Родионова Анна Георгиевна : другие произведения.

Венок для ретиария: Профессионалы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Не слишком серьезно - по мотивам серьезного романа...

ВЕНОК ДЛЯ РЕТИАРИЯ

   С искренними извинениями - синьору Рафаэлло Джованьоли, написавшему действительно хорошую книгу...

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ПРОФЕССИОНАЛЫ

Москва, 2137г.

   Майя Ольховникова, больше известная под рабочим псевдонимом Эвения, схлопотала трибунал вполне заслуженно и исключительно по собственной дурости. Пора бы знать, что с такой работой, как у нее, шутки не шутят. И влопалась она, похоже, по самые ушки.
  
   - Ваше слово, подсудимая?
   Майка поднялась. Заседание суда было закрытым, все дело - сугубо засекреченным, и народу в зале сидело немного - институтское начальство да пара-тройка блюстителей чистоты экспериментов из Высшей лиги работников по изменению хронопространства. Н-да, публика.
   - А что говорить, - вздохнула она. - Грешна, казните.
   Суд удалился на совещание.
   Ничего доброго и светлого в перспективе не маячило. Разболтавшему тайну хронопереноса в ином времени (да и в своем, кстати, тоже) полагалось как минимум пожизненное отстранение от работы в Институте со снятием всех регалий и чинов. А раз уж разболтал ты это не маме на кухне и даже не какому-нибудь средневековому деревенскому пьянчужке, который с похмелья все начисто забудет, а самому Тэмуджину, будущему Чингисхану, то так просто отвертеться не надейся. Вдобавок если ты не зеленый салажонок, проваливший первое задание, а капитан Межгалактической службы времени, отпахавший на благо родной конторы семь лет. В общем, ближайшее будущее не радовало.
   Суд вернулся; отдавая дань традиции, все встали.
   Судья - молодой, лощеный дядя, типичный офисный хмырь - объявил:
   - Именем Межгалактической службы времени, на основании части второй статьи восемьдесят седьмой главы "Об ответственности младшего командного состава" действующего Устава Межгалактической службы времени, подсудимая Ольховникова Майя Владимировна, она же капитан Эвения, признается виновной в необоснованном разглашении секретной информации в ином времени. Принимая во внимание отсутствие смягчающих факторов, суд приговаривает обвиняемую Ольховникову Майю Владимировну к лишению офицерского звания и, в связи с установленной неблагонадежностью обвиняемой, высылке ее в вариативную реальность. Приговор подлежит исполнению четвертого мая две тысячи сто тридцать седьмого года, приведение приговора в исполнение и выбор вариативной реальности возлагается на непосредственное руководство Ольховниковой Майи Владимировны. Решение суда окончательно и обжалованию не подлежит.
   Майка почувствовала холод и слабость в коленях. Даже в зале кое у кого вытянулись лица: высылка в варианты - это худшее, что может произойти с человеком. Лига адвокатов уже не первый год ставила вопрос об отмене этого вида наказания как насилия над личностью, но успехи пока были нулевыми. А была эта высылка наказанием, пожалуй, куда более жестоким, чем даже электрический стул или пожизненное заключение. Ведь вариативная, а точнее - альтернативная реальность - это любое мало-мальски жизнеспособное творение человеческой фантазии. Среди бесконечного множества вариантов равно могут существовать и мир, описанный в "Илиаде", и какая-нибудь "Аэлита". И куда тебя зашвырнут - неизвестно.
  

Рим, 78г. до н.э.

   Досужие гуляки, спешащие по своим делам мелкие торговцы-лоточники, несущие лектики рабы с интересом косились на женскую фигуру, бредущую по улице без цели и направления. Фигура была одета в диковинное облачение светло-зеленого цвета, плотно облегающее тело. Спутанные черные волосы спадали на плечи и спину.
  
   Майка очнулась посреди улицы, с вялым недоумением осознав себя куда-то перемещающейся. Нескольких профессиональных взглядов, брошенных по сторонам, хватило, чтобы определить: Древний Рим, где-то первый век до нашей эры (даром, что ли, учили), окраина. Ладно, спасибо еще, что не Рони-старший с его кроманьонцами.
   Самый трудный период - это она по опыту знала - первый. Даже когда точно знаешь, что через определенный срок экспедиция закончится, все равно некоторое время на душе тоскливо и неуютно. А сейчас... Не будет больше ни хронокабины, ни встречающих, ни отчетов... Все. Институтская анафема прогремела. Нет больше такого сотрудника - капитана Эвении. И даже упоминание о ней будет уже считаться дурным тоном.
   Кто-то, похоже, подгадил ей напоследок - могли бы уж, учитывая семь лет безупречной службы, забросить куда-нибудь в вариативную Монголию (тьфу, вот ведь словосочетание-то!), как-никак специалист по войнам Чингисхана. Так нет же - Древний Рим, нате-здрасте, Цезарь, Клеопатра и тэ дэ. Оно конечно, есть махонькая надежда, что Илья Саныч, зав. отделом, милейший человек, нажмет кое на какие кнопочки, позволяющие рассмотреть вопрос об апелляции, но лучше уж рассчитывать на худшее. А худшее заключается в том, что Москвы родной тебе теперь, капитан Эвения, она же Ольховникова Майя Владимировна, не видать вовеки. И слава богу, что человек ты не семейный, в постоянных интимных связях не состоящий (Пашка с кафедры учета не в счет), а то долго бы еще оплакивали тебя родные и близкие... Потому что варианты - это все. Отсюда еще никто не выбирался. А если и выбирался, то потом очень быстро обнаруживал себя где-нибудь в Южно-Сахалинске. И мозги при этом имел непоправимо порушившиеся.
   Майка села в тени какого-то строения и задумалась. В общем, все сложилось как нельзя хуже, но сопли распускать или вешаться мысли не возникало. Всегда рассчитывать на худшее и надеяться на лучшее - основной принцип работы, пока не усвоишь - тебя близко к хронокабине не подпустят. Спасибо еще, по древним языкам натаскана, по-латински и по-гречески изъясняется свободно, с галльским, фракийским и восточной группой похуже, но не зря же в свое время под гипнозом такую кучу всякой муры в мозги пихали... Толмачом, что ли, заделаться, наняться в какие-нибудь местные экспедиции - контакты с аборигенами налаживать? Хотя с аборигенами у римлян разговор обычно короткий - дубьем по темечку... Одно слабое утешение: варианты - это все-таки не реальная история, тут делай что угодно, хоть нанимайся тренером в школу гладиаторов и внедряй ноу-хау - использование автомата Калашникова против трезубца с сетью.
   В общем, мрак полный...
   Строение, в тени которого расположилась Майка, оказалось таверной. Причем, судя по всему, самой что ни на есть ширпотребной - запахи, изливавшиеся из распахнутой двери, на ресторанные, мягко говоря, не тянули. Но после всего пережитого любой русский человек пришел бы к выводу, что пора использовать национальную панацею от всех бед - а Майка была русским человеком, да еще последние семь лет состоявшим на весьма нервной службе. Алкоголя двойной очистки здесь, ясно, не водится, но древние источники авторитетно утверждают, что местная бормотуха тоже вполне ничего. Ладно, теперь не до гурманства.
   В таверне было сумрачно и душно.
   - Есть кто живой? - громко спросила Майка, обозревая зал.
   - Есть, - приветливо отозвалась крепкая женщина средних лет, выглядывая из закутка, служившего, очевидно, кухней. Женщина была неожиданно опрятной и чистенькой; густые темные волосы с изрядной проседью, уложенные на косой пробор, закрывали правую сторону широкого румяного лица.
   - А скажи-ка мне, хозяюшка, - пошла на приступ Майка, - как в твоем заведении можно выпить стаканчик вина, не имея при этом ни монетки? Ограбили, понимаешь, а знакомых у меня тут нет. Может, дрова нарубить или пол помыть?
   Хозяйка уставилась на нее озадаченно - и тут-то Майка и поняла, что глаз у почтенной трактирщицы всего один, а волна волос маскирует грубый шрам от виска до подбородка. Бурное, похоже, было прошлое у дамочки...
   - Это теперь во Фракии носят такие наряды? - осведомилась хозяйка, с интересом оглядывая форменный комбинезон (доблестные стражи порядка, закидывая осужденную в Древний Рим, не озаботились снабдить ее хоть какой-нибудь шмоткой в духе времени).
   - Почему - во Фракии? - опешила Майка.
   - Твой выговор похож на фракийский. А впрочем, кто вас, варваров, разберет... Если хочешь, можешь помочь мне замесить тесто и нарезать лук.
   - Идет, - Майка бодро кивнула. Чем больше мелких дел - тем проще ни о чем не думать. И вдруг - на каком-то вдохновении - добавила: - Слушай, я ведь еще танцевать умею...
  

