Аннотация: Жизнь и смерть. Любовь и коварство. Преступление, тайна, возмездие.
ГЕОРГИЙ РАЗГУЛЯЕВ
КАКАЯ ПОГОДА В БОСТОНЕ?
роман
УВЕДОМЛЕНИЕ
Эта книга появилась на свет жарким летом 2002 г. благодаря Mr. и Mrs. F, а также John Hancock Hall, Boston, Massachusetts. Затем она была переведена на русский язык.
Автор специально предупреждает, что все события, описанные в книге, вымышлены. Какое-либо возможное сходство с реальными фактами, лицами, географическими пунктами, где бы они ни находились, является непредсказуемой случайностью.
Глава 1
Небольшой двухмоторный самолет «Мэдисон Истерн Эйрлайнс» заложил вираж, потом выровнялся, и Джейк почувствовал, как открылись гондолы, и вышли шасси. Самолет начал резко снижаться, под крылом пронеслись голубая лента Биг-ривер, спальные районы, деловой центр, многоэтажки Нижнего города, парки, потом легкий толчок и самолет побежал по полосе, замедляя бег, подрулил к маленькому аэровокзалу. Самолет был маленький, на нем летели всего шесть пассажиров, считая Джейка. Пилот открыл дверь, спустил маленькую лестницу и они вышли на поле. Из Бостона вылетели в дождь, а здесь сразу же навалился зной, от которого Джейк отвык за эти годы. За три часа перелета он успел выспаться после бурной ночи с Клэр и чувствовал себя вполне сносно.
Вдоль полосы стояли разнокалиберные, в основном маленькие, самолеты. Был один «Гольфстрим» да задрала в вечереющее небо свой курносый нос старая зеленая «Дакота».
- Джейк! Джейк! - позвали его от здания аэропорта. Заходящее солнце слепило глаза, но Джейк знал, что это дядя Джейк, которому он позвонил перед вылетом.
Старик был рад. Высокий, под стать Джейку, сухопарый, чуточку сутуловатый, он, как всегда, был элегантен. Это у него в крови - быть всегда на высоте.
Старик торжественно вел свой синий «Кадиллак» шестьдесят четвертого года так, словно священнодействовал.
- Это я ради тебя, мой мальчик, вывел старого скакуна из конюшни. - Дядя лелеял и холил «Кадиллак». Сейчас таких машин остались единицы. Вообще-то, дядя мечтал об «Эльдорадо». Самая большая серийная машина в мире! Джейк забыл об этом, а сейчас вспомнил.
Они миновали кампус, проехали Нижний город.
- Добро пожаловать в Мэдисон, - широко повел рукою дядя.
За десять лет Джек успел многое позабыть. Восемь лет назад он был в городе только три дня и мало что запомнил из тех печальных дней, только то, что была дикая жара, все были добры и внимательны к нему. Как давно это было.
При въезде на Мэйн-стрит их встретил здоровущий транспарант «Мэдисон - сердце мира».
- Да, - сказал дядя, - они любят свой город. - Если ты позабыл, сынок, что такое Мэдисон, напомню. Сто пятьдесят тысяч граждан, пять банков, университет, не последний в штате, пять газет, две телестанции, знаменитая Школа Святого Патрика, Рудник и «Доу».
- Да, да, - подумал Джейк, - Школа Святого Патрика, известная не только в штате, но, пожалуй, по всей стране. Сколько всего связано у него с этой школой. На том проклятом выпускном балу все это и случилось. Он был тогда круглым дураком. Но уже ничего не исправишь. Ничего.
- Сто пятьдесят тысяч хороших граждан, - повторил дядя. - Они любят свой город. - Джейку показалось, что в голосе дяди прозвучали какие-то странные нотки.
- Мистер Ивенс, - спросил Джейк, - по-прежнему в «Доу»?
- Что ему сделается. Президенты приходят и уходят, а мистер Ивенс по-прежнему вице-президент. Корпорация на нем и держится.
Они миновали район банков и контор, машина свернула на тихую боковую улочку.
Дядин домик не изменился за эти годы. Все те же розы у террасы, все те же готические окна и кремовые шторы на окнах.
- Вот мы и дома, - сказал дядя. Отец назвал Джейка в память о своем старшем брате Джейкобе, пропавшем в семидесятом под Данангом. Как раз в это время и родился Джейк. Через три месяца пропавший без вести капитан Джейкоб Барнс нашелся, сбежал из вьетконговского плена. Так в семье стало два Джейкоба - капитан Джейкоб, дядя, и Джейкоб-юниор - племянник.
