понятный. Что вы искали в звездном скоплении? Что именно привлекало вас на звездном небосклоне?
   -- Скопления, туманности.
   Ему всегда казалось, что там что-то есть, и порой ему виделся точно такой же человек, как он, смотрящий на него в телескоп из туманности Андромеды или скопления Гисперид.
   -- Вас привлекала тайна, вы пытались разгадать ее, познать. И найти что-то очень важное.
   -- Но понял, что все самое важное на земле, а не на небе.
   -- В нас, не правда ли?
   -- Вы философ, Лидия Константиновна, -- хмыкнул Бройслав, умиляясь женщине, тонкой, мягкой, домашней, по которой и не скажешь, что она способна рассуждать со знанием дела на столь далекие от женского ума темы. Ей впору детей воспитывать, любить мужчину и строить воздушные замки в своем воображении.
   -- Вы сами желали беседы, а не пустой болтовни.
   -- Вообще-то я хотел узнать побольше о реинкарнации, чтобы понять, стоит ли тому верить.
   -- Можно спросить, с чем связан ваш интерес?
   Бройслав замялся, решая, стоит ли откровенничать с женщиной. С одной стороны, глупо и не нужно, с другой - что он теряет? Он видит ее первый раз и скорей всего последний.
   -- Я хочу знать, кем был в прошлой жизни.
   -- Неправда. Это вас не интересует. Вам все равно, кем вы были.
   Мужчина внимательно посмотрел на женщину и решился:
   -- Допустим. Но зная, кем я был, я могу узнать и тех, кто меня окружал. Понять суть моей жизни здесь, сейчас.
   -- Вы когда-нибудь занимались медитацией?
   -- Было, баловался в молодости.
   -- Вы не тот человек, что будет баловаться, -- заметила Лидия Константиновна.
   Бройслав рассмеялся:
   -- Сдаюсь, вы правы - занимался и весьма плотно.
   -- Тогда вам не составит труда в медитации представить дверь в свое прошлое. Откройте ее и вы окажетесь у лестницы, ведущей вниз. Она может оказаться короткой, а может быть неимоверно длинной. Винтовой, мраморной, деревянной - какой угодно. Но вы не должны выдумывать, вы должны видеть ее. И спуститься вниз. На каждом этаже вы увидите двери, они будут меняться по мере спуска - это вход в ваши прошлые жизни. Заходите туда и окунитесь в прошлое.
   -- Так просто? -- Бройслав ни грамма не верил ей. -- А что-нибудь более действенное и одномоментное есть?
   Лидия Константиновна внимательно посмотрела на него, он на нее и оба поняли, что пустые разговоры закончились. Бройславу придется решить - доверить и открыть.
   Мужчина вытащил фотопортрет и протянул женщине:
   -- Эта девушка, если хотите, моя мания. Она постоянно снилась мне... Я хочу знать, кто она, хочу видеть ее.
   -- Почему вы думаете, что она из вашей прошлой жизни?
   -- В этой ее нет, поэтому иного объяснения я не нашел. Ищу ее много лет. Десятилетия, столько, сколько живу. Сначала неосознанно, потом вполне сознательно. Похожие есть, но внешне. Мне важно знать, отчего она бередит мне душу, к чему вообще появилась, кто она, зачем, отчего. Я не привык оставлять дела незаконченными, не привык плутать вслепую. Меня тяготит неясность. Если вы поможете мне, я очень щедро оплачу вашу услугу. Назовите любую сумму...
   -- Вы уверены, что все продается, но самое важное купить все же не можете, -- с улыбкой покачала головой женщина.
   -- Я бизнесмен.
   -- И романтик, Орион. Эти два понятия никак не могут сойтись на той плоскости, на которой вы живете. Бизнес не совместим с иллюзией, мечта не совместима с материальностью. Вы понимаете это и раздражаетесь. Вот вам ответ на ваш вопрос - с чего бы вам мстить людям?...
   -- Вы поможете? Что вы можете о ней сказать? -- взгляд Бройслава стал цепким, тяжелым. Лидия поняла, что мужчина не шутит и ему действительно жизненно важно знать историю портрета этой девушки, что стала частью его самого.
   -- Кто написал ее портрет?
   -- Один художник. Я заказывал портрет многим художникам, но лишь один смог почти в точности изобразить ее. И все же я видел ее несколько иной, горящей, живой, дерзкой и мягкой... не объяснить. Поверьте, Лидия Константиновна, я редко кого о чем-либо прошу, по сути, не знаю, как это делать, еще реже кому-то верю, тем более видя первый раз. Мне доводилось встречаться с самыми разными людьми, действительно одаренными, знающими, но ... Помогите, если можете.
   -- Это опасно.
   -- Мне все равно.
   -- Она настолько важна для вас? -- отдала портрет.
   -- Да. Я не в том возрасте, чтобы бегать за иллюзией и пора решить что-то, создать семью.
   -- Вы говорите это с таким отвращением и обреченностью, что можете не вымучивать слова, я поняла, этот вариант для вас неприемлем. Хорошо, я покажу вам ваше прошлое, но хочу предупредить, что тем самым могу сделать хуже, а не лучше, так что помощь моя может оказаться гипотетической. Не пожалеете?
   -- Нет.
   Женщина с минуту рассматривала его и кивнула:
   -- Идемте. И обещайте, чтобы ни случилось, вы будете молчать.
   -- До конца жизни? -- улыбнулся Бройслав, скрывая внутреннюю дрожь перед предстоящим ритуалом. Голос женщины и взгляд предсказывали ему встречу с неведомым без всяких фокусов - а это вызывало глубинный страх, естественный для тех, у кого развито чувство самосохранения.
   -- До тех пор, пока я не скажу, что вы можете говорить.
   -- Договорились.
   Женщина толкнула дверь в маленькую комнатку с темными шторами, уставленную иконами.
   -- Садитесь, -- поставила табурет посредине, напротив иконостаса. Достала ванночку из-под стола, установила ее напротив Бройслава и попросила: -- Вы должны раздеться.
   -- Совсем? -- хмыкнул. Не по себе ему было.
   -- Пиджак, рубашку придется снять. Вы крещены?
   -- Да, -- поколебавшись, скинул пиджак, принялся расстегивать манжеты рубашки.
   -- Католик?
   -- Да.
   Лидия взяла его одежду и положила в кресло в углу комнаты. Достала свечи и расположила их вокруг мужчины по полу. Достала бутыль воды и взяла маленькую икону со странным рисунком.
   -- Это "Недреманное око", -- пояснила, видя любопытство мужчины. Положила иконку на дно ванночки. Зажгла свечи и налила воды в купель. -- А теперь молчите, чтобы ни случилось, и смотрите на свое отражение в воде, думайте о том, что хотите узнать.
   Лидия встала за спиной Энеску, чем уже заставила напрячься, и принялась что-то бубнить монотонным голосом, усыпляющим, обволакивающим разум.
   Бройслав не относил себя к людям нервным, с буйным воображением. В его семье женщины любили устраивать гадания на святки, и он присутствовал, но все это происходило настолько смешно и топорно, что не вызывало ничего, кроме желания поехидничать. Нечто подобное он ждал и сейчас, но добросовестно выполнял указания гадалки: глядел в воду и молчал.
   Ничего не происходило. Орион уже начал раздражаться и хотел прервать глупый фарс, как голову вдруг обнесло, и он, непроизвольно качнувшись вперед, окунулся лицом в воду...
   Битва с сарацинами была жаркой, жуткой. Лязг клинков оглушал, кровь текла, питая то ли землю, то ли песок. Бройслав кричал, пытаясь пробиться к другу, а вокруг трупы и толпы дерущихся...
   И вдруг из пыла сражения он попал на холм, в тишину и покой.
   Та, которую он хотел видеть, приближалась, взбираясь на горку.
   -- Моя сестра... -- мужчина, стоящий рядом, обнял девушку, помогая слезть с лошади, и закружил. Девушка смеялась звонко, заразительно, а Бройслав чувствовал, как его сердце выпрыгивает от этого смеха, как замирает душа, как глаза вопреки вежливости с жадностью впитывают образ красавицы. Совсем еще девочки, милой, наивной, воздушной...
   -- Исвильда...
   -- Оррик, что с тобой? Не стой столбом, друг мой, познакомься, моя проказница-сестра, Исвильда.
   Бройслав точно знал - это Лемзи, его друг и боевой товарищ.
   Пейзаж сменился, исчез один замок, появился другой, и вместе со сменой декораций исчезла и девушка. Бройславу было больно от того, он задыхался от тоски и все смотрел в небо, моля неизвестно о чем, потому что молить о встрече с ней не смел.
   Вокруг убожество средневекового двора, разрушенная башня, серые камни стен и мужчина, которого он знал, кажется, все свои жизни - Гарт. Они убирали вилами сено, складывая в стог, и сетовали на Боз Даган, что приходился кем-то Оррику-Бройславу, вроде близким, а вроде далеким и чужим...
   Ночь любви. До запахов, до звуков четкая и сладкая до самой последней клеточки души. Его рука прижимала тело девушки к груди, и он млел от звука ее сердца в унисон с его, забывался от блаженства ее близости:
   -- Любимая... -- шептали губы. Им вторили ее:
   -- Оррик, любимый...
   И пришло понимание, отчего его не привлекали другие женщины, отчего он не испытывал привязанности к другим. Ничто, никогда не спутать с ощущением полного слияния душой, телом, разумом, и нет ничего по чистоте, нежности и счастью сравнимое с тем ощущением. Естественно, что суррогат однобокой любви, связи плотской, его, вкусившего от плода истинной любви, уже не прельщал.
   Но в сердце закрался страх потери, и словно тучи сгустились над головой...
   Ее ранили. Бройслав смотрел в бледное лицо и умирал вместе с ней, жалея о своем бессилии, ненавидя себя за слабость и беспомощность...
   Стрела вошла ему в руку и пронзила насквозь, соединив с Исвильдой...
   -- Прости, -- он шепчет, чувствуя ее боль, как свою, но не чувствует своей, а тело утыкано стрелами и больше не желает служить хозяину. Но еще миг, хоть миг с ней...
   -- Прости...
   -- Благодарю, -- как эхо, вторит ее голос, и взгляд, даже умирая, любит. Свет гаснет, губы ищут приют на ее губах, давая клятву: навсегда с тобой, твой, для тебя...
   "Любимые не умирают"...
  
   -- Не-еет!! -- закричал, не соображая. Он вынырнул из прошлого, как из воды, тупо глядя на родимое пятно на своей руке и хватая ртом воздух.
   -- Я же просила вас, молчите, -- с сожалением и укором прошептала женщина. Кто она, Бройслав понял не сразу. Минут пять он соображал, где находится и кто он сам - ублюдок и нищий рыцарь средневековья Оррик Даган или благополучный ученый и бизнесмен Бройслав Энеску. А взгляд все сверлит наружную сторону кисти - родимое пятно. Теперь ясно, откуда оно - стрела, что соединила его и девушку, прошла через их сердца.
   -- Нет!!
   Боль сдавила сердце. Мысль, что она умерла на его руках, и он не смог помочь, не спас любимую, не защитил, не удержал жизнь в хрупком теле - оглушает, словно тысяча стрел вонзается в душу, в сердце, в разум.
   -- Исвильда...
   Горя он не знал, пока не понял, не испытал потери. И лучше потерять себя, свою жизнь, чем видеть смерть того, кто для тебя бесценен.
   Любовь? О, если она такова, то нет стыда в иллюзии Бройслава. Он прав, что ищет до сих пор, желая пусть на миг, но еще раз прикоснуться к чуду - к ней, любимой, желанной и родной.
   Энеску упал с табурета, разлив воду. Голова поникла и в душе творился кавардак.
   Такую бурю эмоций он не испытывал ни разу и чувствовал себя больным, и все-таки, благодаря тому, живым, впервые - человеком полноценным. То, что дремало в нем, проснулось и закипело, раздражая разум, сердце, выворачивая душу.
   Женщина с трудом помогла ему подняться и уложила на диван, сетуя за несдержанность, а он чувствовал себя психически неуравновешенным ребенком: лицо кривилось, губы шептали `Исвильда', а глаза не видели ничего кроме привидевшихся в воде картинок: ее лица, ее улыбки.
  
   Он не знал, сколько времени пролежал, пялясь в потолок, но если бы женщина не брызнула ему в лицо воды, а потом не напоила горячим чаем, он, наверное, так и остался в прошлом, цепляясь за него как за спасательный круг - там была она, живая. Любящая и любимая.
   -- Как вы? -- спросила Лидия Константиновна, включая свет. Бройслав поморщился и с трудом сел, чуть не расплескав себе на грудь чай.
   -- Пейте! -- приказала. -- Он на травах, вам нужно. Понятия не имела, что вы настолько впечатлительны.
   В голосе слышалось осуждение, но Энеску на то было плевать. Он понял самое главное - он был прав в том, что не сдавался и искал единственную. И теперь точно знает, какая она и как ее узнать.
   -- У меня родимое пятно, -- с трудом шевеля языком, показал гадалке руку. -- Это от стрелы. Я держал Исвильду, и в мою руку вонзилась стрела. Пронзила ей сердце. Она умерла на моих руках. И я с ней... Значит, у нее наверняка есть родимое пятно на спине... Исвильда... Меня звали Оррик... Только кем я был: бриттом, кельтом?... Неважно.
   -- Вы вспомнили даже имена? -- удивилась женщина.
   -- Такого в вашей практике не бывало?
   -- Нет, признаюсь. Обычно вспоминают фрагменты жизни, но имя никогда, тем более чужое.
   -- Ее. Она не чужая.
   -- Видно, вы действительно любили ее.
   Бройслав промолчал: к чему говорить и о чем, и так все ясно. Он дотянулся до одежды и начал вяло натягивать на себя рубашку.
   -- Странное ощущение. Я словно еще там.
   -- Выпейте чай. Вернетесь в гостиницу или туда, где вы остановились, обязательно ложитесь спать. Вам нужно восстановиться, иначе могут произойти сдвиги в психике.
   -- Я высплюсь в самолете, обещаю. А сдвиги мне не страшны, я даже рад немного повредиться умом, слишком уж я был нормальным. Невелика цена за знания, согласитесь. Благодарю.
   -- Я бы на вашем месте ругалась.
   -- Глупости, -- надел пиджак, встал и, пошатываясь, побрел в коридор, слабо соображая, что делает. Очнулся уже у зеркала и вспомнил - плата. Но, к сожалению, при нем лишь мелочь, с три тысячи долларов, не больше, однако есть кредитные карты. Вытащил одну на сто тысяч. -- Ничего, что так? -- протянул женщине. Та демонстративно сложила руки на груди.
   -- Я ничего с вас не возьму.
   -- Не привык быть должником.
   -- А вы им и не станете. Обещайте, что найдете ее - это и будет ваша плата.
   -- Вам что до того? -- нахмурился, не понимая.
   -- Если вы настолько связаны, то скорей всего ей так же плохо без вас, как вам без нее. Но вы теперь знаете, отчего злитесь, совершаете неправильные поступки, отчего ожесточились, а она нет. Помогите ей.
   -- Рассказать, что мы были вместе в прошлой жизни? -- криво усмехнулся мужчина. -- Извините, но меня действительно примут за ненормального...
   -- А она поймет, если вы найдете именно ее, -- заявила женщина твердо. Бройслав промолчал: в этом заявлении был здравый смысл.
   Он вытащил всю мелочь, что у него была, положил на тумбочку в прихожей и кивнул женщине:
   -- Найду, не сомневайтесь. Благодарю, вы помогли мне. До свидания.
   И вышел из квартиры.
  
   Бройслав долго стоял во дворе дома Лидии и смотрел в небо, грея свою ладонь как раз там, где виднелось небольшое родимое пятнышко.
   Охрана переглядывалась, не понимая, что с хозяином, но потревожить его не решалась.
  
   -- О-о, Галина! -- всплеснула я ладонями, делая вид, что изумлена и рада ей. -- Леонид! И вы здесь. Ах, как мал шар земной! -- села, закинув ногу на ногу напротив них, и взяла конфету из вазы на столике. Самолет уже набрал скорость и можно было шалить всласть. Что я и сделала: сунула в рот конфету и скривилась, выплюнув ее под ноги Гарика. -- Гадость какая! Принеси что-нибудь съедобное, -- и переключилась на парочку, что сидела в обнимку и мило ворковала... до моего явления. Моя физиономия не вызвала у них удивления, но особо бурной радости тоже.
   -- Вы же позже улетать собирались, Леонид, -- сказала, очищая банан. -- А вы, Галина, насовсем с милым в шалаш или на каникулы?
   -- Навсегда, -- тихо ответила она с раздражающей меня улыбкой: милой и незлобивой. Курица!
   -- Как же Родина?
   -- Причем тут Родина?
   -- Ну, вы же покидаете ее и предаете, между прочим. Вы вообще в курсе, что Ленчик у нас агент. Как я. Правда, я не похищаю людей, как похитили меня, и не использую их, как используют вас.
   -- Вам плохо? -- озадачила меня вопросом женщина. Да, -- было бы правдой, но вместо этого я рассмеялась:
   -- Что вы! Мне лучше всех, уж лучше вас, точно. У меня нет жениха, который меня использует и выкинет, как вас.
   Леонид улыбался, грея руку Галины, и женщина даже ресницами не повела на мой выпад.
   -- Витислав не агент...
   -- Ах, он не агент! Но и не Леонид. Здорово! А кто он, извините?
   -- Прекрасный человек.
   -- "Розовый фламинго, дитя заката"!.. -- заблажила я, с трудом сдерживаясь, чтобы не запустить в лицо этого "фламинго" банановую шкурку. -- Вы не поняли, Галя? -- качнулась к дурочке. -- Вас вытащили из России, чтобы использовать и далеко не в супружеских целях.
   -- Ты неправа. Если это намек на профессию Гали, -- открыл, наконец, рот Леня-Витислав.
   -- Я знаю, что нужно было Витиславу, знаю, кто он. Он все рассказал давно, -- заверила женщина.
   -- И что именно поведал вам потрепанный Дон Жуан?
   -- Отчего ж "потрепанный"? -- возмутилась Перетрухина.
   Как она за него вступается-то! Завидно даже! -- перекосило меня.
   -- Галя станет моей женой, а не работником. Никто не заставит ее делать, что ей не по душе, -- сказал Витислав так, что и не усомнишься.
   -- Она может поверить - я нет, -- и уставилась на Галю. -- И не верю, что вы будете хранить тайны, не сольете им информацию. Ведь за ней, а не за вами они охотились. Я даже могу с точностью до девяносто процентов сказать, что именно их интересовало. И еще вопрос: вас не беспокоит, что в эту аферу втянули и меня, причем если вы по собственному желанию рванули за иностранным принцем, то я к вам в компанию не просилась!
   -- Но ты сама согласилась познакомиться с моим другом, -- вставил мужчина.
   Ах, вот в чем дело. Вот какой романс он пропел влюбленной лапушке Галочке!
   Я бросила шкурку от банана прямо в вазу с россыпью маленьких леденцов и они фонтаном брызнули из нее наружу.
   -- А ничего, что я не девочка с Тверской?! Ничего, что в гроб ложить себя не просила?! Ничего, что знать не знаю вашего друга и не желаю быть игрушкой ни в ваших, ни в его руках?! И не буду! -- заверила, не скрывая дикой злости, от которой любой другой послабже нервами скончался бы на месте.
   -- А кто тебя спрашивает, милая? -- протянул Гарик, облокотившись на край дивана за спиной Винислава.
   -- В гроб? -- нахмурилась Галя.
   -- Да!! -- отшвырнула я вазу.
   -- Дергаться будешь, положу опять, -- предупредил Гарик, недобро сверкнув глазами, только мне плевать было на его предостережение.
   -- Она шутит, -- попытался успокоить любимую влюбленный "фламинго".
   -- Я похожа на фантазерку?! Ничего, Галя, вы еще поймете, с кем связались, и открытия вас не порадуют!
   -- Неврастеничка, -- пожал плечами Гарик.
   -- Диплодок!
   -- Кто? -- нахмурился.
   -- О, мое интеллектуально продвинутое дитя, кроме шекспировских драм, энциклопедии смерти и прайса оружия, существует еще масса другой познавательной литературы!
   Гарик кивнул, сонно глядя в сторону, и шагнул ко мне явно не для того чтобы погладить по голове.
   Зря, когда кошка сердится ее, лучше не трогать. С умом у нее в такие минуты плохо, а гнева столько, что в тротиловом эквиваленте сходна "малышу".
   Я без раздумий располосовала ему лицо и взбрыкнула так, что он полетел на своих ребятушек. Схватила фужер и, разбив о стол, выставила осколок:
   -- Только подойди!
   Глупо, триста раз глупо! -- билось в голове, но в пылу гнева предостережения не котировались, и мозг выдавал пустые советы.
   Галина застыла, в ужасе глядя на меня. Леонид - Витислав спокойно, как на актрису, задействованную в интересном спектакле.
   Гарик поднялся вместе с охранниками, оттер с лица кровь, с удивлением посмотрел на свои окровавленные пальцы, потом на меня и качнул головой.
   -- А ты дура, однако.
   И в этот момент мне в шею впилась игла. Я успела ударить локтем в живот тому, кто подкрался ко мне со спины и, развернувшись, въехать ногтями в лицо, желая выткнуть глаза.
   -- Ваня! -- порадовалась и тут же огорчилась, понимая, что промахнулась, а что фейс попортила - ерунда.
   И рухнула, как подкошенная: опять снотворное вкололи! Я им что, слон, что ли?!!
   -- Зачем сдалась эта ненормальная Ориону?
   -- Аббасу сгодится.
   Услышала сквозь туман и мысленно взвыла: только не этот аллигатор!
  
   В семь утра Бройслав прямым рейсом вылетел из Москвы домой.
  
   Глава 19
  
   Я открыла глаза и, щурясь от света, попыталась сообразить, где нахожусь. Не самолет, точно, - это была небольшая комната помпезного стиля в бело-позолоченных тонах. Из окна, справа, видно небо, кипящее облаками. Слева шкаф и зеркало, в которое можно рассмотреть мою помятую физиономию с всклоченными волосами, край постели с грудой подушек, на которой я лежу поверх пледа в одежде. Видно, как принесли меня, так и кинули.
   А что там было?
   О-о! -- я застонала, сев, и сжала голову руками: ой, дура! Надо же так бездарно отдаться эмоциям! Но последнее, что я слышала, мне все равно не нравилось - Аббас для меня как красная тряпка для быка.
   Я покосилась в окно - решеток нет. Огляделась - камер слежения не видно. А вот это уже вам минус, мальчики. Мерси, конечно, за приятное времяпровождение, и даст Бог, отплачу как положено, от души и с процентами, но позже - мне, по-моему, пора, загостилась.
   Я легко вскочила, размяла мышцы, скинула кардиган и осторожно выглянула в окно.
   -- Ничего себе! -- присвистнула непроизвольно - всю ширь горизонта на всю видимую местность занимал парк с фонтанами, беседками, прудом и наверняка конюшней, кортом и еще чем фантазия гиганта финансов одарила. Неслабо дядя живет, с размахом. Уважаю.
   И открыла окно: как кто живет - дело третье - мне о себе думать надо.
   Внизу виднелся широкий балкон, тянувшийся почти до угла, цветы в огромных горшках, столик, кресла. Чуть левее виднелось крыльцо с подъездом к нему, аллейкой, розарием, а сверху видны были башенки из светлого камня.
   Прикинув масштаб, занимаемый зданием, я поняла, что попала в огромное поместье, из которого буду выбираться несколько часов, если не сутки. Еще бы знать, в каком направлении двигаться. Что прямо, что слева, что справа - никаких ориентиров, ни единого признака города, станции, вообще, внешнего мира с его суетливой цивилизацией. В этом зоопарке было тихо, так что уши закладывало, и спокойно настолько, что в пору было в летаргию впадать. Вместо этого я вылезла из окна и встала на карниз. Потихоньку продвигаясь, достигла края балкона, еще чуть-чуть и можно прыгать. Рискованно - екнуло в груди.
   -- Crezi!! -- рявкнуло рядом - из окна высунулся незнакомый мне охранник и начал выть в рацию, поднимая тревогу. Некстати. Времени на раздумья не было, и я спрыгнула на балкон. Побежала и, уже завернув за угол, увидела выбегающего навстречу Гарика, оравшего в рацию:
   -- Спускайте собак! Оцепляйте здание!
   Тут он заметил меня и замер, я в ответ тоже застыла. Пара секунд и он рванул ко мне, я от него. Навстречу мне мчались двое парней - пришлось вспрыгнуть на перила и как акробатке по канату фланировать по нему.
   -- Стой ты, дура!! -- разбирало Гарика. Парни же без затей решили нейтрализовать меня, не сообразив, что это опасно. Один замахнулся - я увернулась, перепрыгнула его руку и носком туфли в лицо отправила "Брюса Ли" на отдых под пальму в горшке. Но тут второй подсек меня.
   Я сорвалась с перил и рухнула бы вниз, не перехвати меня за руку Гарик благодаря счастливой случайности и хорошей реакции. Я висела и смотрела ему в глаза и видела его, а словно не его, а того из видения в гробу. Как сон, наваждение, чувство повторения ситуации. Может, снилось?
   В расширенных зрачках мужчины плескалось то же непонимание, что и в моих глазах. Мы оба будто почувствовали одно, прикоснулись к одному и связались с чем-то за гранью понимания.
   -- Держись, -- процедил он сквозь зубы и подтянул меня вверх. Я зацепилась за перила и с помощью Гарика встала на балкон. Мужчина тут же толкнул меня в комнату, под охрану набежавших мальчиков-шкафов.
   Я огляделась, прикинула, что противиться смысла нет, и села на широкий письменный стол, бесцеремонно отодвинув какие-то папки.
   -- И что дальше? -- спросила Гарика, который тяжело дыша, рассматривал меня как осьминог устрицу.
   -- Убил бы! -- прошипел.
   -- Что мешает?
   -- Это ты без меня проделаешь. Сама.
   -- Не люблю харакири, оно для мазахистов в самый раз, а я девушка нормальной ориентации, ласку люблю без применения подручных средств.
   -- Хочешь ласки - не изображай Никиту, а то я тебя только пулей приласкать смогу.
   -- Ой, ой, какие мы кровожадные. Объяснять, дяденька, надо, прежде чем хватать и всякую гадость колоть, я вам не кролик подопытный. Девушка я нервная, давления не переношу. Нужно что, сказали бы, в гости по-нормальному пригласили.
   -- Тебя пригласишь, -- прошипел недовольно.
   В зале появился Лейтенант и, вскользь глянув на меня, бросил Фомину:
   -- Сейчас подойдет.
   Я уставилась на него с желчным прищуром.
   -- Хорошо выглядишь, -- бросила, довольная абстрактной картинкой царапин на его физиономии. Мелочь, а приятно.
   -- Дура ты, -- тот лишь качнул головой и вышел.
   Иди, иди, пасюк, встретимся!
   -- Объяснения-то будут или нет? -- уставилась на Гарика - его личико меня меньше радовало - две бледных линии на скуле. Прононс, а не стиль, могла бы ярче разрисовать раз уж за дело взялась. Нет, эмоции всегда мешают, портят любые начинания.
   -- Сейчас хозяин придет и ответит на твои вопросы, -- спокойно сказал мужчина, и, прислонившись плечом к балконным дверям, замер в ожидании.
   Ладно, дядя, -- принялась изучать свои пальцы, понимая, что ничего кроме ожидания мне не остается. Сломанный ноготь будил желание с кем-нибудь поквитаться, а ожидание усиливало зуд пройтись ногтями по всему составу местной стаи. Если только здесь появится Аббас, я так и сделаю.
   Одно мне особенно не нравилось - сплоченность мальчиков и спокойствие Гарика.
   Завидно - мне бы в эту стаю.
   Только где она - моя?...
  
   Запиликала рация в руке охранника. Он передал ее Гарику:
   -- Хозяин.
   -- Какого черта у вас происходит?! -- услышала полный надменности мягкий баритон. Мне тут же привиделся бенгальский тигр - если б он умел говорить, уверена, имел бы именно такой голос.
   -- Гостья нервная.
   -- Так утихомирь!
   -- У тебя лучше получится. Ждем.
   -- Я только прилетел!
   -- Тогда мне придется снова вколоть ей снотворное. Это уже опасно, Орион. Лучше встреться с ней и поговори. Будет хоть ясно, куда ее. Не нравится мне девка.
   -- Хорошо. Сейчас подойду.
   -- Ок.
   Интересно будет посмотреть на вожака стаи. Если правда тигр, возможно и сговоримся.
   Я немного успокоилась и начала выстраивать карандаши на столе от скуки, делать из бумаги самолетики и отправлять их в полет по зале - места много: "летите, голуби, летите-ее".
  
  
   Бройслав кинул рацию в руки охранника и уставился на него:
   -- Где Витислав, Ник?
   -- Он на гостевой половине... с подругой.
   -- Развлекается, -- кивнул с ядовитым прищуром Энеску.
   -- Просил не беспокоить.
   -- А ты побеспокой. Пригласи их к завтраку. Сейчас разберусь с этой агенткой и подойду.
   -- На нее тоже прибор?...
   -- Обойдется, -- отрезал и нажал кнопку стеклянного лифта.
   Через полминуты Бройслав уже шагал по коридору третьего этажа.
  
   Дверь распахнулась как раз в тот момент, когда бумажный самолетик, дав круг по зале, пролетал мимо. Он воткнулся в грудь вошедшего мужчины и рухнул на пол, но я тут же забыла о том, потому что увидела того, кто его сбил.
   Мне показалось, я сошла с ума. В голове стало тихо, а сердце в груди буквально захотело выпрыгнуть навстречу ему. Я могла поклясться, что вижу его в первый раз, и с той же уверенностью дать клятву, что знаю его века. Эти глаза с надменным прищуром, эти губы и волосы, мощную фигуру, манеру чуть склонять голову набок.
   Я забыла, где нахожусь, кто я, и во все глаза смотрела на него, чувствуя головокружение и странное желание рухнуть в обморок, как девственница, зажатая кавалером на балу. Во рту стало сухо, горло перехватило, и перед глазами поплыл туман, сквозь который я видела лишь его.
   Мужчина хмуро посмотрел себе под ноги на рухнувший самолетик и недобро уставился на Гарика:
   -- Больше занятий не нашли?
   И двинулся ко мне. Поступь ленивая и уверенная, рука в кармане брюк, небрежный взмах кисти, приказывал лишним удалиться. Шаг, еще и вдруг уставился на меня, начал бледнеть, останавливаясь. Зрачки стали огромными, держу пари, как и мои. Мы смотрели друг на друга и, наверное, очень были похожи на полоумных.
   Я не знаю, что происходило, а может, уже произошло, но мне до слез стало больно и сладко, глаза защипало, стало душно, и губы сами вопреки рассудку прошептали то имя из галлюцинации:
   -- Оррик...
   Да, как ни тяжело признать это, но я сошла с ума. Передвижение в гробу все же оставило свой отпечаток на моей психике и играло разумом, как ребенок мячом - на какой-то миг я была уверена, что вновь вернулась в тот мир, в далекое и грубое средневековье, в котором его убили, и тем лишили меня не только жизни - души. Но она вернулась вместе с ним и забилась как птица в окно, требуя бежать навстречу...
   Я рванула ворот кофты.
   Бройслав еще сомневался - она ли, но, услышав имя из страны прошлого, потерял всякие колебания.
   Мужчина в пару стремительных шагов оказался рядом и, заглянув мне в глаза, ощупал взглядом с головы до ног, словно не верил, что я это я. В его глазах слилось в одно все то же что одолевало сейчас меня: непонимание, радость, нежность, печаль, счастье и укор. Рука, не касаясь, обвела мой силуэт и замерла в воздухе у моей щеки, будто не смела прикоснуться.
   -- Как ты меня назвала? -- прошептал он.
   -- Оррик... -- еле слышно выдохнула я и тряхнула волосами: прочь наваждение, что за ерунда! Очнись, идиотка, что ты говоришь, какой Оррик?!
   Лицо мужчины дрогнуло, глаза зажмурились и он... рассмеялся.
   Я очнулась от его глуховатого счастливого смеха и попыталась отодвинуться - по всему видать, этот экземпляр еще ненормальнее, чем я.
   Мужчина тут же схватил меня, удерживая, а в глазах появился испуг:
   -- Куда?
   -- Руки убери, -- процедила, решив стать грозной, но злости не хватило - ее вообще не было, и голос дрогнул. Мужчина улыбнулся, взгляд потеплел, а ладонь накрыла мою щеку, зарылась в волосы.
   -- Ты не понял?! -- По здравому размышлению самое время охладить бы его, ударить, оттолкнуть, но как раз этого и не хотелось. Я смотрела в его глаза, чувствовала тепло его ладони на своей щеке и, пожалуй, впервые в жизни настолько сильно и остро захотела мужчину, и не кого-то, а именно его, здесь и прямо сейчас. Я точно сошла с ума, но мне до крика хотелось удостовериться, что он из плоти и крови, что он рядом, мой!
   Он видно понял это - скинул со стола остатки бумаги и карандаши, подтянул меня к себе, прижав к груди, с жадностью оглядел, обнюхал как самец самку и нежно прикоснулся к губам, не сводя с меня взгляда, в котором страсть и нега переплелись с чем-то непонятным мне, теплым как солнце, пушистым и чистым как первый снег.
   -- Девочка моя, где же ты была?
   У меня мурашки пошли по коже от тепла его дыхания, от шепота - от его близости. Руки его надежно удерживали меня, крепко настолько, что не вырваться, и все же нежно, как фарфоровую вазу династии Мин.
   -- Послушайте, понятия не имею, кто вы, но честно предупреждаю - кем бы вы ни были, я вам не секс-игрушка и лучше бы во избежание неприятностей вам отойти от меня на пионерское расстояние.
   -- На какое? -- улыбнулся он. Так отец мне улыбался, слушая детские глупости, что я выдумывала от буйной фантазии.
   -- На большое! -- попыталась оттолкнуть его, растерявшись окончательно и ненавидя за то себя и его, прицепом. Он засмеялся и крепче зажал меня в тиски объятий.
   -- Не получится, теперь я тебя не отпущу, -- заверил, с улыбкой глядя мне в глаза. Он смеялся, он радовался, он любовался и не скрывал того.
   Ну, хватит фарса, пора заканчивать эту дурную мизансцену.
   -- Малыш, -- потянулась к его уху. -- Если ты не отпустишь меня, я тебя укушу, -- прошептала, сгорая от желания лизнуть его кожу.
   Он дрогнул, улыбка стала понимающей и игривой:
   -- Укуси, -- прошептал, с восторгом глядя на меня. Я не сдержалась и чуть сжала мочку его уха зубами - он дрогнул, словно словил оргазм, и я поняла, что сама от того недалека. Отодвинулась тяжело дыша, уставилась в горящие и будто знающие все мои тайны, угадывающие все мои мысли глаза.
   -- Повтори, -- попросил он тихо. -- Я не расслышал.
   Его руки проникли мне под кофту, расстегнули бюстгальтер. Я вздрогнула, забилась и поняла, что если он сейчас не возьмет меня - я сама его изнасилую. Это меня разозлило. Впервые я противоречила разуму, не слышала его и не хотела слышать, впервые мое тело требовало что-то от меня и диктовало условия, а сердце, глупое женское сердце, выпрыгивало из груди и кружило голову.
   Ни к чему хорошему это не приведет! -- заверила и попыталась взять себя в руки.
   -- Что вам надо от меня?!
   Ну, да, а умней вопроса не нашлось?
   Мужчина неопределенно повел плечами и расстегнул пояс моих брюк.
   -- Вы меня ни с кем не спутали?!...
   -- Я тебя ни с кем не спутаю, среди миллионов узнаю, -- заверил.
   -- Ненормальный...
   -- Да, -- кивнул, расстегивая мою кофту.
   -- Ударю!
   -- Ударь.
   И улыбается, смотрит на меня с восторгом и хитринкой! Ну, что за олух?!
   -- Я тебе не девочка по вызову!...
   -- Нет.
   Ну, все, достал!
   Я размахнулась, чтобы влепить ему банальную пощечину:
   -- Думаешь, все продается и покупается?! Да! Да!! Только у тебя денег не хватит купить меня!
   Ладонь обрушилась на его щеку со звонким хлопком. Мужчина мотнул головой и улыбнулся мне шире, и так ласково, что я растерялась.
   -- А любви? -- прошептал он, и в глазах появилось столько неподдельной боли, печали и нежности, что моя ладонь зависла в воздухе, не успев опуститься на щеку мужчины повторно.
   -- Ударь, если хочешь. Только не гони, -- попросил очень нежно.
   И сдалась - позже пожалею и посетую на себя, но пусть хоть раз совершу безумный поступок и дам волю телу, душе и сердцу.
   Он осторожно снял с меня кофту и медленно провел по коже от шеи до живота, лаская и любуясь.
   -- Как тебя зовут? -- спросила я, стягивая с него пиджак.
   -- Бройслав, -- прошептал, словно не веря то ли тому, что мне это интересно, то ли тому, что я хочу его не меньше, чем он меня. Я рванула его рубашку так, что брызнули пуговицы в стороны, и провела по литой груди, чуть царапая кожу ноготками. Она была удивительной - гладкой, нежной, сладкой.
   Он стянул с меня брюки, прижал к себе, целуя мне шею, лаская грудь и бедра. Мои ногти непроизвольно впились в его грудь, я выгнулась, поддалась к нему, готовая отдаться. Мне безумно нравилось, что он смотрит мне в глаза, и каждый шорох мыслей отображается в его глазах, на лице. И видно, что он хочет меня до крика, и боится, что я воспротивлюсь, и готов послушаться, хоть это потребует от него большого усилия воли.
   В этих глазах не было похоти, банального единовременного плотского желания, в них жило нечто большее, притягательное и недосягаемое, как звезда в небе, сметающая всякие преграды и сомнения.
   Бройслав склонился надо мной и нежно, боясь, что я оттолкну его, коснулся губ.
   -- Нет, -- прошептала, чувствуя, как кровь начинает бурлить в венах от его взгляда, его близости. -- Поцелуй, -- потребовала.
   -- Так? -- спросил тихо и принялся исследовать языком мой рот. Я застонала и почувствовала, как Бройслав начинает упираться мне в промежность, входить осторожно, но решительно. И сама не ожидала сладкого вскрика от себя. И увидела радость в его глазах.
   Он выпил мой крик до последнего тона, и мне было безумно приятно это, а еще больше, его нежность и напористость одновременно. И взгляд, что не уходил в сторону, не скрывался за занавеской ресниц.
   -- Ты ненормальный, -- прошептала, поддаваясь ему навстречу.
   -- Да. Как и ты.
   Я обхватила ногами его бедра, обняла за шею - Бройслав улыбнулся:
   -- Ждала, -- выдохнул в лицо с болью и страстью. -- Мы не могли не встретиться, правда?
   Я рассмеялась, чувствуя, как от его движений начинает кружиться голова и внутри становится горячо и приятно: пусть болтает что хочет, только не останавливается.
   -- Девочка моя...
   Руки ласкали грудь, гладили кожу, нежа ее. Я облизнула его губы, проникла язычком ему в рот и услышала стон, от которого невольно застонала сама. Глаза мужчины покрылись туманом.
   -- Еще, -- попросил.
   -- Не много хочешь? -- улыбнулась лукаво.
   -- Нет... Я скучал, если б ты знала, как я скучал о тебе, -- провел дрогнувшими пальцами по моим губам, плавно двигаясь, беря меня нежно, неторопливо. Улыбка сползла с моего лица, судорога острого желания исказила лицо:
   -- Что ты хочешь этим сказать?
   -- Мы не виделись целую вечность... я осатанел без тебя, любовь моя.
   В этот момент я закричала от наслаждения и словно уплыла куда-то далеко-далеко от всех печалей и забот, от себя, от этого мира - но осталась с Бройславом.
   Его пальцы сплелись с моими и губы выпили крик до дна. Он со стоном ткнулся лбом в столешницу рядом со мной.
   -- Кто ты такой? -- прошептала я, решительно себя не понимая. Я смотрела в потолок, но не видела его - вся без остатка, до самых аксон я была во власти мужчины и радовалась тому! Мне было настолько хорошо, что с чем бы я не пыталась сравнить это ощущение - не могла.
   Бройслав повернул ко мне лицо и прошептал обводя пальцами овал лица:
   -- Твой муж.
   -- Муж?! -- меня подбросило. -- Спасибо, господин хороший, но вы поторопились...
   -- Нет, я чуть не опоздал, -- обнял меня, не желая выпускать. Мой взгляд невольно остановился на его руке, на родимом пятнышке на тыльной стороне ладони в виде сердечка. Точно такое же было у меня на спине, на лопатке. Что за ерунда творится? Мистика какая-то!
   Бройслав заметил мой взгляд и хитро улыбнулся:
   -- Что-то напоминает? Это? -- провел пальцем по моему родимому пятну. -- Согласись, подобные случайности невозможны.
   -- Ерунда, -- отмахнулась назло ему и себе. Я начала приходить в себя и появилось сожаление о совершенной глупости, что могла привести меня к рабству и гибели, как мою мать.
   Потянулась за одеждой и вспомнила об охране, но, оглядев залу, никого не увидела. Какая чуткость! Интересно, в какой момент они ретировались?
   Бройслав внимательно наблюдал за мной, жег взглядом спину, пока я не прикрыла ее кофтой.
   -- Что это за тряпка?
   -- Что выдали. Я предупреждала - фасон не мой.
   Подумала и, стянув ее, откинула подальше, решив заменить его рубашкой. Голубой шелк приятно ласкал тело и прикрывал бедра, а две оставшихся в живых пуговицы вполне способны были удержать рубашку на теле. Рукава, правда, придется закатать.
   Бройслав щурился как сытый кот, наблюдая за мной с улыбкой. Мне чудилось, что ему доставляет большое удовольствие видеть на мне свою рубашку, еще теплую, пропитанную его парфюмом.
   -- Ты кто и что тебе нужно от меня?
   -- Все.
   -- Что "все"? Конкретизировать сможешь или сначала в душ? Я бы тоже не отказалась. Твои шакалята сутки держали меня в гробу, а там душа не было.
   -- Где держали? -- посерьезнел и насторожился.
   -- В гробу. Гарик сказал, что это твоя идея.
   Бройслав помрачнел и начал натягивать брюки.
   -- Ты кто? -- закружила вокруг него.
   -- Бройслав Энеску.
   Я ожидала услышать эту фамилию и все же была не готова к тому. Села на стол и начала лихорадочно соображать, следя за мужчиной.
   Энеску: влиятелен, богат и психически неоднозначен. Как перевалочный пункт не подходит. Это не пресмыкающееся, не грызун, это хищник, с которым я могу не справиться, плюс его окружение - подобное к подобному. С такими лучше не играть и держаться от них на расстоянии, что я благоразумно делала до сегодняшнего дня. Только с Аббасом связаться нечистый попутал - Ка-а - Макрухин, чтобы ему икалось!
   Но опять же, что от патрона, что от его друзей скрываться, что от моих бывших объектов - лучше норки не придумать. Энеску, как истинный хищник, на свою территорию никого не пускает. Но насколько сильно у меня получится его приручить, а главное получится ли при этом не приручиться самой? Мои глаза, будь они неладны, любовались его фигурой, профилем, а не выявляли как обычно тонкие струнки души, на которых бы я потом сыграла как на арфе. Неужели мне встретился превосходящий меня противник? Тогда дело плохо.
   Бежать? Глупо. Пока.
   Некуда, не с чем.
   Переждать, разведать обстановку? Резонно, только сердце, черт его дери, может подвести и пара суток отсрочки приведут меня к катастрофическим последствиям - я привяжусь к Бройславу и потом придется отдирать его от своей души по клеточке, а я не мазохистка. По уму мне бы испариться отсюда прямо сейчас, но разум советует "подожди", и любопытно: как живут элитные хищники? В эти вольеры мне заглядывать не доводилось.
   -- Пойдем, -- обнял меня мужчина, подтягивая к себе властно и нежно, и я почувствовала себя собачкой из рассказа Толстого " Лев и собака".
   -- Куда?
   -- На мою половину. Там никто тебя не потревожит. Примешь душ, проверишь ассортимент моих рубашек, потом решим с одеждой, -- улыбнулся.
   -- В магазин не поеду.
   -- Есть каталоги. Менеджеры. Кому надо - сами приедут.
   Правильно - гегемонам не по чину по бутикам бродить - бутики к ним сами на дом приезжают всем составом служащих и ассортиментом товара.
   Подобная перспектива мне нравилась - не нравилось ее приложение - настораживающая мягкость тигра Бройслава. Хотя, может он и не тигр, а нечто большее, один из выживших динозавров? Тогда мне не хотелось бы увязнуть на его зубах.
   -- Зачем меня привезли сюда? -- спросила, как только мы вышли из комнаты.
   -- Я скучал.
   -- А-а.
   Аргумент. А ничего, что мы не были знакомы до сегодняшнего дня?
   В принципе изначально было ясно - динозавр - крези.
   Мне б с обычным справиться.
   Его рука на моей талии серьезно беспокоила, и дело было даже не в том, что вел он себя как собственник - это нормально для любого самца - другое беспокоила: я вела себя как собственность. Мне нравилось, как он меня обнимает, нравилось, как смотрит, нравилось, что не отходит и ведет себя, словно мы знакомы века и влюблены друг в друга еще со времен Адама и Евы. Я умом понимала - нужно заявить о своей независимости, нужно узнать, куда попала и что от меня хотели, забыть сказанное в пылу "люблю" и вспомнить о себе, о том, что я предмет охоты многих желающих поквитаться, а также узнать многие из доставшихся мне по ходу службы в агентстве Макрухина тайнах.
   Но я не испытывала чувства опасности рядом с Бройславом!
   Не имела желания думать о чем-то, что-то решать, элементарно просчитать свои шаги хотя бы на час вперед!
   У лифта стоял Гарик и хмуро поглядывал на нас. Бройслав кивнул мне на него:
   -- Это Гарик, начальник службы охраны и мой друг. Любые проблемы, вопросы - обращайся, он поможет.
   Мужчина скривился, с презрением глянув на меня. Я же мило улыбнулась: поквитаемся?
   -- Он садист.
   Бройслав нахмурился:
   -- Поясни.
   -- Рука тяжелая, манеры отвратительные, лексикон докера. И снотворное - гадость. О подручном, Иуде-Ванечке, молчу - ему под стать мальчик.
   -- Вы били ее? -- тяжело посмотрел на друга мужчина.
   Динозавр сердится? Новости. Из-за меня? На друга?...
   Хороший знак. Пожалуй, погощу я здесь, и Бог с ним, с несовершенством психики Энеску - мне она уже нравится.
   -- Она прекрасно понимает по-английски, по-немецки, по-французски, и еще пять языков знает. Досье дать? -- Гарик предостерегающе уставился на Бройслава.
   -- Позже.
   -- Какое досье? -- полюбопытствовала я.
   -- Твоего патрона Макрухина. Есть пикантные снимки...
   -- Хватит, -- оборвал его Энеску, закаменев лицом.
   Я притихла и, кажется, побледнела - подобный поворот дела мне не на руку. Динозавры животные непредсказуемые, до конца наукой не изученные - сейчас тихий да добрый, а через минуту, кто знает, не употребит ли меня, попутав с дичью?
   Лифт открылся и Бройслав пригласил меня в кабину вперед себя. Гарик перехватил его за руку и тихо спросил:
   -- Ты Дюма читал? "Три мушкетера"? Там женщина одна была. Красивая бестия, но сука конченная.
   Бройслав смотрел в сторону - ни на меня, ни на него. Помолчал и качнулся к Гарику:
   -- Руку убери, -- процедил так, что и у меня мороз по коже прошел.
   И шагнул в лифт, нажал кнопку пятого этажа.
   Я вжалась в угол кабины, понимая, что еще не играла, а уже проиграла. Привычка Макрухина собирать компромат на всех своих служащих была мне известна, и у меня досье было, наверное, самое пухлое. Вряд ли оно порадует и любого самого развязного антиморалиста, не то что морально устойчивого гражданина.
   Как они могли достать досье? Макрухин продал? Мог. Бройслав, видно, цену покупки знает - не поскупился, а Семен купился.
   Обычное дело - все продается и покупается, вопрос лишь в цене.
   Скверно. Значит, вся моя подноготная у Бройслава на ладони и неизвестно, как он на то прореагирует, кому продаст или отдаст, что со мной сделает. Теперь у меня два выхода - извернуться, но его ручным сделать и пользовать в свое удовольствие, пригревшись в этой стае, или бежать, ног не чуя, и желательно уже сейчас.
   -- Успокойся, малыш, все хорошо, -- удивил меня мужчина.
   Я потерялась в его объятьях, растерялась, не зная, что думать, почувствовала себя маленькой девочкой, что еще не отведала грязи мира, не знала, как себя защищать, потому что и не нуждалась в том - у нее были защитники.
   Бройслав не хотел омрачать счастье от встречи с любимой - сейчас она здесь, с ним, и этого довольно, остальное потом.
   -- Прошлое ничто. Все что было - прошло, теперь мы вместе, и что было в твоей жизни или в моей, не имеет значения. Да и разве это была жизнь?...
  
