В Дубне, где столько интересных личностей на квадратный метр, затеряться легко, а выдвинуться трудно. Поэтому наши личности ведут себя по старинке - не рвутся вперёд, а остаются в задних рядах, пока их - бац! - да не вызовет губернатор, чтобы вручить какую-нибудь медаль 'За полезное', или, бери выше, Президент - прямо в Кремль, в Георгиевский зал, чтобы наградить 'За заслуги перед Отечеством'. Но Президент всех знать не может, держава у нас большая, а порядка, как известно, нет, лишний орден всегда отлить можно, да бояре не про всех докладывают, у них своих дел по горло.
В Дубне, которая славится интересными личностями, в том числе историческими, есть интересный человек Анатолий Андреевич Корнейчук. Он уже вписал своё имя в историю Дубны. Он патриарх школьной информатики в Дубне. А для меня он учитель и наставник и, я бы даже сказал, старший друг, чем я немножечко горжусь. Иногда мы, как перипатетики, ведём неторопливую беседу, совершая, также без излишней торопливости, очередное путешествие по Дубне. Анатолий Андреевич вооружён фотоаппаратом, я тоже, у него объектив лучше, мне приходится брать умением, которого, увы, не хватает.
В далёком прошлом, сам учась в школе, Корнейчук проявил себя как вундеркинд - перепрыгнул сразу через два класса и поступил на мехмат МГУ в 15 лет. В аспирантуре его научным руководителем был профессор Н. П. Жидков - старший брат известного дубненского математика Е. П. Жидкова. Корнейчук работал в группе, которая моделировала движение вязкой жидкой среды. Это было продолжение его дипломной работы. При малых скоростях в таких средах течение сугубо ламинарное. На то есть формула Стокса. А с возрастанием скорости появляются вихри, и Стокс уже не работает. Тогда в ход идут численные методы. Важно было понять, верно ли модель отражает объективную реальность, а если верно, то насколько. И в программе, написанной Корнейчуком, эти вихри появились, и это стало ответом на вопрос. Моделировали, кстати, на 'Стреле' - передовой для того времени машине с двумя тысячами ячеек памяти. Когда результат был достигнут, оказалось, что тема аспирантской работы совсем другая: вычисление сингулярных интегралов, которые при определённых условиях всё-таки берутся и дают разумные результаты. Молодой аспирант тут же переключился на сингулярные интегралы, но срок аспирантуры неожиданно истёк, и Николай Петрович Жидков передал бывшего аспиранта в Дубну. А в Дубне было уже не до защиты. В Дубне продолжался романтический период первых ламповых ЭВМ; мастера своего дела соревновались друг с другом в экономии драгоценных ячеек, и их программы (в кодах) печатались в научных журналах как научные публикации, на которые ссылались. Вместе с однокурсницей Нэллей Шириковой и Александром Марковым Корнейчук 'перебрал' элементарные функции библиотеки мощной по тем временам машины М-20. Это кропотливая работа, требующая не только силы ума, но и его изворотливости. Не каждому такая работа по плечу. Тут напрашивается одно сравнение. По инстинкту созидания Корнейчука можно сравнить с муравьём - нет бревна, под которое он не подставил бы своё плечо и не дотащил до родного муравейника. Вот почему до защиты диссертации дело дошло только в 1965 году. Результат тут же оказался востребован: метод взятия нехороших интегралов, который придумал Корнейчук, пригодился дубненским теоретикам. А через 15-20 лет этим методом заинтересовались в Новосибирском Академгородке...
И Корнейчук пошёл на повышение: ему дали группу. Как раз распался сектор (тогда говорили - княжество) Джабар-заде, и его тут же поделили между собой. Душ этак пять или шесть перепало Анатолию Андреевичу. Потом группа стала сектором, но характер Корнейчука не изменился. Начальником он был необычным. Давал своим сотрудникам полную тематическую свободу, полагаясь на их добросовестность. И его сотрудники той же добросовестностью ему и отвечали. Лиза Каданцева, например, завидовала Гале Казаче, которая работала у Корнейчука, а Галя с гордостью отвечала, что такого начальника ещё поискать и вообще: 'Корнейчуки на дороге не валяются!'.