***
Ужин накрыла не знакомая Джейку полная, с низким голосом афро-американка, которую звали Глэдис. Она что-то ласково поурчала Джейку, что, мол, рада и за Джейка и за дядю Джейка, и ушла домой.
Дядя Джейкоб жил один. Существовало смутное семейное предание, что у него был большой роман с вьетнамкой. Она была чьим-то агентом и, в конце концов, ее убили - то ли те, то ли эти, тут никакой ясности не было. Дядя никогда об этом никому не рассказывал, как, впрочем, не распространялся вообще о своем более чем десятилетнем пребывании в Индокитае. Было известно лишь два факта - о его пленении у вьетконга и о том, что он был в последнем вертолете, взлетевшем с крыши американского посольства в Сайгоне в мае семьдесят пятого. И все. На память об Индокитае у дяди были только старая остроконечная соломенная шляпа и резной амулет красного дерева, который хранился в специально заказанной шкатулке. Был ли на самом деле роман с неизвестной вьетнамской мисс? Во всяком случае, дядя никогда не был женат - ни до Индокитая, ни после. Живя на правах отставного ветерана в Мэдисоне, он много путешествовал по Штатам и за границей, дома застать его можно было не часто.
- Не хочешь ли ты уехать из Мэдисона? - спросил его Джейк.
- Нет, сынок, пока рановато. Конечно, рано или поздно все Барнсы перебираются в Бостон. В этом, кажется, есть какая-то загадка, но на самом деле, я думаю, ничего странного нет. Мэдисон - наша родина, здесь мы создаем, с этой землей мы сроднились. Но корни наши в Бостоне. Мы участвовали в «Бостонском чаепитии». Оттуда мы и пришли в Мэдисон и стали владеть здешней землей. Но, в конце концов, нас тянет туда, где были наши гнездовья, где мы вылупились из яиц. И мы, как птицы, тянемся на Север, когда приходит срок. Ты это сделал раньше, мой срок еще не пришел. Есть дела еще здесь. Кстати, как погода в Бостоне?
- Когда улетал, был дождь.
- А мы здесь плавимся от жары. Я бы на твоем месте написал трилогию: «Жара в Мэдисоне», «Расплавленные мозги» и «Жареные задницы».
- В самую точку! - захохотал Джейк.
- Расскажи-ка мне, как ты живешь, а то совсем забыл старика.
- Обыкновенно. Живу, пишу. Вышли три книги. Женился. Меня хватило на полгода. Развелся. - Джейк удивился: рассказывать ему было не о чем. Он помолчал, раздумывая. Оказалась, что вся его жизнь в его героях, в разговорах и в друзьях с подружками, которые здесь, в Мэдисоне, вдруг показались далекими, не нужными, как зыбкий туман. Не станешь же рассказывать ему о Клэр и о тех, кто был до нее и, наверное, да не наверное, а точно, будет после нее. А казалось, он живет так интересно.
- Живу, - повторил он. - По-всякому. Ездил в Европу, Индию. Был в Хошимине.
- А в Сайгон-то, зачем ездил? - Это было старое название Хошимина. Джейк не стал говорить, что ездил, чтобы попытаться отыскать следы той вьетнамской мисс. Смешно было теперь даже подумать о той поездке.
- В командировку, - слукавил Джейк.
- Сайгон, Сайгон, - вздохнул старик. Он смотрел застывшими глазами куда-то внутрь себя или в открывшиеся ему дали времени. - Лучшие годы нашей жизни, - сказал он.
- Знаешь, - он вдруг оживился, - эта лента того парня, как его, когда они плывут по реке на катере, «Апокалипсис сейчас» - это про нас.
Джейк не удивился. Он давно подозревал, что не только радиопропагандой занимался в Индокитае дядя, как утверждал он всегда.
- Я и капитана того знал, который плыл на катере. И полковника. Только все это было не там и не так. Тот парень все это выдумал, но такие полковник и капитан были мне знакомы. И случаи подобные я знаю.
«Не был ли ты сам тем капитаном?» - подумал Джейк. - Он представил дядю, молодого, оголенного по пояс, мокрого от пота, среди джунглей, с занесенным над чужой головой коротким мечом. Или в сайгонском отеле, голого, перемазанного кровью и вдрызг пьяного от тоски по той вьетнамской мисс. Почти полтора десятка лет в джунглях. Все могло быть и, конечно, все было. Вот, вырвалось же признание. Джейк по-новому взглянул на дядю. «Что я все заладил - старик, старик. У него и седины-то почти нет. И прошло всего двадцать два года, как он взлетал с той знаменитой крыши».
В библиотеке, за сигарами, дядя показал Джейку свои новые работы.
- Как думаешь, может, мне альбом издать?
