Райтин Тим : другие произведения.

С Аркадием Северным - в Советский Союз!

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    О том, что бывало с теми, кто в советское время слушал блатняк.

0x01 graphic

С АРКАДИЕМ СЕВЕРНЫМ - В СОВЕТСКИЙ СОЮЗ!

______________________________________________________________

  
  
   В названии этой повести сразу видна отсылка к книге "Аркадий Северный, Советский Союз", и это, конечно же, не случайно.
   Ещё в послесловии к её первой публикации один из авторов говорил, что талант Северного - это одно, идеи его "продюсеров" - другое, а "бэкграунд", то есть вся тогдашняя жизнь нашей страны, где всё это и закрутилось - третье... Но по значимости - явно не последнее. По крайней мере, Северный сделался такой супер-Легендой в основном благодаря именно этому.
   Но тогда Дм. Петров расписался в своём бессилии: "К сожалению, мне этого не потянуть. Много раз пробовал написать чего-нибудь, чтобы изобразить ту атмосферу 70-х годов, то восприятие жизни вообще, и песен Северного в частности... и не получается даже и бледной тени. Жаль. Вот это хотелось бы сохранить, и сохранить так, чтоб было понятно не только тем, кто это пережил лично, но и потомкам..."
   На этих страницах сделана попытка всё-таки слегка копнуть эту тему. В конце концов, о самом жанре написано уже немало, - правда, при этом все определяют его по-разному, но это уж совсем другая тема. Хватает рассказов и о тех, кто этот исполнял жанр, и о тех, кто записывал. Что ж, пора, значит, теперь рассказать что-нибудь и о слушателях.
   Поначалу все мысли на эту тему складывались у нас в подобие какой-то наукообразной статьи, что-то вроде "О роли и месте магнитиздатского блатняка в жизни советских людей периода развитого социализма"... Только в таком формате, к сожалению, всё получалось крайне занудно и тягомотно.
   Здесь все эти идеи представлены уже в более-менее художественной форме, в виде монологов. Что и логично - поскольку у нас речь о том, как разные люди слушали блатняк, так пусть сами люди об этом и рассказывают. В итоге получился, конечно, опус вообще неопределённого жанра, не рассказ, не статья, не эссе, а прямо какой-то, прости Господи, полинарратив. Ну, а насколько такая форма себя оправдала - судить уж читателям.
   И надо, конечно, понимать, что здесь всё-таки ещё очень далеко до изображения всей той "атмосферы и жизни". Для этого надо было б реконструировать мысли и чувства людей разных поколений и социальных групп, а это, увы, слишком грандиозная задача. У нас есть всего лишь кое-какие зарисовки о том, как кое-какие питерские подростки и молодёжь 70-х слушали записи Аркадия Северного. (Кстати, в предисловии к книге "Аркадий Северный, Советский Союз" обозначалась как раз противоположная задача - не превращать книгу в эссе "авторы слушают Северного"). Так что тут, конечно, вышел далеко не "портрет эпохи", не полноценное полотно, а всего лишь один штришок...
   Тем не менее, надеемся, что и такой штришок окажется для кого-то интересен.
  
  

Авторский коллектив, 2011 г.

ПРОЛОГ

   Да, все мы когда-то родились и выросли в одной расчудесной стране под названием Советский Союз...
   А что толку? Прожили там не так уж мало лет, а почти никто, похоже, так и не понял - что же это такое было?
   Для нормальных людей, конечно же, никаких сомнений быть не может: там всё было прекрасно! При том, что на самом-то деле там всё было ужасно. Или наоборот... В общем-то, никакой разницы нет, хотя кругом, куда не глянь - полным-полно любителей драть до усёру глотки за то или за другое. И ведь каждый, зараза, по-своему прав! Вот и выходит в итоге чистая шизофрения - одни страдали, живя в социалистическом раю, другие радовались, живя в социалистическом аду... Впрочем, это старо и банально. Кто как смотрел - тот так и видел, вот и всё.
   Только вся штука-то в том, что оба эти взгляда - ну просто до тошноты унылы...
   А вот мы, простые советские ребята, ещё в те времена поняли, как надо смотреть на этот мир, чтоб от такой тоски не сойти в психушку раньше времени! Может быть, ту суровую действительность СССР кто-то воспринимал, как сплошную душную казарму, ну а для нас-то она была всего лишь навсего бесплатным цирком. Ей-богу! Ведь над всеми её "мерзостями" и абсурдами можно было просто бесконечно ржать! Даже зная, что в жизни они могут доставить немало проблем и сложностей, - ну и наплевать, для тебя ж всё это пока ещё абстрактно и бесконечно далеко.
   Молодость...
   Ну да, кто-то, конечно, скажет - мол, дуракам всегда весело. Естественно. Но это всё только от зависти - они-то, эти зануды-"умники", наверняка и в юности уже были безнадёжными старикашками по духу.
   Так что плюньте, ребята, не было там никакого ада, и рая тоже. Цирк там был. Только цирк. И только так и надо на это смотреть.
   Впрочем, вечно ржать всё-таки тоже бывает утомительно, и поэтому люди изобретали себе всякие номера и вне этой цирковой программы. Это общеизвестно - про ту параллельную и неофициальную жизнь советского народа уже очень много написано и рассказано.
   А тут пойдёт речь об одной малой и, может быть, не самой яркой её части - магнитных записях подпольной музыки, которую почему-то называли блатной...
  
  
  
  

ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ

Рассказ простого слушателя

  
  
   - Честно говоря, я уже не один раз задавал сам себе этот вопрос: а почему, собственно, мы, относительно благополучные подростки 70-х годов, так увлекались этими самыми блатными песнями?
   И получается, что ответа тоже негде искать, кроме как у самого себя. Ведь каких-то научных статей на эту тему мне ни разу не попадалось - да наверное, специалисты её и не изучали. Что ж, остаётся, значит, только вспомнить свой собственный путь в эти глубины. А уж получатся ли из этого какие-нибудь умные выводы, - там будет видно...
  
   Итак, было это в той далёкой и прекрасной юности, когда мы все горячо мечтали поехать куда-нибудь на великие стройки, влиться в единый трудовой порыв, и отдать все силы строительству светлого коммунистического будущего всего человечества... Ну, по крайней мере, наши школьные учителя и комсомольская организация были уверены, что мы должны мечтать именно об этом.
   Хотя я почему-то думаю, что на самом деле уверены они вовсе не были. Только боялись об этом говорить. А может, даже и думать...
   Да и ладно, Бог с ними. Я вот, например, больше всего мечтал иметь магнитофон.
   Ну, и не я один, конечно, - об этом тогда мечтали, наверное, девяносто девять из ста подростков, да и сотый наверняка мечтал втихаря. Но тут нам просто немножко не повезло. В конце шестидесятых благосостояние возросло ещё далеко не у всех советских людей, и для простого школьника магнитофон считался слишком большой роскошью.
   Я вот, помнится, всё заглядывался тогда на "Комету", пузатый тёмно-синий ящик, красивый и достаточно мощный аппарат, но увы! - средств мне родители так и не выделили... Лишь в восьмом классе вдруг подфартило - один хороший человек, отъезжая на Севера, оставил мне попользоваться свой "Айдас". Весьма скромненький дерматиновый чемоданчик, "Комете" совсем не чета, да к тому же изрядно покоцанный. Но я-то, конечно, был рад и такому.
   А вскоре как раз и пошёл этот самый неуклонный рост благосостояния и магнитофонизация всей страны. Когда я ходил в пионерах, на весь наш класс магнитофоны были только у троих, а когда закончил школу, - глядишь, они уже завелись чуть ли не у каждого сопливого пятиклассника. Впрочем, главная-то суть от этого не изменилась. Маг для советского подростка - это была вещь совершенно особая. Можно сказать - даже культовая...
   Помню, однажды в те годы мне попалась книжка "Мой друг магнитофон", - так я просто обалдел, чего там только не было понаписано! Что магнитная запись даёт возможность запечатлеть для истории голоса родных и знакомых, записывать интересные радиопередачи, а также лекции и прочие учебные материалы, составлять для себя сборники любимых мелодий, и даже, для совсем уж чокнутых, записывать звуки природы... А вот про самое для нас главное там, конечно, сказано не было. Что имея магнитофон, ты можешь записать себе такую музыку, которую никогда не передают по Всесоюзному радио и Центральному телевидению и не выпускают на пластинках фирмы "Мелодия"!
   В нашей компании ребята вообще считали, что маг именно для этого только и существует. А на тех, кто пишет советскую эстраду, смотрели просто как на каких-то убогих. Хотя таких, конечно, тоже хватало...
   Так что, может быть, для каких-нибудь "нормальных" советских людей магнитофон и был просто предметом для развлечения; а вот для нас, "нетипичных" подростков, этот обычный бытовой аппарат для звукозаписи, несчастный десяток килограммов железа, пластмассы и радиодеталей сделался прямо-таки символом. Свободы, прогрессивности и вольнодумства.
   И вот что ещё интересно! Мы-то сами, конечно, о таких высоких материях вряд ли тогда думали. Просто увлекались музыкой, которую почему-то не пускают в советский эфир, а всякие "диссидентские" мысли о свободах если и приходили, то гораздо позже. И то далеко не ко всем. А вот директриса нашей школы, крайне идейная и беззаветно преданная делу Партии, - она-то этот момент просекала как раз вполне чётко! И к владельцам магнитофонов всегда относилась с подозрением, для неё маг тоже был символом - неблагонадёжности. Ей-богу! Не помню, правда, говорила ли она об этом на школьных митингах и собраниях, а вот когда имела беседы с родителями какого-нибудь очередного проштрафившегося бедолаги, так там среди прочих нравоучений у неё обязательно всплывал и магнитофон. Эта "игрушка", мол, не доведёт до добра!
   Да, вот в настолько суровых условиях тогда и приходилось существовать юным "меломанам"... Хотя, конечно, наша-то пламенная директриса - это особый клинический случай. Вторую такую ведьму надо было б ещё очень сильно поискать, да и такие ультрабольшевистские порядки - тоже. В те времена они уже практически отошли в историю. Да что далеко ходить: пока она строчила письма в Минкульт и ЦК КПСС о том, что надо запретить подрывной мультик "Бременские музыканты", в соседней школе старший пионервожатый, говорят, проводил чуть ли не семинары по современному искусству, и рок-музыке в том числе. Но вот нам с этим делом как-то не сфартило...
   А с другой стороны, и в этом ведь тоже был свой особый кайф. Одно дело - просто слушать музыку; совсем другое - втихаря передирать друг у друга затёртые ленты, ощущая себя при этом офигенным подпольщиком. А потом притащить их контрабандой в школу и заделать-таки несанкционированный рок-н-ролльный вечер! И гордо слушать после этого вопли большевички-директрисы, и смеяться в рожу гладким комсомольцам, - разве ж не кайф? Для особо ярых "нонконформистов", пожалуй, ещё и не меньший, чем сама музыка...
   Ну, ладно - учителям-то по долгу службы полагалось проявлять бдительность. Но ведь у многих из нас и предки тоже не отставали в этом деле! И считали всю эту меломанию, - а, соответственно, и магнитную технику, - сплошным развратом и разложением. Трудно приходилось ребятам... Мне-то, по крайней мере, хоть в этом повезло: отец и сам увлекался Высоцким и Галичем. Вот и я тоже вовсю их писал, параллельно с битлами, роллингами, и прочей "буржуазной заразой". Заодно с Высоцким шли записи и каких-то других "бардов", имена которых мы всё время путали, или даже вовсе не знали, тем более, что те записи были явно сборными, и самого мерзкого качества. Неважно - во всём этом чудился какой-то особый дух и настрой!
   Ну, а вместе с ними под ту же гитару и в таком же качестве вовсю звучал и магнитофонный блатняк.
   А уж мимо него-то я никак не мог пройти - мне ж эти нехорошие песни нравились аж с самых сопливых дошкольных лет! Да, да, вот прямо как и пелось в одной из таких баллад: "Я с детства был испорченный ребёнок..." Обожал слушать, как их поют старшие ребята во дворе или взрослые на застольях. И неважно, что смысла я особо ещё не понимал, но зато всё тот же "настрой" чувствовал прекрасно! Он же был явно не похож на натужный пафос советских песен, целый день трещавших из радио.
   И, кстати сказать, те дворовые песенки, с которых балдел испорченный ребёнок, в основном-то были просто лирическими или шуточными, настоящих блатных там было не так уж много. Но когда до них доходила очередь, чётко было видно: этим песням люди придают какое-то особое значение...
   Но это-то как раз понятно. Ведь поколение наших старших братьев выросло в период решений двадцатого съезда, а родители так и вовсе застали в полный рост славную эпоху культа личности и Гулага. Так что для них лагерная тема имела особый смысл.
   Ну, а почему эта тема вдруг оказывалась близка и нам, отдельным представителям молодёжи 60-70-х? - просто из-за тяги ко всякой левой "романтике"? Да нет, наверное, не только... Ведь не могу сказать, чтобы у нас так уж сильно процветала мода на уголовщину и приблатнённость, как в иных "неблагополучных" районах, о которых в народе ходили всякие ужасные рассказы. Нет, разного рода гопники встречались, конечно, и у нас, куда ж они денутся... Но вот взять хоть самых обычных ребят, которым просто хотелось жить, как нравится, а не как велят, гулять и веселиться, а не бороться за показатели соцсоревнования и за Единственно Верное Учение... Рядом с ними ведь тоже всю дорогу маячил Уголовный кодекс! Наша общественность и менты легко могли пришить рядовой веселухе "мелкое хулиганство", добыче дефицитных шмоток - "спекуляцию", а особо выдающимся любителям красивой жизни частенько приходилось думать и про статью за "тунеядство"... Ну, а для нас, трудных подростков, которым до смерти надоели пионерско-комсомольские проповеди, все вот эти представители "несоветской" молодёжи казались, конечно же, настоящими героями.
   Правда, это всё я понял гораздо позже. А тогда просто чувствовал какую-то эмоциональную близость к людям, исполняющим эти страшно привлекательные песенки... Так что диагноз был уже ясный и окончательный.
   Ну и после всего этого вполне уже можно представить, что произошло, когда к нам попали магнитные записи блатных песен! Конечно, к ужасу педагогов и родителей, это безобразие сразу сделалось у меня хоть и не главным, но всё-таки заметным увлечением. Правда, "блатными" те записи были весьма условно, мы ж тогда особо досконально и не разбирались, где там блатняк, а где не блатняк... Высоцкий и Галич у нас тоже шли за блат. Да и многие другие бардовские песни, потому что чистым КСП считались только лирика и заумь. А вот если песни были шуточные, не говоря уж о сатирических, или хотя бы просто про нашу жизнь, но совсем не ту, о которой стала бы петь официальная эстрада - так это всё мы тоже, особо не заморачиваясь, относили к "блатняку". Даже если никакой уголовной темы там не было и в помине.
   Да, и кстати, вот ещё занятный момент: нас-то ведь вовсе и не удивляло, что существует такие записи блатняка. Чего удивляться, если эти песни пелись в каждом дворе, а магнитофоны были у многих, - а уж зачем советскому человеку дан магнитофон, мы прекрасно знали... Это только для особо идейных и запуганных учителей и родителей было шоком - узнать, что такая "мерзость", оказывается, ещё и записывается и ходит по народу!
   А для нас неожиданным стало другое, - когда мы узнали, что подобные "неправильные" песенки, оказывается, исполняют с ресторанной эстрады!
   Конечно, нас, малолеток, никто и никогда не пускал в ресторан; да и не было настоящих-то ресторанов в наших полудиких новостройках. Только обычные кафе-столовые в типовых магазинах-"стекляшках". Иногда там проходили какие-то банкеты или свадьбы, на которых играли разные приглашённые ансамбли, и вот однажды мы вдруг услыхали, как из открытых окон кафе гремят не привычные популярные песни советской эстрады, а "Вишни" и "Мясоедовская"! Ну, это был просто шок и кайф. С тех пор мы всегда, когда слышали, что в кафе идёт банкет, собирались под окнами, и, разинув варежку, слушали... И хоть парочку таких песенок дожидались всегда. Говорят, что их играли и на танцплощадке, но вот этого я не слышал. В нашем клубе РЖУ на танцах всё было чинно и гладко, а на танцплощадку в ближайший пригород мы, понятное дело, не совались.
   Да, в те времена вся эта "музыка" вызывала у нас просто жуткий интерес. Ну, как и вообще всё то, чего, вроде бы, никак не должно было существовать в Советском Союзе по понятиям школы, пионерии, книжек, и радио-телевидения... А оно таки существовало!
   Но, правда, и наша родная Советская власть тогда уже понемногу дряхлела, и уже не особо-то энергично пыталась бороться со всеми этими "безобразиями"... Да, золотая брежневская эпоха бардака и пофигизма! Там ведь прямо на наших глазах режим превращался просто-таки в какую-то пародию на самого себя. Взять хотя бы все эти ужасы тоталитаризма, идеологический диктат, цензуру и всё такое прочее, - ну да, с одной стороны, они, вроде бы, и напрягали, а с другой-то - лишь делали нашу жизнь веселей и разнообразнее. Серьёзно! Ну, вот, например, с информационной свободой в СССР всё было, конечно, очень плохо. Ну и что? Для многих людей это обернулось просто увлекательнейшей игрой - "голоса", самиздат, всякие злободневные народные байки, циничная ирония в отношении всего официоза... Это ж был, можно сказать, целый романтический пласт нашей тогдашней жизни!
   И, кстати, оркестровые записи "блата" я впервые услышал... именно по радио. Но, естественно, подпольному. То бишь, радиохулиганскому.
   В нашем славном городе Ленинграде это было тогда большой редкостью, здесь их очень быстро отлавливали и пресекали, а вот в провинции "хулиганский" эфир вполне процветал, в те годы он был очень модной развлекухой. И я о нём слышал очень много рассказов, а вот ловить в приёмнике ни разу не приходилось. К большому сожалению, конечно, - ведь мне ж было интересно вообще всё по теме "подпольного" и "запрещённого"...
   И вот однажды всё-таки повезло - у друзей на даче в Ленобласти я словил такую передачу, причём совершенно случайно, когда просто от нечего делать крутил "Спидолу" на средних волнах, потому что днём в КВ-диапазоне "вражьи голоса" всё равно практически не вещали. И вдруг нарвался на нечто совсем неожиданное: "Говорит радиостанция "Запад"! Сейчас музыка будет!"
   И вот, значит, на этом радиохулиганском "Западе" и закрутили блатняк! Качество звука было, естественно, ужасным, да ещё постоянно накладывались помехи и уходила волна, но впечатление всё равно оказалось колоссальным! Сначала, правда, этот "Запад" транслировал каких-то обычных исполнителей под гитару, а потом вдруг пошла оркестровая музыка, и зазвучал довольно мощный голос. "Ваня Рубашкин" - как объявил "ведущий". Мы, конечно, безоговорочно ему поверили; и даже потом, когда узнали что Рубашкин никакой не Ваня, а Борис, всё равно ещё думали, что их, Рубашкиных, может быть, двое. Почему-то до этого никто из нашей компании его песен не слушал, да и вообще только пара человек была краем уха в курсе, что существует вот такой запрещённый эмигрантский певец. Но ничего, после этой хулиганской радиопередачи все сразу принялись искать его записи.
   И это оказалось несложно, записи были модными, и довольно широко ходили по народу. А через пару лет у нас в фонотеках блатняк стал уже самым обычным делом.
   Притом это были уже не плохонькие гитарные записи каких-то анонимных исполнителей; к середине семидесятых всё чаще стало попадаться и нечто "оркестровое", и уже не эмигрантское. Тоже, в общем-то, анонимное, под общей кличкой "Одесситы". Может, и попроще Рубашкина, но зато как-то романтичнее, что ли... Рубашкин-то, как все уже знали, обычный, нормальный певец "из Америки", - то, что он на самом деле из Зальцбургской оперы, мы узнали позже, но, в принципе, это было даже неважно. Главное - эти записи делались там, в "свободном мире", где всё легко и просто. А вот "Одесситы" - наше родное подполье. Романтика!
   И этого было вполне достаточно, чтоб нас не особо смущало и отвратительное качество записи, и то, что вся эта музычка была, если уж говорить честно, довольно-таки примитивная, да и песенки большей частью - далеко не произведения искусства...
   Конечно, мы и понятия не имели, кто ж они такие, эти "Одесситы", и могли только сочинять о них всякие цветистые фантазии. Что есть, мол, такие отчаянные ребята, которые до того любят блат, и так не боятся Советской власти, что собираются, играют и записывают всю эту музыку... То ли на подпольных хатах, то ли в одесских кабаках, - ни того, ни другого мы, естественно, никогда в глаза не видели, и поэтому могли воображать их себе какими угодно. А уж эти исполнители казались нам вообще какими-то былинными героями!
   Так вот и получалось, что привлекал нас этот магнитофонный блатняк не только сам по себе, и не только своей "запретностью", а ещё и той уймой мифов и легенд, что понавыдумывали о нём в народе. И для нас, юных несоглашанцев, такая романтическая атмосфера оказалась, наверное, не менее важна и интересна, чем сами песни. Недаром даже и мы, сопливые школьники, не только пассивно питались слухами, но и сами для себя изобретали на эту тему всякие навороченные баллады и саги!
   И с одной стороны, это было вполне понятно: откуда ж мы могли тогда знать, как всё это творилось на самом деле? А с другой, самое что смешное, - при желании-то вполне смогли бы и узнать! Ведь вся эта музыка и записи делались тут же, рядом с нами, и, как потом выяснилось, даже не особо-то конспирировались. Но нам, выходит, это было ни к чему... Слушать всякую небывальщину, и самим сочинять её, - безусловно, интереснее.
   Такая уж жизнь тогда была... сказочная. Побуждала она к творческому взгляду на мир.
   Но мы-то - ладно. В конце концов, просто индивидуумы с богатой фантазией, и слишком изощрённым восприятием действительности... но ведь таких "фантазёров" по стране тогда был целый легион! И всё, о чём я тут рассказывал, - это оказалось лишь так, цветочки, лёгкая разминка...
   А настоящий фонтан всенародных легенд ударил тогда, когда в этом жутко интересном и загадочном мире подпольного магнитного блата вдруг появилось нечто и вовсе сверхъестественное. Даже не новая звезда, а уже целая галактика - Аркадий Северный.
   Но вот на этом, увы, мне уже придётся лишь скромно замолчать. Конечно, я тоже когда-то наслушался про него массу красочных басен, и даже самого тянуло чего-то к ним присочинить, но потом узнал, что творилось в голове у некоторых товарищей... Нет, после этого лезть со своими блёклыми рассказами уже просто неприлично. У людей-то действительно было всё серьёзно! Вообще какая-то психоделия. Хотя мы в те годы точно не употребляли никакой дури, кроме алкоголя.
  
