Сколько она себя помнила, всю свою жизнь, всю свою, пусть еще и такую короткую, как говорили другие, жизнь, она была одна. Она не играла в куклы, как те, другие дети, дети, которых ее мать называла "нормальными", дети, которых мать ставила девочке в пример. У ее матери было какое-то стертое, серое лицо, быстрые неловкие движения и бегающий взгляд. Она так и не объяснила девочке, почему считает ее иной, не "нормальной". И девочка продолжала играть в свои игры, проводя большую часть времени на старом пыльном чердаке или на заброшенном кладбище в лесу, или у пруда, к которому боялись ходить даже взрослые. Ей так и не объяснили, что плохого и странного они находили во всегда черной одежде семилетнего ребенка. Она жила так, как ей было угодно, просто не осознавая, как может быть иначе.
В школе у нее никогда не было друзей. Ее считали прилежной ученицей учителя и зубрилой - одноклассники. Она не знала, почему на переменах никто не подходит к ней и не предлагает поболтать. Она всегда носила с собой книги, другие книги, не программные - таких в программе не выищешь - но девочку влекли не любовные истории (те бульварные книжонки, в которых за три страницы до конца последней главы главные герои оказываются перед алтарем) и не линейно развивающиеся детективы, в которых - фальшивое убийство и кровь из томатного сока просвечиваются в каждой строке - она любила тяжелые английские романы и стихи французских декадентов (ведь она могла читать их не в переводе - в оригинале), причудливые баллады и драмы с убийствами в конце четвертого действия... Она не пыталась ни с кем сблизится, не стремилась заводить новые знакомства и не чувствовала себя одинокой.
Она любила бывать у черного памятника, поросшего мхом, и вот однажды, когда день клонился к закату, а под деревьями сгустилась темнота, девушка встретила двоих. Они были похожи на нее, но их одиночество, возведенное в квадрат, казалось более гармоничным. И тогда она почувствовала свою ненормальность, заключающуюся в том, что она была всегда, всю жизнь от первого своего дыхания совершенно одна. У нее были книги и музыка, пыль на покатом потолке чердака, но она была одинока, как может быть одинок только утес в центре вселенной. Один на один с тысячью глаз, один на один с Вечностью. И тогда она начала искать. Ее поиски не увенчивались успехом, ведь она даже не знала предмета, который ищет, не умела ответить себе на вопрос, где нужно искать, как, только лишь знала, что это необходимо, что, не найдя, она перестанет существовать. Можно быть не любимой, но не любить хоть кого-то в этой жизни невозможно...
Внешне она выглядела также, но в душе ее произошли перемены, и жажда перемен неутомимо гнала ее все вперед и вперед. Девушка все реже приходила домой и все больше времени уделяла своим одиноким скитаниям. Она пока не знала, что они перестали быть такими одинокими, какими были прежде - постоянно скрываясь, за ней наблюдал другой человек, тот человек, который давно уже нашел свой "предмет". Столкновение неизбежно должно было произойти, но не так, как он об этом предполагал. А пока, он был вынужден лишь преследовать и наблюдать.
Конечно, изредка девушка посещала концерты местных рок-групп. На этот концерт она попала совершенно случайно, впервые услышав и название неизвестного ей дуэта "Драма". Афиша дала ей некоторое представление о выступающих. Юноши, весь эффект от совместного выступления которых строился на дисгармонии.
Когда она вошла в зал, за ней уже наблюдали со сцены.
- Джей, это она... Помнишь, я говорил тебе?
Джей отмахнулся от друга, дав знать ему, что совершенно не интересуется его новым увлечением.
- Просто посмотри вперед. В первом ряду справа. Видишь?
Джей посмотрел на девушку пристальным взглядом:
- В ней нет ничего выразительного.
Эти перешептывания на сцене привлекли к себе ее внимание. Не однажды глаза ее опускались под пристальным взглядом одного из музыкантов. Ей было лестно это внимание, но, не желая отвлекаться от музыки, она пересела на другое место - в заднем ряду.
