Романов Роман Романович. Второе дополнение к "Заповеди субботы"

Повторение пройденного

(Второе дополнение к обзору теорий и признаков антропогенеза).

Изложенного в первом дополнении вполне достаточно для обоснования фундаментальности психолого-исторической реконструкции процесса антропогенеза, изложенной в философическом детективе "Заповедь Субботы". Однако у автора новой теории остается обязанность, говоря словами Поршнева: быть "осведомленным о том, что сделано до него в том или ином вопросе, за который он взялся". И не только до, но и во время и после.

По счастью фонд "Династия" в рамках идеологической борьбы с креационизмом делает очень больше дело - заказывает и печатает очень подробные и качественные обзоры состояния современной научной мысли по вопросам антропогенеза. Так что можно воспользоваться самыми свежими и полными сведениями, чтобы проверить, а не упустили ли мы каких-то действительно важных моментов.

На моем столе лежат три книги: двухтомник Александра Маркова "Эволюция человека" и научно-популярная "Секс и эволюция человеческой природы" Мэтта Ридли. С вашего позволения я сделаю краткий конспект с комментариями глав и фактов, которые так или иначе соприкасаются с нашей реконструкцией.

Конспект 1-й:

Эволюция человека. В 2 кн. Кн.1: Обезьяны, кости и гены/Александр Марков. - М.:Астрель: CORPUS, 2012. - 464 с.

К предисловию:

Александр Марков, биолог-теоретик, является автором великолепного обзора эволюционной биологии "Рождение сложности". Единственный изъян в этой книге - наличие в начале затянутой идеологической инвективы в защиту науки от креационистов. Понятно, что таковы нынешние условия либеральных спонсоров, как в советские времена обязательными были нападки на буржуазные теории. Но и для науки и для целевой аудитории такая "защита" скорее выглядит оскорбительной. В предисловии к новой книге А.Марков фактически вежливо извинился за это. Впрочем, его извиняет хотя бы тот факт, что состоялся идеологический заказ на две новые большие книги, знакомство с которыми полезно в любом случае.

Однако нам нужно отдавать себе отчет в двух важных для понимания моментах:

Во-первых, антропогенез как предмет исследования во многом и главном выходит за рамки биологии в сферу гуманитарного знания, хотя без эволюционной биологии здесь тоже не обойтись. Автор обзора не является профессионалом в этой конкретной области, в чем сразу честно признается.

Во-вторых, несмотря на многочисленность палеонтологических, генетических, этологических свидетельств, а может и вследствие этого - теоретическое поле остается противоречивым, зачастую несвязным. А это означает, что имеющиеся многочисленные неопределенности разрешаются теоретиками на основе идеологических предпочтений, даже если сами они этого не понимают и мнят себя объективными. Собственно, это и есть одна из уловок мимикрирующей идеологии либерализма - лукаво отречься от идеологий, априори объявить себя объективным исследователем или наблюдателем. Но установка на борьбу с конкурирующими идеологиями выдает себя, а выбор для спарринга самой слабой и безответной, как креационизм, тоже показателен.

Более правильным и действительно объективным является признание влияния идеологий на теоретические обобщения и гипотезы. Как, например, мы в нашем обзоре указали, что трудовая теория антропогенеза Энгельса - суть проекция марксизма на зону научной неопределенности, имеющую важное символическое значение. Точно также и фрейдистская теория с её эдиповым, электриным и прочими комплексами, обуревающими слабо управляемые личности, призвана обосновать благотворное дисциплинирующее влияние корпораций и их право на львиную долю общественных богатств.

Небольшое замечание необходимо и к разъясненным А.Марковым новым правилам биологической классификации, отличающимся от тех, которые мы все учили в школе на уроках биологии. Основой для таксонов новейшей классификации является эволюционное дерево и дивергенция генома, а не различия внешних признаков.

За приведенное разъяснение большое спасибо, это действительно интересно. Но для конкретной задачи обзора и оценки признаков и теорий антропогенеза именно эта основополагающая классификация не вполне корректна. Дело в том, что в классической биологии мы имеем дело с уже сложившимися видами, разошедшимися до степени не скрещивания. А если такое смешение дивергировавших ветвей возможно, то речь идет о различных подвидах (расах) внутри одного вида. Поэтому, например, современная классификация вынуждена вернуть болонку и волка в единый таксон вида.

Но ведь антропогенез как процесс - и есть сплошное видообразование, в котором линии составляют не эволюционное древо "прогресса", а имеют петли "регресса" или узлы слияния линий. Кстати, в своей книге "Рождение сложности" А.Марков указывает на это уточнение биологической эволюции как сетки линий, полагаемых древом лишь в самом общем рассмотрении. Однако из бзора вытекает, что антропологи и палеонтологи по-прежнему руководствуются идеей "эволюционного древа", не адекватного периоду активного видообразования. Разумеется, в этом отставании виноват вовсе не обозреватель, но он и не критичен к таким моментам. Может, и к лучшему, а то бы обзор не случился.

К главе 1 "Двуногие обезьяны":

В этой главе сделан упор на одну из гипотетических теорий антропогенеза, возникшую в связи с открытием палеонтологами самой ранней ветви гоминид - ардипитека (возрастом 5,5 млн лет). Неожиданные для теоретиков параметры Арди как-то нужно объяснить, поэтому была востребована вариация О.Лавджоя к сексуальной теории антропогенеза. Якобы склонность первых гоминид к моногамии, хотя бы временной, могла привести к таким признакам антропогенеза, как двуногость (самцы носят еду самкам), уменьшение клыков (и полового диморфизма - феминизация) и "скрытой овуляции".

Спасибо за дополнение нашего обзора признаков антропогенеза, но уменьшение клыков - это часть учтенной нами неотении (ювенализации), и уже нами объяснено. А что касается "скрытой овуляции", то так почему-то назван строго обратный признак - мимикрия под овуляцию, постоянные внешние признаки овуляции, как высокая грудь и пухлые губы.

Сама по себе "теория Лавджоя" - всего лишь еще один вариант подгонки решения под ответ. Опять берется один из вторичных или третичных признаков антропогенеза, на этот раз не каннибализм, а склонность к моногамии, и полагается первичным. Однако никак не объясняется, почему вдруг, под действием какой-такой неодолимой силы возникает табу на промискуитет, а тем более дискриминация клыкастых и сильных самцов в пользу ювенильных, но шустрых и сообразительных.

Приведенное обоснование на основе сравнения с репродуктивным поведением воробьев или на основе выявленных предпочтений части (!) женщин в специальных условиях страха смерти или слабости - настолько беспомощно, что даже жаль автора, вынужденного все это некритично обозревать. Ведь сильные воробьи никуда из популяции не делись. И вообще доказывать нужно вовсе не то, что слабые самки не пользуются вниманием сильных самцов и вынуждены искать утешения у слабых. Это как раз можно было бы засчитать за очевидное, если бы нашлось обоснование более важного условия - причин репродуктивной дискриминации самых сильных и агрессивных самцов, которые вполне могли бы взять свое силой. Почему? Как? Нет, не дает ответа ни Лавджой, ни прочие неофрейдисты.

А между тем из нашей реконструкции все необходимые ответы в отношении ардипитеков вытекают легко. Если вооруженная стая гоминид находилась в состоянии постоянной войны и разделения по половому признаку, то агрессивные самцы имели больше шансов получить камнем по черепу, а не сексом по причинному месту. Впрочем, как и клыкастые самки с другой стороны. В то же время ювенильные особи с небольшими клыками и детскими повадками получали максимальный шанс на ласку, оплодотворение и передачу генов.

В обзоре указан лишь один момент видимого противоречия с нашей теорией - это отсутствие рядом с останками ардипитеков каменных топоров. Этому есть достаточно логичное объяснение. Во-первых, на начальных этапах антропогенеза гоминиды пользовались просто подходящими камнями, необработанными. Во-вторых, удобных камней-топоров было мало, пока через 3-4 миллиона лет не научились их изготавливать. В-третьих, они были залогом высокого социального статуса владельцев, поэтому их никогда на покинутых стоянках не оставляли. Более того, поэтому их и не обрабатывали. А тот факт, что череп Арди был разбит на множество мелких кусочков, гораздо проще объясняется именно перманентной внутристайной войной, а не гипотетическим топтанием стада буйволов на этом месте.

Очень интересным и полезным является новейшее наблюдение за прямохождением орантгутанов. В отличие от горилл и шимпанзе они иногда полностью выпрямляют ноги, если приходится передвигаться по тонкой ветке, держась рукой за другую. Между тем, согласно нашей реконструкции, на втором этапе антропогенеза ювенильная часть стаи вынуждена обитать на самых верхних тонких ветвях, куда не могут добраться более массивные взрослые. Это тоже фактор отбора менее массивных "арди", плюс тренировка постоянной двуногости, обусловленной также ношением деревянного Артефакта и/или каменных орудий.

Так называемая "скрытая овуляция", то есть постоянная мимикрия под овуляцию, также достаточно легко объяснима, если только увидеть в реконструкции О.Лавджоя реальную подоплеку разделения стаи на мужскую и женскую части, а вовсе не на семейные пары. Вот ведь что значит идеологическая установка! Сами же описывают одну ситуацию - территориального разделения стаи по половому признаку, а называют это почему-то "моногамией", запутывая и себя, и других. Не без идеологических причин.

Если ювенильная часть стаи вынуждена все время прятаться от "больших", то они ограничены в поисках пищи. Получить ее можно, имитируя детское поведение, этот фактор тоже упомянут в обзоре, либо предъявляя самцам-педофилам и то, и другое - детские игры вместе с признаками овуляции. А поскольку кушать хочется каждый день, то и выжить могли юные самки с максимально долго держащимися вторичными признаками. Вплоть до постоянного их ношения. Впрочем, этот признак мог выработаться и в ходе полутора миллионов лет взаимных сексуальных игр в сообществе девственниц.

Также среди любопытных фактов 1 главы упомянуто очень важное различие между шимпанзе и бонобо. Последние имеют заметно более долгий период взросления, сохраняя детские черты психики в два раза дольше шимпанзе. Объяснить такую дивергенцию подвида жесткими условиями диких джунглей или саванн решительно невозможно. Лично я могу выдвинуть лишь одну непротиворечивую гипотезу: это как раз и есть пример петли на древе эволюции гоминид и их ближайших родственников - шимпанзе. На каждом из этапов антропогенеза часть популяций шла не вперед, а назад - обратно из саванны в лес, или от побережья в саванну. В этом случае ювенильные признаки у бонобо стали результатом смешения слегка очеловеченных особей первого этапа антропогенеза со своими "отсталыми" родичами.

