Чугунок со щами уже дымился на столе, попадья нарезала хлеб и лук.
— Сейчас-сейчас, касатик, проголодался, чай, — приговаривала она, нежно, но робко поглядывая на отца Никифора.
— Ну, что ж, — сказал тот, устало взглянув на попадью, — водочку-то неси.
Попадья засеменила к погребу:
— Холодненькой достану, что Пантелеймон давеча принёс.
Вот уж и голова попадьи с поднятой над ней бутылью показалась из погреба. Да видать поспешила она, оступилась. Грохот и звон бьющегося стекла вывели батюшку из задумчивости. С минуту сидел он, слушая оханья попадьи и осознавая случившееся, а осознав, только и молвил:
— Тьфу, дура ёбаная, — и снова погрузился в свои мысли.
АНФИСА
Вся деревня знала, что Анфиска — блядь.
Идёт она, бывало по улице — морда накрашена, подол за пояс заткнут, не то что ляжки — чуть ли не жопа видна — и бесстыжими глазами по сторонам зыркает.
Пелагея, отца Никифора соседка, тут сразу же за коромысло — и давай мужика своего хуячить — чтоб неповадно было. И уж по всей деревне бабы окна да двери затворяют.
И только отец Никифор тогда выходит из дому, становится посреди улицы и плюёт, плюет ей вслед, пока та совсем не скроется из виду.
СКОТИНА
Отец Никифор ждал в гости отца Онуфрия из соседней Хряковки.
Попадья напекла пирогов с мясом и с капустой. Она уже волновалась:
— Глянь, батюшка, времени-то уж осьмой час, а отец Онуфрий всё чтой-то не едет.
— Приедет, — успокаивал её отец Никифор, — куда он денется, скотина.
ДАРМОЕДЫ
Отец Никифор захворал: вечером жар начался, ночь спал плохо, всё охал да ворочался, попадья извелась вся.
С утра пришли его проведать купец Пантелеймон да Николка Ебанько, столяр. Видят — жар не меньше, Николка и говорит:
— Может за доктором съездить?
— Да не любит он их больно, докторов-то, — отвечает попадья.
Тут и больной глаза открыл и говорит:
— Не люблю. Не люблю докторов. И столяров не люблю. И купцов не люблю. Дармоеды.
ДИАВОЛ
Однажды отец Никифор увидел Диавола.
Был он тогда у Пантелеймона на именинах и вышел на двор по нужде.
Видит — Он, возле амбара маячит. Отец Никифор — в сени, схватил пантелеймонову двустволку, валенки надел, и на улицу.
Тот от него удирает через огороды, в поле, в лес уйти норовит. Но и отец Никифор не отстаёт: через изгороди, по сугробам… Остановится, прицелится, стрельнет, и снова за ним…
Только к утру вернулся. И слёг: месяц хворал. Говорит, убил. Уж за версту от Хряковки. Мужики ходили, правда, не нашли ничего.
Чёрт его знает, дело тёмное.
БЛИНЫ
(КОСАРИ)
Любил отец Никифор по утрам ходить на косарей смотреть. Смотрит, как мужики сено косят, любуется: «Ладно косят!» — думает. Аппетит нагуляет и к обеду домой возвращается.
Возвращается, думает: «Вот сейчас пельменей покушаю.» А в тот раз попадья блинов напекла.
— Отведай, — говорит, — со сметанкой, с грибочками или с вареньем.
— Сметанка, грибочки, — передразнил отец Никифор, — водка да рыла свиные кругом. — И, вздохнув, только немного съел и пошёл отдыхать.
ДРАКА
Отец Никифор поужинал и теперь сидел возле печки и смотрел на огонь. Тут на улице мужики затеяли драку. Отец Никифор поспешил к окну. Но мужики подрались совсем недолго и разошлись. Тогда отец Никифор вернулся к своему месту возле печки и продолжал смотреть на огонь.
БАТЬКА МАХНО
— Ну что, отпущаешь грех мой, или как? — повторил батька Махно, сдвигая брови.
Отец Никифор отвёл глаза. Тёплый майский ветерок играл листьями берёзы за окном и чубами трёх висящих на ней казаков.
— Отпущаю, чего уж…
— Ну и ладно. Хлопцы, батюшку обратно доставить!
«Ну и сволочь, — думал отец Никифор, залезая в телегу. — Кадилом бы тебя по ебалу!»
РЕВОЛЮЦИЯ
К отцу Никифору батька Махно всегда приходил с большой трёхлитровой бутылью самогона. Бывало, разгорячившись, заводил батька Махно разговор о своих хлопцах и конях, о России да о своей роли в мировой революции.
— Говно, — отвечал, захмелев, отец Никифор, — твои хлопцы, и кони твои — говно. И Россия — говно, и революция твоя, да и сам ты — говно.
ХРЯКОВКА В ОГНЕ
Под вечер в избу ворвался батька Махно с окровавленной шашкой.
— Где красные?! — орёт.
— А в Хряковке, — пошутил отец Никифор.
Уже ложась спать, услышал он канонаду, глянул в окно — над Хряковкой зарево.
— Ишь, воюють, — усмехнулся отец Никифор.
ПОМИНКИ
Отец Никифор любил ходить на поминки. Так бывало разгуляется!..
Однако, вёл себя сдержанно и никаких скабрезностей не допускал.
ИЕРУСАЛИМ
Николка Ебанько полез в церкви крышу чинить, да и свалился. Лежит, не шевелится. Послали за отцом Никифором. Тот как раз в бане парился. Оделся наспех, побежал к церкви, а тут его ещё шмель в шею укусил.
Бросился он на колени возле Николки, возопил:
— Господи! Да что ж такое делается! Люди набожные и работящие мрут, а эти, — на мужиков столпившихся указал, — живут, паскуды, и шмели их не кусают!
Тут Николка сел, головой трясёт, перегаром от него за версту разит.
Встал тогда отец Никифор, печально посмотрел вокруг себя:
— Уйду я от вас на хуй, — говорит. — в Иерусалим.
ПАРАДОКС
Как-то раз отец Никифор любовался на работу косарей, прислонясь к стогу сена, и сам не заметил, как заснул. И было ему чудное видение: будто явился к нему ангел небесный, весь в белом, и молвит: «Поведаю я сейчас тебе, отец Никифор, феньку одну. Коли послушаешь меня, первым станешь средь приходских священников и неоценимую помощь принесёшь отечеству…»
Возрадовался сердцем отец Никифор. Но тут ударил гром, и он проснулся.
«Парадокс,» — вспоминал потом этот случай отец Никифор.
ХАВРОНЬЯ
Вскоре после Вербного Воскресенья Хавронья опоросилась. Довольный отец Никифор, бывало, по нескольку раз на день наведывался в хлев посмотреть на приплод.
А по вечерам, сидя на крыльце, с эадумчивой улыбкой раэмышлял над тайнами Творения, едва отвечая на приветствия возвращающихся с покоса мужиков.
СТАРУШКИ
Хотя и много было вокруг набожных старушек, но отец Никифор их не жаловал. На вопрос, почему он их не жалует? — Дуры они, — отвечал.
МУЗЫКА
Любил отец Никифор слушать, как Николка Ебанько на гармошке играет. Нарочно в гости звал. Слушает, бывало, а сам плачет.
А из поэтов любил он Горация.
ЛУНА
Отец Никифор сидел на крыльце и смотрел на луну.
— Вот так же, наверно, и отец Гавриил, что до меня тут был, смотрел на луну, — думал он, — да и раньше ещё, отец Амвросий, да и до него кто-то, бог его знает, да и прежде ещё… Все умерли. И я тоже умру. И попадья… И даже Николка Ебанько, хоть молодой ещё и крепкий такой. И священник новый, что заместо меня придёт. Хоть он, может, церковь покрасит. А когда-нибудь, глядишь, и новую построют. Ведь и этой когда-то не было… Хорошо!..
ПОДАРОК
Отец Никифор с ярмарки всегда попадье подарок привозил. То бусы купит, то платок какой. А попадья потом всё перед зеркалом крутится, довольная. Да и сам отец Никифор доволен, смотрит на неё, радуется: «Ну и баба у меня, ну и дура!»
УХОД
В конце августа отец Никифор ушёл в Иерусалим. Вроде и не собирался, а только встал однажды утром чуть свет:
— Всё, — говорит, — пора, пойду я.
Попадья рыдает, однако вещичек да пирогов в дорогу собрала. Обошёл он в последний раз двор, в хлев заглянул, обнял попадью и ушёл.
Навсегда ушёл. В последний раз его в Калязине видели.
* * *
В Иерусалиме отцу Никифору не понравилось.
Ловец жемчуга
Белка собирает орехи и прячет, готовясь к зиме.
Она не видит, что кругом все ветки усыпаны удивительными орехами,
и что так будет всегда.
* * *
Восемьдесят
Десять тысяч
Пятнадцать
Шесть
Четыре
Семь
Одиннадцать
Тридцать два
Тридцать два
Одиннадцать
Семь
Четыре
Восемьдесят
Десять тысяч
Пятнадцать
Шесть.
* * *
Гринго в красных трусах собирает ракушки
Эй, гринго, на хрен тебе ракушки?
Не слышит, собирает ракушки на берегу океана.
* * *
Под водой плывёт рыба и видит черноту и серебряные искры.
Потом она выныривает и смотрит вверх.
Так получается вселенная.
* * *
Узоры веток
на сером небе
острые листья сирени
* * *
Все деревья остались на своём месте
Мы вырастем, родим детей и умрём.
* * *
Отражение в зеркале
Оглядываюсь встревоженно:
Никогда не знаешь…
* * *
Женщина, умершая ужасной смертью,
склонившись надо мной говорила
Я открою тебе великую тайну
Я открою тебе великую тайну
Я открою тебе великую тайну
* * *
Какая разница между человеком до смерти и после смерти?
Казалось бы никакой. Точно также он смеётся, пьёт пиво, смотрит на витрины и на проходящих женщин.
* * *
Один волшебник хотел превратить скалу в апельсин, но ошибся, и сам стал скалою.
Так они и стоят рядом. Иногда они разговаривают, но больше молчат.
ХРУСТАЛЬНЫЕ ГЛАЗА
Плач кошек на холмах
Плач кошек сдавленных
между землёй и небом
Плач кошек смотрящих на облака
Плач дымчатых кошек
Плач облачных кошек
уплывающих вдаль
СТУДЕНТ
…Вчера был у гадалки. Она предсказала
мне жизнь в бедности и лютую смерть…
(Из письма).
То, что я принял за гостиницу, оказалось жилым домом.
— Нет здесь гостиницы, — сказала старуха, сидящая на крыльце. — Была, говорят, да сгорела. Сто лет назад.
На крыльцо вышла женщина средних лет.
— Вот он, — сказала ей старуха, — тот самый студент. Каждые пятьдесят лет приходит. Ещё бабка моя его знала. Гостиницу ищет. И в прошлый раз тоже искал.
— Очень приятно, — сказала женщина.
— Мне тоже очень приятно, — сказал я.
Я уже понял, что старуха была не в своём уме, но что-то мешало мне уйти.
— Ты ему воды принеси, — сказала старуха. — Он должен воды попить. И в прошлый раз воду пил. И дальше так будет.
Женщина принесла мне воды из колодца. Я выпил полную кружку, хотя дрожал от холода и пить не хотел.
— Совсем не изменился, — сказала старуха. — Такой и остался: нищий студент. В тот-то раз, мы ещё с ним на берегу тогда, помню, сидели — так он через год вернуться обещал. Говорил — вот денег в городе заработаю и вернусь.
— Что ж вы не вернулись? — спросила меня женщина. Я с удивлением посмотрел на неё, а потом мы вместе — на старуху.
— Его на Свистухе мужики убили, — объяснила она. — За то что он ихнюю конюшню сжёг.
Какое-то время все молчали. Потом женщина предложила:
— Может, пусть он у нас переночует?
— Нет, — сказала старуха. — Пущай в сельсовет идёт, там переночует у сторожа.
Солнце уже зашло, я шёл по тёмной пустынной улице, и дующий с реки ветер шумел у меня в ушах. И мне казалось, что когда-то я уже шёл по такой-же улице, так же шумел в моих ушах ветер, и всё так же я не мог разобрать, что он мне шепчет.
* * *
Ах, судьба! Ты как богатая тётя, что прилетев оделяет родных дорогими подарками. А мне говорит:
— Ты мой самый любимый племянник! — и хлоп рюмку водки, а потом ещё и ещё… А с утра у неё самолёт.
СВАДЬБА БУБЫ
Я почувствовал подвох, когда Буба представлял меня своей невесте: его дядя, капитан второго ранга, уставился на нас и опрокинул шампанское. А главное, как раз в этот момент, часы торжественно пробили восемь. Потому-то я и сказал весело:
— Ба! Да мы, кажется, знакомы!
Невеста конечно ждала другой реакции. Она смотрела на меня молча и без улыбки, а Буба даже забыл удивиться. Он был бледен и смотрел отрешённо.
Но окончательно всё провалил опять же его дядя. Он подошёл ко мне и сказал:
— Вот, к племяннику приехал… Капитан второго ранга… Хотите посмотреть кортик?
Мне стало совсем смешно.
— Потом посмотрю, попозже, — сказал я, подмигнув, и он понимающе закивал.
Когда часы пробили девять, дверь распахнулась, и вошёл маленький усатый человек в клетчатой кепке.
— Итак, совершено убийство… — начал он с порога.
— Идиот, у нас свадьба! — заорал Буба, и тот убежал.
Гости танцевали, и их лица становились всё более бессмысленными.
— Ну, и что вы теперь будете делать? — спросил я Бубу.
— Это всё из-за дяди, — сказал Буба равнодушно.
Дядя к этому времени уже почти растаял в воздухе.
— А может быть начнём всё сначала? — сказала невеста. — Ведь это же всё для тебя…
И мы переставили часы на без пяти восемь и начали всё сначала.
СМЕРТЬ МЯСНИКА
Ангел Смерти в чёрном плаще и маске входит в мясную лавку.
Усталый мясник склонился над окороком.
Ангел Смерти. — Эй, мясник!
Мясник (поднимая голову). — Чего тебе?
Ангел Смерти снимает маску. Мясник хватается за сердце и умирает.
У РАЙСКИХ ВРАТ
У райских врат Архангел Гавриил лежит под деревом и грызёт травинку.
Появляется человек.
Арх. Гавриил. — Ты кто такой?
Человек (тихо). — Мясник.
Архангел Гавриил грызёт травинку, смотрит на человека, человек смотрит в землю.
Не спрашивай у собаки, куда она бежит по весне: она не сможет тебе ответить.
* * *
Один бедуин заблудился в пустыне. Он умирал от жажды и роптал на Аллаха.
— Чего ты хочешь? — спросил его Аллах.
— Воды.
И Аллах принёс ему воды.
— Тебе ещё что-нибудь нужно?
— Нет.
Вечером он развёл костёр и долго сидел у огня. Потом он умер, и Аллах взял его к себе на небо.
МОЛДАВСКАЯ ПОХОРОННАЯ ПЕСНЯ
— Похороните меня на высоком берегу!
Парни: — Опа! Опа! Опа! Опа!
Девки: — Ая-яй-яй-яй-яй!
— На высоком берегу Дуная!
Парни: — Опа! Опа! Опа! Опа!
Девки: — Ая-яй-яй-яй-яй!
— Заройте меня поглубже!
Девки: — Ая-яй-яй-яй-яй!
Парни: — Опа! Опа! Опа! Опа!
Барабан: Бух! Бух! Бух! Бух!
ПАСТУХ
На берегу озера сидел пастух и играл на свирели. Мы подошли поближе и похвалили его игру.
— Тут как я никто не играет, — сказал он. — Даже русалки вылазят из воды, чтобы послушать.
И действительно, тут только мы заметили лежащих вокруг него на траве русалок.
ЛУКИНИЧНА
Старуха Лукинична была ведьма. Отец Никифор, как увидит её, так бывало и говорил:
— Ведьма ты, Лукинична, старая ведьма.
— Да и ты ведь не молод уже, отец Никифор, — отвечала Лукинична.
— И то правда.
И, вздохнув, шли они каждый своей дорогой.
ЛОВЕЦ ЖЕМЧУГА
— Ну как? — спросил я ловца жемчуга, когда он вынырнул.
— Так себе, — сказал он. — Тут ведь чего? То бывает нырнёшь разок и нормально, а то ныряешь-ныряешь и ни хрена.
И он опять нырнул.
ЛЁТЧИКИ
Лётчики сидели в землянке и играли в шахматы.
— Чего ж вы не летаете? — спросил я.
— Погода нелётная, — объяснили лётчики. — Когда можно летать, мы летаем, а когда погода нелётная, мы играем в шахматы.
— А я ещё хожу на курсы Красного Креста, — сказал самый молодой из них, — чтобы заботиться о младшем брате: он от рождения ничего не видит и не слышит.
— Вот ведь какая хуйня, — подумал я.
ЗИМНИЙ ЛЕС
Зима. Все деревья покрыты снегом. Кроме одного: на нём прыгает птица и стряхивает снег на землю.
О, глупая птица! Бесполезны твои дурацкие усилия! Улетай, вредная птица, не мешай мне любоваться зимним лесом!
ПРИНЦ
— Ну что за хуйня! Все люди как люди, работают, веселятся, а я — то у меня руки болят, то ноги, то живот.
— Это потому, что ты принц. Королевской крови. Просто тебя в роддоме с кем-то перепутали. Спи, не бери в голову.
Но принц долго ещё не мог заснуть, всё ворочался с боку на бок и матерился.
ПОЛНОЛУНИЕ
Я стою перед окном. Я стою посреди комнаты. Я стою перед окном посреди комнаты и говорю.
