Когда мне было лет пять или шесть, я очень любила автобусные билетики, среди которых иногда попадались счастливые. Если сумма трёх первых цифр на билетике равнялась сумме трёх последних цифр, то такой билет я считала счастливым и хранила потом долго-долго и всё норовила зажевать в укромном уголочке, ничем не запивая. Чтобы подействовал наверняка! Но, скорее всего, все те мои счастливые билетики не действовали. Не действовали тогда. Потому как дожидались они своего времени.... Ведь, как известно, всё приходит вовремя для того, кто умеет ждать. И сказал это не кто-то, а Михаил Илларионович Кутузов в романе Льва Николаевича Толстого "Война и мир".
Так в томе третьем, во второй части "Войны и мира" Лев Николаевич описывает беседу Кутузова с Андреем Болконским, за завтраком:
"- Ну садись, садись тут, поговорим, - сказал Кутузов. - Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец... - Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
- До чего... до чего довели! - проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. - Дай срок, дай срок, - прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого взволновавшего его разговора, сказал: - Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
- Благодарю вашу светлость, - отвечал князь Андрей, - но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, - сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. - А главное, - прибавил князь Андрей, - я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте...
Умное, доброе и вместе с тем тонко-насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
- Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню... Помню, помню, с знаменем помню, - сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания высказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
- Иди с Богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога - это дорога чести. - Он помолчал. - Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. - И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. - Да, немало упрекали меня, - сказал Кутузов, - и за войну и за мир... а все пришло вовремя. Tout vient à point à celui qui sait attendre (собственно, эта фраза на французском языке и означает: "Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать."). А и там советчиков не меньше было, чем здесь... - продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. - Ох, советчики, советчики! - сказал он. - Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит."
Мудр всё же Михаил Илларионович, очень мудр. И решения принимал своей головой, своим разумом, без советчиков. И понимал, что многое в этой жизни проверяется временем. Потому и подождать иногда бывает полезно.
Так ведь и быстрая лошадь скоро устаёт. Да и быстрая вода до моря не доходит. И всё в свой срок: придёт времечко, вырастет и семечко. Всё до поры до времени. Всё идёт в свой черёд.
И разве не так в наших жизнях? Вне всякого сомнения - всё именно так и обстоит. И время проверяет каждого из нас. И время же разум даёт (но не всем, к сожалению... - это уже от себя говорю).
Но в итоге - да, именно время всё расставляет по своим местам. И наши жизни складываются изо всего - из годов счастливых, и годов не очень счастливых. И даже из Годов Встреч. Мне вот выпало родиться в такой год, год встречи. Так получается, если подсчитать циферки года рождения как на автобусном билетике. Только не по три цифры суммировать если, а по две - две первые и две последние. И еще на мою жизнь, получается, выпало целых шесть счастливейших лет! Последний, предстоящий счастливый год для всех нас - 2020! Совсем совсем скоро этот год вступит в свои права..... И более в этом столетии автобусно-трамвайно-билетиковых счастливых годов, к сожалению, не предвидится! А до следующего счастливого автобусно-трамвайно-билетикового года нам не дожить....Так что, пожалуй, наступающий 2020 год следует отметить каким-то особенно праздничным способом! Лично мне хочется поехать в большой шумный город и затеряться в толпе людей. Посреди Празднества! Радоваться новогодним ёлочкам, радоваться людям, радоваться иллюминации и разноцветным фейерверкам! Всё же замечательный год впереди - 2020!
И я помню все свои счастливые годы....
Первым был год 1973 (в сумме - да - десять и десять). Мне тогда было восемь лет, и мы переезжали из бабушкиной квартиры в Кузьминках, где я проживала с родителями с самого рождения, в новую, полученную папой квартиру в Лианозово (точнее, почти в Лианозово). То был район новостроек, совсем необжитой, без зелени, без деревьев. И мне не очень нравилось там. Но делать было нечего. Дальше ютиться в бабушкиной трехкомнатной квартире в хрущевском доме всем нам не представлялось возможным.
