Родионов Альберт Юрьевич : другие произведения.

Забугорье

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

  
  Бранденбургских ворот неизменный просвет
  Пешеходных дорожек лоскут
  Я иду на Рейхстаг -
  Так велел мне мой дед -
  Отрицая тепло и уют
  Я иду на Рейхстаг
  Сквозь познанье времён
  Где сознаньем молчит тишина
  Где стыдливо торчит
  Будто не пил вина
  Одинокий, разлапистый клён
  Я иду на Рейхстаг
  Гриф гитары парит
  Словно "мосинки" старой цевьё
  Я иду на Рейхстаг
  И не буду убит
  Не кружи надо мной вороньё
  
  Липой пахнет асфальт
  На аллее пустой
  Ранним утром алеет восток
  Я иду на Рейхстаг
  Чтобы не было войн
  Так велели мне совесть и Бог
  
  
  Вторая двухлитровка пива приказала долго жить и коричневым полозом сползла на дно нетленного стакана - желудка, не совсем, чтобы нетленного, но таки долгожителя в сравнении с обычным пивным бокалом. Привычные к подниманию литро-тяжестей на грудь и ниже - органы, не отметив утяжеления, намекали хозяивам, что без труда примут и вдвое больший объём, мол... не стесняйтесь... Оттого, отбросив лишнее смущение, парочка тяжеловесов решила сменить место стоянки, точнее - идея возникла лишь у одного из них, имеющего рядом с нею нечто ещё. И это "нечто" было пора осветить!
  - Надоело тут пиво жрать без толку, - воскликнул худой, вскормлённый на воле и чифире, тридцатилетний орёл.
  "На воле и чифире" звучало, конечно, странно, если не сказать более, но всё объяснялось довольно просто:
 &nbs Валера, никогда ни сидевший, не тащивший, не тянувший, не чалившийся, парившийся и т.д. тупо закодировался от алкоголя на рубеже четвёртого десятка лет и в поиске замены кайфа, остановился на крепком, очень крепком чае - чифире.
  Уже месяц, как он спрыгнул на ханку - в правильно китайском понимании слова, и слегка прогнувшись гибким хребтом под его весом, она с удовольствием везла лёгкого и благодарного седока.
  А седоку становилось всё тяжелее и дабы облегчить воз депрессии, приходилось подкармливать лошадку, и не травкой, а жидким суррогатом.
  - Поехали к цыганам! - по купечески воскликнул он снова и взмахнул рукой.
  - Зачем? - спросил его собутыльник, которому было вполне уютно и здесь.
  - Поехали, у меня там всё схвачено - за всё заплачено! - не унимался Валера. - К цыганам, как аристократы! Мы ведь с тобой аристократы в нашем музыкальном мире!?
  Коллега по пиву откинул голову и внимательнее взглянул на аристократа - бывшего чифириста, ныне - возвращённого обществу алкоголика, и высказался:
  - Если считать миром - наш городок, из которого все аристократы от музыки давно эмигрировали, и вести дискуссию о новой зарождающейся культурной биомассе, что довольно-таки сомнительно за короткий срок, то... я бы не спешил...
  - Ты всегда не спешил, - устало обронил Валера и взвесил на руке пустую пластиковую бутыль. - Всё равно пиво кончилось и придётся прогуляться, а там и до цыган недалече. Вставай, пошли... - он медленно поднялся и потянул с гвоздя обе куртки. - Одевайся... на выход...
  
  Ресторан обнял гостей холодным синим полумраком и пригласил лично убедиться в чистоте скатертей и сервировки.
  Валера, подойдя к барной стойке, наговорил кучу комплиментов кучеобразной барменше и та, кивнув в ответ, грациозно взмахнула крыльями щёк.
  Стол прямо на глазах, будто с испугу, прятался под тарелками, блюдцами, блюдами, бокалами и рюмками. Синяя скатерть ещё кое-где светила снизу, словно небо испод кучевых облаков.
  Но тучи назойливо клубились, напирали, а пасмурность усугублялась посудой и будничностью праздничной обстановки.
  - Валера, откуда деньги, у тебя на пиво не было? - воскликнул Игорь, удивлённо взирая на суету официантов. Он потому и не решался идти в кабак, боясь расплаты в одну свою харю.
  Уверенно сияющее лицо Валеры всё объяснило без слов, но мозгам этого было мало и они надменно процедили:
  - Я уже объяснял!.. Помнишь пульт на шестнадцать входов, который никто не мог отремонтировать? - не став ждать утвердительного кивка приятеля, он продолжил: - Я его сделал за тридцать минут и хозяин мне должен... а пиво вообще бесплатно - в любое время...
  - Ого, круто! - удивился Игорь и подумал: что, может, зря потратил деньги на четыре уже выпитых литра. Но вслух об этом не сказал, продолжая удивляться изобилию стола и успокоившись что, наконец-то, угощают его.
  - Да, слушай, сейчас сюда придёт молодая женщина, у меня на неё большие виды, так ты... того... не болтай лишнего, - Валера с нажимом посмотрел на Игоря.
  - То есть? - не понял тот.
  - Ну не критикуй, короче, если я что не так спою, скажу... ты ведь умный у нас очень, когда не надо, - заметив, что Игорь
  скромно помалкивает, он, видимо решившись, попросил:
  - Скажи ей, что мы вместе работали в ресторанах, что я высококлассный, ну и всё прочее. Не трудно? - он, наконец, улыбнулся, несколько виновато, но улыбнулся.
  - Нет, не трудно, - ответил Игорь, подумав: зачем Валере быть музыкантом, что будет объясняться потом, когда обман откроется, ведь он электронщик. Да, классный электронщик... Опять же, Игорь сам никогда не видел, чего такого серьёзного починил Валера, попросту доверяя сказанному и давно ожидая, чтобы тот починил телевизор ему: телек вдруг начал растягивать изображение, и большинство, ещё недавно красивых женщин, стали похожи на барменшу из цыганского ресторана.
  "Электролит высох" - взглянув на "ящик", Валера со знанием дела поставил диагноз; настолько со знанием, что Игоря придавило этим знанием к потолку, и он решил набраться терпения.
  - Скажу, что ты аристократ, последний из могикан, и вообще - гений в трусиках! - он скорчил мину, вспомнив, как был уверен Валера в своей элитарности всего лишь час назад. - "Наверное, девчонка не дура, раз так парится!" - его голова согласно качнулась
  - Вот-вот, то, что надо, только без трусиков! - обрадовался сноб и понтарь, радостно размазав по щекам ухмылку, а уставленный жратвой и напитками стол, снова опалил пожаром сомнения, разбуженного интригой приятеля... но Игорь быстро залил подозрения бокалом холодного пива.
  - Ты это... хавчик... не спеши, подождём Наташу, - предупредил Валера, проводив бокал, вылитый в горло Игоря, долгим взглядом и бросив оценивающий взгляд на сервировку с плачущими слезой ожидания свежими овощами. - Знаю, что не ел сегодня ничего, кроме пива, знаю, но помочь ничем не могу, надо ждать!
  Пиво пропело в животе Игоря горьким соколиным клёкотом предсмертную песню, и он потянулся к вновь наполненному заботливой цыганской рукой бокалу.
  - И с пивом... тоже не спеши! - Валера всё держал под контролем, посматривая изредка на циферблат старенькой Славы.
  - Достоевский!.. Я сам себе куплю, в конце концов! - перехвалив приятеля, Игорь разозлился и попытался встать, но, вспомнив, что его деньги они уже пропили, горько вздохнул и сел на место.
  
  Наташа была высока... ростом, да и так, тоже не дура: задавала интересные вопросы, неглупо отвечала на вопросы типа: где и кем работаете, что читаете, что пьёте. Игорь даже не разочаровался, когда она рассмеялась, над его вопросом: нравится ли ей сухой Мартини (она в это время прихлёбывала креплёный). Поставив бокал с вином на стол, она мило поинтересовалась, как может сладкое вино быть сухим?
  "Действительно! - удивился Игорь. - Вот это вопрос - вопросов!
  Потом она умно рассуждала о предназначении каждого индивидуума, о его цели... о цели общества вообще, даже вспомнив девиз иезуитов: "Цель - оправдывает средство!" И снова томно тянулась к сладкому Мартини, смеясь над забавным человечком, надеющимся, что сухое может быть сладким.
  "Наивный... - умилялась она, - сухое может стать только порошкообразным!"
  Когда Игорь возразил, что это слова Николо Макиавелли, и даже сказал, откуда, а иезуиты лишь использовали фразу, Наташиного смущения хватило всего на две секунды, и она смело взглянула ему в глаза, видимо желая сказать нечто большее. Игорь засомневался в трактовке женского взгляда, ему мешали присутствующие, он хотел верить, что так быстро не меняют привязанностей, но Валера сомнений на этот счёт не имел... Он сходу врубился в стройные ряды умников, гибнущим Спартаком, разбрасывая и рубя противников справа - налево...
  Но меч его был туп! в полном понимании этого слова, и порезаться им мог только он. Его подруга, бывшая или потенциальная, сразу поняла, что он, по сути, безоружен и ко всему ещё - обычный хам! Весь вечер Игорь нахваливал её суженного - ряженного, простил ему ужасно исполненную на сцене песню, даже назвал гением электроники (музыки - не решился). Но Валера озверел от ревности и всё испортил себе и всем! Он вывел Наташу в курительную комнату и долго беседовал с ней о чём-то, размахивая руками и краснея лицом; всё это Игорь наблюдал, через стеклянные двери, сидя за столом и нервно потягивая пиво. Настроение было изрядно подпорчено - он много услышал о себе нехорошего и несправедливого.
  Сидеть в одиночке стола пришлось долго... и умная часть его
  мозга напомнила, что "пора бы и честь знать", но бóльшая - упёрлась и инфантильно надулась. Вскоре надулся и мочевой пузырь, до упора налившись пивом, он напоминал о чести частыми болезненными позывами, а туалет находился за курилкой.
  Пришлось идти...
  Ничего не сказав, злобно взглянувшему на него Валере, Игорь прошёл мимо, достиг места назначения и сделал нужное дело... На обратном подходе к дымовой завесе, он услышал:
  - Кого ты слушаешь? этого ублюдка, это трепло? Ты видела, как он жадно съел твой салат? Вся его липкая, зачитанная до дыр болтовня для того и существует, чтобы жевать, пока лохи развесили уши!
  Игорь успел усмехнуться и подумать, пока кровь, устремившись к капиллярам белков, не залила глаз, о том, что Валера, говоря о нём, очень похоже изобразил своё истинное лицо, только уши, обычно, он притирал более слабым собеседникам. "А может мы близнецы?" - едва успел подумать он, как глаза окончательно застлал красный туман, а воротник Валериного пуловера оказался в кулаке...
   Худой, но жилистый Валера упорно сопротивлялся, лёжа на спине и пинаясь ногами... Он норовил попасть Игорю в пах, но тот твёрдо стоял ногой на его горле и медленно давил...
  Когда глазки кузнечика закатились, Игорь нагнулся над ним и в страхе отшатнулся: под головой Валеры растекалась густая красная лужа. Он содрогнулся от страха, и приподнял голову приятеля... Рука ощутила тёплое содержимое головы и испачкалась.
  - Скорую! - заорал Игорь, испуганно обернувшись к Наташе. - Срочно вызывайте скорую! - кричал он мутноглазым зевакам и хватался: то за голову Валеры, то за свою. "Глупо, как глупо!" - била неотвязчивая мысль и терзала жалостью, ужасом бессмыслицы, страхом ответственности.
  Валера тихо застонал и открыл глаза...
  - Слава Богу! - вторя ему, взвыл Игорь и помог потерпевшему подняться.
  - Ой бля, пиздец свитру! - воскликнул тот, установившись у зеркала и рассматривая текущую по щеке кровь, жадно лакаемую воротником пуловера. - Ну, ничего козёл, мы ещё разберёмся! - высказал он то ли зеркалу, то ли пуловеру.
  - Всегда к твоим услугам! - ответил Игорь, видимо согласившись в состоянии аффекта, что они с Валерой близнецы.
  
  - Всё, скорая увезла! - хозяин ресторана - музыкант Саня присел к столу, где над кружкой пива колдовал расстроенный вдрызг Игорь. - Не нужно было тебе опускаться до драки, - Саня Цыган сочувственно посмотрел на руки драчуна - гитариста, перекатывающих по скатерти донышко кружки влево - вправо.
  - Он исправил тебе пульт? - Игорь сделал большой глоток.
  - Нет, да ещё и денег занял. В кредит - бухает уже месяц... там прилично набежало... - цыган оценивающе взглянул на
  быстро пустеющий бокал. - Ещё?
  - Ещё! А зачем ты ему занимал?
  - Ну, понимаешь, пришёл, чуть не плачет, говорит, что дочь вчера погибла в автокатастрофе! Ну, я и дал!..
  - Мне он об этом говорил два месяца назад, когда соскочил с чая, - Игорь раздавил окурок в пепельнице. - Точно не знаю - есть ли у него дочь вообще! Спасибо! - он подвинул к себе свежее пиво.
  - Да ты что, выходит, он развёл меня на жалости? - бешенные цыганские глаза чуть не выпрыгнули на скатерть.
  - Выходит... на сочувствии!
  - Блин, я его накажу, я накажу его конкретно, на таком не спекулируют, - рассерженный Саша встал из-за стола, чуть не забыв попрощаться, и ушёл в свой кабинет.
  - Ну, пора и нам... - Игорь залпом допил пиво.
  
  Мать спала, поговорить было не с кем и, пройдя на кухню, он включил телевизор... Автоматная очередь разорвала кухню пополам и застряла в животе, чем-то ёкающим, напоминая, что пора перекусить. Сделав большой бутерброд с сыром, и поставив чайник на огонь, глядя в телек, он попытался разобраться, кто же всё-таки наши, а кто немцы...
  Но из головы не шёл наш, или не наш, но и не немец - это точно и, отодвинув бутерброд в сторону, Игорь полез под умывальник - за заначкой. Достав нужную сумму денег, он одел куртку и вышел в подъезд...
  
  - Вот! - он положил деньги перед цыганом. - Не надо его наказывать, он и так несчастный! Была у него дочь или нет, жива ли, мертва... всё равно он несчастный дурак и кретин. Поэтому не стоит наказывать, его давно наказал Бог!
  Чёрный глаз удивлённо заходил кругом: от денег - к Игорю... и блеснул удовольствием.
  - Я слышал, что ты порядочный человек, но сейчас убедился в этом лично, - пряча радость, цыган кивнул.
  - Но ты это... если он отдаст долг, мои верни, - Игорь встретился с блестящими бусинами Сани.
  - Какой базар, сразу же! - Саня уверенно поджал губы.
  Они оба знали, что никто ничего не отдаст! Один думал, что его Бог - ему помог, послав лоха на съедение, а другой, спьяну,
  очень быстро хотел стать хорошим и за это платил!
  
   * * *
  
  На следующий день толпа кабака, уже другого, гудела Иерихонскими трубами, карпатскими трембитами, визжала слонами, ими же ела и пила! Но время шло к одиннадцати вечера, и музыкальная халява подходила к концу. Музыканты невольно побаивались этого момента, хотя и ждали, в надежде подзаработать. Времена приличных заработков канули в лету туалетов и лабухи сегодня рады были хоть чему-то.
  - Спасибо, до свидания!.. - прозвучало волшебное слово - предложение и публика недовольно заурчала насторожившейся дворнягой.
  За следующий час удалось, спеть четыре песни - на парнас* - на четверых.
  - До свидания... - опять повторилось предложение платных услуг.
  Но услуг хотели бесплатных, а когда хотят бесплатных, и очень хотят, начинается война, пусть маленькая такая, но война, порой доходящая до стрельбы - дай Бог чтобы в потолок.
  - Мурку давай! - поступило предложение - алаверды, от которого невозможно отказаться, и четыре глотки бесплатно рявкнули:
  - ...Мурка, ты мой мурёночек! Мурка, ты мой котёночек...
  
  - Всё, на хрен эту работу! - сквозь зубы процедил Игорь, сматывая шнуры. - Еду в Германию... унижаться так хоть за деньги!
   * Пáрнас - муз. слэнг. - за деньги.
  
  
  ГЛАВА 2 А. Родионов
  
  Геля широко зевнула, как трёхдневный кутёнок, с той лишь разницей, что вместо голых дёсен сверкнули два ряда отборных белых резцов. Лёжа поперёк кресла, она в который раз обвела взглядом неприхотливую обстановку комнаты и снова зевнула.
  - Веня, кончай с этим неблагодарным занятием, только глаза портишь! - она гипнотически уставилась в висок подруги, упорно тарахтевшей клавиатурой компьютера. - Я что, зря перешивала свою блузу, торопилась? Сегодня день молодёжи, а ты как старуха скрипишь тут... стулом! Кстати, а какой у вас сегодня был стул, бабушка? - она прошамкала вопрос на манер старушки и радостно захохотала. Взбив рыжую шевелюру, вскочила с кресла и потянулась всей длинной немаленького тела, подходящего под стандарты любых конкурсов красоты. - Ну, вставай скрипелка, состаришься тут преждевременно, вредно столько работать молодой девушке!
  - Отстань Гелька, мне завтра нужно работу отдать, тогда и я себе смогу купить приличную блузку, - не поворачивая головы, упорная труженица продолжала щелкать клавишами, от усердия выпятив нижнюю губу.
  Устало, плюхнувшись в кресло, Геля проворчала:
  - Нерентабельное ты нашла себе занятие Венечка, какой-нибудь хромоножке оно может, и подошло бы, но тебе... с твоей внешностью... Мне бы такую фигуру, глаза... да что там говорить, ниже второго места не опускалась бы!
  - Ну, тебе тоже грех жаловаться, подумаешь, один раз третье заняла, так что? - профиль, наконец, развернулся анфас, и нашим глазам предстало живое сероглазое лицо, несколько удлиненное, с по-детски припухшими губами. - Тем более конкурс был продажный, заплатила бы... и в дамки! - Веня снова спряталась за золотистый локон и ушла в работу.
  - Не в дамки, а сразу в дамы! Это ты правильно говоришь подружка! - удовлетворённо просияла Геля и, изогнувшись всем телом, дотянулась до стакана с лимонадом... - Ах хорошо, люблю лимонад, дёшево и сердито! - украдкой, в сторону, отрыгнув газ, она продолжила: - Мой башмак где-то рассказывал: что читая американские детективы, мечтал о кока - коле, словно о первой женщине, правда, он это не мне рассказывал, а гостям, но довольно громко: после пол-литра водки, такого же количества вина и двух бокалов пива... Да, так о чём бишь я? А, вот: зачем говорю, тебе глаза портить; давай по моим стопам: подаём заявку на следующий конкурс и забираем весь призовой фонд, а дальше пойдёт накат! Ой, подруга, ты даже не представляешь, где можешь оказаться вскоре! - рыжая кошка, вскочив на длинные ноги, забегала возбуждённо по маленькой комнатушке, лавируя между предметами мебели с ловкостью присущей именно её прототипу. - Я, кстати, за третье место - штуку зелени отхватила, так это конкурс то был - местного разлива; наверное, тёлок отбирали для сауны, ублюдки! Ко мне один плешивый подъехал с зелёной ручкой, я его так отбрила, что долго виагру глотать будет, прежде чем на красивую девчонку взгромоздится.
  - Ты подружка, прям, как бывалая разговариваешь, у тебя ведь никого не было ещё!? - Венера покачала головой.
  - Потому и не было, что не размениваюсь на мелочь! Ты вот конечно умнее меня Веня, но не по жизни! Я простая и знаю, на что могу рассчитывать: только на свою красоту и молодость, а это достоинство скоропортящееся. Поэтому мой аукцион ещё в пути!.. Ладно, сейчас не обо мне речь!..
  - Да у меня и платья то нет, такого чтобы на конкурс! - Веня пожала плечами, окинув взглядом комнату и закрытые дверцы шифоньера. - И вообще, страшно как-то!
  - Возьмёшь моё старое! - воскликнула Гелька и подскочила к подруге, измеряя на глаз пропорции, - Мы ведь с тобой почти одинаковые!? - она вдруг задумалась, и её зеленовато-жёлтые глаза заволокло туманом. - Ох! - тяжело вздохнув, выдохнула на слове: - Ну и дура же я! - потом тихо засмеялась и закружилась в быстром вальсе, всё же столкнув на бок, зачем-то попавший под ноги табурет.
  - Ты о чём? - улыбнулась Веня, радуясь весёлому настроению подруги и возбуждаясь от засиявшей перспективы.
  - Да всё о том же! - Геля, смеясь, покачала головой, - Дура я
  полная, если такого конкурента тащу за собой!
  - Так может не надо? - заволновалась Веня, она как-то об этом не подумала. - Мне наша дружба дороже! А Гель?.. Серьёзно!..
  Геля выпрямилась во всю длину без каблуков, сделала лицо:
  а la tigris и укоризненно взглянула на подругу...
  - Ладно, только не рычи, я всё поняла! - завиляла хвостом вторая киска, довольная, что не ошиблась в друге.
  
   * * *
  Дефиле в купальниках вызвало бурю оваций и восторженные крики зала!..
  Старый осветитель - онанист, судорожно свёл обтянутые серой брючной тканью колени и подумал о своей тяжкой судьбе, и китайской школе сдерживания семяизвержения; он всегда жалел в такой ситуации, что когда-то не уделил ей должного внимания. Но потом всё забывалось и начиналось сначала.
  В былые времена, когда Дворец Культуры имел в штате театральную студию, он работал суфлёром и не мог нарадоваться на свою службу и изолированную, низко расположенную на сцене, будочку, лишь иногда, во время спектакля или репетиции, удивляя актёров дикими гримасами и странно растягиваемыми фразами. Но память у него была уникальная, и ему прощали малый грех, главного греха не замечая!
  
  Пётр Грязнов, тоже внимательно приглядывался к происходящему на сцене и у него, так же что-то шевелилось... в душе, но иначе, да и грех был иной! Медленно продвигаясь к передним рядам, он пристально вглядывался в лица зрителей, пытаясь определить степень стоимости мероприятия по присутствующим в зале шоу - менам. Судя по его частому киванию головой, она была довольно высока. Увидев в первом ряду, среди строгих арбитров - сакральных коллег клубного осветителя - высокий платиновый домик из искусственных волос, он приветливо взмахнул рукой, излучая всей мимикой лица яркое свечение с двумя чёрными дырами под бровями.
  - Анна Иванна! Вы как всегда прекрасны! - Петя облобызал пухлую булочку, унизанную гроздью перстней. - Вы словно гурия в саду первого из Богов!
  - Ах, Петенька, ты как всегда галантен, льстив и хитёр! - булочка выскользнула из его рук. - Всегда быть прекрасными могут быть лишь бессмертные, а в моём возрасте приятнее слышать о конкретном - сегодняшнем дне! - толсто накрашенные накладные ресницы устало сомкнулись, подтвердив, что некоторых европейцев несколько раздражает липкое восточное словоблудие, тем более... блуда вокруг с избытком! Что поделаешь... - сексуальная революция! Хоть революция вообще - прерогатива "лягушатников", но нам среднеполосным, без неё никак не обойтись, да так, чтоб бифштекс был с кровью. Наплодило когда-то дворянство - Робеспьеров, а увидев гильотину - укакалось! Потому так и востребована сегодня реклама о прокладках для... бифштекса...
  - Ну, чего тебе надобно старче? - платиновый домик милостиво
  дрогнул...
  - Ваш несравненный ум, великолепнейшая... - увидев полезший вниз уголок рта великолепнейшей, Петя вовремя спохватился и спартански лаконично ткнул пальцем в полуобнаженные тела на сцене, сакрарно называя масть и цифры!
  - Нет, Петя, этого мало, ты здесь не один, не забывай об этом мой красноречивый. Поэтому добавь по единичке на каждую масть и можешь спокойно идти в буфет! - волосяной домик накренился Пизанской башней и стрельнул исподлобья несокрушимой уверенностью.
  Тяжело вздохнув и разведя дорогими запонками, Петя натянул и без того тонкие губы, изобразив улыбку. Он остался не в накладе, заранее занизив цену; может, кто здесь и не любил восточную халву, но торговался всё равно по-восточному, потому что базар - дело тонкое Петруха! Теперь, его избранницы, из бедных бесправных семей: обыкновенных - рабочих, инженеров, врачей, учителей, всех не перечислишь - бесправных и бессильных, (что было очень здорово и на руку) получат призовые места; а титулы в его бизнесе играли почти главную роль, после девственности. Потому и конкурс был полулегальным, с издевательским названием - "Непорочная королева!"
  Королев взвешивали и измеряли, как устриц, готовя к столу, то есть к постели, где их вскроет элитный клиент, что совсем не расходилось с желанием устриц, по сути ощущавших себя именно блюдом для избранных, считая законченными дурами тех, кто усердно растил в себе натуральную жемчужину!
  
   "Эх, хороша страна Россия и чего в ней только нет!
   Кто-то ест икру с шампанским, кто-то делает - минет!"
  
  
  
  ГЛАВА 3 А. Родионов
  
  Дельфины снова выпрыгнули из воды, подставив солнцу белые животы и удивив зрителей цирковой слаженностью. Но их тренером выступала, не затянутая в чёрный презерватив девчонка, трясущая дохлой селёдкой, вытянутой над водой рукой, а сама Мать Природа, или, как минимум, сподвижница Нептуна - Салакия - богиня, олицетворяющая движение моря! Поэтому, вскоре, бесполезность взлёта над волнами трёхметровым афалинам надоела, и они исчезли в глубинах, в погоне за вкусной живой рыбой.
  Ракетообразный лайнер рассекал острым форштевнем жидкую бирюзу и торопился в старый порт: в уютную бухту - к зелёному, оккупированному мидиями причалу, тем не менее, не забывая и о гостях: щедро, настежь открыв бассейны, бары и бутыли с дорогим и не очень вином.
  
   * * *
  - Не верю, понимаешь, не верю! - восклицала через определённые периоды времени Венера, будто оказалась на Венере, а не на обычном средиземноморском лайнере. - Это происходит не со мной!
  - А ты потрогай портмоне и сразу поверишь! Пачка сто долларовых бумажек придаст тебе уверенности, как и корона первой Miss! - Геля, развалившись в шезлонге, присосалась к трубке коктейля. Шербет с коньяком ей понравился больше, чем лимонад и она не упускала случая промочить горло.
  - Пошли к бассейну, искупнёмся!?
  - Пётр Григорьевич запретил выходить на солнце! - Веня шпионски огляделась.
  - Да пошёл он!.. - Геля резко отодвинула стакан и встала. Вжикнув молнией сарафана и дождавшись его падения, вышла из кружевного воротника, словно Афродита из пены. - Ну, ты идёшь?
  - А, была - не была!.. - Веня повторила манипуляции подруги, и они явились на свет Божий!
  Дружный скрип шезлонгов не отвлёк их внимания от прохладной голубой купели и, игнорируя жадные взгляды привставших сидельцев, две точёные попки исчезли в брызгах воды.
  - Класс! - Геля перевернулась на спину и двугорбым бактрианом
  рассекла волну, сомкнувшуюся на её плоском животе.
  - Да уж!.. - поддакнула Веня и, нырнув, явила миру две других аппетитных выпуклости.
  Накупавшись и охладив драгоценные тела, они вышли и снова не заметили повторного скрипа шезлонгов и раздосадованных жён. Но одного человека им пришлось заметить: встав на их пути, он сверлил злым глазом в них дырки, не боясь испортить дорогой товар.
  - Я что вам говорил? - Петя пошевелил желваками. - А ну вниз коровы, а то такой штраф наложу, тошно станет!
  Веня отступила назад, и всё солнце в раз ушло с её лица, уступив место холодному селениту.
  - Да как вы смеете? Хам! - она презрительно взглянула на тонкогубого. - В первом же порту отправите меня домой! - резко повернувшись и потянув за руку Гелю, она вернулась к бассейну, который с радостью принял их тела в свои объятья, укрыв от мужской шовинистской свиньи.
  - Девчонки выходите, я прошу прощения, просто вспылил, но и вы поймите: ваш загар может всё испортить! - присев на корточки на краю зелёной плитки, Петя сделал просящие глаза, - Там, куда мы едем, смуглых красавиц с избытком. Ваше белое тело служит залогом успеха и победы!
  - Да я бледная, как поганка, смотреть противно! - воскликнула Геля, неблагодарно шлепнув рукой по поверхности воды.
  - Это тебе противно, у них же всё наоборот: дефицит холода, снега, лунных тонов, вечная жара пустыни, смуглые тела... оранжевое солнце, оранжевое небо, оранжевые песни...
  "Да он поэт! - подумала Веня, неприязненно глядя на недавнее, точнее вечное хамло. - Скорее актёр! Ладно, поживём - увидим!" - поднявшись по блестящим ступеням, не оглядываясь, она ушла к себе в каюту.
  
  - Ну, блин, влезла в дерьмо, так я и знала, ничего даром не приходит, никакой успех! - Веня открыла иллюминатор и подставила лицо ветру. - А что он о загаре говорил, нас что,
  раздевать будут? - она удивлённо посмотрела на подругу...
  Та, скривив губки, забегала глазками по углам каюты...
  - Может и будут, а тебе что жалко?
  - Жалко, с какой стати я должна голая перед всякими... там ходить?
  - Перед шейхами, эмирами, миллионерами! - перечислила Геля претендентов на созерцание северных даров.
  - Какая разница - кто, важен факт насилия! - Веня гневно закусила губку.
  Громкий злой смех вернул её к действительности, и она удивлённо посмотрела на подругу.
  - Слушай... целка - невидимка, ты чего из себя дуру инфантильную строишь, ты, что не знаешь, что это за бизнес? Куда ты лезла, если думала, что тебе за красивое платьице и купальник такие бабки будут отстёгивать? - Геля нахмурилась и сверкала глазами...
  В открытый иллюминатор влетал морской бриз и её огненные волосы полыхали лесным пожаром, (наверное, в художественной тенденции - фовизм, авангардист так бы и назвал эту картину) настолько реально, что Веня почувствовала, как поползли муравьи по коже. - А я вот разденусь и глазом не моргну! - кричала Гелька, - В какой-то пустыне, где меня никто не знает! Ха-ха! Да ты телевизор, журналы посмотри... Все голые, без исключения, даже жёны футболистов! Вернись Веня из своего космоса, наплюй на орбиту и живи проще, иначе скукожишься старой банановой коркой за компьютером, без денег и богатого мужа.
  - Не надо мне богатого, хочу любимого! - проворчала Веня и, упав на койку, отвернулась к стене.
  Лесной пожар потух, художник ветер, в отчаянии, выпрыгнул в окно и последний уголёк выстрелил:
   - Ну и дура!
  
  
  
  
  
  
  ГЛАВА 4 А. Родионов
  
  Шея устала, болел затылок, ныли плечи, но голова упрямо поворачивалась в сторону следующей развалины, возрастом в тысячу лет и с губ срывался восторженный возглас!
  Старья в Тунисе было навалом!
  - Венька, у тебя шило в попе, да? - смеялась Гуля, почти тёска Гели, но в полном объеме букв - Гульфира. Её глазки-угольки прятались от солнца в толщу густых ресниц и все смеялись тоже. - У меня такое впечатление, будто я в Подмосковье! - бесполезно поднимая брови, восклицала она.
  Серёжа - высокий парень с развитыми боксёрскими плечами и открытым гладким лбом, прятал, на манер Гули, глаза за тёмными стёклами очков, поэтому их цвета не разглядел никто.
  Пресс секретарь Российского консула, он встречал группу моделей и, смущаясь, не знал, как себя вести.
  - Странно! - он робко пожал плечами. - А что у вас за ассоциации?
  - Дак сплошные красные шапки, как грибы в лесу! - засмеялась Гуля и подмигнула подругам.
  - Шишия - мужской головной убор тунисца - неотъемлемый атрибут местной одежды. Зато обратите внимание: где ещё на Ближнем Востоке вы увидите столько девушек с открытыми лицами?!
  - Да, достижения феминисток - на лицо! - усмехнулась Венера. - Важно, как они ведут себя в семье, насколько дискриминированы в глубине социума! Но открытые лица - это что-то! Ой, вы лучше посмотрите какой памятник зодчества!.. - восторженно воскликнула она, чуть не выпрыгивая из джипа. - Давайте остановимся?!
  - А... эта постройка называется Большая мечеть и возведена в восьмом веке... - Сергей обрадовался случаю быть полезным, отметив маниакальный интерес Венеры к старинной архитектуре и взглянул на упорно молчащего Петра.
  - В консульство! - Петя, наконец, открыл рот, чтобы тут же закрыть созревающий проект и напомнить, кто старший на корабле.
  - Завтра, могу показать вам город, а сегодня просто отдыхайте и
  берегите ноги! - кивнул Сергей, сглаживая строгость их старшего.
  - А завтра погода не испортится? - серьёзно спросила Геля и, изогнув бровь, нагнулась вперёд, сбоку заглядывая ему в глаза.
   Девчонки прыснули...
  - Нет, будет солнечно! Погоды здесь стоят устойчивые! - пошутил он, подражая Кисе Воробьянинову, и смущённо отвернулся от назойливых глаз. От каждого взгляда девушек Сергей нежно краснел, что заставляло красавиц ещё чаще задавать вопросы, и хохотать, наслаждаясь буряковыми ушами скромника.
  
  Внутренний двор консульства приятно поразил путешественниц, а чистый большой бассейн, под полосатым балдахином, вообще... привёл в восторг.
  - Знакомьтесь девочки, это Виктор Иванович - второй консул и сейчас, в отсутствии консула - первый! - Петя, подобострастно наклонившись вперёд, пожал поданную ему руку.
  Толстяк, с темнеющими под мышками пятнами пота и складчатым затылком негра, оскалился жёлтыми крепкими зубами, схватив сразу две девичьи, попавшие в его капканы, ручки.
  - Гордость наша, разрешите приветствовать вас на древней земле финикийцев... Приятно сознавать и надеяться, что именно наши красавицы продолжат традиции завоевания Древнего Карфагена. Итальянка по происхождению, но уроженка Туниса - Клаудиа Кардинале в восемнадцать лет стала - мисс Тунис! Символично, что и Рим, и Карфаген, в конце концов, не смогли остановить экспансии восточных народов! - Высоко подняв руку, Виктор Иванович с пафосом продекламировал:
  
  - ...Древним ордам -
   Понятнее дела князей! -
  И тех водили в Колизей
  В цепях зарезанных зверей!
  Где пожирал хлебы плебей!
  Жиреющей от зрелищ мордой!..
  
  Галантно поклонившись на раздавшиеся аплодисменты, он довольно улыбнулся:
  - Надеюсь, вам у нас понравится; по крайней мере, мы сделаем для этого всё от нас зависящее. А сейчас... располагайтесь; Сергей покажет ваши комнаты. В девятнадцать часов ужин - сегодня он будет праздничным - в вашу честь!
  Плотоядно улыбаясь вслед девушкам, он потушил оскал, когда за последней закрылась дверь особняка.
  - Ну, молодец! Хороший товар! - он достал из кармана футляр
  с сигарами и предложил одну Петру. - Кто родственники?
  - Да, так, мелочь всякая, хлопот особых не будет! - Петя, сорвав целлофан, понюхал сигару, - Корона?!
  "Второй" снисходительно хмыкнул и, хлопнув "шестого" по плечу, кивнул:
  - Ладно, иди, отдыхай, готовься к ужину; я, кстати, уже покупателей нашёл на эту партию, так что через недельку вылетишь обратно; время - деньги!
  
   * * *
  Тридцать пять градусов в тени было многовато для жительниц средней полосы России. Спасал тёплый, сладковатый ветерок несущий лёгкую прохладу со стороны аванпорта Хальк - эль - Уэд. Открытый джип консульства мчался по центральным улицам, боясь остановиться и лишиться охлаждающего потока воздуха.
  - Ну что, минарет аль - Хауа, будем смотреть? - Сергей повернулся к Венере, заранее зная ответ Гели и Гули, но всё же остановив автомобиль.
  - А туда нельзя на машине въехать? - Гуля захныкала, - Все ноги стёрла, босоножки новые!..
  - Увы, Гюльчатай... - вздохнул Сергей, - надо было одевать кроссовки!
  - Ну, блин, и этот... - Гюльчатай! Я Гульфира! Понятно? Ещё скажи, как все дебилы: "открой личико" и будет полный комплект! - Гуля выпрыгнула из джипа и проковыляла к маленькому фонтанчику. Скинув обувь, она опустила ноги в грязную воду и шумно вздохнула: - Хорошо... так бы и сидела!.. - обернувшись, она крикнула, - Вы идите с Венькой, точите камни, а я тут подожду, - и уже тише: - Альпинисты долбанные!
  - Я тоже у фонтана посижу! - Геля попыталась улыбнуться Вене, но только скривилась кислой гримасой.
  - Сергей сочувственно взглянул на девчонок и неопределённо пожал плечами, ему так же надоело шляться по жаре, вместо того чтобы нырнуть в голубую прохладу бассейна, да завалиться на диван под кондишн, включив телек.
  - Ну ладно, хватит на сегодня! - растерянно обведя взглядом спутников, Веня сжалилась... - Поехали куда-нибудь в тень, попьем вкусненького и холодного!
  - Ура! - завопила Гелька, сразу придя в себя. - Венера, Афродита, богиня... снизошла! Гуля вылазь из болота, едем бухать!
  Гуля, кряхтя, поднялась и направилась к машине, размахивая над головой босоножкой и громко декламируя:
  
  - Шербета мне - другого не прошу,
  Шербета мне - другого не хочу,
  А небеса даруют мне прощенья?
  Не предлагают, я и не прошу!
  
  Ну и Хаям у вас девушка! - засмеялся Сергей и повернул ключ зажигания.
  - Серёжа включай музон! - Гуля водворилась на сиденье и удовлетворённо откинулась на спинку.
  - Едем пить шербет... и как там у твоего любимого Хаяма:
  "Всю музыку - за бульканье вина!" - засмеялся Сергей. - Поэтому, пока ваши уши отдыхают от музыки, я прочту лекцию о госу-дарстве, гостями которого мы являемся!
   Гуля перекосила губки и вздохнула:
  - Это у него называется отдых для ушей!? Какая самонадеян-ность!
  Сев повыше и выпрямив спину, Сергей сделал значимое лицо и с некоторой долей юмора начал исторический экскурс:
  - Уже в 12-ом веке до нашей эры, на этом месте были основа-ны Финикийские поселения, главное из которых - Карфаген. К середине первого века нашей эры римляне захватили территорию северо-восточного Туниса...
  Девчонки понимающе переглянулись, и Гуля незаметно покру-тила пальцем у своего виска, а Геля кивнула на Венеру, и все
  дружно захохотали...
  Сергей удивлённо замолчал и осмотрел подружек по очереди...
  - С пятого века под властью вандалов, затем Византии. С начала восьмого века в составе Арабского халифата. С 800-го года самостоятельное государство. В 909-ом в Тунисе основано государство Фатимидов. В 1160-1229 в государстве Альмохадов и так далее... и тому подобное... - под смех девчонок Венера скороговоркой выдала энциклопедические данные, и шумно выдохнув, закончила:
  - С марта 1956 года Тунис - независимое государство!
  - Ну, вы блин даёте! - голосом актёра Булдакова проговорил Сергей и выкатил глаза из орбит.
  - Не удивляйся Серёжа, в институте я делала дипломную работу о Тунисе; так сказать: пошла по стопам отца - он у меня доктор археологических наук, сейчас преподаёт историю в институте. Теперь, как ненормальная дорвалась до оригинала и не могу насытиться, - Веня виновато глянула в зеркало заднего вида и хитренько улыбнулась. Её улыбка хирургом - пластиком слепила Сергею глупое лицо и, забыв о дороге, он нежно замычал... Геля, заметив, что водитель тормозит не ногой, а головой, ткнула его в бок кулачком и воскликнула:
  - Эй, парень, на дорогу смотри, а то без шербета останемся навсегда!
  
   * * *
  Тунисская нуба звучала тихо и медленно, почти нудно, постепенно, едва ускоряясь... Околдованная коктейлем шербета с шампанским, и размеренным ритмом тара, тюкающим в темя с садо-мазохистским постоянством, Веня закрыла глаза и представила, что лежит на толстых персидских коврах совсем голая... Красавец араб в белом тюрбане с огромным изумрудом во лбу, приобняв её за талию, жарко дышит в лицо ароматом конопли и фиников... Она пьёт его запах, как густое верблюжье молоко и перебирает рукой белое аба на сильной смуглой шее.
  Ей легко и хорошо!
  - Возьми в рот! - мягко, но настойчиво говорит он. - Тебе это понравится!
  Ей почему-то страшно, она знает, что так принято, но она воспитана в других традициях. Красавец с огненными глазами не отстаёт и открывает тёмными пальцами её губы... - Бери, тяни губами в себя, вдыхай! - шепчет он, вставив ей в рот, тонко инкрустированный золотом, мундштук из рога нарвала. Ей никто не говорил, что это рог нарвала, но она уверенна, она об этом читала где-то. Она тянет в себя и вдыхает, ей хорошо и уже не душно, мундштук мягчеет, растворяется в полости рта, а сизый дым склоняется над ней королевской коброй в снежном тюрбане и всасывается куда-то глубоко, ниже лёгких и там копится тянущим вниз клубком.
  - ... Ну, за науку! - подняв стакан с шербетом и снова паро-дируя голос известного пьяницы - генерала, Сергей, дурашливо округлив глаза, чокнулся с девчонками и особо звякнул о стакан Вени, чем привёл её в чувство.
  - Как-то странно на меня действует эта музыка! - Веня протёрла глаза и встряхнула головой. - Или это шампанское с шербетом? Сергей подтверждающе кивнул:
  - Музыка - Нуба! Это они ещё не поют, а то вообще в астрал войдёшь. Видите инструмент с шестью струнами - похожий на лютню? Он называется - уд, а в Азербайджане, Грузии или Армении, он называется - тар, - он чему-то засмеялся, - а здесь - тар - бубен! Смешно?
  - Девчонки улыбнулись из приличия, не найдя ничего смешного в путанице названий, - "Восток дело... Точно!"
  Сергею никак не удавалось быть адекватным на все сто, и чем больше он старался, тем чаще допускал ляпы.
  "Три музы: одна - Каллиопа - Хаяма переделала с ходу, другая - Клио - исторические даты выдаёт, как компьютер, третья - может Талия - муза комедии (больше ничего не подходило, кроме, воистину шамаханского стана) - тоже за словом в карман не лезет! Подумав, что раз уж прозвучало имя Талия - одна из девяти муз, то три грации, нет, точнее - хариты, подходят больше - Талия, Аглая и Ефросина - три греческих богини красоты не давали ему сосредоточиться своей небесной принадлежностью.
  "Чёрт, куда меня несёт? Какие-то музы, хариты, грации! Прос-тые девчонки из отечественной глубинки, но совершенно дурацкое ощущение мезальянса!" - удивлялся Сергей, не понимая причины. - А говорят, что красота и ум понятия несовместимые!
  Ему очень нравилась Венера: золотоволосая, высокая, с красивым, несколько строгим правильным лицом и бездонными серыми глазами; он тонул в них, как в глубоком колодце культового комплекса - чёрно-синего от толстого слоя воды уходящей вниз шахты. Искоса поглядывая, он восхищался быстрой грацией её тонких сильных рук, плавным изгибом длинной шеи и пытливым цепким взглядом, подмечающим всё вокруг и рентгенирующим насквозь.
  - Веня, а ты кем работаешь, вообще? - он рискнул взглянуть ей прямо в глаза.
  - Да так, подрабатываю компьютером на дому... - Веня пожала плечами и спокойно впустила его в свои колодцы, а он не превратился в камень и счастливый подаренной жизнью быстро отвёл взгляд.
  - Она работает первой Miss? А работа надомницы - в прошлом! Геля значительно взглянула на Сергея, потом на Венеру, напоминая той, кто она теперь и что пора забыть нищенскую жизнь, и вспомнить, где они и почему!
  - А ты, какая по счёту? - Сергей добро усмехнулся.
  - Я ещё круче, я - Miss зрительских симпатий, а мнение сотен людей для меня дороже мнения десятка извращенцев.
  Выпалив скороговоркой наболевшее, Геля извиняясь, посмотрела на подругу, мол, это я не для тебя, а для клерка.
  - А я вторая Miss! - предупредив вопрос, гордость Башкорстана из города Ишимбай, высоко подняла подбородок. - Мы все королевы, мы - лучшие!
  - Ну, за красоту! - Сергей, улыбаясь, напряг голос и, подняв свой шербет, чокнулся с шампанским королев! Допив напиток и подозвав официанта, он поднялся... - Пора домой, послезавтра большой приём, нужно отдохнуть. Вы ведь должны выглядеть соответственно - по-королевски!?
  - Угадал! - снисходительно улыбнулась Гульфира и встала из-за стола последней.
  
  
  
  ГЛАВА 5 А. Родионов
  
  Явная противоположность арабу из скоротечного сна Венеры - Виктор Иванович, возлежал на ковровых подушках и тянул опий через длинный матерчатый рукав.
  Петя тоже присосался ко второй соске наргиле и лениво пил синее дымчатое молочко, постепенно краснея белками.
  Третий рукав был заглушен, и по-русски - на троих не получа-лось.
  - Видишь, пустую трубу? - промычал старший.
  - Угу!.. - булькнуло в кальяне.
  - Это твоя недоработка!..
  - Не понял? - мундштук выплюнули и заткнули дырочку на нём
  большим пальцем.
  - Третьим должен был быть Сергей - пресс-секс, тьфу, секс... блин - не выговоришь!..
  - Пресс - секретарь? Старика? Здесь? - Петя откинул голову назад и беззвучно засмеялся, явив небу - нёбо. - Курить опий? С нами? Ха-ха-ха... - не сдержавшись и поймав "хи-хи", он заржал на всю Саидовскую.
  - Кончай ржать болван! - Виктор, резко осадив подчинённого, выдавил изо рта пластмассовую соску и стал тереть лицо обеими руками. - Над кем смеётесь? Над собой смеётесь! - стиснув зубы, простонал он. "Через неделю возвращался Старик, и нужно было успеть всё обстряпать. Как назло, этот Серёжа - доброхотская рожа, слишком плотно приблизился к девчонкам и мог всё испортить. Послезавтра большие смотрины, в смысле - приём, а он в чужой стае. Ну что ж надо что-нибудь придумать! Кто не с нами - тот против нас!" - В общем, как хочешь, а завтра положишь этого вражеского клеврета в больницу, и чтоб на недельку, не меньше, но горе тебе перестараться! Если гора не идёт к Магомеду, это понятно, но если какой-то камешек... обидно! - процедил он сквозь зубы и кольнул Петю красными больными глазами. "Со Стариком тоже нужно было что-то делать, он, кажется, заподозрил неладное у себя под боком и если это так, то время пошло на часы"
  Старик - Георгий Павлович Евтух - старый верный пёс "конторы", убивал без оружия взглядом серых водянистых глаз. До службы в органах, ещё пацаном, он бил зверя в карельских лесах, правда, из винтовки, а потом во всех горячих точках и под ними - то бишь в подполье. Свалить его не было никакой возможности: власть "бывших" оставалась настоящей и нестареющей, но люди всё же были склонны стареть! Из-за своего чистоплюйства выше консула, он подняться не смог, хотя лампасы носил. Неподкупный, сухой карагач, с компьютером вместо мозгов и алмазом вместо воли.
  С содроганием, думая о нем, Виктор удивлялся в себе странному замесу уважения и ненависти - скунса к ягуару.
  Петя искоса наблюдал за шефом... Его взгляд и мысли мало, чем отличались от хозяйских, лишь соблюдая субординацию. Кейф наломался заданием, осталась только тяжесть в голове и ощущение ущербности. Он уже придумал, несмотря на тяжёлые мозги, как заболеть Сергею, и никак не мог сочинить того же исхода для шефа, увы, думалка ещё не слишком выросла. Ну, ничего, всему своё время, главное не попасть под раздачу в битве гигантов! А она по его прогнозам должна была вот-вот состояться. Он мог бы ускорить развязку, но жадность мешала сделать решительный шаг, пряча доказательства вины Виктора в сейф, так сказать, до тринадцатой зарплаты.
  Петя помнил: жадность фраера сгубила, но надеялся, что его фраерство - в прошлом и он всё сделает вовремя и правильно!
  