   В общем, пусть об этом дальше рассказывают те, кто сходил с ума от записей Северного по-настоящему.
  
  
  

ИСТОРИЯ ВТОРАЯ

Рассказ отпетого романтика

  
  
   - Ну да. "Кто сходил с ума от записей Северного по-настоящему" - это точно про меня.
   И наверное, всё это и впрямь не назовёшь иначе как изменениями сознания. Особенно если смотреть со стороны. Да ещё трезвым взглядом.
   Но ведь в том-то и дело, что весь этот "психодел" крыл нас не только безо всяких препаратов, но даже и без спиртного! Лично для меня вся эта музыкальная подпольщина сама была не хуже любого наркотика, и не только в смысле эмоционального кайфа - она ведь ещё и возбуждала в мозгах всякое безудержное фантазирование. А фантазии у нас в юности действительно были такие, что просто застрелиться...
   Теперь трудно даже изложить всё это понятным языком. Но я попытаюсь.
   Поначалу, правда, ничего не предвещало подобных страстей. Блатняк я в школьные годы записывал и слушал точно так же, как и все мои товарищи, и даже не могу сказать, чтоб я с него балдел как-то особо больше, чем другие. Рок-то, пожалуй, завлекал тогда сильнее.
   Но вот в классе, вроде бы, в восьмом, - то есть, в семьдесят шестом году, - один знакомый подкинул мне пару катушек. На одной были куплеты про евреев и весёлые матерные песенки, - некоторые я уже слышал, и фамилию исполнителя тоже знал, только неточно. Кто говорил - Беляев, а кто - Белов... А вот на другой ленте вдруг услышал голос, совершенно не похожий на всё, что доводилось слышать до этого! "Аркадий Северный! Музыкальный фельетон. Вы таки хочете песен - их есть у меня! Программа для Госконцерта!" И...
   ...А то, что произошло дальше, я даже не знаю, какими словами и описать! Это было... ну, просто какая-то магия - точно отворилось волшебное окно в параллельный мир, и бедного питерского школяра накрыло неизъяснимым и романтическим духом старинной Одессы... Звучит это, конечно, как дешёвая патетика, но ей-богу, ничего другого тут и не скажешь. И каких миражей нагромоздило тогда моё сумасшедшее воображение - даже и не спрашивайте, этого я и сам себе не смог бы внятно объяснить. Да оно и неважно! Был ли там действительно этот самый "дух", или это только раздуло мою собственную фантазию - какая, собственно, разница? Всё равно я с головой очутился в этой самой мифической "Одессе", и отчего? - от нескольких песен из хрипатого ящика!
   Чёрт его знает, как выглядит настоящий транс, но, наверное, это был именно он.
   И ведь мало того. Почти тут же я умудрился найти в этой записи и ещё один повод для кайфа, совсем уже, честно говоря, бредовый... Хотите - смейтесь, но я реально ощущал, будто поимев такую необычную запись я прямо-таки нашёл клад или сделал историческое открытие! И от этого "обладания редкостью" весь был преисполнен идиотским восторгом... Хотя ведь прекрасно при этом понимал, что магнитная запись, ходящая по рукам, особой редкостью быть просто не может, и наверняка она уже есть у многих. Но всё равно! Чувство было такое, как будто я её не переписал у товарища, а нашёл не меньше чем в одесских катакомбах, или раскопал в каких-то секретных архивах!
   Конечно, в моём уже далеко не детском возрасте не подобало бы уж так сходить с ума. Но вот такое убойное впечатление произвела эта запись!
   Не, ну а с другой стороны, скажите - как мне было не посчитать её "раритетом", если она была абсолютно непохожа на весь остальной блатняк с тогдашних магнитных лент? Там уже сама собой напрашивалась мысль, что запись-то не нашего времени, а каких-то минувших былинных эпох... И уж в этом-то, между прочим, я был вовсе не одинок. Точно так же думали тогда многие, мне потом приходилось не раз об этом слышать.
   Но меня и тут угораздило зайти, наверное, дальше всех - потому что поначалу я вообще решил, что всё это было записано аж прямо тогда, в нэповской Одессе! Хорошо хоть не успел никому об этом рассказать... Какие-то остатки здравого смысла, видимо, во мне сохранились, и старинность этого "клада", увы, пришлось всё-таки подкорректировать. С большой неохотою. Но что ж поделать, такая старинная запись могла бы быть только на пластинках, шипяще-трескучий звук которых ни с чем не спутаешь. А у этой качество хоть и тоже было не ах, но на пластинку ничуть не похоже... Значит, хошь не хошь, а если она изначально магнитная, то уж никак не раньше конца сороковых, да и то с натягом; скорее - середины пятидесятых. Историю-то звукозаписи, хотя бы в самых общих чертах, знали тогда даже последние двоечники. Ну, так что ж... Выходит - это не прямой привет из старой Одессы, а ретро, заделанное каким-то старым одесситом? То ли в самые мрачные времена позднего сталинизма, то ли в начале оттепели... Ну и ладно! Такой сюжет тоже вполне колоритен и романтичен!
   Такие вот сказки я себе тогда навыдумывал... Да и не просто сказки даже, а целую развёрнутую мифологию.
   И конечно, я не стал бы так фонтанировать всей этой шизухой, если б мне хоть чего-нибудь рассказали об этом Северном - но о нём, как назло, никто ничего не знал. Начиная даже с того товарища, который принёс мне те записи. Но он вообще, в отличие от меня, абсолютно не был подвержен романтическим припадкам, и личность исполнителя у него никакого интереса не вызывала. Ну, Северный и Северный. Да, вот такие разные люди слушали тогда блатной магнитиздат... Ну, а я, вдохновлённый своими "открытиями", стал с утроенным усердием шариться по фонотекам знакомых, - и записи Северного кое у кого оказались! Правда, те же самые; и в итоге я нашёл всего пару-тройку песен, которых у меня не было, но каждую такую "новую" песню воспринимал уж действительно как отрытый клад. А ведь всего-то, как потом оказывается, было у меня восемь песенок из первого концерта, и семь из второго. И я даже и не заметил, что это куски из разных записей! Видать, они так действовали на неустойчивую психику, что возбуждали в ней фантазии вне всякой зависимости от смысла и связности текстов...
   Кстати, будь эта запись полной, я бы, конечно, не бредил о "конце сороковых". Ведь там в текстовых миниатюрах между песнями говорилось и о Рубашкине, и о Высоцком, и о фильмах шестидесятых годов, - в общем, вполне было бы понятно, что и писалось это никак не раньше. Но что ж поделать! Приходилось строить фантазии из того, что есть.
   А вот о том, кто ж такой этот загадочный Аркадий Северный, люди несли такую пургу... Кто-то соглашался с моей версией о "послевоенном ретро"; а кто-то всё-таки говорил, что Северный хоть и действительно старый одессит, но эти записи не начала пятидесятых годов, а современные, или, в крайнем случае, середины шестидесятых... Но были и такие "знатоки", которые уверенно говорили, что Северный начал петь ещё в тридцатых! То есть, надо было понимать так, что он всё-таки записывался на фонограф или шеллак, а не только на магнит? В этом, конечно, были очень большие сомнения... В качестве подтверждения вспоминали об утёсовских пластинках с блатными песнями. Кто-то договорился до того, что Северный - это Утёсов и есть! А что? - записи были хреновые, тонкостей не разберёшь, а что-то похожее в интонациях действительно мелькало... Но самое сногсшибательное предположение было такое: поёт на этих записях Утёсов, а монологи читает Михаил Водяной! Ну, а "Аркадий Северный" - это их коллективный псевдоним...
   Я, правда, в такие экстравагантные версии не очень-то верил, но остался при мнении, что это весьма старые записи, самых-самых лохматых-пятидесятых годов. И мне, как нарочно, кроме тех кусков из "одесских циклов" никаких других записей Северного не попадалось. Оставалось думать, что они единственные, и с тех давних пор легендарным Аркадием Северным ничего больше и не записывалось... Вот так я и слушал себе, и тащился помаленьку, как от самих записей, так и от своих фантазий.
   Ну и, в общем, после всего этого вы уже легко можете себе представить, что случилось с моим слабым мозгом, когда я узнал, что существуют записи Северного под ансамбль!
   Да, об этом действительно стоит рассказать в деталях. Там я навертел таких сюрреалистических химер, что теперь не всегда уже верю и сам, что это было со мной...
   Итак, это случилось в конце лета 1977 года. Была какая-то очередная гулянка у нас во дворе, то ли по поводу, то ли экспромтом - уже и не помню... А я как раз накануне услышал у кого-то небольшой кусочек записи Северного в сопровождении музыкантов, от которой пришёл в натуральный экстаз. Хоть та запись была самого омерзительного качества - такого, что не разобрать было даже и слов. Но сам факт! Сам сюжет - "старый блатной одессит обзавёлся оркестром"! - это ведь был сплошной романтический угар. Правда, переписать эту скверную запись я ещё не успел. Но она стала у меня основной темой для разговоров, с которыми я ко всем приставал.
   И вот тут, на пьянке, вдруг оказалось, что мне просто дико повезло!
   Очередной собеседник, знакомый парень из соседнего двора, мои восторги не разделил, сказал, что блатняком особо не интересуется, - так что на этом, по идее, наш разговор и должен был закончиться... Но тут он неожиданно выдал, что у него есть какой-то дальний родственник, музыкальный коллекционер, у которого имеются записи Северного под ансамбль в хорошем качестве! Хотя тот родственник тоже вовсе не спец по блатняку, и собирает один только джаз, но вот каким-то образом и у него оказалась эта подпольщина.
   Да, товарищ явно не предполагал, что при мне не стоит ляпать такую сногсшибательную информацию!.. Я, конечно, сразу же загорелся, и начал его донимать - мол, нельзя ли там как-нибудь организовать копии для одного бедного любителя? Ну, сами понимаете... Увы, - оказалось, что всё это как-то очень сложно: этот идейный коллекционер свои ленты на сторону никому, естественно, не даёт, перезаписью за деньги не занимается, а за просто так - ему вечно некогда... Я, честно говоря, не очень уже и помню, о чём и как там дальше шёл разговор... но в итоге товарищ вдруг предложил мне такое, чего я никак и не ожидал! Присоединиться к нему, когда он снова намылится к своему родственнику просто в гости, на посиделки с водочкой или коньяком. Ну, а там попутно сделать уже и перезапись.
   Тут я, конечно, впал уж просто в дикий восторг. Поехать в гости к настоящему коллекционеру - это уже было интересно; а там записать, да ещё заодно и попить... Под такое дело даже не жалко поставить и лишний пузырь!
   Правда, по ходу пьесы ещё выяснилось, что ехать придётся со своим аппаратом, - второго магнитофона там не было. То ли коллекционеру джазовых пластинок он был и не нужен, то ли мне так не повезло, что второй маг был у него в ремонте... не помню. Да и не важно. Меня это ничуть не напугало: таскать магнитофоны на перезапись - это была совершенно стандартная практика для того времени. Для того они и выпускались в виде чемодана с ручкой.
   И вот в один из вечеров мы, наконец, поехали к тому коллекционеру, - а жил он не близко, на Удельной. Захолустный райончик, и, как казалось тогда моему распалённому воображению, как раз подходящий для подпольной хаты с записями Северного... Хотя, на самом деле, район был самый обычный - тихий, патриархальный и живописный, бывший дачный пригород, от которого ещё осталось несколько островков частной застройки среди утонувших в зелени дворов с двух-трёхэтажными сталинскими домиками, рядом с огромным диким лесопарком. Правда, невдалеке была ещё и знаменитая психушка имени И. И. Скворцова-Степанова, по народному - "Скворцы", но речь сейчас не про неё...
   И квартирка этого деятеля не обманула моих ожиданий - выглядела она совершенно "по музыкальному". Вся заставленная стеллажами с пластинками, обвешанная фотографиями и плакатами, и со всяческой радиотехникой в каждом углу. Несколько проигрывателей, усилители, и ещё что-то непонятное - часть техники там была без корпусов, просто платами наружу, и трудно было понять, что это такое. Два или даже три комплекта колонок. А вот магнитофон - современный стоячий серебристый аппарат, то ли "Юпитер", то ли "Ростов", - действительно был один. Вроде бы, где-то в углу и притулился старинный деревянный гробик типа "Днепра", но на такой я, конечно, и сам не захотел бы переписывать. Так что свой магнитофон тащил всё-таки не зря.
   Ну что ж, расставили мы технику, подсоединили, настроили... Вернее, сначала-то, конечно, выпили за знакомство. А дальше было так: хозяин уселся с моим товарищем за игровой столик - что, собственно, у них и было поводом для встречи. Но играть они, как оказалось, собирались не в очко, не в буру, и даже не в гусарика, а в шахматы-блиц! - интеллигенция хренова. Ботвинники... Ну, а я шахматами не увлекался; поэтому коллекционер просто дал мне ленты - пиши, мол, сам, - и они с товарищем погрузились в игру. За одной из бутылок грузинского коньяка, которые мы притащили. А я, стало быть, приступил к записи.
   На ленте оказался уже знакомый мне второй одесский цикл-"радиопередача"; правда, качеством много лучше, чем всё, что до сих пор попадалось, да и длиной на целый час, чего я раньше тоже никогда не слышал. Я это дело поставил на запись, но к "гроссмейстерам" и к коньяку выбирался только пару-тройку раз - всё-таки интересно было слушать! Ведь мне до этого попадался всё время какой-то разнобой, да ещё, оказывается, некоторые идиоты писали оттуда только песни, выкидывая монологи. На хера им тогда, спрашивается, вообще был нужен Северный, если не дано понимать, в чём самый цимес записи?! В общем, так я и писал, слушал, да тащился. Но вот лента закончилась, я слегка поднаверстал градус, и взялся за другую... И какое-то странное возбуждение ощутил уже при первых словах, когда чей-то задорный голос объявил: "Итак, третий одесский концерт... Исполнитель - Аркадий Северный! В сопровождении ансамбля "Четыре брата и лопата"... ну, и так далее.
   А потом грянула музыка... и я вообще перестал соображать, где нахожусь. Вроде, квартира на питерской окраине... кругом какие-то джазовые лица на плакатах... приглушённый свет от торшера, и таинственное мерцание радиотехники... за открытым окном тёмно-синий ленинградский вечер... - а я таки в Одессе!!! В которой никогда не был. Да, волшебная сила искусства! - хоть и затасканное это выражение... В общем, коньяк допили без меня. Но я и без коньяка уже был хорош.
   ...Лента дописалась, а время уже поджимало к полуночи; распрощались мы, - вся голова была в тумане... На последнем автобусе я приехал домой, и начал всё слушать по новой, уже в ночи. А второпях и от восторга я у этого коллекционера так ничего и не спросил: что это за ансамбль, каких лет запись... да и о том, кто такой Аркадий Северный, он мне, может быть, рассказал бы... Правда, я ещё намеревался встречаться с ним в будущем. А пока стал домысливать сам.
   И вот что у меня вышло: "Третий концерт"... - значит, третий после каких-то двух. Каких? Да тех самых, "одесских циклов" под гитару! Первая песня "Вернулся-таки я в Одессу"... - откуда вернулся? Или посадили после гитарных записей, или пришлось скрываться. А потом вот вернулся, да не просто так, а уже с ансамблем! Логично? Вполне! А поскольку те "циклы" я считал, как уже говорил, записями начала шестидесятых годов, то и про эту оркестровую запись почему-то решил, что она тоже родом из шестидесятых. Почему? - теперь уж и не поймёшь... Но решил. К тому же она, как я понял гораздо позже, у джазмена была неполной, и там, как нарочно, были выкинуты как раз те пародии на эстрадные песни семидесятых, по которым я мог бы догадаться о правильной датировке. Вот от такой ерунды оно и зависело, наше доморощенное мифотворчество...
   В общем, эта музыка капитально дала мне по мозгам. Что в полный рост проявилось через несколько дней, когда мы в компании с тем же товарищем выбрались по грибы в леса Карельского перешейка. Ну, а как себя ведут нормальные люди в таких случаях? - просто ищут грибы, да любуются окружающей природой... а вот у меня в этот раз всё получилось сложнее. В какой-то момент вдруг сам себя поймал на том, что, оказывается, иду по лесу, ничего вокруг не вижу, и напеваю вполголоса под хруст шагов, прямо все песни подряд по записи... Товарищ услышал, и лишь покачал головой: надо, мол, было сразу идти сдаваться в "Скворцы", благо недалеко. Только через какое-то время я замечаю, что и он чего-то бормочет. Прислушался - точно! "Сидели мы с кирюхою, ого!" Ага. Будем, стало быть, в одной палате...
   Ну, и вот, значит, слушал я эти записи всю осень, и всем знакомым давал слушать и писать, восторженно сопровождая своей "исторической версией". А до того коллекционера я добрался вновь только под самые ноябрьские, когда уже выпал лёгкий снежок...
   Дворы Удельной стали совсем прозрачными среди частокола голых чёрных деревьев, и выглядели, пожалуй, уже менее таинственно, но так же "подходяще" к записям Северного... Впрочем, не обращайте внимания. У меня всегда была мания ассоциировать музыку с каким-то визуальным антуражем. Как тот "Кирюха" уже навсегда слился в сознании с пронизанным солнцем сосновым мелколесьем, голубовато-белым мхом и сиреневым вереском... "Скворцы", действительно. Чего уж там говорить, если идеальным фоном для всех песен Северного мне казался вообще... ресторан Витебского вокзала! Его вид сразу же вызывал в памяти какую-нибудь из песен. Может быть, потому что там был стильный интерьер - декор эпохи модерна, напоминающий о нэпе, а обстановка - уже чистый привет из пятидесятых, романтической оттепели. А вокруг - возбуждённая суета вокзальной жизни, где почти все люди так или иначе выдернуты из рутины обычного существования, - что тоже как-то попадает в тон тех песен... А иногда мелькают даже и их подлинные герои, жулики и бродяги... Ну, фантазировать можно много. Но всё равно, никогда в жизни я сам себе не смог бы внятно объяснить, почему меня так замкнуло с этим вокзалом и рестораном! Ладно, эта игра в ассоциации, наверное, уже мало интересна...
   В общем, в начале ноября я приехал на Удельную к тому джазовому коллекционеру. Ещё накануне, когда мы созванивались о встрече, он мне сказал, что у него появилось целых три оркестровых записи Северного! Теперь-то конечно, это смешно звучит - "целых три", - но тогда и впрямь казалось значительным. Так что я ехал весь в предвкушении новых грандиозных "открытий"...
   Но для начала, конечно же, я пристал, наконец, к бедному джазмену со своими наболевшими вопросами - о том, кто такой этот Северный, кто делал такие замечательные записи, ну и так далее... Но вот с этим-то он меня и не порадовал. Всё-таки его по-настоящему интересовал только джаз, а Северного, как оказалось, ему какие-то товарищи чуть ли не навязали. Но, тем не менее, что-то ему там понравилось, и он даже собирался приобрести ещё несколько. А пока что и сам знал немногое, и питался почти такими же обрывками сказок, что и я... Да ещё и как-то без энтузиазма. "Ну да, Северный - одессит... Но записывался вообще-то в Питере. Сидел? - наверное, сидел... Гитарные записи? - да, наверное, шестидесятых..." Только про записи с ансамблем он заговорил увереннее, - что это дело, мол, точно современное, и "Третий одесский" - далеко не первая запись под оркестр. Те, что у него есть сейчас, были раньше неё... Но после той каши, что он развёл в начале разговора, я всё это пропустил мимо ушей. Или просто уже не хотел расставаться со своими заблуждениями.
   В общем, я переписал те ленты, опять усидев под это дело с хозяином две бутылки коньяка, и опять приведя себя в маловменяемое состояние... Толком я эти записи прослушал уже дома, на другой день. И... воспринял их всё равно, как нечто записанное после "Третьего одесского концерта". В них самих, правда, не было ничего такого, чтобы делать подобные выводы, но уж больно мне нравилась моя версия, что Аркадий Северный вернулся-таки в Одессу после гитарных... Хотя эти записи были, - как я узнал позже, - как раз таки первым и вторым "Одесскими концертами".
   А подлинный разгул фантазии пошёл тогда, когда аплодисменты, слышимые в каких-то песнях, и парочка соответствующих реплик навели меня на мысль, что это - эстрадные записи! Стало быть, тогда, в чудесных шестидесятых, этот загадочный одесский артист давал со своим ансамблем и настоящие подпольные концерты?! Вообще фантастика... Летняя эстрада в одесском парке... нет, это всё-таки слишком нахально... ну, тогда кабачок, такой небольшой, полуподвальный, со сводчатыми потолками, где на маленькой эстраде в углу Аркадий Северный поёт для сугубо своей публики... А может, и наоборот, - большой светлый зал, где-нибудь в санатории под Одессой, на берегу моря, который снят на всю ночь специально для концерта... В общем, слушал я это всё опять в каком-то полутрансе, в романтическом таком тумане. Эх, Одесса...
   Но и это ещё не всё.
   На третьей коллекционерской ленте оказался лирический концерт. Тот самый, который - как я тоже узнал только потом, - называют странным именем "серия А"... Мало того, что он вообще был мало похож на "одесские", но ещё, как нарочно, на той бобине оказались перепутаны первая и вторая сторона. Так что слушать я его начал с песни "Заметался пожар голубой..."
   Ну, и... тушите свет. Бредовая мифология начала твориться прямо на ходу!
   Позорно, конечно, но я тогда даже и не понял, что это стихи Есенина. Слова "первый раз я запел про любовь" я воспринял совершенно буквально, от имени Северного, и в том смысле, что это - его самая первая запись не блатных или одесских, а любовных песен... Ну, в общем, можете себе представить, какой "сценический образ" подпольного артиста Северного сложился у меня после всего этого в воспалённой голове! Каким разносторонне одарённым творческим деятелем и суперлегендарным героем должен был я его воображать...
   И было всё это, как я уже говорил, в ноябре 1977-го. Полученных впечатлений мне хватило чуть ли не до весны, я всё слушал и переслушивал эти записи, устраивал сеансы прослушивания всем желающим, а иногда даже навязывал и не особо желающим, и очень обижался, если люди не разделяли моего романтического восторга... Ну, а потом, наконец, слегка отрезвев, я решил поискать, нет ли в природе ещё каких-нибудь записей Северного, чтоб словить такие же сильные впечатления. Но к "Скворцам" ездить мне уже не пришлось, - узнал, что записи есть куда ближе... Ну, как всегда: что под носом - то не замечаешь. Коллекционер жил вообще на соседней улице.
   Но что там записи! Главное оказалось в другом... Их обладатель просто убил меня на месте, растёр и изничтожил ещё до того, как я успел у него чего-то послушать и записать. Когда он совершенно простодушно, между делом, начал рассказывать, где он брал эти записи (а оказалось - у людей, знакомых с самим Северным!) и, соответственно, - кто ж такой Аркадий Северный на самом деле, и как сотворялись все эти записи... Ну, это я пересказывать уже не буду.
   Вот так! - стал я с тех пор общаться с коллекционерами, записывать Северного у них, и весь состряпанный мной романтический флёр разлетелся вдрызг... Конечно, музыка Северного от этого хуже не стала... но всё, что я слышал у него в дальнейшем, уже воспринималось как-то по-иному.
   Да, не надо развенчивать легенды!.. Или не надо их выдумывать?
   Но это уже философская тема...
   А про записи пусть дальше рассказывает тот самый коллекционер.
  
  

ИСТОРИЯ ТРЕТЬЯ

Рассказ коллекционера и немного о чекистах

  
  
