|
|
||
Идочка Чиж стояла с коллегой около одной из колонн станции метро "Маяковская2 и уже битый час обсуждала непростую ситуацию в рабочем коллективе на кафедре университета. Кафедру трясло от конфликтов и увольнений, и Идочка, как старейшая из работников - в том числе и по возрасту - боялась лишиться своей должности и работы вообще, а работа почти уже сорок лет была сутью её жизни. Как всегда в сложных ситуациях, Идочка вертела пальцами перстень, который никогда не снимала с безымянного пальца правой руки. И вдруг... Прибывший на платформу поезд заглушил и звяканье упавшего сокровища, и громкий возглас потрясенной Идочки. Еще битый час женщины шарили вокруг колонны, мелкими шажками прочесывали платформу, упросили работницу метрополитена посветить фонариком на рельсы и шпалы подземки... Все тщетно! Поезда подходили и уходили, а Идочка кругами бродила по станции не в силах смириться с мыслью, что перстень исчез бесследно и бесповоротно. Время близилось к полуночи, приятельница давно имела бледный вид, и Идочка сдалась... Опустившись на сидение метропоезда, она в изнеможении задремала. И привиделись ей темно-зеленые, блиставшие холодом, глаза прабабки. Прабабка Зинаида жила особняком, хоть и в семье своего единственного сына, Идочкиного деда. В двухкомнатной просторной квартире в старом доме старой Москвы занимала одну комнату. Деды, боясь тревожить ее покой, гостей - сына с женой и внучку - приглашали не больше раза в год. Зинаида при гостях никогда не выходила. Лишь изредка во всеобщий разговор врывался ее резкий зов: "Алекс!" Алекс, а по паспорту Александр Александрович, в белой рубашке, при галстуке, словно вприсядку отправлялся к матери. Затем мелькал в двери с подносом на руках - то относил бокал с водой, то чашку со свежезаваренным чаем. Идочка с малолетства слышала семейные разговоры о том, что Зинаида приняла известие о рождение внука как наказание. Но зато когда родилась правнучка, озарилась лицом. И даже первый и навсегда единственный раз навестила молодых. Долго рассматривала орущего младенца. - Наша кровь! - изрекла с промелькнувшей улыбкой. До этого напряженно молчавшие домочадцы дружно подняли бокалы за маленькую Идочку. Когда Идочке стукнуло восемнадцать, ее вызвали к прабабке. Идочка впервые ехала без родителей, в легкой панике. Как и дед, на ватных ногах, вошла в покои прародительницы. Та сидела в кресле, укутанная теплым пледом, боком ко входу. Прямая спина, чеканный профиль... Седые волосы, зачесанные назад, напоминали львиную гриву, выгоревшую на солнце. Когда Зинаида повернула лицо к правнучке, та от неожиданности прижалась спиной к закрывшейся за ней двери. Огромные глаза среди старушечьих морщин еще сверкали огнем, были живыми, пытливыми, как рентген. - Подойди, - не здороваясь, приказала Зинаида. Идочка с трепетом приблизилась к креслу. - Хороша! Наша кровь! - удовлетворенно подтвердила старуха. Не выдерживая испытующего взгляда, девушка опустила глаза. Иссохшие руки прабабки с аккуратно подстриженными и словно отполированными ногтями украшал приличных размеров перстень. - Он идёт по женской линии рода... Велик мне стал, пришло время менять хозяина, - неожиданно каркнула Зинаида и не сняла - уронила перстень на колени. Бесцеремонно, как приговор, обожгла Идочкину руку сухим прикосновением, водворила на тонкий девичий пальчик фамильный талисман. Сжав кулачок - перстень был явно ей велик - Идочка попятилась к двери. Дома девушка положила подарок в душистую коробочку из-под мыла и спрятала в шкаф - не к лицу ей, комсомолке, носить какие-то буржуинские безделушки... Через полгода ее опять вызвали к Зинаиде. Та уже месяц не вставала с постели и сейчас лежала неподвижно, с закрытыми глазами. Идочка робко подошла, присела на стул. - Где перстень? - шевельнула