Помимо самой бабушки, папы, мамы, меня и моего младшего брата, в квартире ещё проживала тётка (дочь бабушки, сестра моего отца) с сыном (с моим двоюродным братом).
В одной комнате, самой дальней, жили все мы - папа, мама, я и брат.
В другой комнате, проходной, жила тётка с сыном. По праздникам и когда появлялись гости эта комната превращалась в гостиную и столовую одновременно. Большой стол, находящийся в тёткиной комнате, выдвигался на середину, сервировался - всё как положено, с вилочками, ложечками, ножичками, салфеточками, и устанавливался различными блюдами, которые аппетитно готовились на кухне площадью в пять квадратных метров. Да, такое вот историческое недоразумение - метраж кухни в хрущевке. Но каким-то образом мы все вполне себе жили в таких условиях. Семь человек в небольшой, но зато трёхкомнатной квартире. Где в самом привилегированном положении была бабушка - у неё была своя собственная отдельная комната! Площадью в девять квадратных метров! Комната была узкой, типа чуланчика, но зато с большим, полноценным окном, выходящим в фруктовый сад, что тянулся вдоль нашей пятиэтажки. И ещё из окна были видны два здания - наши с двоюродным братом школы.
В бабушкиной комнате всегда было особенно уютно и вкусно пахло духами Красная Москва и пудрой из картонной коробочки. Её кровать была застелена аккуратно светлым покрывалом, подушки взбиты и накрыты прозрачной тюлевой накидкой. Вплотную к кровати придвинуто черное кожаное кресло - сидение кожаное, а спинка и подлокотники из полированного дерева. Напротив кровати, через узенький проход, фактически вплотную к креслу деревянная тумбочка с зеркалом. И вот здесь на тумбочке можно было найти и бабушкины любимые духи Красная Москва и коробочку с пудрой для лица, и портрет бабушкиного мужа Стёпочки в красивой раме, и изящную вазочку с цветочками.
Напротив кровати, в ногах, но не вплотную, а у стены - вполне можно было створки открыть без всяческих загвоздок - примостился платяной шкаф, ну или гардероб. Тоже добротный, деревянный. В моде такие были в годах пятидесятых уже прошлого столетия.
На стене около входной двери в бабушкину комнату, около гардероба висело радио. Радио постоянно было включено. Бабушка слушала радиостанцию Маяк, ну и я тоже пристрастилась к этой бабушкиной привычке в итоге.
Понятно, санузел (совмещенный) тоже был небольшой. Но каким-то образом мы все жили. Грязными и голодными не ходили. А наше с двоюродным братом детство вообще было замечательным.
Наши развлечения после школы были самыми простыми.
Мы с двоюродным братом Серёжей учились в соседних школах, соединенных между собой застекленным вестибюлем, этаким коридором метров примерно в сорок длиной. Здания школ были одинаковыми - пятиэтажные коробки.
Окна бабушкиной квартиры смотрели как раз на наши с двоюродным братом школы. Жили мы тогда на улице Фёдора Полетаева, советского солдата, участника итальянского движения Сопротивления в годы Второй мировой войны, Героя Советского Союза, национального героя Италии. Если почитать биографию Фёдора Полетаева, то сразу становится понятно - жизнь его была непростой...
И мы вот тоже вот так вот живём-живём, и нам тоже досталось, не вполне простое. Но ведь каждому поколению на Земле выпадает что-то своё.
А в детстве о таких философских вопросах нисколечко не задумываешься. Тем более, в те, советские, времена мы и подавно ни о чём таком не думали.
Тогда, после хрущевской оттепели (с середины 1950х до середины 1960х годов), уже пришли Брежневские времена или Времена Золотого Застоя. Именно вот эти времена и выпали на наше с Серёжей счастливое детство.
Все взрослые работали и появлялись дома только вечером, поэтому мы с Серёжей были предоставлены сами себе. На правах старшего (на четыре года) брата он после уроков являлся за мной, из соседней школы, соединенной вестибюлем со школой, в которой училась я. Быстренько помогал мне нахлобучить шапку, натянуть пальто, переобуться. И подгоняя меня, уже с портфелем в руках, выталкивал из входной двери на улицу.
