Бирюзовые волны как пена цвели
Той весны, той сирени простой и махровой,
Когда шли эшелоны домой из земли
Соловецкой советской чумной и бубновой.
Я увидел красивых рыбёшек в тазу
Продавца на базаре, купил и на волю
Отпустил. В цветнике воспитал я грозу,
И она увенчала торгующих болью.
Я видал, как по бритвам бежал ветеран,
Рыб летучих, с макрелью играющих в жмурки,
След мой словно от гусениц трактора шрам
Заживляла ладонь филиппинских хирургов.
Меня поднял как знамя горячий Гольфстрим,
От горячего лба дружно айсберги мёрли,
Я из пушки летя на Луну, в Третий Рим
Угодил, слыша клёкот орлиный двугорлый.
Небо звездное было как цирк шапито.
Из созвездья Трапеции как вольтижёры
Манты реяли. В сером безликий Никто,
Как попона, скрывал перламутр в офшоры.
Поцелуй океанов - панамский канал
Длится тысячу лет, как Ромео с Джульеттой,
Подпирать небосвод атлант не уставал,
Не кончалось цветочное детское лето.
Юлий Цезарь хватался за множество дел;
Осьминог наряжал новогоднюю ёлку,
Мыл тарелки, над люлькой младенца радел,
Как ди-джей ставил диски, крутил кофемолку.
Альпинистами в связке лангусты идут,
Крестоносцами гроба Господня взыскуя,
На них Золушки кучер набросил хомут,
Им из детства мерещится вкус рататуя.
Салютует созвездьям фонтанами кит,
Осьминог творит Бога по образу Шивы,
Латимерии вечно обиженный вид,
Словно ей четвертованных части пришили.
Осьминог о господстве мечтал мировом
Как живая держава, в руке каждой скипетр,
А Сальватор на дне мечтал выстроить дом,
Для дерзанья свободных приматов-амфибий.
Симплегады стремились меня прищемить,
Словно лифт в Шереметьевском аэропорте,
Помогла GPS-навигатора нить
Ариадны челюскинцам, в льдинах затёртым.
Каракатицей выпустив пыли мешок,
Я ушел, отменив абордаж флибустьеров,
В Антимир. У учителей вызовет шок
В кляксе явленный марш на костёр тамплиеров.
Видел я как Голландца Летучего бег
Завершили пираты двадцатого века,
DOOM на Марсе сбирается Вещий Олег
Завалить валуном безнадежного грека.
Новый день подрывался на складе петард,
Псы на лающем острове все околели,
Жрал живого пингвина морской леопард,
Как матрос утоляющий похоть в борделе.
Я свидетель, как клятву дал черный корсар
Губернатору мстить за зеленого брата.
Невидимка на фоне ковра ягуар
Снежным барсом пикирует в цель с Арарата.
Съесть бы сэндвичем Сандвичевы острова,
Голод зрелищ насытив, стравить домостроем,
Колизеем, рабов пораженьем в правах,
Китобоев удачливейших геморроем.
Братья ихтиозавры убиты в борьбе,
Им на смену пришли револьверы акулы,
Возлегает дельфин на прилива горбе,
На верблюде кочевником широкоскулым.
На завод фрезеровщиком нанят нарвал.
Трепанация черепа, нефтью нахлынешь
На пустынные стогны - легенды финал
Биатлона, норвежского снайпера финиш.
Океан разбухал исполинской квашней,
Мокрым скотчем заклеены хрупкие волны,
Кашалот подавился акулы спинной
Гильотиной, к Людовику жалости полный.
Кандалами коррупции граждан морских
Нефтяное пятно, разливаясь, сковало.
Чувство локтя предательски дало под дых,
Круговая порука жертв колесовала.
Воровать, убивая, но не голодать,
Клялась Скарлетт акула - зубов револьвером
С вышкой русской рулетки - крадущийся тать
В ночи будет взят на абордаж флибустьером.
Прокаженный атолл термоядерных зорь,
Лупанар перебравшийся тлеть в лепрозорий,
Там кровавый мясник, вурдалак, живодёр
Исполняет трагический фарс лукоморий.
Увидав впереди Геркулеса столбы,
Развернул я оглобли - капризный и юный -
От приюта для трудных подростков судьбы
Сорванец с переулка Парижской Коммуны.
В небе сизом от боли горела заря,
Взяли на абордаж приключения шхуны,
Альтруиста комбата кумиром творя,
Храпоидолом, Зевсом Парижской Коммуны.
Пьяный бег по волнам мне являл дежавю:
В прошлой жизни я был гастролёром театра
Погорелого. Алый рассвет - рандеву
С бензовозом, в него я влепился на татре.