губами старуха. - Дома... Велик... Боюсь потерять... украдут... - лепетала наследница, пряча руки за спинкой стула и ежась от жгучего взгляда прабабки, вдруг приоткрывшей глаза. - Твое чужому не по карману, - был ответ. Еще через месяц вся семья встретилась на кладбище. Собираясь на похороны, Идочка надела фамильный перстень, укрепив его на пальце дешевеньким колечком-ободком. Когда пришла минута прощаться, положила руку с прабабкиным подарком на краешек гроба и крепко зажмурилась. Все казалось ей, что старуха сейчас откроет глаза, пронзит взглядом, проверит... И вдруг будто теплые объятия обернули ее плечи... - Конечная! - Идочку кто-то тронул за плечо. Вздрогнув от неожиданности, она встряхнула дремоту и выскочила из пустого вагона. Как хорошо, что живет на этой самой конечной... Уже в автобусе посмотрела на телефон. Пять эсемесок от Алекса - ужин стынет уже три часа. С порога бросилась в объятия встревоженного мужа. - Представляешь, Алекс, перстень.... Мой перстень... - наконец она позволила себе разрыдаться. - Болтали со Светиком на Маяковке, а его словно ветром сдуло... Муж усадил Идочку на стул, налил чая, поставил подогреваться жаркое... Присев к столу, терпеливо слушал сбивчивые объяснения жены и все гладил и гладил её руку, не обремененную темно-зеленым осколком рода. - Ну, успокойся, - сказал наконец. - Понимаю тебя, любимая. Обидно, конечно, и странно как-то... Может еще найдется... И тут же покраснел от беспомощности своей фразы, быстро повернулся к плите... - Я не снимала его почти сорок лет, - в отчаянии вскрикнула Идочка, глядя в спину мужу. Сорок лет... Со дня похорон прабабки Зинаиды, которая, как открылся перед смертью дед, была не просто заносчивая и властная старуха - древнего рода, уважаемых кровей. Далеко не первая красавица, но чрезвычайно приятная лицом Зинаида слыла владычицей многих мужских сердец. То ли характером брала, то ли не женским умом... И мужа до самой его смерти держала на коротком поводке. Идочка словно только сейчас осознала, что значил для нее прабабкин подарок. Фамильная драгоценность, а по цвету напоминала осколок пивной бутылки, оправа вся черная, не скажешь, что серебро... Но как бы ни выглядел перстень, а все в ее, Идочкиной, жизни шло как по маслу. Зинаиду похоронили глубокой осенью, а уже ранней весной они с Алексеем - и не вспомнишь, когда стала Алексом его называть - свадьбу сыграли. Познакомилась на вечеринке у друзей. Обычный парень - физик и гитарист. А вот ведь - всю жизнь вместе. Кажется, в тот же год, после летней практики, она стала работать на кафедре университета, прижилась. Потом аспирантура, кандидатская, докторская... Работа интереснейшая, люди вокруг умнейшие, студенты - как дети родные... Не заметила, как вырос сын. Алекс был и мамой, и папой, и нянькой, и хозяйкой, и стряпухой... Пылинки все годы сдувал. Жила даже не принцессой - королевой!.. Сколько терпения в человеке! Как он любит! - Вкусно же ты готовишь, Алекс! - прервав путаницу воспоминаний, Идочка с нежностью посмотрела на мужа и чуть опять не заплакала. - Как жить теперь, без моего оберега - каждой черной кошки бояться? - добавила рассеяно. - Не надо бояться! - бодро ответил муж. - Раз так, значит, сделал он свое дело, не нужен больше... На следующее утро Идочка и вправду почти успокоилась - ее не разжаловали в должности: такие кадры в любом возрасте на вес золота. Но вот вечером, приехав домой, она не застала Алекса. Ни записки на столе, ни эсемески в телефоне... Идочка быстро набрала номер, но муж оказался недоступен. На плите стояла сковородка с еще теплой запеканкой. Идочка в полной растерянности несколько раз подняла и опустила крышку, даже не притронулась к еде и вдруг почувствовала острую потребность выпить - то ли коньяка, то ли валерианки. Но почему-то