Виктор сидел перед камином, в котором постепенно угасали угли, сменяя цвет от ярко-золотого к темно-оранжевому и багрово-пепельному. Сигарета медленно тлела в опущенной руке. Дымок колечками поднимался вверх, а потом тонкой струйкой тянулся в полураскрытое окно. Дог Рон лежал у ног хозяина, взглядывая иногда на него большими лиловыми глазами. Где-то в комнатах большого тихого дома, рядом, Миша, сын.
Вечер... Позади напряженный офисный день с нескончаемыми телефонными переговорами, кипами бумаг, ежечасно приносимых секретарем.
К концу рабочего дня ломило затылок, гудели плечи. В который раз мелькнула мысль: "Надо бы бросить курить. Врачи уже давно говорят, что сердце у меня неважное, да и с давлением далеко не всё в порядке: скачет как сумасшедшее, при любой стрессовой ситуации".
Но как бросить, если сигарета дает возможность, пусть иллюзорную, расслабиться на минуту, отключиться от реальности?
Вот и сейчас, в этот поздний уже вечер, Виктор докуривал третью или четвертую сигарету, не в силах заставить себя подняться из большого, уютного кресла перед камином. Синий шелковый халат приятно холодил кожу. Легкий вечерний бриз раздувал занавеси на окне, и в темном проеме были видны большие, яркие звезды. В комнате вместе с ароматами табака и горящих поленьев присутствовал еле уловимый запах близкого океана.
"Надо идти спать!" - наклонившись, Виктор затушил сигарету в большой нефритовой пепельнице, стоявшей на полу. Пёс поднялся вместе с хозяином и первым подошел к дверному проему.
Бронзовой лопаткой Виктор разворошил догорающие угли, подождал ещё пару минут, и, убедившись, что огонь потух окончательно, прошел на веранду.
Распахнутые в фиолетовую темноту окна в который раз открыли перед ним потрясающую по своей красоте картину ночного залива. Яркими звездами горели огни яхт и катеров, разбиваясь световыми дорожками в мелких волнах, поднятых бризом. Цепочками фонарей и фар движущихся машин ночной город веером расходящихся улиц поднимался к холмам.
Дом Виктора стоял на вершине одного из них. Квартал считался самым респектабельным. Тихие широкие улицы. Двух- и трехэтажные дома с большими, ухоженными газонами. Полицейские машины, медленно проезжающие по улицам каждые час.
В который раз Виктор мысленно поблагодарил судьбу за то, что она так милостиво обошлась с ним после кошмарного бегства из одной страны в другую. Как тяжело было уезжать в неизвестность, как трудно строить жизнь с самого начала. Но ему всё удалось! У него всё получилось! И вот - награда.
Тишина. Уют. Защищенность. Что надо ещё, чтобы чувствовать себя спокойно в собственном доме?
Виктор вздохнул полной грудью, расправил плечи, широко развел руки. Так, что хрустнуло что-то в плечах. Потом развернулся и пошел внутрь комнат. Заглянул в полутемную гостиную: Миша полулежал на широком кожаном диване и что-то тихо говорил в телефонную трубку. Виктор поднял руку, привлекая внимание сына, и когда тот взглянул на отца, "лодочкой" сложил ладони под щекой, давая понять, что идет спать. Миша улыбнулся, покачал головой и всем своим видом просигналил отцу: "Я всё понял - желаю тебе спокойной ночи - ты же видишь, я не могу прервать разговор - здесь такая милашка".
Виктор улыбнулся в ответ и по полукруглой лестнице поднялся на второй этаж, где были его спальня и кабинет. Рон сопровождал хозяина.
Широкий темный коридор был подсвечен лунным светом, проникавшим сквозь окно. Вход в хозяйскую спальню был справа.
Слева ряд плотно закрытых дверей вел в комнаты для гостей.
"Надо бы не забыть позвонить брату" - подумал Виктор. - "На следующей неделе можно пригласить его на уикенд. Давненько ведь не встречались. Интересно, Марте стало лучше?". Марта была третьей женой Олега. Не так давно, месяца полтора назад, ей удалили желчный пузырь, и с тех пор Олег к нему не приезжал, ссылаясь на то, что у Марты не всё в порядке со швами.