Рим, 78 г. до н.э.

   Гладиаторы школы ланисты Акциана шли сюда, заранее зная, что позволить могут себе очень немногое: вернувшихся в школу пьяными пороли безо всякой жалости. Однако их неудержимо тянуло в эту затрапезную таверну на окраине Рима - тянуло за обитающим здесь призраком свободы, пусть даже свободы всего на несколько часов. А кроме того, здесь были женщины. Женщины, которых не интересовало, раб ты или патриций - лишь бы платил. И, может быть, эти дочери нищих закоулков и темных подворотен были теми немногими, кто видел в этих смертниках людей. Варвары и коренные италийцы, ветераны и зеленые юнцы - все они уже давно с мрачной иронией привыкли считать себя счастливчиками. Ибо невезучих среди них не было. Невезучих уволакивали с арены железными крючьями, и имена их исчезали из памяти. Не помнить было проще. Не вспоминать, забыть. Чтобы в снах не приходили лица друзей, убитых твоей же рукой. Чтобы просто не сойти с ума. И выжить самому.
  
   Танцы были восприняты на ура - рок-н-ролл на столе произвел на аборигенов неизгладимое впечатление. Майка подумала насчет "ламбады", но решила придержать этот коронный номер как гвоздь программы. Музыканты - барабанщик и флейтист - долго не могли поймать ритм, но потом вошли в раж и сбацали такое, что самым могучим рок-н-ролльщикам просвещенного двадцать второго века не снилось. Жалко - бас-гитары не было.
   Хозяйка только успевала ловить монеты, летевшие Майке под ноги. Похоже, сегодня заведение осталось в ба-альшом плюсе. Местные ночные бабочки скучно сидели вдоль стенки: после рок-н-ролла их вялый стриптиз под дудочку выглядел ну просто никак. Зато мужская часть населения проявила все признаки здорового оживления: новоиспеченную служительницу Терпсихоры наперебой зазывали к столу отведать местные яства, выраженные ячменными лепешками и тушеной в луке требухой. Отыскав среди этих энтузиастов одно лицо, не лишенное даже некоторой интеллигентности, Майка направилась к нему.
   Это был молодой человек лет двадцати пяти - двадцати семи, черноволосый и черноглазый, с чертами лица совершенно не римскими, но правильными и вполне привлекательными. Чем-то даже Пашку с кафедры учета напоминает, ностальгически вздохнула Майка, усаживаясь рядом с ним и прикладываясь к чаше с холодным вином. Очень, кстати, приятная бормотушка, даром что "до н.э." - всякую гадость еще не научились подмешивать.
   - Благодарю, - искренне сказала Майка, возвращая пустую чашу. - Ты - мой спаситель. - Еще бы, после учиненных ужимок и прыжков холодненького - самое оно. - Может быть, мой спаситель назовет свое имя?
   (С молоком, можно сказать, впитанное правило - наводить контакты при первом же удобном или неудобном случае!)
   Черноволосый белозубо улыбнулся и, легко подняв немаленький кувшин, опрокинул его над чашей:
   - Когда-то я называл свой род и племя, отвечая на этот вопрос... А теперь - что ж! - могу сказать лишь, что я - Крикс, гладиатор из школы ланисты Акциана.
   Ма-ать! Майка ощутила непреодолимое желание закурить. Потому что имя этого симпатичного черноглазого гладиатора не оставляло ни малейших сомнений насчет того, в какой времени она оказалась. Криксом звали одного из вождей восстания рабов под предводительством Спартака.
   - Очень приятно, - пробормотала она, давясь куском лепешки. - А я, стало быть, Эвения. Вот и познакомились.
   Рабочий псевдоним в данном случае подошел как нельзя лучше - имечко вполне себе римское, спасибо Илье Санычу - он в свое время выдумал... Хоть какая польза от прошлой жизни.
   Пока они общались (Майка очень быстро убедилась, что перед ней хоть и варвар, но человек вполне неглупый и не лишенный чувства юмора), в дверях таверны произошло некоторое движение. Группа крепко поддавших граждан, гуртовавшихся у дверей, вдруг как-то очень резво рассеялась, пропуская двух мужчин в простых серых туниках, поверх которых были наброшены короткие темные плащи. Первый, пониже ростом, был темноволос и широкоплеч; грубоватая лепка крупных черт загорелого лица выдавала в нем германца. А вот его спутник... Этот словно сошел с картинки комиксов про похождения Геркулеса. В плечах - косая сажень, кудри льняные, глаза - небесной голубизны, осанка - царская, фигура - хоть сейчас беги за Фидием, Микеланджело и Мухиной.
   - Спартак! - громко окликнул это неземное создание Крикс, приподнимаясь из-за стола.
   И Майка отвесила челюсть.
   Вот в этом-то и заключается "прелесть" альтернативной реальности, которая со временем может довести до ручки. Если ты здесь встречаешь какого-нибудь исторического персонажа, то он будет именно таким, каким его представлял себе автор данного варианта. Поэтому ничего удивительного, что с реальным Спартаком (слава богу, фотографий в каталоге с пометкой "Только для сотрудников" хватало) местный аполлоноподобный субъект ничего общего, кроме имени, не имел. Майку скрутил хохот, когда она вспомнила эти фотографии и запечатленного на них среднего роста русоволосого человека с усталыми серыми глазами. Цирк приехал, однако...
   Пока она - довольно неубедительно - пыталась замаскировать смех кашлем, этот великолепный образчик романтического полета мысли неизвестного автора подошел к столу, с некоторым недоумением покосился на нее и, пожав руку Криксу и еще нескольким товарищам, уселся на скамью.
   - Познакомься, Спартак, - весело сказал Крикс, наливая другу вина, - это - Эвения, новая танцовщица и, клянусь всеми богами, самая очаровательная девушка, которую я когда-либо встречал.
   Спартак учтиво, но совершенно безразлично склонил голову в знак приветствия и снова обернулся к другу:
   - Нам нужно поговорить, Крикс...
   Майка совершенно верно истолковала это как намек исчезнуть и побрела на кухню - выяснить у хозяйки, где ей можно расположиться на ночлег. Но, не дойдя до кухонного закутка, вдруг остановилась. В мозгу что-то щелкнуло - мозаика сложилась, дав в памяти вспышку ослепительной яркости.
   - Хозяйка! - она влетела в кухню пушечным ядром. - Как называется твоя таверна?
   Та с изумлением воззрилась на нее своим единственным глазом.
   - Таверна Венеры Либитины, - пожала она плечами, привычным движением поправляя прядь волос на щеке.
   - А ты, стало быть, - Лутация Монокола?
   - Ну да, - кивнула хозяйка, - так меня называют. А что ты...
   Но договорить она не успела. Корчась от хохота, Майка сползала по стенке. Бросив сковороду на попечение рабыни, Лутация поспешила к своей странной гостье, опасаясь, видно, что у той припадок, но Майка, вдруг подняв на нее слезящиеся от смеха глаза, выдавила только одно слово:
   - Джованьоли! - и снова захохотала.
  