   Глава 20
  
   Благородство не вязалось с ним и все же оно проступало в глазах, поступках, вопреки его известным мне делам, вопреки волевому подбородку и жестким складкам у губ, манерам самоуверенного хищника, которому можно все - хоть звезду с неба, хоть премьер-министра на обед.
   Его среда обитания была показательной - ничего лишнего, никого на этаже, что много меньше других. Помещений немного: огромный шикарный кабинет с бесконечностью книжных стеллажей, уходящих вверх, в башенку последнего этажа, спальня, ванная комната, гардеробная, бильярдная, гостиная зала с баром, винтовая лестница, ведущая в другую башню, и комната - оранжерея, в которой кроме растений только столик с креслами и камин.
   Так живут одиночки, те, кто никого не пускает ни в жилище, ни в сердце. Так что же случилось теперь, чем я удостоилась чести познакомиться с его логовом, святая святых любого матерого хищника?
   Я не спрашивала - я искала ответ в окружающих вещах, обстановке, и мне мерещилась моя трехкомнатная квартира в Москве, только значительно увеличенная в площади. Мне не хватало тепла, и я насытила ее мебелью и обоями точно таких же теплых оттенков. Меня давило одиночество, но я не решалась завести кошку или собаку, поэтому развела цветы и комнатные растения - и здесь их было предостаточно, хоть более шикарных, более прихотливых. Камелии, бальзамины, азалии, мединилла, спатифилюм Уоллиса, разные виды филодендронов - мне никак не удавалось их вырастить.
   -- Пуасентия! -- вырвалось у меня невольно при виде удивительного сочетания зеленых листьев с оранжевыми и красными. -- Она цветет, -- посмотрела на Бройслава как на кудесника. -- У меня не получалось ее вырастить.
   -- С ней нужно много терпения.
   -- Удивительно - ты выращиваешь цветы!
   -- Если быть честным, ухаживает за ними Канн - Король цветов. Он немой. В свое время пережил немало тяжелых минут, ушел в монастырь к буддистам, но не прижился. Прибился к нам и нашел себя в садовых работах и уходе за комнатными растениями. Не пугайся, если увидишь его здесь - порой он напоминает тень от человека и лучше понимает цветы, чем собеседника.
   -- Кого еще я могу здесь увидеть?
   -- Здесь? -- обвел руками помещение и улыбнулся, подтянул меня к себе. По его потребности обнимать меня и не выпускать из поля зрения я заподозрила у Бройслава нешуточную паранойю. -- Никого кроме меня.
   -- А там? -- ткнула пальцем в сторону выхода из оранжереи.
   -- Меня. Иногда Гарика.
   -- А там, куда ведет винтовая лестница?
   -- Это мини обсерватория.
   -- Ты астроном? -- удивилась в который раз.
   -- Бывший. Друзья-студенты даже прозвали меня Орионом. А чем увлекаешься ты?
   -- Флорой и фауной. Она занимает все мое время, -- улыбнулась лукаво, а он загадочно в ответ, но ни грамма удивления, как я ожидала, в его взгляде не проступило. Он понял, о чем я?
   -- Здесь флорой занимается Канн, а фауна хоть и предоставлена в изобилии, совершенно безобидна для тебя. Завтра же я приглашу сюда священника и служащих из брачной конторы. Мы с тобой поженимся.
   -- Нет!
   -- Почему?
   -- Я уже была замужем - мне не понравилось.
   Свобода прежде всего, и пусть ты богат как Крез, узду на меня тебе не купить.
   Бройслав чуть отстранился, уставился поверх моей головы:
   -- Давно?
   -- И не раз.
   Лицо мужчины потемнело, но взгляд по-прежнему изучал крону кротона.
   -- Почему развелась?
   Потому что для этого брак и заключала.
   -- Характер скверный.
   Бройслав хмыкнул и видно не поверил мне ни в том, ни в другом, потому что лицо посветлело, а взгляд вернулся ко мне.
   -- В этом мы так же похожи, -- он провел по моей щеке пальцами, погладил губы. -- Больше не упоминай о своем прошлом, договорились? Мне неприятно слышать, что ты была с другими. Я не знал, что ревнив. Боюсь, эта сторона моей личности может принести нам немало неприятных сюрпризов, поэтому не буди ее. Я дам тебе три дня, чтобы освоиться, а на четвертый мы поженимся. Без возражений!... Пожалуйста.
   О, как же ему было тяжело играть роль покладистого млекапитающего!
   Я промолчала, хоть язык сам просился высказаться. Особенно на счет ревности. На счет свадьбы - ерунда. Доблестный Гарик выдаст хозяину досье на Багиру, и вулкан ревности смоет любые воздушные замки в его воображении, погребет планы.
   Уверена, о женитьбе он больше не заикнется.
   А вообще, странный экземпляр - знает меня от силы час и уже делает предложение руки и сердца, но при этом ни на глупца, ни на легкомысленного романтика-идеалиста не похож. В таком типе эмоций минимум, расчета максимум - сама такая, знаю. И вот тебе глупые бредни о любви и совместной жизни. Нашел свою львицу? А с чего решил, что я его? Родимые пятна? Бред. Осталось проштудировать Моуди "Жизнь после смерти" и удариться в мистические тематики по реинкарнации. Только на фанатика этих направлений Бройслав так же не похож, он вообще не похож на верующего во что-то кроме собственных сил. Потустороннее для него из серии постороннего.
   Он подхватил меня на руки и понес в ванную комнату, прервав размышления.
  
   -- Тебе придется обзавестись женскими вещами, -- заметила я, оглядывая чисто мужской набор косметических средств и ванных принадлежностей.
   -- Не проблема, -- заверил Бройслав и начал стягивать с меня рубашку. Мне было ясно - он желал меня вновь, и я не стала противиться. Если он вел себя как голодный, то я чувствовала себя нимфоманкой. И находила в том свою прелесть - этот мужчина знал, что нужно женщине: его поцелуи были жаркими и жадными, ласки властными и нежными - он наслаждался мной, как гурман, и я не могла не ответить тем же. Его тело было прекрасно, но больше всего меня сводили с ума его глаза и ... болтовня. Не знаю, понимал ли он, что, разговаривая во время соития, он обостряет ощущения или делал это невольно?
   -- Ты всегда...разговариваешь?...
   -- Тебя это смущает?
   Я застонала:
   -- Не-ет...
   -- Я рад... Обычно это шокирует...
   -- Понимаю, -- улыбнулась, задыхаясь от его ласк, и вцепилась ногтями в его кожу на плече, закричав от взрыва внутри. Его стон слился с моим криком, второй раз порадовав нас дуэтом.
   В принципе я могла объяснить себе свое состояние: первый и последний раз, когда я испытывала оргазм, было лет восемь назад, и он был слабым подобием того, что накрыл меня сегодня второй раз. Это чувство было настолько прекрасно, что я хотела вновь и вновь испытать его, запомнить в точности до нюансов, натренироваться, чтоб плавно обособить его, не зацикливаясь на Бройславе.
   Психика человека слишком тонкий инструмент - Энеску как виртуоз сыграл на незнакомых мне струнах и тем уже привязал, а этого я боялась как огня, но и терять то, что он мне дал, не хотела. Выбора не оставалось - сколько бы ни отмерили мне времени в его объятьях - я использую его с максимальной пользой, и пусть миг в минуте моей жизни останется чистым и красивым, как влюбленный взгляд этого мужчины. Я буду хранить его вместе с принцем из детских снов, с тем, кто удивительно похож на него. А может эти две - одно? Оррик...
   Нет, чушь, не впадай в маразм.
   Я попыталась отодвинуться, и Бройслав тут же крепче обнял меня:
   -- Не уходи, еще минуту, прошу, -- прошептал. Он так долго ждал ее, так долго шел к ней, искал ее, что не мог оторваться сейчас, боялся оставить и на секунду. Нирвана по веем разрекламированным канонам была ничто по сравнению с тем, что испытывал сейчас, рядом с девушкой. Разве он жил до этого, разве что-то знал, разве испытал? -- Тебя так долго не было, -- прошептал, глядя в глаза.
   В его взгляде, голосе было столько неги и боли, что я не удержалась, погладила его по лицу, млея от тепла гладкой кожи под пальцами. "Мой ласковый и нежный зверь"...
  
   В огромной столовой был накрыт стол и уже сидели мои старые знакомые Гарик, Витислав и Галина. Мое неглиже - всего лишь рубашка Бройслава на голом теле смутили лишь Галину. Мужчины же переглянулись: Гарик нахмурился недовольно, Витислав хитро заулыбался.
   Бройслав за руки подвел меня к столу, помог сесть и уселся рядом, плечом к плечу ко мне, а ладонь положил мне на ногу, словно предъявил права.
   Подозреваю, он наслаждался тайной доставшейся ему по случайности - отсутствием на мне белья. Его глаза весело блестели и взгляд был полон радости и довольства до идиотизма счастливого человека.
   -- Представь меня своей женщине, -- сказал, глядя на Винислава.
   -- Жене, -- поправил тот.
   -- Тем более.
   -- Мой друг Бройслав Энеску астроном и просто хороший человек.
   -- Галина, -- кивнула женщина неуверенно, с некоторым смущением поглядывая на мужчину.
   -- Позвольте представить и мою жену, -- взял меня за руку и поцеловал пальчики.
   Галя переглянулась с Витиславом и оба заулыбались. Гарик подавился и закашлялся, с возмущением уставившись на Бройслава.
   -- Еще не жена, -- вставила я: вдвоем тешиться - одно, а приглашения рассылать и по радиостанции весь мир уведомлять - другое.
   -- Жена, -- с нажимом повторил Бройслав и взглядом предупредил: перечить мне бесполезно.
   -- А Гарик против, -- заявила я, решив перевести стрелки на своего обидчика, заодно поквитаться.
   -- Да хоть Папа Римский, -- заверил Витислав, отсалютовав мне бокалом вина. -- Поздравляю, Хелен, и тебя, Бройслав.
   Чтоб ты подавился! -- пожелала от души.
   -- Гарик, позвони менеджерам - пусть подъедут. Елене нужен гардероб и все, что она скажет.
   А я скажу-у, будь спокоен - выполнять замучаешься, -- улыбнулась ему многообещающе и принялась за спаржу. Энеску ел лениво, поглядывал на меня и поглаживал мои ноги.
   Пускай. Спаржа вкусная - отвлекаться неохота. Да и есть мне с кем поговорить:
   -- Галя, а вас не смущает мое скоропостижное замужество, свое, вся эта ситуация в целом?
   -- Не понимаю, -- насторожилась женщина.
   -- Ну, как же, -- отодвинула я спаржу, потеряв аппетит. То, что я "с пулей в голове", как некоторые про меня говорили, понятно, и что через то моралью особой не обременена, тоже, но эта экс-патриотка, "комсомолка, спортсменка"? Куда же ее правильность делась?
   -- Меня насильно привезли сюда. В гробу. Ничего? -- начала злиться. -- А то, что меня здесь силой держат, тоже?!
   Бройслав с любопытством уставился на меня. Чую, ему было интересно наблюдать за мной и угадывать причины смены настроения.
   Гляди, милый, гляди, авось розовые очки треснут и ты перестанешь раскидывать свою руку и сердце.
   -- Я не понимаю, -- упрямо заявила Галина. -- Вы не похожи на потерпевшую, насколько я вижу, вас никто не держит, а то, что вы говорите... Я еще в Селезневке заметила, что вы особа хитрая и фантазерка к тому же.
   -- Это повод похищать меня, увозить черт знает куда? -- скривилась я. Да, ты не фламинго, Галочка, а банальный страус! -- Хотите совет, новобрачный? -- качнулась к Витиславу. -- Не пугайте невесту - пол бетонный!
   Витислав задумался, Галя нахмурилась, Гарик перестал на минуту жевать, соображая, о чем я, а Бройслав рассмеялся и уставился на меня как сообщник с поощрением и пониманием.
   -- Бис.
   Я скривилась - отстань. И вылезла из-за стола - не хочу вкушать пищу с врагами, принципам моим претит.
   -- Куда ты? -- забеспокоился Энеску.
   -- В кругосветное путешествие по вилле и близлежайшему парку, -- буркнула, удаляясь.
   -- Подожди, -- поднялся и на ходу отдал распоряжение мальчику у дверей. -- Накройте обед в беседке.
  
   -- Тебе не нравится Галя? -- спросил, придерживая в холле.
   -- Плевать мне на нее, -- заверила.
   -- Тогда в чем дело?
   -- Не люблю, когда меня на аркане в гости тащат, и при этом все делают вид, что все нормально: и похищение, и гроб!
   -- Прости, в последнем виноват я, но я понятия не имел, что это ты.
   -- В смысле - других можно?
   -- Можно.
   Я задумалась - знаково ответил. Получается, он четко делит ареал на своих и чужих, и чужой, даже если орел, все равно - тля, а свой, даже если тля - все равно орел?
   Я покосилась на Бройслава: а он, пожалуй, и убьет, не думая, в спину выстрелит легко, шею свернет, не заметив, и дальше пойдет. Вот я попала! Но с другой стороны - сама такая же, с той лишь разницей, что своих у меня нет, как ни мечталось о них.
   Он обнял меня за плечи, вывел из дома. Мы спустились по мраморной лестнице, прошли по дорожке к ровным газонам зеленой травы. Я пошла по ней, проигнорировав мозаичную дорожку, Бройслав со мной.
   -- О чем задумалась?
   -- Обо всем. Странная ситуация. Ты зачем-то протащил меня пол-Европы и России, но зачем, так и не говоришь.
   -- Это уже не важно.
   -- А что важно?
   -- Ты. Я. Мы.
   -- Извини - не верю. Ты бизнесмен, деловой человек и вдруг говоришь высоким штилем. Настораживает.
   -- Привыкай.
   -- К чему?
   -- Ко мне. К этому дому, окружению.
   -- Кстати, об окружении - кто тебе Витислав?
   -- Друг, но фактически брат. Его родители погибли в автокатастрофе и он жил у тетки, напротив нас. Ему доставалось от соседских мальчишек и детей в школе больше, чем мне - дети любят третировать ущербных, чем-то обделенных. Он был сиротой - это достаточный повод. А мне категорически не нравилось, когда бьют по больному. Мы с ним объединились и с тех пор вместе.
   -- А тот, кто вас обижал?
   Бройслав загадочно улыбнулся и сделал вид, что рассматривает ветки сосны.
   -- Понятно: кто выжил, я не виноват.
   -- Зачем же так кровожадно? Убивать физически необязательно, кому-то хватает морального давления, чтобы упасть и не подняться.
   -- А Гарт?
   -- Ты уже и это поняла? -- Бройслав развернул меня к себе.
   -- Что именно?
   -- Что Гаррик - Гарт.
   -- Я про Гарика и спрашивала.
   -- Ты сказала "Гарт".
   -- Обмолвилась, перепутала.
   -- Нет.
   Качнул головой и прошел пару шагов вперед. Постоял, разглядывая кроны деревьев:
   -- Жизнь, странная штука, ты не находишь? Вчера я случайно услышал разговор двух девушек, благодаря им вышел на одного человека, женщину, что помогла мне понять, кто я и зачем. Мне тридцать восемь и, наверное, лет тридцать я занимался одним - искал тебя. Ты мне снилась, но я ничего не знал о тебе, а вчера узнал. Сегодня ты уже рядом. Чудо? Не знаю. Возможно все проще. Конфуций сказал: когда ученик готов - приходит учитель. Наверное, ты или я были не готовы к встрече, поэтому ее не было, а теперь готовы, пришло время и мы встретились.
   Я знала - он говорит правду, и от этого мгновенно замерзла. Когда прикасаешься к потустороннему всегда не по себе и хочется оттолкнуть, взбрыкнуть, закрыть глаза, уйти в сторону, только бы не знать, не видеть, не понимать. Потому что тогда теряешь себя, смысл, цель - все становится неважным, пустым, то, что было для тебя плохим, кажется хорошим, что хорошим оказывается плохим. Мир рушится, переворачивается с ног на голову, и ты меняешься до неузнаваемости.
   Я не хотела, я боялась. Мне было комфортно в роли стервы, так меньше боли и обид, меньше обязанностей и больше возможностей.
   -- Замерзла? -- забеспокоился Бройслав, обнял меня, согревая.
   -- Нет, я всего лишь не хочу обсуждать тему, начатую тобой.
   -- Почему?
   -- Я не верю в жизнь после смерти, мне кажется, наша жизнь и есть - смерть, а смерть - жизнь. Мы не рождаемся - мы умираем, и не умираем - а рождаемся.
   Бройслав внимательно посмотрел в мои глаза и тихо спросил:
   -- Тебе было очень плохо малышка?
   -- Нет! -- беспечно пожала плечами, вывернулась из его объятий. -- Мне всегда хорошо.
   Не хватало, чтобы меня жалели. Этого чувства достойны лишь начинающие путь щенки или заканчивающие его старики. Остальная категория в состоянии сама справиться с любыми проблемами, а если нет, то не жалеть надо, а пинать.
   Меня, например, еще и с удовольствием давили. Спасибо, кстати, так я стала сильнее и научилась защищаться, отрастила клыки, когти, колючки и теперь во всеоружии почти на любой случай жизни.
   Бройслав нагнал меня и опять обнял:
   -- А мне было плохо без тебя.
   -- Боюсь, и со мной тебе хорошо не будет, -- честно предупредила.
   -- Нет. Мне уже хорошо.
   -- Твой друг Витислав похож на романтика, но ты нет.
   -- Я не романтик - я закоренелый циник. Но не для тебя. Каждый из нас живет в собственной скорлупе, боясь открыть то, что под ней, и высшее счастье, если найдется тот, кому не страшно открыться, кто поймет тебя и примет, каков ты есть.
   -- Не пнет в мягкий животик под колючками?
   -- Да.
   -- И откроет свой, чтобы получить по нему.
   Бройслав настороженно покосился на меня, и я была уверена, сейчас он спросит: кто же тебя покалечил? Но он перевел разговор на другую тему:
   -- Любишь театр?
   -- Нет, представлений хватает в жизни. А что? Хотел пригласить на премьеру?
   -- Хотел.
   -- Сходи без меня. С Галочкой, -- не сдержала желчного тона.
   -- Злюка, -- бросил он с улыбкой.
   Мне показалось, что он рад даже моему вредному характеру и злости. А еще окрепло чувство, что возникло еще в тот миг, когда я его только увидела, чувство, что знаю его всю свою сознательную жизнь, знаю как себя, а возможно и лучше.
   Плохо. Привязанность, что паутина, связывает, опутывает и в конце концов мумифицирует личность - моя мать наглядный тому пример. Сначала из человека она превратилась в животное, потом из животного в растение, и, наконец, засохла на корню как какая-то глупая фиалка.
   Я не хочу повторить ее путь и не повторю.
  
   Гарик сидел на перилах парадного крыльца и обозревал пространство парка, залитого светом. Настроение у Фомина было унылым - и все эта бестия.
   -- Чего хмурый? -- спросил Иван, присаживаясь рядом.
   -- Догадайся, -- буркнул тот.
   -- Орион досье прочитал?
   -- Как же! Менеджеров приказал пригласить. Завтра наедут с кипой каталогов, эту суку как куклу наряжать.
   -- Не понравилась она тебе.
   Гарика развернуло к Ивану:
   -- Да видал я ее! "Понравилась - не понравилась"! Ты досье ее читал? А я читал. Такая только людоедам понравиться может, если с лавровым листом приготовить и по тому же рецепту, что рыбу фугу.
   -- Орион фугу любит.
   -- Рисковать он любит.
   -- Ну, Лена не настолько ядовита.
   -- Судя по досье, она ампула с цианидом в бочке с порохом.
   -- Дашь с биографией ознакомиться?
   -- Бери, я ее славный путь в комп слил. Пароль знаешь... Винислав тоже - зачем ему эта тетерка? Помогать отказалась наотрез, а тот: "я не имею права ее заставлять"! Нет, ты представляешь? Зачем он, спрашивается, ездил? И Орион, вместо того чтобы о деле говорить, от "миледи" ни на шаг не отходит. Да кого ходит, летает вокруг! Парит как ангелочек! Тьфу, ты! Получается, пустил коту под хвост полмиллиона и хоть бы за ухом почесал.
   -- А что ему? Ты у нас финансовый директор, ты за ушами и чеши.
   -- Я такими темпами по сусекам скрести начну!
   -- Не прибедняйся, знаю я тебя, -- хмыкнул Иван. -- Если Орион Луну не купит, его капитал и праправнуки растранжирить не сумеют.
   -- Не скажи. Растранжирить как раз не проблема.
   -- Жадный ты.
   -- Рачительный.
   -- Хорош ворчать. Скажи лучше, когда я семью смогу перевезти?
   -- Да хоть завтра. Анна где у тебя?
   -- В Штудгарте у Ханса. Маришка приболела, что-то с гландами, я не понял, честно говоря. Анна напряглась, к доктору поехала.
   -- Езжай, встреть.
   -- Я не понадоблюсь здесь?
   -- Обойдемся.
   -- Смотри. Тогда я завтра уеду.
   -- А я ребятам задание дам, чтоб квартиру или виллу поблизости вам купили.
   -- Договорились. Пойду, досье почитаю, а ты не кисни - образуется. Орионом крутить она не сможет, не такая хитрая, как тебе показалось.
   -- Угу. Она просто дико скромная и зверски добрая, -- потрогал пораненную щеку.
   Иван хохотнул и, похлопав друга по плечу, пошел в дом.
  
   Фомин посидел и решил присоединиться к другу - распирало его и хотелось поделиться наболевшим, но не с кем: немой Канн его не устраивал, гиацинты и мрамор лестницы тоже.
   Иван уже устроился с леп-топом у вазы с конфетами и шурша фантиками читал данные на экране. Судя по физиономии, они были увлекательней детектива.
   -- Как? -- спросил Гарик, садясь в кресло напротив.
   -- Экшен!
   Фомин помолчал и выдал то, что тревожило его больше всего:
   -- Он жениться собрался. За завтраком объявил.
   -- Совет да любовь, что здесь скажешь.
   -- Нет, ты не понимаешь: Орион сказал это при всех, значит, точно женится. Зачем? За каким ему эта фурия?! Он прекрасно знает, кто она и как ей инфа доставалась для него не тайна - и жениться! Я бы понял, если для отвода глаз, чтобы ее успокоить, к рукам прибрать то что знает - не проблема. Фальшивый паспорт, печать - тысяча на расходы всего. Или в тот, что ей сделали, печать поставить - того проще и дешевле, все равно фамилия уже его - Энеску. Нет, он объявляет об этом! Намекает - готовь, Гарик, официальною церемонию, чтобы настоящая печать в паспорте была да еще и церковь приплетает. А это уже не шутка - это всерьез. Что он делает, можешь объяснить?
   -- Влюбился.
   -- Орион?
   -- Орион. Тебе тоже советую. Пока на себе не прочувствуешь, никогда не поймешь ход мыслей влюбленных.
   -- Это крен, а не ход мыслей.
   -- Не скажи, я, например, Ориона понимаю. Правильно он поступает - он ее своим именем прикрывает. За девчонкой охота идет. Ладно сейчас людей Аббаса со спецурой стравили, сгоревшую машину подложив, но это временная передышка, а что дальше будет? Где гарантия, что рано или поздно они не докопаются до истины, не пойдут по следу? А так он прикрывает ее, давая понять: господа, у вас есть выбор - либо успокаиваетесь, либо имеете дело со мной.
   -- Нур-Хайли это не остановит.
   -- Но притормозит. А там договорятся.
   -- Угу. Даже догадываюсь как.
   -- Точно. Отдаст лабораторию вместе со всеми разработками, на том и помирятся. Хороший ход - у нас все равно все встало, продолжать поиски Бройслав точно не будет - у него теперь интереснее занятие есть, -- рассмеялся Иван.
   -- Что тебя веселит? Может информация на эту?
   -- А что - жила, голов не считая. Каких людей разводила - браво!
   -- Она шлюха! -- процедил Фомин, не разделяя веселья друга. Тот помолчал, дожевал конфету, дочитал досье и повернулся к Гарику:
   -- Шлюха, -- кивнул. -- И что?
   -- Ты бы женился на шлюхе? Взял в жены такую бабу, как она?
   Лейтенант в раздумьях пожонглировал конфетами, зажал их в одну руку и спросил:
   -- Ты Анну мою знаешь. Как она тебе?
   -- Редкая женщина.
   Гарик не кривил душой - он действительно считал жену Ивана женщиной редких достоинств. Мало умница, еще красавица, семье и мужу верна, мягкая, домашняя, понимающая, добрая. Сроду он не слышал, чтоб Иван с Анной ссорились, а если учесть, что характер у того не сахар, то ясно, насколько терпелива с ним жена, насколько любит, если любые эскапады прощает. Да одни его командировки, по полгода порой, чего стоят. Не каждая выдержит.
   -- Редкая, -- кивнул Иван, рассматривая золотистый фантик конфеты в своей руке. -- Я никому не говорил - наше это дело... Она тоже шлюхой была.
   -- Анна?!
   -- Анна. Любовников меняла по два раза в день.
   -- Не верю.
   -- Стал бы я болтать... Сама мне все рассказала, если не это, наверное... хотя... Нет, все равно бы женился. Люблю я ее и точно знаю - она меня тоже. Пятнадцать лет вместе, а словно вчера только встретились.
   -- Она тебе?... -- нахмурился Гарик, изучая лицо друга. Не верилось ему, но в тоже время он точно знал - Иван о таком не станет разговор заводить попусту.
   -- Нет, точно знаю - ни разу не изменила.
   -- А ты?
   Он криво улыбнулся:
   -- Не поверишь - тоже. Визуально - да, а на деле - нет. Посмотришь на одну: мордашка ничего, ножки, грудь, и тут же Анну вспоминаю. Ее хочу, а эту нет. Так пофлиртуем и разойдемся. Мне с Анной спокойно, тепло и... родная она, моя. Это не объяснишь, -- плечами пожал. -- Нет пожара как в юности, есть нежность и ... не знаю. Все - она, она - это все, что нужно. Она цель, жизнь, а все остальное ерунда. Мелочь. Я в жизни много чего не так сделал, сглупил где, где перегнул, но встреча с ней, наши отношения, они все это исправляют, оправдывают. Есть Анна, и все не зря, и я не впустую живу.
   Гарик потер шею в раздумьях, искоса поглядывая на Ивана:
   -- Как ты решился?
   -- И не жалею.
   -- Ревновал?
   -- И сейчас порой ревную. Умом понимаю - глупо к прошлому ревновать, а срываюсь. Хотя скорей это не ревность, а страх потерять ее. Маришка вся в нее... Вот обрадуются мои девочки, что больше никаких командировок, -- сказал, с мягкой улыбкой глядя в окно. И видел не парковую золу, не розовые кусты - свою жену, их встречу, ссоры, споры, объятья. Их совместную жизнь, что наградила их и трудностями, и счастьем, и плохими минутами и хорошими, но сейчас вспоминаешь, и кажется, что и самое плохое было прекрасным, а сколько еще впереди?
   Гарик взял конфету и принялся жевать ее, раздумывая над словами друга. В своей жизни он любил лишь одну женщину - свою мать. Остальное: увлечение, порыв, страсть, похоть. Но любовь? Только матери он не забывал говорить "люблю", но другой женщине даже не думал такое сказать. И казалось ему, что живет он правильно, а тут сомнения прокрались - не упустил ли чего важного?
   -- Может тоже на шлюхе жениться? -- усмехнулся криво.
   Иван тяжело посмотрел на него:
   -- Анна меня спросила как-то: почему, когда мужчина женщин меняет - он не шлюха, а если женщина, то она самая? Ведь по сути каждый ищет одно - себя рядом с другим, свое место в другой душе. А найдешь - и никто уже не нужен. Так что не обольщайся - не ты выбираешь - твоя душа, а ей все равно кто тот, к кому она потянется. Она не к телу устремится - к своему месту в родной душе. Твоя любимая может оказаться страшнее атомной войны и стервой редкостной, но для тебя станет ангелом во плоти, как и ты для нее, и никто вас не переубедит, что это не так. Я от души тебе советую, научись любить женщину. Не мать, не друзей - в этом тебе нет равных - женщину, с которой ты раскроешься полностью. Долг, верность, честь, дружба - эти понятия часть тебя, но ты все равно неполноценен, если не добавишь к ним любви. В этом отношении у тебя мизерный опыт.
   -- Зато у тебя, смотрю, его с лихвой.
   -- Иногда мне кажется, я старше этого мира. Он не удивляет меня и не увлекает, потому что все, что мне нужно, я уже получил, а большего мне ничто и никто уже не даст, да мне и не надо. Но немного завидую - тебе, Бройславу, его девочке - у вас еще все впереди. Как ни крути, а научиться любить наверняка главный урок нашей жизни.
   -- Задачка не из легких, -- заметил озадаченный Гарик. -- Любить мать - это понятно, друга - тоже, они не предадут, но постороннюю женщину? Бабы переменчивы как ветер, и доверяться им?
   -- Весь мир переменчив, друг мой, и все же постоянен в своей неизменности до оскомины. По большому счету меняется лишь антураж, а суть остается незыблемой. И факт, что он ни черта не хочет по большому счету не влияет на тебя, а вот ты наоборот и хочешь, и влияешь, да не всегда понимаешь. А вот научишься любить - поймешь: не ты в его руках - он в твоих. Весь в одной маленькой ладони любимой, которая одна тебе и нужна, -- и смущенно улыбнувшись, поскреб щеку. -- Старею - философствовать начал, как старик на лавке. Вовремя на покой ухожу.
  
   Бройслав любовался Леной, не видя ничего вокруг кроме нее. Он пил взглядом свет ее глаз, изгиб бровей, хмурую морщинку на лбу, свежесть малиновых губ, гордую линию шеи и хрупкость плеч. И все думал - как же они жили друг без друга и сколько сил употребили, чтоб все-таки существовать, все-таки надеяться на встречу.
   Ему было настолько спокойно и уютно рядом с ней, что он, только осознав, вкусив это безмятежное приятное состояние, больше ни за что не хотел с ним расставаться. Он нашел не только ее, он нашел себя.
   Бройслав понимал - впереди долгая и трудная дорога, на которой придется терпеливо отогревать сердечко любимой, прощать, поступаться своими интересами ради нее.
   Но все это было незначительно для него и не пугало, а скорее радовало, наполняя новым, истинным, смыслом его существование. Главное - она рядом, с ним, и худшее позади. В этой жизни он исправит свои прошлые ошибки и сбережет ее. На этот раз никто не отберет у них счастья быть вместе, жить и дышать в унисон. И то, что им не довелось узнать тогда - они узнают сейчас, а что не познают сейчас, познают в следующей жизни.
   Любимые действительно не умирают, потому что любовь не знает смерти. Она единственная постигла секрет вечной жизни.
  
   Глава 21
  
   Я чувствовала себя мухой, запутавшейся в паутине его внимания, он как паук питал меня ядом - своей нежности и выпивал силы противостоять ей. Я не хотела привязываться, но понимала, что уже привязалась. Когда успела, как? Не знаю.
   Весь день Бройслав не отходил от меня и все смотрел, обнимал, держал за руку. Я слабела, терялась под его взглядами и не могла себя найти. То, что было важно еще вчера, отчего-то казалось сегодня уже ненужным, более того, глупым и пустым. Он не расспрашивал меня о моей жизни, не лез в душу и тем все глубже проникал в нее.
   Я понимала - еще сутки в таком духе и мне с ним не справиться, как уже не справиться со своим сердцем. И пришла к единственно правильному, как казалось, выводу: нужно сорвать с него маску мягкости и благородства, чтоб увидеть истинное лицо, ужаснуться и остыть. Нужен был четкий план - спонтанность с Бройславом не пройдет. Но выработать тактику и стратегию своего поведения днем я не смогла - он не давал, сбивал с мысли, расслаблял, направлял мышление в другое, неизвестное мне пока русло чувственных эмоций, когда-то пугающих меня впечатлений. Я ждала ночи, чтобы лежа в тишине и одиночестве, по привычке прокрутить прошедший день, выявить свои просчеты и просчеты объекта, вспомнить, на что и как он реагировал, и понять из того, что ему нравится, а что нет, понять суть его личности, характера и составить план действий сообразно уже имеющимся фактам. И бить, но уже точно в цель, в подсказанные, открывшиеся невзначай тонкие места, давить - на больное, брать - за живое, давать - что хочет.
   Но план провалился с треском: Бройслав не отпустил меня и ночью. Без разговоров привел в свою спальню.
   -- Я привыкла спать одна, -- заявила ему сухо.
   -- Я тоже, -- заверил он, прижимая меня к себе. -- Но теперь все изменилось - будем привыкать спать вдвоем.
   -- Я пинаюсь, -- предупредила. Он засмеялся.
   -- Надеюсь, что у меня подобной привычки нет.
   -- А еще жутко храплю!
   -- Да что ты? -- он смеялся, глядя мне в глаза, и при этом уже пробирался под рубашку, гладил бедра, расстегивал пуговицы на груди. -- Арию храпа эта спальня еще не слышала. Будет интересно.
   Я попыталась оттолкнуть его, но он лишь крепче обнял меня:
   -- Девочка моя, ты можешь противиться, можешь не противится, но ничего не изменится, поверь: мы будем жить вместе. Нас теперь двое - ты не одна, запомни это.
   Ладно, получи первую торпеду в приоткрытый шлюз:
   -- Я уже жила с другими, но при этом оставалась одна. Они не были настолько навязчивы.
   Лицо мужчины закаменело, взгляд ушел в сторону, видно, чтобы не пугать меня своей злостью. А она была, если судить по голосу:
   -- Я просил тебя, забудь прошлое, не упоминай о нем. Мне неприятно.
   -- Мне тоже неприятно твое общество.
   -- Неправда.
   -- Ты так решил?
   Бройслав прищурился на меня и улыбнулся. О, эти его улыбки! Он словно заглядывал мне в душу, читал в ней, как в книге, и знал истину, что скрыта от всех, потому что принадлежит лишь ему. И радовался этому, и довольно улыбался, скрывая свои знания, и не верил моим словам.
   Он отодвинулся, расстегнул манжеты, снял рубашку, начал расстегивать ремень на брюках:
   -- Значит, я тебе неприятен?
   -- Да, -- заверила, во все глаза рассматривая его мускулистый торс, от которого исходила сила и привлекала в свой капкан.
   -- И не хочешь, -- подошел ко мне, обнажившись.
   -- Не хочу, -- решила быть твердой и на этот раз не поддаться, одержать хоть маленькую победу, правда, вряд ли над ним, ведь предстоящая битва была скорее с собой.
   -- Совсем? -- провел по моим губам, обнял, снимая с плеча рубашку.
   -- Считаешь себя неотразимым?
   -- Даже не пытаюсь.
   -- Тогда перестань изображать сексуально озабоченного плейбоя.
   Он засмеялся и, подхватив меня на руки, уложил на постель.
   -- Девочка моя, когда женщина не хочет мужчину, она не пожирает его взглядом, в ее глазах стоит холод, а не горит пламя страсти.
   Бройслав навис надо мной, прошел ладонью от бедра к груди и зашептал с лукавой улыбкой на устах:
   -- Держу пари, ты хочешь меня.
   -- Не-ет, -- а губы сами изогнулись в ответной улыбке, и глаза зачарованно смотрели в его зрачки, теплые, ласковые, в которых мне виделся целый мир, прекрасный, как рай, не знающий ни горя, ни печали, ни забот. Бройслав гостеприимно распахивал дверь в него, приглашал без всяких условий, но как легко было войти в него, доверившись, так и легко пропасть в нем. Я была не готова открыться столь же безоглядно, как это сделал он, не готова пустить его в свой мир, потому что в нем был ад, а он не равноценен раю.
   -- Ты ведешь себя как мальчишка.
   -- И чувствую себя молодым, -- прошептал, лаская меня. Я невольно выгнулась: жарко, тесно, но как приятно быть зажатой его телом, отдаваться его рукам и губам. Почему? Ведь были у меня любовники не менее искусные, не менее сильные и привлекательные, но хоть бы раз у меня сильнее застучало сердце, не то что закружилась голова от их объятий. Я знала, как себя вести и прекрасно справлялась с ролями нимфетки, нимфоманки, скромницы или тигрицы, но разве чувствовало хоть что-то? Обычный театр: постель - сцена, маска страсти одета, роль отыграна, и она снята, брошена в стопку реквизитов.
   Но только не с ним. Его близость, прикосновения, ласки, тепло дыхания сорвали с меня не то что маску - кожу. Я чувствовала себя по-настоящему обнаженной, беззащитной и ранимой, настолько хрупкой, что нет иного пути, как только слушаться его, отдаться в полную власть, довериться, встав под его защиту, а он уж сбережет, укроет, защитит и наградит лишь наслаждением, в котором я не знаю, где душа, где тело, сердце, мое - его. Он еще не взял меня, но я уже была его глупой от плоти до возвышенной души. И радовалась, что пока обнажена и беззащитна, он не стремится меня поработить, использовать себе во благо, но щедро награждает, оценивает как великий дар, так и нежно, трепетно, настолько терпеливо обходится со мной, что нет возможности сфальшивить, солгать, сыграть хотя бы стон. Он сам врывается и устремляется к нему, и губы ищут приют на его губах, на теплой коже плеч, груди, ладоней.
   Что я делаю? Целую?
   Сошла с ума.
   Очнись!
   Но нет сил отстраниться, хоть жестом воспротивиться, есть только силы, чтоб призвать, обнять сильнее, слиться.
   -- Глупенькая девочка моя, как ты боишься привязаться и отвергаешь факт, что мы уже привязаны. Ты, я - давно одно. Я позабочусь обо всем, не бойся, стрел не будет.
   -- Пули в обиходе.
   -- На нас понадобятся две.
   Я вскрикнула, ногтями впившись в его кожу и требуя: еще, еще!
   Какие пули?!
   -- Перестань болтать.
   -- Не нравится?
   -- Сбивает с мысли.
   -- Зачем они тебе? Я за двоих подумаю.
   -- Я и сама умею...
   -- И сейчас?
   -- Да... нет... а-а-а!...
   -- Мне нравится ход твоих мыслей, -- прошептал, улыбаясь. И подстегнул меня теплом дыхания, голосом, улыбкой - я забилась, сдаваясь:
   -- Ты победил.
   -- Нет, -- остановился, обхватил лицо ладонями. -- Побеждают в бою, в борьбе с врагами, но между нами сражений быть не может. Я тебя люблю. Любить и биться невозможно.
   Я задыхалась - слова приятны, любую бы очаровали, но мне слов было мало - разум спал - плоть правила:
   -- Еще, -- вздохнула. Бройслав рассмеялся:
   -- Скажи "люблю".
   -- Нет...
   -- Не трудно это. Я ведь научился. А может, сомневаешься? -- движенья начал. -- Скажи.
   -- Нечестно!... -- застонала. Сейчас меня спроси любую тайну - открою, что уж там сказать "люблю". Но будет ли то правдой? Пусть он победил над телом, пусть разбудил его как спящую красавицу, но душа - мое!... Или уже - его?...
   -- Скажи, -- просил, стесняя лаской грудь.
   -- Ты хочешь лжи?!
   -- Нет - правды, -- в глаза смотрел, лицо зажав ладонями. Сколько я держалась - минуту, две, а может миг? И выгнулась дугой, к нему прильнув, и закричала, еще не понимая что:
   -- Люблю!... Люблю...
   И забыла как дышать, застыла в биенье двух сердец, сливающихся в ритме в одно, как наши тела, взгляды, сплетенные пальцы.
   -- Спасибо, -- прошептал Бройслав и губ моих коснулся, вдыхая вновь им взятое дыханье.
  
   Я лежала в плену его рук, крепко прижатая к его телу, и смотрела в темноту, слушая сонное дыхание Бройслава, чувствуя тепло и умиротворение. Мне было хорошо и этим страшно. Привычка думать - что же завтра, меня не отпускала даже в миг покоя.
   Да, Бройслав покорил меня, а впрочем, не сильно я сопротивлялась. Все очень быстро произошло, в какой-то миг решилось и словно не день - век прошел, как мы вместе и все естественно понятно, но разве так бывает?
   Допустим, то, что я увидела в полете не в гробу, а меж мирами, не мистика, а правда, допустим, он тоже что-то узнал, допустим, нас свели опять. Вот тут и начинается мученье.
   Я точно поняла, что Бройслав не слабак, не трус и не дурак, сегодня мягок, завтра прочитает досье и оголит свою натуру. По праву - да. Но мне уже то будет больно, а прошлое исправить не дано даже Богу. И что мне делать? Пряник получив, отведать и кнута? От него - согласна. Но как на счет последствий? Презрения в его взгляде, холода, осуждения, указания на дверь и вон из сердца и, лишь только приручив? А в чем я виновата? В том, что жила, вгрызаясь в жизнь? А нужно было подставляться, давать топтать себя?
   И как же он? Что он почувствует, узнав, как я жила, насколько подло в жизнь играла? Мне больно будет, а ему подавно. Ну и к чему длить пытку и множить мазохизм? Кому было угодно, убив тогда нас, вновь свести опять, и всколыхнуть то, что по всем канонам должно быть забыто? И правда ли то, что я увидела, что он узнал? Кому, зачем то было нужно?! Кому понравилось нас мучить?!
   И как страшно ошибиться, принять Бройслава за Оррика и вдруг узнать, что он лишь бледный призрак, а то, что привиделось, всего лишь бред. Насколько сказки необходимы детям, настолько же вредны для взрослых. То, что происходит, иначе чем сказкой не назовешь, но чем манит она меня, тем же и грозит убить, разрушить пусть видимость, но обороны против внешней грубости мира. Надо признать, я жуткая трусиха: боюсь верить, боюсь надеяться на хорошее, боюсь давления, но особенно - боли, и ее самого худшего проявления - психологической ломки. Возможно, этот страх и заморозил мою душу, законсервировал ее, ожидая момента рождения - смерти той личности, что, явившись в этот мир, при первом же вздохе отравляется миазмами лжи, обид, зависти, хитрости, подлости и разлагается, взрослея в них, и, наконец, умирает, пропитавшись насквозь гнилостными испарениями того, что называют жизнью, и умирает, чтобы действительно родиться. Ничего с этим не поделать, не изменить ни здесь, ни там, и мне всегда было наплевать, как отражаются мои игры с окружающими на жизнях и душах - они, как я, мертвы с рождения. Я не убивала их, я помогала им родиться. Но впервые мне было важно, как Бройслав посмотрит на меня, как он отреагирует на мои привычки, как мое появление отразится на его жизни. Я не хотела причинять ему боль, но и сама не хотела получить ее. Ни измениться, ни подстроиться под него тоже бы не смогла, как не хотела бы менять его, подминая под себя. На его честность, что чувствовала душой, я не хотела отвечать бесчестной ложью. Однако правда была слишком страшной.
   Что делать я пока не знала, и оставалось лишь одно - пустить все на самотек, хоть это и не в моих привычках. Запасной аэродром в данной ситуации не прилагался, а разум еще спал, одурманенный всего одним днем, проведенным рядом с Бройславом. Что будет завтра? Не окажется ли тонкая ниточка, связавшая нас по недоразумению, канатом или якорной цепью, я не знала, но подозревала, что так оно и будет, и противилась фактам, надеясь, что завтра все изменится, или у меня найдутся силы все изменить.
   А может Бройслав наиграется в романтика и вспомнит о себе другом, что даже в мягкости своей оставался защищенным от любых укусов. Да мало ли какие неожиданности приносит каждый день? Жизнь мертвецов в аду полна сюрпризов, а до финиша, за которым рай, еще далеко, если я не потороплюсь ему навстречу.
  