Эта была, кстати, первая фраза, из которой я услышал о Корнейчуке. Поближе с этим человеком мне удалось познакомиться в первой половине 80-х, когда мы начали переезжать в новый, ещё недостроенный корпус Лаборатории.
Я сидел в комнате свободных художников на пятом этаже, а Анатолию Андреевичу, как начальнику сектора, полагался отдельный кабинет, и он тоже оказался на пятом этаже - причём, в том же крыле. Часам к пяти-шести, когда наступал естественный отход обитателей корпуса домой, я заходил к Анатолию Андреевичу поговорить.
Кабинет Корнейчука был обставлен со спартанской простотой. Помимо окна с видом на архитектурные излишества корпуса ? 134 в кабинете стоял стол, за спиной у его хозяина находилась библиотека, в углу - старенький терминал с подслеповатым экраном и полустёршимися клавишами, пришедший вместе с чудо-машиной CDC-6500. Анатолий Андреевич, человек из отряда собирателей, этим своим приобретением очень гордился. В кабинете стояло несколько стульев, тоже не первой молодости, в расчёте на хозяина и двух-трёх посетителей, не больше. И оставалось ещё немного свободного пространства, чтобы можно ходить по кабинету, делая два-три шага туда и обратно, когда идея, пришедшая в голову, не давала усидеть на месте.
Часть книжных полок занимала оригинальная картотека. Народ дружно переходил с перфораторов на терминалы, и запас перфокарт, сделанный на несколько лет вперёд, лежал без дела - так Анатолий Андреевич нашёл им применение. Карточки в его картотеке служили единицами хранения (подобно свиткам папируса в знаменитой Александрийской библиотеке); он их аккуратно, я бы даже сказал, с любовью нарезал из перфокарт и после нанесения записей, сделанных круглым почерком, складывал в коробочки, также склеенные из перфокарт (подобно твёрдым футлярам, в которые укладывались александрийские свитки). Развитая иерархическая система ссылок была так удобна, что Анатолий Андреевич при случае заносил на карточки всё; один раз, чтобы не сидеть без дела, он нанёс на карточки стенограмму родительского собрания - думаю, эти записи до сих пор хранятся в недрах его картотеки, надо только до них продраться.
Говорили мы на самые разные темы, но всё крутилось вокруг программирования; беседы нередко затягивались, и тогда Анатолию Андреевичу начинали звонить дети; в то время они были, конечно, не такие взрослые, как сейчас. Анатолий Андреевич брал трубку и строго спрашивал: 'Ты кто? Колька?'. Впрочем, когда звонили дочери, в голосе появлялась нежность. В оперативном порядке решались самые разные проблемы, включая домашние задания разных классов. Дальше подсказки Анатолий Андреевич, как дальновидный отец, не заходил, во всяком случае, довести ответ до числа дети должны были сами. Всё это у него описано, кстати, в юмореске 'У меня зазвонил телефон'. При мне разговор шёл только на русском, хотя дома, я знаю, Анатолий Андреевич говорит с детьми только по-украински. Чтобы сохранить язык. Ну, разве что выскочит иногда сгоряча что-нибудь такое по-русски. У одного из авторов открытия 102-го элемента В. А. Щёголева есть замечательная фраза: Дубна - это школа практического интернационализма. В этом наша уникальность. Вот говорят, что Россия будет прирастать Сибирью. Это правильно. Но Россия всегда прирастала и будет прирастать Украиной. У Корнейчука одних только сыновей четыре человека, а ещё две дочери, и это не считая тех, кого он воспитал на уроках информатики за двадцать с лишним лет.
Для меня беседы с Корнейчуком были своего рода 'введением в профессию' задним числом. Иногда я приводил услышанное к канонической форме, но чаще образы, мысли и афоризмы, которые рождались прямо на глазах, как шашлык на природе, являлись сразу в готовом виде, и я превращался в литературного секретаря. Будь Анатолий Андреевич Дюма-отец, превращение на этом бы не закончилось, и я бы оказался на положении литературного негра, но на дворе стоял конец XX века, и воспитание было другое.
