Рапницкий Станислав : другие произведения.

Трамвай

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Обыкновенный случай с необыкновенными последствиями.

Глава 1.

  
   Можно было бы начать эту историю чем-нибудь вроде: "вот однажды", "в один прекрасный день" или, на худой конец, - "когда-то давным-давно". Но дело в том, что происходило, да и происходит подобное вовсе не однажды, а даже очень часто. И день чаще всего выпадает как раз не прекрасный. Да и не давно это было, а совсем, можно сказать, недавно, буквально только что. Потому не станем придумывать разные вступления, обойдемся без экивоков, намеков и прочей бесполезной ерунды, а скажем прямо: имело-де место некое событие. И далее перейдем непосредственно к его описанию.
  
  
   Впрочем, явления, о которых пойдет речь, описывать довольно непросто. Да, именно непросто, несмотря на кажущуюся простоту событий. И некоторую, извините, приземленность. Посудите сами: все началось с обыкновенного трамвая, каких становится в Москве все меньше, но они, поверьте, встречаются. К недовольству водителей частных транспортных средств и, напротив, к великой радости тех, кто такими средствами не обладает.
  
   В общем, где-то на самой окраине большого города до сих пор чудом сохранились трамвайные пути, по которым, собственно, и продвигался специально приспособленный для этого вагон, резво буравя железным корпусом пыльное московское пространство.
  
   День уже совсем раззадорился, солнце стояло в самом зените и отражалось от начищенных рельсов, играло в окнах трамвая, и вообще, было здорово! Народ в этот час не притеснял ближнего в вагоне, как это бывает в часы пик, а наоборот, - наслаждался свободой в удобных креслах.
  
   Среди прочих случился пассажиром и Афанасий Михалыч. Просто какой-то Афанасий Михалыч, каких, думаю, много на этом свете. Он ехал, скромно наблюдая бегущие в окошке ландшафты и думая о разном. О том, что приходит в голову. Ну, Вы знаете. Сидишь этак где-нибудь и размышлять на специальные какие-то темы не планируешь вовсе. Только в голову обязательно забежит одна-другая мысль, и отвязаться от нее станет невозможно, пока всю ее из головы не выдумаешь. Вот и гражданин, о котором пойдет речь, точно таким же образом, сам того не желая, обдумывал всякие несуразности и даже, кажется, улыбался. Не то результатам своего напряженного мыслительного процесса, не то увиденному в окне, а может быть, и всему перечисленному сразу.
  
   Впрочем, надо заметить, что москвичи, да и вообще россияне улыбаются на людях редко. Вот перед публикой давно известной и проверенной - пожалуйста! Только дайте повод! Особенно под пиво. А в общественном месте увидеть на лице незнакомого человека улыбку - большая редкость. Подобные странности наталкивают незадачливого свидетеля на подозрения о нехорошем состоянии психического здоровья обладателя улыбки или на подозрения о неприятных его каких-нибудь намерениях. Отчего-то у нас считается, что если человек улыбается незнакомым людям или сам себе - то он или дурак или политик. С другой стороны, посудите сами, разве европейцы или американцы, например, - обязательно дураки? Ну, то, что они далеко не все политики - это понятно. Но и не дураки же поголовно?! А ходят себе и улыбаются. И живут, кстати сказать, не хуже нашего. Совсем не хуже! И что от кризиса они пострадали больше нас, так это просто наш рыночный механизм слабенький, а не мы такие умные! Да и как они пострадали? Разорились некоторые? - да. Были уволены? - тоже многие. Но кто из них обнищал в такой же мере как мы? То-то!
  
   Итак, едет в трамвае некий Афанасий Михалыч и, как мы уже заметили, улыбается. Наивно так. По-детски. Сидит себе тихонечко и не предполагает, что попал незаметно для себя, как говорят, в оборот. Да-да! Оказался в самом центре событий! Принеприятнейших!
  
   Потому что трамвай внезапно остановился, и вагоновожатый предложил пассажирам добираться до пункта назначения кто как считает возможным. Ну, случилось что-нибудь, вроде аварии.
  
   И, значит, выходит из вагона Афанасий Михалыч, думает: придется машину ловить. Будь он неладен, этот общественный транспорт! Обязательно вынудит на какие-нибудь крайние меры! И, естественно, поднимает наш герой руку, чтобы случайный водитель угадал его намерения и до нужного географического объекта довез.
  
   Понятное дело, спустя немного времени гражданин уже помещался в салоне чужого автомобиля и пребывал в уверенности, что следует в оговоренном заранее направлении. Вот только ехал он так часа два, и главное - за окном ни одного знакомого ориентира. Прямо как в другой город попал!
  
   Ну, объявляет он свои опасения водителю, а заодно интересуется, знает ли тот Москву. А водитель, значит, машину останавливает и сообщает: всё, мол, приехали!
  
   - Как приехали? Куда приехали? Мне не сюда надо! - пытается втолковать собеседнику Афанасий Михалыч.
   А тот свою линию гнет: сюда и баста! Ну что ты будешь делать?!
  
   Огляделся Афанасий Михалыч: вокруг - всё дома, дома, улицы незнакомые. И, что удивительно, - совсем пустынные! Просто никого в округе. И тишина такая, что можно было бы услышать, как свистит каждое перышко пролетающей мимо птицы, только и птиц нет.
  
   А водитель в автомашину погрузился и уехал. И денег за услугу не потребовал.
  
   Вот тут стало нашему герою не до детских улыбок и вообще не до всяких недоразумений! Даже страшно стало поначалу! А делать ведь что-то надо! Возвращаться куда-нибудь, на известную улицу, найти станцию метро, в конце концов! Пришлось указанному гражданину топать пешком буквально куда глаза глядят. А глаза, Вы понимаете, глядят то туда, то сюда. Ну, и Афанасия Михалыча носит то в один проулок, то в другой. Запутался он совсем, заблудился, если можно так выразиться, учитывая то обстоятельство, что и с самого начала представления не имел о том, где находится.
  
   Хорошо еще, психика у него крепкая, годами закаленная в офисных баталиях! А то прямо и не знаю, что с ним приключилось бы от развернувшейся было бесперспективной картины!
  
   Вот, значит, бродит он по малознакомым улицам и обратиться с вопросом ни к кому не может по причине полного отсутствия респондентов.
  
   Наконец, устав и измотавшись совершенно, Афанасий Михалыч присел на какую-то ступеньку и от утомления уснул.
  
   Ясное дело, что-то ему даже снилось. Всё чепуха какая-то. Суета, иными словами. И, естественно, рано или поздно он должен был проснуться, как все нормальные люди. И проснулся. Но как бы не самостоятельно, а по некоторому принуждению. Проще говоря, его тривиально разбудили. Вот сжал кто-то рукой плечо и потряс этак легонько. Отчего упомянутый Афанасий Михалыч и пробудился в самом, можно сказать, нехорошем настроении.
  
   - Вставай, папаша! - обратился незнакомец к мужчине, - пора!
   - Куда пора? Я, по-моему, давно повсюду опоздал... - спросонья отвечал наш герой, - А Вы кто, позвольте поинтересоваться?
   - Да какая тебе разница? Все спрашивают, а зачем - сами не знают! Ну, скажем, я - Дед Мороз! Или - спящая красавица! Сути дела это не меняет! Хотя, конечно, это ты сейчас больше на спящую красавицу похож! А я - вроде принца: пришел и разбудил! - незнакомец громко и беззастенчиво рассмеялся.
  
   Он был небрит дней, наверное пять, непричесан и весь как-то помят. В пыльном тряпье разносортного набора: коричнево-зеленых в полоску брюках и сером пиджаке на голое тело. Впрочем, застегнутом. Штиблеты напоминали изделия сандальной промышленности ушедшей советской эпохи. И снова - на босу ногу!
  
   Афанасий Михалыч потерялся совершенно и не мог придумать, что бы такое ответить неопрятному человеку, да еще и отчасти грубияну. И потому деловито насупился, поднимаясь со ступеньки, и вообще сделал попытку придать себе больший вес и благообразие в глазах нового знакомого, ожидая маломальского уважения к своей персоне.
  
   Впрочем, напрасно: итак было ясно, что никакого уважения помятый господин проявлять ни к кому не намерен, да и вообще, видал он людей и более значительных. Потому он запросто зашагал в направлении, ему одному известном, на ходу лениво обернувшись к Афанасию Михалычу и махнув ему рукой: мол, следуй за мной и не отставай.
  
   И Афанасий Михалыч последовал.
  
   Господа прошли таким караваном недалеко, буквально метров двести и вошли в подъезд жилого, по-видимому, дома. Затхлый подъезд и старый. Где штукатурка, не то что краска, облупилась на стенах, перила лестниц давно утратили свою привлекательность, а местами - и собственные составляющие, а ступени казались истоптанными и исхоженными настолько, что посредине стёрлись наполовину.
  
   Поднимаясь с этажа на этаж, Афанасий Михалыч кроме удивления и недоумения по поводу разворачивающихся событий ощущал еще и некоторый давно забытый покой, свойственный безлюдным местам. Знаете, когда ничего неожиданного ниоткуда не ожидаешь, потому что не от кого. И наоборот - любая мелочь представляется неожиданностью по причине отсутствия всяких событий. Да и монотонный подъем по старым лестницам нагонял какое-то сонное настроение, так что мужчина один раз даже чуть не споткнулся, утратив начисто возможность контролировать свои действия.
  
   Так господа проследовали на третий, а возможно, и на четвертый этаж и вошли в квартиру, на нем помещавшуюся. Запросто вошли, без звонка или стука. Открыли дверь - и оказались внутри.
  
   Апартаменты представляли собой, по всей видимости, брошенную коммуналку с дощатыми крашеными полами и длинным коридором. Новый знакомый Афанасия Михалыча указал на дверь в одну из многочисленных комнат и, пропустив его вперед, вошел следом.
  
   - А, привел... - у окна стоял еще один незнакомый гражданин в военной форме образца тридцатых годов прошлого столетия. Он без всякого интереса оглядел вошедших и махнул рукой мятому господину, чтобы тот удалился. После чего обратился непосредственно к Афанасию Михалычу:
   - Такие вот дела. Да-с! - и лениво развел руками.
   - Какие дела? Это я куда попал? Вы кто? Мы где находимся вообще?
   - Снова здорОво! И так всякий раз! - не спеша, будто только для себя рассуждал товарищ в форме, - Всё спрашивают, спрашивают!.. Прям такое любопытство, какого и в школе не проявляли...
   - Да разве мое любопытство необоснованно? Вы бы что на моем месте - молчали бы и радостно наблюдали, как с Вами приключается всякое, не особо понятное?
   - Да что с Вами, как Вы выразились, приключается-то? По улицам Вы что ли не ходили? По лестничным клеткам не поднимались? С гражданами не беседовали? Ничего ведь не происходит! Обыкновенная жизнь, какую все проводят.
   - Ничего не понимаю! - Афанасий Михалыч терял терпение, - моя жизнь не имеет ни малейшего отношения к сумбуру последних нескольких часов!
   - Ошибаетесь, дорогой друг! - прервал его господин у окна, - имеет! И отношение, как Вы верно заметили, и сумбур! Да не нервничайте! Чайку желаете? С бараночкой или крендельком? Может, с карамелькой? Я прикажу!..
   - Спасибо, не надо! Мне бы объяснений каких-никаких, а лучше - домой. Как тут до метро добраться?
   - Да недалеко. Только я Вам не советую: опасно, не умеючи!
   - Что опасно? На метро ездить?
   - Ну да, на метро. Вы попривыкните немножко, успокойтесь, а там сами решите - поедете Вы куда-нибудь на транспорте или так, пешком, куда надо проследуете.
   - Каким пешком? Мне домой нужно, это Вы понимаете?
   - Понимаю, не сомневайтесь! Понимаю даже больше, чем Вы сейчас. Потому и советую: не суетитесь, спешить Вам совсем некуда! Отдохните! Вот, можете на диванчике посидеть, а то и прилечь. Пожалуйста, не стесняйтесь! - мужчина указал на потертый диван в углу.
   - Послушайте, у меня такое впечатление, что я в дурдом попал. Вернее, не в дурдом, а в целый дургород! - Афанасий Михалыч понизил голос и заговорил даже как будто шепотом, - Вы не могли бы разуверить меня в этом для начала?
   - Не мог бы, даже если бы и хотел. Вы вот советов моих не слушаете, слова мои понимать отказываетесь, так что бесполезно, ну совершенно бесполезно проводить с Вами сколько-нибудь серьезные беседы.
   - Вы хотите, чтобы я на диван присел? Извольте, присяду! И чаю Вашего выпью, раз Вы настаиваете! Только объясните, что здесь творится? Где я?
   - Нет, бесполезно! Решительно бесполезно! - незнакомец махнул рукой в сердцах и вышел из комнаты.
  