Я говорю, говорю, а лунный свет льётся в моё окно, а сам я стою посреди комнаты, на ковре, возле разобранной кровати, и губы мои что-то бормочут, бормочут беззвучно, а свет луны, льющийся в комнату через раскрытое окно пронизывает меня насквозь и беспрепятственно проходит через моё тело, заливая голубоватым светом ковёр и разобранную кровать, возле которой я стою и говорю, говорю, говорю совершенно беззвучно в лунном свете, беспрепятственно проходящем через моё тело и пронизывающем мои беззвучно что-то шепчущие губы голубоватым светом луны, льющимся через открытое окно на ковёр и на разобранную кровать, возле которой я стою посреди комнаты и бормочу, бормочу, бормочу что-то беззвучное, как лунный свет, льющийся и. т. д.
НОЧЬ
Я проснулся ночью от шума ветра. По небу бегут облака, дерево перед моим окном качается и на стене пляшут тени: в доме напротив горит лампа, из тех, что зажигаются сами, как только стемнеет. Лампа горит, по стене мечутся тени, дерево качается, шумит ветер, по небу бегут облака, горит лампа, и так каждую ночь.
* * *
— Я помню тебя весёлой маленькой девочкой, а теперь ты совсем взрослая женщина, работаешь официанткой в ресторане большого отеля и даже, говорят, спишь за деньги с туристами. По ночам ветер качает деревья, а звёзды падают днём и их тоже никто не видит. Когда я думаю об этом, у меня обрывается сердце.
— Ветер качает деревья, и мы качаемся вместе с деревьями, и я ничего не понимаю из того, что ты говоришь. Ни одного слова, ни одного звука.
ЗАТМЕНИЕ СОЛНЦА
Я хотел купить тёмное стекло, чтобы посмотреть на затмение солнца, но в магазине его не было.
— Ты можешь купить стакан и масляную краску, — сказал продавец. — Правда, тогда ты ничего не увидишь. Или ты можешь купить стаканчик мороженого. Но если ты его съешь, то сразу заболеешь.
Однажды я купил своему другу стаканчик мороженого, он его съел и сразу заболел.
Я купил стаканчик мороженого и дал своему другу. Он съел его и сразу заболел.
— Все вещи, — сказал продавец, — взаимозаменяемы.
ПУТЕШЕСТВЕННИК ВО ВРЕМЕНИ
Однажды я проснулся, и был полумрак.
— Это утро? — спросил я.
— Нет, — сказала моя сестра, — это вчерашний вечер. Видишь — идёт дождь, И вчера шёл дождь. Значит, это вчера. Не может же дождь идти каждый день.
Я заснул и проснулся ещё через сутки.
— Ну вот, — сказал я, — теперь это сегодня.
— Нет, — сказала сестра. — Сегодня ты проспал, это завтра.
Я встал, и всё было странным вокруг меня.
С тех пор я живу отчуждённо, как путешественник, и ничего не принимаю близко к сердцу.
* * *
Один человек любил собирать красивые камни на пляжах.
Он умер, оставив целые пляжи красивых камней.
Страна восходящего солнца
* * *
Осенний ветер унёс мою жену и собачку.
Принесёт ли он их обратно?
Я пью саке, греясь у очага.
* * *
— Эй, старик, почему ты не предложишь нам напиться? Разве часто такие богатые караваны проходят у твоего колодца?
— Час назад вас не было, и ещё через час вас не будет. Я пока ещё могу различать миражи.
— Тихо старик, молчи.
Мы уходим, тёмные силуэты на фоне звёзд.
* * *
Если б я был звездочётом, я бы считал звёзды.
Если б я был садоводом, я бы сажал деревья.
Восходит солнце. Я смотрю на него из-под руки.
Только вчера выпал снег,
а сегодня он уже тает.
Природа не очень-то умная.
* * *
Вечер. Люди идут с работы.
Бедные люди!
Наверно они устали.
* * *
Нищий старик на углу просит мелкую монету.
Неужели ему никто не поможет?
Боже мой!
* * *
По горной дороге
Лао Цзы уходит на запад.
Солнце печёт ему лысину.
* * *
Каравелы
Шторм
Тишина. Подводные клады.
* * *
Весенняя дымка над морем.
На белых пароходах евреи едут в Америку.
* * *
Лунная ночь. Не спится.
То на спину перевернусь то на живот.
* * *
Снег тает.
Деревья застыли в танце.
Собака неподвижной мордой смотрит на горизонт.
У моих дверей человек в шляпе листает толстую книгу.
Моя странная жизнь.
* * *
На верхушку дерева садится птица. Но ветер качает дерево, и птице трудно удержаться. Поболтавшись какое-то время, она улетает.
* * *
В моей душе шумят деревья
Начинается дождь
В моей душе вечер.
* * *
Люди уходят с площади
Ветер играет листьями
Тени на поверхности воды появляются и исчезают.
Волшебный букет
СПОКОЙНАЯ ЖИЗНЬ В ДЕРЕВНЕ
11 апреля.
Почки на деревьях набухли, но листьев ещё нет. Завтра буду копать огород. Хотел сегодня, но весь день идёт дождь. С утра подоил корову и пью молоко с булками. А капусту и морковь вообще не ем. Кстати, моркови-то и нет, кажется.
13 апреля.
Ночью проснулся от страшного грохота. Что-то с огромной силой ударило в мой забор и повисло на нём. Но забор не сломался. Очень крепкий забор.
15 апреля.
Сегодня весь день собирался посмотреть, что там повисло у меня на заборе, да так и забыл. Копал огород. Корову доил. Листьев ещё нету пока.
25 апреля.
Опять забыл посмотреть, что на заборе висит. Морковь сажал. Вечером на чердаке что-то шумело. Топот будто. Может, крысы? Да нет, вряд ли. Крысы не топают так. Вот-вот листья появятся. В прошлом году уже были в это время.
2 мая.
Вчера никак не мог заснуть. Только засну — топот на чердаке, просыпаюсь. Только к утру затихло. Может всё же крысы. У меня там булки, на чердаке-то. Надо будет слазить, посмотреть.
15 мая.
Весь день дождь шёл. С утра корову подоил и опять спать лёг. Вчера ночью на чердак лазил. Такой грохот был — совсем спать невозможно.
Залез, свечку зажёг — а всё равно темно. Гляжу — в углу мужик какой-то сидит. Волосатый весь, рожа страшная, глаза нет одного, а зубы как у собаки. Жрёт чего-то. Но я смотрю — булки на месте. Чёрт его знает, что за мужик. Я их вниз снёс на всякий случай.
16 мая.
Листьев что-то не видать ещё. Через неделю год будет, как прежняя моя корова сдохла. Ландышей нажралась и сдохла. В этом году все ландыши заранее повыдергаю.
17 мая.
Сегодня очень рано проснулся. Смотрю в окошко — а небо какое-то зеленоватое, и кружочки на нём повсюду чёрные, а из кружочков будто бы палочки такие лучистые разбегаются. Не знаю, что это было такое.
Сосед тоже видел.
18 мая.
Поссорился с соседом. Говорю — листьев что-то долго нет. А он говорит — и не будет. Совсем дурак. Весь день полол ландыши.
19 мая.
Хотел сегодня посмотреть, что там на заборе висит. А только смотрю — там уже и нет ничего. Ландышей уже не осталось, все повыдергал. Что же это было-то?
23 мая.
Сдохла корова. Объелась ландышами. Где она их нашла — не знаю! Всё вроде прополол. Что же это было-то на заборе? Теперь уже никогда не узнаю. Листьев что-то так и нету.
ИНТЕРВЬЮ
— А раньше у вас была какая-нибудь профессия?
— Да… я преподавал санскрит.
— Когда?
— В 95. Или 94… В Киеве.
— О! Моя дочка как раз недавно была в Киеве!
— Красивый город.
— Очень, очень красивый город!
Старушка закашлялась.
— Ваша социальная работница сказала мне, что в России вы работали в овощном магазине…
— Да… То есть… Ну, в общем, да.
— Понимаю, понимаю. Вы работали в России в овощном магазине, а в Киев ездили преподавать санскрит.
— Да, иногда…
— Сложный язык!
— Да.
— Очень, очень…
Старушка опять закашлялась.
— А у вас ведь есть диплом парикмахера?
— Парикмахера? Ах, да, парикмахера.
Я подумал: «Моё прошлое так же темно, как моё будущее».
— Почему же вы не хотите работать парикмахером? Это очень хорошая специальность…
— Я плохой парикмахер… Очень, очень плохой.
— Понимаю… Ну что же, я считаю, что вы сделали правильный выбор, решив учиться на водителя грузовика. И вы нашли прекрасные курсы, очень, очень…
— Может быть они немного дорогие…
— Что вы! Вполне умеренная цена для таких хороших курсов. Я надеюсь, мы сможем вам помочь в оплате…
Старушка опять закашлялась.
— Астма? — спросил я.
Она кивнула и продолжала кашлять.
— У меня тоже астма, — вздохнул я.
Она кашляла и кашляла, всё больше краснея. Я пробовал вспомнить 94 или 95 год и не мог.
Старушка перестала кашлять и сидела, раскрыв рот и вытаращив глаза.
Она не дышала.
Я пошёл к секретарше.
— Эта женщина, с которой я говорил…
— Ну?..
— Она, кажется, умерла.
Секретарша вскочила и побежала в кабинет. Какое-то время я стоял возле её столика, прислушиваясь. Потом повернулся и пошёл к лифту.
Мой лучший друг нервно прохаживался туда-сюда перед подъездом и курил одну сигарету за другой.
Он сразу бросился ко мне.
— Ну как? Дали? Да? Дали? Или не дали? Нет? Не дали? Дали или не дали? Ну что ты молчишь? Говори!
— Чёрт его знает, друг… — сказал я.
И мы взвалили на плечи наши тяжёлые мешки и ушли в хмурую осеннюю ночь.
ОДИНОКАЯ ЖИЗНЬ В ТАЙГЕ
— Ну вот, теперь огурчиков, капустки квашеной… Ага! Полнёхонька!
Лесник схватил бутылку, плеснул немного на стол и поднёс спичку. По столу забегал синий огонёк. Лесник улыбнулся.
— Так, остудить теперь…
Он закупорил бутылку и, открыв дверь, воткнул её в ближайший сугроб.
Снег кончился. Над головой простиралось бескрайнее звёздное небо.
Лесник закрыл дверь и подбросил дров в печку.
— Ну вот, капустки теперь… Закончилась что ли? Закончилась. Ну и бог с ней, и без капусты хорошо… — бормотал лесник, присаживаясь перед печкой, — и с капустой хорошо, и без капусты хорошо. И так хорошо, и эдак хорошо. И здесь хорошо, и там…
Лесник потряс головой. Он чуть было не задремал.
— Картошечка, — он поставил на стол таганок, — лучок, огурчики…
Стаканчик… Ага! Ну всё, можно…
Лесник приоткрыл дверь, нашаривая рукой бутылку. Потом открыл дверь шире и стал шарить по сугробу двумя руками. От холода, идущего в комнату, проснулась кошка и недовольно мяукнула. Лесник вышел и прикрыл за собой дверь. Через минуту он снова вошёл, потирая озябшие руки. Какое-то время он стоял, задумчиво глядя на кошку. Потом снова вышел, и его не было дольше.
— Так не бывает… — сказал он, входя и садясь перед печкой. — На тыщи вёрст вокруг — ни души, — объяснил он кошке.
Кошка равнодушно закрыла глаза.
— Так не бывает! — повторил лесник.
Кошка спала.
— Медведь?.. Нет. Медведь спит… — бормотал лесник, начиная дремать. — Спит медведь… тыщи вёрст… и кошка спит… и медведь спит… и заяц…
ЛЕНИВАЯ ЖИЗНЬ В ТРОПИКАХ
Уже лёжа в гамаке, Фернандо съел ещё одно манго и, облизав пальцы, закурил сигарету. Ветви смыкались над ним густым шатром, лёгкий ветерок обдувал его тело, и ему не было жарко.
«Мне не жарко», — подумал Фернандо. Его клонило в сон, но после съеденных фруктов курить было приятно. Мысли в голове приятно путались, ему было хорошо.
«Приятно», — подумал Фернандо.
Он закрыл глаза и почувствовал, что вот-вот заснет. Ему уже не хотелось курить, но жалко было начатой сигареты.
«Последнюю затяжку», — подумал Фернандо, с трудом приоткрывая глаза. Сигарета выскользнула из пальцев. Фернандо засмеялся. Ему не хотелось смеяться, но он ничего не мог с собой поделать. Он смеялся всё тише, и наконец, успокоившись, опустил на лицо сомбреро и сложил руки на животе.
— Фернандо!
«Это я!» — подумал Фернандо во сне.
— Вы арестованы!
ПОЕЗД
Однажды вечером заяц сказал:
— Зайчиха!
— Что, дорогой?
— Слушай!
Зайчиха ничего сначала не услышала, но потом стала различать шум, который всё усиливался.
— Что это, дорогой?
— Поезд.
— Нет!
— Вот увидишь!
Они вылезли из норы и стали ждать. Через минуту мимо них с грохотом промчался поезд.
— Спасибо тебе, дорогой! — сказала зайчиха, смахивая слезинку, и поцеловала зайца. И они радостно пошли спать.
ПОРТРЕТ ДЕДУШКИ СТИВА
Однажды мой однокурсник Стив пригласил меня провести выходные в его фамильном замке.
Фамильный замок Стива был довольно большой. Весь день он водил меня из комнаты в комнату. Заходили мы также в библиотеку и в погреб. Но особенно меня поразила одна картина. На ней был изображён пожилой мужчина в мундире старого покроя, забрызганном кровью, со свирепым выражением лица и топором в руках.
Вечером, когда мы сидели в креслах перед камином и пили портвейн, я спросил Стива об этой картине.
— Это портрет моего дедушки. Он умер, когда меня ещё не было на свете, — сказал Стив. — Его повесили. — добавил он.
Оказалось, что дедушка Стива в молодости был мельником и там, на мельнице, продал душу дьяволу. Тогда он заперся в замке и выходил из него только по ночам, отлавливал одиноких путников, приводил их в замок, рубил топором и ел.
— Говорят, он по ночам сходит с портрета и бродит по замку с топором, но я не верю в это. Хотя и слышу иногда подозрительные шаги в коридоре, — закончил Стив.
— Только люди со слабым умом могут верить в такую чушь, — сказал я.
— Конечно, — согласился Стив. — Такие люди боятся зеркал, фотографий, картин…
— Чёрных кошек тоже, — добавил я.
— Вот именно, и солнечных затмений…
— Это тёмные люди, полные предрассудков.
— Таких людей надо убивать! — закончил Стив.
Постелено мне было в той самой комнате, где висел портрет дедушки Стива. Я лёг, но долго не мог заснуть. То мне казалось, что дедушка хмурится, то наоборот, что смеётся. А в руке его то топор, то голова, то вообще что-то непонятное. Я встал и занавесил портрет простынёй.
Но не успел я лечь, как простыня стала развеваться, будто от картины дул на неё сильный ветер. Я сдёрнул простыню и обомлел: дедушки на картине не было. Тогда я взял заряженный мушкет, лежавший на тумбочке, забился в угол кровати и так, сидя, проспал до рассвета.
Когда я проснулся, дедушка был на своём месте, и даже лицо его казалось не таким свирепым. «Конечно, это был сон!» — подумал я и поклялся никогда больше не пить портвейн.
Спустившись вниз к завтраку, я увидел, что стол накрыт только на одного.
— Где же Стив? — спросил я.
— Увы, его зарезали ночью, — сказала горничная.
Я в ужасе приказал запрягать лошадей и сразу после завтрака уехал в город, подальше от этого проклятого замка.
ТАИНСТВО СМЕРТИ
Молодой человек спешит на свидание. Выскакивает из квартиры — лифт сломан. Он мчится вниз по лестнице. Седьмой этаж, шестой, пятый… На четвёртом этаже он спотыкается и падает, ударяясь головой о батарею. Несколько секунд он шевелит ногами, потом застывает в неподвижности. От тела отделяется ошарашенная душа и начинает медленно подниматься вверх по лестнице.
СПЯЩИЙ ИНОК
Инок спит. Дыхание его ровно и глубоко. Но сон его лёгок, как утренний туман. Дунет ветерок, и туман исчезнет. Был ли он, нет ли?..
Чутко спит инок. Так спит хищный зверь в джунглях. Охотник, радуясь, наводит ружье, целится. И вдруг — где же он, зверь-то? Нет его. Пусто кругом. Охотник озирается, трёт глаза и тут чувствует за спиною горячее дыхание зверя… Или ещё так спит лихой человек на пароме. Пошепчутся попутчики, посовещаются, порешат сковырнуть его за борт. А чуть только подойдут — глядь, а он и не спит вовсе, и глаза-то его открыты, и в руках он острый ножик держит. А то и топор…
Ну и пусть спит себе инок с миром. Дело молодое. До заутрени ещё часа полтора осталось…
РАССКАЗЫ О ЖИВОТНЫХ
ПТИЧКА.
На дереве сидела птичка. Дунул сильный ветер, птичка ударилась об забор и сдохла.
ЛОШАДЬ.
На берегу стояла лошадь. Дунул сильный ветер, лошадь упала в речку и утонула.
БОБЁР.
В реке сидел бобёр. На него упала лошадь, и он утонул.
БАБОЧКА.
Бабочка порхала с одного цветка на другой, с другого на третий, с третьего на четвёртый и так далее, пока не сдохла.
ОЛЕНЬ.
По лесу шёл олень и жрал стекловату. Все думали, что он сдохнет, но он не сдох!
БЕЗ НАЗВАНИЯ
Адам и Ева гуляли по саду и всему что видели давали имена.
— Так. Это кактус, — говорил Адам.
— Кактус! — повторяла Ева.
— Это пусть будет заяц, это — носорог, а вон то, скажем, свинья.