На фото были животные. Лошади, собаки, кошки. Свиньи, крокодилы, еноты и канарейки. Попугаи и куры, орлы и змеи. Вообще масса всяких зверушек. Особенно много лошадей и собак. Все звери бы симпатичны, в необычных ракурсах и позах, атакующие, спящие, ласкающие друг друга, кормящие детенышей. На фото не было только людей. Ни одного человека.
- У тебя звери человечнее людей, - сказал Джейк.
- Так оно и есть, сынок. - Дядя аккуратно убрал альбомы в шкаф.
- Как поживает мистер Уайтбред? - спросил Джейк.
- Он теперь опять генеральный директор Рудника. Как проиграл тогда на выборах, так и вернулся на прежнее место. Стоит у истоков. Ведь Рудник - самое старое предприятие не только у нас, но, пожалуй, во всех Штатах. Историческое место, можно сказать. Все сверкает золотыми зубами.
- А госпиталь Святой Маргариты? Там все также вылечивают до смерти?
- Госпиталь расширился. Новый мэр помог с кредитами, теперь это большое и известное дело. Очень большое, очень известное. Может, тебе приходилось слышать?
- Не приходилось.
- Конечно. У вас, молодых, отменное здоровье.
- А скажи мне... скажи, слышно что-нибудь о Кэти Дилан? - осторожно спросил Джейк. - Какая у нее теперь фамилия?
- Фамилия у нее все та же - Дилан. Была, конечно, замужем, ты это знаешь, он работал на «Доу» в Калифорнии, но оказался идиотом, через полгода выгнала его. Она теперь преподает в нашем университете. Тут на нее многие глаз положили. Даже Муми. Помнишь такого? Забавно. Но ты же ее знаешь... Кэти - это Кэти. Вот тебе полный отчет о Кэти Дилан. Вы были бы хорошей парой. А теперь, скажи мне, сынок, зачем ты приехал? Очень уж вопросы твои бессистемные. Или чересчур системные.
Джейк молча сидел, переживая известие, оглушившее его. Кэти здесь. Здесь Кэти.
- Ну же, сынок, что с тобой? - спросил дядя.
Джейк вынул из кармана затертую за эти дни, сложенную вчетверо бумагу. Дядя молча развернул ее, прочитал, не дрогнув ни единым мускулом. Потом вернул Джейку.
- Интересное письмо. Даже очень. - Он достал свой кисет, не спеша, набил и также, не спеша, обстоятельно, раскурил трубку. - От этих сигар у меня во рту сухо, - сказал он. - Да и жара.
- Что ты об этом думаешь? - спросил Джейк.
Дядя прошелся по комнате.
- Скоро выборы. Граждане Мэдисона будут выбирать мэра. Самого достойного гражданина нашего богоспасаемого города. Кто-то хочет впутать тебя в какую-то историю.
- Почему ты так думаешь?
- Письмо отправлено электронной почтой, я думаю, из одного из местных кафе. Их тут развелось в последнее время...Сейчас посмотрим. - Он взял с полки справочник «Мэдисон, как он есть», полистал страницы. - Вот, посмотри. - Он протянул раскрытую книгу Джейку.
Джейк сравнил адрес в справочнике с адресом в письме. Оно было отправлено из Мэдисона, из интернет-кафе «Лысый попугай» на улице Синих драгун, 207.
- Человек пришел в кафе, отправил письмо, и мы никогда не узнаем, кто это был. Так что, давай, сынок, спокойно решим эту проблему завтра. А пока волосы на этом месте рвать не будем.
Лежа в постели при свете лампы над кроватью, Джейк еще раз перечитал письмо, полученное неделю назад в Бостоне. Он как раз заканчивал последнюю главу, когда пришла почта. Он открыл ее и долго не мог понять, о чем, собственно, идет речь. Потом целую неделю был как во сне. Наконец, он отвел своего пса Санни, названного так в честь издателя Джейка, в питомник, позвонил дяде. На прощанье его замучила тоскливыми оханьями и завываниями Клэр, орала всю ночь, как помешанная. После обеда он вылетел самолетом «Мэдисон Истерн Эйрлайнс». Зачитанное за неделю письмо он держал сейчас в руках, и до сих пор волнение сжимало его горло.
«Дорогой мистер Барнс!
Если Вас интересуют подробности гибели Вашего отца, окружного прокурора Лоуренса Барнса, то Вы можете получить справки у мистера Ивенса, мистера Уайтбреда, в госпитале Святой Маргариты и прямо у мэра города Мэдисон Вигинса.
С уважением».
Сначала Джейк подумал, что это бред какого-то шизофреника. И это обращение: «Дорогой мистер Барнс!» Кому в Мэдисоне он может быть дорогим? Бред какой-то.