   - Легенды, говорите?
   Ну, ещё бы! О чём разговор... Помню, помню. Как же.
   И, честно говоря, в моей жизни такое бывало далеко не один раз: когда человеку, знакомому лишь со всякими народными слухами и фантазиями про Аркадия Северного, начинаешь рассказывать, как оно есть на самом деле, - человек впадает в лёгкое остолбенение.
   Некоторые ещё пытались слабо сопротивляться, не желая принимать такую прозу и расставаться с фантазиями. Но деваться-то было некуда. За моей информацией стоял неубиваемый козырь - знакомство с настоящими ленинградскими коллекционерами блата. Что легко подтверждалось моей фонотекой, невиданного для простых советских людей объёма и качества.
   Правда, сам-то я таким уж авторитетным коллекционером, конечно, не был. И даже в наших дворах меня знали далеко не все. Я ведь тогда и сам только-только начинал... Честно говоря, мне просто повезло - я довольно-таки рано познакомился с серьёзными коллекционерами подпольной музыки. Вообще-то таких недорослей, как я, в том мире особо не привечали; так что по-настоящему в их круг я, конечно, не попал. Но понятно, что во многом мне было гораздо проще, чем "рядовым любителям" - я мог узнавать информацию про всю эту кухню подпольных записей почти из первых уст. Тоже, правда, со всякими сказками, не без этого... Но это отдельная тема. А чтоб добыть записи, мне уже не требовалось никаких особых усилий. Пожалуй, со стороны кому-то могло показаться, что так оно даже скучнее...
   Но всё равно! При всём знакомстве с этим коллекционерским миром, и у меня тоже бывали подчас всякие странные, и даже по-своему романтические моменты, связанные с записями.
   Ну вот, например, в моей бурной юности однажды произошла просто трагикомическая история - мне довелось услышать совершенно уникальные записи Аркадия Северного, причём при весьма странных, можно даже сказать - загадочных обстоятельствах. Да вот только о самих записях в памяти осталось совсем немного!
   И по причине до идиотизма простой...
   Ну, у каждого в жизни, наверное, были такие моменты, когда задним умом прокрутишь события... и хватаешься за голову: "Ну зачем, дурак, столько пил?!" И не только тогда, когда влипал в скверные истории, а ещё и потому, что пьяные мозги частенько просирали всё самое интересное. По молодости я считал, что из подобных моментов в моей жизни самая вопиющая подлянка была такая: оказался с красивой девушкой, а наутро - полная стерильность в памяти... вернее, как раз всего-то и обидней, что не полная, а с того момента, как её уже раздел... Действительно, засада. А теперь я об этом и думать забыл, - тоже мне, невидаль. Вот насчёт тех записей, что растворились в алкогольной амнезии, - это действительно обидно.
   Правда, кое-что я всё-таки помню, и попытаюсь тут изложить; но сначала всё же надо рассказать, какой непонятный товарищ устроил мне это прослушивание. До того непонятный, что придётся всё это поведать в подробностях...
   Итак, июньским днём 1979 года, весь в счастии от начала своих студенческих каникул, я сидел дома и предвкушал разные грядущие безобразия свободной жизни. Вот в этот момент ко мне и принесло очень странного визитёра.
   С виду это был обычный парень, чуть постарше меня, в растянутой красной "челентановской" футболке, стареньких, но фирменных джинсах; правда, без хайров, фенек, и какой-либо "символики", - в общем, совершенно типичный представитель советской молодёжи. Только он сразу с порога понёс такое, что хоть подставляй табуретку, чтоб не сесть на пол...
   Оказалось, на днях его вызвали повесткой в транспортную милицию Октябрьской железной дороги на Финляндский вокзал, потому что согласно протоколу от такого-то числа он проезжал в электричке без билета, и штраф платить отказался. А он, стало быть, никакого числа ни в какой электричке, ни с билетом, ни без билета не проезжал! Но главное, что согласно приложенной копии протокола, проезжал он ещё и не один; а вторым безбилетником там означен именно я - вот, и ФИО, и адрес... И интересно ему теперь знать, с кем это я там был, и какая ж это сволочь из моих знакомых устроила такую подлость?
   А мне захотелось узнать то же самое, потому что и я ни в каких электричках не ездил! Правда, в отличие от него, я и повестки не получал... Но раз он ко мне пришёл и с ФИО, и с адресом, значит, всё правда - какие-то два гада нас так подло подставили. Нежданный гость, представившийся Алексеем, почему-то сразу поверил, что меня действительно не было в той электричке, и я здесь тоже лишь жертва; и стали мы перебирать всех своих знакомых, чтоб вычислить общих. Да только никак ничего не сходилось...
   - Ладно, - сказал он наконец, - потом разберёмся. Надо на Финбан ехать, прояснить ситуацию.
   А времена ведь тогда были такие, что контролёрам и впрямь было не лень составлять протоколы. Так что я не особо и удивился. Думаю: надо действительно доказать, что я не верблюд, а то ведь потом забомбят телегами по месту учёбы. Был бы я постарше да пообстрелянней - сидел бы на жопе ровно, да складывал ихние повестки в туалет, а тогда чего-то задёргался...
   Что ж, поехали мы на Финбан. По пути Алексей показал мне бутылку, - вот, мол, везу, мало ли придётся дать для отмазки. Я таких раньше и не видел - вся чёрная, и стекло и этикетка. Настоящий португальский портвейн. Наверняка дороже штрафа за безбилетный проезд. Впрочем, это тоже было понятно: он, как и я, не хотел всяких телег и приключений на свою задницу. Тут и два портвейна отдашь.
   Теперь уж не помню, готовился ли я внутренне к разговору с транспортными ментами, или храбро изображал пофигизм, но только завершилось всё в две секунды. Нашли мы эту ментовку, которая притулилась там чёрт знает где, за запасными путями, зашли... На наше счастье контролёр, который составлял протокол, как раз оказался тут же. И он, рассмотрев нас со всех сторон, не опознал.
   На этом наше "дело" и закрылось, протокол аннулировали, и нам сказали заветную фразу "Вы свободны". Даже ещё посочувствовали, что у нас оказались такие подлые знакомые. - Вы, - говорят, - там разберитесь... Можете потом и заявление написать.
   Мы, конечно, пообещали, что про всех напишем, и вывалились на волю. Душа, честно говоря, чирикает, а тут оказалось, что и "взятка" осталась невостребованной.
   - Ну, что? - говорит мой новый знакомый, - Отметим?
   Я бы и не напрашивался на такую халяву, но раз он сам предложил... Что ж, сели мы на ящики в каком-то закутке на задворках всё у тех же запасных путей, в тенёчке под старыми липами... И, кстати, помню - как раз в тот момент откуда-то издалека, может быть, даже из окон того же линейного отдела милиции, удивительным совпадением раздавалась запись "одесситов" - "Это было летом, в жаркую погоду, когда сидели мы под липами в скверу..."
   Дорогущий фирменный портвейн мне показался ничуть не лучше нашего, но это неважно. Попытался я было возобновить расследование по вычислению наших общих знакомых-гадов, но Алексей как-то быстренько свёл разговор на политику. Ну, этому я не нисколько удивился. Поливать Советскую власть - это был тогда самый распространённый вариант "салонного" трёпа. Я, грешный, и сам этим страдал, - благо, чтобы изображать такую фронду, ума много не надо, а за "интеллигента" и "либерала", глядишь, и прокатишь...
   Так что беседа себе полилась... да только очень скоро пришлось мне прочувствовать всю убогость своего "диссидентства". У меня-то что было за душой? - антисоветские анекдотики, да вражьи голоса; а мой новый знакомец как пошёл лепить про правозащитные движения, хельсинкскую группу, да самиздат... Я только сижу с разинутой варежкой, да поддакиваю. Раньше я слыхал про такие чудеса только по тем же "Голосам", а тут, нате - живой свидетель! Впору бы загордиться - с кем пью! - да вот тут-то и подоспело осознание убогости... Потому что Алексей стал меня ненавязчиво спрашивать: а касаем ли я хоть как-то до всего этого? знаю ли кого-нибудь? А мне и ляпнуть нечего... Даже соврать опасаюсь, чтоб не сморозить глупость.
   ...А ведь было б чего сказать - всё бы, придурок, так ему и выложил. Эх, тупоголовая юность...
   До меня ведь только через несколько лет, когда этот Алексей давно уж исчез с горизонта, стало доходить - всё это было не случайно! А потом и один знакомый, бывший чекист, изгнанный из органов за пьянство, подтвердил: сексот, и к бабке не ходи. То есть, даже и не полноценный агент, а так, сам на чём-то раньше заловленный, и подсылаемый... К таким дуракам, как я. Я ведь в родном вузе был на "хорошем счету", потому что от инфантильной удали нёс антисоветчину на каждом шагу; и наверняка уж, где надо, всё было взято на заметку. Вот, видимо, и проверяли, кто я - просто язык-помело, или с кем-то всё-таки связан? Ведь так, протряхивая частым бреднем каждого болтуна, да заодно подвербовывая, и выходили на самиздат и каналы доставки литературы из-за бугра. Масса лишней работы, - как сокрушался тот же чекист, - но ничего, людей для этого хватало. Ведь большинство нашей "диссидентствующей" интеллигенции уже при лёгком нажиме начинало стучать, высунув язык от усердия. Со страха лишиться не жизни, и не свободы, а самой паршивой ступеньки своей карьеры...
   Одно только удивляло того чекиста, - откуда весь этот железнодорожный детектив? С такими, как я, обычно знакомились просто у пивных ларьков. Я ж не известный диссидент, в самом деле, чтоб брать меня в такую сложную разработку. Наверное, как-то сам того не осознавая, ляпнул чего-то, показавшееся им особо важным... Но что я такого мог ляпнуть? Разве что страшную государственную тайну типа того, что дорогой Леонид Ильич у нас маразматик?
   Вот такого знакомого мне тогда сосватал Господь... Вернее, мой собственный язык с дурной головой. Бог-то меня, дурака, как раз хранил - потому что ничего такого болтануть я так и не успел. А встречались мы с этим Алексеем ещё несколько раз, и базарили всё на те же темы; но он, видать, убедившись, что я не связан ни с кем, кроме как с коротковолновым диапазоном, интерес ко мне стремительно терял... Общих знакомых-гадов мы так и не вычислили, из его института я вообще никого не знал... Кстати, я уже и забыл, какой вуз он называл своим местом учёбы, - что-то электрическое, не то ЛЭТИ, не то Бонч. Но мне всё хотелось его удивить, - что и мы, мол, чего-то знаем и могём. Ещё хорошо, что были каникулы; а то ведь, глядишь, и нашёл бы в родном вузе какое-нибудь диссидентство, и побежал бы этому к товарищу с полными штанами радости и подробным рассказом... Вот так красиво чекисты раскручивали лохов.
   Да, а где же, вы спросите, тут музыка и Северный?
   Сейчас будут.
   Уже на второй встрече с этим субъектом политического сыска у нас как-то вдруг среди разговоров о "судьбах России" проскользнуло чего-то про блатную музыку. Вот тут я и воспрял. Тут - думаю, - тебе не хельсинкская группа. Тут уж я буду банковать...
   К тому времени я уже был знаком с некоторыми серьёзными питерскими коллекционерами всякой эмигрантской и подпольной музыки. И пусть я для них был, конечно же, никакой не "коллега", а всего лишь небогатый и несерьёзный клиентик; но, тем не менее, хорошие записи имел. И мог уже задирать нос перед такими простыми слушателями, у которых блатняк был в основном в виде сборников поганого качества. А хвастаться-то я вообще любил, каюсь... Так что я сразу же, весь в предвкушении триумфа, заволок Алексея к себе домой, и врубил музыку... И что ж? - мои записи его действительно заинтересовали, а вот рассказы про коллекционерский мир, как уж я не надувал щёки, - не очень! Он хоть ни с кем оттуда и не был знаком, и даже не знал никаких имён, но всю механику этого дела, похоже, представлял не хуже меня. Теперь-то я понимаю, почему... Да и записи, которые я продемонстрировал, чтобы его удивить: Северный с диксилендом, и с "Чайкой", - оказались ему знакомы. Правда, качеством звука он, кажется, всё-таки впечатлился.
   А вообще, как выяснилось в разговоре, ему больше были по душе не все эти новейшие оркестровые навороты, а ранние гитарные записи Северного - в чём, кстати, я с ним был вполне солидарен. И помню, что говорил он обо всём этом убеждённо, и со знанием дела, - видимо, эта музыка его действительно интересовала не только по "долгу службы"...
   Ну что ж, гитарные, так гитарные! Одесские "циклы" я ставить не стал, хоть они у меня тоже были высокого качества, - даже непривычного, после того, как я всю юность тащился, слушая их двадцатые копии, глуховатые и детонирующие, и даже ощущал в этом какой-то таинственный шарм... Но они же были всенародно известны, а мне хотелось поразить своего загадочного знакомца какой-нибудь "уникальной" записью, которую он никогда не слышал. Впрочем, гитарных концертов у меня было ещё много... И вот, наконец, свершилось - он попросил кое-что переписать! Чего я так долго и ждал... - Ну конечно, пожалуйста! Я ж не жадный! Хоть сам за эту музычку и платил, но хорошему человеку запишем и так! Да... думаете, я был такой отъявленный альтруист и бескорыстный пропагандист андеграунда? Нет, конечно, чего уж тут врать. Просто-напросто подобные моменты весьма тешили всё то же моё хвастливое тщеславие. Очень уж льстила мне роль такого "благодетеля"...
   Записывать Алексей пришёл ко мне на другой же день, со своим магнитофоном, каким-то импортным кассетником. Пока шла запись, мы опять с умным видом распинались о своей любви к "классике", - то есть, к старым гитарным записям... И вот тут он вдруг и выдал: "А вот есть ещё старые записи Северного под гитару с аккордеоном". Я сразу навострил уши! Как же - ведь я ж себя считал знатоком, допущенным до лучших фонотек, а тут нате - "старые с аккордеоном". Про такое я не слышал ни от одного коллекционера! Конечно, я тут же перечислил все знакомые записи, где есть аккордеон, - нет, ни одна, по его словам, не подходила. Ну и ну! - "Можешь достать?" - "Ну да, можно. Сходим, - говорит, - через пару дней к одному товарищу, послушаешь..."
   Я аж извёлся за эту пару дней. А вдруг там и впрямь что-то незнакомое? Вот удивлю-то своих знакомых корифеев подпольной звукозаписи! Глядишь, меня там будут воспринимать посерьёзней; а то ведь в основном всё так: ходит какой-то пацан за записями, и хрен с ним, лишь бы деньги платил... и с вопросами не лез. А мне, сами понимаете, именно и хотелось лезть к ним с вопросами...
   Конечно, судьба у подпольных записей могла быть самой причудливой, - на то они и подпольные, - и наткнуться на них действительно можно было в самом неожиданном месте. Тогда я, правда, этого чётко и не осознавал... Тем более, что ещё и не понимал, кто он такой - этот мой новый знакомый, "рядовой любитель". Вот когда понял через пару лет, то и прочувствовал весь абсурд ситуации! Потому-то я и расписывал так подробно наше знакомство, чтобы это стало понятно всем. Ведь записи и впрямь оказались неизвестными! Впрочем, я забегаю вперёд.
   А начался тот поход за записями совершенно примитивно. Встретились мы у метро "Площадь Восстания" часов в одиннадцать утра, выяснили, что вчера оба весело провели вечер... Настоящим похмельем в те юные годы мы, конечно, ещё не страдали, но почему-то надо было старательно изображать, что нам, как большим, тоже необходимо "поправиться". Значит, путь наш один - в пивняк на углу Маяковского, был там такой безымянненький бар... И естественно, он оказался закрыт. Пивных ларьков поблизости не наблюдалось, тащиться искать их куда-нибудь на Жуковского или Марата было влом; бутылочное пиво - тёплое и дорогое... и не придумали мы ничего лучшего, чем взять вина.
   На портвейн у нас денег было маловато, а бормотуху на Невском не продавали, так что остановились на самом дешёвом сухаче - марки "Аг-суфре-шерабы", как сейчас помню... Правда, бутылку мы хотели располовинить, оставить часть на потом, когда будем слушать музыку... но, конечно, как-то незаметно вылакали всю. Ну, а дальше всё было по классике: соображалка отключилась, душа развернулась... но денег уже оставалась какая-то ерунда; и значит, всё равно не миновать бутылочного пива. Пиво на вино - сами понимаете, вещь... Попили, прикосели, и пошли.
   Впрочем, это всё я ещё помню хорошо. Завалились во двор того дома, где смешной кинотеатр "Новости дня", бывшее "Стереокино", прошли мимо него... Я и не подозревал, что там за "Новостями" такой двор - целое ущелье! Даже не классический проходняк из цепочки "колодцев" - пару таких дворов мы прошли, а дальше началось уже что-то непонятное. Слева не то гаражи, не то бывшие конюшни, справа - бетонная стена, а за ней какие-то руины. Такое впечатление, что не разобранные ещё с блокады. Но толком я их разглядеть не успел, пролезли мы через пролом в другой стене, и оказались опять в мрачном питерском дворе, кругом всякие флигеля, флигелёчки, сараи... Мрак! Но и это безобразие мы прошли мимо, и заскочили уже, наконец, в тёмный угловой парадняк, весь провонявший мочой - по классике. Поднялись на какой-то там этаж...
   И квартира оказалась классической: узкие окна в упор на соседний брандмауэр, так что в летний полдень приходится жечь электричество, коридор забит хрен знает чем, только что не гробами. Мэн, который открыл нам дверь, оказался какой-то серый, невзрачный, лет тридцати на вид, не больше. Но Алексей его почему-то представил по имени-отчеству, Степаном Сергеевичем, и сам обращался так же. Я не успел сказать и пару слов, а он уж вытаскивает бутылку. Водка "Русская", по 4 рубля 42 копейки, что ж ещё? Именно её к уже выпитому нам и не хватало. А если учесть, что я тогда вообще ещё только учился пить водку по-настоящему...
   После стакана, однако, этот Сергеевич всё же полез к магнитофону. Магнитофон-то я хорошо запомнил - ни до, ни после этого мне ничего похожего не попадалось, даже в справочниках. По дизайну даже эпоху этого аппарата было не определить: в пятидесятые годы корпуса делали из полированного дерева, с золотом и парчовой тряпкой на динамике, в шестидесятых перешли на цветную пластмассу и обтекаемые формы, а этот был как из военного фильма - металлический корпус шарового цвета, со всех сторон решётки-жалюзи, как на трансформаторной будке. Чёрные ручки и примитивные тумблеры, и всё. Даже надписей не разобрать. Скорее всего, это была просто самоделка. Не такая уж редкость в те времена. Правда, наши Кулибины в основном старались делать дизайн под "фирму", но всякие ж бывают фантазии у людей... Тут, наверное, водка уже хорошо заползла в мозги, потому что должен же я был спросить - что это за система? Нет, не помню...
   А дальше помню и того меньше, что всего и обиднее. Сначала Северный что-то пел под гитару, а потом пошла другая запись, не очень правда, качественная, действительно с гитарой и аккордеоном. Тут я, как ни был пьян, сразу понял - незнакомое. Правда, песни вспоминаю с трудом, только стилистику - вроде бы, не "одесские", а то ли лирические, то ли тюремные... А потом... потом появилась вторая бутылка.
   Правда, я помнил ещё, что та запись была длинной; потом этот Степан Сергеич менял катушку... Да я уж и не врубался в песни, только радовался... как идиот.
   Вот, можете смеяться, а ради этих нескольких фраз я и разводил такие длинные россказни. Я действительно очень плохо помню саму запись, и про неё мне добавить нечего... И об этой странной компании - тоже. Я и не помню, как тогда добрался до дому, а Алексей этот как-то внезапно напрочь пропал, и больше мне никогда не звонил... А сам я его вызвонить не мог - без телефона он жил, бедняга... а скорее, просто не хотел мне его давать. Помню, он только сказал, что обитает где-то у чёрта на рогах, в Уткиной заводи. Ждал я, ждал, потом сам сунулся в тот двор за "Новостями" - и ни хрена не нашёл. Вроде бы, облазил все катакомбы, насквозь до самых задворок куйбышевской больницы и до Маяковского, да всё казалось - не та парадная. Только мочой во всех несло одинаково. Ломиться ж подряд во все квартиры как-то не решился...
   Что ж, чекистский детектив на этом, собственно, и закончился. А что это была за запись - я так до сих пор толком и не знаю... Только через пару лет после тех событий я услыхал, что в начале 60-х годов Северный действительно записывался с небольшим ансамблем. Вот только самой записи ни у кого из рассказчиков не было. И я, конечно же, со всем своим распалённым кладоискательским ражем вообразил, что на той явочной хавире мне довелось быть очевидцем редчайшего события, свидетелем существования, может быть, единственного экземпляра... Ну, что там говорить. Тем сильнее была досада на то, как бездарно просрал я возможность её заполучить...
   И грызла меня та досада аж двадцать с лишним лет! - пока, наконец, эта первая запись Северного "под ансамбль" не всплыла вдруг из мрака коллекционерских закромов.
   И, конечно, я сразу же поспешил её послушать, а потом и переслушать, и не один раз, - в надежде опознать и уже успокоиться... Чёрта с два! Вроде, она оказалась и похожа, а вроде и не совсем. Увы, я так и не рискнул делать однозначных выводов. Слишком мало деталей сохранилось в памяти. Может, я всё же слушал другую какую-то запись... Кто ж его знает, сколько их было, этих неизвестных ранних записей Северного! И тогда всё равно выходит, что какую-то уникальную редкость я упустил самым тупейшим образом...
   Ну, а если запись всё-таки та...
   ...Тогда, значит, вся история выглядит ещё более загадочно, чем мне казалось!
   Ведь прежде чем эта несчастная фонограмма сделалась, наконец, "опубликованной", она долгие годы существовала в коллекционерском мире очень и очень странным образом. И почему-то всю дорогу сопровождалась какими-то совершенно непонятными мутными мистификациями. То за неё выдавали совсем другие записи, то говорили, что она давно утрачена, в лучшем случае от неё остались лишь небольшие куски, а то наоборот - что она на самом деле очень длинная, но хранится на Ленинградском радио, никому не доступная... Впрочем, подробно рассказывать я уж не буду, эти детали действительно мало кому понятны, кроме клинических коллекционеров...
   Но тут, конечно же, так и тянет предположить какую-то связь с моими похождениями! Почему нет? Вся эта муть вполне логично сочетается с тем, что эту запись я слышал не где-нибудь, а именно в загадочном чекистском притоне! В принципе, мысль совершенно не экстравагантная - ведь тему "происков КГБ" у нас уже в чём только не находили. Да и сейчас не так уж и мало любителей её искать. Так может быть, коллекционеры столько лет тихарили эту запись от народа не просто из-за своей обычной жадности, а под давлением Комитета? Хотя лично я-то, по правде говоря, не могу даже и придумать - чего же в ней могло быть такого особенного, чтоб вызвать интерес спецслужб?!
   Да и какие у меня, в конце концов, основания утверждать про "чекистский притон"? Я знаю только то, что сексотом был мой странный знакомый. А "меломан" Степан Сергеевич, к которому он меня привёл, - тот, может быть, и не имел вовсе никакого отношения к страшному Комитету Госбезопасности... Да, когда-то я над всем этим крепко ломал башку. А теперь уж стараюсь не умствовать. Тут ведь и свихнуться недолго...
   В общем... плюньте на все версии, и считайте, что этот рассказ - просто о любопытных случаях и совпадениях в нашей жизни.
   Но, кстати, я знал товарища, который этими записями занимался куда меньше меня, а в дурацкие истории и проблемы с властями всё равно из-за них попадал! Ему наверняка тоже есть, чего рассказать...
  