Капуя, 78г. до н.э.

   Капуя была похожа на большую клумбу, в которую озорные дети воткнули игрушечные домики и изгороди, натянув между ними шелковые ленточки дорог. В отличие от тяжеловато-величественного Рима, этот город по праву считался городом празднеств и развлечений. Здесь не ломали голову над тонкостями политической интриги и не чахли над златом. Деньги тут тратили легко, благо было на что, а благоприятный климат Кампаньи щедро дарил жителей солнцем, чудесным воздухом и богатым урожаем.
   Однако и здесь жили люди, ненавидевшие это прекрасное место от всей души. Обитали они в большом, добротно выстроенном здании за крепким забором, и для них красавица Капуя была городом смерти.
  
   - Спартак на свободе? - Майкин собеседник, высоченный темноволосый германец, изумленно покачал головой. - Нужно иметь великое мужество, чтобы проклятые римляне сами пожелали дать свободу гладиатору. Рад слышать, Эвения. Но... - он запнулся и покосился на Майку словно бы в нерешительности, - наверно, у него теперь будет много дел... которые необходимо улаживать свободному человеку...
   Майка хмыкнула:
   - Дел у него уже полным-полно. Ровно в день своего освобождения он случайно столкнулся в таверне со своей сестрой, которую не видел с тех пор, как римляне захватили Фракию. Бедная девочка досталась какому-то мерзавцу, который предлагал ее своим приятелям - за денежку, конечно. Так что Спартак, как ты понимаешь, был отнюдь не в восторге. И теперь он носится по всему Риму, чтобы устроить судьбу сестры. Но если ты думаешь, что за этим всем он забудет о нашем деле - выкинь это из головы. Спартак все помнит, Эномай, но не разорваться же ему.
   - Подлецы, - скрипнул зубами Эномай. - Попадись мне этот негодяй и его приятели...
   Майка успокаивающе похлопала его по руке:
   - Этот негодяй уже попался Спартаку. Тот его чуть не задушил, потом долго извинялся - мол, беспокойство о сестре и все такое... Лучше расскажи, что у вас.
   Они сидели на каменной скамье неподалеку от гладиаторской школы ланисты Лентула Батиата, откуда Эномаю удалось улизнуть, сунув надсмотрщику несколько монет. В Капуе, где царили особо свободные нравы, свободные горожанки и даже матроны частенько обращали свой благосклонный взгляд на гладиаторов, и надсмотрщики привыкли смотреть сквозь пальцы на отлучки своих подопечных. Опять же, женская фигура, ожидающая Эномая у ворот школы, в данном контексте выглядела как нельзя кстати.
   Пока германец рапортовал, как обстоят дела в школе Батиата и скольких человек удалось привлечь к заговору, Майка задумчиво крошила воробьям лепешку и как-то лениво размышляла: вот сидит она, капитан Межгалактической службы времени, в компании гладиатора, который даже не подозревает, что вся его судьба наперед известна его собеседнице, а вокруг плывет придуманная реальность... И, может быть, на самом деле не было в Капуе этой скамеечки, и воробьи здесь не прыгали, но в лохматом девятнадцатом веке это все придумал пламенный гарибальдиец Рафаэлло Джованьоли, и эти романтические бредни теперь - единственно существующая действительность для Майи Ольховниковой, ставшей - и, видимо, уже пожизненно - танцовщицей Эвенией... И ведь совсем несложно было влезть в этот Союз угнетенных, которого исторически не было и не могло быть, пришлось только поднапрячь мозги и вспомнить в деталях основательно подзабытый шедевр романтической литературы, который когда-то - со своей профессиональной колокольни - читала как великую хохму... А дальше все было просто и даже скучно - ну, что за интерес участвовать в событиях, развитие которых прекрасно знаешь заранее? Врагу не пожелаешь - докатиться до состояния кукольника, дергающего ниточки покорных марионеток... А самое паскудное, что марионетки об этом и не подозревают. Живут себе люди и даже в дурном сне не увидят, что их кто-то придумал... "Господи, - как-то панически подумалось, - я-то играюсь, а они - живые! И помыслить не могут, что за них уже все придумано и по полочкам разложено... Что же делать-то, что ж это за пытка такая гестаповская - так с ума сводить... Ведь рехнусь, точно рехнусь..."
   А Эномай все что-то говорил, говорил - велеречиво, как и полагалось герою Джованьоли... И знать не знал, что существовал в истории другой Эномай - настоящий - совершенно не похожий на него...
  

Рим, 77 г. до н.э.

  
   После того, как бывший диктатор Сулла, даже после самоотвода наводивший страх на всю Республику, скончался на своей вилле в Кумах, о покое в Риме можно было забыть. Грызлись между собой все - патриции и всадники, плебеи и жрецы. Стоило Сулле испустить дух, как обнаружилось неисчислимое множество доблестных мужей, которые, оказывается, всегда были ярыми противниками деспотичного диктатора, поработившего римский народ. О том, что оные мужи не считали зазорным много лет питаться от кормушки Суллы, понятно, скромно умалчивалось. Словом, прошло несколько месяцев, а безобразия в Риме не утихали. Все как водится: кот из дому - мыши в пляс...
  