Джейк положил письмо под подушку, выключил лампу и уснул. Всю ночь его болтал маленький самолет, попадавший в воздушные ямы.
Глава 2
Утром дяди уже не было. На столе, накрытом к завтраку, лежала записка: «Буду поздно. Приятного аппетита. «Форд» в твоем распоряжении».
Джейк принял ванну, сел за стол. В доме было тихо, тихо было и на улице. На этой улице всегда было тихо, спокойно и тенисто. Здесь жили достойные люди. В двух кварталах отсюда был дом, в котором родился и вырос Джейк - дом его отца. Джейк продал дом, купил себе квартиру в Бостоне. Боль давно уже притупилась, но все равно ему не хотелось сейчас видеть свой старый дом.
Он надел новую майку, свои любимые джинсы, настолько потрепанные, что они были скорее предметом археологическим, чем предметом туалета. Он взял черную сумку с фотоаппаратом, посмотрел на себя в зеркало. Лохматая шевелюра, очки в тонкой оправе. Интеллектуал из радикальной газеты. Сойдет. Может быть, он репортер.
Он набрал номер.
- Алло? - ответила секретарша.
- Это «Железные рудники Мэдисона»?
- Да.
- Это Джейкоб Барнс-юниор. Мне нужен мистер Уайтбред.
- Одну минутку, сэр, я проверю на месте ли мистер Уайтбред.
В трубке запиликала какая-то мелодия, потом резкий голос сказал: «Слушаю!».
- Это Джейкоб Барнс-юниор. Вы меня примите, мистер Уайтбред?
- Приезжай сейчас. - Уайтбред отключился.
Джейк уже хотел идти в гараж, когда зазвонил телефон. Он подумал, что звонят дяде, но ошибся.
- Алло, - машинально бросил он в трубку.
- Это я, - услышал он женский голос. - Это я, Кэти. Здравствуй, Джейк, как долетел?
- Кэти! - он не знал, что сказать.
- Джейк! Ты меня слышишь? Джейк!
- Как поживаешь, Кэти?
- Может быть, пообедаем?
- Когда?
- В два часа. У Фанкони. Раньше не могу, занята.
- Идет.
- До встречи.
- До встречи, Кэти. - Он осторожно положил трубку. Вот так. Вот и Кэти. И Фанкони. И Кэти. Надо же - Кэти. Боже мой, Кэти!
Он закурил, глядя на телефон - старомодный аппарат семидесятых годов, когда-то белый, а теперь пожелтевший, с черными шнурами. Он курил, а в голове было пусто. «Да, - вспомнил он, - Уайтбред».
В гараже стоял высокий мощный «Форд-экспедишн» модного в этом году зеленого цвета. Значит, дядя укатил на драндулете. А зачем ему «Экспедишн?» Да еще с разными радиоприбамбасами, навороченными в слишком большом количестве для машины отставного капитана? Разве что для фотоохоты, чтобы вопрошать птичек, куда они летят? Или какой другой охоты. Машина не для старика.
Джейк вывел «Форд» из гаража, поехал на юг, по Второй улице, мимо фабричного района с его кирпичными стенами, мимо заросших кустарниками пустырей, вдоль Старых болот, и скоро показались корпуса Рудника.
***
В прохладной приемной молчаливая, средних лет секретарша провела его в кабинет шефа.
Мистер Уайтбред нисколько не изменился за восемь лет, с тех пор, как Джейк видел его в последний раз. Все те же золотые зубы, лысина и несколько выдающиеся скулы с азиатским оттенком. Страсть к золотым зубам, очевидно, восходила к далеким азиатским предкам.
- Ты вырос, парень, Возмужал. Вылитый отец в молодости. Говорят, ты пишешь книги? Я, правда, ничего не читал. Я вообще ничего не читаю, кроме биржевых сводок. Так что - прости. Нам до вас умников не достать.
Секретарша принесла выпивку и воды в запотевшей бутылке.
- Мне врачи запретили все, кроме коньяка. Давай за твой приезд. Вы с моим Майклом в одном классе учились? Майкл у меня молодец. Он теперь в Силиконовой долине, у него своя фирма, он там то ли крабов маринует, то ли для Шаттлов что-то проектирует. - Уайтбред засмеялся.
«Он мне рта не дает раскрыть, - догадался Джейк. - К чему бы это?»
- Ты, я слышал, тоже кое-что заработал? Вот не думал, что за писанину платят.
- И прилично, - вставил Джейк. - Со временем.