— Свинья, свинья! — радовалась Ева. — А это пусть будет скорпион, ладно?
Так они гуляли довольно долго, пока в самом глухом углу Эдемского сада не увидели…
— Что это? — спросила Ева.
— Это… А ты как думаешь?
— М-м… Не знаю…
— Ну скажи что-нибудь. Не важно что.
— Э-э… Ничего не могу сказать…
— Я почему-то тоже…
Так это и осталось неназванным.
СОН МЛАДЕНЦА
Птицы пели неправильно.
«Ки-Ки! Ки-Ки!» — сердился младенец, начиная засыпать.
Сначала ему снилась собака. Это была хорошая собака, с длинным хвостом. Она не подходила слишком близко и негромко говорила «Гав-Гав!». Потом собака ушла, и пришла кошка. Она сказала «Мяу!» и помахала пушистым хвостом. Последней пришла большая умная птица.
«Ки-Ки!» — сказала птица. Младенец улыбнулся ей и дальше спал уже без сновидений.
ЛЕТЯЩАЯ ОБЕЗЬЯНА
— Одна обезьяна, — рассказывал дедушка, — всё время прыгала. Другие обезьяны созерцали природу, добывали пропитание, воспитывали детей, а эта всё время только прыгала с ветки на ветку. Потому что каждая ветка издали казалась лучше, чем была на самом деле. К тому же даже самые лучшие ветки ей быстро надоедали. И вот однажды обезьяне что-то такое померещилось, она прыгнула, а там ничего не оказалось…
— Вообще ничего?
— Вообще.
— Ну и что обезьяна?
— Она так до сих пор и падает.
МОЛОДА
«А ведь я уже не молода,» — подумала Маша, идя с работы. «Немолода!» — эта мысль поразила её как громом. Скрылось солнце, небо потемнело, птицы на деревьях замолкли, и наступила страшная тишина. «Не молода, не молода!» — повторяла Маша про себя. Под ногами у неё загудела земля. Маша зажмурилась и сжала руками виски. Из глаз её брызнули слёзы. Ей показалось, что вот-вот что-то огромное упадет с неба и раздавит её.
«Но вообще-то ведь я молода,» — подумала Маша. «Молода!» Гул прекратился. «Молода, молода!» — повторяла Маша, вытирая слёзы.
Небо прояснилось, выглянуло солнце, и на деревьях запели птицы.
Маша улыбнулась и продолжила свой путь.
ТРОИЦА
Я встретил его в винном магазине и сразу узнал, ведь это был я сам, только лет двадцать назад. Он тоже узнал меня.
— Вот ведь как бывает… — сказал я. — Ты что берёшь?
— Портвейн.
Молодой я покраснел.
— Убери свои деньги, студент, — сказал я.
— А где мы будем пить, у тебя? — спросил молодой я.
— М-м… Мы можем поехать в одно место, я там живу временно… У одной женщины…
На самом деле мне не очень хотелось, чтобы молодой я видел эту женщину.
— А может поедем в общагу? — предложил молодой я.
Выходя из магазина, мы столкнулись со стариком потёртого вида.
— Ребят! — старик схватил меня за рукав. — Помогите! Чуть-чуть не хватает!..
— А пошёл ты! — сказал я, отталкивая старика, и вдруг обомлел. И молодой я тоже. И старый я.
— Ну что ж, — сказал я, понемногу приходя в себя, — пойдём, у нас есть.
Закуси только нет.
— Да чёрт с ней, с закусью, — сказал старый я.
Мы не поехали в общагу, а расположились на ящиках во дворике возле церкви.
— Я пишу поэму… — сказал молодой я.
— Помолчи, — сказал старый я.
Чуть позже он сказал:
— Мы сидим как отец, сын и Святой Дух…
— Аминь, — сказал я, и дальше мы пили молча.
МЁРТВЫЙ ГОРОД
Расскажу вам о мёртвом городе. Когда-то это был оживлённый торговый город. Но в одну прекрасную ночь все его жители исчезли.
Сто тысяч жителей. С тех пор это мёртвый город. Даже звери и птицы обходят его стороной. Только одна мрачная старуха бродит с фонарём по ночным улицам.
— Где же люди? — спрашиваю я у старухи.
— Какие ещё люди? — шамкает старуха.
— Но ведь были же люди!
— Были да сплыли! — хохочет старуха.
Она хохочет всё громче, и от её хохота поднимается вьюга и разбиваются окна в домах…
ДАР БОГОВ
Вот я сижу, как паук, плету свою паутину. Вдруг — грохот, звон, влетает розовое фламинго.
— Это ещё что за шутки?! — я высовываюсь в окно.
Улицы пусты, четыре часа утра.
Окно разбито, рама сломана, стол сломан, стакан разбит. Хромое фламинго сидит на полу. Я тоже сижу на полу напротив фламинго.
— Здравствуй, утренняя птица!
Из разбитого окна тянет утренней свежестью.
На рынке фламинго никто не берёт, и меня же штрафуют любители дикой природы.
Я смиряюсь, найдя в старой книге изречение древней мудрости: «Тому, кого они хотят возвысить, боги дарят розовое фламинго.»
ВОСКРЕСЕНИЕ
Когда Христос воскрес, он вернулся к семье, в родной Вифлеем.
— Ну как там, в Иерусалиме? — спросил его за ужином отец, плотник Иосиф.
— Да ничего.
— Пойдёшь туда ещё?
— Нет уж, — улыбнулся Христос, — больше не пойду.
* * *
Однажды, когда Исус Христос спал, кошка описала ему сандали.
Он долго гонялся за ней, но так и не поймал.
МУДРЫЙ КОЛДУН
Один земледелец вырастил много помидоров, но прилетела жар-птица и сожрала весь урожай. Так было и на другой, и на третий год. Тогда он пошёл искать совета у старого колдуна, известного своей мудростью. Долго ли, коротко ли, только добрался он наконец до места, где жил колдун. После долгих уговоров тот согласился выслушать земледельца.
— Ну, говори, чего пришёл? — сказал колдун.
— А что это такое у тебя на носу? — спросил земледелец.
— Это очки, — объяснил колдун.
И он щедро наградил земледельца и отправил с богатыми дарами в большой город, где земледелец вскоре открыл своё дело.
ДУРАЦКИЙ СОН
Одному человеку снился дурацкий сон, будто кругом одни подонки, ходят, бубнят чего-то. Денег нету к тому же. Взял он тогда и застрелился.
Просыпается — в дверях генерал в парадном мундире.
— Эй, генерал, тебя как звать?
— Харитоном, — отвечает генерал, — и родом я из колмыцких степей.
— Ты, это, Харитон… Береги меня.
— Не извольте беспокоиться, Ваше Величество! — говорит Харитон.
ПОВЕСТЬ О ДВУХ БЛЯДЯХ
Хочу рассказать вам о двух блядях. Итак, жили-были две бляди. И одевались они как бляди, и красились как бляди, и разговаривали по-блядски. И походка, и мысли — всё у них было блядское.
Уж вижу я, как мой читатель, дойдя до этого места, восклицает с возмущением: «Вот ведь, блядь, какой общественный порок!»
Но посмотри на себя, о читатель! Сам-то ты чем лучше? И речи твои, и мысли, и походка…
ВОЛШЕБНЫЙ БУКЕТ
Сначала мне снилась таблица химических элементов. Нет, не как у Менделеева. Гораздо лучше.
Потом приснился «Иллюстрированный Словарь Садовода». Я искал там слово «интуиция», но не нашёл. Зато прочитал статью к слову «корова».
«К сожалению, — говорилось в статье, — по техническим причинам мы не смогли проиллюстрировать это животное. Корову вы можете увидеть на одной из следующих ферм…» Дальше шёл список ферм, где можно посмотреть на корову.
Потом мне приснился сборник рассказов болгарских писателей, из которых я запомнил только один.
Один лётчик влюбился в одну девушку и пригласил её поужинать к себе в гостиницу.
— Я приготовлю много вкусных вещей, — сказал лётчик. Но девушку тогда так тошнило, что она отказалась.
Лётчик очень обиделся, а девушку вскоре перестало тошнить, и она пошла ужинать к другому своему знакомому. Но оказалось, что он живет в бедности. Она купила ему кусок колбасы, а сама пошла в ресторан. Но в ресторане ей не понравилось, и она поехала в гостиницу к лётчику.
Лётчик встретил её упрёками.
— Неблагодарная! — кричал он, бросая к её ногам цветы, браслеты и драгоценную заморскую буженину.
Девушка испугалась, схватила один небольшой персик и убежала. А лётчик в отчаянии сел на букет белых роз и завыл.
Но никто не услышал его воя. Ибо это был волшебный букет. Он впитывал в себя человеческую боль и облегчал страдания. Если же боль была слишком сильной, то слушая вой, опытный врач мог поставить правильный диагноз и начать лечение.
ЖЕНЩИНА, СМОТРЯЩЯЯ НА ЭКСКАВАТОР
Я ехал на велосипеде и увидел молодую женщину. Она стояла и смотрела на экскаватор. Я проехал мимо и обернулся. Она всё так же смотрела на экскаватор. Я ехал и смотрел на неё, а она смотрела на экскаватор. Я ехал и ехал и всё смотрел на неё, и чуть не врезался в столб. Может она инженер, черт её знает…
ЗАЛОЖНИК
— Ну, будешь звонить домой?
— У меня нет дома.
— Как знаешь. Пятьдесят тысяч — не такие уж большие деньги. Другие заплатят. И они вернутся домой целые и невредимые, и будут вспоминать этот случай как забавное приключение. А тебя мы расстреляем.
Утром мы шли через джунгли, и покрытые росой листья были удивительно яркие, а среди листьев ещё более яркие огромные жёлтые цветы.
— Ещё далеко? — спросил я солдата.
— Нет, почти пришли.
Я стал смотреть на листья ещё внимательней.
— Мы не убийцы, — сказал солдат, когда мы вышли на поляну, — просто нам нужны деньги для революции.
Через поляну бежал ручей.
— Посмотри, — сказал солдат, щелкая затвором, — возле ручья трава лилового цвета, а в воде плавают разноцветные рыбы. Они едят жемчуг, который лежит на дне…
Я заглянул в ручей, и он выстрелил.
Потом он подошёл, и мы вместе смотрели на жемчуг.
— Если долго идти вниз по ручью, — сказал солдат, — то выйдешь к большой реке. Только тебе придётся идти очень-очень долго. По деревьям будут прыгать обезьяны, жёлтые цветы завянут, и расцветут красные, а по ночам к ручью будут прилетать попугаи. А потом ты будешь идти вдоль реки. Много-много дней, пока не увидишь город.
Там есть рынок и церковь, а вечером идёт дождь. Там есть один дом, очень старый дом из брёвен, с синими ставнями. Это твой дом. На завалинке лежит кошка, пол скрипит, а в сенях стоит ведро с водой.
РУСАЛКИ
— А ежели девка какая утопнет, — рассказывал дедушка, — то становится русалкой…
Тут на улице послышались крики, и он выглянул в окно.
— Чего там ещё?
— Ой, страсти! — закричала соседка. — Тимка опять надрался! Машка с дитями от него заперлись, а он дверь топором рубит!
Дедушка взял ружьё и пошёл к двери.
— Ты куда это? — заволновалась бабушка.
— Пойду пристрелю гада, — сказал дедушка, выходя.
СТАРАЯ ИСТОРИЯ
Герцог приказад удвоить патрули, однако беспорядки продолжались: была задета честь знатнейшего семейства Толедо. Нанятые доном Рибера, по городу рыскали наёмные убийцы. Каждое утро находили новые трупы, но Педро Гарсии среди них не было. Братья Рибера поклялись не переступать порога дома, пока не найдут убийцу сестры.
Педро нашёл их сам, узнав, что гибнут его друзья. Он успел ранить старшего Риберу. Ещё живого Педро принесли к герцогу, и наутро он был повешен.
— Но на этом история не заканчивается, — сказал профессор. — О, нет! У Педро был брат. Приехав из Мадрида, он под видом просителя явился к дону Рибера и перерезал ему горло. Он не успел уйти. Говорят, братья Рибера разрезали его на куски. Его звали Хосе Гарсия…
Вот такая история. А всё началось здесь, на этом самом месте, четыреста лет назад. Мария Рибера выходила из церкви, когда Педро подошёл и ударил её кинжалом.
— Почему он это сделал? — спросил я. В Толедо я был проездом. В то время я только закончил академию и готовился принять сан.
— Почему он её убил? Из ревности. Он приревновал её к сыну герцога, молодому Мигелю Перейро. Совершенно без оснований, я думаю.
— А У Хосе Гарсии не было родни?
— Нет. К счастью. Правда, незадолго до своей кончины он женился, но детей у него не было.
— Вы, наверно, очень хороший профессор. Вы помните все имена, все детали этой истории…
— Ах, молодой человек! Да ведь может из-за этой-то истории я и стал учёным! Вы знаете, как меня звать? Аурелиано Рибера! Я последний из древнего рода Рибера! Вот так-то, молодой человек…
Профессор вздохнул и погрузился в свои мысли.
Опускались сумерки. На ступени церкви лежал серый камень.
«Наверно, этому камню тоже четыреста лет…» — подумал я.
— У него был сын…
— Что?
— У Хосе Гарсии был сын, — сказал я и ударил профессора камнем по голове.
Он упал с проломленным черепом на том самом месте, где четыреста лет назад я зарезал прекрасную Марию Риберу, беспричинно приревновав её к сыну герцога, молодому Мигелю Перейро.
СЛУЧАЙ С ХАСИДОМ
— Или вот ещё недавно на Крите, — рассказывал девушке профессор, — нашли одно удивительное захоронение. Кувшины, драгоценности, оружие… Но главное — прекрасно сохранившийся скелет молодого вельможи в парадном облачении. На ногах его были золотые браслеты, на поясе меч, в руках скипетр, украшенный рубинами, а в зубах — вы не представляете, что было у него в зубах!..
Тут самолёт тряхнуло, и в салоне запахло дымом. Появилась стюардесса.
— Пристегните, пожалуйста, ремни.
— Скажите, ведь всё нормально, — испуганно заговорила женщина сзади.
— Ведь мы не упадём, правда же мы не упадём?!
— Не знаю, — сказала стюардесса. — Пристегните ремни!
— Мама… — сказал профессор.
Сидящий впереди молодой хасид обернулся:
— Так что же всё-таки… А, впрочем… — он махнул рукой и снова погрузился в чтение, нервно кусая пейсы.
— У меня жених в Индиане! — завизжала девушка.
— Заткнись! — сказала стюардесса по-испански.
Самолёт кувыркнулся, штопором пошёл вниз, упал на скалы и взорвался.
ЛУНА
Ночь. Город спит. Темно. Только на площади горит один фонарь.
Вокруг фонаря кружатся бабочки. Много бабочек. Вот и ещё одна. Она подлетает и ударяется о стекло. Фонарь разбивается, на землю летят осколки, и бабочки разлетаются в разные стороны.
«Я всем приношу несчастье, — думает бабочка. — Это потому что я сама несчастна.» Она замечает в небе круглую луну, и летит к луне.
А в самом центре луны за пультом сидит человек.
— Учитель, — говорит человек. — Все лампочки мигают хорошо, и приборы гудят ровно… Только я забыл, какую кнопку надо нажать, синюю или красную?
Ответа нет.
— Учитель, учитель! — зовёт он испуганно.
Тишина. Учителя нет.
Человек закрывает глаза и нажимает на обе кнопки…
Но ничего не происходит. Мигают лампочки, и луна всё так же ровно плывет по небу.
ЛИСТЬЯ
В парке мы собираем букеты из листьев. Из красных и жёлтых листьев, упавших с клёна. Только я собираю все листья подряд. Я срываю зелёные листья кустов и поднимаю мокрые чёрные листья, лежащие в лужах. Мой букет самый большой. Я бросаю его вверх, и ветер уносит листья. Другие дети смеются и что-то кричат мне. Но я не понимаю их языка.
УХОД ГЕРОЯ ИЗ ДОМА
— Героя только из дома выпусти, а дальше он уж сам пойдёт куда надо, — сказал дьявол.
И вот он стоит на пороге. Причесался, подпоясался, сапоги начистил.
— Ну, я пошёл.
— Ну ступай.
— Смотри-ка, котомку забыл, — говорит дьявол.
— Ну вот!.. Не спокойно мне что-то. Ты б проводил его немного.
— Да. Провожу, пожалуй. До леса.
Я подхожу к окну. Вечереет. Идёт мелкий дождь со снегом. Герой уже далеко. Топает по грязи, трёт озябшие уши. За ним, шагах в десяти, с котомкой идёт дьявол.
ПОСЛАНИЕ
Два ангела летели над водной гладью.
— Ну, и где они? — спросил один другого.
— А вон.
Из воды поднимался утёс. На нём стояли люди. Они стояли, сбившись в кучу, и боялись пошевелиться, чтобы не упасть в воду.
— А я думал, это деревья.
— Нет. Видишь, у них головы вертятся.
Ангелы облетали утёс слева, и лица людей поворачивались, следя за ними.
— Смотрят на нас…
— А теперь чего не смотрят?
— У них дальше головы не поворачиваются. Полетели в другую сторону. Ангелы полетели направо.
— Вот видишь, и в эту сторону так же.
— Градусов где-то на девяносто.
— Да, примерно. У кого больше, у кого меньше.
— А давай полетим наверх.
Теперь ангелы летели вверх, и люди поднимали лица всё выше.
Раздался слабый всплеск.
— Всё, это предел.
— Ну, говори.
Ангелы спустились чуть ниже, и один из них сказал:
— Радуйтесь, люди….
— Ну, чего ты?
— Подожди… Радуйтесь, люди!.. Не помнишь, как там дальше?
— Нет.
— В общем, радуйтесь! — сказал ангел, и они повернули обратно.
ХОРОШИЙ ДЕНЬ
1.