   * * *
  Солнце, надув щёки и раскрасневшись за день от жары, пошло вниз, на попятную, устав держать навесу большое плазменное тело. Вечнозелёные листья мандарина, тоже покраснели за чужую слабость и укрыли густой листвой приниженное светило, дав ему возможность, обдумать до завтра случившееся и, может, что-то исправить.
   Сергей грустно взглянул на темнеющее небо и хрустнул суставами плеч, потянувшись руками за головой. Жара спадала, застрекотали сверчки, присоединяясь к круглосуточно звенящим цикадам, ностальгически возвращая к лениво текущей в сумерках реке - в деревне у бабушки. Подсвеченная синь бассейна перевернула пространство, и Сергей подумал, что стоит вверх ногами. Кто-то подкатил сзади на голове и хлопнул его по плечу, восстановив банальность уровней.
  - А это ты! - он кивнул без особой радости.
  - Выручай дружище!.. Шеф дал срочное задание, а иорданский военный атташе не жрёт американских омаров, подавай ему, видите ли, норвежских - маленьких, они, дескать, нежнее. Завтра в пять - прием, ещё куча дел, а их как-то специально варят... Выручай Серёга!.. - Петя смотрел таким трагическим взглядом, будто умирал его брат Митька и просил ухи!
  Лицо Сергея жалко подняло брови, и он неуверенно молвил:
  - Обещал девчонок на море свозить! Хотели вечером искупаться!
  Его полупросьба осталась без внимания, а Петя чуть не заплакал!..
  - Да тут дела то, на пол часа! Серёга!..
  - Ладно, где их продают, норвежских и чем они отличаются? - вздохнул пресс - секретарь, попав под пресс собственной порядочности.
  - Размерами! Норвежские - маленькие, сантиметров 30 - 40, а американские и европейские - здоровенные, в два раза больше и тяжелее. - Петя яростно показывал руками воображаемые отрезки и убедительно вращал белками глубоко засевших глаз. - А девчонкам я скажу, чтоб подождали, так что не переживай, ущипнёшь ещё за попку королеву красоты в тёплых морских водах. Эх... завидую!..
  - Кончай Петя, не люблю я этого... - Сергей брезгливо поморщился. - А то сам поедешь за раками своими!
  - Пардон, пардон Серёжа... шутка, нелепая шутка!.. Удаляюсь!..
  Опустив голову и плечи, Петя ускоренным аллюром двинул на
  выход, боясь, что посланец может передумать.
  
   * * *
  "Хороший нос до Киева доведёт!" - улыбнулся Сергей, почуяв лёгкую вонь магазина даров моря, вывернувшим изнанку на улицу в виде длинного лотка, заваленного рыбой (большой и маленькой), осьминогами, кальмарами, лангустами пересыпанными льдом, не спасающим, однако, даже вечером, спящую продукцию от метеоризма.
  Араб, в белой, как ни странно, почти докторской, шишие, с избитыми, в синяках, босыми ногами, мирно примостившись на гранитной скамейке за стеклом витрины, опустив очки на кончик носа, что-то шептал под них, перебирая длинные чётки и водя пальцем по обтрёпанному листу толстой книги.
  - Омары есть, хозяин? - Сергей, открыв дверь, нежно дзынькнул колокольчиком над ней, и недовольно пошевелил носом.
  Докторообразный, не обращая внимания на вопрос, продолжал что-то шептать, пересчитывая камни на верёвке.
  Догадавшись, что нужно подождать, пока суннит дочитает очердной хадис, Сергей, вышел из лавки на относительно свежий
  воздух и, открыв дверь машины, присел на сиденье.
  Заложив закладкой книгу, араб поднял очки ко лбу и, выйдя на улицу, радостно вопросительно улыбнулся...
  - Омары, спрашиваю, есть? - клиент встал, поправляя брюки на
  туфлях.
  - Слава Аллаху! Есть! - продавец несколько раз кивнул и указал рукой на двери лавки. - Проходите уважаемый... смотрите...
  Вторично сравнив концентрацию запаха лавки с улицей и уткнув нос в воротник рубашки, стесняясь сделать это в платок, Сергей приблизился к большому мутному аквариуму, со сцепившимися мёртвой хваткой пятнадцатикилограммовыми коричневыми скорпионами, старающимися влезть друг на друга и оттяпать клешню соседа.
  - Это какие-то большие! - он сомнительно покачал головой.
  - Очень большие! - радостно подтвердил араб и поправил на груди разрез грубого белого полотна. - Европейские!
  - А мне нужны Норвежские! Есть у вас?
  - Зачем?
  - Чтобы есть!
  - А эти что... плохие?
  - Не знаю!
  - Бери... хорошие, вкусные, большие! - араб, скинув аба* на скамейку, сунул руку в аквариум, норовя выхватить ощеривше-гося оружием омара.
  Схватив ловца за предплечье, Сергей потащил его руку вверх:
  - Мне нужны только Норвежские! Посоветуйте... Где я могу их купить?
  - Билляхи!* Эти лучше! Какие Норвежские, вообще не знаю таких! - хозяин запаха нервно дёрнул нитку чёток. - Подумай уважаемый, где мы, где Норвегия, где омары. Посмотри... Машаллах*, какой бодрый, красивый, свежий! - он снова сунул руку в воду...
  - Эйваллах* уважаемый, но мне нужны только Норвежские! -
  
   * АБА - араб. - мужской верхний плащ из белого материала.
   БИЛЛЯХИ - араб. Клянусь Аллахом!
   ИНШАЛЛАХ - араб. Если угодно Аллаху!
   ЭЙВАЛЛАХ - араб. Спасибо.
  
  Сергей стал медленно пятиться к выходу, подсластив пилюлю местным выражением благодарности и решив не мешать торговцу
  мыть руки в аквариуме, если ему так хочется.
  - Никто в Тунисе не видел Норвежских омаров, не морочь мне и себе голову! Билляхи! - воздев руки к небу, араб горестно прошептал строку из суры, жалуясь на глупых, суетливых неверных.
  Выскочив из лавки, Сергей поспешил к машине, но удивлённо остановился, увидев сидящего за рулём его автомобиля мужчину, радостно сверкавшего белоснежной улыбкой.
  - Чего смотришь, как имам на сало! - заржал белозубый. - Садись, будем говорить немного...
  - А с какой стати вы влезли в мою машину? Я пресс - секретарь консульства России! Хотите в полиции поговорить немного? - Сергей с уверенным видом направился к весельчаку...
  - Ну, как знаешь?! - ещё шире улыбнулся незнакомец и кивнул
  кому-то за спиной Сергея.
  Посмотреть назад Сергей не успел: свет погас в его глазах, будто в доме выключили электроэнергию, и... всё замолчало, погрузившись во тьму: привычно, назойливо жужжащий холодильник, маниакально врущий телевизор, жадно дребезжащий старым расшатанным стеклом счётчик.
  
  
  ГЛАВА 6 А. Родионов
  
  Поезд, похожий на нашу электричку, но в два яруса и с мягкими, вольно, со смыслом, разбросанными по салону сиденьями, приближался к Берлину с восточной стороны.
  - На-а-летели ветры злы-ы-е, да-а с восточной стороны -ы-ы-ы... - тихонько напевал пассажир, прислушиваясь к мягко, без при-вычного стука, скользящим колёсам.
  Покинув в Котбусе автобус, следовавший маршрутом: Воронеж - Мюнхен, он сумел правильно определить - куда и на чём ехать. Ну... куда - он знал, а вот на чём... Знание, вернее, незнание немецкого языка, задерживало открытие Германии новым Колум-бом, и он попробовал заговорить на английском, которым владел на бытовом уровне. Но восточные "дойчи" знали английский хуже, чем русский, на котором, однако, говорить не хотели. Соотечественники, с увеличенными носами и толстыми губами, уже несколько лет объедавшие местных жителей, мстя за недоедание и легкое возгорание своих бабушек, времён давнишних, но не забытых, подсказали ему, как добраться до Берлина, в котором находилась явочная квартира - где его никто не ждал!
  
   Со второго этажа поезда было удобно наблюдать за скучно вылизанными полями и лесопосадками. Ухоженные подосиновики с красночерепичными крышами зажигали мягкие огни за откры-тыми и порой лишёнными гардин окнами, в которых, как на экране, смело и свободно расхаживали женщины в неглиже, а он никак не мог понять - свобода это или эгсбиционизм.
  В его доме всегда задёргивали вечером шторы, как и в окнах напротив. Лично ему казалось, что открытое окно, как распах-нутая душа, в которую могут влезть нежеланные чужие, и при-вык захлопывать створки грудины на все рёберные замки, изредка открывая нараспашку, когда уже переполненное спиртным нутро распирало от жалости к самому себе и, не спрашивая разрешения, переливал содержимое в чужой сосуд. Так поступали все! Это считалось особенной национальной духовностью и ментальностью. Этим гордился народ, и пользовались ублюдки, это воспевалось песнями и выпивалось кровососами, это была почва - где зрели Мусоргские и мусора, Достоевские и снабженцы, но назло всемирной эманации* дозревали, по большому счёту, первые - и в единичном экземпляре - иначе всё не имело бы смысла! А смысл искали... кто с поповской кружкой на паперти, кто с портфелем в приёмной, кто с резиновой дубинкой на улице, отсылая самых дотошных к стакану (в лучшем случае) - самому доброму и внимательному плечу, сделанному из огромной многоведёрной губки.
  Глядя на мягкий тёплый свет, льющий заслуженный покой из открытых окон, он подумал, что плечи этих людей из металла, что губка-латекс у них под седалищным нервом и если хочешь в неё поплакать, то наклонись...
  Такова была сущность этого мира, твёрдой свободе и сытости которого страстно завидовал, опухший от жидкого, бесцветного углевода народ, надеясь и рыбку съесть, и в душу влезть!
  Задумавшись над одновременностью "поедания" и "пролезания", он перестал смотреть в окно, да и стемнело порядком.
  Поезд мягко замедлялся на ярко освещённой станции, и Игорь выглянул в окно: надпись на перроне - Berlin Shöneweide -заставила его смутиться и засуетиться и, схватив сумку, он выскочил из последнего вагона под моросящий дождь.
  Пройдя длинным подземным переходом за спешащими, в тёплый уют квартир, немцами, он, к своему удивлению, не обнаружил на выходе огромных небоскрёбов и ярких реклам...
  Аккуратно оштукатуренные домики стояли ровными совковыми рядками вдоль гудящей автомобилями улицы, напоминая, что это ещё не Запад, хотя бетон Стены уже на свалке.
  Ему повезло: бывший собрат по соцлагерю, знал по-английски... слов пятьдесят и помог отправить, за две марки, вещи в камеру хранения, объяснив: что Игорь рано вышел, где центр и как оттуда попасть на нужную ему станцию.
  Ему опять повезло: в поезде никто не интересовался где его билет (как его купить он не знал, а спрашивать уже надоело) и через час, с одной пересадкой и двумя англо-языкатыми немцами, он достиг конечного пути, держа в руках орудие производства - шестиструнную акустическую гитару.
  
   ЭМАНАЦИЯ (от позднелат. emanatio - истечение, исхождение), - как убывание бытия противоположна восходящему развитию, совершенствованию.
  
  Гитара пригодилась: дождь припустил сильнее, и большая дека прикрыла голову фанерным зонтом. Район всё ещё был восточным, и он вновь столкнулся с проблемой общения, да и время поджимало: шёл двенадцатый час ночи. Ему снова повезло: когда уже дублёнка весила килограмм двадцать, впитав восемнадцать литров дождя, он увидел мальчика, спешащего домой и прикрывшего голову пластиковым пакетом. На вопрос: Do you speak English? Мальчик ответил: Yes I do! и популярно объяснил, заглянув в написанный по-немецки адрес, что Игорю совсем в другую сторону, и что он ошибся выходом из подземки.
  "Да молодёжь нажала на английский... теперь можно, да и нужно!" - думал он, заходя в грязно-серый подъезд с отдельным металлическим номером у двери. Свет зажёгся сам, чем удивил презрительно склеившего губы путешественника и, разглядев нужную ему дверь, он нажал звонок...
  Дверь открылась, обдав запахом жареного лука и легко переводимым гомоном нескольких голосов. Бородатый земляк осведомился, по какому случаю... и позвал знакомого Игоря.
  - Сейчас, я дам тебе телефон Борейко... - бодро поддержал знакомый, не предложив пройти внутрь.
  - Может завтра, я весь мокрый, уже первый час ночи!.. - с культурным нажимом проговорил Игорь, подняв вверх, словно испачкавшийся в нефти пеликан, обтекающие рукава былой дублёнки.
  - Я сам тут на птичьих правах! - шёпотом известил знакомый и его глаз блеснул пробуждающейся совестью. - Ладно, подожди, попробую что-нибудь сделать!.. - оставив светящую чужим светом щель в дверном проёме, он исчез в глубине неизвестности...
  - Шура, ну куда его? Уже ночь! Пусть переночует на кухне, а завтра уйдёт! - слышалось из квартиры.
  - Кто ему адрес дал? - шипел злой голос. - Нас и так здесь двенадцать рыл, спалим хату на хрен!
  - Откуда я знаю, я не давал, я его видел-то пару раз, когда к Коке в Воронеж ездил! - сопение за дверями насторожило, но тут раздался голос знакомого: - Ну хоть до завтра Шура, а то не удобно!? - он всё же старался и Игорь это оценил.
  На кухне было тепло и тесно, шесть человек пили чай и болтали на насущную тему: сколько марок в час падало в торбу уличного музыканта.
  Результат подсчёта удовлетворил Игоря и даже более.
  Повесив мокрую овчину на спинку стула и пододвинув к батарее, он присел на край диванчика и взял предложенную чашку горячего чая.
  - Дома говорят снег? - улыбнулся один, сочувственно оглядев мокрую шкуру на спинке стула.
  - Да, минус двадцать было позавчера, когда выезжали, - Игорь обнял ладонью горячую чашку, - но я приехал не из Украины!
  - На, переоденься, - знакомый подал чистую фланелевую рубашку, - а то заболеешь! Пацаны, он не хохол, отстаньте!
  Сменив мокрую оболочку на сухую, напившись чаю, он согрелся
  и... ударился подбородком о ключицы. Обитатели заметили, что время позднее и стали рассасываться по матрасам, плотно устилавшим полы двух небольших комнат. Укрывшись дырявым покрывалом, положив ноги на спинку короткого диванчика, Игорь поблагодарил благосклонную, пока, к нему судьбу и затих до утра. Полутора метровое пространство не вдохновляло на качественный отдых, несмотря на усталость, как и скрип старых пружин. Но диванчик, пожалуй, скрипел не от тяжести (своя ноша не тянет), а от радости бытия! Месяц назад он получил второе рождение: двое хватких ребят вытащили его с помойки и, освежив водой, со стиральным порошком, поношенную, но ещё целую обивку, водрузили на забитую четырьмя старыми холодильниками кухню. На немой вопрос... один из холодильников проурчал, что их отправляют на восточный фронт, с оказией, и там начнётся другая война, но это лучше чем утилизация. "Пятьдесят лет в строю!" Кто бы мог подумать, что этот русский писатель окажется прав? И если диванчик побережёт обивку, то его тоже могут забрать...
  - Эти варвары с наших помоек обставляют свои гостиные! - проскрипела неблагодарная морозильная камера и дважды стукнула ослабевшим крепежом движка, будто засмеялась.
  "По-моему - это здорово!" - подумал диванчик и осторожно скрипнул. - Эх, если бы ещё пару пружин заменить! Тогда точно... "Пятьдесят лет в строю!"
  Дверца холодильника мягко закрылась и разбудила насилующего маленький диванчик пассажира.
  - Который час? - спросил он, разглядев в полутьме завтракающего постояльца.
  - Четыре! - набитым ртом невнятно ответил тот и запил жвачку апельсиновым концентратом.
  - Ого!.. А куда так рано?
  - Утренний покос! - усмехнулся косарь и, громыхнув посудой в
  раковине, направился к выходу.
  - Подожди... - Игорь, вскочив с диванчика, прошлёпал в коридор босыми ногами. - Что за покос! Объясни, если не секрет!
  - Косим бабки у первой смены трудяг! Они на работу едут с четырёх утра и бросают классно, ценят, что рано встаёшь, как и они! - жаворонок подхватил тяжёлый громоздкий гитарный кейс и значительно взглянул на новенького. - Кто рано встаёт, тому Фриц даёт!
  Набрав из крана воды, Игорь влил в себя безвкусную жидкую кость... Недовольно почмокав губами, он не почувствовал привычного привкуса. Да, без хлорирования было не вкусно! Неудовлетворённые вкусовые ощущения оставалось только попытаться усыпить, что он и сделал.
  Диванчик снова радостно скрипнул, задохнувшись от счастья, и
  прогнулся до пола расшатавшимися устоями, прислушиваясь к захрапевшему клиенту...
  Клиенту снилась длинная очередь к его картонной коробке...
  - Bitte shöne! Bitte shöne!..* - вежливая немчура, прежде чем спуститься к поездам в U - bahn (подземное метро), поочерёдно набивала её синими красивыми бумажками, с нарисованной на них молодой и симпатичной, даже для восточных славян, девушкой. Когда следующая сотня марок готова была сорваться с крючковатых пальцев старой эссесовки, замаливающей грехи и покупающей себе царствие небесное, холодильник снова тюкнул по Морфею и тот нехотя выплыл из мозгов.
  - Утренний покос? - протирая глаза и садясь верхом на реанимированного друга, спросил Игорь.
  - Нет, уже поздно! Это Геше не спится, пока хоть один дойч эксплуатирует транспортные средства. Живёт по поговорке: всех денег заработать нельзя, но нужно к этому стремиться! Может ему надо, может он строится? - хитро улыбнулся неторопыга, не спеша, выкладывая снедь из очередного холодильника. - А я спокойно... с шести до двух... свои сто двадцать собираю и отдыхать!.. Сотку в трусы, двадцать на расходы.
  Достав батон индюшачьего филе, и порезав двухсантиметровыми кольцами, он бросил его на залитую майонезом сковороду.
  - Да уж!.. - простонал Игорь, глотая слюну и отворачиваясь к застиранной спинке диванчика.
  Умяв пол кило индюшатины с литровой кружкой какао и булкой, самодостаточный добро улыбнулся затылку нового волонтёра и вымыл за собой посуду.
  Вылезший из головы Игоря Морфей, взглянул на часы и ретировался, зная, что сегодня здесь ловить нечего.
  Дружно захлопали двери и дверцы, зашипел унитаз, забулькали краны и ещё хуже... вкусно запахло жратвой.
  - Гитара высохла? - спросил знакомый, вытирая мокрую грудь полотенцем и оглядывая хозяйским взглядом скворчащие сковородки, свистящий чайник, ряды пакетов и свёртков...
  - Не знаю, промокла конкретно! - Игорь хотел подняться с диванчика и проверить состояние инструмента.
  - Ничего у меня есть! - Никита (знакомый) остановил подъём коллеги взмахом руки. - Иди, умывайся, будем завтракать! - он хитро улыбнулся, понимая, какие Танталовы муки вынес Игорь, присутствуя на чужих Лукулловых пирах.
  
  Ну, чего разлёгся? - Никита, домыв посуду, встал напротив диванчика. - А работать, кто будет?
  - Не понял? - Игорь приподнялся...
  - Чего не понял? Схватил гитару и на работу, хочешь мою, хочешь свою...
  - Куда, на какую работу? Что, встать у подъезда и завыть? - Игорю надоели дурацкие недомолвки довольного собой Никиты.
  - Именно! - засмеялся тот... - Только волать буду я, а ты играть! Я ведь могу только на трёх аккордах! Повезло тебе, что я без пары. Одевайся! - выйдя в коридор, он вернулся с симпатичным пуховиком и бросил его на колени Игорю. - Твоя шкура будет сохнуть ещё неделю! Давай, торопись, сегодня жеребьёвка на Kleistpark, если вытянем один из первых шести номеров, то на неделю баблом обеспечены! Торопись, пока Андрюха не уехал! Я ведь сам только пять дней здесь, ни хрена не знаю, кроме единственной точки, там и варнякаю под три аккорда; а он нас проведёт.
  - Ну, вы готовы? - на кухню заглянуло лицо, угощавшее вчера чаем. - Мы уже опаздываем!
  
  Поезд стоял у перрона, когда они вбежали в U - bahn.
  - Как купить билет? - закричал Игорь, уже стоявшему внутри поезда Андрею.
  - У тебя что, нет билета, а как же ты вчера добрался? - Никита
  удивлённо выпучил глаза.
  - Доехал... - пожал плечами Игорь.
  - Некогда, щас поезд отойдёт, поехали! Если вчера пронесло, то и сегодня... Опаздывать нельзя! - Андрей отрицательно покачал головой. - От жеребьёвки столько зависит... а я ещё на "Keenwood" не собрал. Две недели осталось, штуки не хватает!
  
  Станции - серые, как мыши, непривычные глазу советского обывателя, пресытившегося торжественным революционным ренессансом, пафосно наводнившим метрополитены колосса на глиняных ногах, убегали назад однотонной гаммой, удивив лишь раз - полицейским нарядом, с огромным, такого Игорь ещё не видел, ротвейлером в металлическом наморднике.
  На этом удивления не закончились...
  Сквозь стеклянный торец он увидел, что соседний вагон плотно шерстят контролёры и на следующей станции придёт их очередь.
  - Надо купить билет! - воскликнул Игорь и ринулся на плат-форму. Никита выскочил за ним, доставая бумажник и повторяя:
  - Я ведь тоже заяц!.. Я ведь заяц!..
  Оценив намётанным взглядом суету auslander*, полиция с Цербером на поводке стала продвигаться к ним...
  Игорь с Никитой, тоже ощутили тревогу и направились в другую сторону, рассчитывая улизнуть вторым выходом, но путь преградил альковный тупик с футуристическим гранитным изображением чего-то немыслимого.
  - Fahrkarten?* - прозвучал тривиальный вопрос, и друзья по несчастью пустились во все присные, объясняя... что они дикари!
  - Paß!* - продолжение следовало... и стражи порядка углубились в паспорта недотёп... Решив помочь следствию, Ник потянулся к своему документу, перелистываемому полицейским, и чуть не упал: собака фашистская, почти сбила его с ног, ткнув намордником в бедро. Довольные аборигены засунули в карманы сто двадцать марок штрафа, не выдав никакого ausweis,* о том, что уплачено и повели своё чудовище наверх - пописать.
  
  
  
  * Auslander - нем. Иностранец
   Fahrkarten - нем. Проездной билет
   Paß - нем. Паспорт
   Ausweis - нем. Документ
   Достать гитару из чехла, Игорь так и не смог! Ему казалось, что весь нескончаемый поток людей, спешивших по своим делам, осуждающе смотрит на двух вымогателей, назойливо предлагающих этнический подержанный товар.
  - Придётся залить глаза! - обречено проговорил Никита и потащил Игоря куда-то за угол...
  Бутылка коньяка сделала своё нужное дело, и друзья запели почти с удовольствием. Толпа как-то подобрела, и сон стал явью, ну, в сто или пятьдесят раз сократив достоинство падающего в футляр вознаграждения.
  Через некоторое время добавив по фунфырику "Шантрэ" и съев по большому Doner kebab с настоящей бараниной, уличные музыканты продержались ещё два часа и решили подвязать на сегодня. Но завязывать по полной программе не хотелось, и они втиснулись в узенькие улочки в поисках нормальной закусочной.
  - Горячего охота! - простонал Никита и нырнул в какой-то гаштет, увидев на витрине, вывернувшие розовые бока чебуреки.
  По указанию всё объясняющего полиглота - перста, чебуреки оказались на столе в компании с двумя банками пива.
  - Что это? - Игорь, скривившись, почмокал языком и внимательно ковырнул пластмассовой вилкой чебурек. - Они с какой-то травой, кажется.
  - Точно! - Никита скорчил адекватную мину, будто съел тухлую семечку. - Похоже на крапиву, моя бабка такие пирожки в войну делала... Мать рассказывала! - он улыбнулся, предварив вопрос партнёра. - Ладно, забирай бутылку и валим... дома пожрём! - он повернулся к немцу за стойкой. - Герр!.. Битте!.. Посчитай!.. - кучка монет призывно блеснула в его горсти широким призывом, и немец поморщился, обозначив счёт...
  - Фифль*? - хором засопели вегетарианцы, недовольно отсыпав тридцать марок мелочью и выдавились наружу.
  - Супер, два чебурека с крапивой, за тридцать марок, я ещё не
  ел! - признался Никита и опёрся на руку товарища, снизу доверху
  оглядывая откуда-то вылезшую Кирку (лютеранскую церковь).
  - Где мы?
  
  *Döner kebab - тоже, что Шаурма
  WIEVIEL (фифль) - нем. - Сколько
  - Кажется нам сюда! - Игорь показал на уходящие под землю ступени с указателем U-5.
  - Классно! - икнул Никита, - Пока не знаю где мы, но это наша линия, дома будем без пересадок.
  
  ГЛАВА 7 А. Родионов
  
  Мандариновые деревья, кустарник жасмина, высокие платаны... Всё было увито гирляндами маленьких разноцветных лампочек, цепко вцепившихся в зелёные ветви и металлические конст-рукции навесов.
   Большой каплевидный бассейн, не отставал в освещении, небез-пречинно гордясь своей родственной принадлежностью к самому небу и даже готов был поспорить с ним чистотой и глубиной красок. Мерить истинную глубину неба он не собирался, когнитивно диссонируя* лишь двумя метрами собственной глубины, в уверенности, что небо всего лишь его отражение, чтобы там ни говорили примитивные, часто потеющие животные о двух ногах.
  Сейчас они медленно продвигались среди разноцветных бликов, в темнеющем времени, белыми одеждами и драгоценностями освещая пространство, морщинистые шеи и руки.
  - Глупцы! - думал бассейн, подёргивая мелкой рябью широкий голубой лоб. - Свет внутри нас, а закат на поверхности! Зачем подчёркивать уродство?!
  Он что-то почувствовал... нет, это были не подвластные ему волны, они исходили откуда-то сверху. Скосив бирюзовый глаз, он залюбовался: три прекрасных лебедя, в белых прозрачных одеждах, шли вдоль его тела, будто плыли, пряча красные башмачки за бортиком края. Башмачки были тоже белые, но он не мог этого видеть и верил, что они красные. Лебеди плыли, и он упоённо ласкал их волнами, наслаждаясь завистью мужчин и ненавистью костлявых стэндов для бриллиантов.
  - Да, вы были правы! - атташе Иордании многократно кивая
  головой, изогнул в восхищении, дугой вниз, рот и бровь. - Хороши гурии! Мой премьер будет доволен! - слегка поклонившись
  
   КОГНИТИВНЫЙ ДИССОНАНС - расхождение имеющегося у субъекта опыта с восприятием актуальной ситуации.
  
  Виктору Николаевичу, он отошёл к шведскому столу.
  - Мой тоже! - ухмыльнулся второй консул, посмотрев в стекло витража и подмигнув своему премьеру. - Довольны ли вы Витя - сан? - тоненьким голосом спросил он своё отражение и тут же получил ответ огрублённым баритоном: Доволен, однако! Взяв с подноса проплывающего мимо, но не успевшего уплыть, бокал "Дом Периньон", он поприветствовал отражение лёгким подня-тием руки: - За вас Витя-сан!
  - С кем это вы шеф чокаетесь? - Петя протянул свой бокал на-встречу. - Всё на мази?! - он значительно обернулся в сторону иорданца. - Вижу, доволен черножопый!
  Виктор поднял брови и внимательно посмотрел на подчинён-ного...
  - Этот черножопый купит наше консульство... и ещё десять таких в придачу, только на Старика бабок не хватит.
  - А на вас? - Петя что-то сегодня осмелел!
  "Наверное, выпил много шипучки! - подумал шеф, решив не обращать на это внимание и задумав подарить Пете на Восьмое Марта - будёновку, с дырочкой в острие. - А то шампанским весь пар не стравить!" - И на меня хватит!.. Но рядом с твоей ценой... это... как железнодорожная цистерна с напёрстком! - презрительно глянув на вновь наполненный бокал Петра, он плавно отплыл к немецкой группе "пловцов".
  "Точно, что цены себе не сложит! - скривился Петя и украдкой харкнул под стол. - Инфляция твоя грядёт, дядя! - ещё раз подлив себе, он облокотился на колонну... Чей-то громкий, напря-жённый разговор привлёк его внимание, и он плотнее прижался к прохладному габбро.*
  
  - Хватит пить Гулька! - Геля выхватила коктейль из рук подруги.
  - А я другой возьму... Моська! - огрызнулась башкирка и нап-равилась к столу.
  - Хороша Моська, да она в два раза крупнее тебя! - Веня скептически осмотрела раздухарившуюся красотку. - И тебе дейс-
  твительно хватит!
  
  * ГАББРО (итал. gabbro), интрузивная основная глубинная горная порода. Строительный и облицовочный материал.
  
  - Я ей тоже не Гулька, как собачка... И хватит мне или нет, решать не вам и никому здесь! - Гульфира упрямо наклонила голову и сузила обиталище молний.
  Монголоидная раса с трудом справлялась с растительным алко-голем, а кумыса здесь не делали, у бедуинов может, и был - верблюжий, но здесь, увы...
  - Петя увидит, неприятности будут, лучше прекрати!.. - Веня попыталась взять девчонку за руку. - "Где же Сергей, ему как-то удавалось утихомирить этот необузданный азиатский вулкан".
  - Плевала я на этого урода! - Гуля эффектно скривила губки, собираясь стрельнуть слюной. - Теперь уже точно!
  - А что ж такое случилось, что теперь точно? - Петя появился из-за колоны грозовым облаком и поплыл к растерявшейся троице.
  Гуля первая пришла в себя, чему способствовало спиртное, и презрительно скривилась:
  - Скоро узнаешь!
  - А ты думаешь, я не догадываюсь, отчего ты вдруг так обор-зела? Что тебе наобещал этот бюргер? - Петя криво улыбнулся. -
  Ты даже не представляешь, какие это жлобы!
   Венера и Геля незаметно переглянулись, только сейчас до них стал доходить смысл поведения Гули: весь вечер она тёрлась в компании немецких бизнесменов из очень солидной фирмы, где Гюнтер был каким-то директором.
  Она познакомилась с ним в боулинг зале, куда их возил Сергей. Гюнтер учил бросать шары и плотно прижимался пивным живо-тиком к её голой спине. Затем он приезжал на ужин в консуль-ство, и они долго гуляли в парке. Гуле тогда показалось, что она произвела впечатление и даже больше...
  Сегодня он ел её глазами и таял, как сыр на солнце: мелкими каплями пота усеивая конопатый лоб и шею. Она была готова уступить его просьбе - уехать с ним, но только на законном основании. Она чувствовала, что её круиз затянулся и неспроста, плохое предчувствие пронзало с методичностью целенаправленной капли. Решив расставить точки над "и", она как-то незаметно напилась.
  - А ты добрый? - Гуля презрительно скривилась и, всё же пройдя к столу, взяла свежий коктейль.
  - Рядом с ним, я - Дед Мороз! - Петя довольный сравнением, легко проглотил остаток шампанского.
  - Точно, от твоего взгляда можно дуба врезать! - Гульфира, не отставая от оппонента, сделала большой глоток.
  - Хочешь свалить? - Петя наклонился к восставшей.
  - Хочу! - девушка вызывающе придвинула своё лицо к нему.
  - Неустойку заплатишь, и можешь дёргать баржу! Заодно и убе-дишься, каков твой возлюбленный, - слепив все складки лица в гримасу, он покачал головой. - Если дойч за тебя заплатит, есть смысл на него рассчитывать, деньги у этого мешка присутствуют и не малые!
  - Сколько тебе надо? - Гуля вложила в вопрос всю накопившу-юся ненависть. - Говори, я передам.
  - Разговор может состояться только с ним и не здесь, - Петя поискал кого-то глазами. - Когда гости станут расходиться, я буду знать, где забить стрелу. Поняла сука? - его лицо вдруг побледнело. - И горе тебе, если он откажется! - собираясь плюнуть на блестящий всеми цветами радуги камень колонны, улавливающий блики фонариков, но передумав, он проглотил выделившуюся слюну и быстро пошёл к зданию.
  - Ну, вот и всё! - Гуля залпом допила коктейль и совершенно отрезвела.
  - Вот это номер! - проревела Геля и вертикально повела головой. -
  Круто подружка ты заводишь! А если твой Гюнтер - козёл, отка-жется, что будешь делать?
  - Зарежу и его и Петюню, нахрен! - скрипнув зубами, Гульфира смежила веки и закатила зрачки, наслаждаясь мыслями о мести.
  Её ноздри раздувались, как у мустанга и Венера подумала, что надеть узду на эту лошадку не сможет никто и никогда. Улыб-нувшись, она погладила девушку по плечу:
  - Наверное, ты права Гуля, и знаешь, ты мне сегодня нравишься больше!
  - Ты мне тоже! - Гуля отвернулась в сторону и шмыгнула носом. - Ладно, пошли что-нибудь съедим. Чует моё сердце: если Гюнтер закозлит, не скоро деликатесов отведаю! И вообще дев-чонки!.. Не нравиться мне этот Петя и его начальник. И почему нет Сергея? Один нормальный человек - и тот пропал!
  Намазав булочку маслом и толстым слоем севрюжьей икры, она
  сердито откусила приличный кусок и сосредоточенно ушла в свои невесёлые мысли.
  Посмотрев на исчезающую за её губами икру, Веня тоже почувствовала голод и показала чопорным аристократкам, что такое здоровый славянский аппетит!
  
   * * *
  Уже пять минут он ходил по холлу и молчал...
  Бунт на корабле можно было подавить: отправив наглую баш-кирку, упакованную в ковёр, покупателю без всяких но... Но делать этого не хотелось, тем более, немцы могли что-то узнать, их служба безопасности тоже имела опыт сыска. Но и иорданцы, положившие глаз на Гульфиру, готовы были выложить на стол кругленькую сумму, настолько круглую, что хоть циркулем проверяй. Кого безопаснее кинуть? С кем безопаснее быть... или не быть? Вот в чём вопрос! Решив, что Запад на Востоке дело не более толстое, чем наоборот, он остановился на немцах.
  - Скажешь Гюнтеру, что в девчонку вложены огромные деньги! Он знает наш регион, у них коррупции учились, когда-то, да и сейчас они не отстают в желаниях. В общем, чему я тебя-то учу!? - Виктор криво ухмыльнулся, скептически осмотрев Петра. Последнее время он ему не нравился, в глазах появились какие-то огоньки, и выражение стало крысиным, отворачиваться было опасно. "Что-то задумал гадёныш, или знает!" - подумал он и ещё раз пристально проник в бесцветные роговицы подручного.
  - Всё, иди... Да... деньги налом!
  
   * * *
  Стол, накрытый на двоих, удивил Венеру, как и её подругу.
  Сев напротив, они посмотрели на пустующий третий стул.
  Можно было подумать, что Гуля приболела, перепив два дня тому, но третьего прибора не было, значит, на неё не рассчи-тывали.
  Сергей до сих пор отсутствовал, и никто не мог ответить: "Почему и до каких?"
  Ткнув ложкой любимое блюдо Бэримора, Геля поморщилась:
  - Сопли какие-то!
  - Зря ты, довольно вкусно! - Веня, уписывая за обе щёки зава-
  ренные в молоке хлопья, подмигнула. - Это очень полезно!
  - Я не ем кашу сопливую и с комочками! - проворчала Геля и потянулась за круассаном.
  - Попрошу о соплях больше ни слова! - нахмурилась Веня, уко-ризненно взглянув на подругу.
  - Извини! - Гелька улыбнулась, откусывая хрустящую попку бу-лочки. - А Гуля видать тю-тю... с немцем своим! Ты знаешь, я бы не хотела... Ещё всё впереди и сразу бросаться на первого встречного, лишь потому, что он богат, глупо! Мы ведь титуло-ванные особы, патент имеем!
  - А может это любовь?! - с серьёзным видом заметила Веня.
  - Как? - прыснула Гелька. - Как ты сказала? Повтори...
  Девчонки не выдержав, рассмеялись в голос, вызвав улыбки обслуживающего персонала столовой.
  - О, явился - не запылился, нехороший человек! - изменившись лицом в худшую сторону, Геля опустила глаза и сосредото-чилась на намазывании маслом второго круассана.
  - Привет красавицы! Как спалось? - Петя присел на место Гульфиры. - Не занято?
  - Это мы у вас хотели спросить! - Веня оторвала глаза от тарелки.
  Пожевав губами, Петя развёл руки:
  - Всё правильно, вы, наверное, догадались, что во всём виновата
  любовь! - он дурацки радостно улыбнулся, всё ещё держа руки на весу. - Любовь... любовь... любовь... любовь!.. - пропел он из "Кармен" противно гримасничая и фальшивя, и нарочито плото-ядно глядя на вазочку с пирожными покрытыми толстым слоем бизе.
  - Значит, мы её больше не увидим? - Геля, опустив глаза, отхлебнула из чашки. - Берите, не стесняйтесь! - она кивнула на
  пирожное, пропустив намёк на Жоржа Бизе.
  Отрицательно покачав головой, Петя снисходительно ухмыль-нулся, извиняя простоту глубинки.
  - Так точно! А вы мои дорогие собирайтесь в дорогу. Вечером уплываешь на Кипр - ты! - сжав плотно губы, Петя посмотрел на Гелю, которая не удержала взгляда в рамках чашки и уста-вилась ему в переносицу. - А завтра утром - ты, - его взгляд переместился на Венеру, также уставшей наблюдать за убываю-щей лужицей овсянки, - летишь в Алжир! Приходиться вас делить! Две светловолосые дивы на одном показе - непозво-лительная роскошь! Бизнес - есть бизнес! Всё ясно? - он обвёл притихших девчонок оловянным глазом и, поднявшись, подцепил круассан - рогалик с тарелки, целиком отправляя в рот.
  - Но мы то, видеться хоть будем? - воскликнула Венера.
  - Конечно, отработаете и назад... Скоро приедет Сергей и снова
  будет возиться с вами, до следующей вашей поездки. А через месяц - к папе с мамой, с подарками и толстой пачкой денег, - увидев открывающийся ротик Гели, он поспешил добавить: - Не спрашивайте, я ничего не могу по этому поводу сказать. Прие-дет, сам расскажет, что сможет!
  
  ГЛАВА 8 А. Родионов
  
  Ветер дул из рукавов подземного перехода, как из аэродинами-ческой трубы. Плюс температура - минус пятнадцать - и условия для игры на металлических струнах созданы.
  Струна, почти сразу, делала канавку в подушечке пальцев, и пилила дальше... Холод не позволял коже вернуться обратно, и канавка превращалась в овраг.
  Спрятав левую руку под воротник Никиты, на правую уже не обращая внимания, Игорь, скрипя зубами, проигрывал простыми аккордами, без барэ, канву романса и приглушённо матерился в ожидании CODE,* тогда он смог бы погреть руки под дублён-кой.
  - Ну что, может, хватит? - Николай покашлял для убедитель-ности предложения и потёр горло.
  - Вон парочка идёт, давай... ещё пол часика... - Игорь ледяными пальцами взял первый аккорд...
  Остановившись и для приличия, послушав прекрасное бельканто Никиты, парочка сердобольно покачала головой и, сказав: "KÄLTE*", положила в призывно распахнутый кофр по карасю.* Это была редкость, чтобы платили оба и сразу по пять марок! Пожалели!..
  
  * CODE - муз. термин. - Конец
   KÄLTЕ - нем. Холод
   КАРАСЬ - муз. слэнг - ПЯТЬ МАРОК
  Жалели и сочувствовали многие, понимая, что тяжело, трудно! Удивлённо кивали головой, услышав, как живёт простой народ в бывшем враждебном лагере, не понимая, почему он ещё жив, и неужели можно прожить месяц на тридцать марок, при пример-ном равенстве цен с ними? Ссутулившись, они прощались и уходили, снова понимая, как трудно и глупо бороться с такой регенерирующей нацией, уничтожаемой планомерно внешне и внутренне, но до сих пор существующей.
  
  Посмотрев вслед немцам, ребята переглянулись... Им тоже, стало жаль себя и стыдно, что опустились до паперти, но чувство стыда вытеснялось всей силой Фрейдового анализа, с помощью бытовой мотивации.* Мельчающая река этической парадигмы*, выгнала истинный цвет музыкального мира на улицу, вернув к тёмным Мольеровским временам, намекая, что выбор клонится вновь к молоту, а не скрипке, в лучшем случае - к бубну с гармошкой! И старик Кант схватился всерьёз с более молодыми - Шелером и Гартманом, противопоставляя формальную этику их гетерономному* материализму.
  Стоило с высот философии задуматься о насущном, как самое низкое действо приобретало новый возвышенный смысл, и можно снова в бой - за "орденами", ведь музыкант рýки не протягивает (ноги, слава Богу, пока, тоже) - они у него заняты!
   Похоже, напарники думали об одном и том же, и когда Игорь снял с плеча гитару, Никита согласно кивнул:
  - Без сугрева не обойтись!
  - Эт точно!
  - Зальём совесть!
  - Туда её... лишнюю!
  
   * МОТИВАЦИЯ - (побуждения) направленные на удовлетворение индивидуальных (голод, жажда и др.) или групповых (забота о потомстве и др.) потребностей.
  ПАРАДИГМА (от греч. paradeigma - пример, образец), в философии, социологии - исходная концептуальная схема, модель постановки проблем и их решения, методов исследования, господствующих в течение определенного исторического периода в научном сообществе. Смена парадигм представляет собой научную революцию.
  ГЕТЕРОНОМНАЯ ЭТИКА - исходящая из каких-либо внешних по отношению к нравственности условий, интересов и целей. В 20 в. М. Шелер и Н. Гартман в противовес кантовской "формальной" этике долга разрабатывали "материальную" (содержательную) этику ценностей.
  Их дружный смех разнёсся хорусом по брюко-образному пере-ходу на Alexanderplatz, напугав двух старушек, медленно, под руки пробиравшихся восвояси и приготовивших в кулачке по марочке, для несчастных русских. Просеменив к ним, они сказа-ли: - bitte shone, - и протянули монетки... Никита вопросительно взглянул на Игоря, потом снова на бабулек, что-то в его глазу заблестело и, тяжело вздохнув, он взял...
  - Ты понимаешь, я взял из рук не от жадности, просто не захотел их обижать! Видел, как они к нам семенили, они же от чистого сердца! - заспешил, объясняя, Никита, когда старушки ушли.
  - Всё нормально Ник, привыкнем! - Игорь грустно взглянул на товарища и успокаивающе похлопал по плечу.
  - Ну всё, теперь точно напьюсь! - Никита, сделав зверское лицо, засопел носом.
   * * *
  
  Борейко, новый знакомый Игоря, тоже гитарист и страстный любитель общения, (общался он только первый день, все после-дующие... просто не успевал: выпив порцию, валился на постель и так до новой побудки) приехал к ним на квартиру, как только узнал, что напарники вышли на тропу войны с собственным долгом, объявив войну "категорическому императиву*" и оценив "гипотетический*", также восславив Ницшеанскую мораль эго-центризма, принося ей обильную жертву в виде возлияний внутрь. Гекатомбой* же служил плотный дым сигарет, клубя-щийся под потолком и столбом выходящий в форточку, пугая бескомпромиссных соседей возможностью пожара.
  - А куда исчез Никита? - заметил Борейко часа через два после ухода названного (он ещё не ложился).
  - Поехал к своим пацанам. Кто-то ему денег должен, хочет отправить семье с оказией.
  - С оказией, может оказаться неказисто! - выдал Борейко и умнó
  
  * ГЕКТОМБА - др.греч. - сжигаемые жертвенные животные.
  * КАТЕГОРИЧЕСКИЙ ИМПЕРАТИВ - центральное понятие практической философии Канта. Выражает существо морального закона. В отличие от ГИПОТЕТИЧЕСКИХ ИМПЕРАТИВОВ (выражающих требования, необходимость которых обусловлена теми или иными обстоятельствами), КАТЕГОРИЧЕСКИЙ ИМПЕРАТИВ имеет характер безусловного принуждения ("я должен что-то совершить").
  
  посмотрел на собутыльника пустыми стеклянными глазами.
  - Ты это о чём? - гротескно, брейк-дэнсово Игорь повернулся к нему и нырнул в мутную мглу роговицы.
  - Бывали казусы и с оказией! - продолжал тянуть тот.
  - Причём тут оказия к твоей казуистике? - подыграл Игорь и заслужил почётный кивок.
  Голова Борейко начала снижаться к столу на бреющем, но он успел вымолвить:
  - Не слушай мой жалкий лепет, а слушай своё сердце! - его лицо прошлось носом по клеёнке и совершило аварийную посадку на бок, будто не вышло одно шасси, но мотор, вместо того чтобы замолкнуть, почему-то заурчал.
  - Хвилосόф хренов! - скривился Игорь и свалил храпящего на живучий диванчик.
  Звонок в дверь не позволил ему прилечь рядом с уставшим гитаристом и, собрав волю в кулак, он подошёл к двери.
  - Кто там? - зарычал он нежно.
  - Открывай, свои!.. - бодрый голос Никиты, поторопил с замком, и дверь уступчиво приоткрыла щель. - Прошу!.. - в полупоклоне он пропустил вперёд молодую женщину, лукаво взглянувшую на Игоря и протянувшую руку для знакомства.
  - Вера!.. Очень приятно!.. - она говорила с лёгким акцентом, но на удивление правильно. - Да, я училась у вас... в Патриса Лумумбы! - улыбнулась она и достала из кожаной сумочки бутылку анисовой водки. - Это для себя, так как больше ничего не пью! - объяснила Вера на русском по-немецки просто.
  - Она боится, что мы сначала выпьем её водку, потом свою, а наша ей не лезет! - загыкал Никита, радостно смотря на гостью.
  - Да, я вас знаю! - подтвердила Вероник и сняла перчатки...
  