Зачастую Серёжа являлся за мной с приятелями, с компанией таких же одноклассников-оболтусов, как и он сам. И тут начиналось..... если дело происходило зимой, то меня сразу же засовывали в сугроб, наблюдая мои реакции. Потом давали в руку доску, с зажатыми на конце доски, в специально проделанной щели, пистонами. Требуя, чтобы я изо всех сил колотила той доской по фонарным столбам, попадающимся на нашем пути от школьного крыльца до подъезда дома. Весь путь был недолгим - минут семь пешком, но мы передвигались значительно медленнее, с отвлечениями на сугробы и фонарные столбы. Пистоны от ударов щелкали и выпускали струйки дыма, что приводило мальчишек в неописуемый восторг. И особенно они радовались, что это именно я так лихо колошматила палкой по фонарным столбам под их чутким руководством.
В итоге мы добирались до подъезда и расставались с Серёжиными дружками - мы шли домой, и они шли по домам. Меня отряхивали от снега, поправляли шапку на голове. Уже перед самым входом в подъезд. И все знали, что я никому ничего не скажу! Что взрослые ничего не узнают!
Потом мы с Серёжей и с нашими портфелями поднимались пешком на пятый этаж. Мы жили в квартире на пятом этаже. Серёжа открывал входную дверь своим ключом, и на лестничную клетку вырывался вкусный запах бабушкиных духов Красная Москва и пудры для лица из картонной коробочки. И ещё чего-нибудь вкусного, съестного. Для нас готовили. В холодильнике ЗиЛ (Завод имени Лихачева) всегда было что-то, что мы могли бы покушать, вернувшись из школы. Нужно было только разогреть на газовой плите.
Ну а потом у нас с Серёжей, помимо домашних заданий, была собственная программа.
У нас были и книги, и диафильмы, которые мы очень любили с ним смотреть. И ещё Серёжа в те времена увлекался химией. Его мама (моя тётка) - химик по специальности - снабжала сына всяческой научно-химической литературой. Поэтому у Серёжи появилось увлечение - изготовление из подручного материала различных бомбочек и бикфордовых шнуров! Понятно, были необходимы приличные запасы селитры. Под какими-то предлогами Серёжа выпрашивал селитру у собственной матери, чтобы та приносила ему её с работы. Тётка (мать двоюродного брата) всю жизнь проработала в ИОХе (институт органической химии имени Зелинского). Селитры в ИОХе было навалом.
Понятно, подручным Серёжи была я. Он то и дело командовал - Балда, неси то! Балда, убери это! (Балда - такое его ласковое обращение ко мне. Оно так и сохранилось на всю жизнь :))
Изготовить бикфордов шнур в домашних условиях очень просто - для этого необходимо немного сахарного песка, калиевой селитры, немного воды и хлопчатобумажные нити (вместо нитей мы использовали хлопчатобумажные бинты).
Сахар, селитру и воду нужно смешать в кастрюльке и довести до кипения. Потом этой смесью пропитать бинты (а лучше нити из хлопка). Бинты, пропитанные смесью, мы сушили на батареях, прямо в комнатах. В квартире очень хорошо топили зимой, батареи были огненно горячими, поэтому бинты успевали просохнуть до появления взрослых.
И ещё можно было пропитывать бинты (или хлопчатобумажные нити или верёвки) чёрным порохом, который тоже элементарно приготовлялся в домашних условиях. Достаточно было смешать селитру, серу и уголь в определенных пропорциях - и чёрный порох был готов! Чёрный порох успешно шёл для приготовления бомбочек в домашних условиях!
Понятно, после такой насыщенной деятельности (да ещё после выполнения школьных домашних заданий) нам частенько хотелось чего-нибудь сладенького. Поэтому мы переходили от бомбочек и бикфордовых шнуров к леденцам из жженого сахара. И тут в ход шла небольшая чугунная сковородка.
