Аннотация: Первая вещь, которую я написала на долгие годы. Надеюсь, этот рассказ - начало большого писательского пути.
- Эй, уважаемый!
Услышав оклик, сутулый мужчина в сером драповом пальто обернулся. Незнакомец у калитки махал ему рукой.
- Я вас слушаю, - отозвался сутулый мужчина.
- Добрый день. Послушайте, вы уже полтора месяца ходите мимо моего дома и возвращаетесь назад. Каждый день. Но там же ничего нет - только холмы и пустоши. Извините, если лезу не в свое дело, но мне очень интересно, зачем вы ходите туда? - спросил незнакомец, внимательно глядя на мужчину в пальто и держась рукой за столбик забора.
Прохожий улыбнулся в воротник. Он держал в руках небольшой кожаный портфель, потертый во многих местах. Конец зеленого шарфа болтался до колен.
- Там нет людей, - мужчина в пальто указал рукой на холмы. - Только ветер и ни одной живой души. Я хожу туда писать книгу. Там мне никто не мешает.
- Ааа... - протянул незнакомец и понимающе покивал. - Ну, тогда удачи вам. А о чем пишете, если не секрет?
- Пишу... о всяком, - пожал плечами Писатель, поправив на носу очки. - Но я пойду, с вашего позволения. Меня ждет дерево.
И он двинулся дальше по дороге, оставив незнакомца одного у калитки.
Писатель больше не оборачивался и не останавливался. Чем дальше от города, тем сильнее завывал ветер, похожий на гигантскую холодную змею, катающуюся по холмам так, будто ей наступили на хвост. Чем дальше, тем труднее было идти вверх по голым склонам, где тут и там виднелись лишь уцелевшие пучки самых цепких трав.
Писатель держал путь к высочайшему из холмов, на вершине которого упрямо держалось самое упрямое и жизнелюбивое в мире дерево. Ветер-змея часто терзал его, приминая к земле, поэтому ствол изогнулся в нескольких местах, будто дерево хотело свернуться калачиком, чтобы его оставили в покое. Листва редко появлялась на нем - ее тут же срывала для своей забавы неугомонная рептилия.
На вершине холма, под самым цепким и стойким деревом Писатель остановился, отдышался и глубоко вздохнул, обозревая пройденный путь. Город, лежащий внизу, казался отсюда маленьким и незначительным. От него не доносилось ни звуков, ни запаха.
Писатель насмотрелся на город и, убедившись, что здесь он его точно не достанет, сел у корней старой, измученной коряги
- Здравствуй, дерево, мой друг, - проговорил мужчина, похлопав ладонью по жесткой коре, и открыл портфель.
Внутри были толстая, истрепанная тетрадь, авторучка, бутерброд в замасленной бумаге и термос с крепким кофе - эликсиром творчества.
Едва Писатель достал тетрадь, как налетел змея-ветер, стал тереться о холм ледяными боками, и шипеть, и теребить страницы, но мужчина расправил тетрадь на коленях, запахнул плотней в пальто и, поправив шарф, стал писать на чистой странице кривые, спешащие буквы.
Символ за символом. Слово за словом. Мысль за мыслью.
Он творил миры, судьбы и события. Из вершины холма фонтаном в сизое небо било Вдохновение, и как ни старался змея-ветер помешать Писателю, отвлечь его, сбить с мысли, ему не удавалось это. Уже полтора месяца он терзал человека, приходящего на вершину самого высокого холма. Ветер не был зол на Писателя. Он просто не понимал, как не понимал и незнакомец с окраины, почему Писателю чтобы писать нужны холмы, дерево и холодный ветер.
Только когда становилось слишком темно и кособокие буквы терялись на странице, писатель допивал кофе и собирался домой.
- До свидания, дерево, - прощался он, убирая тетрадь и ручку в портфель.
А потом все тот же знакомый путь вниз, из пустошей к городу, мимо жилища незнакомца, где светились теплым светом окошки. Этот домик был пограничной вехой - здесь затихали последние звуки города. Писатель ощущал это, когда шел к холму и обратно. Но на пути в город чувство было мучительным. Сперва - монотонный гул. Затем он делился на десятки звуков. Город рокотал, стучал, цокал, шелестел, вопил тысячами голосов, лаял, мяукал и рокотал. Он обдавал смогом, жаром заводов и холодом людей, что обжигает так, что даже ветер-змея не осмеливается носа сюда сунуть.
Писатель возвращался в город и брал в шоры свое сердце, закрывал лицо шарфом, натягивал шапку и прикрывал глаза, чтобы видеть, и слышать, и чувствовать меньше. Не попасть под машину, не врезаться никуда, добраться до квартиры и там лишь чуть-чуть, самую малость приоткрыться миру вокруг и пасть на постель оглушенным шумом мириадов мыслей, сгустившихся невидимым смогом вдобавок к смогу настоящему.
Оглушенный человеческим шумом, Писатель засыпал, и только одна цель заставляла его проснуться наутро.
Утром было легче - сонные люди думали не так громко и Писатель мог начать день спокойно, а потом сварить кофе, сделать бутерброд, собраться и уйти в холмы, чтобы когда-нибудь закончить свою книгу и выручить денег. Чтобы купить взамен тесной квартиры собственный маленький домик.