Кстати, в обзоре С.Бурлак также упомянут факт, объяснимый таким регрессивным движением части гоминид к прежним родственником. В одной из популяций шимпанзе в Западной Африке зафиксирована "культурная традиция": при выходе на открытые участки между лесом и саванной часть шимпанзе пользуется длинными палками, чтобы умерщвлять мелких обитателей дупл в деревьях. Самое любопытное, что этим навыком пользуются только самки! Наша реконструкция плюс идея сетевого "древа эволюции" с петлями регресса этот феномен легко объясняет. Даже если самки-гоминиды третьего этапа антропогенеза не смешивались генетически, а просто примкнули к стае отсталых родичей, то произошла передача части навыков, и только самкам. Самцы сочли подражать ниже своего статуса.

Обзор фактов и предположений о знаменитой Люси (4-3 млн лет назад) и прочих австралопитеках тоже ни в чем не противоречит нашей реконструкции. Наоборот, теория разделения стаи гоминид на две части, обитающие в разных средах, разъясняет многие противоречия в теориях палеонтологов. Считается, что половой диморфизм гоминид наиболее выражен именно у австралопитеков: строение скелетов самцов и самок различается сильнее, чем у нас или у других приматов.

Между тем согласно нашей реконструкции именно на этом этапе, когда двуединая стая обитала в прибрежной зоне, но с разных сторон от берега, происходило постепенное физическое очеловечивание гоминид, прежде всего "женской", "русалочьей" части. При этом изменения начались с пресса, ягодиц и ног, которые в результате тренировок в водной среде стали более сильными, вытянутыми и узкими, что позже пригодилось для бега по саванне. Однако вплавь "русалки" только добирались от берега до мангровых зарослей. То есть верхняя часть скелета австралопитеков поначалу была приспособлена к древесной жизни. Соответственно, потомки "русалок" по сыновней линии, уходившие жить на берег в лесо-саванну, были лучшими охотниками и быстрее передвигались на прямых ногах.

Единственная найденная лопатка афарского австралопитека ("дочки Люси") дивергировала ближе к гориллам с большими мышцами. Этот факт тоже не противоречит этапу реконструкции - вынужденным интенсивным спортивным тренировкам в воде.

В этой части обзора никакие факты не объясняют гипотезу о моногамности австралопитеков. Хотя сложные условия для спаривания - вечером, а потом ночью на берегу, могли способствовать более устойчивым отношениям между особями, которые в дневное время официально враждовали друг с другом. Так что основа склонности к моногамии могла быть заложена здесь на берегу древнего озера. Но главной причиной культурно обусловленной моногамии станут первые мистерии в шестой стадии процесса, когда равенство вожака и "верховной жрицы" подтверждалось публичным спариванием в вентро-вентральной позиции. Отсюда значение моногамии как признака высокого статуса и наши повышенные моральные требования к политикам высокого ранга.

Тот факт, что у "дочки Люси" гортань с подъязычной косточкой еще не развита, не означает, что у австралопитеков не было речи. Не было человеческой речи, но была промежуточная форма - общение привычными для обезьяньих предков междометиями, но уже без обязательной привязки к жестам или явлениям. Без такого рода "праречи" парам трудно находить друг друга в сумерках и темноте, а "русалкам" совершать набеги.

Интересен также новый факт, что детеныш австралопитека из Таунга был жертвой крупной хищной птицы - орла. В убежище "русалок" на островах и в мангровых зарослях главным врагом были хищные птицы. Это дополняет и усиливает аргументацию к пятому этапу реконструкции антропогенеза, когда приручение птиц научило "русалок" любить врагов, чтобы побеждать их.

Раздел о вымершей ветви гоминид - парантропов объясняет судьбу сухопутной части дивергировавших австралопитеков. Наземная, "мужская" часть стаи в условиях постоянной кровавой войны с "русалками" требовала усиления жесткой дисциплины и гаремного устройства. Это тоже фактор дивергенции, толкавший не самых сильных, грацильных самцов - детей "русалок" искать счастья по ночам на берегу с кузинами.

Обитание на краю леса и саванны обеспечивало большие запасы разнообразной растительной пищи. Парантропы ("мужланская" линия дивергировавшей популяции) тоже предпочитали фрукты и насекомых, но в условиях засухи или сильной конкуренции за ресурсы вынуждены спасаться кореньями и жестким побегами. Отсюда мощные челюсти и крупные моляры.

Совершенно необоснованным выглядит следующее утверждение из обзора, подаваемое как аксиома: "С другой стороны, все пищевые ресурсы, доступные грацильным австралопитекам, были доступны также и парантропам". В том то и дело, что не все. У грацильных "русалок" была иная среда обитания, и другая диета. Они могли делать ночные набеги на берег, и получать фрукты в обмен на секс в порядке "первой древнейшей". Но при дефиците пищи на берегу, могли переходить к более энергозатратной, но эффективной диете - добыче моллюсков и иных морепродуктов. Перейти сразу к мясу как систематической основе диеты, до освоения огня они не могли, поскольку переваривание мяса приматами требует затрат энергии больших, чем в итоге получит организм. Даже хищники вынуждены делать это, отлеживаясь, а для приматов такое обездвижение ведет к вероятной гибели. То есть могло быть востребовано в периоды голодания, "на безрыбье".

Следовательно, можно считать, что парантропы и грацильные австралопитеки - это результат морфологической дивергенции в рамках одного вида, и даже в рамках двуединой популяции. И вообще ни один из фактов из первой главы обзора, касающийся ардипитеков, австралопитеков и парантропов, не противоречит реконструкции из "Заповеди субботы". Но при этом наша теория позволяет разрешить многие противоречия и объяснить почти все факты, не объяснимые иными гипотезами.

К главе 2 "Очеловечивание":

"Грустное, душераздирающее зрелище" открывается нам в обзоре теорий, пытавшихся объяснить механизмы перехода от австралопитеков к роду Homo. Нет, я отлично помню и понимаю, отчего советские студенты и аспиранты не были сильны в философской подготовке. Похоже, и в западных университетах тоже гуманитарные дисциплины служат для идеологической индоктринации, а не для привития и развития строгой логики и понятийного аппарата, необходимого ученым. Иначе не было бы такой постыдной путаницы в понятиях и взаимосвязях стимула и реакции, причины и следствия, объективной и субъективной цели. И главное - не было бы подмен биологических эволюционных понятий проекциями сугубо человеческих отношений. И здесь тоже, в теории рождения рода Homo следствия антропогенеза пытаются сделать его причиной.

Это общая оценка качества обозреваемого раздела палеоантропологии, а теперь конкретная критика теорий взрывного роста объема мозга прачеловеков. Впрочем, А.Марков тоже несколько смущен обозреваемым, иначе не было бы такого пассажа: "Пусть это рассуждение не является строгим научным доказательством, но все же едва ли рост мозга у ранних Homo мог иметь какой-то иной адаптивный смысл, кроме развития когнитивных (то есть, познавательных) способностей".

Приходится прикрывать обилием терминов, наукообразием зияющую дыру в рассуждениях уважаемых коллег-палеоантропологов. Но развитие способностей - это результат и способ, а не смысл адаптации. Смысл адаптации - в приспособлении популяции к некоторому постоянно воздействующему негативному или смещающему фактору. Причем этот фактор предшествует и является причиной процесса адаптации. Без определения этого исходного фактора не может быть и речи о действительно научной теории, объясняющий конкретный этап антропогенеза. А этого никто из теоретиков не сделал. Оттого и приходится прибегать к уловкам, менять местами причины и следствия.

А.Марков хотя бы видит методологическую проблему: "Очевидно, предки ранних Homo столкнулись с новыми жизненными задачами, успешное развитие которых, во-первых, ... повышало репродуктивный успех..., во-вторых, требовало экстраординарных умственных усилий по сравнению с тем, что до сих пор привычно делали австралопитеки".Но далее обозреватель вынужден следовать обозреваемым теориям, которые на место смещающего фактора или объективной цели ставят один из результатов и средств адаптации - умение совершенствовать каменные орудия.

Или вот еще не менее серьезная подмена понятий: "Двуногие обезьяны должны были соперничать с опасными хищниками, включая саблезубых кошек и крупных гиен... Нужны были хитрость, смелость, готовность идти на риск ради коллектива, нужна была четка слаженность действий. Все это - новые задачи, которые можно смело включить в список вероятных стимулов увеличения мозга". Ну, нет, это уже слишком даже для очень лояльного философа. Придётся теперь подробно разъяснить про стимулы и механизмы, а также про соотношение животных стимулов и человеческих идей, объективных и субъективных задач.

В первую очередь нужно напомнить, что животными, даже самыми высшими и развитыми, двигают только и исключительно базовые инстинкты, преломляющие разнообразие внешних стимулов в набор условных рефлексов, связывающих стимулы с реакциями. Таких базовых стимулов-инстинктов всего четыре: 1) физический голод (включая жажду), порождающий реакции экспансии и агрессии; 2) эмоциональный и гормональный дисбаланс, порождающий сексуальную или материнскую активность; 3) страх, заставляющий искать убежище, в том числе в традиции и в иерархии стаи; и 4) информационный голод, порождающий поисковый инстинкт, любопытство. Эти инстинкты друг с другом отчасти сочетаются, отчасти конкурируют, порождая все поведенческое разнообразие.

На эти базовые механизмы животной психики действуют внешние стимулы, причём действуют только в режиме реального времени, здесь и сейчас! Есть, конечно, у высших животных воспоминания о прошлом, но они тоже строго встроены в цепочку сложной запрограммированной обучением и опытом реакции на актуальный внешний стимул. И уж чего точно нет у животных, в отличие от человека, это "воспоминаний о будущем", планирования сложных задач, которые через механизм интроверсии становятся внутренними стимулами к действию - идеями. Объяснить появление интроверсии и идей как внутренних факторов и стимулов - это и есть сверхзадача теории антропогенеза, но встраивать этот конечный результат в начало или в середину процесса в качестве объясняющего фактора - абсолютно недопустимо.

Получается, что австралопитек вдруг мысленным взором увидел свое будущее состояние, прочувствовал, что ему будет лучше напасть на саблезубых кошек и гиен, чтобы спастись от голода, пренебрегая страхом. И еще наш первобытный пророк и провидец должен был объяснить сородичам, что хватит бояться и нужно действовать вместе: пусть кто-то из нас погибнет, остальные выживут. Интересно, на каком языке это было поведано, если человеческой речи у австралопитеков еще не было?