не нашла ни бутылки со спиртным, ни склянки с лекарством, и, не зная что делать и что думать, бесцельно сновала из кухни в комнату. В чувство привел скрип открывшейся двери. На пороге стоял улыбающийся, счастливый Алекс. Опустив на пол кофр с гитарой, раскрыл объятия. - Где ты был? - взвизгнула Идочка и даже ударила мужа кулачками в грудь. - Что с тобой? - пытаясь успокоить жену, Алекс крепко сжал ее в объятиях. - Забыла разве? Я же вчера тебе говорил, что сегодня у меня репетиция! Ты со своей пропажей просто не услышала меня... За годы супружества Идочка ни разу не приревновала мужа. Даже случая такого не было. Она всегда знала, где он, а бывал Алекс только на работе и дома. В свет выходили парой. Иногда на выставки, концерты, спектакли, чаще - в гости к друзьям. Природа наградила Идочку темно-зелеными глазами, гривой каштановых волос, не броскими, но благородными чертами лица. Не обремененная домашними заботами, она всегда была свежа, при маникюре, с прической и легким макияжем. Привыкшая общаться с аудиторией, легко вела и светскую беседу, и умный разговор... Как магнитом притягивала к себе восхищенные взгляды мужчин в любой компании. Алекс же был всегда незаметен. Простоватой внешности, не балагур, он, если с кем и общался охотно, так это с хозяйкой дома - перенимал рецепты угощения. Звездный час его наступал лишь в том случае, если в доме хозяев находилась гитара. Вдохновенный и темпераментный, сразу же захватывал всеобщее внимание, хотя и казалось, что пел исключительно для жены, глядя на нее влюбленными и сияющими глазами. Полгода назад Алекс, заслужив пенсию и завершив с физикой, стал больше гитаристом, отыскал старых друзей. Не разжиревший годами и всегда моложавый, вдруг и вовсе посвежел, разгладился лицом, словно вступил в пору запоздалой молодости. Завел свою, далекую от семейного очага, жизнь - то репетиция у него, то любительское выступление перед камерной аудиторией, то свадьба у сына или дочки друга... До исчезновения перстня Идочка и внимания на это особого не обращала. А теперь стала присматриваться, принюхиваться, все чаще испытывать страх и жжение сердца. Вроде и не скрывает муж ничего, всегда с собой приглашает. Но у Идочки профессорская, расписанная по лекциям и семинарам, жизнь. Однажды все-таки вырвалась - на концерт. Осталась не просто довольна - восхищена! На сцене Алекс выглядел непривычно загадочно и весомо. Несколько восторженных дам даже подскочили к музыкантам после выступления. Обычное дело. Была среди них одна, которая разговаривала с Алексом уж слишком долго... Или это Идочке только показалось? Что-то щебетала, расспрашивала, рот до ушей... Страшненькая, конечно, но ничего, видная такая... Мутные мысли, подозрения постепенно захватили все существо Идочки. Они жили с ней в транспорте, на работе, дома, первыми возникали при пробуждении и часто не давали уснуть. С ужасом замечала, как с каждым днем Алекс все больше остывал к домашним делам, горел то ли творческим, то ли каким другим огнем... Привыкшая к благополучию, Идочка стыдилась рассказать о своих проблемах даже близким подругам. Год душевных терзаний близко подвел ее к критической черте. Единственное, что могло спасти - это помощь психотерапевта. Она даже записалась на прием, но сходить не успела. Накануне вечером как всегда ожидала Алекса. Он был на репетиции, явно задерживался. Около полуночи пришла эсемес: "Играем на свадьбе. Приеду с первым поездом метро". Идочка почувствовала, как белеет лицом. Словно жизнь выходила из нее. Добрела до постели, легла. Потянулась за сердечными каплями, которые теперь всегда стояли на тумбочке в изголовье. Выпила двойную порцию - лишь бы не чувствовать, не думать... И вдруг явственно услышала голос прабабки : "Пора бы и должок отдать!" "Какой должок? Кому отдать?" - хотела крикнуть Идочка и забылась сном. На следующее утро Алекс не пришел ни в семь, ни в восемь, ни в девять...