Концерт начался. Джей играл на гитаре и пел, беловолосый Адажио сел за фортепиано. Временами он подхватывал партию солиста, и тогда музыка начинала жить. Теперь уже девушка не сводила с него глаз. Она еще не осознавала того, что происходит, но просто находила в этом нечто прекрасное для слуха и зрения.
В перерыве Джей почел за должное сообщить Адажио о своих наблюдениях:
- Если для тебя это важно, - то она просто прожгла твою спину глазами.
Юноша, стремясь выглядеть безразличным, произнес:
- Ты не мог бы после концерта пригласить ее в гримерку?
Примерно за полчаса до завершения выступления, девушка ушла. Она не могла более выносить пронзительных нот высокого голоса пианиста. Ей трудно было даже дышать. На свежем воздухе через четверть часа она смогла прийти в себя, но и тогда еще ее сердце бешено стучало в груди. "Отчего это? Что со мной?" - спрашивала она себя и не видела ответа, все время остававшегося на поверхности.
Медленными шагами она пошла к мосту, коря себя за долгое ожидание. Вода была кое-где покрыта льдом. Ветер шумел в ветвях деревьев. Поручни, на которые она положила руки, были холодными. "Кажется, я нашла то, что искала...". Ее отделял один миг от шага в пропасть, но знакомый голос остановил ее от падения:
- Я не ожидал, что встречу тебя.
Она оглянулась...
- Ты?!
- Я заметил, как ты ушла, и пошел за тобой. Я, правда, думал, что все будет несколько иначе. Что ты здесь делаешь?
- Любуюсь на реку.
- Не знал, что для этого нужно перелезать через перила. Я боялся, что не успею, но, к счастью, ты медлила... Отчего? Что могло заставить умную девушку вроде тебя пойти таким легким путем?
- Я сделала все в этой жизни, что мне было предначертано.
- Кто вселил в тебя такую уверенность? Откуда ты знаешь, что конец не может стать началом?
Она посмотрела на него пристальным, прямым взором:
- Для этого нужно не только мое согласие.
- Медея...
- Откуда тебе известно мое имя?
- Дай мне руку. Я помогу тебе выбраться.
- Откуда тебе известно мое имя? Где ты узнал его? Где? - Адажио уже сжимал ее запястья.
- И не думай вырываться, я все равно сильнее тебя. - Но девушка продолжала сопротивление. Тогда Адажио сильным рывком приподнял ее над собой и поставил на мостовую.
- Вы ужасно завистливы, - раздраженно произнесла она и попыталась отстраниться.
- О нет, напротив... К тому же... чему же мне завидовать?
- Моей любви...
- Любви? Вы влюблены? Но в кого? - Адажио ожидал ответа с все возрастающим нетерпением, но его все не было. - Ах, да, это, кажется, нескромно с моей стороны. Вы девушка... Это, как спрашивать возраст у пожилой дамы... Прав я или нет? Отвечайте! - его слова и мысли вошли в невообразимую путаницу. Он уже не помнил, что было произнесено, а что так и осталось лишь в его мечтах, не оформившееся в готовые фразы. Казалось, он был готов ко всему.
Медея не произносила ни слова. Только наблюдала за юношей и не могла найти объяснения его таинственному и странному поведению, столь не отвечающему сложившейся ситуации. Скорее она должна была быть подобной ему в эту минуту. Но все, чего она желала - не быть открытой. Замыслы ее и ее чувства так и должны были остаться на дне ее души, как прежде там были лишь ее книги. В этом мире тьмы и предрассветных сумерек не было места второму. Медея не только не могла решиться на откровенность, но и в мыслях не держала такой возможности.
Адажио вызывал в ней теперь недоумение и некоторые даже антипатии. Превозмогая свою личную драму, девушка обратилась к нему с просьбой, никогда и ни при каких условиях не вспоминать этого мгновения, если она все же откроется перед ним, как перед человеком чужим и мимолетным в ее жизни. Юноша не мог не согласиться, ведь только так он мог узнать имя счастливого соперника, укравшего его жизнь и надежды.
- Я не понимаю сама, как таковое могло случиться, но черты, воплощавшие мой идеал, встретились в том, кого я увидела впервые сегодня. Увидела и полюбила, и, полюбив, сумела признаться в этом себе...