Виктор скучал по брату. Они всегда оставались близки между собою, хотя у них была довольно большая разница в возрасте. Когда-то их объединял совместный бизнес, но потом пути разошлись. Олег занялся недвижимостью, а Виктор стал вице-президентом нефтяной компании.
Три года назад умерла от рака жена, и с тех пор Виктор жил только с сыном и догом Роном. Миша полтора года назад вернулся домой после трехлетней службы в армии.
"Да, армия обошлась нам дорого", - вздохнул Виктор. - "Мальчика до сих пор мучают ночные кошмары, которые он видел в Ираке".
"Мальчик" - усмехнулся Виктор. - "Мальчику уже 26 лет! ".
Два раза в месяц Виктор отвозил Михаила к психоаналитику, и тот пытался помочь парню забыть ужасы войны. Дело с трудом, но продвигалось к выздоровлению.
Под впечатлением грустных мыслей Виктору прошел мимо спальни и свернул в открытую дверь кабинета.
Небольшая уютная комната была слабо освещена голубым светом включенного ноутбука. Ноги Виктор утонули в высоком ворсе темно-зеленого ковра. Такого же цвета обивка на кресле и диване. Широкий стол обтянут зеленой кожей.
Виктор сел в кресло, пододвинул ближе пепельницу, выточенную из цельного куска малахита. Эту пепельницу ему подарил брат на юбилей в позапрошлом году. Что он тогда сказал? "Этот малахит - уральский, из старых запасов. Такого сейчас нигде нет в продаже. Он очень ценный!"
Виктор погладил холодную поверхность камня, покрытого черными и зелеными узорами. Эта вещь ему очень нравилась. Виктор вообще любил дорогие, необычные вещицы.
Но самой большой страстью Виктора было оружие. Пистолеты, ружья. Они висели на ковре, закрывавшем почти всю стену напротив дивана. Их металл поблескивал в голубой дымке рассеянного света сквозь толстое стекло шкафа, который Алан специально заказал для того, чтобы хранить в нем свою коллекцию. Walther, Waffen-SSPPK, Peacemaker, Anics, Beretta, наган, пистолет Макарова, кольт M1860, винтовки Air Rifle, Career 707... Они покупались после долгих раздумий, обязательно пристреливались. Раз-два в месяц Виктор выезжал на стрельбище.
Любимый SKIF А-3000 всегда лежал в верхнем ящике стола.
Немногие из его близких друзей знали, что страсть к боевому оружию Виктор вынес из своего прошлого. Афганского прошлого. Он уволился из армии в звании подполковника...
Как давно это было!
Вот и эта сигарета догорела. Виктор задумчиво провел пальцами по пепельнице и повторил себе ещё раз: "Пора идти спать".
В это время Рон, который удобно устроился на диване, поднял голову и насторожился.
- Что, Рон? Что ты услышал? Это, наверное, Миша...
Дог, не обратив внимания на слова хозяина, змеёй соскользнул с дивана и бросился в коридор.
Виктор встревожено проводил взглядом собаку: никогда ещё Рон так себя не вёл! Выждав минуту, он позвал:
- Рон, ко мне!
В ответ из нижних комнат донесся собачий лай. Виктор выбежал к лестнице.
- Миша, что происходит? - крикнул он в темную пустоту.
В ответ услышал шум драки, звук разбившегося стекла и отчаянный собачий визг.
Не раздумывая ни секунды, Виктор вернулся в кабинет, выдвинул верхний ящик стола, схватил лежащий в нем пистолет и бросился по лестнице вниз.
На пороге гостиной он застыл, пытаясь осмыслить увиденное.
Миша боролся на полу с человеком в синей футболке и такого же цвета джинсах. Темная кожа и короткие курчавые волосы на голове сразу дали понять, что это цветной. Белки его глаз бешено вращались, он хрипел, придавленный к полу телом Миши. Он пытался освободить свою правую руку, в которой был зажат нож. Собака вцепилась в эту руку мертвой хваткой, хотя было видно, что вместе с кровью, толчками вытекающей из огромной раны в животе, уходили и последние её силы. Миша тоже был ранен: Виктор явственно различил несколько глубоких порезов на плечах, спине и шее. Через мгновение грабителю (а то, что это был именно грабитель, Виктор уже не сомневался) удалось освободить руку с ножом и он замахнулся ею над беззащитной спиной сына. Виктор поднял пистолет и нажал на курок. Сказались регулярные тренировки и прошлый военный опыт: пуля попала точно в лоб.