Все эти замечания и наблюдения, сделанные по ходу дела, постепенно выстраивались в систему. Так родилась идея написать книжку о программистах. Отрывок 'За кулисами ЭВМ' был напечатан в институтской газете 'Дубна', но дальше дело не пошло. Грянула компьютерная революция в школе. Корнейчук был заинтересован в ней кровно. Его старшая дочь Татьяна к тому времени уже окончила школу, и её подхватило стремительное течение студенческой жизни, но остальные Корнейчуки, три сына и младшая дочь Ольга, подлежали принудительной компьютеризации, и он, как отец, не мог спокойно смотреть на то, что происходило в средней школе.
А в средней школе происходило вот что. Хотя сам академик А. П. Ершов определил информатику как 'науку решать задачи с помощью ЭВМ', корабль школьной информатики отправился в плавание без машинного отделения. Школьных компьютеров ещё не было. Их ещё только разрабатывали. Но надо было с чего-то начинать. И новый школьный предмет начался с пробного учебного пособия академика А. П. Ершова, подготовленного в исторически сжатые сроки. Андрей Петрович решил протолкнуть через школу свою давнюю идею об алгоритмической среде. Сейчас об этом можно вспоминать как о высочайших чудачествах императора Павла Первого. Не подозревая о подоплёках, подтекстах и глубинных смыслах, школьные учителя математики, имевшие на вооружении доску, тряпку, мел и смутное представление о том, что такое программирование, шпарили прямо по этому учебнику. А кроме программирования учить тогда было нечему. Word, Windows - всё это появилось потом. Мы называли это меловым периодом школьной информатики.
Учебник Ершова внедрялся с усердием, словно 'Основы государства и права', а споры о том, чему и как учить, продолжались. Оставались надежды, что можно преподавать реальную, а не игрушечную информатику. Выходили боевитые статьи с заголовками 'Остановите бейсик!'. В противоборство сторон включились вездесущие журналисты. Появился фельетон старейшего крокодильца Александра Моралевича 'С перфокартой наперевес'. Споры разгорались жаркие, яростные. Копья в спорах ломали.
Корнейчук произнёс ключевую фразу: увы, мы оказались не готовы. Мы, в Дубне(*).
В Политехническом музее в это время работал ежемесячный 'круглый стол' под эгидой академика А. П. Ершова. Выступали разные люди, рассказывали о своих разработках и методиках. Человек, приводивший всё в движение, демонстрировал мускулы своего остроумия, время от времени врываясь в повествования докладчиков.
Когда мы вошли в просторную аудиторию, стены которой ещё помнят дерзкие выступления Маяковского, многие места уже были заняты, но представление ещё не началось; ведущий, объясняя задержку, объявил, что опоздавшие сейчас штурмуют билетные кассы. Рядом с нами устроились две дамы, обе с комплекциями, та, что постарше, тут же обратила внимание на карточки, которые разложил Анатолий Андреевич:
- Боже мой, что это у вас?
- А это у меня такая система, - похвалился Корнейчук.
- Боже мой, это же гениально! Это на уровне открытия Америки! Давайте обменяемся телефонами... Послушайте, мы психологи, ничего здесь не понимаем, объясните: что такое байт?
И Анатолий Андреевич, сразу переключившись на новую тему, принялся объяснять, что такое байт, но тут из президиума послышалась упорядоченная речь, и дама предложила: давайте послушаем, это, наверное, важно. И Анатолий Андреевич...