На сковороду высыпалось несколько ложек сахарного песка, который смачивался водой, и на маленьком огне, постоянно помешивая, мы нагревали содержимое сковородки, доводя до кипения. Когда закипало, снимали сковороду с плиты и аккуратно разливали горячую массу на пергаментной бумаге в форме небольших леденцов. Такие вот незатейливые и очень вкусные сладости у нас были.
И вот наступил момент, когда моему отцу дали квартиру, от работы. В далёком от Кузьминок новом районе Москвы, в окрестностях Лианозово.
Взрослым наверняка хотелось разъехаться, к тому же, мы уже вчетвером ютились в одной комнате (мама, папа, я и младший брат).
А меня подобная перспектива совсем не радовала. Мне предстояло расставание с двоюродным братом, который был при мне с самого моего рождения.
Я понимала, что самой, в одиночестве, уже будет совсем неинтересно изготовлять бомбочки и бикфордовы шнуры и испытывать их, поджигая и сбрасывая вниз с балкона на пятом этаже. И в новой квартире не будет бабушкиной комнаты, куда я любила заходить, чтобы посидеть тихонечко в старинном кожаном кресле, не будет бабушкиных запахов - ни Красной Москвы, ни пудры. Ни тёткиной комнаты с большой акварельной картиной весёлой берёзовой рощицы над рекой. Картину, которая досталась тётке в подарок от тёти Фали, сестры тёткиного отца. Тётя Фаля её и нарисовала.
Я всё смотрела на ту картину, будучи маленькой девочкой. Потому что она меня радовала своей весенней свежестью, нежной зеленью берёзок и трав.
Мне было очень грустно уезжать из Кузьминок, но делать было нечего....
И так вот в году 1973 мы (мама, папа, младший брат и я) переехали в новую большую двухкомнатную квартиру на Дмитровском шоссе. Квартира располагалась на двенадцатом этаже четырнадцатиэтажной кирпичной башни. Комнаты были большими, просторными. Большая светлая кухня (совсем как комната!), раздельный санузел.
Нам с братом была предоставлена комната, соседствующая с лоджией (да, не маленький балкончик, а громадная лоджия с видом на Останкинскую телебашню!), а родители разместились в комнате побольше, в гостиной.
И вот здесь, в новой квартире и началось у меня новое Приключение. А именно - знакомство с одной Звёздочкой...
Откровенно говоря, ту квартиру в Лианозово (почти в Лианозово) я не любила. И ещё я боялась заходить в подъезд, боялась лифтов. В доме было два лифта - один побольше (как бы грузовой), другой поменьше. Если хрущевка-пятиэтажка казалась обжитой, домашней и уютной, то новенький кирпичный дом-башня вызывал во мне чувство отторжения. Почему-то. Но выбора у меня не было. Я была девочкой и принадлежала маме и папе. И к новым соседям в том доме я почему-то так и не привыкла.
Дом был заселён людьми разными, многие были из приезжих, нашедших работу по "лимиту прописки" в Москве. Была такая форма привлечения рабочей силы на промышленные предприятия в крупных городах СССР в 1950 - 80х годах. Напротив нашего дома, через дорогу, через Дмитровское шоссе, находился ЛЭМЗ (Лианозовский электромеханический завод). Собственно, многие жильцы нашего нового дома и трудились на том предприятии.
Завод был основан в 1935 году и первоначально занимался ремонтом и изготовлением пассажирских вагонов. В 1951 год он был перепрофилирован под производство сложной радиоэлектронной аппаратуры и уже в следующем году освоил выпуск радиолиний и радиолокационных станций.
Отец мой когда-то закончил факультет радиоэлектроники Московского авиационного института (впоследствии тот же самый факультет закончил и мой двоюродный брат Серёжа, и я), и в министерстве обороны папа занимался тем, что курировал промышленные заводы, связанные с разработкой и производством радиолокаторов, расположенные на территории бывшего Союза. Поэтому он часто бывал в командировках. Впоследствии, когда он начал сотрудничать с маршалом авиации Евгением Яковлевичем Савицким (отцом космонавтки Светланы Савицкой), то они уже начали летать в командировки по странам Варшавского договора, ну и на Байконур тоже, потому как Евгений Яковлевич был заинтересован и в космической программе.