   Афанасий Михалыч последовал было за ним, но тот, обернувшись в коридоре, остановил:
   - Нет, нет! Вы оставайтесь! Ждите! Я за Вами приду! Позже!
  
  

Глава 2.

  
   Когда-то очень давно, примерно полгода назад, по случаю, на троллейбусной остановке Афанасий Михалыч стал свидетелем одного небезынтересного события. А именно - к этой самой остановке через дорогу по пешеходному переходу шел уверенной и легкой походкой мужчина-идиот. Нет, не в том смысле, что персонаж состоял в числе людей нехороших, и окружающие с плохо скрываемой досадой отзывались о нем, как об идиоте или кретине, или называли его просто дураком. Как раз нет: мужчина был настоящим идиотом в медицинском смысле. И со свойственной этой категории врожденной добротой он радостно смотрел на окружающий мир, повсюду находя подтверждение своей по этому поводу радости. В частности, приблизившись к Афанасию Михалычу, необычный гражданин кивнул ему, как старому знакомому. И улыбнулся. А когда подошел троллейбус, то помахал водителю рукой. И войдя в салон, устроившись в кресле, снова улыбнулся нашему герою, застывшему в недоумении за окошком отъезжающего транспорта. И в подтверждение своего дружественного отношения к Афанасию Михалычу идиот сложил пальцы в виде латинской буквы "V", ну, знаете, получился такой значок - victory. Типа, всё отлично! Удачи, мол!
  
   Отчего-то этот случай припомнился как раз сейчас, когда наш путешественник, можно сказать странник, остался совсем один в незнакомом городе и чужой квартире в полнейшем недоумении. Казалось бы, нужно как-то оперативно соображать, принимать какие-то решения, сообразные со сложившейся обстановкой, предпринимать что-то, а Афанасий Михалыч сидит на диванчике в углу и думает: что имел в виду тот идиот, когда приветствовал незнакомого гражданина символом победы и всякого успеха?
  
   Подойдя к окну, сквозь пыльные стекла наш герой наблюдал дремлющий пустынный город, разомлевшие под летним солнцем крыши старых низеньких домов. В небе кое-где нежились редкие белые облачка, чистые и, казалось, мягкие, отражающие солнечные лучи и тепло и оттого золотящиеся по краям, как золотились по бокам пирожки, подаваемые на полдник в пионерском лагере далекого детства Афанасия Михалыча.
  
   Тогда, в ювенальном прошлом маленькому Афоне не о чем было беспокоиться, не нужно было ни с чем сражаться, не к чему стремиться. Все шло само собой, день полон был маленьких приятных открытий и непринужденного общения с друзьями, природой и лагерной собачкой по кличке Генрих. Такой низенькой собачкой - рыжей таксой. Когда ребята сидели в открытом кинотеатре, вечером, под звездами, Генрих бродил между рядами, вставал на задние лапы, а передние и мордочку укладывал на коленки случайно выбранного ребенка. И получив свою долю ласки в виде поглаживаний, уходил к другому ребенку, чтобы снова искупаться в тихой собачьей радости.
  
   Ну вот опять! Почему это когда надо бежать, когда требуются активные действия и действительные результаты, в голову приходят всякие несуразные воспоминания? Что за напасть?! Нет, нужно взять себя в руки! Сосредоточиться! Вытряхнуть из головы этот мусор!
  
   И Афанасий Михалыч в самом деле тряхнул головой, даже рукой махнул, как отмахиваются от назойливой мухи. И отошел от окна.
  
   Дверь отворилась, в комнату прошел уже знакомый господин в форменной одежде, но настроен, по-видимому, он был более решительно, от лени не осталось и следа.
  
   - Так, собираемся! И идем! - коротко и деловито обратился к Афанасию Михалычу вошедший и указал тому на дверь.
  
   Мужчины снова оказались на пустынной улице. Звуки шагов гулко разносились по переулкам, отражались эхом от зданий и разбитого асфальта. А в остальном - тишина. Полнейшая! Ни ветерка, ни комара какого-нибудь!
  
   - Давайте познакомимся, Афанасий Михалыч! Точнее - позвольте представиться: Куролесов. В звании майора, как видите, - товарищ указал пальцем на погон, - Как Вы относитесь к военным?
   - Да нормально отношусь. Не понимаю, какое это имеет значение?
   - Никакого абсолютно. Просто поддерживаю разговор.
   - Ну, тогда, для поддержания разговора, может быть, наконец, сообщите мне, где мы, куда идем и по какому делу?
   - Отчего же, сообщу! Вы в Москве, если запамятовали. И идем в контору. По Вашему делу. Исчерпывающе?
   - Не совсем. По какому моему делу?
   - На Вас несколько что ли дел заведено?
   - Кем заведено? Я ничего об этом не знаю!
   - И я не знаю.
   - Тогда по какому делу мы идем, в конце концов?
   - По Вашему. О состоянии своих дел я имею довольно ясное представление.
   - Послушайте! Возможно, по роду Вашей профессии положено отвечать на вопросы так, чтобы ничего не было понятно, но и меня поймите: не хочу я идти туда, не знаю куда, за тем, не знаю чем! Вот возьму и здесь останусь! Встану как вкопанный! Что Вы тогда будете делать?
   - А оставайтесь! Я Вам, можно сказать, услугу оказываю, помогаю. Хотите - болтайтесь по городу год за годом, бесконечность за бесконечностью! Желаете?
   - Отчего же сразу - бесконечность? Что я не выйду отсюда никогда что ли? Метро не найду? - Найду! Когда-нибудь...
   - Найдете, не сомневайтесь! Только куда поедете?
   - Как - куда? Домой, конечно!
   - Куда - домой? Где дом-то?
   - Ну, в Москве, на северо-западе.
   - Вы и так в Москве. И как раз на северо-западе! И что?
   - В какой Москве? Что Вы мне мозги пудрите? Завезли куда-то и несете всякую околесицу!
   - Это Вы, дорогой Афанасий Михалыч, околесицу несете! Извините, конечно! Вот - Москва Ваша! - Куролесов остановился и развел руками, демонстрируя широту окрестностей, - Вот она! Идите, сделайте одолжение! Топайте на здоровье! Ну просто куда хотите!
   - Опять - двадцать пять! Хоть стой, хоть падай! Хватит уже мне голову морочить! Где я?
   - В Караганде! В Комсомольске-на-Амуре! В Нагасаки! Хотите идти - пойдемте. Не хотите - оставайтесь! Ваше дело! Чего Вы хотите?
   - Понятно. Беседа ни к чему не приведет. Пошли! - и Афанасий Михалыч зашагал по мостовой, по истертой разметке, разделяющей дорогу для автомобилей на стороны для разнонаправленного движения, которыми снабжаются все магистрали во избежание всяких неприятностей, дабы сохранить транспорт и гарантировать здоровье находящимся в нем.
  
   Контора представляла собой унылое обшарпанное здание в два этажа с разбитыми даже кое-где стеклами. Вошли. В приемной на старых деревянных стульях ожидали несколько скучающих человек. Один читал газету с пожелтевшими страницами и сильно измятую. Другой - спал. Прочие без интереса бросили взгляд на вошедших и снова уставились кто в потолок, кто - в пол. Скука! Ничего не поделаешь!
  
   Куролесов без извинений толкнул дверь в приемную, и товарищи оказались в просторной светлой комнате с несколькими окнами и огромным столом, за которым разместился лысый человек в сером костюме и при галстуке, погруженный совершенно в исписывание каких-то бумаг.
  
   - Присаживайтесь! - произнес он не глядя, продолжая чиркать химическим карандашом по листку.
   - Да мы, собственно, ненадолго! На минутку буквально! - начал майор, - Вот привел новичка. Надо бы оформить и разместить.
   Лысый поднял голову, внимательно оглядел Афанасия Михалыча и обратился к Куролесову:
   - Заполняйте анкету и оставьте здесь, на краю стола. Потом разберусь! - и снова погрузился в свою работу.
   Майор взял листок бумаги, уже заполненный, с пропущенными кое-где сведениями, внес все необходимые данные и положил анкету на указанное место.
   - До свидания! - снова обратился к чиновнику и взял под козырек.
   - Счастливо! - медленно, не желая отрываться от дел, ответил лысый и сделал карандашом в воздухе жест, похожий не то на обычное "пока!", не то на знак вопроса.
  
   - Значит так. Через пару дней Вам надо будет придти сюда снова для получения вида на жительство, - объяснял Куролесов, - Ну, или называйте это как хотите! Пока можете расположиться, где понравится, в любом доме. И не уходите далеко, чтобы не заблудиться! Это в Ваших же интересах! Засим позвольте откланяться!
   И майор действительно чуть-чуть поклонился и щелкнул каблуками. Потом - развернулся и пошел прочь.
  
   - Постойте! Куда Вы? Мне-то что делать?
   - Располагайтесь! - на ходу, полуобернувшись отвечал Куролесов.
   - Как располагайтесь?! А есть я что буду? И вообще?
   - Бросьте Вы эту глупую привычку! - уже не оборачиваясь предложил майор.
  
   "Какую привычку? Есть бросать что ли?" - думал Афанасий Михалыч, - "Или вопросы задавать? Наверное, все-таки вопросы!"
  
   Имея в запасе как минимум два дня и, соответственно, никуда не торопясь, мужчина прогулялся по городу, вошел в понравившийся дом и занял в нем одну небольшую и уютную комнату. На кухне он не нашел никаких съестных припасов, хотя, сказать по правде, кушать и не очень-то хотелось, даже совсем не хотелось. То ли стресс так подействовал, то ли воздух тут был такой питательный. А может, это тишина и покой обладают особым побочным эффектом - неизвестно.
  
   В комнате было все необходимое для комфортного проживания: широкий диван, круглый обеденный стол, набор стульев и телевизор, правда, старый, в деревянном корпусе и без кнопочного пульта дистанционного управления. На стене висела тусклая картина с каким-то среднерусским пейзажем. Ну, там с березками и лугом, знаете.
  
   Афанасий Михалыч подошел к телевизору, нашел кнопку включения и нажал на нее. Экран слабо замерцал, потом по нему поплыли какие-то полосы, затем послышалось тихое пение, и, наконец, проявилось четкое изображение певицы в белом платье. Мужчина покрутил ручку переключателя программ, но другие каналы отсутствовали или отчего-то не улавливались антенной, так что пришлось отключить это безобразие и снова остаться в тишине.
  
  

Глава 3.

  
   Когда за окном стемнело, Афанасий Михалыч щелкнул выключателем на стене. Желтый свет единственной лампочки казался унылым, от него словно распространялся не скудный свет, а какая-то тоска, какая-то жалость по давно прошедшему времени. Какому времени? Что такое в жизни упомянутого гражданина было, о чем можно пожалеть? Нормальная, вроде, жизнь. Полная своих неприятностей и мелких побед. С некоторыми, с позволения сказать, даже радостями. Всё как у людей. Отчего же тогда такая тоска? Что он утратил?
  
   Вот сидит Афанасий Михалыч на стуле и понимает, что утратил не сейчас, не сегодня и, извините, не вчера. А давно. Давным-давно, когда еще можно было что-то изменить и отладить. Когда еще не было поздно.
  
   В коридоре послышались шаги. От неожиданности наш герой даже вскочил со стула, и скромная часть гарнитура грохнулась на пол.
  
   Вошел без стука человек. Здесь, наверное, вообще принято входить без стука! Никаких моральных принципов! Безобразие!
  
   - Доброго вечера! - с чувством произнес незнакомый господин, - Как устроились?
   - Ничего, спасибо!
  