   -- Лена! -- услышала, уже засыпая, и не сразу поняла, кому взбрело звать меня. Мыслишка даже мелькнула - а не водятся ли в этом дворце привидения на манер уважающих себя английских замков?
   -- Лена! -- опять прошелестело еле слышное.
   Да что за черт? Это что новый вид местного будильника?
   Я осторожно высвободилась из объятий Бройслава и прихватив первую попавшуюся рубашку, скользнула в коридор. Меня ждал первый сюрприз нового дня - Галина. Женщина маскировалась под тень, сродняясь с ночным силуэтом пальмы.
   -- Что вы здесь делаете? -- удивилась я и увлекла ее к оранжерее, чтобы ненароком не разбудить Бройслава.
   -- Я хочу помочь вам, -- горячо зашептала она. -- Простите меня, что я промолчала за столом, но поймите, открытая демонстрация ни к чему не приведет. Глупо показывать всем, что у вас на уме, и потом, я не хочу неприятностей для Витислава, поймите меня.
   Я поморщилась, пытаясь припомнить, вызывали ли службу спасения?
   -- Еще раз?
   -- Вы дали понять, что вам плохо, что вам здесь не нравится. Вы хотите домой - я помогу как смогу, правда, нужно время...
   -- Стоп. Когда я говорила, что хочу домой?
   -- За столом. Разве вы не помните?
   -- Может, это вы домой хотите?
   -- Нет, я не оставлю Витислава.
   О, верная русская декабристка. Только у наших женщин верность в крови по идейным соображениям!
   -- Даже если он гангстер?
   -- Он хороший человек...
   -- И вы его любите, поэтому что в золоте купаться, что кандалы таскать: "все мы делим пополам, пополам, пополам".
   -- Вы смеетесь?
   До нее только начало доходить.
   -- Нет, пытаюсь понять, что вы предлагаете.
   -- Помощь, Лена. Я могу вывести вас отсюда, но не сейчас, потом, деньги на билет домой дать или доставить прямо в посольство...
   Лучше сразу на гильотину.
   -- ... Или письмо им отправить с просьбой о помощи.
   -- А ничего, что вы тем своего разлюбезного подставляете? Вы не пытались сначала думать, потом делать, и желательно до скоропалительной влюбленности в заморского принца в дебрях Селезневки? Вы вообще понимаете, о чем говорите и кому?
   -- Но вам нужна помощь. Вы сами дали понять, что вас третируют.
   -- Начнем с того, что меня просто украли с вашего благословления.
   -- С моего? -- возмутилась женщина.
   -- Конечно. Жених ваш? Ваш. Люди его друга? Его друга. Украли меня и сунули в гроб. Украли. Ваш жених был в курсе? В курсе. Кто виноват? Вы.
   -- Мы будем препираться или составим план...
   -- Выхода из кризисной ситуации? Я привыкла надеяться на себя.
   Нашла дурочку, дилетанту довериться. Пришла сюда, наверняка топая, как слон, и точно привела за собой роту охранников, в рупор, почти на все здание, о плане побега прокричала, а теперь я должна броситься ей на грудь со слезами умиления: спасительница моя!
   Фу, ты, бродят тут всякие, спать не дают, а в постели так тепло и уютно было.
  
   Бройслав почувствовал одиночество сквозь сон остро как удар, следом пришел страх, что прошлое вернулось, и он резко открыл глаза, сжав в кулак простынь на том месте, где спала Лена. Никого. Мужчина сел, облившись потом от страшной мысли, что девушка ему приснилась, вчерашний день иллюзия и ничего не было на самом деле. Сердце чуть не выпрыгнула из груди.
   Бройслав вскочил и вдруг услышал тихий шорох, потом шепот.
   Он замер: Лена?
   Два голоса - один ее, он узнал бы его из тысячи, другой знаком, но определить, кому принадлежит Бройслав не смог. И насторожился, подкрался к дверям, тихонько выглянул: два женских силуэта у дверей в оранжерею немного успокоили его. Он присмотрелся и узнал Галину, но, услышав, о чем она говорит, нахмурился - еще этого не хватало, предлагать его жене бредовую идею о побеге! Что она себе вообразила, а о себе?!
   Взгляд прошел по помещению и встретился с глазами Канн, притаившегося под лестницей и готового кинуть в спину Галине нож, если та вдруг заденет женщину господина.
   Бройслав знал манеру Кан носить с собой ножи, прикрепляя их под одежду, а метал он их без промаха. Еще бы миг и посмевшая проникнуть на территорию господина рассталась с жизнью.
   Энеску покачал головой и приложил палец к губам, давая понять Кан, чтобы он не вмешивался и уходил. Тот понял и исчез в своей комнате за лестницей, словно его не было.
   Бройслав, прослушав разговор женщин, скользнул обратно в спальню и взял со столика телефон, набрал номер Витислава - он ему брат, но его женщина в сестры не записывалась.
   -- Да? -- просипело сонное.
   -- Витислав, где твоя невеста?
   -- Орион?...
   -- Я спрашиваю, где твоя невеста?
   Послышался шорох, озадаченное ворчание.
   -- Что случилось? -- проснулся, наконец, мужчина и сообразил, что стальной голос Ориона гудит в трубку в четыре утра не от бессонницы.
   -- Завтра до обеда ты уедешь вместе с ней или, не обижайся, она уедет одна и прямо сейчас.
   -- Что она натворила?
   -- Предложила Лене бежать.
   -- А кто у нас Лена?... Ах, да!...
   -- Я предупредил, Витислав, -- голос стал жестким и буквально хрустел как снег на зубах. Мужчина вздохнул, оценив его милость:
   -- Спасибо хоть предупредил.
   -- Ты мне брат.
   -- Жаль, что расстаемся.
   -- Тебе всегда здесь рады.
   -- Без Гали? Не пойдет.
   -- Тогда объясни ей, что к чему, чтобы впредь она не позволяла себе подобных вольностей. Месяц, чтоб я ее не видел, а там посмотрим, -- и отключив связь с Витиславом, набрал номер Гарика:
   -- Ты чем занят? -- спросил недовольно.
   -- Любуюсь двумя женщинами под фикусами, -- буркнул тот и Бройслав успокоился, смягчился.
   -- Билеты купи новобрачным и отправь в досрочный медовый отдых.
   -- Медовый месяц, -- поправил.
   -- Вот на месяц и отправь. Пусть проветрятся. Мне еще заговоров здесь не хватало.
   -- Сделаю.
   Бройслав положил трубку.
  
   Гарик вздохнул, глядя на смолкнувшую трубку, и, сунув ее в карман, уставился опять на монитор поверх плеча Стефана.
   Ничего не происходило - женщины мирно беседовали. О чем - не ясно. Покои Бройслава на прослушке не стояли - запретил. А зря, очень было бы интересно узнать, о чем можно говорить в четыре утра.
   Взгляд мужчины скользнул в сторону и уперся в кипу смятых купюр, разложенных на три кучки.
   -- Это что? -- спросил Стефана.
   -- Так, -- замялся тот.
   -- Ну?!
   -- Да-а... Пари с ребятами заключили, -- и молчок.
   -- Не тяни - выкладывай, что за пари.
   -- Ничего плохого... Ну-у, что русская завтра с виллы вылетит. Кристас и Борис поставили, что послезавтра.
   -- А это чье? -- спросил Гарик, указав на лежащую отдельно сотню.
   -- Это Иван поставил, что она здесь надолго останется, -- хмыкнул парень.
   Фомин подумал и вытащил из нагрудного кармана сотню, присовокупил к другой:
   -- На то, что он прав.
   -- Да вы что, шеф? Когда хозяин бабу на сутки оставлял? Проиграете!
   -- Ты невнимателен. Спроси сначала себя: когда Орион женщину на свой этаж приводил?
   Парень нахмурился, вспоминая, и мотнул головой.
   -- Не было такого.
   -- То-то и оно. Продул ты. И вообще, зачем я тебя держу, если ты элементарного сложить не можешь? Думай, Стефан.
  
   -- Так вам нужна помощь или нет? -- злилась Галина. -- В следующий раз, когда вы попросите помощь не в шутку, боюсь, с вами произойдет тоже самое, что и с мальчиком из рассказа Льва Николаевича!
   -- А вы, если еще раз захотите изобразить армию спасения, учтите, что те с рупорами по чужому дому не ходят, они крадутся и оглядываются. И не удивляйтесь, когда, выйдя отсюда, столкнетесь с ассортиментом оружия в руках местного отряда зачистки. Это вам не гнездовье Селезневки, здесь обитает высокоорганизованная стая матерых хищников, в которой не место птицекрылым особям с нежной душевной организацией, милая госпожа Перетрухина.
   -- Все-таки вы удивительная хамка. Зря я решила вам помочь, -- покачала головой женщина и пошла вон с этажа.
   Ох, и глупая. Нет, она даже не страусиха - бамбук обыкновенный. Тот растет просто потому, что растет, примерно как эта что-то делает. А нет головной мозг к процессу подключить хоть ради прикола? Жизнь это не таблица Менделеева и не реторта. Вот и скажи, зачем госпоже столько дипломов, кандидатских, патентов на изобретения, если в химии она ас, а в житейских вопросах полный профан?
   Пожалуй, более чем представители царства растительности меня умиляли рыбы-прилипалы. И уважения вызывали столько же. Даже насекомое по сравнению с ними все же насекомое, даже бамбук при всей тупости хоть к чему-то стремится, на что-то годен, а эти плывут по морскому прайду суррогатами чужих жизней, собирают по крошке объедки чужих целей и не живут - присутствуют. Спроси зачем - ответят чужими словами, потому что своего у них ничего нет, даже мнения варьируется как настроение, в зависимости от выгоды на тот или иной момент. "Течение" сменится или хозяину в голову сбредет "тудым надобно" - и они с ним: правильно, я только об этом подумал!
   Я прошла в оранжерею раздосадованная вторжением Галины, что забыла пословицу: "ложка к обеду дорога", и в думах о разных представителях человеческой флоры и фауны по наитию нашла мини-бар, спрятавшийся в зарослях фатисии и моей любимой пуасентии. Неслабый набор спиртных напитков порадовал своим многообразием. Я остановилась на коньяке и села в плетеное кресло, вытянув свои метр двадцать почти до камина. Самое время подумать и что-то решить - обстановка располагает: темно, тихо, Бройслав спит и не станет мешать. Завтра же наверняка мозговой процесс опять забуксует на инстинкте оплодотворения...
   И задохнулась одновременно от обжигающе крепкого коньяка и мысли, что пронзила меня, вводя в ступор: мы не предохранялись! Таблетки остались в обшарпанной квартирке "гнездовья", а презервативы, я так поняла, Бройслав не признает. До сих пор мне удавалось обойтись без памятных наград за спаривание, но хотелось бы и дальше оставаться в неведении из области гинекологии и акушерства, а получится ли с Энеску - не факт.
   Нет, все-таки он тигр. Прокрался ко мне, а я не заметила, пока не почувствовала его руки на своих плечах:
   -- Почему не спишь?
   -- Боюсь увидеть кошмар в твоих объятьях, -- буркнула недовольная собой. По всем фронтам пролеты и просчеты! Всего на сутки слабину дала и вот вам результат!
   -- Коньяк в четыре утра лучшее лекарство от кошмаров или от объятий? -- отобрал у меня бутылку, поставил на столик.
   -- Для сна.
   -- Я знаю лекарство лучше, -- подхватил меня на руки и понес в спальню, чтобы потрясти меня своими знаниями в области расслабляющего массажа. Заснула я мгновенно.
  
   Глава 22
  
   Бройслав одевался в гардеробной, Гарик стоял у окна, поглядывая на друга, и отвечал на его вопросы.
   -- Как Витислав?
   -- Собирается.
   -- Обижен?
   -- Нет. Рад, что ты не свернул его невесте шею.
   Бройслав сосредоточился на пуговицах манжет, сделав вид, что не услышал насмешки Гарика.
   -- Ребята ставки делают, многие уже продули, -- продолжил тот объявлять новости.
   -- На что ставят?
   -- На то, что ты выгонишь свою...Лену.
   -- Надеюсь, у тебя хватило ума не ставить?
   -- Наоборот, я поставил на то, что она останется.
   Бройслав кивнул:
   -- Передай, пусть дом в Канаде приготовят к нашему приезду.
   -- Собираешься?
   -- Нет, но нужно быть готовым к любым сюрпризам.
   -- Согласен. Досье дать?
   -- Нет. Пока не надо. Лучше приготовь отчеты по лаборатории и документы на ее передачу. Если Аббас позвонит - я очень занят. И так пока документы не будут готовы.
   -- Ему отдашь?
   -- Поменяемся, если начнет наступать.
   -- А сейчас куда собрался?
   -- К Тадешу.
   -- Ты всерьез решил жениться?!
   -- Естественно.
   -- И в какой из ее паспортов ты хочешь поставить печать?
   -- Хелен Энеску.
   -- Может все-таки досье для начала?...
   -- Нет! -- отрезал. -- Эту тему закрыли, пока я сам ее не открою. Завтрак готов?
   -- Да, -- насупился Фомин.
   -- Хорошо. После я уеду, а ты проследи, чтобы здесь все было нормально, когда приедут менеджеры, и не обязательно, чтобы они видели ее. Пусть подождут на стоянке, а Лена выберет необходимое по каталогам.
   -- Ок.
  
   Меня разбудили его руки. Бройслав гладил меня как ребенка.
   Я улыбнулась - приятно, когда утро начинается с невинных ласк. И потянулась от души, села, обняв Бройслава за шею. Подумала, заглядывая в его лукавые глаза, и потянула на себя, увлекая в постель. Мне было интересно, отложит ли он свои дела ради меня, а что дела есть - уверена. Одет он был с иголочки и явно не для ланча в бистро.
   Бройслав заулыбался и удивил меня вопросом:
   -- Соскучилась?
   Когда бы я успела?...
   И отодвинулась, сообразив, что он прав. А хотелось прижаться к его груди, никуда не отпускать и не уходить самой. Зарыться в его волосах лицом, вдыхать аромат его кожи, чувствовать ее тепло.
   Черт, может, я скоропостижно влюбилось?
   Только этого мне не хватало, -- пошлепала в ванну, ничуть не смущаясь наготы, и порадовалась взгляду Бройслава, с которым он меня проводил - не я одна вляпалась, чую, что и он в тот же капкан угодил. Одно странно - его это нисколько не заботит, не нервирует. А меня очень, тем более я знаю, что будет после того, как он прочитает досье, и весело жить, предчувствую не получится.
   Одно хорошо, я еще в состоянии здраво мыслить, значит есть шанс выскользнуть из чреватой для меня ситуации с минимальным ущербом, и есть силы не сдаться на милость очарования Бройслава. Любовь? Глупость. Я просто хочу его, он великолепен в постели, заманчив внешне, силен не только с виду, но и внутренне. Я скорпион и мне такие нравятся. Скорпионы вообще не любят слабаков и с удовольствием их давят, очищая свой ареал, зато сильных любят, они их даже не кусают, подспудно чувствуя бесполезность траты яда. Правильно - зачем раздражать того, кто может тебя раздавить - его лучше приручить, оставить в своем вольере в качестве защитника, на всякий случай, а случаев по жизни масса.
   Но в моем случае нужно реально оценивать шансы - они неравны. Бройслав скорее поработит меня, чем я превращу его в своего раба. И пусть его власть сладка для меня, но она так же и опасна - кто мягко стелет, с тем жестко спать. И потом любой, становясь игрушкой в других руках, пусть и самых дорогих, рискует быть откинутым прочь, когда им наиграются.
   Нет, этот вариант точно не для меня.
   Когда я вышла из душа, Бройслава уже не было, это чуть обидело меня: мог бы и банальное "до свидания" сказать. Пустота в спальне отчего-то огорчала, и я, накинув вчерашнюю рубашку на тело, вышла в коридор. Довольно приятный с виду китаец, с совершенно славянскими, большими голубыми глазами, вез сервированный столик. Увидев меня, чинно поклонился и жестом пригласил в оранжерею, указав на столик.
   Завтрак? Меня с этажа не выпускают? Я что теперь жить здесь останусь?
   Погорячились вы, господа.
   Тут из лифта вышел Гарик, огляделся и, увидев меня, нахмурился:
   -- Ешь и спускайся на первый этаж. Каталоги принесли, -- бросил неласково, одарив таким взглядом, что стало ясно - кто кто, а он точно досье прочитал, и теперь я для него стандартная шлюха, чтобы ни сделала, как бы ни оделась. Что же Макрухин в своих тайнописях нацарапал? Что все мои объекты - любовники? С него станется эту чушь завизировать. Каждый по себе мерит.
   Ладно, господа, -- скривилась, поднимая крышечку с тарелки: омлет.
   -- Я предпочитаю на завтрак филе форели, -- заявила в отместку за его презрение.
   -- Обойдешься.
   -- Легко, -- выпустила крышечку из пальцев и та грохнулась на элитный фарфор, разбивая тарелку.
   Китаец и бровью не повел, а Гарик зло прищурился:
   -- Выступление закончила?
   -- Могу исполнить на бис. Ты что любишь? Ламбада, цыганочка, сиртаки?
   Мужчина вздохнул, отворачиваясь, нажал кнопку лифта:
   -- Поехали.
   -- А завтрак?
   -- Пока каталоги рассматриваешь, приготовят тебе твою форель.
   Оп-са! А неслабо своих людей Бройслав выдрессировал. Интересно, надолго их хватит лояльность ко мне проявлять, и что будет, если я слишком начну резвиться? Как Бройслав в этом случае поступит?
   Я подошла к Гарику и при китайце обняла его со спины:
   -- Бука. Давай мириться! -- взъерошила волосы. Тот отодвинулся и почти силком затащил меня в лифт.
   -- Послушай меня, детка, будет лучше, если ты станешь вести себя как примерная девочка...
   -- С удовольствием. Расскажи как?
   -- Смирно!
   -- Мы в военном интернате? -- округлила глаза. -- Что ж ты злюка такой? С женщиной давно не был? -- провела ладошкой вниз по груди к животу и только коснулась ремня на брюках, как была схвачена за горло и прижата к стеклу.
   -- То, что ты шалава, я в курсе, но ты не в моем вкусе, запомни это, -- прошипел в лицо.
   Я смотрела в его зрачки и чувствовала головокружение. Миг и мозг в асфиксии выдал мне галлюцинацию: точно такие же злые глаза, его, только не в кабине лифта, а в убогой келье с каменными стенами и деревянным распятием над грубой кроватью. Драка, полет ножа мне в грудь и падение...
   Я рухнула на пол, хватая ртом воздух, еще не соображая, где я и кто.
   Мне стало по-настоящему страшно от мысли, что я схожу с ума. И паника, что меня накрыла в галлюцинации, плавно перетекла в реальность.
   -- Эй? -- забеспокоился Гарик, присел надо мной, пощелкал пальцами перед глазами, призывая к вниманию. Я уставилась на него, но видела перекошенное лицо того, другого. Лица сливались, раздваивались, а глаза оставались неизменными, принадлежа сразу двум лицам, двум наборам телосложений и одежды.
   -- Хватит придуриваться, -- посоветовал мужчина, озабоченно разглядывая меня.
   -- Я тебя знаю, -- прошептала, глядя ему в глаза. -- Я точно тебя знаю. Скажи честно, ты меня ненавидишь?
   Гарик нахмурился, поскреб затылок и качнул головой:
   -- Нет.
   В голосе слышались растерянность и вина.
   -- Из-за Бройслава злишься?
   -- Он мой друг, если ты в состоянии это понять. Давай, правда, жить мирно. Ты не устраиваешь головной боли мне, не пачкаешь Ориона и ведешь себя как леди. Мы спокойно поладим.
   -- Орион?... Оррик?
   -- Какой Орик? -- насторожился и видно испугался, что стал причиной замыкания в моей голове. Нажал кнопку наушника:
   -- Стефан? Деррел далеко?... Пригласи его в гостиную, у нас проблемы. Пошли, -- бросил мне, помог подняться и почти нежно обнял за плечи. -- Ты случайно не контуженная?
   -- Не знаю, -- ответила честно. -- Но за горло больше не хватай. В следующий раз я тебя за это убью.
   -- Сама виновата.
   -- Это Бройслав решит, -- заявила, придя в себя.
   Гарик промолчал, но, судя по мрачной физиономии, понял, что я вполне в состоянии натравить на него Бройслава.
   Неужели за сутки знакомства я приобрела над Энеску большую власть, чем старый проверенный друг?
   Что происходит?
   -- Сейчас подойдет врач, -- буркнул Гарик.
   -- Он тебе нужен? Иди, встречай, а мне дай каталоги.
   -- Все в порядке? -- подозрительно покосился на меня.
   -- В полном, -- заверила, усаживаясь на диван. -- Если к журнальчикам еще кофе принесут и что-нибудь перекусить, будет просто замечательно. Или ты решил меня голодом уморить, пока Бройслава нет?
   -- Тебя уморишь, -- протянул с ноткой растерянности и опять на кнопку наушника нажал, сгребая со столика неслабую стопку каталогов, кинул их мне, рассыпав по ногам и дивану.
   -- Спасибо, что не в лицо. Ты удивительно галантен.
   -- Стефан, Деррел отменяется. Завтрак в гостиную...
   -- Форель, -- напомнила из вредности.
   -- Форель, -- процедил послушно, глянув на меня неласково.
   Я принялась тыкать в иллюстрации каталогов, чтоб переключить его внимание со своей персоны, он начал записывать номера в блокнот. Вскоре приехал завтрак и под круассаны с чаем моя фантазия разыгралась, я стала бодрее и с большим вниманием выбирать, что мне нужно.
   -- А форель? -- напомнил Гарик.
   -- Не хочу, -- улыбнулась ему мстительно. -- Она несоленая.
   -- Ты не пробовала.
   -- Так вижу.
   Это чудо даже не сообразило, что его разыгрывают строго по сценарию известного анекдота. С моей стороны, конечно, глупо и мелко, но пусть спасибо скажет, что другое на ум не пришло, и он по минимуму отслужил за максимум моих неприятных впечатлений в лифте. Впрочем, про это я еще напомню. Когда Бройслав появится.
   Заодно узнаю, насколько прав Гарик, думая, что друг поставит меня выше него.
   Странная ситуация складывается: поведение окружающих, как и мое, необычно, видения эти. Что же все-таки происходит?
   -- А нельзя как-то быстрее получить товар? -- спросила Гарика. -- Страшно мне находиться в твоем обществе в таком виде, -- показала на рубашку Бройслава. -- Кто знает, что у тебя на уме? Покусишься еще... Кстати, почему каталоги здесь, а товара и менеджеров нет?
   Гарик хмуро глянул на меня и начал звонить по телефону, бубня в трубку номера заказанных вещей. Я попыталась продолжить выбор, но меня посетила шалая мысль: не специально ли сюда не пустили менеджеров? Предоставлять ассортимент товара без служащего фирмы - нонсенс. Приказ Бройслава держать их подальше? Все мужчины собственники, но до такой степени?!....
   И какой вывод?
   Он либо не желает, чтобы кто-то видел меня из личных побуждений, либо из соображений выгоды на будущее и сокрытия факта моего присутствия в его доме. А кого скрывают? Того, кого, использовав, ликвидируют. Есть еще варианты: из соображений безопасности. Моей. Но тогда, выходит, он уже прочитал досье, в курсе охоты на меня и, по здравым размышлениям, выходит, что последний вариант отметается, первый тоже, из-за стойкого неверия в артефакт внезапной и негасимой любви со стороны матерого хищника, остается второй - использование и ликвидация.
   Вляпалась?
   По уши!
   Шмотки и аксессуары меня уже не интересовали, но я продолжала тупо тыкать пальцем во что ни попадя.
   -- Зачем тебе соломенная шляпа от солнца? -- с подозрением уставился на меня Гарик.
   -- Бабочек ею ловить буду!
   Тот явно начал закипать. Оно понятно, мужчины вообще дольше пяти минут шопинга не выдерживают, а тут главный секьюрити уже полчаса верного товароведа изображает, пальцы напрягает, записывая, рот лишний раз открывает, озвучивая в телефон заказы какой-то левой девицы далеко не пуританской биографии.
   Понимаю.
   Подожди, сейчас мы еще к белью перейдем и бижутерии. Хоть память о себе оставлю такую, что вы ее век не смоете.
   Взяла каталог белья и села рядом с Гариком на край кресла:
   -- Посоветоваться хочу: как тебе это? -- ткнула в красное кружевное боди. Красное терпеть не могу, но быков оно раздражает и в этом качестве на данный момент незаменимо.
   Гарик глянул на меня как на ненормальную и попытался спихнуть с подлокотника.
   -- Тогда я буду выбирать сама. Год минимум, -- предупредила. -- Ты не понимаешь, что ли? Мне совет нужен. Смотри: это, это или это, что лучше на мне будет смотреться, -- ткнула в иллюстрации кружевных трусиков, лифчиков, наборов.
   Мужчина посмотрел, покраснел и, чую, начал закипать:
   -- Сама выбирай!
   -- Не знаю что...
   -- Возьми все!
   -- А Бройслав какой цвет белья любит? Красный, фиолетовый, розовый?....
   -- Мы с ним эту тему не обсуждали!
   -- Хорошо, дай телефон, я ему позвоню, -- протянула руку.
   -- Нет! -- отрезал, отпихивая и меня, и мою руку.
   -- Тогда все берем! -- хлопнула ему на колени толстый каталог.
   -- Все?! -- ужаснулся. Я кивнула:
   -- Еще и примерять буду, а ты оценишь. Промахнешься - скажу: ты плохо справился со своими обязанностями, был букой.
   Гарик тяжело вздохнул, подумал минуту, сверля недобрым взглядом нетронутую стопку журналов, и, видно, понял, что скончается примерно на трети возложенной на него миссии. Нехотя достал телефон, набрал номер и сунул мне в руку:
   -- Быстро только!
   -- Да? -- услышала я голос Бройслава, отдающий холодной изморозью. Ничего себе он с другом разговаривает. Со мной он подобный тон ни разу за сутки не допустил, хотя я подозревала, что ласков он местами и мягок строго по расписанию.
   -- Милый, мы тут с Гариком белье выбираем и никак сойтись не можем: он говорит лучше белое брать, мне изумительно пойдет, а мне нравится цветное, -- проворковала в трубку, глядя с ехидством на мужчину. Того перекосило от возмущения, глаза стали злыми, ненавидящими:
   -- Че ты городишь?! -- прошипел сжав кулаки.
   Я лишь шире улыбнулась ему, невинно хлопнув ресницами.
   В трубке же молчали: озадачила я Энеску.
   -- Передай трубку Гарику, -- почти ласково попросил меня Бройслав.
   -- А что с бельем? Здесь такие милые наборчики...
   -- Закажи, что нравится тебе и дай трубку Гарику, -- повторил Бройслав ровным голосом, в котором чувствовалась доля раздражения.
   Я пожала плечами:
   -- Что-то злится...
   И передала трубку мужчине. Наградой мне был жутко злобный взгляд - с таким бультерьеры трепят тушку врага.
   Гарик, побелев скулами, выслушал Бройслава и, сложив трубку, уставился на меня:
   -- И за что я вас, баб, "люблю"? -- протянул задумчиво.
   Я рассмеявшись, обняла его за плечи:
   -- Не печалься, любимый...
   И отлетела на пол. Конечно, он нечаянно - отпихнул резко, не рассчитав силы, а я не удержала равновесия, но мне на то было все равно, потому что вдруг стало тошно от него, от всего этого мира, включая тряпки, абсолютно не нужные мне, глупые розыгрыши. Я лежала на полу и видела не потолок с лепниной, а облака, и чувствовала себя раздавленной, разбитой, словно меня топтали и били, гнали как собаку сутками. В голове ничего кроме страха и боли, и, кажется, что кто-то умер, и я сейчас тоже умираю. Мне жаль, но сил нет противиться...
   -- Эй?! -- помахал перед лицом ладонью Гарик. -- Ты нормально? У тебя удивительная способность попадать под руку. Чего ты добиваешься? -- прищурился озабоченно.
   Если б я знала.
   В его взгляде не было ненависти, только искреннее непонимание и мне показалось, что он мне не враг, а скорее брат, способный помочь, понять. И захотелось поверить ему - довериться, оставив колючки, открыть душу.
   Чушь!
   Что со мной происходит?!
   Я попыталась подняться, но голова закружилась и, если б не крепкие руки мужчины, упала бы наверняка опять.
   -- Если так дело пойдет, к вечеру станешь инвалидкой, -- заметил он, усаживая меня в кресло.
   Уже сделал, -- уставилась на него: Это ваш гроб превратил меня в шизофреника!
   Я чувствовала себя растерянной, понимала, что кто-то неведомый мне начинает внедряться в мою личность, то и дело проникать в мысли и сердце, диктовать свои условия, награждая за непослушание видениями.
   Кого они разбудили во мне, что вытащили из глубин?
   Я читала, что розенкрейцеры, масоны и ныне некоторые "продвинутые" окультисты практиковали ритуал посвящения, закладывая на несколько часов в гроб живого, и тот, кто не повреждался рассудком после этого жуткого опыта, будто бы обретал нечто новое, рождался вновь уже с определенными знаниями. Кто-то видел свое прошлое, кто-то будущее, кто становился ясновидящим, кто яснослышащим, кто законченным крези, и одно во всей статистике данных экспериментов над психикой было общее - изменения в личности становились необратимыми. Путь, который они избрали по недомыслию, уже не отпускал, дороги назад не было. И как бы ни хотели вернуться в нормальную жизнь, привычный круг друзей, дел, уже не могли. Вчерашние цели, идеалы оказывались пустыми для них, ложными, а то, что было неприемлемо для окружающих - нормально для них. Они становились добровольными изгоями, более не принимая закона этого мира, становились отшельниками, интровертами, доморощенными мессиями, отвергая правила обычной жизни, той, что была вполне приемлема для них до эксперимента.
   Глупцы рисковали по собственному желанию, не понимая, чем это обернется для них.
   Но я не просила, не мечтала и ни в коем случае не желала того.
   -- Ненавижу, -- процедила, глядя на Гарика, но злость была нарочитой, чем испугала меня. Желания кусать его и третировать, тоже не было. Зато хотелось извиниться, потом позвонить Бройславу, вызвать и, дождавшись его, прижаться, найти успокоение в его объятьях, покаяться во всех грехах, ища спасения от жуткой, изматывающей меня борьбы не понятно зачем и за что. Сейчас - непонятно, а ведь еще вчера было ясно, и эта тема вопросов не вызвала, а уж желания довериться, махнув рукой на последствия этого глупого шага, тем более.
   Неужели я теряю средства защиты и обороны?
   Гарик равнодушно посмотрел на меня и кинул на руки каталог, на который я посмотрела с таки же удивлением, как красноармеец посмотрел бы на сотовый телефон. Сутки назад я бы пищала от милых безделушек, кружевной экипировки, а сейчас смотрела на красочные наряды как на пожухлую листву. Моя прихоть была другой, непонятной, возмущающей меня, и сильной настолько, что я готова была топать ногами как капризный ребенок, требующий игрушку в магазине, с той лишь разницей, что это было почти жизненно необходимо мне, а ему просто хотелось.
   Я хотела видеть Бройслава. Я хотела чувствовать его присутствие, чувствовать тепло и силу его руки под своими пальцами, слышать дыхание и быть точно уверенной, что он жив!
   -- Эй? -- опять замахал ладонью перед моим лицом Гарик. -- Ты случайно не психически поврежденная? В досье вроде не сказано...
   -- А что в досье вообще сказано? -- посмотрела на него, скрючилась, мгновенно озябнув. -- Что там вообще из правды может быть? Что Макрухин может знать?
   -- Твой босс?
   -- Босс? Дегенерат, педофил, хитрец - питон! Ты что, действительно веришь, что я жила со всеми объектами, что мне подсовывал Макрухин? Что я была послушной игрушкой в его руках?
   И прикусила язык: какого черта я откровенничаю с Гариком? Зачем ему что-то знать? Что изменит моя искренность? Люди все равно принимают лишь то, что хотят принимать, слышат и видят ровно столько, сколько в состоянии увидеть и осмыслить.
   Мужчина поморщился, давая мне понять, чтоб я не напрягалась со своими версиями и, взяв первый попавшийся буклет, принялся его листать.
   -- Когда приедет Бройслав?
   -- А что? -- спросил сухо.
   -- Хочу его видеть!
   -- Может еще к юбке пристегнешь?
   -- Я не шучу.
   -- Я тоже! -- откинул журнал. -- У него дела, и не твое дело какие, сколько продлятся!
   Я сжалась, чувствуя, что окончательно замерзаю, начиная серьезно нервничать, переживать за благополучие человека, который, по сути, мне никто.
   -- Он с охраной?
   -- Тебе какая разница?
   -- Я задала простой вопрос!
   -- Не суй свой нос, куда не просят! Занимайся шмотками! -- закричал раздраженный Гарик, стряхнув с дивана каталоги: часа с ней не общается, а уже все нервы вытрепала!
   Так, да? Ла-адно! -- психанула и я. Сгребла стопку каталогов поувесистей и хлопнула с силой ему на колени:
   -- Все надо! От корки до корки!
   -- Не подавишься? -- притих он, поморщившись от боли в колене.
   -- У меня аппетит хороший!
   -- Обойдешься! -- рыкнул, зверея.
   Ну, все, достал!
   -- Хорошо, буду ходить так! -- рванула рубашку и та осыпала пуговицы на пол, открывая взору мужчины обнаженное тело. -- Устроит?!
   Тот испугался:
   -- Оденься!
   -- Не во что! А рубашечку ты мне порвал! А что ты хотел этим, чего добивался? Как думаешь, Бройслав сможет оценить твою заботу обо мне?
   -- Ну и сука ты, -- качнул тот головой.
   Да не сука я! Я просто хочу, чтоб он быстрее приехал! А ты не даешь ему позвонить!! -- чуть не закричала я, не заплакала, но вместо этого скривилась, запахнула рубашку и пошла вон из гостиной: к чертям вас всех!!
   Как просто - дать телефон, и никаких проблем ни себе, ни людям. Но нет, упрям как баран. А может баран и есть? Или я окончательно свихнулась? Я хотела видеть Бройслава до воя, до рыданий и ненавидела за то себя, его, его тупого соглядатая!
   Я готова была разворошить весь этот муравейник, перебить все стекла, устроив показательный припадок бешенства, лишь бы Бройслав быстрее приехал, оказался рядом со мной, живой, здоровый.
   Что за блажь, что за глупость движет мной?!
   Какая мне к черту разница, где он, что с ним?! -- откинула попавшийся на дороге стул, скинула вазу с цветами с каминной полки, пнула ногой дверь в другую залу.
   -- Стой!! -- закричал Гарик. -- Шмотки твои привезли!!
   -- Возьми себе, тебе пойдет!!
   Минута и Гарик оказался рядом, схватил за руку, потащил обратно. Я ослепла от ярости: ударила ногой ему в грудь, вывернула руку и въехала локтем в ухо уже складывающемуся от боли мужчине:
   -- Лучше б ты меня не держал тогда на балконе, а дал спокойно разбиться, -- прошипела, склоняясь над ним. -- И никогда, слышишь, никогда не смей ко мне прикасаться!!
   И получив удар по ногам, грохнулась на пол.
   Если б не влетевший в залу Иван и пара охранников, мы бы, наверное, серьезно покалечили друг друга, но так бы и не поняли, с чего началась потасовка. Лейтенант быстро скрутил меня и выпихнул из залы в гостиную, прямо на груду сваленных пакетов, а сам прикрыл дверь собой.
   Я спешно натянула ил первого попавшегося пакета: короткую юбку и облегающую безрукавку в тон и ринулась обратно.
   -- Пусти!! -- попыталась оттолкнуть Ивана. Тот просто прижал меня к себе.
   -- Что случилось?
   -- Он ударил меня!
   -- Не-а.
   Я оттолкнула мужчину, отошла, еще чувствуя желание придушить Гарика, но уже не настолько остро, как желание увидеть Бройслава и высказать ему, как я ненавижу его и его тупую стаю собак, способных только рвать дичь без ума да лаять попусту.
   -- Волки! Ненавижу! -- и пнула с досады кресло. -- Это все ты, Иуда! -- ткнула пальцем в сторону мужчины. -- Ты отдал меня этим!... Что я тебе сделала?! Тебе-то, что?!
   А ведь я поверила ему, единственному! Да что там теперь, сама виновата, дура.
   -- Если женщина нервничает до истерики, ищи причину, далекую от того, что она тебе преподносит, -- спокойно сказал Иван. -- Я вообще-то уехать хотел, зашел "до свидания" Гарику сказать, а тут у вас спарринг... Съездил я неплохо.
   -- Кто держит?
   -- Никто, -- передернул плечами и, приоткрыв дверь, заглянул в зал. -- Успокоился?
   -- Да. Убери эту суку оттуда, а то убью ненароком, -- послышалось шипение Гарика.
   -- Вот, слышал?!! -- закричала я Ивану. -- А я всего лишь попросила дать телефон!!
   -- Зачем?
   -- Много знать хочет! -- рявкнул Гарик, входя в комнату. Вид потрепанный, но непобежденный:
   -- Петух! -- бросила, не подумав.
   -- Кто?!! -- взял старт с места, но был откинут обратно на руки охранников Иваном. Дверь закрылась, щелкнул замок.
   -- Смотрю, у вас полная любовь и взаимопонимание, -- проворчал Лейтенант, не обращая внимания на буйство за преградой. Постоял, внимательно поглядывая на меня, и подошел, доставая телефон.
   -- Кому позвонить хотела?
   -- Маме!
   -- На кладбище? -- спросил тихо. И ни укора в голосе, ни обвинения во взгляде, только сочувствие. Я отвернулась, чуть не расплакавшись от этого.
   -- Досье почитал, да? Вы его всем выдаете для ознакомления?
   -- Не шипи, -- попросил дружелюбно, присел на край подоконника напротив меня. -- Досье твое только двое читали: я и Гарик. Пока. Не знаю, что он там увидел, но, думаю, Бройслав увидит то же, что и я, а не Фомин. С Макрухиным-то из-за матери связалась?
   -- Не твое дело.
   -- Понятно, -- согласился. -- Конфетку кинь.
   -- Что?!
   -- Конфету, -- кивнул на полную вазу сладостей на столике. Я хмуро уставилась на нее и поняла, что Иван таким образом отвлекает меня, дает возможность взять себя в руки, успокоиться. И осела в кресло, потерев глаза ладонью:
   -- Сам возьми, -- бросила тихо.
   -- Возьму, я не гордый. Вещички ты прикупила? Не много тебе? И все нужны, да? -- поднял с пола упавшую сумку с лямками в виде золоченых цепочек.
   Жуть, -- скривилась я.
   -- Ну, я так и подумал, -- кивнул мужчина, отправив никому ненужный аксессуар в кучу остального. Потом покопался в вазе и, найдя нужное, кинул мне. -- Сосательная конфета. Помогает расслабиться.
   -- Знаю, -- развернула фантик и сунула леденец в рот.
   Иван выбрал для себя шоколадную конфету и, сев на диван, принялся ее жевать и набирать номер на телефоне.
   -- Орион...
   Я напряглась, замерла, во все глаза уставившись на Ивана, а тот словно ожидал от меня подобной реакции - не удивился - улыбнулся понимающе.
   -- Тут Лена поговорить с тобой хочет... Да.
   И протянул мне трубку.
   Я схватила ее и поднесла к уху:
   -- Что случилось, малыш? -- голос Бройслава был настолько ласков, что у меня горло перехватило от слез. Я зажмурилась и сдавила трубку, отключая связь - он жив, а все остальное неважно. Говорить не о чем - у меня паранойя.
   -- Нервы шалят, -- просипела, почувствовал взгляд Ивана.
   -- Заметил. Другое не понял - с чего это заразным стало? Гарик обычно спокойнее удава, а сегодня сорвался. Чем ты его достала?
   -- Почему я?
   -- А кто еще? -- рассмеялся. Зазвенел телефон, и я, понимая кто это, сложила руки на груди крестом, жестом умоляя Ивана:
   -- Меня нет!
   -- Да? -- выгнул тот бровь от удивления, поднес трубку к уху. -- Все нормально... Вещички примеряет, бутик в гостиную переехал...А-а... Не хочет. Не знаю. Нервничает... Гарик? Занят, я за него... Хотел уехать, пока не получилось. Ага.
   И убрав трубку, уставился на меня:
   -- Ты же сама позвонить хотела.
   -- Передумала. Женщины вообще народ ветреный.
   -- Эмоциональный.
   -- Можешь обсудить эту тему с Гариком, а я, пожалуй, пойду, познакомлюсь со скромной хижиной.
   -- Не заблудись, -- посоветовал мне в спину.
  
   Я шла по комнатам и залам, не для того чтобы изучить обстановку, а чтобы прийти в себя, успокоиться, составить, наконец, хоть какой-то план по выходу из странной ситуации и ответить на вопрос, единственно важный в свете последних суток: что со мной происходит?
   Я точно знала - смогу ответить внятно на этот вопрос, смогу что-то решить, нет, так и буду плавать в болоте эмоций, всколыхнувшихся вдруг страхов, абсолютно не присущих мне переживаний, нервничать, вести себя как параноик и законченная истеричка. Одна эскапада с Гариком чего стоит. Вместо того, чтобы перетянуть его на свою сторону, очаровать, обаять и приготовить к роли запасного аэродрома, я обостряю отношения. Вместо того, чтобы использовать время отсутствия Бройслава, навести мосты с охраной, исследовать дом, получить какую-то информацию, я думаю лишь о нем, загоняюсь.
   Ну, допустим "загоны" вполне естественны для любого человека, у которого не сходятся файлы по какому-либо предмету и над разумом превалируют страхи и комплексы, но я давным-давно ликвидировала дуэт последних, закопала и утрамбовала, чтоб не мешали жить. А они вылезли! И по какому поводу?! Бройслава нет дома!
   Подумать только, я переживаю по этому поводу! Я!
   И не могу успокоиться.
   В голову лезет масса самых отвратительных, далеких от реальности фантазий, сердце колотится, сжимая горло тоской, мешает думать, реально оценивать происходящее. Самое противное - мне ничего не надо, кроме одного - быстрее бы он вернулся.
   Я настолько привязалась к нему за сутки? Такое бывает?
   Глупейшее положение.
   Как я смогу такая здраво оценивать ситуацию, справиться с ней, с Бройславом, контролировать его, если не могу проконтролировать собственное сердце, собственные эмоции? Может, здоровый секс настолько нездорово повлиял на меня или неординарное передвижение в ритуальном багаже? А может это болезнь, какая-нибудь из разновидностей лихорадки с осложнением на нервную систему? Тогда один выход - переболеть как гриппом. Пусть с буйством, приступами истерии, но пережить и не дать перерасти острому заболеванию в хроническое, а для этого нужно лишить себя дополнительной дозы "бацилл" - игнорировать Бройслава, не видеть, не слышать, не знать. Оттолкнуть. Поторопить с финалом, в котором ему надоест играть роль этакого плюшевого мишки.
   Думаю, это будет просто - с Гариком получилось мгновенно, и с Бройславом получится. Капризничать, истерить, выказывать вздорность характера - пара суток и он взорвется, покажет свой характер, снимет маску ангела и обнажит лицо демона...
   Я прикусила с досады губу - что тот, что другой образ Бройслава привлекали меня одинаково сильно, я вообще меж ними разницы не заметила, как ни пыталась представить нечто отталкивающе страшное. Это был он, какую бы ипостась я ему не пророчила, и оставался собой.
   Тогда досье, -- решила: после его прочтения он точно меня возненавидит.
   И плюхнулась в кресло: а что дальше? Чего я добиваюсь? Чтоб он выгнал меня? Можно и самой уйти, вопрос: куда. И что меня ждет за оградой этого дворца? Стая разгневанных объектов во главе с питоном Макрухиным, его дружками?
   Не проще ли умереть здесь?
   А куда не кинь, везде клин. В голове бардак, в сердце кавардак, вокруг засада - можно двигаться, можно сидеть - итог один. И по здравому размышлению, мне бы тихо пригреться здесь, приручить Бройслава и его свиту, стать своей в его стае, тогда появится реальный шанс выжить, но это невозможно из-за проклятущего досье Макрухина, из-за моего в миг поглупевшего сердца. День, два отсрочки, пока Энеску не ознакомится с ним, не станут плюсом для меня - огромным минусом, угрозой окончательно потерять себя и раствориться в Бройславе, возмутительно навязчивых чувствах к нему - стать его игрушкой. Иного природой не заведено - в паре равенство нонсенс. Один всегда ведущий, другой ведомый, один раб, другой хозяин, один начальник, другой подчиненный, и во главе пары всегда тот, у кого ума хватает привязываться меньше, а думать больше.
   Мне всегда удавалось стать во главе, но видно список моих побед превысил лимит и пришло время поражения - я реально отдавала себе отчет - Бройслава мне не подчинить и не победить. И дело не в том, что он сильнее, а в том, что я капитулировала перед ним изначально, сглупила, поддавшись сразу. И как не должна была жалеть о том - не жалела.
   Разум был недоволен, сердце счастливо - вместе получалась жуткая, раздирающая меня дисгармония. Она и являлась причиной моего раздражения, необдуманных поступков и излишней эмоциональности. Я жалела, что попала в сети, что удавалось мне избегать по жизни, и радовалась тому, что прикоснулась чуду любви. Желала видеть Бройслава и ненавидела себя за то, досадовала, что как не хочу, не могу ненавидеть его.
   Страдания моих школьных подруг от первой любви только сейчас стали мне понятны, как их поступки, необдуманные, как правило, безрассудные. Девочки горели, не понимая, что сгорают, а я не понимала их и порой насмехалась, осуждая за бессмысленность их действий, примитивность речей. Они глупели в огне своей страсти, подбрасывая дрова эмоций, и костер быстро гас. Угли же не грели, но оставляли след в душе сильнее ожога, и эта метка ширилась, выжигая душу после других костров, таких же бурных и привлекательных, как первый, но более мимолетных.
   Так сгорела моя мать. Любила безоглядно, а когда отец ушел, высохла от тоски и страдания, потеряла себя, отдавшись водке, что, ей казалось, немного спасает ее, заполняя призраками ушедших дней пустоту в сердце. Постепенно она напитала ее от края и до края, вытеснив личность из человеческого тела и поселив в него животное, тупое, смрадное, беспринципное. Мама как-то очень быстро сдалась, спилась и превратилась из прекрасной бабочки в жуткую каракатицу с кучей болячек, вздорную, деградировавшую старуху. И умерла от цирроза и водянки, обвиняя в своей неудачной жизни всех, начиная с отца, меня и заканчивая соседями.
   Мне вспомнилось ее желтое, одутловатое, до неузнаваемости изменившееся лицо, огромное вздувшееся тело на серых больничных простынях, несвязный шепот, стоны и постоянное ворчание на медсестер, врачей, на меня, неблагодарную девчонку, которой она отдала свою жизнь, пожертвовав всем, дурные требования и проклятья, несущиеся мне в спину...
   Неужели и меня ждет тоже самое, ведь недаром говорят: "яблоко от яблони недалеко падает"?
   Меня передернуло: только не это!
   Тогда нужно искать средство от болезни и сопротивляться до последнего. Я не стану жертвой привязанности, только не я!
   И знаю, что буду делать - выбью клин клином. Начну внедряться под шкуру Гарика, добьюсь его благорасположения и тем поссорю двух друзей. Возьмусь за ум, заставлю себя не думать о постороннем, вернее, думать, но плохое, смотреть, но видеть недостатки, слушать и слышать те тональности, что Бройслав скрывает от меня. Каждый "зверек" что-то скрывает от другого, на то в джунглях цивилизации и живет.
   Плохое, плохое, -- закружила по комнате: что же плохого в Энеску?
   На том работа разума застопорилась - мозг выдавал диаметрально противоположные файлы, видно, по несовершенству своему, приписав моему Мефистофелю лишь положительные качества. Значит нужно покопаться в его личности более пристально: раздразнить, раздражать, травить, как зверя, пока он не выкажет свою личину.
   Опасно? Не более чем сдаться на его милость и пойти по стопам своей матери!
  