ИСТОРИЯ ЧЕТВЁРТАЯ

Рассказ фарцовщика и немного о ментах

   - Ну да, Комитет государственной безопасности - это, конечно, тема серьёзная...
   Правда, всё это уже настолько знакомо, что даже и неинтересно. Теперь ведь каждый, кто травил анекдоты про Лёню, или пересказывал сплетни, услышанные по "голосам", считает себя не меньше, как супер-идейным диссидентом. А если ещё при этом случалось, что какой-нибудь дядька из первого отдела, или даже просто из парткома, замечал такому "диссиденту": "нехорошо, мол, себя ведёте, товарищ", - ну, тут уж всё; это уже просто пострадавший от тоталитарного режима.
   А вот эти самые музыкальные коллекционеры, кстати, - вот они-то действительно были мутным народом! Ладно ещё, что больные на голову, как и все такие же филателисты, нумизматы, и прочие "собиратели" с хомячиными инстинктами. Те-то державе были в основном по барабану. А вот вокруг всего этого музыкального подполья уж точно маячил призрак государственной безопасности. Ну, разве ж могло это неприкрытое безобразие никак не отслеживаться? Впрочем, если развивать эту тему, как любят у нас иные "конспирологи", то недолго додуматься и до того, что Комитет осуществлял там вообще полное идейное руководство, а может, даже сам и организовал всю эту подпольщину... Изначально. Ну да, хрена ль там стесняться в фантазиях? Как уже справедливо было замечено - уж чего-чего, а любителей находить "руку КГБ" у нас хватало всегда, везде и во всём.
   А впрочем - чёрт его знает. Что касаемо как раз вот этой самой блатной музычки, - так вполне может быть, что они её и впрямь если уж не культивировали, то, по крайней мере, сознательно не трогали. Ну, чтоб всякие граждане, которым надоел соцреализм, не читали всякий антисоветский самиздат, а слушали бы себе блатнячок и радовались... Очень даже правдоподобно! Одна беда - всё это только лишь умозрительные версии, а как там было на самом деле - никто ж всё равно не знает. А фантазировать-то может и каждый дурак.
   Так что ну их в задницу, этих чекистов, я с ними никак не водился, и про их кухню тоже ничего не знаю. А вот как вели себя всякие наши советские начальнички, партийные активисты и менты, когда сталкивались с записями блатной музыки, - этот-то цирк я имел счастье понаблюдать и лично...
   О чём сейчас и расскажу.
   Вообще, у меня осталось о тех годах такое впечатление, что там либо царил полнейший дурдом, либо власть играла с нами в какую-то очень тонкую игру. Ну, в самом деле! С одной стороны, нам с самого детского сада усиленно пачкали мозги, что чего-то там нельзя, и что-то нехорошо, а ещё что-то - совсем недостойно: и рок, и западная мода, и "вещизм", и гулянки, и та же блатная музыка... А с другой - за всё за это ничегошеньки не предусматривалось! Ну, посношают ещё раз мозги... Да и пусть. Зато после всего этого, нацепив какие-то вшивые джинсы, можно было ощутить себя прямо-таки "борцом с режимом"! Спроста ли нам устроили такую возможность строить себе иллюзии "свободомыслия и борьбы"? Чёрт его знает... В общем, не будем углубляться; лучше я, как и обещал, просто расскажу о том, какая хрень произошла у нас с записями блатной музыки.
   Не могу сказать, чтоб я так уж круто увлекался блатом. Но всяким подпольем-андеграундом всё-таки интересовался, и записи Северного тоже понемножку приобретал. Не у мутных коллекционеров, конечно. Ну их к чёрту! Сначала - как и все, примитивно собирал по знакомым, а потом просто покупал. И слушая все эти ваши рассказы - в упор не пойму, зачем нужны были такие сложности, какие-то особые усилия, "крутые" связи, или огромное везение... Ленинград - это ж всё-таки не Урюпинск, и всё, что захочешь, здесь можно было купить, были бы только деньги. Ну, и записи блатняка продавались точно так же, как и всё остальное.
   Не в магазине "Мелодия", конечно. Рядом. Да вообще, рядом с любым магазином, где был отдел грампластинок; там уж даже не надо было и искать - постой пять минут, и фарцовщики сами начнут к тебе подтягиваться, заговорщически подмигивать, и полушёпотом предлагать... Северного, правда, просто так с ходу не предлагали - товар на любителя, специфический. Но спроси у них - сразу предложат, покажут, или проводят к какому-нибудь местному авторитету по части музыкальной нелегальщины.
   А мне было ещё проще - у меня один знакомый, бывший одноклассник, пристроился на блатной работёнке, продавцом пусть и не в отделе пластинок, а в радиодеталях; но зато в самом крутом магазине "Дом радио и музыки" на Гражданке. Некоторые, правда, считали, что "Радиотехника" на Свердловской круче, но это неважно. Главное, что практически каждый продавец в таких магазинах и сам занимался перезаписью, и барыжил диски, или, по крайней мере, был хорошо знаком со всей фарцой, а то и с деятелями из госстудий звукозаписи. Так что доставал я через него всё, что хотел, безо всяких проблем. Может быть, в этом и мало романтики- когда просто идёшь и покупаешь; но я о таких высоких материях как-то тогда и не задумывался...
   Впрочем, чёрт с ним, разводить россказни про фарцу здесь ни к чему, про неё и так всем всё известно. Тут, кстати, та же фигня, что и с диссидентством: кого теперь не спроси, тоже гордо скажет, что имел дела с фарцовкой. То есть, пару раз перепродавал шмотки своим знакомым... Ну, или по тому же типу, как наши дворовые меломаны занимались "музыкальным бизнесом"! Изредка толклись рядом с фарцовщиками в "Трубе", или у "Мелодии", как рядовые клиенты; от бедности только раз в полгода что-то покупали, но потом всем рассказывали о том, что они там будто бы уже в доску свои люди...
   Нет, ну а чтоб мы вообще делали без фарцы? - если тогда вся питерская молодёжь поголовно носила джинсы, которые советская промышленность не шила, а торговля не закупала. Так можно себе представить масштаб перепродажи! Что ж поделать, раз Советская власть двадцать с лишним лет жевала сопли, но так и не смогла освоить производство такого говна, будто специально сделав их культовым предметом. Тоже происки КГБ, наверное...
   Я лично фарцовкой всерьёз не занимался, больше для понта. Какой из меня, в жопу, фарцовщик, если я частенько не продавал попавшее ко мне импортное барахло, а... менял. Ну, прям как в начальной школе меняют ножички на марки. И вот ту самую ленту Аркадия Северного, с которой и закрутилась вся история, мне тоже довелось сменять, - будете смеяться на что, - на пачку сигарет!
   Правда, не "Примы", конечно. "Салема". А "Salem" для простого советского человека - это было гораздо больше, чем сигареты! Это был просто-таки символ и фетиш. У фарцы они стоили до двадцатки, и, конечно же, это был особый шик - небрежно достать где-нибудь в баре пачку, которая стоит зарплаты за несколько рабочих дней рядового труженика. Пусть ты действительно должен был горбатиться, чтоб заработать на такую пачку, но ведь окружающие могут подумать, что ты тоже из тех мажоров, "умеющих жить"... И нашими сигаретами пачку от "Салема" не набьёшь - сразу заметят, у них же были белые фильтры. А вот со всякими "Винстонами" и "Кентами" такие дешёвые фокусы прокатывали! Я, признаться, и сам баловался в школьные годы подобной ерундой. Благо, пачки из-под буржуйских сигарет мне регулярно подбрасывал один родственничек, по работе контачивший с фирмачами.
   Вот он однажды мне и подкинул с барского плеча ту целую пачку "Салема"... Настоящей-то фарцовкой он тоже не занимался, даже по мелочи, потому что боялся всего на свете. И в основном тащил от финнов, с которыми совместно строили Светогорский бумажный комбинат, всякую ерунду. То, что финнам не жалко было выбрасывать: например, шариковые ручки, или пластиковые папки и скоросшиватели со знаком фирмы "Enso Gutzeit". А то ещё и пакеты... Полиэтиленовые пакеты из финских супермаркетов - финны их привозили-то сюда поначалу лишь по прямому назначению, в качестве упаковки, чтобы потом выбросить. Пока не поняли, что из-за нескольких цветных латинских буковок этот пакет для наших граждан - тоже больше, чем просто пакет. И повезли их пачками, - благо, у них в супермаркетах такого добра навалом и даром...
   А в Питере, где ни плюнь - попадёшь в дурачка, готового платить за них трёшке, а то и пятёрке. Да и то, по пятёрке - это если написано что-то хоть и импортное, но не крутое и не модное. Но уж если на этом куске полиэтилена нарисован известный лейбл, или какая-то группа, - тут уж отдавай до червонца. А когда они только появились, то шли и по четвертному!
   Вот и был мой боязливый родственничек вполне доволен той фигнёй, которую подбирал за буржуями. Да и не он один! Там все не гнушались и теми самыми пачками от сигарет, и пустыми бутылками, и банками из-под пива, и глянцевыми каталогами буржуйских товаров, выброшенными за устарелостью... И ведь ничуть не стыдно ж было перед финнами выглядеть такими дикарями! Подумаешь - финны. Эта чухна сама, как понаедет в Питер, так ужирается до полного остекленения. А у нас ихние баночки-бутылочки поставят на полки, как антикварные вазы, страницами из каталога обклеят сортир, и очень будут горды этим очередным символом благополучия и высокой культуры...
   Впрочем, я чего-то отвлёкся. Так вот, пачка этого самого "Салема"... Сначала-то я хотел сменять её на парочку плакатиков с рок-группами. Я ведь по части музыки больше увлекался фирмой, а не блатом. Плакаты были потёртые, на уголках многократно продырявлены кнопками, поэтому на пачку можно было сменять таких и три. Однако их владелец, жмот, уверял, что плакаты офигенной ценности, и просил в придачу к пачке ещё и картинку с голыми тётками, - висела у меня такая, причём даже не из эротического журнала, а из рекламного проспекта финской сантехники. Всё от того же родственника. Ну и вот, пока мы так и не могли с ним сойтись в цене, подвернулся другой чувачок, и предложил за "Салем" ленту Аркадия Северного, - тоже, по его словам, невероятной ценности. Да, цену набивать мы умели мы не хуже, чем на крыжопольском базаре...
   Ну, короче говоря, ленту я немного послушал, и сменял, - запись была действительно хорошая, почти с фирменным звуком. Ансамбль "Встреча". Она тогда ещё только-только появилась, и даже до моего знакомого продавца ещё не дошла. И вот, на свою голову, начал я ею хвастаться, и конечно же, сразу получил заявку на перезапись.
   А я, вообще-то говоря, сам делал копии очень редко, - брать за это бабки со знакомых было западло, а тратить время за просто так - всё ж таки лениво. К тому же, второй магнитофон у меня был моно, "Маяк-202". Я как раз собирался сделать из него стерео, присобачив второй канал от ещё одного "двести второго", который мне загнал всего за четвертак знакомый алкаш, после того как там сгорел движок, а усилитель мощности накрылся ещё до того. Но руки пока не доходили... В общем, сам я качественно переписывать не мог. А свои ленты на перезапись, конечно, давал, но только хорошим знакомым.
   А тут захотел поиметь запись один мой одногруппник, с которым я никогда особо и не дружил. Да и вообще он был какой-то странный тип. Но очень уж просил дать ему ленту, клятвенно заверял, что будет в сохранности, даже предлагал залог... Ну, и пробило меня что-то на добрые дела. Согласился я дать ему бобину на пару дней, даже не требуя за услугу какой-нибудь символической благодарности, в виде маленькой кружки пивка за одиннадцать копеек.
   И вот я ему приволок эту ленту в наш терем, отдал; ничего ещё не подозревая... А на следующее утро об этом у нас уже гудели на всех углах.
   Оказалось, что этому идиоту тоже не на чем было переписывать, и не додумался он ни до чего лучшего, чем проникнуть в наш радиокабинет, и заняться перезаписью там! С радистом-то он договорился, - за дополнительную копию, естественно, - но что толку? Кроме радиста был же в техникуме и дерибас, - директор, то есть, - и был он очень озабочен тем, чтоб не угробили раньше времени недавно приобретённый для нашего передового терема новенький магнитофон "Ростов". Эти дебилы уж всяко должны были об этом помнить! И вот, заметив, что в радиокабинете чего-то творится в неурочное время, дерибас их, конечно же, зажопил. И ленту отобрал.
   И это ещё полбеды. Директор у нас был замшелый козёл, упёртый идейный коммунист, и к несчастью, он слышал, что именно они там переписывают... Вот тут-то и разразился главный скандал. За эту несоветскую, пошлую, аморальную и хулиганскую музыку дерибас обещал всякие страшнейшие кары, изгнание из комсомола, которое влекло за собой и отчисление, и даже, разойдясь уж совсем, грозился отнести эту ленту в органы внутренних дел.
   А несчастный "переписчик", так бездарно просравший мою ленту, был довольно-таки трусоват, поверил, что директор действительно сотворит с ним теперь что-то страшное, и здорово обделался. Меня он, конечно, не заложил, да и за ленту обещал компенсировать, но приятного в этой истории было мало. И только лишний раз меня убедило, что "добрые дела" ничем хорошим не кончаются.
   Тем не менее, на следующий день я пошёл проконсультироваться с тем самым своим знакомым из радиомагазина. На тему - действительно ли может дерибас застучать нас в ментуру, и что вообще может светить за эти записи? Пошёл, конечно, не ради этого погоревшего придурка, мне плевать было, чего с ним сделают; но мало ли что, вдруг он всё-таки обосрётся до такой степени, что заложит, откуда у него эта лента? Вот и решил узнать мнение опытных людей.
   Вообще-то, за блатные записи нам уже грозили милицией не один раз. В нашем дворе один такой же долбанутый пенсионер всё время обещал вызвать ментов на бедных пацанчиков, громко гонявших блатняк на улице. Но тогда мы это всерьёз и не воспринимали. А тут я всё-таки решил уточнить.
   И товарищ меня просветил подробно и обстоятельно, потому что недавно, оказывается, и сам интересовался точно тем же! Кого-то из их компании замели за спекуляцию лентами, и, обнаружив у него при этом записи блатняка, угрожали дополнительно привлечь ещё и за них. И вот, как разъяснил им какой-то старший коллега, тёртый спекулянт с несколькими ходками, - всё это просто взятие на понт. В Уголовном кодексе РСФСР есть только семидесятая статья про антисоветскую пропаганду, и сто девятая о клевете на советский строй. И по словам этого барыги-"юрисконсульта" получалось, что подвести под них блатные песни совершенно нереально, и это, мол, на раз-два докажет любой адвокат. Только если в песнях есть мат, и их гоняли публично, - во-во, как мы во дворе! - то тогда, конечно, возможна двести шестая-один, мелкое хулиганство. А если ленты просто лежат дома, то и она - мимо...
   На самом-то деле с нашими дворовыми "концертами" мы рисковали, если даже песни были и без мата - ведь двести шестая статья, главная милицейская страшилка для уличной шпаны, была очень ёмкая и удобная. Фигурировало там, например, нарушение общественного порядка и оскорбление человеческого достоинства, а насколько широко наш самый гуманный в мире суд может толковать это самое общественное достоинство и человеческий порядок - об этом можно было только гадать... Захотели бы, так и блатняк подогнали под это в лучшем виде! Но всё это, слава Богу, было только в теории. Чтоб кого-то реально привлекли за подобные вещи - нет, такого действительно не припомнить.
   Вот комсомол - тот мог прикопаться к нашему моральному облику, это да. Но от членства в ВЛКСМ лично меня Бог миловал! А на попавшегося урода мне было плевать. Пусть комсомольцы его поимеют, со всем своим пламенным и праведным негодованием.
   "В общем, - сказал товарищ из радиомагазина, - не ссыте, никакого криминала тут нет. Пугает вас директор. А если даже он в натуре такой кретин, что пойдёт в ментуру - так сто процентов, что они не станут такой фигнёй заниматься... Тут засада в другом! У директора-то вы, может быть, ещё и выпросили бы, чтоб вернул ленту. А попадёт она к ментам - всё, кайки. Уже точно больше не увидишь".
   Чувак-то знал, о чём говорил: он тут же рассказал мне пару историй, как менты изымали такие ленты и присваивали. Иногда в рамках дела, - типа вещдоки о спекуляции, - только почему-то они сами потом слушали дома эти "вещдоки"! А иногда - чтоб как раз таки дела не заводить: ребята, которых замели, вроде как "откупались" таким образом... Вот так, стало быть, представители нашей родной Советской власти и "боролись" с записями блатняка! Тут уж даже и говорить-то больше ничего не надо.
   Ну ладно, ментуры, значит, действительно можно было не бояться. Но вот как вернуть в самом деле эту ленту? - этого я себе не представлял... Ждать, что этот спалившийся дурачок станет просить у директора? - это даже не смешно. Он и без милиции был уже с полными штанами, потому что ушлый наш дерибас, гад, обещал ещё и сообщить на работу его папаше. А папаша был какой-то полуответственный работник, зам-пом кого-то там, уже не помню; и бумага в партком, что он, мол, плохо следит за коммунистическим воспитанием сына, ему бы, наверное, подгадила... В каждом нормальном советском учреждении постоянно шли какие-то карьерные интриги, и любая, даже такая идиотская кляуза могла сыграть скверную роль.
   В принципе, обо всём этом я знал и раньше, но как-то абстрактно, а тут оно предстало во всей красе и наглядности. Довольно мерзко, честно говоря. Это ради карьеры надо было сидеть в таком дерьме, каждый свой чих контролировать, и шугаться каждого куста... Нет, лично мне это было совершенно не по нутру, имейся она конём, такая "карьера"! Наверное, именно тогда я окончательно и дозрел в таких мыслях. Тем более, что вокруг хватало людей, думающих точно так же.
   Тогда-то я всё это полагал вполне естественным... И только через десяток лет с удивлением обнаружил, что большинство моих "единомышленников" просто прикрывает этими красивыми лозунгами собственное раздолбайство и неспособность чего-то добиваться. Карьера ему, якобы, "не по совести"... А дадут такому чуть-чуть развернуться - так куда ж только та совесть и денется! Впрочем, всё это уже к делу не относится.
   Ну, а тогда я и сам, честно говоря, тоже не рискнул пойти к директору за своей лентой. Стрёмно всё-таки было светиться, несмотря на всю эту юридическую подготовку.
   Дерибас в ментуру, конечно, не пошёл, а комсомольцы, вдоволь поизгалявшись над злополучным "переписчиком", закатали ему всего-то навсего простой выговор... Собственно, страшная история на этом и закончилась. Почти.
   Потому что финал у неё оказался вполне достойный: ребята рассказывали, что гад-директор потом сам сидел и слушал эту нагло захваченную у нас ленту! Не, ну всё правильно. Чем он хуже ментов, в самом деле? Вот так вот они и жили. И учили нас быть беззаветно преданными идеалам социализма, чёрт бы их побрал вместе с ним...
   Да, а ленту мне тот лопух, конечно же, компенсировал. Я уж не стал с него требовать два червонца, цену "Салема", хрен с ним, - но новую ленту отдай! Отдал... Да ещё и непростую, приволок плёнку от ЭВМ, уверяя в её неземном качестве и редкости. Я уж потом узнал, что эти "редкие" ленты можно достать в любом НИИ или ВЦ, и там везде были умельцы со станочком, чтоб резать эту ленту вдоль. Ведь она была в два раза шире обычной магнитофонной. Особой разницы в качестве я, правда, не заметил... Импортные ленты всяко были лучше, хотя у меня, конечно, тогда их почти не водилось. Они хоть и свободно лежали в комиссионке на Апрашке, но мне были не по карману.
   Ну, а ещё этот мудило грешный, чувствуя вину за своё раздолбайство, притащил и запись Северного. Хоть и почти что через полгода. "Встреча" мне была уже не нужна, я её и так достал, и он принёс какую-то гитарную. Уверяя, что эта запись жуткой редкости... ну, это естественно.
   Но на меня особого впечатления, честно говоря, она не произвела. Вот были у Северного под гитару концерты с разговорами, по сценарию, - вот там да, прямо целое кино. А тут был просто набор песен, и в основном, к тому же, каких-то лирически-заунывных. И даже романсов. Ну, а в редкости и ценности всех этих подпольных записей я разбирался слабо. Чёрт его знает, может, она и в самом деле была какой-то редкой, и может быть, ею потом, глядишь, и заинтересовался бы какой-нибудь оголтелый любитель... И можно было бы её выгодно сбыть. Но чего уж теперь мечтать! Тогда я взял её как-то раз на дачу в Лемболово, к одному знакомому... да так там и оставил.
   Наверное, она и до сих пор там лежит.