Может сложиться впечатление, что из него можно верёвки вить. Нет более ошибочного представления, чем это. Каждый раз, когда разговор касался учебника Ершова, словно вспыхивала волшебная спичка, у Анатолия Андреевича приходила в действие сатирическая железа, и я едва успевал записывать. Сначала я спросил: почему вы не напишите об этом? Если не вы, то кто же? Иногда и в самом деле хочется кукарекнуть, ответил Анатолий Андреевич, но как подумаешь, что придётся обеспечивать рассвет... И всё-таки я уговорил его. Не сразу. Так появились 'Сказки об информатике'. Нечто в жанре научного фельетона. Анатолий Андреевич сказал: 'А что? Были же у Горького 'Сказки об Италии'! Спрячемся за классика'. Первая половина вышла на одном дыхании. Я думал, это всё. Но Анатолий Андреевич сказал, что это только первая, критическая часть, а нужна ещё конструктивная. Тут я загрустил. А Анатолий Андреевич, напротив, воодушевившись, добавил, что мы должны написать не просто газетную или журнальную, но научную статью. Тут я затосковал совсем. Анатолий Андреевич подумал и добавил, что, во всяком случае, это должно стать одной из подзадач. Я в это время смотрел в окно. По небу крошечным головастиком летел вертолёт...
Журнальную статью мы всё-таки написали. В неё вошла конструктивная часть. А потом 'Сказки', вместе со мной, пошли по редакциям. Сначала их не напечатали в журнале 'Информатика и образование', где человек с выпуклыми глазами и редкой фамилией Луизо, сразу заподозрив неладное, пообещал очень внимательно всё изучить, потом наши 'Сказки' не напечатали в 'Учительской газете', где их встретили очень доброжелательно, сказали, что многие думают так же, как и мы, но намекнули, что шансов, учитывая антиершовскую направленность, решительно никаких. Так работала вертикаль власти. Так велико было влияние Андрея Петровича. Дал почитать 'Сказки' коллеге Злоказову, который тоже интересовался компьютеризацией в школе. Тот прочитал, улыбнулся: 'Талантливо'. С иронией, конечно, а приятно. Жаль, что Злоказов не был редактором 'Учительской газеты'...
Рассвет, о котором упоминал Анатолий Андреевич, забрезжил в 1986 году. Началась компьютеризации школ институтской Дубны. Началась она с малого. Благодаря Н. Н. Говоруну и его влиянию в четырёх школах города появились терминалы, связанные через локальную сеть ОИЯИ с базовыми ЭВМ: БЭСМ-6, CDC-6500 и ЕС-1060.
Большая масса людей самых разных профессий оказались вовлечены в это предприятие. Задействованы были все: ответственные лица разных уровней, которые принимали ответственные решения, каждый на своём уровне, рабочие, которые рыли канавы, связисты, которые тянули кабель и подключали терминалы, системные программисты, которые давали пароли и открывали доступ к локальной сети ОИЯИ с нежным именем JINET, механики Опытного производства, изготовившие железные клетки для терминалов, которые закрывались на замок после уроков информатики... Толку от терминалов (по одному на школу) было мало, но впечатляла сама возможность пообщаться с электронно-вычислительными машинами, как тогда говорили.
Оставалась ещё одна важная проблема: учебная программа. Корнейчука беспокоила позиция гороно. Однажды он вернулся с очередной комиссии и сказал: 'Они оказались лучше, чем я о них думал. Нет у них никакой позиции. Они просто в растерянности!'. А это значит, что можно было преподавать по собственной программе. И такая программа у Анатолия Андреевича уже была готова, а потом появился и собственный оригинальный учебник по информатике.
В конце 1986 года, как новогодний подарок, на школу ? 9, в которой начал преподавать Корнейчук, свалился первый набор 'бэкашек' из двенадцати штук плюс учительский ДВК-2М, и всё соединялось в локальную сеть. Началась подготовка специальных столов для учащихся и кафедры для учителя. Перед этим мы съездили в хороший город Зеленоград, в одну из его передовых школ, уже оснащённую компьютерным классом. Анатолию Андреевичу так понравился зеленоградский вариант, что он решил скопировать его один к одному: он даже измерил размеры класса в шагах, и, как сейчас помню, получилось 96 квадратных шагов. В нашем кабинете физики шагов было меньше, но столы веером удалось разместить. Снова началось хождение по инстанциям, снова сбор подписей ответственных лиц, и снова оказались задействованы все. Мещеряков поосторожничал ('не зная броду...') и не стал подписывать. Говорун сказал: 'Эх, если бы я там не фигурировал среди ответственных лиц, я бы сам подписал! Ладно, ничего! Нам дали неделю отсрочки. А где неделя, там и другая, а там, глядишь, и третья... Я сейчас иду на партком и там ему подсуну... Ну, добре!'.