И масса еще таких же несуразностей добавляется при попытке развить гипотезу. Так что остается лишь один непротиворечивый вариант - коллективу австралопитеков этот внутренний интровертный стимул был ниспослан свыше, сразу всем одновременно. Вот так неявно, под видом объективности и из-за зацикленности на материальных свидетельствах антропогенеза, протаскивается контрабандой в научное знание де факто креационистские постулаты в новейшей обертке. Увы.

А что касается сугубо научных материалистических аргументов, то они, скорее, свидетельствуют о невозможности такой адаптации путем взрывного роста объема мозга. Потому что это, во-первых, означает резкое, в разы повышение энергозатрат и усилий по добыванию пищи, а во-вторых, высокую смертность при рождении головастых младенцев. Нужно хорошо бегать на двух ногах с дубинкой и камнем в руках, для чего требуется узкий таз и тренированные ягодицы, но приходится платить за это смертями самок и младенцев. Понятно, что позже произошла адаптация в виде недоношенности младенцев. Но это потом, и для такой адаптации тоже нужна сплоченность женского коллектива плюс хорошее питание до, а не после. Так, что сугубо материалистическая версия в виде, представленном в обзоре, выглядит совершенно невероятной. Опять наигрываем в пользу креационизма?

Между тем, психолого-историческая реконструкция, основанная на изучении культурных артефактов и архетипов духовного космоса человечества, легко и просто дает ответ на вопрос о внешних факторах и стимулах, оставаясь строго научной и при этом не только социально-культурной, но и биологической. Ведь речь идет о животных, пока не ставших людьми. Это и А.Марков отдельно и специально подчеркивает, что в наше время место австралопитеков было бы в зоопарке.

Если кто-то дочитал "Заповедь субботы" до главы "Рождение светил", то и сам легко найдет ответ на эту загадку Предыстории. В наш компьютерный век всем известно, что наибольшая мощность процессоров требуется именно для обработки визуальной информации. И для нейрофизиологов этот факт тоже не является откровением. Между тем, вынужденный переход "русалок" к сугубо ночному образу активной жизни является сугубо биологическим эволюционным фактором "здесь и сейчас", стимулирующим и резкий рост объемов мозга, и речевую коммуникацию, и коллективную взаимопомощь. Те двуединые популяции, в которых эти механизмы развились из уже неплохих задатков, получили репродуктивное преимущество.

Такого вполне естественнонаучного объяснения вполне достаточно для объяснения главного стимула к росту мозга. Все прочие приобретенные новые уровни интеллекта, знания и умения стали вторичными следствиями из этого главного. Но нужно учесть еще одно промежуточное условие успеха. Ведь, чтобы выйти на берег, уничтожить или отогнать подальше парантропов, а потом успешно отгонять хищников или охотиться, как они, сначала нужно было нарастить мозг в маргинальном островном или прибрежном убежище. А для выращивания большого мозга нужно усиленное питание, еще до успеха на охоте в саванне. Это противоречие разрешается только переходом к белковой диете из моллюсков и прочих морепродуктов, что также требует повышенных энергозатрат, а также рисков при нырянии на глубину и плавании на дальние дистанции. Соответственно, и для такой промежуточной адаптации необходим мощный внешний стимул.

Таким глобальным фактором явилось постепенное изменение климата в Африке от влажного к более засушливому, то есть постепенное увеличение длительности сухих периодов. Это не только повлияло на строение челюстей и зубов будущих парантропов, вынужденных жевать жесткие стебли и корешки, но и на прекращение обмена привычной еды на секс между сухопутными и морскими грацильными особями. Когда еды не хватает самому, уже не до любовных свиданий, либо гарцильным самцам тоже нужно нырять в воду за моллюсками. Поэтому тот же глобальный засушливый фактор, что породил мощные челюсти парантропов, заставил грацильных австралопитеков либо глубоко нырять за пищей, либо выходить на сушу и отгонять родичей-соседей подальше в лес или в степь. Реакция на голодный стимул была заведомо разной в зависимости от особенностей конкретных мест обитания и протекания экологического кризиса в разное время, по мере продвижения засух с севера на юг. Именно этим объясняется разнообразие форм и подвидов промежуточных гоминид и первочеловеков - Kenyantropus platyops, Australopithecus sediba, Homo habilis, H.rudolfensis и так далее, наверняка еще не все ветви откопали.

Там, где природные условия заставили "русалок" сразу же выйти на берег, появились прямоходящие охотники с небольшим объемом мозга и плоским черепом, как кениантропы. Зато на неглубоких побережьях с большим запасами моллюсков и прочих озерных или морских продуктов развились такие ветви, как А.sediba с узким тазом, тренированными мышцами ягодиц, а также заметно выросшим носом, что нужно для ныряния в глубину. Но на влажном юге Африки у грацильных австралопитеков не было стимула нарушать статус-кво и выходить с экспансией на берег. Так они и остались сугубо промежуточным вариантом между родами А. и Н.

Возможно, что популяциям А.sediba хватило водной пищи на поддержание статус-кво, без необходимости ночных набегов на сушу, как в других экологических нишах. Только при некотором балансе неблагоприятных стимулов на суше и благоприятных условий в воде стали возможными и необходимыми большие объемы мозга для ночного образа активности. Или успех адаптации в воде привел к всплеску рождаемости и кризису экологической ниши, как непосредственному фактору и голодному стимулу.

А.Марков отмечает, что эволюционное древо гоминид на этом этапе больше похоже не на дерево, а на куст с множеством веточек, часть из которых стала тупиковыми, как кениантропы или парантропы. Однако вряд ли основной поток эволюции произрос из единственной ветви, ведь в ходе дальнейшей экспансии самого удачного варианта параллельно возникшие в других местах варианты очеловеченных в сходных условиях видов и подвидов скрещивались, выдавливались из ниш и вовлекались в общий поток глобальной экспансии следующего вида H.erectus. Так что средняя часть куста должна походить на сетку с узлами, где ветви расходятся и сходятся.

Среди постулатов, на которые опираются теории палеоантропологов, встречаются весьма спорные. Например, такой: "камни сохраняются гораздо лучше, чем кости". В дикой природе да, но не в социуме, пусть даже самом примитивном. Это все равно, что в египтологии опираться на столь же "очевидный" для естественных наук постулат: "золото сохраняется лучше мумий". Только мумий нашли много, а золота и ценных камней рядом, как правило, не было: "Все украдено до нас".

Да, "индустрия" производства каменных орудий зародилась и развилась не сразу. Первые орудия олдувайской культуры имеют возраст 2,6 млн лет, а в изобилии начали встречаться на миллион лет позже. Только в период после этого названный постулат обоснован и работает. Но это не значит, что еще ардипитеки не пользовались удобными камнями для обработки деревянных "артефактов" и для проламывания черепов друг другу. Обладание редким артефактом необходимо повышало социальный статус в стае. Поэтому такие камни и не могли оставаться рядом с костями их бывших владельцев, как и мумии почти сразу же после погребения лишались своего золота.

Очень симпатичной и правдоподобной выглядит гипотеза А.Лопатина о временном одностороннем симбиозе перволюдей с саблезубыми кошками. Те по строению челюстей оставляли часть мяса на костях своих жертв, а первые из рода Homo вполне могли осторожно следить за хищниками и быстрым коллективным набегом опередить или отогнать гиен и прочих падальщиков. Ведь дубинки и камни - неплохое оружие. Такое поведение стало бы лишь небольшой коррекцией, развитием на один шаг стереотипа поведения "русалок", выработанного в противостоянии с любимыми смертельными врагами из сухопутной стаи. Потомки "русалок", отвоевавшие сушу, не то что могли, а обязаны были распространить эту же поведенческую программу на новых главных врагов из саванны. Однако успех в ее выполнении был, скорее, эпизодическим, а риски и страх отступали лишь в очень голодные времена, неминуемо наступившие в стане победителей из-за их успеха в адаптации вследствие перенаселенности. Постепенно, с каждым сухим сезоном эти запасные навыки нарастали, оттачивались и укреплялись, как до того челюсти у парантропов или носовые хрящи у "русалок". Поэтому после приручения новыми поколениями "русалок" огня и очередного временного захвата ими власти на берегу, следующий вид Homo erectus уже не имел серьезных препятствий для экспансии.

Первоначально прирученный огонь использовался только в виде факелов в борьбе с внутренними (парантропы) и внешними (хищники) врагами. При этом огненные факелы, как и первые камни-орудия были символом власти, достоянием немногих. Переходу к термической обработке пищи в очагах, а тем более к обжигу керамики должен предшествовать долгий период одомашнивания огня, включая "десакрализацию". Отличить золу от факелов от золы от лесных пожаров практически невозможно, но и полагать, что датировки первых обожженных костей и черепков соответствуют приручению огня тоже нельзя. Гораздо надежнее привязать узлы нашей реконструкции к известным периодам возникновения и экспансии новых видов рода Homo. В этом случае приручение огня должно было состояться во второй половине существования вида H.habilis (2,3-1,5 млн лет) и немного ранее возраста первых особей вида H.erectus (1,9 млн) или промежуточной расы H.ergaster.

Далее обзор касается споров о родственных связях грузинских "аксакалов из Дманиси" и "карликов острова Флорес". Они конечно, интересны и поучительны, но побочны и выходят за рамки основного процесса антропогенеза. Поэтому обойдемся без комментариев.

К главе 3 "От эректусов к сапиенсам":

Обозрение дальнейших этапов антропогенеза уходит от вопросов о причинах и механизмах видообразования, перехода от H.erectus к H.antecessor, а от него к гейдельбергскому человеку, неандертальцам и сапиенсам. Хотя сама постановка вопроса напрашивается хотя бы в такой форме: Почему в Азии и Европе экспансия видов не привела к видообразованию? Максимум, что могло быть - формирование географически обусловленных рас. И почему в Африке процесс видообразования, совершенствования человека продолжал идти. А.Марков называет большую плотность населения, но это лишь возможное условие и фактор, способствующий регулярным экологическим кризисам, но не непосредственная причина тех или иных изменений.

Впрочем, в качестве возможного глобального фактора, предшествовавшего второй волне расселения сапиенсов, называется катастрофическое извержение вулкана Тобы на Суматре 74 тыс.лет назад. Как минимум, этот краткий глобальный экологический кризис мог расчистить сапиенсам путь на восток от конкурентов. Но и сами сапиенсы прошли сквозь "бутылочное горлышко" кризиса и критическую численность порядка 10-20 тыс.