   Глава 23
  
   Бройслав вошел в холл и остановился у столика, чтобы просмотреть оставленную для него корреспонденцию. Ничего примечательного, краем глаза заметил Гарика и сделал вид, что очень заинтересован периодикой.
   Гарик плюхнул поверх газеты файл с бумагами:
   -- Почитай.
   -- Нет, -- уставился на него, зная, что за досье принес друг. -- Убери, когда попрошу, тогда и дашь.
   -- Почему?
   -- Потому что без комментариев. Где Лена?
   -- В малой гостиной, -- отмахнулся. -- К чему ты тянешь, Орион? Пару дней и ты устанешь от нее...
   -- Это она...
   -- Я понял, что ты себе вообразил! Но это обман, Бройслав!
   -- Факт. И не кричи. Что у вас случилось?
   -- Эта шала... -- и замялся под предостерегающим взглядом Энеску. -- Шалая, -- поправился, недовольно поморщившись: еще не хватало повздорить с другом из-за какой-то стервы! -- Она как бомба в этом доме!
   -- Что произошло, внятно выразить сможешь? -- пошел в сторону гостиной, к Лене.
   -- Во-первых, она припадочная...
   -- Не понял, -- обернулся, приостановился, с тревогой уставившись на Фомина.
   -- Истеричка! Устроила концерт...
   -- Почему?
   -- Потому что ... -- словечки были желчные и уничижительные, а что-либо пристойное на ум не шло, и Гарик замялся, подыскивая нужные определения. -- Бестия, одним словом, вздорная неврастеничка.
   -- А причина?
   -- Характер у нее как у километра колючей проволоки!
   -- Нервничала?
   -- Капризами достала! -- Гарика выводило из себя спокойствие Бройслава и он не мог понять, отчего тот воспринимает как данность эскапады своей пассии.
   -- Если женщина нервничает, она не контролирует себя. Я тебя и спрашиваю, почему она нервничала? -- качнулся к Фомину с обвиняющим видом. -- Я оставил Лену на тебя с четким указанием: присмотреть за ней. А что это значит, друг мой? Правильно, быть терпимым, вежливым, помочь ей, подсказать, что не знает, успокоить, если надо.
   Гарик рот открыл от возмущения: он что, знал, что девка истерить начнет? Его нянькой приставил?
   -- Орион я!... -- начал возмущенную оду и закончил на полуслове, услышав вкрадчивый голос Бройслава:
   -- Гарик, я за нее голову сверну любому, и тебе, в том числе.
   Ну, дела!
   -- Бройслав, она сука, каких мало, -- качнул головой, цедя слова. -- Я не нанимался за стервами присматривать и за пульс держать, выведывать, отчего лапочки коготки выпускают...
   -- Ну, и дурак! -- рыкнул мужчина.
   -- Стоп! -- выставил ладонь Гарик, сообразив, что разговор чреват катастрофой для них обоих - судя по взбешенному виду Энеску, тот готов устроить драку и выгнать друга в шею. -- Мы ссоримся? Из-за бабы? Этой?
   Бройслав с трудом взял себя в руки и, в упор уставившись на Фомина, заявил:
   -- Послушай меня Гарик, мне плевать, как ты к ней относишься, плевать что думаешь, но если эти мысли выйдут наружу и как-то заденут ее, если твое отношение навредит ей, я ... живьем тебя зарою.
   -- Орион?... Ты?... Ты мне угрожаешь? Из-за этой? -- не поверил мужчина, нахмурился, не понимая, что происходит.
   -- Я люблю ее. Через пару дней она станет моей женой и будет жить здесь!
   -- Любишь? -- растерялся и испугался Гарик: сутки гостья в доме, а уже столько неприятностей. -- Когда же успел-то?
   -- Много веков назад, -- бросил и пошел дальше.
   -- А она? -- поплелся за ним мужчина, чувствуя себя идиотом.
   -- И она.
   -- Поэтому меня соблазняла?
   -- Не правда.
   -- Какой смысл мне врать?!!
   Бройслав развернулся и, в сердцах схватив друга за грудки, впечатал в стену:
   -- Когда женщина нервничает, она способна на самые безрассудные поступки. Ты должен был понять, отчего она нервничает, и успокоить ее. Я просил тебя посмотреть за ней, надеялся как на брата, а что сделал ты? -- процедил ему в лицо, белый от гнева.
   -- Я не обязан нянчиться с ... всякими.
   -- Тогда, какого черта ты здесь делаешь?!
   Мужчины смотрели друг на друга и каждый понял - еще минута и в горячке они совершат непоправимое. Бройслав выпустил Гарика, тот потоптался, расстроенный происходящим и сказал:
   -- Ладно, допустим.... Я в чем-то виноват, она, ты...
   -- Начнем все сначала, -- предложил Бройслав. -- Просто на будущее будь умнее и не заводись, а попытайся понять, отчего Лена беспокоится.
   -- Предлагаешь освоить профессию женского психолога? У меня на час терпения не хватило. Она достала меня со шмотками, устроила кавардак, приставала, потом давай твой телефон требовать, спрашивать, с охраной ты или нет. Какая ей разница?!
   Бройслав улыбнулся - все встало на свои места. Он развернулся и пошел в гостиную.
   -- Бройслав?...
   -- Пусть накрывают обед, -- бросил, не обернувшись. -- С Леной я разберусь.
  
   Как не крепись и не уверяй себя, что я смогу, что я сильнее, тоска - гадюка сердце бередит, лишая последних сил крепиться. Чтоб отвлечься от лишних мыслей, я принялась исследовать комнату. Меня привлек секретер XVIII века, а любопытство заставило заглянуть внутрь, где, к своему удивлению, я обнаружила раритетные издания усопших поэтов древности: Петрарка, Сафо, Вийон, Ронсар. Бройслав читает стихи?
   Похоже - книги с лентами закладок. Взяла одну, открыла наугад:
   -- "До той поры как в мир любовь пришла
   И первый свет из хаоса явила -
   Несозданны кишели в нем светила
   Без облика, без формы, без числа"...
   Прочла с трудом - французский не мой конек.
   И тут же услышала тихое на русском:
   -- "Так праздная темна и тяжела во мне душа безликая бродила,
   Но вот любовь мне сердце охватила, его лучами глаз твоих зажгла", -- Бройслав обнял меня за плечи и заглянул в глаза с нежной улыбкой.
   -- "Очищенный, приблизясь к совершенству,
   дремавший дух доступен стал блаженству.
   И он в любви живую силу пьет.
   Он сладостным томится притяженьем.
   Моя душа, узнав любви полет, наполнилась и жизнью и движеньем"... Пьер Ронсар.
   И коснулся моих губ поцелуем, отбирая ненужный томик. Он шлепнулся на пол, не достигнув секретера, и тут же был забыт, а с ним мои волненья и печали, метанья, планы. Я видела глаза Бройслава, чувствовала тепло и крепость его объятий, жар поцелуя - я сдалась, прижалась к его груди.
   Так и стояли обнимаясь - слов не надо, все они пусты, и словно сказаны давно, и клятвы верности произнесены.
   Он жив, со мной, а остальное стало как-то и неважно.
   -- Гарик сказал, ты была расстроена. Это из-за моего отсутствия?
   -- Не-ет...
   Попыталась отстраниться, спрятать глаза.
   Боже мой, я веду себя с ним как девственница! Осталось еще покраснеть от смущения!
   -- Ты сильно испугалась? -- придержал меня за руку.
   -- Что за ерунда, -- передернула плечами: ясновидец нашелся!
   -- Малыш, мне ничего не грозит, я не исчезну, обещаю, -- подтянул меня к себе и заставил смотреть в глаза, приподняв голову за подбородок.
   Черт, отчего я такая послушная в его руках!
   -- С чего ты решил, что я боюсь твоего исчезновения?
   -- Разве не так?
   -- Нет. Мне всего лишь не понравился твой дружок. Теряюсь, к какому виду он относится, скорей всего мутант. То ведет себя как сонный тюлень, то как взбесившаяся горилла.
   -- Повздорили? Этого больше не повторится, обещаю. Гарик спокойный человек, вежливый, но иногда выходит из себя. Извини его.
   -- Ну, что вы! -- шаркнула ножкой: какие нежности!
   -- Надеюсь, вы помиритесь до послезавтрашнего дня.
   -- Можно потерпеть с месяц.
   -- Через два дня мы официально зарегистрируем наши отношения.
   Я дернула руку: сейчас!
   -- Леночка, -- перехватил меня, углядев во взгляде неприязнь и недовольство. -- Этот вопрос решен.
   -- Даже если я против?
   -- А ты против?
   -- Да, представьте сударь, ваша невеста против быть невестой!
   -- Правильно, потому что ты уже моя жена.
   -- Бройслав, ты меня извини, конечно, но скажи, пожалуйста, с чего ты решил обременить себя узами брака с незнакомой женщиной? Другой кандидатуры не нашел? Я чем подобное счастье заслужила? Может у меня метка какая особая?
   -- Да, -- крепко прижал меня к себе и полез под кофточку на спине. -- Здесь, на лопатке родимое пятнышко.
   -- Это повод? Эх, знала бы, не мучилась, затаскивая на регистрацию предыдущих мужей, предъявила как документ о браке и не отвертелись бы.
   -- Смешно? -- взгляд Бройслава стал холодным. -- Я просил...
   -- Я тоже! Я не выйду за тебя. Ты не знаешь меня, я тебя. Что нас связывает - приятный трах? Супер! Если б все женились по этому поводу - земной шар потряс бы демографический взрыв! Мы достаточно взрослые тетенька и дяденька и не нуждаемся в узаконивании половых отношений!
   -- Ты так расцениваешь наши отношения? -- его глаза превратились в две узкие щелочки, и мне стало не по себе - добрый тигренок превратился в голодного пращура, у которого уже виднелись огромные клыки. -- Ты можешь упрямиться, можешь перевернуть весь дом, топать ногами, вспоминать все свои увлечения, но это ничего не изменит. Через два дня ты станешь моей женой. И в ближайший год не покинешь этой территории, чтобы не попасть на глаза бывших клиентов.
   Клиентов?! Значит, он считает меня шлюхой?
   Я влепила ему пощечину. Не самый умный поступок, но с интеллектом, как и самообладанием, что-то у меня напряженно последнее время.
   Бройслав уставился на меня широкораспахнутыми глазами и вдруг рванул кофту с груди. Та превратилась в тряпку, затрещав по швам, и осталась в его руке.
   -- Ты считаешь наши отношения ерундой, мимолетным увлечением?
   Я отступила, он пошел на меня, откинув бывшую кофту.
   Я видела в его глазах пламя, что разгоралось все сильней, и в нем не было ненависти - упрямство и ... желание. Он не тигр - динозавр, -- поняла я: Для него нет препятствий, преград и слово "нет" то же не существует.
   -- Я ждал тебя всю жизнь, а ты меня. Это ерунда? Ты знаешь, кто я, и я знаю, кто ты, думаешь, я уступлю твоим капризам, твоему глупому упрямству? Потеряю вновь? -- спросил, расстегивая рубашку. Она полетела в сторону. -- Я не знаю, почему ты противишься очевидному факту, но узнаю, у нас будет достаточно времени для этого. Все остальное не имеет значения. Я виноват, что не сберег тебя тогда и не нашел в этой жизни раньше, но сетовать на прошлое бессмысленно, нужно думать о будущем. Теперь мы вместе...
   Он ненормальный, -- уверила я себя и стояла столбом, глядя на его обнаженный торс, манящий меня даже в момент, когда разумнее уйти, сбежать, скрыться с глаз долой.
   Бройслав обнял меня и приложил мою ладонь к своей груди:
   -- Это мое сердце. Я отдал его тебе много веков назад. А это твое сердце, -- прижал свою ладонь к моей груди. -- Ты отдала его мне.
   -- Это... это...чушь...
   -- И сейчас, -- принялся ласкать меня, впился губами в шею, стянул юбку.
   -- Д-да-а...
   -- И сейчас? -- проник языком мне в рот. Мое сердце бешено застучало, руки сами обвили шею мужчины. Я уже хотела его и не могла с собой справиться.
   -- Чувствуешь, как кружится голова, как уходит земля из-под ног, и нет ничего и никого, только мы, -- прошептал, глядя мне в глаза, и все вокруг закружилось, уплыло. Мне показалось, я нахожусь в другой комнате, в той келье с запахом влажного белья и сырого камня, и парила в объятьях любимого с чудесным, самым замечательным именем Оррик
   -- Оррик... -- прошептала.
   -- Да, любимая, не сопротивляйся любви, пусть это кажется тебе сумасшествием, поверь, лучше сойти с ума от любви, чем быть нормальным без нее, -- он проник в меня и зашептал. -- "Любовь не знает убыли и тлена. Любовь - над бурей поднятый маяк, не меркнущий во мраке и тумане. Любовь - звезда, которой моряк определяет место в океане. Любовь не кукла жалкая в руках, у времени стирающего розы на пламенных устах и на щеках. И не страшны ей времени угрозы. А если я не прав и лжет мой стих, то нет меня и нет стихов моих"
   Я засмеялась - никогда еще мужчина не властвовал надо мной под сонеты Шекспира...
   -- Тебе нечего бояться, доверься мне, я не предам тебя.
   Я могла ответить лишь лаской и поцелуем - потом подумаю, потом.
  
   Мы лежали обнявшись. Бройслав перебирал мои волосы и улыбался, а я внимательно изучала его лицо, вглядывалась в глаза, пытаясь понять: он всерьез верит в то, что мне говорил?
   -- Я слышала, ты очень жесткий человек.
   -- И я слышал о тебе немало лестного.
   -- Например? -- насторожилась.
   -- Багира. По-моему тебе не идет.
   Мне стало все ясно. Я отодвинулась от него, встала, начала одеваться.
   -- Извини, опять возьму твою рубашку. Блузка потерпела значительные изменения стиля. Если нетрудно, ответь на один вопрос: что именно ты хочешь знать? Нет, два вопроса: за сколько Макрухин продал меня тебе?
   -- Ни за сколько. И вообще, для всех ты умерла, погибла в автокатастрофе, -- начал одеваться Бройслав.
   -- Удобно, -- оценила. -- Теперь ты единолично попытаешься завладеть мной.
   -- Уже, -- хитро улыбнулся.
   -- Не торопись с выводами.
   -- Лена, девочка моя, -- обнял меня за плечи. -- Все решено давно и бесповоротно, в тот самый момент, когда ты назвала меня Ориком. Только ты можешь знать это имя...
   -- Ты можешь ошибиться, и я окажусь новой ипостасью твоего друга Гарта или...
   -- О Гарте тоже знаешь только ты. Скажи Гарику - он очень удивится. Но прошлое, это прошлое, а нам, так думаю, пора поговорить о настоящем. Что тебя беспокоит? Что тебя найдут? Нет, я позабочусь о твоей безопасности. Пока поживем здесь, год достаточный срок, чтобы все утряслось. Не получится - в мире немало других приятных и безопасных мест. Информация в твоей голове? Мне она не нужна. Признаюсь, изначально Багира бралась во внимание именно как хранитель определенной базы данных. Но от тебя мне нужна лишь ты. Будем считать, что Багира умерла и царствие ей небесное - скоро родится моя официальная жена - Елена Энеску, и никто, поверь мне, никто не захочет причинить тебе вред, тем самым задеть меня.
   Хорошая сказка. Почти верю.
   -- Пойдем обедать. Перестань хмуриться, недоверчивая моя, -- засмеялся, уводя меня прочь из гостиной.
   И почему я ему поперек ни слова сказать не могу?
   -- Мысль о замужестве мне все равно не нравится.
   -- Почему? Аргументируй свои "против".
   -- Я не знаю тебя, ты меня...
   -- Это не аргумент.
   -- Хорошо. Признаю, мысль, что мы с тобой встречались в прошлых жизнях, несколько неудобоварима для меня, в мистику не верю, а от нее несет оной за версту. Однако отвергать факты?... Допустим. Строго между нами я могу как-то примириться с этим... Но Оррик, мы совсем другие!
   -- "Оррик", -- передразнил меня Бройслав с улыбкой и поцеловал в макушку. -- Лишнее доказательство того, что ничего не изменилось. Все будет хорошо, малыш, просто доверься мне, как доверяла раньше.
   -- Если мне память не изменяет, нас убили. Стрелой.
   Подумать только, я говорю об этом как о реальном случае! Но с дугой стороны, иных объяснений моим видениям нет.
   Бройслав посерьезнел:
   -- Стрелы. Мне жаль, что пока тебе не познакомиться с той женщиной, что помогла мне понять, что к чему - многие твои вопросы отпали бы сами собой. Скажу честно, эксперимент не из приятных. Я не надеялся на удачу, был настроен довольно скептически и сопротивлялся - может, из-за этого было неприятно? Не знаю, а спрашивать после ни о чем не хотелось. Но оно стоило того - я знаю много больше, чем ты, и сомнений у меня теперь нет. То, что я увидел, пережил вновь - именно пережил, а не просмотрел как фильм. И когда сложились две жизни - эта и та, стало многое понятно и восприятие изменилось. Ты говоришь, мы изменились? А по мне, лишь закалились. И не зря. Наверное, нам было нужно это, чтобы не попасть вновь в ту же ситуацию, суметь на этот раз сохранить друг друга, избежать гибели. Это наш шанс прожить непрожитое. Я не хочу его упускать. Не знаю, как ты, но уверен, что, как и я, по сути, не жила, а выживала. Не мне тебя осуждать. Повторяю - что было, то было. Давай акцентироваться на том, что есть, с учетом прошлого опыта. Мы встретились - а это уже чудо из разряда мистики - примем ее как данность. В конце концов, что нам известно о том, что лежит за гранью материи? Нам дали возможность - глупо ее не использовать, еще глупее тратить время на пустяки, разбираясь, кто, что, зачем, почему. Есть ты, есть я - есть мы, остальное прилагательное.
   А его латы рыцаря не потускнели за века, -- подумала я, веря тому, что он говорит. Правда, червячок сомнения, завзятый материалист, грыз душу. Но с другой стороны, мне предоставляли шикарный шанс, возможно единственный, и что уж скрывать, очень привлекательный. Я мечтала о достаточно ядовитой медузе, в куполе которой могу укрыться, мечтала о своей стае? Мои мечты сбывались, чем и радовали и настораживали.
   Одно меня беспокоило серьезно - что будет, когда он узнает о моем далеко не светлом прошлом? В лояльность я не верила. Мужчины собственники до мозга костей, это в их крови, генах, и не отнять, не изменить. Ревность же ужасная штука, которой сложно управлять. Конечно, все зависит от степени патологии особи, количества комплексов и качества уверенности в себе, но даже самый раскрепощенный, уверенный в себе ловелас вмиг может превратиться в мавра только по одной ему известной причине. Что и как сложится в голове Бройслава, я не бралась предугадать и, понимая его хищный характер, без которого он бы не выжил и не поднялся настолько высоко, тревожилась.
   -- Тебе не интересно, как я жила?
   -- А тебе?
   -- Я знаю. Твой психологический портрет, как и основные черты характера представить нетрудно.
   -- Расскажи! Интересно послушать.
   -- Логичнее тебе познакомиться с моим досье.
   -- Девочка моя, -- усадил меня за стол, обнял за плечи. -- Если бы я хотел, познакомился.
   Да он никак боится?! Специально тянет время? Трусость или обдуманный шаг? Нежелание пробуждать монстра ревности в себе и усложнять жизнь или страх узнать, что я не такая идеальная, как ему хотелось бы? Хотя последнее ему известно и, по-моему, по этому поводу он не переживает. Тогда, может, не желает переживать и дальше? Боится, что не справится с собой, натворит дел? Последнее, скорее всего - человек он горячий, хоть внешне спокоен до холодности. Такие способны в эмоциональном пике убить даже любимого старого друга, не то что новую привязанность в женском обличии.
   -- Скорей всего ты очень ревнив.
   -- Не более, чем любой другой мужчина. Леночка, ты хочешь испортить мне настроение и аппетит, упорно двигаясь в закрытом направлении? Или хочешь осложнить наши отношения? Нам сейчас не нужны внутренние неприятности, хватит внешних.
   -- Тебя легко вывести из себя? -- по-своему поняла я его рокировку.
   -- Нет. Но есть вещи, с которыми не стоит знакомиться, во всяком случае, сейчас, пока ты еще не достаточно привыкла ко мне, свыклась с мыслью, что я навсегда, и не призрак, а твой муж. Мы живые люди и можем наделать глупостей. Я против, поэтому тему закрываю. К тому же голоден, -- улыбнулся мне, чтобы смягчить сказанное почти менторским тоном.
   Он очень властный, -- поняла я и подумала, что этого зверя действительно лучше бы пока не травить - целее будешь.
   -- Бройслав, чтобы не было меж нами в прошлом, это не значит, что тоже самое связывает нас и сейчас.
   -- Я люблю тебя. Это бесспорно, -- пожал плечами, задумчиво глядя перед собой. -- Ты так же любишь меня. Главное в нас не изменилось, остальное?... Обычная притирка двух людей, возможно обоюдно болезненная, но.... Увлекательная, -- посмотрел на меня ласково. -- Мне приятно знать, что в ближайшие пятьдесят лет я буду очень занят знакомством с тобой, наукой жизни с любимыми людьми - тобой и нашими детьми.
   Ничего себе планы! Так далеко я не готова зайти - с мыслью о реинкарнации с трудом смиряюсь, о замужестве - со скрипом, а Бройслав уже и детей в список дел включил и, судя по его напористости, чуть не первым пунктом!
   -- Я не люблю детей - предупреждаю сразу. Этого от меня не требуй: мать из меня никакая, поэтому я это роль осваивать не собираюсь. Для размножения возьми себе другую самку.
   -- Нет. Ты будешь прекрасной матерью и женой, просто сейчас в тебе еще бродит одинокая кровь, старые привычки дают о себе знать. Постепенно все выветрится, ты станешь собой, истинной. Для начала перестань называть мужчин - самцами, а женщин - самками. Конечно, в чем-то ты права, мы звери, но все же не настолько примитивны в некоторых аспектах, -- заметил, разрезая мясо на своей тарелке.
   -- Очень малых.
   -- Хорошо. Согласен. Но это между нами - мы поймем друг друга, а других твое отношение шокирует.
   -- Не поверишь, мне все равно.
   -- Верю, -- улыбнулся. И качнулся ко мне, склоняясь к тарелке, как заговорщик. -- Но нужно думать о наших детях. Им расти в этом обществе - оно их не поймет и не примет, если они будут рассуждать как их мать. Нужно уметь скрывать свои истинные мысли, малыш, думать о последствиях, просчитывая варианты плюсов и минусов не только для себя.
   Это он меня учит! Благодарствую!
   -- Прости, я не поспеваю за быстротой твоих мыслей. Мы еще на первой ступени твоего плана нормально не стоим, а ты мне уже о седьмой толкуешь.
   -- О десятой.
   -- Мысленно ты уже воспитал детей, дал лучшее образование и пристроил в самые знатные и влиятельные семьи Европы.
   -- Мира, -- пригубил вино.
   -- Одно "но" - я не собираюсь заводить детей. Твой план рискует быть не осуществленным.
   -- Есть пара запасных.
   -- Например?
   -- К чему их обсуждать сейчас? Пока в силе главный, а там посмотрим.
   -- И насколько ты желаешь увеличить численность Энеску?
   -- Буду рад любому прибавлению: двое, пятеро, да хоть десять.
   Понятно, его мечта загнать меня в конюшню своего дворца и множить потомство. Смелая мечта, но неосуществимая.
   -- Вряд ли ты дождешься и одного, -- бросила, принимаясь за мясо.
   Бройслав загадочно улыбнулся:
   -- Посмотрим.
   Пожалуйста. Только не состарься глядючи.
   Зачем нужны дети? Зачем плодить мертвецов в мертвом мире, вытаскивая светлые души из рая в объятья ада, и при этом кичиться "родительской любовью"? Если кто-то внятно объяснит мне это, я, возможно, поменяю свое решение, но вряд ли такой родился на земле.
   -- Я слышала, у тебя неплохие вложения в нефтяной бизнес и даже есть личные компании в этой сфере.
   Бройслав кивнул, внимательно посмотрев на меня - в глазах мелькнуло предостережение.
   -- Малыш, договоримся сразу - в мои дела ты не лезешь. Любой бизнес - дело грязное - не стоит мараться добровольно.
   -- Я любознательна.
   -- Устроим круиз по странам и материкам. Позже.
   -- Такой круиз по телевизору можно устроить, ничем не хуже. Для меня.
   -- Чем увлекаешься?
   -- А ты?
   -- Нечестно, я спросил первый, -- рассмеялся. Подозреваю, ему нравилась роль жениха и моего спутника по жизни, а мысль о том, что он станет моим мужем, руководителем, защитником, направляющим и оберегающим звеном, привлекала как медведя мед. Все, что я говорила, вызывало в нем лишь положительные эмоции, мой внешний вид - желание смотреть, беспрестанно решая одному ему ведомые загадки, будто спрятанные во мне и при этом чуть не петь от восторга, что только ему дано их решить и обладать сей дивной кладезью элитных ребусов. Если он не дотрагивался до меня рукой - ласкал взглядом, если и говорил, то обо мне.
   Он действительно влюблен?
   Что скрывать, мне было приятно, но в тоже время страшно. Я боялась, как всегда, одного - мимолетности безоблачных минут и слишком больших счетов для оплаты за мизер счастья. По логике всех канонов реальности столь дивное существо как Бройслав не могло привязаться к кому-либо серьезно и надолго, но даже за минимум своего внимания и потраченного времени наверняка потребует максимум отдачи.
   Мне будет сложно сохранить себя и свою свободу рядом с ним, тяжело ужиться, если не поддаться его очарованию, сходному с давлением гипнотизера. Он привык дрессировать, но так же привык к послушному контингенту - все, что немного иначе смотрит на мир, реагирует на его эскапады, привлекает его, когда на миг, когда на сутки. Он любознателен, как и я, но более тверд и непробиваем в своей скорлупе. Если я сдамся и поддамся, как другие, его влюбленность может в любой момент закончиться, и я буду откинута резко и безапелляционно, причем он даже не поинтересуется, куда, и что со мной будет потом. Уверена, на его счету столько же любовных побед, сколько и искалеченных судеб. Прикоснуться к нему, не крапивой обжечься - он столь же ядовит, как медуза Physalia, а возможно и сильнее, и метку свою оставляет навсегда, даже если задетый выжил. Смогу ли я стать рыбкой Nomeus gronovii, чтобы без членовредительства и угрозы для жизни спокойно укрыться в его куполе?
   Я облизнула губы, поглядывая на Бройслава - у меня мелькнула шалая мысль прикоснуться к его яду - даже он был привлекателен для меня, и очень хотелось понять, насколько опасен. Сомнений что он та ядовитая медуза, не было, а что я та юркая рыбка - были, хоть мне очень хотелось ею стать, пожить спокойно под защитой.
   У каждого своя мечта. Я понимала - моя сиюминутна и за ней прячется нечто более глубокое. Заблуждение - вот как оно называлась. Ты знаешь, что тебя обожжет, но все равно летишь и уверяешь себя, что сможешь вовремя увернуться и уйти не тронутой пламенем. И кажется никто не замечает твоих маневров - кружений вокруг огня - ведь ты хитра, ты умна... Всего лишь женщина.
   -- Почему молчишь? Не хочешь открыться? Но я ничего особого не спросил.
   -- Это я спросила, а ты перевел разговор на меня.
   -- Хорошо, не будем ходить кругами. Спектр моих увлечений не очень широк. Основные: астрономия - про миниобсерваторию ты уже знаешь. Оружие, любые виды, особенно холодное. Грешен, нравится.
   -- У меня все проще: альпинизм, горнолыжный спорт, дайвинг.
   -- Любишь рисковать? -- прищурился.
   -- Какой же риск? Скорее свобода, ощущения покоя.
   -- Уверенности в собственных силах.... Одиночество не угнетает?
   -- А тебя?
   Он засмеялся:
   -- Странно, что тебя привлекает горнолыжный спорт. В беседе ты предпочитаешь теннисные приемы.
   -- Хочу изучить тебя.
   -- Я не против, -- лукаво улыбнулся.
   -- Чему ты все время улыбаешься?
   -- Рад, что мы вместе. Страшно подумать, что мы могли не встретиться.
   -- Я бы радоваться не спешила. Ты в курсе, что тебя могут ждать большие неприятности из-за меня?
   Он посерьезнел, съел оливу и опять улыбнулся:
   --. "И нет невзгод, а есть одна беда - твоей любви лишиться навсегда".
   -- Любишь стихи?
   -- Шекспир неплох.
   -- Специалисты считают, что он гений.
   -- Я привык иметь свое мнение.
   -- В вопросах литературы?
   -- И во всех остальных.
   -- Советы принимаешь?
   Бройслав неопределенно повел ладонью, покрутил бокал с вином, разглядывая жидкость:
   -- В ненавязчивых вариантах способен их выслушать.
   -- Закончил Гарвард?
   -- Университет, -- кивнул, отклонившись на спинку стула, и принялся внимательно разглядывать меня из-под полуопущенных ресниц, хитро щурясь. -- А ты?
   -- Мое образование: книги и опыт. К сожалению, хоть я и закончила институт, знаний мне это не прибавило.
   -- А что закончила?
   -- Институт физкультуры. Заочно.
   -- Даже так? -- заулыбался лукаво и загадочно. -- Кто же ты у меня?
   -- У себя, -- поправила, закидывая в рот маслину. -- Педагог.
   -- Несостоявшийся педагог и отставной астроном - ничего пара, правда?
   -- Ага. Как "дельфин и русалка".
   Хотя я скорее гарпия, а он кит-убийца.
   -- Твой скепсис не оправдан, любовь моя. Я лично все больше убеждаюсь, что мы с тобой быстро поладим и будем крепкой парой.
   -- Какое же достоинство говорит за это?
   -- Ты красива и умна. Внешне ранима и внутренне сильна, правильно используешь редкие качества.
   Какие "изысканные" комплименты. Интересно, многим он расточал их? Заучивал наизусть и выдавал как сонеты? В сердце кольнула ревность, а ведь я считала себя неуязвимой для нее. И разобраться: какая мне разница, кто были те женщины, что любили его, что любил он. Наверняка не глупы и недурны собой, богаты, изысканы, отшлифованы аристократическими генами многих поколений, избалованны благополучием.
   -- Ты был женат? -- спросила, что не должна была спрашивать.
   Бройслав долго смотрел на меня и покачал головой:
   -- Нет. Я ждал тебя. Надеялся ли, что и ты меня ждешь?... Нет. Конечно, питал некоторые иллюзии, но понимал, что жизнь грубо обходится с ними, поэтому не уповал, чтобы не разочаровываться. Мне было важнее найти тебя, остальное не имело значения.
   -- А если бы я была замужем?
   -- Отбил бы. Увез, украл, соблазнил. Способов масса.
   -- Даже если бы я была против?
   Мужчина задумался, поглядывая на меня изучающе.
   -- Женщинам свойственна нерешительность. Это своеобразная защитная реакция на необходимость выбора. Посмотри на себя - даже сейчас, когда все ясно и понятно, ты колеблешься, находя тому массу причин, обдумывая "за" и "против", множа то первое, то второе. Хорош бы я был, если бы вел себя точно так же. Нет, я не осуждаю, Лена, понимаю и принимаю. Ты женщина - тебе это позволительно, но мне - нет. Если есть четкая цель, значит, есть четкие способы ее достичь. Я бы попытался тебя склонить к мысли об уходе. Не получилось бы - применил более радикальные средства.
   -- Давление, шантаж.
   -- Возможно. Но тебя бы это не коснулось. Зачем нервировать цель, если всего-то и нужно убрать препятствие к ней?
   В логике ему не откажешь. И за аморальность не осудишь - сама бы так же поступила. Правда, откровенничать, как он - поостереглась бы. А Бройслав ничего не боялся, словно действительно решил узурпировать меня и привязать так сильно, чтобы я никому не смогла открыть его тайны и психологический портрет.
   Или всерьез доверял настолько безоглядно?
   -- Ты сыта? Прогуляемся?
   -- Конечно.
  
   Он увлекал меня все сильней, и хотелось как можно лучше узнать его. В глубине его глаз пряталось еще слишком много неизвестного мне, и я подозревала, что личность Бройслава более многогранна, чем миры Хайнлайна или Шекли. Как любопытная лисичка я не хотела отказывать себе в удовольствии познать их, углубиться в дебри его души, и смутно догадывалась, что потеряюсь там. Но мне еще казалось, что я достаточно сильна, чтобы противостоять как монстрам, так и ангелам, живущим внутри него, хоть не воспринимала разницу меж ними. Даже в холодном блеске его глаз мне виделся океан нежности, и любой монстрик, притаившийся в его высказываниях воспринимался другом.
   Я обманывалась сознательно, но словно поднимаясь на пик Победы без страховки, чувствовала лишь вкус риска и свободу, распирающую грудь безумной радостью, вместо естественного чувства самосохранения.
   Так далеко в своих исследовательских эскападах я не заходила. Мне доставало ума не совать голову в пасть льва, вовремя уворачиваться от стаи голодных акул, но здесь я, видно, раздружилась с умом и не думала ни о чем, кроме Бройслава. Он был рядом, грел меня своими объятьями, нежил голосом, порабощал поцелуями и светом лукавых глаз - и я забыла об осторожности, забыла о прошлом опыте и, как наивная девчонка, все больше открывалась ему, сама того не замечая.
   Он умел построить беседу, выманив, что ему нужно незаметно от собеседника, а чуть я настораживалась - резко переводил разговор в другое русло, чтобы чуть позже вновь невзначай продолжить предыдущую.
   Все мои планы шли прахом под его ласковым напором.
   Но у меня была еще ночь, чтобы очнуться, и утро, чтобы воспротивиться.
   Я еще не понимала, что противиться ему, что идти против тайфуна, а поддаться на минуту - пропасть навсегда. Но счастье слишком заманчиво и на пике его песни гибельные нотки не слышны.
  
   Глава 24
  
   Первые нотки предупреждения прозвучали после ужина. Я упрямилась, не понимая, зачем Бройслав желает затащить меня в брак с ним, как в клетку, он не понимал моего упорного отвержения его предложения. Аргументы "за" были разложены им, разжеваны, но все равно не приняты мной. Мне казалось, на меня накидывают узду, и я слепла от желания порвать ее. Странно, учитывая, что разводы не отменяли, и мои предыдущие браки как начинались, так и заканчивались. Но я была уверена - с Бройславом все будет иначе, этот брак будет столь же незыблем, как земная твердь, и не получится вильнуть хвостом, уйдя из рук новобрачного сразу после церемонии, как было в моем первом браке, не сойдет с руки и пошлое использование жениха, как было во втором и третьем. На этот брак Макрухин меня не благословлял, нужды в нем, как смысла, я не видела.
   Я боялась, понимая, что капкан Энеску захлопнется для меня навсегда, а вот для него, как для любого мужчины - нет. Страхов была масса, они множились, цепляясь за хвост друг друга, и упорно твердили: нет!
   Бройслав уговаривал, мягко стелил любовной песней, уходил в сторону, как только я взбрыкивала, и вновь возвращался к этой теме. И устал. Терпение кончалось.
   -- Хорошо, можешь продолжать изображать мулла. Еще два дня.
   -- Я не скажу "да", не подпишу документы.
   -- Мы венчаемся - Богу твоя подпись не нужна.
   -- Ты верующий?
   -- Нет. Но это не имеет значения. Отец Батист сделает все по канонам веры.
   -- Католической!
   -- Какая разница?
   -- Никакой. Потому что ты сам не соображаешь, что делаешь. Досье сначала почитай, потом с глупыми предложениями приставай!
   Пошла ва-банк. Пусть все кончится сейчас, пока я окончательно не запуталась в паутине его очарования.
   -- Дело только в этом? Я знаю все, что мне нужно знать, остальное ты хочешь, чтобы я знал, а зачем - непонятно. Честность? Спасибо, я ее уже оценил. Думаешь, передумаю - неправа.
   -- Я опасна для тебя.
   -- Не более чем я для тебя. Мы оба далеки от идеала.
   -- Ты просто ничего не хочешь знать и слышать. Ты решил, а мое мнение тебя не волнует.
   -- В данном вопросе нет. И хватит! -- сверкнул недобро глазами. -- Я лучше знаю, что нам нужно, и будет так, как я сказал.
   -- Аббас Нур-Хайли, твой партнер, был моим любовником! Он сбрендил после первой же ночи, он так увлекся, что лишился контракта, которого добивался два года! Именно это мне было нужно! Я выполнила задание Макрухина и исчезла! Я точно знаю, Аббас не оставил это дело, он столь же горяч, как и мстителен! Он нашел меня и начал гон, и кто присоединится к загнанной дичи для него значения не имеет! Только он узнает, где я и с кем, нас обоих пустят на фаршмак!
   Бройслав с каменным посеревшим от гнева лицом смотрел на меня и молчал, потом тихо процедил:
   -- Ты недооцениваешь меня и переоцениваешь его.
   От нескрываемо сердитого голоса Бройслава у меня мурашки по коже пошли. Я невольно отступила от сидящего в кресле мужчины, понимая, что активизировала стихийное бедствие, которое накроет не только меня, но и весь дом. Минута тишины и Энеску, вскочив, схватил меня, до боли сжав плечи:
   -- Чего ты добиваешься?! -- зашипел в лицо, встряхнув меня. Мне было больно, и я оскалилась, но высказаться не успела. -- Хочешь доставить мне боль?! Посмотреть, на что я способен в гневе? Специально выводишь из себя? Может еще подробности изложишь, как тебе с ним было?...
   -- Прекрасно! Мы славно провели с ним время!!
   Закричала ему в лицо, жалея, что мое прошлое нельзя изменить... как нельзя убить Макрухина, что отправил меня к шейху - садисту потешить его фантазии, свой кошелек и похвастаться удачным исполнением задания перед своими дружками.
   А впрочем, кого винить?...
   Лицо Бройслава превратилось в маску злобного зверя, зрачки стали огромными и страшными от ярости. И я была уверена - он меня ударит, а возможно и убьет. Даже в домашнем животном живет дикий зверь, в человеке имя ему ревность. У кого легкая, как укол в сердце, у кого подвластная контролю, у кого бурная и неуправляемая. Стоит разбудить ее, и она обнажит истинную суть человека, покажет, кто перед тобой: слабак или смельчак, ходячий свод комплексов или раб своих инстинктов, волевая особь или трусливая. Как она относится к тебе - как к равному или как к собственности, что бурлит в ее душе - кипящая лава или мед, в каком мирке она живет - в светлом и прекрасном или черном и грязном. Ревность не обманет, показав себя - она не поддается контролю, даже если человек сможет овладеть ею - она все равно будет владеть им и прорываться сквозь заслоны воли, проявляясь во взглядах, интонации, поступках.
   Ревность - сестра страсти, и ее не скрыть. Она оружие самозащиты и арьергард эго. Как тест она проверяет личность на зрелость, заставляя совершать поступки сообразно ее эволюции.
   Мне попалась сильная и достаточно зрелая личность - Бройслав не сказал мне ни слова, не тронул пальцем - он вышел, впечатав дверь в косяк, так что тот треснул.
   Обиделся. Оскорбился. И все же держал себя в руках. И не оскорбил, не обидел меня, предпочел пережить неприятное состояние в одиночку, возможно, чтобы не пугать меня, а возможно, чтобы придумать коварный план мести.
   Но я не боялась - я хотела ясности и, решив получить ее путем довольно опасного эксперимента, ждала финала, не жалея о своем поступке. Честном.
   Могу я хоть раз позволить себе это?
  
   Бройслав бродил по дому, маялся, пытаясь взять себя в руки, но тщетно. В душе кипела адская смесь ярости и боли, и хоть он знал ее причину, совладать с ней не мог - она просилась на выход, она мутила разум и слепила взор. Ревность, неведомая ему до сей поры, оказалась сильнее доводов рассудка, сильнее воли. Ее уколы были слишком часты и болезненны с момента встречи с Леной, но он еще надеялся совладать с ними, подчинить себе и задавить в зачатке, но, видно, лишь довел до критической массы своей сдержанностью и бегством от фактов.
   Он понимал - глупо ревновать к прошлому, но впервые не мог принять веский аргумент рассудка и сдержаться. Его раздражало все: тишина в доме, встречные предметы, цвет обоев, лица охранников. В гостиной он не сдержался и, схватив вазу со стола, кинул ее в стену. Звон хрусталя и брызги осколков немного привели мужчину в себя, и он прямиком направился в подвал - в тир, чтобы расстрелять там мишени - свою ревность, боль, прошлое Елены и в первую очередь - Аббаса.
   Одна мысль, что этот шакал был с Леной, приводила Бройслава в ярость, и он лупил по мишеням, расстреливая одну обойму за другой.
   Охранник настороженно поглядывал на хозяина, перезаряжал обоймы, менял мишени и вот не сдержался, спросил:
   -- Может, автомат?
   И пожалел, что не промолчал - Энеску так на него глянул, что ясно стало - следующая мишень найдена.
   Точно - Бройслав, не соображая, что делает, начал стрелять в стену за охранником, складывая из пулевых отверстий его силуэт. Когда последняя пуля завершила композицию, в тире появился Гарик. Осмотрел изрытую стену, белого, как мел, охранника, злого, как гренадеры в атаке, Ориона, перезаряжающего обойму, и спросил:
   -- Достала?
   -- Принеси досье, -- приказал Бройслав, впечатав обойму в паз - лучше сразу, сейчас, здесь пережить все разом, чем болеть год-два и изводить Лену и себя.
   -- Чего? -- не понял Гарик.
   -- Досье!! -- закричал Энеску и начал палить по косякам двери рядом с Фоминым. Тот невольно зажмурился и выставил руки, спасаясь от полетевших щепок, и с трудом переведя дух после залпа, гаркнул:
   -- Понял.
   И поспешил скрыться.
   Бройслав отложил пистолет и уставился на охранника, мечтающего рвануть вслед за начальником.
   -- Вон, -- придал ему ускорение Орион.
   Оставшись один, он достал из бара коньяк, плеснул на дно бокала и сел за стойку, хмуро поглядывая в янтарную жидкость.
   `Спиртное не выход, спиртное - тупик', -- напомнил себе и все же хлебнул, чтобы немного успокоиться.
  
   На стойку лег знакомый файл.
   Бройслав замер с бокалом на полпути ко рту, мрачно поглядывая на папочку, как на гремучую змею в банке. И решился: вытряхнул содержимое, начал читать.
  
