Начало. Во весь экран солнечное затмение. Титры. Когда титры заканчиваются - солнце полностью скрывается, музыка обрывается и на образовавшейся темноте, в полной тишине, появляется надпись:
Фильм основан на реальных событиях.
Следующая надпись озвучивается вдумчивым голосом:
"Когда были они на пути, восходя в Иерусалим, Иисус шел впереди их, а они ужасались и, следуя за Ним, были в страхе".
Евангелие от Марка, гл.10. ст.32.
НАТ 1875 год. ЛЕТО. СУМЕРКИ. У МОНАСТЫРСКОЙ СТЕНЫ.
К задней стене церкви Сергиевского монастыря подходит молодой монах и останавливается в двухстах шагах от него. В руке длинный посох за тонкой спиной тяжелый мешок. Он крестится на храм, скидывает мешок, втыкает посох в песок, садится на колени и развязывает мешок. В нем толстые древние книги явно духовного содержания. Он ласково их поглаживает, еще раз крестится, затем встает и уходит в кусты. Появляется с огромной охапкой сучьев.
Горит большой костер. Монах - юноша вешает на посох (на конце которого небольшой крест) икону, встает перед ней на колени и горячо молится. Блики костра отражаются на иконе Христа и лице монаха. И то, и другое лицо напоминает девичье, и то, и другое - сурово, только по лицу молящегося юноши текут слезы. Вдруг монах, откуда-то сзади, из-под одежды, достает длинную девичью косу, и мы убеждаемся, что это юная девушка. По-детски шмыгая носом, вынимает из-за пазухи финский нож, отрезает косу и откидывает ее и нож в сторону, как ненужные вещи. Заплаканные глаза расширены, может показаться - испуганы, быстро крестится, так же быстро встает.
Спина девушки - впереди костер, дальше храм. Она быстро подходит к огню, скидывает одежду. Секунду огонь отражается на тонкой фигуре ее обнаженного тела, во вторую секунду она встает в огонь. Мы видим храм через пелену дыма и от этого, как бы подергивающийся (танцующий) крест на нем, в лунном свете и слышим крик от сильной боли.
НАТ ЛЕТО. ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР. БЕРЕГ МОРЯ.
Лодка рыбака уткнулась носом в песок. Он привычно выскакивает из лодки, закидывает весла внутрь, подтаскивает лодку подальше на берег и, вытащив из нее огромную сеть, взгромождает ее у себя на плечах. Он идет по берегу моря мимо монастыря, сеть немного волочится по песку, когда вдруг ему кажется, что кто-то тихо повторяет одно слово: "воды, воды...". Он останавливается, прислушивается - тихо. Постояв, идет дальше. Тут он замечает дотлевающий костер. Слышит стоны, исходящие с его стороны. Он подходит и видит: у тлеющего костра лежит обгоревшая девушка, она с большим трудом пытается надеть что-нибудь из одежды. Ее лицо теперь не сурово - оно абсолютно несчастно. Девичьи (почти детские) слезы вызывают у нас только сострадание к ней. Ей нужна только защита и помощь. Рядом стоит посох с образком. Мы видим в полумраке мрачного печального Христа на иконке. Под посохом разбросаны книги. Рыбак от неожиданности роняет сеть и, секунду помедлив, убегает за помощью.
НАТ ЛЕТО. ДЕНЬ. ЛЕС. 1896 ГОД.
Детская ручка осторожно отодвигает в сторону листья кустарника. Перед нами лицо мальчика, лет восьми и девочки лет шести - они удивленно что-то разглядывают.
МАЛЬЧИК
Я же говорил... баба яга!
Взгляд наш огибает кустарник, мы видим детей сзади, девочка вытягивает шею вглубь кустов. Глаза девочки полны детского страха перед чем-то загадочным. Она видит большую сосну, когда-то поваленную ветром, корни дерева вылезли из земли метра на полтора вместе с землей и дерном, образовав полу-крышу над ямой, в которой спит женщина лет сорока. Лицо ее бледное, изможденное выражает какую-то скорбь, под голову подложен камень. Одежда простая, тело тонкое, по сравнению с упавшим деревом просто малюсенькое.
"Баба яга" шевельнулась, глаза девочки расширились. Женщина вдруг резко кашляет, девочка пронзительно визжит, за ней и мальчик, затем оба, хватают корзинки с ягодами, бегут прочь.
Между тем женщина медленно садится, вглядывается в небо, поправляет черный платок и крестится двумя перстами.