   Гость, похоже, не сильно заботился о своем внешнем виде. Впрочем, как и прочие встреченные здесь люди. Некоторые из них. На ногах пришедшего красовались серые валенки, вовсе не по сезону используемые. Еще - брюки утрачиваемого черного цвета, не глаженые. И рубашка, бежевая в крупный коричневый горох, плотно заправленная в штаны.
  
   - Позволите? - гражданин указал на стул.
   - Присаживайтесь, пожалуйста, - без гостеприимства в голосе отвечал Афанасий Михалыч.
   - Давно прибыли?
   - Недавно. Сегодня. Днем.
   - Вот как, - гость сложил руки на коленках.
   - А Вы?
   - Очень давно. Уже и не помню, когда. Да-с!
   - А как Вас, простите?..
   - Анатолий Васильевич. Можно Толя. Как Вам будет угодно.
   - А я - Афанасий Михалыч. Будем знакомы!
  
   Мужчины пожали друг другу руки и снова опустились на стулья.
   - Как здесь вообще живут? Что за место?
  
   Толя помялся и ответил:
   - Нормальное место. Бывают и похуже. Хорошо, можно сказать, живем! По-человечески!
   - Да я не о том! Как бы мне до Москвы добраться?
   - До какой Москвы? Ты в ней и есть! Или тебе до другой Москвы?
   - Почему до другой? Разные что ли существуют?
   - Конечно, существуют! Самые разные! На метро можно доехать! Только ты определись вначале, куда тебе конкретно надо! А то заедешь - и всё! И останешься там навсегда! И такие места есть!
   - Бред какой-то! Извините!
   - Да ничего! Я тебя понимаю. Просто еще не освоился. Бывает!
   - А где метро?
   - Ну, если отсюда идти, то вот выходишь - сразу налево. Потом так идешь, но потихоньку надо правее забирать улицами. Когда увидишь здоровенный такой дом, то около него, ну, где-то в километре - метро. Запомнишь?
   - Да как такое запомнить? Направо, налево...
   - Ну, не знаю, как рассказать еще. А зачем тебе это нужно?
   - Вернуться хочу.
   - Куда?
   - Ну, домой, естественно. На работу. И вообще.
   - А-ааа, забудь! В прошлую свою жизнь уже нет тебе дороги! И никому!
   - Да как так?! Что за сумасшествие? Куда я попал?
   - Куда шел, туда и попал. Здесь ничего случайного нет. Прости, другие и хуже попадают! Чем тебе здесь не нравится? Общество - самое подходящее, хоть и немного его. Покой, тишина - благодать! Живи - не хочу!
   - Вот именно - не хочу! Я к другому привык! У меня квартира, должность. Личная жизнь, в конце концов!
   - Ну, понятно, что личная. Одной общественной сыт не будешь! Только ты никак не поймешь, что все для тебя уже прошло, теперь все новое, другое!
   - Почему другое? Я ничего такого не хотел! Зачем меня сюда привезли?
   - Ой, трудно с тобой! Я, пожалуй, пойду! А насчет "хотел - не хотел", так все мы чего-то хотели, только поступали всё равно по-другому. Одно дело - пустые фантазии, другое - что в действительности! Есть, понимаешь, разница!
  
   Анатолий Васильевич поднялся со стула и повернулся было, чтобы уйти, но в задумчивости остановился на пороге и медленно, с расстановкой произнес:
   - Да, забыл: слушай, ночью из дома не выходи...
  
   Расставшись с гостем, Афанасий Михалыч свалился на диван и сделал попытку уснуть. Лампу под потолком выключать не стал во избежание всяких непредвиденных событий. Впрочем, разве наличие источника света может избавить нас от подобных сюрпризов? - Конечно, нет. И все-таки во многих, даже очень взрослых людях живет какое-то детское убеждение, что тьма, неизвестность и неприятности - почти синонимы, и что такие средства, как ясное понимание, открытость и бесстрашие - спутники света. Даже если этот свет исходит от обыкновенной электролампочки, как в нашем случае.
  
   Хотя, рассуждая логически, мы пришли бы к заключению противоположному: если ты чего-то боишься, то прятаться лучше как раз в темноте, и наоборот, активно проявлять всякую агрессию и прочее подобное сподручнее именно при наличии какого-никакого освещения. Но это - если вдуматься. Однако отчего-то человек поступает порой вопреки всякой поверхностной логике и полагаясь на что-то более глубокое, чем простые рассуждения, на какое-то глубинное представление о природе света и его противоположности - тьмы.
  
   Заснуть никак не удавалось, как ни крутился с боку на бок Афанасий Михалыч. Ну, что тут поделаешь?! Хоть ты тресни, ничего не выходит! Представьте себе: днем - так в сон и клонит, прямо того и гляди задремлешь, где стоишь! Ночью - совсем другие правила: тревога какая-то, навязчивые мысли, суета иными словами!
  
   Мужчина поднялся с дивана и направился к окну, чтобы открыть форточку, а может быть, и всю створку окна. За стеклами ночь выглядела глухой и черной: фонари вдоль дорог своих функций не выполняли и казались рудиментарным наследием какого-то другого времени, когда все здесь предполагалось быть несколько другим и, возможно, более дружелюбным к случайному человеку, оказавшемуся в этом месте вовсе не по своей воле, а по нелепому стечению обстоятельств.
  
   Какое-то отчаяние охватило душу Афанасия Михалыча, такое, что прямо хоть беги отсюда куда глаза глядят! Мы, конечно, знаем, до чего доводит следование таким принципам: не далее, как вчера указанный гражданин уже пропутешествовал по городу именно куда глаза глядят. И что, удалось ему выйти из затруднительного положения? - Ничуть, наоборот: не только не решил своей проблемы, но еще более заблудился и до изнеможения себя довел! А виной всему - обычное человеческое отчаяние! И капризность. Мол, все не так, как хотелось! Мол, должно все быть по-другому! И откуда в людях такая убежденность в том, чего нет и быть не может? - Ума не приложу!
  
   А ведь Афанасий Михалыч, пока мы тут рассуждали, покинул свое убежище! Да-да, выскочил на улицу, как угорелый, вопреки мудрому совету давешнего своего гостя и торопливо направился куда-то в разворачивающуюся перед ним перспективу темного и неизвестного чужого города. Но отчего-то с каждой минутой старался придать шагам меньшую звучность и сообщить им большую мягкость, так что в конце концов через какие-нибудь полчаса уже не бежал, а крался, опасливо озираясь и пытаясь угадать в темноте таящиеся угрозы. И от этого самое его сознание стало рисовать эти угрозы, облекать их чуть ли не в материальные формы, воображение сыграло с Афанасием Михалычем нехорошую шутку: напуганный, он придумывал причины своего страха, а они, в свою очередь, еще более его пугали.
  
   Но и войти в какой-нибудь случайный дом, чтобы дождаться утра, было страшно: темнота подъездов, темнота в окнах вообще казались черными дырами по сравнению с тьмой на улицах.
  
   Изведя себя окончательно, наш герой, как это уже было однажды, присел где-то на бордюр, отделяющий проезжую часть от пешеходной зоны, или как еще это сооружение называют - поребрик. Смешное такое название для непривычного слуха! А Афанасию Михалычу, поверьте, не до смеха! Казалось бы, ничего особенного не происходит: ну, один человек оказался ночью в незнакомом городе! Ну и что? Кто из нас не оказывался в положении намного худшем? Однако, согласитесь, эти рассуждения исходят от людей, находящихся совсем не в критических обстоятельствах, а в условиях вполне сносных. Но всякий раз, когда ситуация выходит несколько из-под контроля, каждый несколько теряется, а порой и расстраивается. Так что будем снисходительны к тем, кто попал в такое, с позволения сказать, нехорошее положение, даже если некий гражданин и не проявляет, с нашей точки зрения, и капли отваги, не обладает и долей хладнокровия и прочим в том же роде!
  
   И вот сидит этак на улице совершенно потерянный человек, и тишина, которая днем успокаивала и убаюкивала, теперь давит, теснит, раздражает и внушает ему всякие опасения.
  
   И, судя по всему, опасения эти не напрасны! Посудите сами: откуда ни возьмись, буквально из-за первого поворота бесшумно появляется толпа людей, вооруженных какими-то палками, обрезками труб и вообще всяким хламом, направляется ни слова не говоря прямо к Афанасию Михалычу и окружает его плотным кольцом.
  
   - Кто такой? - кратко и серьезно интересуется один из присутствующих у бездомного гражданина, пребывающего в полной растерянности.
   - Ну, так... Случайно заехал сюда... - уклончиво отвечает тот.
   - Вид на жительство?
   - Еще не получил.
   - Угу, наш клиент, - сообщает любознательный товарищ своим подельникам, - Берем!
  
   И не успел Афанасий Михалыч прояснить ситуацию, как его уже подхватили под руки и поволокли.
  
   - Это, господа! Куда мы? По какому праву?
   - Будешь свои права излагать в комендатуре! - ответил на ходу кто-то из неприятной публики и для убедительности грубо ткнул палкой в ребра нашего героя, ничего героического в этот момент, естественно, в себе не находящего.
  
  
   Комендатурой оказалось здание, ничем не отличающееся от прочих, невысокое и грязное. Впрочем, внутри сухое и освещенное.
  
   Афанасия Михалыча проводили в пустую камеру, куда свет проникал из коридора через узенькое окошко под потолком. До утра измученный господин провалялся на деревянном полу, оттого измял костюм чрезвычайно, а равно и запылил.
  
  
  

Глава 4.

  
   Следователь лениво протер пенсне, водрузил на нос, прокашлялся, затем - поковырял карандашом в ухе. Не найдя ни в одном из развлечений ничего достойного продолжения, он взял в руки исписанный лист бумаги и, скорчив тоскливую мину, принялся читать, шевеля губами и делая паузы в особенно трудных местах, чтобы после глубокого вздоха, возобновить скучный процесс.
  
   - Ну-с, - глубокомысленно обратился он к Афанасию Михалычу по завершении, - Как мы себя чувствуем?
  
   При этом глаза его, глядящие сквозь толстые линзы, очень напоминали глаза какого-нибудь огромного жука, которого интересует только питательная и сочная мякоть зеленого листка, а все остальное ему ну просто по барабану.
  
   - Спать хочу, - честно отвечал пленный.
   - А что, ночью не выспались?
   - Некогда было. Ни за что ни про что какая-то братва накинулась, сюда полночи волокла... А здесь тоже как-то не до сна было: пол жесткий.
   - Ну да, ну да... - соглашался следователь, хотя, судя по всему, ничего из сказанного он не слышал. Не по причине поврежденного или утраченного слуха, а скорее просто оттого, что если слушать всякий бред, то как бы самому не начать бредить. Да еще на такой должности!
  
   Посидели, помолчали. Следователь с надеждой посмотрел в окно, как, наверное, смотрел в детстве в ожидании других детей, которые вот-вот должны появиться и закричать под окнами: выходи, мол, пойдем в футбол играть! Бросай свои уроки!
  
   - Вы когда меня отпустите?
   - Не знаю... А что Вам? Оставайтесь здесь! Какая разница?
   - Как - какая? Очень даже большая! Лично для меня.
   - А куда Вы направитесь?
   - А это совсем уж только мое дело! Извините, конечно! Что у меня, по-Вашему, других интересов нету, кроме Вашего ведомства?
   - А какие еще интересы?.. Опять ведь к нам попадете! Опять рапорт писать, одно и то же, в самом деле! Сидите уж здесь! Если скучно, могу партийку-другую в шашки предложить! Вы играете в шашки?
   - Категорически нет! Особенно в местах заключения и в обстановке полной несвободы!
   - Напрасно! Хорошее занятие! Вроде необременительное, а мозги в норму приводит. Да и время как-то пробегает незаметно!
   - Вот к вопросу о времени: знаете, я очень спешу! Мне бы домой вернуться, и так уже два дня потрачено напрасно!
   - Вы когда прибыли? Вчера? И за это время сумели так от дома удалиться? Не поверю! - следователь разочарованно махнул рукой.
   - Да что творится-то? Не здесь мой дом, НЕ ЗДЕСЬ! Это Вы понимаете? Вот я и хочу вернуться туда, где он ЕСТЬ! Вчера меня сюда завезли и бросили, как кошку какую-нибудь! Я сам, по собственной воле, в город ваш не стремился! ЭТО - ОШИБКА!
   - Ну, что Вы кричите? Думаете, я не слышу? - Все прекрасно слышу. Успокойтесь! Если Вас мое общество раздражает - ступайте в камеру, заодно выспитесь! А повышать голос не надо... Зачем? Это ничего не решает...
   - А что решает? Или кто?
   - Уже никто. Все всё уже решили. Здесь Ваше место, в городе, у нас ошибок не бывает!
  