Не имея возможности искать причины и механизмы, исследователи, а с ними и обозреватель вынуждены сосредоточиться на иных важных направлениях. Прежде всего, это нахождение и датировка путей миграции и периодов экспансии новых видов, в том числе путем сопоставления археологических и генетических исследований. Здесь в 3 главе А.Марков разъясняет важнейший и популярный факт генетической палеоантропологии - существование так называемой "митохондриальной Евы", а также "Y-хромосомного Адама". Я тоже считаю, что любому культурному человеку нужно знать и сами эти факты их правильную интерпретацию.

У всех H.sapiens все мтДНК, то есть часть генома, локализованная в митохондриях и передаваемая только по линии материнской яйцеклетки, одинаковы и восходят к одной единственной женщине, жившей в Восточной Африке где-то 160-200 тыс.лет. И точно так же все Y-хромосомы, передаваемые только по мужской линии, восходят к одному мужчине жившему примерно там же и тогда же. Но!!!

Из этого строго установленного генетиками факта вовсе не вытекает, что все мы потомки единственной женщины и единственного мужчины. Просто по мере смены многих поколений статистическая закономерность ведет к потере разнообразия именно таких участков генома, передаваемых лишь по одной из двух родительских линий. Все остальные участки генома, передаваемые по обеим линиям, свидетельствуют, что таких предков было много, и геномы многократно перемешивались, в том числе и с геномами иных видов Homo - эректусов, неандертальцев.

Это о том, что нам знать обязательно. Но в 3 главе есть и такие выводы, без которых можно было обойтись в обзоре: "Историк Б.Ф.Поршнев полагал, что эректусы делали свои орудия бессознательно, инстинктивно. В свете того, что мы знаем сегодня о поведении приматов, эту гипотезу можно смело отвергнуть. Даже умение колоть орехи камнями у шимпанзе не может стать инстинктивным - оно сохраняется в ряду поколений как культурная традиция, и каждой обезьяне приходится долго учиться этому искусству, подражая старшим. Несомненно, мастерство изготовления каменных орудий - и олдувайских, и ашельских - тоже было культурной традицией, знанием, передававшимся путем обучения и подражания".

Будем считать, что этот неосмотрительный пассаж продиктован вынужденной спешкой при подготовке обзора, и только поэтому А.Марков не вдумался в свои слова. Дело хотя бы в том, что для охоты кошачьих на копытных тоже нужно некое мастерство, и молодняку "приходится долго учиться этому искусству, подражая старшим". Хотя в основе мастерства лежит один из базовых инстинктов. Уже этот элементарный контрпример лишает смысла львиную долю критического заряда.

Кроме того, в основе многих культурных традиций, например, приготовления пищи или изготовления одежды тоже лежат превращенные базовые инстинкты и стимулы. Опять же говорить о сознательной деятельности в отношении эректусов уже можно, но обработка камней началась при австралопитеках 2,6 млн лет назад, а их использование для обработки деревянных артефактов, дубинок - как минимум, при ардипитеках 5,5 млн лет назад. В этих случаях говорить о сознательной деятельности нет никакой возможности, хотя передача протокультурной традиции путем подражания младших старшим была.

Еще раз повторим, в отношении ардипитеков, австралопитеков, да и переходных форм пралюдей недопустимо объяснять их протокультурную "трудовую" активность внутренними интровертными стимулами, идейными соображениями. Только инстинкты, пусть даже сложно преломленные. Мы в нашей реконструкции достаточно доходчиво показали и увидели механизм переноса сексуального инстинкта в порядке "реакции на отсутствие" на деревянные, а потом и каменные артефакты. По своей инстинктивной сути - это перенесенная на символический артефакт депрессивная мастурбация, как у примитивных деградировавших особей человека, содержащихся в психлечебницах.

Профессор Поршнев именно в этой своей констатации абсолютно прав. Он не прав, как и многие другие теоретики, в том, что один из третичных или даже более дальних признаков и результатов антропогенеза ставит на место его первопричины. Каннибализм - это даже не итог, а всего лишь побочный эффект антропогенеза. Что же касаемо так называемой "суггестии", то эмоциональное воздействие междометиями на родичей есть и у шимпанзе. Но вот суггестия, подкрепленная каменным топором, как "доброе слово и пистолет", намного более действенны и эффективны для продвижения антропогенеза. В общем, исходные посылки неверны, но в порядке исключения встречаются очень даже правильные выводы. Своего рода "каша из топора".

Тем не менее, в других случаях вполне уместна и справедлива критика А.Марковым европоцентризма теоретиков или подспудно расистских воззрений на "качество генов" как причину прогресса. Полностью поддерживаю.

В разделе "Первые европейцы" говорится о первой известной стоянке H.antecessor в пещере в северной Испании, возрастом 1,1 млн лет. Это были первые достоверно известные науке каннибалы. Эти умелые охотники предшествовали неандертальцам. Плюс к этому сообщается о находке следов ашельской культуры еще севернее, в Британии возрастом 500 тыс. лет.

Чтобы не оставлять вопрос о первых европейцах столь бедно освещенным, зададим себе пару вопросов. Например, такой: Почему в Европе расселялись преимущественно охотники-мясоеды, лишь эпизодически переходящие на растительную диету? И почему именно в Европе традиции людоедства были так сильны испокон веков? Что делало первых и последующих европейцев агрессивными по отношению к сородичам? И почему первая волна всеядных сапиенсов, двинувшаяся через западную Азию, до Европы не дошла? И всеядные эректусы тоже повернули отсюда на восток.

Возможно, существует природный фактор, который отвечает за все эти вопросы. Так, одной из известных особенностей северной части Ойкумены является произрастание пшеницы и других злаков. В южноевропейском климате периодически складываются условия - прохладные и влажные лета - для всплеска заражения злаков спорыньей. В этом случае популяции, привыкшие к смешанной диете, забредая в изобильные, но опасные экологические ниши, с той же регулярностью погибали, кроме завзятых охотников и мясоедов.

В разделе "Жизнь вокруг очага" говорится о двуединой структуре "жилого сектора" гейдельбергского человека, обитавшего 750-790 тыс.лет назад на стоянке возле Мертвого моря. Стоянка разделена на "кухню" вокруг очага и на "мастерскую" без огня, между которыми пустое расстояние 5-6 метров, при этом люди у огня и люди у берега пользуются разными типами орудий и едят разную еду. Вряд ли постоянное разделение субкультур имело бы место, если бы они переходили туда-сюда, скорее - у каждого был свой круг общения. Само по себе такое разделение ничего не доказывает, но оно соответствует структуре двуединого сообщества после мирного воссоединения мужской и женской части в конце пятого этапа антропогенеза. Вот, если бы такого разделения на две части не было обнаружено, то это ставило под сомнение всю реконструкцию.

В разделе "Три дырявые ракушки и начало "подлинно человеческой" культуры" отмечен важный факт: вторая волна экспансии сапиенсов вдоль берегов Индийского океана отмечена кучами ракушек: свидетельство пристрастия к морепродуктам. Если учесть, что первая волна расселения в Западную Азию заглохла 130 тыс.лет назад без видимых археологам результатов, то косвенно подтверждается необходимость баланса двуединой природы прачеловеческой стаи для достижения рывков в развитии.

Первые известные сугубо культурные артефакты без явной утилитарной цели - это две продырявленные ракушки от сапиенсов первой волны расселения, живших в пещере на средиземноморском берегу "земли обетованной" в период 130-100 тыс.лет назад. И еще одна такая же ракушка с побережья Алжира. Кроме самого факта находок, ничего более исследователи о них сказать не могут. А мы, пожалуй, сможем.

На шестом этапе в нашей психолого-исторической реконструкции антропогенеза высокий статус "верховной жрицы" вынужденно дополняется ее привязыванием "на цепь", пока мужская часть рода охотится. При этом привязь продевалась сквозь отверстия проткнутые в теле - уши, ноздри, складки кожи. (Отсюда древнейшие культурные традиции пирсинга). На каком-то этапе развития эта протокультурная традиция потеряла изначальный смысл сдерживания агрессии бывших "русалок" и будущих "амазонок". Тем более что в ходе расселения такие привычки не могли не быть утеряны, но память о них осталась, в том числе как о признаке высокого статуса жриц с проткнутой раковиной уха и т.п. Так что украшение в виде кожаной ленты с проткнутой ракушкой вполне могло возродиться. А вот без предшествующей культурной предыстории этот нелегкий и тонкий труд по их изготовлению не имел бы никакого символического смысла.

Наличие первоисточника в культурной памяти сапиенсов подтверждается и тем, что на другом, южном конце Африки тоже вскоре после извержения Тобы начали делать похожие украшения - целые ожерелья из ракушек строго определенного цвета и размера.

Там же найдены свидетельства двух достаточно высоких культур (стилбейская и ховьесонс пурт). Первая проявилась около 71900 лет назад и была менее тысячи лет. После долгого перерыва примерно там же около 64800 лет назад возникла вторая культура и просуществовала примерно 5300 лет.

Этот конкретный доисторический пример позволяет нам указать на общую закономерность развития через фазы Подъем-Надлом-Гармонизация, в которых бывает два культурных пика в конце Подъема и Надлома, причем второй пик держится дольше и снижается плавнее. Возможно, не только две южноафриканские культуры, но и две волны расселения сапиенсов также связаны с двумя пиками культурного подъема. Все остальные этапы антропогенеза также проходят аналогичные пики развития. Мы уже часть из них называли, а часть названа в обзоре. Так, развитие навыков коллективной охоты начинается с пика Подъема и первой экспансии в саванну, но затем выдыхается, и только на следующем культурном пике в конце Надлома становится развитой традицией. То же самое и с обработкой камней, и с приручением огня.

Впрочем, то же самое можно проследить и исторических процессах, в том числе новейших. Античный пик культурного развития сменяется надломом средних веков, и вновь культура на тот же уровень выходит лишь в 19-м веке. После первого пика высокого Возрождения наступают времена маньеристов и торгашей, после великих открытий - колониальные войны и разрушения, и следующий пик европейской культуры - в 19 веке. Так же и культура российской цивилизации испытала свой пик Подъема и векового расцвета в 19 веке, затем глубокий надлом с милитаристским кулоном, и лишь сейчас выходит из надлома на траекторию нового подъема.

Впрочем, вернемся к нашим питекантропам.

