Возлежали трое у большого костра, пламень его сливался с белыми одеждами и играл на молодых лицах старцев. Языки огненные бродили на оживающем камне полуразрушенной пещеры, спрыгивая в темноту ночи и пропадая в пространстве неба. Вверху мерцали ясные звезды.
Я тенью, путаясь в высокой траве, прокрадывался к огню. Здесь, чуть выше долин, стояли могучие старые леса, перемежаясь с каменистыми плато и сухой шелестящей травой по краям рощ. Солнце, после того, как иссушило все вокруг, давно село. Теперь же повеяло холодом. Скитаясь уже который день по этим местам, я первый раз за все это время видел здесь огонь. Этот огонь вызвал у меня страх и вопросы удивления и недоверие. Я остановился. Мне нечего терять, я шел бы дальше, пока опять бы не упал, скованный усталостью и пока надежда на какое-то чудо не пришлет уверенность, не пригреет сном... Но этот огонь... Ближе нельзя - увидят. Сердце начало колотиться как у ребенка перед чем-то неизведанным и таинственным, мысли запутались и скатались в клубок дерущихся кошек - там люди или...
И вдруг все это разом стихло и затаилось... тихий, спокойный, мягкий голос как будто на самое ухо прошелестел: " - Подходи, не бойся". Как будто сами травы, сами горы, сам ветер: " - Подходи...". Трава затрещала - он сорвался с места и рванул прочь. Прочь отсюда, прочь. Перед глазами снова тупой болью возник концлагерь, трупы, рабство, смерть... Нет! Страх гнал его с необычайной силой прочь, а ноги слабли, не слушались, как скованные тяжелой цепью с землей. Запутавшись в траве он упал, трава сплелась с одеждой и не отпускала. Закрыв свободной рукой голову он замер...
" - Благословен путь твой" - услышал он вновь странный голос - "не бойся меня, я твой друг. Поднимись, пусть пламя огня моего осветит и согреет тебе эту ночь".
Этот голос действительно дружески улыбался, звал и успокаивал. Я с трудом поднялся на четвереньки, а потом, освободившись от травы, и в полный рост. Ноги сами несли меня к огню, к теплу, и я плелся, пытаясь разглядеть говорящего ровным негаснущим голосом, который исходил как будто не от него, а изнутри меня, звуча во мне, а не в ночном воздухе.
" - Господь послал мне сегодня обед на двоих и я ждал тебя, спутник мой" - молодое, загорелое, почти без морщин лицо старца светилось, а глаза... Не пламя огня жгло мои глаза и мешало рассмотреть их, а они, его глаза. Глубокие, как звезды на небе, как вода в ледяных ключах... в которых отражался я... Мне показалось, что я совсем одичал за время скитаний - был в страшно грязных лохмотьях нищего и с растрепанными волосами.
Я стоял в трех шагах от него и не знал, каким боком к нему повернуться, как подойти. Он вынимал ржаные лепешки из котомки, на дне которой лежал свежий виноград с долин. "Садись, грейся, хлеб-соль принимай, ты устал после трудного твоего пути, садись, друг мой". Он посмотрел звездными родниками на меня, улыбнулся и начал говорить, как будто песнь слагал, как былину рассказывал, с каким-то старинным оттенком.
" - Кончен Черный Путь, пришел рассвет к тебе в Храм. Оглянись вокруг себя - ты не беглец" - это последнее слово заставило содрогнуться, все последнее время оно вертелось у меня в голове, а старец читал, как в книге раскрытой, во мне мысли мои и отвечал мне на них...
" - Ты не беглец, ты путник" - он протянул мне виноград. Я дотронулся было, но тут же отдернул руку - моя грязная пыльная лапа настолько была несравнима с девственными гроздьями, что мне стало страшно измарать... Я увидел свои в кровь истертые ноги сквозь дырявую обувь и корчавую палку, что подобрал где-то на опушке леса, и мне стало стыдно.
" - Ну, это ты зря. Разве этого надо стыдиться? Разве стыдятся такого Великого Пути. Забудь об этом и не думай, как не думаешь о тленном. Пей, кушай - Он заботливо пододвинул ко мне котомку. Внутри меня что-то булькнуло и защекотало. Я хотел прошептать "Благодарю Вас", но из груди моей вырвались хрип и мычание, теплые слезы застили глаза и все вокруг поплыло волнами, во рту стало солоно и щеки защипало. Все тело сотрясалось от рыданий, и с каждым всхлипом становилось все легче и легче, как будто вся тяжесть, которая горой лежала на моих плечах уже много столетий, куда-то уходила, далеко, прочь. А он все смотрел на меня улыбающимися глазами. Виноградный терпкий сок слился с солеными слезами и питал изможденное тело, от лепешки совсем пропало появившееся вдруг чувство голода. Сопя и еще изредка всхлипывая, я почувствовал умиротворение и покой. Перед глазами проплыли свежие звезды в теплом ветре - созвездия сплетались в нем причудливым рисунком, огонь костра полыхал заревом, лаская их и окутывая дымом, холодный запах земли, пыльной сухой травы, заботливое лицо старцев, горы, ослепительные глаза превращались в снежные вершины, огромное Солнце и старые дубовые леса, березовые рощи, зеленые долины - в покой...
Свежий воздух ворвался в легкие, и этот вдох пробудил меня ото сна. Я слышал тихое журчание воды, но не помнил когда оно вплелось в сон и стало явью. Сон был так долог. Он наполнил тело свежестью, гибкостью и силой. Рассветное Солнце осветило только розовым светом белоснежные сверкающие вершины на западе. Оно било в глаза радостными лучиками и прыгало зайчиками на небольшом озерце. Около ближайшего камня струилась из-под земли змейка хрустальной горной воды, проползая в траве, расширяясь и вливаясь в это озерцо. Ничто больше не нарушало зеркала вод.
Ни ветерка. Четкие стройные горы, тянувшиеся с запала на восток настолько просматривались вдаль, что можно было увидеть точку орла за тысячи километров отсюда. Рядом... на камне лежали белые одежды и белый посох из неизвестного дерева, с рунами Пути. Тут же, около камня, стояли кожаные сандалии и котомка, полная, с запасом на несколько дней пути, клочок бумаги. "Доброму путнику в путь"... Я вспомнил, что случилось вчера. Но это вчера показалось мне, как и вся моя жизнь, чем-то таким далеким...
А вокруг не было ни единого следа пепла или золы... Ни примятой травы, ни пещеры, ни старца... Как будто не было...