   Афанасий Михалыч совершенно выбился из сил, а потому тихо, без всякого давления спросил:
   - У кого ошибок не бывает? Кто всё так решил?
   - Все: управление, прокурор, прочие организации... Да и Вы сами, собственно, так собой распорядились в прошлой, так сказать, жизни.
   - Позвольте, какой прокурор? Суд что ли был? Почему меня не пригласили? И я, как Вы изволили выразиться, ни за что собой ТАК не распорядился бы!
   - Вы чего от меня хотите? Я ничего не решаю. Мое дело - вот эта работа. И я сносно справляюсь со своими обязанностями. Может, я тоже желаю чего-нибудь другого, чего-нибудь поинтереснее! Но - приходится терпеть! Исправить невозможно то, что давно прошло! Да-с!
   - Постойте! Кажется, я начинаю понимать: это такая игра, да? Здесь где-нибудь спрятана камера, она всё снимает, а по телевизору меня показывают! Точно? Обыкновенная подстава! Такой проект! Я угадал?
   - Интересная догадка! С такой философией, Вы, пожалуй, запросто с ума сойдете! Отвлекитесь! Давайте - в шашки? - и следователь извлек из ящика стола любимую игру.
   - Да отстаньте Вы со своей хренотой! Дайте мне уже уйти!
   - Ну, собственно, никто Вас не держит, идите! Но - зря: снова скоро здесь окажетесь. Дождались бы уж вида на жительство, устроились где-нибудь и жили бы не тужили, а?
   - Раз Вы меня не держите, прощайте! - Афанасий Михалыч буквально выскочил из кабинета и уже на бегу услышал:
   - Не заблудитесь! Прямо по коридору, последняя дверь слева!
  
   День стоял такой же, как и вчерашний: синее небо, тишина, пустынный город. Афанасий Михалыч стремительно следовал по улицам, стараясь добраться до ближайшей станции метро и полагаясь, в основном, на свою интуицию. При этом, вопреки обыкновению, он решил идти прямо и по возможности никуда не сворачивать. Ведь если есть дорога, то куда-нибудь она приведет! И если существует город, то, в конце концов, где-нибудь он заканчивается!
  
   В итоге часа через три вдалеке показался шпиль какого-то высоченного, судя по всему, здания. Тогда, подогреваемый уверенностью в правильно выбранном направлении, Афанасий Михалыч участил шаги и уже чуть ли не бежал.
  
   И когда можно было как следует разглядеть общие контуры дома, мужчина узнал в нем одну московскую высотку, ту, что находится возле станции "Баррикадная".
  
   Добравшись до высотки и запыхавшись совершенно, потерянный гражданин обнаружил, что прочих окрестностей он не узнает. И там, где по его расчетам должно находиться метро, стоят какие-то серые строения, вроде бараков.
  
   Афанасий Михалыч даже удивился, отчего это он сразу не догадался, что с небоскреба значительная часть города будет видна как на ладони. Он поднимался долго, преодолевая этаж за этажом, иногда отдыхая. Затем снова поднимался со ступеньки на ступеньку. Да там еще штука такая: в этой высотке особая внутренняя архитектура. Лестница заканчивается каким-нибудь этажом, и чтобы забраться выше, нужно искать другую лестницу. А под самой крышей, если так можно сказать о части здания, над которой возвышается высокий купол, - вообще своя, отдельная лестница, узкая и не особенно приспособленная для частого употребления.
  
   Когда ступеньки закончились, Афанасий Михалыч через ветхую деревянную дверь проник на открытую площадку. И, как назло, день тоже окончился! Совсем уже вечерело, на небо выкатилась равнодушная луна и кое-где замерцали первые звезды.
  
   Так, на самой крыше и заночевал бедный наш герой, неожиданно попавший в странную и неприятную ситуацию.
  
   С другой стороны, что неприятного в происходящем с ним? Намного ли это хуже того, к чему он привык? Возможно, многие даже рады были бы оказаться на его, так сказать, месте, поменяться с ним, извините, ролями! Отчего это человек все время чем-нибудь недоволен? В чем дело? Чего ему вечно не хватает? Вот, кажется, все есть для жизни: кров, разнообразная пища, приятные знакомства, развлечения какие-никакие... И что? Счастлив что ли человек? - Ничуть! Случись с ним и что-то неожиданно-замечательное, радоваться он будет от силы часа два. А потом опять станет морщить нос и недовольничать по любому представившемуся поводу. Беда с этими людьми! Наказание одно!
  
   Может, конечно, никакие подарки судьбы не радуют нас долго просто по той причине, что вовсе не сюрпризов мы от нее ждем? Тогда отчего же так за ними охотимся, выслеживаем их и угадываем места их обитания? Оттого ли, что и сами не знаем, чего хотим? Вот свербит что-то внутри, подсказывает, направляет, говорит: ищи, и обязательно найдешь! Но как-то заморачиваться на всяком неизвестном не хочется, а желательно этак ловко заполучить что-нибудь сразу осязаемое, что-нибудь явное, всем известное! Ну, в крайнем случае - из ртути золото сварить, что ли! И в итоге - что хотели, то и получили! И осязаемое, и известное, только совсем не нужное и главное - какое-то очень уж временное, ускользающее сквозь жадные пальцы. И в конце концов остаемся с самими собой, без радости, без этих эфемерных замыслов, а наоборот - в этаком городе разрушенных надежд, в одиночестве и без единого шанса что-нибудь изменить.
  
   Впрочем, какое отношение это имеет к нашему герою? Решительно никакого! И в городе он оказался совершенно реальном, а отнюдь не эфемерном! И надежды какие-то еще питает! Нет, все сказанное к нему не относится! Может, к кому другому, но только не к нему!
  
   Афанасий Михалыч устроился с комфортом: на рубероид крыши положил несколько кусков забытого кем-то картона и в качестве подушки использовал все тот же картон, крепко свернутый и закрепленный найденной здесь же веревкой. И на этой постели, под ярко горящими звездами он впервые за два дня уснул совершенно спокойным и даже, в некотором роде, счастливым.
  
   - Доброго вечера! Извините за беспокойство! - голос Анатолия Васильевича звучал сочувственно и тихо, - Простите, что разбудил!
   - А, это Вы? - вокруг все так же стояла глухая ночь, луна, кажется, уже скатывалась ниже, куда-то к окраинам заброшенного мегаполиса.
   - Как дела? Привыкаете?
   - Лучше не спрашивайте! Как к этому привыкнуть?! - Афанасий Михалыч широко развел руками, как бы показывая неохватные объемы города, а заодно и своего непонимания.
   - Да ничего, ты потерпи! Всё как-нибудь само образуется!
   - Не уверен... Вы как меня нашли?
   - Случайно. Без случая ничего не происходит, - голос ночного гостя звучал успокаивающе.
   - Гм... Случай! С точки зрения теории вероятностей, которая как раз случаями занимается, возможность найти меня здесь стремится практически к нулю!
   - Какая разница, куда она стремится? У нее своя задача, у нас - своя!
   - А какая - у нас?
   - Жить. И постараться понять, зачем.
   - Что зачем? Жить зачем?
   - Ну да, - Анатолий Васильевич устроился тоже на обрезке картона.
   - Уж не придерживаетесь ли Вы мнения, что существует какой-то смысл жизни?
   - Жизнь существует, итог - сам видишь - существует, значит, и смысл намечается. Ты сам сейчас сказал, что случай стремится к нулю. Выходит, для тебя в нем нет никакого смысла. А он - возьми, да случись!
   - Нет, ерунда какая-то! Все здесь с ума посходили!
   - Может, все тут и сумасшедшие, а один ты - нормальный, а может, - всё и наоборот! Возможен и третий вариант: у всех в порядке с мозгами, только одни умеют ими пользоваться, а другие - не очень.
   - Это Вы опять на меня намекаете? Раньше я на рассудок не жаловался, вообще-то.
   - Раньше, понятное дело, всё было по-другому. А теперь - есть, как есть, хоть как к этому относись!
   - Ладно, хватит! Я, например, выспаться собрался, извините! Спокойной ночи! - и Афанасий Михалыч демонстративно повернулся на бок, закрыл глаза и правда - почти сразу уснул.
  
  
  

Глава 5.

  
   Проснувшись, потерянный гражданин не обнаружил вчерашнего собеседника ни на крыше, ни вообще в округе.
  
   Пройдясь по площадке над городом и хорошенько осмотревшись, удалось установить, что метро, как и обещал Толя, располагается действительно недалеко, минутах в пятнадцати ходьбы.
  
   Совершив непродолжительную прогулку, Афанасий Михалыч вошел в вестибюль и задумался: кассы метрополитена были закрыты и, судя по пыли на стеклах окошек, не первый год. В будке возле турникетов дремала пожилая гражданка, мимо которой и наметил проскочить наш герой.
  
   Однако бдительная бабулька, как и положено на посту, машинально отреагировала на приближение пассажира и крепко ухватила "зайца" за рукав:
   - Стоять! Предъявить проездной документ!
   От неожиданности Афанасий Михалыч вздрогнул, рука сама скользнула во внутренний карман пиджака, откуда и был извлечен кошелек:
   - Сколько?
   - Чего сколько? У тебя много документов что ли?
   - Денег сколько?
   - Милай! Тут деньги никому не нужны! Это тебе не капитализм! Где вид на жительство?
   - В комендатуре.
   - Ну, и иди в комендатуру! Куда ты лезешь? - и тётка принялась выталкивать и вообще профессионально оттеснять запылившегося господина к выходу.
  
   Послышался рев прибывающего на платформу состава, и Афанасий Михалыч, вспомнив молодые годы, ловко уклонился от суровой бабульки, прошмыгнул сквозь проходную и помчался к поезду. Вслед звенел истеричной трелью свисток и слышались даже неуклюжие шаги сторожихи, но гражданин без документов заскочил в вагон, двери за ним захлопнулись, и он увидел, как споткнувшаяся пожилая женщина со свистком во рту, лежа на животе, грозит ему маленьким костлявым кулачком.
  
   Что делать? Каждому порой приходится идти на крайние какие-нибудь меры в отчаянных обстоятельствах. Впрочем, и не только в отчаянных. Некоторые позволяют себе и бОльшие шалости без всяких на то оснований. Вопреки здравому смыслу, полагаясь только на неожиданный порыв, сиюминутное желание или просто банальный каприз. И всякий раз приключение кажется захватывающим, интригующим, до некоторой степени опасным и чрезвычайно манящим. Безусловно, в таких случаях люди мало учитывают интересы прочих людей, и частенько обходятся с ними нехорошо. Те, в свою очередь, тоже реагируют на раздражитель и тоже как-то с кем-то обходятся. В общем, все раскачивают лодку, и все в итоге тонут. Хорошо еще, если в этой лодке есть один-два разумных представителя народонаселения, способные отчего-то перетерпеть и спокойно пережить неожиданные фортели присутствующих. Тогда это колебание из стороны в сторону, эта никчемная война, этот конфликт интересов мало-помалу угасает. Встречаются и особенно сообразительные граждане, которые не только могут снисходительно и по-своему мужественно перенести капризы попутчиков, но и планомерно, с какою-то необыкновенной мудростью влиять на ход событий, так что в итоге все от этого выигрывают, и оказывается, что фортели - фортелями, а жизнь - жизнью.
  
   Афанасий Михалыч огляделся. В вагоне кроме него располагались еще два человека. Схем местного метро на стенах он не обнаружил, а равно и рекламы. Тогда путешественник решил выйти из поезда на следующей же станции, чтобы определить свое положение в пространстве.
  
   Через минуту откуда-то сверху громкий и хриплый голос сообщил:
   - Следующая - Б 852 дробь 14. Готовьтесь заранее, стоянка - пять секунд.
  