С утра я встаю и вижу, что моя шапка лежит на полу. Вчера вечером она висела на вешалке, а сейчас лежит на полу. Значит она упала ночью, пока я спал!
2.
Я чищу зубы и смотрю в зеркало. У меня молодое и румяное лицо. Но меня это не радует.
О, нет, меня это не радует! Да, меня это радует!
СКАЗКА
Однажды Кащей Бессмертный похитил прекрасную принцессу, а Иван- Царевич пришёл её вызволять.
— Кулаками махать — большого ума не надо, — сказал Кащей Бессмертный. — А давай лучше — кто кого перепьёт.
Первым выпил Кащей, полный ковшик, покачнулся, но устоял. Тогда и Иван-Царевич выпил полный ковшик и тоже устоял. А Кащей Бессмертный выпил второй ковшик, и морда его стала дикая и зубастая. Но Иван-Царевич тоже выпил, и у него тоже сделалась страшная морда. Тогда Кащей Бессмертный выпил третий ковшик и запел:
«Сидит добрый молодец во сырой темнице,
Ждёт лютой смерти.»
А Иван-Царевич тоже выпил и запел:
«А красна девица ждёт его, плачет,
Но не дождётся и удавится.»
И им обоим стало грустно. Кащей Бессмертный выпил ещё ковшик и так свистнул, что даже стены задрожали, а Иван-Царевич свой ковшик выпил и как даст кулаком по столу!
Тогда Кащей Бессмертный ещё выпил, ударился оземь и обернулся жирным горбатым пингвином. А Иван-Царевич тоже ударился оземь и обернулся старой облезлой обезьяной. Посмотрели они друг на друга и заплакали — так им стало противно.
— Уйди ты с глаз моих, ради Христа! — сказал Кащей Бессмертный. — Уж больно тошно мне на тебя смотреть.
Но Иван-Царевич уже и сам уходил и плевался.
ДЕМОНСТРАЦИЯ ТАНКОВ
— Вот это самый большой танк в мире, — сказал генерал. И действительно, танк был такой огромный, что я даже не стал обходить его кругом, чтобы не терять времени.
— А это самый маленький танк в мире, — сказал генерал. И правда, танк был совсем-совсем маленький, и стоял на лыжах.
Я тогда вспомнил, как один геолог показывал мне свои камни. У него было три камня. Один он нашёл на юге, другой на севере, а третий на востоке. Чем больше я на них смотрел, тем больше убеждался, что они одинаковые.
— Они же одинаковые!
— Совершенно одинаковые. Поэтому я их и подобрал.
— Как же ты их различаешь?
— А там снизу приклеены бумажки.
И верно, снизу к ним были приклеены разноцветные бумажки: чёрная, жёлтая и зелёная.
СЫН НАВЕЩАЕТ ОТЦА
(Пьеса.)
На койке лежит старый отец. Входит сын с лукошком.
ОТЕЦ (Спокойно). Люлька наверно свалилась. Маляры там стену красят.
СЫН. А… А я аж испугался — такой грохот! Думал — может лопнуло чего.
ОТЕЦ. Не, люлька должно быть.
СЫН. А…
Едят крыжовник.
СЫН. Ну ладно, бать, пойду я. А то уже живот болит от этого крыжовника.
ОТЕЦ. Ну, иди, чего.
СЫН. Ну, я пошёл.
ОТЕЦ. Ну, ступай.
СЫН. Ну, пока.
ОТЕЦ. Ну, бывай.
Сын уходит.
ФИАЛКИ
В этом стихотворении рассказывается о человеке, который забрался на гору и нашёл там череп.
Собирая фиалки, я поднимаюсь в гору.
Чем выше я лезу, тем больше вокруг фиалок.
Вот уж я на вершине, и что же я вижу?
Увы! Я вижу череп и мёртвые кости.
Осторожно я спускаюсь с вершины.
В голове моей кружатся всякие мысли.
В одной руке у меня череп.
В другой руке у меня букет фиалок.
Небольшие поучительные истории
ЛЮДИ, ЛЕЖАЩИЕ В ПЫЛИ
Люди лежали в пыли, как свиньи. И к тому же ворочались, и от этого становились ещё более пыльными. И лица их были тоже пыльные. Граф подошёл к окну и сказал:
— Посмотрите на этих людей. Они лежат в пыли, как свиньи. И даже лица у них пыльные!
И он обратился к ним:
— Люди! Вы лежите в пыли, подобно свиньям. И ещё ворочаетесь с боку на бок, становясь пыльнее. И пыль оседает на ваших лицах!
Но люди не слушали его. Они лежали в пыли и ворочались с боку на бок.
МАЛЕНЬКИЙ ГРЯЗНЫЙ КОРАБЛИК
Кораблик был маленький и грязный. Мама спросила:
— Ну что, тебе нравится кораблик?
— Нет! — ответил мальчик. — Мне не нравится этот кораблик, потому что он маленький и грязный.
НЕСКОНЧАЕМЫЙ ДОЖДЬ
— Это какой-то нескончаемый дождь. Когда же он наконец кончится?
— Он никогда не кончится, поэтому он так и называется.
— Нет, не растут. Это только кажется, что они растут, а на самом деле они не растут.
«Странно», — подумала Ольга. Она ясно видела, что растут лопухи.
ТОЛСТАЯ МАНЯ
Толстая Маня шла по воду.
— Ой, опять эта толстая Маня идёт по воду! — кричали дети. — Смотрите, какая она толстая, эта Маня. А ещё идёт по воду!
— Замолчите, — сказала мама. — Пусть Маня толстая. Это ничего не значит. Зато она идёт по воду, И она ходит по воду каждый день.
СВЕЖИЙ ВЕТЕР
Анатолий распахнул окно, и в комнату ворвался свежий ветер. Он опрокинул графин, раскидал листы со стола и разметал мусор, который только что подмела Светлана. Светлана сказала:
— Дурак ты, Анатолий, — и закрыла окно.
СВИНЬЯ В АПЕЛЬСИНАХ
Однажды поросятники запустили свинью в апельсины. Ну, просто отнесли её в комнату с апельсинами и там оставили. А сами пошли обедать. Когда они вернулись, свинья по-прежнему сидела посреди комнаты и задумчиво перекатывала апельсины.
— Ну как? — спросили поросятники.
— Ничего не понимаю, — вздохнула свинья, глядя на апельсины. — Ничего!
Девушка пела, стоя у рояля. Она пела так прекрасно и жалобно, что у Марьи Петровны слёзы наворачивались на глаза. Что уж тогда и говорить об Анне Игнатьевне? Конечно, Анна Игнатьевна плакала навзрыд. Даже у молодого человека, аккомпанирующего девушке на рояле, блестели в глазах слёзы. Да и Семен Семёнович был тронут. Он громко высморкался и сказал:
— Ах, не говорите мне про чай! Если бы вы знали, каким чаем меня однажды напоил Архип Архипович!
— Каким же это чаем вас напоил Архип Архипович?
— Ах, не говорите мне про этого человека! Если бы вы знали, каким чаем он меня однажды напоил!..
Хозяйка оставила Тамару Васильевну и пошла пить чай.
НЕПРИЛИЧНОЕ СЛОВО
На стене было написано неприличное слово.
— Посмотрите-ка, Осип Семёнович, какое неприличное слово написано на стене! — сказала Марья Абрамовна.
— Это что же за слово такое? — спросил Осип Семёнович, близоруко щурясь через очки.
— Это очень неприличное слово, — сказала Марья Абрамовна. — Я сейчас принесу щётку и ведро с мыльной водой и сотру это слово.
ПИСЬМО
Вечером Леонид Петрович писал письмо Марии Ильиничне.
«Дорогая Мария Ильинична! — писал он. — Я по Вас очень скучаю!..»
Но тут в окно влетела какая-то птица, клюнула Леонида Петровича в голову и улетела.
Леонид Петрович подождал немного и продолжал: «А сейчас в окно влетела какая-то птица, клюнула меня в голову и улетела…»
Он задумался, потом перечитал написанное, порвал письмо и пошёл спать.
ЖЕЛЕЗЯКА
Два приятеля прогуливались по бульвару. Вдруг перед ними на асфальт упала железяка.
— Ничего себе железяка! — воскликнул Алексей Фёдорович. — А представляете, Пётр Андреевич, если бы эта железяка упала вам на голову?! Вы бы, наверно, тогда сразу умерли.
— Да уж наверно! — отвечал Пётр Андреевич. — А вы, Алексей Фёдорович, если бы эта железяка упала вам на голову, тоже бы наверно умерли!
— Ещё бы! — сказал Алексей Фёдорович, и оба приятеля рассмеялись: они были рады, что остались живы.
ГЛУПЫЙ СПАНИЭЛЬ
Один мужик гулял со своим спаниэлем, а спаниэль остановился возле помойки и стал жрать какую-то дрянь. Мужик сказал: «Фу!», но спаниэль продолжал жрать. Мужик стал тянуть его за поводок, но спаниэль упирался и жрал. Тогда мужик подошёл к спаниэлю и дал ему такого пинка, что тот пролетел три или четыре метра. Одни конечно скажут: «Нельзя так пинать животных!». Но другие им возразят: «А чего он всякую дрянь жрет?»
НЕПРИЯТНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ
Люди вышли на праздник. Они гуляли, ели мороженое, пили пиво. Люди радовались. Вдруг кто-то достал автомат и стал стрелять в людей. Люди визжали и разбегались. Приехала полиция и скорая помощь, и все трупы убрали. Но радость людей была омрачена.
ЗАГАДКА
Прекрасным солнечным летним утром я вышел в сад и увидел, что на одном из деревьев висит молодой человек. Я смотрел на него, и разные мысли кружились у меня в голове. Я думал:
— Кто он? И как он попал в мой сад? И сам ли он повесился? Или, может быть, кто-то его повесил?.
МИР ВОКРУГ НАС
За одной стеной соседи ебутся, за другой смотрят телевизор. Очень громко. Лучше б они еблись.
ОТВЕТ ПИСАТЕЛЯ
У одного писателя спросили:
— Вот вы всё пишете, пишете… А ведь много есть и других писателей, и они тоже что-то пишут.
А писатель ответил:
— Ну и что же? Они зато все хуёвые.
Удивительный полёт
УДИВИТЕЛЬНЫЙ ПОЛЁТ
Подошла стюардесса. Она спросила:
— Хотите чаю?
— Нет, спасибо, — сказал я.
— А кофе?
— Нет.
— А шампанского?
— Нет, спасибо.
— Бренди?
— Нет.
— Может быть пива, или лимонада?
— Нет, не надо.
— Хотите шоколадных конфет? Очень вкусные!
— Нет, я ничего не хочу.
— Я могу поджарить вам яичницу…
— Спасибо, я совсем не голодный.
Она задумалась, а потом предложила:
— А хотите, я вам спою?
— Да, — сказал я.
Тогда она засмеялась, села мне на колени и стала петь. И так она пела всю дорогу, до самой посадки.
ВСПЛЫВАЮЩИЕ ТРУПЫ
Юноша и девушка жили одни на острове посреди океана. Они купались, ели фрукты и любовались закатом.
Но однажды со дна океана стали всплывать трупы. Они всплывали по ночам, и прибой выбрасывал их на берег. Юноше и девушке пришлось уйти вглубь острова, но и оттуда они видели лежащих на берегу мертвецов.
Вечером они сидели у костра, и девушка говорила:
— Какими бы мы могли быть счастливыми, если бы не эти трупы, которые всё время всплывают возле нашего острова!
— Да, — отвечал юноша, обнимая её, — мы бы были самыми счастливыми людьми на свете!
ДЕЗЕРТИР
— Доброе утро. Вы в больнице Святой Селестины в пятидесяти милях от Лондона.
Вас привезли десять дней назад. Вы попали в аварию и потеряли память.
Мы так пока и не знаем, кто вы…
— При мне не было документов?
— При вас были документы!.. Простите. Мне приходится рассказывать вам одно и то же каждое утро, и поэтому я… Да, самое интересное, что вы не просто потеряли память. Каждую ночь вы забываете всё, что произошло с вами за день… При вас были следующие документы: водительские права на имя Джона Хопкинса, социальный номер Томаса Марлоу и паспорт гражданина Аргентины Хосе Хуареса. Кстати, у вас есть акцент, но не испанский. Вы не говорите по- испански. Так вот, самое удивительное, что все документы подлинные, на каждом ваша фотография. В то же время никто, ни британское министерство внутренних дел, ни консульство Аргентины, не располагают о вас никакой информацией.
— Как это может быть?
— Не знаю. Они тоже не знают… Никто не знает. У вас также была кредитная карточка на имя… не помню, какой-то женщины, рецепт на восемь упаковок лекарства, транквилизатора, выписанный одним моим знакомым врачом какому-то… судя по имени, китайцу (кстати, рецепта этого он не выписывал, и никакого китайца не знает), и письмо Луиз Пуарье из Леона, адресованное некоему Майклу Смиту. Луиз Пуарье пишет — я вынужден был прочитать письмо, вы понимаете, — что она категорически отказывается сесть на диету и просит Майкла прислать ей счётчик Гейгера… Из Леона сообщили, что никакая Луиз Пуарье по указанному в письме адресу не проживает.
— А банк? Кредитная карточка…
— Банк отказался сотрудничать. Но у меня такое подозрение, что они тоже… Впрочем, всем этим занимается полиция. Моя задача — вернуть вам память. И я верну вам память. Но вы должны мне помочь.
— Да, конечно, я…
— Вот ваши документы. Точнее, их копии: оригиналы в полиции. Вы должны внимательно, очень внимательно, один за другим их изучить и постараться попробовать как бы отождествить себя с каждым из этих людей. Конечно, кроме обладательницы кредитной карточки, хотя может быть вы её и знали…В-общем… Ах, да! В первую очередь вот что: посмотрите, пожалуйста, в окно. Видите?
— Что? Мост?
— Да нет, ближе, в саду. Вы видите женщину?
— Да.
— Вы её узнаёте? Ну, хоть немного?
— Нет…Совсем. Кто она?
— Ваша жена. То есть, это она так говорит. Она пришла дня три назад, увидев вашу фотографию в газете.
— А вы думаете…
— Нет, я не верю, что она ваша жена. Но документам вашим я тоже не верю.
— Как её зовут?
— Дейзи. Позже я разрешу ей войти к вам… Каждый день всё повторяется. Даже ваши вопросы! Слово в слово. Я говорю вам всё что знаю о вас, потом вы разглядываете документы, читаете письмо, рецепт, потом я знакомлю вас с вашей женой, часами она рассказывает вам о себе и о вас. И всё! Вы ложитесь спать, а когда просыпаетесь, то опять ничего не помните. Как будто во сне вы…
— Я видел сон…
— Сон? Говорите! Так вы видите сны?!
— Да. То есть сейчас я понимаю, что это был сон… Я шёл по какому-то мосту…
— Ну, ну… Вы шли по мосту…
— Это, кажется, всё, что я помню.
— Я помогу вам. Вы шли по мосту. По какому? Деревянному?
— Нет, он был каменный. Да, я знаю, потому-что я был босой.
— Так-так, вы были босой…А что вы видели?
— Ничего. Была ночь.
— Вы были один?
— Нет. Был ещё кто-то. Были люди. Но я их не видел. Была ночь…
— Люди разговаривали?
— Не знаю…Нет, больше ничего не помню…
— Ну что ж, это прекрасно! Да, это ниточка! Сны! Подсознание!
Знаете? Я, кажется, что-то придумал.
— Что?
— Я решил изменить тактику. С завтрашнего дня я не буду больше просиживать с вами часами, пытаясь найти какую-нибудь зацепку. Вы будете один. То есть недолго со мной, какое-то время с Дейзи, но в основном один. И вы будете писать, записывать всё, что случилось за день, всё, что вы вспомните, а главное — сны. Потому что… Впрочем, зачем я это вам говорю? Вы всё равно забудете. Завтра я скажу вам, что делать. Завтра с утра. А сейчас я позову Дейзи, Поговорите с ней.
Только спокойно, лучше сегодня не напрягайтесь, отдохните.
Я забираю эти документы. Сейчас придёт Дейзи.
5 сентября.
Я шёл по мосту. Я был босиком, и мои ноги скользили по мокрому камню. Потому что шёл небольшой дождь. Мне было трудно идти. И у меня очень болело плечо. А сзади что-то твёрдое иногда ударяло меня в спину. Впереди меня шёл человек. Я плохо видел его в темноте.
Были и ещё люди. Я слышал их шаги и дыхание. Это всё, что я помню.
Я нахожусь в больнице. Как только я проснулся, пришел доктор и сказал, что я потерял память, и чтобы вернуть её, я должен записать, что мне снилось. Когда я закончил писать, опять вошёл доктор, прочитал мой сон и сказал, что это очень хорошо и что скоро я уже всё буду помнить. И он сказал, чтобы я записывал всё, что буду видеть, думать и делать в течение дня. Я хотел его расспросить подробнее, что со мной произошло, и кто я вообще, но он сказал, что я должен сам вспомнить, оставил мне эти листы и ушел. Я думаю, мне лет 30–35.
Я долго смотрел на себя в зеркало, но так ничего и не вспомнил.
Я довольно сутулый, через всю грудь — глубокий белый шрам. На левой щеке большая родинка. Я не очень-то красивый. Жаль. Потом я подумал, что не знаю, как меня зовут. Это странно, потому что я помню названия вещей. Когда я писал это, в комнату вошла женщина.