   Впрочем, об этом можно узнать у него самого.
  
  
  

ИСТОРИЯ ПЯТАЯ

Рассказ несчастного влюблённого

  
  
   - Ну что ж, дорогие друзья, товарищи меломаны...
   Да, я, конечно, тоже слушал в те годы записи блатных песен, и тоже переписывал их у знакомых. Но далеко не в тех масштабах, чтоб суметь сейчас вспомнить об этом что-то интересное. Значит, и впрямь остаётся только рассказать о моей лемболовской даче...
   Нет, дача, конечно, была не моя личная. И даже не совсем родительская, - дедовская; и пользовалась ею ещё целая куча родственничков. Однако гостей я туда спокойно зазывал, как на свою, и никто, конечно, в подробности не вдавался. Много весёлого безобразия повидала эта дача...
   Вот как раз туда и привезли однажды эту катушку с Северным.
   В живых её уже нет, конечно; хоть она и действительно, может быть, ещё лежит там где-нибудь на чердаке, но что теперь от неё могло остаться после стольких суровых зимовок?
   А тогда... да, прекрасно помню, как играла тогда эта лента; хоть запомнилась-то всего одна-единственная песня, и вовсе даже не блатная, и не дворовая, - "Речка Бирюса"... И песня-то, в общем, дурацкая, но крепко врезалось в душу и в память, как играла она тогда при закате мартовского дня на фоне действительно почти что таёжной красы...
   Ну, а была там вокруг эта самая "краса", или нет, - кто ж его знает? Нам, вчерашним питерским школьникам, только на картинках тайгу и видавшим, могло там почудиться всё, что угодно. Ну, да и чем не тайга - холмы вокруг посёлка, заросшие вековым еловым лесом, где чернеющие острые верхушки уносятся в какую-то пронзительную высоту мартовского неба, а рядом, между холмов, таинственно уходит в глубину, в густой тени по шершавому синему снегу, глухой "распадок"... И если тут же, под угасающую вечернюю капель, зазвучит эта "тревожная, таёжная краса..." - что ж удивительного, если в голове всё это так и сложится вместе...
   И пресловутый "образ" Аркадия Северного обернётся при этом какой-то очередной, сто первой своей стороною, почти невыразимой словами. Ну, в самом деле, ведь тут про тайгу не беспросветная зоновская тоска, и не блаженная каэспэшная романтика... а чёрт знает что, перековерканная советская песенка... и вот почему-то эта глупость западает так глубоко и навечно...
   Вот так и остался в памяти тот вечер ранней весны, и лента с Северным, на стареньком магнитофоне, - уж и не скажу теперь, как он назывался. Хилый был магнитофон, и изношенный, и уже на половине громкости не мог нормально звучать, динамики дребезжали и захлёбывались - хоть затыкай уши; и поэтому пускали мы его через совсем уж старинную радиолу. А у той старушки-радиолы динамики были зверские, и гремела она подчас на всю улицу, повергая мирных дачников в ужас и негодование.
   С самого детства меня просто завораживал "антикварный" вид этой радиолы, огромного музыкального ящика: полированное дерево "под орех", затейливо изогнувшийся "фасад", парчовая ткань, ручки и клавиши из нежно-желтоватой - "слоновой кости"! - пластмассы, яркий зелёный глазок индикаторной лампы, и надпись наискосок золотыми буквами "Estonia"... Осталась эта радиола от первого владельца дачи, моего двоюродного деда, - вместе с такими же солидными и основательными предметами "профессорской" обстановки: настоящим старинным, хоть и обшарпанным буфетом, потемневшим самоваром, оленьими рогами у входа... Но увы, со временем понатаскала многочисленная родня туда всякий современный хлам, и испортила начисто всё очарование стиля...
   Вот и тот полуживой магнитофон появился на даче аналогичным же образом, и кстати, совсем незадолго до того, как мы слушали там ленту с Северным. До того все эти лыжные вылазки шли обычно под гитарный аккомпанемент, и совсем другие песни связывались у меня в памяти с зимним лесом...
   Но не ради речки-Бирюсы, и антикварной радиолы, конечно же, решился я заговорить о той даче. Связаны у меня с ней гораздо более яркие и важные воспоминания... И в изрядной степени даже интимные. Но как всё в нашей жизни бывает причудливо и странно перекручено, так и этот интим у меня оказался какою-то частью сплетён с музыкой и с Аркадием Северным.
   Об этом и будет мой трагикомический рассказ...
  