   Станция оказалась светлой и чистой, не в пример предыдущей. Афанасий Михалыч пулей выскочил на платформу, и двери вагона грохнули за спиной.
  
   И снова - ни названия станции на стене, ни схемы движения транспорта - ничего! Что делать случайному пассажиру, наугад ищущему путь в относительно счастливое "вчера", ценность которого, впрочем, не сильно ощущалась раньше? Да и сейчас эти хаотичные поиски вряд ли можно назвать поисками счастья, а с гораздо большей точностью - возвращением в мир, где всё до известной степени понятно.
  
   Постояв на платформе, Афанасий Михалыч пришел к выводу, что никакие раздумья и умозаключения его проблему не решают, и следует положиться на случай, то есть просто выйти из метро в город, а там - будь что будет!
  
   Пройдя через последние стеклянные двери, утерянный гражданин оказался под дождем. Чрезвычайно холодным и плотным. По улице быстро пробегали люди, преимущественно вооруженные зонтами, что в описанной ситуации было не только мудро, но и практично. Хотя одними только зонтами дело ограничивалось: серые плащи, шляпы и шляпки, перчатки - всё шло в ход в надежде беспечных людей обеспечить себе сомнительный уют в своем промозглом городе.
  
   - Сюда, сюда! Шагайте под зонтик! - задорно обратилась к Афанасию Михалычу дама, пробегавшая мимо, - Вам куда? Нам по дороге? Ой, как безответственно Вы относитесь к своему здоровью! Разве можно выходить под дождь в таком гардеробе?
   - Спасибо! - растрогался промокший до нитки путешественник, - Мне, собственно все равно, куда идти, лишь бы куда-нибудь, где посуше и потеплее! - добавил он уже на ходу, несколько пригибаясь под половинкой предложенного зонта.
   - Тогда я могу отвести Вас в булочную, например? Хотите? Вот она - в двух шагах!
   - Буду очень Вам признателен! - не успел ответить Афанасий Михалыч, как его буквально накрыло умопомрачительными запахами свежеиспеченной хлебной продукции.
  
   Чего только не было на прилавках! Грузные батоны и буханки, длинные легкие багеты, булки, булочки, пирожные, торты! Запахи ванили, корицы, карамели, кофе! Голова идет кругом! Стало вдруг понятно, что есть хочется ужасно, и будь Афанасий Михалыч человеком не интеллигентным, а наоборот, каким-нибудь асоциальным типом, то здесь же, без объяснений и извинений набросился бы на предложенное и покончил со всем ассортиментом минут за десять!
  
   Подойдя к дружелюбной продавщице, он перечислил все, что вызвало особый интерес и аппетит. Девушка назвала сумму, но увидев купюры, протянутые мужчиной, разочарованно констатировала:
   - Валюту не принимаем: запрещено! Разменяйте и приходите!
  
   Вот как бывает! Деньги, являющиеся универсальным эквивалентом приложенного труда, социального положения, мерой стоимости продукта, оказываются не такими уж универсальными! И то, что в одной стране, городе или даже местности ты потратил немало сил и времени на приобретение этих самых денег, никого не волнует в другом каком-нибудь географическом пункте. Беда с этими деньгами! Не говоря уже о том, что или их все время не хватает, или обязательно откуда-нибудь появятся лишние и обесценивающиеся, которые поэтому быстро нужно перевести в готовый продукт, и тогда их снова не хватает!
  
   Покинув булочную, Афанасий Михалыч простоял под козырьком над входом с полчаса, мучаясь издевательскими запахами и немыслимым голодом, а заодно медленно соображая, что с этим делать и куда, собственно, теперь направиться.
  
   "Ну, город как город. Очень похож на оставленную мною Москву. Это - плюс. Только там было лето, а здесь, похоже, осень в самом, можно сказать, разгаре!" - обдумывал свое положение вымокший и изголодавшийся гражданин, - "Холодно, народу - тьма, бесплатную жилплощадь здесь, похоже, не предоставляют. Зато, возможно, кто-нибудь ответит, как до МОЕЙ Москвы добраться!"
  
   На том и порешил. И выловил из числа прохожих порядочного господина в очках для короткого интервью на интересующую тему.
  
   - Я Вас внимательно слушаю! - с улыбкой ответил респондент и взглянул на наручные часы.
   - Что это за город?
   - Гм... Москва...
   - Я так и думал. Не бойтесь, я в порядке и вовсе не из психушки сбежал! Просто несколько заблудился в силу непредвиденных обстоятельств.
   - Это многое объясняет, - согласился господин.
   - Не подскажете, где здесь можно поселиться ненадолго бесплатно, покушать, просохнуть и прочее?
  
   Последний вопрос сильно обескуражил собеседника, и после некоторой паузы тот заявил:
   - Вы извините, если я еще минуту с вами проболтаю, то повсюду опоздаю, а за это с меня вычтут кредиты, так что, возможно, скоро я и сам буду интересоваться, где получить всё и бесплатно. Могу посоветовать Вам регистрационные бюро, имеющиеся в каждом микрорайоне. Там Вам помогут определиться и с жильем, и с прочими благами.
  
   С тем джентльмен и удалился.
  
   Опрашивая встречных и продвигаясь перебежками под проливным дождем, Афанасий Михалыч добрался, наконец, до искомого ведомства, коридоры и приемные которого были заполнены озадаченной публикой, стремящейся решить свои вопросы законным, а значит, не самым удобным образом. Все-таки, согласитесь, бюрократический аппарат - изобретение, конечно, революционное и прогрессивное, но так легко расправляющееся с любой полезной инициативой и стоящее буквально на страже закона и порядка! То есть действительно - на страже. Ну, короче, к закону и порядку не допускающее. И очень уж требовательное! Не только с точки зрения соблюдения норм, правил и приличий, но и со всех прочих точек зрения! Прямо ум, честь и совесть всякой эпохи! Прямо наказание за несовершенное преступление, преступление, вызванное этим наказанием, и снова наказание за уже совершенное преступление! Заколдованный круг! Дамоклов меч!
  
   Отстояв в немыслимых очередях во всякие справочные, кабинеты, приемные и опять кабинеты, Афанасий Михалыч добрался, наконец, до солидного исполнителя почетной государственной должности в местном управленческом заведении.
  
   - Вид на жительство? - привычно потребовал чиновник.
   - Еще не получил.
   - А, недавно прибыли?
   - Часа четыре назад.
   - Заполняйте анкету, сдавайте в двадцать седьмой кабинет, получайте в сорок третьем временное удостоверение и приходите через пару месяцев за постоянным.
   - Ё-моё! Я уже полдня здесь провел, чтобы услышать от Вас, что еще полдня потеряю!
   - Дорогой мой, здесь все так! Не Вы первый, не Вы последний! Не задерживайте! Следующий!
  
   Приятный город! Приятные и дружелюбные люди! Нет, правда! В НАШЕЙ с Вами Москве нам еще и нахамили бы в присутственном месте, и на вопросы отвечали бы уклончиво и не конкретно, и в очередях мы стояли бы не день, а неделю! А тут - милое дело! Раз - и готово! Красота!
  
   Под вечер, совершенно голодный и измотанный Афанасий Михалыч с ламинированным временным удостоверением покинул процветающую бюрократическую организацию, чтобы в конце концов решить свои проблемы самостоятельно.
  
  

Глава 6.

  
   Еще в очередях Афанасий Михалыч выяснил, что деньги в городе не в ходу. Ну, то есть, будучи каким-нибудь иностранцем, Вы можете зайти в официальный государственный обменный пункт и обменять валюту на - удивительное дело! - временное удостоверение в виде смывающейся со временем татуировки. Например, на руке. Этот штрих-код считывает любой сканер в любом магазине и автоматически списывает с Вашего счета деньги, которые Вы "обменяли" по оговоренному курсу. Точно такие же татуировки, только не временные, а постоянные, имеют все жители города. Это позволяет в большей части пресечь возможность мошенничества, краж, ограблений. Благодаря нововведению можно всегда проследить за перемещениями любого гражданина: в общественном транспорте, в подъездах домов, на входах в квартиры, в офисах и учреждениях установлены считывающие устройства, призванные охранять и дисциплинировать население. Медицинские услуги и прочие социальные блага также можно получить благодаря личному штрих-коду. И, кстати, на удостоверении, выданном Афанасию Михалычу тоже размещалось какое-то, на первый взгляд, размытое начертание. Такая размытость не позволяла в точности скопировать рисунок и использовать в дальнейшем втайне от его реального обладателя.
  
   Как и у всякой прогрессивной системы, у описанной выше тоже было много своих недостатков. Но мы-то знаем, что подобные механизмы урегулирования общественной жизни вводятся вовсе не ради нашего с Вами удобства, а напротив, ради удобства тех, кто их вводит, не так ли?
  
   Итак, Афанасий Михалыч смог на отпущенные ему временные кредиты победить чувство голода в недорогом кафе, а также устроиться на ночлег в найденное чудом социальное учреждение для таких, как он, новых жителей мегаполиса.
  
   Кстати, приличное оказалось учреждение! Более-менее чистый барак с несколькими длинными рядами двухэтажных кроватей. В обслуживание входили и выданные подушка с одеялом и матрасом. Нормально, если в Вашем городе сутками идет дождь и температура окружающей среды далеко не летняя! И публика подобралась довольно приятная. Вообще, надо сказать, большинство обитателей этой Москвы производили впечатление довольно милое и даже, не побоюсь этого слова, интеллигентное. То ли просто не принято было здесь общаться на повышенных, как говорится, тонах, то ли тотальный контроль за перемещениями и действиями граждан вынуждал их держать себя в руках, а порой, подозреваю, - и в узде. Неизвестно. Но все же, повторюсь, город населяли по большей части люди достойные и отзывчивые.
  
   Впрочем, ничего не дается даром, и нет ничего, что не вышло бы боком, простите за простой речевой оборот. В указанном населенном пункте отчего-то все время увеличивалось число самоубийств. Да-да! Казалось бы, так все хорошо продумано, дельно организовано, криминальная обстановка разряжена, решены вопросы безработицы и всякой бездомности, словом - рай не земле да и только! Ан нет - мелочь какая-нибудь всю статистику подпортит! И в чем причина? - Ума не приложу! Не то человек так устроен, что не выдерживает тотального за собой контроля, не то устроен так, что никак не может смириться с тем, что кто-то за него выбирает, как и когда поступить и что делать. Не знаю. Но - факт, господа! А факт - штука серьезная и шуток не терпит. Да-с!
  
   В ночлежке Афанасий Михалыч познакомился с несколькими приятными людьми разных профессий и интересов. И узнал от них, что временное удостоверение дает право его обладателю устроиться на работу и вообще начать жизнь типичного москвича. А именно проживать в малогабаритке, путешествовать на производство или в офис по два-четыре часа в день, находиться на рабочем месте по девять-двенадцать часов и так далее. И, само собой, наслаждаться этой жизнью в полном объеме. То есть иметь дома свет, газ, телефон, горячую воду. Смотреть телевизор, потому что больше делать нечего, а идти никуда не хочется. Иметь стандартный набор одежды и менять ее в зависимости от погоды и сезона. Пребывать в напряжении, боясь повсюду опоздать. Пребывать в депрессии, потому что каждый день - одно и то же, а иногда и хуже, и это никогда не изменится. И далее в том же роде.
  
   Выслушав собеседников, Афанасий Михалыч пришел к выводу, что, наверное, забыв амбиции и скрыв свое высшее образование и профессиональные навыки, он устроится на какую-нибудь работу, предполагающую наибольшую свободу самовыражения и наименьшую степень контроля. И действительно, утром легко приобрел работу грузчика. Без раздумий. Вот так просто!
  
   Выбранная профессия позволяла избегать всякой маломальской ответственности и предоставляла порой довольно много свободного времени, которое наш герой использовал по своему усмотрению: рисовал углем портреты на обрывках упаковок, слагал стихи и записывал их с помощью тех же подручных материалов, а иногда и просто смотрел в небо, когда дождь ненадолго прекращался.
  