   Если спросить обычного человека, что в жизни он ненавидит больше всего, тот, скорее всего, задумается. После восьми месяцев пребывания в Риме Майка ответила бы без запинки: танцы и политику. Восторги древних в адрес рок-н-ролла забавляли лишь поначалу, потом начали раздражать. И хотя эти танцы были единственным источником ее существования, довольно скоро Майка прокляла и изобретателей рок-н-ролла, и даже того безвестного первобытного товарища, которому первому пришла в голову мысль двигаться под заданный ритм. С политикой дело обстояло еще хуже: с тех пор, как умер Сулла, у плебеев появился роскошный повод погуртоваться в кабаках и подрать глотки, каковому занятию они и предались со всем энтузиазмом пылкой итальянской натуры. Наособицу оказались гладиаторы: этим-то, по большому счету, было глубоко плевать, что там творится у кормила власти, их гораздо больше интересовал вопрос, куда запропал Спартак. Все знали, что он был назначен учителем фехтования в принадлежавшей Сулле школе гладиаторов и уехал в Кумы, но Сулла умер, большая часть подопечных Спартака погибла в ритуальном сражении на похоронах диктатора, а от фракийца все не было ни слуху ни духу. Крикс сильно подозревал, что Спартака держит в Кумах какой-то личный интерес, Майка даже знала, какой именно, и вдвоем они старались убедить недовольных, что Спартак их не забывал и не предавал, просто надо немного подождать. Но в конце концов истощилось и их терпение; в один прекрасный вечер гладиаторы скинулись кто сколько мог на дорогу Майке, и она отбыла в Кумы.
   Как она и предполагала, Спартак обретался во дворце Суллы, а точнее - в одной из многочисленных построек для прислуги, расположенных на территории дворца. Не без труда добудившись привратника, она потребовала, чтобы ее провели прямо к Спартаку, на что получила ответ, что, мол, всяким подозрительным бродягам тут шляться нечего, да еще в ночное время. Кончилось тем, что за Спартаком все-таки послали, но вместо него прибежала его сестра - прелестное юное создание с белокурыми локонами и взором трепетной лани.
   - Мирца, - устало сказала Майка, - если твой брат сейчас категорически не может увидеться со мной - ладно, до утра дело терпит. Но, может, я все же буду вознаграждена миской похлебки и охапкой соломы где-нибудь в уголке?
   В самом начале ее речи Мирца слегка порозовела и потупилась, подтвердив Майкины подозрения насчет рода занятости Спартака в столь поздний час, но быстро взяла себя в руки и бодро заявила, что и ужин, и ночлег для "дорогой Эвении" сыщется немедля.
   Когда на следующее утро "дорогая Эвения" открыла глаза в комнате Мирцы - разумеется, не на охапке соломы - ее уже ждал поднос с лепешками, сыром, холодным мясом и чашкой сладкого фруктового напитка - проще говоря, банальнейшего компота, который тут почему-то потребляла в основном аристократия. Кроме этой снеди, на подносе лежала навощенная дощечка, на которой рукой Спартака было написано, что он, не имея возможности дожидаться Майкиного пробуждения, отбыл на какую-то важную встречу, но обещает вернуться в районе полудня. Чертыхнувшись, Майка оделась, плеснула в лицо водой из умывального кувшина, обнаруженного в углу, и села завтракать. Делать до полудня было совершенно нечего.
   Оставшиеся два часа она бродила по роскошному саду возле дворца, игнорируя заинтригованные взгляды прислуги. Похоже, привратник уже успел поведать, как некая загадочная незнакомка требовала Спартака в три часа ночи. Наконец ожидание было вознаграждено: проходя мимо бассейна с золотыми рыбками, она услышала оклик и, обернувшись, на повороте в аллею увидела Спартака.
   Они не встречались уже около трех месяцев, и за это время фракиец похудел и слегка осунулся, являя собой полное опровержение слухов о своей якобы шоколадной жизни в Кумах. Подбежав к Майке, он с радостной улыбкой обнял ее и в лучших традициях жанра воскликнул:
   - О Эвения, дорогой мой друг! Прости, я не смог встретиться с тобой утром - Мирца сказала мне, что ты приехала совсем поздно и очень усталая, и я не решился тебя будить. Рассказывай же, что в Риме?
   - В Риме - римляне, - ехидно сказала Майка, переводя дух после этих объятий, больше похожих на железные тиски. - А еще там есть Форум и Большой цирк. И еще куча всего интересного. С чего начать?
   - Ты знаешь, с чего начать, - серьезно сказал Спартак, хотя глаза его смеялись. - Как Крикс, как Арторикс? Что происходит в школе Акциана?
   - Происходит то, что тебя уже слабо помнят в лицо, - напрямую заявила Майка, не слишком заботясь о почтительности. - С тех пор, как ты явил себя на один день, прошло три месяца. И по сю пору о тебе никто не слышал.
   Фракиец помрачнел.
   - Да, ты права, - задумчиво произнес он после паузы, - твои упреки полностью справедливы. Правда, за это время я виделся с Эномаем, он приезжал сюда... Знаешь, - вдруг оживился он, - знаешь, с кем я встречался сегодня, пока ты спала? Лентул Батиат приезжал в Кумы, чтобы подтвердить мне свое приглашение на должность учителя фехтования в его школе; он сказал, что ждет меня в Капуе в ближайшее время!
   - Здорово, - оценила новость Майка. - До сих пор школа Батиата напоминала улей на зимовке: все жужжат, но никто ничего не делает. Полагаю, ты быстро наведешь там порядок. Но, как я понимаю, это означает, что в Риме ты опять-таки не появишься?
   - Появлюсь, - серьезно сказал Спартак, - обязательно появлюсь. Ты права, Эвения, я преступно долго не был там. Но мне необходимо съездить в Капую; Батиат приглашал меня уже дважды, скоро его терпение истощится. А потом... потом мне придется разрываться между Капуей и Римом, потому что потребуюсь я, похоже, в разных местах одновременно...
   - Послушай, - прервала его Майка, - у меня есть мысль. Абсолютно бредовая, но в чем-то гениальная. Как ты думаешь, не подкинуть ли Батиату - он, кажется, до денежки жаден? - идею принципиально нового направления гладиаторских боев? Оригинально до наглости, но барыш может принести немаленький...
   - Какую идею? - Спартак, приостановившись, взглянул на нее недоуменно.
   - Женщина на арене. Скорее всего - ретиарий. Ну и, разумеется, наврать публике что-нибудь красивенькое - амазонка там, что-то еще в том же роде...
   - Ты? - изумился Спартак, останавливаясь и разворачиваясь к ней всем корпусом. - Эвения, ты сошла с ума?
   - Вот уж нет. Помнишь того перепившего могильщика, которого я на твоих глазах вышвырнула из таверны? Если память мне не изменяет, кинжалом он размахивал очень даже небездарно. И поверь мне, друг мой, много лет меня учили отнюдь не танцевать...
   Спартак внимательно взглянул ей в глаза - и, похоже, профессиональным взором угадал по этим глазам такого же профессионала... Покачав головой, крепко пожал ей руку:
   - Ты поистине удивительная женщина, Эвения. Но подумай сама: какой прок будет от того, что ты станешь рабыней?
   - Самый прямой, - парировала Майка (да неужели человек, сдававший семь лет подряд отчеты родному Институту, не найдет аргументов для убеждения литературного персонажа!) - Если я поднатужусь и покажу Батиату все, на что способна, он отвалит за меня кругленькую сумму, которая вовсе не будет лишней для Союза угнетенных. А кроме того, ты сможешь спокойно оставлять Капую, не боясь, что Эномай наваляет дел в твое отсутствие. В общем, все кругом только в выигрыше окажутся...
   - Эвения, - фракиец все еще поглядывал на нее недоверчиво, - я ценю твою преданность нашему делу, я - поверь мне - искренне восхищаюсь твоей отвагой, но... Во-первых, женщина-гладиатор - это немыслимо. Не думаю, что Батиат на это пойдет. А во-вторых, подвергать себя такой опасности...
   - Не себя, а тех, с кем придется драться, - спокойно сказала Майка, понимая, что уже победила. - Попробуй, Спартак. Честное слово, по-моему - это удачная мысль.
  

