Я по рекам бежал как по рельсам альков,
Пассажиром себя ощутив безбилетным,
Расстреляли индейцы моих бурлаков,
Привязав нагишом у столбов разноцветных.

Экипажа судьба не томила меня,
От фламандцев зерна и английского хлопка
Я был важностью полон, в верблюда коня
Превращающей лопастей Карлсона кнопкой.

Я рубил Ариэлем коварства дрова,
Заточившей в сосну мой хребет Сикораксы,
Отвязавшиеся в путь полуострова
Побежали - триумфального хаоса кляксы.

Грозы благословили морской абордаж
Приключений. Я галькой летел рикошетом
Голиафу в лоб: камня и кости марьяж;
В рот Дантесу - сверлить гнилой мозг пистолетом.

Как зелёное яблоко в дёсны мальца,
Просочилась вода в мой еловый ботинок,
Вымыв палубу от рвотных масс мертвеца,
Рот которого служит гнездом для личинок.

Упоенный абсентом и звезд молоком,
Утопивший корону полярной державы,
Восхищенный, задумчивый, с бледным челом
С ватерлинией вровень утопленник плавал.

Синева синева синева синева,
Облака облака облака облаками;
У верблюда морского в горбах синема:
Жизнь скульптуре дана Сатаны Адвокатом.

Идеального смерча тяжелый атлет
Выкорчевывал зубы китов - баобабы,
Как, разбег голубей, восхищенный рассвет
Дал пиратам на Пасху вкус ромовой бабы.

Рты эринии в драке замкнули на скотч.
На закате, мистическим ужасом полных,
Антигону с Эдипом слепым гонят прочь
От порогов негостеприимные волны.

Я обоями клеил гавайский закат
В Петербурге поверх Ледовитой Авроры,
Как чиновника сон: за откатом откат,
Вал за валом катились - к чертям прокуроры!

Зыбь кидалась на рифы - свиней легион -
Я не ведал, что светлые стопы Марии
На одышливых монстров найдут угомон,
Успокоят свинарник в момент истерии.

Я касался крылом небывалых Флорид,
Где цветы распускались глазами пантеры,
Ламантины лелеяли свой целлюлит
На подводных лугах, бьясь за титул Химеры.

Водопад - древа мук, Иггдрасиля орган,
Летаргической речки припадок падучей,
В камышах, в вершу канувший, Левиафан
Разлагается раблезианскою тушей.

Под брилльянтовым небом в милльоны карат,
В глубине тошнотворных заливов угрюмо
Анаконды, едомы клопами, висят
На деревьях кривых, смердя черным парфюмом.

Я включил Эльдорадио рыб золотых,
Хор церковный кузнечиков в медленном темпе,
С горок американских срывались в кусты
Прикорнувшие дети халявы на ленте.

Море, мученик в меридианах вериг,
Чьи рыданья порой услащали мне качку,
Отнимало присоски кальмарьих интриг
И прощало меня, как еретик палачку.

Я был островом чаек, куда Гулливер
Альбатрос опускался, пометом замаран,
И в меня на ночлег через черную дверь
Водворялся утопленник, пятясь омаром.

Я, заброшенный, то ураганом в эфир
Выше птиц, то затерянный в бухтах косматых;
Кит гренландский мой остов возьмет на буксир,
Если я прохужусь, а не мытарь фрегата!

Своевольный, одетый в лиловый туман,
Я, таранящий небо, как красную стену,
Скоростной, словно пиццы разносчик, сапсан,
Плесневелого солнца несу гобелены.

Я, бежавший в эскорте коньков-горбунков,
Умыкнувший перо легендарной Жар-птицы;
Небо пепельным стало, ведь выкрал инко-
Гнито ультрамарин на побелку светлицы.

Я, дрожавший, почуяв за тысячу вёрст
Бегемотихи течку и гонку Мальстрима,
В нафталин окунувший акулу, как Хёрст,
Я грущу об Европы альковах интима?

Звёзды - узники Архипелага Гулаг,
Вот, одна сорвалась, игнорируя нары!
Так подпольный богач набивает тюфяк
Золотыми монетами рейхканцелярий.

Изрыдалась душа! Будоражит заря,
Как короста, расчесанная в лепрозории!
Меня пучит любовь коноплей пузыря.
Пусть взорвется мой киль, только выйти бы в море!

Средиземного моря милей ручеёк
Между вмятин брусчатки холодной и чёрной,
Где кораблик, как майский летит мотылёк,
Направляемый мальчика волей упорной.

Отсекает грех острой как бритва волной - 
Плыть в кильватере хлопкоторговцев - свобода,
Перед яхт с вымпелами чванливой толпой,
Под глазами-фингалами каторжных ботов!