К главе 4 "Мы и наши гены":

Эта интереснейшая глава обзора, по-видимому, наиболее комфортна для А.Маркова как специалиста по эволюционной генетике. Настолько, что он даже забывает о самом антропогенезе. По сути, в этой главе описаны методики сравнительного исследования геномов человека и родственных приматов с целью реконструкции данной стороны процесса антропогенеза. Кое-какие выводы даже из этих незавершенных исследований можно сделать достаточно уверенно.

Начавшаяся в 2005 году коллективная работа генетиков состоит в выявлении генов, изменившихся или изменивших свою работу после расхождения эволюционных ветвей гоминид и шимпанзе. На данный момент сделана примерно половина этой огромной работы. Так что можно ожидать лет через 5-7 очень интересного результата, ставящего окончательную точку отрицания концепции передачи наследственности исключительно посредством клеточного генома.

Еще в 2000 году сразу после "расшифровки генома", то есть декодирования его аминокислотного текста, руководитель одной из команд Крейг Вентер сделал в отчетной статье "Последовательность человеческого генома" вывод о недостаточности информации, записанной в геноме, для объяснения всего разнообразия наследуемых черт:

"Простой подсчет числа нейронов, типов клеток, генов или размеров генома не дает сам по себе объяснения той разнице в сложности, которую мы наблюдаем. Скорее, взаимодействие между этим наборами может дать столь большое разнообразие. К этому добавляется возможность существования "особого рода" сети управляющих генов, которая и вызывает непропорционально большое воздействие на всю систему. Мы представили несколько примеров таких "управляющих генов", число которых в человеческом геноме значительно выше, чем в геноме мухи или червя... Ответ на возникшие "сложности", возможно, лежит в этом расширенном семействе генов и в иначе организованном регулирующем управлении теми же самыми древними генами, белками, каналами и клетками".

Это не говоря уже о врожденных образах и психических программах (сложных инстинктах). Однако сообщество предпочло искать подтверждения прежней установки, и действительно достигло частичного успеха, реабилитировав часть генома, считавшуюся мусорной ДНК. Однако в дальнейшем при сравнительном исследовании клеточных геномов человека и шимпанзе выяснилось, что декодированная разница между ними всего в 1% генов на самом деле еще существенно меньше. Потому что есть значимые мутации триад в ДНК, меняющие результирующую аминокислоту при транскрипции, а есть много незначимых, синонимичных.

К тому же из представленного обзора уже найденных сугубо человеческих генов, отличающих нас от общих с шимпанзе предков, практически все работают на повышение в целом изменчивости, отключение тормозов роста и дифференциации клеток, в том числе заметное снижение иммунитета. Одним из результатов является упомянутое в обзоре сильное различие в частоте раковых новообразований между шимпанзе и человеком. У шимпанзе раковые клетки находят очень редко. То есть рак и прочие заболевания, обусловленные сниженным иммунитетом, - это плата, взимаемая природой за активное видообразование, которое для человека завершилось, видимо, еще не до конца.

Конечно, найдены и непосредственно работающие на антропогенез гены человека, как "птичий" ген FOXP₂, помогающий сделать более членораздельной речь за счет развития и улучшения управляемости нейронной сети синапсов. Впрочем, получается, что и этот "ген человечности" направлен на общий рост и изменчивость тканей мозга, как и гены ASPM и microcephalin, неудачно названный в честь своего неработающего варианта.

Подтвержденное наличие гена FOXP₂у неандертальцев, а значит вероятно и у общего с сапиенсами "гейдельбергского" предка, подтверждает нашу реконструкцию в части появления членораздельной речи у ранних Homo.

Итак, мы уже сейчас можем спрогнозировать, чем закончится великий поход генетиков в поисках "генов человечности" - подтверждением догадки К.Вентера о наличии помимо клеточного генома надклеточной "управляющей сети". Собственно, и в предыдущем обзоре эволюционной биологии "Рождение сложности" А.Марков доложил нам о том, что в числе генов, локализованных в ДНК и митохондриях клетки, есть так называемые "мобильные генетические элементы" (МГЭ), включая ретровирусы. От этого лишь один шаг к признанию существования сети МГЭ, не обязательно локализованных в ДНК и мтДНК. Ведь ретровирусы прикрепляются к ДНК и работают не во всех клетках, а в строго определенных местах и периодах. Признание, что некоторые экзогенные вирусы могли стать полезными эндогенными ретровирусами (ЭРВ) делает еще один шаг к признанию возможности такой "управляющей сети" не только на надклеточном, но и на надорганизменном уровне.

Исследователи нашли ряд человеческих генов вирусного происхождения (cyncytin, syncytin2, EnvPb1, ENVV₁, ENVV₂), работающие в качестве ЭРВ. Они способны разрушать оболочки клеток и были приспособлены организмом (точнее - его управляющей подсистемой) для формирования и защиты наружного слоя плаценты, в том числе и для защиты плода от иммунной системы матери.

Однако, по зрелому размышлению, из этого необходимо следует наличие вне клеток четко работающей "управляющей сети", которая разрешает ЭРВ начать работать в строго обозначенных рамках времени и места. Пребывание таких управляющих генов в геноме клетки проблематично, весьма усложняет механизм управления, гораздо проще представить сеть эндогенных вирусов с возможностью передачи и приема "патчей" к управляющей сети в форме "инфекции".

Из этой многообещающей и многое объясняющей гипотезы вытекает и объяснение феномена ВИЧ, которому посвящен последний раздел 4 главы. Оказывается у наших очень далеких предков, общих с павианами и зелеными мартышками, защитный белок TRIM₅_?распознавал и уничтожал ВИЧ, а у человекообразных приматов уже нет. Потому что в кодирующем белок гене произошла замена одной из аминокислот. То есть эта отмена защиты от ВИЧ произошла даже не 6-7 миллионов лет назад, а десятки миллионов лет назад. В связи с этим выглядит весьма странным вывод в конце главы: "Теоретически, если бы ВИЧ продолжал косить людей, скажем, еще несколько тысячелетий, злосчастный аргинин снова в результате мутаций и отбора заменился бы глутамином и другие полезные мутации генов врожденного иммунитета тоже могли бы закрепиться".

Спрашивается, где логика? Причем именно логика эволюционного подхода! Если за десятки миллионов лет эволюции антропоидов и гоминид этот самый глутамин не вернулся на свое место в защитном от ВИЧ белке, это означает всего лишь, что ВИЧ чем-то полезен для быстрой эволюции. Возможно, это взаимосвязано с особенностями репродуктивной К-стратегии высших приматов - достаточно долгому детству и заботе взрослых. А эта стратегия в свою очередь обусловлена регулярными климатическими флуктуациями в Африке, о которых было сказано в главе 2 обзора. В засушливые периоды лучше иметь детей меньше, да лучше. А в благоприятные периоды это не мешает общей экспансии и росту численности, но чревато кризисом перенаселенности даже при малых флуктуациях в сторону ухудшения климата. В этом случае вступает в действие общий биологический эволюционный механизм - популяции отвечают на ухудшение условий усилением изменчивости, для чего нужно принудительно ослабить иммунитет.

Получается, что ВИЧ - это и есть такой внутренний переключатель с одного, спокойного режима эволюции на более высокую скорость. Между прочим, группы риска в наше время как раз и связаны с перенаселенностью и плохой экологией в мегаполисах, не говоря уже о дополнительных факторах угнетения иммунитета. Кроме дополнительной изменчивости, необходимой для активного видообразования в антропогенезе и на предыдущих этапах эволюции антропоидов, такой механизм позволяет виду избавляться от лишних, ослабленных особей в периоды перенаселения. То есть в целом работает на сохранение и развитие лучших качеств вида.

Стоит напомнить, что ВИЧ - это именно ретровирус, способный встраиваться в ДНК клеток. А всемирная корпорация борцов со СПИДом вот уже тридцать лет как не может подобрать вакцину к воде бы найденному вирусу, потому что, якобы, он постоянно мутирует и мимикрирует. Однако более вероятным в таком случае представляется совсем другой вариант объяснения: иммунная система организма всячески защищает от вакцин важную для эволюции вида часть мобильных генетических элементов генома, используя для этого известные механизмы выработки антител.

В этой же главе упомянут еще один признак антропогенеза - одновременное снижение не только иммунитета, но и обонятельной чувствительности у человека по сравнению с антропоидами. Такая эволюционная связка вполне объяснима тем, что генетические механизмы распознавания запахов и распознавания чужеродных агентов у животных имеют общий механизм. Поэтому, например, собака и чует запахи лучше всех, и может пить из любой лужи.

Если бы сломался механизм распознавания только запахов или только иммунного распознавания, то он бы при дальнейшей эволюции восстановился бы за счет одного из этих наборов генов. Скорее всего, набор генов был один, только их экспрессия в слизистой носа и в клетках иммунной системы немного различается.

Со связкой двух признаков все боле менее понятно. Остается вопрос: когда и почему могло такое снижение чувствительности произойти? А.Марков указывает на период формирования ардипитеков, но вновь пытается опереться на беспомощную теорию Лавджоя. Якобы снижение обоняния могло вести к моногамии. Как? Почему? Нет объяснения.

Опять же в рамках нашей реконструкции второго этапа антропогенеза все объясняется достаточно просто. Даже пользуясь отдаленно приближенной "теорией Лавджоя", можно уловить взаимосвязь между визуальной имитацией овуляции и запахом, как основным средством привлечения самцов. Только самцы со сниженным обонянием могли быть пойманы на обманку внешних признаков при отсутствии внутренних процессов. Но в условиях экологического и социального кризиса внутри стаи, именно эти самцы с ослабленным иммунитетом и нюхом получили преимущество в передаче своих генов новым поколениям. Самки, которых подкармливали лишь раз в месяц, не выживали или рожали слишком ослабленных детенышей, а имеющие озабоченных "папиков", готовых обманываться - выживали и рожали таких же будущих "папиков". А заодно усиливали изменчивость вида.

К главе 5 "Другое человечество":

Отдельный обзор фактов и гипотез, посвященный неандертальцам, побочной ветви антропогенеза, дает нам не так много информации к размышлению. Но все же дает. Вот некоторые результаты секвенирования геномов 12 жертв людоедов из северо-испанской пещеры Эль-Сидрон:

"Тот факт, что все трое мужчин имеют один и тот же митохондриальный гаплотип, а у всех женщин гаплотипы разные, указывает на то, что неадндертальцы, по-видимому, были патрилокальны. Это значит, что юноши, достигшие зрелости, оставались в родной семье, а девушки переходили в другие группы. Патрилокальность характерна для шимпанзе и для бонобо, а также для 70% традиционных обществ Homo sapiens. Это позволяет предположить, что данный обычай, возможно, был распространен и у наших прямых предков".