Капуя, 73 г. до н.э.

   Зрелище предстояло изумительное; ланиста Лентул Батиат нарадоваться не мог на кругленькую сумму, полученную от самого Гнея Помпея. По всей Капуе ходили слухи, усердно культивируемые специально рассылаемыми Батиатом людьми, что через неделю в амфитеатре состоится бой гладиаторов, предполагающий для ценителей этого развлечения особо изысканное удовольствие: в паре мирмиллон - ретиарий должны выступить давние любимцы капуанской публики, германец Эномай и амазонка Эвения...
  
   Спартак рвал на себе волосы. Майка угрюмо молчала, втайне мечтая добраться до глотки Батиата, а заодно и Помпея. Игры кончились, началась паскудная действительность. И действительность эта заключалась в том, что через несколько дней ей придется убить Эномая. Или он ее убьет, это уж кому повезет.
   - Спартак, - тихо сказала она, - ну хочешь, я пообещаю его не убивать? Я же понимаю, как он тебе нужен...
   Фракиец мрачно глянул на нее, но промолчал, продолжая кружить по камере. Несколько минут назад он влетел сюда, чтобы сообщить страшную новость.
   То есть страшной-то она, конечно, не была... Служба, знаете ли, к развитию сентиментальных чувств как-то не подвигает, от страха смерти избавляешься благодаря умным методикам еще будучи курсантом, и процесс убийства тоже трепетания душевного не вызывает... Но будь Майка совсем правильным сотрудником, ее бы из Института не выперли. И сейчас не испытывала бы она некоего внутреннего дискомфорта...
   - А может, обойдется, - безнадежно предположила она. - Публика нас обоих любит.
   - Как бы не так, - Спартак яростно сверкнул глазами. - Эти кровожадные звери не прощают поражения своим любимцам. Кто бы ни победил - ты или Эномай - другой погибнет. Боги великие, Эвения, зачем ты ввязалась в это!
   - Не ввяжись я - на моем месте оказался бы другой. Эномай мог погибнуть в любом сражении на арене, а я - опять же в любой поножовщине в таверне. Хотя, надо признать, все сложилось действительно на редкость паскудно.
   - Именно Эномай и именно ты! - пробормотал фракиец, словно не слыша ее. - И я ничего, ничего не могу сделать!
   Майка задумчиво посмотрела на свой браслет - это была единственная вещь, доставшаяся ей от прошлой жизни. Крупный ограненный александрит, сверкавший посередине широкой серебряной полосы, являлся передатчиком (на данный момент - исключительно предмет ностальгии, а никак не функциональная вещь...); легкое же нажатие одного из окружающих его черных топазов приводило в действие механизм лазерного резака. Это только поначалу резаки выдавались системы "пистолет", потом по завоевании чинов появлялось и это вот изящное именное оружие...
   - Слушай, - сказала она, - у тебя есть поблизости что-нибудь, что не жалко испортить? Палка, полено, доска... ну, что-нибудь в этом роде, а?
   Спартак посмотрел на нее, как на больную, но молча вышел и вскоре вернулся с древком от копья.
   - Ага, - Майка кивнула, не вставая со своего соломенного тюфяка. - Поставь к стене и отойди на пару шагов.
   Привычно опустив кисть левой руки, указательным пальцем правой она тронула один из топазов. С еле слышным щелчком из-под александрита выскочила тонкая серебряная игла с чуть заметным утолщением на конце. Топаз плавно утонул под повторным нажатием, и с иглы сорвался длинный сиренево-серебристый луч. Древко дрогнуло и, рассеченное пополам, повалилось; прежде, чем оно коснулось пола, каждый из обрубков оказался разрезан еще надвое.
   - Сгодится, - сказала Майка, приводя резак в исходное состояние. И, заметив совершенно ошарашенный взгляд Спартака, ухмыльнулась: - Ну, что ты так смотришь? Я же тебе говорила, что умею не только танцевать...
  