Она спросила, узнаю ли я её. Я сказал, что нет, и что я даже себя не узнаю, но что доктор сказал, что скоро я всё вспомню. Женщина засмеялась и сказала, что её зовут Дейзи и что она моя жена, а меня зовут Чарли. Она рассказала, как мы жили на ферме и были очень счастливы вдвоём, а потом я исчез, и она искала меня и не могла найти, а потом увидела однажды фотографию в газете, и сразу меня узнала, но я ничего не помню. Дейзи очень красивая, я рад, что у меня такая красивая и любящая жена. Мне показалось, что я вот-вот уже вспомню, но тут пришел доктор и увёл Дейзи, а мне сказал, чтобы я записывал всё, что вспомню. Когда я остался один, я стал вспоминать.
Вот я возвращаюсь домой. Я купил щенка для Дейзи. Я знал, что Дейзи любит маленьких собак, поэтому я купил ей самого маленького щенка. Калитка скрипнула, и Дейзи услышала. Она меня ждала. Она выбегает на улицу в одном халате. Я говорю — скорее пойдём в дом, на улице мороз. Я обнимаю её, и мы идём к камину. На столе ужин и бутылка вина. Я достаю из-за пазухи щенка. Дейзи в восторге. Она целует меня и щенка и наливает ему молоко в блюдечко. Щенок очень маленький и смешной. Он хочет бегать и всё время падает…
Я вспоминаю это и начинаю плакать. Приходит доктор. Уже поздно.
Он дал мне лекарство. Я ложусь спать.
6 сентября.
Мне снилось, что я шёл по мосту. То есть, меня вели. Человек, идущий сзади, всё время подталкивал меня в спину. Я не мог обернуться, я устал, и у меня очень болело плечо, я даже не мог поднять руку. Мне было трудно идти, ноги скользили по холодным камням. Тот, кто шёл впереди, тоже не оглядывался. Я плохо видел его: было темно, и к тому же, казалось, что-то застилало мне глаза.
На мосту было много людей. Они спешили. Я не видел их, но слышал их шаги и дыхание.
Дурацкое имя. Джон Хопкинс. Но что поделаешь, это моё имя.
И фотография моя. Какое ещё может быть имя у человека с таким лицом? Немудрено, что эти права — всё, что у меня осталось. Я даже не хочу, чтобы ко мне вернулась память. Может, я специально её потерял? Но она возвращается. И мне грустно. Мне почти сорок лет.
Волосы на висках уже поседели. Я так и не женился. У других к этому возрасту уже по нескольку детей… С моей работой… При чём тут работа? Я сам выбрал эту работу. По девять часов каждый день считать чужие деньги… Когда я уставал считать чужие деньги, я считал свои, и это было приятно. Ведь я их почти не тратил. На что?
Зачем-то я купил машину… Ах да, чтобы ездить в город. По вечерам.
В кино. Чтобы не быть дома. Я хотел…Я ничего не хотел. Я боялся.
Да, вот именно, я боялся. Чего я боялся? О боже! Что это? Шрам?! Да, у меня шрам, и довольно глубокий. На груди. В этом всё дело. Это тогда, в детстве, всё казалось так легко, и я хотел перепрыгнуть с крыши на крышу, как мои друзья. Я хотел быть таким же, как они… я хочу всё забыть опять. У меня прерывистое дыхание, и дрожат руки.
Пришёл доктор. Я скажу ему, что я хочу всё…
Доктор дал мне лекарство, и я уже засыпал, когда в мою палату вошла женщина. Её зовут Дейзи, я решил записать это, потому что Дейзи — очень милая женщина, и она произвела на меня хорошее впечатление.
7 сентября.
Мне снилось, что я иду по мосту. Я почти ничего не вижу из-за крови, стекающей со лба. Мелкий дождь не может смыть её. Наверно, у меня сломана ключица. Очень болит плечо. Передний стражник не оборачивается.
Он мог бы идти медленней. Я устал, ноги скользят, я боюсь упасть.
Задний всё время толкает меня в спину. Краем щита.
Я слышу шаги и дыхание многих людей. Они куда-то спешат.
Странно. Просыпаюсь я — передо мной доктор. Сказал, чтобы я немедленно записал свой сон. Дал мне бумагу и карандаш. Я стал писать, хотя ещё ничего не соображал. Наверно, он гипнотизёр. Потом он мне объяснил, что я попал в аварию, и мне отшибло память, и что память вернётся, если я буду писать всё подряд. Я и правда потерял память. Я даже не мог вспомнить собственное имя, пока не увидел свой социальный номер — единственное, что нашли при мне после аварии. Но теперь, кажется, дело пошло на лад. Теперь я вспомнил, что меня зовут Том Марлоу. Странно. Заходит женщина. Я в одной пижаме.
Спрашиваю, что ей нужно. Она молчит, смотрит на меня.
Потом сказала, что её зовут Дейзи, и что она зашла просто посмотреть на меня. Я обалдел, но тоже представился и сказал, что я ещё красивей, если она подождёт, и я переоденусь. Тут она вдруг отвернулась и выбежала из палаты. Надо будет спросить доктора, что это такое было.
Однако, симпатичная.
Итак, имя у меня ничего, звучное. Выгляжу я молодо, мне нет и тридцати. Лицо мужественное. На щеке, правда, родинка. Но она не портит меня. Наоборот. Женщины любят эту родинку. И шрам.
Я старый боец. Как приятно всё вспомнить на досуге! Машины, женщины…
Но мозги шевелятся с трудом. Мне надо ещё поспать.
Привет, доктор. Проснусь — допишу.
7 сентября.
Я иду по мосту. Кровь заливает мне глаза, я почти ослеп. Задний стражник толкает меня ребром щита, и я спотыкаюсь. Дикая боль в плече.
Я на секунду потерял сознание. Он снова бьёт меня в спину. Я оборачиваюсь.
Он окликает переднего стражника. Тот подходит, хватает меня за волосы и опрокидывает мою голову назад. Другой рукой он достаёт меч.
— Ты не смеешь! — хриплю я. — Я римский гражданин!
— Ты дезертир! — говорит стражник и бьёт меня рукоятью в висок.
Я падаю, ударяясь плечом о перила моста. Я больше ничего не вижу, и уже не чувствую боли. Мимо идут люди, много людей.
Я слышу их дыхание. Они спешат…
Жуткий сон. Странный доктор. Зачем ему это надо? Я и так всё вспомню. Уже вспомнил. Да, я Хосе Хуарес. Но если хочешь выслать меня в Аргентину, то лучше сначала убей меня. Я живу здесь легально, и никому не мешаю. Я напишу тебе всё, что ты хочешь, всё, что было со мной здесь, в Мексике, в Германии, но только не в Аргентине.
Это тебя не касается. Это никого не касается. Ты видел шрам у меня на груди?.. Я отвлёкся, потому что вдруг заметил, что в дверях стоит женщина и смотрит на меня. Она была очень печальна, и я пригласил её войти.
Она сказала, что её зовут Дейзи…
ИЗ ВОСТОЧНОЙ МУДРОСТИ
Однажды три философа забрались на вершину горы, и один сказал:
— Самая совершенная фигура — шар. Так как положенный на ровную плоскость, его можно катать в любую сторону.
— Ты не прав, — возразил ему другой философ. — Самая совершенная фигура есть куб. Ибо в отличие от шара он не укатится, а будет пребывать в неподвижности, куда его ни положь!
— Вы оба заблуждаетесь, — сказал тогда третий философ. — Совершенны не шар и не куб, но шар со штырьками, приклеенный к кривому кубу.
Поскольку фигура сия и не покатится, как шар, и не станет покоиться подобно кубу, а будет вечно лишь болтаться, дёргаясь туда-сюда под порывами горного ветра.
СВЕТЛЫЕ ПОЛЯНКИ
Уже стемнело, когда Борис Петрович подъехал к постоялому двору.
На пороге встретила его хозяйка, полная женщина лет пятидесяти.
Она усадила его за столик в углу и спросила, чего подать.
— Селёдка есть? — спросил Борис Петрович.
— А как же, есть, Борис Петрович, — ответила хозяйка.
— Откуда вы знаете, как меня зовут? — удивился Борис Петрович и внимательнее посмотрел на хозяйку. — Ой, господи!.. Нет, не может быть!.. Неужели…Дарья Васильевна?!..
— Ну вот, узнали наконец. А я-то вас сразу узнала, Борис Петрович.
— Это же сколько лет прошло?!..
— Тридцать пять лет, Борис Петрович. Тридцать пять лет, восемь месяцев и ещё неделя.
— Боже мой, боже мой!..
— Да, Борис Петрович… Ну и как вы живёте, голубчик?
— Ох, и не спрашивайте, Дарья Васильевна! Хреново живу. Никакой радости. А вы?
— Да я не жалуюсь. Ничего живу. Трёх сыновей вырастила…
— Неужели мои?
— А то чьи же, Борис Петрович?
— Боже мой, боже мой! Вся жизнь прошла…
— А помните, мы гуляли с вами, а вы ещё напевали: «Светлые полянки, светлые полянки…»?
— Нет, Дарья Васильевна, не помню, что-то вы наверно путаете.
— Ну как же: «Светлые полянки,
Светлые полянки…»
— Да нет, Дарья Васильевна, я и песни-то такой не знаю: «Светлые полянки…». Может, вам кто другой напевал?
— Вы, вы, Борис Петрович. Экая память у вас!
— Память у меня хорошая, а песни я такой не знаю, и не знал никогда:
«Светлые полянки…», тоже мне…
— Ну и бог с вами тогда, Борис Петрович! Вот ваша селёдка. — И хозяйка пошла на кухню.
— Тоже мне, выдумала! «Светлые полянки…»! Тьфу! Ещё чего не хватало, — ворчал Борис Петрович, принимаясь за селёдку, — я и песни такой не знаю:
«Светлые полянки…»!
ВЕНЕЦИЯ
Ступени лестницы спускались прямо в канал. Это было странно и немного жутко, особенно ночью. Ночь была безлунная, и только по слабому плеску можно было угадать где-то внизу границу воды. Я сидел на ступенях и курил, наслаждаясь грустью и одиночеством.
Вдруг я увидел девушку. В белом платье, чрезвычайно бледная, она будто бы светилась изнутри. Девушка медленно шла вниз по лестнице.
Я окликнул её, и она обернулась. В глазах её был ужас.
— Куда вы идёте? — спросил я.
Она показала вниз.
— Мне страшно.
Я подошёл и взял её за руку. Её рука была холодной, как лёд.
— Ну вот, — сказал я, — всё хорошо, всё прошло, вам не надо никуда идти.
— Я должна, — сказала девушка.
— Почему?
— Двести лет назад, в отчаянии, я впервые спустилась по этой лестнице, и с тех пор мне суждено навечно, раз в семнадцать лет, повторять этот путь. Мне страшно…
Мне тоже вдруг сделалось страшно, и я попытался освободить руку, но она сжала её так сильно, что я с трудом удержался, чтобы не застонать.
— Пойдём со мной, — прошептала она. — Мы пойдем вместе, и нам не будет так страшно. Пойдем! Ты будешь моим женихом… — И она потянула меня вниз.
В ужасе я пытался сопротивляться, тщётно упираясь и хватаясь свободной рукою за скользкие мраморные ступени. Она неумолимо влекла меня вниз.
— Жених мой! Возлюбленный! — шептала она.
Ноги мои по щиколотку уже погрузились в холодную воду. Отчаяние придало мне силы, и изловчившись, я лягнул её в бок. От удивления она на секунду выпустила мою руку, но тут же схватила меня за шиворот. Тогда я со всей силой ударил её по уху. Продолжая держать меня за шиворот, она больно била меня в солнечное сплетение. Но я ударил её ногой по колену, она вскрикнула и отпустила меня. Не успел я, однако, повернуться, чтобы бежать, как почувствовал страшный удар по шее. Я еле удержался на ногах и попытался ударить её локтем с разворота, но промахнулся и получил сокрушительный удар головой в переносицу, от которого чуть не потерял сознание. Падая, я успел схватить её за волосы, и мы покатились, сцепившись, по мокрой лестнице.
— Возлюбленный мой! — шептала она, пытаясь выцарапать мне глаз.
Чудом мне удалось укусить её за палец. Хрустнули кости. Она вскрикнула и немного ослабила хватку. Я намотал на кулак её длинные волосы и стал бить её головой о мрамор. Казалось, победа была близка, и я даже отпустил её волосы, собираясь ударом ноги спихнуть её в воду, но она, будто ожидая этого, мгновенно впилась острыми зубами мне в ляжку и стала пятиться, увлекая меня за собой. И тогда, когда надежда уже почти оставила меня, и я бессильно барахтался в чёрной воде, я вдруг вспомнил про свой старый верный кривой кинжал, подарок арабского друга, что всё время носил в кармане. Я выхватил его и с трудом, несколькими ударами, перерезал ей горло. Зубы её разжались, и тело её бесшумно ушло под воду. Обливаясь кровью, я заполз на набережную и лишился чувств… Теперь, годы спустя, вспоминая этот случай, я думаю, что если бы не кинжал, она бы меня точно утопила.
ДОЖДЕВАЯ ВЕДЬМА
Когда я был маленький, бабушка рассказывала мне про Дождевую Ведьму.
Это ведьма, которая приходит к маленьким детям, когда идёт дождь.
И им становится страшно. Если ребёнок плохо себя ведёт или капризничает, она забирает его к себе, под дождь, и он уже не возвращается. Иногда, правда, она уносит и хороших детей, особенно когда они спят. И взрослых тоже… Её нельзя увидеть. Но если кто-то всё-таки увидит её, он ослепнет и не сможет ничего нарисовать.
А главное — нельзя ей отвечать, если она заговорит с тобой.
Но теперь я знаю, что это только сказка.
Я видел Дождевую Ведьму, говорил с ней, и со мной ничего не случилось.
ПОГРЕМУШКА
«Вот это погремушка! — думал младенец, разглядывая погремушку. — Ничего себе! Первый раз вижу такую погремушку. Вроде не очень-то и отличается от других погремушек, а всё-таки… Всё-таки какая-то она… приятная, что-ли. Да, вот именно. Очень как-то приятно на неё смотреть…»
— Посмотри, — сказала мама, — он улыбается!
— Ещё бы, — сказал папа, — такая погремушка…
НЕСКАЗАННЫЙ ВОСТОРГ БЫТИЯ
Степан проснулся поутру с ощущением, что вот-вот подхватит его и закружит в безумном вихре несказанный восторг бытия.
Он ждал довольно долго, но несказанного восторга всё не было.
Степан перевернулся на бок и снова заснул.
ХРЕНЬ В ЛАБИРИНТЕ
(виртуальная сказка)
— Что это такое?
— Замок.
— Что-то не похоже на замок.
— Похоже — не похоже, а это замок. И очень красивый к тому же. А это — дерево.
— Ничего себе дерево!
— Да, вот такое дерево.
— А кто живет В замке?
— А вот, например, свинья. Видишь?
— Ну, вижу, свинья. Только странно, что она живет в замке.
— А ещё в замке есть подвал. Квадратное отверстие и длинный-длинный вертикальный коридор, иногда он извивается, как лабиринт.
По нему можно лететь много часов. Может быть, он даже бесконечный.
— А это что?
— Это такая хрень, она живёт в лабиринте и жрет всех, кто падает в подвал.
— А кто падает в подвал?
— Никто. Слава богу, никто туда не падает.
— А свинья?
— И свинья. Она гуляет себе по замку и не лезет в подвал.
— Но когда-нибудь она…
— Никогда. Она всегда будет спокойно гулять по замку. И хрень в лабиринте так и будет напрасно ждать её. Всегда. Вечно.
КРАТКИЙ САМОУЧИТЕЛЬ ИНОСТРАННОГО ЯЗЫКА
Урок 1.
(именные предложения, вопросы).
Стол. Лампа. Комната.
— Где стол?
— Стол в комнате.
— Что в комнате?
— В комнате стол.
— Где лампа?
— Лампа на столе.
— На столе лампа. Лампа и стол в комнате. Лампа на столе.
— Что ещё в комнате?
— Ничего.
Урок 2.
(личные ипритяжательные местоимения; члены семьи).
СВЕТЛАНА. Здравствуйте. Меня зовут Светлана. А это мой муж. Его зовут Василий.
ВАСИЛИЙ. Здравствуйте. Я её муж.
СВЕТЛАНА. Я жена Василия.
ВАСИЛИЙ. Светлана моя жена.
СВЕТЛАНА. У нас двое детей, мальчик и девочка. Девочку зовут Лиза.
ЛИЗА. Меня зовут Лиза.
СВЕТЛАНА. Кто я?
ЛИЗА. Ты моя мама, Светлана.
ВАСИЛИЙ. Кто я?
СВЕТЛАНА. А мальчика зовут Костя.
КОСТЯ. Меня зовут Костя.
ВАСИЛИЙ. Кто я?
СВЕТЛАНА. Ты его папа, Василий.
КОСТЯ. Ты мой папа, Василий.
СВЕТЛАНА. А ты его сын. Костя — сын Василия.
ЛИЗА. Ты, Костя, мой брат.
КОСТЯ. А ты моя сестра.
СВЕТЛАНА. Костя и Лиза — брат и сестра.
ВАСИЛИЙ. Кто я?
Урок 3.
(имена прилагательные, наречия; описание жилища)
СВЕТЛАНА. Это наш дом.
ЛИЗА. Он большой и красивый.
СВЕТЛАНА. Гостиная большая и светлая. Рядом с гостиной кухня.
КОСТЯ. На кухне есть холодильник. А в гостиной диван и зелёное кресло.
ЛИЗА. И ковёр.
СВЕТЛАНА. А это детская комната. Она не очень большая.
КОСТЯ. Это моя комната. Лиза спит в гостиной.
СВЕТЛАНА. Да, это Костина комната. Лиза уже большая.
КОСТЯ. Я тоже большой!
ЛИЗА. Нет, ты маленький. Иди спать.
СВЕТЛАНА. А это наша спальня. Она очень уютная и чистая.
КОСТЯ. Ещё у нас есть туалет с унитазом!
СВЕТЛАНА. Костя, иди в свою комнату. А вот ванная.