   Да, "первая любовь, школьные года..." - так пелось тогда в сентиментальной советской песенке. Увы, у меня всё сложилось совсем не так прекрасно и романтично. Угораздило меня в сопливом пионерском возрасте втюхаться в девятиклассницу, а для школьников, ведь понимаете сами, три года - просто космическая дистанция... Конечно, я даже боялся к ней подходить, и просто тихо страдал целый год... а потом она закончила школу, переехала в другой район, и больше я её не встречал.
   И можно было, казалось бы, понемногу о ней уже и забыть, но что-то, видать, испортилось в моей карме, и нормальные отношения я ни с какой девчонкой в школьные годы так завязать и не смог.
   И не в том ещё была беда, что я всегда выглядел младше своих и так невеликих лет. Ну, нашёл бы какую-нибудь дурочку себе же под стать, а то и на класс-другой помладше, - только таков мне и был правильный путь в амурных делах... Но нет! Похоже, перемкнул тот дурацкий "роман" у меня какие-то рефлексы головного мозга, и я всё так же и продолжал таращиться не на кого-нибудь, а на первых красавиц школы. Знал прекрасно, что не светит там ничего, и светить не может, и всё-таки, в глубине души лелеял какую-то дебильную надежду на чудо. Вот обратит на меня внимание эта королева, и... И покатится дальше всё само по себе, как надо. А как конкретно - очень смутно себе представлял. И сам не предпринимал никаких решительных шагов, чувствуя, что попытки мои безжалостно обсмеют. Правильно чувствуя...
   Только и оставалось радоваться, когда какая-нибудь из этих "королев" снисходила до общения со мной - по каким-то делам, или просто от нечего делать, так, между прочим... Пыжился при этом, как павлин, очень пытался "умно" говорить, и, наверное, оставлял у них совсем уж удручающее впечатление...
   Но довлачился я, наконец, до заветного окончания школы, и умудрился даже поступить в вуз, и вот тут и пошла в моей жизни какая-то мистическая череда непонятных и невероятных казусов...
   Куда поступать - я особо и не задумывался, как и большинство тогдашних выпускников с полнейшим сквозняком в голове, когда нет никаких сознательных устремлений, и даже ясных наклонностей. Единственное - понимал, что хоть и плоховато у меня с ясностью мышления для технических наук, но с подвешенностью языка для гуманитарных - ещё хуже... Но каким же вывертом судьбы из двух десятков технических вузов Питера занесло меня именно в тот, где уже училась она? И как умудрился я встретить её там буквально через пару недель учёбы?
   И, в конце концов, почему она так легко стала вдруг со мной общаться?
   Ни при какой погоде такая девушка не могла бы связаться с подобными мне малолетками!
   Но всё это было; вот только закрой глаза - и всё, как вчера: тёплый вечер в середине сентября, какое-то лёгкое ощущение кайфа от своего нового положения студента - человека пусть и не совсем, но всё-таки самостоятельного; и от свободы, ещё не совсем остывшее за два с небольшим месяца после окончания родной опостылевшей школы. Я иду по аллейке нашего вуза...
   И вдруг встречаю её.
   - О, привет!
   Недоумённый взгляд - она меня, конечно же, не узнала.
   - Ну, мы ж учились в одной школе! Помнишь? А ещё в КМЛ...
   - А... Привет. А ты что - поступил?
   - Ну да!
   - Поздравляю... Ну и как тебе здесь, учёба уже напрягла?
   - Да пока что нет...
   Самый обычный случайный разговорчик, ни о чём, и ни к чему. Но даже в нём мне чудится что-то особенное, непривычное. Мы ведь теперь с ней беседуем на равных! Три курса разницы - это всё-таки не три класса...
   - Ты спешишь? - Да не особо, а что? - ...Присядем, покурим?
   ...Да, вот так оно и бывает. Если б не курево, не эта страшно вредная привычка, то ничего бы дальше, наверное, и не продолжилось... Но повод найден, и мы идём на скамеечку, и я достаю пачку, полный гордости - тоже не успевшей ещё остыть гордости от того, что могу теперь курить в открытую. Вот она - свобода. Вот он - статус взрослого человека!
   Смешно, конечно. Радует вчерашнего школьника всякая ерунда, аж до головокружения, и впереди их ещё много, таких моментов утверждения "самостоятельности и свободы". Не знает он ещё, чего стоит настоящая самостоятельность; и постичь всё это предстоит лишь своим собственным лбом, и не один раз... Ну да ладно. В конце концов, когда-то все были такими.
   И вот сидим мы с ней на лавочке, и курим, и беседуем как два совершенно равных человека. И... пьяный воздух свободы, как ему и положено по знаменитой цитате, играет со мной злую шутку. В одуревшую голову заползает абсолютно сумасшедшая мысль, что я, пожалуй, и впрямь могу замутить с ней "роман"...
   Зря, что ли, я когда-то страдал целый год, мечтая, как о великом счастье, если б она хоть мимолётно обратила на меня внимание!
   И вот - обратила!
   И мы сидим с ней, и треплемся про жизнь во всех её смыслах - от новинок музыки и дворово-школьных сплетен, до самых что ни на есть философских аспектов нашего бренного бытия... А меня уже распирает от гордости, мне чудится во всех её словах какое-то "особое" ко мне отношение. Понимаете, да? Она ведь только присела со мной покурить и поболтать, просто от нечего делать, а я уж вообразил себе чуть ли не завязку "романа"...
   А на следующий день я уже нахально подстерегаю её, узнав расписание их курса, и опять предлагаю поболтать и покурить. У меня есть и козырь - пачка импортных сигарет! Тех самых "Salem", кстати... И я действительно отдал за неё фарцовщикам целую кучу с трудом накопленных денег.
   - Ого! Откуда дровишки? - Она, конечно, тоже удивлена видом этой "буржуйской" пачки.
   Я лишь небрежно и неопределённо машу рукой. Мол, сигареты - для меня это пустяк, о котором не стоит и говорить. А может - мои "дела", позволяющие мне приобретать такие сигареты, слишком значительны, чтоб о них говорить... Понимай, как хочешь. Она принимает эту игру, тоже многозначительно говорит "О-оо.." и мы идём на ту же скамейку...
   И вот мы опять сидим с ней, и треплемся о чём-то умном-умном. Вернее - уже в основном треплюсь я, изо всех сил стараясь показать, какой я культурный, мыслящий, и остроумный. Слава Богу - ей уже пора идти, и мы расстаёмся до того, как я успеваю наскучить своей трескотнёй.
   Непонятно - на что я только надеялся? Эх, благое свойство юности - вовсе не думать ни о чём вдаль, и ничего не просчитывать хотя бы на полшага; причём не просто не думать, а совершенно искренне даже и не подозревать, что о таких вещах можно задумываться! Просто жить себе, да делать, что приходит в голову, а что из этого будет? - а вот там и посмотрим, что будет...
   Вот так на третий день я и оказываюсь опять на её пути... Не думая, что это уже выглядит глуповато - такая традиция её подкарауливать, чтобы поболтать на лавочке. Но она пока что, вроде бы, не выказывает неудовольствия.
   Конечно, я понимаю, что всё это может ей наскучить, и вообще - что нельзя топтаться на месте, должно быть какое-то развитие отношений... Не было там на самом деле никаких отношений, но какая разница? Я-то воображал, что были! Значит, надо хоть понемногу продвигаться... Как учил товарищ Ленин в своей работе "Советы постороннего" - "надо, - мол, - добиваться ежедневно хоть маленьких успехов"... Ильич, правда, говорил это не о том, как клеить баб, а о вооружённом восстании; но фраза нам и запомнилась, и пригодилась. Как только её "прошли" на занятиях по Истории КПСС, так один товарищ из группы сразу же и узрел эту параллель; а все подхватили, и потом уже часто повторяли, что отношения с девушками надо развивать именно по Ленину...
   Да, представьте себе, знали мы кое-что и из Ленина, и не только классические, намертво вбитые в подсознание цитаты "Коммунизм - есть советская власть...", или "Учение Маркса всесильно..." Эх, старалась наша правоверная историчка, выливала на нас всю эту идеологическую бодягу немереными дозами и с большим пафосом; а мы, как и все студенты СССР, лишь едва доносили это до экзамена, а потом напрочь выплёвывали из памяти. Только наиболее выдающиеся, вроде нашей ехидной компании, умудрялись во всём этом Ленине что-то запомнить, и даже найти, как видите, вполне практическое приложение...
   Только мне-то что толку с этих ленинских советов, если я так и не могу придумать, чего же дальше делать, куда двигаться, и в чём достигать этих чёртовых успехов? По "классической" схеме, как действуют со своими девчонками знакомые опытные кавалеры, - пригласить её в какое-нибудь заведение? Но не в излюбленный же нашими студентами паршивый бар на соседней улице - этот днём алкашеский, а вечером гопницкий гадюшник! А на ресторан... да какой там, к чёрту, ресторан, - и просто на приличное кафе у меня слишком мало денег...
   Или, опять-таки по методу опытных товарищей, осмелеть и распустить руки, хотя бы слегка; а там, как пишут в книгах, от лёгкого телесного контакта пробежит какая-то "искра", и... и что-то там должно будет произойти. Что приблизит к заветной цели... К какой? Ну, понятно, к какой... Я ж теперь с ней "на равных", она мне не чудится неприступной "королевой"; так что у меня и мыслей нет ни о каком-то там "возвышенном служении идеалу", женщине, которая неизмеримо выше, - в общем, всей этой мути, о которой писали восторженные романы, и которая на самом деле - просто сервилизм, самая параноидная разновидность мазохизма. Нет уж, "Гранатовый браслет" - это для клиники, а мне бы чего-то поосязаемей...
   Но самое страшное, что такой, казалось бы, здраво-циничный взгляд, не даёт никакого практического выхода! Я пытаюсь как-то неуклюже, якобы невзначай, к ней придвинутся, притиснуться, задеть... но на самом деле стесняюсь и боюсь, несмотря на то, что влечение у меня к ней действительно чисто сексуальное. Жуткая раздвоенность! Вот так я и маюсь, страдая, - ну, и конечно, всё жду, что она сама сделает какой-то первый шаг; а она, конечно, и не думает делать ничего подобного. И моих "попыток" совершенно не замечает... или делает вид...
   И не остаётся мне ничего, как продолжать этот "умный-культурный" трёп, который должен был ей изрядно уже наскучить, но тут, как всегда, - даже смешно говорить про такую банальность! - приходит на выручку поэзия.
   Угадайте, кто её любимый поэт? Естественно, не Мережковский, и не Поль Элюар! Она потому и может слушать мои дилетантские псевдоинтеллектуальные излияния, что сама - человек совершенно простой, без "высококультурной" неврастении. И любимый её поэт - конечно же, любимый поэт подавляющего большинства девушек СССР, Сергей Есенин. И вот я начинаю разглагольствовать, так и сяк мусоля очень "свежую" мысль, что во многих стихах Есенина изначально существует какая-то внутренняя мелодия, и они сами собой ложатся на музыку...
   И тут она опрометчиво замечает, что песен на стихи Есенина она знает не так уж много...
   О, ну тут я сразу чувствую себя на коне! Про это мне есть, что сказать! Мы же весь десятый класс пели разные есенинские песни, и даже пытались сами сочинять мотивы к некоторым стихам. Конечно, не потому, что Есенин входит в программу десятого класса, его-то как раз мы читали давно и без программы. А песнями заразились после того, как прослушали их на записях Аркадия Северного.
   Ну вот, как я и говорил, - в моё скорбное повествование вплелась, наконец, и эта тема... И хоть Северным я интересовался лишь постольку-поскольку, и записей у меня было не так уж и много, но свою роль в этой глупой истории сыграли и они.
   Но ей-то я даже и не говорю про Северного. Она, судя по всему, обычная советская "меломанка", которая просто слушает всё подряд; и наверное, подпольщина вроде Северного у неё тоже имеется наряду с прочим, - у кого её только не было в те годы? Но вряд ли она этим особо увлекается, и неудивительно, что есенинских записей Северного никогда не слышала... Да и ладно! Оно ещё и лучше: дать ей послушать ленту - это как-то совсем неинтересно. Чтоб похвастаться, что ли, что у меня есть такие записи? - но это меня вовсе не вдохновляет, как некоторых. Я вот лучше ей сам спою! И плевать, что мне до Северного, как до луны, она-то всё равно этого не поймёт, раз ей не с чем сравнивать...