- Рад за тебя. Наши мэдисоновские нигде не пропадут. Помнишь, как мы перевернулись на Верхних порогах? И все выплыли. Вот рыбалка была! Еще та. Славно мы тогда порыбачили. Вы с Майклом молодцами держались. А твой отец вообще был парень хоть куда. Настоящий мужчина. С головой. И ты, вижу, башковитый. Это у вас родовое. Все Барнсы были мужики что надо. Ты женат? У моего Майкла уже двое - мальчик и девочка. На Рождество он привозил мне внуков, когда в Париж летал. Завез по пути. Они у нас со старухой жили целую неделю. Я уж и забыл, как обращаться с сорванцами. Ох, и сорванцы же вы были с Майклом.
- Я рад вас видеть, мистер Уайтбред, - вставил Джейк.
- Только не говори, что ты приехал поприветствовать старого, выжившего из ума мистера Уайтбреда, - выпучил глаза Генеральный директор. - Не надо этого, парень. Говори прямо.
- Я хочу узнать правду о смерти отца.
В кабинете воцарилось долгое молчание. Уайтбред барабанил пальцами по столу и в упор смотрел на Джейка. Наконец он прокашлялся, и сказал:
- Я бы на твоем месте уехал отсюда, Джейк.
- Вы меня знаете.
- То-то, что знаю. Иначе бы не стал разговаривать с тобой. Скоро у нас выборы. Три кандидата. Они все из одной банды. Меня они достать не могут, за мной вся Горная Корпорация Юго-Востока. А вот других они сожрали. Всех. Всех, кто не с ними. А заешь, что они сделали с газетами? Две самые крупные газеты в городе. Они себе там гаремы устроили. Настоящие, как у арабов. У них там сидят девки, они их трахают и платят за писанину. Платят и трахают, трахают и платят. Не просто платят за траханье, трахают бесплатно, а платят за писанину. А помнишь Ньюмена? У него был канал телевидения. Он его своими руками сделал. Когда ему немного не повезло, мэрия вошла в долю, вложила деньги. Ньюмен продержался, все было в порядке. Но на позапрошлых выборах он, чудак, был нейтральным. Не слушал меня. Когда эти победили, он с треском вылетел со своего собственного канала вместе со свои нейтралитетом в два счета, и помер под забором. У него ничего не осталось. Ничего. А эти создали второй канал из своих девок. Есть там и парни, но, сдается мне, что там все голубые. Их держат на таком крючке, что акулу выдержит. Так-то вот.
- «Мэдисон геральд», вы имеете в виду?
- И еще «Мир Мэдисона», и оба телеканала. Остальная мелочь воняет от страха и делает в штаны. Это собаки. Нет, хуже, нельзя оскорблять благородных животных, Это шакалы, гиены. Продадут родную мать.
Зазвонил телефон. Уайтбред рявкнул в трубку:
- Марджи, я уехал!
- Знаешь, почему я проиграл выборы восемь лет назад?
- В газетах писали, что вы были пьяны и разбили три машины.
- Черта с два! Черта с два! Я был трезв, как стеклышко. За два дня до выборов в мэрии был прием, и я выпил только лимонад. Только лимонад. Какой дурак будет пить спиртное в такую жару, какая была в тот год. У меня были все шансы вновь стать мэром. Все опросы показывали это. Я пил только лимонад, а после приема поехал домой, моя старуха была больна. За городом, я уже подъезжал к дому, внезапно мне стало так плохо, будто начал помирать. Ничего не помню. Там на дороге большое движение, ты знаешь там интерстейт, а я потерял сознание. Очнулся - меня полиция в чувство приводит. Три машины, не считая моей, - всмятку, от меня спиртным воняет, словно я бочку вылакал. Чудо, что трупов не было, и сам жив остался. И накрылась мое мэрство. Городок наш голосовал за Вигинса. Такая к нему любовь образовалась. Начальником полиции у нас тогда был Паулуччи. Хороший был человек, но вот жил слишком долго. Только через два месяца после выборов тоже попал в автокатастрофу, и бог вознаградил его за все. Понимаешь?
- А Вигинс?
- Что Вигинс? Ничего. Вигинс мэром стал. Я же толкую тебе.
- Какое отношение Вигинс имеет к смерти моего отца?
- Я провалился на выборах, а твой отец умер от инфаркта через два месяца. От инфаркта. Так утверждали.
- Это все?
- Нет. Твой отец до чего-то докопался. Вот в чем дело. Понимаешь?
- До чего?
- Знаешь, мне нужно ехать, у меня в «Плазе» встреча с инвесторами. Я тебе позвоню, Джейк. Скоро выборы. И если хочешь знать мое мнение, то ты лучше держись от всего этого подальше. Это мой тебе совет, парень. Добрый совет, как доброму другу. Позвоню тебе на днях, сынок.