КОСТЯ. у нас ещё есть одна комната! Там только стол и лампа.
ЛИЗА и СВЕТЛАНА. Иди спать, Костя!!
ЛИЗА. Наш дом очень хороший.
СВЕТЛАНА. И у нас довольно много мебели.
АГЕНТ. Да, у вас хороший дом и много мебели. До свидания.
ЛИЗА и СВЕТЛАНА. До свидания.
Урок 4.
(настоящее время, повелительное наклонение; разговор по телефону)
СВЕТЛАНА. Звонит телефон.
ВАСИЛИЙ. Возьми трубку. Меня нет дома.
ЛИЗА. Меня тоже.
КОСТЯ. Меня тоже нет дома!
СВЕТЛАНА. Замолчи! — Алё. — Алё! — Я не слышу! — Перезвоните, пожалуйста!
ВАСИЛИЙ. Молчат?
СВЕТЛАНА. Да. Вот опять звонят. — Алё! — Костю?! — Костя, тебя к телефону!
КОСТЯ. Меня нет дома.
СВЕТЛАНА. Костя, это Гриша.
КОСТЯ. Меня нет дома.
СВЕТЛАНА. — Простите, его нет дома. — До свидания. Костя, как ты себя ведёшь?! Почему я должна врать?
ЛИЗА. Телефон. Я подойду сама. — Алё. — Нет, его нет. — Не знаю, может быть, завтра. — Не за что.
ВАСИЛИЙ. Меня?
ЛИЗА. Да.
КОСТЯ. Опять телефон! Меня нет дома!
ЛИЗА. Заткнись! — Алё. — Алё! — Алё!! — Ничего не слышно! — Перезвоните! — Опять молчат.
Урок 5.
(настоящее время — продолжение)
ЛИЗА. Где папа?
СВЕТЛАНА. На кухне.
ЛИЗА. Что он там делает?
СВЕТЛАНА. Сидит.
ЛИЗА. А Костя?
СВЕТЛАНА. Играет в своей комнате.
ЛИЗА. Мама, мне кажется, я беременна.
КОСТЯ. Это большая радость!
СВЕТЛАНА. Костя, иди погуляй.
КОСТЯ. Не хочу. Вот Лиза много гуляла, и теперь…
ЛИЗА. Заткнись!!
ВАСИЛИЙ. Что случилось?
СВЕТЛАНА. Ничего.
ЛИЗА. Ничего.
КОСТЯ. Ничего не случилось.
Урок 6.
(будущее время; описание города)
ВАСИЛИЙ. Привет.
СВЕТЛАНА. Привет. Хочешь есть?
ВАСИЛИЙ. Нет.
СВЕТЛАНА. Устал?
ВАСИЛИЙ. Да. Дети спят?
СВЕТЛАНА. Костя спит, а Лизы ещё нет.
ВАСИЛИЙ. Хочешь поехать с детьми в город N.?
СВЕТЛАНА. Зачем?
ВАСИЛИЙ. N. - очень красивый город. Он расположен на берегу моря.
Там много музеев, театров и концертных залов.
СВЕТЛАНА. И там много зелени. И очень дешёвые овощи.
ВАСИЛИЙ. И прекрасные рестораны.
ЛИЗА. Добрый вечер.
СВЕТЛАНА. Лиза, мы поедем в город N.
ЛИЗА. Ой, как здорово! Мы будем ходить на пляж!
ВАСИЛИЙ. Да, днём вы будете загорать на пляже, а вечером ходить в музеи и рестораны.
ЛИЗА. И ещё я буду ходить на танцы!
СВЕТЛАНА. А я — готовить вкусные салаты из овощей.
ЛИЗА. И мы купим много всякой красивой одежды, и будем ездить на открытой машине!
ВАСИЛИЙ. А потом мы купим дом на берегу моря.
ЛИЗА. И яхту…
СВЕТЛАНА. И вертолёт. Когда мы должны ехать?
ВАСИЛИЙ. Завтра. Ночным поезом.
Упражнение.
Переписать следующие предложения в будущем времени.
1. Василий сидит на кухне.
2. Лиза красит губы.
3. Костя надевает ботинок.
4. Светлана закрывает чемодан.
5. Она плачет.
6. Лампа стоит на столе.
Урок 7.
(прошедшее время)
ВАСИЛИЙ. Привет.
СВЕТЛАНА. Привет.
ВАСИЛИЙ. Дети спят?
СВЕТЛАНА. Костя недавно заснул. Он опять кашлял. А Лиза ещё не пришла. Будешь чай?
ВАСИЛИЙ. Да, и включи, пожалуйста, телевизор.
СВЕТЛАНА. Лиза? Ну наконец-то. Мы уже волнуемся.
ЛИЗА. Не волнуйтесь.
СВЕТЛАНА. Что с тобой?
ЛИЗА. Ничего. Что ты смотришь?
ВАСИЛИЙ. Сначала был фильм, а теперь новости.
ЛИЗА. Интересно?
ВАСИЛИЙ. Нет.
ЛИЗА. Мам, дай чаю.
СВЕТЛАНА. На. И возьми печенье.
ЛИЗА. Я сделаю погромче.
ТЕЛЕВИЗОР…. озабочены обеспечением безопасности…
СВЕТЛАНА. Я сделала такой прекрасный салат, и никто не ест.
Переписать следующие предложения в прошедшем времени.
1. Лампа стоит на столе.
2. Мама готовит салат.
3. Папа читает газету.
4. Лиза смотрит телевизор.
5. Я играю в игрушки в моей комнате.
ОШИБОЧНАЯ ГИПОТЕЗА
— Во всех индо-европейских языках абсолютивные конструкции появились достаточно поздно. И санскрит в этом смысле не исключение. Обратите внимание: все рассмотренные нами примеры абсолютива взяты из классического санскрита. А что же мы находим в Ведах? В Ведах мы находим… Кстати, я хочу вам кое-что показать, — профессор достал небольшую коробку и положил её на кафедру. — Подойдите ближе.
Мы подошли, и он открыл крышку:
— Что это по-вашему?
Все молчали. Потом кто-то спросил неуверенно:
— Утюг?
— Нет, не утюг!
— Может, эпилятор?
— Нет, не эпилятор!
— Парасака? — предположил я. Профессор на секунду задумался, но тут же покачал головой:
— Нет, и не парасака!
— А что же это тогда?
— Понятия не имею. Это я в коридоре нашёл, — профессор закрыл коробку и бросил её в урну. — Ну ладно, продолжим. Итак, в Ведах мы практически не встречаем абсолютива. Более того, почти все случаи абсолютива в ведийском санскрите спорны. Часть я бы объяснил поздними вставками, часть же — результат ошибочного прочтения, например, инструментальный падеж отглагольных существительных и так далее. И вообще, вся эта гипотеза о существовании в прото-индоевропейском языке некоего примитивного синтаксиса не выдерживает никакой критики…
СНАЙПЕР НА КРЫШЕ
Мне снилось, что кругом весеннее утро, и я гуляю по крыше.
И вдруг вижу снайпера. Снайпер стоял на одном колене возле трубы и целился куда-то вниз. Я подождал, пока он выстрелит, и поздоровался с ним.
— Здравствуйте, — сказал я. — Ну как, попали?
— Конечно, — улыбнулся снайпер. — Я ведь профессионал. Я всегда попадаю.
— Наверно, трудно так метко стрелять?
— Проще, чем вы думаете. Главное — опыт. К тому же у меня прекрасная винтовка. Если бы вы знали, сколько я за неё заплатил! Зато стрелять из неё одно удовольствие. Хотите попробовать?
— Ой, а можно? Я вообще-то раньше никогда не стрелял…
— Ничего, ничего, я вас научу.
Снайпер показал мне, как держать винтовку и как целиться. Потом он взял бинокль и сказал:
— Теперь вы должны выбрать цель.
Я стал смотреть вниз через прицел и увидел толпу людей, не спеша куда-то идущих. Я видел их очень ясно. В основном это были мужчины лет 40–50, прилично одетые, в очках, в шляпах и без.
— Куда это они? — спросил я.
— Не знаю. Думаю, на Васильевекий. Я предложил бы вам вон того господина, в чёрном пальто, видите?
— Да.
Этот мужчина был крупнее других и лысый. Лучшую мишень трудно было найти.
— Цельтесь в лысину, — посоветовал снайпер. — И не забудьте задержать дыхание, когда будете спускать курок.
Я задержал дяхание, услышав как громко бьётся от волнения моё сердце, и плавно нажал на спуск.
Раздался выстрел, винтовка дрогнула в моих руках, и я потерял цель из виду.
— Прекрасно! — воскликнул в ту же секунду снайпер. — Правда вы взяли чуть-чуть ниже чем следовало, но для первого раза — очень, очень недурно! Поздравляю!
— О! Я так волновался! — сказал я.
— Ничего, это только поначалу. Потом вы почувствуете себя уверенней.
А теперь понаблюдайте, как буду стрелять я.
Он отдал мне бинокль, взял винтовку и снова прицелился…
К сожалению, от звука его выстрела я проснулся. Но я не сомневаюсь, что он попал. Потому что у него хорошая винтовка.
А главное — он профессиональный снайпер!
ДВА ПАНА
— Ах, женщины, женщины… Если бы вы знали, пан Збышек, до чего довели меня женщины! До чёрного дела, до убийства — вот до чего довели меня женщины!
— О! Расскажите, пан Забарский!
— Да если я вам это расскажу, то вы, пожалуй, возьмёте меня за седую бороду и плюнете мне в очи!
— Бросьте, пан Забарский, расскажите!
— Ну ладно. Слушайте.
Случилось это давно. Был я тогда молод и горд. Но беден. И влюбился в богатую паночку. Замуж за меня её бы никогда не отдали, и я решился её похитить. Ночью, как вор, проник я в богатый дом. Долго блуждал я по тёмным коридорам со свечою в одной руке и ятаганом в другой, пока не добрался до опочивальни. Но когда я подходил уже к спящей паночке, передо мной, как тень, вдруг возникла испуганная служанка. Она завизжала, и ударом ятагана я обезглавил её. Паночка проснулась и тут же упала без чувств. Я подхватил её на руки и бросился прочь из опочивальни. Но тут дорогу мне преградил её престарелый отец. Чудовищным ударом я раскроил ему череп и продолжил свой путь с паночкой на руках. Поднялся шум, из комнат выбегали полуодетые люди. Ятаганом я прокладывал себе дорогу, кровь заливала меня с головы до ног, и вид мой был страшен. Во дворе я бросил паночку поперёк седла, вскочил на коня и помчался во весь опор. Братья паночки с ружьями выскочили из дому и, тоже оседлав коней, устремились в погоню. Я свернул в лесок и притаился в овраге.
Когда братья её были совсем близко, паночка вдруг очнулась. Я испугался, что она криком выдаст нас, и зажал ей рот мощной дланью.
Так держал я её, пока братья, покружив возле леса, не промчались дальше. Когда же я отнял руку, паночка уже не дышала…
Ну, и что вы скажете теперь, пан Збышек? Не хочется ли вам взять меня за седую…
— Бросьте, пан Забарский, Я тоже в молодости любил одну паночку и не мог на ней жениться из-за бедности… В-общем, я поджёг дом, чтобы спасти её из огня…
— Ну, ну…
— Пламя было настолько сильное… Я даже не смог приблизиться к дому…
— Бедный, бедный пан Збышек!
— Бросьте, пан Забарский, Налейте мне лучше ещё пива.
* * *
Теперь я знаю, что было.
Я родился в 90-м году, В 4-й год революции. Я знал, что должен быть смысл, и я искал этот смысл. Шли годы, я старел, блуждая по пустынным улицам. Я был болен и слаб, и меня решили убить.
Мне стреляли в спину, но я продолжал идти. Я понял: я должен был дойти до столба. И я дошёл до столба, хотя пули прошивали моё тело насквозь, и в глазах было темно. Я дошёл до столба и, обхватив его, медленно сполз на землю. И теперь я знаю, что будет. Я рожусь в 90-м году, В 4-й год революции…
НОЧНОЙ ПОЛЁТ
— Эй, стажёр, курить будешь? — позвал механик.
— Нет, спасибо, я не курю.
— Странный ты какой-то: не пьёшь, не куришь, молчишь, как не родной.
— Ну и молодец, — сказал пилот. — Значит, воля есть.
— А мой-то, зараза, и пьёт и курит, как сволочь. Школу не успел закончить — уже дома не ночует, мать расстраивает, — вздохнул механик.
Где-то внизу, в полной темноте, замигал вдруг тусклый, еле заметный огонёк и тут же исчез.
— Люди, — почему-то шёпотом сказал стажёр.
— Горное селение, — объяснил пилот.
— Я вот как раз думал, — продолжал стажёр, всё так же задумчиво глядя вниз, — как всё-таки мало заселена наша планета! Летим уже целый час — и ни одного огонька!
— Дубина, мы же над морем летели! — удивился механик.
— Сам дубина, — сказал пилот. — Давно уже летим вдоль побережья.
— Какая разница? Тут ведь одни скалы. Кто тут будет жить? Ни дорог, ничего.
— Так и скажи, — пилот обернулся к стажёру. — На самом деле, в горах есть небольшие деревни. Горцы живут, как тысячу лет назад. Многие даже без электричества.
— Совсем дикие, — подтвердил механик. — У них там до сих пор кровная месть.
Они помолчали.
— Горы здесь красивые, — сказал механик. — Днем, то есть.
— Зато город ночью даже лучше, — сказал пилот.
— О, да! — согласился механик. — Город — сказка!
— А скоро он? — спросил стажёр.
— Сейчас уже будет. Ещё минут пять.
Вскоре впереди показались огни. Они густели, спускаясь со склонов: город располагался в долине.
— Возьми пониже, — попросил механик.
Стали видны освещённые ленты дорог и едущие по ним машины.
— Большой город! — сказал стажёр.
— Три миллиона жителей, — сказал механик. — А вон, видишь, — порт.
— А что это за крестики?
— Церкви. Они сверху всегда такие. Здесь много церквей. А вон — главная площадь.
— Я даже вижу людей…
— Субботний вечер. Все гуляют.
— Ну всё, пора, — сказал пилот.
— Набираем высоту? — спросил стажёр.
— Конечно, стажёр, ты должен знать: три тысячи метров, как минимум, если не хочешь облучиться. И целься ближе к порту.
Так мы накроем целиком всю долину — по вечерам ветер здесь дует с моря.
Ночь с обезьянами
Всю ночь снились мне только одни обезьяны…
Ф. М. Достоевский.
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
Я очень люблю людей. И жалею их, когда они умирают. «Ну вот!» — думаю я тогда.
Одна дама, узнав, что я люблю людей, очень обрадовалась:
— Моп cher, — говорит, — вы любите людей? С'est vrai? Какая прелесть! Charmant!
Как я вас понимаю!
— Ошибаетесь, сударыня, — отвечал я, — любить людей — не прелесть и уж тем более не charmant, а тяжёлый каждодневный труд!
Недавно меня спросили, если я так люблю людей, армян, что ли, тоже?! Мне смешно, господа, слышать такие вопросы. Я одно время даже жил среди евреев! Все люди одинаковые! Все! Совершенно одинаковые!
Один профессор, наслышанный о моей любви к людям, пишет мне:
«…А известно ли вам, что люди — суть толпа обожравшихся зловонных ленивых тварей, презревших божественный дар разума, кровожадных, тупых и похотливых, отличаюхся от прочих скотов злословием и жадностью, пожирающих друг друга, размножающихся, как тараканы, и угрожающих экологии нашей планеты?!.»
Известно, уважаемый! Всё это мне известно. Но я люблю людей и ничего не могу с собой поделать!
ИМЕНА
Аминодав родил Якова. Яков родил Екусиила. Екусиил родил Льва и Йону. Лев убил Екусиила. Йона убил Льва. Йона родил Махмута и Петровича. Махмут подарил Софье ящик с конфетами. Софья съела конфеты и умерла. Петрович убил Махмута. Он отрезал ему голову и принёс Йоне. Йона убил Петровича.
Махмут родил Евстигнея. Марфа отрезала ему голову и принесла Йоне. Йона задушил Марфу. Улумбек родил Алексея и умер. Алексей задушил Йону и отрезал ему голову. Алексей родил восемь сыновей и ушёл в пустыню. Дарья отравила сыновей и отрезала им головы. Иван отрезал ей голову и принёс Алексею. Алексей родил Евдокию. Евдокия задушила Матвея, Петра, Станислава, Марка и Авдотью. Алексей отравился. Авдотья родила Акулину и отрезала ей голову. Марк родил Аврелия, задушил Авдотью и отрезал себе голову. Аврелий ушёл в пустыню и родил Германа и Ваську. Васька убил Германа. Герман убил Аврелия. Васька родил Добермана и Кузю. Кузя поимел Добермана. Доберман поимел Ваську. Кузя родил Пелагею и назвал её Анной.
Анна родила Шульца и научила его взрывать мосты. Сигизмунд убил Зигфрида. Зигфрид убил Германа. Герман убил Бальтасара. Уильям родил Михаила, Брюса и Иосифа. Арнольд отрезал голову Иосифу, Брюсу и Михаилу, задушил Уильяма и принёс Пелагее. Пелагея задушила Арнольда и родила Аминодава.
КАРНАВАЛ
Рассказывая о Бразилии, нельзя не упомянуть о таком явлении, как карнавал.
Это удивительное зрелище издавна привлекало внимание европейских исследователей. Хотя происходит карнавал весною, подготовка к нему начинается уже осенью, когда земледельцы, отдохнув от предыдущего карнавала и собрав урожай, обеспечены пищей на всю долгую зиму.
С приходом весны города и деревни украшаются флагами, цветами и лозунгами: «Все — на карнавал!». Люди надевают яркие праздничные одежды и выходят на улицы. Многие, даже большинство, появляются в масках.