Адажио торопил ее, ему не терпелось узнать приговор:
- Но имя... имя... Скажите, наконец, имя!
- Я не знаю имени... Я невнимательно читала афишу... А музыканты не представляются, как правило, убежденные в том, что их все абсолютно в зале видят не впервые.
- Может быть, Джей? Тогда я могу устроить вашу встречу... - превозмогая нахлынувшее разочарование заставил себя проговорить Адажио. - Но я не уверен, что он полностью оценит тебя по заслугам. Это не тот человек, которого могут обуревать сильные чувства. Впрочем, что это я. Не подумай, что я хочу очернить своего друга. Это было бы неблагодарностью с моей стороны. Ведь, как бы мы не расходились во мнениях на чувство, подобное твоему, нашему взаимопониманию и взаимным уступкам обязана "Драма"...
Медея засмеялась. Ее смех холодным эхом отдался в сердце юноши.
- Мои рассуждения, вероятно, кажутся тебе смешными... Это... это... столь понятно. Я в первую очередь музыкант, пианист... Я не умею сказать всего того, что... - юноша понимал, что сбивается, что мысль давно была утеряна, что горячее чувство, рвущее его изнутри, неспособно вырваться таким образом. - Я бы мог... сыграть это все... на фортепиано... Пальцы на клавишах передают ледяное спокойствие любимой, нервные судорожные движения первых аккордов - муку страдающего сердца... И так, вперед и вперед... Впрочем, нет! Я не сумею этого рассказать. Никогда не умел...Мое косноязычие...
Медея не спешила останавливать его. Ей было приятно видеть воочию чужие терзания, прежде чем она вернется в свое одиночество предаваться своим.
- Я не назвала имя, а это ведь было главным пунктом нашего договора, - как можно спокойнее произнесла Медея.
- Стоит ли? Отгадка лежит на поверхности...
- Адажио.
- Да?
- Это все. Больше нам не стоит разговаривать.
- Но почему? Ты же обещала дать ответ!
Медея пожала плечами:
- Я уже дала ответ. Адажио.
Девушка вновь повернулась, чтобы уйти.
- Но тогда! Тогда... - Медея уже была в ста шагах от юноши, и расстояние между ними все увеличивалось. - Подожди! Музыка моя сегодня посвящалась одной тебе! Я видел тебя много раз прежде. Я знал, что подобной тебе не найду никогда, и боялся предположить, что ты когда-нибудь посмотришь... - Адажио задыхался, голос его прерывался. - Я опять не могу говорить. Но ты же слышала? Слышала? Если музыка нашла тебя, если она проникла в тебя, то ты должна была почувствовать этот призыв. Ведь не Джей был твоим избранником, хотя мы выступали в паре, я не поверю, что ты была привлечена внешним слоем пудры и духов. Ты не такая! Я знаю тебя, возможно, лучше чем ты себя знаешь. Я на протяжении года вел существование твоей тени...
Медея, в начале его взволнованной речи внезапно остановившаяся, вновь удалялась, теперь все быстрее. Она никогда не боялась признаний, но того, что она чувствовала в огромном концертном зале, ей было вполне достаточно. Развязка не казалась ей драматичной, жизнь не наскучила ей, просто этот момент хотелось запечатлеть в памяти навечно. Следовательно, нужно было оборвать его, не дать шанс возможности разбитого сердца. Значит - уйти, не оставив после себя следов. Она, конечно, не верила в возможность его любви, когда решилась на такое. Теперь момент промедления мог прервать легенду, сочиненную ею. Она предполагала, что Адажио тоже имел свою легенду, а ведь ему предстояло жить с нею, а не с легендой.
Он не пытался догнать ее. Все в ней: независимый вид, гордый взгляд, равнодушный голос, безэмоциональное признание - говорило не в пользу его самолюбию. Но в этот момент у него не было самолюбия, была лишь боязнь упустить воплощенную мечту.
- Постой же! Я положу мир к твоим ногам, если то будет тебе угодно. Остановись! Я ничего не прошу кроме возможности созерцать тебя. Могу я... могу ли я... продолжить свои скитания в твоей тени?..