НАТ ЛЕТО. ДЕНЬ. У ЛЕСНОГО ОЗЕРА.
Мы видим эту же женщину, она идет как странница богомолка с посохом и мешочком за спиной в длинном балахоне, скорее всего это одежда схимницы, волосы плотно убраны под платок. Она останавливается у лесного озера, смотрит на него с еле заметной улыбкой и крестится.
Вот она уже выходит из воды, видимо умывшись, и тут мы видим на ее груди вириги в форме большого железного креста, причем толстая медная цепь от него не только обвивает шею, но и бедра. Солнце только встает, мы видим только крест и цепь, она проходит мимо нас и когда мы обернулись, то увидели, на ее спине точно такой же крест. Мы замечаем так же, что нижняя часть цепи, в виде пояса обхватывающая бедра, соединена замком, ржавым и, видимо, много лет не открывавшимся. Женщина выходит из воды, поднимающееся солнце светит нам в глаза, но мы видим, что она то крестится, то, зачерпнув ладонью воду, проливает ее между крестом и грудью, сама же смотрит вперед, словно видит там что-то никому не видимое и сохраняет еле заметную улыбку.
НАТ ЛЕСНАЯ ДОРОГА. ЛЕТО. ДЕНЬ.
Теперь мы видим ее на лесной дороге, она на секунду приостанавливается у ветхой придорожной таблички: "Село Терновка".
НАТ ВИД РЕКИ ДНЕСТР С ВЫСОТЫ ПТИЧЬЕГО ПОЛЕТА.
Мы видим, как бы с птичьего полета, Днестр, который своим быстрым извилистым руслом образует массу островов и заливов (лиманов). Вся широкая долина реки изрезана ее рукавами и богата часто заливаемыми водой низинами с тучным черноземом. Эти низины с небольшими на них возвышениями носят местное название "плавней". Плавни покрыты необыкновенно плодородной почвой и богаты фруктовыми садами и огородами; части же долины, прилегающие к берегу изобилуют виноградниками. Село Терновка находится в четырех или пяти верстах от Тирасполя и расположено в плавнях. В непосредственном соседстве с Терновкой расположены многочисленные хутора, и между ними - хутор, куда спешила наша странная героиня.
НАТ ПЕРЕД ВХОДОМ В СКИТ.
Вот она подходит к цели своего путешествия - к небольшому низкому зданию, с фасада напоминавшего собою экипажный сарай, с широкими фальшивыми входными воротами, которыми отделан фасад, и небольшими оконцами вроде слуховых отверстий в нежилых зданиях. Она останавливается, крестится и низко кланяется дому, затем уверенно шагает вокруг постройки, так как видимо прекрасно знает, что никакого въезда в сарай не существует: это лишь отделка, скрывающая действительное расположение и назначение здания. Настоящий фасад и вход в здание с противоположной стороны, куда сразу и направилась женщина после поклона. Однако, обойдя здание, она натыкается на широкий вал из тростника и соломы, представляющий собою склад этих материалов, расставленных вдоль стены. Но и это женщину не смущает, она осторожно оглядывается по сторонам, смело раздвигает солому, за которой обнаруживается низкая дверь.
ИНТ КОМНАТА ДЕРЕВЕНСКОЙ ИЗБЫ КОНЦА 19ВЕКА
Мы видим нашу странницу в небольшой комнате, справа за ней, в углу, образа, сама сидит на лавке посередине, голые ноги погружены в корыто с теплой водой. Пред ней склонилась старуха Ковалева (хозяйка хутора в котором образовался скит) очень добродушной и мягкой наружности, она то обтирает ей ноги мочалкой, то прижимается щекой к ее ногам и словно бы причитает.
КОВАЛЕВА
Как долго тебя не было, Виталюшка, а без тебя то и рассудить по закону некому! Вон, старик Яков, то третью ложку каши стал требовать, как ты уехала, то теперяча новую келью ему подыщите, попросторней.
Виталия молчит, мы, в это время, рассматриваем ее снизу вверх: видим деревянное корыто, из него вырастают ее голые ноги, мы отчетливо видим, что они были когда-то сильно изуродованы огнем, взгляд наш скользит по черной пыльной одежде и доходит до ее лица.
Виталия сидит с закрытыми глазами, но вот она их открывает. Мы ее с трудом узнаем, так она отличается от той утомленной странницы. В глазах ее живой огонь, лицо зарумянилось, как-то все ожило в ней, словно она почувствовала себя в своей стихии и безопасности и теперь уже ей не дать 40 лет.