Счастлив тот, кто захватил тот романтический период. Юрий Иванович Андриянов, мастер на все руки, просверливал дырки, ввинчивал шурупы, протягивал и припаивал провода; в радикальных случаях заколачивал гвозди. Через полгода Анатолий Андреевич привлёк и меня: начинался новый учебный год, и с приходом 'бэкашек' классы разделили на группы, которые теперь занимались параллельно, как на английском; делили просто: открывали школьный журнал, и Анатолий Андреевич брал себе вершки, а мне достались корешки.
Компьютерных игр тогда у нас на 'бэкашках' не было; старшеклассники, совершенствуясь в искусстве программирования, сами писали программы простейших компьютерных игр, и первоклашки после уроков с увлечением играли в игры, которые для них написал Олег Старшинов, и все его знали, уважали, а в глазах первоклашек он выглядел чародеем; через год пришло новое поколение, появились новые чародеи, и среди всех остальных необработанным бриллиантом выделялся сильный программист Никита Мазный.
Я знаю Корнейчука много лет. Математик, программист, начальник сектора, пропагандист структурного программирования, автор структурных диалектов фортрана, преподаватель информатики, автор оригинального учебника и задачника по этому предмету, заботливый отец, остроумный человек, фотограф-любитель, лирик и романтик, автор юморесок и поэтических пародий... Казалось бы, что ещё? Известие о том, что он ведёт судебную хронику в газете 'Встреча', стало для меня полной неожиданностью. Хлеб этот чёрствый, признаёт Анатолий Андреевич, но его писательский организм и тут находит свои витамины роста. Ну, вот, кажется, ничего не забыл, всё перечислил. Да, ещё в молодости Анатолий Андреевич приобщился к геологоразведке. Кто-нибудь спросит: а не тот ли это Корнейчук из известной стенгазеты 'Импульс'? Тот самый Корнейчук!
ПРИМЕЧАНИЯ
* В Дубне к середине 80-х имелся удачный, хорошо проверенный опыт факультативного обучения школьников программированию. Этим делом с самого начала, ещё с 1960 года на добровольных началах занималась Нэлля Юльяновна Ширикова, потом подключились другие; Июлий Иванович Шелонцев, с виду колючий как его кактусы, а на самом деле добрейшей души, ответственнейший человек, формально занятий не вёл, но времени у него иногда отнимали не меньше. А вспомните яркого человека Альберта Ивановича Салтыкова, автора, между прочим, двух книг по фортрану? Альберт Иваныч, вы мороженое любите? Хо-хо-хо! ну отчего же, люблю! Так мы сейчас слетаем? Хо-хо-хо! Ну отчего же, валяйте! Вот только в новый государственный проект дубненский 25-летний опыт никак не вписывался: вычислительные задачи, фортран, пакетный режим, вождение школьников на территорию Института, приобщение к реальных вычислительным машинам - всё это хорошо для профориентации, но не годится для нужд общеобразовательной средней школы. Кстати, лозунг, брошенный А. П. Ершовым в 1979 году: 'Программирование - вторая грамотность' - к тому времени тоже заметно выцвел, второй грамотностью программирование так и не стало, а сейчас, четверть века спустя, уже очевидно, что пути школьной информатики и программирования в школе разошлись окончательно. Слово 'программист' в обыденном сознании давно вытеснено словом 'компьютерщик', а если этот 'компьютерщик' отмечен знаком качества, то это уже 'сисадмин'!
![[]](/img/r/rastorguew_a_a/korney/photohunter.gif)