   Гарик хмуро поглядывал на друга и по его виду понимал: сейчас тир превратится в решето. Бройслав мрачнел на глазах, серел и кривился. Веко дергалось, глаза превратились в узкие щелочки дотов.
   Но ничего не случилось.
   Бройслав дочитал последний лист и уставился на Фомина:
   -- Зажигалка есть?
   Тот удивился, но вытащил из кармана zippo, кинул другу.
   Энеску с презрительным блеском глаз сжег бумаги, налил себе полный бокал коньяка, залпом выпил и тяжело уставился на Гарика.
   -- Послезавтра в двенадцать нас распишут. Приготовь все необходимое к церемонии и встреть священника. Его номер второй.
   Ну, откуда что берется! -- с досады хлопнул по стойке Гарик: казалось бы, очнись - ведь все ясно, ознакомился уже с "подвигами" новобрачной. Нет! Орион как истинный упрямец продолжает упираться.
   -- На кой тебе это надо?!
   Бройслав раздраженно уставился в глаза друга, и тот подумал - сейчас кинется. Но мужчина, не глядя, жестом стряхнул бутылку коньяка на пол и процедил:
   -- Уходи.
   -- Нет. На черта тебе это надо, Бройслав, ты же понял...
   -- Ни черта я не понял!!... Кроме одного: девочка жила как могла. И выживала. Это прошлое. Его уже нет, -- и пошел к стойке с оружием. Взял "гюрзу", прицелился. -- Его уже нет. Нет.
   Дал залп по единственно уцелевшей мишени.
   Он еще не знал, что сделает, чтобы заставить Лену послушно поставить подписи на документах, но ночь длинная - он что-нибудь придумает. Она - его. Только его. Пусть только кто-нибудь сунется!
   Гарик покачал головой: не было печали, так сами ее себе на голову в дом притащили! Оставить все, как есть? Что тогда дальше будет?
   -- Бройслав...
   -- Молчи!
   -- Не могу. Ты запутался в этой девке, как муха в паутине...
   -- А ты все не можешь понять почему, когда и как это случилось? Думаешь, мимолетный роман, а я из упрямства или от слепоты превращаю его в длительный? -- Бройслав положил оружие и уперся руками в стойку, хмуро глядя перед собой. -- Я только сейчас понял, насколько сильно ее люблю. Я ее ударить хотел... убил бы, наверное... Но даже руку поднять не смог. Винить?... -- покачал головой. -- Винить тоже не могу. Кого угодно - ее нет. Не верю я досье, интуитивно чувствую - бред, блеф.
   -- Не хочешь, -- поправил Гарик.
   -- И не хочу! -- развернулся к нему Бройслав. -- Забыли, понял? Не было ничего.
   -- Хорошо. Тогда подумай, что будет.
   -- Что ты имеешь ввиду? Аббаса? Я решу эту проблему: не захочет мирно, уберем. Фарух, его брат, давно мечтает дело Аббаса к рукам прибрать - поможем. С мальчишкой проще договориться.
   -- Я про телку.
   -- Она моя жена!... И будущая мать моих детей. Эта тема закрыта.
   -- И кого она тебе родит? -- не скрыл желчного сарказма Фомин. Бройслав не выдержал, схватил его за грудки, но только к стене притиснул, как сообразил: а ведь он давным -давно не испытывал такую бурю эмоций, как сейчас, не чувствовал себя настолько живым, не переживал, не волновался, не страдал.
   И улыбнулся, отпуская друга:
   -- Девочку. Лена родит мне девочку.
   Гарик остолбенел: воистину, если мужчине опротивела спокойная жизнь и нужны проблемы - нужно всего лишь завести любовницу. А уж она обеспечит и приключениями, и проблемами выше головы и из чисто женской щедрости, не только милого, но всех окружающих.
   Все-таки любовь - это азартная игра, и заболеть ею, как подцепить вирус игромании, когда разум уже не котируется - есть только раж чувств, и ты идешь у него на поводу, спуская до последнего деньги, время, силы. Блажен кто в этой дурной пляске сохранит крупицу здравомыслия, возьмет себя в руки - он выживет и выплывет, остальные погибнут.
   Страшно смотреть, как разумный человек, твой друг попадает в тиски этой болезни.
   -- Орион, ты же всегда дружил с головой...
   -- Я и сейчас с ней дружу, -- успокоенно улыбнулся мужчина. -- Переживаешь за меня? Не стоит, Гарик - это была вспышка, минутная слабость по неопытности. Она прошла. Впредь я буду осторожнее. Ты вот что... -- прищурился пытливо. -- Съезди сейчас в лабораторию и привези мне препарат.
   -- Но он несовершенен. К тому же его всего ничего, какие-то пять миллилитров.
   -- Но достаточно эффективен и пусть его мало - мне хватит. Кстати, в документах не обязательно указывать правду, пусть Аббас думает, что производство налажено, а потом сам пытается свести знаменатели и повысить рентабельность. Ищет хороших специалистов, годами ждет результат, -- протянул, усмехаясь.
   -- Я сразу говорил - задумка нулевая. Пятьсот тысяч за пять миллилитров! Они должны быть алмазами чистой воды.
   -- Почти. Тебе за один миллилитр заплатят эти пятьсот тысяч. Но пусть Аббас добудет хоть каплю - я посмотрю. Главное у нас - основа препарата. Без нее Нур-Хайли и тех результатов, что добились мы не добьется. А там, через год-два, как все утрясется, можно возобновить разработки. Женщина Витислава пригодится.
   -- Да она занималась почти теми же разработками, но более примитивно - оснащение аховое. Так вот то, что вы задумали - женщина Витислава помогать не захочет, а жена, протосковав год - два без любимой работы, сама начнет помогать мужу.
   Бройслав хитро усмехнулся:
   -- А мы поможем Витиславу озаботить ее этой мыслью, подкинув в нужное время нужные бумаги. Невзначай.
   -- Ох, Орион, -- качнул головой Гарик, восхищаясь сметливостью друга. -- Сколько с тобой? Пора бы привыкнуть к твой привычке рассчитывать ходы на пять - семь шагов вперед, а я все не могу... Ну, хорошо, согласен - блестяще. Если получится - у нас будет личный Клондайк, и Витислава можно понять, его бабу потерпеть. Но эта тебе зачем?
   -- Эта, -- выставил упреждающе палец Энеску. -- Моя женщина. Она нужна лично мне и лично для меня.
   -- Она забавна, -- кивнул Гарик, с некоторой опаской глянув на выставленный палец. Он решил, что Бройслав, заскучав, решил завести домашнюю анаконду, не распознав в ней вовремя ядовитую гадюку.
   Ну, а с другой стороны, их сосед Пелопес гепарда и аллигаторов держит - экзотика, говорит, хотя любому ясно - причуда богатого самодура, работающая якобы на престиж.
   Чем Орион хуже? Тем более гепардом не сильно похвастаешься, а с этой "гюрзой" можно и на корт к принцу Чарльзу. Дивный экстерьер и коготки по вкусу тоскующей аристократии. Пара Энеску точно будет иметь успех.
   Ты ее приручишь, не сомневаюсь, -- с уважением во взгляде посмотрел на Бройслава.
   -- Поехал.
   -- Я тебя дождусь. Заодно мальчиков прихвати - пусть приберут, лишнее ликвидируют. И опечатай все - сворачиваемся.
   -- Людей?...
   -- Уволь в ближайшие дни с хорошим выходным пособием. Хостаку объясни, что вложений больше не будет - химика-технолога достойного разработки не нашли. Нет таких специалистов. Пусть передает тебе документы и уезжает на постоянное место жительства в свою любимую Австралию. Помоги.
   -- Ок.
   Улыбнулся Гарик и пошел к выходу. Остановился уточнить:
   -- Здесь останешься? Еще постреляешь? Бориса послать?
   -- Нет. На веранде посижу, коньяка выпью, ночь послушаю. Завтра хлопотный день, нужно к нему подготовиться.
   -- Придумал же ты себе нескучную забаву! -- фыркнул Фомин.
   -- У каждого свои причуды. А с Леной будь нежен и ласков, как с раритетным экспонатом. Хоть волос с ее головы упадет, хоть кто-то поперек встанет или задеть посмеет... порву, Гарик, -- пропел почти томно. -- Ребят предупреди - хоть пальцем тронут - пойдут гулять в одних носках и без выходного пособия. И Гербера вызови. Хватит ему на Канарах загорать - пора к своим обязанностям приступать. Моей жене понадобится личная охрана.
   Фомин спрятал недовольство и возражения, отвернувшись, и лишь кивнул согласно. Понимал - Бройслав серьезен, как никогда, если контуженного на всю голову Лейсела Гербера к девушке приставить решил. Пес не просто верный - лишенный своего мнения и послушен лишь Бройславу. Недаром этого верзилу молчуна ребята "Лесси" прозвали, хотя вернее было бы Терминатором назвать - один в один железяка бесчувственная. Не человек - робот. Даже Гарик ему не указ.
   Если так - придется дружить с этой сукой, а то не сдержись - шею свернет, не думая.
   Придушить бы девку, но руки Энеску всему составу своей гвардии по самые локти отрубил - теперь и дышать в ее сторону через раз будут.
  
   В три ночи Бройслав получил пузырек с бесцветной жидкостью. Посмотрел на него, выставив на свет, и улыбнулся его загадочному мерцанию: завтра ты станешь моей, Леночка. Вот оно твое согласие - в моих руках.
   Пять миллилитров - пятьсот тысяч. Но разве это цена, если одной капли хватит, чтобы десять человек стали твоими послушными игрушками на сутки.
   А Бройславу нужен всего один человек, всего одна женщина. И ему без разницы как он ее получит.
  
   Глава 25
  
   Я огляделась - Бройслава не было, он так и не пришел. Это уже похоже на пренебрежение и даже охлаждение. Значит проняло его досье, хорошо, -- отнесла его отсутствие в файлы мозгового досье, в список минусов. Самый лучший способ охладеть к мужчине - видеть в нем лишь плохое. В этом отношении мне было просто - я отточила умение не увлекаться до совершенства, напевая мысленно в моменты сердечного трепета песенку из фильма "Собака на сене". Не знаю как Де Вега, впечатления особое он на меня не произвел, а вот фильм весьма большое. Просто пособие по обольщению мужчин и охлаждению своей горячей крови.
   Я приняла душ и, накинув привычно рубашку Бройслава, на цыпочках прокралась по его покоям, желая изучить их досконально. Спальня секретов особых не хранила, лишь убедила в том, что мне уже было понятно: Энеску привык к роскоши и себя уважает. Ни одной грошовой вещи, пустой или ненужной.
   Вышла и наткнулась на Канн. Худой, мумифицированный то ли китаец, то ли кореец кивнул мне, приглашая куда-то.
   Да, ради Бога, пойдем, лапочка, посмотрим, что ты хочешь мне показать.
   И замерла на пороге в оранжерею: фу, ты! А думала, что удивит. Цветущим коланхоэ, например!
   Ничего подобного: за накрытым к завтраку столом в зарослях сидел Бройслав в халате на босу ногу и, выставив ступни на мое обозрение, читал Кафку.
   Гурман, блин! Ну, после моего досье прозаик, кстати.
   По моему разумению, Энеску должен был пребывать в растрепанном состоянии и, если уж не буянить, то выглядеть хмурым и помятым, но тот цвел как орхидея на клумбе
   -- Доброе утро, -- глянул на меня с лукавством и насмешкой, словно понял, что я не ожидала его видеть. -- Присоединяйся, -- кивнул на кресло рядом.
   А почему бы нет? Поджаристые круассаны весьма заманчиво источали аромат и видом своим будили аппетит.
   Я прошла и хлопнулась напротив Энеску, с другой стороны стола, заняв ту же позу, что и он - ноги на стол.
   Он рассмеялся, отложив книгу:
   -- Мне все больше нравится следить за тобой, ты уникальна, дерзкая женщина.
   -- Угу, -- набила рот выпечкой. Что ты, милый, со мной еще не так забавно! Подожди, сейчас покушаю...
   Бройслав будто понял, скрыл лукавый блеск глаз ресницами и сунул в рот виноградину.
   Гад, -- тут же разозлилась я, почувствовав как от этого простого жеста у меня в груди жарко стало. Нет, умеет же этот самец даже завтрак в эротическое шоу превратить!
   Ладно, поиграем.
   Я начала с томной задумчивостью поглядывать на него и мило облизывать ложечку, медленно и заманчиво поедая мороженное из креманки.
   Энеску прищурился:
   -- Иди сюда, -- позвал.
   Проняло? Еще бы!
   И показательно клацнула зубами по серебряному прибору. Энеску дрогнул, снял ноги со стола и качнулся ко мне:
   -- Ты так и будешь противится мне и себе?
   -- Тебе.
   -- Не-ет. То, что ты постоянно выбираешь позицию напротив, не говорит, что я враг тебе, скорее выдает опасения. Наверняка их много. А у меня их нет.
   -- Поздравляю. НЛП, психотренинги? Конечно, как иначе плавать в акватории бизнеса, умело лавировать меж акул и гарпунить китов?
   -- Ерунда, -- отмахнулся. -- Все проще и пошлее. Грязнее, как ты знаешь.
   -- И потому тебе не нравятся наивные девственницы? Предпочитаешь гетер со стажем?
   -- Ты о досье? -- он отвернулся, пододвинул к себе вазу с виноградом. -- В нем много белых пятен. Например, зачем тебе понадобились деньги?
   -- Глупый вопрос! Как женщине без фантиков на парикмахера, солярий, безделушки, милые шмотки?
   -- Возможно. Но ты была еще дитя и мало что себе хотела. В досье сумма, которую не хватит ума потратить малолетке.
   -- О-о, не зарекайся! У меня богатая фантазия. Были бы деньги - потратить не проблема.
   -- По вчерашним покупкам я бы не сказал.
   Я беззаботно пожала плечами: не поверишь, милый, мне все равно, что ты думаешь.
   -- Хочешь, угадаю, почему ты стала работать на Макрухина и куда пошла первая тобой заработанная сумма? Мать. Кто-то наколол тебя. Сказал, что она может вылечиться, только стоит это очень, очень много. Ты поверила и устроила в дорогую клинику. А толку не было. Сколько она пила до этого? Десять лет, пятнадцать?
   Чтоб ты провалился! -- ощетинилась я всего на пару секунд и тут же взяла себя в руки, беззаботно улыбнулась:
   -- Это не у меня - у тебя фантазия на взлете.
   -- Или у Макрухина? Копия диагнозов твоей матери и справка о ее смерти приложены к делу. А также приводы. Ты проходила по делу об ограблении сбербанка. Искала деньги? На наряды таким экстремальным способом? С твоей-то трезвой головой? Нетрудно понять остальное, сложив дату твоего первого задания и поступления мадам Перестань в клинику.
   -- И что?
   -- Ты жила сама по себе. Мать пила, отец вас бросил. Одна. Со скольки лет?
   -- Какая разница? Зачем ты в этом копаешься? -- пытаясь быть спокойной и даже равнодушной, спросила я, а внутри все кипело от раздражения и неприязни. Какого черта он лезет в мою душу?!
   -- Хочу понять. Вернее подтвердить свои догадки. Можешь не отвечать, я уже понял, что прав.
   -- В чем? В моем психологическом портрете? Ошибаешься. Со мной работали мастера своего дела и то не смогли многого понять.
   -- Куда уж мне? -- улыбнулся с превосходством уверенной в себе особы. И даже в своей надменности был хорош, притягателен. И нравился мне, черт его дери! Нет, больше - я его желала. Ночь без него всего и продержалась, увидела и снова кровь начала играть.
   Наверное, это страсть. Она нормальных в полоумных превращает.
   Энеску замер, встретившись с моим взглядом, и словно понял, о чем я думаю, улыбку спрятал, отвернувшись.
   -- Иди сюда, -- попросил, вытаскивая то ли из кармана халата, то ли из тайника под столом бархатную коробочку потрепанного вида. Кольцо новобрачной? Тогда уж не на палец - на шею.
   Бройслав, видя мою настороженность, открыл футляр:
   -- Я купил это на Сотби два года назад. Можешь определить, что это?
   Вопрос интересный да и вещичка любопытна. Я подошла и уставилась на кулон на древней, потемневшей от времени цепочке, массивной, золотой. Мне показалось, что где-то я его уже видела, хотя могла поклясться - нигде и никогда. Но кулон с огромным сапфиром посередине и множеством мелких рубинов и топазов по узорной филиграни чеканной бляхи будил волнение в груди.
   -- Старинная вещь, -- прошептала я, мгновенно оценив, что стоит она как прихожая Лувра. Потянула пальцы к мерцающим граням сапфира, провела по шершавой поверхности орнамента, по витым звеньям цепочки. -- Век четырнадцатый.
   -- Одиннадцатый - двенадцатый.
   -- Раритет, -- взяла с благоговеньем в руку, не замечая, что Бройслав следит за мной слишком пристально, почти как гриф за дичью. Меня манил кулон, в полировке камня виднелась царапинка и будила странные ощущения, картинки: каменные стены, отсвет очага, женщина, потом грязная тряпица и запах, острый запах прелой листвы и стылого воздуха, удар, толчок в грудь...
   Наважденье.
   -- Такие вещи опасны, -- заявила, с сожалением расставаясь с кулоном. -- Старинные предметы несут на себе заряды множества прошедших жизней, тех, у кого они были, кому служили. Они несут проклятье, вбирая прошлое в себя и перенося его в сегодняшний день. Несчастлив был хозяин этого кулона и ты, приобретая его, берешь несчастье на себя. Зачем он тебе?
   -- Тогда не знал, -- приподнял за цепочку, качнул, с прищуром разглядывая украшение. -- Увидел и отчего-то очень захотел купить.
   -- Ты всегда идешь на поводу своих желаний?
   -- Конечно, желания просто так не возникают. Они нить, связующая что-то скрытое от нас в прошлом и ведущая в будущее. Проводники меж событиями на временной ленте нашей жизни.
   -- Ты помешан на мистике.
   -- Возможно. Но это не минус, а плюс. Самое простое отрицать непонятное, самое сложно - пытаться его понять.
   -- А легких путей ты не ищешь. Неинтересно, верно?
   Бройслав улыбнулся, глянув на меня:
   -- Как и тебе. Кулон - подарок тебе.
   -- О, благодарю, но оставь себе.
   -- Не хочется обладать им? -- Он не верил. Значит, на моем лице слишком явно отразилось желание взять украшение. Сдаю. Или сдаюсь? -- Признайся, тебя тянет к нему... как и ко мне.
   Я скорчила пренебрежительную рожицу и хотела уйти да не смогла - кулон словно приворожил меня и не отпускал. Я села рядом на край стола, то и дело, косясь на загадочное мерцание камня.
   -- В свое время мне понравился меч, его выставили на Сотби и стоил он как крыло от Боинга. Зачем мне меч? А я купил. В аннотации к нему говорилось, что он принадлежал одному рыцарю времен короля Гая. Древнее оружие. У меня даже зависимость какая-то от него образовалась - я все время вертел его в руках, разглядывал, трогал. Я словно встретился с самим собой. Дежавю? Относись я к мистике прохладно, отмахнулся бы, но я начал копать и узнавать историю меча и выяснил, что он действительно в истоке принадлежал вассалу короля Гая Лемзи Де Ли. Славный вояка, герой крестового похода, верный подданный его величества и ... хозяин замка Даган.
   Я вздрогнула, уставилась на мужчину: сердце не билось - начало выпрыгивать из груди.
   -- Ну, Даган и Даган. От замка остались лишь заросшие мхом руины, -- продолжил Бройслав медленнее, тише и, глядя мне в глаза почти как гипнотизер, цепко, въедливо, не отпуская и не давая отвернуться мне. -- Свидетельств, понятно, о жизни того сеньора никаких. К чему все? Я отложил все, что узнал, в память до лучших дней. И вот мне в руки попадает эта вещь, -- качнул кулоном. -- Выясняя ее историю, я узнаю поразительное совпадение - меч и украшение связаны друг с другом - они из одной гробницы. Из фамильного склепа Де Ли. Один проныра раскопал на месте развалин замка, холмов и нагромождения камней старинное захоронение. Опять же случайно. Конечно, власти ставить в известность он не стал, продал, что нашел, по мизерной цене скупщику, а тот другому, потом еще одному. Затем коллекционер приобрел вещицы и сдал их на аукцион, желая поправить пошатнувшиеся дела. Я нашел исток, того кладоискателя и выяснил, что кроме кулона и меча в склепе были и другие интересные вещи. Особенно меня насторожили каменные надгробия с надписями титулов и имен почивших, сохранившиеся, словно их поставили вчера. Знаешь, что они гласили?
   Бройслав встал и выставил кулон.
   -- Это украшение принадлежало молодой Исвильде Де Ли. Тебе.
   -- Бред, -- прохрипела, отчего-то поверив сразу.
   -- Я б тоже так подумал, если бы не встретил ту гадалку в Москве. Кулон твой, Лена. А меч мой - Оррика Даган.
   -- Допустим, -- прошептала, зачарованно глядя на сапфир. -- Что это меняет?
   -- Мы снова встретились.
   Я посмотрела на Бройслава: он всерьез?
   И наваждение опять - вспышка: грубые кольчуги, кони, мечи, крик, холод, запах влаги, дрожь и страх. Смешенье чувств, картин, обрывки впечатлений, мыслей и лицо что словно высекали на скале, а получилось - в моей памяти. Бройслав - Оррик. Их было трудно не сопоставить: того и этого. Тот моложе, грубей чертами, нос другой и подбородок, и волосы, прическа. Но глаза один в один, как если бы тот прожил еще лет десять.
   Я вырвала кулон и, бросив в футляр, закрыла крышку: хватит!
   Бройслав с прищуром глянул на меня:
   -- Нервничаешь? Отчего же если не веришь?
   -- Ограждаю психику от лишнего яда мистики.
   -- Хорошо, -- навис надо мной, руками в стол уперся. -- А я в футляр войду? Ты сама? Не стоит бегать, девочка, и бесполезно.
   -- Ты ненормален, -- разозлилась.
   -- Да, -- улыбнулся насмешливо.
   Мне захотелось ударить его по монументальной, ухоженной физиономии и тем избавиться от соблазна видеть ее, дотронуться пальцами до щеки, впиться в губы. Их вкус уже преследовал меня, глаза одно желание будили - запомнить их. Или вспомнить, принять как есть, сдаться.
   Лучше оттолкнуть, разбить иллюзию пусть грубо, но точно, и тем уйти от наважденья, в котором я - не я, а он - не он, и оба - марионетки то ли Богов, то ли себя самих. А может провиденья?
   -- Я больше не стану убеждать тебя...
   -- Прекрасно.
   -- .. Но завтра свадьба...
   -- Без невесты.
   -- Что нужно сделать, чтобы она появилась? -- потянул за пуговицу. Я хлопнула по его руке:
   -- Не это.
   Он выгнул бровь в сомнении и вдруг заломил мне руки, скинул жестом со стола посуду, освобождая место.
   Мои зрачки расширились, я поняла, чего он хочет, но не поняла, как он догадался, что я хочу того же.
  
   Мне в голову пришло испытать его, сорвать с лица маску великосветского джентльмена. К досье, в которое он не верил, добавить пару штрихов, рискнуть, пойти ва-банк и либо сдаться, либо бежать и от него, и от себя. И если суждено мне первое, то я хотя бы буду знать, с кем на самом деле имею честь ходить в одной упряжке. Фальшь слов меня давно не привлекала - дела, вот истинная суть людей. Повадки их, манеры, реакция на пике накала, действия в состоянии аффекта.
   Риск. Я чувствовала, что иду по краю, задумав поиграть с тираннозавром - Бройславом, но мне нравилось рисковать, нравилось играть с ним. Подспудно я чувствовала безопасность, чтобы не натворила, но как бывает часто, интуиция, то неосознанное, что подсказывает тебе верный шаг, отвергается разумом, прагматичным мозгом.
   Я не исключение. Мой жизненный опыт был жесток достаточно, чтобы избавить хозяйку от сахарных иллюзий, и слушать подсознание он не желал. А я, привычная ему повиноваться, готова была сдаться на милость Бройслава, но не по мистическим мотивам, не оттого, что что-то связывает нас из прошлых жизней. Чтобы ни было - прошло, сейчас мы другие и в этом мире, в этой жизни, с этим Даганом - Энеску я хотела полной ясности. Хотела знать, с кем имею дело, с кем предстоит мне связаться. Пусть зверем покажется - мне будет проще с ним мириться, чем с этим ласковым, сексуальным, слишком уж покладистым экземпляром.
   В конце концов, это было бы справедливо. Ведь он читал меня как Шекспира или Кафку, а сам в ответ лишь обложку посмотреть давал.
   -- Ты ничего не добьешься, держа меня в клетке своих ласк и стен замка. Я не привыкла к ограниченной свободе и не собираюсь привыкать.
   -- Дело только в этом?
   -- Одна из главных причин. Я не рабыня и не пленница.
   -- И даже не игрушка, -- пытливо посмотрел в мои глаза. -- И ты свободна.
   -- Тогда я не хочу опять провести день здесь. Я особа любопытная и деятельная. Познакомь меня с окрестностями. Хочу в город, хочу пройтись по улицам и бутикам, посидеть в ресторане, поиграть в казино. Мне скучно.
   Бройслав отвернулся, но я заметила, как его лицо напряглось.
   -- Хорошо. Собирайся, съездим в город.
  
   Что нужно мужчине от женщины, а женщине от мужчины - не такой уж простой вопрос. Стандартный ответ: секс в первом случае и замужество во втором, мало примитивен - далек от истины настолько же, насколько гороскопы на неделю, напечатанные в какой-нибудь захудалой газетке. Верить им - себя не уважать. Ну, скажите, пожалуйста, как можно и кому нужно составлять гороскоп на индивидуума? Это очень трудоемкая, серьезная работа, для которой мало надо иметь обширные знания по астрологии и астрономии, так еще точно знать дату и время рождения. Гораздо проще сгрести данные под одну планку и выдать общее для нее. Например: Козероги, упрямцы, рожденные с конца декабря по середину января. Ваш гороскоп! - объявляет диктор радио или печатается подзаголовок, и вся туча рожденных в это время внимательно читает ту лабуду, что относится к общему типу Козерога, среднестатистическому, рожденному от начала века и до "вчера". А они, между прочим, бывают утренние и вечерние, дневные, ночные, рожденные в первую или вторую, а то и третью декаду, не говоря уж о влиянии на гороскоп дня недели, в котором родились, года. Ну, и какая может быть точность, если, например, меня, рожденную в одиннадцать вечера второго января 1979 года, ставят на одну плоскость с рожденным пятнадцатого января в два часа дня 1957 года и выдают общее? Мало получается мутированный Козерог, так еще и мутный гороскоп.
   Все же в этом отношении я стервь, потому что люблю точность и дотошна к каждой мелочи, прекрасно понимая, что при всей стандартности картины место индивидуалам все же отведено, и места те в вольерах не вакантны.
   Контингент человеческого зоопарка делится как фауна на виды, классы, группы, типы, и, как животный мир, многообразен. Достаточно выйти на улицу и убедиться, внимательно оглядевшись вокруг: тут вам и тип простейших, класс жгутиковых - прямые и плоские в своем мышлении как эвглена зеленая, как и положено, с одним ядром, контролирующим их жизнь - у кого желудком, у кого гениталиями. И тип хордовых - прогибающихся, от класса земноводных - тех, что рождены ползать и ползают, начхать им на небо со своей земли, до типа млекопитающих, что, живя на земле, зорко поглядывают в небо и пытаются разместиться и тут, и там, потеснить соответственно везде, где можно и кого можно, а порой и кого нельзя, а вот, удается ли это, уже от вида зависит. Или статуса, если на общечеловеческий язык перевести. Тут уже социология в права вступает, громко шурша листами томов исследований в данной области.
   Взять учебник зоологии и типы предстанут перед нами во всем многообразии, а пробелы в знаниях и некоторые неточности можно ликвидировать, ознакомившись с социальной и возрастной психологией. И уже отсюда плясать, выявляя реальные объективные ответы на сакраментальный вопрос о мужчинах и женщинах. И получать не только объективные ответы, но и четкие планы по взятию тех или иных крепостей.
   У меня в связи с длительным изучением этого вопроса выработалась своя схема деления человека на группы, типы и классы. Основных я точно знаю - три:
   Тип сильных, тип слабых и тип неопределившихся. Причем последние порой как рождаются в этом типе, так и умирают. Именно среди них имеется класс приспособленцев: залипал и прилипал, класс сумчатых, которым всегда мало и всегда надо то, что есть у других, класс паразитов: от "пиявок" до "комаров". Этот тип самый предсказуемый и понятный. С ним просто как с кактусом - главное не забывать поливать надеждой на светлое будущее и удобрять периодически своей верой и преданностью. И живут, плодоносят даже и к тебе тянутся, а только дай слабинку - полей не один, а два раза - на шею сядут и поедут. Легко. А главное, удивятся, если ты возмутишься или воспротивишься.
   Тип сильных скуден классами и почти все они в красной книге или собственном недосягаемом для других "вольере", глубоко в "норе" или далеко в "горах" на недосягаемых высотах социальной лестницы или интеллекта. Причем орланы этого типа с рябчиками не скрещиваются, а страусов строго на обед употребляют, как диетпитание.
   Тип слабых - самая ранимая и обособленная часть населения. Здесь вам класс мягкотелых моллюсков, которые живут себе, никого не трогая и очень неоднозначно реагируют на любые волнения и воздействия из вне, и класс бесчелюстных. Они все принимают близко к сердцу, переживают за каждую мелочь и по оной же готовы с мазохистским рвением довести себя самостоятельно до харакири или тупого героического порыва по системе Паши Ангелиной: "даешь пятилетку за два дня"!. Их волнуют ливни во Флориде и засыхающий цветок соседки Марь Иваны, а избитый сюжет сопливого сериала они принимают за правду жизни и льют искренние слезы над неудавшейся личной жизнью Мигеля и обманутой Ракиль
   Любой бред они готовы принять за правду, а вот что устроят по этому поводу, вопрос чисто индивидуальный: то ли с вышки головой в асфальт прыгнут, в знак солидарности с "Марианной" или начнут активный отстрел гипотетических противников, закроются в своей скорлупе или распахнут ее шире лишь для тебя, единственного и неповторимого друга.
   Тут и подход нужен тонкий, особый, почти нежный. И казаться нужно своей, а еще лучше - ничьей, но мягкой, пушистой, ранимой и доверчивой до оскомины. Лишние извилины прятать, чтобы у слабых дополнительного комплекса неполноценности не развить и от себя не оттолкнуть.
   Слабые не любят сильных, как сильные не любят слабых. Но первые очень любят мнить себя последними, как сильные иногда любят маскироваться под слабых.
   А вот тут и начинается деление на мужчин и женщин.
   Мужчины, четко понимая свое назначение, функции, предписанные полу, соизмеряют их со своей личностью, с действительностью и выдают типовые программы, идут по типичной схеме.
   Редко встретишь сильного мужчину рядом с сильной женщиной, зато слабый обязательно будет рядом со слабой или неопределившейся. Доминанта класса и пола тяготеет над ними и они ищут инертных, ранимых, доверчивых, вменяемых самок, чтобы рядом с ними казаться хоть самому себе настоящим мужчиной - типовым: сильным, умным, решительным. И пусть он рохля и тюфяк, но стоит ему встретить серую мышку, которая посмотрит на него как на Геркулеса и Эйнштейна в одном лице, а при этом еще намекнет на счастье встречи с половым гигантом и Апполоном, пусть и полысевшим, конечно же, от обилия умных мыслей в голове, то эффект от такой встречи будет сходен напалму, кинутому на семейное гнездо. Его просто снесет вместе с крышей экземпляра. Самец станет личным Санчо-Панса мышки, будет боготворить ее и считать самой идеальной женщиной Вселенной. Его не то, что веником - бульдозером от нее потом не оттащишь.
   Только воистину сильный мужчина допускает до себя сильную женщину и позволяет ей проявить себя. Ему не страшны комплексы неполноценности рядом с ней, а ее высоты не ухнут его вниз с вышки болезненного мужского самолюбия, а поднимут ввысь на необозримые просторы будущего, заставят двигаться, учиться, развиваться. Такие пары уникальны, равноправны и ... единичны.
   Я легко брала тип второй и третий - много для того ума не требуется, как и умений.
   Главное знать некоторые тонкости, например, что мужчины основываются на фактах, а женщины на впечатлениях, и помнить о мужском менталитете. Он прост и даже примитивен. Женщина - это факт для них, а менталитет даст остальное - они видят женщину и ведут себя с ней, как с женщиной, объектом удовлетворения. А сексуального или интеллектуального значения не имеет, все равно все сводится в итоге к первому. Экипируйся, выставляя свои достоинства, сооруди приличествующую случаю и экземпляру маску на лице, и можно нести чушь, высокопарно излагать теорию относительности или со знанием дела обсуждать религиозные течения в Намибии, мужчина все равно запомнит твои губы, грудь, тембр голоса, что либо задел его струнку желания обладать, либо нет.
   Томный взгляд не сойдется в его файлах с речью о последней игре футбольного клуба, но даст возможность стать тебе ближе, подвинуться и лучше рассмотреть твои ножки, прикинуть и взвесить цену и длительность дороги от ухаживания до постели. И глупо на серьезные встречи одеваться как на раут, а на раут, как на работу в офис, еще глупее не использовать свои данные и не брать, когда это так легко сделать. Всего-то надо быть ласковой, сексуальной, наивной, внимательно слушать оратора, "гладить по голове", раздувать умелой, тонкой лестью мнимые достоинства и отрицать явные недостатки. Успокоить, как ежика, приучить и приручить, а для возбуждения интереса иногда вставлять шпильки в приоткрывшийся "животик": пару милых умных фраз, то ли в намеке на зачаток интеллекта, то ли проявление женской "изюминки", которая может порадовать экземпляр неожиданным поворотом сюжета в "книжке", что он решил "почитать". Здесь главное не перегнуть - не вспугнуть. А то намекни четче и чуть укуси за комплексы и особь подумает, что поворот может стать крутым виражом, к которому он не готов, потому трусливо сбежит. Непредсказуемости они не любят, как не любят предсказуемости, тут постоянно нужно варьировать. И мне удавалось, вот только скучно последнее время от этой игры, все сильней и сильней, до зевоты, до сведения скул.
   Мне надоело изображать слабую, будучи сильной, как надоело быть сильной, будучи слабой. Я хотела быть сама собой, но открыто, не маскируясь то под один тип, то под другой, и потому мечтала встретить сильного, с которым буду играть на равных, и со временем мне не придется изображать дебилку, зато можно будет позволить себе расслабиться и стать, наконец, женщиной - ранимым и пусть недалеким, но потому и имеющим право на ошибки существом. И подчиниться, довериться, прислониться.
   Бройслав явно относился к заманчивому типу сильных, к импонировавшему мне классу хищников. Осталось проверить, не съест ли меня моя "мечта" и насколько широка спектрограмма его качеств? И если нет, а качества даже в самом негативном проявлении вполне удобоваримы - я поднимаю лапки и отдаюсь без боя.
   Последний раунд испытаний, -- решила я, глядя на себя в зеркало, и зажала кулачки за Энеску. Ну, должен же хоть кто-то когда-то взять надо мной верх, победить меня, доказать, что сильнее и умнее? И если так - лучше Бройслав. Во всяком случае, ему мне не стыдно проиграть, нежалко подчиниться.
  
   Я прошла к лифту и остановилась напротив Гарика, что поджидал меня, чтобы доставить к хозяину. Мой вид не порадовал мужчину - он окинул презрительным взглядом мой наряд: кремовую тряпочку со шнуровкой от плеч до живота и газовый шарфик со стразами, загадочно мерцающий на груди и плечах. И что он прикрывает? -- высветился вопрос на табло физиономии Гарика.
   Сейчас поймешь, -- мило улыбнулась ему и шагнула в кабину лифта, давая возможность мужчине оценить достоинства свисающих кистей шарфика по спине и покроя наряда: от шеи до копчика шла сплошная шнуровка из страз, юбка заканчивалась вместе с ягодицами и открывала взору все метр двадцать моих конечностей, увеличенных еще на девять сантиметров за счет каблучков.
   -- Шлюха, -- оценил Гарик, нажимая кнопку лифта.
   -- В столь элегантной экипировке?
   -- Элегантная шлюха, только и всего.
   Я широко улыбнулась ему и резко схватила за гульфик, с силой сжав гениталии.
   -- Не только, милый. Шлюхи вас на выступающие особенности берут, а я на скрытые, -- прошептала в искаженное от боли лицо. И отпихнув его, с брезгливой миной стянула перчатки с рук, кинула ему под ноги.
   -- Я тебя убью, -- пообещал, согнувшийся от боли мужчина.
   -- Поторопись, милый, а то поздно будет, -- улыбнулась ему и, сунув в рот пластинку жвачки, выплыла из кабины, нарочно призывно покачивая бедрами.
   Бройслав оценил мой наряд более лояльно, чем его друг, но я могла поспорить, что он заподозрил подвох. Однако кроме улыбки ничем меня не наградил.
   Молча перехватил за талию и повел к машине.
  
   Бутики, что в Зальцбурге, что в Загребе, что в Захолустинске, одинаковы - шмотки они есть шмотки. Смотреть на них можно от силы пять-шесть часов - позже рябить в глазах начинает, а вкус дает крен в цветовой гамме и ты уже не выбираешь наряд, а прикалываешься над собой, своими спутниками и продавцами. Я прошла стадию издевательства над оными да и задача моя сегодня была более высокой: не арифметической "как заставить менеджера салона скакать перед тобой", а логарифмической "как и чем вывести из себя Бройслава". Потому все мое искусство было направлено на Энеску. Для него я вертела попкой, примеряя белье, для него капризничала, заставляя побегать продавцов и найти все же не травянисто-зеленую шляпку, а именно салатную, перчатки с бантиком не у начала, а в конце шнуровки, и не с блеклыми, а с голубоватыми стразами, и не в мелкую, а мелковатую сеточку.
   Бройслав терпеливо переводил, служащие бегали и, судя по взглядам, мечтали удавить меня, о чем, наверное, и совещались в подсобке. А Энеску был спокоен как объевшийся лев и стойко держал эмоции при себе, не реагируя ни на затеянные мной траты, ни на истерику менеджеров, ни на мои капризы и прямые уколы. Его непробиваемость меня сначала насторожила, потом озадачила, а затем разозлила. Мальчик явно был готов к моим эскападам и позаботился о "панцире" - то ли успокаивающее принял, то ли занял у кого терпения. Но одно его все же вывело из себя - аптека.
   Я попросила притормозить и не сопровождать меня в аптеку, ринулась за противозачаточными средствами, прекрасно понимая, что секс рандеву с Бройславом обещает затянуться по обоюдному желанию. И если в этом наши планы совпадали, то во взгляде на последствия случайной романтической истории - нет.
   Я купила всего и побольше, на всякий случай. Кровь у венгра горячая, у меня оказывается, тоже комплексов нет, а фантазии у обоих выше головы, и чтобы не портить приятные минуты близкого общения в машине или на набережной, нужно позаботиться об отсутствии их последствий заранее.
   Довольная покупкой я нырнула в машину, сжимая в руке дамскую сумочку.
   -- Покажи, -- с милой разбойничьей улыбкой попросил Бройслав.
   -- Что? -- выгнула я бровку и поняла по взгляду мужчины - придется. -- Интересуешься дамскими принадлежностями? Обсудим? -- смело открыла сумочку, выказывая упаковку always, гигиенические салфетки, тампоны для снятия макияжа.
   Нашел дурочку! Помня его жажду иметь потомство от меня, баночку с заветными таблетками я, понятно, спрятала под весь этот ширпотреб.
   -- Любопытные штучки, -- заверил он, вытаскивая из сумочки прокладки. Я попыталась остановить на том досмотр и оказалась без сумочки. Бройслав отобрал ее у меня и, не тушуясь, высыпал все содержимое на сиденье перед собой.
   -- Тиран! -- прошипела я, понимая, что сейчас будет. Энеску и ухом не повел: выудил из груды ненужных вещей фальготки с таблетками и спокойно выкинул их в окно.
   Ладно, банкуй, -- мысленно махнула я рукой, радуясь, что одну баночку он ни за что не найдет, а если и найдет, что это не поймет.
   Но обиженно отвернулась от него, для проформы.
   Бройслав подтащил меня к себе, как половичок Тузика, и, крепко обняв, так что руками не сильно поработаешь, спасая свою собственность, выставил заветную упаковку.
   -- Это что?
   -- Витамины, -- процедила, поражаясь его чутью и прозорливости.
   Скажите, пожалуйста, какие знания в контрацепции! Видно, не очень он наследников хотел, встречаясь с женщинами. А меня-то с чего счастье малышей Энеску вынашивать посетило?
   -- Витамины, говоришь? -- усмехнулся он, одним движением вскрывая банку. -- Попробуем?
   Хотел высыпать себе в рот.
   Нет, он точно ненормальный, -- дернулась я, и Бройслав, холодно глянув на меня, выставил руку в окно, высыпая содержимое упаковки:
   -- Ты родишь мне ребенка. Смирись с этой мыслью.
   Щаз-з! -- чуть не взвыла я и попыталась взбрыкнуть, значительно разозлившись.
   -- Знаешь, что мне нравилось из Шекспира больше всего? -- спросил он, крепко зажимая мои руки и нависнув надо мной с видом победителя.
   -- "Леди Макбет"!
   -- Не-е-ет. "Укрощение строптивой".
   Прошептал доверительно и впился в мои губы.
   Поцелуй был властным, грубоватым, таким, что мне никогда не нравилось, но вопреки всем канонам, кроме возмущения во мне вспыхнуло и желание. Я пыталась вырваться и отстраниться, и с ужасом понимала, что мне хочется совсем другого, обратного, что мне нравится подчиняться его воле и власти.
   Бройслав отстранился, внимательно поглядывая на меня, и тихо, но вполне с понятным значением заметил:
   -- А мы с тобой одной крови, девочка.
   Я замерла, бросив тщетную попытку высвободить руки, и задумалась: бросить ему в лицо что-нибудь грязное, пройтись по уязвимым местам или ... попросить продолжения?
   Он выпустил меня, рассмеявшись, и я, не сдержавшись, ударила его по лицу. Он засмеялся громче:
   -- Понравилось?
   Меня вовсе взъярило. Наверное, я бы не пожалела его и расписала ногтями улыбающуюся довольную физиономию, но Энеску пресек атаку, задавив ее в зачатке повторным поцелуем, долгим, страстным, властным, но нежным. Минута, другая и я забыла, что сердилась на Бройслава.
  