   * * *
  Он усиленно тёр мочалкой успевшее закалиться в грязи тело, и оно отзывалось лёгким приятным зудом и покалыванием, освобо-ждённой от старых струпьев кожи. Такое удовольствие было возможно лишь в дневные часы, когда вся колония разбегалась по игроточкам. Но тогда день пришлось бы записать в кредит в активный счёт, что было нежелательно, а для тринадцати... бойлер был маловат!
  Он намыливался упорно, не включая воду: опять приходилось экономить, ведь на очереди были ещё двое.
  Шапка мыльной пены сползла на глаза, и он почувствовал чьи-то ласковые жадные руки, пришедшие на помощь там, где уже давно всё блестело.
  - Поторопись! - прошептали за спиной и в который раз намы-лили его промежность.
  От неожиданности он чуть не поскользнулся и... схватился за краник... Вода хлынула частым дождиком, смывая шапку пены с лица, он обернулся, но сзади никого не было.
  Полотенце мягко обхватило и выпило капли влаги с тех мест, где только что были нежные мягкие руки. Он вспомнил их прикосновение, и мелкая дрожь сотрясла тело. Два месяца воздержания и ощущения себя никчемным AUSLANDER, в домашних условиях не знающего отказа Казановы, не прошли даром, и нервная система парасимпатически* сбросила избыток белковой энергии.
  - Тьфу ты, - Игорь с досады сел в ванну. - "А может это и к лучшему, а то потёк бы раньше, на Вероник... " - подумал он и вылез из акрилового корыта.
  Вероник, курила паровозом и пепельница готова была, по при-меру Игоря разгрузить парасимпатическую нервную систему, не-системным сбросом окурков на стол. Её лицо (не пепельницы) покраснело, и глаза блестели лихорадкой...
  "Похоже, жидкости в ней тоже с избытком" - сочувственно взглянув на женщину, Игорь кивнул в сторону ванной.
  - Свободно!..
  - Верунчик, ты там не задерживайся, я на очереди... - крикнул вслед гостье Никита и, улыбнувшись до самых мочек, с инте-ресом взглянул на приятеля. - Она тут, как вышла из ванной, ну, когда ты мылся, так сразу стакан влупила, полный! Ха-ха, а я думаю, как ты так быстро успел, или меньетом обошлись?
  - Никаких обошлись, Никитушка, щас подмоется и порвём её, как лягушку, а потом и всё остальное...
  
  * ПАРАСИМПАТИЧЕСКАЯ НЕРВНАЯ система (физиол.) - часть вегетативной нервной системы, участвующая в регуляции деятельности внутренних органов, активизируя процессы накопления энергии и веществ.
  
  - Ну что молодец я, что приволок её? У тебя иностранки-то были? - Никита наполнил стаканы.
  - Были, но нашего разлива. А ну налей-ка мне анисовой, пока Верка моется.
  Он выпил пахучую жидкость и облизал губы.
  - Знакомый запах... в рыбной ловле используются такие капли, но вкусно... надо будет и себе купить.
  Никита, подойдя к ванной, тихонько приоткрыл дверь...
  - Иди, посмотри, она спиной стоит...
  Вероник стояла во весь рост, в мыльной пене, лежавшей белыми ледниками на её крепких ягодицах, и напевала весёлую бодрую песенку, какие поют её земляки под горы колбас с бочками
  пива, каждый раз, когда предоставляется возможность.
  - Талии es gibt nicht*, но попка аппетитная. Маленький такой грузчик! - прошептал Игорь и прикрыл дверь, чтобы купальщица не услышала, как хихикнул Никита.
  - Нормально, сойдёт... и не говори так больше, а то не вста-нет!.. - он сотрясался от сдерживаемого хохота. - Маленький грузчик! От паразит, придумает же!
  "Да уж, Вероник, не Венера!" - подумал Игорь, вспоминая под-ругу сестры - красивую, стройную, с высокой грудью и талией. Ему, не знающему отказа, она всегда отказывала, переводя в шутку попытки объясниться. - Э-хе-хе... - вздохнул он и забыл, что рядом, за дверью, плещется в пене кусок мяса со всеми выдающимися и вдающимися, необходимыми для секса прибамбасами.
  
  Уже вползая на Вероник, он опять некстати вспомнил Веню, и что-то ослабло, потеряло упругость... даже в фантазии. Дёрнувшись несколько раз, он понял, что не хочет ни маленького грузчика, ни большого.
  - У тебя слишком толстый кондом! - зашипела Вероник, прижимая его к себе за ягодицы. - Я видела! Где ты такой взял? Давай, сниму...
  Она быстро сняла чулком толстую резинку и припала головой к привередливому парню, убеждая его не спешить с выводами.
  
  * ES GIBD NICHT - нем. - Не имеется
  
  Игорю стыдно было признаться, но этот ПГШ (презерватив, гон-дон, шарик) кто-то кинул им в штырку.
  Грамотные действия, специалиста с высшим международным образованием, привели к положительному результату и Игорь, забыв об отсутствующей талии и мужском абрисе Вероник, включил во всю мощь мышцы молодого живота и ниже. Тридцатиминутная скачка, с периодической сменой наездника, ухайдакала ширококостную кобылку, и она в который раз жалобно заржала:
  - Всё дорогой, давай отдохнём! - она попыталась сдвинуть в сторону вошедшего во вкус жокея. - Сильный, молодой скакун! Отвалившись на спину, она погладила его выпуклую, твёрдую грудь, видимо тоже видя в нём всего лишь тягловую лошадь.
  Но это вовсе не задело Игоря, ведь само слово "секс" подразумевало приятную работу, а не какие-либо чувства! Сверкнув вандамовскими ягодицами, пред вожделенным, но уставшим взором женщины, он исчез за дверью, и в ванной побежала вода.
  Вероник сладко потянулась и смежила веки, в теле осталась приятная лёгкость и дрёма.
  "Нужно принять душ!" - подумала она, проваливаясь по ту сто-рону бытия, но едва-едва сопротивляясь.
  Помощь пришла вовремя: Никита в наряде Адама, но без фиго-вого листочка, скользнул под её покрывало, и его требовате-льные пальцы побежали вверх по бёдрам засыпающей женщины.
  - Nien, nien! - жалобно застонала Вероник, отталкивая его. - Я хочу спать, я уже устать! - повторяла она, вылавливая его руку меж своих ног.
  Игорь, вернувшись в комнату, узрел борьбу и понимающе улыбнулся:
  - Что, трудности? Наша гостья вспомнила честную молодость!?
  - Не даёт падла! - Никита повернул к нему вспотевшее лицо.
  Оценив ситуацию, Игорь подошёл к Вероник и, сорвав полотенце со своих бёдер, приник оружьем к её губам... Веки женщины приподнялись, и тёмный зрачок осмысленно шевельнулся. Губы приоткрылись и медленно впустили наглеца внутрь.
  Никита замер и тоже выстрелил в цель...
  Ещё пол часа Вероник добирала впрок, но уже без Игоря.
  
   * * *
  - Ого, у нас гости!? - Геша, заработав почти все деньги Берлина, тем не менее, пришёл первым. - А вы всё гуляете, тунеядцы? - отпихнув ноги спящего Борейко в сторону, он осторожно, как незнакомой собаке, протянул Вероник руку... - Гена!
  - Очень приятно! Вероник! - она сунула свою лодочку в его грабли и улыбнулась губами. Она не знала ещё, что самый большой русский роман у неё будет, именно с этим рыжим, неказистым парнем. Что она исчезнет на неделю и вернётся с новой подружкой - гонореей, и будет делать ему уколы, одновременно выхаживая и отпаивая шипучими лекарствами двух запивших друзей, не пуская в квартиру - Борейко, с оттопыренными водкой карманами.
  
  ГЛАВА 9 А. Родионов
  
  Тусклый свет, нависающего над самым лицом, тёмно-красного абажура, пробился сквозь серый туман и заглянул в глаза всей безысходной тоской. Ещё не вспомнив, где он, Сергей, не вынеся Адового свечения, повернулся на бок и... чуть не закричал от ужаса: в двадцати сантиметрах от его лица, бледный лик живого трупа, тупо смотрел ему в один глаз и разрывал тренировочной рапирой до самого крестца. Болела голова, и ныли суставы, что-то было не так!.. Отвернувшись от безразличной маски, он огляделся: в кино такая картинка встречалась часто - китайская опиумная. "Однажды в Америке..." он едва успел вспомнить фильм и обкуривающегося опиумом де Ниро, как китайский мальчишка услужливо подбежал со шприцем и длинной курительной трубкой:
  - Что желает господина? - тоненьким зажатым голосом спросил он, и низко поклонился.
  - Давно я здесь? - Сергей попытался сесть, но, почти установив торс вертикально, всё же рухнул ниц... Ещё одна попытка поз-волила, упершись руками в пол, сохранить нужное положение.
  - Пять дней господина здесь! - опять поклон и протянутая трубка со шприцем - на выбор.
  - Да убери ты эту гадость! - простонал Сергей. - На вот... сейчас... - кряхтя, он полез в задний карман брюк, но бумажника не обнаружил. - Ладно, потом я тебе заплачу, завтра, честное слово! Но ты должен мне рассказать, как я здесь очутился.
  - Господина привезли три тунисца, он был без сознания и голова тёк кровь!.. Дали много денег и сказали колоть опий. Пять дней, по три раза я делать укол господина, я хорошо делать, имею лёгкий рука, клиент довольный. Посмотри, синяков нет!
  Только сейчас Сергей почувствовал, что руки на локтевых сги-бах побаливают. В ужасе, вытянув их вперёд тыльной стороной, он увидел множество красных дырочек.
  - М-м-м, - протяжно застонал он, - "пять дней опиум, по три раза, да я ведь в систему попал! - он схватился за голову и почувствовал приступ сильной ломоты. - Давай укол! - прошептал он и, подставив руку, отвернулся. - "Потом будем лечиться, а сейчас нужно отсюда выбираться"
  - Это правильно господина, сильная будет боль после пяти дней! - китайчонок мягко ввёл иглу, и жаркая волна побежала океан-ским приливом от головы - к кончикам пальцев.
  - Хорошо!.. - просипел новенький и, упав на бок, добро взгля-нул на тупое, без эмоций, лицо соседа.
  
   Кайф выровнялся, и он смог сесть уже свободнее... Китайчонок менял черный пластилин в трубках и, заметив на полу помеще-ния, изменение топологического пространства,* оглянулся...
  - Господина мало? - удивился он, привставая...
  - Нормально господина! - проворчал Сергей. - Где тут выход?
  - Сюда господина, ходи за мной... - мальчишка засеменил куда-то в повышенную опиумную облачность. - Заходи ещё, хозяина будет рада! - он открыл тяжёлую щеколду и, отодвинув висящую меш-ковину, указал путь...
  Солнце обломало резкой вспышкой и его качнуло. Справившись с резким освещением, он шагнул в мир, охвативший его раска-лённым обручем и опалив бронхи зноем.
  - Ветер с Сахары! - спёкшимися губами Сергей устало подтвердил удручающий факт и побрёл по узкой пыльной улочке, вонявшей всем зловонием Африки, щедро исходящим из кучи рыбьей требухи, блестящей даже в тени глухих стен средиземно-
  
   Топологическое пространство - множество элементов любой природы, в котором тем или иным способом определены предельные соотношени
  морского ракушника, золотисто-зелёным хризолитом и синим сапфиром, а точнее мириадами жирных мух.
  - Как же вы тут живёте? - возмутился он и освежился ведром помоев с чьей-то крыши. - Где дорога? - возмущённо крикнул он
  вверх, размазывая по лицу остатки вчерашнего плова, плававшего до этого в старой заварке.
  "Где же выход на трассу? - лихорадочно думал он, пробегая одинаковые стометровки ракушника, в бесполезном поиске спа-сительной нити и натыкаясь на одинаковые серо-жёлтые тупики и снова вспоминая отечественное кино:
  "Михаил Светлов, цигель, цигель, ай-лю-лю!.." - Где Михаил Светлов? Где порт, мать вашу! - заорал он, во всю мощь лёгких, зверски осматривая крепостные стены инопланетян.
  Стук дерева о дерево остановил порыв бешенства и он оглянулся...
  Смуглый арапчонок смотрел на него из-под руки, подпирая худенькой спиной ворота своего дома и, видать, о чём-то раздумывал...
  - Мальчик, где здесь дорога, автомобили, би-би?.. - путая араб-ский с английским, Сергей мучительно, второй раз сегодня, ша-рил по карманам, в надежде отыскать завалявшийся динар; но в карманах было пусто, как в пересохшем колодце.
  - Часы!.. - вспомнил он... Но зря! - Дорога, би-би, где? - безрезультатно вопрошал он у глухонемого, судя по всему, пацана, упорно разглядывавшего его туфли из змеиной кожи.
  - На, подавись! - по-русски получилось не обидно, и Сергей разулся. Протягивая один, он повторил вопрос...
  Мальчишка взял в руку туфель и, обнажив гнилые зубы, показал два пальца. Получив второй, немой, наконец, разговорился:
  - Follow me! - крепко зажав обувь в руках, он побежал вперёд.
  - Да погоди, не так быстро, - ещё пошатываясь, Сергей припус-тил за ним...
  После десяти минут погони, он услышал шум авто и ещё через две, уже увидел бегущие внизу коробочки. До шоссе оставалось совсем немного - сто метров спуска по пыльному каменистому склону. Глянув на свои ноги, он тяжело вздохнул, поблагодарив в душе пацана, за то, что оставил ему носки!
  
   * * *
  Двое мужчин медленно курили сигары, изредка прихлёбывая чёрный, дымящий паром напиток.
  Молодой и высокий увлечённо посматривал на тлеющий конец своей, видимо пытаясь разглядеть в угольке нечто сакраментар-ное. Ему давно хотелось исчезнуть, но уйти сейчас было бы не вежливо - после предложенной "Короны", да и не докурить нас-тоящую гаванскую сигару, было жаль!
  Разговор не клеился: о делах закончили, а на бытовуху не тяну-ло. Медленные синие облака кольцеобразно поднимались к по-толку в абсолютной тишине, удивлённо вытягиваясь формой и перисто расслаиваясь у кондиционера.
  Мягко шлёпнула входная дверь, и сигары настороженно повернулись на звук...
  - Серёжа?! - молодой и пожилой одновременно выкрикнули имя и скомкали таки гармошкой недокуренные палочки в пепельнице.
  - Слава Богу! - старший ринулся навстречу босому, со сбитыми окровавленными ногами и останками носок, взъерошенными волосами и мятыми грязными брюками, секретарю.
  - Слава Богу! - повторил молодой и тоже распростёр объятья. - Я простить себе не могу, что послал тебя... Чёрт бы побрал этого атташе с его омарами! - он приобнял Сергея, жалостливо глядя на окровавленные пальцы его ног и как бы боясь на них нас-тупить.
  - Норвежскими, что немаловажно! - усмехнулся Сергей и осто-рожно снял с плеч руки Петра.
  - Где ты был, что случилось? - закудахтал Виктор Николаевич. - Мы всю полицию на ноги подняли, счастье, что Старик в отъезде, а то было бы всем нам - на орехи!
  - Счастье? - удивился Сергей, направляясь к двери во внутрен-ние покои. - Оригинально! - качнув согласно головой, он взялся за ручку... - Поесть... в комнату, пожалуйста!
  Пожилой с молодым тревожно переглянулись и старший вос-кликнул:
  - О чём речь Серёжа, отдыхай, я обо всём распоряжусь. Приводи себя в порядок и можешь завтра взять отгул, - он подтолкнул локтём Петю и тот подтвердил:
  - Да, да Сергей, я всё за тебя сделаю, корреспонденцию разберу,
  с газетчиками тоже... разберусь, ни о чём не беспокойся.
  Кивнув головой, как бы подтверждая слова подчинённого, Виктор заторопился:
  - Да Серёжа, послезавтра приезжает консул, я думаю, ему не обязательно знать, что ты пропадал пять дней. Это в твоих же интересах, Старику может не понравиться твоё отсутствие и появление в таком виде. Мы, конечно, ничего не скажем, но... Просто Петя тоже виноват частично, сам должен был сделать дело, так что не переживай, прикроем друг друга.
  Сергей, услышав трактовку ситуации, лишь чуть сгорбился от готового вырваться смеха и, нажав ручку двери, исчез в коридоре.
  - Ну, ты видал? - Виктор Николаевич вскочил с кресла и подошёл к двери. Резко открыв её и убедившись, что никто не подслушивает, а найденыш уже, наверное, моет и мажет йодом ноги, он, достав кожаный узкий футляр, выбил из него сигару и откусил кончик. Выпустив столб ароматного дыма, он подошёл к помощнику и покачал сигарой у его носа:
  - Он ничего не докажет! Напился где-то и вляпался во что-то! Одно плохо: зачем ты придумал эти норвежские омары, их сюда не возят, они тут на хрен не нужны! Не мог назвать что-нибудь известное?
  - Известных пол кухни! Что я мог сказать? - возмутился Петя, разозлившись, что всего-то три раза затянулся, а новую сигару шеф зажал! Жлоб!
  Словно дразня парня, сигара снова описала круг и веретеном вонзилась в крепкие зубы Виктора.
  - Сочинять надо, не отходя от реалий! - зашипел шеф и тихо добавил: - Болван!
  
  ГЛАВА 10 А. Родионов
  
  Авиетка* - на два места, ныряла, как дельфин в воздушных волнах и Веню стало поташнивать.
  Чернозубый бербер, увидев гримасу на её лице, понимающе
  улыбнулся радушным кариесом и кинул на девичьи колени бо-льшой спелый лимон.
  
   АВИЕТКА - франц. - Маленький одно-двухмоторный самолёт.
  
  Кислая мякоть приятно свела оскоминой полость рта и тошнота отступила. Наконец, ничто не мешало посмотреть вниз, на безжалостно однообразный песок, впитавший неимоверное количество крови и тайн. Было даже странно, почему он не красный. Вспомнив, что южнее... земля именно красная, Веня отбросила кровавые мысли, решив: если бы кровь меняла окрас почвы, то планета Земля была бы не голубой, а красной, как Марс, так как кровушки попила вволю, особенно за последнее столетие.
  Сейчас сама история плыла внизу, жёлтым морем и зелёными всплесками оазисов, не успевшими окончательно поглотить древ-ние камни, когда-то привезённые сюда и аккуратно вложенные в толстые, но всё же уязвимые стены.
  Венера почувствовала мелкую дрожь и подумала: что, наверное, слишком уж любит старину. Почему, за что... было не ясно! Отец!.. Это понятно! Но при чём тут дрожь во всех чреслах, почему захватывает дух при виде этих мёртвых булыжников? - она улыбнулась... - Потому что они живые... Тёплые живые свидетели древности, для них всё это было будто вчера!.. - ей стало обидно, что человеку так мало отмеряно, а если и больше, то почему нельзя дать об этом знать - родным, близким - оттуда... отсюда...
  Вот и камни молчат! Молчат под тяжестью чужой тайны! Увы, знать не дано, иначе, как определить искренность поступков, желаний. Как ОН определит их, если откроет тайну; ложь покроет всё до конца: мошенники наденут вериги, а власяница будет на вес золото! Аскетизм войдёт в моду, задвинув гедонизм* на задворки истории (в христианское двутысячелетие), президентов станут назначать насильно, а в парламент по жребию.
  Веня развеселилась от перспективы познать истину, но туда на-зойливо влезал Экклезиаст, со своим умножением скорби, таща за руку Грибоедова, под кривую ухмылку пантеиста Джордано Бруно, уже в 1585 иронически восхвалявшего счастье невежества.
  В её фантасмагории Бруно переглянулся с Сократом, значимо
  
   ГЕДОНИЗМ (от греч. hedone - удовольствие), направление в этике, утверждающее наслаждение, удовольствие как высшую цель и основной мотив человеческого поведения.
  
  поднявшим свой последний кубок с остатками цикуты,* и взгру-стнул над жалкой мудростью.
  Несколько выцветших военных палаток привлекли её внимание, и Экклезиаст со своей простонародно-поповской логикой затерялся где-то в песках. Мотоциклист, в квадратных глухих очках, под-няв пыль, мчался к блёклым тряпичным домикам, задрав голову и что-то крича самолёту.
  Веня вспомнила грязные узкие улочки окраин Туниса, блевотный запах пищевых отходов и подумала, что здесь, на просторе, гораздо лучше. Поймав взгляд пилота, она поделилась с ним своим наблюдением.
  - Здесь живут самые бедные, они мечтают о домишке в городе, но редко кому удаётся скопить денег на переезд, - радостно, вывалив в улыбке чёрную капу зубов, словно отдыхающий боксёр, лётчик умудрился высказаться на плохом английском и, увидев, что понят, ещё шире открыл рот.
  "Самолёт имеет, а зубы плохие" - подумала Веня, незаметно, заглянув в рот соседа.
  - Самолёт не мой! - правильно оценив взгляд пассажира, он грустно улыбнулся. - У меня и удостоверения пилота нет. И вообще я не лётчик! - не лётчик вдруг совсем расстроился, и Веня сделала вид, что увлечена разглядыванием стада верблюдов...
  Мальчишка, лет пятнадцати, сидя на ослике, сгонял их вместе, с помощью огромного мохнатого пса.
  На горизонте показалась большая чёрная крепость, утыканная по углам почти шахматными ладьями (так казалось издали).
  - Приехали! - пилот уже успокоился и широко улыбался, не комплексуя по поводу зубов.
  - Что, здесь будет конкурс? Но ведь это даже не город! - Венера с негодованием взглянула на извозчика. - Куда ты меня завёз? Тюрьма какая-то посреди Сахары!
  - Э-э... Какая тюрьма? Билляхи! Внутрь зайдёшь, всё увидишь, в розах и жасмине утонешь. Даже орхидеи есть в садах эмира Ак-Кемаля! - гордо заложив плавный вираж, пилот направил авиетку на длинную прямую асфальтную полосу, скрывавшуюся
  за правой крайней башней.
  
  * ЦИКУТА (ВЕХ) - ядовитая трава. Сократ, приговорённый к смерти, выпил кубок цикуты и скончался через несколько минут в ясном сознании.
  
  - Скажи ещё - Висячие сады Навуходоносора! - проворчала
  по-русски Венера. - А минарет... какой красавец! - не удержалась она, при облёте бастионов
  - Ман - ара!* - поправил пилот, догадавшись, куда направлено внимание девушки.
  Она благодарно взглянула и певуче повторила, любуясь назва-нием грациозного маяка:
  - Манара, манара! - и... засмеялась.
  Её страх отступил: слишком прост и бесхитростен казался кон-воир, древние строения не пугали, а наоборот... Нет, ей было покойно среди замшелой старины и причин для волнений она не находила. Сам эмир пригласил её на конкурс красоты, так чего уж тут!..
   Самолётик не очень мягко приземлился, вновь встряхнув, успокоившиеся было внутренности, и покатил по ровному асфальту. Затем завернул за угол и въехал в открытые тяжёлые ворота, обитые широкими стальными, вечно зелёными листами меди и толстыми заклёпками.
  - Кайф! - восторженно простонала Веня, глядя на старую медь, как на возлюбленного.
  Десятиметровые стены скрыли солнце, обняв серым камнем маленький самолёт и двух хрупких человечков. Беспомощно оглядев почерневший от времени гранит, Венера растерялась в поисках выхода.
  - Поднимайтесь сюда! - прозвучало сверху, и удивлённая деву-шка посмотрела вверх. - Сюда, по лестнице наверх!.. - русская речь с восточным акцентом озадачила и пугала.
  Тяжёлые каменные ступени вели по кругу колодца вверх и были так круты, что Веня с трудом поднимала ноги.
  - Да, это вам не подъездные лестничные марши многоэтажек! - засмеялся человек, говорящий по-русски и подавая ей руку.
  - Уф... - Веня выпрямилась и вытянула руку из мягкой большой ладони.
  Седой, степенный старик, улыбаясь, топил её в ясных светлых глазах и с наслаждением рассматривал, усмехаясь в густые усы...
  - Я видел ваши фото, но оригинал стоит большего! -
  
   МАН-АРА - араб. букв. Маяк (минарет)
  
  сдержанный комплимент понравился Венере, и она решилась задать вопрос...
  - Всё потом деточка! - седой не дал спросить. - Не волнуйся,
  здесь тебя никто не обидит, а сейчас отдыхать. Эмир улетел в Судан, поэтому всё откладывается, завтра я зайду к тебе, и мы обо всём поговорим, - он дважды хлопнул в ладоши и две жен-щины появились, будто из воздуха, указывая путь и всё время кланяясь. - Джамал, ты у нас или к брату? - старик, наконец, заметил пилота.
  Услышав, что обращаются к нему, Джамал низко склонился и, не поднимая глаз, попросил разрешения удалиться к брату.
  
   * * *
  Раннее щебетанье садовых пичуг, прославляющее устроителей искусственного оазиса на все лады, заставило её капризно сморщить нос и протереть заспанные глаза. Руки, естественно, потянулись вверх и там сжались в маленькие крепкие кулачки. Шёлковые занавески колыхнулись на стене и ажурный постельный столик, крепко сжал короткими ножками бёдра девушки, обдав рецепторы густым пряным запахом свежего чая. Всё те же круассаны розовели поджаренными спинками в компании сливочника и горячей шоколадницы. Солнце пробивалось сквозь густую зелень тонкими, по-утреннему лояльными, стрелами и светлые блики плавали по шёлковой обивке стен.
  Веня вспомнила, что в детстве у неё была лампа с нарисо-ванными на ней рыбками. Когда она нагревалась, цилиндр начи-нал крутиться, а рыбки плавать по шторам и обоям.
  Ей стало немного грустно, но домой почему-то не хотелось, может потому, что приятно пахло чаем, молодой аппетит давно призывал вонзить острые зубы в свежий рогалик, пели птицы и солнце так смешно бегало по комнате. Одним словом: жизнь была прекрасна!.. В животе стало тепло, а на языке вкусно...
  Облизнув шоколадные губы, Веня счастливо улыбнулась, и... улыбка дурацки застыла, твердеющей сладостью.
  - Прошу прощения, что без приглашения... - поклонился седой, лукаво блеснув глазами, мягкой усмешкой успокаивая гостью. Неожиданное появление старика, застало Веню врасплох, и она
  забыла вытереть испачканные шоколадом губы.
  - А если бы я была не под одеялом? - наконец выговорила она совсем не злым тоном.
  - Мне бы это было известно заранее! - светлые глаза пропали в сети глубоких морщин. - Да и стар я уже, чтоб меня стеснятся!
  - Ага, super star! - кивнула Веня, поджав губы. - Ещё скажите, что вы евнух! - она критически осмотрела деда снизу - вверх. Старик набрал в грудь воздуха и, став серьёзным, важно пред-ставился:
  - Шейх Омар Бахтиир, учитель, советник, хаджиб* нашего эмира. А по-русски - Олег Бахтияров - Сольсен - сын русских эмигран-тов - дворянина и баронессы, - тепло улыбнувшись, он осмотрелся в комнате. - Присесть разрешишь?
  - Чего вы спрашиваете? - Веня недоверчиво хмыкнула. - Вы здесь хозяин! - она подозрительно осмотрела русского шейха.
  - Может статься, что хозяйкой скоро станешь ты! - увидев, как полезли из орбит глаза девушки, он воскликнул: - Не перебивай! Всё по порядку, наберись терпения и всё узнаешь, - дважды хлопнув в ладоши, он бросил через плечо:
  - Принеси нам чаю Лейла, разговор будет долгим!
  - Мне не надо, я пила! - Венера откинулась на подушки и устремила взгляд вдаль, через окно, проницая толстые каменные стены и горячие пески. Её сердце стучало, как у пойманной птички в преддверии чего-то страшного или... нового!
  Шейх тоже молчал, в ожидании напитка и, видимо, собираясь с мыслями...
  Но вот горячая струя ударила в дно чашки, опалив тонкий фарфор мокрым паром и тихий голос начал своё повествование:
  - Кемаль... так зовут моего повелителя, я назвал его повелите-лем, но он мне за сына, воспитан мною, как русофил! Я всегда мечтал сосватать ему русскую девушку - умную и красивую, которая смогла бы стать советником и другом! Не перебивай, пожалуйста, мне и так трудно сейчас. Тем более я предвижу все твои вопросы и возражения. Думаю, если ты будешь меня вни-мательно слушать, то они отпадут сами собой.
   Глубоко вздохнув, Венера снова откинулась на подушки и попыталась сосредоточиться.
  
   ХАДЖИБ - араб. Марокко. - главный визирь, управитель дворца
  
  . - Мой человек видел тебя в Италии - на просмотре - в доме сенатора Кальпари, и в Тунисе - на приеме в вашем консульстве. Он лазил за тобой по руинам замков и пил чай рядом с вами в чайхане, он даже слушал ваши разговоры, современная техника позволяет таки операции. Он тоже русский, служит мне, хотя имеет научную степень, как филолог! - Омар улыбнулся. - В общем, я много о тебе знаю и выбор пал на тебя!. Нет, нет... я же просил... Ты свободна в поступках и выборе, в любое время тебя отвезут, куда скажешь. Только не советую возвращаться в консульство; в следующий раз тебя могут купить другие люди! - сказав роковые слова, шейх потупил взгляд и погладил белую короткую бороду указательным пальцем - от кадыка к подбородку.
  - Купить? - Венера вскочила с подушек, чуть не опрокинув чайный столик. - Я не ослышалась? - машинально отодвинув чайник и упершись руками в мозаичную поверхность, она нагнулась к самым глазам шейха и впилась в них всеми присосками мозга. Ей удалось прочесть информационные файлы, и она в отчаянии воскликнула:
  - Как же Гелька? Она улетела на Кипр! Её что, тоже продали? Сочувственный взгляд сказал больше, чем любые слова и Веня в изнеможении упала на софу.
  - Через пару дней я буду знать, где она и мы что-нибудь предпримем; а можем мы многое!.. Эмир один из богатейших людей мира и очень влиятелен в Северной Африке! Да и ваш покорный слуга не лыком шит! Нет, не шиит, а шит! А вообще - суннит!
  Он заметил, что и в тяжёлую минуту Венере не изменило чувство юмора и засёк, как она хотела скаламбурить на русско -восточный лад, и это обрадовало... кажется, он всё делал пра-вильно.
  - Извините, никак не дам вам поведать, нечто важное, - Веня смахнула набежавшую слезинку и шмыгнула покрасневшим носом. - Как вы, русский, стали шейхом? - поднявшись, она придвинулась к краю софы и потянулась за чайником.
  - История моя банальна для людей того времени... Я видел советский фильм "Бег", по одноимённой повести Булгакова.
  Так вот всё было примерно так же: голая осыпающаяся штука-турка в пустых комнатах, вонь и нечистоты на улице, голод в
  тощем животе и вечно хмурые лица родителей. Всё чаще пьяная мать, всё реже появляющийся отец, всё серее и прозрачнее моё исподнее! Они работали вместе, мои родители, в небольшом ресторанчике с русской кухней, в Париже: мать пела, а отец аккомпанировал на рояле. Потом появился я...
  Самым любимым моим развлечением было слушать, как отец воевал с Красными и как пробирался к барону Врангелю.
  Сначала он принял народную власть, с детства воспитанный на примере декабристов, мы в родственной связи с Луниными, и даже служил в каком-то наркомате. Но однажды, дворник - татарин, верный нашей семье, встретил его вечером у чёрного хода и сообщил, что в квартире ждут...
  Трое суток отец просидел в угольном ящике, прикрытый мешко-виной и углём. Он слышал, звуки выстрелов и крики соседей, а их дворник, заходил к татарину и хвастал, что выдал своих гос-под и рассказывал, смакуя, как "сильничали младшую генеральшу".
  Отец ушёл на чётвёртую ночь и больше никогда не видел своего дома... Из Константинополя, он перебрался в Париж и устроился тапёром в ресторан, там он и познакомился с баронессой Сольсен, чьи предки водили в бой рыцарей - тевтонов. Баронесса же водила в бой свои голосовые связки и достоинство, с которым всё чаще приходилось вступать в конфликт.
  Мама повесилась, когда мне было восемь лет! С отцом они уже не жили, и он появился на второй день после похорон.
  Так я оказался в закрытой школе, для детей солдат - ветеранов, а отец снова куда-то пропал. Через год он появился в форме Французского Легиона и увёз меня в Марокко.
  Это было самое счастливое время моего детства: огромная белая пустыня, полная свобода от опеки взрослых и верные друзья. За нас никто не беспокоился: пропасть мы не могли, вокруг всё просматривалось на пять миль. Об одном жалели мы с товарищами, что год назад закончилась война с Рифской республикой - повстанцами во главе с Абд аль - Керимом, и мы не успели повоевать. Видимо сам Азраил услышал наши вопли недовольства и султан Мухаммед - V, прямой потомок древнего рода неугомонных Алауитов* и прадед нашего эмира, поднял
   АЛАУИТЫ - династия султанов (с 17 в.), затем (с 1957) королей Марокко. В период французского протектората (1912-1956) утратили реальную власть. С марта 1956 вновь возглавили управление страной.
  
  восстание берберов против Испании, а заодно и Франции: эти державы в двенадцатом году поделили Марокко между собой. Берберы пришли под стены и предложили гарнизону покинуть крепость, без знамён и оружия, тогда они гарантировали жизнь всем. Но наши отцы отказались!
   Мы, мальчишки, под взрывами снарядов гаубиц, таскали взрослым воду и хлеб на стены, а когда почти все они пали, стреляли по конным арабам и визжали не хуже кровожадного бедуина, попадая в цель. Отец был рядом и с гордой нежностью помогал мне передёрнуть затвор, а его глаза ежесекундно прощались и ласкали напоследок.
  Красный шар отбросил меня в пустоту и я не видел, как всё кончилось, помню лишь араба, рассматривающего меня сверху и что-то лопочущего на непонятном языке. Было тяжело дышать: отец придавил меня телом, видимо закрыв от взрыва, и его кровь капала мне на бровь, заливая глаз. Я пошевелился, и чалма, испачканная в крови наших солдат, склонилась надо мной... Мои пальцы нащупали рукоятку тесака, висящего на поясе отца и, сжав её, я резко ткнул в грудь наклонившегося воина.
  Из-под двух тел достать меня было ещё труднее: я рычал, как волчонок и размахивал острым лезвием в разные стороны.
  Было очень больно, ещё больше обидно, когда меня, как щенка выволокли за волосы и уже собирались перерезать горло, но властный голос отвёл ханжал от моей шеи.
  Белый аргамак косил красным глазом и пританцовывал, норовя наехать и ударить передним копытом.
  Такого же цвета, как глаз скакуна, камень горел во лбу важного бербера и прожигал меня насквозь, третьим органом зрения.
  Это был сам молодой султан, он что-то крикнул воинам и показал на меня плетью; что было сказано, я не знаю, но смотрел он на меня с уважением.
  Султан Мухаммед, будущий король Марокко, взял меня с собой и воспитывал в своём доме, как младшего брата.
  В Танжере я закончил медресе и стал священнослужителем!
  На этом закончу свой утомительный экскурс по прошлому и скажу главное... - Омар медленно встал и поклонился, разведя в стороны руки и критически осмотрев свои шальвары. - Будь нашей гостьей дочка! Приедет эмир, сама решишь куда дальше.
  Забыв, что не одета, откинув одеяло в сторону и отодвинув на край постели столик, Веня спустила босые ноги на толстый ковёр. Поправив полы ночной рубахи, она подошла к странному соте-чественнику вплотную и заглянула в спокойные глубины зрачков.
  - Вы знаете, а я вам верю!
  
  ГЛАВА 11 А. Родионов
  
  Полковники уезжали!
  Так называл Никита первопроходцев, лопативших Берлинскую ниву уже не первый сезон.
  Полковники уезжали на три месяца в привычно окружающую нищету, безысходность, к жалкому тлению домашнего очага, боясь одного: осложнения визового режима и невозможности снова приехать и подзаработать для семьи.
  Среди полковников были довольно известные музыкальному постсоветскому пространству люди! Именно они, пионерами, открыли маленький Клондайк в переходах - сначала Стокгольма, затем Берлина и так далее. Клондайк звучит, конечно, весомо, но рядом с копеечным заработком на Родине - мачехе, берлин-ский заработок казался золотым.
  Шведы и немцы долго не верили, что музыканты такого уровня играют на улицах и в метро - за деньги, ведь денег у них должно было хватать и без этого, уровень подготовки предпо-лагал обеспеченность высокого таланта.
  "Прикалывается богема! - думали они, проходя мимо и недовер-чиво глядя на раскрытые чемоданы баянов, аккордеонов, гитар, скрипок и виолончелей, с блестящей горкой мелочи на дне.
  
  Полковники уходили в "отпуск без содержания", оставляя квартиру на новых молодых офицеров и рядовых.
  - Чужих не пускать! - полковник Шура, не Шурá, а Шýра, давал ЦУ Игорю и оставлял его за хаусмастера, по нашему - председателя домкома. - Берегите квартиру, не дебоширьте, а то все на улице окажемся!
  Никита, потирая руки и поглядывая на Игоря, вместо него утвердительно кивал головой и краснел от перспективы свободы и равенства.
  Оттащив сумки Андрея к поезду, они, на обратном пути, не сговариваясь, завернули в дешёвый магазин, существующий для таких как они и прочих лишённых наследства и социальной помощи.
  Нелишённая этой помощи немчура тоже уважала данную сеть магазинов, и очередь была вечным атрибутом единственно работающей из четырёх установленных касс, и ещё... там нельзя было заплатить монетой - сумму - более десяти марок.
  Как раз сегодня Игорь решил расплатиться закатанными в фир-менную бумажную колбаску (тубус) полтинничками, что состав-ляло 25 марок, но кассир отрицательно покачал головой.
  - Это что не деньги? - спросил Игорь и сунул тубус под нос восточнику.
  - Nein! - упрямо качал головой бывший союзник по Варшавскому договору, и было непонятно, то ли он не считал монетки деньгами, то ли отказывался взять их, что было по сути одним и тем же.
  - Сука позорная! - понятно для большинства очереди выругался Никита и, оставив пакет с провизией на столе кассира, демон-стративно прошёл на выход. - Пошли Игорь, пусть сам раск-ладывает свою хавку по полкам.
  Холодные глаза охранника, рентгеноидно просветили его карма-ны, и проводили до дверей.
  - DDR! - Игорь вложил всё презрение в сказанное и в упор глянул на кассира.
  Бывшая позорная принадлежность, пощёчиной ударила наци, и Игорь с удовольствием отметил, как дедовской ненавистью вспыхнули глаза "арийца", пожалуй, даже не слышавшего об Александрийском пресвитере Арии и о народах с названием Арийцы - индоиранской языковой общности, к которым естественно принадлежали и цыгане.
  - Сволочь! А в прошлый раз, с сотни - сдал одной мелочью - сорок марок! Морда фашистская! - Никита сплюнул на чуждую брусчатку, аккуратно, мелкими квадратиками устилавшую тротуар вдоль дома. Одно радовало и приобщало: вездесущее собачье дерьмо, большими и поменьше кучками преграждало подходы к
  подъездам, подходам, подлётам и подплывам.
  - Во... собак кормят! Как победители! - Никита зло рассмеялся
  и обошёл забытую мину.
  - А LA GUERRE COMME А LA GUERRE! - вторя приятелю, рас-смеялся Игорь, и подорвался... его левая нога плавно поехала в сторону, растягивая парня на общий шпагат. - Они и есть победители! - чертыхался он, очищая ботинок об острый край брусчатки. - Сегодня победили они - нас! Нас, то есть народ! А народ, то есть нас - предали те, кто всегда предавал и будет предавать, такая у них работа - предавать!
  - У кого это? - нахмурился в напряжении извилин Никита.
  - У политиков! - Игорь, наконец, справился с чужим говном и подмигнул...
  - А в чём тебя предал Горбачёв? - недоуменно спросил Никита, нахмурившись вновь. - Разве плохо мы зарабатываем, когда дома чуть ли не голод? Разве могли бы мы сюда приехать, если бы не он?
  - Если бы не он, может, и ехать не надо было бы, и дома была полная чаша! - Игорь выпрямился и заключительным аккордом шаркнул по мостовой обоими подошвами. - Тебе, что было плохо в кабаке?
  - Скажешь, плохо! - осклабился Никита. - Да я был уважаемый человек, уже на "Волгу" почти накопил! А тут... бабах!..
  - Правильно - бабах!.. Опять революция! Только в семнадцатом немцы Ленину помогли, а в восьмидесятых Горбачёву - амери-канцы. Я даже думаю, что и сама идея перестройки принад-лежит тоже им. Мы вообще, какие-то лягушки подопытные; человечество учится жить на нашей крови. Стоит нам подняться, как они нам раз... революцию, пожалуйте господа бараны бода-ться! И снова навязали устаревшую, ещё более утопичную схему общества - демократию!
  - А чем плоха демократия? Каждый может стать миллионером, президентом, звездой эстрады, если он этого заслуживает! - Никита уверенно кивнул головой, уже видя себя стоящим с гитарой на Alexanderplatz и игнорирующим всех полицейских Берлина, а немцев - набивающих его футляр деньгами.
  - Не смеши, человечество никогда не станет бороться честно за
  власть и деньги, а демократия - наиболее питательная среда для проявления низменных животных инстинктов... Свобода демокра-тии - хуже тюрьмы! Это бардак, развращающий и унижающий, это беспредел толпы и праздник невежества, а невежество - тупик!!!
  Игорь аккуратно обошёл новое неприглядное препятствие, вдруг подумав что, приехав сюда, уже вляпался по уши!
  - Слушай, поехали к Ленке! - воскликнул Никита, неделикатно прервав умняк приятеля. С тем случались казусы философской чернухи и его пёрло покопаться во вселенском сортире. Никита, в таких случаях, честно, в пол уха молчал, пока тот не выго-варивался, но сейчас пришла действительно хорошая идея, тем более что Ленка звала их сегодня немного попеть в ресторан-чике мужа - немца. Попеть, конечно, бесплатно, но обычно там наливали.
  
  Месяц назад, когда было очень холодно и тоскливо, Лена подошла к ним в переходе и долго хвалила...
  Никита краснел и бледнел от неслыханных эпитетов и уже готов был достать звезду с неба и приколоть к слабой чахоточной груди землячки за тонкое понимание street искусства. Но и без этого они были приглашены выступить на Рождество в ресторанчике мужа новой знакомой.
   Они пели от души, искренне радуясь успеху, выпив водки на десятку, отработав на пару сотен! Но причём тут деньги: грязные замусоленные бумажки, сколько на них микробов и чужого эпидермиса, разве могли они идти в счёт рядом с общением, простым человеческим общением?!
  Так и повелось... - за дружбу и понимание!
  
  - К Ленке говоришь? - задумался Игорь...
  
  Дружный шум, подвыпивших немцòв, встретил гостей обыден-ностью момента и так же оборвался, будто всегда стояла лени-вая тишина, а они никуда не исчезали на целый месяц.
  Но аплодировали фрицы, как всегда от души, порой, не зная за что, но, по-доброму, не скупясь, отбивали ладони, словно котлеты для гостей. А что нужно музыканту? Правильно! Сначала - признание, затем - котлеты; мухи, как-то выпадали из западной цепи.
  - Горбачёв? - Ульрих - муж Ленки, показал рукой на витрину с напитками. Заметив, что гости растерялись, не встретив Елены, и не знают за чей счёт предлагают налить, он ткнул себя в грудь большим пальцем и сказал: - Платить... ich*
  - Угощает! - прошептал Никита и утвердительно кивнул головой.
   Ульрих распорядился поставить два пивных трёхсотграммовых стакана и, подмигнув официанту, провёл пальцем по их верхнему краю, ничего не сказав о котлетах.
  - Видел фильм "Судьба человека"? - Игорь подсел к стойке.
  - Нет, а про что там? - Никита последовал его примеру, заворо-жено глядя, как прозрачная жидкость заполняет высокий бокал.
  - Щас узнаешь!
  - А, вспомнил, там играл этот, как его... Матвеев, солдата в концлагере... - Никита довольно улыбнулся, радуясь глубоким познаниям в отечественном кинематографе. - Ну и что?! Эту роль мы сыграем легко и без закуси! - он подмигнул приятелю и осмотрел зал. - Ну, чего вылупились, хотите позабавиться? Испу-гали кроля морковкой! Ну, будь дружище, пусть они так развле-каются почаще и чтобы мы были рядом!
  Два стакана легко расстались с содержимым, и унисон сопения и причмокивания прервал дружную тишину.
  Игорь улыбнулся Никите и повёл глазами:
  - Расстроились, что мы не рухнули!
  - Ага!
  - Ну, так что Ульрих, где же Лена? - нажав на слово "Лена", Никита вытер губы и достал пачку сигарет.
  - Вот она! - с трудом выговорил муж и ткнул пальцем в дверь.
  Войдя с улицы и увидев пустые стаканы рядом с пепельницей, Лена догадалась о происшедшем и побледнела.
  - Не пейте больше такими дозами, они хотят поиздеваться и посмотреть на вас пьяных.
  - Не волнуйся землячка! Тебе, надеюсь, его водки не жалко? -
  Никита фамильярно подхватил землячку под руку, а Игорь поймал хмурый взгляд Ульриха, снова что-то приказавшего официанту.
  Тот, улыбаясь во все зубы, вторично наполнил стаканы под завязку
  и вопрошающе посмотрел на шефа, а потом на русских Гаврил.
  - Ребята, я очень вас прошу, не надо! - Лена беспокоилась за их, а значит и свой позор, видимо совсем забыв старый советс-кий фильм и перестроившись по Горбачёву, но без "Gorbatchof". А вот Игорь, наконец-то, оценил политика на этикетке: его крепость и чистоту помыслов - от него не болела голова, и написанные на этикетке 40 градусов честно соответствовали содержанию на-полнения, даже язык коснел по-ставропольски!
  "Наверное, виноградники и вырубали, чтобы уничтожить конку-рирующий с водкой напиток!" - усмехнулся он и потянулся за горькой...
  Два бокала огненной воды так же, как и их предшественники, успешно упокоились на дне желудков, слившись в дружествен-ном пролетарском единении с соляной кислотой, слизью, фактором Касла и многими другими эксплуатируемыми человеком ферментами.
  - ZURŰCK ZUR NATUR! - громко проговорил Игорь и, улыбаясь, поцеловал в щёку чуть не плачущую Ленку, пожал руку разоча-рованному Ульриху, отданкешонил всем присутствующим и закрыл за собой дверь.
  - Что ты им сказал? - Никита, удовлетворённо закурив сигарету, посмотрел на стеклянную витрину бара и помахал рукой наб-людающим за ними из-за стекла немцам.
  - "Обратно к природе!" - любила повторять Венька, подруга сестры, увидев меня пьяным. Говорила, что это выражение самого Жан Жака Руссо.
  - Я тоже люблю природу! Давай в лес как-нибудь сходим, возь-мём с собой Горбачёва и на волю...
  - Давай! - кивнул Игорь. - Видать, без Горбачёва воли не видать!
  