Глава 3
Если свернуть с Мэйн-стрит сразу за Китайским магазинчиком направо, на улицу Синих драгун, то вдали будет виден бронзовый памятник драгунам, павшим в гражданскую войну. Никто уже не помнил, на чьей стороне погибли драгуны - северян или южан. Но ежегодно в День города торжественная процессия, шествовавшая во главе с мэром от мэрии к Биг-ривер, возлагала к подножию монумента венки. А сразу за поворотом на улицу Синих драгун в тени деревьев был небольшой ресторанчик Фанкони. Странное дело, сам итальянец, Фанкони терпеть не мог макароны, они у него в заведении никогда не водились. В этом Джейк полностью был солидарен с ним. Зато у Фанкони водилось множество других вкусных вещей, было уютно по-домашнему. Поэтому здесь всегда был народ, собирались школьники из Школы Святого Патрика, любили посидеть студенты университета и колледжей, да местные интеллектуалы, которых в провинциальном Мэдисоне было немного.
Джейк и Кэти провели здесь не мало времени, поедая мороженое, болтая и соприкасаясь, время от времени, коленями под столиком, и касаясь, как бы случайно, рук друг друга. Это воспоминание волновало Джейка.
Он припарковался среди нескольких машин, стоявших у ресторанчика, сел за свободный столик у окна, внутри, а не на террасе. Здесь работали кондиционеры, было прохладно. Он осмотрелся. У Фанкони все было по-прежнему. Только за стойкой уже не было самого Фанкони. Вместо него там громоздился какой-то громила с накачанными мышцами и бритой головой. Таких накачанных, с бугрящимися мышцами типов Джейк встречал на улицах. На их плечах торчали обритые, похожие на футбольные мячи круглые головы. Глядя на такие головы, Джейк вспоминал: тиф бывает сыпной, брюшной, возвратный. Тип за стойкой ему совсем не понравился. Но официантки были все такие же, как и раньше - молодые, длинноногие. Раньше Джейк знал их всех, теперь, конечно, они были другие. Но столик был то же самый. Они с Кэти сидели именно за этим столиком. У Фанкони столики были с мраморными крышками, он ими очень гордился. Да, именно за этим столиком они с Кэти любили сидеть. Отсюда было видно здание городского музея в европейском средневековом стиле, кусочек парка с лодками на зеленоватой глади воды. Да, это тот самый столик.
Каким же он был глупым, тупым, сопливым балбесом. На выпускном балу, после той грозы и той ночи он перебрал, приревновал Кэти, танцевавшую с Майклом, подрался с ним, а потом с горя целовался с толстухой Мэрион, и, в конце концов, Кэти надавала ему оплеух и убежала, рыдая, потеряв туфельки. Он подобрал эти туфельки и сидел на парапете фонтана, прижав их к груди, сквозь пьяные слезы читал стихи о разбитой любви. Ему было стыдно до сих пор. Вечером следующего дня он узнал, что Кэти уехала в Калифорнию, в Беркли. На следующий день он уехал в Бостон, к матери.
И тут он увидел Кэти. Она вышла из «Вольво» и направилась в ресторанчик. Джейк закрыл глаза, а когда открыл, она уже вошла и сразу увидела его.
- Привет, - сказала она, доставая из сумочки сигареты и зажигалку. Светлые волосы лежали на плечах, зеленые глаза непонятно смотрели на Джека.
- Привет. Как ты узнала, что я приехал?
- Дядя Джейк позвонил мне рано утром и сказал, чтобы я позвонила тебе.
«Старый хрыч», - с нежностью подумал Джейк.
- Есть хочу, - сказала Кэти. - Просто умираю от голода.
Он смотрел, как она ест, мило, но с большим аппетитом. С какой наследственной тысячелетней грацией двигаются ее худенькие руки.
- Знаешь, - сказал Джейк, - я всегда удивлялся, как в тебя, такую хрупкую, входит такая прорва еды. - Ему до смерти, до головокружения хотелось поцеловать ее глаза, ее губы, ее нежные щеки с чуть заметными конопушками.
- Дурак, - просто сказала Кэти, откусывая большой кусок малинового пирога. - А вообще-то, эти очки тебе идут. В них у тебя такой умный вид, что не подумаешь...
У Джейка отлегло от сердца. Это была все та же Кэти.
- Помнишь, когда тебе было десять лет, ты у нас на барбекю объелась, и у тебя болел живот?
- А ты помнишь, когда тебе было семь лет, ты подставил мне подножку, я разбила коленку и потом отмутузила тебя?
- Кэти, - сказал Джейк, - у тебя бабочка в волосах.
- Джейк, - Кэти провела своей загоревшей рукой по волосам.