   Предложение послушать есенинские песни в моём исполнении она воспринимает хоть и с лёгким изумлением, но с интересом, однако идти для этого ко мне в гости отказывается. Нет, спасибо, но у неё не так уж много времени. Как-нибудь в другой раз. Этот "другой раз", конечно же, - не более, чем форма вежливости, но я его воспринимаю буквально. Что ж, будет и другой раз, а пока это можно устроить и тут! Ей понравится, и тогда уж она точно захочет продолжения...
   И я тащу её в наш институтский клуб, где у меня уже есть знакомые, которые могут одолжить на полчасика какую-нибудь гитарку. Уходим в ближайшую пустую аудиторию, и...
   И вот я беру гитару... Чему-то ж я всё-таки учился, целый год таскаясь на курсы при Доме Культуры, и умею немножечко больше, чем дворовое побряцание на блатных аккордах! Сейчас ты услышишь...
   Делаю красивый проигрыш из какого-то учебного этюда... и неожиданно для самого себя начинаю петь "Не гляди на меня с упрёком".
   Это, конечно, тоже из репертуара Северного, но вовсе не то, что я хотел петь изначально!
   Нет, вообще-то первой у меня мелькала мысль про "Устал я жить в родном краю", она мне очень нравилась своей чернушностью, и я всегда с большим воодушевлением выводил концовку "А Русь всё так же будет пить..."; но тут-то всё-таки надо было изобразить что-нибудь про любовь! И я совершенно точно собирался спеть "Заметался пожар голубой", собирался до самого последнего момента... но в этот самый момент что-то во мне замыкается, и я пою это самое "Не гляди..."
   Пою тоже с большим воодушевлением, лишь каким-то краешком сознания догадываясь, что все эти "На мою охладевшую душу натыкались такие не раз" и "Но и всё же, тебя презирая..." звучат совершенно двусмысленно, и могут быть приняты ею прямо на свой счёт! Но не бросать же песню... В конце концов, у Есенина большинство стихов как раз на схожую тему и со схожим настроением, так что всё это можно принять просто как условность жанра. А она... Да кто ж её знает! Конечно, ей известен этот стих, и в последнем куплете она даже тихонько вторит знаменитые слова "если б не было ада и рая..." А когда я допеваю, выдаю ещё один замысловатый проигрыш на коду, и довольно таки картинно вскидываю голову, глядя на неё и ожидая похвалы, она вдруг каким-то тихим и странным голосом говорит:
   - Красивая песня...
   А потом так же тихо продолжает:
   - Только странно ты спел... будто от себя... Тебе-то зачем изображать эти разочарования, тебе ж ещё только встречать да влюбляться...
   А я так же неожиданно охрипшим голосом выдаю:
   - А я ведь тебя встретил...
   Называется - "признание состоялось".
   И можно представить, как она удивлена, и как ругает себя в душе за то, что так опрометчиво допустила "сближение" с неизвестно что себе вообразившим сопляком! Впрочем, она этого, конечно же, не показывает...
   Ну, а что состоялось потом, догадаться уже не трудно. Дружеская и участливая беседа. О том, что страсть я принимаю за любовь. Что лучше нам быть просто друзьями. Что в чувствах у нас ничего не получится... Ну, чего там повторять. Это стандартнейшие фразы для такой ситуации, сказанные уже миллионы раз до этого... Я всё это слушаю в пол-уха, ещё пребывая в эйфории от собственной смелости, от того, что я всё-таки сказал ей о своих чувствах... Мало ли что она говорит! всё ещё закрутится и будет так, как надо...
   Ничего, конечно, не закрутилось. Она приняла правильное решение, и резко порвала с этими нашими странными встречами... Естественно, я ходил и страдал, терзался рефлексией и неврастенически рассуждал, почему же всё так получилось...
   Ну, а дальше...
   Следуя классическим рецептам я пытаюсь "утопить тоску в загуле", - хотя, конечно, смешно лепить такие высокие эпитеты к тому, что могло происходить при наших, более чем скромных возможностях... Всё примитивно: общага, пьянка, пятнадцать малознакомых друг с другом человек в одной комнате, дым коромыслом, все быстро нажрались... Обычно на таких безобразных попойках и приобретается первый половой опыт, к чему меня как раз усиленно и склоняют товарищи. Сдаётся, что специально для меня они привели эту весьма потасканную, хоть и смазливенькую бабёнку, которая уже тоже пьяна до того, что не может попасть сигаретой в пепельницу. Товарищи заботливо инструктируют:
   - Ты не бзди! Она уже готова, хватай смелее, и всё само пойдёт...
   - Да, не мандражируй! Она баба опытная, сама знает, чего делать.
   - Во, и главное - за член руками не хватайся, она сама вставит!
   - А чё так?
   - Ну, своей рукой только лохи вставляют...
   - Да ладно, для первого раза херня. Я вот в первый раз вообще кончил в мировое пространство...
   - Да, точно; а чтоб сразу не кончить, надо об этом не думать...
   - Ха, а я по первоходке вообще не кончил. Прикинь - стояло, как дубина, вставил, пошёл... а он, падла, слабеет, слабеет... Бля, ну сделал вид, что уже кончил, чтоб не опозориться... Уссаться! Понятно, если баба прикидывается, а тут...
   - Это от того, что в детстве много дрочишь...
   И вот ошалевший после таких высокодуховных напутствий, я оказываюсь с этой подругой в какой-то затхлой тёмной каморке неизвестного предназначения, где-то под лестничным пролётом... Товарищи напрасно старались со своими инструкциями. Мне не приходится даже и начать... Слава Богу, что ещё одна вечная подростковая страшилка - о том, что за слабость женщина безжалостно обсмеёт, и после этого импотенция заклинится навечно, - не сбывается; добрая подруга меня успокаивает, предлагает пойти и выпить ещё; но после добавки я уже вырубаюсь окончательно, и просыпаюсь только утром в заблёванном общежитском туалете...
   Что ж, если сказать, что всё это сильно подняло мне настроение, и позволило более весело, светло, и оптимистично взглянуть на жизнь, - то это, увы, не так... И я продолжаю угрюмо и мрачно влачиться по жизни, терзаясь... собственно говоря, уже и сам не знаю, чем.
   И вдруг под ноябрьские праздники...
   Кто-то там наверху, кто выводит линии нашей жизни по траекториям, которые не поддаются расчётам никакой самой высшей математики, решает, видимо, создать очередную "случайную" точку их пересечения... И я вдруг опять встречаюсь с ней, и встречаюсь там, где меньше всего ожидал.
   Волей самого нелепого случая мы оказываемся на пустой платформе станции Васкелово. Я еду на дачу - да, ту самую дачу в Лемболове, то ли чего-то туда отвозить, то ли забирать. Больше-то, вроде, и незачем туда ездить, когда грибной сезон закончился, а лыжный ещё не начался... Какая-то глупая и неожиданная рассеянность, - и я путаю электричку, сажусь в ту, которая идёт только до этого Васкелова, а мне нужно на две станции дальше. И вот я болтаюсь по платформе в ожидании следующей электрички...
   Вокруг прекрасная питерская осень: низкое серое небо, бегущие рваные тучи, периодически сыплющие мелкую водяную пыль, пронизывающий ветер... Насквозь промокшие голые чёрные деревья, и пожухлая, серая, отсыревшая трава. Ну и что? Легко и просто восхищаться золотой осенью, когда на фоне густо-густо синего неба сумасшедшее буйство красок в осенней листве... Не зря же про золотую осень так много стихов и песен...
   А кого может радовать этот чёрно-серый слякотный пейзаж, и этот унылый, бесконечный, беспросветный и безнадёжный дождь?
   Меня - радовал! Потому что такая погода - как раз в полной гармонии с прекрасным чувством унылости и безнадёжности всей жизни... Чистый декаданс. С которым, конечно, знаком я очень поверхностно, и даже подходящие стихи про такую погоду вряд ли смогу вспомнить. Разве что вот это самое "бесконечно, безнадежно" про моросящий дождик; но какой же это декаданс? Это Саша Чёрный, хоть и поэт Серебряного века, но лирический сатирик, а не декадент; и он этой слякотью вовсе не упивался, а в этом-то вся и суть... Кстати, и эти его строки про дождик и ветер-шельму известны мне вовсе не из книг, а по песне, исполненной всё тем же Аркадием Северным...
   И вот я мрачно и торжественно размышляю обо всём этом, слоняясь по мокрой васкеловской платформе... и вдруг натыкаюсь на неё.
   "- О, привет! - Привет... - Какими судьбами? - Да так... Неважно". И я до сих пор так и не знаю, какой случай занёс её сюда. "- Холодно... - Да... И мокро..." Её электричка до города только через полтора часа. А моя вот-вот уже подойдёт. "- Давай ко мне, тут рядом! Хотя б дождёмся под крышей... - Ну, пошли. Выпить у тебя есть? Продрогла..."
   Нет, судя по всему, не столько продрогла она, как хреново ей от чего-то было на душе... Но я не лез с расспросами. Чего там было, и как - этого я не знаю, и никогда уже не узнаю; всё так и осталось в том ноябрьском тумане... да и пусть там и остаётся.
   ...И вот мы доезжаем до моей станции...
   ...И идём через унылый, раскисший и почерневший лес до дачи...
   ...Я растапливаю щепками маленькую дачную буржуйку, - она нагреется быстро, и можно будет хотя бы немного согреться вблизи неё, - и достаю из буфета бутылку, водочную настойку на калгане, которую кто-то из родственничков ставил для себя. Да плевать на них...
   ...Включаю ту самую древнюю радиолу - не Аркадия Северного, естественно; тем более, что никакого магнитофона на даче ещё и нет, - ловлю какую-то импортную станцию, которая без перерывов передаёт душевную эстрадную музыку вроде Джеймса Ласта или Поля Мориа...
   ...И, как ни странно, при этом мы почти ничего не говорим...
   ...И вот - уже тепло, а на улице быстро темнеет; но мы не зажигаем свет: светят только из открытой печной дверцы огоньки на догорающих дровах, да ещё радиола - неяркий медовый свет от шкалы, и светло-зелёный глазок индикатора. Настойка, налитая в обычные гранёные стаканы, таинственно мерцает, и переливается, как в хрустале...
   ...И она подходит ко мне...
   ...А вы, конечно, ждёте подробностей.
   Не дождётесь.
   И если бы я хотел закончить в духе "красивых" романов, то сказал бы что-нибудь в таком роде: " Не дождётесь - тот вечер принадлежал только нам, и память о нём - только наша. Хоть и не было больше никакого продолжения тем отношениям, и просто остались воспоминания... И пусть даже она, может быть, никогда и не придавала никакого значения этому мимолётному приключению! Но со мной он всегда - этот полумрак старой дачи, и музыка оркестра Поля Мориа всегда воскрешает его в памяти..."
   А на самом деле...
   На самом деле, рассказывать о тех подробностях просто стрёмно и смешно. Хмырь из общаги, видимо, накаркал, и меня угораздило попасть точно в такую же идиотскую ситуацию... Внезапно наступившая слабость уже во время процесса... и лихорадочные мысли о том, что во избежание позора надо что-то изображать. Ещё и не зная толком, как всё должно выглядеть при нормальном настоящем сексе. А потом видеть, что она, конечно же, всё поняла, но делает вид, что поверила. Эх...
   И воскрешает тот вечер в памяти никакой не Поль Мориа, а всё тот же Аркадий Северный, а иногда и Костя Беляев, хоть ни тот, ни другой там вовсе и не звучал. Но у них есть очень подходящие к этой теме песенки... Знатоки жанра легко догадаются, о чём тут речь.
   ...С тех пор минуло уж много-много лет.
   Своё место в половой жизни я, в конце концов, всё-таки нашёл, и все эти самокопания в мраке далёкого прошлого уже никому не нужны. Говорят, что пора уже всё забыть. И выйти, наконец, на волю из этого дурдома. Чтобы просто слушать Поля Мориа и Аркадия Северного безо всех этих мыслей и ассоциаций...
   Но дурдом, как и Царствие Божие, внутри нас.
  