Начинается карнавал.
Под звуки барабанов и других музыкальных инструментов люди передвигаются, ритмично подпрыгивая. Они машут цветами, флагами и другими предметами. К исходу следующего дня некоторые уже не выдерживают напряжённого ритма карнавала. Эти рискуют быть затоптанными толпой. Измождённые люди срывают с себя одежду. Кое-кто пытается выбраться из людской массы. Тогда в ход идёт холодное оружие.
В последующие дни только наиболее стойким и тренированным участникам карнавала удаётся продолжать танец. Но и таких остаётся всё меньше и меньше.
К концу праздничной недели карнавал представляет собой слабо колышащееся кровавое месиво.
ПЕДРО РОДРИГЕС
в Испании есть небольшой и, в общем-то, ничем не примечательный городок, название которого я не стану здесь приводить, ибо по-русски звучит оно двусмысленно, а изменить его, значило бы погрешить против истины. В этом городке родился, жил, да и по сей день, если только не умер, живет некий Педро Родригес. Я ничем не рискую, называя его настоящее имя, поскольку людей с таким именем в Испании хватает, да к тому же наш герой совершенно и не отличается от большинства своих тёзок. Более того, человек этот настолько зауряден, туп и не стоит нашего внимания, что и заговорил-то я о нём только для того, чтобы сообщить, что большинство, увы, громадное большинство людей, встреченных мною за годы моих странствий, были такими же ублюдками, как и упомянутый Педро Родригес.
КУТЬ-ЧЬЯНЬ
Эта игра называется Куть- Чьянь. Возможно это самая древняя игра в истории человечества. Она простая и нескучная, в ней нет ни выигравших, ни проигравших. Играют двое. Первый играющий приходит ко второму (который в это время ест, спит, читает газету или курит — по своему выбору) и говорит: «Пойдем, я тебе что-то покажу». В дверях он пропускает второго играющего вперёд и стреляет ему в затылок.
МЕЧТА
У каждого человека есть мечта…
Один мечтает прославиться, другой разбогатеть, кто-то мечтает освободить угнетённых, кто-то — накормить голодных, кто-то — защитить отечество, кто-то — посвятить жизнь науке или искусству, или путешествовать, или совершить подвиг.
Но о чём бы вы ни мечтали, к чему бы вы ни стремились — знайте, что у вас никогда ничего не получится!
НАБЛЮДЕНИЯ
Человек.
Удивительное всё-таки создание — человек!
Ведь вот как родится, так и живет до самой смерти. Как заводной, ей-богу!
Аборигены.
Интересно, куда бы я ни приехал, везде преобладает местное население. Со своими обычаями, понимаете, нравами, укладом жизни. Иной раз смотришь — вроде и ничего, но по мне — так лучше б его и не было совсем.
Туристы.
В больших красивых автобусах приезжают туристы, обычно американцы.
Ездят они себе по городу в этих своих автобусах и на аборигенов смотрят. А те, наоборот, остановятся и на туристов глазеют. Ну чистый зоопарк!
ПОДВИГ ВОЖДЯ
Умирая, последний из жрецов Тецкальтипока, верховного божества ацтеков, знаменитый Хнтлаврынса, велел позвать своего внука, и вот что он поведал ему:
— Ты, наверное, слышал, Хрмамарти, легенду о Хмиридумпти, или Дикой Пантере, как её называли, дочери вождя Ястребиный Коготь. Перед смертью Ястребиный Коготь поручил ей спрятать от бледнолицых священные сокровища ацтеков. Мне и ещё двум жрецам было приказано сопровождать её.
Мы взяли трёх, нет, четырёх волов и столько же лошадей и отправились в сторону Великих Гор. Хмиридумпти, чьи Глаза, должен тебе сказать, кхе… напомина… кхе, кхе…
Старик закашлялся и схватился руками за грудь. Немного погодя, он продолжал:
— Глаза её… Впрочем, мне надо успеть сказать тебе самое главное. Ведь я последний, кто знает, где спрятаны сокровища ацтеков.
— Как, о Хнтлаврынса! — воскликнул юноша. — Неужели это правда, и наши сокровища не достались испанцам?!
— Это так! Слушай же. Сначала мы хотели спрятать их у истоков Красной Реки, но Хмиридумпти, или Дикая Пантера, как… кхе, кхе… не важно… сказала, при этом глаза её… кхе… кхе…
Старик опять закашлялся. Затем, собравшись с силами, снова заговорил:
— На следующий день неожиданно поднялся ветер, что нередок в тех краях, особенно в конце весны, когда наконец расцветают кактусы той редкой породы, что носит название Хртл… кхе, кхе… Впрочем, перехожу к самому главному. Дикая Пантера решила, что сокровища мы спрячем… Да, она так и сказала: «Сокровища мы спрячем», и при этом глаза её… кхе… кхе… кхе…
— Ну, дедушка, ну где же вы их… — И тут юноша увидел, как тело старика, содрогнувшись в последний раз, вдруг вытянулось и обмякло, руки его безжизненно упали, и глаза его… В-общем, он ушёл в страну предков, унеся с собой тайну сокровищ ацтеков.
ДЖАЗ
Разреши дать тебе добрый совет: если хочешь вполне насладиться моим нехитрым, но милым рассказом, не поленись, открой бутылочку старого доброго пива, поджарь парочку старых добрых сосисок, и я буду беседовать с тобой на «ты», как со старым добрым братом, а ты будешь пить пиво, а я буду думать о тебе и радоваться, а ты тоже будешь радоваться и есть сосиски, слушая мою нехитрую повесть, как слушаешь ты старый добрый джаз…
Поразительно! Оказывается, сны людям снятся всего какую-то долю секунды, перед самым пробуждением, а не все восемь часов, как мы думали. Да, брат, стареем… А наука идёт вперёд, и искусство идёт вперёд, и жизнь идёт вперёд, и медицина идёт вперёд вместе с наукой. А нам остаётся только помахать им рукой…
Мне часто снятся такие удивительные сны, что я просыпаюсь в слезах…
Расскажу тебе… А вообще-то нет, брат, не буду. Пей своё пиво, жри свои сосиски…
НЕОКОНЧЕННЫЙ РАССКАЗ
(Посвящается О.C.)
«— …и скажу вам честно, — закончила Люда свой рассказ, — таких хуёв я ещё никогда не видела!»
Все молчали, поражённые.
Первым прервал молчание Константин Фёдорович, доктор филологии.
— Да, — сказал он, — никогда нельзя предсказать поведение человека в экстремальной ситуации… Помню, как-то в Мюнхене, сидел я в небольшом кабачке на Цангермейстерштрассе. Была осень, накрапывал дождь, и других посетителей не было. Я смотрел в окно. Ветер раскачивал дерево, и ветви его в опускающихся сумерках напоминали сражающихся рыцарей.
И вдруг словно какая-то тень заслонила окно, казалось, беззвучно упали чёрные шторы. В то же мгновение пламя свечи, стоявшей передо мной на столе, вздрогнуло, и она погасла, будто от резкого порыва ветра. Так же внезапно оборвалась негромкая музыка. Я оказался в полной, кромешной темноте. Я вскрикнул, но не услышал собственного голоса, попробовал встать, но не смог пошевелиться.
И тут я увидел серебристое сияние, которое всё сильнее разливалось на неопределённом расстоянии от меня. Чуть позже я осознал, что сияние не усиливалось, оно приближалось. Ко мне. Вот оно уже совсем близко, и я начинаю различать в самом центре его сменяющие друг друга чёрные и красные знаки, равномерно вспыхивающие острые и прямые линии, направленные в меня, в мои зрачки, в мой мозг, моё сердце.
Темнота вокруг стала наливаться таинственным багровым светом. И тогда я услышал звук. Тихий вначале, напоминающий шипение змеи, он постепенно набирал силу. Это было похоже… Попробуйте представить себе тоскливый, пронзительный крик чайки, но только нарастающий, бесконечно нарастающий и как бы ввинчивающийся в сознание, сверлящий, лишающий разума…
Но в тот момент, когда я думал, что вот-вот умру, и кошмар этот исчезнет, что-то подобное молнии сверкнуло из мрака, сталью прозвенело по стеклам окон, брызнувших багровыми осколками, впуская свежий осенний ветер. Вспыхнули скатерти, в баре посыпались бутылки, и фонтаны вина вырвались из разбившихся в щепки бочек. И тогда предо мною…
Эх, Ольга Семёновна, Ольга Семёновна! Вечно вы со своей свёклой! В самый неподходящий момент! И далась вам эта свёкла! «А что, свёклу, мол, тоже жрать можно!» Додумалась!
Ну, и как я теперь могу писать? Откуда я теперь возьму вдохновение?
Естественно, я уже не могу писать, простите…
ПАРАДОКСЫ ТВОРЧЕСТВА,
или почему я не написал роман о маркизе де Саде
Тогда я решил написать историко-эротический роман о маркизе де Саде. Я объездил все крупнейшие европейские библиотеки, собирая необходимый материал, и даже побывал в библиотеке Конгресса.
Наконец мне показалось, что я достаточно разобрался как в сложной личности самого маркиза, так и в современной ему исторической обстановке. И я принялся за свой труд. Начал я так:
«Той хмурой осенней ночью, когда лишь редкие газовые фонари освещали кое-как мокрые парижские улицы, а усталые горожане мирно спали под кровлями своих домов, маркиз де Сад в башне своего замка ебал сразу трёх графинь…»
И вот ведь как бывает: с одной стороны, сама муза водила моим пером, когда я писал эти строки, и ни за что на свете я не согласился бы изменить ни единого слова, а с другой стороны, как честный художник и историк, я не мог вполне представить себе описываемого мною же события!
Вот почему я был вынужден отказаться от своего по меньшей мере многообещающего замысла.
МОРДА ВО ТЬМЕ
(Поэма)
Морда во тьме, морда во тьме…
С детсва вижу я эту морду, особенно во тьме. Днём не так, а вечером, стоит выключить свет — и вот она, пожалуйста.
Как описать её? Не знаю. И к тому же темно, ни черта почти не видно. Морда как морда. Да и привык я к ней.
Иногда думаю, а вдруг вот сейчас выключу свет, а морды нет? Даже как-то не по себе становится. Но нет, вот она, во тьме.
Да и что мне эта морда? Мало ли что там может быть, во тьме? Никогда не знаешь, темно потому что.
И всё-таки что-то в этом есть. Таинственное что-то: морда — во тьме!..
СОБАКА
С детства запечатлелся в моей памяти один сон: собака, скользящая над зеркальной поверхностью воды, почти касаясь её короткими своими лапами.
Уши её были непомерной длины, и порою, когда она улыбалась, мне казалось, что это и не собака даже, но свинья. Ей было видимо трудно лететь, и каждую секунду она рисковала сорваться в бездну. Но берег был уже близко, и я с замиранием сердца следил за её бесшумным полётом. И вот, уже совсем у берега, силы оставили её. Она вздохнула и канула в пучину…
Хочу рассказать о человеке исключительной судьбы, гинекологе, Аароне Исаевиче Зельцмане.
Однажды он залез на одинокостоящее дерево, а была гроза, и в это дерево ударила молния.
Так оборвалсь жизнь этого удивительного человека, гинеколога.
НЕПРИЯТНОЕ ПРОБУЖДЕНИЕ ИНЖЕНЕРА ЗУЕВА
Пробуждение инженера Зуева было неприятным.
— Зуев! — осторожно позвал его Кирюхин.
Но Зуев не слышал, он спал.
— Зуев! — позвал его Кирюхин громче.
Но Зуев продолжал спать, обратив лицо к небесам.
— Зуев!! — заорал тогда Кирюхин. Но Зуев спал, и ему снилось, что он катает барышню на лодке.
Тогда Кирюхин взял весло и ударил им Зуева плашмя по морде.
ФЕЛИСИЯ
— Каким спортом? Волейболом. О!.. Как я любила волейбол! Я занималась волейболом каждый день. Как я играла! А мой парень — как он играл! Что? Нет.
Он бегал. И я тоже бегала. Сколько я получила медалей! Но он бегал ещё быстрее. Он всё делал так быстро… И у нас всё так быстро кончилось…
На, ешь конфету… Я бегала в Гане, Заире, Зимбабве… Это был мой первый парень.
Это он устроил меня в министерство иностранных дел. Да, я работала на таможне, я обыскивала женщин. О! Сколько у них было наркотиков! Гашиш, героин, кокаин, о, сколько кокаина! А ещё, не знаю как по-французски… Боже! Какой язык! Но я его не учила в Париже… Я работала, я не учила французский. Боже, сколько я работала! Но в Париже можно жить, не то что в Ивудживике. Там нет ночи, всё время день, как сейчас. Что там? О, там канадская военно-воздушная база. Боже, как там холодно, сорок градусов, пятьдесят, обычно — шестьдесят градусов. Что я там делала? О! Я работала. Поваром. Боже! Какие они были худые! Как ты. Зато потом — какие они были толстые! Как было весело! Только всё время ночь, как сейчас, ещё темнее. Ничего, это конфета от насморка… У меня была такая книга, чтобы учить французский! Боже, какая книга! Где она теперь? Если я увижу такую книгу, я её сразу куплю. А это сок мзизи-квенза, вот, понюхай. Правда он замёрз. Я добавила мёда, потому что нет ничего лучше для зимы, особенно с супом. Когда я сюда прилетела, я стала учиться фотографировать. Чтобы заработать много денег. Боже! Сколько стоит аппаратура! Я бросила съёмки и пошла учить французский. Я так хотела выйти замуж за какого-нибудь американского парня, но, боже! Как я их не люблю! У меня дома есть пачка американских сигарет. Я тебе завтра принесу.
Ужасно крепкие! Я их положила в холодильник — лучше всего держать сигареты в холодильнике. Тогда содержание никотина понижается, куришь — и ничего не чувствуешь!.. Нет, сейчас я не бегаю. Даже за автобусом. Как я могу бегать в таких туфлях?!..
А пустыня уже переходила в полярную ночь, эскимосы кутались в газеты, один билет — две тысячи долларов, никто не поверит, но — боже! — она бы заплатила и больше…
ПЕРУАНКА
(ПОДАРОК.)
— Ой, я забыла, о чём я должна говорить?
— Вообще-то, о подарке, наша тема — «Мой самый лучший подарок», но если хочешь, то…
— Ах да, подарок! Вспомнила. Мне было тогда шестнадцать лет, и мы с подругами поехали в деревню, к моей бабушке. Мы хотели вернуться к вечеру, но… А, мы опоздали на автобус. Поэтому мы остались у бабушки ещё на пять дней. А мои родители очень волновались, они обошли все больницы, морги…
— Почему же ты им не позвонила?
— Я забыла. Так вот, у бабушки, однажды ночью, когда я спала, кто-то подкрался и пощекотал меня за пятку. Я страшно испугалась! Я чуть не умерла от страха, до сих пор вздрагиваю, когда вспоминаю. А когда я вернулась домой, родители ужасно ругались, и папа сказал, чтобы я принесла справку от врача, что я всё ещё девушка. Потому что раньше я всегда ночевала дома…
— А ты…
— Нет, я же говорю, я ездила к бабушке! Это уже потом я как-то пришла домой беременная. О, это был ужас, папа избил меня до полусмерти!
— Нет, я хотел спросить, пошла ли ты тогда к врачу за справкой?
— Ой, нет. Я забыла.
— А в ту ночь, у бабушки, кто же это всё-таки пощекотал тебе пятку?
— Пятку? Ах, да… Ой, не знаю… Может… нет, даже не представляю, кто бы это мог быть…
ШОППИНГ
— Когда делаешь шоппинг, твои глаза — это твой мозг, поэтому надо покупать что-нибудь.
— Нет, я так не считаю, — возразила Рита, — я езжу по всем магазинам, когда мне надо что-то купить, выбираю, смотрю где дешевле, сравниваю, но никогда ничего не покупаю.
Фелисия пожала плечами и сказала философски:
— Все люди разные… Вот здесь мы сядем на 35-й автобус.
— Здесь только 34-й.
— Да… Давай обойдём метро и поищем.
Они обошли метро.
— Лучше спросить у кого-нибудь, — предложила Рита.
На автобусной остановке женщина читала толстую книгу. Вместе с ней они ещё раз обошли метро. Её автобус ушёл.
— Ничего, — сказала толстая женщина, — я вообще не жду автобуса, я жду мужа.
— Поедем на 34-м, нет никакой разницы, — сказала Фелисия, — 34, 35…
— Ты думаешь, она жцёт мужа? — кивнула Рита на толстую женщину, снова стоящую на остановке.
— Вряд ли. Я думаю, она — детектив.
— Да, скорее всего… Из какой ты страны?
— Я? О!.. Из восточной Африки.
— Я не спрашиваю, с какого континента! Из какой страны?
— Одна женщина меня тоже спросила, из какой страны? Я ей сказала. А она мне не сказала, из какой она страны. Но я сама догадалась и сказала ей. «О, — воскликнула она, — ты читаешь мои мысли?!» И тогда я ей сказала: «Да провались ты со своими мыслями!..»
Обратно ехали на метро. Фелисия рассказывала:
— Однажды в метро мужчина столкнул с платформы женщину с ребёнком.
После оказалось, что он сумасшедший. Я его видела потом… В парке. Боже!
Одна половина лица белая, другая красная, а в центре — чёрная полоса! — Фелисия рассмеялась. — К счастью поездов не было, и женщина с ребёнком залезли обратно на платформу!
Фелисия купила вязаные тапочки, мягкие рейтузы, книгу и пол-кило куриных жопок.
Рита ничего не купила.
СЕВЕРНОЕ СИЯНИЕ
… Потому что северное сияние — это души мёртвых. Твоя бабушка рассказывала мне, когда я была ещё маленькая, что она не слушалась старших и однажды, когда увидела северное сияние, стала смеяться, свистеть и вот так потирать ногтями. И северное сияние тут же исчезло. Она так испугалась, что даже заболела.