   Зарплаты, ясное дело, хватало едва на оплату жилища, проезда на работу и покупку самых дешевых изделий пищевой промышленности. Жизнь превратилась в замкнутый круг, где все расписано по минутам и каждый шаг фиксируется и, в зависимости от ситуации, одобряется или порицается смешными премиями или крупными штрафами.
  
  
   Как-то раз на улице прохожий попросил у Афанасия Михалыча закурить. Ну, попросил и попросил, что в этом удивительного? Только наш герой не курит, вот беда! И по причине вежливого отказа проситель как-то расстроился, начал жаловаться на судьбу, потом полез обниматься, а в итоге, уже распрощавшись с ним, наш герой обнаружил, что его временное удостоверение отсутствует. И не смог попасть на работу, потому что бездушная машина на входе ни за что не откроет двери случайному человеку, тем более - не имеющему документа установленного образца.
  
   А за утерю и прогул полагался штраф. Довольно крупный. И в некоторых особо подозрительных случаях - наказание менее гуманное.
  
   Понятно, Афанасий Михалыч ринулся в ближайшее отделение милиции в целях восстановления справедливости и в надежде все исправить. Но потеряв полдня и посетив несколько важных кабинетов, вышел из ведомства печальный. Заявление о пропаже, конечно, приняли. Бумажки какие-то выдали, чтобы по ним можно было получить еще один вид на жительство. Но до подтверждения факта кражи штрафы снимать никто не будет, а подтвердить означенную утрату может только поимка вора. Такая вот штука! Закон превыше всего! Все перед ним равны! И он не смотрит на лица и звания, а судит слепо и рубит с плеча!
  
   Афанасий Михалыч провел еще целый день в районном регистрационном бюро, а на следующий день выяснил, что с работы он уволен по причине необоснованных прогулов. И зарплаты не получил, так как она погашала наложенные штрафы. И даже не в полном объеме, поскольку злоумышленник уже списал довольно средств со счета озадаченного гражданина.
  
   Ночью, лежа в бараке на железной кровати, мужчина никак не мог заснуть, рассуждая, как это человек, честно исполняющий свой долг перед обществом и подчиняющийся законам этого общества, легко оказывается аутсайдером, побочным продуктом прекрасно отлаженной системы.
  
   Когда Афанасий Михалыч убедился, что заснуть не удается ни в каком положении, он тихонько покинул барак, чтобы немного прогуляться, развеяться и вообще подышать воздухом.
  
   Несмотря на плотные тучи, не пропускавшие лунный свет, город не утопал в темноте, освещаемый фонарями, рекламными вывесками, домашним освещением, кое-где бьющим из окон. Хорошая ночь! Не для всех, конечно, но в общем - хорошая. Мужчина брел по улицам, которые хорошо знал и где мог идти с закрытыми глазами, сворачивая в разные переулки и возвращаясь обратно.
  
   А вот и метро. Примерно месяц назад отсюда вышел Афанасий Михалыч, приехавший из другой жизни. Откуда он приехал? Зачем? Уж оставался бы там, в том пустынном городе, где нет ни сложностей, ни проблем, ни постоянного контроля, ни штрафов.
  
   И что-то буквально подтолкнуло его пойти вниз, по ступеням, пройти сквозь стеклянные двери. И, как в прошлый раз, проскочить мимо турникетов, мимо будки со спящей сотрудницей, призванной проверять право проезда. На платформе было безлюдно, и Афанасий Михалыч присел на деревянную лакированную лавочку в ожидании поезда.
  
   Представьте себе эту картину. Просторная станция, чистая и светлая. На скамейке сидит согнувшись грязный и сильно измятый господин, подперев ладонью голову, смотрит куда-то вниз, под ноги, а с его ботинок медленно стекает вода, набранная в городских лужах и оставляет тоже небольшую лужицу на граните платформы.
  
   Нет, естественно, в этой картине ничего достойного кисти великого какого-нибудь художника. Или хотя бы, на худой конец, - модного. Ничего особенного в этом сюжете не присутствует. Сколько таких вот одиноких людей составляют грустную среду на фоне всеобщего благополучия, а иногда и ликования!
  
   Прямо как на банкете каком-нибудь, когда после созерцания и поедания изысканных и питательных блюд остается мусор, отбросы и вообще всякое нелепое.
  
   Кому интересна судьба этих элементов общества, этой социальной нагрузки? - Решительно никому! Афанасий Михалыч и сам себе уже неинтересен. А жизнь продолжается, и, выходит, надо жить дальше.
  
   Примерно через час послышался знакомый грохот прибывающего состава, и сиротливый гражданин вошел в вагон.
  
   Сонный голос откуда-то сверху невнятно объявил о следующей станции, двери захлопнулись.
  
   А через две-три минуты Афанасий Михалыч уже вышел из метро в новую разворачивающуюся перед ним жизнь.
  
  

Глава 7.

  
   Воздух искрился миллиардами падающих снежинок, стояло утро, его самое начало, какое в зимней Москве приходится часов на девять. Хорошее время, если некуда торопиться. А нашему герою, вроде, торопиться было некуда. Правда, морозец пощипывал, и на месте все равно не устоишь в такой холод, особенно если твой гардероб состоит из летних стоптанных штиблет, потерявших форму и привлекательность летних же брюк и дырявого пиджака.
  
   И вот на тебе! - вокруг ни души! А мужчина отвык уже от безлюдных мест. И кажется ему такой город неестественным и диким. Да еще холодным.
  
   А жить как-то надо. И проверить, не та ли это Москва, из которой начал свое принудительное путешествие бедолага Афанасий Михалыч.
  
   И снова, полагаясь на свою ненадежную интуицию, а более - на простое правило идти куда глаза глядят, он, припрыгивая и околачивая себя замерзшими руками, отправляется на поиски какой-нибудь живой души.
  
   Но вот беда: по пути встречаются одни только голодные собаки да запуганные кошки. А дома вокруг - красота да и только! Сталинский ампир, модерн, удачные вкрапления восточной традиционной архитектуры. Не город, а игрушка! Заглядение!
  
   Нет, надо зайти куда-нибудь погреться! А то так бродить до морковкина заговенья можно, и ничего себе не выбродить! И Афанасий Михалыч стучится в старую деревянную дверь дома в немецком стиле.
  
   А в ответ - тишина. Тогда мужчина толкает дверь, потом дергает на себя, но сделанное на совесть сооружение не поддается. Аналогично обстоит дело и с прочими дверьми в другие дома. Да что ж это такое! Отчего все заперто? От кого заперлись? На улице - ни души! Ни стук, ни крики не помогают: никто не отвечает, даже из окошка не выглядывает. Чудеса, право слово!
  
   И никому никакого дела, что на улице замерзает человек!
  
   К счастью, где-то в конце улицы показалась телега, запряженная хилой лошадью. Афанасий Михалыч что было сил побежал к экипажу.
  
   Возница, напротив, встречи с незнакомым бегущим гражданином не желал и делал все, чтобы лошадь как-нибудь ловко развернулась и скорее от гражданина убежала, волоча за собой и телегу. Но лошак был настолько дохлый, что с задачей не справился, и Афанасий Михалыч, подбежав, крепко уцепился за транспортное средство.
  
   - Добрый... день!.. - переводя дыхание и запинаясь начал знакомство наш герой.
   - И Вам того же... - нехотя и даже несколько злобно отвечал сидящий в телеге.
   - Я... это... здесь человек... новый... Короче, только прибыл... Ничего тут не знаю. Что за город?
   - Смеетесь, барин? Это - Москва. А куда Вы ехали? Да тут и ехать некуда! На всю страну только и есть Москва, да еще пара городов. Или Вы не из России? Или из деревни? - последнее предположение возница сделал, с подозрением оглядев бедный гардероб господина, - Хотя нет: кто в деревне в таком костюме ходит? Вы откуда?
   - Из города... Из другого.
   - А-аа... Из Питера что ли?
   - Ну да, вроде того...
   - Тогда понятно. Вам туда, барин, - мужик в телеге махнул кнутом неопределенно в какую-то сторону, - Там господский дом, там разберетесь, что к чему.
   - Не подбросишь?
   - Нет, простите: не могу. Своих дел по горло. Да и шут с ними, с господами, извините, конечно! Нам лучше от них подальше держаться. У Вас своя жизнь, у нас - своя.
  
   И хлопнув кнутом по спине покладистого животного, мужик отбыл в одному ему известном направлении.
  
   Афанасий Михалыч же отправился в сторону противоположную и минут через десять оказался действительно, по всему судя, возле "господского дома": высокого, выстроенного на манер Белого дома в Вашингтоне, только этажей в восемь, с колоннами и прочими излишествами.
  
   Постучал в двери. И их открыли! Совершенно неожиданно!
  
   - По какому вопросу? - вежливо поинтересовался секретарь на входе.
   - По личному, - уклончиво отвечал мятый мужчина, да к тому же небритый.
   - Подождите минуточку! Присядьте, сделайте милость! - секретарь указал на диван, обитый белой кожей, а сам, легко взбежав по широкой лестнице, исчез в глубинах просторного здания.
  
   Сделав резонный вывод, что стыковка с диваном оставит на последнем неизгладимые следы в виде темных пятен, Афанасий Михалыч остался стоять.
  
   Вскоре послышались суетливые шаги, появился давешний собеседник и весело отрапортовал:
   - А вот и я! Идемте, милый друг! Господин Иванов ожидают-с! - и провел явившегося ходока в приемную.
  
   Широкая и светлая комната была увешана и уставлена всякими раритетами и вообще вещами, с позволения сказать, историческими. Тут были и чьи-то портреты, и огромный глобус, и здоровенный макет парусного корабля, и астролябия, и патефон, и разное прочее. Посередине стоял здоровенный деревянный стол, резной, уставленный грязной посудой вперемежку со свежими блюдами, содержащими аппетитные яства, несколько разнокалиберных бутылок благородных напитков, наполненная доверху пепельница и какая-то фотография, разукрашенная по-детски фломастером: были пририсованы борода и усы, обведены глаза, а потом проткнуты каким-нибудь карандашом.
  
   За столом в высоком кресле развалился полуодетый господин с красными глазами навыкате, нездоровым румянцем на щеках и беспорядком в прическе.
  
   - Садись, дружище! Коньячку? - просто, но без интереса, почти не глядя на посетителя предложил хозяин дома.
   - Спасибо, не надо. А вот от лобстеров не отказался бы!
   - Молодец, это по-нашему! Рубай всё! Ничего для народа не жалко! - господин развел руками над столом, в знак своей беспримерной щедрости, попутно свалив на пол пару бокалов, которые, естественно, разбились, - Жри что хочешь! Раздевай меня! Всё отдам! - гостеприимству не было пределов: он с трудом и покачиваясь поднялся с кресла и стянул с себя брюки в стразах.
   - На! Забирай! Носи, падла! Хвастайся перед своими, как барина обобрал! Пусть все знают: барин - он щедрый! Он любит народ! Люблю вас, гадов! - с этими словами господин приблизился к Афанасию Михалычу, ухватил пальцами за щеки, притянул его лицо к своему и слюняво чмокнул в лоб. Потом толкнул гостя к столу, точнее - прямо на стол, где тот и поместился с грохотом между маринованными огурчиками и каким-то десертом.
  
   Увидев результаты своих действий и неправильно их расценив, хозяин внезапно взревел:
   - У меня не хулиганить! Быдло! Жри от пуза, но лишнего себе не позволяй! - он повернулся к двери:
   - Эй, кто там! Гришка, паразит! Мигом сюда! Барин зовет!
  
   В комнату вбежал секретарь.
   - Этого, - господин указал на Афанасия Михалыча, - Высечь щас же! Драть как свинью! Чтоб я здесь слышал, как он визжит! Исполнять!
  
   И нашего героя действительно высекли! Представляете! И не как-нибудь, а с пристрастием! На совесть, если позволите выразиться! Правда, он не визжал, как ожидалось, а отбивался до последнего, но это последнее наступило довольно быстро: дюжие молодцы без сантиментов и слов успокоили жертву, погасив в нем разумную жизнь несколькими хорошо рассчитанными ударами, и когда Афанасий Михалыч пришел в себя, то был уже высечен.
  
   Уже после экзекуции один из инквизиторов обратился к нему:
   - Не обижайся, брат! Так надо!
   И окатил подопытного ведром холодной воды.
  