***
- Студенты какие-то лопоухие, - сказала Кэти, когда они остановились у памятника Синим драгунам. Голуби сидели на медных головах всадников, подбирали крошки на тротуаре, взлетали, шелково треща крыльями.
- Но ничего, жить можно. Я читаю курс новейшей истории Европы.
- Это кому-нибудь нужно? - осторожно спросил Джейк.
- Некоторые слушают. Поначалу у меня были вообще Тутанхамоны. Потом я выиграла грант и стала специализироваться на новейшей Европе. И знаешь, кое-что получается.
- Ну, как же, ты же - Кэти Дилан, - поддел Джейк. Диланы всегда стремились быть первыми в городе. Так было спокон веку, пока не умерли мать и отец Кэти, а мачеха не исчезла где-то в Европе.
- Как там, в Бостоне? - не обратила внимания на иронию Джейка Кэти. - Как погода?
- Когда улетал, шел дождь. А что это здесь всех интересует погода в Бостоне? Дядя меня вчера доставал этой погодой.
- Нас здесь жара замучила. А в Бостоне живешь ты.
Джейк задохнулся.
- Кэти! - кто-то окликнул ее с другой стороны улицы.
- В восемь на том же месте, - быстро сказала Кэти. - Ты не забыл?
- А это, кажется, Джейкоб Барнс, если не ошибаюсь? - Долговязый мужчина, улыбаясь, протягивал руку. - Не узнаешь меня? Я - Муми-тролль.
- Черта с два тебя узнаешь, вымахал-то как, - протянул ему руку Джейк.
- Ребята, мне пора, - сказала Кэти, - я и так опаздываю. - Она быстро пошла к машине, легкая, порывистая, слегка удивительно приятно косолапя. В джинсах она почему-то всегда слегка косолапила. Это до того нравилось Джейку, что он просто балдел от ее походки.
- Я дядю приехал навестить, - сказал он Муми-троллю, а в просторечии Сиднею Полаку, сыну хозяина Китайского магазинчика. - Старик что-то прихворнул, я его навестил. А ты здорово изменился, Сидни. - Джейк пошел вслед за Кэти, к своему «Форду».
- Да, - с гордостью ответил Муми, щуря свои узкие водянистые глазки. Он все так же, как прежде, принюхивался своим длинным, вислым носом. - Никакого лишнего веса. Совсем никакого. И, заметь, никакой специальной диеты. Просто много двигаюсь.
- Извини, - сказал Джейк. - Я тоже спешу. Можно я тебе позвоню? - Кэти подходила к «Вольво».
- Звони прямо в магазинчик. Отец отошел от дел. Теперь я хозяин. - Его оливковое лицо сияло от гордости.
Кэти села в машину, «Вольво» тронулся и скрылся за поворотом.
- Пока, Муми, - сказал Джейк.
Глава 4
- Город очень изменился, мой мальчик, - говорил дядя Джейк за ужином. - С тех пор, как ты уехал и носа не показывал, многое случилось в городе. Он уже не тот. Это не тот старый добрый Мэдисон, какой ты знал. Того Мэдисона больше нет.
- Я догадался, - сказал Джейк. Когда он вернулся от Уайтбреда, дяди еще не было. Джейк принял холодную ванну, долго лежал в ней, ощущая божественную прохладу и размышляя. Потом он позвонил в университет, но ему ответили, что доктор Дилан на Совете. Он порылся в библиотеке дяди, с удивлением обнаружил на отдельной полке журналы со своими рассказами, папки с газетными и журнальными статьями, три своих книги. Это его растрогало. Потом он разыскал кое-какие справочники, которых у дяди оказалось, на удивление, много, папки с вырезками о Мэдисоне, журналы со статьями о городе. Выписок никаких он не делал, но картина, нарисованная Уайтбредом, похоже, подтверждалась. В городе, определенно, что-то происходило. Это не было внешней экспансией. Внутри самого города подспудно шли какие-то экономические и социальные процессы, в корне изменившие его атмосферу, его лицо. И это лицо не понравилось Джейку. Потом он съездил к Фанкони.
- Ты видел на улицах наркоманов, пьяниц, бритоголовых?
- Видел, - подтвердил Джейк - На Севере он привык ко всему этому, а здесь, в их старом добром Мэдисоне, это казалось диким. Только сейчас он осознал это. Это же не Север. Это его родина, его маленький городок, в котором всегда было все хорошо. Но не сейчас.
- Цивилизация наступает, - усмехнулся он и пошел наверх, чтобы переодеться.
- Не шути, - вслед ему сказал дядя.
Когда Джейк, переодетый в легкий светлый костюм, спустился вниз, старик дожевывал бифштекс.