Биографию Савицкого почитала - он и беспризорником был, и в детском доме, окончил школу ФЗУ и несколько лет работал дизелистом и шофёром на цементном заводе в Новороссийске. А в итоге получился из него маршал авиации. И вот мой отец с ним лет около десяти (последние годы жизни моего отца) и работал. Евгений Яковлевич любил моего отца, тепло к нему относился, повсюду с собой таскал. А папа мой всё норовил китель снять в присутствии маршала и его окружения. Спросила его как-то - почему на фото все в кителях, а ты в рубашке? В ответ получила - они все в планках орденов и медалей, а у меня на кителе ничего толком нет!
Так ведь и неудивительно, что Савицкий и его окружение таким было - люди прошли через вторую мировую. Мой отец был 1940 года рождения, а Савицкий 1910 - разница между ними была в тридцать лет, и за эти тридцать лет много чего произошло в нашей стране, в России, имею в виду, да и в мире тоже. У Евгения Яковлевича и представителей его поколения хватало ситуаций, чтобы отличиться. Но, если честно, то лучше бы подобных ситуаций и не было бы - кому нужны все эти войны?
Мой отец только однажды был в Афганистане, во время советской войны в Афганистане, которая длилась с 1979 до 1989 года. Был там несколько месяцев, а, вернувшись, долго молчал, не хотел ни с кем общаться, хоть всегда отличался живым и дружелюбным характером, люди тянулись к нему. И вот за тот Афганистан папа получил орден красной звезды..... И этот орден уже можно было бы прикрутить к кителю, рядышком со значком МАИ и стандартными медалями за выслугу лет и так далее-тому подобное. Но папа невзлюбил тот орден. Он вышвырнул его. Из окна квартиры в Лианозово на двенадцатом этаже. И с тех пор он уже не думал - снять китель или остаться в кителе, когда был при служебных обязанностях.
И вот сейчас думаю - а почему я, собственно, так не смогла принять Лианозово. Ведь район как район, как и многие удалённые от центра районы Москвы. Впрочем.... все районы на самом деле немного разные. А я..... наверное, просто-напросто моя душа с младенчества привязалась к Кузьминкам и к Барвихе, где мы проводили и выходные дни, и куда переселялись на всё лето. Так бывает. Все люди разные. И души разных людей привязываются по-разному - и к людям, и к местам. Но почему-то моей душе было тепло и светло именно там - в Кузьминках и в Барвихе. Лианозово так и не стало моим местом.
Но место само по себе ведь тоже было интересным. Исторически это был посёлок, созданный в начале двадцатого века промышленником Лианозовым как дачный посёлок и в 1960 году вошедший в состав Москвы.
История же дачного посёлка Лианозово начинается в 1888 году, когда имение Алтуфьево было выкуплено нефтяным магнатом и монополистом экспорта русской икры в Европу Георгием Мартыновичем Лианозовым.
И ведь именно здесь, в квартире на двенадцатом этаже я познакомилась со своей Звёздочкой. Что лишний раз говорит о том, что ничто не случается просто так в наших жизнях. И наш переезд в ту квартиру, получается, тоже.
Ничего особо интересного для себя в той местности, в которой мы стали проживать, я не нашла. Абсолютно ничего интересного. Куда ни глянь - были коробки многоэтажных домов, только не башен, как наш дом, а вытянутых, в форме прямоугольных параллелепипедов. И куски серого асфальта между домами. И всё, более ничего. Нет, неправда - небольшая детская площадка с качелями, горкой и песочницей и несколько чахлых кустиков вокруг.
Но зато к дому с задней стороны примыкал большой фруктовый сад, огороженный забором из цельнокройных железобетонных плит размером два метра на два метра.
И еще наш дом-башня располагался точно посередине между яслями-детским садом и школой.
В детский сад записали моего брата (он младше меня на четыре года), а меня записали в третий класс школы. Мне было восемь лет тогда, и год это был 1973 .... счастливый...