   * * *
  
  Громкие возгласы за дверью насторожили наших героев, но не обеспокоили. За нею - филёнчато-ветхой - ощущался праздник, и к нему устремились души расслабившихся ребят.
  Их появление было отмечено, громким восторженно пьяным ором и фантастическим закордонным столом, на котором смешались в кучу кони, люди, а точнее... свинина и птица, и
  напитки различного цвета и шипучести, запаха и стоимости.
  - А что, широко! - восхищённо проговорил Никита и ринулся знакомиться с женским полом, галантно поцеловав руку уже известной Вероник, сидящей на коленях у Геши, и пробираясь поближе к цыплёнку - гриль.
  - Что, отмечаем проводы полковников? - крикнул Игорь и поставил на стол упаковку пива.
  - Ох... надоели зануды! - прогудел Геша и налил подружке "анисовой", за что был удостоен нежного поцелуя в ухо.
  - Кстати, "Gorbatchof" тоже не клюшница делала! - возвестил Никита и наполнил рядом стоящее рюмочное окружение. - Одна просьба к присутствующим: Не шуметь! Будьте как дома, но не забывайте, что все мы в гостях! - он высоко поднял рюмку.
  - Прозт!
  - Прозт! - повторил незнакомый черноволосый парень и протя-нул руку. - Я Слава! - он улыбнулся, приподнявшись со стула.
  - Игорь!.. А это Никита!
  - Привет! - Никита поставил пустую рюмку и подал Славе руку. - Ты откуда?
  - Из Воронежа!
  - Музыкант? - Игорь положил себе на тарелку большую гроздь винограда и засунул крупную прозрачную ягоду в рот.
  - Вор! - Славик тоже потянулся за виноградом. - Хорошо живёте: виноград, манго, апельсины!
  - В смысле... вор? - поперхнулся Игорь. - Это что за аббре-виатура?
  - Никакой аббревиатуры! Вор - значит ворую! - Славик скромно улыбнулся. - Можете заказать, что хотите - в треть цены.
  Немного стесняясь, он всё же положил себе на тарелку спелый жёлто-красный манго и, разрезав пополам, вынул большую косточку.
  - Хорошо живёте! - повторил он и впился зубами в сочную мякоть.
  Никита посмотрел на капающий из раненого манго сок и покачал головой.
  - Просто мы знаем место, где это продают за копейки!
  - Давай колись! - набитым ртом проворчал Славик, громко стёр-бая спелым фруктом.
  - На Yorckstrasse - турецкий базар - по средам и субботам; к
  семнадцати часам они начинают сбрасывать товар по дешёвке, вот тут мы и появляемся, на двадцать марок - рюкзак фруктов.
  - Класс! - восторженно протянул Славик, вытирая рот. - Так можно ещё? - глупо спросил он и потянулся за огромной грушей. Никита с Игорем переглянулись и рассмеялись.
  - Ну, теперь ты колись! Что значит треть цены и вообще?
  - Бомблю крупные магазины, типа Кайзер, Кауфхоф, и т. д. Рас-сказывать специфику работы не стану, но в основном шмотки. Так что можете заказывать!.. - он тихо отрыгнул в руку и стал искать взглядом неиспробованное... остановившись на персико-сливах. - Могу пригнать классный велик - за сотню, могу сделать справку из посольства об утере документов - на выезд! Что нужно, говорите!
  - Мы подумаем! - важно качнул головой Никита и стал разли-вать в рюмки.
  Вероник наклонилась к уху Геши и что-то зашептала, щекотя его мочку. Пошептавшись с ней, он воскликнул:
  - Что вы там шушукаетесь? Смотрите, девчонки заскучали! - Гена подмигнул двум поездным певичкам и налил им "Кадарки". - Эх, Кадарочка - за две марочки!.. - запел он, весело встряхивая давно не стриженой шевелюрой.
  
  Frankfurter Allee гордо сияла освещёнными витринами и нехотя зияла вывороченными булыжниками в местах ремонта дороги. Восточный Берлин зализывал раны, рассчитывая подлечить язвы соцлагеря в скором будущем, тем более правительство уже переехало в историческую столицу и пыталось вернуть привычную глазу сытую, везде выбритую, западную эстетику.
  - Ой, какой классный браслет! - Зоя, одна из поездных сирен, остановилась у витрины ювелирного магазина и не могла оторвать взгляда от украшений.
  - Пошли уже, вечно столбом станет у витрины, не сдвинешь! - это заговорила Люда - ворчливая, судя по жёлтому цвету лица и худым ключицам, по горлышко налитая желчью девушка.
  Зою держал под руку раскрасневшийся от спиртного и несколько поправившийся в талии от фруктов Славик, а Люда куковала в одиночестве! Естественно, всё в легкомысленной компаньонке её раздражало. Никита и Игорь тоже не баловали её вниманием, хотя Игорь пытался подвигнуть Люду к философской тематике, но сухая и в ответах девушка, не собиралась болтать о всякой ерунде; она хотела в холодную, одинокую, но постель!
  Игорь, потерпев фиаско в выборе оружия, обижено скривился и перешёл на другую сторону тротуара. Поговорить на любимую тему было не с кем, а выпито немало.
  - Зачем я проглотил столько яда? - тихо проговорил он, но никто не обратил внимания на что-то бурчащего товарища.
  - Нравится? - Славик заглянул в глаза охающей от восторга Зое.
  - Спрашиваешь?! - Зоя прижала сжатые в кулачки руки к груди.
  Славик тихонько вытянул руку у неё испод мышки и отошёл к куче брусчатки.
  - Разойдись! - крикнул он, и никто не успел удержать его руку, метнувшую, словно праща, большой камень в витрину магазина.
  - У нас есть три - четыре минуты, налетай, подешевело! - подскочив к разверстой витрине, он стал набивать карманы украшениями. - Хватайте быстрее, сейчас приедет полиция! - кричал он, глядя на остолбеневших спутников - уже подельников.
  - А-а-а... - завизжала Людмила и бросилась бежать по направлению к S - bahn (наземному метро). Предчувствие её не обмануло: вечеринка закончилась прескверно.
  Игорь с Никитой, услышав приближающуюся сирену полицей-ской машины, и увидев мелькающие подошвы легконогой... да и вообще, невесомой девушки, поняли, что раздумывать некогда и бросились за угол, благо район был хорошо знаком.
  
  - Во мудила! Прикинь, что творит!.. - задыхаясь от бега, выкри-кивал Никита. - Бежим подальше; пересидим в парке; они могут и в дом нагрянуть с проверкой.
  - Не зря говорят: не воруй, где живёшь! - поддержал приятеля Игорь, держась в хвосте - ведомым.
  
  Утром, как ни в чем ни бывало, чисто выбритый Славик, в дорогом костюме, в золотой оправе на носу, настойчиво звонил в дверь Берлинского музыкального общежития для бичующих иностранцев и напугал Никиту богатым видом.
  - Блин, тебя не узнать! - проворчал тот, протирая глаза. - Ну,
  проходи артист!
  - Ты вообще нормальный? - Игорь, выйдя из ванной, вытирал лицо полотенцем и играл желваками. - А если бы нас повязали?
  - Ладно мужики, я пришёл извиниться! Был пьян и глуп, перед тёлкой захотелось попонтоваться!
  Мужики насуплено отвернувшись в сторону, слушали излияния Славика и повернули головы только на неясно прозвучавший металлический стук.
  - Что это? - оба выпучили глаза на две желтеющие змейки.
  - Это вам, в честь примирения, презент! - засмущался Славик. - Берите, они по штуке каждый стоят, видите, в глазах змеек по бриллианту, - он положил руку на браслеты и подвинул ближе к ребятам.
  - Ну, ты даёшь! - воскликнули приятели и переглянулись.
  Где-то на задворках их душ мелькнули фразы из прочитанного в книгах и увиденного в кино: где герои, настоящие, порядочные люди всегда отказывались от нетрудовых денег, подарков, пред-почитая не насиловать совесть. И это было правильно, если совесть существовала. А, существуя, она действительно была очень неудобна и назойлива: с ней было трудно жить рядом, поэтому приходилось лишь существовать, но она упрямо утверждала, что наоборот - жить!
  Недолго мучаясь останками совести, отмороженной в переходах, а ранее в ресторанах родных городов, где сам воздух был пропитан мелким вымогательством и чем ближе к центру Родины, тем гуще, они утонули в бриллиантовых глазницах золотого змия, каждый своего, подтверждая рабскую зависимость слабых.
  - Ну, ты даёшь! - восторженно воскликнули они уже другим тоном и несколько стесняясь, стали примерять блестящие цацки... - Класс! - прозвучало завершающим аккордом, и Никита помчался в магазин.
  
  - Я уже тринадцать раз попадался... и ничего... Спрашивают:
  Зачем воруешь? А я им: пособие очень маленькое, не хватает, голодаю! - Славик по-чапаевски двигал правой рукой апельсины по столу и заплетающимся языком доказывал, рубя левой воздух, что ему мало... и только поэтому он ворует. - Да они нам просто должны! - выкрикнул он и сжал левой воображаемый эфес шашки. - Мой дедушка, где-то здесь закопан!
  - А что будет на четырнадцатый раз? - подняв тяжёлую голову до уровня груди Игоря, Никита задал животрепещущий вопрос.
  - На четырнадцатый... будет тюрьма! Меня уже предупредили, но пока брали только подписку, что обещаю не появляться в тех магазинах, где меня ловили. - Вот идиоты! - он слюняво засмеялся и внимательно осмотрел апельсин. Ковырнув толстую цедру, с сожалением посмотрел на её броню и отложил фрукт в сторону. Его рука снова оказалась в поиске и нащупала последний надкушенный персик...
  - Нормально! - осмотрев разорванный чьими-то зубами красный фрукт, он засосал в себя девственную ягодицу раненного боль-шевика.
  
  ГЛАВА 12 А. Родионов
  
  Расцеловавшись на прощанье с подругой, она всплакнула... чем заслужила нелестное замечание Венеры, уверенной в их скором возвращении и воссоединении.
  - Что-то тяжело на душе и лететь на этот конкурс неохота, - повторяла Геля и жалась к подруге. - Предчувствие плохое!
  - Да прекрати ты нашёптывать, накаркаешь... точно! - Веня отмахнулась от суеверной. Она чувствовала себя уверенно.
  
   * * *
  Что такое - не везёт - и какого цвета у него перья, Геля скоро-постижно узнала, едва успев покинуть кованые ворота кон-сульства. Каблук отлетел, как приклеенный на хлеб, зацепившись за бронированный полик маленького самолёта. Была ещё одна пара туфель, но концертных, и одевать их в дорогу Геля не могла. С досады трахнув ногой об пол, она сломала второй каблук и зашвырнула под сиденье. Туфли превратились в лодочки с загнутыми, по-восточному - вверх, носами.
  "Как раз по местной моде!" - зло пошутила Геля и, замолчав почти на час, стала смотреть в окно, на однообразно корич-невый, со скудной растительностью, ландшафт внизу.
  - Насколько мне позволяют мои географические познания, уже пора появиться Средиземному морю, - проговорила она как бы для себя, но, рассчитывая быть услышанной сопровождающим её арабом, прилично говорящим по-русски.
  - Почему вы так решили? - удивился закутанный в белую тафту мужчина.
  - Потому что на Кипр можно попасть из Туниса, если лететь морем, - снисходительно улыбнулась Геля.
  - Но мы не летим на Кипр! - ещё больше удивился сопровожда-ющий.
  - А куда же мы летим? - Геля почувствовала дрожь в своём голосе. - "Знала я, что здесь какой-то подвох!" - подумала она, разозлившись на вдруг оказавшуюся сегодня толстокожей, подругу.
  - Мы летим в Бешар, на виллу моего господина Фархада Шигуди, он руководитель административного центра вилайи, - широко улыбнулся араб. - Мой господин самый богатый человек в регионе и хозяин половины угольных шахт и марганцевых рудников. А меня зовут - Нурули!
  - Бешар, это где ещё? - дрожь в теле усилилась, но Геля попыталась взять себя в руки.
  - Это в Алжире, почти на границе с Марокко, - успокаивающе проговорил навязанный спутник.
   - А ваш господин, он кто - шейх, эмир? - Геля оторвалась от иллюминатора.
  - Нет, он бизнесмен, древних корней не имеет, - безродный Нурули радостно возвестил о плебействе хозяина, видимо любя его за это ещё больше.
  - А... жаль! - разочарованный вздох девушки смутил пилота, но лишь на секунду, и он снова взорвался перечнем достоинств самого уважаемого в округе человека...
  - Ну, а я вам зачем? - Геля, не повернув головы, спросила у стекла, резко запотевшего от неведения.
  Говорливый спутник несколько замялся, ещё больше посмуглев лицом, и прошептал:
  - Истинной причины я не знаю, но догадываюсь, хотя сказать об этом не могу. Пусть это будет для вас сюрпризом.
  - А как же конкурс? - Геля снова заволновалась и протёрла
  платочком смотровое окно.
  - Наверное, будет, раз вам сказали. Только при чём тут Кипр?
  - Вот и я думаю - при чём тут Кипр!? - тихо проговорила Геля и решила положиться на судьбу. - Не убьют же меня, наверное! - испугалась она и внутренне собралась. - А может, съедят? - юмор возвращался, и это обнадёживало.
  Кричать в смуглое ухо надоело, голос слегка охрип, и она отвернулась к окну, сосредоточившись на невесёлых мыслях и машинально пересчитывая попадавший в поле зрения домашний скот, лениво щиплющий скудную растительность там... внизу.
  За десять минут она насчитала под крылом двадцать верблюдов и около сотни овец.
  - Не густо! - проговорила она, грустно глядя, на начавшую вдруг расти в небо, зазеленевшую землю. - Как здесь люди живут? - её плечи зябко поёжились, но земля продолжала выпукло расти, и Геля несколько оживилась, увидев за проползшим внизу склоном, густые рощи пробкового дуба, покрывавшего пологие зелёные холмы. - А что это за горы внизу появились?.. Красиво! - удивилась она свежей зелени, неожиданно поданной в круглом иллюминаторе, как салат на тарелке. - Наверное, я поторопилась с вопросом о возможности проживания в этих местах. Если эскимосы умудряются выжить в ледяных иглу, то здесь просто рай... для наркоманов!
  - Это горы Атлас! - не оценив юмора, но широко улыбаясь, сообщил Нурули, радуясь возможности услужить хоть словом такой красивой девушке. Тем более... понятие наркомании было довольно растяжимо в не пьянствующем менталитете.
  
  Небольшой городок Бешар ничем не удивил, но зато накормил досыта пылью. За городом воздух был явно чище, и настроение Гели стало приобретать высоту, устремясь за бегущими к морю облаками.
   "Скорее бы всё это кончилось, что-то я соскучилась по Веньке!" - думала она, выглядывая пресловутую виллу, по словам услужливо приторного Нурули - утопающую в зелени и богатстве.
  Богатству здесь трудно было удивляться: скупая на поверхности природа, с избытком напичкала внутренности местной земли: нефтью, газом, железом и цветными металлами, на радость сильным мира сего, утопающим в роскоши, как их виллы в зелени.
  Геля улыбнулась, переставив местами слова: "утопающим в "зелени", как виллы в роскоши", так даже получалось смешнее, и увидев нависший над косогором белоснежный, увитый вино-градом особняк, сияющий чистым зеркальным стеклом, радостно рассмеялась, совсем как в детстве, когда, возвращаясь с работы, отец приносил именно ту сладость, о которой она мечтала.
  
   Две женщины молча, но твёрдо взяли её под руки и повели...
  Она пару раз дернулась для пробы, но тёмные, сжавшие локти, руки будто прилипли.
  - Куда вы меня ведёте? - недовольно воскликнула девушка, но, кажется, английского они не знали.
  "Может это местный ритуал!" - подумала она и подчинилась, решив терпеливо ждать развязки.
  Её втолкнули в большую комнату с широкой кроватью, под прозрачным балдахином с красными кистями, и стенами, сплошь увешанными коврами, не добравшимися в своём вездесущем поползновении лишь до потолка - белого, с тяжёлыми деревян-ными балками, и заперли на ключ.
  Роскошное убранство комнаты не оставило пленницу равно-душной, как и стонущий под тяжестью различных, восточных сладостей, и всевозможных фруктов, стол.
  - Нет, не дождётесь, я вам не кавказская пленница! Всё съем, и с торчащим пузом выиграю конкурс! - ей стало весело от представления себя на подиуме, с набитым едой животом и тупым, сонным от сытости, взглядом. Но весельем - сыт не будешь, а Геля успела основательно проголодаться.
  - Ну что ж!.. - она потёрла руки и ещё раз осмотрелась... Так и есть... за ширмой дверь в ванную и туалет. - Пожалуй, сначала нужно принять душ.
  Прохладная, охлаждённая пятисот метровой толщей земли, вода ударила в лицо тугим напором, будто в насмешку над эконо-мящими воду простыми смертными, всего в пяти километрах отсюда разбивших шатры и пасущих скот у мелкого мутного колодца, едва обеспечивающего коричневой влагой живущих рядом, ежедневно, ежечасно борющихся за жизнь с слишком суровой к ним природой, поневоле доброй к богатым.
  Она смеялась тугим струям в лицо и подставляла под их щекочущие прикосновения алебастровые плечи и бёдра. Её руки, зажав розовый лепесток нежного мыла, сводили струи с ума, намыливая им сокровенные девичьи тайны.
  Струи не были одиноки в разбрызганных по кафелю чувствах: за односторонней амальгамой зеркала сидел в кресле щуплый человек - с носом тролля, скошенным назад подбородком, и жгучими чёрными углями вместо глаз, и сосал, вернее, в данный момент, грыз сандаловый мундштук кальяна.
  Угли его глаз жарко вздыхали тлеющим кострищем, трепетно наблюдая за движением розового скользкого куска растительно-животного жира, и кожей ощущая его прикосновения.
  Дождавшись окончания омовения роскошного тела зазеркальной красавицы, тролль разжал кисти рук и отпустил пищащие от боли быльца кресла.
  - Зарук!.. - пронзительно закричал он, нажав на пульт и закрыв картиной экран.
  Портьера едва шевельнулась и чёрный, отливающий синевой человек, мистически вырос истуканом Вуду, со сложенными на груди руками и опущенным в пол взглядом.
  - Я здесь маста, всегда и везде!.. - проговорил идол низким утробным голосом.
  Господин вздрогнул... он никак не мог привыкнуть к мгно-венным появлениям чёрного дьявола, хотя тот служил ещё его отцу.
   Отец рассказывал, что Зарук Ад Дин - яунде* из Габона, был знаменитым колдуном у себя на родине, но поднял восстание против вождя, решив захватить власть! Был выдан своими помощниками властям и приговорён к завтраку с крокодилами - в виде главного блюда. Каким-то чудом ему удалось бежать, проигнорировав почётную трапезу и, после долгих скитаний, он появился у ворот усадьбы Шигуди.
   Выполнив несколько серьёзных поручений, он был приближен и вот уже пятнадцать лет верою - правдой служил семье.
  
  * ЯУНДЕ - группа народов банту (Камерун, Габон, Экваториальная Гвинея)
  
  - Зарук, после ятсы-намаза* приведёшь девчонку ко мне! Распорядись, чтобы её приготовили, как следует!
  - Не переживай маста, Зарук лично проследит...
  Пятясь к портьере, чёрный исчез так же быстро, как и появился.
  - Шайтан! - чертыхнулся хозяин и потянулся к дымящемуся кальяну.
  
  Закутанная в чёрное фигура плавно скользила вдоль яшмовой стены с тяжёлым подносом в руках, отбрасывая причудливую тень на драгоценные плиты. Другое - чёрное... не тень - тело, окликнуло подносеносца, и он послушно остановился. Тело подошло к тени и открыло крышку кувшина.
  Маленький пакетик расстался с сыпучим нутром и снова опус-тился в кромешную мглу кармана.
  - Всё, иди! - прогудел чревовещатель и посмотрел вслед удаляю-щейся красно-коричневым коридором тени.
  
   * * *
  Ей снился старый дворик: они с Веней раскачиваются на длинной плоской доске, с неприлично торчащими деревянными ручками на концах, отталкиваясь по очереди ногами от земли.
  Игорь с мальчишками, тут же, гоняют мяч, громко кричат и поднимают несусветную пыль, падающую жёлтым налётом на сохнущее во дворе постельное бельё.
  Мама высовывается из окна и ругает её, будто она виновата, а не старший брат со своими футболистами. Но мать кричит, что она должна была проследить за бельём, а не качаться на какой-то палке, как дура, и что Веня тоже хороша, могла бы подсказать подруге. А ещё отличница!
  Веня неожиданно встала с качели и Геля упала без противовеса в ту же жёлтую пыль. Она ушиблась и заплакала от боли и злости на неуклюжую эгоистку подругу. Слёзы потекли обильной рекой, и вскоре снизу оказалась большая лужа, она сидела в ней и плакала, хлопая с досады руками по превратившейся в грязь пыли. К ней подошёл Игорь, и что-то сказал на ухо, желая помочь встать, но она будто прилипла к земле и, действительно, дурой озиралась по сторонам:
  
  * ЯТСЫ - НАМАЗ - мус. - Молитва совершаемая после захода Солнца.
  
  - Беги, беги, сейчас выйдет мать! - повторил он, отпустив её руку. - Беги! - и улетел за убежавшим куда-то мячом...
  
  Звякнуло что-то металлическое, и она проснулась...
  Две женщины, те, у которых руки были, как тиски, убирали в комнате и освежали вазу с фруктами. Большое блюдо с пловом, словно шапкой укрытое финиками, курагой, изюмом и орехами, сладко дымило и звало на танец живота, соблазняя тощую евро-пейку потенциалом восточной женской стати.
  Потянувшись всеми суставами, до хруста в плечах, она вскочила с кровати, чуть не запутавшись в прозрачной, окружающей кро-вать тряпке, и приникла носом к блюду.
  - А пахнет!.. - она благодарно посмотрела на одну из снующих рядом женщин, но не нашла понимания в каменном, с твёрдо сжатыми губами, лицом. - Да уж, приветливые тёти! - прогово-рила она и, смирившись с немой строгой обслугой, запустила, специально для неё принесённую ложку, в блюдо с пловом...
  - М-м-м, вкуснотища, - она вновь игриво покосилась на оглянув-шуюся женщину и подмигнула её чёрным, пронзительным глазам.
   Обслуга, наконец, вышла, и она вздохнула с облегчением:
  - Чуть аппетит не испортили черницы! - ложка снова нырнула в глубину горячего риса и поддела горку с тёплыми фруктами.
  Наевшись и запив всё странным холодным напитком, похожим на шербет, но с каким-то другим привкусом, Геля прилегла на подушки и устало вздохнула:
  - При таком режиме, я враз прибавлю килограмм пять! А как же конкурс?
  Она потянулась за пультом и включила плоский, вмонтирован-ный в стену экран: среди восточной музыки и пестрящих арабских знаков, она разглядела знакомое небритое лицо, с белым платком в чёрную сетку или чёрным - в белую клетку, на голове.
  - Чего они так похожи на евреев, и почему тогда всё время воюют с ними? Наверное, потому и воюют! - глубокомысленно подумала - решила Геля и закрыла глаза.
  Нет, спать она не хотела, просто непривычная нега разливалась по телу, и слегка шумело в голове. Она потянулась рукой к своим ногам и стала их гладить, поднимаясь всё выше. Ей страшно захотелось расстаться с невинностью, она давно об этом мечтала, но ждала принца, который приплывёт за ней на такой же кровати с алым балдахином и положит к ногам безбедную жизнь, взяв взамен её девичью честь.
  Две вороны - в чёрном, без серого, вновь слетелись, как она подумала, на объедки, но странное дело... к столу не прикос-нулись. Они решительно направились к кровати, подняли за руки Гелю, слабо пытавшуюся сопротивляться, но уже заленившуюся...
  
  Маленький бассейн с тёплой душистой водой, покрытой ковром свежесрезанных цветов, ласкал тело первым принцем, прикасаясь сразу везде, в чём было его большое преимущество. Она помо-гала принцу руками, не замечая омывающих её мягкими губками ворон, с соответствующими клювами и чёрными бусинками пронзительных глаз, тоже имевшими преимущество... немоты.
  Расставаться с сыном Посейдона не хотелось, но всё те же сильные руки, вытащили её из воды и, завернув в мягкое покрывало, куда-то повели...
  "Где ты принц? - тихо шептала Геля, сходя с ума от настойчиво
  тянущей неги внизу живота. - Плевать на все конкурсы мира, приходи, ведь я здесь!"
  Двери открылись, и она остановилась посреди почти женского будуара, задыхающегося в коврах, шкурах, золоте и мраморе.
  Её принц приподнялся на огромной кровати и простёр к ней руки... Судя по его одеянию и роскоши спальни - это был настоящий принц! Но уж очень он был похож в реалиях на Кар-короля, и её тюремщиц, выдающимся клювом и отсутствием подбородка. Но в фильме - сказке, Кар-король был красивым, благородным рыцарем, а этому больше подходило имя - Поганин. В кино, обычно, с такими лицами, играют низких ублюдков, пре-дателей и извращенцев. Нет, не о таком принце мечтала Геля. Она вдруг поняла, что тяжесть внизу живота - следствие пере-едания, а эротические мечты - затянувшееся девичество.
  - Лучше в монастырь! - скривив губки и носик, сказала она по-русски. - Принц - грач!
  Её взгляд, видимо, был слишком красноречив, и смуглое лицо хозяина спальни ускоренно бледнело, как нагретая на газовом пламени и затем сунутая в холодную воду алюминиевая ложка. Он медленно поднялся и подошёл к Геле, возвышавшейся над ним
  Ксеной - принцессой войн, при всех своих шести футах росту. Уткнувшись длинным носом в её высокий бюст, прикрытый мах-ровым покрывалом, он пошевелил им, будто принюхиваясь, на-помнив выхухоль из школьного уголка юных натуралистов, и сорвал банный покров вниз. Отойдя на шаг, он залюбовался открывшимся видом и удовлетворённо цокнул языком.
  - Это что - репетиция конкурса красоты? - вымолвила Геля, вдруг вспомнив разговор с Веней в каюте лайнера и сонно глядя на упавшую бесформенной горкой к ногам, защиту от постороннего глаза.
  - Именно! - задрожал голосом принц и, вытянув вперёд руки, пошёл на сближение.
  Он почти достал щупальцами, до вожделенного предмета, когда резкий удар в скулу, отбросил его назад. По инерции и врождённому стремлению к преодолению трудностей любым путём, присущему всем успешным бизнесменам, он снова бросился в бой, не опуская рук. Но в Геле уже взыграло ретивое и, вспомнив уроки рукопашного боя и свою гимнастическую растяжку, она провела ногой блестящий "маваше гире" в то место где должен был быть подбородок красавца...
  Посмотрев на безвольно прислонившуюся носом к кровати кур-чавую голову, она почесала свой затылок и, подобрав покрывало, завернулась в него, закрепив под мышкой.
  "И что теперь?" - подумала Геля и решила для начала выйти из комнаты. Развернувшись, девушка в ужасе отскочила назад: чёрное блестящее изваяние, одетое почти как она, выкатило жёлтые белки, и что-то кричало по-французски ей в лицо.
  Сзади, внизу, тоже зашевелилось, и шоры закрыли сознание...
  
  Рассвет наступил быстро, ныл затылок, и она застонала...
  Знакомое лицо Нурули, испуганное и весьма озабоченное, накло-нилось над ней и прошептало:
  - Ты зря ударила хозяина, это очень плохо. На Востоке женщина воспитана в уважении к мужчине!.. Это очень плохо!
  Если бы не так болела голова, то Геля заметила бы перевод-чику, что он назвал плохим, восточный обычай: уважения муж-
  чины женщиной! Но сейчас было не до синтагматического разбора.
  - Тащите её в мягкую комнату! - скомандовал властный голос,
  довольно мужественный для невзрачной фактуры и могущий потягаться с выдающимся носом.
  "Опять мягкую! Что может быть мягче этой спальни или той где держали меня?" - подумала Геля, трогая большую шишку на затылке. - Кажется, конкурс отменяется.
  На ноги поднимать её не стали, просто потащив за руки - волоком. Покрывало опять предало... и улизнуло с убегающим паркетом. Влажная нежная кожа бёдер до конца сопротивлялась деревянному насильнику и когда Геля оказалась в мягкой ком-нате, выглядела потёртым вторсырьём. Её положили на действительно мягкий стол, чем-то похожий на гинекологическое кресло и привязали приятными на ощупь ремнями к четырём кольцам по углам, за все конечности. От сковавшего её ужаса, она хотела закричать, но рот тут же заклеили широким коричневым скотчем, как картонную коробку. Теперь она могла рассмотреть мягкую комнату и вникла в название: всё было обито будто стеганым одеялом, всё - это значит всё - с полом и потолком. То ли для звуконепроницаемости, то ли чтоб никто не покалечил себя специально. Так содержали буйных, богатых буйных, не наших отечественных, довольствовавшихся смирительной рубахой и обтянутой клеёнкой кушеткой. Ужас снова обуял, не буйную, но с чувством повышенного собственного достоинства девушку и она удивлённо подумала, что способна ещё чем-то интересоваться. Любопытство так далеко зашло, что она забыла - в какой позе её держат, и заметила отвратительную ухмылку негра, стоящего между её растянутых в стороны ног. Машинально она свела ноги, но ремни лишь натянулись и не больно врезались в кожу мягкими прокладками. Она снова посмотрела в жёлтые масляные глаза черножопого и прочла в них большую надежду на хозяйские объедки.
  "Кошмар! - съёжилась Геля. - Это вам не обнажаться на подиуме перед шейхами! Господи, помоги, спаси, помилуй!"
   Носатый господин резво вошёл в простёганную комнату и распахнул халат...
  Геле стало плохо...
  "Не зря говорят, какой нос, такой и...! - она представила свою
  первую в жизни ночь и содрогнулась от страха. - И почему вся-
  ким уродам достаётся такое богатство?"
  Но Фархад Шигуди не зря был главой целой вилайи* и успеш-ным бизнесменом. Он всегда ставил интересы дела выше эмоций. Слишком дорого досталась ему эта славяночка с шоу-титулом. Без титула ей цена была бы - медная монета, таких белявок из России, Украины, Прибалтики, в борделях было - на выбор, даже для самых бедных, и не мечтавших ещё десять лет назад попробовать блондинку хотя бы на ощупь. А сейчас... нищета в бывшем Союзе выбросила на улицу тысячи девушек. Учитель-ница стоила больше, чуть меньше врач, ещё меньше инженер и т.д. Может, это был и анекдот, но с намёком. Зато нефть каждый год дорожает. Здорово! Женщины дешевеют, а нефть дорожает! Это очень правильно! - Так думал великий комбинатор из Бешара, возможно дальний родственник Остапа Бендера, по отцовской линии. Но вот с данной кобылкой всё было сложнее: за неё было уплачено, как за хорошего скоростного верблюда, и отдать её Заруку Ад Дину было просто кощунством: удача могла отвернуться, если так кидаться деньгами.
  - Спасибо Аллах, что просветил меня ничтожного! - Фархад воздел руки к небу. - Я преподнесу её моему господину Мехмесу Одзе, двоюродному брату эмира Ак Кемаля - наследного принца Марокко, и возможно она встретится со своей подругой, за что когда-нибудь будет мне благодарна. Иншаллах! Кто знает, что станет с нами завтра!
  Он стоял, открыв свою гордость, пугая зарвавшуюся девчонку, - "Эх, если бы не стоимость товара!" - и наслаждаясь её испугом. "Все они... блондинки... сначала смотрели свысока... потом, увидев его, бледнели - одни от испуга, другие от вожделения. Ну что ж смотри несчастная, кто мог быть у тебя первым, кто, жалея, спасает тебя от пожизненной фригидности!"
  Запахнув халат, он почувствовал удовлетворение и насторожился, подумав о своёй возможной принадлежности к сонму эксгиби-ционистов. Прогнав неприятную мысль, Фархад занялся делом...
  - Отвяжите её! - приказал он раздражённо. - Обмыть ссадины и смазать целебной мазью. Ежедневно: спортзал, диетическое питание, купание в бассейне. Относиться бережно и почтительно!
  
   ВИЛАЙЯ - административно-территориальная единица в Алжире (с 1976).
  
  Развернувшись и взмахнув, словно воробей, крыльями халата, он выскочил за дверь, оставив в недоумении слуг, с выпученными от удивления глазами и открытыми ртами.
  Зарук, окончательно убитый разочарованием, медленно опуская голову, наблюдал за выпуклой частью своего аба, ниже пояса. Опухоль уменьшалась, как горб голодающего верблюда и он тяжело вздохнул...
  Геля ничего не поняла из сказанной тарабарщины, но ей стало ясно, что опасность пока миновала.
  - Господи, спасибо! - слабо проговорила она и провалилась в небытие.
  
  ГЛАВА 13 А. Родионов
  
  Сквозь затемнённые стёкла зимнего сада, в стране, где, в нашем понимании, не бывает зимы, проникал голубой свет и мягко, словно из ночной лампы, ложился на спокойную водную гладь бассейна.
  Венера возлежала на бархатных подушках пленной Шамаханской
  царицей, что было сказочно противоестественно.
  В открытые окна залетали пчёлы и удовлетворённо гудели на разных высотах, всё чаще изменяя цветам и выбирая сочащиеся сладким соком фрукты, развалившиеся в вазе томными гейшами, словно передразнивая ленивую позу девушки, пренебрёгшую их компанией.
  Фрукты плакали с досады и отдавали сладкие слёзы труженицам
  пчёлам, заслуженно подбирающим нетронутый человеком нектар.
  Лёгкая стрекоза, влетев в окно, изменила звуковую гамму сада и загудела сочным баритоном.
  - Совсем как вертолёт! - улыбнулась Веня и вдруг, прислу-шавшись, оторвалась от подушек. - А ведь точно, вертолёт! Неужели прилетел эмир?
  Она почувствовала, как часто забилось сердце, и вспотели пальцы рук. В замке поднялась суматоха, зашаркали шлёпанцы и застучали каблуки сапог, захлопали двери и ставни, где-то в глубине раздался радостный девичий смех.
  Не выдержав, Венера схватила золотой колокольчик...
  - Фатима, я слышала вертолёт. Кто-то прилетел?
  - Да госпожа, прилетел эмир! - глаза служанки радостно блестели,
  а розовая щека провалилась симпатичной ямочкой. - Радость то, какая!
  - Его что, так любят здесь? - натянуто улыбнулась Веня, почув-ствовав странную ревность и удивляясь себе.
  Фатима весело засмеялась, но, спохватившись, скромно прикрыла рот накинутым на голову платком:
  - Его везде любят! Его нельзя не любить! - застеснявшись своей искренности и заметив странный блеск в глазах гостьи, она опустила взгляд. - Госпожа что-то хотела?
  - Нет, спасибо Фатима! Я просто хотела узнать, что за шум, - Веня потушила огоньки глаз и тепло взглянула на девушку.
  - Можешь идти!
  Снова упав на подушки и отогнав пчёлок, она взяла большой душистый персик и задумчиво надкусила...
  "Наберись терпения и жди, сразу он к тебе не придет! - говорила она себе и машинально глотала сочную мякоть. - Расслабься Веник и не парься!"
  
  Вертолёт уже не стрекотал стрекозой, стрекоза тоже не нарушала тишину летнего полдня, поскольку давно вылетела в окно, забыв попрощаться с упорно набивающими рты пчёлами.
  Пчёлы даже не заметили её исчезновения: их ждал улей, соты и
  голодные трутни - альфонсы. Альфонсы знали, что всегда найдётся пчела, которая принесёт мёду, пока они в мужской силе. Их становилось всё больше, как и пчёл не желающих собирать нектар. Новые пчёлы искали новых жирных шмелей, а личинки глядя на них, вылуплялись трутнями.
  - Не всё ведь им нас доить! - нет - нет, да раздавался в инкубаторе улья чей-то революционно - эмансипированный голосок, и на одну рабочую пчелу становилось меньше.
  - Да уж! Что-то мёду нынче не урожай! - в свою очередь взды-хал пасечник и, сдвигая виски морщинками, вкладывал в руки моложавой соседке жбан мёда, опасливо косясь на свою почер-невшую от возраста избу.
  - Вечером зайду? - спрашивал он шёпотом.
  - Заходи, коль не боишься! - хохотала та и игриво поглядывала на его окна, где за шторкой пряталась пожилая половина.
  - У-у-у вымогательница проклятая, пятибуквенная зараза! - шептала половина, боясь высунуться в окно и обматерить нахальную бабу. - Любишь медок - люби и холодок. Ужо я тебе зимой трубу забью тряпками! Скажу внучку, он тебе законопатит поддувало! Задумавшись и шевеля губами, она смотрела в потолок:
  - На пять долларов мёду отдал, трутень проклятый!
  
  - Вставай дочка, просыпайся! - Омар, словно Цезарь, делал сразу три дела: ласково улыбался в усы, в заспанное лицо Венеры и ещё разговаривал... - Приводи себя в порядок, через час приведу эмира - знакомиться. Предупреждаю: не бойся, будь сама собой, слишком не остри. Как у тебя с английским?.. Ну и хорошо! Хотя... эмир отлично владеет русским! - шейх важно поклонился, намекая на свою заслугу в этом. - Я ухожу, жди нас через час!
  Старый шейх исчез за дверью, а птичка в груди гулко забилась о решетку рёбер.
  "Ну всё! Что-то будет дальше?!" - шумно выдохнула Венера и позвонила в колокольчик...
  
   * * *
  Он стремительно ворвался знойным ветром, будто только про-шёлся по жарким пескам, там... далеко на юге самого южного континента, пропахнув аскетичной травой, последними деревьями и верблюжьей колючкой.
  Венера вздохнула: лирика её ассоциаций закончилась плачевно: всё вернулось на круги своя и верблюжья колючка, совсем некстати, уколола в голову, тем более, что она, скорее всего, совсем не пахла, как и трава - аскет, разве что пóтом домашней скотины. "Чёрти что лезет в голову!" - разозлилась девушка на свои мысли и одолевший столбняк.
  А он стоял и молча наблюдал растерянность гостьи, уже готовый рассмеяться, но, не делая этого почему-то.
  Она была так мила в своём замешательстве, и Омар так толе-рантно молчал... что Кемаль вдруг почувствовал неуверенность и
  рассердился на себя.
  Два воспитания столкнулись лбами: местная ментальность и старо-русский аристократизм... От мыслей, что присутствие этой девчонки вызвало в нём некоторую неуверенность, глаза потеем-нели и рука привычно потянулась к поясу, сейчас свободному от кобуры и арапника; а верхом эмир передвигался часто... из упрямого отрицания технического прогресса, власти нефти и выскочек навабов* (набобов). Его предки правили этой землёй за счёт личных качеств духа и крови, а не за счёт её недр. Но даже самый быстрый конь не обгонит вертолёт, а тем более Boeing - 747.
  Эмир взглянул тёмным глазом на учителя... рука опустилась, а глаза отринули ночь.
  "Какие у него синие глаза, сам чёрный, а глаза тёмно - синие! Кого-то он мне напоминает... - думала Веня, успокаиваясь и украдкой поглядывая на топчущегося на месте молодого араба, с синим властным взглядом.
  Ещё раз взглянув на Омара, всеми мышцами лица возмущавше-гося молчанием воспитанника, Кемаль, наконец, произнёс нара-спев русскую фразу:
  - Добро пожаловать в Кара-Керм! - он слегка нагнул голову в знак приветствия и перевёл взгляд на старика. Ключевая фраза была сказана и тот не выдержав, прыснул в бороду... Эмир сдержанно улыбнулся и, не удержавшись, тоже захохотал...
  Удивлённо округлив глаза, Веня, долго не сопротивляясь зара-зительному действу, продлявшему жизнь, как говорят умные и не только умные люди, звонко рассмеялась, добавляя третий, необходимый мажорному аккорду, звук.
  "Зачем слова, когда есть смех! - подумала маленькая бабочка и
  сунула изогнутый хоботок в готовящийся ко сну цветок, взбод-рив его ласковым прикосновением. - Но сначала - нектар!"
  Её тихие правильные мысли были услышаны, а три девушки внесли подносы и раскинули достархан.
  
  * НАБОБ - (искаженное от наваб), нарицательное название быстро разбогатевшего человека, выскочки. Первоначально так называли людей, нажившихся в колониях (в Индии и др.).
  
  - ... Вы играете на религиозных чувствах людей, разжигаете их этнические амбиции, используя стадный инстинкт! - горячо возразила Веня, на предыдущую реплику Кемаля.
  - Как раз мы, пацифисты, так не поступаем. Это излюбленный приём экстремистов! - Омар согласно кивнул белой головой.
  - Экстремисты, пацифисты, террористы! Все политики поступают именно так! Потому что нет в наше время политического деятеля, искренне служащего людям, - словесным ураганом взорвалась Венера. - Поэтому в таком загоне искусство, настоящее высокое искусство, а не современная поп культура, культивируемая и насаждаемая - тампакс для дебилов! - спохватившись, она виновато взглянула на Омара, но тот спокойно кивнул головой Кемалю, а потом ей.
  С ней говорили, как с мужчиной и Омар победно поглядывал на наследного принца, наслаждаясь его растерянностью и востор-женностью. Получив добро, она продолжила:
  - Никаким политикам не нужны культурные люди: культура развивает мышление, а развитое мышление открывает глаза, и глаза начинают многое замечать, а мозг понимать, что его бес-совестно используют, как влюблённую проститутку...
  
  Молодой эмир никак не мог в себе разобраться, глядя на эту красивую нежную девушку, с горящими глазами, острыми словами и мужскими мозгами. Её поведение сбивало с толку, не давало возможности насладиться женской мягкостью и красотой. Его гетеросексуальность вопила в раздвоении, но в этом и был смысл вытеснения мужского шовинизма, привыкшего... устав-шего от второплановых и бесправных...
  "Странные вещи говорит эта хрупкая девушка! - Кемаль, смежив большие бархатные ресницы, пристально вглядывался, то в рас-ширенные возбуждением зрачки, то в блистающий белым фарфо-ром рот своей гости. - Гостьи или вещи?.. - вдруг подумал он. - Нет, конечно, гостьи, ведь собственность быстро перестаёт радовать владельца своей безысходной принадлежностью. Да и старик не допустит дикого архаичного поведения! - эмир покосился на сдвинувшего брови старца, строгого, но чрезвычайно гордого и довольного, будто каждая вторая девчонка его бывшей отчизны, могла бы так мыслить и говорить, и тем более так выглядеть! Хотя... красота славянок известна всему миру, их не слишком коснулось эмансипе западного FEMININUM,* и они сохранили природные инстинкты женщины - матери - супруги, что поднимало их рейтинг, как жён, но... вездесущая, всё подавляющая продажность - увы... наоборот! Омар утверждал, что это - секс революция и пришла она с Запада, что ранее русские женщины были иными".
  - Ладно, поверим на слово! - смеялся Кемаль, не желая спорить с другом - наставником.
  "Иными ли они были и кем стали? - думал он, в пол - уха слушая горячечную речь мудрящейся девчонки. - Экая старушенция симпатичная, да что там симпатичная... красавица!
  - С именем Бога на устах люди идут убивать: иноверцев, еди-новерцев, иностранцев, земляков. "Не убий!" - говорит Бог любой из основных религий, но из-за Него убивают! А из-за Него ли, а может Он средство для достижения политических целей группы безбожников? - Веня шумно вздохнула и, решив, что слишком увлеклась, пожалела о своей горячности и... нетактичности. - "Кому я тут лекции читаю? Эмиру и Шейху! А вроде бы не пила спиртного! Вот дура! - её обуял ужас от, как показалось, непоправимого бреда, который она несла только что, словно пустое ведро. - Ну вляпалась!" - расстраивалась она и боялась поднять глаза.
  - Очень приятно слышать саму мудрость от такого юного создания! Вдвойне приятно, что моя многострадальная Родина ещё родит умных, неравнодушных людей, а значит - жива! А горячность присуща всему молодому, так что подними ясные очи дочка, и поговорим о чём-нибудь более приятном, чем политика - категория бесстыдная и бессмысленная, как и само человечество! Увы, увы... и само человечество, задуманное конечно не для такого кровавого существования, но... не Боги горшки обжигают!.. А политиков родят сами народы! Да и Богов тоже!
  
   * * *
  * FEMININUM - лат. - [фэмининум] - женский род (в грамматике).
  
  Венера устала, как и её кобыла, которой неумеха - наездница набила холку, что выгодно отличало усталость всадницы от усталости лошади.
  Они спешились у весело журчащего родника, выбивающегося из-под тяжёлого лохматого камня тонкой упругой струйкой. Стекая по зелёным власам гранита, родник, балуясь, расчёсывал его травянистую гриву на прямой пробор и, смеясь, убегал тонким ручьём в лощину молодого пробкового дуба.
  Кемаль сложил ладони ковшиком и подставил под прохладную струю...
  - Пей!
  Она пила с его ладони и косила глазом из под длинных ресниц, словно ахалтекинец*, в трёх метрах от них согнувший лебеди-ную шею и трепетными губами припавший к ручью.
   Отфыркиваясь, он так же косил глазом на людей, и в его боль-шом зрачке смешались любовь и страдание: впервые его хозяин не пил рядом, и поил с руки вкусной водой другого.
  Ещё один глаз, страдал по той же причине: возлюбленный не пропустил её вперёд, забыв, что она рядом и ни разу ещё не взглянул в её сторону. Ей расхотелось пить и, понурив малень-кую арабскую голову с большими выпуклыми глазами, она, грустно заржав, отошла в сторону.
  А Венера пила, как лошадь!
  "Куда в неё столько лезет?" - удивлялся ахалтекинский жеребец, косясь на невзрачную человеческую фигурку.
  Она лукавила, выпуская воду сквозь губы, и снизу смотрела в прекрасные глаза Кемаля, соперничающие с глазами его коня.
  - Ты отпустишь меня домой? - спросила она, наконец, напив-шись. Вопрос был задан для проверки собственного статуса.
  - Я даже дам тебе с собой аленький цветочек, - грустно улыб-нулся Кемаль, осторожно вытирая пальцами её нижнюю губу. - А потом умру, если ты не вернёшься!
  - Нет, ты не чудовище! Ты прекрасен мой принц! - она прикос-нулась губами к его пальцам.
  
  * АХАЛТЕКИНСКАЯ ПОРОДА лошадей, верховая, выведена в древности на территории Туркмении. Отличается длинной грациозной шеей
  
  - Ты хочешь уехать?
  - Пока нет! Пока я чувствую себя свободной - нет!
  - Ты всегда была и будешь свободной, сколько бы твоя свобода ни стоила! - улыбнулся Кемаль и прижал девушку к груди.
  - Это не правильно, если за свободу приходится платить! - прошептала она в пуговицу его куртки.
  - Не беда! - ободряюще прижав её крепче, он покачал головой.
  
  Они ехали молча, рядом. Веня аккуратно приподнималась на стременах, как уже научил Кемаль, стараясь не бить в седло, навстречу движению лошадиной спины.
  Благодарная кобыла успокоилась и положила голову на длинную шею возлюбленного... Умиротворённый молчанием людей, с полным жидкой прохладой животом, он стерпел её вольность, ведь никто из его гарема сейчас не мог этого видеть.
  