   Затем справедливо наказанный джентльмен снова предстал перед господином Ивановым, который выглядел уже несколько свежее и помещался в давешнем кресле в синем шелковом халате, расшитом какими-то не то драконами, не то собаками, не то и вовсе попугаями.
  
   Стол был убран, чист. Теперь здесь помещалась чернильница, ноутбук и почему-то обыкновенный механический будильник.
  
   - Давай, говори, чего пришел. А то ворвался, дебош учинил... Проходили мы это, знаем! Классовая ненависть и все такое. Пошутил - и ладно! К делу!
   - Это... Вы, собственно, не так поняли, - совершенно спутавшись отвечал Афанасий Михалыч, потирая рукой свежий рубец на спине, - Я в город только что приехал. Где что - не знаю. На Ваш дом указали, я и пришел. В других обстоятельствах, возможно, не Вы меня, а я Вас выпорол бы, не обижайтесь, но здесь, видно, не успеешь освоиться, как сразу в оборот возьмут. И хулиганил не я, а Вы, простите. И вообще, у вас тут с гостеприимством - беда! Что творится-то в Москве?
  
   Хозяин апартаментов на минуту задумался. И, наконец, с поспешностью и даже порывистостью поднялся из-за стола и деловито протянул руку собеседнику:
   - Будем знакомы! Климент Савич, городской голова, предводитель и всякое подобное.
   Афанасий Михалыч машинально пожал пухлую руку и назвал свои имя и отчество.
   - В каком чине служите? - продолжил загадочную беседу "барин".
   - В настоящее время это не имеет значения, - не менее загадочно и несколько уклончиво парировал заблудившийся гражданин.
   - Ну да, ну да... Само собой... Партийку на бильярде не желаете?
   - В другой раз, если позволите. А пока хотелось бы получить какие-никакие разъяснения и почерпнуть сведения о городе.
   - Ну... В общем... За телесные наказания - извините, погорячился. Устал на государственном посту, надорвался. Вот и вырвется иногда этакое... Не сердитесь! Заглажу!
  
   Климент Савич закричал по направлению к двери:
   - Гришка, шельмец! Иди к барину!
  
   Появился секретарь.
   - Афанасия... как там?.. Михалыча одеть как подобает, всем необходимым снабдить и на постой определить! Да не к крысам этим! А в достойный дом! Ну, от министерства к кому-нибудь, ты понял?
   - Не извольте беспокоиться, сделаем-с! - с поклоном подобострастно отвечал слуга, - В лучшем виде-с!
   - Вот!.. Иди! А Вы, дорогой друг, завтра на обед пожалуйте, сделайте милость! Буду ждать!
   - Спасибо! - с каким-то внезапно появившемся достоинством отвечал Афанасий Михалыч, даже немного свысока, - До встречи!
   И вышел вслед за секретарем.
  
   Когда верный Гришка вернулся домой, то первое, что услышал от своего барина, было:
   - Слышь ты? Приставь к этому огурцу нормальных людишек, пусть глаз с него не сводят! Надо понять, что за фрукт!
  
  
   А нашего героя действительно и разместили в чистом доме, и накормили, и, само собой, одели. И всякий ему уют с досугом обеспечили. Вечером за ужином в хлебосольной семье заместителя какого-то министра Афанасий Михалыч выяснил, что столицей страны является Петербург, что Москва теперь не такой уж важный город, что здесь сохранилось еще два-три министерства и несколько производств, но в основном москвичи живут натуральным хозяйством, ремеслами и услужением немногочисленным высокопоставленным господам. Жизнь городская довольно однообразна и скучна. Мегаполис постепенно превращается в деревню, только в центре сохранились еще в приличном состоянии хорошие постройки, а ближе к периферии дома растаскивают по кирпичикам и строят кто ферму, кто сарай, кто баню, а кто и новые дома, низенькие и корявые.
  
   Также нашему герою объяснили, что принимают его как родного, что его очень ждали, что он надежда и опора и всякое подобное.
  
   Вот как устроена жизнь! Вроде уже совсем нет никакой надежды, все, кажется, потеряно и податься даже некуда! Да еще высекут ни за что ни про что! Ан нет - возьмет всё и перевернется: и снова ты одет, обут и обихожен! И вокруг тебя, еще недавно совсем одинокого, милые люди со странными причудами и предположениями на твой счет! Чудеса!
  
   Насколько все-таки судьба непредсказуема! Что толку в философских измышлениях и социологических исследованиях, когда вот так твой незатейливый путь сделает вдруг крутой поворот, за которым - блаженство и достаток!
  
   Впрочем, это не мои мысли, а наоборот - размышления несчастного и, должно быть, сильно заблуждающегося Афанасия Михалыча.
  
  

Глава 8.

   Что ж такое? Отчего это вдруг к измятому и сильно потертому гражданину, да еще и выпоротому внезапно, возникло такое сочувствие и почему на него обрушилось всеобщее одобрение в высших, так сказать, кругах? Уж не хорошистами ли были в школе представители этих самых кругов, уж не запомнили ли они бессмертную сагу великого Николая Васильевича Гоголя о каком-то там ревизоре, который у означенного писателя появляется буквально в самом конце произведения, и чью завидную роль исполняет поистратившийся прощелыга в течение всего повествования? Нет, не думаю. Едва ли. Вряд ли. И школы нынче не те, и к классикам литературы интерес как-то угасает на фоне новейших достижений кинопрома. Однако что-то общее с упомянутой историей намечается и в нашем случае. Дело в том, что в Москве, в которой в этот раз оказался Афанасий Михалыч, по труднообъяснимым причинам свирепствовала такая удивительная форма контроля за исполнением высших постановлений, как банальная слежка. Страна, утеряв многие земли, разложившись и раздробившись, размежевавшись, стала как бы поедать саму себя изнутри: по деревням и нескольким оставшимся городам сновали резиденты "службы наружного наблюдения", которые под видом обыкновенных граждан вели обыкновенную же жизнь то здесь, то там, и всё непременно записывали в свои блокнотики и при случае докладывали о злоупотреблениях выше, "куда следует". В итоге всякие руководства периодически заменялись на новые и свежие кадры, а что происходило со старыми - никто толком не знает. И боялись этой службы наблюдения ну просто как чумы! И старались вычислить этих засланных казачков. И лебезили перед ними - мама не горюй! Жаль нет с нами упомянутого классика, милого сердцу Гоголя, уж он вывел бы это в десятке произведений! Уж он не подкачал бы! Хотя для кого было бы писать? - Никто ничего не читал в описываемом городе. Разве только доносы!
  
   Днем Афанасий Михалыч, как обещал, навестил своего недавнего знакомого, Климента Савича, с целью отобедать вместе и всякого в том же роде.
  
   - А-аа, дорогой друг! Пришли? Уж я так рад! Проходите! Вот, уже всё как раз готово! Гришка, обед!
   - Добрый день! Спасибо за гостеприимство!
   - Вот Вы вчера изволили на это именно гостеприимство московское жаловаться, так я постараюсь развеять Ваши подозрения! Вы от меня после обеда даже шагу самостоятельно сделать не сможете! Ух, как я Вас накормлю! На всю, можно сказать, жизнь!
   - Ну что Вы! Не стоит так беспокоиться! Это я так, в сердцах давеча заметил, а теперь вижу: милые хлебосольные люди, приятное общество...
  
   И так далее. В общем, когда господа вдоволь налюбезничались, то, само собой, уселись за стол и набаловались вдоволь всякими кулинарными изысками наравне с изысками алкогольной продукции. Обед удался на славу!
  
   После и на бильярде поиграли, и в шашки, и в тире из новейшего огнестрельного по мишеням постреляли. Отдохнули, словом! Так, что даже и утомились!
  
   И среди всех этих мероприятиях Климент Савич не забывал задать один-другой вопросец подгулявшему гостю, поинтересоваться его судьбой и карьерой, планами на будущее, видами и перспективами. Короче, своего интереса не забывал и всячески старался его удовлетворить.
  
   Впрочем, и Афанасий Михалыч, как говорится, был не лыком шит и, несмотря на некоторую легкость в голове от распитого алкоголя и тяжесть в организме от съеденного, со своей стороны бдительности не терял, так что по прощании "барин" заметил секретарю Гришке:
   - Скользкий тип!.. Следи за ним в оба глаза! Жизнью отвечаешь, собака!
  
  
   А наш герой пожелал отправиться по месту проживания пешком, чтобы, как он выразился, подышать воздухом, размяться и просто прийти в себя.
  
   Вечерний город интересен и привлекателен только освещаемый фонарями и вывесками, а бывали Вы в таких поселениях, где только центральные улицы светлы, а окрестности буквально тонут в темноте? А ведь таких городов немало! Да-да, даже в Московской области! Что уж говорить о Владимирской или Тверской! И упоминать совестно! Впрочем, почему обязательно Владимирская или Тверская? Да какую ни назови - все равно в самое яблочко попадешь! Так что, надеюсь, я никого в указанных губерниях не обидел. Если обидел - пусть простят! Не было у меня злого умысла и нехорошего намерения! Так, с языка сорвалось! Приношу извинения! Ясное дело, иллюминация - дело затратное, и не всякий бюджет это выдержит! А у губернаторов и своих проблем - море! И губернаторам надо как-то жить!
  
   И вот, значит, идет Афанасий Михалыч по Москве. Не по той Москве, в которой проживаем мы с Вами, а как бы по другой. И тьма на улицах - ужас! И - никого! Слышно, как каждая снежинка земли касается. Снег под ногами похрустывает.
  
   - Мужик! Постой! Дай огоньку! - окликнули из-за спины.
   "Сейчас грабить будут!" - отрапортовало нетрезвое сознание ко всему уже привычного гражданина путешественника.
   - Нет огонька! - он обернулся, чтобы точнее определить степень угрозы. А вся-то угроза - два коренастых, низеньких человека в телогрейках.
   - О! Да это барин! - обратился на ходу один человечек к другому, оценив недешевую шубу.
   - Ты барин? - обратился его приятель к Афанасию Михалычу.
   - Ну, так... Не особо... Пока - вроде, да.
   - Говорил я тебе, Митрич: они всего боятся! Видишь: сегодня - барин, а завтра - никто! Сам сомневается!
   - Вы меня не так поняли: я не то... Не сомневаюсь. Я сегодня приехал и еще не всё тут понял. Ну, как здесь живут и вообще. А вы меня барином называете!
   - А... Вон оно что! А где остановился?
   - У замминистра какого-то...
   - Понятно. У нас с жильем строго! Если нет у тебя жилья - поедешь в ссылку: север обживать. Так что за жильё держись или сам себе строй! А то - первым этапом в самый холодильник!
   - А здесь государственного строительства не ведется? Ну, власти не предоставляют место проживания?
   - Предоставляют: на севере! Привозят тебя и - пожалуйста: живи где хочешь, все километры - твои! А в городе кто тебе чего строить будет? Сам не подсуетишься - пиши пропало! Так что считай тебе повезло!
  
   Вот так бывает, поговоришь на спелом морозце с незнакомцами, и хмель как рукой снимает со всеми его неблагоприятными последствиями. Братцы! Общайтесь больше! Мир все-таки полон хорошими людьми, если знать, где их можно встретить!
  
   А Афанасий Михалыч проследовал в любезно предоставленные ему апартаменты и забылся сном младенца, безмятежным и полным надежд. А если не младенца, то, по крайней мере, сном какого-нибудь счастливого гражданина. И, пожалуй, не правы отдельные господа, утверждающие, что счастье - вещь недостижимая и даже несуществующая, вроде волшебной палочки или сапогов-скороходов. Не там эти господа счастья ищут, простите, конечно, за безапелляционность!
  
  
   Что же было дальше? Да ничего особенно нового! Удачливый гражданин месяца два катался как сыр в масле, вращался в высших кругах, посещая, впрочем, и представителей совсем других кругов, а именно - вовсе низших, в лице двух случайно встреченных горожан. Помог одному перекрыть крышу над его неказистым домиком, пока погода стояла бесснежная. На балах же в свою честь вел себя как джентльмен и позволял себе невинный флирт с присутствующими дамами. Хорошее было время! Исключительно приятное!
  