   ...Амфитеатр рукоплескал: гладиаторы - четырнадцать пар - обходили арену. Впереди шли две пары андабатов, за ними - ретиарий и мирмиллон. Майка с ее ростом метр семьдесят пять рядом с Эномаем казалась миниатюрной.
   - Эвения, - вдруг нарушил молчание германец. - Ты не думай... ты сегодня не умрешь.
   - Только поддавков не хватало, - буркнула она, не глядя на Эномая.
   Тот тихонько усмехнулся:
   - А может, и поддавков не будет... ты ведь - опасный противник... Но если одному из нас сегодня суждено погибнуть, это буду я. Ты нужна Спартаку... и - Криксу, - добавил он, запнувшись на секунду. - А я хоть так помогу нашему делу.
   - Заткнись, - прошипела Майка, стискивая зубы. Это было в высшей степени непрофессионально со стороны Эномая - заводить душещипательный разговор перед сражением. Не хватало еще раскиснуть за патетическими речами о правом деле угнетенных, меряясь благородством - кто кому себя в жертву принесет...
   - Молчу, - чуть приметно улыбнулся Эномай. И по этой вот улыбке Майка со злым бессилием поняла, что он решил все для себя окончательно. Черт бы побрал это античное благородство...
   Впервые в жизни ей захотелось сесть и заплакать, а еще больше - заблажить на весь амфитеатр: это бред, сон, заберите меня отсюда! Но она прекрасно понимала, - военная подготовка, знаете ли, - что это не бред и не сон, и никто ее отсюда не заберет, и придуманная Джованьоли реальность - теперь единственная для нее... Вы не на аттракционе, мадам, так что извольте не распускать нюни и не позорить тех, кто много лет делал из вас профессионала. И если сегодня тебе придется погибнуть или убить Эномая, прими это как данность, капитан. Для начала, по крайней мере. А там - поглядим.
   ...Толпа встретила их овацией. На трибунах заключали пари, ставки были огромные. Среди занявших лучшие места патрициев находился несравненный оратор Квинт Гортензий, заставивший прийти сюда и свою сестру Валерию Мессалу, вдову диктатора Суллы. Когда-то Валерия охотно посещала гладиаторские бои, но с тех пор, как у нее сложился тайный роман со Спартаком, переменила свои взгляды на подобные развлечения. Однако Гортензий, который, узнав об этом романе, пришел в ужас, надеялся вернуть сестру на путь истинный и едва ли не силой притащил ее в амфитеатр, не без ехидства заметив, что, мол, бояться ей нечего - Спартак-то уж всяко выступать не будет. Дабы не сгубить окончательно свою репутацию, Валерия пришла - с твердым намерением просидеть все время с закрытыми глазами. Зато ее верные давние поклонники Эльвий Медуллий и Марк Деций Цедиций, последовавшие за ней, когда она решила прогуляться в Капую (не без надежды повидать здесь Спартака), были крайне оживлены.
   - Ставлю на амазонку, - радостно потирал руки Цедиций. - Я видел ее год назад - она несравненна. Что ты скажешь, божественная Валерия?
   Прекрасная матрона посмотрела на арену тоскливо.
   - Я не собираюсь делать ставки, - нехотя промолвила она.
   - В таком случае, - надменно произнес Эльвий Медуллий, - я ставлю вдвойне - за себя и за тебя, госпожа моего сердца. И ставлю на германца. Этой амазонке, как представляют ее неотесанной черни прихвостни Батиата, никогда не сравниться с Эномаем. При всей кажущейся неуклюжести этот гигант проворен, как дикая кошка...
   Валерия смотрела на своих поклонников с плохо скрытым отвращением.
   Пока публика делала ставки, Майка и Эномай кружили по арене, прощупывая тактику друг друга. Им никогда еще не приходилось сходиться в паре, но каждый знал, что перед ним серьезный противник.
   Для пробы Майка легонько посунула в его сторону трезубцем - Эномай не глядя отбил его щитом. Уйдя от меча германца, Майка зашла с другой стороны - тот же результат. Внезапно Эномай громадным прыжком оказался рядом с ней - она, не выпуская сеть и трезубец, несколькими молниеносными кувырками откатилась назад и тут же, не выпрямляясь, ударила снизу, целясь под щит. Трезубец был отбит с великолепной небрежностью.
   "Блеск, - невольно оценила она. - Тактика под названием "хрен пробьешься". Ай да человек-гора..."
   Они уже несколько минут обменивались выпадами, кружа по арене. Майка бросила сеть - Эномай увернулся с непостижимой для его комплекции ловкостью. В общем-то, ему полагалось оберегать отбитую сеть, но он, джентльмен несчастный, вместо этого бросился на Майку с серией ударов, которые она хоть и с трудом, но парировала. Нет, Эномай не играл в поддавки - он просто сознательно избирал для себя самые невыигрышные позиции.
   - Твою мать! - рявкнула Майка, подбирая сеть - вдруг почему-то она напрочь забыла все языки, кроме русского. - Мы тут в салочки играем или деремся?!
   Эномай, разумеется, не понял, но усмехнулся в ответ, на долю секунды помедлив, чтобы дать ей возможность встать в стойку.
   - Пень германский, - прошипела она, раскручивая сеть. Эномай вел себя - на фоне своих великолепных способностей - вопиюще непрофессионально... Ну, нельзя, нельзя так, черт возьми! Этот патетический персонаж полета мысли Джованьоли рушил своей наивностью все уложившиеся установки...
   Это длилось еще минут десять. Эномай упорно подставлялся, Майка так же упорно этим не пользовалась. Самое забавное, что внешне эта борьба выглядела по-настоящему напряженной - ну, клоунады-то валять все гладиаторы обучены...
   И вдруг - Майка даже сама этого не ожидала - сеть захлестнула германца. Захлестнула прямо-таки образцово-показательно, хоть в учебные пособия вноси. Она еще успела поймать удивленный взгляд Эномая - но тот уже падал, потому что древко трезубца со скоростью света пришло ему под колени...
   Вот все и случилось. Скрипнув зубами от бессильной злости, Майка, согласно традиции, приставила трезубец к горлу побежденного и подняла взгляд на трибуны. Господи, какой же милосердный обычай - можно не смотреть в глаза поверженного...
   Амфитеатр неистовствовал. Те, кто ставили на мирмиллона, выли в голос - они теряли огромные деньги. Их противники орали от радости, скандировали имя Майки и бросали на арену цветы. На радостях они даже готовы были даровать побежденному жизнь, но - увы! - тех, кто проиграл, было больше. А уж после того, как сам Гней Помпей с легкой улыбкой опустил большой палец, его жест повторили сотни. Помпея уважали.
   Майка посмотрела на Эномая. На трибуны. Снова на Эномая. И бросила трезубец.
   - Я не буду его убивать, - сказала она негромко.
   Тишина восстановилась с необычайной скоростью. Весь амфитеатр воззрился на арену в немом изумлении. То, что один гладиатор отказался прикончить другого, было неслыханной наглостью.
   - Чего уставились? - зло выкрикнула Майка, вскидывая голову. - Я не буду его убивать!
   К ним уже бежали лорарии, за которыми спешили вооруженные товарищи из охраны амфитеатра. Майка только успела выдохнуть: "Спина к спине", - и наступила свалка; она кого-то ударила лазерным лучом, потом - повезло - срезала сразу двоих, а потом ее все-таки скрутили и поволокли куда-то, и песок скрипел на зубах...
  

Капуя, 73 г. до н.э.

  
   Гладиаторы школы Батиата глухо роптали. Одно дело - слушать речи о свободе, равенстве и братстве, а совсем другое - когда один из них (и кто - женщина!) решается на бунт прямо на арене. Для взрыва достаточно было одной искры. И, понимая это, Спартак поспешил послать гонца в Рим, чтобы предупредить Крикса, а тот, в свою очередь, направил бы весть в Кумы и Равенну: нужно быть наготове. Прекрасно понимая, что гладиаторы сейчас взбудоражены до крайности, Спартак верно оценил ситуацию и признал, что все предыдущие расчеты следует забыть и действовать, исходя из обстоятельств. Иначе все может рухнуть в один миг, и тщательно спланированное восстание вмиг превратится в спонтанный и заранее обреченный бунт...
  