- Она хорошая девочка, - сказал он, увидев в руках Джейка букет. - Я тебе всегда говорил это. Обалдую. Слушай, что я тебе скажу: она никогда ни у кого ничего не просила. Никогда.
***
Были уже густые сумерки. На юге рано темнеет. Он забыл об этом, а теперь радовался своему узнаванию давно забытого, но такого близкого. Кэти ждала его там, где они встречались давным-давно, за тысячу лет до нашей эры, в прошлой, далекой жизни - у старого искусственного грота в парке. Она была в зеленом платьице.
Он протянул ей букет, она взяла его, опустила лицо в цветы. Он молча стоял, почему-то не зная, что делать дальше.
- Скажи мне что-нибудь, - попросила Кэти. - Скажи мне, Джейкоб Барнс. - И тогда он сказал то, что должен был сказать еще десять лет назад или десять тысяч лет назад:
- Я не могу жить без тебя, Кэти Дилан.
Она с напряженным лицом сказала ему в сумерках южного вечера:
- Я люблю тебя, Джейкоб Барнс. И всегда любила. - Она положила ему руки на плечи, обхватила его шею, не выпуская букета, поднялась на цыпочках и крепко-крепко поцеловала, и он ощутил на своих губах горечь ушедших лет.
Она взяла его за руку, они пошли в совсем уже сгустившемся вечере, уже в темноте, под деревьями по улице, пустой и тихой, но скоро остановились возле небольшого дома. Голубая луна уже плыла над крышами, пахло травой.
- Я здесь живу, - сказал Кэти. - Это мой дом, Джейк.
Они поднялись на террасу, и Кэти отперла дверь.
***
Ее волосы разметались на подушке и щекотали ему нос.
- Сколько лет мы потеряли, - прошептала Кэти.
- Десять тысяч, - прошептал Джейк.
- Миллион.
- Сто миллионов.
- Почти вся жизнь. Но у нас все еще впереди. Почти целая жизнь.
- И еще один день сверх того, - прошептал Джейк.
- А я была набитая дура. - Она повернулась к нему и оперлась на локоть.
- Нет, это я набитый тупой дурак.
- Ты тоже дурак, - согласилась Кэти. - Мы два дурака. Два набитых дурака. И нам хорошо.
- Нам хорошо, - отозвался Джейк.
- Пусть будет все так, как будет.
***
Он проснулся поздно. Кэти спала, свернувшись калачиком, поджав ноги. Джейк принял ванну и позвонил снизу из кухни.
- Мне нужен мистер Ивенс. - И представился.
Секретарша соединила, и он услышал тихий голос: «Ивенс слушает».
- Здравствуйте, мистер Ивенс. - Это Джейкоб Барнс - юниор.
- Я понял. Чего ты хочешь?
- Увидеть вас.
- Значит так, в полдень приезжай ко мне в офис. Жду.
Кэти спускалась по лестнице в зеленом халатике. Джейк обнял ее и поцеловал. Она отстранилась, посмотрела ему в глаза:
- Это я отправила тебе письмо.
- Что? - не понял он.
- Я отправила тебе письмо.
- Какое письмо?
- Какой ты, Джейкоб!
- Что ты сказала?
- Давай, позавтракаем, - сказала Кэти и стала хозяйничать, готовя еду.
- Но, почему - ты? - Джейк тупо смотрел, как она ходит по кухне, возится с посудой.
- Я тебе говорила, что у меня тема - новейшая история Европы?
- Ну да, - ничего не понял Джейк.
- Так вот, один из разделов - переселенцы из Восточной Европы после Второй мировой войны. Я работала в столице штата, в федеральном архиве. Это было весной. Ты меня понимаешь? А то вид у тебя обалделый.
- Понимаю, - сказал Джейк, ничего не понимая.
- Так вот, я работала в федеральном архиве и случайно там оказалась эта папка. Они были эсэс. Ты знаешь, кто такие эсэс?
- У меня тоже была дипломная работа о Второй мировой.
- Хорошо. Они были эсэс. И после войны укрылись в Штатах. Эсэс - это звери в человеческом обличье. А эти были не просто эсэс, они были предателями своего народа. Они были из национальных формирований эсэс, предатели. Они служили немцам и убивали всех подряд - женщин, детей, стариков.
- Постой, постой. При чем здесь все это?
- Не перебивай. После войны они бежали из Европы к нам, в Штаты. Федеральное правительство знало о них все. Но их не выдали. Они были откуда-то с Востока Европы, а потом несколько лет кочевали по Штатам, заметали следы.
- Ну и что? Это было так давно.
- Не спеши, Джейк. Они осели в нашем округе, потом у них пошли дети и эти дети стали у нас уважаемыми людьми.