Сразу замечу, что применять без кавычек социально-культурное понятие "обычай" к животным предкам, от которых ответвились в самом начале шимпанзе и бонобо, для ученого не комильфо. Это, разумеется, был сложный инстинкт, ответ на природный стимул, порождающий у гоминид и человека все более сложные социальные ритуалы и культурные обычаи.

Наша двуединая модель и реконструкция дает ответ на происхождение такого сложного инстинкта у первых гоминид. Стресс, испытанный основной частью стаи от появления первых девственниц, порождает инстинктивный страх, связанный с этими конкретными особями. Поэтому девственницам, даже реабилитированным посредством магии первого Артефакта, было легче найти женское счастье в соседней стае, где об их позорном девственном прошлом никто не знал.

Тот факт, что подобный "обычай" есть не только у бонобо, но и у шимпанзе, подтверждает нашу версию об эволюционной петле в начале антропогенеза. Для бонобо есть надежное подтверждение в виде признака затянутого детства, и не только. Но выходит, и шимпанзе тоже - самая первая побочная ветвь антропогенеза. Точнее, общий корень древа шимпанзе и гоминид именно в момент Страшного происшествия из-за "фактора Х" расщепился на две линии, одна из которых не пошла по сложному пути, а просто уклонилась от прачеловеческих внутристайных разборок. Более того, испытанный стаей стресс, породивший уклонение, стал фактором эволюции, при котором особи с излишне человеческим поведением изгоняютс. Поэтому шимпанзе не ходят, например, по тонким веткам, выпрямив ноги, как орангутаны или ардипитеки, а выработали или оставили себе иную походку, как у горилл.

Вполне возможно реконструировать механизм разделения стаи общих предков на две линии - шимпанзе и гоминид. Кто читал "Заповедь субботы", должен помнить, что половой отбор у прагоминид повлиял на рост тканей половых органов, что повлекло и увеличение рудиментарной до того девственной плевы. В результате юные самки стали непригодны для соития и оставались в детском статусе на второй год, а то и до самой смерти. Сильный дефицит самок без признака девственности можно было восполнить за счет кражи невест в соседней стае. Так и возникли экзогамия и патрилокальность у общих предков. Причем такая смешанная стая оказывалась более динамичной и экспансивной в силу перенаселенности и внутренней напряженности, а также более успешной за счет разнообразия генов и культурных навыков. Но дальше у будущих шимпанзе и будущих гоминид развитие пошло разными путями. В тех популяциях и местностях, где маргинальное сообщество девственниц нашло первичный "ответ на вызов времени", изобрело Артефакт, стали развиваться более сложные отношения с первыми элементами будущей человеческой культуры. А там, где культурный ответ не был найден, животное развитие шло через отталкивание от прачеловеческих факторов стресса, в том числе и от излишеств в развитии половых органов. Сам по себе повторяющийся стресс для альфа-самцов в виде невозможности иметь дело с девственностью не мог не привести к большей свободе и демократии, как сейчас у шимпанзе. Дальнейшее разделение между шимпанзе и бонобо возникло из-за позднейшего времени возвращения последних к счастливому животному состоянию. Многие кооперативные и свободно-сексуальные игровые стереотипы поведения, выработанные юными самками в продленной группе "детского сада", стали основой поведения бонобо.

Такие эволюционные петли должны были возникать в каждом узле антропогенеза, при каждом прорыве на новый уровень развития. Очередная реабилитация маргинальной части стаи-племени означала вытеснение с авансцены прежних стереотипов и их носителей, которые или уничтожались или изгонялись. Эти изгои и составляли побочные ветви гоминид, как парантропы или же гейдельбергские предки неандертальцев. На высоких уровнях развития и побочные ветви были мощнее, так что успевали пройти свой собственный отдельный путь развития, пока не поглощались следующим уровнем.

По всей видимости, прямые предки неандертальцев отделились от основной линии антропогенеза в узле имени "медузы горгоны", когда в очередной раз власть на берегу древних африканских озер взяли "феминистки", на этот раз достаточно умеренные по отношению к своим сыновьям и братьям, но не к бывшим соперникам. Тем пришлось уйти в саванну и далее в зеленые степи Сахары, воспользовавшись запасными умениями охотников. А поскольку уровень Средиземного моря (озера) периодически менялся, они вполне могли и достигли миллион с лишним лет назад севера Испании. Могли попасть в Европу и восточнее, через Малую Азию и Балканы. А дальше вступили в силу природные факторы, усилившие охотничьи умения и мясоедские предпочтения.

Отточив мастерство и укрепив агрессивные инстинкты охотников, потомки неандертальцев размножились и смогли проникнуть в дикие степи Евразии, потеснив эректусов и денисовцев.

В разделе "А все-таки их мозг рос иначе" указан важный признак шестого этапа антропогенеза, отличающий сапиенсов от неандертальцев и общих с ними предков. Это более округлая форма мозга и черепа. При тех же объемах мозга у сапиенсов быстрее и сразу после рождения разрастаются теменная и височная области, а также мозжечок. Судя по известным различиям в повадках и культуре неандертальцев и сапиенсов, развитие долговременной и кратковременной памяти, тонкого слуха обеспечивало сапиенсам преимущество в коллективных действиях и интуитивной выработке стратегии.

Повреждения на скелетах неандертальцев говорят об их импульсивной агрессивности, быстрой реакции и готовности нападать или защищаться "лоб в лоб", что при достаточно высокой культуре изготовления каменного оружия давало тактический успех. Но более хитрые и стратегически мыслящие сапиенсы предпочитали изучать повадки врагов и устраивать засады, в том числе и друг на друга. Отсюда гораздо меньше травм, чем у неандертальцев, и многие смертельные удары нанесены сзади, а не в схватке лицом к лицу. Это тоже косвенный признак того, что неандертальцы развивали мужскую ветвь инстинктов и культуры, а ранние сапиенсы - скорее, женскую стратегию выживания.

Охотничий образ жизни и агрессивно-импульсивная психология неандертальцев определили территориальное расселение, как у настоящих хищников. Немногочисленные семейные группы во главе с вожаком контролировали участки до 50 км в поперечнике, редко общаясь с себе подобными. Собственно, уже по этой причине развивать иные стороны культуры, кроме оттачивания оружия, не было необходимости. Но есть следы вероятного использования птичьих перьев для украшения, как у индейцев или польских "крылатых гусар". Такой наряд создает более угрожающий силуэт в сумерках леса и отчасти дополнительную защиту от оружия конкурентов.

Вытеснение неандертальцев сапиенсами произошло уже после того, как сапиенсы переняли у соседей часть мясоедских генов и охотничьих навыков. Однако вряд ли речь шла о прямом истреблении. У сапиенсов, наряду с инстинктами всеядности, то есть освоения любых экологических ниш, есть еще и инстинкт сосуществования с непохожими и даже враждебными соседями. Неандертальцы сами ушли от беспокойных и опасных соседей в самые дальние медвежьи углы, поэтому в европейских сказках о нелюдимых людоедах, обитавших в пещерах или каменных замках, скорее всего, отражено это сосуществование вплоть до конца верхнего палеолита.

В разделе "Геном неандертальца" приведены результаты сравнительного исследования генома неандертальца и геномов сапиенсов из разных частей старого Света. Достоверно установлено, что сапиенсы из Африки с неандертальцами не смешивались, а все сапиенсы из Евразии, а значит и других частей света - смешивались. Это важный факт для реконструкции возможных путей расселения и развития сюжета на последнем предысторическом этапе антропогенеза.

Кроме этого найдены отдельные гены, отличающие сапиенсов от неандертальцев и общих с ними предков. Часть из них регулирует пигментацию кожи, другие отвечают за более долгий рост костей, включая череп, третьи намекают, что синдром Дауна может отчасти вести к неандертальскому или гейдельбергскому облику. Мутация в ряде других генов сопутствуют шизофрении и аутизму, то есть экспрессия этих генов отвечает за усложнение физиологической основы психики. А повышенное энергетическое обеспечение интенсивной работы большого мозга чревато при сбоях диабетом.

"Чистокровными сапиенсами оказались только африканцы, живущие к Югу от Сахары". Эта политкорректная констатация как бы намекает, что для цивилизованного развития, отрицающего баланс гармонизированных отношений с матерью Природой, в предварительной, переходной верхнепалеолитической стадии исторического подъема не помешали и были востребованы гены и инстинкты агрессивно-импульсивных неандертальских хищников, а также достижения их воинственной субкультуры.

К главе 6 "Великое расселение сапиенсов":

Исход сапиенсов из Африки и стремительное расселение по всем прочим континентам, включая скрещивание с неандертальцами и денисовцами, был, безусловно, величайшей эпопеей, завершающей предысторическое развитие. Однако в обозреваемых результатах исследований лишь вскользь, на периферии внимания, упомянуты факты, имеющие существенное значение для реконструкции узлов и этапов антропогенеза, то есть скачков и подъемов в качественном развитии физиологии, сложных инстинктов и культурных обычаев.

Одним из таких важных фактов антропогенеза является скрещивание сапиенсов и неандертальцев в период, непосредственно предшествующий или в самом начале великой экспансии. Этот факт нужно рассматривать и оценивать в связке с другим фактом: в Европе и позднее в Евразии неандертальцы не скрещивались. Значит, для этого нужны были особые условия, при которых ранние сапиенсы, не имевшие еще мясоедских генов и развитых охотничьих навыков, были вынуждены сосуществовать и контактировать близко с опасными соседями-людоедами.

Археологами определены два вероятных варианта такого "палеоконтакта". Считается, что первая волна экспансии сапиенсов через Синай в Западную Азию 130 тыс. лет назад захлебнулась, не оставив значимых следов. В пещерах Схул и Кафзех на севере Израиля найдены и кости сапиенсов, и кости неандертальцев, но они обитали там в разное время с большими перерывами между культурными слоями. Сапиенсы из Африки приходили, когда ледники отступали на север, и климат был теплее: около 120 и около 80 тыс. лет назад, а неандертальцы проникали сюда же в периоды более сухого и холодного климата. Что говорит, скорее, против долгого сосуществования рядом и возможности скрещивания. К тому же в этом районе удобных побережий, соседствующих с обширными охотничьими угодьями, не так много. Но все равно, небольшой процент вероятности, что сапиенсы вернулись в Африку из Леванта 120 тыс. лет назад уже с навыками и генами охотников есть. Хотя в таком случае произошла бы экспансия на благодатные для охотников саванны к югу от Сахары, а таковой не было, в отличие от бурной экспансии сапиенсов-охотников по Евразии.