Словно в замедленной съемке, Виктор смотрел, как упала рука с ножом, а из-под затылка, развороченного выстрелом, медленно стала растекаться лужица темной, почти черной крови. И вокруг - белесо-розоватые кусочки того, что ещё миг назад было мозгом.
Миша отполз в сторону и попытался встать. Ему это удалось со второй попытки.
"Я убил человека!" - жаром отдалась мысль в голове Виктор.
А вслух он спросил:
- Миша, как ты, сынок?
- Я не знаю ещё, папа, - ответил тот. - Мне кажется, у меня ничего страшного. А вот Рон...
Оба посмотрели на собаку. У той мелко подрагивали лапы, но взгляд остекленевших глаз сказал, что дог мёртв.
- Вызывай "девять-один-один", - произнес Виктор и, держась за грудь, медленно опустился вдоль косяка двери на пол. Сердце стучало как колокол, в висках и затылке отчаянно ломило.
- Папа, что с тобой? - сын бросился к отцу, пытаясь его поднять. Но Виктор повторил ещё раз:
- Вызывай "девять-один-один".
Резкая боль прошла по груди, и Виктор потерял сознание.
Очнулся он в палате госпиталя.
Перед глазами - высокий белый потолок и солнечные зблики на нём. Виктор перевел взгляд чуть в сторону и увидел рядом, на соседней койке, спящего сына. Тот был в бинтах, на шее и плечах, но лежал в свободной, расслабленной позе. Виктор, как бывший военный, понял, что жизни сына ничто не угрожает.
Пошевелив пальцами, он нащупал кнопку и нажал на неё. Через несколько секунд открылась дверь, и вошли врач и полицейский.
- Здравствуйте, Виктор! - сказал врач, широко улыбаясь. - Вот вы и вернулись к нам! Поздравляю! Не каждый бы смог выкарабкаться так быстро и успешно, как вы!
Но Виктор не ответил доктору. Он смотрел на полицейского. Тот тоже внимательно глядел на него. Это был невысокого роста белокурый мужчина. Синяя форменная рубашка обтягивала широкую грудь, накаченные плечи. Он, под стать врачу, пытался улыбаться, но у него это плохо получалось.
Виктор глубоко вздохнул и прислушался к своему сердцу: "Болит?"
Будто поняв, о чем думает пациент, доктор скороговоркой произнес:
- С вами всё в полном порядке, Виктор! Был приступ стенокардии, подскочило давление. Ещё в машине мы провели диагностику и поняли, что единственное ваше спасение - в проведении немедленного шунтирования. Давление снизилось очень быстро, и мы смогли приступить к операции. Вы её перенесли просто великолепно! О сыне не беспокойтесь, с ним всё в полном порядке. Несколько неглубоких порезов. Мы наложили ему швы. Думаю, что сегодня мы его отправим домой. А вы побудете у нас день-другой, пока мы не убедимся, что у вас тоже полный порядок!
Говоря это, врач внимательно просмотрел показатели кардиографа и датчиков, прикрепленных к коже Виктора, фонендоскопом прослушал сердце и удовлетворенно улыбнулся:
- У вас очень крепкий организм, Виктор! Вы курите?
- Да, - это были первое слово, которое он произнес. И вновь перевел взгляд на офицера полиции.
Тот понял его невысказанный вопрос, повернулся к врачу и спросил:
- Я могу поговорить с ним наедине?
- О да, конечно! - Доктор ещё раз взглянул на показания приборов и вышел.
Полицейский нагнулся к Виктору и сказал:
- Этот человек... Он был в розыске. Он был вооружен, накачан наркотиком и проник в ваш дом с целью ограбления. Вы защищались, Виктор. И по закону штата вам не будет предъявлено обвинение.
Виктор глубоко вздохнул, будто сбрасывая с груди огромную тяжесть, и ответил:
- Спасибо, офицер! Но...
Виктор ощутил, как боль в груди стремительно возвращается. Вместе с воспоминанием о кровавой лужице с плавающими в ней белесыми кусочками. И с другим воспоминанием, вспышкой полыхнувшем в сознании.
Перед глазами, в черном пространстве плотно зажмуренных век, ярко загорелось солнце...
...- Ахмад, зачем ты это сделал?! - голос Виктора дрожал от ярости. - Зачем ты их убил? Ведь это мирные люди! Это просто семья!
