Девушку звали Марина и линия ее руки была очень даже загадочная. По крайней мере, никто еще не расшифровал ее толком, хотя многие пытались. Сейчас вот тоже перед ней сидел в кресле америкос ебаный и пытался ей что-то говорить, гадая по руке. Только она ничего не понимала да и по фигу ей. "Откудава ж к нам прехал, гад,"- только и свербело у нее в мозгу. Языкам она, к сожалению, не обучена была. Да, это, конечно, большой ей минус. Ленивая вся в мать. Та вечно не работала, а как Маринка пошла путанить по Интуристу, стала просить, чтоб та ей шмотки фирменные приносила почаще. Абсолютно без понятий, блядь, женщина. Ну, деревенская, конечно, баба. Иностранец между тем дал ей стакан виски и с удивлением смотрел, как она залпом его хуйнула. Ей этот самогон не впервой пить. Он противный, но крепкий. Пробивает. Турист начал что-то спрашивать. Она замахала руками и закричала на него, чтоб он понял ее лучше. Но он ни хуя не мог понять. Ладно, это и не важно совсем. В номере приятно пахнет хорошими сигаретами и французской туалетной водой. Этого у иностранцев не отнимешь. Они чистые. Этот тип загорелый стройный красивый. Ухоженный весь такой и очень упитанный. Ноги накаченные, как у спортсмена, и волосатые. Он драл ее довольно долго. Видно, что давно без бабы. Путешественник. Потом долго мылся в ванной. Она пока листала какой-то глянцевый журнальчик. Турист вернулся, подошел к Марине, пристально посмотрел на нее и ударил прямо в нос. Пошла кровь. Она вскрикнула. За что, падла? Какая пошлость. Вот она хваленая цивилизация. Наверное, теперь синяк будет. Вынужденные прогулы. Придется наказать гада. У, америкосы проклятые. Весь мир хотят хапнуть. Марина решила обязательно что-нибудь украсть у туриста. Когда он заехал ей второй раз, она ебнулась головой о стенку. Но не заплакала, чтоб не опозорить родину. Вспомнила непроизвольно, как терпели наши герои типа молодогвардейцы и другие. Турист поставил ее раком и стал ебать прямо зверски. Вихрь воспоминаний в ее тупой башке, пока он не вынул хуя из жопы. Десять ровно красных, вполне номенклатурных рож на той хате в лесу, где она одна женского пола, а подружка Жанка сбежала, сучка. Слиняла тварь немытая. Но ей еще будет за это хорошей пизды. Мужики, блядь, делали с ней все, что хотели: топтали ногами, ссали на нее сверху, всячески оскорбляли. Наконец, вообще охуели, дошли, уроды, до крайности - принесли ржавую опасную бритву и стали вырезать матерные слова на ее теле. Животные! Она лежала на холодном полу, связанная колючей проволокой, проклинала все на свете, но пощады не просила, потому что была уверена - кто-нибудь обязательно придет на помощь. Так оно и случилось в итоге. Пришли два лесника. В ушанках с торчащими в разные стороны ушами, в ватных штанах, полушубках овчинных, огромных валенках и с одной на двоих двустволкой. Они гоняли по лесу волков и нечаянно набрели на это похабное зимовище. Зашли с мыслью погреться и увидели такое, что не дай бог каждому присниться. Но не растерялись мужики наши, проявили солдатскую смекалку. По закону совести поставили всех уродов к стенке и расстреляли их без всякой жалости. Всю эту горячую десятку вспотевших, разошедшихся не на шутку жирных харь. Марину развязали, обогрели, дали хлебнуть спирта из фляжки. Отошла малость девка. Заулыбалась помаленьку, захотела жить и заниматься оральным сексом. Благодарна была, конечно, своим спасителям без меры. Жарко целовала некрасивых колючих мужиков. Обнимала их, как родных. Ведь убили бы ее те оборотни обязательно. Стопудово. Но, оказывается, есть еще в нашей стране настоящие люди. Не все, блядь, окончательно скурвились. Маринка сама спод Курска была родом, но давно уже из дома сбежала в поисках лучшей бабьей доли. Поработала плечевой на трассе, где ее раз чуть не грохнули. Пожила в общагах, переезжая с места на место. Бедствовала, голодала, пьянствовала, торчала, тяжело болела. Все было на самом деле. В рот брала у кого попала за жалкие деньги. Случалось на станциях отдавалась за банку тушенки. Жрать то хочется. А потом познакомилась с Серегой возле вокзала в большом городе. Она ходила там, как чумная, и просила закурить у граждан мужского пола. Он за ней долго наблюдал и в итоге предложил выпить. Марина не отказалась. Она не спала двое суток и вмазать просто мечтала. Ей надо было срочно забыться и отключиться от всего на свете. Иначе пиздец. Пока шли до барака серегина, рассказывала пацану свою краткую биографию, преукрашивая, конечно, некоторые факты. Кое-что вообще пропускала из скромности. По сути, она лживая была девка, хоть и симпатичная. И прикид вполне современный. - Я как прикинулась, Сережа, - она ему рассказывала, когда курили на крылечке барака, решив уговорить одну бутылку прямо из горла, чтоб не делиться с серегиным батей, который до водки был страшно жаден, - мы с Жанкой одну овцу малолетнюю ночью встрели в районе пляжа. Чего-то она там прогуливалась совсем одна так поздно. Да нам по хую. Не