Мама устроилась работать учительницей начальных классов в ту же школу. Ей было очень удобно - никуда не нужно было ездить, и детский сад, куда по утрам отводила брата, был под боком. Мама быстро влилась в школьный коллектив, ну а я скучала по Кузьминкам, по бабушкиной квартире и её обитателям, по двоюродному брату Серёже и по моей школьной подружке Симе-Серафиме. Сима была рыжая-прерыжая и конопатая в любую пору года, даже зимой. Она была маленькой и всех боялась, с ней почему-то никто не хотел дружить, а я за неё всегда заступалась и любила её. А Сима любила меня.
Вот по всему этому и скучала там. И школу ту я почему-то тоже не приняла, всё старалась отлынивать от уроков, ссылаясь то на якобы простуду, то на головную боль.
И тогда я оставалась дома одна, хоть и жутко боялась чужих шагов в гулком коридоре и мне всё казалось, что кто-то скребется у двери с наружной стороны, хочет открыть. Но всё же из двух зол я выбирала меньшее - лучше было остаться дома, чем идти в школу. Поэтому, когда все уходили по своим делам, я ложилась на диван, доставала конфеты и начинала слушать театральные радиопостановки по Маяку, уминая конфету за конфетой. Училась я хорошо, поэтому претензий со стороны учителей, что я пропускаю занятия, не было. Занималась дома самостоятельно, при помощи учебников.
Папе же опять пришлось ездить. На Фрунзенскую набережную, в министерство обороны. Но он и из Кузьминок тоже ездил. Понятно, на общественном транспорте. Папа был ко всему привычным и не капризным и очень оптимистичным.
С младшим братом мы так и не нашли общего языка, контакт между нами не получился. Ни в детстве, ни потом. Хоть и делили с ним одну комнату в квартире в Лианозово.
Мне нужно было с кем-то дружить. Попыталась подружиться в новой школе с девочками, но близких отношений как с Симой не получилось. В итоге мальчишки сами начали налаживать контакт со мной. И ещё двоюродный брат оставался при мне. Мы виделись с ним теперь только на даче - по субботам и воскресениям, по праздникам и всё лето. И я ждала, когда неделя закончится, начнутся выходные, мы поедем в Барвиху.
Позже у Сережи появился мотоцикл Ява и катушечный магнитофон с записями Смоки, британской рок-группы. Но всё это было позже.... Тогда мне было восемь лет, мне нужно было на кого-то или на что-то опираться (хорошо еще, что папа был рядом, хоть он часто уезжал в командировки). И тогда вот я и познакомилась.... с одной Звёздочкой.
Вечерами, ближе к ночи, когда уже совсем темнело, я подходила к окну, отодвигала занавеску и смотрела на небо, звёздное. Раньше почему-то и зимы были морознее, и звёзды на небесах сияли ярче и в Москве, и в Подмосковье. И вот приметила я одну Звёздочку, яркую такую. Как называется - не знаю. Просто понравилась она мне и всё тут. И появилась у меня манера каждый поздний вечер, когда её хорошо было видно в тёмном небе, беседовать с ней. О разном. И почему-то начала я её просить (сама не знаю - почему) - Звёздочка, Звёздочка, пожалуйста, сделай так, чтобы когда я выросла, то смогла бы увидеть мир. Я очень хочу попутешествовать. И пусть я ничего не буду привозить из этих путешествий, но я очень хочу увидеть мир. Я не верю, что весь мир такой же серый, как это Лианозово, как эти серые коробки домов, как этот серый асфальт. Ни за что не верю! Мир другой! Ведь если приехать на дачу, то там совсем не так как здесь!
И так я просила ту мою знакомую Звёздочку долго, очень очень очень долго. Ну а потом как-то перестала просить, когда стала постарше, и уже ходила в класс восьмой.