Они стояли посреди небольшого, залитого ярким полуденным афганским солнцем дворика, окруженного высоким глинобитным забором. Сорванная с петель дощатая дверь. Пробитые пулями стекла. А посреди двора, на горячей оранжевой земле, три неподвижных тела, застывшие в страшных, нелепых позах. На серых одеждах проступили бесформенные алые пятна. Лица запрокинуты к небу. Глаза широко раскрыты. Шесть широко раскрытых глаз... В глазах старика - спокойствие и мудрость. Он рухнул под пулями, приняв смерть как неизбежность. В глазах молодой женщины - ужас и страх. Она лежит, почти накрыв собою ребенка. А ребенок... Глаза его полны удивления. Он так и не успел понять, что умер...
- Ахмад! Зачем ты стрелял? Зачем ты это сделал, скажи? Зачем? - голос Виктора, командира роты, сорвался в крик. - Здесь же нет душманов! Они просто мирные люди!
Солдат стоял над трупами, опустив к земле, пропитанной кровью, ещё горячий после стрельбы автомат. Его камуфляжная гимнастёрка была пропитана темными пятнами пота.
Ноги в высоких кирзовых сапогах, покрытых оранжевой афганской пылью, широко расставлены и слегка согнуты в коленях, будто он готовился к отражению нападения невидимого врага. Его напряженная сутулая спина вздрогнула, когда он услышал голос командира. Медленно, будто во сне, он развернулся к Виктору лицом, и то вздрогнул, встретившись взглядом с его сузившимися до точек черными бездонными зрачками.
- Ты что, обкурился? - Виктор шагнул к солдату и ударил его кулаком в грудь. Тот пошатнулся, сделал шаг назад и - засмеялся.
- Что? Почему ты смеешься? Ты что, курил траву? Да как ты смел, перед атакой? - Виктор не мог понять, откуда у него ощущение, что он разговаривает с глухим.
Ахмад в его взводе уже полгода. Опытный, надежный парень. Прекрасно знает язык. Автоматом и ножом владеет так, будто они были его любимыми игрушками с детства.
В атаках и зачистках не кланяется пулям, но и не рисковал понапрасну. В разведку или ночной поиск уходил всегда один. И всегда возвращался с важной информацией. Ему дали прозвище "Злой", потому что он никогда не брал душманов в плен. Но это прощалось здесь, в жаркой далекой, страшной земле, где стрелял каждый куст, каждая скала, каждый дом.
Но детей, женщин и стариков щадили. И вот - три ещё теплых трупа в маленьком дворике перед полуразвалившейся саклей.
Командир и его солдат стояли друг напротив друга. Солдат смеялся, а командир всматривался в жуткий оскал покрытого потом и черной краской лица. И уже не задавал вопросов.
"Зверь! Он стал зверем" - вдоль позвоночника, вместе со струйками пота, прополз холодок.
Солдат резко оборвал смех и потянулся к ремню, на котором висел нож. Виктор напрягся.
Ахмад вытянул нож из кожаного черного чехла и поднес лезвие к глазам. Потом взглянул на командира, бросил автомат на землю и, подняв освободившуюся руку к своему лицу, медленно провел острым как бритва лезвием по запястью. Темная густая кровь потекла по руке. Раздувая напрягшиеся ноздри, Ахмад, не отрываясь, смотрел на свою кровь. А потом высунул свой покрытый белым налетом язык и слизнул кровь с руки. Раз. Второй. Ещё. Он глотал свою кровь и - смеялся. Слизывал, глотал - и смеялся. Слизывал, глотал, запрокидывал лицо к палящему афганскому солнцу - и смеялся!
"Он тоже стал зверем" - Виктор, как от боли, на миг прикрыл глаза. А потом поднял автомат. И над тихим горным аулом раздался звук короткой очереди. Смех захлебнулся, сменившись тишиной.
Виктор, пошатываясь, будто пьяный, развернулся и вышел через узкий проем в глинобитной стене на белесую улицу аула. Оставляя за спиной пышущий жаром полуденного афганского солнца двор. И четыре неподвижных тела...
Полицейский ниже наклонился над Виктором и услышал, как тот тихо произнес:
- Я убил ещё одного человека. Я - преступник.
Боль пулей взорвалась в груди.
Динамик кардиографа негромко зазвучал сигналом смерти.