  
  

И В ЗАВЕРШЕНИЕ

Монолог умной дамы, которая не любила блатняк

   Боже, какой кошмар.
   Феерия. Весна в Кащенко...
   Но представьте, - ведь когда-то и меня тоже интересовал этот вопрос! Почему же всё-таки молодёжь и подростки эпохи развитого социализма так увлечённо слушали блатные песни?
   Нет, искать ответ у специалистов тут действительно бесполезно. Социологи, культурологи, психологи и прочие психиатры ничего умного вам, увы, не скажут... Для них это слишком мелкая и неинтересная тема.
   Но... знаете ли вы, почему у евреев мужчина должен всю жизнь изучать Тору, а еврейским женщинам это вовсе не обязательно?
   Да потому что женщина и так имеет Знание.
   От рождения.
   Интуитивно.
   Ну так вот, значит, рискну и я чего-нибудь вспомнить на эту тему. Может, и в самом деле тут смогут всплыть какие-нибудь крупицы истины. Я ведь тоже встречала в юности немало любителей этого ужасного жанра...
   Тьфу!
   Конечно же, я всегда его презирала! Как и тех, кого тянуло на эту, прости Господи, "романтику" - недоразвитых подростков, не прочитавших даже и полутора книжек из программы начальной школы. Сбившихся в компании, где система отношений никуда не ушла от обезьяньей стаи. Какое ж ещё "искусство" они могли воспринимать?
   Или ещё смешнее, - "домашние" мальчики, замученные родительской гиперопекой и школьными нравоучениями, и от этого изо всех сил старавшиеся изобразить "независимость". То есть, как можно больше скабрёзничать, блатовать, и тянуться за гопниками.
   Но что о них говорить, если точно таких же любителей хватало и среди взрослых? Например, недалёкие сытые обыватели, жаждущие пощекотать свои заплывшие жиром мозги какой-нибудь "остренькой" экзотикой. Ведь масс-культура в те времена была глубоко советской, идеологически выдержанной, и щекотала их очень слабо, а блат с этим делом вполне им подходил по их уровню...
   Ну, и не очень-то, кстати, далеко ушли от них и другие - "идейные" любители блатняка из нашей советско-антисоветской интеллигенции. Доморощенные нигилисты, выдававшие эту мерзость за свой, видите ли, "стихийный эпатажный протест"! Или ещё более изощрённые, считающие это бессмысленное и безопасное фрондёрство настоящим инакомыслием. Впрочем, мода на всё "запрещённое" была тогда тотальной. Даже у всяких "умеющих жить" советских мелкобуржуев оно тоже проходило как некий символ крутости...
   Мрак. Кошмары загнивающего социализма.
   Сама-то я ещё в самом начале своей взрослой жизни, насмотревшись на все эти "слои" советского общества, нашла себе совсем другой круг общения. Мне было интересно с людьми, считавшими себя хиппи и анархистами, нонконформистами и диссидентами, свободными художниками и гражданами Вселенной...
   ...И тем удивительней для меня оказалось, когда именно у них я впервые услыхала записи Аркадия Северного! Эти записи каких-то абсолютно дурацких песенок, но исполняемых совершенно необычным голосом, с каким-то прямо-таки инопланетным тембром и модуляциями.
   И вот оказалось, что среди нашей тусовки-богемы, где, казалось бы, у одних безраздельно царила лишь рок-музыка, у других - бардовская песня, очень многие к этому Северному относились с большим интересом!
   Да, любители блатных песен в нашей прекрасной стране встречались действительно везде...
   Но всё-таки - почему???
   Ладно, о тех, кто постарше, нечего и говорить. Они успели заразиться этой модой на блат, которая в сороковые-пятидесятые годы, судя по рассказам, была вообще в махровом расцвете. Не знаю. Меня тогда не было. У рассказчиков всё выходило пристойно, и даже логично. Как же - гулаг-архипелаг... И пусть пресловутое "половина сидела, половина охраняла" - преувеличение; пусть сидела даже и не десятая часть, но тогда, говорят, и на "воле" режим не сильно-то отличался от лагерного... Так что - всё равно. Память о страшной эпохе. Тем более, в наши семидесятые, когда об этом официально уже никак не упоминалось, но у многих ещё было в семейной памяти. Мэй би...
   Только вот я никак не могла понять одного: такой поворот темы предполагал, вроде бы, трагические песни о неволе невинно осуждённых, так что же что тут общего могло быть со всяким "ты зашухерила всю нашу малину"?
   Ха, надо знать наших демагогов. Теоретическая база у них находилась и для "малины".
   Да и не только для "малины"... По правде-то говоря, песенок про натуральную уголовщину там было не так уж и много. Зато хватало других, немногим лучших - про всяких уродов нашего несчастного общества. Алкашей, развратников и прочую гадость. И чем мерзостнее, тем лучше для наших "любителей". Зачем?
   А для них это был, видите ли, "театр"...
   Вернее сказать - балаган.
   Правда, они признавали, конечно, что и сюжеты и "герои" тех песен - сугубо отрицательны. Это так. Но какой вообще нормальный человек может думать иначе?! Разве что только та самая подростковая гопота с обезьяньими принципами, для которой это были действительно герои... Ну, а наши культурные извращенцы утверждали, что для них все эти песенки - всего лишь игра! Ради смеха. Ведь именно отрицательный герой, доведённый до гротеска, этакий "опереточный злодей" - самый подходящий сюжет для отвязной клоунады.
   Действительно - балаган...
   Только вот зачем он был им нужен?
   Чтобы просто подурачиться? Что ж, это - святое... Пусть я не люблю всякий грубый юмор, но дурачиться людям надо. Любая придурь лучше, чем "правильность" до тошноты унылых зануд, не позволяющих себе ничего, выходящего за какие-то идиотские "рамки". Не зря же психологи исписали об этом целые вагоны бумаги.
   Или балаган им был нужен ещё для чего-то?
   Ну, вот один большой оригинал из таких "клоунов", помнится, отвергал эстетское "искусство для искусства", и считал точно такой же глупостью "балаган ради балагана". Он утверждал, что всё это должно иметь конкретный смысл, и что вся эта блатота поётся не для того, чтоб просто похихикать, а исключительно ради сатиры! Чтобы обстебать и развенчать "героев" подобной песни и их образ жизни. И уж, конечно, вовсе не чтоб прославить, как считают тупые люди не понимающие иронию! Другой, не менее повёрнутый кадр, яростно возражал. Все эти мерзкие песенки он считал общественным запросом к больным темам эпохи, и призывал относиться к ним серьёзно, а не сводить своей сатиро-иронией как раз таки на уровень балагана...
   Врал он, конечно. Да и тот, "сатирик", тоже только трепался, и больше ничего. Тоже мне, Зощенко нашёлся...
   Вот насчёт тупизны, к сожалению, правда. С иронией в нашем обществе всё было очень плохо.
   Взять хотя бы нашу школьную директрису и историчку-парторга! Их возмущала даже наша совершенно беззубая эстрадная сатира. То они видели в ней сплошное очернительство нашей прекрасной советской действительности, а то возмущались, что гражданин Райкин преподносит народу всяких хамов и алкоголиков как героев и пример для подражания! Ужас... Ну, какой нормальный человек мог бы принять тех сатирических персонажей за чистую монету, и брать их себе примером? Даже в нашей школе... В нашей, далеко не образцовой окраинной школе на такое были способны лишь несколько самых законченных дебилов! А эти добрые педагоги, видимо, считали такими всех окружающих... Либо и сами не понимали иронии, и искренне видели там призывы к подражанию. В точности, как и вышеозначенные дебилы.
   Впрочем, всё это не ново. Лишнее доказательство, что противоположности сходятся, и яростные "поборники морали" мыслят по модулю точно так же, как самые аморальные типы. Тупость уравнивает всех...
   И, конечно, подразнить таких тупорыло-упёртых и узкомыслящих "моралистов" - довольно большой соблазн... Может быть, тут и впрямь пригодна любая эпатирующая тема?
   Но уж не знаю, насколько всё это могли осознавать наши дурачки. Скорее, им всё это было по барабану. Хотели паясничать, и паясничали. Как, наверное, и авторы тех песенок... Или они сочиняли их действительно с осознанной иронией? Трудно сказать... Можно подумать, что кругом были сплошные Галичи и Высоцкие, как в каждом школьном ансамбле - Гилланы и Блэкморы.
   Ну их к чёрту. Ирония, не ирония... Всё равно они не были мне тогда интересны, даже и в ироническом аспекте. А разбираться в этом сейчас... Уж тем более нет интереса. В советской жизни, где официоз нам всё преподносил в засахаренных картинках, это ещё имело какой-то смысл. Но ведь та жизнь давно уже на помойке...
   И кто, в конце концов, знает, чем она была на самом деле? Может, и прав был один мой знакомый сумасшедший искусствовед, который гораздо позже говорил, что Совдеп - это просто сплошной рафинированный постмодернизм? О котором, кстати, у нас никто не имел тогда ни малейшего понятия. И, тем не менее, вся советская жизнь была одним глобальным постмодернистским спектаклем. Где абсолютно ничто не несло своего изначального прямого смысла, и восприниматься могло исключительно через метафору и иронию. А поскольку спектакль был без сценария и без режиссёра, то каждый там играл и понимал, как умел...
   Чёрт его знает! По крайней мере, как раз к блатняку это вполне приложимо. Может, поэтому-то советский интеллигент и воспринимал его так "нелинейно", находя там какие-то иные, вторые и третьи смыслы, хоть при этом и сам бы не смог их внятно сформулировать?
   Да и тот же Аркадий Северный сам не осознавал толком свою роль, которую так самозабвенно играл? Может быть, может быть...
   Только очень уж это всё заморочено и заумно! Никакого желания нет лезть в эти дебри, - у нас, слава Богу, хватает мыслителей, которые разберутся в этом дерьме и без меня...
   Ну и чёрт с ними. Вернёмся всё же в реальность.
   Ведь в том паноптикуме любителей блата встречались и типажи куда похлеще. Все эти постмодернисты и клоуны со своей "иронией" - это ещё просто ангелы против тех, кому вся эта грязь нужна была вполне сознательно! Тех, кто объявлял себя "свободным человеком" и врагом Системы.
   А заодно и общества. Всего нашего склизкого общества, которое терпит эту Систему. И, значит, любые антиобщественные "герои", персонажи с самого дна - хороши, потому что тоже враги этого общества! И чем хуже, тем лучше! Ну да, я уже вспоминала про этих доморощенных нигилистов с их "протестами", эпатажами, и фрондёрством... Да, я тоже считала себя человеком антисистемным, и даже контрсистемным. Но обыгрывать эту тему на подобном материале?!! Да уж, - просто-таки вершина диссидентства и либерального свободомыслия. Тьфу.
   Что они понимали в свободе? Впрочем, - что мы все в ней тогда понимали? Какой только ахинеи про неё не несли...
   Искали, кстати, эту "свободу" и в песнях Северного! Но это уже совсем шизофреническая тема. Не знаю даже, насколько типичная... Лично мне в своё время довелось послушать немало зауми о какой-то особой внутренней свободе, слышимой у Северного. В духе наших излюбленных философствований о свободе и о воле, и о том, какая половая разница между этими понятиями... Честно говоря, всё это довольно быстро утомляло.
   И ладно, если бы это была уже знакомая бодяга о "свободе" в блатных песнях! Когда эти умники рассуждали, что, мол, темы личной свободы и независимости, гнёта системы и противостояния ей наиболее наглядно и выпукло раскрываются именно через тему "воля-неволя". В смысле - "свобода-тюрьма"... И это особенно ясно видно в ранних песнях Высоцкого - социально-философских по смыслу, но блатных по тематике, что совершенно органично для специфики и реалий того постгулаговского времени.
   Это было, конечно, спорно и примитивно. Но хотя бы понятно.
   А вот про "свободу" у Северного несли такую пургу, что трудно даже воспроизвести! Вплоть до того, что эта самая Свобода звучит не в словах его песен, а в манере. Что он поёт, как подлинно свободный человек. И это воспринимается не только в интонациях, но даже и в модуляциях его голоса! Только это надо чувствовать... И не все это могут, как не всем дано слышать ультразвук или различать поляризацию света.
   Думаете, это всё?
   Как бы не так.
   У нас водились ещё и другие занятные демагоги-любители. К тем доморощенным "актёрам-сатирикам", "нигилистам" и "философам" - такие же "искусствоведы".
   Надо было слышать, как глубокомысленно они вещали о семантике и образах! О мифологемах и колористике "мира", создаваемого песнями и музыкой в записях Северного... Ах, вас не интересует уголовный "колорит"? Да, уголовщина - это, конечно, нехорошо... Но позвольте. Ведь для нас, обывателей благополучного развито-социалистического Ленинграда, герои тех песен - персонажи и типажи уже совершенно условные! Все эти одесские налётчики давно уж стали для нас вроде средневековых викингов и пиратов. Причём, даже и не настоящих, а книжных. Как персонажи Фенимора Купера ничего общего не имели с подлинными индейцами, а киногерои Гойко Митича - ничего общего уже и с персонажами Купера... Но это ведь никогда никого и не волновало. И вот так же и Беня Крик с Лёнькой Пантелеевым стали для нас уже ничуть не реальнее Робин Гуда или капитана Блада, или даже вовсе фантастических существ, типа героев Толкиена...
   Но я не читала их любимого Толкиена, которого в те времена советские издательства обещали вот-вот издать, но так ещё и не издали. Наши мусолили его бредни лишь в самиздатских перепечатках с не пойми каких переводов. Я же никогда не нуждалась в мирах, выдуманных кем-то. Мне хватало своих.
   Так и голос Аркадия Северного... Лично у меня он просто вызывал какие-то причудливые ассоциации. Какие-то настолько красочные мысли и образы, что если бы я и захотела их описать, то получилась бы только бледная тень. Но я этого и не хочу.
   Скажу лишь, что они были абсолютно никак логически не связаны ни с идиотским содержанием его песенок, в которое я, слава Богу, и не вникала; ни с тем "образом" певца, который при этом, вроде как, предполагался. Но в этом и был весь кайф... Только полное вычленение всякого смысла. Он убивал всё очарование...
   Но ведь, собственно говоря, это и была самая настоящая деконструкция, то есть тот самый, неведомый простому советскому человеку чистой воды постмодернизм...
   ...Боже, какой кошмар.
   Это ж надо было столько нагородить, так увлекшись всей этой левой социопсихологией, психокультурологией и прочей мудистикой о роли блатной музыки в жизни советского общества!
   Но пусть. Пусть будет хотя бы такой путаный рассказ. Такой же, каким пёстрым и корявым и было всё в той далёкой неправильной жизни. Ведь её уж давно смыло потоком времени в канализацию истории...
   А шоу-бизнес благополучно сделал тот странный жанр омерзительным коммерческим "шансоном", с восторгом принятым нашим филистерским обществом; и Северный в нём оказался "королём блатной песни". Впрочем, он и тогда таким был. Для тех, кто не понимает.
   Ну, а я... я давно уже его не слушаю. Никаких образов и ассоциаций он больше не навевает. Всё в прошлом.
   А прошлого не существует.
  

___________________________________

  
  
  

No Team Writing

2011-2022

Kirjamo - Bohnice

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"