Маленькая, я никогда не смеялась, видя северное сияние. Но потом я стала ходить в школу и верить в Иисуса Христа и думала, что ничего не случится с северным сиянием, если одна небольшая девочка будет смеяться, свистеть или потирать ногтями.
Но как только я это сделала, северное сияние упало… Я заплакала, побежала домой и долго потом не выходила на улицу.
Поэтому, когда видишь северное сияние, ни в коем случае не смейся, не свисти и не потирай ногтями, вот так…
ПОЗДНЯЯ ТРАПЕЗА АУРЕЛИО О' ПАРРА
Аурелио О'Парра ел чилес-рэйенос и верещал.
Вы спросите, кто такой Аурелио О'Парра?
— Художественный образ, герой этого произведения.
Вы спросите, почему трапеза его названа поздней?
— Потому что время было заполночь.
Вы спросите, почему он верещал?
— От восторга: Аурелио О'Парра очень любил чилес-рэйенос.
КАК ХОРЯ УЧИЛ ЛЯЛЮ НЕ БОЯТЬСЯ СОБАК
— Ни одна собака тебя не укусит, если ты её не боишься, — говорил Хоря. — Но даже самая безобидная собака опасна, если чувствует в тебе страх. А любая собака сразу его чувствует, от собаки это не скроешь. Тогда она может внезапно броситься на тебя и вцепиться в горло своими острыми зубами, а если ты закроешь горло, то в живот или в сердце.
Поэтому, проходя мимо собаки, ничего никогда не бойся.
ОПЫТ
Однажды Хоря спросил Лялю, не хочет ли она засунуть голову в батарею, чтобы посмотреть, влезет она туда или нет. Ляля отказалась. Тогда Хоря решил позвать в гости своего друга Гришу. Но Гриши не было дома. Хоря вздохнул и сел делать уроки.
ТРАКТОРА
— Восемьдесят тысяч… — сказал папа с безумными глазами.
— Бедный! — причитала мама. — Он копил эти деньги всю жизнь!
— Восемьдесят тысяч… — сказал папа.
— Он отказывал себе во всём. Он мечтал купить себе…
— Восемьдесят тысяч… — сказал папа с каменным лицом.
— Ну что ты заладил?! Может быть, даже больше. Может, девяносто тысяч.
— Девяносто тысяч… — сказал папа, и рот его остался открытым.
— Ведь кроме нас у него никого не было. О! Как он был одинок! Он всю жизнь трудился и откладывал деньги. И вот, не успел выйти на пенсию, как…
— Девяносто тысяч… — сказал папа уже твёрже.
На пороге комнаты появился заспанный Хоря.
— Вы мешаете мне спать, — сказал он.
— Хоречка, ласточка, — сказала мама. — Мы получили письмо… Умер дедушка Йозеф…
— Кто это?
— Это твой двоюродный дедушка, он был очень хороший и…
— Девяносто тысяч… — сказал папа.
— Да замолчишь ты или нет?!
— Папа, ты купишь мне трактор, такой же, как у Гриши?
— Хоречка, солнышко, — сказала мама. — Иди спать, пожалуйста, ты же видишь, у нас…
— Девяносто тысяч, — сказал папа.
— О, боже!
— Папа, ты купишь мне трактор, такой же, как…
— Трактор? — папа встал, налил себе стакан воды и выпил его большими глотками. — Трактор? — он неспеша промокнул салфеткой губы. Потом щёлкнул зубами, расправил плечи, потрепал Хорю по затылку и сказал гордо:
— Я куплю тебе три трактора!
УБИТЬ ЧЕЛОВЕКА
— Не так — то это просто — убить человека, — сказал дедушка, укладывая Хорю спать.
— Это точно, — вздохнул папа.
— Одному человеку отрезали ноги… — продолжал дедушка.
— Прекрати сейчас же! — воскликнула мама. — На ночь рассказывать ребёнку всякие глупости!
— Расскажи, дедушка! — попросил Хоря.
— Одному человеку отрезали ноги…
— По-моему, ноги — потом, — перебил папа.
— Нет-нет, сначала ноги…
— Ты что-то путаешь, — сказал папа.
— Сами вы всё путаете! Вообще не буду рассказывать! — рассердился дедушка. — Спи, Хоря. — И он ушёл на кухню.
ХОМЯЧКИ
— Дедушка!
— Чего тебе? Чего не спишь?
— Я вот думаю. Другие люди — они что, все такие же как я?
— Не такие, не волнуйся, спи.
— А какие?
— Какие-какие! Другие.
— Какие — другие?
— Ой, ну их вроде как взяли и посадили в такие, что ли, коробочки… Как этих, ну, мы видели же с тобой…
— Хомячков?
— Во-во, хомячков, точно. Хомячков. Понял теперь?
— Ага.
— Ну и всё, спи!
СТАРЫЙ ТОПОЛЬ
Возле моего дома есть небольшой сад. Там растут рябины, лиственницы, яблони, сосны, ели, дикая черешня, маслины, кедры и один старый тополь.
Этому тополю более четырёхсот лет, он толще и выше всех других деревьев. На его ветвях весною поют соловьи, иволги, перепела, стрижи, ласточки, зяблики, совы и токующие глухари, а тополиный пух покрывает весь сад, словно снег.
Дятлы стучат по его твёрдой коре. В образовавшихся дуплах поселяются грачи и белки.
Потом прилетают кукушки и выгоняют грачей или подкладывают им свои яйца. Грачи думают, что это их яйца и высиживают их. А белки не знают, что им делать с яйцами. Они скачут по ветвям с удивлёнными криками.
Осенью листья желтеют и падают на землю. Птицы улетают на юг. В опустевшие гнёзда залезают медведи и устраиваются там на зимнюю спячку. В ясный погожий зимний день можно насчитать до пятидесяти медведей.
Иногда один из них просыпается и начинает петь. Тогда и другие просыпаются и подхватывают его песню. Так они часто поют долгими зимними ночами, и кажется, будто это поёт само дерево.
В ненастную погоду, когда на дворе метель, и неистовый ветер раскачивает деревья, можно услышать приглушённые удары, будто какой-то великан в мягких валенках бродит по саду: это медведи падают на землю.
КАБАНЫ
За садом находится луг. Каждое лето я кошу там траву для скотины. Я встаю до зари и иду через тёмный сад. По обеим сторонам тропинки слышатся возня и хрюканье — это кабаны. Часто они перебегают тропинку прямо передо мной.
Я их не боюсь: свиньи и есть свиньи.
А днём их не увидишь, днём они ищут жёлуди. Только приглядевшись, различишь иной раз торчащий из-под земли хвостик.
К осени весь сад изрыт кабаньими подземными ходами.
Но поиски их напрасны: в саду нет желудей.
ДИКОБРАЗЫ
К двум часам ночи у меня устали глаза, и я уже не мог читать. Тогда я выключил свет и негромко включил радио. Шёл дождь. Огромная автостоянка лоснилась в лучах прожекторов. Перед моей будкой медленно прошёл дикобраз.
Я проследил глазами, как он пересёк освещённую площадку и скрылся среди машин. Я вглядьвался ещё какое-то время в темноту, пока не увидел, как он возвращается. Я вышел из будки. Дикобраз, всё так же не спеша, прошёл мимо меня. «Странно, — подумал я. — Дикобразы не водятся на этой широте, их нет даже в зоопарке.»
Я вернулся в будку. Дождь усиливался. Вскоре мимо будки опять прошёл дикобраз. Я хотел выйти, чтобы погладить его, но тут увидел, что следом за ним идут ещё два дикобраза. Они были меньше размером и смешно переваливались при ходьбе. От удивления я остался сидеть на месте и тогда увидел ещё двух дикобразов, вполне взрослых. Я вышел на улицу, но дождь был таким сильным, что мне пришлось вернуться. Следом за этими двумя пробежала целая стайка молодых дикобразов, а за ними прошёл ещё один, причём очень крупный.
Я не знал, что думать. Я ничего не понимал. Мне было жаль дикобразов, что они мокнут под дождём, но что Я мог сделать?.. Я ничего не мог сделать.
Шёл дождь, радио играло Баха, а за окном, один за другим, нескончаемой вереницей шли дикобразы…
БАБОЧКИ
(ВЕСЕННЯЯ НОЧЬ)
Приезжал проверяющий. Я сказал ему, что эти бабочки меня достали. Они лезут изо всех щелей, садятся на книги, и я не могу читать, мне противно. Я их бью газетой. Уже две газеты растрепал, весь пол усыпан дохлыми бабочками.
Он сказал — это души мёртвых, летят на свет. Я сказал — я не могу выключить свет. Какая-нибудь из них может сесть на меня, так я хоть их вижу. Он сказал — евреи, даже ортодоксы, считают, что бабочки — это души умерших людей, и вот они летят на огонь… Я сказал, это они набрались у греков. Интересно, на костёр они полетят? Я бы развёл костёр. Он сказал — нельзя, на автостоянке…
Только он уехал, как прибежал румын, сторож со стройки. Стал что-то кричать. По-румынски. Надоел страшно. Пробовал говорить с ним на латыни, прочитал любимый отрывок из «Энеиды». Он внимательно выслушал, развёл руками и убежал.
Я закурил (пришлось выключить свет и открыть окно). Но тут прибежал ещё один придурок и заорал, что у него в машине разбили стекло и спёрли радио. Я молча поставил перед ним на подоконник телефон. Но он почему-то не стал звонить и ушёл, ругаясь.
Потом опять приехал проверяющий: забыл расписаться в журнале. Мне пришлось включить свет, и бабочки влетели стаей. Я сказал — ещё одна такая ночь с бабочками, и я увольняюсь к чёрту. Он сказал — нет, это только один раз в году…
Светало, бабочки постепенно пропадали. Я добил оставшихся в будке и стал подметать пол…
ОБЕЗЬЯНЫ
(НАДЕЖДА)
— Мадам, — сказал я, — вот мой билет.
— А где ваша квитанция о сдаче багажа? — спросила она.
— У меня нет квитанции, поскольку у меня нет багажа, — объяснил я.
— Извините, но вы должны мне предъявить квитанцию, таковы правила.
— Мадам, я не имею возможности предъявить вам квитанцию, так как не сдавал багажа. У меня нет багажа.
— Месье, поймите, без квитанции о сдаче багажа я не могу зарегистрировать ваш билет.
— Мадам, — сказал я, — у меня был багаж, но его украли, и теперь у меня его нет.
Поэтому мне нечего сдать в багаж. И, следовательно, я не могу предъявить вам квитанцию о сдаче багажа.
— Если у вас украден багаж, вам следует обратиться в полицию.
— Я обращался в полицию, мне не смогли помочь. В любом случае, с багажом или без, я хотел бы улететь этим рейсом.
— Но я тем более не могу вам помочь, вы же понимаете…
— Мадам, — сказал я, — я не прошу вас о помощи. Мне не нужен мой багаж, я уже забыл о нём. Я хочу улететь своим рейсом, это всё.
— Но, месье, вы ведь не предъявили мне квитанцию о…
— Мадам, — сказал я, — у меня нет квитанции. Раньше, понимаете, раньше, у меня был багаж. У меня были два чемодана. Я их поставил под свой столик, когда сидел в ресторане. Потом я отошёл на минуту, а вернувшись, обнаружил, что чемоданы исчезли. Официантка не видела, кто взял мои чемоданы. В полиции мне сказали, что постараются их найти. Но как бы то ни было, в настоящий момент у меня нет багажа, и следовательно, не может быть квитанции.
— Месье, — сказала она и улыбнулась, — я думаю, вы понимаете, что я не брала ваших чемоданов. Они мне не нужны. Всё, что мне от вас нужно — это квитанция о сдаче багажа, таковы правила, извините.
— Мадам, — сказал я, — я прилетел сюда неделю назад. Прежде чем ехать в отель, я решил выпить кофе в ресторане «Доброе утро», находящемся на втором этаже здания аэропорта.
— Разумеется, я знаю этот ресторан.
— Прекрасно! Так вот, я вошёл в ресторан и сел за столик возле окна, оттуда видно взлётное поле. Было пять утра, солнце ещё не взошло. Я пил кофе, курил и смотрел на самолёты. Чемоданы я поставил под столик. Кроме меня в ресторане было всего два человека, судя по всему, итальянцы. Они пили вермут и громко о чём-то спорили. Официантка дремала за стойкой бара. Я тоже, несмотря на выпитый кофе, чувствовал себя усталым. Чтобы взбодриться, я решил умыться в туалете этого же ресторана и затем уже ехать в отель, чтобы оставить там вещи — мне предстоял трудный день. Итак, я умылся и вернулся за свой столик, чтобы взять чемоданы, но чемоданов не было. Итальянцев тоже не было. Официантка продолжала дремать за стойкой…
— Месье, — перебила она меня, — я хотела бы видеть вашу квитанцию о сдаче багажа.
— У меня нет багажа, — сказал я. Была ночь. В огромном зале мы были почти одни.
— Вы хотите сказать, что летите на другой континент без багажа? — Она улыбнулась.
— Да, — сказал я тихо.
— Простите, месье, но я должна попросить у вас квитанцию, таковы правила, извините.
— Мадам, — сказал я мягко. В огромном ночном зале аэропорта мы были совершенно одни. Я и она. Слова наши отдавались эхом. Мягкий свет освещал наши удивлённые лица.
— Мадам, — произнёс я вкрадчиво. — Мадам, — повторил я почти шёпотом.
— Мадам, — сказал я. — Я родился в городе Сухуми, который на Чёрном море. Там же прошло моё детство. Мой дедушка работал сторожем в обезьяньем питомнике. Обезьяний питомник — главная достопримечательность города Сухуми, который на Чёрном море. Конечно же, я часто бывал в этом питомнике. Я очень любил наблюдать за обезьянами и смеялся над их забавными проделками. Дедушка смотрел на меня и тоже смеялся, как смеются люди, вышедшие из тюрьмы или из больницы, или проигравшие миллион. По вечерам мы любили вдвоём сидеть в кафе на набережной и смотреть на уходящие в море корабли. Дедушка при этом пил водку, и я тоже рано пристрастился к этому напитку. Так мы сидели, пили водку и смотрели на корабли.
Я смотрел на корабли, и неясная смутная тоска просыпалась в моём сердце. И я говорил дедушке:
— Дедушка! Я чувствую смутную тоску в моём сердце от вида отплывающих куда-то кораблей…
А дедушка наливал мне и говорил:
— На, выпей лучше водки, и пойдём смотреть на обезьян. И тоска твоя рассеется, как туман. Мы будем смотреть на обезьян и смеяться, и ты забудешь о кораблях, плывущих в неведомые дальние страны.
— Нет, — отвечал я. — Нет, — говорил я ему. — Даже глядя на обезьян, не забуду я о своей тоске. И смеясь над ними, буду думать я в глубине души о неведомых дальних странах, куда плывут корабли. Ибо, может, в тех землях и есть родина многих обезьян, и обезьяны видом своим будут мне живым напоминанием об этих странах.
— Глупец, — отвечал мне дедушка, наливая водку. — Зачем мечтать тебе о неведомых дальних странах, родине многих обезьян, если и здесь ты можешь наблюдать представителей даже наиболее редких пород?
— Нет, дедушка, — говорил я. — Не понять тебе моей тоски и возвышенного парения моей души. Мне интересно наблюдение жизни обезьян, но сколько же ещё удивительных вещей укрыто от моего взора!
— На, выпей водки, — отвечал мне дедушка и качал головой.
Но однажды дедушка устал от моих жалоб и сказал:
— Хорошо, я куплю тебе билет на большой пароход, и он отвезёт тебя в дальние неведомые страны, ибо глупость твоя не поддаётся излечению. Но сначала я хочу, чтобы ты в последний раз посмотрел на обезьян.
И мы пошли к обезьянам. Была уже ночь, в питомнике было совсем темно, и все обезьяны спали. Дедушка открыл одну клетку, и мы вошли в неё.
— Стой здесь, — сказал дедушка.
Я услышал, как захлопнулась сзади меня дверца, и дедушка запер её на ключ. Я остался один в кромешной темноте среди спящих обезьян. Мне стало страшно, и я позвал: «Дедушка!», но он не отзывался. Он стоял возле клетки и курил.
Зато я своим криком разбудил обезьян. Ко мне приближалась огромная горилла. Я чуть не умер от страха и решил притвориться обезьяной, чтобы горилла меня не съела. Я на четвереньках дополз до дерева и повис на ветке, зацепившись за неё руками и ногами. Горилла ещё немного посмотрела на меня и отошла. Тогда я потихоньку спустился с дерева, но обезьяна это заметила и опять подошла ко мне. Мне снова пришлось взобраться на ветку. Но я не мог долго висеть: у меня затекли руки и ноги, я пыхтел, обезьяны не спали и смотрели на меня с подозрением. Я не мог больше висеть и спрыгнул на землю.
Обезьяны встали и обступили меня кольцом. В ужасе я закричал:
— Дедушка, дедушка, мне страшно!
Дедушка вошёл, отогнал обезьян и выпустил меня из клетки.
Он сдержал своё обещание. Он купил мне билет на пароход. Прощаясь со мной, он сказал:
— Я прожил долгую жизнь, но не знаю ничего лучше, чем пить водку и смеяться над обезьянами. И ты, если узнаешь, что есть что-то лучше, напиши мне, пожалуйста.
С тех пор прошло двадцать лет. Я ни разу так и не написал ему. Не знаю, жив ли ещё мой дедушка. Мне часто становится страшно, и тогда я кричу про себя: «Дедушка, дедушка, мне страшно!» и плачу про себя. Но иногда, иногда, мадам…
— Иногда, мадам, — сказал я ей. — Иногда, мадам, — сказал я, — иногда во мне всё ещё вспыхивает надежда…