   * * *
  Эмир отодвинул в сторону чашу и поднялся...
  Венера приподнялась на локтях и замерла в ожидании...
  - Женщин всегда приводил ко мне главный евнух, но ты можешь прийти сама, или могу прийти я, окончательно потеряв достоинство властелина, - он улыбнулся. - Так что?
  - Прости Кемаль, но я ещё не решила, хочу ли этого? - Веня опустила глаза.
  - Ты не любишь? - его голос дрогнул.
  - Люблю! - прозвучало мучительно тихо, слишком тихо, чтобы успокоить взволнованное мужское сердце.
  - Тогда почему? Я никогда ещё не ждал женщину две недели!
  - Не знаю!
  - А кто должен знать? - дрогнувший ранее, на мгновенье, голос возрос и зазвучал стальной струной, вытесняя натуральные скрипки.
  - Я устала сегодня! Лошадь не привычный для меня транспорт! - она взглянула ему в глаза, удивившись стальному тембру.
  - Ладно, отдыхай! И... извини за настойчивость! Больше я об этом не заговорю никогда, - его голос стал теплее. - Решишь сама - нужно ли тебе это вообще!? - смягчив лицо дежурной улыбкой и пожав её пальцы, он вышел...
   Прикусив нижнюю губу, она забилась лицом в подушку и всхлипнула...
  "Дура премудрая! Хочешь как сука, а интригуешь, как политик!
  Цену набиваешь!?" - она ударила кулачком по покрывалу и оторвалась от подушки. Слёз не было, но губа сочилась кровью.
  Спустив ноги на пол и нащупав шлёпанцы, она тихонько приоткрыла дверь и выскользнула в коридор.
  
  Они курили наргиле* и лежали нагие поперёк огромной кровати, в чёрных, как сам грех, простынях.
  Первая боль прошла, и украдкой поглядывая на темнеющее под ней стендалевской половинкой пятно, она сладко вздохнула.
  Она знала, как это может быть, но апостериори* превзошло ожидания и знай, она об этом раньше, пожалуй, не ломалась бы так долго.
  Венера вдохнула сладкий дым, и голова закружилась в новой волне ощущений и старого сна...
  Сильные пальцы мягко разжали её губы...
  - Возьми в рот... - мягко, но настойчиво говорит Кемаль и давит рукой на затылок. - Тебе понравится, не бойся!
  Она наклоняется ниже и, как тогда у ручья, смотрит искоса, снизу вверх, ему в лицо, на его белый тюрбан со сверкающим бриллиантом.
  "Где-то я это уже видела, и тюрбан тоже!" - думает она и её рот наполняется слюной...
  Жадные пальцы ласкают её бёдра с внутренней стороны, дышать становиться легче, но ненадолго...
  Сильное тяжёлое тело наваливается, снова становиться тяжело, потом легче, легче, легче... и она не чувствует ни своего, ни чужого и... летит, летит!..
  
  
  
  
  * НАРГИЛЕ - (перс. от наргил - кокосовый орех, из которого первоначально делали наргиле), курительный прибор, сходный с кальяном, но имеющий в отличие от него длинный рукав вместо трубки.
  * АПОСТЕРИОРИ - (от лат. aposteriori - из последующего), происходящее из опыта; понятие теории познания, противоположное априори.
  
  
  ГЛАВА 14 А. Родионов
  
  Никита, в который раз за ночь, пропеллером прокрутился на своём, когда-то ортопедическом, матраце, шурша на всю комнату, и снова разбудил чутко спящего Игоря.
  - Чего ты крутишься всю ночь? Достал уже! - недовольно про-ворчал тот. - Завтра, тьфу ты... уже сегодня - Springpfuhl, а там с шести утра надо работать, другие места забиты.
  - Я не пойду на работу! - отрезал Никита.
  - Не понял, а я? - Игорь оторвал голову от подушки и взглянул в сторону компаньона.
  - Сам поработаешь, ещё больше накосишь! - Никита зашуршал одеялом и отвернулся к стенке.
  Игорь привстал и, не поднимаясь с колен, подполз к матрацу Никиты:
  - Что произошло-то? Рассказывай!
  - Звонила Нинка, приезжает через неделю!
  - Так это же классно, сам говорил, что соскучился! - Игорь хлопнул приятеля по плечу.
  - Ага, соскучился!.. А где я с ней буду скуку утолять? - не поворачиваясь к Игорю, прогудел Никита.
  Игорь сел на половое покрытие и прижал к животу колени:
  - Найдём где. Тут, через квартал, гостиницу поляк держит... Может туда... на первое время!
  Никита медленно перевернулся на другой бок, лицом к спине Игоря.
  - Там комната стоит 30 марок в сутки, как минимум!
  - Правильно, с телевизором, душем, туалетом, только кухня общая. А что, нормально, тем более на первое время, пока не найдём однокомнатную или двухкомнатную. Я тоже с вами перееду, если двухкомнатную и недорого, - Игорь довольно потёр руки. - Надоел этот восточный караван-сарай и обосраные собаками тротуары.
  - Тротуары и в соседнем квартале обосраны, но за 500 марок можно найти однокомнатную у немцев, а если повезёт, то за 600 - двухкомнатную. Классно! По двести с лица, не так уж и дорого.
  - Совсем не дорого! Спокойный быт - хорошая робота! А тут не
  расслабишься... то айзюль* гуляет - то бишь ворьё, то нелегалы, то наш брат забухает, - ребята встретились взглядом и тихонько захихикали.
  - Ладно, завтра позвоню Нинке, что всё в порядке, пусть едет. -
  Никита довольно засопел и отвернулся к стене.
  
   * * *
  
  Длинный, изогнутый, похожий на бумеранг переход под желез-нодорожным полотном, был прорыт на станции Springpfuhl, известной засильем еврейской эмиграции русско - украинского происхождения, как и множество других районов Берлина.
  В шесть утра он уже приятно пах каким-то моющим средством, которым прошлись не только по бетонному полу, но и по выло-женным оранжево-грязного цвета плиткой, стенам.
  - Опять окурки в карман... - недовольно проворчал Никита.
  - Что, ценишь труд уборщиц? - ехидно спросил Игорь и осмот-релся... - "действительно, чисто до противного, даже влага не высохла".
  - Уборщиков! Где ты видел здесь уборщиц?
  - Я имел в виду нашу, отечественную, на щитах, пропаганду: "Уважайте труд уборщиц!". Кстати, можешь не стесняться, через час накидают, бетона не увидишь, у них ведь чисто не от избытка культуры, а от возможности содержать службу уборщи-ков, а уходить будем, перешагивая через жёлтые лужи мочи, в конце тоннеля. - Игорь сплюнул в сторону, подальше от рабочего места. - Помнишь, как вчера за нашим окном, один Фриц преспокойно обсыкивал заборчик детской площадки, а рядом стоял биотуалет с музыкой и запахом дезодоранта, и всего за пятьдесят пфенижек, это при его трёх штуках марок.
  - Что ты мне рассказываешь тут?.. будто я ничего этого не знаю! - скривился Никита и многозначительно посмотрел на нерасчехлённую гитару Игоря. - Работать начинаем, а с окурками я как-нибудь разберусь. Жлобов среди них хватает, это точно, как и в каждой нации! Но возможность содержать службу уборщиков, появляется именно от наличия культуры, не
  
   АЙЗЮЛЬ - нем. - политическое убежище (просить айзюль - просить пол. убеж.)
  
  избытка даже, а лишь от наличия, - он прикурил и пустил струю дыма в сторону влажной стены.
  - Ого, что-то ты добрый сегодня какой-то!? - Игорь удивлённо взглянул на напарника; было непривычно оказаться в его роли, обычно тот брюзжал по поводу и без: на местные порядки, нра-вы, отношение к иностранцам, а сегодня... ну просто всепро-щающий Христос. Он щёлкнул замками футляра и достал инструмент.
  
  Парочка пожилых евреев ромбической конфигурации: она длин-ноногая и поэтому без талии, он с широким жировым спасательным кругом под мышками, держась под руки и сладко улыбаясь, медленно, под знойные звуки Чёрного Орфея, подплывали двумя бочонками... Непонятный и необъяснимый, но факт, что одни и те же люди, очень часто попадали на одну и ту же мелодию, песню, танец.
  - Смотри, плывут... - Игорь скосил глаз на Никиту.
  - И как всегда под Орфея.
  - Готовься получить бесплатный совет.
  - Я за него отпел уже, а ты отыграл, и сейчас играешь...
  - Потому и бартер; Я играю - он даёт совет!
  - Лучше марку!
  - Согласен!
  - Он, вряд ли!
  - Здгаствуйте! - природно грассируя, выходец из страны советов, слегка и галантно склонил породистую голову. - Опять Орфей?
  Его спутница мило собрала над губой усики и мягко попросила:
  - Ребята, ну выучите хоть что-нибудь ещё; перед немцами стыдно; за такие деньги можно бы и потрудиться! - её усы ещё больше сбежались в пучок и полные губы сделали морщинистое "У", похожее на нечто неприличное, что немцы называли: "аршлох"; это слово считалось страшным ругательством, хотя у нас так ругаются уже в детском саду, что, видимо, говорит в нашу пользу, как о более талантливой и развитой нации.
  Никита дёрнулся, как застоявшийся конь...
  - У нас - в репертураре - пятьдесят композиций! А почему вы попадаете именно на эту... знает только Бог!
  - Нет, гебята, так не бывает, - засмеялся муж, - если пятьдесят,
  то так не бывает. Может пять? За такие деньги! - он радостно подмигнул. - Что-то у вас под глазами синяки, гебятки, плохо спите, почки, нужно ананасы есть, я на завтгак и ужин по ананасу съедаю... и вот... - он провёл волосатой рукой вдоль своих внушительных складок.
  - А вы, простите, за какие деньги ананасы кушаете? Работаете где-то? - Игорь удивлённо просчитывал в уме диету иммигранта.
  - Молодой человек, - это вступили в дело "усы", - мы не работаем, нас обеспечивает государство, наше государство! А репертуар всё-таки расширьте... это добрый совет, - улыбка, как приклеенная не сползала с лица сладкой парочки и она, с достоинством кивнув головами на прощание, поплыла далее.
  - Ты слышал? Их государство! - Никита сплюнул, не заботясь, что видят люди, и полез за сигаретами... - "Социал" они полу-чают, квартира бесплатно, проездной в пол цены, билеты в зоопарк, кино, театр, если муниципальные - в пол цены; конечно можно по два ананаса жрать в день! Сколько один, кстати, стоит?
  - Десять марок! - Игорь зло усмехнулся. - Нет, немчура меня всё-таки поражает!
  - А может они просто хотят собрать всех евреев в кучу, чтобы потом... если что... и капут! - выдвинул жестокую идею Никита.
  Они переглянулись с напарником, и никто из них не удивился предположению; всего пятьдесят лет назад, дойчи придумывали и не такое!
  - Ладно, поехали дальше, - он помассажировал горло, - а то скоро обед и денег больше не будет. Странная станция, конечно!
  Ребята запели... и под Подмосковные вечера, мелкая монетка упала в футляр.
  - О, десять пфеннигов, круто! - хихикнул Игорь.
  - Да уж... если сходить в туалет - пятьдесят! - в тон ему ответил Никита.
  Springpfuhl годился лишь, как затычка, в часы вынужденного простоя, такое время периодически наставало в связи с наплы-вом уличных музыкантов. Бывшие земляки платили редко и мало, но получать хотели много и даром!
  Кофр упрямо молчал обтянутой дерматином фанерой, ребята, давно не слыша приятного, успокаивающего, помогающего тру-
  диться, звука, осмотрелись и замолчали... Но звук отдалённых
  шагов, заставил их вновь продолжить, и они дружно затянули в
  два голоса:
  - ... в той степи-и глухой за-а-мерзал ямщик...
  Хорошо одетый мужчина приблизившись, стремительно свернул к ним и они, радостной улыбкой приготовились... кивнуть ему в благодарность...
  - Удара монетки почти не было слышно, они догадались, что упала одна "копейка", это был вызов, оскорбление, но их лица продолжали дурацки улыбаться, что, видимо, вызвало ещё боль-шее раздражение немца. Наклонившись к их лицам, он медленно и тихо сказал:
  - Аршлох! - и довольный, устремился дальше.
  В след ему полетели знакомые нашему этносу пожелания, послания, их было много, на много больше, чем знала сотня немцев, и в конце, в спину удаляющемуся влепилось слово "фашист", без этого слова обругать немца было бы не этично.
  - Вот, только я подумал, что губы той еврейки похожи на аршлох, как меня им же и обозвали, - засмеялся Игорь.
  - Подумаешь, жопой обозвали, детское оскорбление, - Никита пожал плечами. - Мы ему наговорили столько, что у него сегодня вечером обострение геморроя начнётся.
  - Не жопой, кстати, а анусом! - поправил коллегу Игорь.
  - Без разницы! - Никите трудно было обидеться на недоразвитое оскорбление, он помнил: "что русскому - хорошо, то немцу - смерть!" и спокойно запел следующий куплет песни. А повалившая вдруг с поезда толпа, дружно понесла в их кофр деньги, ободряюще и тепло улыбаясь, и доказывая, что в любой семье не без урода!
  
   * * *
  Он аккуратно повесил трубку и, насвистывая, прикрыл за собой дверь уличного таксофона.
  Нина была довольна, что жильё ждёт, а он доволен, что договорился с Янеком за комнату, а в комнате был ещё и холодильник, так что появляться в общей кухне можно было реже.
  - Простите, я случайно услышал, что вы ищете квартиру, -
  проговорил приятный голос земляка за его спиной и, обер-нувшись, он увидел широко улыбающееся лицо.
  "Кажется, пошла масть!" - довольно подумал Никита, резко ностальгически возлюбив свой народ в его патологическом желании всегда прийти на помощь. - Да, есть небольшие проблемы, - тоже улыбаясь и протягивая кисть для рукопожатия, проговорил он. - А что, имеете что предложить?
  - Именно! - ещё шире улыбнулся земляк. - У нас дочь на год уехала в Киев, к бабушке, а её комната пустует, вот мы и подумали: почему бы ни сдать жилплощадь хорошим людям.
  - А сколько денег хотите за месяц? - спросил Никита.
  - Этот вопрос вы обсудите с моей женой, когда посмотрите квартиру, можно прямо сейчас... мы живём рядом.
  - Ну, пошли, поговорим, - обрадовался Никита, ещё раз побла-годарив провидение.
  
  Комнатка была малюсенькая, метров 12, да и вся квартира едва тянула на отечественную "гостинку".
  Диван у стены и журнальный столик свободно расположились в тесноте, да не в обиде, но с появлением двух человек, сразу вылезли на середину.
  Крупная крашенная блондинка с волевым лицом мгновенно оттеснила широким бедром мужа в бóльшую смежную комнату и
  любовно обвела взглядом старый и, наверное, очень скрипучий диван.
  - Ну вот, это может быть вашей комнатой! - гордо проговорила она и посмотрела на Никиту прозрачными немецкими глазами. - Только есть некоторые условия...
  - Да, что за условия? - Никита вежливо наклонил голову вперёд.
  - Пользоваться кухней и туалетом, когда нас нет дома.
  - А телевизор? - напрягся Никита.
  И телевизор тоже! Да вон их... сколько валяется на улице, можно что-нибудь выбрать... - хозяйка радостно улыбнулась.
  - Ну, в общем, всё не так уж и смертельно, но сколько я дол-жен буду платить за такие хоромы? - квартиросъёмщик в потен-ции скептически улыбнулся.
  - Да всего-то 800 марок! Это сущие пустяки для такого боль-шого города. Правда Иннокентий? - хозяйка, наконец, заметила
  топчущегося за её спиной мужа.
  - Очень хорошо! - серьёзно проговорил Никита, поймав подтвер-ждающий кивок супруга. - Но у меня есть другое предложение: давайте мы будем платить вам 800 марок, а жить станем где-нибудь в другом месте!
  Радушная улыбка сползла с лиц добрых самаритян и землячка холодно удивилась:
  - А в чём здесь юмор?.. Ну, желаю вам найти какой-нибудь туалет за сотню.
  - А я вам желаю найти одного лоха за восемьсот, а то для двоих это дёшево! - Никита хотел сплюнуть на мягкое нежно-голубое половое покрытие, но вовремя спохватился. - Прощайте добрые земляки, и вам того же!..
  
   Отойдя от подъезда метров на пятьдесят, он оглянулся, на хлопнувшую дверь подъезда... Хозяин дорогой комнатёнки важно пикнул дистанционкой и сел в 230-й Мерседес...
  Вот теперь Никита смачно сплюнул и его харчок уютно прилёг рядом с большой кучей собачьих фекалий.
  - Спасибо тебе Германия - лучший в мире ассенизатор, сколько дерьма ты у нас высосала, и всё это в мирное время. Ну, теперь держись. Раньше ты к нам большевиков, теперь мы к тебе их правнуков!
   * * *
  На кухне было скучно, не считая Игоря, закусившего губу от усердия и склонившегося над хрумающей тёркой. Горка крупно натёртой, каменной в своей твёрдости, иноземной капусты, прибывала, возвышаясь на тарелке.
  Выдавив на неё белой шапкой приличное количество майонеза, и полюбовавшись на созданный пик, он добавил сверху немного кетчупа.
  - Сегодня ты создаёшь горы Господь? - спросил Никита, наб-людая за творцом. - Думаю, что они будут вкусными!
  - Да, - покачал головой Игорь, - жаль, что придётся всё это перемешать! А ты чего такой невесёлый? С Янеком ведь договорился!?
  - Да всё нормально! - Никита безразлично махнул рукой. - Просто, как-то противно на душе! Представляешь дружище, до приезда сюда я не знал, что на свете живёт столько русских козлов!
  - Ты это о чём? - Игорь подозрительно оглянулся, и перевернул ложкой пласт немудрёного салата.
  Никита понял, что забил "дурака" и улыбнулся...
  - Успокойся! О предложении сделанном мне осевшими на "пмж" земляками! За собачью конуру они хотели сбить с меня восемь-сот марок, и чтобы я забился туда, как пёс и носа не высовывал, когда они дома. А дома мы все в одно время - в нерабочее!
  - А что тебя собственно удивляет? - промурлыкал Игорь, накладывая в тарелки розово - зелёную болтушку. - Прошли времена, когда они поднимали над весами фрукты и отдавали кассиру чек за половину веса, когда с ними сотрудничали "дойчи" и верили на слово. Всё, обосрались! Остались - свои, прибывающие каждый день на поездах и автобусах, думающие, что земляк - это друг, товарищ и брат! А земляк смотрит на тебя, как на дичь, потому что, во - первых: тебя можно съесть, а во - вторых: ты дейст-вительно ещё дикий! Увидел в Польше, за пять километров от границы, киоск - пёстро-золотой от товара и дух захватило! Пом-нишь, как выезжали в Польшу года три назад - за шмотками, а туда вывозили: инструмент, золото, двигателя... всё, что сегодня стоит в десять раз дороже у нас дома!? Ну не дикари ли?
  - Да, пожалуй, ты прав корефан! - Никита, грустно вздохнув, положил ложку салата в рот. - А вкусно ведь! Здорово ты при-думал витамин "У" хавать, а то их капусту не угрызёшь, как булыжник!
  Игорь кивнул головой, продолжая думать о своём и машинально жевать капустное месиво.
  - Ты говоришь: русских козлов! А разве здесь русские? - он усмехнулся. - Русских - сюда - на "пмж", не пускают! Русских никуда не пускают, разве, по туристической путёвке в виде дичи для земляков - эмигрантов.
  - Федя дичь! - рассмеялся Никита и положил себе ещё салата.
  - Точно! Только не Федя, а какой-нибудь Феня!
  - Ничего, скоро войдём в Евросоюз и станем цивилизованными! - подмигнул Никита. - Никаких тебе виз, захотел - поиграл, захотел в Париж - на выходные! Лафа!
  Игорь чуть не подавился капустой и закашлял...
  - Не жадничай! - Никита постучал ему между лопаток.
  - А ты не городи ерунду! - прокашлялся Игорь и вытер поло-тенцем губы.
  - А что я такое глупое сказал? - удивился Никита и отложил ложку.
  - А то, что в Евросоюзе мы им нужны, как собаке пятая нога!
  - А где мы им вообще нужны?
  - Где, где? В Караганде! Им нужна одинокая слабая Россия - без твоей Украины, которую кормят завтраками, пока не сожрут с последними потрохами! Вот, если Украина повернёт оглобли в сторону России и поспекулирует на воссоединении... Запад испугается и вновь вспомнит о твоей прокладке и глядишь, раздавят страну, как тампакс между ног, в борьбе половых политических игр.
  - Ну и что вы предлагаете, будущий президент? - Никита дураш-ливо поклонился, и Игорь ответил вполне серьёзным поклоном, слегка улыбнувшись:
  - Начхать на этот хитро трахнутый Запад и стать сильнее в союзе с братьями!
  - То бишь - с Россией!
  - Да, с ней и с другими лояльными к нам государствами! Только вместе мы снова станем силой! Заметь, как только мы стали слабее - нас перестали уважать, с нами перестали считаться. Раньше я хотел любви, сейчас уважения, а боятся - значит
  уважают!
  Никита скривил губы и молча наблюдал за распаляющимся приятелем...
  - Не знаю, не знаю... я хочу жить, как они или хотя бы здесь!
  - Ты что, чувствуешь себя здесь человеком? - удивился Игорь и с интересом взглянул на Никиту.
  - Я чувствую себя здесь сытым и одетым! Захочу, куплю машину и буду ездить на работу на тачке! - Никита встал и открыл холодильник... - Капустой - сыт не будешь! - он достал завёрнутого в фольгу цыплёнка и положил на тарелку.
  - Будешь?
  - Буду!.. Свинья тоже счастлива в сытости, но человек не свинья, если он не свинья! - Игорь зло выговорил сочинённую
  сейчас скороговорку и разорвал цыплёнка пополам.
  - А почему ты сказал "буду", ел бы свою капусту, представил, что находишься дома и ел бы! Ты дома купил бы цыплёнка гриль и съел бы его сам, не подумав - о сыне, жене? Да тебе кусок в горло не полез бы! А здесь это возможно! Так где - ты свинья, а где - человек? - Никита прищурился и с вызовом посмотрел на смотрящего в стол товарища.
  Отложив кусок курятины в сторону, Игорь взглянул Никите в глаза:
  - Мы говорим о разных вещах: я о достоинстве, а ты о желудке!
  - Нет, я тоже о достоинстве!
  - Достоинстве желудка, толстой кишки, щадящем режиме для сфинктера... - грустно кивнул Игорь и подвинул к себе мясо. - Да, капустой сыт не будешь, но от одного мяса может быть за-пор! Поэтому нужно совмещать белок с углеводами и клетчаткой.
  - Что ещё за сфинктер такой? - отложив обглоданную корич-невую птичью кость, спросил Никита и подумал: "Почему здесь у цыплят такие коричневые кости?.. И этот умничает, сфинктер какой-то выдумал!"
  - Очко человека - круговая мышца! Ешь больше капусты - будет сфинктер целее. Можно конечно дальше развить тему о возмож-ностях повреждения и бережного отношения к этой мышце, но мы не будем!.. - засмеялся Игорь.
  - И, правда, давай подвяжем эту тему, а то поругаемся! Ты слышал новость, страшную новость?
  - Что, что такое? - Игорь насторожился.
  - Мишку Вересова убили!
  - Да ты что!?
  - Да, пробили голову утюгом.
  - А кто, известно что-нибудь?
  - Говорят, что он взял какого-то землячка на квартиру, ну чтобы меньше башлять!
  - Ну, понятно!..
  - Ну вот, денег-то за год, у него годовая была виза, поднакопил видать! - Никита досадливо засопел и впился зубами в цыплёнка, видимо представив горло убийцы.
  - Да, видать поднакопил! - вздохнул Игорь. - Ну, а козла того взяли?
  - Да где там, его никто не знал! Наверное, уже дома пропивает денежки, сука!
  Аппетит пропал! Игорь представил, как зарабатывал эти деньги баянист Миша, да чёрт с ними - с деньгами, жизнь за них отдал, вот что ужасно! Наверное, упорно защищал чулок свой, раз убили!
  - Давай помянём Мишу сегодня! - тихо предложил он.
  - Давай! - Никита достал монету с орлом. - Твоя - решка!
  
  ГЛАВА 15 А. Родионов
  
  Его острый глаз впился буравчиком в высоко поднимающуюся грудь Гели, и ей стало почти физически больно.
  "Да, тут, пожалуй, шутить не будут! - содрогнулась она и зябко запахнула на груди прозрачное покрывало. - Смотрит, как беркут
  на кролика!"
  Мехмес Одзе улыбнулся, подняв один уголок рта, и крепко стукнул Фархада по плечу.
  - Молодец, хороша кобылка! - он хищно ощерился, раздевая Гелю взглядом, что было не трудно; пуритане такого бы платья не носили! - Долг платежом... как говориться... через неделю охота на кабана, можешь присутствовать. Будет наследный принц Кемаль! - его глаз как-то странно блеснул и Фархад вздрогнул.
  - Спасибо господин Одзе! - он кинулся к руке Мехмеса и преданно ткнулся губами в большой нефритовый перстень.
  - Возьмёшь с собой десять человек вооружённой охраны... и не
  охотничьими ружьями, а боевым оружием.
  - Слушаюсь господин, а что...
  - Мало ли... Старый Омар снова может выкинуть какой-нибудь трюк! Лахавлэ!* Когда его, наконец, заберёт Азраил?* И вообще... береженого - Бог бережёт! - скривившись, Одзе отвернулся от Фархада, устав смотреть на его гнусную рожу и вновь обвёл
  подарок взглядом. - Отведите девчонку наверх и приготовьте к вечеру! - проговорил он сквозь зубы, сглотнув слюну, и ласково взглянул на рослого красивого слугу, стоящего поодаль.
  
   * АЗРАИЛ - араб. - Ангел смерти.
   * ЛАХАВЛЭ - араб. - Восклицание - выражающее УЖАС или НЕТЕРПЕНИЕ
  
  Хосро - холёный двадцати пятилетний бедуин, никогда не спавший в пустыне и не нюхавший дыма тлеющего кизяка, учтиво склонился под взглядом господина, отвечая скромной улыбкой. Он разглядывал девушку, как-то странно, пожалуй, с большим интересом, чем принц и, наблюдая за ним, можно было подумать, что она приготовлена для него. Указав рукой на выход из зала, он хищно улыбнулся Геле и слегка наклонив голову, медленно пошёл вперед.
  Догадавшись, что ей предлагают куда-то пройти, она двинулась за его широкой спиной...
  
  Покои, отведённые ей, отличались от предыдущих более строгим убранством и пастелевыми тонами ковров. Розовое здесь не при-жилось, как и кровать с балдахином обшитым красными кистями.
  У стены, из грубо отесанных камней, покрытой огромной шку-рой неизвестного животного, стоял квадратный подиум, застелен-ный большим ковром и усеянный разбросанными подушками.
  "Веньку бы сюда!.. Прибалдела бы от каменюк этих! - кисло усмехнулась Геля, оглядывая почерневшие от времени, а может пожаров, стены.
  Вошла служанка и поставила поднос с фруктами прямо на топ-
  чан. Через пять минут рядом с ними встал столик на кривых коротких ножках, дымящийся блюдом похожим на плов, но не с рисом, а пшеном. Геля вспомнила, что ела нечто похожее в Тунисе, и Сергей называл это блюдо, но она забыла как! А... вот... вспомнила: "кус - кус".
  Аппетит, как ни странно присутствовал, несмотря на ожидаемые проблемы, а они ожидались всерьёз, и что вряд ли удастся от-биться, на сей раз, приходилось признать. Но есть всё же хотелось...
  Умывшись из тазика - желтого металла, может даже золотого, она не знала, Геля взглянула на потолок... Судя по светлому небу, тарелочкой синеющему в дырке закопченного потолка, ещё был не вечер!
  - Замуровали демоны!.. Когда-то здесь жгли костры! - Геля
  нервно засмеялась, опять вспомнив Венеру с её страстью к старине и оглядывая почернелые каменные стены без окон. - Ни окон, ни дверей, полна жопа огурцов! - она повторила одну из загадок - поговорок брата и с досады прикусила язык. - Накарка-ешь тут... дура! Уже один бешенный огурец видела... не дай Бог!
  Нервное напряжение и отлив крови к желудку, утяжелили веки, и она прилегла на ковровое возвышение, зарывшись в маленькие, расшитые золотым узором, бязевые подушки.
  
  Открыв глаза, она увидела небо, точнее его маленькую синюю тарелочку, изрядно потемневшую, и поняла, что проспала нес-колько часов. Очень хотелось пить и... в туалет!
  Остатки пищи исчезли со стола, и на их месте призывно потел красивый кувшин затейливой чеканки.
  Решив попить во вторую очередь, что бы, так сказать, не испортить удовольствие, она оглянулась в поисках канализационных коммуникаций, но ничего не увидела, кроме невысокой ширмы в углу... за которой обнаружила большое кресло с высокой спинкой и искусной резьбой по дереву.
  С перепугу она подумала, уж не в тронном ли зале находится, но заглянув под кресло, нашла то, что искала... - ещё один жёлтый тазик, но с крышкой! Сняв крышку и усаживаясь в кресло, Геля посмотрела вниз и увидела в отверстии жёлтую тарелочку. Тогда она задрала голову и посмотрела на всё ещё синюю тарелку вверху.
  - Блин!.. Цвета моей первой Родины! - вздохнув, она села в кресло и поднатужившись, подумала:
  - Какое святотатство!
  
  Напиток был холодный и вкусный! Она выпила около пол-литра жидкости и шумно вздохнула...
  - Хорошо! Если бы всё так и дальше шло!
  Подушки снова окружили богатство её форм, и Геля мечтательно пронзила взглядом уже чёрную тарелку на потолке. Хотя нет, не чёрную, через какое-то время, тарелка стала поблёскивать первыми тусклыми звёздами, напоминая плащ восточного чародея. Нервное напряжение и тревога постепенно покидали голову, устремляясь вверх, на волю, к неведомым мирам...
  - Прикол! - хихикнула Геля. - Что это со мной? Ни страшно,
  ни хрена! - она скорее почувствовала, чем услышала, что кто-то вошел, и перевела взгляд ниже...
  - О... явились вороны! - пленница искоса взглянула на двух женщин в чёрных одеждах без звёзд. - Вы что за мной следите? - она дурацки хохотнула. - Ну похожи на тех, словно близнецы! Что, купаться пора? Знаю, знаю! - она снова противно засмеялась. - Эх, прощай молодость!
  Вытянув вперёд руки, Геля позволила себя поднять и повести...
  "Да, сегодня, пожалуй, будет настоящий принц!" - подумала она
  и громко запела:
  - Сняла решительно, пиджак наброшенный! Казаться гордою, хватило сил!..
  
   * * *
  "Сволочь, а массаж делать умеет! - с удовольствием покряхтывая,
  она терпела приятную боль и готова была раствориться в паху-чем креме, набальзамировавшим её тело так, что она казалась себе восковой фигурой, с оттенком радости, надеясь на вечную память потомков, но даже будучи атеисткой, содрогаясь от неуверенности за дальнейшую судьбу своей души. - А что, моё тело достойно сохранения, как идеальный пример эстетического расцвета человечества! Всё равно скоро одни мутанты останутся! Может, для этого меня и выкрали... что бы перепродать мадам Тюссо". - Ой, как хорошо! - застонала она, почувствовав силь-ные руки на внутренней стороне бёдер.
  Четыре блестящих металлических штыря, расположенных по углам толстого, лежащего на полу ковра, уже давно заинтересо-вали её взгляд, и странная догадка прокралась в неискушённый, но пытливый мозг. Поэтому, когда её перестали мять и поло-жили на ковёр, подумала:
  "Уж больно он тонок... нет, не ковёр, а твой грёбаный Восток, Петруха!" - она с ненавистью вспомнила лицо Петра Григорь-евича и от злости на секунду пришла в себя... - Что это они со мной делают?
  Но сознание вновь растворилось в окружающей неге, лёгкость и безразличие полонили, и далёкая мысль аукнула:
  - Лишь бы не больно!
  Её руки привязали к штырям и когда взялись за ноги, она недовольно напряглась и сплела ступни. Но ремень, обвившись вокруг лодыжки, притянул обе ноги к одному штырю, другая петля, заарканила вторую ногу и, перемахнув через блестящий столбик, натянувшись, легко разорвала узы девичьих ног.
  Лёгкая прозрачная ткань, на теле, плохо скрывала доверенные ей тайны и чернявые слуги, жадно обегали быстрыми глазами интимные места.
  "Распяли сволочи, на косом кресте! - обиделась Геля, справив-шись со стыдом и вспомнив, что Венера читала ей Владимира Истархова, где тот утверждал, будто на косом кресте римляне распинали гомосексуалистов. - А я даже не лесбиянка! - расстроилась она и вдруг подумала, что даже не натуралка, поскольку ещё девственница. - Ну ничего, недолго плакала старушка в высоковольтных проводах!" - бодрясь, про себя пропела она и вновь уплыла на вовремя подхватившей её разум очередной волне затмения.
  
  Какая-то возня привлекла ослабшее внимание, и она открыла один глаз...
  В ногах что-то шевелилось и чавкало... но ело, кажется не её.
  Приподняв голову, она разглядела два сплетённых и шевеля-щихся, словно опарыши, обнажённых тела:
  Принц Одзе и Хосро расположившись валетом, ласкали друг друга с упоением жаждущих, намертво присосавшись к противостоя-щим краникам и издавая звуки, будто в них давно кончилась вода, но они этому настойчиво не верили!
  Геля хотела засмеяться, так её развеселили бульканье и часто издаваемые сладострастные стоны, но вовремя спохватилась, решив не привлекать к себе лишнего внимания.
  "Но зачем-то ведь меня здесь привязали?!" - подумала она и, расслабив уставшую шею, откинула голову на ковёр. - Так или иначе, но.... Всё пройдёт, придёт и твой черёд!.." - вспомнились слова не совсем, оказывается, забытой песни.
  
  Через тридцать минут неистовых ласк, о ней действительно вспомнили и два разгорячённых тела, с хвостами - морковкой, нависли предвестием новизны...
  Прозрачная ткань с треском отлетела в сторону и лица накло-нились ниже... ниже... и ниже...
  Она содрогнулась от этой новизны, но отметила, что боли нет, а даже наоборот! Затем её ощущения усилились, и она испугалась, что сейчас не выдержит и обмочится! Так и случилось: её тело содрогнулось в конвульсиях, и она тихо застонала...
  "Пейте козлы!" - подумала она, решив, что наказала насиль-ников достойно!
  Потное тело навалилось сверху, и резкая боль пронзила низ живота, но наркотик, выпитый ещё в башне, не позволил долго страдать!
  Когда она открыла глаза, заметив, что стало ещё тяжелее, пер-вое, что было - удивление! Оказывается, она несла на себе два мужских, далеко не маленьких тела!..
  "Вот и докажи, что ты теперь не верблядь!" - сквозняком проскочила мысль в её болтающейся из стороны в сторону голове.
   Принц скакал на ней, таким яростным галопом, что она уже ничего не чувствовала, кроме тупого трения между ног и двух центнеров на груди. Ведь черноглазый красавец Хосро по своему взнуздал хозяина, так, что вот- вот пена посыплется с удил того, а глаза улетят на орбиту. Но вытаращенные глаза принца оставались на месте, разглядывая ковёр за плечом Гели, а язык Хосро, коралловым аспидом, из-за его спины, тянулся к её рту...
  Она пыталась отвернуться, но сильные руки сжали голову тис-ками, а противный слизняк, таки влез между губ и медленно ползал по зубам и дёснам.
  "Откусить что ли эту гадкую улитку? - Геля, почувствовав непреодолимое желание и жажду крови, приоткрыла зубы.
  Язык бедуина сразу использовал брешь и проскочил внутрь. - Ну всё, писец!.. - обречено подумала она, не в силах сдержать дикое искушение и сжала зубы.
  Жуткий крик Хосро разбудил весь замок, скинув принца на пол с искажённым от испуга лицом.
  - Что с тобой, дорогой Хосро? - залепетал он, подскочив к крутящемуся юлой на полу любовнику. - Что случилось милый? Геля, сморщив лицо, выплюнула кусочек синего мяса, и её выр-вало...
  - Фу, какая гадость! - недовольно обернулся принц.
  - Лопочи, лопочи мудак! - улыбнулась Геля кровавым ртом и снова блеванула на то место, где недавно лежала голова принца. - Всё равно ничего не понимаю!
  Хосро медленно поднялся на ноги, зажимая рот рукой, и направился к ней. Убрав руку ото рта, он показал кровавую полость принцу и тот в ужасе закричал...
  Увидев нависшую над собой глыбу мужского тела, со стекаю-щей с подбородка кровью, Геля растянула окровавленные губы в ухмылке и мужественно взглянула в глаза Хосро, подумав:
  "Ну ты подруга и чёкнутая!"
  Хосро подпрыгнул высоко вверх и опустился двумя ногами ей на грудь!..
  Внутри что-то громко, очень больно хрустнуло, и слабый блек-лый свет ночных светильников всё же потух!
  
  ГЛАВА 16 А. Родионов
  
  Евтух внимательно слушал Сергея и изредка покусывал верхнюю губу. В остальном, его лицо напоминало неподвижный булыжник
  испещрённый морщинами, будто рунической письменностью.
  Сергей, заканчивая доклад, поежился, встретившись глазами с его серой сталью.
  - ... Ну вот кажется и всё! Шестернёв исчез, сразу после моего возвращения в консульство и Виктор Иванович обмолвился, будто Пётр повёз девушек в Алжир. А мне известно, что их увёз не он! И вообще... зачем было отсылать меня за несуществую-щими омарами, со всеми вытекающими отсюда последствиями? - Сергей виновато пожал плечами и посмотрел на свои руки, нервно ломающие собственные пальцы и щёлкающие суставами.
  Старик, поморщившись, передёрнул плечами:
  - Прекрати!.. Такой звук противный! Мурашки пошли по коже! Как твоя реабилитация, кстати?
  Сергей, громко вздохнув, снова сцепил пальцы, но мельком взглянув на шефа, развёл руки...
  - Лечусь: капельницы, переливание, физиотерапия, и так далее...
  - Ну хорошо, теперь мой выход, а ты иди, займись делами! -Евтух надел на нос очки и придвинул к себе толстую папку...
  Копию досье на Рогулько Виктора Ивановича ему передал Интерпол, уже полгода следивший за деятельностью "второго".
  "Ого!.. Даже сицилийская мафия присутствует! А что, соседи, как - никак!" - консул кисло усмехнулся, и перевернул страницу. Он знал, откуда дует ветер, и почему так остро встал вопрос об его отстранении от дел и отправке на заслуженный отдых.
  Наркотики и оружие - движущая сила карьеры, вот что прида-вало ускорение интриге за его спиной.
  Друзья, те, что уже ловили окуньков в Подмосковье, советовали подать в отставку!
  - Лучше грудь в крестах, чем голова в кустах! - переиначивали они чужую мудрость.
  Он понимал, какие люди стоят за Рогулько, но сдаваться не желал, тем более что всегда считал рыбалку - скучным и беспо-лезным занятием!
  Нажав клавишу на селекторе, он приказал:
  - Сергей зайди ко мне!
  Перевернув ещё пару страниц, захлопнул папку и отодвинул в угол стола.
  - Да Георгий Павлович?.. - секретарь вытянулся у двери в ожидании...
  - Свяжись с Дробышевым и скажи: пусть, как следует, прокачает Шестернёва, по его возвращении в Москву! Я думаю... он уже там, а не в Алжире или ещё где-либо! Мне нужны его показания на Рогулько. Разрешаю применить третью степень при-нуждения!
  Сергей поёжился, от повеявшей в кабинете прохлады. Ему стало немного жаль Петю, несмотря на его редкую сволочность. Он на мгновение встретился взглядом с Евтухом и устыдился своей лишней сейчас и позорной слабости.
  Старик тоже прочёл в глазах подчинённого слюнтяйские сомне-ния, но промолчал, решив, что это последствия реабилитации.
  - Да... и девчонок разыщи! У меня плохое предчувствие! Что могут придумать эти твари хорошего! - махнув головой, он отпустил секретаря.
  
  "Если учесть, что все люди - твари, то кого он имел в виду?" -
  идя коридором консульства, умничал Сергей, разбирая сложно-
  сочинённое предложение тоже не простого шефа и припоминая ранее изучаемые в литинституте: синтаксис, синтагму, синтаг-матику, парадигматику, лексему и...
  Как это всё было давно, бесполезно, скучно и не нужно!
  
  Старик, машинально передвигая предметы на столе, усиленно шевелил мозгами и искал выход из сложившейся ситуации.
  Два варианта, как всегда были наготове:
  а) приемлемый - для всех...
  б) не для всех...
  Вот с какого начать - и занимало внимание старого опытного разведчика, а значит - шпиона и хладнокровного убийцы!
  
   * * *
  В далёкие времена, когда ещё своя кровь была теплее, ввиду лишних в его работе категорий нравственности, применения эти-ческого анализа к ситуации и вытекающей оттуда ускоренности сердцебиения, он - Евтух Георгий Павлович, так же тяжело решал - идти, или не идти!
  Хотя вопрос, как правило, стоял риторический!
  Партия сказала надо - комсомол ответил есть!
  Его молодой мозг уже тогда понимал, что, возможно, придётся делать, но так же знал, что во имя идеи можно идти до конца. Понятие идейный фанатизм не пугало, наоборот, казалось почёт-ным, и маленькая такая юркая мыслишка закольцовано пробегала между ног и бровей: человечество - осуждая, часто понимает и прощает! Те же, для кого ты всё это сделал, возводят тебя не на эшафот, а на пьедестал! Народ намеренно увенчивает своих героев лаврами, если их преступление приносит ему пользу!
  В этом месте рассуждений, он немного путался, но недолго, твёр-до, как ему казалось, веря в необходимость служения обществу любыми средствами, но обществу, вспоминая автора "Катехизиса революционера" Нечаева С.Г.
  "Все это поганое общество", Нечаев имел ввиду буржуазное, он предполагал разделить на несколько категорий, причем первая из них составляла "неотлагаемо осужденных на смерть". При выне-сении смертного приговора следовало руководствоваться не личной виной того или иного человека, а пользой его убийства для
  революционного дела".
  От этих строчек бросало в мороз, но они находили сочувствие в холодном разуме и сердце молодых чекистов, беззаветно служив-ших Обществу Равных, управляемому мудрыми отцами, поло-жившими жизнь на алтарь - Благо Народа!
  Он всю жизнь старался служить двум стихиям - народу и этике!
  И борьба между ними шла не на жизнь!..
  Как часто этика со своей въедающейся нравственностью стано-вилась главным врагом, вступая в бой с логикой и физикой и ещё тупо, нагло влезающим в традиционное философское деле-ние - понятием долга, где формальная этика Канта гибла под давлением содержательной этики новой эпохи.
  Друзья, смеясь, говорили, что в нём умер Черчиль - коммунист! Что если бы не коммунист, то остался бы и состоялся Черчиль - Евтух, со всей прилагающейся к первому имени - властью!
  А он был амбициозен и тихо страдал, слушая старых товарищей, как бы в пол-уха, и медленно поливая язык "Смирновкой".
  
  - Георгий Павлович к вам Виктор Иванович! - пропищал голос из динамика на пульте, и консул прервал исторический экскурс по местам боевой славы и нравственного поражения.
  - Пусть войдёт! - сделав лицо соответствующим моменту, он от-кинулся в кресле.
  - Можно? - вежливо поинтересовались от двери, и в кабинет вплыл сладко улыбающийся зам, спрятав мысли под жирными складками затылка.*
  - Заходи Виктор, присаживайся! Что будешь пить? - Старик грузно вылез из кресла и подошёл к столику с напитками.
  - Минералку! - "второй" вытер складки платком. - Можно бы и с приездом вас поздравить, но моё натруженное сердце не вынесет в такую жару спиртного, - он виновато улыбнулся и подался вперёд...
  Консул не вызывал его, но по этикету, Рогулько должен был заглянуть к начальству первым и доложить о положении дел.
  
  * В последнее время накоплены многочисленные данные, показывающие, что функции гормонов гипофиза, расположенного у основания головного мозга, т.е ближе к затылку, не ограничиваются регуляцией периферических процессов в организме, а включают также активное влияние на нервно-психические механизмы - (прим. авт.)
  
  - Так что там случилось с Сергеем? - Евтух подвинул сигарный ящик к Виктору.
  - Уже донесли!- усмехнулся тот и, взяв сигару, поднёс её к носу, вдыхая аромат табачных листьев. - Просто Петя не понял слэнга Иорданского атташе и попросил Сергея привезти норвеж-ских омаров, ну тот и стал их искать, потом попал в какую-то историю, подрался, пропадал пять дней. Где он был, я, честно скажу, плотно не интересовался, он ведь ваш человек! - Виктор Иванович пожал плечами и приподнял брови. - Освободил его от обязанностей, видя, что проблемы со здоровьем, попросив Петра Григорьевича помочь! Ну что я ещё мог сделать?
  - Да, конечно, спасибо Виктор Иванович, вы поступили пра-вильно! - Старик благодарно кивнул. - Но давайте перейдём к более важным вопросам!
  - Весь внимание! - посерьезнев, кивнул зам и положил сигару обратно в ящик.
  Консул поднялся и вышел из-за стола...
  Пройдясь по кабинету, он остановился у портрета Ельцина и пальцем вытер пыль с нижней части рамы.
  Рогулько терпеливо ждал его вступления, барабаня пальцами рук по коленям и невольно считая шаги за спиной...
  В тылу, наконец, остановились!
  - Давай Виктор без дипломатии, без всяких там обиняков, поговорим, как мужчина с мужчиной! - громко сказал Старик и
  зашёл спереди. - Как ты знаешь, я был в Париже?! Вот, посмотри сюда! Это мне предали в Интерполе, - открыв папку, он подвинул её к Рогулько и ткнул пальцем в страницу.
   Слегка задрожавшей рукой, тот достал очки и, расправив за ушами их дужки, углубился в чтение.
  Евтух сел в своё кресло и, наконец, прикурил сигару...
  - Бред сивой кобылы! - твёрдо проговорил зам. - Всё это не доказуемо, даже если и... правда!
  - Доказуемо! Доказуемо! Существуют документы и свидетели! - Старик выпустил толстую струю дыма "второму" в лицо, уже не скрывая брезгливости.
  Решив, что быть пассивным курильщиком не выгодно, тот достал из внутреннего кармана свой чехол и тоже задымил...
  Они молчали, соревнуясь в причудливости форм колец дыма, разглядывая сквозь них друг друга и думая...
  В этом они поднаторели: и в пускании колец и в долгих размы-
  шлениях, потому до сих пор топтали не токмо сыру землицу, но и дорогие паркеты.
  - Георгий Павлович! - Виктор решил, что пора снять паузу. - Не лезь туда! - кольцо дыма, не стесняясь, наделось на нос шефа.
  - Я попробую Витя! Не туда лазил и ничего... цел! - шеф не остался в накладе, окольцевав в свою очередь подчинённого.
  - Цел, да не целка! - ласково улыбнулся Виктор. - Теперь потерей девственности не отделаешься!
  - Среди нас целок нет, это правда! - Старик покачал головой. -
  Но есть цельные люди, они, поверь, ещё остались! - он улыбнулся навстречу снисходительным глазам зама. - Что, не веришь?
  - Нет, почему же!.. - тот пожал плечами. - Один сейчас сидит напротив!
  - Спасибо на добром слове! Может ты и прав! - Старик вновь поднялся и двинулся по диагонали - за спиной Рогулько. - Ты понимаешь, Виктор, в каком сейчас дерьме?
  - А что для тебя, старого чекиста, является критерием дерьма? -
  заместитель, паясничая, затряс головой. - Что, Гулаг уже в далёком прошлом?.. А?.. "Гулаг предо мною! Один в вышине!.." - ёрничая продекламировал он и пронзительно завопил:
  - Да?.. Один?! Чистенький!?
   Евтух вдруг счастливо улыбнулся и взъерошил белый ершик на голове, блеснув серыми глазами.
  - Наоборот, он всегда у меня перед глазами! Только там я увидел массы настоящих людей - больших, красивых, смелых, хоть и в ужасно жалком состоянии. Больше никогда и нигде они не объединялись в таком количестве! Гулаг собрал их вместе! Но на мне их крови нет!
  - Ну да, сорок миллионов убили другие!
  - Да другие! Я только охранял! Восхищался ими, слушал их, учился, но охранял! Потому что боялся, что они разрушат мою мечту о могучем государстве народа, простого рабочего люда. Я верил Ленину и тоже мечтал о новом человеке, новом интел-лигенте!
  - Франкенштейн грёбаный! - Виктор размял сигару в пепель-нице и отвернулся от упрямо сверлящих его переносицу сталь-ных буравчиков Евтуха. Он знал этот старый трюк - смотреть между бровей; собеседнику всегда неуютно под таким взглядом - в зрачки толком не заглянешь и смотришь... будто в пустоту.
  - Я потом только понял правду - таких как ты, но не увидел альтернативы! А вот ты за кого, для кого, тебя, что... устра-ивает сегодня эта агония?
  - Именно потому, что не устраивает, я за себя и для себя! - Виктор, театрально вскочив, побежал навстречу Евтуху...
  Они разминулись, обменявшись молниями глаз.
  - И потому ты торгуешь оружием и наркотиками? - донеслось из противоположного угла и они вновь пошли на сближение. - Самым чудовищным из товаров!
  - И самым востребованным! - парировал Рогулько.
  - Я тебя уничтожу!
  - За.....ся!
  - Увидишь!
  - Повторяю: за......ся!
  - Лучше пусти себе пулю в лоб, от позора!
  - Я не дворянский чистоплюй!
  - Гегемон?
  - Как и ты!
  - Я бы пустил!..
  - Потому ты гегемон - раб!
  Они уже не шли на таран, как когда-то Ме-109 и Ла-5, а шумно дыша и зависнув напротив, выстреливали друг другу в фонарь трассирующие оскорбления.
  Наконец, устав кричать, Рогулько развернулся и исчез за дверью.
  - Ну что ж, вступает в силу план номер два! - прошептал Евтух
  и в изнеможении упал в кресло.
  Стиснув зубы, он долго, не мигая, смотрел на дверь, за которой исчез "второй", выбивая пальцами по столу нервный стэп.
  - Победит тот, кто быстрее!
  Достав из кармана телефон спутниковой связи, он набрал номер...
  - Герман Петрович здравствуй!.. Да говорил!.. Тяжело!.. Ничего не поделаешь! Вызывай в Москву срочно!.. Да! План номер два!
  