   Эргастулум - это очень неприятно. Особенно зимой. Особенно когда на тебе кроме легких сандалий и тонкой алой туники, сшитой специально для выступлений, наличествуют только тяжеленные цепи, в которых даже не подвигаешься для сугреву.
   Прикованная к стене, Майка за неимением других развлечений гоняла кровь по жилочкам с помощью нехитрых упражнений - последовательного напряжения-расслабления отдельных групп мышц. Нос замерзал все равно.
   И опять, как в том зале суда, оставшемся в неизмеримо далекой и уже ставшей словно бы чужой Москве, она пришла к неутешительному выводу: перспективы у нее самые плачевные. Если насмерть не забьют во славу дисциплины, то на рудники точно сошлют. А там - пара лет и опаньки. Тридцать два года - не девочка уже...
   Мрачные размышления были прерваны появлением Спартака. Пользуясь своим статусом, он беспрепятственно проник в эргастулум, раздобыв ключи от Майкиных оков.
   - Негодяи, - пробормотал он, срывая с нее цепи с таким лицом, словно освобождал не Майку персонально, а весь класс угнетенных.
   - Сволочи, - со вздохом согласилась Майка, растирая занемевшие от холода руки. - На дворе не лето, между прочим...
   - Вот, возьми, - Спартак протянул ей шерстяной плащ, глядя на нее с неподдельным состраданием. - Эвения, отважный мой друг... если бы я мог помочь тебе сейчас, немедленно! Знала бы ты, скольких усилий мне стоило не кинуться с мечом на Батиата и его прихвостней, когда они тащили тебя в этот мерзкий каменный мешок! Но...
   - Да брось ты, - сказала Майка, - я же все понимаю. Нельзя ставить под угрозу все дело ради одной меня. В конце концов, я жива и пока, кажется, даже еще не простужена. Вот выпить бы чего-нибудь...
   - Я тебе принес вина, - оживился Спартак. Полюбовавшись на ее бесплодные попытки застегнуть закоченевшими пальцами пряжку плаща, фракиец сам закутал ее и, подхватив на руки, как ребенка отнес в угол, где была свалена куча соломы. - Подкрепи свои силы, согрейся... и надейся на лучшее. Я не смог убедить Батиата отменить наказание, но сделал все, чтобы оно не состоялось. Когда тебя подведут к столбу, это будет сигналом. Ключи от склада с оружием - у меня...
   На протяжении этой речи он продолжал прижимать ее к себе, чтобы согреть, и держал у ее губ горлышко фляги с неразбавленным вином. И от этого вот тепла и этой заботы Майка вдруг совершенно непрофессионально размякла, и снова, как тогда, в ночной монгольской степи, когда Тэмуджин держал ее за руки, а ученик шамана Кокэчу вытаскивал у нее стрелу из ребер - мелькнула горькая мысль: а ведь черта с два встретишь в родном двадцать втором веке эту элементарную человеческую нежность... В веке, где превыше всех достоинств ценится профессионализм. В веке, где большая часть эмоций отошла в область атавизма. В веке, где о человеке судят по удачливости его карьеры. И такое мировоззрение уже настолько устоялось, что ни у кого из институтского начальства - и, разумеется, у господ присяжных - даже мысли не возникло, как это вообще возможно - проболтаться о своей миссии какому-то монгольскому аборигену, который априори рассматривался лишь как одна из составляющих эксперимента. Что им до того, каково это - валяться в бреду с меркитской стрелой в боку, пока анда Тэмуджин - сколько же у глубинного исследователя таких мимолетных побратимов в жизни бывает!.. - двое суток тащит тебя к улусу тайчиутов на своей спине, потому что лошади убежали, и во время кратких остановок собой заслоняет от метели, отогревает собственным дыханием... И ведь, наверно, именно поэтому она так и не смогла солгать Тэмуджину, когда он, давно уже подметивший за ней кое-какие способности, напрямую спросил - не из богов ли она...
   Сделав еще глоток, Майка почувствовала, как кровь запульсировала по всем жилочкам, даже ступни отогрелись. Отложив флягу, Спартак осторожно отвел волосы с ее лица и взглянул испытующе: мол, как, жива?
   - Спасибо, - сказала она от всей души. - Вот теперь я готова к чему угодно.
   О том, что вряд ли кто успеет ее освободить, она промолчала. Батиат же не идиот, и раз он устраивает образцово-показательное наказание, то безопасность обеспечить озаботится... Скорее всего, как только гладиаторы что-то попытаются изобразить, она погибнет первой.
   Улыбнувшись, фракиец ссадил ее с колен и поднялся:
   - Мне нужно идти... Возьми флягу, вот здесь еще лепешки и мясо. Ешь и пей, набирай сил... думаю, тебе они сегодня понадобятся, - многозначительно добавил он, уже находясь возле лестницы.
   - Спартак, постой... - Майка понимала, что ведет себя совершенно непрофессионально, но еще никогда она не плевала на профессионализм с таким мстительным удовольствием. Пусть будет что будет - какая-то лихость подхватила ее и потащила к неведомым берегам... - Я хотела попросить тебя... Если со мной что-то случится... обними от меня Крикса, ладно?
   Господи, ну я же все-таки женщина, сказала она себе. Неужели мне нельзя побыть собой за полчаса до гибели?
  

Капуя, 73 г. до н.э.

   Недовольство рабов Батиат ожидал. Но оставлять без достойного наказания беспрецедентную наглость ретиария Эвении он тоже не собирался. Скандал-то получился грандиозным, еле замяли, а Помпей злость за сорванное зрелище уж точно затаил: выходка наглой рабыни подействовала на амфитеатр, как факел в муравейнике, на трибунах началась свалка, проигравшие пари воспользовались моментом начистить морду выигравшим... Словом, ланиста вызвал подкрепление в лице нескольких манипул солдат и, приказав им оцепить внутренний двор, где проводились экзекуции, дал надсмотрщикам сигнал выводить гладиаторов. Рабы выходили во двор мрачные и злые, так что дремать не приходилось. За провинившейся отправился самый крепкий из надсмотрщиков - на всякий случай...
  
   Когда Майка увидела спускающегося по лестнице здоровяка Вариния, которого дружно ненавидели все гладиаторы за особое пристрастие к хлысту (сколько раз самой прилетало...), первой мыслью было воспользоваться моментом и отходить паскуду по всем болевым точкам. Однако эту идею, несмотря на всю ее соблазнительность, пришлось отбросить. Вовсе незачем лишний раз путать планы Спартаку.
   Обнаружив, что пленница находится отнюдь не в цепях и выглядит весьма бодро, надсмотрщик притормозил посреди лестницы и взялся за меч. О том, что из себя представляет даже безоружная Эвения, все были, слава богу, вполне наслышаны.
   - Что, гад, боишься? - с удовольствием осведомилась Майка, вылезая из своего уютного гнездышка. - Правильно боишься. Навалять бы тебе по полной, пользуясь случаем...
   Вариний насупился и потянул меч из ножен.
   - У-у, какой нервный... - хмыкнула Майка, заворачиваясь в плащ и подступая к лестнице. - Да ладно тебе, я сегодня добрая...
   Она павой проплыла мимо легионеров и надсмотрщиков; подходя к столбу для наказаний, залихватски подмигнула Эномаю. Германец дернулся и заворчал.
   Пока Батиат толкал речь о дисциплине, Майка успела осмотреться. Все гладиаторы собрались во дворе - безоружные, но крайне недовольные. Ну, ладно, есть возможность, похоже, что убить ее при таких настроениях все-таки не успеют... В глубине двора мелькнуло бледное лицо Спартака.
   Ага. Сейчас или никогда. Вариний, притягивая ей руки к столбу, неосмотрительно зашел сзади - не больше, чем на секунду, но ей хватило.
   - Пш-шел!
   Пинок пришелся надсмотрщику в пах - и он согнулся пополам с невнятным шипением.
   - Эвения! - заорал Эномай, бросаясь вперед.
   Всё. Гладиаторы рванулись на надсмотрщиков и легионеров; в те секунды, что Эномай пробирался к столбу, несколько римлян пали под ударами его железных кулаков.
   - Эвения, - повторил Эномай, одним движением срывая с кольца, врезанного в столб, веревочные петли. - Эвения, храбрый мой друг...
   - Я тебя тоже люблю, - выдохнула Майка, ребром ладони врезая по кадыку какому-то легионеру. - Опаньки, милый... а ты куда?..
   Второму римлянину мысок сандалии пришел аккурат в нос - сочно хрустнул хрящ, и солдат надолго выбыл из строя. Его меч перекочевал в руки Майки, и драка пошла веселее.
   - К воротам! - прокричал Спартак; его зычный голос перекрывал шум. - Прорывайтесь к воротам!
   Быстро оглядевшись, Майка с досадой поняла, что к складу оружия уже не пробиться. Основные силы римлян собрались именно там, - понятно, тоже ведь не придурки, - лазером разогнать их было можно, но пришлось бы зацепить и своих, слишком уж все перемешались... То, что ключи от склада у Спартака, роли уже не играло. Нужно было уходить, и как можно скорее.
   Она продвигалась вперед, неторопливо и расчетливо расчищая себе дорогу - римляне не знали этих приемов и складывались на ура. А рядом с ней Эномай безо всяких приемов крушил врагов направо и налево своими кулачищами, и, казалось, мечи не брали его...
   Вой, стоны, удары... Под мечами легионеров гибли многие - но остальные, безоружные, неудержимо рвались к воротам - так, словно эти ворота олицетворяли собой саму свободу...
  