ВИТАЛИЯ
Со стариком разберемся.
(голос ее ровный, и нельзя сказать, что он выражает).
В это время в другом углу комнаты, на печи, слышится шевеление, затем свешиваются босые ноги и, на пол соскакивает мужичек, лет сорока, немного заспанный и не причесанный, но в чистых белых штанах и рубахе. Поглаживая себе бока, он проходит в угол комнаты, крестится на образа и садится на лавку, у стены под окном.
ВИТАЛИЯ
(через плечо, так как мужичек сел далеко за ее спиной).
Ты, Федор, все ленишься, солнце-то когда еще встало, а меж тем все грехи-то от лени бывают. Страннички, да богомольнички всю работу за тебя делают, а ты отдыхаешь. Хоть и то, правда - дед твой, спасение и царствие небесное тебе и семье твоей заранее уготовил, тем что странников, да богомольцев истинных у себя приютил и вам велел. Однако, (Виталия поворачивает голову и пристально смотрит на испуганную старушку)с дурными вестями я к тебе пожаловала, матушка.
Испуганные глаза старухи Ковалевой выражают почти истерическое состояние.
ВИТАЛИЯ
(словно не замечая этого, продолжает)
Хочу скит собрать, надо людям объявить, о том, что на Руси - матушке творится, по всему видать, конец скоро.
В это время стукнула дверь, в избу влетает девушка лет 14-15.
ДЕВУШКА
Виталюшка, радость моя!
(сразу бросается к ногам женщины).
ВИТАЛИЯ
(обнимает ее голову, печально глядит вперед, задумчиво шепчет)
Поленька... Поля....
НАТ ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР. ВИД ХУТОРА.
Вдалеке, в полной темноте хутор, лишь одно оконце скита слабо освещено свечами. Мы приближаемся к нему.
ИНТ БОЛЬШАЯ КЕЛЬЯ СКИТА.
За окном, в широкой келье с низким потолком, стены которой были увешаны закопченными иконами, идет служба. Молящихся человек тридцать, это обитатели скита и двух ближайших хуторов, все стоят на коленях и слезно молятся. Только самые немощные или почти лежат на полу, или подставили себе скамейки, чтобы упираться руками. Виталия кадит, громко и уверенно читает молитву. В конце службы она всех причащает.
ИНТ МАЛЕНЬКАЯ КЕЛЬЯ СКИТА
Теперь мы видим небольшую келью, в ней расположились все те, кто был на службе. В основном это женщины - затворницы, хуторянки и несколько девочек подростков. Несколько мужчин и два старика.
За окном совсем темно, на деревянном столе догорает свеча. Лица у всех печальные и задумчивые. Полная тишина.
ВИТАЛИЯ
Святые тайны трудно доставать стало. Скоро и причащать нечем будет.
Поля - девочка подросток, что до этого сидела на маленькой табуретке у ног Виталии и обнимала их, прижимается к ним еще сильнее. Но вот она, словно вспомнив что-то, поднимает голову.
ПОЛЯ
Давеча прочитала в газете - кровлю с иерусалимского храма снимают. Святого нет ничего для безбожников. На нас хают и лаются, а сами перепись придумали.
ВИТАЛИЯ
(смотря куда-то вдаль, громко и четко)
Перепись людская - это печать антихриста, а внесение человека в перепись - все равно, что наложение этой печати на вечную погибель человека.
Все молчат и только крестятся, некоторые тихо плачут.
КОВАЛЕВА
(со слезами на глазах)
Что же делать?
ВИТАЛИЯ
(переводит суровый взгляд на нее)
Запоститься, не дожидаясь, что будет дальше.
ИНТ НОЧЬ. КОМНАТА КОВАЛЕВОЙ.
Старуха Ковалева просыпается посреди ночи, садится на кровати и плачет. Затем быстро одевается, крестится на икону и выходит из своей комнаты.
ИНТ НОЧЬ. КОМНАТА ПОЛИ.
Ковалева сидит на краю Полиной постели, та лежит, протирает глаза.
КОВАЛЕВА
Приснилось мне, Поленька, будто бусы у меня порвалися и бусинки по полу раскатились и попали в щель тесную между досок. И скрип слышала, ужасный. Спать не могу... Поля, хоть бы ты сходила, узнала, у Виталии, к чему это?