Медея удалялась неумолимо, как сама судьба. Тогда Адажио упал на землю и закричал:
- Неужели этот день, который мог стать земным раем превратил мою жизнь в ад?! Ответь, Медея! И остановись, если любишь!
- Нет.
Прошло еще несколько лет. "Драма" стала прославленной группой с мировым именем. После многочисленных гастролей, музыканты решили провести концерт в родном городе. Стояла зима. И этот зимний вечер странно напоминал другой. Адажио постарался вырвать из себя роковую страсть. Теперь у него была любовница, не имевшая в арсенале философских концепций и грозящих разлукой каламбуров, она просто любила его деньги и его имидж, а ему было удобно иметь при себе живое напоминание о своей популярности.
Они вышли на сцену спустя десять минут после начала концерта. Адажио привычно осмотрел зал. Он был готов к тому, что Медея будет здесь. Она и была здесь. В первом ряду. Их глаза встретились, и девушка едва заметно улыбнулась.
Незадолго до завершения концерта она поднялась и направилась к выходу.
Адажио знал, что увидит ее на мосту.
- Как жизнь? - спросила она и пожала его руку. - Теперь все гораздо проще, не правда ли? Прошло ровно четыре года.
Адажио пожал плечами.
- Я знала, что ты не сумеешь меня остановить. Глупая девическая наивность, какая-то самовлюбленность... все это тогда помешало мне дать нам шанс. Ведь все зависело от меня?
- Думаю, да. И что теперь?
- Я рада, что ты приехал... Я ждала этого момента. Ты знаешь, я ведь хотела вначале убить себя. На этом же мосту. Ты тоже, я читала... Потом я решила, что оставлю нам шанс... Тот, которого уже не было. Я это знала еще тогда, когда впервые вдохнула в легкие морозный воздух в тот день... Я тогда была чрезмерно замкнута, а ты слишком откровенен. Я думала, что много смелости требуется для того, чтобы не выдать истины, а теперь знаю, что прав и силен был ты со своими детскими признаниями.
- Что это было, Медея, ты знаешь?
- Любовь. Что же еще.
- Длящаяся один день?
- Для меня - года.
Адажио задумался. Медея предложила ему сигарету. Он отрицательно покачал головой.
- Все еще не куришь?
- Нет. Что же мы будем делать дальше?
- Жить. Как и прежде жили. - Медея сжала руку Адажио сильнее. - Ты не должен думать об этом, как о несчастной, безответной любви. Ведь любили мы оба. Друзьями мы остаться не сможем, ведь это будет слишком больно... Ты дал мне тогда обещание, помнишь? Не нарушай его. Только сегодня можно.
Адажио озарила догадка:
- То есть, если бы мы приехали днем раньше или позже, ты бы не пришла?
- Конечно. Я все та же маленькая девочка. Только с чуть-чуть поседевшими волосами.
Разговор их длился до утра. И тогда Медея вновь ушла от него. Он знал ее путь, но не мог проводить ее до дома - с этой минуты она вновь ему не принадлежала.
Не каждый год группе удавалось приезжать в этот город, но всякий раз, когда это происходило, Она неизменно ждала его в зале. До января 19.. года.
Она не попала в аварию, не вскрыла себе вены и не спрыгнула с моста. Ее даже не убила астма или осложнившееся воспаление легких. Просто она забыла.
Ложно, что любовь не забывается и не забываются памятные даты. Ложно, что в сердце человеческом всегда находится место воспоминаниям. Ее сердце оказалось опустошенным многими годами ожидания. Теперь ей было 40. Одна, без семьи и детей влачила она свое жалкое состояние. И более не теплилась в ней надежда о прекрасном принце, который однажды поймет. Что она ждет его инициативы, его силы воли и смелости.
Адажио так и не пришел. Он умер в возрасте 42 лет от передозировки морфия. На его похоронах была и Медея. Трудно сказать. Что заставило ее пойти на столь трагическое действо. Она всю жизнь любила его музыку. Она сочувствовала его тяжелой судьбе. Она пришла отдать дань своей любви, так и оставшейся загадкой. Жизнь Медеи не продолжилась намного дольше. Смерть нашла ее на памятном мосту в январе...