Когда папы не стало, а не стало его в начале февраля 1989 года, я стала частенько наведываться на улицу Усиевича, к Ире. И добираться было удобно, попутно из МАИ. Наш район - Сокол - Аэропорт.
Зачем к Ире? Да потому что "курочку не накормишь, а девушку не нарядишь". Постоянно хотелось. Чего-то. В начале девяностых ничего особенного в магазинах не было. Хотелось новые джинсы, сапожки, кофточку, курточку.
Можно было ещё прокатиться до Рижского рынка и приобрести там варёные джинсы, самопальные. За не слишком дешево, около двухсот рублей за джинсы. Для справки - средняя зарплата в 1990 году была примерно около 250 рублей.
Мне до сих пор непонятно, чем же таким крайне важным мы занимались в НИИПМЭ МАИ, но платили нам весьма неплохо по сравнению со средней зарплатой тех лет. Я могла позволить себе и джинсы, и съездить куда-нибудь, и маме новый плащ помочь купить.
Но на Рижском рынке товары всё же были сомнительными, а вот у Иры было всё настоящее, всамделишное, прямо оттуда.
В её просторной и перепланированной по её желанию квартире в одной из комнат прямо на полу было свалено богатство - в одном углу горочка из джинсов и курток, в другом углу обувь, ближе к третьему - нижнее белье, примерно где четвертый угол - рубашки и блузки, ну а посередке - магнитофоны и прочая электроника.
Посетителей Ира от входной двери направляла в ту комнату, рыться в богатстве, выбирать - кому что нужно, кому что нравится.
Случайным людям в квартиру попасть было невозможно. К Ире приходили только близкие знакомые и близкие друзья близких знакомых. Никаких посторонних.
Тогда это называлось фарцовкой (фарцовка - сленговое название запрещённой в СССР подпольной покупки/перепродажи (спекуляции) труднодоступных или недоступных рядовому советскому обывателю дефицитных импортных товаров. Подавляющим большинством предметами предложения и спроса фарцовки выступали одежда и аксессуары. Также популярными были звуконосители (виниловые пластинки, аудиокассеты, бобины), косметика, предметы быта, книги и т. д. Предметы фарцовки, или само явление вообще называлось "фарца́".
Фарцовщиками были, в основном, молодые люди (студенты), а также лица, по роду своей деятельности имеющие возможность тесно общаться с иностранцами.)
Такая торговля была не вполне легальной. Все это понимали, но никто не заострял внимание, что нелегально.
И я вот туда к Ире тоже стала наведываться. Вещи были явно другого качества и фасона, чем на Рижском рынке. Цены у Иры были с постоянным скидками для своих. В круг "своих" я тогда входила.
Избаловал меня папа хорошими вещами. Постоянно что-то из командировок по странам Варшавского договора привозил. Его не стало, появился такой вот выход, который, однако, безусловно так и не заменил мне моего отца... Разве вещи могут заменить любимого человека?
Потом необходимость в поездках к Ире за вещами пропала. Жизнь в стране да и у меня лично вошла в другое русло. Но жизни Иры и её детей продолжались.
Будучи очень деятельной женщиной, Ира постоянно ввязывалась в какие-то авантюры, пытаясь увеличить изначальный капитал, расширить свои приобретения и владения. Ира поверила - деньги могут всё (или почти всё!).
И вот она уже подъезжала к воротам дачи на собственном авто. Водительское удостоверение было приобретено у знакомых гаишников, за деньги.
Далее деятельность Иры выпала из моего поля зрения, потому как моя собственная жизнь тоже была вполне насыщенной. Лишь однажды долетело - "Ирка с детьми срочно покидает Москву, улетает в Америку! Насовсем! Она задолжала Барсику много денег! Барсик пообещал повесить Ирку и детей на березах на её даче, где она летом так всех принимать любит!"
И что вы думаете? Да, Ира схватила дочь и сына в охапку и моментально улетела в Америку. С Барсиком шутки плохи! Пообещал - повесит!
Барсик стал требовать возвращения долга с Иркиной матери. Матери ничего не оставалось, кроме как подарить Барсику половину большого дачного участка в престижном месте, доставшегося ей (и Ире) по наследству. После этого Барсик успокоился и построил на том подаренном участке каменный дом, среди сосен и берез (на которых обещал повесить Ирку с детьми). Поселился в том доме с женой и с сыном, прямо под боком у Иркиной матери.
А Ире так и так не на что было в Москву возвращаться, да еще с детьми. И начала она благоустраиваться в Майами. Думаете - просто это было? Нет, совсем-совсем не просто. Но Ира - тертый калач! Барахталась, барахталась, но на ноги встала! И снова мужчины стали с нескрываемым восторгом в её сторону глядеть.
Не знаю - сколько она Барсику задолжала, но и квартиру её на улице Усиевича Барсик тоже оприходовал. Таким вот прытким оказался житель города Долгопрудного.
И стал Барсик с женой и сыном жить да поживать, бражку и медок попивать, пока Ирка там в Америке барахталась. Но почему-то что-то у Барсика пошло не так.... всё чаще и чаще стало побаливать сердце, проверялся, лечился - ничто не помогло, не стало Барсика. Лет через семь после того, как Ира с детьми в Америку сбежала.
А потом и сына его не стало, слишком наркотиками увлекался.
Вдова Барсика одна мыкалась - хозяйство большое. Вновь замуж вышла, через год после замужества и этого мужа не стало. Всё там же, в том же доме, построенном на участке, что мать Иры отдала.
Вдова Барсика набожная, воцерквленная, молится усердно, словно что-то отмаливает у Господа. И жалко её, что такая вот судьба у неё суровая, когда, казалось бы, всё материальное есть.
Ирка же.... ну что Ирка.... на днях отпраздновала своё шестидесяти четырех летие в Майами. В кругу родных и близких. Весела, роскошна и радостна. У Ирки жизнь продолжается. И у ее детей жизни продолжаются, внуки подрастают.
Что она натворила? Почему Барсик хотел её и её детей на березах повесить? Понятия не имею.
И разве материальное ценнее людей и человеческих жизней? Если да, то в моем представлении это весьма странный подход к человеческим жизням.
Самому Барсику и его семейству ни дача в престижном месте, ни просторная квартира в хорошем районе, как мы видим, счастья не принесли.
Ира же, казалось бы, потеряла всё (материальное), но она продолжает жить и радоваться, и все родные и близкие люди рядом с ней.