  ГЛАВА 17 А. Родионов
  
  Никита нагнулся к штырке и собрал лишние для чужого глаза деньги, оставив пару монет на развод.
  Никто никогда не мог понять, сколько оставлять монет в кофре. Немчура, бросала, то на пустоту, то на горку. То она презри-тельно проходила мимо, заглянув в штырку и увидев, что там достаточно на кебаб и пиво, то таким же образом пробегала мимо, увидев денежную пустоту и решив, что если не платят другие, то и ей не за чем! То, увидев, что лежит много, вдох-новлялась стадным инстинктом и становилась расточительной, легко расставаясь с трёхтысячной частью своей средней зарплаты.
  - Привет труженикам культуры! - послышалось сбоку, и знакомое улыбающееся лицо нарисовалось во всей лоснящейся красе. - А я за должком - за джинсики - за левайсы, а?
  - Долг платежом красен! - важным баском согласился Никита и отсчитал тридцать марок.
  - Долг ничем не красен, потому что оплаченный он уже не долг, а пустое место, кстати, а что так мало ребятки, это совсем уже не красиво? - лицо Славика себе не изменило и лучезарно сияло. - Ещё двадцать!?
  - Работаем всего час, подожди немного, погуляй... - подключился Игорь, отодвинув закрывшего их Славика в сторону. - И вообще, деньги отдавать при людях нельзя! Они могут подумать, что мы работаем на русскую мафию, а ты сборщик, и перестанут башлять!
  - Да? Нормально! Так вы что, на двоих, всего тридцатку в час зарабатываете? Ну вы клоуны! Помните, Абдула рассказывает Саиду, что ему сказал перед смертью отец? - Славик вопро-сительно взглянул на приятелей и напомнил:
  - Ты молодой и сильный! Иди и возьми, что хочешь! - взглянув на загрустивший дуэт, Славик убавил света в лице и отошёл в сторонку. - Ну, я через часок всё-таки подойду, а вы мне тихонечко в карман насыплете денежку.
  Непринуждённо засвистев, он направился в сторону супер-маркета.
  
   * * *
  Игорь нервничал!
  - Ну блин, дуб блин, Дублин ирландский, сбил всё-таки масть, паразит!
  Никита, чинно вытянув последнюю фразу романса, вздохнул:
  - Да причём тут он?! Те, кто нас с ним видел, давно уже ушли. Может, атмосферное давление поднялось?!
  - Или опустилось!
  - Или что-то в газетах о нас опять написали!
  - Ну да, как в прошлый раз: "...музыкант на улице зарабатывает триста марок за шесть часов, не спешите расставаться с вашими деньгами, они достаются вам так тяжело!" Помнишь, сколько мы заработали после такой публикации?
  - Да, где-то марок по пятнадцать за день! - Никита усмехнулся, а Игорь замотал отрицательно головой.
  - Нет, не за день, мы поработали четыре часа и не выдержали... напились!
  - А... да, точно!
  - Слушай, чтобы сегодня не повторилась та же история, давай пока перекусим и переждём плохое время, - предложил Игорь.
  - Давай! - охотно согласился Никита. - Обедаем с водкой?
  - Кто идёт?
  - Да хоть и я!
  - Ну, тогда согласен! - засмеялся Игорь, хитро сморщив лицо.
  - А у нас хватит рассчитаться с Славиком?
  - Не - а!
  - Ничего... подождёт, эстет наш!
  Дружный смех заставил проходящих мимо немцев улыбнуться; в будни они сочувствовали весёлой нищете и любили слушать melancholy песни только в выходные.
  Купив бутылку Шантрэ и отойдя к столикам, где продавали горячий глинтвейн, они заказали по жареной колбасе и разлив из-под полы, чокнулись одноразовыми стаканчиками...
  - Щас подойдёт за бабками, а мы ему - пятьдесят... грамм! - тихонько хихикал Никита.
  - Точно! Только двадцать, тридцать уже отдали, - хихикая соглашался Игорь. - Но тогда... - он взвесил рукой в кармане содержимое бутылки, - придётся идти за второй!
  - Я уже ходил! - Никита кивнул головой, как застоявшийся тягловый мерин.
  - Славик и сходит! - подытожил тему Игорь. - А вот и он!
  На выходе из супермаркета показался Славик с пакетом в руках.
  - О... что-то купил! - удивился Никита.
  - Ага... разогнался! - подтвердил Игорь.
  Славик хотел помахать им рукой, но за эту руку его крепко ухватил, вышедший следом охранник и стал тянуть внутрь магазина, но Славик почему-то сопротивлялся.
  - Не хочет обратно! - резюмировал Никита и посмотрел пусты-ми глазами на Игоря.
  - Ты думаешь? - спросил тот, ответив таким же взглядом. - Что не захочет выпить двадцать грамм Шантрэ? Гы-гы-ы-ы...
  - Да! - уверенно кивнул Ник. - Но ещё мне начинает казаться, что лучше нам отсюда убраться! - он кивнул на Славика, кото-рый, включив пониженную скорость, буксиром тащил охранника за собой, будто тот был на лыжах.
  - Здоровый, однако, бугай! - вяло проговорил Игорь. - Но, ка-жется, ты прав!
  Выбросив в урну остатки пиршества, друзья тихонько ретирова-лись в U - bahn, напоследок взглянув в сторону бурлака Славы.
  - Он говорил, что это последний раз, лимит задержаний кончил-ся и на очереди депортация!
  - Или тюрьма!
  - Тут нормальные тюрьмы, сидеть можно! - уверенно отчеканил Игорь.
  - Тюрьма - есть тюрьма! В любой тюрьме не сладко! - Никите, видать, стало жаль Славика. - А я хотел ещё камеру ему заказать! - проговорил он и грустно вздохнул.
  - Ну вот и заказал! - Игорь развёл руками.
  Никита посмотрел на него, желая разозлиться, но в глазах при-ятеля мелькнула лукавая искорка и оба засмеялись, не так чтобы слишком, всё же человека посадят, но засмеялись.
  - Как сморозит что-нибудь! - Ник перестал смеяться.
  - Это ты, кстати, сморозил, а я только использовал твой ляпсус! - Игорь вытер глаза рукой. - Ты, кажется, что-то говорил о второй бутылке? Есть повод - мы потеряли снабженца!
  - И сэкономили двадцать марок!
  - И двадцать грамм!
  - Нет, грамм сэкономили больше!
  - Ты хочешь сказать, что ему было бы мало?
  - Точно!
  - Тем более есть повод!
  
   * * *
  С утра платили, как на праздник!
  Два дня друзья обмывали потерю снабженца, но сегодня решили укрепить пошатнувшийся бюджет.
  Никита, главный казначей, не успевал отгребать лишнее и приятно ворчал на непредсказуемых налогоплательщиков.
  - Ну, кажется, сегодня вы успели заработать мою двадцатку?! -
  радостно отозвалось из-за спины, и оттуда появилась сияющая физия Славика.
  - Братуха, а мы тебя уже списали на берег! - обрадовался Никита.
  - Ты же говорил, что на четырнадцатый раз - посадят? - тоже улыбался Игорь, сожалея лишь о том, что работа сегодня закон-чилась, а платили хорошо.
  - Поехали к вам, дома всё расскажу! - смеялся неунывающий Славик, наглядно похлопывая себя по оттопыренным карманам. - Я уже затарился, проставляю в честь освобождения и прощаю долг!
  Дуэт устало, но радостно переглянулся...
  - Давай вечером! Славян! Сотку теряем! - Никита просительно свёл брови вместе и уголком вверх. - Да и отметили мы уже, оч-чень прилично твоё попадалово!
  - Никаких вечером! - возмутился Славик и его брови решительно
  разошлись в стороны. - На свою сотку и успокойся! - достав толстый портмоне, он вытащил синюю заветную бумажку и сунул Никите в нагрудный карман.
  - Нет, так не пойдёт! - возразил Игорь. - Поехали Никита, отдай деньги и собирайся.
  Никита протянул купюру Славику, но тот заартачился и сделал свирепое лицо. - Пацаны, не обижайте, у нас разный заработок и я могу себе позволить не лишать вас - вашего!
  Никита посмотрел на Игоря и тот, помявшись... кивнул.
  - Ну, вперёд залётные! - вновь засветился Славик и, схватив гитару, стал укладывать её в кофр. - Собирайтесь быстрее увальни!
  
  ГЛАВА 18 А. Родионов
  
  Взгляд приятно остановился на стене деревьев у горизонта, а ноздри хищно шевельнулись, с удовольствием втянув знакомый родной запах смешанного леса.
  "А в лесу фундук созрел, да и грибочки подошли!.. Хорошо!.."
  - набрав полную грудь озона, подумал Виктор Иванович и бодро сбежал с трапа самолёта.
  Беспокойные мысли о неожиданном вызове в министерство, улетучились и сев на стульчик вокзального автобуса, он мечта-тельно прикрыл веки.
  
  "Странно, что никто не встречает! - Виктор завалил на колёса тяжёлый, коричневой тисненой кожи, чемодан и поспешил к стоянке такси... - Это даже подозрительно!"
  Встав в конце очереди, он снова пытливо огляделся...
  Скрип тормозов привлёк внимание и он оглянулся на почти вылезшего на крышу своего Вольво, водителя...
  - Ну что... едем? - крикнул тот, широко улыбаясь и пуская в Виктора - зайчика - передним золотым зубом.
  Опыт старого разведчика привычно засомневался и, подвинув ближе к себе чемодан, Виктор ответил:
  - Нет, спасибо, я, как-нибудь, на государственном транспорте!..
  Спрятав за губами сияющий зуб, водила недоверчиво посмотрел на дорогой чемодан и покачал головой...
  - Да я недорого возьму!
  - Спасибо не надо! - тоже гася вежливую улыбку, ответил Виктор и отвернулся.
  Слово "жлоб" совсем не задело и, усмехнувшись вслед Вольво, он ещё раз осмотрелся и покатил чемодан к автобусам...
  
  Довольный своей конспирацией, он умиротворённо смотрел в окно Икаруса, лаская взглядом, убегающие назад родные берёзки и привычно отдыхая глазами на прохладных пастелевых тонах родины.
  Осторожно выбрав частника на аэровокзале, он спокойно поехал домой. Его не ждали, сообщать родным о приезде, он не стал,
  думая сделать сюрприз!
  
   Дверь подъезда привычно подалась и впустила в мягкий полу-мрак. Готовясь поздороваться, с привставшей со стула и растаявшей в широкой улыбке, консьержкой, Виктор не заметил молодого человека с детской коляской, пытающегося разминуться с ним на площадке.
  - Позвольте... простите... - парень всё же въехал коляской в чемодан и... довольно сильно. Ручка выскользнула из рук, и тридцать килограмм громко хлопнули о пол всей тиснёной
  площадью.
  - Ой... пожалуйста простите! - парень поспешил на помощь нагнувшемуся за чемоданом, чертыхающемуся Рогулько и скло-нившись над его спиной, ткнул длинным острым стилетом в бок... потом ещё... и ещё раз...
  Резкая, нестерпимая боль в печени, шампуром пронзила нас-квозь! Виктор хотел закричать, но звук застрял в горле, а тьма уже надвигалась, как в старом кинотеатре ...
  Упёршись лбом в кожу чемодана, а руками в холодный пол, он подумал:
  - Опоздал!.. Понаставили тут... колясок!
  Он уже не слышал, как истерично завизжала консьержка, увидев расплывающуюся под ним красную лужу! Не видел, как парень, схватив чемодан, побежал на выход но, ощутив большой вес, бросил и выскочил на улицу.
  Он видел себя маленьким и уплетающим за обе щёки заварное пирожное, которое получил от приятеля за отказ от дружбы с Нинкой Лукиной. Видел наполненные слезами глаза Нинки и её красные, в цыпках руки, теребящие школьный фартук.
  - На... половину! - он протянул ей огрызок пирожного, почув-ствовав некоторую тяжесть (нет, не в желудке, от одного пирожного тяжестью в животе не заболеешь) в душе.
  - Подавись ты своим пирожным! - не выдержав, Нинка кон-кретно всхлипнула и выбежала из класса.
  Потом он видел себя студентом и голосовал на бюро за исклю-
  чение из комсомола и института своего друга, потому что тот
  продал кому-то пластинку Дюка Эллингтона. Эту пластинку они вместе заслушали до дыр. За принципиальность его выбрали секретарём бюро. Потом был райком, горком и т. д.
  Одно было странно: быстро бегущие кадры прожитого, почему-то тормозились на том, о чём он хотел бы не вспоминать! И в самом деле, он это забыл, вычеркнул из памяти, выбросил, как ненужный, мешающий идти вперёд, хлам! Но сейчас хлам всплывал, и его оказалось так много, что Виктор удивился и испугался...
  - Господи прости! - прошептал он крепко сжатыми губами, вдруг увидев внизу, свой валяющийся чемодан и что-то кри-чащую в телефонную трубку консьержку. - Прости Господи! - продолжал шептать он, чувствуя, что уходит туда, где всё зачтётся!
  
   * * *
  Сон бежал куда-то; наверное, туда, где сейчас должен был быть он, вертящийся на мокрой простыне, и курящий сигары одну за другой. В горле першило, в голове стоял тяжёлый туман, весьма похожий на висевший в комнате смог. Вытяжка не справлялась с клубами, и он лишь слоился под потолком, впитываясь в собранные воланом шторы.
  Евтух лежал, закрыв глаза, и ждал известий из своей столицы! Его жизнь текла сверху тяжёлым, широким семидесятипятилетним руслом и сейчас он мог остановить течение и пристальнее всмотреться в глубины чередующихся событий.
  Он нарочно останавливал кадр негативного движения и всматри-вался, всматривался, не щадя чувств и ощущений.
  Решив, что достаточно адекватен в измерении негатива, он стал заглядывать в то, чем гордился, чтобы покопаться и там, в поиске червяков.
  
  Вот Евгений - Женька - друг детства! Им всего по пятнадцать! Они под Полтавой, их подводы, груженные хлебом, ждут голодные рабочие Харькова, Киева, Кременчуга, а может даже Москвы!
  Жорка весел и постоянно, тормоша Женьку, смеётся и лезет бороться. Но Женька противен, зануда, постоянно качает головой
  и в глазу блестит предательская слеза.
  - Ну ты чего? - тыкает его кулаком в бок Жорка. - Смотри, сколько хлеба у кулаков экспроприировали! - он с трудом выго-варивает трудное важное слово и радостно улыбается, немного огорчённый грустным настроением друга.
  - Они не кулаки! - жёстко отвечает друг и отворачивает лицо в сторону.
  - А кто же, если прячут хлеб от рабочих? Рабочий ведь не мо-жет вырастить хлеб, он занят другим, более важным делом!
  - Чем ещё таким более важным занят твой рабочий? - недоволь-но хмыкнул Женька.
  Георгию не понравился тон друга, и он потянул его за плечо...
  - Что значит - твой рабочий?! Он что, уже не твой?
  - Не придирайся к словам, я просто хотел знать, чем его дело важнее крестьянского!? - Женька покраснел и сглотнул слюну: его кадык смешно шевельнулся и Жорка понял, что друг испу-гался.
  - Ну, хотя бы тем, что рабочий класс сделал революцию!
  - А гражданская война... в ней что, крестьяне не участвовали? Им, кстати, тоже жрать нужно!
  С соседних подвод стали прислушиваться к шумному спору...
  - А не подавятся? - Жорка взмахнул рукой, обводя подводы. - Не жирно ли?
  - Так ведь на семена тоже оставить надо! Дурья твоя башка! Сеять то, чем весной будут? А осенью мы опять придём за хлебушком?! - Женька побледнел и совсем развернулся к другу... и Жорка вдруг прочёл в его глазах нечто новое... и до боли обидное. На душе стало очень грустно, сумрачно, вокруг всё поблёкло, и красный мрак захлестнул дырявым, проверенным в боях знаменем:
  - Да ты чуждый революции человек! Как я тебя раньше-то не разглядел?! - крикнули слова уверенной обидой. - Где же ты был?
   ... Конница лавой раздавила строй и капелевцы остались лежать на песке, под пулемётным шквалом жены комиссара, если она и была таковой, по сути, не решившей проблем анекдотического бреда, но и, не изменяя желанию элит, а сквозь муть авторитар-ного в этом романе куратора, пробился жалкий мышиный писк сомневающегося:
  - Это ты чуждый! Мой отец говорит, что вы погубите дело Ленина, как погубили его самого!
  - Что? - теперь Жорка испугался, что его друг такое сказал и быстро осмотрелся...
  Подводы остановились, и они чуть не врезались в переднюю.
  - Кто убил Ленина? - старший продотряда подошёл к их телеге, постёгивая хворостиной по грязному сапогу.
  Пацаны затравленно переглядывались и молчали...
  - Я спрашиваю, кто убил Ленина? - повторил старший, и в его голосе послышались угрожающие нотки. Подождав несколько се-кунд, но не услышав ответа, он холодно провещал:
  - Вешайтесь ублюдки!.. Трогай!.. - он махнул хворостиной и обоз, скрипнув под тяжестью награбленного, двинулся дальше.
  
   * * *
  "Старший" долго говорил с Женькой и убедил его, что насто-ящий комсомолец не имеет права выгораживать даже друга, если мышление того направлено во вред общему делу, за которое пролиты реки крови. И что обязанность каждого честного комсо-мольца искоренять сорняк контрреволюции самым жестоким образом!
  - Не веришь? - кричал он, впиваясь в растерянные глаза пацана и нашаривая в ящике стола что-то... - На, читай, если не веришь! - Он то и сунул тогда Жорке книжонку Нечаева.
  - Кто сказал, что Ленина убили? - спросил он в десятый раз и шарахнул кулаком по книжице, прямо по нарисованной физионо-мии узкоглазого злого лица. - Гурьев? Женька Гурьев? Говори ты... чёрт упрямый!
  - Не убили, а погубили! - проворчал Жорка. - Есть ведь раз-ница?!
  - Ага!!! Значит всё-таки он!
  - Не он, а отец! - Жорка постарался всё же выгородить быв-шего, как он уже решил, дружка.
  - Отец? - зло хохотнул старший. - Да там заговор!.. Ну, ну... продолжай Евтух! Кстати, всё хочу спросить, что за фамилия у
  тебя странная, ты что хохол?
  - Карел! Обыкновенная карело-финская фамилия!
  - Финская? Так тебе тоже не нравится продразвёрстка, считаешь,
  что берём чужое?
  - Ничего я не считаю! Сам пристал, теперь клеит!..
  Жорка начинал злиться, понимая, что наговорил лишнего, но не видя в этом большой беды. - "Подумаешь!"
  - Ты поговори мне... сопляк! А то тоже, как бело - финн пой-дёшь по делу! - старший резко подвинул кобуру на портупее и строго посмотрел в светлые глаза карела.
  - За что пойду? - возмутился Георгий и обиженно шмыгнул но-сом. - За то, что карел?
  Старший устал пререкаться с великовозрастным детиной и полу-шутя отмахнулся:
  - За то что Чудь!
  Но странное дело, парень вдруг хитро улыбнулся и спросил:
  - А вы откуда родом Николай Владимирович?
  - Мы Тамбовские! - важно и простонародно ответил старший на родном акающем наречии.
  - Так вы тоже - Чудь! - скромно улыбнулся Жорка.
  - Чего? - НВ недовольно глянул на него сверху вниз. - Я те дам Чудь! Я чистокровный русич!
  - Не, чистокровные остались здесь - в Малороссии, а Велико-россы - это смесь русских с финскими народностями: меря, чудь, черемисы, мордва и т. д. - Жорка довольно подмигнул, озадачив старшóго. - И язык древнерусский - здесь остался - на Украине, мягкий и певучий, а русский, на котором мы сейчас говорим, огрубел, изломанный акцентом инородцев!
  Глаза Николая Владимировича полезли из орбит!
  - Откуда всё это знаешь? - ошарашено спросил он, не веря своим глазам и ушам.
  - Сосед у меня - профессор истории! Старенький был! Мы с отцом печь ему топили, ну а он нас всё чаем с вареньем угощал и рассказывал... много интересного рассказывал! - Жорка мечтательно прикрыл глаза, вспомнив вкус земляничного варенья.
  - Ерунда полная! И где он сейчас твой профессор? - старший напрягся...
  - Умер! Говорю ведь - старый шибко был!
  - Повезло ему! - зловеще вырвалось у Николая Владимировича. - А ты много не болтай об этом! Не всем может понравиться, что ты российского гегемона - победителя обзываешь - мордвой! Он вдруг добро посмотрел на Жорку. - Ты можешь стать большим человеком Георгий, сейчас столько возможностей выдвинуться! Нужно только быть беспощадным к врагам революции! Всем этим предателям - жидомассонам! А свою фамилию смени, какая-то она у тебя странная, восточная! Можно спутать со словом "евнух"!
  - Спасибо, я подумаю! - Евтух спрятал глаза, решив, что не фа-милия красит человека, а наоборот.
  - Ну и правильно! - кожаный командир резко развернулся к пишущей машинке. - Маруся, всё записала?
  - Всё Николай Владимирович, давно уже! - прощебетала Маша - машинистка и, застрекотав машинкой, вытащила листы. - Вот, пожалуйста!.. - она положила бумагу перед продкомом.
  - Распишись умник! - Николай Владимирович подвинул листочки под нос Жорки и сунул ему в руку химический карандаш.
  Жорке настолько смертельно надоел рано лысеющий комиссар, с отвратительно широким набриолиненным пробором, воняющими ваксой сапогами, правильными речами - лозунгами, что он, не задумываясь, нарисовал закорючку, похожую на свою фамилию и выскочил из кабинета.
   После этого случая ему поручили сколотить молодёжный отряд и назначили старшим!
  В следующий поход он выступил в кожаной тужурке, кожаной кепке и с наганом на ремне, всё как положено! Слава его росла, и он стал верить, что поступил тогда правильно. Но злости к Женьке никогда не испытывал, хоть и пытался ненавидеть врага народа, но не получалось и где-то глубоко не верилось в его вражескую сущность.
  Женьку тогда арестовали, отца его тоже, мать с сестрёнкой... наверное, куда-то уехали.
  
   * * *
  Он бодро вышагивал, весь поскрипывая, словно колесо рядом едущей телеги, соревнуясь обертонами и сравнивая запах ваксы, исходящий от брюк, куртки и сапог - с дёгтем колёсных втулок. Его вонь выигрывала близостью ноздрей, и они хищно разду-вались, всасывая свежий, но горячий ветер власти.
  Жадность хлебожоров, бывших должных хлеборобов, а таковыми были быть должны, даже если не привыкли, изумляла и бесила:
  съесть зимой семенной хлеб, порезать отобранный кулацкий скот и после всего этого прятать остатки в землю, чтобы гнил, мог
  только враг. Враг всего трудового народа! Получил эксплуата-торское хозяйство - хозяйничай, эксплуатируй его на общую пользу, а тут... Рабочие, гнили на заводах без хлеба, а хлеб гнил в ямах кулаков без них. Видать не всех ещё отправили в разные точки соприкосновения с правдой и искупления горем.
  Пораздевались притворы, услышали, что едем - пораздевались сами, оборвали детей, перепачкали сажей, а что рёбра, как обручи на бочках, так они у всей страны сейчас такие - классовая борьба - не разжиреешь!
  - Забирай всё! - крикнул он и отпихнул ногой вцепившуюся в пыльный сапог бабу. - "Или мужика... не разберёшь - страшные все, перемазались саботажники!" - он грозно взглянул на обле-пивших гнилое крыльцо голых погодков, тихо наблюдающих за валяющейся в пыли родительнице. - Пахать надо, сеять... - он наклонился к грязному гермафродиту, - а не на печи лежать! Хлеб - он сам не вырастет!
  Скрип давно не смазываемых ворот, неприятно напряг ухо, и он оглянулся - через улицу...
  Маленькое сморщенное лицо испуганно юркнуло обратно, и ворота стали закладывать притвором...
  - А ну, за мной, пошли туда... - он широким шагом пересёк улицу и толкнул старые доски... - Бояться - значит прячут! Толкнём...
  Несколько человек напряглись плечом, и калитка проломилась на ржавых петлях. Дверь в дом оказалась немногим крепче и выдержала минуту осады.
  Запах мясного бульона узлом скрутил пустые желудки, и глаза продразвёрстчиков загорелись поисковым огнём.
  - Это мы удачно вошли! - засмеялся Евтух, напрягая зрение и нюх в гнилом полумраке. - Хозяева... не накормите ли ратных пахарей?
  Ответом послужила тишина и мерное быстрое чавканье...
  - То порося в них жре! - зло воскликнул один из местных ратников. - Ще й свиню держать! - он возмущённо окинул взглядом черные глиняные углы хаты, давно не нюхавшие мела.
  Но свинья не проявлялась в полумраке, а чавканье ускорилось...
   Понемногу глаза привыкали к естественному освещению, сквозь завешенные тряпками и зияющие дырами материи окна, а нос определял направление дразнящего мясного запаха.
  - Смотри... - Георгий толкнул соседа и указал рукой на горбящийся за занавеской силуэт.
  - А ну выходь! - грозно крикнул тот и, взяв трёхлинейку на перевес, штыком откинул тряпку...
  Чавканье усилилось...
  Вращая бешенными глазами, женщина неопределённого возраста и теперь уже - пола, выхватила длинный кусок мяса из парящего казана и не жуя, давясь, стала глотать, оторванные зубами воло-кна.
  - Не дам! - рычащим бульканьем стонала она и торопилась съесть больше...
  - Что это она ест? - скривился Евтух, и его стошнило на глинобитный пол.
  - Вроде ножка... или ручка... - задрожал голосом солдат.
  Женщина, рыча, впилась зубами в тощую икроножную мышцу маленькой по размеру ноги, вытянув вперёд свободную руку, как бы защищаясь и пытаясь оттолкнуть незваных гостей.
  Второй солдат подошёл к печи и поднял мокрый скользкий мешок... Взяв его за низ, он вытряхнул на пол две кровавые детские головы, которые сразу облепили вездесущие мухи.
  - Пошли отсюда, - стуча зубами и придерживая рукой, рву-щуюся наружу утреннюю похлёбку, один из экспроприаторов потянул Жорку за рукав. - Она того... тронулась... детей съела! Да что же это такое? Пахать не хотят, а жрать то надо! На прошлой неделе, один себе руку отрубил и съел! Что же дела-ется-то? Хозяев вывезли, а босота работать не умеет или не хочет, говорят, мол, при коммунизме будет природа кормить - мать земля; лишних нахлебников убили и главное быть вместе.
  - Что ты тут болтаешь дурак! - прикрикнул Евтух, вспомнив слова комиссара с Тамбовщины: безжалостно уничтожать вра-гов... - Какая земля, пусть их хоть небо кормит, мне всё равно, рабочий класс должен питаться, чтобы строить новое общество! Что с ней теперь делать? Зерна, похоже, у неё нет; ещё кого зарубит, когда проголодается! - он задумался... но вспомнил "Катехизис революции". - Так... ты! - его палец почти ткнулся в нос подчинённому. - А мы пойдём... на хуторок пока заглянем.
  - Что я? - попятился разговорчивый.
  - Что-то не понятно? - удивился Жорка и открыл крышку дере-вянной кобуры...
  - Всё понятно товарищ, да и то... куда её оставлять... жёлтых домов больше нет, - понятливый потянул с плеча винтовку...
  Два выстрела колыхнули тряпки в окнах, и он вышел на воздух,
  бурча в усы:
  - Уйдём, соседи придут, доедят... Что, всех стрелять?
  
  Мешок кое-как досыпали до половины, но больше ничего не нашли. На хуторе под старой телегой обнаружили полудохлую кошку и удивились, что не попала в суп. Кошка шелестела кос-тями и мечтала о маленькой мышке, которая убежала в лес от человечьего голода, тем паче от продразвёрстки: если за хлеб убивали людей, то мышей... просто ели.
  - Может, сварим немного кулеша? С утра во рту крошки не было! - один из кожанов посмотрел на низкое солнце и на сиротливо лежащий в телеге мешок с зерном.
  - Сколько нашли, столько и съели, то есть ничего, а мешок для городского пролетариата! Ты что думаешь, если мы людей расстреливаем за хлеб, то сами имеем право - ловчить и подкармливаться на чужом горе? - Жорка зло посмотрел на тощий мешок... на не более толстого проголодавшегося красноармейца... и наглядно затянул портупею на две освободившиеся дырочки.
  Тот, что последним выходил из дома сумасшедшей, с интересом взглянул на него из под короткого козырька и, вздохнув, почесал коричневую от загара шею.
  
  Жорка упруго шагал впереди пустой телеги, изредка нагибаясь над диким злаком и разминая меж ладоней, ссыпал мелкие зёрна в рот.
  "Детей жрут сволочи! - злился он на человеческую слабость, - Как можно, даже если голод; ведь есть река, лес, дикий овёс, в конце концов, крапива... но детей! Нет... это просто слабость!" Он вспомнил, что крестьяне уходили из села в город, что-то обменивать, просить, но многие не возвращались. Ему лично, попадался в пирожке синий человечий ноготь. Тогда они взяли торговку и та, после короткого разговора с её сломанной, в результате, челюстью, выдала брата и шурина, промышлявших человечинкой. Как люди доходили до такого изуверства, он не раздумывал, понимая, что время такое - человек остановился у самой черты выживания и выживал по разному, и задача Жорки была очень проста и прямолинейна: уничтожать без жалости врагов! Вот и всё, ломать голову слишком не приходилось, всё было просто и обыденно.
  
  "Обыденно! - думал он, ворочаясь на горячей постели. - Тогда... да! Сегодня... нет! Неужели я ошибся по жизни? Но зато выжил! Э-эх... к чёрту такую жизнь, к чёрту мысли, что гложут
  совесть хуже могильного червя!"
  Звонок телефона подбросил его на пружинах ортопеда...
  - Да? - тихо спросил он. - Слушаю! Да Герман, я всё понял!
  - ...Извини ничего сделать не смог, так что сдавай дела... - Герман Петрович немного помолчал... - Пока не поздно! Ну всё, до встречи! Не горюй, меня тоже на рыбалку отправляют... значит, вези фирменные удочки на двоих!
  Трубка отозвалась монотонным прерывистым стоном, и Старик отключил телефон.
  - К чёрту всё, надоело! - он встал и прошёл к столику. Включив кофейник, сел в кресло и потянулся за сигарой. - "Пятая за ночь!" - подсчитал он и чиркнул зажигалкой.
  Буквально недавно, в отпуске, он прочитал подсунутый внуком роман "Чевенгур" и удивился, что автор умер своей смертью, хоть и от туберкулёза, но не в застенках НКВД. Удивила горь-кая реальность романа, порой спрятанная в гротеск, но лезущая через край серой опарой - пустяшность смерти и убийства.
  "Почему раньше это меня не волновало? - испугался он. - Привык, что ли? Неужели пропустил миг искупления и понял лишь под занавес, что творил? Не от страха ли пред Судом, понял? А ведь тогда... автор романа был моим врагом, был, иначе не ощущался, и... рука бы не дрогнула! Почему же снизошло только теперь... до меня, а ему... много раньше, можно сказать: сразу? Образованность? Слишком просто и мало! Этика? - он неуверенно качнул головой. - Не знаю, не знаю... Но ведь того капитана я не расстрелял... и даже не сообщил командованию, что рота штрафников, точнее то, что от неё осталось, отошла на исходные позиции. Почему? Потому что уже тогда понимал, что не враги эти люди? Что враг, где-то в тылу, хотя почему где-то, очень даже известно - где, он смотрит крысиным глазом нам в спину и боится, если мы станем сильными и смелыми, и тогда придём, и вырвем его усы.
  Значит, должны погибать: мы, они - штрафники, всё это мы - русские люди, солдаты и не солдаты, ведь нас много, не убудет, а ему всё равно, он даже не славянин!
  Может, он за весь Кавказ мстил? Вряд ли, ему было всё равно, люди не имели для него национальности, но он знал, что они темны, глупы и не образованы, для них национальность как раз
  важна! И... разделял...
  Почему же я не расстрелял того капитана? Лишь потому, что уже знал, кто враг? Не только! Просто до этого капитана был другой капитан Сердюк, который приходил ко мне в блиндаж и мы курили длинные козьи ножки и тихо шептали друг другу на ухо, каждый свою правду.
  А утром был бой! Жаркий тогда был бой... да и денёк не подкачал температурой, пропитывая насквозь одежду потом, им же выедая глаза, солоня потресканые губы.
  Старший лейтенант Евтух командует ротой оцепления и должен расстреливать каждого штрафника, отступившего или оступив-шегося, не важно, но побежавшего назад.
  В трофейный цейсовский шестикратный бинокль он видит тём-ную от пота спину капитана Сердюка, его поднятый, в при-зывном крике над головой, "ТТ" и перекошенный профиль раз-зявленного криком рта. Он поднимает, залёгшую и грызущую пыль, роту, в атаку... За ним встают взводные, с похожими осатанелыми лицами, в пол оборота, отдавая главную половину увлекающему массы порыву; им пока везёт: сплошная стена от взрыва снарядов ложится рядом, следующая немного дальше, взлетают вверх разорванные в клочья тела, конечности падают вместе с комьями земли, рядом, шмякают мясной тяжестью по каске, добавляя к черному - красное, выцветшее хаки, уже не хаки, а роба трубочиста и чёрные взводные со взорванными приказом мозгами, растеряв весь страх, поглощены, словно трясиной, одной мыслью: "Поднять роту..."
  Но рота лежит...
  Взводный склоняется над лежащим рядом солдатом и тянет его за гимнастёрку... - Вперёд!.. - беззвучно кричат в бинокле, его скорченные судорогой губы, но грязно - зелёная тушка всей поверхностью и душой прилипла к спасительному краю матушки - земли и оторвать её может только смерть.
  Её долго ждать не приходится: взвинченный бессилием взвод-ный, растеряно смотрит на распластанные тела солдат, на заня-тую немцами высоту, на ощерившиеся сзади тупыми рылами "максимы" заградотряда, и, скорчив плаксивую мину, стреляет в согбенную от ужаса спину солдата. Стреляет в исступлении три раза! Следующий солдат поднимает голову и смотрит в дуло его пистолета, раздумывая, не сдохнуть ли прямо сейчас от руки взводного или продать жизнь подороже. Он всегда был материа-листом, когда пускал в дело нож или топор, если к этому принуждали обстоятельства в его профессии гопника, когда шагнул из строя вперёд, чтобы искупить... так сказать, но представить себе этот ад, он не мог и страшно жалел, что не сбежал, дотянув до этого боя.
  - Ура! - вяло закричал он и оторвал влипшее в землю тело, решив пожить на мгновение больше.
  - Ура!.. - раздалось нарастающее, страшное, стадное и цепное, покатилось на заветный бугор, чтобы взглянуть оттуда на своё, но чужое, пока, забугорье.
  Вот, уже окоп... он добежал, даже не верилось, что он прос-кочил это месиво мяса и огня, он ещё жив и зубами вырвет драгоценные минуты жизни, он хочет напиться крови врагов, он чувствует редкую жажду, а потом тех - сзади - с пулемётами, но это труднее! а может легче? Не успев решить что легче, он сталкивается нос к носу с выскочившим из-за угла траншеи фрицем и едва успевает ткнуть штыком в его мягкий живот...
  - На вертел! - кричит он и чувствует себя необычайно счастли-вым, что успел. Рядом серая широкая спина лежит и душит... на взводном, который недавно чуть не убил его, и он радостно вонзает в спину штык, туда, под левую лопатку, где бьётся чужое сердце; он орудует штыком, отказываясь стрелять, - это так быстро и приятно, участвовать непосредственно в благом деле уничтожения супостата.
  Взводный смотрит с благодарностью, чуть раньше попрощавшись с жизнью и его взгляд говорит, что больше никогда он не наве-дёт пистолет на него, даже, если тот снова будет лежать меш-ком, но это единственное, что он может для него сделать, ведь сам такой же штрафник.
  Бугор наш, в окопах добивают рядовых фрицев, офицеров уби-ли раньше, поэтому языка нет. Херня, главное выжили, хоть и треть! Трофейный шнапс с ремней убиенных перекочёвывает в руки победителей и слабой крепостью поднимает настроение.
  - Трупы на бруствер! - звучит команда ротного и два остав-шихся живыми взводных дублируют её, а серые тела фрицев прикрывают низкие разрушенные взрывами края траншеи.
  - Да, лихо воюют сволочи! - с уважением думает Евтух о быв-ших уголовниках. - В роте остались только они, политических, с 58-й, давно выбили, да и неохотно их берут на фронт, боятся, наверное, что взбаламутят несознательный элемент, - он поискал окулярами капитана... - Жив курилка - коптилка... жив, пока!
  Он отложил в сторону бинокль и крутанул ручку коммутатора... - Высоту взяли товарищ майор, дрались геройски, удивлён, что не побежали. Связи с ними нет. Так точно! Есть!
  Бинокль снова нашарил оптикой взятую высоту.
  - Интересно, что там за этим бугром? А они видят... - Евтух будто позавидовал смертникам в первенстве знания, да и во-обще... Он испуганно обернулся, словно могли подслушать его мысли, но наткнулся на простые веснушчатые лица солдат, по которым трудно было, что либо прочитать, тем более в войсках НКВД.
  Штрафники ещё катили на новые позиции две оставленные сза-ди "сорокопятки", а в небе уже гудели Юнкерсы...
  - Юнкерсы! - истошно завопили испуганные голоса с высотки, растеряв в крике былую короткую радость и уткнувшись лицами в дно окопов, но ведь окоп - не целина, есть шанс выкроить ещё хоть мгновение такой страшной, но мучительно желанной жизни.
  
  - Да, "смешались в кучу - кони, люди..." - вздохнул Евтух и стиснул до хруста зубы.
  Окопов не было, да что там окопов, не было самой высоты, забугорье перестало существовать, оно открылось взору с тем-неющим вдали леском и лиловым, грозовым небом над ним.
  Коммутатор снова пропел крутилку и Евтух гаркнул в трубку, даже как-то невежливо по отношению к сидящему на той сто-роне провода более высокому чину:
  - Всё! Рота накрылась... - он хотел добавить чем, но вовремя сдержался. - Никого, немцы снова идут в атаку, они займут высоту, - он посмотрел на плоскую, изрытую воронками взрывов равнину, - вернее то, что от неё осталось. Нет, тихо, да мне и так видно в бинокль, что защищать некому. Мы? Это беспо-лезное самоубийство, у меня всего взвод и он не пушечное мясо! Я?.. - Евтух отнял трубку от уха, чтобы не сказать лишнего, несколько раз глубоко вздохнул и снова прижал. - Это ничего не изменит, только погублю мальчишек; они стрелять-то умеют только в своих, как в тире, ни разу в бою не были. Я, в штрафники? Мне всё равно товарищ майор, где умирать за Родину, лишь бы со смыслом! Так точно!.. Да пошёл ты! - он бросил трубку на рычаги, потом столкнул аппарат на землю и стал пинать его тяжёлыми солдатскими кирзачами, затем схватил бинокль и впился линзами в линию обороны... - Сержант! Быстро взял отделение и за раненными, пока фрицы не подошли... вон, уже ползут гады... Капитана поищи там внимательно.
  Он до слёз впивался взглядом в исковерканный передок, но раненых не было, отделение возвращалось назад налегке.
  - Капитана вообще не нашли, вот, планшет только, - доложил сержант и положил перед ним разодранный, но уцелевший планшет.
  Евтух развалил пополам кожаные останки и вытащил испод плёнки фотографию. Довоенный снимок, стандартное фото семьи из четырёх человек, напомнило о своём, больном и радостном. Спрятав фотографию в нагрудный карман, он странным взглядом посмотрел на установленный на место коммутатор.
  
  Беспогонный капитан штрафников, снова встал перед глазами и вытер со лба грязным рукавом смесь пота с кровью...
  - Спасибо старлей! - сказал тогда капитан, посмотрев на десяток уцелевших, самостоятельно покинувших линию обороны, солдат, затем, взглянув на бывшие редуты... которые они с невиданным упорством защищали, ставших плоскими от плюющих снарядами утюгов, сдерживая слезу, прохрипел: - За пацанов живых, спасибо!
  - Ладно, ещё надо придумать, как и что докладывать... - Евтух капнул под ноги липкой жёлтой слюной и тяжело посмотрел на выстроенный взвод заграждения. - Правильно говорю?
  - Так точно! - дружно отозвался взвод и подобрел тридцатью лицами.
  - Не беспокойтесь товарищ лейтенант, мы - могила! - нажимая на букву "о", поддержал сержант и кивнул рано поседевшей головой.
  
  Позитив фронтового случая затеплил тусклую лампадку исповеди - самому себе, и на душе стало покойнее; многое он изменил бы тогда, если б мог возвращаться в сегодня. Ну да что уж теперь... Он глубоко затянулся... потом, вдруг, резко откинув-шись назад, поперхнулся и выплюнул дым... Дымя остатками из вяло открытого рта, упал на спинку кресла.
  - Чёрт, как же всё-таки больно! Надо выпить волокардин! - помассировав левую сторону груди, он попытался встать, но острый укол в сердце снова отбросил его назад. Превозмогая страшную боль, он всё же поднялся и, пошатываясь, сделал несколько шагов в направлении спасительной аптечки, но новый приступ швырнул его на пол и изо рта пошла густая слюна. Неудобно лёжа на полу - лицом вниз, он вспомнил Рогулько... и усмехнулся в потухающем сознании:
  - От меня, Витя, не уйдёшь!
  
  ГЛАВА 19 А. Родионов
  
  Старый крупный секач танком ломился сквозь сухой тростник! Двести килограмм сплошных мышц и крепкая, покрытая бурой шерстью кожа, щитом ломали копья острой растительности.
  Но он был растерян и удивлён! Творилось что-то непонятное даже для его большой головы: свиньи с подсвинками и поросятами куда-то исчезли, хотя он упорно вёл их в глубь плавней.
  С противоположной стороны болота слышался неумолкаемый лай своры, и он подумал, что стадо там. Это было очень плохо! Приходилось идти на звук травли! А что делать? Значит, настал его час, вот только детей жалко! Самое обидное, что охотники не ели свинину и убивали ради удовольствия!
  Секач недовольно хрюкнул, развернул тушу рылом назад и ско-рой трусцой побежал к своим.
  Он не успел подбежать к визжащей от ужаса семье, точнее тому, что от неё осталось, как три крупных пса с рычанием повисли на его боках.
  Резкий взмах головы и один, жалко скуля, отлетел в сторону с вывалившимися наружу внутренностями. Ещё удар длинного острого клыка и второй пёс забился в предсмертной агонии.
  Секач дорого продавал жизнь!.. Затоптав третьего, он ринулся на свору, крутящуюся вьюном вокруг него, но опасающуюся атаковать. Запах крови возбуждал собак и останавливал: кровь была их!
  - Ты смотри, как он убивает моих собак! - Мехмес Одзе подскакав на взмыленном скакуне, резко осадил его, чтобы не налететь на страшные клыки крутящегося волчком и расшвыри-вающего в разные стороны собак, кабана. - О Аллах, мой бедный Караим! Стреляйте, что вы смотрите болваны! - он с ненавистью глянул на Зарука и Фархада Шигуди. - Я потерял своё ружьё в зарослях!
  Зарук понимающе кивнул и, выстрелив, попал в одну из собак, та истошно взвизгнув, отскочила в сторону и забилась в предсмертных конвульсиях...
  - О... что ты делаешь глупый шайтан?! - вскричал Мехмес и сдержал нервничающего коня. - Я отдам твою голову псам!
   Ещё один выстрел прозвучал над плавнями и кабан крутнулся на месте, но тут же бросился на собак.
  Тростник затрещал, ломаясь под грудью коня, и на вытоптан-ную прогалину выскочил Ак - Кемаль, потрясая карабином.
  - О, он ещё цел! А ну... - прижав приклад к плечу, он прицелился...
  Зарук, объехав поляну, с визжащим, рычащим, плюющимся кровью клубком животных, оказался как раз напротив принца и, прицелившись в кабана, выстрелил...
  