   ...Майка медленно - сил больше не было - засунула добытый в схватке меч за пояс. Правая рука была вся в крови - достал таки кто-то... Болело колено; она смутно припомнила, что какой-то шустрый легионер задел щитом. Надо же - жива. Сколько раз приходилось драться - но такой свалки еще не бывало. Ничего себе, и это - то самое великое восстание? Эта вот бешеная схватка во дворе школы, а потом - изматывающий бег по улицам Капуи?
   - Приплыли, - пробормотала она, пучком травы вытирая кровь с руки. Жутко хотелось пить, но воды не было.
   Эномай - умница, все понял! - ни слова не произнес - молча опустился рядом с ней на колени и полосой ткани, отодранной от плаща, принялся бинтовать ей плечо.
  

Везувий, 73 г. до н.э.

   В Риме все-таки нашлась какая-то свинья, не преминувшая настучать сенату о готовящемся восстании гладиаторов. Начались репрессии; Крикс успел только разослать сообщения по всем школам: любой ценой вырываться из города, поодиночке или небольшими группами. Сам он едва выбрался: та самая свинья поставила в известность сенат, что галл по имени Крикс - второй человек после Спартака среди заговорщиков. Пришлось пойти на крайние меры - сбрив бороду и раздобыв доспехи римского образца (придушив для этого одного крепко выпившего легионера возле городского вала), Крикс пристроился к отряду стражников во время смены ночного караула и, улучив момент, выскользнул за ворота.
   Между тем гладиаторы из школы Батиата засели на Везувии. Первый отряд состоял всего из восьмидесяти человек, но вскоре начали подтягиваться остальные. Прослышав о гладиаторе, объявившем войну рабству, на Везувий толпами начали стекаться рабы с близлежащих вилл, разбросанных по окрестностям Капуи.
  
   - Пастораль, - хмыкнула Майка, обозревая с высоты живописный пейзаж Кампаньи. - Еще бы сюда пастушек с декольте и пастушков с дудочками...
   Обретавшийся поблизости Спартак посмотрел на нее странно. За пять лет знакомства он так и не смог привыкнуть к тому, что верная боевая подруга Эвения периодически начинает говорить на каком-то совершенно непонятном языке. Хотя это были еще цветочки - то, что она вытворяла с помощью своего браслета, выглядело вообще непостижимо. Для молний, срывающихся с ее левого запястья и за несколько секунд превращающих противника в нарезку, у Спартака объяснений не находилось. На его попытки расспросить, что же это такое, Майка отрезала: "Оружие", - и больше к этой теме не возвращалась. Впрочем, во время нападения солдат Тита Сервилиана, пытавшихся с наскоку взять укрепившихся на Везувии мятежников, свидетелей странных молний стало значительно больше. И теперь кое-кто из тех, кто еще месяц назад запросто болтали с Майкой за чашей вина в таверне, теперь начали коситься на нее с почтительной опаской, и уже пошел слушок, что никакая она не Эвения, а самая натуральная богиня-мстительница Немезида, которую гладиаторы с незапамятных времен считали своей покровительницей. Словом, терпение Спартака истощилось, что, в общем, было вполне логично: ни один уважающий себя военачальник не потерпит, чтобы у него под носом в его же армии творились необъяснимые чудеса.
   - Эвения, - строго окликнул он.
   Майка оторвалась от созерцания пейзажа и подошла к вождю. Несмотря на то, что еще две недели назад она свободно общалась с ним запанибрата, теперь приходилось соблюдать субординацию. Хорошо еще, что служба в Институте выработала у нее достаточно стойкий рефлекс на повышение в чинах вчерашних друзей-приятелей - перестроиться ничего не стоило.
   Спартак молча взял ее за левую руку, рассматривая браслет. Майка не возражала: случайно выстрелить в себя Спартак все равно не мог; браслеты эти - оружие именное, и каждый из камешков запрограммирован на совершенно определенный отпечаток пальцев. Простенько, зато надежно. Даже если где-то в ином времени исследователь браслета лишится, в других руках грозное оружие моментально превратится в обычное украшение. Не шибко, кстати, и изысканное-то.
   - Эвения, - сказал Спартак негромко, - мне необходимо знать. Если ты не хочешь рассказывать о том, кем ты была, пока не стала танцовщицей - это твое дело. Хотя, на мой взгляд, и так понятно, что ты - воин. Если тебе зачем-то нужно скрывать, какие причины привели тебя к нам - не смею настаивать: свою преданность нашему делу ты и без того доказывала неоднократно. Но я должен знать, что это за оружие, которым ты владеешь, потому что по лагерю уже ходят слухи, утверждающие, что ты богиня. Ты понимаешь меня, Эвения?
   - Понимаю, - кивнула Майка. - Ну, что тебе сказать... Этот браслет - оттуда, откуда я пришла. Другой такой в мире вряд ли найдется. Просто смирись с тем, что он - есть, и подумай, как его можно лучше использовать. Только не жди слишком многого: чтобы приводить эту штуку в действие, мне нужны обе руки, и, соответственно, мечом в это время пользоваться я уже не могу. Как он устроен - я не знаю и второй такой сделать не смогу.
   Фракиец покачал головой:
   - Все это путано и непонятно, Эвения. Ты действительно необыкновенная женщина: твои боевые навыки, приемы, которых никто никогда не видел, знание военного ремесла и, наконец, это невероятное оружие - все вместе заставляет меня задуматься, так ли уж неправы те, кто считают тебя Немезидой?
   - Ну да - необыкновенная именно потому, что женщина, - фыркнула Майка. - Будь я мужчиной, никто бы и не почесался меня в Марсы записывать... Что же до браслета - плюнь. Он просто есть. Я не богиня, Спартак... Есть такое умное слово, оно и про тебя тоже, ты его запомни - профессионал...
  

Конец первой части.

  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"