   Но в происходящем все равно чувствовалось что-то неестественное, что-то, что должно как-то проявить себя и взорваться в конце концов, выйти боком для Афанасия Михалыча. И действительно: если он представляет службу наблюдения, то отчего нынешнее правление города до сих пор остается в неизменном составе? Отчего безвинно выпоротый товарищ не проявил своего всемогущества и не устроил все так, чтобы его обидчика тоже выпороли, а то и хуже? Почему загадочный гражданин общается с крестьянами, гуляет с ними и пьет всякую гадость и кислятину? Да и прочих вопросов накопилось немыслимое количество. И Климент Савич, как он выразился, "эксперимента ради" взял да и заточил нашего героя в самую, можно сказать, обыкновенную народную тюрьму. И стал ждать.
  
   Впрочем и сам узник тоже чего-то ждал. А что остается делать человеку, когда он попадает в подобные нехорошие места? А там и делать нечего, только как раз ждать. И гадать: как оно всё решится? Что будет с ним? И разнообразие в эту жизнь вносят только допросы. А они, как известно, не входят в состав каких-нибудь невинных развлечений или шуток. На этих мероприятиях, позвольте заметить, самая дальнейшая судьба решается! Так что не до смеха! И сколько вот таких невиновных граждан проводят здесь дни за днями - не сосчитать! Хорошо еще, если повезет со следователем! Если он исполняет свои обязанности с прохладцей и без энтузиазма! Или питает какие-то меркантильные надежды на Ваш счет.
  
   В общем, первый допрос состоялся только через три недели после ареста. И, в принципе, поставил точку в определении роли и выяснении личности Афанасия Михалыча. А именно: следователь не смог добиться от нашего героя сколько-нибудь вразумительного ответа на поставленные вопросы. Что в "свете содеянного" говорило в большей степени об отсутствии злого умысла, а если выразиться точнее - об отсутствии вообще всякого умысла в действиях подследственного. Продержав неумного гражданина еще пару недель, "для порядка", как выразился казенный господин, он выпустил Афанасия Михалыча на все четыре стороны одним зимним утром. Буквально из жалости к подобным преглупым людям. Да, да! И в среде казенных господ обитает призрак этого странного и малообъяснимого явления, этого сострадания к нелепым представителям человеческого сословия, обделенным типичными для нашего времени понятиями о личной выгоде, хитрости и изворотливости. И, пожалуй, хорошо, что дело обстоит таким вот удивительным образом! Это внушает надежду какую-никакую!
  
   А мы, как видите, пронаблюдали небезынтересное шествие некоего потерянного гражданина из разряда умных, образованных и общественно-полезных в самые что ни наесть бесперспективные и жалкие.
  
   Впрочем, разве это нас расстроит? Думаю, нет. В конце концов, будь Афанасий Михалыч личностью чуть более алчной и предприимчивой, закончил бы намного хуже, учитывая все обстоятельства. А так - вышел сухим из воды. Прямо радостно за него! Ай, молодец!
  
   Оказавшись на свободе, гражданин сделал попытку проанализировать возможности дальнейшего пребывания в указанном городе. И не нашел для себя ни малейшей надежды. Отчего вновь проследовал в метро и спустя несколько минут вышел в новый для себя, удивительный мир, о котором раньше и задумываться не решался.
  
  

Глава 9.

  
   Перед ним лежал город-сказка. Мечта фантастов и экологов! Зеленые улицы, просторные, без намека на перенаселенность мегаполиса, высокие и чистые дома с садами на крышах и открытых галереях. Велосипедные дорожки, подвесной общественный транспорт. Красота!
  
   Лето и само по себе - время замечательное, если, конечно, не проводить его в удушливой среде загазованного населенного пункта, под прицелом отражающихся от асфальта и стен солнечных лучей, в долгих путешествиях с одного края Москвы на другой ее край в переполненном салоне или вагоне.
  
   Да и красота окружения, приятная архитектура имеют куда большее влияние на сознание и самосознание отдельно взятой личности, чем все призывы и обещания радужных, но недостижимых перспектив. Люди, даже однажды окунувшиеся в красоту, тронутые каким-нибудь совершенством, навсегда остаются несколько более честными и простыми, как бы исторгая из себя всякую душевную кривизну и противоестественность, и самая кривизна сторонится таких людей, не находя для себя опоры и питательной среды для своего развития и распространения.
  
   Но, хотя это очевидно и доступно для понимания, русский человек, а москвич - в особенности, обладает каким-то очень уж линейным видением перспектив. И целиком посвящает себя одному случайно выбранному аспекту жизни, игнорируя бесконечную палитру прочих возможностей, тем самым самого себя обкрадывая. То деньги зарабатывает, позабыв, для чего, собственно, они ему понадобились. То борется за квадратный метр, не умея на отвоеванном пространстве и жить-то сколько-нибудь приятно и счастливо. То вдруг заведет себе какое-то излишество, хобби какое-нибудь, от которого потом и здоровьем страдает и разумом. То еще чего натворит, глупость выкинет. А взгляни он на явления шире, то увидел бы: всё, что ему нужно - буквально под рукой, только возьми да употребляй! Себе на радость и другим на пользу! Как это просто - посадить дерево или даже просто цветущий куст. Или не бросать использованную бутылку через забор, на прогулочную площадку детского садика. Или уступить дорогу особенно спешащему автомобилю, тем самым избежав стояния в пробке и противостояния прочих водителей.
  
   Впрочем, причем тут это? Разве кто-нибудь из нас настолько глуп, чтобы вести себя настолько предсказуемо и нелепо? Нет, конечно, нет! Это не про нас! И красоту мы понимаем и ценим. И, в принципе, мы - люди хорошие и понятливые. И даже со смыслом жизни разобрались и давно поняли, для чего мы здесь, к чему идем и чего хотим. Так что обратимся к Афанасию Михалычу, который, как ни странно, со всем перечисленным пока не разобрался.
  
   А обретший свободу гражданин привычно уже пустился в путешествие по незнакомому пространству такого знакомого в сущности города, как обыкновенная Москва.
  
   И люди навстречу - всё приятные и приветливые, с улыбками на лицах. И никто никуда особенно не торопится. Видно, здесь успевают не потому, что спешат, а потому что как-то так устроено это правильно, что всё под боком, рядышком и буквально через дорогу.
  
   Афанасий Михалыч побродил по улицам, побродил, и то ли воздух свежий и не загазованный так подействовал, то ли обстановка в населенном пункте к этому располагала, только новоприбывший господин взял да и уснул. Буквально под каким-то фигурно постриженным кустом. На зеленой травке.
  
   И снится ему, будто жизнь его вот сейчас, в этот самый момент началась. И вроде бы он наблюдает со стороны и свое рождение (не самое приятное зрелище!), и как год за годом растет, становится разумнее (на первый, поверхностный взгляд), культурнее (вообще, весьма сомнительно), начитаннее, образованнее, мужественнее и всё такое.
  
   Видит в глубокой, так сказать, перспективе, каждый свой шаг. И, что интересно, исправить или решить разворачивающуюся ситуацию как-нибудь по-другому просто не может. То есть один Афанасий Михалыч со стороны глядит на другого Афанасия Михалыча и помочь ему не в силах, и подсказать не в праве. Ерунда какая-то! Зачем такие сны снятся?!
  
   Вот, перед уроком географии маленький Афоня указкой делает дырку в огромной карте, прикрепленной к классной доске. И в эту дырку засовывает маленькую фигурку Деда Мороза. Потом в другую дырку - Микки Мауса, в следующую - плюшевого поросенка и так далее. В итоге вся планета становится населенной веселыми персонажами и оттого выглядит дружественной и ожившей. Но отчего-то класс на уроке заливается хохотом, когда учительница тычет указкой в какого-то космонавта в гермошлеме вместо города Хельсинки. И папа с мамой скоро придут к директору школы, чтобы выслушать нудные слова о том, что мальчик отбился от рук, что он занялся вредительством по отношению к собственности школы, что карту надо купить новую, и что стоит она немалых денег. И папа с мамой заплатят эти деньги и запретят Афоне смотреть мультфильмы по телевизору и гулять в течение месяца. Заодно попа Афони выдержит с десяток ударов ремнем, а лицо покроется тонкими струйками жидкости, сочащейся из глаз в моменты разочарования в окружающей действительности и обиды на нее. И ничего с этим не поделаешь! Хочется Афанасию Михалычу подсказать ребенку: мол, не делай этого, шут с ней, с картой! Но не может! Не слышит Афоня умудренного опытом и годами гражданина! Какая досада! Знать бы всё наперед! Не стал бы он делать всякие глупости, а был бы, напротив, ребенком разумным и не по годам сообразительным. Где надо - улыбался бы, где надо - вставлял бы умное какое-нибудь слово из книжки. И все бы радовались его существованию, хвалили бы его и во всем поддерживали! Но мальчик идет по жизни на ощупь, плохо представляя, что ждет его завтра или просто за поворотом, и оттого ошибается так часто, что лучше бы ничего не делал и не планировал. И весь его опыт - опыт неудач и разочарований, складывающийся в серую мозайку, даже в лабиринт со стенками и тупиками, на которых как бы написано крупными буквами "НЕЛЬЗЯ" и "НЕЖЕЛАТЕЛЬНО". И лишь мелкие победы, случайные попадания в цель оставляют еще малюсенькую надежду, дают силы жить дальше и верить, что когда-нибудь, в конце концов...
  
   И в конце концов Афанасий Михалыч превращается в скучного и предсказуемого гражданина с твердыми моральными принципами и не менее твердыми предубеждениями, загнанного в угол правилами, законами и постановлениями, с сильно разрушенной психикой, которая так хотела вырваться из-под тяжелых каменных плит подразумеваемой и довольно внешней порядочности, что порой здорово сбоит и устраивает умопомрачительные истерики в виде бесконтрольных срывов, выговоров подчиненным, высказываний претензий окружающим, порой и незнакомым, в виде депрессий и пьянок в выходные дни, разгулов и даже, в некотором смысле, дебошей, а иногда - и просто депрессий.
  
   - Добрый день! Поднимаемся, гражданин! Поднимаемся!
   Афанасий Михалыч протирает глаза, оглядывает представший перед ним мир, зеленый и лучезарный, милиционера в форменном картузе, его внимательное и доброжелательное лицо. Афанасий Михалыч улыбается. Афанасий Михалыч смотрит на это лицо, наделенное властью и вдруг, вместо того, чтобы поздороваться, как подобает, и представиться, закрывает глаза ладонями и начинает по-детски рыдать. Отчего это? - Непонятно!
  
   А вот сидящему на травке гражданину как раз понятно. Вдруг ему показалось, что неважно, что с тобой происходит, неважно где, абсолютно все равно, что ты при этом чувствуешь и о чем думаешь. Даже неважно, что ты за человек. Вообще ничего не важно. Просто есть, как есть, и относись к этому как хочешь, только есть какая-то причина, которая выше всех других причин. И она ведет тебя по жизни, подталкивает и останавливает, предоставляет право выбора и право голоса, но что бы ты ни выбрал, о чем бы ни говорил, к чему бы ни стремился, эта причина причин поведет тебя туда, куда считает нужным. И поставит перед самым главным твоим выбором. И предоставит тебе полную свободу. И тут уж не подведи! Тут уж не промахнись! Не подкачай, одним словом! Вот и вся симфония жизни, простите за глупое выражение!
  
   Впрочем, это не мои мысли. Это так Афанасий Михалыч думает. Последние полминуты.
  
   А немного погодя, придя несколько в себя, начинает узнавать этот город, эту Москву, столько раз менявшуюся, разросшуюся до невообразимых размеров, бессовестно подорожавшую, ненавидящую собственных жителей и, напротив, гостеприимную к приезжим, пока они не стали ее жителями; Москву, обманывающую на каждом шагу, следующую за тобой по пятам, предающую тебя и обещающую тебе все блага мира.
  
   Вот и улицы знакомые, и этот трамвай, который вез Афанасия Михалыча к пункту назначения, а привезший к совсем другому пункту, с которого, как с начала оси координат, начинается новая жизнь указанного гражданина, уснувшего в салоне общественного транспорта и доехавшего до конечной остановки, чудом покинувшего уютное кресло и уснувшего под кустом. В хорошем костюме и летних дорогих сандалиях.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"