И каково же было моё удивление, когда однажды всё именно так и случилось! Случилось именно то, о чём я когда-то просила ту далёкую Звёздочку, в те уже достаточно далёкие времена.... Да, я увидела мир!!!!!!! Да ещё КАК УВИДЕЛА!!! И если кто скажет, что Чудес на свете не бывает - отвечу: ЧУДЕСА БЫВАЮТ! ЧУДЕСА СЛУЧАЮТСЯ ! И год 1973, получается, на самом деле был счастливым! Коли мы переехали в Лианозово, и именно там я познакомилась со своей Звёздочкой!
Следующим счастливым годом был год 1982.
В сентябре 1981 года я поступила в Московский авиационный институт. И именно в начале учебного года впервые познакомилась с песнями одной из ленинградской групп. Впрочем, многих других ленинградских групп тоже. А познакомил меня (да и не только меня) с творчеством этой группы сокурсник. Он был родом из Ленинграда, поэтому часто ездил домой навестить родителей и друзей, а также за тем, чтобы привезти новые записи ленинградских музыкальных коллективов. Ленинградский рок-клуб открылся в марте 1981 года, поэтому записи песен можно было найти теперь более-менее организованно. Значит, 1981 год был годом Встречи для меня. А 1982 год был уже Счастливым Годом. Да и как не мог быть год 1982 счастливым, когда было столько беззаботности, прекрасная студенческая пора жизни.
Также откуда-то мне было известно уже тогда, интуитивно, что моё увлечение навсегда. Всё было хорошо и прекрасно в те времена. Плохими выдались годы 1988 и 1989. Правда, всё было и в эти годы - и хорошее, и не очень.
Ну а 1991 год снова был Счастливым. В тот год я была влюблена. Влюблена в одного, но с ним почему-то разговаривала о другом. Впрочем, в этом ничего нового не было и нет. Я всю свою жизнь о нём, о другом. И ещё у меня была моя собака, мой любимый пёс Рэй, который появился у меня через полгода после ухода папы из этой жизни.
Вспоминаю сейчас - на самом деле, 1991 год был сложным для меня, столько всего происходило. Мне приходилось мыкаться с собакой, которую следовало бы отдать кому-нибудь. Но отдать Рэя я абсолютно никому не могла. Всю мою любовь к моему отцу я перенесла на эту собаку. Да, пожалуй, я любила Рэя больше того, в кого была влюблена тогда.
И так вот постепенно и незаметно и вроде бы случайно жизненные события развивались и развивались и развивались. Одно цеплялось за другое. И из таких колечек-цепляний получилась цепь. И в итоге я оказалась здесь, где, похоже на то, и должна была оказаться.
1994 год был вехой - рождение дочери. 1999 год - тоже веха, переезд сюда. 2000 год - безусловно, веха - ко мне пришла Индия.
А 2002 год - Счастливый год - был, как сейчас понимаю, одним из наиболее странных. Именно здесь, вне пределов России, мною были записаны непонятно откуда появившиеся во мне стишки. И эти стишки однажды выстрелили... попали в десятку спустя какое-то время, в году Счастливом 2011 (да вокруг и около этого года). 2011 год был невероятно Счастливым для меня. Моё сердце открылось для Любви. Широко-широко, шире не бывает. Да, когда сердце настолько широко открыто, его легко изранить. Невозможно причинить боль только холодному сердцу.
Но познать Любовь - высшее человеческое счастье. И в итоге такое счастье и переживания, связанные с ним, ведут человека дальше и выше. К Тому, чьё имя не хочется упоминать всуе.
Вот и хотите верьте, а хотите не верьте в Счастливые Года после всего, произошедшего однажды со мной.
И жизнь не состоит только из только сплошного безоблачного Счастья. Жизнь переплетается со всем подряд. На пути могут возникать препятствия. Да такие, что и не знаешь - что делать?
А что делать? Наверное - просить. А будет дано или нет - будет видно. Верить и надеяться всегда лучше, чем не верить и не надеяться.
Впереди Новый, 2020, Год. Год 20-20. Который по всем приметам должен быть непременно Счастливым !
Радости всем, здоровья, достатка, душевной гармонии в Новом, 2020, Году! Личного счастья и любви! Вдохновения!