Второй вариант вероятного контакта со скрещиванием - обширная болотистая низина при слиянии Тигра и Евфрата, которая в ледниковые периоды при низком уровне моря занимала весь Персидский залив. В этой связи очень важной и информативной является диаграмма, совмещающего возраст найденных палеолитических стоянок на юге Аравийского полуострова с колебаниями уровня океана и средних температур.

Из этой диаграммы следует, что в период до 130-135 тыс.лет назад, когда случилась первая экспансия сапиенсов из Африки, Ормузского пролива в нынешнем глубоком смысле не существовало, и юг Аравии в этом смысле был засушливой частью Африки. Тогда же наступил относительно краткий, на 15 тыс. лет период более влажного климата, когда у быстро размножившихся африканских сапиенсов появился смысл и стимул пересечь обмелевший Ормузский пролив.

Судя по оставшимся горам морских ракушек диета переселенцев на юг Аравии была ближе к африканским "чистым" сапиенсам, а не к евразийским, скрещенным с неандертальцами. Иначе археологи не забыли бы упомянуть и о горах костей.

В период от 120 до 80 тыс. лет назад уровень моря был достаточно высоким, вместе с уровнем температур, то есть редкие аравийские сапиенсы были заперты на побережье, и спасались морепродуктами. В период около 80 ? 2 тысяч лет назад снова случилось увлажнение, повлекшее обязательный рост численности. И сразу после этого вновь наступил малый ледниковый период с засухой и быстрым понижением уровня моря. Поэтому аравийские сапиенсы, натренированные в земноводном образе жизни, были неминуемо вытолкнуты в бывший и нынешний Залив, а тогда - обширную болотистую дельту ниже слияния Тигра и Евфрата.

Наступление в тот же период ледников в Европе так же неминуемо вытолкнуло на север Евразии и в переднюю Азию неандертальцев, следовавших за миграцией копытных к источникам воды. Оазис на берегах Тигро-Евфрата не мог, судя по карте ареала расселения неандертальцев на с.293, остаться без их длительного внимания. Здесь, в отличие от Леванта климатические изменения не разводили по сторонам, а подталкивали сапиенсов с неандертальцами друг к другу. Кроме того, здесь примыкали две обширные экологические ниши для обоих видов - лесостепная и прибрежно-островная. То есть воспроизводились архетипические условия для постоянного контакта двух культур - "мужской" и "женской". Как следствие с очень большой вероятностью должны были воспроизводиться и стереотипы взаимоотношений "мужланов" и "русалок", включая сложный инстинкт приручения, слежки за соперниками, поиска слабых мест, заманивания в засады и эпизодических сексуальных контактов по инициативе женской части сводного коллектива. К этому можно еще добавить привычку неандертальцев к похищению невест.

В реконструкции "Заповеди субботы" в качестве косвенного, но самого авторитетного доказательства использованы древние пророческие реконструкции архетипических образов и сюжетов, в том числе собранные в Книге Бытия. Наша реконструкция остановилась на седьмом этапе антропогенеза, но далее был и День восьмой, в котором Адам встречает Еву в Эдемском саду. Судя по древним источникам, место встречи как раз и располагалось к востоку от Междуречья, где сейчас Залив. А от протяженной болотистой дельты остался лишь небольшой участок между устьями двух великих рек.

Есть очень большая вероятность, что в древних реконструкциях предыстории имена действующих лиц принадлежат не индивидуальным, а коллективным прототипам, то есть взаимодействующим родам, племенам. Кроме того, мы уже затрагивали эту тему и, напомню, полагали, что еще на ранних этапах антропогенеза крик-междометие "а/о" обозначал доминирование, доминирующего самца, а затем и всю "мужскую" часть. А что бы отличить вожака "мужланов" от просто самца, пришлось удвоить протослово "А-а". Также и нечто среднее между долгим "е/и" было звуком яростного неприятия, означало "девственницу", неосторожно приблизившуюся к основному племени. А для обозначения главной девственницы, обладающей Артефактом, пришлось прибавлять "Е-а", ну или "И-о", без разницы. При возобновлении архетипических отношений, скорее всего, должны были всплыть из подсознания и архетипические имена.

Согласно архетипическому сюжету, попавшему в сборник Книги Бытия из древних религий, инициатором скрещивания была "Е-а", то есть сапиенсы-русалки из эдемского болота. Это соответствует врожденным стереотипам, унаследованным от предков. Тогда возникает вопрос, а при чем здесь дерево? И почему именно плод дерева позволил "деве Еве" (ну, или там "бабе Еге" при другом дефекте дикции;) соблазнить мужлана "Адама"? Притом что они, "Адамы", не обращали до того на них, "ев", никакого сексуального внимания.

Этот вопрос тоже не слишком сложен для реконструкции. Можно еще раз глянуть на диаграмму уровня морей, чтобы убедиться в великой засухе в период наибольшего обледенения примерно 70-60 тыс.лет назад и особенно с 50 до 20 тыс.лет назад. Вполне возможно, что и первой великой засухи вполне было достаточно, чтобы принудить людей перейти от собирательства к самым первым аграрным технологиям, то есть к сбору и хранению плодов впрок. Вполне естественным было для начала собирать впрок уже засохшие на ветвях плоды дикого инжира. Тем более что постоянная опасность в виде людоедов на берегу заставляла срывать и уносить плоды поскорее и побольше, а потом складывать где-то в сухом месте на островах среди обмелевшего болота. Тогда же по старой памяти возобновился архетипический сюжет симбиотической дружбы "русалок" со змеями, поскольку возле схронов с сухими плодами и злаками немедленно размножались мыши. Так что и образ мудрого змия, помогавшего Еве соблазнить Адама тоже вполне объясним и уместен.

После успешной защиты съестных запасов от грызунов настала пора заманивать и приручать Адама. Засуха на своем пике около 75-72 тыс. лет вполне могла превратить степи в полупустыни, загнать остатки неандертальцев ближе к центру спасительного Эдема. К тому же, как верно было отмечено в обзоре, в этот же период произошла глобальная катастрофа в виде суперизвержения вулкана на Суматре с последующей "ядерной зимой". Выжить в течение нескольких лет могли лишь немногие, в том числе накопившие впрок "священные" запасы продовольствия. И куда деваться в таких условиях голодному неандертальскому Адаму? Естественно, "адамы" начали все более активно охотиться на "ев", действуя прямолинейно и импульсивно. А тем приходилось мыслить стратегически, устраивать ловушки и засады, брать "адамов" в плен, сажать на "цепь" из прочных змеиных шкур, прокалывая носы, как до того в Африке быкам. Ну и приспособлять в виде живых пугал для охраны запасов и угодий от птиц. А за это кормить и даже иногда лелеять ради символического самоутверждения.

Примерно таким мог быть сюжет приручения неандертальцев сапиенсами на берегах эдемского потока. Хотя вполне возможны вариации. Но главное результат - гибридизация и появление в окрестностях Эдема двух новых родственных ветвей - родов первых земледельцев "каинов" и первых сапиенсов-охотников "авелей", защищавших все общее местообитания от внешних хищников. Такое сочетание двуединой культуры было уже намного более устойчивым к кризисам и готовым к дальнейшей экспансии. Для этого нужно было только заменить "священного" змея на "божественную" кошку в качестве защитника запасов продовольствия от мышей и птиц. Именно с этой отставки змей и началась подлинно человеческая история, включая "изгнание из Эдема". Поскольку около 50 тыс. лет назад уровень моря вновь поднялся, а ледники и засуха соответственно отступили.

И надо же - какое совпадение: самые ранние из обнаруженных стоянок людей верхнего палеолита тоже относятся примерно к этому времени. Найдены они на притоках в верховьях Дона, недалеко от Воронежа. Причем речь идет именно о сосуществовании в одном ареале двух культур - среднепалеолитической, ближе к неандертальцам и верхнепалеолитической культуры сапиенсов. Там же найдены ракушки, свидетельствующие о миграции этого племени с берегов южных морей. Археологи предположили, что с берегов ближайшего Азовского или Черного моря. Но в тот период это море не было соединено с мировым океаном, а потому вряд ли тамошние племена ушли добровольно с насиженных мест из-за подъема уровня моря. В таком случае ближайшим затопленным местообитанием будет как раз Эдем на дне Залива. Но маршрут, скорее всего, лежал через верховья Тигра и Евфрата, мимо озер и ледников Армении и по дну нынешнего моря к устью Дона между Крымом и Кавказом. Так что большинство более ранних стоянок верхнего палеолита сейчас покоятся на дне заливов и морей.

В обзоре упомянуты, но не объяснены еще два глобальных феномена, связанных с экспансией сапиенсов. Первый феномен - истребление крупной фауны всюду, где появился новейший сапиенс. Второй - опустынивание Сахары и других степей этого пояса вплоть до Центральной Азии, ставшее препятствием для исхода и экспансии сапиенсов через Левант. К этому факту примыкает более свежий факт катастрофического опустынивания Австралии сразу же после прихода туда сапиенсов 48-43 тыс. лет назад.

Время вроде бы совпадает с "изгнанием из Эдема", но на самом деле к Австралии гораздо ближе были ранние сапиенсы, проникшие на Восток Азии сразу же после "окна", открывшегося 80 тыс. лет назад. Раскопки в Индии свидетельствуют, что и после катастрофы 74 тыс. лет назад эти популяции выжили. Вполне возможно, что давление более хищных и культурных новых сапиенсов, "изгнанных из Эдема", принудила ранних сапиенсов сесть на пироги и уплыть в Австралию.

Вывод о том, что самые первые австралийцы были ранними сапиенсами, не имевшими плодотворного контакта с неандертальцами, может быть сделан на основе разных последствий в экспансии хищных и нехищных сапиенсов. При экспансии хищных сапиенсов-охотников ни одна территория не подверглась опустыниванию, даже в таких же примерно широтах и условиях. Степи северной Евразии, северной Америки и Аргентины так и остались степями. Просто не стало самых крупных и медленных травоядных, а главным хищником в них стал сам человек, поддерживая необходимый баланс численности и санитарный контроль вместо или вместе с волками-собаками.