   Кто кого приручал, кто кого изучал и проверял, осталось для меня загадкой.
   Из машины у ресторана я вылезла в самых растрепанных чувствах: злая от неудовлетворенности, утомленная искусной лаской, растерянная от открытий в своей, казалось бы, вдоль и поперек изученной личности, и взъерошенная от непонимания, какого черта мы премся в ресторан, а не останемся в машине и не закончим начатое.
   Бройславу же словно доставило удовольствие поиздеваться надо мной, показав неведомое мне во мне самой, раззадорить, так что я готова была изнасиловать его и спокойно напомнить, что мы приехали, пора ужинать.
   К чертям ужин! -- чуть не взвыла я, но Энеску без слов вытолкал меня из машины и, обняв за талию, потащил в ресторан.
   Ладно, -- смирилась я и решила отомстить.
   Конечно, Бройслав хотел усадить меня в углу зала спиной к выходу, лицом к себе и стене, что, бесспорно, была достойна внимания своей изысканной шелкографией, панно и канделябрами, но все же не настолько, чтобы я лицезрела ее полвечера. Поэтому я вильнула в сторону и плюхнулась в кресло почти посреди залы, заняв позицию с хорошим обзором на сто восемьдесят градусов, а при желании и на все триста шестьдесят. Энеску пришлось смириться.
   Победа так себе, но с ним и эта мелочь приятна.
   -- Что будешь? -- спросил меня, отвлекая от выискивания глазами по зале достойных внимания экземпляров - фишек, что я хотела расставить на этой игровой доске.
   -- Закажи что-нибудь легкое, -- отмахнулась я, приметив одну особь. Подарок, не иначе: элегантно одетый мужчина не особо выделялся в общей массе таких же дорогих и презентабельных, но было в его уверенных манерах, прямом, вдумчивом взгляде что-то, что убеждало меня в трех вещах: мужчина принадлежал к типу сильных, классу позвоночных, что не гнутся и не ломаются, в отличие от класса бесхребетных, к тому же он явно скучал и так же явно был способен на поступок. И неважно от скуки или по характеру - это меня как раз волновало меньше всего.
   И третье, что понравилось особенно - за его спиной, за соседним столиком сидели два примечательных человечка в униформе охранников, костюмах от одного портного и манерами качков из одного тренажерного зала и с колоритными физиономиями бультерьеров, необремененных особым интеллектом. Учитывая, что Бройслав тоже не один поужинать в элитный ресторан пришел, дядечка подходил мне по всем статьям, уравнивая своими мальчиками силы двух сторон.
   Я томно глянула на него и села так, чтобы его взгляд не прошел мимо моих достоинств. Бройслав проследил за мной, покосился на предмет моего внимания и, получив от меня улыбку, насторожился, но вида не подал.
   В тот момент я еще не понимала, что затеянная мной игра - не борьба, а развлечение для меня и Бройслава, и как прореагируют окружающие, что произойдет и как, не имело, по сути, значения, потому что наш с ним мирок, который уже имел место быть, как я его не отрицала, никого и ничего не пускал за свои границы. Что бы ни было - было всего лишь приложением к нам, которое мы использовали по мере надобности и не вопреки друг другу, а пользы для. Это я поняла позже, а тогда искренне думала, что посягаю, пользуя подручные средства на страшащие меня отношения, слишком приятные для меня, сладкие и сладостные, те, о которых можно лишь мечтать, и потому пропасть в них не стоит труда. Я не верила, что это надолго, как не могла поверить, что это возможно. Любовь, тепло, понимание, как не манили меня, не укладывались в голове и противоречили опыту, а между тем я уже чувствовала себя защищенной, укрытой надежно от любых посягательств. Неодинокой и безнаказанной, чтобы я не совершила.
   Правила игры, что я установила, были негласно и безоговорочно приняты Бройславом. Как человек сильный он не мог не пойти на рискованные развлечения и, понятно, не боялся любых поворотов событий, но подозреваю, что он, как и я, много не знал о себе и теперь пребывал в той стадии растерянности и любопытства одновременно, в какой пребывает дитя, изучая незнакомый ему предмет. Стандартные схемы поведения были сломаны, и свобода манила своей новизной, но и вскрывала глубинные черты характера, что за ненадобностью мирно дремали в нем много лет.
   Я цепко держала в поле своего внимания и Бройслава, и того дядечку, не забывая улыбаться одному и поддерживать беседу с другим. Энеску то и дело сбивался, замыкался, косясь на мужчину за соседним столиком и на меня, все активнее флиртующую с ним. Мне было интересно, что он будет делать, и даже наметила три линии, по которым пошел бы среднестатистический самец: увел бы меня с поля зрения соперника или вывернулся из себя, переключая внимание на собственную персону, обиделся и начал покусывать. Бройслав пошел другим путем - решил взять себя в руки и сохранить видимость спокойствия. Он не вредничал, не спешил поужинать и увести меня, не настырничал с вопросами, не менял темы как перчатки, не лез с назойливым вниманием, давая мне право решать самой, с кем я здесь и зачем. Но в какой-то момент не выдержал, сорвался на мелкий белее унижающий его, чем оппонента, укус:
   -- Не знал, что тебе нравятся пингвины, -- и резко ретировался в туалетную комнату, видно, чтобы побыть наедине с собой и сложить файлы.
   Я усмехнулась: брешь в спокойствии пробита, осталось ее расширить и нашпиговать взрывчаткой - довести до пика эмоционального накала, в котором разум уже не котируется.
   "Пингвин" улыбнулся мне щедро и открыто и жестом пригласил за свой столик.
   Вообще-то я привыкла, что дичь приходит ко мне, а не я к ней, но в данной ситуации его приглашение хоть и дурно пахло, было мне на руку. Я представила лицо Бройслава, что, вернувшись, не застанет меня на месте и порхнула к дядечке.
   -- Печи Иво, -- галантно представился он, поцеловав мне руку.
   -- Агнея, -- благосклонно взмахнув ресницами, ответила я, мысленно добавив: Барто.
   -- жrЭlЖk, hogy megismerkedtЭnk, fiatalasszony.
   Воистину не знаешь, где найдешь, где потеряешь - венгерский не мой конек и препятствие к общению подобного рода я встретить не ожидала.
   -- Beszel magyarul?
   Спросил мужчина, видя мое замешательство.
   -- Э-э-э...
   -- ?rti amit monodok?
   -- Noy
   -- Fiatalasszony beszel angolum?
  -- Oroszul.
  -- О-о! Мадам русская? -- на ломаном русском спросил Иво. -- Давно к нам?
   -- Всего пару дней.
   -- Успели побывать в Будапеште?
   -- Пока не было времени.
   -- Могу посодействовать с экскурсией. Советую посетить Буду. Незабываемые впечатления. Это исторический центр города, а Пешт вам, наверное, будет неинтересен, это торговый и деловой центр. Я могу сопровождать вас, показать и рассказать об уникальных исторических памятниках нашей столицы... Если, конечно, ваш спутник не будет против. Простите за бестактный вопрос: он ваш муж?
   Ломаный, с сильнейшим акцентом, русский Иво был очарователен, я слушала его как песню и, чтобы не ломать взятые певцом нотки, поспешно отмахнулась от последнего вопроса, ответ на который сильно волновал венгра:
   -- Что вы? Случайный знакомый.
   -- У такой молодой красивой дамы должно быть много знакомых, -- с пониманием кивнул он, чуть успокоившись.
   -- Мне нравится общаться. Здесь очень приятные люди, милые, вежливые.
   -- Венгрия - гостеприимная страна. Вы простите за мой интерес к вашему спутнику, но у нас не принято ... как это?... Вмешиваться.
   -- Ничуть.
   -- Тогда я рад. Вы мне очень понравились, Агнэя, молодая дама ваших достоинств редко встретить. Я был бы счастлив ... пригласить вас куда-нибудь. Помочь в вашем путешествии, чем смогу.
   -- Можете показать ваш город?
   -- О, да. Но он не мой. Я родился в Балашшадярмат. Сюда случай привел.
   -- Дела?
   -- Есть такое, -- неопределенно повел плечами. -- Я невежлив, увлекся и не спросил вас, что вам заказать?
   -- Коктейль.
   -- Сейчас, -- подозвал жестом официанта, сообщил, что нужно, и вновь переключился на мою персону. Я же играла носком туфельки и ждала апогея знакомства с Иво - явления Бройслава. И даже заключила сделку сама с собой, что тот позеленеет от злости и ревности.
   -- Вежливо ли будет с моей стороны расспросить вас о вашей семье, ваших занятиях?
   -- Я служащая. Ничего примечательного...
   Он так и подумал, окинув мой наряд оценивающим взглядом. Как раз рядовым служащим по карману.
   -- ... мама, папа.
   -- Брат, сестра, дети?
   -- Нет. Сестер, братьев нет, детей тем более. Я не замужем.
   -- Были?
   -- Давно. И печально. А вы женаты? Простите, любопытно, как мне найти такое счастье, как вы? Сильного, уверенного в себе, галантного, умного мужчину.
   -- О-о, вы льстите мне, Агнея...
   Конечно. Хоть с одним в точку попала - умный.
   -- Не умею, -- кокетливо повела плечиком, скромно сложив руки на столе, и положила на них голову, бесхитростным и чуть восхищенным взглядом оглаживая фейс венгра. -- Я удивительно прямолинейна. Многих тем и пугаю. Надеюсь, не вас?
   -- Нет, мне очень нравятся искренние отношения в беседе. Как вы смотрите на то, чтобы прогуляться со мной по местным достопримечательностям?
   Кабакам и гостиницам, -- уточнила я мысленно, уловив недвусмысленный взгляд мужчины, что мало уже обследовал безупречную красоту моих ног, но и залез вырез платья и взвесил другие достоинства.
   -- Разве в это время музеи еще работают?
   -- Нет, вы правы. Мы привыкли ложиться спать рано. Уже в десять вечера вы не встретите людей на улочках. Но кроме музеев есть немало интересных, прекрасных мест в округе. Красота пейзажа порой стоит любого исторического экспоната.
   Я напустила мечтательности во взгляд и отправила его в сторону, словно уже мысленно мчалась смотреть красоты ночного городка.
   -- Агнея, -- накрыл осторожно мою ладонь Иво. -- Соглашайтесь. Я обещаю самые приятные впечатления от поездки.
   Да кто бы сомневался!
   -- Тогда увезите меня, -- прошептала я, с легкой истомой глянув на Иво. У того зрачки задышали, и тут же наступило апноэ благодаря официанту и Бройславу, подошедшему к столику одновременно с разных сторон. Передо мной вырос высокий стакан с трубочкой и ломтиком апельсина на краю, а напротив Иво завис Бройслав, сверху вниз неоднозначно поглядывая на мужчину.
   -- Вам не кажется, что вы ведете себя не вежливо, господин хороший?
   -- Простите? -- немного напрягся Печи.
   -- Эта дама моя невеста.
   -- Вот как? -- нагнал пренебрежения во взгляд мужчина. -- Насколько мне сообщила молодая дама, никаких обязательств ни перед кем у нее нет.
   Их перепалка на венгерском была очаровательна, коктейль тоже недурственен. Я пила и следила за обоими мужчинами, мысленно подгоняя их к финалу с бурным и чисто русским эпилогом. Эти самцы были хоть и из разных прайдов, но хищники, а значит, не станут соблюдать принятые на западе законы этикета и потешат свое самолюбие душевно, по схеме оленьих брачных игр минимум.
   Что я правильно думаю, подсказал мне горячий взгляд Энеску. Бройслав глянул на меня, как инвалидностью наградил, и опять начал вещать венгру ледяным тоном что-то неоднозначное.
   -- А вы не думали, что спрашивать нужно у меня, а не у дамы?
   -- Она не ваша рабыня. Вам не жена.
   -- Это ничего не меняет.
   -- Отнюдь.
   -- Вам нужны неприятности? -- чуть улыбнулся Бройслав, и я с трудом сдержалась, чтобы не зааплодировать - мужчина явно был в бешенстве, но как держал маску уверенного спокойствия на лице?!
   А главное, ни одной претензии ко мне! Да он действительно рыцарь!
   Поверить бы еще в это и убедить самого рыцаря.
   -- Вы мне угрожаете? -- удивился Иво. -- Не стоит переходить границы, в любой ситуации нужно сохранять разум. Давайте попытаемся урегулировать возникшее недоразумение цивилизованным способом. Мне понравилась эта девушка. Я готов вам заплатить отступное...
   Что сказал Печи, я не знаю, но то, что зря - поняла точно. И не я одна. Бройслав рывком выхватил мужчину из кресла и улыбнулся в лицо так, что у меня зубы о трубочку стукнули.
   -- Вам придется ответить за свои слова.
   -- Что ж, -- прищурился нехорошо Иво, значительно раздраженный подобным к себе отношением. -- Предлагаю выйти, пока моя охрана не выкинула вас прочь из заведения.
   -- Эта? -- выгнул бровь Бройслав, с насмешкой кивнув в сторону мальчиков Печи. Они смирно сидели на своих местах, придавленные за плечи руками охраны Энеску. И ни одного движения со стороны официантов, служащих заведения или посетителей. Поразительно.
   -- Хорошо. Мы решим наш спор без посторонних, -- ничуть не смутился Печи. -- А ставкой станет эта юная дама. Вижу, она стоит того.
   -- Выйдем через кухню, охрана же пусть останется здесь, -- постановил Энеску и выпустил мужчину. По тем взглядам, которыми они перекинулись, я поняла, что битва будет: оба не привыкли отступать, и обоим было безумно скучно. Я тоже заскучала: выходит, не я пешки расставляла, меня расставили.
   Энеску подхватил меня под руку и потащил к выходу:
   -- Кажется, ты этого хотела?
   -- Мне больно!
   -- Мне тоже. Я предупреждал, не стоит возбуждать во мне ревность.
   -- Что ты собрался делать? Будете боксировать? -- скривилась я и притихла, поймав туманный взгляд Бройслава. Он был не зол - он был в ярости, и куда она выведет, как меня коснется, можно было прогнозировать примерно как направление смерча. Но именно эта непредсказуемость наградила меня дозой адреналина и родила приятное чувство волнения, как это бывает перед любой неизвестностью.
   Мы прошагали мимо озабоченных поваров, настороженно поглядывающих на нас официантов и ступили в уличный полумрак. Небольшой внутренний дворик освещал один фонарь. Две машины, клумба и скамейка в углу и завеса деревьев у выезда - вот и весь пейзаж.
   Я только заподозрила подвох, как моя догадка подтвердилась. Вынырнувшие из тени другой двери Гарик и неизвестный мне тип схватили Иво и прижали к стене. Тот побледнел и, сообразив, что никаких битв не планировалось, тихо спросил:
   -- Кто вы?
   -- Энеску Бройслав. Надеюсь, теперь вы понимаете, что зря впутались в это дело?
   -- Я слышал о вас...Мне нужно было спросить ваше имя раньше. Я прошу извинения, если чем-то оскорбил вас. И у вашей дамы прошу извинения также.
   -- Я приму его позже. Сейчас же вам придется смириться с представлением.
   И поставив меня перед Иво, спеленал руками, крепко прижав спиной к своей груди:
   -- Так что будем с ним делать, солнышко? Убьем?
   Я похолодела, вполне допуская, что Бройслав способен на подобное. Но в мои планы не входило убийство.
   -- За что? Не говори глупостей.
   -- Но ты же хотела этого. Или нет? Ты думала, я устрою ристалище, а ты посидишь на капоте и поплюешь семечки, поглядывая на представление? Чего ты добивалась, Леночка?
   Ласковое "Леночка", мягкий, вкрадчивый тон и крепкие, почти жесткие объятья не вязались меж собой, как не вписывались в ситуацию. Играет? -- покосилась на него и встретилась с потемневшими, совершенно равнодушными глазами, в которых ни тепла, ни холода, ни мыслей, ни эмоций. Насмотрелась я в такие глаза. У Макрухина подобные экземпляры на особом контроле и в особом почете были. С одним даже работать пришлось: Коленька. Что кличка, что мужчина - истинный Коленька... А человека убить, что высморкаться.
   -- Не трогай его, -- попросила хрипло, задрожав от мгновенно прокравшегося в душу холода. -- Он обычная пешка.
   -- Тогда зачем ты поставила его на доску, Леночка? -- тихо спросил Бройслав, согревая заледеневшую щеку теплом дыхания. Я вновь дрогнула, но уже от волнения, рожденного влечением. И вовсе потерялась от мелькнувшей мысли: я ненормальная, точно, извращенка. Или настолько влюбилась, что с головой раздружилась?
   Попыталась вырваться, да куда там - хватка у Бройслава, что капкан. Конечно, можно было каблуком в стопу въехать, да жалко его было - больно ведь.
   -- Ударю, если не отпустишь, -- прошипела и для острастки ударила локтем в ребра, но слабо - руки его мешали. Бройслав внимательно смотрел на меня и молчал, продолжая сильнее стискивать в своих объятьях. Я извивалась, пытаясь выскользнуть из его рук и одновременно мечтая остаться в их круге.
   -- От кого ты бегаешь, родная, с кем играешь? С кем борешься и чего боишься? -- прошептал Энеску. -- Расскажи?
   -- Гипотетические вопросы и место ты для них выбрал неподходящее, -- оскалилась, тяжело дыша.
   -- Думаешь? Но спроси тебя в другой обстановке ты ведь не скажешь.
   -- Я и сейчас не скажу.
   -- Тогда мне придется убить твою пешку.
   -- За что?
   -- Гипотетические вопросы и место ты для него выбрала неподходящее, -- с насмешкой посмотрел мне в глаза Энеску.
   Наверное, девяносто из ста женщин на моем месте размечтались сбежать от него, а еще восемь просто выжить. Одна упала бы в обморок... а я не знала, какое направление действий выбрать - он мешал, мутил разум не столько возмутительностью поведения и вопросов, сколько своей властной нежностью, граничащей с грубостью. Я понимала, что он делает, к чему ведет, почему так себя ведет. Он словно зеркало отразил всю кривизну моего сознания и выказал глупость и бесперспективность моих действий.
   -- Я не выпущу ни тебя, ни его, пока ты не ответишь на мои вопросы, Леночка.
   -- Я обижусь...
   Лучше угрозы не нашла? Сдаешь родная, сдаешься.
   -- И простишь, -- продолжил за меня, открыв мне то, что я еще не поняла. -- Как я. Вся смехотворность ситуации в том, что ни ты, ни я не можем обидеться друг на друга, чтобы ни сотворили, как не сможем уже жить, как раньше, врозь.
   -- Неправда. Есть границы, которые никому не дано переступать.
   -- Например? Где эта граница для нас? Ты хотела узнать, где она у меня? Или где у тебя? Я помогу, Леночка, и открою тебе большую "тайну" - ее нет.
   Его ладонь начала скользить вниз по животу, стремясь к подолу платья:
   -- Ты испытывала меня, не так ли? Хотела знать, как я поведу себя, что буду делать, как прореагирую на твою эскападу? -- его дыхание стало жарким и бросило в дрожь. Ладонь проникла под материю. Одно движение и трусики полетели к чертям. -- Ты шла по обычной схеме и думала, я пойду тем же путем? Нет, родная, ты не ждала от меня простого решения, ты прекрасно понимала, чем дело закончится.
   Я бы возмутилась, но вдруг поняла, что он прав, четко и ясно поняла, чего же я хотела... и получила. Его ладонь легла на лоно и пальцы начали ласкать его.
   -- Этого ты и хотела, -- прошептал он. -- Убедиться, что пути назад нет, и я тот, что всегда правильней поймет тебя и даст то, что ты хочешь. Мы с тобой одно целое. И не нужно испытаний, чтобы понять, мы похожи как близнецы.
   Я вскрикнула от острого ощущения вспыхнувшего глубоко внутри меня и еле устояла на ногах. Впрочем, упасть бы не смогла - Бройслав держал крепко.
   -- Что же ты молчишь, Леночка, нечего сказать? Или возражений нет?
   -- Убери их, -- прохрипела я, кивнув на охранников и Печи, что во все глаза завороженно смотрел на нас.
   -- Смущает? А использовать его тебя не смущало?
   -- Нет.
   -- Тогда он нам не помешает.
   -- Я хочу тебя, -- призналась.
   -- Я понял, -- сказал спокойно, словно речь шла о чем-то обыденном. Вот это меня уже возмутило. Нет, мне было по большому счету начхать, смотрят на нас или нет, на асфальте Бройслав возьмет меня или у стены, но не с таким отношением.
   -- Сукин сын! -- зашипела и забилась в его руках, пытаясь вывернуться. Бройслав подхватил меня и уложил на капот, зажал руки и рванул платье с тела - стразы мелкими искрами брызнули во все стороны. Я извернулась и все же въехала ему в ребра коленом, но толку не добилась.
   -- Лучше отпусти, -- посоветовала.
   -- Иначе что?
   Ответа у меня не было, он куда-то убежал под давлением искусных ласк:
   -- Ничего, Леночка, в том-то и дело - ничего. Ни мне за то, что хочу тебя сейчас и здесь и возьму, ни тебе за то, что ты намеренно выводила меня из себя, флиртовала с каким-то пингвином. Плевать тебе на него. Ты же чуть не зевала и все равно продолжала игру. Не он тебе был важен - я. А мне важна ты, -- и вошел в меня. Я выгнулась и закричала. Наслаждение было настолько острым, что меня накрыло, смывая из головы остатки разума. -- Кричи, девочка моя, кричи, -- прошептал Бройслав. -- Кричи громче, от радости, не от беды.
   -- Отпусти руки, -- взмолилась я.
   -- Зачем?
   -- Я хочу обнять тебя.
   -- Нет. Не время.
   -- За Иво мстишь?
   -- Тебе? -- в его глазах мелькнула печаль. -- Глупенькая, я скорее отомщу ему... или себе за то, что не нашел тебя раньше, пока твоя душа не оледенела от одиночества.
   -- Тогда отпусти.
   -- Ты тут же ускользнешь. Нет, родная, я не отпущу. Сейчас ты в моей власти и намерен выяснить то, что мне еще непонятно. Я не хочу подобного экстрима, в следующий раз мне действительно придется убить того, с кем ты станешь флиртовать. Мне было больно, Леночка.
   -- Мне жаль... прости...
   -- Не стоит. Лучше расскажи, что ты хотела? -- прошептал.
   Его голос сводил меня с ума, а ласки расслабляли. Бройслав действовал на меня, как наркотик, и я не смогла промолчать:
   -- Узнать, понять.
   -- Что? Что буду делать? Чем тебе грозит связь со мной? Как видишь, ничем кроме блаженства.
   -- А другой?
   -- Другой? -- он замер надо мной, с любовью вглядываясь в лицо. -- Другая бы осталась с Печи, я даже к ним не подошел.
   -- И ты бы отпустил?
   -- Да. Сначала. А потом убил обоих. От меня не уходят, девочка, -- и впился в мои губы.
   Невыносимо было лежать распятой на капоте и чувствовать, как язык Бройслава заполняет рот. Энеску полностью владел мной и вместе с возмущением на эту тему пришло вдруг осознание - мне нравится принадлежать ему.
   -- Я бы тоже убила, -- прошептала я, когда он освободил мои губы. -- За то, что ты делаешь сейчас.
   И это было правдой. Однажды я оказалась почти в такой же ситуации. Тот мужчина прожил ровно пять дней после...
   -- Надеюсь, прецедентов не было? -- лицо Бройслава напряглось, взгляд стал острым и въедливым, в зрачках мелькнуло пламя, и я четко осознала, что назови сейчас кого угодно, и ему не жить. Бройслав ни думать, ни разбираться не станет - приказ отдаст и пращурам привет. За меня? За давнее, покрытое мхом и мраком прошлое, в котором не было его, и я жила неправедно и далеко не правильно?
   Но разве так бывает? Разве привязываются настолько крепко, словно сплетаются корнями, и клетка в клетку втравливается?
   -- Были, -- понял он, и губы побелели. Не знаю, отчего ему стало так больно, но то, что стало - увидела: лицо как судорогой свело, и взгляд, что лед стал, ладонь разжалась, выпуская мои руки. И отошел от меня.
   Я чувствовала себя оплеванной, униженной и не понимала, за что и почему.
   Попыталась слезть с машины и чуть не упала. Бройслав подхватил меня, но было поздно - сказка, что он подарил мне, рассыпалась и отдавала горечью обычного предательства.
   Я ударила его, пытаясь оттолкнуть, и взъярилась, понимая, что он не отпускает, запутывая меня еще больше своим непредсказуемым необъяснимым поведением. Я колотила его, вымещая боль прошлых ошибок и бед, страхи и печали, а он терпел и лишь смотрел на меня как на несчастного больного ребенка. Обнял меня и держал, пока я не затихла.
   Не знаю, что случилось со мной в ту минуту, но я вдруг заплакала. Впервые за долгие годы слезы вспомнили обо мне и ринулись наружу.
   Бройслав снял пиджак и, накинув мне на плечи, жестом позвал Гарика.
   Меня как вещь засунули в машину и отправили домой. Без Бройслава.
   Из этого я сделала вывод - этот вечер был финалом в наших отношениях.
  
   Энеску стоял и смотрел на деревья, надеясь избавиться от гнетущей ярости внутри. В ушах стояли тихие всхлипы Лены и мутили разум. Ему бы хотелось повернуть время вспять и хоть что-то исправить, хоть чем-то помочь девочке, но он понимал, что в этом бессилен и потому злился еще больше.
   Гарик подошел почти неслышно, встал в метре от хозяина.
   -- Отправил? -- тихо спросил Орион.
   -- Да. Минут через пять уже дома будет.
   -- Гербер?
   -- Прибыл. Он и присмотрит. С ней все будет нормально, Орион.
   Бройслав кивнул, сжав зубы.
   -- Поехали?
   -- Я прогуляюсь.
   Гарик понял, что на душе у друга муторно и не стал лезть, кивнул и отошел. Ему отчего-то было жаль девчонку, вопреки рассудку, что говорил - притворство, ничего больше. Но сердце сжималось от сочувствия, и было грустно, что жизнь перемалывает и женщин, и мужчин, и маленьких, и взрослых, и не рознит ни по каким приметам, и бьет без скидок, не меря силы.
   Бройслав медленно шагал по затихшим улочкам и, поглядывая в небо, думал, как излечить Лену от боли прошлого, что сделать для нее, чем помочь? И понимал одно - он не станет ждать и не будет больше уговаривать ее выйти за него замуж. Завтра она станет его женой и никто, никогда больше не обидит ее, не заденет ни словом, ни делом.
   И небо в том порука. Достаточно тем, кто где-то там пишет сценарии человеческих жизней, той тягостной разлуки, в которой любящие пробыли десяток веков.
   Больше ни минуты врозь.
  
   Глава 26
  
   Я проснулась от острого запаха кофе и шороха. Открыла глаза и увидела Бройслава, сидящего у окна в кресле и мирно потягивающего кофе из белой с позолотой чашки. Его элегантный вид, стянутые на затылке волосы, спокойное лицо и взгляд с сонно-надменной поволокой не вязался со вчерашним экстримом для его и моей психики.
   Чудеса.
   Я села и уставилась на него, соображая, куда милок собрался в смокинге и почто ко мне заглянул. Мысль, что он продолжит склонять меня на узы Гименея, напрягала и после вчерашнего разговора и моей одинокой ночи казалась не актуальной.
   -- Доброе утро, любимая! Как спалось? -- Голос - мед. Отелло перед отправкой Дездемоны в загробные миры так не стелил. Может я что-то пропустила или что-то не поняла?
   -- Присоединяйся, -- кивнул Бройслав на стоящий на столике поднос с белым кофейным сервизом на две персоны. Дымок из кофейника и пустая чашка намекнули мне о свидании, посигналив бликами солнца на фарфоровых боках.
   Кофе по утрам почти в постель - неоригинально, но приятно и в тысячном дубле, не то что первом. И аромат свежесваренного крепкого напитка манил неслабо - кофе я уважаю, а натуральное обожаю. Почти искушение, но я девушка устойчивая.
   -- Вчера мы поссорились...
   -- Да Бог с тобой, Леночка, уж не приснилось ли тебе?
   Играешь?
   Я перебазировалась в кресло у столика, напротив Бройслава, и он тут же налил мне кофе в чашку:
   -- Твое поведение вчера мне не понравилось. Ты меня бросил. И я не поняла - ты досье прочел?
   -- Угу. Увлекательное чтиво. Помнится, с тем же интересом я прочел "Графа Монте- Кристо", -- улыбнулся как ни в чем не бывало.
   -- И?
   -- Что "и", ангел мой? -- изобразил удивление. И хоть бы грамм недовольства или напряжения в голосе, взгляде проявилось - ничего, словно действительно прочитал бестселлер, закрыл и забыл. -- А-а, -- протянул через паузу. -- Ты ждешь бурной реакции на свою нетленную биографию? Уволь, мавританские страсти не для меня, к тому же повода вздорить я не нашел.
   -- Нет? -- хлебнула кофе. М-м - чудный напиток. Шарман! Умеют варить. -- На счет мавританских страстей: вчера...
   -- Мало ли что было? Вчера, год назад - с тобой, со мной. Я тоже вел нешуточные баталии на поле флирта и половых инстинктов. Дай тебе почитать мою автобиографию, это был бы уже не Монте-Кристо, а скорее все собрание сочинений Александра Дюма.
   Я рассмеялась - ничего себе, парочка подобралась.
   И удивилась сама себе - отчего это мне так хорошо стало? Засыпала я в самом жутком состоянии, просто в психологическом пике. И "зуб", между прочим, на Бройслава имела размером с клык его родственника - саблезубого тигра.
   -- Еще кофе? -- услужливо налил вторую порцию.
   -- Не откажусь, -- согласилась, с невольной улыбкой поглядывая на него. Хорош. Хоть в фас, хоть в профиль смотри - дух захватывает. И денек, смотрю, ничего выдался, солнечный. Веселит, в окно светит, комнату в яркие краски раскрашивает, Бройслава золотит. Может оттого он мне почти идеальным показался? И захотелось сесть ему на колени, обнять. А может это синдром обратного эффекта, когда ставят под пресс и хорошо давят, а потом чуть-чуть отпустят, и жизнь уже в радость, и любая печаль ерундой кажется? Нет, после вчерашнего и позавчерашнего я однозначно уже на пике блаженства, а Бройслав так просто ангел.
   Так, о чем же я думаю?
   А о чем надо?
   О своем будущем, -- принялась вымучивать, но на ум ничего и чуть омрачающего настроение не шло, буксовало в мозговых файлах и пряталось обратно.
   А надо бы что-то спросить, что-то сказать. Бройслав это сделал за меня:
   -- Иди ко мне, -- позвал. Я допила кофе и села на колени Энеску, обняла. Уютно с ним, тепло и думать ни о чем не хочется. Да и зачем? Приятный туман постепенно окутал мозг, и сквозь него мне было не пробраться - осталось уповать на Бройслава, как на проводника по жизни.
   С чего я это решила - вопросом не задавалась. Пришло само собой и само собой осталось как данность в отсутствии других вариантов.
   -- Малыш, нужно одеться - скоро венчание. Да и позавтракать не мешало бы успеть.
   Одеться и позавтракать - перевел мозг, отсеяв лишнее. Я кивнула и с готовностью пошла в гардеробную, куда уже стащили купленные наряды. Бройслав выдал мне усыпанное блестками платье из кремового шифона, облагающее как перчатка. Только тут, глянув на себя в зеркало, увидев рядом мужчину во фраке, застегивающего у меня на шее изумительную цепочку с брильянтовой подвеской, я сообразила, что речь идет о свадьбе, и не чужой, а моей, и Бройслав не откинул эту мысль. Мне хотелось возразить, но мужчина обнял меня и, глядя в зеркало на наше отражение, спросил:
   -- Что не так, Леночка?
   -- Свадьба.
   -- Скромная. Ты и я, да свидетели - Гарик, ребята из охраны, ну и пара-тройка приглашенных.
   -- Но...
   -- Ты сама хочешь, чтобы мы поженились.
   -- Да? -- что-то не припомню.
   -- Да.
   -- А?...Э-э-э...-- я что-то упускала и никак не могла ухватить.
   -- Посмотри, какая мы замечательная пара.
   -- Да, -- согласилась. Это было бесспорно, стоило глянуть в зеркало.
   -- Любим друг друга.
   -- Любим? А-а, ну, да...
   -- Мы будем счастливы вместе, -- нашептывал в ухо, поглядывая в глаза моему отражению, и то ли я, то ли оно вторило:
   -- Будем счастливы.
   -- Мы так ждали этого дня.
   -- Ждали.
   -- Так мечтали соединиться.
   -- Мечтали.
   У меня закралось смутное подозрение, что я превратилась в биологического робота, а систему управления отдала в руки Бройслава. Но мысль пришла и ушла, а я осталась повторять за мужчиной в тупой монотонности все, что он говорит.
   -- Ты рада.
   -- Рада.
   -- Где отметим событие? Здесь?
   -- Здесь.
   -- Съездим в город, посидим в ресторане?
   -- Съездим, посидим.
   Может, я в одночасье поглупела?
   -- С одной стороны, не стоит афишировать это событие, с другой - от кого нам прятаться? Я тут подумал, чем раньше все узнают, что ты стала моей женой, тем лучше. Но фотографии для прессы не нужны. Я пригласил пару своих журналистов на церемонию, они напишут, что нам надо и как. Небольшая статья-объявление в центральных газетах и журналах с интервью новобрачных - вполне достаточно.
   -- Да.
   -- Ты ответишь на их вопросы?
   -- Конечно.
   -- Я подскажу, что говорить. А ресторан? К чему куда-то ехать? Вчера были - ничего экстраординарного, правда?
   -- Э-э-э...правда, -- чушь какая!
   -- Нам хорошо вдвоем - вдвоем и отпразднуем. Правильно? -- спросил, поглаживая мое бедро.
   -- Правильно.
   -- Значит, я верно решил?
   -- Конечно.
   -- Малыш, с тобой все хорошо?
   Не знаю, -- пожала плечами, стойко глядя на Бройслава в зеркало. Чувствовала я себя отлично, но странно - в голове ясно, но с мыслями туго, на душе спокойно, а сердце от чего-то колотится в тревоге.
   -- Хочешь меня? -- спросил, целуя мне шею, плечи.
   Вот отчего волнительно, -- сообразила и потянула подол платья вверх.
   -- Нет, -- Бройслав накрыл мою руку своей ладонью, останавливая. -- Не сейчас, позже. Нас ждет завтрак, а гости уже собираются. Нехорошо заставлять их ждать, правда?
   -- Да.
   -- Ну, улыбнись мне. Будь веселой, как подобает счастливой невесте.
   И я послушно растянула губы в улыбке, нагнав в глаза задорного блеска.
   -- Умница, -- одобрил мужчина. -- Теперь побольше живости во взгляд, движения. Расслабься, будь собой и просто слушай меня. Ты ведь знаешь английский язык?
   -- Да.
   -- Насколько хорошо?
   -- Замечаний не слышала.
   -- Прекрасно. На все вопросы гостей будешь отвечать на английском. Венгерский понимаешь?
   -- Немного, -- после вчерашнего. Но воспроизвести не берусь.
   -- Сделай вид, что совсем его не знаешь.
   -- Хорошо, -- и легко.
   -- Моя любимая, послушная девочка, -- улыбнулся Бройслав, поглаживая мои плечи, руки. -- Ты не доставишь мне проблем сегодня, не огорчишь, правда?
   -- Я сделаю, как ты скажешь.
   -- Ты очаровательна, -- улыбнулся шире, развернул к себе. -- Обними меня, поцелуй жарко, покажи, как ты меня любишь.
   Наверное, это был самый горячий поцелуй в моей жизни. Но что я делала, я не понимала, лишь слабо удивлялась себе, где-то далеко в глубине души смекнув, что неспроста веду себя как марионетка. Однако что и к чему сложить не могла, к тому же мне нравилось подчиняться Бройславу, и это ощущение было настолько острым и радостным, что вызвало сильнейшее возбуждение, сметавшее останки разумных мыслей.
   -- Точно так же поцелуешь меня при гостях, договорились?
   -- Да.
   Он улыбнулся мне светло и радостно, обнял крепко, поцеловал в лоб.
   -- Спасибо, благодаря тебе, я самый счастливый человек на свете.
  
   Торжество больше напоминало театральную постановку, а не свадьбу. Честно сказать, я вообще не воспринимала всерьез происходящее.
   В огромной приемной зале толпилась та самая скромная пара приглашенных, в количестве сотни незнакомых мне людей, разряженных как на королевский прием, с намертво приклеенными к холеным физиономиям приветливыми улыбками и голодными, оценивающими взглядами барракуд. Они вели себя заученно, как куклы, я столь же заученно кивала на их приветствия, тупо хлопала ресницами, с натянутой до ушей улыбкой слушая приветствия и поздравления, и делала вид, что ни слова из их спичей не понимаю.
   Святой отец, сухощавый, улыбчивый мужчина быстро провел церемонию заключения союза. Благословил и выдал краткую напутственную речь, столь же избитую и заученную, как текст из предвыборной агитлистовки депутата.
   Мы с Бройславом столь же заученно покивали, выдали "да", обменялись кольцами и поцелуями и поставили подписи сразу в двух документах - в церковной книге и в брачном свидетельстве, что пододвинула нам дородная дама в жемчугах.
   Я ни минуты не воспринимала церемонию как правду, я вообще ничего не воспринимала, только цеплялась за Бройслава как за последнюю надежду утопающего. Мне казалось, стоит отойти от него, стоит отпустить его руку, и я потеряюсь, пропаду во мраке, что мерещился мне за спиной. Пока же Энеску был рядом, все цвело вокруг, радовало и веселило, расцвеченное радужными красками то ли солнечного дня, то ли окружающих улыбок, то ли красотой украшенного зала.
   Бройслав не отходил от меня, не отталкивал - обнимал, то и дело целовал то руку, то в губы. Он словно понимал мои страхи, потребность своего присутствия рядом и одобрения каждого моего слова, жеста. Я восхищалась им, возведя за чуткость и понимание в ранг ангелов, и мои глаза без тени фальши любили его образ с сияющим нимбом благородства вокруг чела.
   То ли сон, то ли бред: интервью под четкую диктовку Бройслава, знакомство и светская болтовня с особо значимыми и нужными ему людьми, приглашенными на торжество. Обед в помпезной обстановке, кривые усмешки Гарика, стоящего у дверей и чутко следящего за каждым из присутствующих, гул одобрения на наши с Бройславом слишком частые и страстные поцелуи, рекламные щиты улыбок и тостов, "скромные" подарки и столь же `скромное' восхищение ими, благодарность, гремящая в парке музыка, вальс на траве и огромное количество воздушных шаров, отпущенных в небо. Потом проводы гостей, заверения, что все было "мило", "ждем вас к нам", "в среду дают премьеру, будет приятное общество - ваше присутствие обязательно", "ах, какая пара - вам нужно чаще бывать на раутах, чтобы подать пример остальным холостякам!". Все это развеялось как дым, как только последний гость покинул особняк.
   К ночи о свадьбе напоминала лишь горка коробок в праздничных обертках да кольцо с сапфиром, что как родное обосновалось на моем пальце.
   Я сидела в кресле на террасе и с удивлением рассматривала его, пока Бройслав исчез с моего поля зрения. Отсутствовал он недолго и как неожиданно испарился, так неожиданно появился, обнял меня со спины, прерывая вялые раздумья над вычурным и массивным узором кольца.
   -- Вот мы и женаты, любовь моя. Ты рада?
   -- Очень, -- заверила автоматически с чисто попугайским речитативом, который мне изрядно поднадоел.
   -- Ты сегодня мила и ослепительно красива, -- присел передо мной на корточки, накрыв руки ладонями. -- Мне кажется, именно такая ты настоящая. Больше не скрывайся от меня, малыш. Ну, а чтобы тебя никто не обидел, рядом с тобой постоянно будет один человек. Другие тоже будут охранять тебя, сопровождать, но этот станет твоей тенью. Привыкни к нему и к мысли, что он всегда будет следовать за тобой, везде, -- Бройслав поднялся и помог мне встать, придерживая за руку. Развернул к здоровому детине с ярко голубыми как незабудки глазами. -- Лейсел Гербер, можно просто Лесси. Он не обидится.
   -- Лесси?
   На колли мужчина похож не был, а вот на взъерошенного пекинеса с медвежьей комплекцией - один в один.
   -- Познакомься с ним, -- предложил Бройслав, и я восприняла это как приказ - протянула руку:
   -- Елена.
   -- Моя жена, -- добавил Бройслав.
   Мужчина кивнул, проигнорировав протянутую мной ладонь.
   -- Он немой? -- покосилась я на Энеску.
   -- Он свой, -- улыбнулся тот.
   Еще один из стаи Ориона. Ничего экземпляр - внушительный. С любопытством оглядела мужчину, а тот меня, но абсолютно бесстрастно. Так обычно на уличные урны смотрят - не замечая, но не на женщин. Может он гей или робот? А может собственность хозяина как одушевленная, так и нет для него значения не имеет, как для собаки, охраняющей как имущество, так и жителей дома? Да мне-то какое дело? Я не воспринимала слова Бройслава всерьез, не верила, что представленный мне охранник будет следовать за мной по пятам, поэтому и не засоряла мозг излишними размышлениями.
   Посмотрели друг на друга, покивали и разошлись - Лесси в одну сторону, я с Бройславом в другую.
  
   Что-то пошло не так, что-то изначально, с той самой минуты, как я увидела Бройслава, изменилось либо во мне, либо в окружающем мире. Хотя нет, конечно же, во мне - мир крутится вокруг нас, а не мы вокруг него. Именно мы делаем его светлым или темным, опускаем, как занавес, мглу неприятия, недовольства и печали или расцвечиваем солнечными красками любви, веры, привязанности.
   Моя привязанность крепко обнимала меня, грея на своей груди, перебирая волосы, читала стихи давно ушедших поэтов. Я засыпала, убаюканная его голосом, лаской и чувствовала лишь одно - бескрайний, пронизывающий до глубины все мое существо покой. В моей душе беспрестанно шли баталии, дискуссии, но здесь, сейчас, с Бройславом мне не с кем было бороться и спорить и совсем не хотелось. Видно, я действительно нашла свою стаю и медуза приняла меня под свой купол. Ядовитый, очень опасный экземпляр хищника был со мной нежен и мил как комнатная собачка. И мне того довольно. Кем бы он ни был для людей, для меня он - любимый.
  
   Глава 27
  
   Я с трудом открыла глаза - мне казалось я впала в летаргию в прошлом тысячелетии, как раз на стыке последних крестовых походов когда нас с Бройславом-Орриком настиг местный отряд робин гудов и щедро потренировался в стрельбе из арбалетов на наших телах. Заснула там, в темном лесу в окружении вояк с пиками и мечами, в обнимку с Бройславом с одной стрелой на двоих и проснулась здесь, в залитой солнцем спальне, на мягкой постели, опять же, в обнимку с Орриком.
   -- Привет, -- улыбнулся он и убрал со лба упавшую мне на лицо прядку. Я ткнулась носом ему в грудь и сильно сжала пальцы, впиваясь в его кожу ногтями, чтобы удостовериться - он реален, я тоже.
   -- Осторожно, любовь моя, -- рассмеялся он, перевернул меня на спину и навис, поглаживая пальцем щеку, губы. -- Ты кричала ночью. Плакала. Что тебе снилось? -- заглянул мне в глаза.
   -- Ты. Мы. Наше жуткое прошлое.
   -- Чем же оно жуткое, малыш, если мы встретились?
   -- Нас убили.
   Глаза в глаза и Бройслав прочел все мои страхи, а я по его глазам - решимость изменить финал прошлой жизни в этой.
   -- Мы изменились.
   -- Ой ли?
   -- Я смогу защитить тебя, Леночка.
   -- Нас, -- поправила, обняв его.
   -- Нас, -- улыбнулся согласно. -- На этот раз нас ждет долгая счастливая жизнь вместе.
   -- Идеалист.
   -- Реалист. Я все рассчитал, малыш.
   -- Приготовил запасные аэродромы? -- усмехнулась, понимая, о чем он.
   -- И это тоже. Не стоит ждать и скрываться. Муххамед...
   -- Тот дородный мужчина с седыми висками? -- припомнила вчерашнего гостя.
   -- Да. Он знаком с Аббасом и передаст ему весть о свадьбе. Это будет повод поговорить и договориться.
   -- Ты не знаешь Нур-Хайли...
   -- Знаю, Леночка. Положись на меня. Есть вещи, от которых мужчины не отказываются, и это не женщина, хоть и женского рода.
   -- Власть, -- сообразила.
   -- Да. У меня есть, что ему предложить.
   -- Даже догадываюсь, что, -- с легким упреком посмотрела на Бройслава. Тот выгнул бровь:
   -- Поделись.
   -- Вчера ты что-то добавил мне в кофе.
   -- Я? -- его удивление было почти искренним, но мой пытливый взгляд уловил восхищенный, чуть лукавый блеск его глаз.
   -- Ах, как некрасиво опаивать невесту, мессир! -- улыбнулась, понимая, что Бройслав будет скрывать этот факт до последнего, боясь осуждения с моей стороны. Но я не осуждала. Благодаря его поступку я почти полностью поняла характер любимого - Энеску не умеет останавливаться, он привык выигрывать при любом раскладе. Ценное качество.
   -- Чем же, любовь моя?
   Да, в Бройславе умер гениальный актер - была бы на моем месте другая, поверила бы без сомнений и даже, наверное, смутилась: как можно в чем-то подозревать мужчину с кристально чистыми и честными глазами!
   -- Только не изображай лемура!
   -- Почему лемура? -- сел, озадаченно поглядывая на меня.
   -- Глазки невинные и наивные. Ах, я почти поверила! -- села и я, легонько толкнула его в грудь. -- Ты хищник. Матерый, не поддающийся дрессуре саблезубый тигр! Тебе что в лоб, что по лбу - ты захотел, значит, так тому и быть!
   -- Это портрет не хищника, а эгоиста.
   -- Мы все эгоисты. Другое интересно, откуда у тебя препарат, превращающий людей в болванов? Стой! Галочка Перетрухина не для того ли вам нужна была? А я? Проект Селезнева?
   -- Что за проект? -- насторожился он.
   -- Так... Одна интересная разработка. Она не удалась - тяжелые побочные явления: головная боль, сонливость, тахикардия, галлюцинации, немотивированные страхи. А у меня ничего.
   -- Стал бы я тебя травить...
   -- Конечно, ты лучше отравишь кого-нибудь другого. Советую Аббаса.
   -- Это не решение проблемы.
   -- Скажи лучше, большой риск.
   -- Одно и тоже.
   -- Понятно. Охрана у шейха серьезная, подкупить не удастся, а засветиться легко, и тогда - пиши пропало.
   -- Но мы же не поступим настолько глупо? -- улыбнулся Бройслав, подтягивая меня к себе.
   -- Может тогда примем в жизнь первый вариант - я буду тихо-мирно сидеть в твоем феодальном строении, пока не нагрянет старость.
   -- Сумеешь? Ты? Нет, -- погладил меня по лицу. -- Я не хочу прятаться, как не желаю рисковать тобой. Мы придем к соглашению с Аббасом... Интересно, с чего ты решила, что я что-то подлил тебе?
   -- Симптомы примечательные. Я чувствовала себя роботом - попугаем. Надо бы обидеться на тебя, -- нахмурилась, изображая раздумья.
   -- О, нет! -- фальшиво испугался Энеску. -- Я искуплю! Заглажу!
   И полез целоваться, а руки принялись ласкать.
   -- Своеобразное искупление вины, -- не сдержала улыбки.
   -- Чем плохо, Леночка? Обещаю, ты забудешь все обиды...
   -- А также свои анкетные данные! -- засмеялась, отдаваясь во власть его ласк, обняла его. -- Странно, но на тебя я совсем не могу обидеться
   -- А хочешь?
   -- Не хочу, -- призналась. -- Наверное, я действительно люблю тебя. Люблю, -- прошептала, любуясь чертами Бройслава. Впервые я произносила это слово всерьез и впервые не боялась привязанности к мужчине, но очень сильно страшилась его потерять. Наше с ним будущее было зыбким, напоминающим архитектурный план здания на бумаге. План есть, а здания еще нет, и будет ли - неизвестно. Но если приложить усилия, если постараться и сберечь от сторонних посягательств нашу мечту, она сбудется, уж меж собой мы как-нибудь найдем общий язык.
   Аббаса я опасалась не из женской мнительности - я точно знала тип таких хищников. Он был гиеной, упорной, терпеливо следующей за добычей, ожидая пока она издохнет. Он сам не станет марать руки, но натравит других, не станет загонять нас, но сделает все, чтобы загнали другие, обескровили и ослабили, а сам постоит в стороне и посмотрит, чем дело закончится, дождется, когда дичь падет, и тогда устроит пир. И не отступит, нет. Бройслав отодвинул меня за свою спину и тем подставил себя - у шейха теперь вдвое больше желания затравить дичь, и мстительная восточная кровь легко одарит его коварным планом по осуществлению своей мечты. О, в этом я не сомневалась.
   Я была далека от мысли, что Бройслав его недооценивает. Энеску осторожен, умен и хладнокровен - это плюс, но он может переоценить себя, а я не желала, чтобы из-за меня он получил проблемы, не то что пулю в спину. За Аббасом не задержится - факт. Не факт, что Бройслав понимает, какого опасного партнера решил надуть в "вист", используя крапленые карты. И за меньшие грехи Нур-Хайли к праотцам друзей отправлял, не то что партнеров.
   А то, что он не найдет меня - слабое утешение, похожее на сыр в мышеловке. Наверняка и Бройслав это понимает, оттого и решил идти ва-банк.
   Но, конечно, я не стану унижать его мужское достоинство, подвергая сомнению его решения - я просто подстрахую, буду вести параллельную игру, пока шейх не сделает себе харакири, не попадет в лапы своих мстительных чаяний.
   Остальные жаждущие сатисфакции меня не волновали - во-первых, мелковаты, во-вторых, вменяемы, в-третьих - дважды на грабли имени меня, любимой, наступать не станут, да и с Энеску им тягаться слабо - эта Pysalia любого отпугнет. Макрухин - тем более. Дотянись, питон. В этих прериях его пустят лишь на свой обед и даже чешуей не подавятся. А друзья Савелия тем более из тени не выступят - зачем им скандал со столь значимой и веской фигурой, как Энеску во главе? Они, скорее, о содружестве помышлять начнут. Хотя подстраховаться в этом плане не мешало бы - все-таки я не святая наивность в сказки верить.
   -- Надеюсь, ты думаешь обо мне? -- прошептал Бройслав, входя в меня.
   -- Конечно, -- мяукнула ему в ушко, впиваясь ногтями в спину: только о тебе и думаю. И будь уверен, на этот раз я не та безответная трусишка Иволга, уж чему -чему, а защищаться научилась и смогу постоять за себя да за тебя. -- Нас никто не разлучит.
   -- Никто.
   Так началась семейная жизнь.
  