Поля садится, зевает, трет лицо.
ПОЛЯ
Схожу тетенька...
ИНТ УТРО. КОМНАТА ПОЛИ.
Старуху Ковалеву будит скрип открывающейся двери. Это вернулась Поля. За окном уже мерцает рассвет. Оказалось, что Ковалева полусидя уснула на полиной кровати. Поля садится рядом.
ПОЛЯ
Сказала, что бусинки - это мы, а доски - это солдаты, что будут зажимать нас в тюрьме и страшно мучить, а сверху антихрист ходить будет, да так что доски - солдаты заскрипят.
Глаза Ковалевой ничего не выражают, может, она не проснулась и не понимает, что ей говорят, словно бы у нее не осталось эмоций. Они сидят рядом молча.
ПОЛЯ
(словно выражая мысли вслух)
Там, в остроге, будут резать, мучить, лучше в яму закопаться...
КОВАЛЕВА
(вздыхая)
Хорошо ты, Пашенька, вздумала, и я с тобой.
Мы видим ее глаза, наполненные безвыходностью и глубокой скорбью.
ИНТ ДОМ КОВАЛЕВЫХ. ДЕНЬ.
Анюша, жена Федора Ковалева, стоит с трехлетней девочкой на руках и плачет навзрыд, ребенок, видя, как плачет мама, тоже готов вот-вот заплакать.
Мать Федора сидит на скамье и с укором смотрит на сына. Федор нервно расхаживает по комнате, закрыв лицо руками, иногда растирая ими всю голову, словно хочет удостовериться, что не спит. Подходит к жене, прикасается к ее рукам, смотрит на нее.
ФЕДОР
Этого я не могу допустить, Анюша. Лучше острог, чем яма.
Он поворачивается и подходит к матери.
ФЕДОР
(громко)
Лучше острог, чем яма!
Мать Ковалева встает и целует его в лоб.
КОВАЛЕВА
Надо идти в яму, иди, сыночек: в тюрьме тебя станут резать, мучить, и ты откажешься от веры.
Лицо Федора испугано, но в глазах впервые промелькнуло сомнение в правильности своих мыслей.
НАТ НАЧАЛО ДЕКАБРЯ. ДЕНЬ.
Первый снег покрывает землю своим одеялом и тут же тает. Девочка тринадцати лет, легко одетая, бежит из хутора в скит. У потайной двери она останавливается, тяжело дыша, и хорошенько оглядывается, лишь после этого входит.
ИНТ КЕЛЬЯ ВИТАЛИИ
Поля вбегает в келью, где в это время сидят еще несколько женщин. Виталия встает навстречу, Поля кидается к Виталии. Обнимает Виталию, дрожит всем телом.
ПОЛЯ
Они пришли, они пришли...
НАТ ДЕКАБРЬ. ДЕНЬ. У ВОРОТ ТЕРНОВСКОГО СКИТА.
Счетчики народной переписи стучатся в дверь Терновского скита. Вместо ответа из-за двери высовывается рука и передает им записку. После чего дверь захлопывается. Один из людей держит записку, разворачивает и читает вслух своим удивленным спутникам.
СЧЕТЧИК НАРОДНОЙ ПЕРЕПИСИ
(читает)
"Мы христиане. Нам нельзя никакого нового дела принимать, и мы не согласны по-новому записывать наше имя и отечество.
(дальнейшие слова сопровождаются панорамой хуторов и бескрайних полей)
Нам Христос есть за всех отечество и имя. А ваш новый устав и метрика отчуждают от истинной христианской веры и приводят в самоотвержение отечества, а наше отечество - Христос. Нам Господь глаголет о святом Евангелии своем: Рече Господь своим ученикам: "всяк убо иже исповесть Мя пред человеки, исповем его и Аз пред Отцем Моим, иже на небесах, а иже отвержется Мене перед человеки отвергуся его и Аз перед Отцом Моим, иже на небесех". Посему отвещамы вам вкратце и окончательно, что мы от истинного Господа нашего Иисуса Христа отвержения не хощем, и от Православной веры, и от Святой Соборной и Апостольской Церкви отступити не желаем, и что Святые Отцы святыми соборами приняли, - то и мы принимаем, а что Святые Отцы и Апостолы прокляли и отринули, то и мы проклинаем и отрекаем.
(снова видим счетчика народной переписи, он заканчивает читать)
А вашим новым законам повиноваться никогда не можем, но желаем паче за Христа умерети".