наше дело. Может, из дома сбежала мокрощелка. Мы ей закурить дали и поговорили с ней немного. Потом вижу, блядь, на ней тапки клевые и говорю, мол, снимай шузню, чувиха. Та беспрекословно подчинилась. Выступать не стала. Дальше и с джинсами точно так же рассталась и с рубашкой. Мы ее с Жанкой вообще наголо раздели и связали. Жанка говорит ей, что, мол, сейчас мы тебя убивать будем, крыса. А та молчит, как в рот воды набрала. Не скулит даже. И широко открытыми глазами на нас, блядь, смотрит. Короче, не знаю, что на нас нашло Сережа, только били ее на смерть. Пинали ногами, чулком пробовали душить. Ковыряли куда попало ножиком, который Жанка с собой постоянно носила. Она воровка, кстати. Сидела за это. А если с мужиком побудет, обязательно что-нибудь зацепит. Хоть какую-то мелочь. Короче, пиздим мы эту сучку драную и никак кончить не можем. Представляешь? Тогда сообразили. Развели костер из сучьев и бумаги и бросили туда эту малолетку. А сами убежали. Вот и все. Только рано утром я решила из тех мест сдернуть. И вот видишь на свое счастье тебя встретила. Она уже прибалдела прилично на пустой желудок и старые дрожжи. Обнимала нового дружка и целовала его в губы. То и дело благодарила за выпивку. Это у нее, овцы, заклинило. Вошли в барак, весело звеня посудой и смеясь громким смехом. Все по хую. Молодые они да ранние. Реготали над какой-то смешной шуткой так, что за стенкой стучаться начали. Потому что там покойник был в ту ночь. Батя серегин спал после смены на койке и храпел на всю комнату. Тихо тикали часы Кукушка. Еле-еле тлела печка. Пахло керосином и навозом. В окно был виден кузов большого и грязного самосвала, который стоял здесь уже пятые пьяные сутки с запрокинутым кузовом. Водитель, Зубр Коля, находился в длительном запое. Маринка с Сережкой сели за стол крытый рваной клеенкой, выпели сразу две штуки вина быстро, чтоб моментально догнаться и не делиться с противным батькой. Забалдели капитально и от души развеселились. В оконцовке разделись наголо, врубили музон, игнорируя стуки в стенку. Очевидно полагая, что покойнику музыка не помешает. Плясали так, что со стен, оклеенных пожелтевшими обоями, попадали фотографии, на которых серегин батя был изображен рядом с ихней матерью, которая умерла пять лет назад от водки. Развлекается, в общем, молодежь по-своему. В этот момент просыпается батька, садится на койку в одних трусах, прочищает глотку, тянется рукой за Примой на табуретке, громко кашляет. Вдруг видит перед собой, как в тумане, гнусную картинку. Двух прыгающих голышом подонков. Хоть стой, хоть падай. Разврат, думает, крутой, как в Шанхае. Понимает мужик, что так нельзя делать по всем понятиям. Ведь за стенкой лежит мертвый дружок Петька, который попал по пьяному делу под поезд. Встает работяга, которому отдыхать бы еще после тяжелой смены, и, покачиваясь, приближается к шпане. Пытается урезонить молодежь словами. А та ноль внимания. Ей все по хую. Еще пуще балдеет и смеется над паханом. Тогда батька хватает со стола нож, которым еще недавно резал сало, и хочет воткнуть его Сереге в бок, чтоб проучить хуевого сына на всю жизнь. Преподать щенку хороший урок. Да они только такое обращение и понимают, цацкаться с ними, отморозками, бесполезно. Но Сережка ушлый был парнишка, хоть и слегка забитый на вид. У него топор завсегда наготове лежал на всякий пожарный случай. Выхватил его мгновенно из похоронки и, не колеблясь ни минуты, раскроил агрессору череп. Марина обняла дружка крепко и повисла на нем, обожая его в тот миг дико за храбрость. Потом сказала негромким голосом - - Давай уедем отсюда, милый. Он враз согласился. Мольчонка в красной рубашонке, рваных джинсах, поношенных крассовках. Довльно симпатичный. Кликуха Крокодил. Уже социально опасный, несмотря на мапый возраст. Неслабо отметился в дуркею Не колебался ни минуты. А, бичивать так бичивать. Он налил ей вино прямо в чашку, а себе в кружку. Они, не чекаясь при покойнике, выпили за любовь и дружбу. - Да играть на инструменте, девки, это вам не хуй сосать, - заговорила Маринка скороговоркой со сна, непонятно к кому обращаяясь, - тут талант нужен, а не одно только призвание. Под утро, когда они оба окончательно проснулись, она стала рассказывать Сергею про то, как по Интуристу путанила. Чтоб не журился хлопчик, как в Крыму говорят. - Ну, и чем дело-то кончилось? - спросил, наконец, пацан, испытывая уважение к подруге, которая так много испытала в этой жизни. - Да хуйней полной, - отвечала девушка. - В номер долго стучали. Мы не открывали. Думали, что уйдут звери на хуй. Они ж, суки, сломали, блядь, дверь на хуй и ввалились трое человек с автоматами. Мне сразу пизды отвалили и увели. Держали в подвале, кормили плохо. Били часто, пытали. Настаивали, чтоб я в чем-то созналась. Дебилы ебаные! Но я молчала наглухо. Ушла в крутую несознанку. Держалась, твердо верила, что выберусь оттуда. Так оно и случилось. Вот я и встретилась с тобой, дорогой ты мой человек.