   Лена стала для Бройслава эталоном совершенства: робкая и дерзкая, нежная и грубая, смелая и застенчивая, страстная и холодная. Он не задумывался, как в одной личности уживаются прямо противоположные качества - он был уверен - только так и может быть.
   В разумных размышлениях и в капризах она была одинаково трогательной, прекрасной и привлекательной для него. Она ежедневно изумляла его, приоткрывая все новые грани своей личности. Холодно-надменный взгляд светской леди в ресторане сменялся пылким, лукавым взглядом дерзкой шалуньи, как только они выходили на улицу и садились в машину. Плавная, размеренная речь сменялась ехидными ремарками и остроумными замечаниями, легкая, едва натянутая улыбка уходила в небытие, как только Лена садилась за руль и гнала по трассе.
   Ненормальная, -- мрачнел Гарик, а Бройслав млел от радости и пил как нектар каждый жест, каждую эскападу любимой.
   Хочешь устроить ралли?
   Пожалуйста.
   И они гоняли по серпантину, пытаясь обогнать ветер, и смеялись ему в "лицо".
   Хочешь дикой ссоры и бурного примирения?
   Пожалуйста.
   Она кричала - он с улыбкой слушал ее, любуясь искаженным от гнева лицом. Даже на пике раздражения она казалась ему идеалом и вызывала желание. И шипела, вырываясь, царапалась, заводила его настолько, что он терял голову, а потом сдавалась и кричала уже от страсти.
   Хочешь шокировать светские сливки, ввалившись на раут в драных джинсах и кроссовках?
   Пожалуйста.
   Хочешь подвеску из рубина на триста карат?
   Пожалуйста.
   Хочешь устроить танец живота на приеме у премьер-министра?
   Хорошо.
   Хочешь спеть на концерте рок-металлистов прямо на сцене?
   Не проблема.
   Хочешь почитать Данте в подлиннике?
   Пожалуйста.
   Хочешь освоить стрельбу из гранатомета? Хочешь увидеть созвездие Кассиопея и вспышку сверхновой, всю ночь наблюдать за звездным небом? Хочешь побыть в тишине и уединении? Хочешь устроить дебаты на тему исторической парадигмы или влияния ультранизких частот на биологическую систему организмов? Хочешь раскопать наследников Даган и проследить их генеалогическое древо?
   Без вопросов, любимая!
   Он не противился, прекрасно понимая: все, что она делает - читает ли вслух чушь из жизни светских хлыщей или поет арию Аиды в душе, устраивает стриптиз на трассе или кидает подушку в лицо, копается в архивных документах или вместе с Ким устраивает медитацию над цветком орхидеи -- она делает для него, каждый час и день наполняя смыслом. Они играли, развлекая друг друга, импровизировали, ставя в тупик и заставляя соображать и находить все новые и новые варианты выхода. Они, не сговариваясь, жили по одному правилу: есть наш мир и их мирок. Наш мир - закрытая для других зона, их мирок - арена развлечений, а жизнь игра, вечная игра в разные забавы. И чего бояться, что может остановить тех, кто прошел грань жизни и смерти при жизни и в смерти? Кого жалеть было им здесь, в аду человеческого театра, где каждый играл точно так же, как они, но скрыто, искусно завуалировав свои истинные лица под маски выданных и выдуманных ролей? Они же скинули их, расправили крылья, те, что обрели благодаря своей любви, и летали без страха над адом, кружили над суетой и глупейшими целями, к которым рвалось большинство. Им не нужны были законы и правила тех, кто барахтается в лаве низких эмоций и лишь поглядывает в небо, не решаясь обрести его. У них были свои законы, свои правила - как свой, обособленный мир - островок рая посреди вод Стикса.
   Орион сплавился с девушкой, как сталь со стеклом, и не представлял жизни без "Леночки".
   И даже Гарик сдался, заметив как-то: `вы стоите друг друга. Оба неоднозначны'.
   `Ненормальны'? -- лукаво улыбнулся ему Бройслав.
   `Ну-у... Есть такое'.
   `Если б ты знал, друг мой, как прекрасно это безумие! И поверь мне - только в нем и стоит жить'.
  
   Я не просто так устраивала эскапады. Я хотела выманить Аббаса и поставить точку хотя бы на эпопее с одним врагом. К тому же мне было интересно, как поведет себя Бройслав - мягкий, ласковый, безмятежно добрый и все же твердый как кокос. Я увязла в нем как муха в патоке и дошла до последней точки безумия - молилась, слушая его сонное дыхание ночью, просила Бога и всех, кто говорит, смотрит на нас с небес, об одном: даруйте ему долгую и счастливую жизнь в здравии, любви и благополучии.
   Почти месяц мы жили с ним вместе и, казалось бы, пора насытиться обществом друг друга, возможно, устать, но нас только больше распаляло и сплавляло время, запутывало и опутывало настолько, что я уже не знала, где Бройслав, где я.
   Стоило ему начать декламировать Тютчева - я подхватывала, выдавая следующую строчку. Стоило мне запеть - он подхватывал. Мы могли не говорить часами и обмениваться лишь взглядами, но понимали друг друга абсолютно. Каждый его жест, взмах ресниц, оттенок эмоции, отражающийся в глазах, был понятен мне - я знала его причину и следствие. Мы пытались насытиться друг другом, и словно безумные все больше привязывались, сплетались, сливались, дышали в унисон, пропадая в сладкой нирване любви, безграничной как небо над головой и чистой как крылья ангелов.
   Как я жила раньше?
   Как жил он?
   Та злость и ярость, что душила каждого из нас, притихла под нежной ладонью приютившего нас чувства. И не было ничего важнее для меня, чем улыбка Бройслава, его взгляда, полного обожания, ласки голоса и трепета объятий, жара губ, аромата кожи и шелковой прохлады волос. Он стал идеалом для меня, Богом, которого я не знала по жизни. Клетка, в которой я жила, распахнула дверцу и выпустила на волю. И я упивалась свободой, без грамма фальши впитывая ее и щедро даря ее любимому.
   Любимый. Думала ли я, что когда-нибудь буду шептать мужчине это слово? Оно казалось мне тяжелым и загадочным, как меч короля Артура, что дано было вытащить из камня лишь посвященному. Но вот оно поддалось, легко слетело с губ и проникло в два сердца, как стрела - в мое и Бройслава. И подарило ощущение полного, абсолютного счастья, о котором я не знала, а потому и не мечтала.
   Как странно, как удивительно быстро мы сблизились с ним, открылись без утайки и колебаний. Но даже это не настораживало меня, не рождало тревоги или страха о завтрашнем дне. Я была уверена в любимом, как в себе, и все чего хотела: чтобы он был счастлив, чтоб улыбался так же лучисто и смеялся искренне и задорно... чтобы Господь продлил его жизнь за счет моей.
   Безумие. Но если он настолько прекрасен, к чему быть нормальной?
  
   Глава 28
  
   Но сколько не скачи наивным козленочком на полянке, нужно и о прозаически настроенных циниках -волках подумать - они не дремлют.
   Я ждала, что наше восторженное "блеяние" оборвет утробный рык оголодавшего хищника. Уверена, Бройслав тоже ждал и был наготове - его наивность была явлением, запланированным и строго дозированным, как сезон дождей в Африке. Он ласково урчал мне песни про любовь, но при этом не забывал слушать песнопения окружающих и внимательно следил за малейшим дуновением ветерка возле моей персоны. Он знал, что гиена - Аббас уже дежурил в джунглях, с вожделением поглядывая на наши тушки и исходя жалобным поскуливанием от недосягаемости предметов его страсти. Мы были окружены настолько плотной стеной охраны, что, пожалуй, уж и не проскользнул бы незаметно, комарик не подлетел близко. Один Лесси чего стоил? Что говорить о дивизионе нехилых мальчиков с отмороженными взглядами в демонстративно вздувшихся пиджаках, о массе навороченных штучек по всему периметру огромнейшей территории замка Энеску, что мало отслеживали климат внешней и внутренней среды, так еще и срабатывали как мины-ловушки.
   Да, экипировка стаи мне импонировала, а просчитанность вожака располагала к полной и безотлагательной капитуляции. Я доверилась, перестала мучить себя неизвестностью и загоняться по поводу врагов, хоть и ждала, гадая, кто проявится первым.
   Понятно, это был Аббас.
   Время было томное - послеобеденное. Я лежала на коленях Бройслава и дискутировала на тему менталитета морских стран. Беседа обретала политическую окраску и вызывала у моего мужа насмешливый тон. В тот момент, когда я расписала затопление Америки по сюжету одного из их блокбастеров, в залу просочился Гарик и с загадочно-настороженной физиономией подал Бройславу телефон. Кто звонит, можно было не спрашивать - анкета абонента отпечаталась на лице и в глазах Фомина как штамп на листе бумаги, да и любимый малость изменился - лицо закаменело, а глаза приобрели стальной блеск готового к прыжку тигра.
   -- Здравствуй, дорогой.
   -- Здравствуй.
   -- Как дела, как красавица-жена?
   -- Ближе к делу.
   -- Да, дела, дела... Что ж, скрывать не буду, огорчен я. Встретиться бы надо, поговорить, пояснения получить.
   -- Что же мешает? Приезжай.
   -- У меня другое предложение: встретимся в "Капитолии". В семь.
   -- Отчего нет? Приеду.
   -- До встречи, Орион.
   Бройслав отдал трубку Гарику, многозначительно глянув на него, и отодвинул меня:
   -- Дела, малыш, извини. Не скучай, хорошо? -- поцеловал в лоб и вышел вместе со своим верным фаворитом. В зале тут же появился Лесси и замер у входа как неудачно размещенный шкаф.
   Я вытянулась на диване и, вперив очи в ангелочков на потолке, начала сопоставлять факты. Сейф Бройслава давно не хранил от меня секретов и кроме стопок купюр да пары, видно, криминально приобретенных полотен Витте, Корреджо Аллегри и Беллини показал мне стопку интереснейших документов и еще более заманчивой информации на носителях. Ознакомившись с ними пока Бройслав встречался со скучнейшим промышленным магнатом и жевал устрицы в богемном заведении Шарвара, я поняла, что милый мой такой же миляга-альтруист, как я легкокрылая фея. Захватывающий сюжет его жизни представал передо мной во всей красе и выдал картины далеко не рыцарских турниров за аравийский нефтяной рынок, алмазный прииск и поставку оружия собратьям в Югославию. Данные же на всех встречных и поперечных, так или иначе круживших рядом с Энеску, его бизнесом или просто живущих по иным законам, чем общепринятые и зафиксированные в кодексах и конституциях стран мира, очаровывали своими захватывающими подробностями. За один такой файл Макрухин бы искусал свой "хвост", Семен, кстати, тоже попал в разработку, и его досье пестрело пикантными подробностями из жизни пресмыкающегося. Тогда же я узнала, на какой почве он пересекся с Бройславом, вернее, Бройслав наведался к Макрухину, и просчитала, что задумал мой бывший шеф - папочка с готовыми данными на меня лежала тут же, наверняка приготовленная Семой для предоставления клиенту - почерк составления фотоархива чисто Макрухинский: фас, профиль, контактные данные на некую Викторию Корситскую, оную же Елену Перестань.
   Забавно. Интересно, сколько питон думал состричь с Энеску? А впрочем, наверняка понял, что этот барашек объемом ему не по челюсти.
   Но меня больше заинтересовало досье на Нур-Хайли и любопытный проект по производству психотропного вещества. С подобными разработками я уже сталкивалась, а благодаря Бройславу, и с их продуктом, и понимала, что данные исследования могут вызвать нешуточный интерес не только у меня, но у более продвинутых и влиятельных людей. Это был козырь, который, если распорядиться им с умом, отобьет любую атаку. Другое дело, что передавать его в чужие руки было бы мало жалко, еще и опасно.
   Сейчас, складывая добытые тогда данные со своим досье и Аббаса, я приходила к выводу, что Бройслав именно козырь своих последних разработок вытащит из рукава, отдав его задаром жадной гиене, причем, уже зная мужа, я могла быть уверена - выгоды из этой сделки он извлечет максимум, сделав вид, что отрывает проект с кровью, а шейху достанется минимум, и тот будет радоваться, уверенный, что получил весь мир.
   Но неужели Бройслав не понимает, что это не решение проблемы?
   Возможно, я недооцениваю любимого и переоцениваю шейха, но достаточно зная того и другого, уверена - пока жив один из них, они будут тягаться меж собой, переходя от хитрости и нудных переговоров к военным действиям и обратно, пока один из них не скинет совсем с арены другого. Есть четкий закон бизнеса - все, что мешает достижению цели, отодвигается или убирается. И тут не до моральных метаний - не уберешь ты, уберут тебя.
   В мои планы не входила победа Аббаса, как и смерть любимого.
   Хочет он играть с огнем - пусть играет, но я подстрахую и побуду его ангелом -хранителем, на всякий случай. Благо за месяц жизни в замке Энеску мне удалось подружиться не только с ребятами из охраны, но и с самим Фоминым. Тот еще фрукт, не каждому по вкусу, но тем мне и приятен.
   Сейчас я находилась как раз на той стадии, когда всё и все устраивали меня, и ни за что я не хотела что-то менять, уступать хоть крупицу полученного в мое распоряжение "богатства". Я уже стала частью стаи и болела за нее, как за родную.
   Но чтобы такое придумать, чтобы и поперек планов Бройслава не идти, и ударить по Аббасу наверняка? Убрать его надо - это единственный выход, но Энеску не станет - стрелки на нем сойдутся и его не только не поймут, могут и пристрелить в ответ. Значит нужно сделать так, чтобы он был нипричем. Идеально - самой. Что с женщины возьмешь? Ну, попеняют Бройславу, возможно, потребуют отступное - заплатит. Фарух вон, братец Аббаса, спит и видит трон старшого. Не думаю, что он сильно станет скорбеть, а если еще ему липовые документы по разработке препарата отдать, то и слова не скажет - закопает братика чин-чином и возглавит его империю на радость собственному самолюбию.
   Получается, нужно встретиться с Аббасом тет-а-тет.
   -- Лесси, ты можешь узнать, где остановился Нур-Хайли?
   Гербер вопросительно уставился на меня - глаза его живые, выразительные постоянно будили во мне смутные воспоминания, сродные с дежавю. Если я была уверена, что с Гариком мы встречались в прошлой жизни, знала его прошлое имя, наши с ним отношения, немногим изменившиеся с тех пор, то с Лесси нас словно связывали вслепую, причем крепче, чем с тем же Иваном - Лексинантом, и лишь на грамм слабее, чем с Бройславом-Орриком. Но о Лесси, в отличие от остальных, я ничего не знала, интуитивная же связь меня не устраивала - ясности хотелось, как с другими.
   -- Ты в загробную жизнь веришь?
   Тот подумал с минуту и неуверенно кивнул.
   -- А в реинкарнации?
   Опять кивок. "Многословный" мужчина.
   -- Как думаешь, мы с тобой в прошлой жизни встречались?
   Гербер неопределенно повел плечами. Понятно, в переводе на внятный язык означает - Бог его знает.
   Ладно, авось когда-нибудь я все же разгадаю тайну Лесси. Сейчас другим займусь.
   -- Так что на счет Нур-Хайли: узнаешь, где он остановился?
   Мужчина отрицательно покачал головой.
   Я задумалась: узнать нужное самой не проблема, другое, что я с этой инфой делать буду? Завалюсь к нему в номер? Убью? Как? Демонстративное убийство - моветон, к тому же глупейший, и Бройславу то не на руку, а против сыграет. Убить скромно и без афиш так, чтобы никто не догадался, что это убийство? Тогда несчастный случай нужно устроить, а я по этой части профан, мне вообще искусство эвтаназии не дается - поэтому и сомневаюсь, сколько живу в том, что я хищница. Травоядная антилопа какая-то - боднуть да копытом лягнуть, пожалуйста, а насмерть загрызть - решимости не хватит и злости. Это нужно в безвыходно-экстремальную ситуацию попасть...
   Ага! Это идея!
   Нужно подставить Аббаса!
   Например, если он меня украдет, то у Бройслава будет тысяча оправданий на его ликвидацию, и свора гиены слова ему не скажет, кроме "спасибо", за то, что их в живых оставил. Я все-таки жена Энеску, а по восточным законам посягательство на чужую собственность карается весьма жестко.
   Кстати, Бройслава вообще вмешивать не обязательно - самой все провернуть не проблема. Самозащита и сохранность чести мужа - шикарное оправдание для любого горячего моралиста. И не нужно изощряться с несчастными случаями.
   Осталось только сообразить, каким образом Аббас меня украдет?
   А если позвонить ему и помурлыкать в трубку?
   Ему?! Фу!
   Ой, давно ли ты стала столь щепетильной?
   Давно! Месяц уже! -- рявкнула на свою прагматичную половину личности, что некстати вылезла со своими советами. И вздохнула - а может, прислушаться?
  
   -- Думаешь, получится? -- спросил Гарик, распахивая дверцу машины перед Орионом. Сел рядом и стукнул водителю - трогай. -- Я ребят уже выслал на место встречи - подстрахуют.
   -- Аббас не настолько глуп, чтобы устраивать стычку. Месть - местью, а бизнес есть бизнес. Наш друг достаточно разумен, чтобы просчитать варианты. Лена уже моя жена и это непреложно. Он не может претендовать на нее, не может требовать от меня ее выдачи - его не поймут. Это будет обозначать развязку войны, и виновным будет он, а я, наоборот, получу права сатисфакции с правом требовать огромной компенсации.
   -- А если вдруг?
   -- "Вдруг" тоже нам плюс. Уберем шейха, и никто нам слова не скажет - он сам вынудил, позарившись на чужую жену. Нет, Аббас не станет требовать ее выдачи, самое большее, попеняет за то, что я его опередил, и тонко намекнет на компенсацию. А это уже решаемо.
   -- Можешь ничего не давать.
   -- Могу. Но нужно выказать ему уважение и расположение. Нам еще работать на Востоке, не стоит рубить шпангоуты.
   -- А если он сделает вид, что вопрос урегулирован, а сам затаится или пошлет своих проинформировать того же Макрухина о том, что Багира жива-здорова?
   -- Ты ребят к Макрухину отправь с тонким намеком на досье на всех его клиентов и сотрудников, включая вышестоящих "друзей". У него выхода не останется, как только играть на нашей стороне и прикрывать из всех сил. А насчет затаиться - Аббас может. Но у него руки связаны, чтобы что-то предпринимать, отступным же я его еще сильней повяжу. И захочет, а ничего сделать не сможет. Не поймут его. Потеряет все. Месть того не стоит, да и не мстить он собрался, а в свой гарем Лену пристроить. По лицу было видно.
   -- Удивляюсь я твоему спокойствию.
   -- Что было, то было - смысла переживать по этому поводу не вижу. У меня тоже крылья запачканы. Я думал, ты успокоился и вроде даже подружился с Леной.
   -- Угу. Только прошлое ее все равно покоя не дает. И мерещится мне, что жена твоя еще не утихомирилась, способна нам головную боль устроить.
   -- Нам?... С ней Гербер.
   -- Оно, конечно, спокойнее, но не настолько, чтобы вовсе не волноваться. Она в тебя как кошка влюблена, а бабы народ эмоционально сдвинутый. Чуть что привидится - и пойдет ералаш устраивать.
   Бройслав задумался и качнул головой:
   -- Вряд ли. Она разумна.
   -- Ой, не скажи, Орион. Женский ум понятие относительное и настолько загадочное, что я бы ставку на него не делал. Конечно, она оказалась лучше, чем я подумал, прочитав досье Макрухина, видно, тот бурной фантазией страдает, но то, что Лена твоя штучка та еще, факт. Характер опять же - смесь гремучая. Куда он ее занесет и с какой радости - прогнозировать невозможно, но что занесет - точно. Что ни день, то винтик в голове поворачивается. Одни гонки ночные ваши чего стоят. Нормальная будет под сто восемьдесят по серпантину давать и песни горланить?
   Бройслав рассмеялся, вспомнив, как он с Леной пел звездам под аккомпанемент свиста ветра и работы мотора.
   -- Смешно? -- с осуждением покосился на него Гарик. -- Я посидел!
   -- Твоя беда, друг мой, в том, что ты слишком серьезно относишься к жизни...
   -- И к смерти, прикинь, тоже. Раньше ты подобного отношения не осуждал.
   -- Я многого не знал. Когда живешь как трава у дороги, не понимая ни зачем, ни отчего именно у дороги, а не в поле, например - одно, а когда четко знаешь, зачем родился, почему стал таким, а не другим, и что сколько бы ни умирал и ни рождался, все равно будешь с ней, со своей любимой, и она с тобой - все меняется, появляется иной смысл жизни, другой взгляд на вещи, на себя и окружающих. Смерть уже не страшит, она вообще не воспринимается. А жизнь? Жизнь - игра, Гарик, в которой ты ничего не проигрываешь, а выиграть можешь все.
   -- Хорошая теория, -- хмуро кивнул Гарик. -- Аббасу ее толкни - может, проникнется, разом все спишет и пойдет твоей дорогой - всем все простит и пустит капитал на поиски своей половины.
   -- Ворчун ты, -- улыбнулся Орион. -- Я все думаю - кем он был в прошлой жизни?
   -- Шакалом он был в прошлой жизни. Подбирал чужие объедки и выл на луну.
   -- Тогда у него мало шансов найти себя и свою половину.
   -- У него другие приоритеты. Странно, но я его больше понимаю, чем тебя в последне время.
   -- Влюбись.
   -- Это чтобы нужный градус сдвига в голосе приобрести и тебя лучше понимать? Извини, но кому-то нужно сохранять здравое мышление. Пусть это буду я.
   -- Договорились, -- засмеялся Орион, и Гарик невольно улыбнулся в ответ. Изменился Бройслав, уже не такой сухарь как был, но не мягкотел и разум на месте, хоть Фомин и пеняет ему на его отсутствие.
   Ничего, прорвемся, -- подумал, поглядывая в окно, и выдал, вспомнив как он вчера с женой Бройслава палил из гюрзы по пришпиленным конфетам с ромом. Забавно было. Фантазерка она и ребенок еще совсем, оказывается:
   -- А Ленка твоя, правда, девчонка что надо, -- вздохнул. Где бы такую еще одну найти?
  
   Я всегда считала, что самая большая неприятность в жизни - монотонность существования и неприкаянность, сейчас же, прожив месяц словно в другом измерении, поняла, что больше всего хочу остаться в нем и жить пусть скучно, но спокойно и не бояться, что в любой момент все рухнет, а главное, не бояться за Бройслава, что словно канатоходец идет по краю. Но как добиться желаемого?
   И тут меня посетила весьма здравая мысль, что требовала для осуществления немного усилий, но устраивала все как нельзя лучше в случае успеха.
   Зачем мне лезть в пасть к гиене и волновать мужа? Если Магомед не идет к горе, гора к оному явится.
   Чего проще, не мудрствуя, подключить к делу журналистов?
   Бройслав мечтает о ребенке? Отчего б его ему не предоставить, пусть пока в проекции из серии "мне показалось"? Под этим лозунгом рвануть к врачу, устроить встречу, понятно, совершенно случайную, объявить о своем положении и покрасоваться в камеру. Бройслав слова мне не скажет, Аббас пододвинется уже конкретно - не совсем же сдвинутый - на беременную, что на весь шарик о том шепнула, челюстями клацать. Не поймут-с его однако-с!
   Я выиграю время для обдумывания дальнейших шагов, а производство "козырного" препарата останется в семье. Позже можно спокойно, не спеша раскрутить Галину на помощь - родственница почти все же, и благополучно довести начатое до совершенства, сделав производство рентабельным.
   И никакого риска, никаких волнений. Перемирье на год минимум. Уж за это время что-то да сложится. Аббас косточкой от черешни невзначай подавится или перетрудится на ниве сексуальных удовольствий. Где-то у меня в файлах телефончик мастера по этой части затерялся и кодовое слово. Надо бы напрячь извилины и отбить Коленьке морзянку. Он фанат своего дела и фантазер такой, что Перумову фору на сто романов вперед даст. Только свистни - по семейные трусы вылезет и версий двадцать развития событий выдаст. С подробностями. Есть у него крен в этом плане. Но пережить можно, в конце концов, у каждого свои странности.
   Решено.
   Я протянула руку и сграбастала телефон со столика, набрала номер редакции местной центральной радиовещательной компании и промурлыкала на английском:
   -- Это гинекология? Мадам Энеску Хелен беспокоит... Да, жена Энеску Бройслава ...Ах, это ... Да, что вы. Извините, я недавно ... В курсе. Какой у вас милый голос, девушка.... Спасибо, вы удивительно добры.... Нет, я хотела уточнить... По тесту, да, но лучше сходить к врачу... Нет, я хочу сделать мужу сюрприз, поэтому не могу пока спросить у него ... Спасибо огромное! Записываю. А это хорошая клиника? Самая лучшая? ... Лучшая в Венгрии? Доктор Вудашчар Андриш? О! А вы сами?... Ваша знакомая? Нет? Жена посла Великобритании? Ну, тогда, конечно... Откуда же номер телефона известен?... Тогда, конечно!... Записываю.... Благодарю еще раз! Да, вы тоже очаровательно милы. Рада была с вами познакомиться. Всех благ.
   Я нажала отбой и хитро улыбнулась: интересно, часа им хватит, чтобы всем составом к клинике подтянуться?
  
   -- Энеску двигается к городу, -- сообщили Аббасу по телефону. Мужчина кивнул охраннику:
   -- Передай людям - Орион выехал.
   Тот кивнул и вышел из номера.
   Фарух, сидящий молча на диване, в сотый раз качнул головой:
   -- Глупо, Аббас. Рушить отношения из-за женщины, лишаться дороги в Европу. Бройслав редкий партнер - терять его - терять бизнес.
   -- Что ты можешь знать и понимать, щенок? -- развернулся к нему шейх.
   -- Конечно, ты мой старший брат, Аббас, и я уважаю и горжусь тобой, но... не в этой ситуации. Поговори с ним, решите вопрос миром.
   -- Он не отдаст мой алмаз. Он кинул меня. Он! Кинул!
   -- Она его жена!
   -- Сначала она была моей!... И хватит. Уходи. Я знаю, что делаю.
   -- Нет, эта женщина высушила твой мозг. Ты убил на нее массу времени и денег, а мог использовать все это на благо семьи...
   -- Ты поучи меня, мальчишка! Если Орион пойдет на уступки - останется жив, нет... Будет, как я сказал. Вон. И пусть накроют стол!
   Фарух нехотя вышел. Он был категорически не согласен с братом, но понимал, что перечить бесполезно. Делать нужно. Ситуация неприятная, и Аббас серьезно сдал, если думает взять верх над Орионом, скорее тот закопает его вместе со всей семьей, чем брат сможет камень из его угодий взять. Тут Фаруху самое время на себя поработать. Двое дерутся - третьему выгода.
  
  
   Номер, снятый в ресторане, был небольшим. Гарик бегло осмотрел его и пригласил Бройслава, а сам замер у дверей.
   -- Приветствую тебя, Аббас.
   -- И я тебя, дорогой мой. Присаживайся. Как здоровье?
   -- Как и твое, благодарю, -- сел мужчина, внимательно поглядывая на почти искренне радушную физиономию Аббаса. -- Как у тебя дела? Как семья?
   -- Все прекрасно.
   И оба посчитали, что времени на любезности потрачено достаточно.
   -- С нашей прошлой встречи прошло не так уж много, а изменилось столько, будто год не виделись, -- заметил Аббас, жестом приглашая к трапезе, и взял кусочек лепешки с тарелки. -- Мне было радостно узнать, что ты женился, но представь мое удивление, когда я узнал кто твоя жена. Мне помнится, ты говорил, она нужна тебе ненадолго.
   -- Ошибся.
   -- Поэтому даже не пригласил меня на свадьбу?
   -- Она была скромной. Ты, кажется, чем-то недоволен?
   Аббас неопределенно развел руками:
   -- Растерян, Орион. Быть может, что-то недопонял из прошлого разговора?
   -- Возможно.
   -- Старею, да?
   -- И я не молод. Время бежит, года уходят - что здесь поделаешь? Ничего не вернуть из ушедшего, Всевышний так задумал.
   -- Все в руках Аллаха... но кое-что и в наших.
   -- Кому достало ума приобретать, а не терять. У тебя большая семья, Аббас, ты счастливый человек, знаешь, ради кого живешь, есть у тебя кому и что оставить. Мне было это не понять до встречи с Хелен. Ты был прав, она прекрасна. Но всего лишь женщина и достоинства ее ума значительно преувеличены молвой. Зато как будущей матери ей нет цены - она здорова и красива. Я не пригласил тебя на свадьбу, но на рожденье первенца обязательно приглашу.
   Аббас с непроницаемым лицом слушал, поглядывая на блюда с ручёк и бограчгуяш.
   -- Остынет, -- кивнул на последнее.
   -- Я сыт, спасибо.
   -- А я голоден, -- с фальшивым смущением улыбнулся Аббас. -- Венгерская кухня моя слабость: все время мало и хочется еще.
   -- Нужно знать, что заказывать. Бограчгуяш прекрасен, но тяжеловат для желудка, я бы посоветовал тебе обойтись более легкими, но и более приятными блюдами. К обеду нужно подходить с умом, как к любому делу.
   -- Например?
   -- Балатони фагош - запеченный балатонский судак. Прекрасное блюдо. Рыба мало удобоварима, еще и богата фосфором, что особенно ценно для работы мозга. Именно рыба помогает нам сохранить ясность ума и... не устраивает несварение желудка.
   Мужчины внимательно посмотрели друг на друга:
   -- Спасибо за совет, но, помнится, один ты мне уже давал, отменно накормив обещаниями, -- заметил Аббас.
   -- Всегда рад помочь другу и партнеру, -- улыбнулся Бройслав и вытащил из внутреннего кармана пиджака дискету, положил на стол. -- Но дело во вкусах. Один кушает неумеренно, торопится, жадничает и давится, случается и насмерть. Другой кушает, уважая себя и пищу, не торопится. Трапеза идет ему на пользу. Он всегда здоров, полон сил и долго живет.
   Нур-Хайли покосился на дискету и выдавил улыбку:
   -- Ты прав, тут главное - не сесть за стол с невежливым и алчным типом, а то ведь и в твою тарелку такие норовят залезть.
   -- Это хамы. Я с такими не сажусь - не переношу, когда заглядывают в рот, ведут себя невежливо и слишком много хотят.
   -- В этом мы похожи. Обычно я таких учу, -- уставился в глаза Ориону.
   -- А я не допускаю до стола.
   Аббас задумался и нехотя кивнул на дискету:
   -- Что это?
   -- Балатони фагош. Бограчгуяш - национальное венгерское блюдо, не каждый желудок выдержит.
   Шейх посматривал на дискету, но взять не торопился.
   -- И все же я готов рискнуть, мне нравятся и вид, и запах, -- кивнул на горшочек с густым супом-гуляшем.
   -- Мое дело предупредить, а выбирать тебе и вывод делать.
   -- Не люблю, когда мое кому-то достается, -- придвинул горшочек к себе. -- Неприятно, знаешь.
   -- Естественно. Но если действительно твое, а то ведь бывает ничье. И тут уж кому достанется - тот и хозяин.
   -- Не согласен. Кто заказал обед, тот его хозяин.
   -- Нет. Допустим, переоценив чувство голода, заказано десять блюд, а тронуто лишь пять. Кому достанется остальное? Давиться самому? Не лучше ли оставить?
   -- Или поменять на десерт? -- внимательно посмотрел на него Аббас.
   -- Именно, -- с сонной поволокой во взгляде кивнул Бройслав. -- Нужно трезво оценивать свои силы, прежде чем садиться за трапезу и заказывать обед. И незнакомые блюда, особенно из чужой национальной кухни лучше не брать. Мало может оказаться гадость, так еще и опасно для жизни.
   Аббас молчал, переваривая услышанное, покрутил салфетку, выдал:
   -- Я консервативен, предпочитаю знакомую кухню, но как быть с теми кто лезет на мой стол, крадет с моей тарелки? Я не могу спустить такое. Мне нужна Багира, Орион.
   -- Странное заявление, Аббас. Не ожидал услышать от тебя подобное. Кому как не тебе известно, что узы, освященные Богом, нерушимы. Не далее чем две минуты назад я внятно сказал тебе - она моя жена. Ты хочешь, чтобы я отдал тебе жену? -- прищурился холодно и чуть удивленно. -- В уме ли ты? Подобного оскорбления и ангел бы не выдержал. А впрочем, меня ли ты оскорбил? Скорей себя. Давай-ка я потребую в ответ твой капитал и пару дочерей с женой?
   -- Орион, Багира прежде была моей. Ты взял мои объедки и я пока прошу вернуть их.
   -- Ты оскорбил меня дважды и мою жену. Такое не прощают, Аббас. Я пришел с миром, с уважением к тебе, своему старому другу и партнеру и что слышу? -- качнулся к нему мужчина с сожалением во взгляде.
   -- Орион, не горячись...
   -- Я? -- удивился искренне. -- Из нас двоих один страдает горячкой, и не я.
   -- Мы договаривались - месяц...
   -- Когда и о чем? Откуда такие сроки? Ты знаешь браки, заключенные на месяц? Позволь кое-что сказать тебе, Аббас: только что ты нанес мне серьезные оскорбления, ты поставил меня в неприятное положение - я не могу спустить их и обязан ответить. Что будет? Пустяк. Я больше не желаю иметь с тобой дело, мой партнер и друг Нур-Хайли кончился, его нет для Бройслава Энеску. И в чем же суть? А в том, что он сам не оставил мне выбора. Любой, кто захочет вникнуть в это дело, рассудит нас и вынесет вердикт - я прав. У нас был договор? Словесный. О чем? О том, что Багира нужна мне самому. Я говорил тебе о том? Говорил. О компенсации на случай, если женщина мне пригодится? Говорил. Вот компенсация, которую, заметь, я не обязан был тебе давать - Хелен моя жена. Но я уважал тебя и посчитал возможным компенсировать разочарование, поверь, щедро компенсировать. Что сделал ты? Ты мало оскорбил себя своим бестактным заявлением, лишился хорошего дохода и партнера. Из-за кого? Из женщины. Из-за чего? Из-за своей несдержанности. По сути ты открыто объявил мне войну. Сегодня же все будут знать о нашем разговоре - извини, но оскорбление, что ты мне нанес, требует справедливого воздаяния.
   Бройслав забрал дискету и поднялся:
   -- Я считал тебя разумным, деловым человеком. Я ошибался и постараюсь оградить от ошибки других.
   -- Это угроза, Орион.
   -- Прямая, как твое заявление: отдай жену, сравнить ее с объедками! Подумать только, услышать подобное от цивилизованного человека, своего друга и партнера! Ты разочаровал меня и сильно упал в моих глазах, Аббас.
   -- Ты меня подставил и кинул, Орион, ты знаешь, где и как. То, что мои мальчики залетели в России, твоих рук дело - за это тоже нужно отвечать. А Багира должна мне и серьезно, и она отдаст не тем, что забрала - другим.
   -- А ты глупец, Аббас. Устроить войну из-за женщины! Ты всего лишился - и ума, и бизнеса. Глупо, Нур-Хайли, не ожидал, но так тому и быть. Советую не задерживаться в Венгрии, да и Европа вряд ли теперь подойдет тебе по климату.
   -- Не стоит угрожать - ты первый развязал войну, украв мое. Ты разорвал наши отношения, предав меня.
   -- Счастливо оставаться, Аббас.
   Бройслав пошел на выход, чувствуя одно желание: убить шейха.
   -- Багира будет у меня! Я вырежу тавро на спине твоей жены, -- процедил в спину Аббас, что вне себя был и еле сдерживался, чтобы не кинуться и не придушить соперника.
   Энеску остановился и, медленно повернувшись к мужчине, тихо и спокойно предупредил:
   -- Не удивляйся, если из всей твоей многочисленной родни останешься лишь ты. Ты меня знаешь, Аббас. Жаль, час пройдет, и ты придешь в себя, поймешь, как необдуманно и глупо поступил. Но именно твоя угроза перечеркнула все пути к перемирию. Мне даже странно - как же я с таким глупцом работал? -- пожал плечами и вышел.
  
   -- Что я говорил? -- тихо спросил Гарик, нагоняя хозяина.
   -- Поднимай людей. Пусть Аббасу станет жарко и неуютно в Европе.
   -- Какая муха его укусила? -- качнул головой Фомин, прекрасно понимая, что теперь будет. -- Может, одумается еще?
   -- Плевать мне на это.
   Бройслав был зол. Нур-Хайли его и удивил, и возмутил, но больше всего вызывало ярость то, что осторожный, разумный человек превратился в невменяемого тупицу. Из-за Хелен. Насколько нужно привязаться к женщине, желать ее, чтобы устраивать из-за нее войну, лишаться капитала и связей? Аббас не понимал, что говорит, что делает. В том-то и дело, что понимал! Как Бройслав понимал, что ситуация банальна, и это не распри партнеров - битва двух соперников. И разум тут ни причем, расчеты пусты, слова и отступное - бесполезно. Игра будет и тонкой, и грубой, без правил и без прав.
   -- Усиль охрану Лены, -- бросил Орион.
   -- Уже. Куда мы сейчас?
   -- К Милошковичу в посольство. Дженигс хотел встретиться со мной вчера - встретимся сегодня. Пошли Янека и Бориса на встречу с Вацлавом, -- со значением посмотрел на Гарика. Тот понял: Вацлав, старый жук, но как рупор и транспарант незаменим. Все новости и сплетни в нужном Бройславу варианте он быстро распространит по Европе, и Аббас, суток не пройдет, будет не угоден здесь, куда бы не ступил.
   -- Отправить вместе с пленкой?
   -- Конечно. Все должны узнать, что не я, а он затеял это дело.
   -- Сделаю, -- открыл перед Энеску дверцу машины, а сам пошел к другой отдавать распоряжения.
   Фарух стоял на углу ресторана и внимательно следил за эскортом Энеску. По лицу Бройслава он понял, что брат серьезно ошибся, и эта ошибка будет дорого стоить не только ему, но и всей семье. Он прекрасно слышал весь разговор Аббаса с Орионом - через наушник он и сейчас слышал, как беснуется брат.
   -- Убрать обоих! -- приказал своему псу Хаджару.
   Пора, -- решил Фарух: Аббасу все равно теперь не жить, а бизнес нужно сохранить.
   И набрал номер мобильного Ориона.
  
   Бройслав посмотрел на номер - не определен. Разумнее сбросить вызов, но что-то подсказывало ему - стоит узнать, кто звонит.
   Мужчина так и сделал:
   -- Да, -- сухо кинул в трубку.
   -- Прости, дорогой, за беспокойство. Скрываться не буду - Фарух тебе звонит. Говорить хочу.
   Ну, вот и выход, -- усмехнулся Энеску.
   -- С тобой мы не вздорили, но ...
   -- Э! Орион, я молод, но не настолько глуп как брат. Я ему говорил, что он не прав, но разве старший слушает младшего?
   -- Если дружит с головой. Что ты хочешь, Фарух?
   -- Поговорить. Я не хочу ссориться с тобой, хочу помочь. Брат не прав кругом.
   -- Я подумаю о встрече.
   -- Думай, Орион. Ждать буду. А чтобы понял, Фарух на твоей стороне - скажу - будь осторожен. Жену побереги. Очень нехорошо Аббас поступает.
   -- Сочтемся, -- помолчав, ответил Энеску и сбросил вызов, закаменев лицом. Гарик, что прослушал их разговор через ушную гарнитуру, навис над другом, заглядывая в машину:
   -- Что будем делать? Разумнее двигаться домой, а не светиться по посольствам.
   -- Поучи, -- спокойно предостерег его мужчина. -- На открытую акцию он не пойдет.
   -- Ой, я б не зарекался.
   -- Как решили, так и делаем.
   -- Хорошо, но на Пешича ты свернешь в подворотню.
   Бройслав глянул на друга и кивнул:
   -- Договорились.
   Гарик отстранился и хлопнул по крыше машины: вперед. А сам пошел к другой, сел и начал отдавать распоряжения по рации.
  
   Глава 29
  
   Канн пересаживал цветы в оранжерее. Я поклонилась, приветствуя мужчину, и он в ответ. Мы нравились друг другу хоть за месяц моего пребывания в доме и словом не обмолвились. Пожалуй, кореец первый и единственный после Бройслава принял меня сразу и безоговорочно. К чему это, почему? И кем он был в той, прошлой жизни несчастных Оррика и Исвильды? А был, я точно знаю - никого случайного нам жизнь не посылает.
   -- Канн, ты знаешь свою прошлую жизнь? -- присела на край кресла.
   Мужчина задумался, кивнул.
   -- Правда, что все повторяется?
   И да, и нет, -- качнул головой, внимательно поглядывая на меня: зачем спрашиваешь?
   -- Тревожно что-то, -- смущенно улыбнулась ему. -- Извини, пойду.
   Мне стало страшно: если нас убили в прошлой жизни, то по логике Канн убьют и в этой. Не хочется. Совсем недавно мне было все равно на смерть, но, обретя Бройслава, а с ним себя, я не хотела терять и грамма доставшегося счастья.
   Но отчего плохие мысли вдруг меня посетили? За месяц ни разу о подобном мне не подумалось, а тут не знаю, что нашло.
   Я махнула ладонью Канн и пошла к себе, переодеваться. Мужчина проводил меня задумчивым взглядом и вернулся к своему занятию.
  
   Иван выслушал Лесс и, задумчиво посасывая леденец, бросил:
   -- Иди, я понял.
   Набрал номер Гарика, выдал:
   -- Лена собралась в город.
   -- Не пускать, я уже отдал тебе распоряжение Ориона.
   -- Тогда придется привозить врача сюда.
   -- Зачем? -- насторожился Фомин.
   -- Или она что-то задумала или действительно нуждается в квалифицированной консультации.
   -- По какому поводу?
   -- Беременность.
   Гарик замер, даже сердце оборвалось от такой вести. Как раз сейчас этого и не хватало. Если Бройслав и так взбешен донельзя, то узнай, что Леночка ждет его ребенка, вовсе Ориона свернет - всех раскатает, от вотчины Нур-Хаули песок останется. И ладно, на это Гарику ровно, другое заботит - не опередил бы шейх. Теперь ветерок над головой жены Бройслава дунет, он за то третью мировую устроит. А Гарик поможет. Теперь не о Багире речь, о будущем наследнике Энеску, о ребенке Бройслава, а это уже серьезней некуда.
   -- Проверь, -- каркнул хрипло.
   -- Как?
   -- Есть тесты, пусть мальчики сгоняют в аптеку.
   -- И что? Она пошлет меня и все дела.
   -- Попытайся. И хорошо смотри за домом. Подкрепление вызвал?
   -- Обижаешь.
   -- Лесси пусть не отходит от Лены.
   -- Гарик, я не лох. Ориона в известность ставить?
   -- О чем? Узнай сначала точно. С нее станется играть. Как что прояснится - сразу звони. Я с Орионом. К вечеру будем, не раньше. И на всякий случай, держи канал для отхода.
   -- Готовят.
   -- Давай.
   -- Угу, -- отключил связь и уставился перед собой. Интересная штука жизнь. Вроде радоваться надо - Орион отцом станет, а оно никак. Тревожно на душе. Война и дети несовместимы.
   -- Ник?! -- позвал. -- Сгоняй в аптеку, купи тесты, -- приказал охраннику.
   -- Какие? -- нахмурился тот, пытаясь сообразить.
   -- Обычные! Для беременных. Или как их там? Короче, для проверки беременности!
  
   Я оделась скромно, но элегантно, как и подобает жене респектабельного бизнесмена, знакомого с видными людьми Европы. Последний штрих остался - украшения. Прежде чем взять нужное, рука сама вытащила футляр со старинным кулоном, открыла его. Я посмотрела в отражение сапфира, на маленькую царапину на его поверхности и тихо прошептала:
   -- Помоги.
   Не знаю, что на меня нашло, но с момента, как я ступила на пятый этаж, меня не покидала тревога, как предчувствие чего-то неприятного следовала за мной, предостерегала. Но отчего? Мысли естественно устремлялись к Бройславу - кому и могла угрожать опасность, так это ему. Я дома, в хорошо охраняемой крепости, о которой Оррик и Исвильда только мечтали бы. Возможно, был бы у них такой замок и гвардия охраны, они бы жили долго и счастливо.
   Я тряхнула челкой: подумать только, я думаю о том всерьез, принимаю как данность, как реальность то, что более похоже на сказку, выдумку. А для меня она стала частью биографии, как Бройслав стал частью тела и души, и не моими, а мной, как я - его, им. Как вспомню, как я этого боялась, становится смешно и грустно. До чего же мы сами себя доводим, раз сторонимся света и любви, боимся тепла и заботы?
   Все будет хорошо, на этот раз мы не попадемся, -- заверила себя, вопреки холодку в сердце, клубку тревоги, свернувшемуся в животе. Потерла сапфир и уже хотела положить обратно в футляр, как в отражении глубокой синевы камня мелькнула тень. Я резко отпрянула в сторону, разворачиваясь в движении - выучка сказалась. Она-то и спасла - хороший, профессиональный нож прошил воздух и вскрыл мышцу на предплечье. А замешкайся, вошел бы в лопатку, и я бы вновь умерла как в прошлый раз - легла с пронзенным сердцем.
   Гибкий невысокий мужчина в черном, от пят и до макушки, напоминал мне нинзя. Как он оказался здесь - вопрос второй. Не до того мне было. Пришлось защищаться. Я попыталась выбить нож, но незнакомец ушел от удара и кинул в меня отточенную звездочку. Она свистнула над ухом, срезая локон у виска, и врезалась в дверцу купе. Ничего себе экипировка - серьезный мальчик. Впрочем, что он профессионал - я не сомневалась. Расчетлив. Выбрал правильно и время, и место. В гардеробной - замкнутом помещении без окон - лишь шкафы-купе и зеркало во всю стену. Наверное, единственное место, что не просматривалось камерами слежения, и спрятаться где есть - в любой шкаф лезь и хоть живи в нем - удобно, тихо. Тебя не видно - ты видишь все и всех.
   Мой выпад опять не достиг цели, а мимо свистнула еще одна звезда.
   Мужчина уже беспокоил - гибкий, верткий, сильный. Реакция на зависть. Движения отточены, быстры. Я как-то с таким сталкивалась и еле ноги унесла, и сейчас понимала - не справиться. Одно оставалась - вырваться из гардеробной, но он понимал, куда я стремлюсь, и не пускал. Удар, еще, нож пошел в грудину - я резко в сторону, ребром ладони врезала по ребрам, перехватила запястье с оружием. Он руку вверх рванул и подпрыгнул в тот момент, что и я. Его ступни впечаталась в поверхность шкафа - я оказалась между ними. Секунда и при повороте он бы свернул мне шею, зажав ногами. Я нырнула вниз и ударила по позвоночнику. Мужчина перевернулся через голову, неслабо врезав мне в челюсть, так что зубы зазвенели.
   Похоже еще и к стоматологу идти, -- прикинула я, чувствуя как рот наполняется кровью: если, конечно, этот попрыгунчик не лишит меня всех проблем разом, отправив напрямую в морг. Нож в руке мужчины замелькал с такой скоростью, что я еле уходила от лезвия. Будь меньше опыта и сноровки - я бы уже лежала в виде рагу на паласе.
   Все-таки в прошлой жизни, в которой я, похоже, не умела за себя постоять, в этой хоть чему-то научилась. Не зря, значит, меня окунали в грязь и асфальт. Спасибо.
   Со всей силы врезала по ребрам одной рукой, другой впечатала под дых. Отпрянул, чуть замешкался, дав и мне секунду передышки. В прорези черной маски видны были темные и жесткие глаза, а в них приговор: из гардеробной выйдет лишь один, и явно не я.
   А тут ты ошибаешься. Еще попрыгаем, -- усмехнулась. В воздух взметнулись оба в один и тот же миг. Я влево, прошлась по створкам шкафа и врезала в висок "нинзя", тот лезвием рассек платье и мышцу на ребрах. Черт! - оба приземлились на ноги и оба тяжело дышали. Мужчина головой тряхнул - значит, все же контузила. А я зажала бок - хорошо поранил, крови много. Плохо. Решил ослабить и добить хоть так. Молодец, правильно - меня уже подташнивало, но голова пока что не кружилась, а значит, есть шанс и время. Но нужно все же вырваться из гардеробной, иначе точно мне конец.
  