  Венера неслась на звук выстрелов, по пробитой в тростнике тропинке. Её лошадь тяжело дышала, и за ней едва поспевал на своём иноходце шейх Омар. Он недовольно ворчал, что ввязался в эту бессмысленную бойню и бессмысленные, как он считал переговоры с Исламским фронтом спасения, одним из руково-дителей которого являлся двоюродный брат Ак - Кемаля - Мехмес Одзе - редкая сволочь и мерзавец!
  На душе шейха было неспокойно, он отговаривал принца от поездки в Алжир, слишком непредсказуем был его брат, способ-ный на любую гадость, но Кемаль смеялся и отвечал, что на всё воля Аллаха, а с фундаменталистами у них мир!
  Омар тогда напомнил, что они едут не охотиться, а убеждать Мехмеса в бесполезности и безнравственности террористической деятельности.
  - Ты у меня главный дипломат, вот и убеждай! - смеялась счастливая молодость, показывая белоснежные крупные зубы. - А мы с Венерой развлечёмся, она никогда не была на охоте!
  
  Конь, пронзительно заржав, вынес шейха к месту травли и он увидел стоящую на коленях Венеру, ревущую, как верблюд, ощутивший под горлом нож и бьющую кулаками в грудь, лежа-щего на спине Кемаля.
  Свора лающих собак, рвущих зубами окровавленную тушу кабана, приторный запах крови - всё свилось в немыслимый ком и закрутилось против часовой стрелки ускоряющейся в обратном движении спирали.
  - О Аллах! Спаси нас грешных! - простонал Омар и упал на ко-лени перед Кемалем. Глаза его сына, голубые глаза, медленно те-ряли синь и, наполняясь стеклом, почти мудро смотрели в небо.
  - Кемаль! - крикнула не своим голосом Венера и упала рядом, на мокрую от крови и влаги, взрытую землю.
  - ЛА ИЛЛЯ ИЛЬ АЛЛА, МОХАММЕТ РАСУЛ АЛЛАХ! - старик, уронив голову на грудь Кемаля, тихо читал молитву и вдруг понял, что больше незачем жить. Он всегда думал, что живёт для людей, для добра, для истины Бога, а сейчас понял, что ошибался! Всё было гораздо проще и в то же время сложнее!
  Наконец закончив читать суру, он поднялся и, увидев растерян-ный, бегающий взгляд Мехмеса, спросил:
  - Как же это?
  - Прости господин, это я виноват! - Зарук змеёй подполз к ногам Омара и стал истово целовать его сапоги. - Принц сам прыгнул под пулю! Я нажимал на курок, а он, вытащив нож, кинулся на секача! Хотел, наверное, зарезать! - Зарук глупо констатировал факт поступка и прильнул щекой к грязной обуви шейха.
  - Собака, что ты наделал?! - Мехмес заплакал, и слёзы прочер-тили грязные дорожки на запылённых щеках. - Мой брат!.. В моём доме!.. Как мне теперь жить?
  Неожиданно опустив винтовку дулом вниз, он дважды нажал на курок. Спина Зарука вздулась двумя дырочками с торчащей из них защитной тканью и обмякла в грязи.
  - Это уже лишнее! - устало проговорил Омар и, перешагнув
  через тело чёрного яундэ, нагнулся над открывшей глаза Вене-рой. - Вставай девочка, случилось непоправимое!
  На помощь запоздало кинулся Шигуди, стуча зубами, он заглянул шейху в глаза и тот брезгливо поморщился.
  Правильно оценив реакцию Омара, Фархад отодвинулся на задний план, спрятавшись за спиной теперь уже наследного при-нца Мехмес Одзе.
   * * *
  
  - Почему ты отпустил старика? - гневно прошепелявил Хосро. - Ты что не понимаешь, чем всё может кончиться?
  Мехмес задумчиво мерил шагами длинную узкую залу, распи-нывая по углам попадающие под ноги вездесущие подушки.
  - Слушай Хосро, дорогой, почему ты так любишь мягкое? - он снова отфутболил ближайшую подушку в сторону. - Ладно, ладно, не сердись! Я всё понимаю, а ты как раз наоборот мой птенчик! Сейчас не время убирать Омара, пойми! Какой - никакой, а он свидетель несчастного случая на охоте, и если его не отпу-стить, обвинения в убийстве наследного принца, мне не мино-вать! Понял? Не совсем ещё выжил из ума твой Мехмес!? А вот позже, когда всё уляжется... обязательно! - принц, подойдя к любимцу, ласково провёл пальцами по его щеке. - Ну, а почему мой львёнок такой грустный?
  Хосро раздражённо отодвинулся и пробурчал в сторону:
  - Ладно, может ты и прав, подождём! Но наша связь с тобой ему известна и он постоянно повторяет эту противную суру, грозящую нам смертью. Убей его, наконец! - нервно вскочив, он отбежал к окну и стал высматривать что-то за ним.
  Ничего, видимо, не увидев там интересного, под давлением лич-ностных ассоциаций, он раздавил пальцем, спокойно ползающую по стеклу муху, и крикнул с надрывом:
  - Мне надоел мой "Порше", хочу "Феррари"!
  Мехмес громко рассмеялся и, подойдя к окну, обнял молодого человека.
  - С этого бы и начинал дурачок! А как наш язычок?
  Плечо Хосро обиженно дёрнулось, но руку принца не сбросило.
  - Ты подаришь мне "Феррари"? - спросил он уже более учтиво.
  - Да теперь, хоть Боинг 747! - лизнув ухо любимца, Мехмес от-
  ступил к тахте и призывно поманил рукой...
  В этот раз Хосро взял его сверху, как мормон супругу, вытирая
  грудью потный, волосатый живот немолодого любовника и полу-чив в благодарность - орден на грудь - в виде плевка спермы!
  По его понятиям, "Феррари" этого стоил!
  
   * * *
  Бассейн подёрнулся мелкой рябью, как только она вошла, словно предчувствуя разлуку. Солнце скромно спряталось за снежную бурку облака, и он потемнел от грусти.
  Венера тяжело вздохнув, присела на мраморный бордюр и провела пальцами по чистой поверхности водоёма, разгоняя морщинки с его бирюзового лица. Лицо вдруг улыбнулось, и она вздрогнула: ей показалось, что Кемаль смотрит из глубины и манит рукой.
  Стало холодно, несмотря на тридцать градусов тепла, и она нагнулась над водной рябью...
  Две слезинки разбавили солью пресную синь, и лицо любимого растворилось в играющих на дне бассейна светлых зайчиках.
  Она горько вздохнула и приняла прежнее положение.
  Мягкая рука легла на её плечо и, подняв вверх голову, она посмотрела в заплаканные глаза друга.
  - Не плачь дочка! - Омар вытер платком мокрые набрякшие горем глаза и дрогнул голосом: - Ты уже собралась?
  - Да я готова!
  - Вот, возьми это на память... о нём! - старик протянул сияющий драгоценными камнями кривой ханжал. - Это семейная реликвия, он принадлежал ещё халифу Абдаррахману - III Омейяду, клинку тысяча лет, а на лезвии ни одного изъяна! Всё остальное теперь принадлежит Мехмесу Одзе, потому что наследников у Ак - Кемаля не было!
  - У меня будет ребёнок! - тихо проговорила Венера, продолжая тупо смотреть в синюю глубь.
  Эмир просветлел лицом и зашуршал одеждами...
  - Какое счастье! Значит Кемаль жив, он возродится в твоём ребёнке и это будет мальчик! Я твёрдо знаю - кто, потому что видел сон! Но наследником он не станет никогда - ваш союз не освящён и ты не являешься законной женой, а твой сын никогда не станет Алауитом! - крупная слеза скатилась по щеке старика в уголок морщинистых губ. - Но главное, что Кемаль не умер, а титулы...
  это всё пыль! Пойдём, вертолёт ждёт, мы летим в Тунис!
  - В Тунис? - встрепенулась Венера.
  - Ну... ведь там твои документы, вещи, в конце - концов! Пора тебе домой девочка, небось, потеряли родители!? - Омар тепло улыбнулся и помог Венере подняться.
  - Я не хочу в Тунис, там Петя, Виктор Иванович! Я боюсь! -
  Веня поёжилась и в отвращении скривила губы.
  - Там, сейчас, временно исполняющий обязанности консула - Сергей - пресс секретарь Евтуха! Пусть гурии услаждают его вечно в раю! Сильный был человек! - Омар кивнул, прочтя немой вопрос в глазах Вени. - Консул умер! Сердце! Второго консула зарезали в Москве! Петя сидит в тюрьме!.. - он пристально надавил взгля-дом, чтобы глаза Венеры не выпали из глазниц от неожидан-ности. - Да, да, бояться тебе уже нечего!
  - А как же Геля, вы говорили, что разберётесь с этим вопросом! Её глаза почти приняли естественное положение, но всё ещё готовы были выскочить в свет, обильно купаясь в сдерживаемых слезах.
  - Я спрашивал у Шигуди о ней, и он ответил, что подарил её Мехмесу, а что дальше... ему не известно! Не по чину ему задавать такие вопросы принцу! - шейх вздохнул, - Мехмес - педераст и девушка ему может быть нужна лишь для извра-щений. У меня плохое предчувствие: боюсь, с твоей подругой случилась беда! Да ещё этот бедуин Хосро! Тот вообще женщин ненавидит, считая порождением зла, хотя должен бы ненавидеть добро, поскольку душу носит чернее сажи! Наверное, притворя-ется дьявол!
  - А что они могут с ней сделать? - наивно воскликнула Веня, и затряслась посиневшими от страха губами.
  - Всё!
  - Как это?
  - Всё! - пожал плечами Омар. - Мы на Востоке! Здесь с жёнами не особо церемонятся, а с каким-то презентом... Крепись дочка, сколько горя на тебя сразу свалилось!? - он привлёк девушку к своей груди и прижался щекой к её плечу: Венера была на треть головы выше!
  - Но ведь надо же что-то делать?! - крикнула Веня и всхлипнула
  взаправду. - Поехали обратно, к этому Мехмесу, я ему всё скажу!
  Я ему войной пригрожу - с Россией!
  Омар грустно посмотрел на наивную девочку, понимая и раз-деляя её горе:
  - Она ведь... даже не американка! - тихо сказал он. - А Россия слишком занята собой, чтобы думать о своих гражданах и об этом знает весь мир! Россия может уничтожить маленькую Чечню из-за нефти, но за своих пленных солдат не выложит полушки! Пойми доченька, наконец: кто ты и где живёшь, смирись или борись - это твоё дело, но плетью обуха не перешибёшь! Силам Зла нет предела, сруби голову, а на её месте - две, срубишь две - на их месте четыре! Тупик какой-то!.. - шейх яростно замотал седой головой. - Лучшие гибнут, а мерзавцы процветают! Сыно-чек мой, как же ты меня осиротил! - он сел на стул и схватил себя за бороду. - Как же жить то дальше?
  Венера с трепещущим сердцем наблюдала за страдающим Омаром и уже сама была на грани суицида; она посматривала на острый край бассейна, раздумывая: если упасть головой на бордюр, то тело скатится в бассейн и утонет, утонет без мук, лишившись сознания! Но как же тогда он - этот несчастный старик, он вообще останется один?!
  Мысль о том, что она кому-то нужна, вернула душевные силы и, подойдя к шейху, Веня крепко прижала его к себе, удержи-вая, пока конвульсии горя били немощное старое тело.
  - Я остаюсь здесь! - немного успокоившись, твёрдо проговорил он.
  - Нет, вы едете со мной в Россию, здесь у вас никого! - вос-кликнула она, продолжая сжимать маленькую фигурку.
  - А там? - Омар усмехнулся. - Я уже давно человек Востока, а если и русский, то не ваш, не нынешний, ментальность дворя-нина не уживётся с обществом торгашей. Ты даже не представ-ляешь дочка, сколько таких Мехмесов, Шигуди, Хосро живут рядом с тобой, проезжают мимо на дорогих машинах, издают для тебя законы и устанавливают свои цены! Так куда ты меня зовёшь? Лучше я останусь у могилы моего мальчика! А вот ты, когда родишь, можешь приехать ко мне, и мы снова вырастим маленького Ак-Кемаля! Я подарю ему жеребёнка - ахалтекинца, это любимая порода принца, и научу быть человеком! - Омар грустно взглянул на Венеру. - Иди! Тебя встретят в Тунисе! Всё, никаких слов, иди! Буду нужен - звони!
  Резко развернувшись и взмахнув полами халата словно кры-льями, он, не оглядываясь, стал спускаться вниз по высоким каменным ступеням.
  - Сына назови Кемаль! - донеслось снизу, и двери тяжело скри-пнув на древних петлях, захлопнулись.
  Вертолёт, раскручивая лопасти, стал гнать пыль в сторону цветочных клумб и цветы, задыхаясь, гнулись к земле, молча, осуждая нерешительность женщины и её жестокосердие.
  Буд-то услышав их тихие стоны, она встрепенулась и взбежала по трапу.
  - Поехали! - память подсказала, кому принадлежали эти славные слова и ей стало по-домашнему уютно и тепло, а ещё она поду-мала, что Гагарин и тысячи других порядочных людей совсем не были похожи на Мехмеса и присных с ним чудовищ, хотя, конечно, время у Отчизны действительно тяжёлое и отвисло под гнётом арональной философии до самой Геенны Огненной... уже при этой жизни! Она ещё раз взглянула на опускающийся вниз, склонившийся в прощальном реверансе всеми башнями замок и прошептала: - Прощай любимый!
  
  ГЛАВА 20 А. Родионов
  
  Громкие шумы в желудке и в остальном витом шлангообразном обеспечении, уже тридцать минут, как подсказывали: что пора бы отобедать, набраться сил, наглости, затем, уже спокойно, без нервного напряжения, свойственному голодным мужчинам, про-должить сбор дани с задолжавших ленников, подсластив пилюлю сладкозвучной песней сирен!
  Но народ сегодня был неугомонно добр и дуэт решил, что Герма-нией одержана какая-то спортивная победа! Скорее всего, на футбольном поле!
  Германия всегда очень хотела, мечтала, любила побеждать: и в войнах с Марком Аврелием, и с Александром Невским, и с Наполеоном, и в первой и во второй мировой; всего не пере-числить! Отсюда и спортивные победы, достижения в экономике, социологии. По Фрейду - сублимация чистой воды!
  
  Наконец затишье наступило и стук монет о дно кофра, всё реже отвлекал, торгующего жареными каштанами соседа.
  - Ну что, может похаваем? - Никита довольно постучал ногой по кофру, и тот отозвался приятной металлической наполнен-ностью.
  - Пошли! - Игорь убрал последнюю порцию монет в отделение для шнуров и, уложив на бархатное ложе гитару, закрыл замки на дерматиновом боку кофра.
  - По цыплёнку?
  - Не, по половинке!
  - Слабак!
  - Обжора!
  - Я съем целого! Жена уехала домой и я не знаю почему, но постоянно голодный!
  - А чего она уехала? - ехидно улыбнувшись, спросил Игорь.
   Никита поскрёб затылок и вздохнул:
  - Говорит, соскучилась по родителям, да и работы нет!
  - Как это нет, а ресторанчик рядом с гостиницей, а у Янека убираться? - Игорь округлил глаза.
  - Говорит, что не для того институт заканчивала, чтобы посуду мыть и полы драить! - Никита виновато поджал губы.
  - А-а-а... Ну да, ну да... - Игорь понимающе кивнул, скривив свои. - Белая кость! Папа полковник, а муж уличный музыкант! Пони-маю! А кем папа сейчас работает?
  - Он на пенсии!
  - У военных пенсия с сорока пяти лет! Кем спрашиваю, сейчас
  работает бывший настоящий полковник?
  - Ну шофёром в фирме какой-то! Чего пристал? - Никита недо-вольно отмахнулся.
  - Ага! Значит, моет и драит, и ничего?! - удовлетворённо конс-татировал сей факт неугомонный Игорь.
  Его всегда раздражали ухмылки знакомых, как только те узнавали, где и как он работает, что совсем не мешало им с удовольствием поглощать литрами, купленное им пиво и прочие напитки с закуской. Рассказывать им, каких людей он встречал на улицах Берлина, Игорь считал лишним и бесполезным, понимая, что их презрение является обычной завистью - у одних, и серым соц.атавизмом - у других, у третьих - это вызывало лишь одоб-рение, потому что сами старались из последних сил не упасть в нищенскую яму и не обездолить семьи в труднейшее время.
  Игорь тоже был подвержен болезни - называемой гордыней - одному из серьёзных библейских грехов, и когда в ресторане, где он работал, ему стали кричать:
  - "А ну давай!" или "Я гость твоего хозяина, поэтому будешь лабать бесплатно, пока не скажу стоп!"
  Игорь, не привыкший к такому обращению (за редким исключе-нием), нервничая, проглатывал стакан коньяка и лез на рожон, крича, что у него нет хозяев, в отличие от хозяйского гостя и пока тот не положит на барабан таксу, музыки не будет!
  "Хозяин" же отшучивался на следующий день, но Игоря не выгонял - многие клиенты ходили именно на него!
  Поэтому в очередной раз, поскандалив с подпившим гостем, он плюнул и сказал:
  - Если уж унижаться, то хоть не бесплатно! - и поехал в Стокгольм.
  Сейчас он с осуждением смотрел на ни в чём не повинного Никиту, как думал тот, считая его достаточно виновным в отно-шении его жены к труду вообще!
  - Ладно жри, раз голодный! - безразлично, с оттенком презрения
  согласился Игорь, подумав: не слишком ли он строг к чужим слабостям? Поразмыслив секунду над этим, он сделал вывод: "Строг, если их слабости мешают мне!" - Но потом не спи, - он посмотрел на Никиту в упор, - а то вычту за плохой конечный результат!
  - Сам не спи! Когда это я спал? - обиделся Никита, не забывая высматривать свободный столик.
  - Ты, как наешься, потом темп замедляешь; энергетика пропадает, и люди хуже бросают! - Игорь поиграл желваками. - Что, не замечал?
  Никита устал от слишком затянувшегося изучения меню и, скривив рот, пожал плечами:
  - Ну ладно, съем hälfte kücken,* если всё так принципиально!
  Получив бумажный пакет с половинкой горячего цыплёнка, он обиженно выложил снедь на бумажную тарелочку и недовольно посмотрел на жареную мелочь.
  Игорь, хитро подмигивая приятелю, впился зубами в оторванную у половинки, единственную ногу и довольно покачал головой.
  Никита, вздохнув и посмотрев по сторонам, как бы ища заступ-ника и желая показать, до чего тяжела и неказиста жизнь советского артиста, вынужденно поднёс курятину ко рту и, посмотрев на неё ещё секунду, вонзил в белую плоть острые зубы.
  - А цыплёнок - сухой! - чему-то, обрадовавшись, воскликнул он и положил кусок мяса обратно на тарелку. - Сюда нужен майонез или кетчуп; пойду, принесу.
  - На Alexanderplatz всегда сухие цыплята, зато дешёвые! - резонно заметил Игорь, обсасывая косточку.
  
  Достав пачку сигарет West - украинской фасовки, купленную у вьетнамцев в два раза дешевле, чем в местных магазинах, Никита угостил Игоря и себя никотиновой палочкой.
  - Хорошо! - проговорил он, выпуская большое облако дыма в серое небо. Он посмотрел на бегущие низко облака и сыто улыбнулся Игорю. - Представляешь, а ведь до двенадцатого века здесь жили славяне!
  
  * hälfte kücken - нем. - половина цыплёнка
  
  - Западные! - откликнулся Игорь, оглядываясь и разыскивая глазами урну, чтобы выбросить окурок.
  - Ну и что, всё равно славяне, - упрямо протянул Никита. - Да затопчи ты его!
  - Их почти всех истребили, а земли заселили голландцами, фламандцами, германцами. - Игорь зевнул. - Какая разница, где, кто и когда жил!? Блин, работать неохота! Может, поедем домой? Сегодня хорошо накосили!
  - Ещё пару часиков поработаем и отвалим! - Никита тоже зевнул. - Всё пошли arbeiten! И если ты будешь замедлять темп... А то зевает он, домой захотел! Вперёд! Аrbeiten, arbeiten, и ещё раз arbeiten!
  
  Они медленно приближались к своему переходу... темнело... Немчура группами тянулась к домашнему очагу с чувством вы-полненного долга, мечтая о двух банках пива, потеющих в ожидании вскрытия, и мягкой пружинистости дивана у включенного телевизора. Чтобы не откладывать ожидаемую приятность в долгий ящик и не тратить время на приготовление пищи, они быстро жевали: доннер - кебабы, хот - доги, пиццы и прочую скороделку, но и труднопереварилку.
  Темнело...
  Приятные, чарующие звуки флейты обнимали спешащих домой и те невольно замедляли шаг, чтобы дослушать музыкальную фразу.
  - Слышишь? - насторожился Никита.
  - Да! - Игорь удивлённо улыбнулся.
  - Это у нас?
  - Кажется!
  - Что за борзость?! - Никита ускорил шаг...
  
  Молодая женщина увлечённо дула в свою металлическую трубо-чку под барабанный аккомпанемент сыплющихся металлопадом денег.
  - Во башляют! - Игорь зажмурился от негодования.
  - Наши деньги зарабатывает! - откликнулся его коллега. - Сучка!
  - Я её знаю, это жена Вити из Днепропетровска! - узнал жен-
  щину Игорь и его тон несколько смягчился. - Может и правда, хватит на сегодня?
  - Знаешь что?! - в гневе воскликнул Никита. - Ты мне весь обед испортил, я вообще не наелся, а теперь домой?! - тут ему в голову пришла неплохая, как ему показалось, идея и он спокойно предложил:
  - Ну, если ты такой чистоплюй, нет, я неправильно выразился, извини - джентельмен, то можешь выплатить мне форс - мажор-ные и мы поедем домой! Каких-нибудь тридцать марок!
  Предложение Никиты почему-то не нашло отклика в душе Игоря и из его груди вырвался тяжёлый вздох.
  - Ладно, работай с ней, но я буду молчать! Пойми ты, наконец, что я знаком с её мужем и мы даже в приятельских отноше-ниях! - Игорь готов был провалиться сквозь землю.
  
  Вышибать конкурентов с точки, Никита умел блестяще!
  Ещё бы он не умел, при своих - метр девяноста росту, и косой сажени в плечах! Но сейчас был другой случай и он что-то долго, высокопарно объяснял бледнеющей от его хамства жен-щине, пытающейся защититься слабостью пола, но реально понимающей, что на базаре, как и на войне, женщин нет, тем не менее, на что-то слабо рассчитывающей, может потому, что узнала Игоря.
  А Игорь краснел, бледнел, но никто ему по-дружески так и не спел:
  - Музыкант, музыкант улыбнитесь, ведь улыбка это шанс для рубля!
  В конце - концов, женщина одарила джентльменов "благодарной" улыбкой и, сунув дудку под мышку, отступила...
  Работа всё равно не пошла, в наказание за жлобство, да и как она могла пойти, после такого глубокого зондирования собст-венных моральных останков и объедков этики.
  Приятели понимающе переглянулись и ни слова не сказав, покинули точку, тепло, по-русски, вспоминая Лопе де Вега!
  А Игорь только сейчас понял, на кого она была похожа - эта женщина - жена Виктора von Днепропетровска.
  "Эх жлобяра! - разозлился он на себя. - Который раз гадишь в душу - собственную, чужую, на свою карму!"
  Ему стало грустно и горько, а мысли, пробиваясь сквозь завалы времени, поползли по волнам памяти...
  
  ГЛАВА 21 А. Родионов
  
  Очередной районный смотр вновь объединил расползающийся по швам коллектив Дворца Культуры, заставив собирать в склад-чину - на троих и более, но главное не в одни губья.
  Всем культурным миром выходили на сцену, показывая дости-жения художественной самодеятельности, ведь на миру и смерть красна! Но умирать не давали никому, от жажды точно!
  
   Игорь and company сидели в конце зала, бурно обсуждая свой
  последний выход на сцену; на днях, трагически погиб Джон Леннон, и песня, посвящённая великому музыканту, родилась за девять минут, доказывая, что цикл беременности у истинных талантов не подлежит никакому научному прогнозу!
  Эту песню и выставили на смотр.
  Она была ещё совсем сырой, но ребята надеялись на успех и небезуспешно, так им, по крайней мере, казалось: шестым чувством ощущая правоту своей неадекватности - мудрому рационализму перестраховщиков от культуры.
  - Эти козлы нас зарубят, с твоим соло, - сквозь зубы процедил
  Гога - лучшая бас-гитара города, душа конфликта и гроза уборщиц. - А там, где ты поёшь фальцетом си - третьей, вообще не пролезет.
  - Почему не пролезет, "Би Джис" не запрещён пока, это тебе не "Чингиз Хан", против нас ничего не имеют, и бомбу на Москву сбросить не обещают! - Игорь подмигнул Борьке - клавишнику и они довольно захохотали.
  - Смех - смехом, но Гога может оказаться прав, - Боря перевёл взгляд на длинного басиста, сгорбившегося за спинкой сидения и
  прикуривающего, в тихушку, короткий бычок сигареты.
  Игорь, проследив за взглядом Бориса, побледнел:
  - Ты чо, вообще ох... хочешь, чтобы нас поперли?.. То на фано окурок тлеющий забудет... то поскользнется в собственной луже слюны - урод какой-то! Выгоню к е......ней матери! - заведя себя перечислением проступков беспредельщика - неряхи, он зверски посмотрел ему в глаза.
  - Всё, всё, ну забыл я, что мы в зале, ну такой я урод, да! -
  Гога поднял руки вверх. - Ты лучше о музыке думай сейчас, а не о порядке, старшина херов.
  - Я о ней и думаю... Хрен с ними, зарубят, так зарубят, единственное, что они могут нам предъявить, так это - подражание Западу. Зато нас услышат люди, а это важнее! Достало уже про погибающих комсомольцев петь; в школьном хоре надоело...
   Никто не стал ему возражать, поэтому, решив, что прав, он хлопнул друзей по рукам и стал наблюдать за происходящим на сцене, где девичий танцевальный коллектив, одетый, судя по зелёному сукну и трём красным ромбам на груди, в военную форму первых лет Советской власти, вколачивал каблуками гвозди в грохочущие половые доски и визжал, как ала басмачей, несущаяся на тринадцать умирающих от жажды красноармейцев. Приятно удивившись, он обратил внимание, как в танце расцвела Нино Гогори... (нет, не ...швили), как идёт ей военная форма! "Да это совсем другой парень!" - засмеялся Игорь и его светлое мужское "начало" - его янь, отозвалось тревожным гудком, объясняя тёмным славянам, что "конец" не может быть концом, в любой философии, любого этноса, поскольку является именно началом зарождения жизни. Можно конечно возразить, что за началом следует конец, а за концом - начало, что одно вытекает из другого, но Игорю сейчас это было не интересно, так как Ниночка Гогорина бойко била каблучками, её румянец полыхал, как заря, а глаза... Да, точно, глаза! Вот чего не замечал он раньше; как раз, кстати, вспомнилась песенка, бывшая недавно очень модной: " ...эти глаза напротив - калейдоскоп огней...". Калейдоскоп огней... - неплохо сказано!?
  
  После районного смотра, Игорь - в драбадан пьяный, как и большинство работников Дворца, мирно, детски посапывая, уро-нил вихрастую голову на круглые девичьи колени. Увы, ему было и невдомёк, как матерински нежно охраняет Нино его сон - тяжелый и угарный - гладя слипшиеся от пота на висках волосы и осторожно вытирая маленьким белым платочком испарину, с играющего желваками, злого, но дорогого ей лица.
  Ниночка оказалась девственницей!
  Игорь тупо смотрел на небольшое красное пятно, появившееся на диване садового домика, и жевал в раздумье слюну...
  - Ты что, предупредить не могла? - контратаковал он.
  - А зачем? - его, изучающее, обожгли её калейдоскопины. - А-а! Вот оно что!? - Нино грустно усмехнулась, - Успокойся!.. Ты ни в чём не виноват и я ничего не требую, - она как-то угловато поправила юбку. - Прости за пошлость, но чего хотела - на то и налетела!
  
  "Требую - не требую", а на следующий вечер, по этому поводу, состоялся очень неприятный разговор с одним типом.
   Влюблённый тип занимался хоккеем и на все сто был уверен в
  своём физическом превосходстве.
  Выйдя с ним на заднюю часть двора ДК, Игорь быстро взбил ему холку, пропустив удар в правую скулу - дискотека - трез-вым быть скучно!
  Оставив хоккеиста утираться, он зашёл в туалет смыть кровь, но не успел - наряд милиции предложил ему проехать с ними...
   Заявление, к счастью, потерпевшим подано не было, и с утра пораньше, выписав пятьдесят рублей штрафа за нарушение обще-ственного порядка, Игоря изгнали из стен милиции, пообещав сообщить о вопиющем безобразии на работу.
  
  Хоккеист ещё раз пришёл к нему на разборку, но говорили спокойно, без драки. Игорь рассказал всё, как было, удивляясь подавленному виду парня и не понимая, что за проблемы тот создаёт себе и людям!
  - Мы должны были через месяц расписаться! - рассеял его сомнения жених. - Говоришь, была девочкой?
  - Ну да... была! - чего-то застеснялся Игорь. - Да...
  - Ну и то!.. - промямлил хоккеист. - Ладно, бывай! - он пожал Игорю руку и открыл дверь в вестибюль. Обернувшись и замяв-шись на мгновение, всё-таки спросил:
  - Ну а вы что теперь?.. Жениться будете?
  Игорь опять как-то застеснялся и жалко улыбнувшись, промямлил:
  - Посмотрим... Всё так сложно!
  - Ну да... сложно! - вздохнул парень и тихо закрыл за собой
  дверь. Его шаги гулко и медленно удалялись, словно останавли-вающееся сердце Кинг - Конга.
  
   * * *
  Репетиция заткнулась на последней сбивке, и все весело загомо-нили, взбудораженные удачной пробой новой песни... Дверь тихонько треснула щелью, и в ней обозначилось узкое бледное лицо Нино.
  - Ну ладно, ждём тебя на крыльце пятнадцать минут, чинно проговорил Борис и коллектив потянулся на выход.
  Закрыв дверь на ключ, Игорь подошёл к Нино и положил руки ей на плечи...
  Поцелуй был долгим и страстным...
  - Будто прощаемся! - выдохнул он, оторвавшись от девушки.
  - А ты не хочешь? - она внимательно заглянула ему в душу.
  - Не хочу! - честно ответил Игорь и потянул её на себя.
  - Тогда сделай мне предложение! - она, сопротивляясь, не шла на сближение.
  - А твой хоккеист?
  - Он ушёл!
  - А ты?
  - Я его не любила!
  - И что мне теперь делать? - глупо спросил Игорь, уже забыв о предложении сделать предложение!
  - Ты не должен был ему всё рассказывать! - Нино вдруг горько заплакала и села на стул. - Он бы на мне женился, он меня любит!
  - Ну ты же сама... сама говорила: за что боролась... и так далее!.. - Игорь в бессилии сжимал и разжимал кулаки, хрустя суставами пальцев. - "Во попал!" - думал он, проклиная свою неразборчивость.
  - Ладно я пошла! Не провожай! Ты просто подлец! - Нино скукожившись телом и душой, медленно подошла к двери и, дважды щелкнув ключом в замке, не оглядываясь, вышла прочь. Игорь слушал её удаляющуюся поступь и вспоминал затихающие шаги хоккеиста... - А... всё равно наша сборная уже не лучшая в мире! - подумал он, понимая, что мысль несвоевременная и дурацкая - на редкость!
  Нино долго не выходила замуж, потому что гуляла; потом нашла какого-то военного и уехала с ним на Ямал!
  Хоккеист женился сразу, на первой попавшейся и каждый раз напившись, кричал в её слезоточащие глаза, что не любит!
  Чем дольше жил Игорь, тем неприятнее было воспоминание о четырёх испорченных им жизнях.
  Кто-то скажет - детские страшилки, а у него вот - страдалки!
  
   * * *
  - Нет, Никита, так нельзя! - неожиданно проговорил Игорь, и Никита, закемаривший под ровное гудение колёс электрички, вздрогнул:
  - Что... а... как нельзя? - память медленно восстанавливала вопрос, который он проспал.
  - Как мы - с флейтисткой - по-козлячьи!
  - Да ну тебя! - Никита снова закрыл глаза. - Чистоплюй!
  - Помнишь, ты удивлялся, сколько в Германии русских козлов? -Игорь толкнул приятеля локтем. - Помнишь?
  - Ну и чо? - Никита недовольно пробурчал вопрос, не повора-чивая головы от окна.
  - А вот то! Пидарастёшь - поймёшь! - Игорь вдруг успокоился, подытожив сальдо свого позитива... - надежда ещё оставалась.
  
  ГЛАВА 22 А. Родионов
  
  - Алло! Никита? Ну, как вы там, собрались? Я скоро буду! Только... можно с другом, а то его деть некуда, неудобно бро-сать, так сказать!
  - Валяй с другом, какие проблемы; хавки - горы, пойла - море!
  Никита радостно ухмыльнулся.
  - Хо-хо... парниша! - Славик положил трубку, и она захныкала в ухо Никите - нудно, однообразно, будто притворяясь.
  - Кто звонил? - поинтересовался Игорь, распаковывая коробку с чешскими бокалами. - Мама будет недовольна!
  - Откуда она узнает, кто звонил? - хихикнул Никита. - Если ты ещё не знаешь сам!
  - Да пошёл ты; я о бокалах, что домой не довёз - новыми!
  - И я о том же, а звонил Славик; сказал, что приедет с другом!
  - А!..
  - Угу!..
  - Ладно, тащи своё блюдо хрустальное, что тебе бабка из соседнего подъезда подарила; оливье некуда насыпать! - Игорь сковырнул с банки зелёного горшка - крышку и высыпал его в глубокую миску.
  - А говоришь некуда, - Никита взглянул на миску, на зава-ленный продуктами стол и тяжко вздохнул. - Блин, развёл тут совковую кухню, нет, чтобы послушать умного человека и сделать всё по фирмé!
  Игорь усмехнулся, перемешивая руками салат, но ничего не ответил, лишь покачал головой.
  - Купили бы всё готовое, в красивых упаковках, одноразовую посуду и никаких забот! Как у Сьюз! Помнишь? - не успо-каивался Никита, раздумывая: стоит ли пачкать красивое и дорогое блюдо.
  - Да придут-то все наши, а им в отличие от тебя, знаешь, как надоела эта одноразовщина!? Им домашней пищи хочется! Это ми через тва тня тома путем кушить карячий пльов, а они только мечтать и давиться своими "дёнерами"! - Игорь сочувственно цокнул языком и пошевелил ноздрями, будто вдыхая запах узбекского плова.
  - Ну ты нарисовал картинку, аж слюни потекли! - засмеялся Никита. - Честно говоря, за эти пол года я тоже соскучился по нашей хавке.
  - Лишь бы не по ханке! - подмигнул Игорь.
  - Что за намёки? - обиделся Никита. - Ну, попробовал один раз, ради интереса, так что? Кстати, совсем не понравилось!
  Игорь кисло скривился:
  - Ханка, между прочим - китайская водка, а не то, что ты поду-мал. Ну, а если о том - о чём... так тебя, твои друзья айзю-лянты, за твои же сто марок, ширнули разбавленным вторяком! И что интересно ты хотел узнать?! Наверное, как булькает в венах вода? Да? - Игорь проговорил всю тираду на одесском еврейском наречии, и получилось довольно забавно, по - крайней мере, Никиту проняло!
  - Ты прав братуха, до сих пор отойти не могу от злости! Как лоха сделали! Шакалы Берлинские, ничем не гнушаются! - он скрипнул зубами. - Но, с тех пор, как Зёха проговорился, что они намутили тогда с героином, пропали где-то стервятники!
  - А ты сильно, паря - не парься! - Игорь попробовал салат на соль. - Лох - это не так уж и обидно, если посмотреть на дело с иной стороны, хотя, конечно, всё-таки обидно! Лох ведь - сокращённое от слова "лопух"! А кто такой лопух? Это человек доверчивый, его можно легко обмануть; не использующий любой момент к своей выгоде; то есть не способный хитрить, извора-чиваться, заниматься мошенничеством, афёрами и не живущий по современной поговорке: "Обмани ближнего, ибо он обманет тебя!" - это я перевёл её в приличную форму, без матюгов. Ну, ты знаешь, как правильно. То есть, кто такой лох? Человек порядочный во всех отношениях, по меркам старого русского общества и даже социалистического. А если уж этика сегодня вызывает насмешку... тут брат нужно задуматься... пожалуй грядёт нечто страшное!
  Игорь отодвинул миску с оливье в сторону, присел на диванчик и достал из заднего кармана джинсов маленькую потрёпанную брошюрку.
  - Вот, представляешь, на турецком рынке нашёл!
  - Что там?
  - Гесиод "Труды и дни".
  - Это про нас что ли, уличных музыкантов?
  - Ага, про нас, - Игорь развернул книжечку и, полистав, нашёл то, что искал, - слушай короче...
  
  "Дети - с отцами, с детьми - их отцы сговориться не смогут.
  Чуждыми станут товарищ товарищу, гостю - хозяин.
  Больше не будет меж братьев любви, как бывало когда-то.
  Старых родителей скоро совсем почитать перестанут;
  Будут их яро и зло поносить нечестивые дети
  Тяжкою бранью, не зная возмездья богов; не захочет
  Больше никто доставлять пропитанья родителям старым.
  Правду заменит кулак. Города подпадут разграбленью.
  И не возбудит ни в ком уваженья ни клятвохранитель,
  Ни справедливый, ни добрый. Скорей наглецу и элодею
  Станет почет воздаваться. Где сила, там будет и право.
  Стыд пропадет. Человеку хорошему люди худые
  Лживыми станут вредить показаньями, ложно кляняся.
  Следом за каждым из смертных бессчастных пойдет неотвязно
  Зависть злорадная и злоязычная, с ликом ужасным.
   Скорбно с широкодорожной земли на Олимп многоглавый,
  Крепко плащом белоснежным закутав прекрасное тело,
  К вечным богам вознесутся тогда, отлетевши от смертных,
  Совесть и Стыд. Лишь одни жесточайшие, тяжкие беды
  Людям останутся в жизни. От зла избавленья не будет"
  
  Вздохнув, он захлопнул книжечку, открыл обложку, посмотрел на авантитул и сунув её в карман, забормотал:
  - Словно про наше время написал, восьмой век до нашей эры! Блин, а как же мы жить-то будем, если конечно будем? "От зла избавленья не будет!" Всё как всегда, знать планида у человека такая! Вот так! И выживет подлейший, жаднейший, хитрейший... - сильнейший - за счёт обладания этими категориями и получив-ший сегодня имя - УСПЕШНЫЙ!
  - Так... почалось!.. - Никита снял с блюда обёрточную бумагу и подышал на хрусталь. - Ложи салат в блюдо, пока я добрый! И это... не отвлекайся, скоро гости придут, а ты опять всем на-строение испортишь философией своей, никому на хрен не нужной! Он тоже начинал злиться, чувствуя, что праздник почти канул в чёрный квадрат. Это-то и раздражало в Игоре: зачем смотреть в тёмную, бездонную, зловонную яму? Всё равно дна не увидишь, нет его у бездны, а только надышишься говном и сам пропахнешь! Странные люди, чего им не живётся спокойно, всё чего-то ищут, ждут, воюют с призраками, придумывают себе врагов, а жизнь проходит мимо - безрадостная, серая, вся в пороховом дыму!
  - Да нет же Игорь, она синяя, зелёная и жёлтая! - крикнул Никита и удивился, что вслух.
  - Не всегда! - ответил тот, будто подслушал чужие мысли.
  - Блин мистика какая-то! - опять же вслух проговорил Никита и
  стукнул кулаком по столу. - Всё, харэ! Оставь для дома своих тараканов, а здесь соблюдай правила общежития! Ты уже надоел своими наворотами, дай мне спокойно жить, очень тебя прошу! - с крика он перешёл на шёпот и умоляюще заглянул в глаза друга.
  - Хорошо, ты тут всё расставь и разложи, а я прилягу, пока нет гостей. Нужно сбросить негатив! - Игорь тяжело поднялся и Никита заметил, что взгляд у приятеля как-то пустоват.
  - Негатив сбрасывается так!.. - он налил полный стакан водки. - Я настаиваю!..
  Игорь отрешённо посмотрел на стакан, затем на приятеля, потом снова на стакан - на свет и опрокинул антидепрессант в горло.
  - Но всё-таки... прилягу... минут на десять!
  - Ну, теперь приляг! - согласился Никита и устало плюхнулся на освободившийся диванчик.
  
  Игорь обвёл взглядом комнату, тихо порадовавшись её пустоте и временному одиночеству. Матрасы жильцов - аккуратно застеленные покрывалами - ровной шеренгой разлеглись вдоль стен. Японская хижина - ночью, наверное, выглядела также, если бы не пяток телевизоров, полтора десятка метровых полиэтиленовых мешков с различным тряпьём - собранным и упакованным для отправки на богатейшую Родину - нищим многочисленным родственникам, и грязное, старое половое покрытие.
  Но ко всему этому Игорь давно привык, и его внимание не задержалось на захламлённости жилища, оно остановилось на вопросе к самому себе:
  - А кто ты?
  Он вспомнил, как орал на племянника за то, что тот постоянно ставил на пластиковый подоконник горячую чашку с чаем или тарелку с супом, когда разогревал, в рядом стоящей микровол-новке. Весь подоконник был в проплавленных кружочках от горячей посуды. Игорь называл шестнадцатилетнего племянника: дебилом, уродом, тупым и ещё как-то, забыв, как сам, в детстве, играл дома в "пекаря" - лыжной палкой сбивая консервную банку, с расстояния позволительного шестнадцатью квадратными метрами хрущёбы. Банку он ставил рядом с ореховым шкафом - основной гордостью матери!
  Вечером, увидев зверски расстрелянный шкаф, мать схватилась за голову:
  - Что здесь было Игорь?
  Сказать правду он не смог, но в то, что началась третья мировая, и сам не поверил бы!
  А скольких девушек, женщин, заставил он страдать - многим попросту испортив жизнь, уходя легко, не задумываясь, стоило
  лишь увидеть свежее, новое, влекущее далее с утренней силой!
  Почему он легко предавал женщин и никогда не предавал мужчин? Вот вопрос! Может, не считал их за людей? А себя считал порядочным из-за трусости предать всё тех же мужчин!? Он усиленно стал вспоминать, когда и кого он мог предать, использовать... Нет, с друзьями он так не поступал! А с другими? Дальше вспоминать стало скучно.
  Но ведь сейчас он страдает за свои ошибки, да именно ошибки, это он понимал теперь, но раньше всё было таким прозрачным, что взгляд и мысль бежали мимо, не останавливаясь на них. Они бежали, как тень - рядом, но отдельно, то, обгоняя... то, отстав... то, исчезнув под ступнями ног...
  
  В дверь позвонили, и он понял, что пора вставать.
  Дважды присев и слепив радушное лицо, пошёл открывать...
  
  - О... привет дорогой! Здравствуйте! Игорь! Проходите, пожа-луйста! А у нас уже всё готово! Да Никита?
  Гости ввалились дружной гурьбой, перебив запах деликатесов свежим воздухом улицы и настроения!
  - Ребята познакомьтесь! Мой новый кореш - зовут Валентином! Скоро день Валентина! - Славик смешно завилял бёдрами и погладил Валика по плечу, сделав лицо голубца и выпятив губки для поцелуя.
  Все засмеялись, зная Славика, как неутомимого борца за правое дело гетеросексуалов, и после обмена рукопожатиями, он про-должил:
  - Валик - работает на стройке, так что, если передумаете играть на нервах, может взять вас в свою бригаду!
  Валик, широко улыбаясь, кивал головой, подтверждая сказанное приятелем.
  - Ну, разве что в следующий приезд! - пробасилашвилил Никита и, обведя рукой стол, пригласил всех к нему...
  Когда налили по первой, Славик поднялся:
  - Желаю, чтобы все... кто приедет вскоре обратно, застали меня свободным и процветающим! Этот нескромный тост говорит лишь о том, что я всей душой мечтаю о новой встрече и дружбе с вами - друзья мои! А на прощание хочу преподнести неболь-шой подарок! - он нагнулся и достал из под стола пластиковый пакет. - Моим друзьям на долгую память! - зашуршав поли-этиленом, он извлёк из него две коробки. - Цифровые видео-камеры, с откидным цветным дисплеем! Прошу!
  Гости дружно и завистливо загудели, а друзья полезли через стол - целоваться...
  
  Подняв тяжёлую голову, Игорь взглянул на Славика обнявшего Зою и навёл резкость.
  Зоя, радостно ощерившись, смотрела на него пьяными глазами и поддерживала честной кариатидой тело любимого.
  - О чём ты тут шепчешь Слава!
  - О Славе! - пафосно проговорил тот и повёл свободной рукой. - А говорил я, что вам нужно получать вид на жительство!
  - Как это получать! Это что от нас зависит? - Никита тряхнул головой, пытаясь сосредоточиться. Разговор принимал интересное для него направление.
  - Если в течении пяти - шести лет вы будете приезжать по годо-вым визам, без каких -либо нарушений, вам могут дать вид на жительство! - подтвердил Валик.
  - Мне это неинтересно! - икнул Игорь.
  - А мне - наоборот! - Никита налил всем водки. - За неё, за сво-боду... выбора!
  - Мы вчера были с Валеном у одного музыканта в гостях! - Славик восхищённо покачал головой. - Он с Украины! Мой приятель! Дома полная чаша! Он точно так же получил этот вид! Имеет право на работу - а это другие расценки, и вообще другие понты! Так-то други мои... думайте! А нам, кажется, пора! - он взглянул на подругу и щёлкнул её по носу. - Ой, а мой Зайчик, как бы спит! - он поднял под мышки бесчувственное тело женщины, пытаясь поставить на ноги и встряхнул... - Зоя кому давала стоя? Просыпайся!
  Но Зоя не могла проснуться; это от неё не зависело - так бывает иногда с людьми, не знающими меры!
  - Пацаны, нам с Валеном край, как нужно идти, а Зойка того... Пусть у вас переночует, ладно?!
  - Пусть спит! Может лечь в нашей комнате, мы сейчас одни, все по домам разъехались. - Гена вопрошающе посмотрел на
  Вероник, и так согласно кивнула.
  - А ты чего не едешь? - Славик скептически покосился на раз-решающего.
  - Нечего там делать! - Гена зверски улыбнулся и шлёпнул Верку по круглому заду, расползшемуся на табуретке грушей и от этого потерявшего вышеназванную форму. - Нас и здесь не-плохо кормят!
  Не дослушав, чем кормят Гену, Славик полез обниматься с друзьями...
  - Пока братва, завтра приду провожать. Какой у вас вагон? - услышав магическую цифру и подталкивая Валика, стремящегося из коридора к столу (точнее к "коню"), к дверям, он махнул на прощанье рукой и улыбнулся... - Вы тут... Зойку мою... того... не обижайте! А то оголодали небось?!
  - Да пошёл ты! - засмеялся Никита и закрыл дверь.
  - Все по норам! - заорал он, зайдя на кухню, и схватил Зою за ноги...
  - Генка бери её под мышки, несём к тебе, как ты и мечтал!
  