Идочка не помнила, как ехала на работу, как провела лекции... Вернувшись вечером домой, застала Алекса в постели. Он крепко спал. Не помня себя, тряхнула что было силы за плечо, отхлестала по щекам... Впервые устроила сцену ревности. Слушая крики жены, Алекс смотрел куда-то в пол. - Я думал, ты поймешь меня, - ответил неожиданно спокойно. - Так ждал этого времени, чтобы заняться музыкой! Я отдал семье, тебе всю жизнь... Столько лет ждал тебя! - Пора бы и должок отдать? - не помня себя, повторила Идочка слова прабабки. - Можно и так сказать, - тихо ответил Алекс. - Как, как? - каркала Идочка. - Как? - эхом повторил муж и впервые за время скандала посмотрел в глаза разъяренной Идочки. - Спасибо, что разбудила... Собрался и, не поцеловав на прощание жену, тихо вышел за дверь. Всю ночь Идочка решала один и тот же вопрос - любит ли она мужа, что он для нее? Только ли надежный тыл или мужчина, единственный, любящий и любимый? Что и говорить, у нее бывали увлечения. Многие коллеги и даже студенты водили вокруг нее восхищенные хороводы... Они увлекались, а Идочка теряла голову, немного, чуть-чуть... Прекрасно понимая, что ни один из них не заменит ей Алекса. Алекса, который после свадьбы сделал выбор в пользу дающей хоть какое-то прожитье физики. Который, ничего не понимая в филологии, добросовестно помогал собирать материал для ее кандидатской, потом - докторской... А когда и сам решил защититься, Идочка, наконец, родила. Долгожданный малыш, поздний ребенок, принес много счастья и поставил вопрос ребром - он или карьера. И Алекс опять подставил плечо - он очень любил жену и был абсолютно равнодушен к своей профессии. Перед открытыми глазами Идочки словно мелькали кадры киноленты. Вот Алекс в день их знакомства, а это он делает ей предложение... Кормит из бутылочки сына... Вот они у моря. Он ловит сынишке крабов и пугает ими Идочку... Вот он в красном фартуке в белых ромашках. Присел на постель. Воскресное утро, он уже напек блинов и будит Идочку, щекоча ей нос вырвавшимся из подушки пером... Родной до боли человек. Но никогда он не был ей дороже и ближе, чем прошедшим вечером. Она надрывалась в крике, а он слушал не перебивая, лишь изредка растерянно потирая виски. Когда ответил - не было в его голосе ответной злобы, только недоумение, горечь. Сгорбился, выходя из дома... Идочка едва дождалась утра. На работе сразу же написала заявление об уходе. Коллеги восприняли это как шутку, ректор был в шоке, студенты бунтовали... - Пора, пора...Возраст, давление, погода...- сумбурно, невпопад отшучивалась Идочка. Как хорошо, что этот прощальный день, который она себе раньше и представить боялась, уже окончился. Да что день? Окончилось, рухнуло все: семья, работа... Идочка стояла на платформе станции метро "Маяковская" с лучшей подругой Ольгой. Вот уже полчаса они говорили о том, о сем, а Идочка так и не решалась открыть сердце. - Представляешь, написала сегодня заявление об уходе! - наконец выдохнула она. - Алекс почти два года как на пенсии, а я... Хочется друг для друга... - Идочка сбилась на лепет и отвела глаза, боясь, что Ольга прочитает в них что-то большее - смятение и боль. - Знаешь, ровно год назад у этой самой колонны я потеряла свой перстень, - меняя тему, опять выдохнула Идочка. - А это не он лежит? - спросила подруга и указала пальцем вниз. Между выступами каннелюры, на мраморном основании лежал не тронутый, не найденный, не замеченный миллионами пассажиров и десятками работников метрополитена оберег. Ждал свою хозяйку... Прилетевший на платформу поезд обдал волной крепких объятий, заглушил и вскрик ошеломленной Идочки, и звук вздохнувшего эсемеской телефона...
|