   В подворотне Бройслав поменялся местами со своим двойником из охраны - Хансом, пересел в другую машину. Гарик сунул ему бронежилет.
   -- Отстань, -- отмахнулся мужчина.
   -- Одень! -- почти приказал Фомин. -- Игры кончились, Орион. О себе не думаешь, подумай о Лене и о наследнике, -- сорвалось нечаянное.
   Бройслав замер, уставившись на друга. Минута, глаза в глаза, в которых одно на двоих: понимание, что ситуация еще опасней, чем предполагалась. Бройслав рванул галстук с шеи и расстегнул рубашку: черт с ним, он хоть в броню оденется. Не до риска - Леночка и ребенок за ним, и он их должен защитить, а мертвые, как известно, ничем помочь не могут.
  
   У ресторана "Будапешт", где была назначена встреча с Джордано Комполье, представителя клана Рогаци, давних друзей Ориона, раздался выстрел. Ханса толкнуло на ступени.
   Бройслав сидел в машине и смотрел, как он падает, и понял лишь одно: Аббаса он в любом случае в живых не оставит.
   -- А шейх-то совсем съехал, с головой не дружит, -- прошептал Гарик, глядя как ребята утаскивают подстреленного Ханса внутрь ресторана, как суетятся растревоженные охранники заведения, рапортовал по рации хозяину Симон - человек Комполье, а другие вместе с ребятами Энеску бежали в сторону высотки, мгновенно определив, где засел снайпер. -- Хорошо ты придумал - теперь и Рогаци в курсе, что Нур -Хайли кончился.
   -- Он купил кого-то из наших. Все, кто сейчас с нами - под колпак.
   -- Я понял, -- кивнул Фомин. -- Ежу понятно - стукнули те, кто был не в курсе маскарада, а это трое.
   -- Подозревал?
   -- Чутье. С долей вероятности - Спартак.
   -- Мой водитель?
   -- Третий день дерганый. И когда пересаживались - ерзал. Не было бы Януша рядом с ним - стукнул бы, что на встречу едет подсадная утка.
   -- Отправь его частями Аббасу. К ужину.
   -- Сделаем.
   Бройслав вышел из машины и спокойно направился в ресторан через черный ход. Гарик с ним, придерживая наушник: путь чист, -- докладывали ребята.
  
   Я не рассчитала удар и была отброшена к столику. Зацепилась за край и, стянув клон, успела выставить его. Нож скользнул по сапфиру, мужчина чуть открылся, и я смогла ударить. Жаль, не было оружия - все бы кончилось. Но пришлось довольствоваться голыми руками. Мужчину отнесло к шкафу, а я сползла без сил на пол: скверно. Сил не осталось - моя кровь узором красных пятен украшала белый палас. Красиво, ничего не скажешь...
   Нинзя рванул ко мне, я кинула ему в голову шкатулку, перекатилась в сторону и краем зрения увидела, как в гардеробную ворвался Канн. Спутать его чешки было невозможно. Он один ходил по дому в этой древности. Как он узнал, как понял, что нужна помощь, я не знаю, я только и заметила, как он закрыл мне обзор и вскинул руку. Что-то глухо хрустнуло - так нож обычно в грудину входит. И поняла, что не ошиблась - нинзя рухнул и уставился на меня остекленевшими глазами. Из грудины лазутчика торчала рукоять приличного тесака. Где канн его прятал - загадка.
   Мужчина вытащил нож, оттер об одежду поверженного и, подхватив меня, вышел из гардеробной. Усадил меня в кресло, стопой ноги нажав сигнал тревоги на стенной панели.
  
   -- Твою!... Иван!! -- заорал Ник. Лейтенант выскочил из подсобки, давясь конфетой, глянул на дисплей и, чертыхаясь, хлопнул по кнопке общей тревоги. -- Проверить каждый закоулок!! Бегом!!
   И рванул наверх, доставая одной рукой из-под мышки гюрзу, другой нажал кнопку рации, отдавая распоряжение ребятам в парке. Секунда и вся территория виллы Энеску была наглухо закрыта, начался поиск лазутчиков.
  
   Иван влетел в комнату и, глянув на Канн, получил кивок в сторону дверей гардеробной. Заглянул, прикрыл дверь спиной и уставился на меня. Судя по бледному лицу и расстроенному взгляду мужчины, выглядела я не очень.
   -- Врача, -- бросил в рацию, убирая пистолет.
   -- Позвони Бройславу, пусть будет осторожен. Ребят пошли, -- попросила глухо. -- И ничего не говори обо мне. Не надо. Ничего серьезного.
   Он не поверил: взгляд оценивающе сканировал мою физиономию и раны. Иван поморщился: влетит ему по самый Новый год. Но это ерунда - Лену неслабо умотали.
   -- Я бы сама позвонила, но он по голосу поймет неладное. Звони, Лейтенант.
   Иван кивнул. Навис надо мной, оглядывая разбитые губы и кровоподтек на скуле, убрал ладонь и посмотрел на рану на ребрах.
   -- Поверхностные, -- заверила.
   -- Добро, -- кивнул. Отошел, доставая телефон, нырнул в гардеробную. Канн застыл у дверей в позе караульного, спокойно поглядывая на меня.
   -- Спасибо, -- прошептала. Он улыбнулся смешно, доверчиво.
   Я же зажмурилась, зажав ладонью бок: Господи, помоги Бройславу.
   Ведь говорила, с Аббасом договариваться бесполезно, его только сливать.
  
   -- Дон в курсе, -- вытирая руки после омаров, кивнул Джордано. -- Бесспорно, мы с тобой. Но чем помочь?
   Бройслав глотнул вина и отмахнулся:
   -- Не нужно. Я всего лишь хотел поставить в известность уважаемых мною людей о случившемся инциденте. Аббас ведет себя неправильно.
   -- Бесспорно, -- поддакнул Джордано.
   -- Что же это за партнер? Как можно с ним вести дела?
   Комполье закивал.
   -- Где гарантия, что завтра он не подведет Дона? Ее нет. Я не говорю о моральном аспекте дела -- требовать чужую жену. С подобным я еще не сталкивался.
   -- Мы тоже удивлены. Я лично и возмущен. Завидую вашей выдержке, Бройслав. Не каждый сможет спокойно выслушать столь абсурдное и оскорбительное предложение.
   -- Я отвечу на него. Но прежде долг, потом эмоции.
   Комполье это понравилось, он закивал, с уважением глядя на Энеску.
   -- Прежде нужно поставить в известность о сути проблемы тех. С кем я работаю, с кем связан узами дружбы и уважения. Горячиться любой умеет.
   -- Бесспорно, -- важно заверил Джордано. -- Нур-Хайли больше не интересует Дона.
   -- Я рад, что наши с Нур-Хайли дела не заденут уважаемых мною людей.
   -- За что вас и ценят, Бройслав. С вами приятно иметь дело и всегда можно положиться. Дон помнит оказанную вами помощь клану и считает своим долгом оплатить ее. Наши связи к вашим услугам.
   -- Дело не во мне, а в том, что Нур-Хайли более не может быть партнером, он доказал свою несостоятельность. Нужны ли нам неприятности из-за одного неконтролирующего себя человека? Что сделает он в следующий момент? Из-за какой еще женщины поставит под срыв дела и договоры? Какие еще семьи встанут под угрозу посягательства, чьи жены станут причиной раздоров и притязаний со стороны этого человека? Вот в чем вопрос.
   -- Я понял. Вы правы, Бройслав, бесспорно. Сегодня же все будут знать о том, что случилось. К вам претензий нет и быть не может. Я слышал, Нур-Хайли нашел ход по инвестициям в Европе. Думаю, серьезным людям не захочется вести с ним дела после произошедшего. Бизнес несовместим со столь эмоциональным и несдержанным подходом к делам.
   -- Мне нужно еще будет встретится с Бен-Гааз, что покровительствует Нур-Хайли.
   -- Об этом не беспокойтесь. Ваши, а значит и наши дела на Востоке не пострадают от этой истории. Джафар примерный семьянин и, узнав о том, что сделал Аббас, уверен, будет не в восторге. Не думаю, что он окажет ему поддержку.
   -- Нужна уверенность. Как вы понимаете, Джордано, задета моя честь. Я поставлен в те рамки, из которых один выход - ответить и достойно.
   -- Но стоит ли идти на крайности? Возможно, Нур-Хайли одумается.
   -- Имеет ли это значение?
   -- Для его репутации уже нет, но кто захочет войны в Европе и на Востоке?
   -- Об этом речи нет. Именно поэтому я встретился с вами и отдал пленку. Аббас сам хотел распри, он, а не я развязал войну.
   -- Она попадет к нужным людям.
   -- В таком случае всем будет ясно - у меня не было выбора.
   -- Бройслав, не стоит ли получить компенсацию?
   -- Это само собой.
   -- Тогда мы можем помочь и склонить Нур-Хайли к переговорам.
   -- Это я смогу сделать сам. Но мне не интересны его предложения.
   Джордано в задумчивости покрутил фужер.
   -- Я слышал, извините, конечно, за откровенность, ваша жена встречалась Нур-Хайли.
   -- Имеет ли это отношение к сегодняшнему дню? Мы все с кем-то встречались пока не нашли достойной партии для себя. И как у вас, Джордано не возникает мысли устраивать инциденты и ставить под угрозу свой бизнес из-за тех, кто утешает вас по вечерам в поездках, так и любого другого разумного человека. А разумен ли Аббас?
   Мужчина улыбнулся.
   -- Мы, итальянцы, консервативны в выборе жен. У наших половин нет темного прошлого, прошу не принимать это за оскорбление. Всего лишь разговор начистоту, Бройслав.
   -- Прошлое моей жены касается лишь нас с ней, согласитесь. Но раз зашел на эту тему разговор, скажу - Хелен умная женщина и в том не единственное ее достоинство. Она прекрасно разбирается в политике и бизнесе, знает языки, прекрасный дипломат. К тому же у нее есть связи.
   -- Выгодная женитьба? -- уже иначе посмотрел на Энеску Компалье.
   -- Да. Другое дело, что я не собираюсь вмешивать ее в дела.
   -- Понятно. Дело женщины рожать и укреплять род.
   -- Именно, Джордано. Хелен беременна, ей встряски, что устраивает Нур-Хайли ни к чему. И я хочу иметь здорового наследника.
   -- О, поздравляю! Дети это очень хорошо, дети наше будущее.
   -- Согласен. И как мужчина должен ответить на выпад. Дела не пострадают.
   -- Есть замена?
   -- Кандидат.
   Джордано задумчиво кивнул:
   -- Это меняет дело.
   -- Я бизнесмен, а не горячий скакун.
   -- С вами всегда было приятно работать. Если наши поставки через Восток не пострадают, Аббас нас не интересует.
   -- Не пострадают. На Востоке много перспективных дел. К чему нам из-за одного глупца терять инвестиции и связи? Не драться нужно, а работать. Спокойствие и мир дают нам больше, чем война.
   -- Бесспорно. Вопрос, мне кажется, решен. Передавайте от меня и Дона поклон своей жене. Мы будем рады видеть вас у нас. Дети - святое, -- развел руками. -- На что не пойдешь ради их благополучия?
   -- Для них живем, -- кивнул Энеску.
   -- Очень грустно, когда у человека нет понимания в этом вопросе. Но тут никто не виноват. Каждый получает то, что хочет. А что за компенсация была у вас?
   -- Не компенсация. Жест доброй воли сугубо из уважения к старому партнеру. Я считал Нур-Хайли вменяемым и разумным человеком, но просчитался. Хотел предложить выгодное дело на перспективу.
   -- Возможно, Дон...
   -- Возможно.
   Джордано улыбнулся: прекрасно. Любые предложения Энеску приносят прибыль.
   -- Мы можем взять Нур-Хайли на себя.
   -- Это дело чести. Я оскорблен и я отвечу.
   -- Да... А дела?
   -- Когда мои дела стояли, Джордано? -- улыбнулся Бройслав.
   -- Вы выгодный партнер, -- признавая, развел руками мужчина. -- Дон с радостью бы укрепил отношения с вами и вошел бы в долю.
   -- Обдумаю. Сейчас, как понимаете, нужно уберечь семью, а после встретимся, обсудим.
   -- Чем же вам помочь?
   -- Вы уже помогли, уважаемый Джордано.
   -- Пустяк. Семья и друзья - святое для любого итальянца. Держите нас в курсе дела. Любая помощь - с радостью.
   -- Поклон от меня Дону, -- чуть склонил голову Энеску.
   -- Обязательно, -- кивнул мужчина.
  
   Гарик выслушал доклад Ивана, искоса поглядывая на сидящего невдалеке Бройслава. Его беседа с Комполье видно подошла к концу - мужчины принялись за десерт и вяло перебрасывались фразами, лица умиротворенные, взгляды безмятежные.
   Сейчас сказать Ориону, что произошло в его доме?...
   Гарик поморщился: черт бы побрал этого Аббаса, совсем с ума спрыгнул! Теперь держись.
   И пошел к Бройславу: лучше не тянуть и сказать сразу. Довольно того, что будет Лейтенанту за то, что не усмотрел за Леной, допустил нападение. И Фомину достанется. Да это переживут - другое интересно: как человек Аббаса проник на виллу Энеску? Там мышь ведь не проскочит. И где гарантия, что повторного нападения не будет?
   Фомин чуть кивнул Джордано в знак приветствия и склонился к уху Ориона:
   -- На Лену совершено нападение. Человек Аббаса. Убит. Выхода не было.
   Бройслав провалился в безвременье: побелел, перед глазами потемнело, ладонь сама сжалась в кулак, будто рукоять меча перехватила - да вот беда - не видно того, по кому клинок тосковал.
   Комполье вопросительно посмотрел на Гарика: что с твоим хозяином?
   Фомин глазом не моргнул - с постной физиономией стоял и ждал, когда Орион очнется, и вот услышал вздох.
   -- Извините, Джордано, -- холодно и глухо сказал Бройслав. -- На мою жену совершено нападение. Я вынужден вас покинуть.
   -- Э-э... Конечно, -- приняв подобающее случаю выражение лица, заверил мужчина. -- Найти Нур-Хайли?
   -- Я знаю, где он, -- бросил Энеску поднимаясь и процедил. -- Я хочу, чтобы под ногами его людей земля горела.
   Компалье напрягся, обдумывая, и заверил:
   -- Исполнимо.
   Орион кивнул, прощаясь, и стремительно пошел на выход.
  
   Как только Бройслав вышел из зала и исчез с глаз Джордано, схватил Гарика за грудки и впечатал в стену:
   -- Подробности: кто, как, когда, что с ней!
   -- Ранена, но...
   И не договорил - Бройслава перекосило от ярости и страха. Откинул друга и рванул к машине. Тот за ним. Дверцы хлопнули синхронно. Энеску начал набирать номер любимой.
  
   Глава 30
  
   Раны - пустяк, но драка с нинзя вымотала меня. А может волнение?
   И все же после перевязки я привела себя в порядок, переоделась в то, что Иван принес, и, выспросив его о Бройславе, убедившись, что с ним все хорошо, решила довести задуманное до конца. Аббас пошел ва-банк, а значит, счет шел на часы, если не на минуты и не было возможности киснуть, расслабляться. Я не сомневалась - мой муж уладит дело, но помочь ему я обязана. Мое прошлое могли поставить в пику его желаниям, однако весть о наследнике переворачивала все и ставила на те места, что нужно нам. Теперь, после нападения никто бы слова Бройславу не сказал, задумай он убрать Аббаса. Осталось только убедить сильных мира сего, его партнеров, что Нур-Хайли действительно сошел с ума, если нападает на жену и наследника Энеску.
   Засветишься -- мелькнула мысль, но я отмахнулась. Сейчас не до раздумий и опасений. Аббас сольет не только меня, но и Бройслава, раз уж взялся. А я не дам. Я не Исвильда, та глупая девчонка, что в малодушии своем способна была лишь любить, а не спасти, не защитить любовь, любимого. Иволга? На кой черт она нужна? Багира лучше. Пусть не поет песни, не летает в облаках, зато при зубах и когтях. Попробуй сунься.
   Меня пошатывало и мысли слегка путались - но это ерунда. Съезжу в клинику, дам репортерам пищу к сплетням и статьям и отдохну.
   Я спустилась вниз и была перехвачена в холле Иваном:
   -- Куда?
   -- Куда надо, -- отрезала. -- Машину дай. И отойди.
   -- Приказ Бройслава никого не выпускать.
   -- На меня он не распространяется.
   -- Мало получила? Хочешь попробовать другой калибр? Лена, не дури - ты не в Селезневке.
   -- Мне надо уехать.
   -- Тест вот. Мало, привезем врача сюда, -- вытащил из нагрудного кармана коробочку с тестом. Я нахмурилась и покосилась на Лесси: ты настучал? Понятно ,на граните его лица ничего не изменилось, взгляд не выдал и тень эмоции.
   -- Ты никуда не едешь, -- процедил внушая Лейтенант. Бороться с ним? Не в том я состоянии.
   -- Ты бы лучше посматривал вокруг да Бройславу подмогу выслал, а кому меня поучить, я сама найду.
   -- Орион в порядке и в безопасности.
   -- Сейчас, а что будет завтра? Вы даже здесь охрану обеспечить не можете.
   -- Можем. Случайность. Больше не повторится.
   -- Красивая сказка, но неактуальная.
   -- Не психуй. Ты тему наваяла, не я, и хорош цепляться. Аббаса я десять лет знаю - вполне вменяемый был, пока с тобой не встретился. Твои небесные черты ему крезу подарили, а нам проблемы.
   Наши взгляды встретились и мне стало больно: Иван был прав, и пусть не желал обидеть или расстроить, а всего лишь успокаивал, как мог, как это делают мужчины, неуклюже, больше укоряя, чем обеляя, но он сказал, что думал, сказал правду. В бедах вина моя. За опасность Бройслава - тоже мне спасибо и больше никому. Без меня у него не было бы проблем. Он взял меня под свой "купол", а вместе со мной тот шлейф врагов и неприятностей, что вечно стелился за мной, и принял бой вместо меня.
   Он сильный, благородный зверь, иначе поступить не мог, как грудью закрыть любимую, но мне что делать? Позволить ему умереть вместо себя, ответить за мои грехи? Смотреть на то, что происходит и смирной овцой тащиться на заклание, ведя за собой его?
   За все расплачиваться надо: за жизнь вольготную, за счастье и за беды, когда деньгами, а когда душой. И за билет в тот рай, что устроил мне муж.
   -- Я наваяла, я и разгребу, -- прошептала, глядя в глаза Ивана. -- Ваше дело - Бройслав.
   Лейтенант прищурился, что-то заподозрив:
   -- Ерундой не занимайся. Как человека прошу - тихо посиди.
   Я развернулась и пошла обратно, ни слова не сказав. Передохну, в себя приду и соображу что делать. Вернее, уже знаю. Раз Аббас пошел на крайности - Бройслав с ним не договорился, значит, шейху нужны не отступные - я.
   И выход прост: звонок "другу", встреча и финал. Но для него надо набраться сил - Аббас не слабый мужчина. Коленька же в пролете - я сама должна поставить точку.
  
   Нет, это был явно не мой день, а начинался ведь так чудно...
   К довершению всех "гениальных" мыслей меня посетила еще одна: вместо того, чтобы лечь спать и немного восстановиться, я решала побаловаться и проверить тест. К довершению всех бед он оказался положительным.
   Как раз этого мне и нехватало, -- поздравила себя! Нескучные события -- посмотрела в зеркало и запустила коробочкой в свое отражение: а что ты ожидала, влюбленная кошка?!
   Я прошла в спальню и бухнулась на кровать лицом в подушку, наплевав на надрывающийся мобильник. Мне показалось, что если я его возьму, мне добавят отрицательных впечатлений - хватит уже, из этого бы болота выбраться.
   Телефон смолк, я обняла подушку и с тоской посмотрела перед собой: что делать-то будешь, дурочка? Вляпалась? Бройслава вляпала?
   Что принесла ему твоя любовь?
  
   Бройслав отнял трубку от уха:
   -- Она не отвечает.
   Гарик понял, отмазки типа "в душевой застряла" - не подойдут, и позвонил Ивану.
   -- Только что виделись. У себя сейчас. Ребята караулят этаж. Все под контролем, -- устало отрапортовал Лейтенант по громкой связи. Орион закрыл глаза и попытался успокоиться, но мысли хороводили вокруг Леночки и нагоняли страха за нее.
   -- Позвони Фаруху. Назначь встречу на завтра. Пора передать ему бразды правления семейным бизнесом Нур-Хайли, -- бросил Гарику. -- И приготовь наших знакомых, Аббаса будем сливать.
   -- Ок.
   Бройслав поморщился: его сейчас все раздражало вообще, а "ок" в частности.
  
   Он стремительно пересек холл, хлопнул ладонью по кнопке лифта, мазнув взглядом по лицам охранников, и шагнул в кабину.
   -- Хрянь дела, -- заметил Иван, поглядывая на уходящую вверх кабину с растрепанным Орионом. Чуял, что увидит тот сейчас Лену и понесет его как черта в Вальпургиеву ночь - потом бы разгрести.
   -- Еще хуже, -- порадовал Гарик присев рядом. -- Ленка-то чего?
   -- Если его не успокоит - хана. Фейс разукрашен, два ножевых. Легкие, по мышцам, да хоть и царапины - ответ один.
   -- Н-да, а утро вроде славно начиналось, -- протянул Гарик.
  
   Энеску влетел на этаж как торпеда, пошел по комнатам, увидел Канн в оранжерее и начал жестами выспрашивать, что было. Тот так же жестами объяснил, и Бройслав в ярости впечатал кулак в косяк: бойцы, элита! Кой черт он держит их?!
   Благодарю, что спас, -- показал Канн.
   Нет, это мой долг был, я его и заплатил, -- ответил тот и вернулся к фезалии.
   Бройслав постоял и пошел в спальню, скидывая на ходу пиджак. Скользнул в помещение и замер, глядя на Лену, что лежала на постели спиной к нему. Взгляд выцепил пластырь на предплечье, и губы дрогнули, по лицу судорогой боль и страх прошел. Бройслав шагнул к постели и сдернул простынь с девушки, чтобы убедиться, что цела и больше ран нет.
   Я развернулась к нему, не понимая спросонья, что нужно, и взбрыкнула, рванув простынь на себя.
   Бройслав увидел ранку на губе и красно-синий развод на скуле и вовсе потерялся. Откинул простынь на пол, схватил меня за ноги, рванул к себе. Я возмутилась и хотела залепить пощечину, но невольно скрючилась от резкой боли в боку. У Бройслов зрачки стали черными от ярости. Схватил за край атласной рубашки и разорвал, оголяя тело. Увидел еще один пластырь по ребрам и застонал, сжал меня в объятьях и уткнулся в плечо, рухнув рядом.
   -- Ненормальный, -- прошипела я, но злости не было, скорей обида и страх, что вроде пережит уже, а вроде лишь отодвинут до этой минуты.
   Мужчина накрыл ладонью мою щеку, провел пальцем по губам, поглядывая с сожаленьем и печалью. Она была невыносима для меня, и я оттолкнула Бройслава. Но разве с ним справишься? Зажал, гася сопротивление, и прошептал с обжигающей душу тоской:
   -- Не уходи...
   Он словно шел в последний бой, словно уже терял меня и из всех сил цеплялся, чтобы удержать. Я никогда не видела, как мужчины плачут, а этот плакал, хоть глаза были сухими. И я сдалась, прижалась к нему, полезла под рубашку - нужно успокоить его, заверить, что все хорошо, я рядом с ним, его, живая, и, что скрывать, сама хотела в этом убедиться и успокоиться в его объятьях, потерять в них тревогу за него, пережитый страх, волнения уходящего дня, неимоверно длинного, как те столетия, что разделяли нас с Бройславом.
   -- Я люблю тебя, -- шептала, задыхаясь от его безумных ласк, от поцелуев, что как угли жгли. И слышала в ответ:
   -- Леночка, родная, любимая моя.
   Он как с цепи сорвался, как в первый и последний раз любил. Измял, исцеловал как сумасшедший.
   Мне стало страшно от его безумной, безграничной любви, в которой он горел как Икар, и я с ним, не в силах ни расстаться, ни вразумить, ни отдалить.
   Что с нами будет, если хоть на миг один из нас покинет раньше другого?
   И лишь один ответ - я кану в тот же миг, и он сделает тоже.
   Безумцы. Нам и другим, таким же опаленным огнем любви, пели серенады столетьями поэты, осуждали ханжи и моралисты, завидовали те, кого и бледной тенью это чудо не коснулось.
  
   Ночь была тихой, темной. Бройслав крепко спал, спеленав меня руками и ногами - я еле выбралась. Постояла, поглядывая на него и пытаясь запомнить, как можно четче на тот случай, если встретиться больше в этой жизни не доведется.
   `Прости, любимый, но я должна хоть что-то сделать для тебя'...
   Провела пальцами по лицу, не касаясь и прихватив телефон, на цыпочках прошла в ванную, где успела спрятать необходимое и, переодевшись во все темное, нырнула в пустоту коридора. По лестнице вверх в обсерваторию, потом на крышу. Мой путь лежал прочь из владений моего мессира Оррика, любимого сердцу саблезубого тигра Бройслава Энеску, что превратил мою жизнь в сказку.
   Я проделала тот же путь, что и нинзя: по крыше к проводам, по ним к воротам. Только так он мог попасть в гардеробную, только так я могла незаметно покинуть замок своего любимого.
   Я легко спрыгнула за ограду и тенью метнулась к стоянке машин. Темно-синий Феррари понравился мне отсутствием сигнализации. Вскрыть дверцу не проблема, как не составит труда завести машину старым дедовским способом. Я склонилась над проводами, выжгла искру и хлопнулась на сиденье. Теперь бы по газам, но словно приведение в ночи явился Лесси. Свет фар высветил его фигуру и, только сбив этот монумент верности долгу и хозяйскому приказу, мне бы удалось уйти.
   -- Уйди ты, черт тебя дери! -- рявкнула, приоткрыв дверцу.
   Лесси лениво сунул в рот жвачку и подошел к машине, вальяжно сел рядом со мной и протянул мне пачку даблминт.
   -- Как ты меня вычислил? -- озадачилась. Мужчина как всегда молчал, равнодушно разглядывая меня из-под насупленных бровей. И смех, и грех!
   -- Доппельгангер, блин! -- в сердцах ругнулась. -- Мне нужно съездить по делам. Одной, понимаешь?
   Он кивнул и оттопырил полы кожаного пиджака, показывая свой боекомплект.
   -- Ясновидец!... Ладно, но чур, не мешать. Это моя проблема, понимаешь, Лесси? Я, а не Бройслав должна ее решить. Мне отвечать, а не ему.
   Мужчина и бровью не повел, молчал, смотрел.
   Я плюнула на разговоры - смысл объясняться со стеной? И нажала на газ. Машина плавно тронулась в путь. У выезда на прямую трассу до города я достала телефон и набрала номер Аббаса:
   -- Привет, мой котик!
   Лесс хмуро на меня посмотрел, я скорчила ему зверскую рожицу: помолчи, а? И продолжила воркование:
   -- Нам есть о чем поговорить и что вспомнить, не так ли? Зачем нам вмешивать третьего, когда мы двое прекрасно ладим?... Ну, котик, я обиделась, ты не купил мне тот сапфир. Ты жадина... А Орион, нет, он не скупится, как ты... Исправишься?... Тогда лечу! Где мой котик встретит свою пантеру?... Нет, я еще не решила, мне нужно увидеть тебя и убедиться, что ты исправился... На мосту... Через двадцать минут. И учти, опоздаешь, будешь наказан. Серьезно наказан, котик.
   И передернув плечами от омерзения, захлопнула телефон и выкинула его в окно.
   -- Не смотри на меня так! -- прошипел Лесси. -- Да, я не ангел, возможно сука, возможно, конченная стерва! Плевать мне, что ты думаешь! Да, что ты можешь думать? Чем, прости, Господи. Я не могу подставлять Бройслава, не могу и не хочу, понял?! Я в жизни никого не любила, смеялась над тупицами, что всерьез верили в любовь! А я жила расчетливо и жестко, и научилась выживать! И могу постоять не только за себя, но и за любимого! Аббас - кретин, увидишь, он притащится на мост. Я убью его, и все будут знать - это сделала я, а не Бройслав! А что с меня возьмешь? Ну, баба - дура. В крайнем случае любовница убила любовника, причем тут муж? Он не пострадает, его дела, жизнь. Я не хочу, чтобы из-за меня он все, себя включая, ставил на кон. Неправильно это. Я виновата - я отвечу!
   Лесси отвернулся, в окно уставился.
   -- Приятно было поговорить, -- вздохнула, чувствуя себя отвратительно. Я словно предавала себя и Ориона, и в тоже время точно знала - выбора иного нет.
   Машина неслась по шоссе то ли в другую, не оскверненную темными пятнами прошлого жизнь, то ли в смерть, пустую и глупую, как мои прожитые годы без Бройслава.
  
   Аббас сжал в руке смолкнувшую трубку и хмуро уставился в окно.
   Его манило полететь на мост и встретить Багиру, еще раз увидеть ее лукавые, как у бестии, глаза, сжать тонкую фигурку в своих объятьях. Но злость, что девушка другому отдалась, мешала мечтам. И даже манящие картины ее унижения, расправы над коварной девкой, что Аббас хотел устроить, уже не возбуждали. Лишь мысль о ее смерти успокаивала.
   Орион и Багира должны умереть - только после их смерти он найдет покой.
   Ван Цинн не убил ее - ребята сделают. Нож не берет - от пули не уедешь.
   -- Хафиз! -- позвал верного слугу. -- Возьми людей и езжай на мост. Убей Багиру, отрежь ей голову и пошли Ориону к завтраку.
   -- Понял, хозяин, -- исчез в темноте, оставив Нур-Хайли одного в комнате. Мужчина выглянул в окно - во дворе бродили доберманы, охрана не спала.
   Шейх в безопасности.
  
   Я остановила машину за квартал от моста и открыла дверцу. Глянула на небо, где россыпь звезд бродила в темноте, и глубоко вдохнула теплый воздух. Еще от силы полчаса и все закончится.
   -- Как странно. Года живем, а жизнь решаем за минуты...
   Лесси развернул меня за плечо к себе:
   -- Не ходи.
   Его баритон был мягким и приятным:
   -- Вот ты и спела, птичка, -- усмехнулась. -- Не беспокойся, я не настолько глупа, чтоб встать как мишень в тире.
   -- Не ходи, сказал.
   -- Оставь, пожалуйста.
   И понимая, что он не выпустит одну, пойдет со мной, решилась на свой последний подлый жест - ткнула в точки на виске. Мужчина, булькнув, лбом впечатался в бардачок.
   -- Прости, -- пристроила удобнее и вышла из машины.
  
   -- Мне не досталась, так никому не доставайся, -- прошептал Нур-Хайли, глядя в темноту.
   Еле слышный хлопок и снайперская пуля вошла как в масло в лоб шейха. Грузное тело упало, раскинув руки.
  
  
   Легкая пробежка до темнеющих вдали парапетов и конструкций по тихой набережной, и я была на месте. Вспрыгнула на перила и подтянулась вверх, замерла, вытянувшись на идущем под наклоном креплении. Меня не видно - я же вижу все.
  
   -- Бройслав, вставай! -- рванул за плечо Энеску Фомин. Тот с удивлением сонно уставился на него, щуря глаза от яркого света. -- Лена на мосту у мельницы Иштвана!
   Ориона сдуло с постели. Он вылетал из покоев, на ходу натягивая брюки, выхватил джемпер из рук Гарика:
   -- Как она ушла?! Что она там делает?!
   -- Лесси ее сопровождает. Она решила убить Аббаса.
   Бройслав на ходу развернулся к другу и замер, соображая.
   -- Еще раз?
   -- Но она же не знает, что он уже покойник, -- пожал плечами Гарик. Бройслав прищурился, оглядев Лейтенанта и Фомина:
   -- А его люди?
   И все трое ринулись вниз, к машинам.
  
   Глава 31
  
   Тихо на мосту и в округе. Венгры рано спать ложатся, в десять вечера уже ни одной шумной компании на улице, прохожих минимум, а тут полночь, понятно, что ни единой души, куда ни глянь.
   Я замерзла ждать. Аббас не торопился и мне это не нравилось. Видно, где-то я просчиталась, а может, самонадеянность подвела. Скверно.
   -- Багира? Багира! -- услышала приглушенный зов. Чуть выглянула: кого же распирает? И увидела нахохлившегося парня, что руки в брюки шел по мосту.
   Не Аббас, однако. Что ж тебе, милок, надо?
   Но выходить из укрытия я не торопилась.
   -- Багира? -- завел песню парень. И воет ее с хрипотцой.
   -- Чего? -- решила подыграть. "Певец" споткнулся, замер, озираясь:
   -- Багира! Выйди, поговорить надо.
   Угу, нашел дурочку.
   -- Багира!
   Давно надо было кличку сменить, -- вздохнула.
   -- Что там? -- услышала типичное для передачи через рацию. О-о, да ты не один, малыш?
   Парень, чертыхаясь, вдел выпавший наушник обратно в ухо, да что уж теперь-то? Над водой звук проходит быстро и четко, до помех явственно. А вывод от спектакля хоть над водой, хоть под - пришли по мою душу всем криминальным составом стаи Аббаса, но без оного. Понятно, вожаку не по чину. Пока меня убивают, он в кресле посидит, плов покушает.
   `"Прошла любовь, завяли помидоры"', -- хмыкнула: `ладно, другое что-нибудь буду придумывать и раз Аббас не идет к Багире, Багира пойдет к Аббасу'. Решила я и хоть особого энтузиазма от этой мысли не испытывала, уныния особого тоже. Пойди найди меня здесь - замучаешься, значит вендетта гиены на сегодня отменяется, а моя откладывается. Только и всего.
   -- Багира, -- не таясь громко позвал парень: надоело видно ему осипшего изображать. -- Не выйдешь, дружка порвем.
   А вот это уже интересно. Лесси взяли? А отчего бы не взять оглушенного? "Молодец" Лена-солнышко, еще и этого подставила.
   -- Не веришь?
   И свистнул. Пара минут и по мосту, топая, как по плацу, прошлось пяток ребят, дружески обнимая Лесси, спеленатого по рукам. Ста-арый сюжет, избитый. Мне сейчас по нему выйти надо и сдаться, а потом: "летят самолеты: привет Мальчишу, плывут корабли: привет Мальчишу!"
   Не-а!
   Композиция из конвоя с пленным замерла на мосту метрах в десяти от меня.
   -- Выйдешь, дружок жив останется. Нам ты нужна - Аббас к себе требует. Прокатимся, -- сообщил парень.
   Тоже старо, -- внимательно оглядела их. Понятно, что они не одни, и так же ясно, что ни мне, ни Лесси с этого моста живыми не уйти. Один прокол у компании приключился - я выходить не собиралась.
   -- Не жалеешь ты дружка, -- подвел итог своего пятиминутного ожидания парень и махнул рукой подручным. Те пнули Лесси под колена, ставя на каменную кладку, один приставил ствол к затылку, крутиться начал.
   Правильно, а если у меня астигматизм, и я не увижу, чего он делает? Или пистолет за бублик приму? Не проникнусь тогда.
   -- Может, ты его не знаешь, а, Багира? -- спросил парень, а меня любопытство разбирать начало: он с кем разговаривает? С ветром, звездами, железными перекрытиями или с самим собой?
   -- А Энеску? Как на счет Ориона, Багира?
   Я невольно дернулась, хотя понимала - блефуют. Но мысль пришла позже движения, а оно меня выдало. Уловив звук и блик, трое мужчин ринулись в мою сторону. А мне куда бежать? По конструкциям в даль светлую яки мартышка? Хвоста нет, не зацепиться.
   Все прекрасно в постановке, одно не так - пистолеты без глушителей, и только идиот сможет их использовать, привлекая внимание. А люди Аббаса кто угодно, только не идиоты. Вывод прост: здесь убивать меня не станут.
   Поэтому я не стала спешить, дергаться и бегать.
   -- Слазь, -- приказал парень, уставившись на меня, пистолетом для острастки махнул.
   Угу, еще раз пять просемафорь, авось проникнусь.
   Лесси мне особо в этой композиции нравился: стоял смирно, как утес над двумя недомерками-конвоирами высился и жвачку жевал. Взгляд в мою сторону неласковый, видать, ко мне у него претензий больше чем к стае шейха. Оно понятно - поведи он плечиком и двое в плаванье отправятся, а этих четверых общими усилиями одолеть тоже не проблема. Потом Лесси меня, наверное, одолеет. Ну, чего уж, виновата, каюсь.
   Лениво села, но спрыгивать вниз не спешила:
   -- Мужичка отпусти, левый он. Потом поболтаем, -- посоветовала мальчику с пистолетом.
   Тот думал долго, я заскучать успела, а Лесси руки освободить. Двух конвоиров своих вместе одним движением лбами столкнул, так что хруст пошел - мужчины на мостовую легли, а Гербер на оставшихся четверых пошел. Драка началась. На ножах. Правильно я с пистолетами решила - игрушки для слабонервных и в данном спектакле иначе послужить им не планировалось. Одно плохо: слева четверо на подмогу своим бежало, а восемь против одного, даже такого шкафа как Лесси, многовато.
   Я спрыгнула с конструкций прямо на спину одному ретивому, оглушила хлопком ладоней по ушам и успокоила ударом в трахею. Еще двое от руки моего телохранителя легли. Итого пятеро осталось, хотя радости от этого не прибавилось: натренированные, не чета тем, что из списка бойцов выбыли. Этих задеть трудно, а получить от них легко.
   Один мне в въехал, в полет к ограждению отправив. Меня не то что сплющило, а вовсе развезло. В голове шум, во рту кровь, и ни рукой, ни ногой пошевелить не могу. Только подняться решила, титаническими усилиями геройский рывок совершив, второй от Лесси отмахиваясь, мне удружил - по грудине пнул. Все, -- поняла, рухнув, отпрыгалась.
   Гербер одного с моста скинул, но на том реванш его закончился - сдавать начал. Зажали его, поранили.
   Я все подняться силилась да мечта с делом расходилась и тут, как по заказу, какой-то ненормальный ралли на мосту устроить решил, въехал с разгона, оглушая скрипом колес, ослепляя фарами. Дверцы открылись, я увидела сначала пистолет с глушителем в руке, потом Бройслава. Фрагментарность восприятия намекнула мне о нешуточной контузии.
   Мужчина глянул на меня мельком и я мгновенно поняла, что дальше будет.
   Орион и Иван перестреляли подручных Аббаса как мишени в тире, спокойно, хладнокровно, еще и контрольные выстрелы сделать не забыли. А тех, что Лесси оглушил, Бройслав лично навсегда угомонил.
   Я сидела и смотрела, дивясь самой себе: это ж с кем я месяц назад играть-то собиралась? С ним? С этим тираннозавром, который что ужин в ресторане заказывает, что людей убивает с одинаково спокойно-отстраненной физиономией?
   Бройслав откинул пистолет в Тису и, рывком подняв меня, пихнул в машину. Та с места взяла старт, покидая. Иван и Лесси, скидав трупы в воду, скромно пошагали на правый берег. Последнее, что я увидела, машину, в которую они нырнули как в тень, и словно не было ничего. Тихо, безлюдно.
   Через квартал нас ждала другая машина и Гарик.
   Орион снял перчатки, выкинул их в воду и, пересадив меня, сел рядом, и все спокойно, без мельтешения и каких-то эмоций.
   -- Ты был киллером? -- спросила, понимая, что глупый вопрос задаю, и вообще в свете последних событий помолчать бы мне, но контузия давала о себе знать, путала разум.
   Бройслав покосился на меня, и я подумала, что он меня ударит, до того неласков его взгляд был, но мужчина лишь схватил меня, обнял и прошипел в лицо:
   -- Никогда, никогда больше не лезь в мужские дела! Меня оскорбляет твое недоверие. Я тебе нормальным внятным языком объяснил: никто, никогда нас не разлучит.
   И впился в мои губы.
   Машина шла по трассе на Будапешт - мой любимый решил устроить мне знакомство с достопримечательностями свей Родины. Но я о том узнала позже, после того, как Бройслав излечил меня от контузии, а себя от пережитого за меня страха старым и самым действенным способом. Я была не против, я вообще была согласна на что угодно, лишь бы он был рядом. Мне показалось, что мы, наконец, разорвали порочный круг, что не смогли преодолеть в прошлой жизни, и больше ничего кроме счастья нас не ожидает, ведь воистину счастлив тот, кто познал высшее чудо любви.
   -- Я люблю тебя, Оррик, -- прошептала, вглядываясь в его лицо. Бройслав замер на секунду и нежно провел по моей щеке:
   -- Я люблю тебя, моя Исвильда.
   Все, что было, все, что болело в нас и мучило, отлетело как листва с деревьев по осени, и ни прошлого, ни будущего - только настоящее, огромное как вселенная, прекрасное как рай, в котором только мы: я и Бройслав.
   А что еще надо? Дитя? Я подарю его любимому через восемь месяцев, и мы назовем его...Интересно, а как мы назовем его? Кто еще из нашей прошлой жизни не проявил себя? Кто так и остался в тумане забвения? Кому не повезло, как нам, преодолеть пространство и время, найти формулу вечной жизни?
   Мы поможем ему.
  
   Любовь не знает пола и границ, и нет ни времени, ни тлена для тех, кто выбрался из плена фальшивых фраз и ложных истин. Для тех, кто вопреки всему - мечту поставил во главу и в след ей шел, летел как птица, горел и звал ее одну - любовь свою...
  
   7 сентября - 30 ноября 2006
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Или Бауэр. - фламандский живописец 17 в.
   Столица Швейцарии
   Роман Юлиана Семенова, продолжение "Семнадцати мгновений весны"
   Один из наиболее развитых и опасных хищников пермского периода.
   Сидя на жердочке, смотри, чтоб на тебя не нагадили те, кто сверху, плюй на нижних и не забудь распихать соседних.
   Киплинг. Маугли. Удав Ка-а.
   Pinnixa
   Прекрасные охотники на диких собак и койотов.
   Вымерли к 1768 г. Огромное морское животное отличалось дружелюбием, умом, миролюбием и способностью без раздумий рисковать собой ради сородича.
   Zaglossus hacketti - древняя покрытая иголками ехидна, имела длинный липкий язык, идеальный для захвата термитов и муравьев, которыми она питалась. Ее шкура состояла из многочисленных жестких волосков и иголок, обеспечивающих ей хорошую маскировку в кустах. Любила прятаться, зарываясь в землю.
   Карибу Доусона. Вымерли до 1908г. Ценился за особую, покрытую густой шерстью шкуру и мясо. Очень любознательный вид, из-за чего их легко было приманить охотникам.
   Аэропорт Лондона.
   Очень трепетные родители. Птенцов воспитывают обоюдно.
   Лат. Все свое ношу с собой.
   Аэропорт Стокгольма.
   Название бомбы, сброшенной на Хирасиму.
   Толстой. "Пастушок"
   Шекспир. Сонет 116. Перевод С. Маршака.
   Шекспир. Сонет 90. Перевод С.Маршака.
   Горная система Тянь-Шань.
   Одноименный фильм про преданного до самозабвения пса.
   Рад с вами познакомится, молодая дама.
   Вы говорите по-венгерски?
   Вы меня понимаете?
   Молодая дама говорит по-английсяки?
   По-русски.
   Голландский живописец 17 века.
   Итальянский живописец 16 века. Картины "Даная", "Святая ночь", "Юпитер и Ио".
   Итальянский живописец 15 века. В частности его перу принадлежит картина " Мадонна дельи Альберти"
   В Венгрии принято сначала называть фамилию потом имя.
   Двойник, вторая личность человека, его самостоятельная тень, отражение.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   66
  
  
  
  
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"