   * * *
  
  Витрина знакомого ювелирного магазина обросла новым стеклом и сверкающим прилавком, с удовольствием подставившим плас-тиковую спину золотым и платиновым украшениям.
  Она подмигивала Славику, блеском драгоценных и не очень кам-ней и отражающимся в ней фонарём, будто испытывая на проч-ность желание старого насильника.
  - Щас как дам! - тихо проговорил он и замахнулся на сверкаю-щий экран.
  - Ты чего корефан? За это можно надолго загреметь! - Валик презрительно сплюнул на мелкую брусчатку. - С размахом нужно работать и с наименьшим риском!
  - Какой длинны должен быть размах? - Славик дурашливо нак-лонился к рядом идущему.
  - Размах приличный, если всё продумать и просчитать!
  - Короче!? - Славик сбросил маску шута и сосредоточился.
  - Ты чего думаешь, я с тобою таскаюсь? - пьяно ухмыльнулся спутник. - Делать мне, что ли нечего?
  - А и, правда, - сосредоточенность Славика почти гравитационно колапсировала* в точку, - чего?
  - Я вникаю! - важно, шёпотом проговорил Валентин и проник-новенно влез в сетчатку приятеля. - Внедряюсь! - ещё тише прошептал "крот" и сощурил и без того узкий разрез.
  Славик махнул рукой и чуть приотстав, предложил:
  - Может, по делу будешь базарить, а то у меня хватает мисс-тиков среди друзей, - он махнул рукой в сторону квартиры Игоря и Никиты. - А если нет, то не задрачивай... и шире шаг!
  - Ну по делу, так по делу! - согласился Валик и осмотрелся по сторонам. - Давай где-нибудь присядем; на ходу такие вещи не решают.
  Нужная скамейка пустым местом торчала в ста метрах меж двух дорог, в пустом и мрачном сквере, скучая и замерзая всей крашеной древесиной, распиленной на отдельные бруски, мечта-ющие, сорвав крёпёжные болты, сдвинуться телами хотя бы до уровня цельной доски.
  - Ну что согреем лавку? - спросил Валик.
  - Давай, замёрзла небось! - согласился Слава.
  Две, нет, четыре мягкие батареи объединили, наконец, разъеди-нённый штакет и он удовлетворённо вспотел холодной краской.
  - Ну? - Славик поднял воротник и засунул руки в карманы куртки.
  - Гну! - Владик, выдерживая паузу, достал сигареты... - Дом в котором мы были позавчера, помнишь? Ну этого... как его... Вениамина; тьфу... не то что не вспомнишь, не выговоришь!
  - Ну?
  - Да что ты всё понукаешь? - Валик недовольно зашевелился. - Ты говорил, что у него есть сейф!?
  Славик, помолчав, вытащил руки из кармана вместе с пачкой сигарет и тоже закурил...
  - Ну, чего онемел, говорил же? Что, мол, видел в щелку дверей, как он доставал оттуда деньги, чтобы дать тебе в долг! - Валентин в возбуждении встал со скамейки.
  - Ну видел, так что с того? - Славик начинал догадываться, куда клонит кореш, но отказывался верить. - Я даже знаю, где прячут
  
   КОЛЛАПС ГРАВИТАЦИОННЫЙ - катастрофически быстрое сжатие массивных тел под действием гравитационных сил.
  
  деньги Никита с Игорем.
  - Где? - Валик ниже склонился над лавочкой, будто кто-то мог их подслушать. - Ну, рожай!..
  - В банке!
  - Трёхлитровой?
  - В Берлинер Банке!
  - Не гони, кто им откроет "конто"? - ухмыльнулся Валик, и стрельнул окурком в урну.
  - Веня!
  - Какой Веня? - Валика начинала раздражать лапидарность отве-тов приятеля.
  - Вениамин - что имя не выговоришь. Кстати, легко выгова-ривается, почти, как Вячеслав или Валентин! - Славик глубоко затянулся, щурясь от дыма. - Но ты давай, ближе к телу!..
  - Надо ломить хату твоего дружка! Судя по обстановке в квар-тире, живёт он не плохо, а наши часто прячут деньги на чёрный день в чулок! Значит, твоя задача найти этот чулок! А если не найдём? - Валентин предупредил вопрос, висящий под носом соседа. - Спросим, и спросим, как следует; и шифр сейфа, и местонахождения чулка, всё спросим! Он ведь музыкант, кажется?
  Славик, обомлевший от темы и неуспевающий отвечать на жёст-кие предложения Валентина, почувствовал, что стало жарко и, опустив воротник, заворожено слушал бред бомбардира...
  - Они, эти музыкантишки, хоть и жадные, но трусливые доне-льзя, - презрительно стрельнув слюной через губу, продолжил Валик. - С носа кровь потечёт - сразу в панику и отдадут всё, даже чужое!
  Увидев, что приятель затих и уставился в землю, Валентин пнул его туфель...
  - Ты чего сник, что плохой план?
  - План может и ничего, только я не крыса и у своих не ворую, Славик достал новую сигарету.
  - Каких своих? Ты вор - волк одиночка, а они овцы, вот и стриги их, - Валён хищно оскалился.
  Славик с удивлением взглянул на него и глубоко затянулся "лечебным" дымом. Худой, как фонарный столб Валик, с впалой грудью и руками - плетьми, совсем не казался ему таким крово-жадным; невзрачный, с длинной тонкой шеей и большими ступ-нями ног, он, похоже, всегда был готов избежать конфликта, но сейчас...
  - Мои друзья не овцы и заруби это на своём носу! - Славик медленно поднялся и пошёл вперёд. - А базара этого не было, иначе... - он двинулся прямо по скверу, рассматривая чужое в звёздах небо. Одна - маленькая, сорвалась оттуда и явила миру мгновенное аутодафе, попав в лапы инквизиционной атмосферы.
  - Корешок, ты чего, я же пошутил! Думаю: а на что способен братишка, надо его проверить, - Валентин медленно приближал-ся сзади.
  - Ну, проверил?
  - Проверил и понял, что ты ещё сява!
  - Лучше сява, чем крыса! И ты не проверял, ты был серьёзен, и психологии нас лечить не надо! А ещё раз такой гнилой базар услышу, урою! Нашёл сяву! - проговорил он, как бы стесняясь и, видимо, обидевшись.
  Валик очень быстро рассуждал о последствии разговора и неук-лонно приближался к спине оппонента...
  "Жаль! - подумал он, нажимая кнопку выкидного ножа. - Но может проболтаться и испортить всю тему!"
  - Всё нормально братан, больше не повториться, даю слово! -
  он обнял Славика левой рукой за плечо и дружески потянул на себя...
  Ещё одна звёздочка упала в костёр, успев заметить сквозь шу-мящие каштаны, но, не успев пожалеть, лежащего спиной на холодной земле и наблюдающего за ней тускнеющими глазами паренька.
  "Наверное, моя звёздочка! - пожалел он, вспыхнувшую в горь-ковском апогее жизнь и помчался к новым мирам!
  
  ГЛАВА 23
  
  Вокзал Lichtenberg заботливо накрыл крышей свои перроны, как когда-то мадам Перрон - Аргентину.
  "Наши в Берлине", но без Новожёнова, в ожидании отхода поезда, дико радовались бесплатной крыше и тратили высвобожденные деньги: на пиво, дешёвое вино, кстати, дешёвым оно было здесь, но не дома. Дома, "Сангрия" - любимое вино полнеющих кра-шенных блондинок средних лет и доходов, часто содержащих пару прилавков на рынке - торгующих турецкой кожей и Поль-ской косметикой, скорее всего сделанной где-нибудь в Бердичеве, как сказал бы пройдоха Бендер, но вернемся, тем не менее, к вину для "наших"... Дома, как правило, то, что красуется на оте-чественных прилавках - выжимка из отходов красных сортов винограда. Цена в Германии - одна марка - литровый пакет! Сколько стоит этот цимус у нас?.. Правильно! Та же самая история с шоколадом: стограммовая плитка стоит 49 пфеннигов; две тысячи шоколадок может купить самый захудалый, но рабо-тающий немец, не работающий - может себе позволить - всего лишь тысячу плиток в месяц. Подобная история обстоит со всем остальным, что продаётся и покупается. "Хочешь стать настоя-щим европейцем - "нашим" - плати, как европеец!" - говорят тебе евросусанины и вручают стяг пращуров, чтобы сразу не возмутил-ся, чтобы взыграло ретивое - нацгордость, нацленность, нацглу-пость, нацразпизд - этакое старинное заболевание пришедших в мордовские леса русичей, вынужденных в связи с условиями среды обитания, лежать на печи восемь месяцев в году и пить брагу... Так писал известный русский историк Ключевский В.О.
  Смешавшись с Чудью (местными жителями) они тоже стали, но в меньшей конечно степени - чудными, проще и понятнее гово-ря: слегка придурковатыми - добренькими и мирными, но стоило попасть в их, отчасти азиатское, нутро - спиртному, как всё координально менялось: добрые, мирные становились жестокими и буйными, тихие - громкими, безголосые - поющими!
  Сегодня Чудь устремилась на Запад, и тот хоть и упорно сопро-тивляется, но сдержать новых Чингизханов не может.
  "А зачем? - скажет Запад. - Зачем жёстко противостоять? Да и не по силам, они всё ещё сильны!" - хитрый, даже умный Запад поступит, как всегда: настежь открыв калитку в огород...
  "Бери, что на тебя смотрит, покупай, чего у тебя нет, учись, тому чего не ведал! На тобi небоже*, що менi негоже!"
  Но в дом не пустит, ведь там лучшее, то, чем он дорожит.
  А Чудь чудит и тащит, прёт всё ненужное, выброшенное на двор рачительным хозяином: порно, пепси, сушёную картошку, одно-разовые коньки, многоразовые кондомы, дерьмовое телевидение, орущих, будто глухие, телеведущих, киноиндустрию - убивающую в каждом кадре и проповедующую культ Суперличности с её без-наказанностью. Нате, давитесь дикари! "Если врага нельзя побе-дить - сделай его своим другом!" подарив стеклянные бусы.
  
  Западный вокзал простёр рифлёные крылья над разгулявшейся Чудью, напоил отменным баварским пивом, накормил настоящей колбасой и усадил в чистенькие вагоны, где "наши" проводники всех плотненько уложили в три яруса - в двухместные купе, честно принеся своему министерству колоссальную прибыль с каждой третьей багажной полки.
  - А колбаса всё-таки у них вкусная! Не то, что у нас - сои напихают в отбросы, перемелют и нате... ешьте... ваши сардель-ки - нежные, мягкие, как дерьмо, - Никита невольно облизал губы, вспоминая поджаристую корочку жареной немецкой кол-басы сделанной из мяса.
  - Ничего, завтра в Польше продолжишь, там тоже колбаса от-менная, - успокоил Игорь и бочком, бочком, словно акробат, умудрился втиснуться в полуметровую щель между второй и третьей полкой. - Блин, где же вы теперь друзья однополчане - наши четырёхместные купе. О-ох!.. Сколько же вы отслюнявили господа Фрицы чиновникам Украины, чтобы она купила у вас эти перекрашенные консервные шпротники.
  - Что ты там бормочешь? - Никитин голос спустился с верхней полки. - Говоришь, колбаски в Польше покушаем? А патрончиков от "ТТ" не хочешь? - он поковырял в потолке указательным пальцем. - Взгляни-ка сюда...
  Игорь, вытянув голову из-под полки, посмотрел вверх...
  - Да, дырочки настоящие, ну тебе ведь говорили, что наши бандиты бомбят поезда в Польше.
  - Говорили, говорили, так что с того?
  - А то, что...
  Стук в дверь прервал их беседу, однако, не заглушив храп обколбасившегося пивом на Берлинском перроне пассажира с нижней полки.
  Снова, чертыхаясь, Игорь повторил акробатический этюд и открыл дверь. Проводник, не заходя в купе, протянул ему какую-то деревянную рогульку...
  - Вставляется между ручкой и защёлкой на ночь.
  - Зачем? - Игорь и Никита спросили в голос.
  - Чтобы никто не открыл вашу дверь снаружи ключом.
  - А что такое возможно?
  - В наше время всё возможно! - кисло скривился проводник и, не желая продолжать надоевший своей ежедневностью разговор, постучал в соседнее купе, достав из сумки следующую рогульку.
  - Ну вот, - Никита свесился по пояс вниз, - на ловца и зверь!
  - Да, только наоборот! - мрачно кивнул Игорь.
  Сверху затрещало, заматерилось и свалилось вниз...
  - А давай-ка закроемся на эту деревяшку, нажрёмся водки и спокойно заснём, - свалившееся с полки, с завистью посмотрело на храпящего соседа. - Смотри, какой смелый парень, даже глаз не открыл... только рот.
  - Доставай... - Игорь сдвинул ноги храбреца к стене, а Никита расположился на одиноком боковом сидении.
  Качнувшись на нём, он заметил:
  - Как это они ещё не догадались продавать четвёртый билет на сидячее место в полцены?!
  
  Они чокнулись в который раз, понимая, что по большому счёту сделали это намного раньше и видимо навсегда.
  - Спасибо, что согласился погостить у меня, - двумя глазами подмигнул Никита и, взглянув на раззявленную пасть храпуна, опрокинул рюмку в своё похожее отверстие над подбородком; жидкость уокнула в его горле и побежала, как всегда вниз.
  Если она бежала вверх, смешавшись с остальным содержимым желудка, то становилось плохо, а плохого никто никому не желал.
  - Спасибо, что пригласил, пару дней побухаем и домой, да мне ехать то от Харькова всего три часа! - Игорь повторил головой движение Никиты и занюхал куском сыра.
  - Предлагаю: по последней и в люлю, а то скоро станет страшно, - предложил Никита и потянулся за третьей бутылкой.
  - Страшно уже не станет, - замотал головой Игорь и остано-вился, испугавшись, что она может отвалиться. - Но я согласен!
  Он задумался и долго смотрел в пол...
  - Ты чего, плохо, что ли? - забеспокоился Никита и тронул приятеля за плечо.
  - А... нет, всё нормально, - Игорь с трудом разлепил веки. -
  Просто вспомнил, что Славик не пришёл на вокзал - провожать!
  - Ботало! - вдруг разозлился Никита. - Други, други...
  - Может, что случилось? - Игорь тяжело поднял голову, но взгляд до глаз высокого Никиты не дотянул.
  - Что с ним может случиться в этой Дойчляндии, в худшем случае посадят на шесть месяцев в чистенькую камеру с теле-визором и всё.
  - Твоя правда, - слабо улыбнулся Игорь и ткнулся лицом в жи-вот храпящего немца.
  - Э-э-э... а ну давай на свой шконарь, - Никита попытался его поднять...
  Замуровав бесчувственным телом Игоря нишу между полок, он, пыхтя локомотивом, взобрался к себе наверх и закрыл глаза.
  "Всё равно я тебя люблю, хоть ты у меня ленивая и противная!" подумал он, проваливаясь в неизвестное.
  
  ГЛАВА 24
  
  Сергей подбежал к вертолёту, не дожидаясь полной остановки винта, и его шляпа взлетела над полосатыми сачками, сачкую-щими в момент безветрия и указывающими направление ветра, когда он есть, вместо того чтобы заниматься своим прямым предназначением - ловить бабочек.
  Его взъерошенная причёска и такой же глупый вид, рассмешил Венеру и, подавая ему руку, чтобы спуститься по траппу, она, всеми силами стараясь удержать рвущийся на простор смех.
  - Наконец-то, - вскричал Сергей и хотел, было прижать девушку к груди, но вовремя опомнился и только часто пожимал её руку.
  - Где же вы пропадали? Наконец-то! - повторял он, как заведён-ный и никак не хотел вернуть чужую руку обратно.
  Он зачарованно глядел на её слегка упавшие щёки и обозна-чившиеся под глазами синие круги. Венера похудела и пов-зрослела за эти полгода, став ещё привлекательней. Что-то неуловимо одухотворённое появилось в ставшем грустным взгляде и неспешном усталом движении.
  - Я всё знаю! - Сергей зашёл спереди, пятясь и не мешая идти, и заглянул Вене в глаза. - Звонил шейх Омар и долго расска-зывал о ваших злоключениях, но ещё я понял, что не всё было так плохо - у вас лично. А Гелию мы найдём! Я послал запрос в министерство иностранных дел Алжира и в Москву. Но пока ответа нет, - он забежал с другой стороны. - Сюда, пожалуйста, за углом автомобиль консульства. А у нас тут... всё вверх тормашками.
  - Наслышана, - тихо проговорила Венера и ободряюще взглянула в глаза секретаря.
  "Она меня ещё и пытается поддержать! - восхищение почти выбило слезу... - Сильная девушка... женщина! Пережить смерть любимого человека и стараться поддержать другого, это что-то! Да!.."
  - Вот наша машина! Вы, наверное, помните её? - Сергей мягко улыбнулся, ностальгически взгрустнув. Он сам тогда не понял, как глубоко запала ему в душу эта девочка, как долго он её искал и нашёл бы! Но она нашлась сама, позвонив из замка принца - золушка космического века и связи. Её голос смеялся и пел, лишь беспокойство о судьбе подруги омрачало редкое счастье:
  - Серёжа сделайте всё что можно, принц тоже обещал заняться поисками Гели, но и вы не опускайте рук. Я знаю, как это трудно, немного стала разбираться в местном крючкотворстве. Восток... - сами знаете! До свидания, я буду звонить!
  
  Он вёл машину на небольшой скорости, изредка посматривая на строгий профиль Венеры, решив не докучать болтовнёй.
  Она всё успевала заметить: ни один камешек старины не мог ускользнуть от её внимания, но это больше не возбуждало - у неё появилось своё прошлое, более важное и трагичное.
  Судьба подарила ей редкий миг, умчав в глубокую старину средневековья, где наградила страстным всепоглощающим чувс-твом и незабываемым ощущением счастья. Но слишком короток был этот миг и принёс слишком острую боль; она не знала раньше, что горе бывает таким горьким, острым и большим, как гора. Она хотела домой: к жёлтым, зелёным или синим куполам церквушек и соборов. К чёрным сутанам, низкому пению и заскорузлым подагрическим рукам на паперти. Восток умер для неё навсегда! А когда родится сын, Омар сам приедет, она больше не захочет видеть это жёлтое жаркое медленное солнце пустыни.
  - Ну вот мы и дома! - Сергей резко крутанул руль и въехал в знакомый дворик...
  
  - Я отнесу вещи в вашу комнату, отдыхайте, за ужином уви-димся. - он открыл дверцу со стороны Венеры.
  - Серёжа, давай снова на - ты, а то старухой себя чувствую, - Веня через силу улыбнулась, в засветившиеся глаза мужчины.
  - Хорошо, до вечера... ваша комната тебя ждёт. Сама найдёшь? -
  ему, наконец, удалось расслабиться.
  - Найду! Спасибо Серёжа!
  
   * * *
  Она оглянулась и мысленно попрощалась с местом, где провела немного времени, успев многое понять и увидеть. Она простила это место, принёсшее ей много горя, но и не меньше радости.
  Подмигнув бассейну, не желающему опять расставаться и нахму-рившемуся, наморщившему рябью обиды синий широкий лоб, она открыла дверь машины и села на заднее сиденье.
  - В аэропорт... - попросила она.
  - Секретарь просил его подождать, он будет с минуты на мину-ту, - водитель бесстрастно улыбнулся в зеркало заднего вида.
  "Я же просила его не провожать!" - слегка поморщилась Венера.
  Лёгкий вздох был ответом водителю, и салон авто погрузился в тишину.
  - Я же говорил, что он быстро... - воскликнул водитель, и Веня увидела Сергея, тащившего огромный чемодан.
  Завалив его с помощью водителя в багажник, и тяжело дыша, он плюхнулся на переднее сиденье.
  - Ты это куда собрался Мальбрук? - она удивлённо подняла брови. - В турпоход?
  - В него, в него... - Сергей, задыхаясь широченной улыбкой и вытирая лоб платком, повернулся к ней и воскликнул:
  - Меня переводят в Москву!
  Водитель понял, что шефа не выгоняют и тронулся с места...
  - Тебя же в консулы пророчили, сам говорил вчера? - Венера
  недоуменно пожала плечами.
  - Это было вчера, а сегодня половину консульства расформиро-вывают. Утром приехал новый полномочный и я сдал все дела. Ура, свобода! - закричал Сергей, и водитель от неожиданности чуть не выскочил колёсами на тротуар.
  - Что же хорошего в такой свободе, ты ведь мечтал о полити-ческой карьере, - Веня сочувственно взглянула на радостно возбуждённого Сергея, не очень-то доверяя его весёлости.
  Сергей, отдышавшись, наконец, уже спокойнее проговорил:
  - Ну, во-первых: карьера ещё не окончена, во-вторых: я ужасно хотел быть рядом с тобой в эти дни, - он изучающее глубоко заглянул ей в глаза и увидел: бездну, бесконечность, ничего... Увиденное мало обрадовало и обнадёжило, но он был молод, терпелив и упрям.
  
  Самолёт давно гудел четырьмя огромными двигателями, продол-жая набирать высоту. Он, наверное, был очень умной птицей и амбициозной, ему вечно не хватало километров под крылом и он радовался каждой новой модели, каждому новому прибору, ощущая всем своим электронным мозгом, что набирает всё бóльшую высоту. Одно его всегда мучило: он знал, что шансов познать вселенную у него нет, он просто не доживёт, и из него сделают тысячи электрочайников, и он будет кипеть от злости ежедневно и свистеть в свисток, словно полицейский, будто ему делать нечего.
  "За что такая кара? - думал он, - Может мне предстоит ката-строфа и погибнут пассажиры? Господи, только не это, лучше вечным чайником!"
  
  С тех пор, как Сергей сказал, что мечтает быть рядом, прошло два часа, но ни один из них не проронил ни слова.
  А что-то сказать было нужно.
  - Ты не ответила... - он накрыл ладонью её холодную руку.
  Рука медленно сползла с ручки кресла и поправила блузу.
  - Я живу не в Москве, каким образом ты хочешь быть рядом и в качестве кого? - Веня усмехнулась, и её усмешка больно ранила парня.
  - А я взял отпуск за два года, я два года не был в отпуске и теперь свободен, потому и кричал: Ура, свобода! Там в машине, ты, что не помнишь?
  - Свобода понятие очень ёмкое! - Венера отвернулась к иллюми-
  натору и, прикрыв ладонью рот, незаметно зевнула. - У этого понятия есть очень близкий по смыслу антоним - тюрьма, и что из них что, порой трудно определить.
  - Я понимаю, на что ты намекаешь. Ты хочешь сказать, что из огня я попадаю в полымя, и сгорю там, как мотылёк, радуясь своей свободе, но выбора не имея? Тупая такая капустница! - Сергей кисло усмехнулся. - М-да...
  - Ну не капустница... пусть... Фараон, Павлиний Глаз, Махаон
  Гектор! - Венера продолжала жалить.
  - Только не Павлиний Глаз, только не курица, это тоже самое, что и капустница, - Сергей перевёл всё в шутку, он не хотел быть курицей, и это было правдой.
  - Пойми, мне никто сейчас не нужен, кроме моей семьи! Я просто видеть никого не могу! - она отвернулась с досадой в глазах и две слезинки скатились вниз по бледным щекам, вымывая досаду и очищая душу.
  "Катарсис! - подумал Сергей, с полуметра вдыхая её слёзы. - Но такой она мне нравится ещё больше!"
  Веня промокнула ресницы и высморкалась в тот же платок.
  - Будет лучше, если ты оставишь меня в покое, пока я не воз-ненавидела тебя!
  - Ого... - Сергей испугался. - Но писать ты мне позволишь, хоть изредка? - его лицо покрылось красными пятнами.
  - Изредка!
  Он долго молчал...
  - Я напишу тебе, обязательно напишу!
  Венера повернулась к нему и, увидев что-то в его глазах, гру-стно улыбнулась.
  - Серёжа скажи мне лучше, что можно сделать для Гельки, как её спасти? - Веня, успокоившись, вспомнила о подруге, или захотела сменить тему.
  - Ничего! - тихо, но твёрдо ответил Сергей. - Извини, ничего!
  - Но почему, так ведь не бывает, чтобы человек пропал, как булавка, безделушка, как... - Веня закрыла лицо руками; её нервы
  были ни к чёрту.
  - Бывает, к сожалению, бывает, особенно с экстрималами вашего типа, - сочувствуя, Сергей погладил её руку.
  Она подняла на него глаза...
  - Значит, Омар был прав насчёт моей страны! - медленно про-говорила она.
  - Скорее всего, - вздохнул Сергей. - Омар мудрец... возможно!
  
   * * *
  Омар закончил писать пергамент и посыпал чернила золотым песком. Для особо важных документов в этом доме пользовались старинными рецептами, возводя действо к ритуалу.
  Он поднял тяжёлый золотой колокольчик и позвонил...
  В приоткрытую дверь спросили разрешения войти... и шейх кивнул головой.
  - Вот, я всё подготовил, заверьте это своей печатью и заберите с собой. Все мои средства и средства фонда я перевожу в Швейцарию. А вот это завещание! Вскроете после моей смерти! - он засопел носом. - Не стоит возражений, я принимаю ваш такт, но не стоит. Именно в моём возрасте было бы смешно бояться неизбежного, поэтому я хочу покончить счёты с жизнью ещё при жизни. Хитрó? - он вдруг молодо, задорно улыбнулся и встал... - Благодарю и больше не задерживаю... Вас отвезут...
  
  Подождав, когда дверь закроется за стряпчим, он со вздохом задрал халат и оттянул на поясе связку ключей. Сняв один, вышел из зала и прошёл длинным коридором в свои апартаменты. Активировав тайную пружину, он оказался перед маленькой дверью, которую открыл, снятым с общей связки ключом.
  Маленькая комнатка - чулан выдохнула долго сдерживаемую пыль наружу, прямо ему в лицо. Он включил свет и осмотрелся, затем прошёл в угол и сел в предназначенное для этого кресло. Стены комнатки были сплошь увешаны старинным оружием и свитками, но одна торцевая стена целиком принадлежала висящему на ней, выгоревшему на солнце, офицерскому мундиру Французского легиона, с двумя пробитыми сквозными дырами, неровно окрашенными запёкшейся кровью. Рядом с мундиром, на стене, висел солдатский тесак.
  Омар закрыл глаза и отдался воспоминаниям:
  
  - Ты что волчонок, не рад, что остался жив? - молодой араб, как понимал Олег, главный здесь, схватил его под руку и легко посадил на коня перед собой. Затем посмотрел на свой пояс и передвинул короткий меч за спину. - Ещё зарежет шайтан! - засмеялся он, и его войско захохотало в ответ. - Ну, говори, чем недоволен? - спросил он на чистом французском.
  - Позволь мне взять форму отца и его нож!? - тихо попросил Олег. - Пожалуйста!
  Араб задумался, и его конь затоптался в нетерпении на месте.
  - Да ведь их уже закопали, - вспомнил он. - Извини!
  - Я раскопаю! - упрямо процедил Олег. - Пожалуйста.
  Жеребец снова заплясал и забил по песку копытами.
  - Достаньте его отца, снимите форму, заверните в ковёр и похо-роните... нож вернуть, если кто взял! - скомандовал странный араб и оскалил белые зубы. - Раскопают сами, тебе там смотреть нечего! Со мной будешь жить волчонок, - он снова засмеялся. - Как зовут?
  - Олег!
  - Значит Омар!
  - Поехали... - Мухаммед - V взмахнул плетью и поскакал вперёд, оставляя за крупом своего коня развалины, пепел и трупы; без приглашения, но по приказанию, забредших на его землю людей.
  
  Омар медленно поднялся и подошёл к стене. Сняв форму, он положил её на длинный стол и долго смотрел, трогая пальцами вырванные осколками снаряда отверстия.
  Он увидел в ней отца, вспомнил его улыбку и вкус капающей на уже его губы крови. Как мало он был с ним и как сильно любил!
  Он скинул широкие облачения и оделся в белое ветхое ХБ, снял со стены ремень с висящим в ножнах тесаком и опоясался.
  Закрыв комнатку, он прошёл в другое крыло замка и открыл ещё одну дверь...
  Узенькая лестница спускалась глубоко под землю и привела в довольно просторный зал - усыпальницу, выложенную со всех шести сторон розовым мрамором.
  Медленно обходил он разноцветные драгоценные саркофаги, поглаживая их рукой, пока не остановился у последнего...
  - Здравствуй сынок! - проговорил он и припал губами к прохладному камню. - Прости, больше без тебя не могу!
  Вытащив из ножен отцовский тесак и приставив острие к углуб-
  лению соединяющихся на груди рёбер, он закрыл глаза...
  "И ты прости папа за гимнастёрку... иду к вам!"
  
  Несколько густых капель крови упали на крышку саркофага яркими рубинами.
  Ак - Кемалю нравились: рубин, красный корунд, гранаты, вообще красные камни.
  Омар знал это!
  
   ЭПИЛОГ
  
  Он так смешно кривил маленькое сморщенное личико и откры-вал скрипящую дырочку, что Веня не могла удержаться от счастливого смеха и бесконечное количество раз цёмала его розовый носик - пуговку.
  - Какой он у тебя смугленький, наверное, папа цыган? - смеялись соседки по палате.
  - Не, наверное, мавр? - пошутила одна, с угловой кровати.
  Венера с удивлением взглянула на молодую маму, в шутку угадавшую национальность отца.
  - Будущий Отелло! - подхватила следующая, и все радостно засмеялись.
  - Угадали, его папа араб - настоящий принц! - Венера с гордостью подняла над собой свёрток с выглядывающим оттуда удивлённым сморщенным личиком и дважды качнула вверх - вниз. - И он будет принцем когда-нибудь!
  - Все они принцы, когда лезут к нам в постель! - зло хохотнула одна. - А приезжаешь к нему в пыльную деревню, у него десяток коз и он уже считается зажиточным. У меня подружка вышла замуж за такого принца алжирского, вместе учились в институте, и уехала к нему.
  Приехала через год к матери погостить, да так и осталась.
  Он, правда, приезжал, умолял вернуться, но она ни в какую.
  Рассказывала: идём в гости к родителям, покупаем колбасу и в машине, перед тем как зайти, съедаем, потому что в родитель-ской квартире сидит десять человек - посреди стола одна жареная курица и блюдо с зелёным горошком.
  А ты говоришь принц!
  Медсестра заглянула в палату и спросила:
  - Венечка, готова? Кто тебя встречает?
  - Родители должны быть, - Веня улыбнулась и завернула малыша в одеяло.
  - А где же принц? - радостный вопрос не застал врасплох, лишь слегка подтолкнул в спину, но она не обернулась...
  - Бессовестные! - обернулась пожилая медсестра и покачала головой.
  - А мы в окошко посмотрим, - не унималась говорливая тётка, родившая третьего ребёнка от четвёртого мужа.
  
  Яркий солнечный свет ослепил на мгновенье и малыш с мамой похоже сморщились. Мужчина в одеяле недовольно скрипнул, затем ещё раз, видимо решив, дать о себе знать мощным гудком, но потом передумал и зачмокал розовым бантиком.
  - Доченька! - мать с отцом бросились к свёртку, пытаясь выхватить его друг у друга.
  - Не тронь, ещё спинку повредишь, - шипела мать, отталкивая мужа.
  - Ладно, вечно ты... диктатор! - обиделся Венин папа и, расста-вив в стороны руки, пошёл на дочь.
  Только теперь Веня осмотрелась и к своему удивлению, обнару-жила за двумя огромными букетами знакомые улыбающиеся лица.
  - Поздравляю, ты стала ещё прекрасней! - Сергей поцеловал её в щёку и как всегда взялся пятнами от волнения.
  - Когда приехал? - она тепло улыбнулась его смущению.
  - Сегодня!
  - Это точно, цветёшь Веник, как всегда! - из-за второго букета показалось лицо Игоря, он не стал дожидаться, пока какой-то незнакомый парень, наговорится с его подругой детства, и ринулся на абордаж с цветами наперевес. - А я тут приехал, а мне говорят: "Опоздал!" - Игорь навалил на Веню букет. - Вот тебе Веник ещё один веник! - и тоже припал к её щеке.
  - Спасибо дорогие мои! - виновница торжества, на радостях, чуть было не пустила слезу и украдкой взглянула на окно отслужив-шей палаты...
  Лица рожениц ей понравились, своим разочарованием и она довольно расхохоталась, вспомнив, что у маленького принца и мама королева, пусть только красоты, пусть бывшая, но королева! А рядом с королевой пусто место не бывает, и большой принц найдётся, было бы желание.
  - Ну, пошли, пошли отсюда, такси ждёт, там уже настучало... - отец Вени задумался на секунду, - достаточное количество, однако настучало!
  Все засмеялись и двинулись к машине...
  
   * * *
  - Ну что, поднимем бокалы за маленького Кимку, чтоб он рос большим, сильным и здоровеньким и чтобы удача его не обо-шла! - Игорь кивнул Венере и опрокинул рюмку в рот.
  - Странное имя, - прошептал он Сергею - так сейчас не называют, это что, папа - профессор настоял?
  - Почему странное? - удивился Сергей и поднял голову от тарелки.
  - Ну, Ким - это же Коммунистический Интернационал Молодёжи, во времена наших родителей такие имена были в ходу. - Игорь подлил Сергею водочки.
  - Не Ким, а Кем - Кемка - Кемаль! Так звали его отца, между прочим, наследника марокканского престола! - Сергей, поджав губы, значительно кивнул, вытаращившему глаза соседу. - Но Веня просила об этом не распространяться.
  - Так это правда?! - воскликнул Игорь и прошептал: - За нас-ледника престола!
  Они махнули ещё по рюмке и потянулись за своими вилками.
  
  - Веник, можно тебя на минутку? - Игорь придержал Веню за локоть. - Давай пройдём на кухню. Я ведь всё-таки хочу знать из первых рук, ты же понимаешь.
  - Пойдём Игорь, - Веня, протянув ему руки, тяжко вздохнула и прошла вперёд...
  ... Он мял пачку и ломал сигареты одну за другой, то, засовывая за ухо, то, нюхая, то, жуя.
  - Да закури ты, наконец, я окно открою, - не выдержала Венера и потянулась к окну.
  - Не надо, это я так... - он выбросил искалеченную пачку в му-сорное ведро. - Продолжай, пожалуйста.
  - ...Вот так вот, принц мой погиб на охоте, а Геля исчезла, растворилась без следа; был один маленький такой следок, но он оборвался где-то рядом с местом гибели Ак - Кемаля.
  - Да, остаётся только ждать и надеяться, может сестричка вдруг объявится, может, держат где-нибудь в гареме или публичном доме; в Германии таких случаев навалом, - Игорь со знание дела кивнул. - Ну ладно, спасибо, что всё обстоятельно поведала, пошли, а то все заждались уже, а я, пока, за сигаретами сбегаю в киоск.
   * * *
  Звонок в дверь был непривычно длинным, так обычно не звонили; звонили частыми, короткими или длинными но, чередуя, а тут... будто что-то тяжёлое навалилось на кнопку.
  Распахнув дверь, Веня отшатнулась...
  Два толстых человека, мужской стати и не русского происхож-дения заслонили слоноподобными телами всё небольшое прос-транство лестничной площадки. Но что-то до боли знакомое было на их головах, всё в ту же - то ли белую клеточку, то ли чёр-ную сеточку.
  Один толстяк выдвинулся вперёд и вежливо улыбнувшись, спро-сил:
  - Hello, do you speak English?
  - Yes of course! - Веня сказала: "конечно", будто у неё на лбу было написано, что она родилась... хотя бы в Ирландии. - Come in, please... - она отступила вглубь коридора, приглашая войти.
  Это были нотариус с нотариусёнком.
  Отдуваясь, они расположились на диване, так как стулья и кресла не вызвали уверенности в своей крепости и старший, выпив чаш-ку чая, решил перейти к делу...
  На стол легла папка с бумагами, прочно установилась литая чернильница, рядом с ней легла резная ручка с обычным дедов-ским пером.
  - Перед вами завещание шейха Омара Бахтиира! - важно, нарас-пев проговорил нотариус.
  - Омар?.. Что с ним? - в ужасе воскликнула Венера, и схвати-лась за голову...
  - Шейх скончался три месяца назад в замке Кара - Керм, - бесстрастно известил араб и продолжил:
  - Он включил в завещание вас и вашего сына, - нотариус прокашлялся и посмотрел на две торчащие из-за двери головы - мужскую и женскую... Тишина подсказала, что можно продол-жать, и он торжественно объявил:
  Первое: по исполнении восемнадцати лет - сыну Венеры Петровны Дягилевой - миллион долларов США.
  Общий вздох взорвал тишину и вслед за головами в комнату втиснулись тела родителей, прекрасно понимающих английский.
  Второе...
  - Second... - повторила комната, глубоким вздохом.
  - Второе... - строго повторил нотариус, давая понять, что пере-бивать его, по меньшей мере - не тактично. - Дягилевой Венере Петровне - сто тысяч долларов США.
  Вздох всё же вырвался из груди присевших на стулья хозяев.
  Третье: До того дня, когда сыну Венеры Петровны Дягилевой исполнится восемнадцать лет - выплачивать ей ренту в размере пяти тысяч долларов США ежемесячно, плюс проценты с миллиона - ежегодно, - толстяк потянулся за ручкой, обмакнул её в чернильницу и протянул Венере... - Распишитесь, пожалуйста, вот здесь... - он ткнул пальцем, - здесь... и здесь...
  Ну вот и прекрасно! - нотариус широко улыбнулся и посмотрел на своего помощника... тот тоже раздвинул щёки в стороны и потряхивал головой. - А вот этот... - он снова взглянул на помощника и тот подал лист бумаги с толстой сургучной печатью, - документ, заверенный шейхом и главным казначеем, подтверждает, что ребёнок - пол впишите сами - имя тоже, действительно приходится сыном принцу королевства Марокко Ак-Кемалю Алауиту. От себя добавлю, документ не даёт права наследовать имущество, титулы и фамилию, - араб шумно выдохнул. - Осталось выяснить следующее... Сто тысяч вам отдать сейчас или положить на ваш счёт в банк.
  - Сейчас! - воскликнула мать, но тут же замолчала, наткнувшись на строгий взгляд мужа.
  - А что деньги у вас с собой? - удивилась Венера.
  - Да, сто тысяч долларов я могу выплатить сию же секунду! - уверенно кивнул нотариус и посмотрел на свой саквояж.
  - А можно сейчас... - Веня задумалась, - пять тысяч, а остальное в банк?
  - Никаких проблем! - нотариус снова кивнул и посмотрел на помощника.
  Семья напряжённо улыбаясь, наблюдала, как открывался замок саквояжа, как рука нырнула внутрь кожаного сундучка и как достала оттуда всего-то одну пачку.
  - Извините, но у нас только сотенные купюры, вам отсчитать? - нотариусу стало неловко, что не смог удовлетворить просьбу клиента без проблем.
  - Не надо, давайте всю пачку! - весело воскликнула Венера, потом вдруг потухла: ей стало очень стыдно за своё веселье и горько - она вспомнила, откуда деньги и почему.
  - Ну, тогда распишитесь вот здесь... - нотариус подал ещё одну бумагу, видимо, догадавшись о её мыслях и спеша закончить свою миссию.
  - А вы вот приехали в такую даль, ведь могли бы позвонить, написать... и я сама... - Веня смущённо посмотрела на стряпчих и улыбнулась.
  - Это было в договоре, нам совсем не трудно сотрудничать с такими клиентами, как шейх, да пребудет его имя на земле во веки веков. ЛА ИЛЛЯ ИЛЬ АЛЛА, МОХАММЕТ РАСУЛ АЛЛАХ! - забормотали мужчины и вытерли руками подбородки.
  Они встали, раскланялись и попятились к двери...
  - Счастья вашему дому! - сказал один из них и у дверей добавил: - Название самого надёжного в вашем регионе банка, где будут лежать деньги, мы сообщим.
  Дверь закрылась за нежданными гостями, и Венера убежала в свою комнату...
  - Не ходи туда, пусть поплачет, - догадалась мать, удержав отца удивившегося такому резкому исчезновению дочери.
  - Ах да!.. - догадался умный профессор и почесал затылок.
  
  Вечерний чай, как всегда собрал всю семью за общим столом. Кемка мирно посапывал в кроватке, решив устроить нянькам небольшой передох.
  - Ну вот и в нашей семье миллионер, лиха беда начало! - смеялся отец и улыбалась мать.
  - Теперь ты можешь поехать в Москву к Сергею, - мать пристально взглянула на дочь. - Он ведь зовёт! И ты уже не будешь обузой!
  - Не знаю мама, прошло слишком мало времени, может через пару лет...
  - Ну - ну, жди, да он-то ждать не будет; а какой парень, а как любит! - мать нахмурилась.
  - Успокойся я куплю себе квартиру, и ты отдохнёшь! - Венера, отодвинув чашку, встала из-за стола. - Посмотрю Кемку и вымою посуду, ничего не трогай.
  - Причём тут квартира, о чём ты, я только рада, что ты с нами,
  - всхлипнула обиженная женщина. - Вами живём ведь!
  - Ладно мама, прости! - Веня подошла сзади и обняла... - Просто не надо меня торопить. Я сама до чего-нибудь дозрею.
  - Правильно, хватит её дёргать, никто ей не нужен, у нас внук - королевской крови и денег куры не клюют! - вставил веское и последнее, судя по тону, слово, отец.
  Он поднялся из-за стола и потёр руки...
  - Не плачьте девчонки, посуду сегодня вымою я! - сложив блюдца в стопку, а чашки сверху, он направился, чуть не приплясывая на кухню.
  Девчонки переглянулись и расхохотались... такого они не видели давно.
  - Ла-ша-те-ми кантары, омары... и лангусты... - с кухни донес-лось пение, - тащите нам побольше-э зелёненькой капу-у-сты...
  - Папа что ты поёшь всякие глупости, как тебе не стыдно? - Веня от возмущения покраснела и посмотрела на виновато съё-жившуюся мать.
  Отец показался в дверях и чистосердечно признался:
  - Прости Веник, честное слово вырвалось, сам не знаю, на каком-то подсознании, откуда-то, чернуха полезла. - Вот старый дурак! - он виновато скорёжился шеей и поднял вверх плечи.
  - Ладно, забыли, - дочь махнула рукой. - Иди, домывай посуду.
  "Не мудрено... после таких событий и у профессора крышу снесёт" - вздохнула она.
  Прощеный профессор распрямился, растворился в довольной улыбке и поспешил на трудовую вахту, откуда снова донеслось его более пристойное пение:
  - Восток дело тонкое Петруха,
   Восток, как капризная старуха...
  Мать обняла дочь и мечтательно проговорила:
  - Да... Восток!.. Ближний!..
  Веня вздохнула и положила голову ей на плечо...
  - Далёкий... как та... Венера!..
  Мать понимающе скосила глаз на дочь и, погладив по волосам, не согласилась:
  - Нет, я говорю о нашей Земле!
  
   * * *
  Она кружилась в быстром вальсе, подставляя то один бок, то другой, огромной сияющей и греющей лампе. Если смотреть всё время на её постоянно убегающий горизонт, поедающий: горы, равнины, моря, океаны, города, появлялось ощущение сплошного и постоянного, как само время, забугорья.
  Но темп музыки был настолько медлителен - для лампы, что пока одна сторона танцовщицы нагревалась, другая замерзала.
  В Воронеже шёл снег...
  В Берлине лил дождь...
  В Тунисе дул Сирокко...
  В Алжире было жарко...
  В Марокко - тоже.
  В Харькове - умеренно...
  
  
   АЛЬБЕРТ РОДИОНОВ
  
   ЯНВАРЬ - АПРЕЛЬ 2005
  
  
  
  
  
  
  
  СЛОВАРЬ:
  
  ICH - нем. Я
  
  AUSLANDER - нем. Иностранец
  
  FAHRKARTEN - нем. Проездной билет
  
  DÖNER KEBAB - нем.. Турецкое блюдо, почти тоже, что шаурма
  
  WIEVIEL (фифль) - нем. Сколько
  
  KÄLTE - нем. Холод
  
  АЙЗЮЛЬ - нем. - политическое убежище (просить айзюль - просить пол. убеж.)
  
  ES GIBD NICHT - нем. Не имеется
  
  FOLLOW ME - англ. Следуй за мной
  
  БИЛЛЯХИ - араб. Клянусь Аллахом!
  
  ИНШАЛЛАХ - араб. Если угодно Аллаху!
  
  ЛАХАВЛЭ - араб. - восклицание - выражающее УЖАС или НЕТЕРПЕНИЕ.
  
  
  ГЕТЕРОНОМНАЯ ЭТИКА - исходящая из каких-либо внешних по отношению к нравственности условий, интересов и целей. В 20 в. М. Шелер и Н. Гартман в противовес кантовской "формальной" этике долга разрабатывали "материальную" (содержательную) этику ценностей
  
  КАТЕГОРИЧЕСКИЙ ИМПЕРАТИВ - центральное понятие практической философии Канта. Выражает существо морального закона. В отличие от гипотетических императивов (выражающих требования, необходимость которых обусловлена теми или иными обстоятельствами), категорический императив имеет характер безусловного принуждения ("я должен что-то совершить").
  ПАРАДИГМА (от греч. paradeigma - пример, образец), в философии, социологии - исходная концептуальная схема, модель постановки проблем и их решения, методов исследования, господствующих в течение определенного исторического периода в научном сообществе. Смена парадигм представляет собой научную революцию.
  
  ПАРАСИМПАТИЧЕСКАЯ НЕРВНАЯ система (физиол.) - часть вегетативной нервной системы, участвующая в регуляции деятельности внутренних органов, активизирующая процессы накопления энергии и веществ.
  ТОПОЛОГИЧЕСКОЕ ПРОСТРАНСТВО, математическое понятие, обобщающее понятие метрического пространства. Топологическое пространство - множество элементов любой природы, в котором тем или иным способом определены предельные соотношения.
  КОГНИТИВНЫЙ ДИССОНАНС - расхождение имеющегося у субъекта опыта с восприятием актуальной ситуации.
  ГАББРО (итал. gabbro), интрузивная основная глубинная горная порода. Строительный и облицовочный материал.
  
  КАРАСЬ - муз.слэнг. Монета в пять марок.
  АВИЕТКА - франц. Маленький одно-двухмоторный самолёт.
  ГЕКАТОМБА - закланные и сжигаемые затем жертвенные животные
  
  ГЕДОНИЗМ (от греч. hedone - удовольствие), направление в этике, утверждающее наслаждение, удовольствие как высшую цель и основной мотив человеческого поведения.
  
  ЦИКУТА (ВЕХ) - ядовитая трава. Сократ, приговорённый к смерти, выпил кубок цикуты и скончался через несколько минут в ясном сознании.
  
  МАН-АРА - араб. букв. Маяк (минарет)
  
  ЯУНДЕ - группа народов банту (Камерун, Габон, Экваториальная Гвинея)
  
  ЭВДЕМОНИЗМ, этическое направление, считающее счастье, блаженство (греч. eudaimonia) высшей целью человеческой жизни; один из основных принципов древнегреческой этики, тесно связанный с сократовской идеей внутренней свободы личности, ее независимости от внешнего мира.
  FEMININUM - лат. - [фэмининум] - женский род (в грамматике).
  
  АЗРАИЛ - араб. - ангел смерти.
  
  АБА - араб. - мужской верхний плащ из белого материала.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"