Совсем другая картина должна была происходить при экспансии ранних сапиенсов после их разделения на прибрежную и сухопутную ветвь в начале седьмого этапа около 200 тыс. лет назад. Нужно заметить, что Сахара в те отдаленные времена была вполне живой степью, иначе гейдельбергский человек на шестом этапе антропогенеза не смог бы добраться сначала до крайнего запада Европы.

В начале седьмого этапа вместе с формированием культуры среднего палеолита и современного облика сапиенсов опять произошло разделение антропогенеза на две ветви и два потока развития. Приручив, наконец, крупный рогатый скот, человек оказался связан с ним прочнее, чем с местообитанием. Мужская часть племени, привязав на этот раз верховную жрицу "Ио" не к дереву, а к рогам скотины, покинула былую стоянку и двинулась в степь, начав первую волну экспансии. Вслед за ними, но по берегам озер, рек и морей последовала вторая волна экспансии другой части племени, оставшейся "соломенной вдовой". Не исключено, что по дороге эти две волны не раз пересекались, соединялись и вновь расходились или ветвились.

Однако самые первые скотоводы не были охотниками, а тем более агрессивными хищниками, как неандертальцы. Стереотипы поведения, выработанные в предыдущие эпохи, диктовали лишь защиту себя и своих новых подопечных от хищников, включая изъятие у тех остатков туши. То есть для потребления мяса подопечных стад, нужен был ритуал с участием хищников, которые тем быстрее становились жертвами сами. Учитывая рост мозга и интеллекта, мастерство изготовления каменных орудий, участь хищников была незавидной. А после бурного роста и распространения популяций ранних сапиенсов с очень большой скоростью на огромной территории одновременно случился экологический дисбаланс - резко снизилось число хищников и так же резко увеличились стада копытных. В этой ситуации даже небольшие регулярные колебания климата в сторону засушливости могли и должны были произвести эффект непоправимой экологической катастрофы сначала в масштабах субконтинентов, а затем - после формирования сахарской завесы восходящих горячих потоков воздуха изменилась циркуляция атмосферных потоков в глобальном масштабе. Пульсация ледниковой полярной шапки получила в поддержку положительную обратную связь и обратилась великой ледниковой эпохой.

Соответственно, первая волна сухопутной экспансии ранних сапиенсов-скотоводов была очень быстрой и закончилась для них катастрофой. В лучшем случае выжившие могли передать часть своей культуры неандертальцам перед наступлением ледника, выдавившего их из Европы. Хотя не исключена достаточно высокая вероятность, что часть первых сапиенсов-скотоводов сохранилась в степях северной Евразии, и именно к этой среднепалеолитической культуре в конечном итоге присоединились более хищные сапиенсы-земледельцы в верховьях Дона. Это тоже не исключенный вариант нахождения путешественниками "каинами" новых близких партнеров вместо братьев "авелей", ведь неандертальцы в Европе доказали свою нелюдимость. Более точная реконструкция потребует для анализа больше археологических фактов.

Впрочем, не нужно забывать еще один вариант, соответствующий существующим данным археологии о расселении неандертальцев и их нелюдимому характеру. Возможно, что неандертальские гены попали первоначально в североевразийскую популяцию сапиенсов-скотоводов. А те уже были вытеснены неандертальцами на юго-запад, к Эдему.

Теперь обратимся к австралийской пустыне как факту, доказывающему цепочку наших рассуждений относительно Сахары и евразийских пустынь. Приведенное в обзоре объяснение опустынивания целого континента вследствие поджогов не выдерживает элементарной критики. Если, конечно, не приписывать нашим далеким предкам психической неустойчивости отдельных жителей современных мегаполисов.

Еще раз настоятельно подчеркну, что все наши предки вплоть до традиционных сообществ исторического времени действовали и действуют, строго исходя из привычных только для них стереотипов поведения. С огнем они научились обходиться за миллионы лет до прихода в Австралию, а лесной пожар - самая страшная угроза сильнее любого голода. Охота для них, даже для хищных неандертальцев - сакральный ритуал общения с природой, а не аттракцион жадности.

Есть и не психологическое, а экологическое возражение. Пожары в лесах и степях, в том числе и засушливых - самое обычное дело в природе. Нигде в мире пожары не приводят к нарушению экологического баланса в континентальных масштабах, потому что всегда есть естественные препятствия. А значит, сбалансированная экосистема всегда восстанавливается с первыми дождями, скорее рано, чем поздно. И только если нарушить баланс, истребив всех хищников в короткое время на огромной территории, тогда травоядные копытные или кенгуру так же быстро размножатся и истребят растительность в масштабах субконтинента. Возможно, целый континент был опустошен за два-три раунда такой экспансии. И это единственный надежный вариант. Чтобы сделать пустыней почти всю Австралию, переселенцам нужно было высадиться на всех берегах огромного зеленого континента одновременно и одновременно поджечь сразу все леса и кустарники, в том числе и в глубине материка. Вероятность с сотней нулей после запятой. При этом истребление первыми австралийцами всех хищников является доказанным фактом.

С вашего позволения факты из раздела "Венера и флейта", я прокомментирую вместе со следующей главой про половой отбор.

К главе 7 "Происхождение человека и половой отбор":

Как отмечает А.Марков, повторить верхнепалеолитические технологии обработки камня и кости современному человеку не под силу. Видимо, нужны поиски и обучение на протяжении сотен поколений. Именно такие технологии ориньякской культуры отличают европейских сапиенсов не только от неандертальцев, но и ранних сапиенсов из Африки.

Древнейшая статуэтка палеолитической Венеры найдена в пещере Холе-Фельс на юго-западе Германии. Ее возраст около 40 тыс. лет. И рядом найдена самая древняя костяная флейта. При этом неандертальцы покинули пещеру задолго до ее заселения сапиенсами. Тоже пока не объясненный факт, как и мотивация создания произведений искусства.

Наиболее близким к человеческому искусству феноменом в живой природе является красочная или звучная демонстрация животными своих возможностей в период брачного ухаживания. Появление этих внешних признаков и сложных инстинктов в ходе эволюции, очевидно, определяется половым отбором, то есть инстинктивной готовностью выбирать половых партнеров по внешним признакам, свидетельствующим об их здоровье, силе и ловкости. К этому добавляется "социальный контроль" со стороны конкурентов, всегда готовых оспорить внешние признаки скрытых внутренних качеств реальным состязанием. Шалашники пробуют разорить красоту гнезда соперника, черные коршуны сообща нападают на дерзких обладателей "белых флагов", олени проверяют крепость ветвистых рогов и та далее. Почти вся 7 глава посвящена именно этим феноменам из животного мира, а гипотетические проекции на человеческую культуру предполагаются.

Однако, в том то и дело, что половой отбор может объяснить происхождение тех или иных признаков у животных предков гоминид, но с началом антропогенеза он больше не действует или действует совсем не так. В этом же обзоре предполагается, что для самок ардипитеков самые клыкастые и физически крепкие особи вовсе не были желанными. А все потому, что разрыв замкнутого кольца инстинктов мог произойти и произошел только в отношении полового инстинкта, наименее важного для выживания особи и стаи здесь и сейчас. Поэтому в стаях и племенах гоминид половой отбор не действует или работает от обратного. И только, когда по ходу диалектического развития через надлом произойдет "отрицание отрицания", на новом уровне развития произойдет возвращение феномена, сходного с половым отбором в первоначальной стае.

Но сначала отметим, что приведенные в обзоре описания сексуальных отношений в стаях шимпанзе и бонобо отчасти проливают свет на нравы в стае пралюдей в момент проявления "фактора Х", то есть первичного признака девственности. По-видимому, в стае общих предков, как и у шимпанзе, была очень сильная конкуренция между самками за первенство, но вместе с тем и коллективный "социальный контроль" самых сильных самок над порядком половых отправлений. В таких условиях фактор полового отбора очень хорошо объясняет первенство самцов с наиболее крупными половыми органами и потенцией. Ведь это предполагает не менее мощное кровообращение, питающее и мозг тоже. Следовательно, стая с таким вожаком будет иметь преимущество в выживании.

Однако, после "страшного происшествия" и испытанного стаей стресса половой отбор ушел на второй план. Точнее, все прежние предпочтения стали прочно ассоциироваться со стрессом и страхом, и половой отбор стал отрицать прежние позитивные факторы, превратился в фактор продвижения еще не абстрактной, но уже отчужденной от природных эволюционных смыслов протокультуры. Поэтому, например, в сообществе "юных девственниц" первого этапа на место строгого ригоризма и постоянных склок самок пришла игровая солидарность и полная свобода нравов, которые за счет "эволюционной петли" стали достоянием бонобо.

Тут будет уместно раскритиковать изложенный в обзоре подход к анализу мотивов и поведения самок шимпанзе, их криков при спаривании: "Весьма эффективный способ предотвращения инфантицида - убедить самца, что детеныши от него. Если убедить невозможно - хотя бы заронить сомнение". И так далее, и тому подобное.

Как пел в таких случаях поэт: "Ну, вот те раз! Нельзя же так!"

Получается, что шимпанзе вслед за Декартом могут повторить "Cogito ergo sum"?

Уж сколько раз было сказано, и опять придется повторить: проекции человеческого сознания на животную психику недопустимы. Нельзя брать результат антропогенеза и ставить его в начало, и тем более - в побочную ветвь животного вида.

Даже в традиционных сообществах поздних сапиенсов, среди австралийских или американских аборигенов зачастую никто не связывает половой акт с событиями девять месяцев спустя. А шимпанзе и вовсе "мыслят" строго в режиме "здесь и сейчас", хотя и с вовлечением прошлых воспоминаний, жизненного опыта. Не только самец, но и самка не связывает коитус с абстрактными будущими младенцами. Им просто незачем и нечем думать о будущем.

Здесь и сейчас самка помнит об острых клыках сильного самца, и потому орет в самый приятный для него момент, вырабатывая у него позитивный рефлекс на свой крик. Иначе во время регулярных ссор с товарками, сопровождающихся криками, раздраженные самцы отреагируют на ее крик сугубо негативно, покусают и побьют. Но если рядом с местом спаривания здесь и сейчас замечены другие сильные самки, то та же самка предпочтет промолчать, чтобы не получить тумаков немедленно после. И если самец не опасный, тоже промолчит. И больше никаких иных мотивов не требуется, строго в согласии с "бритвой Оккама".

Признаюсь, после таких грубых ошибок в психологических рассуждениях я настороженно поглядываю на второй том обзора, посвященный психологическим аспектам антропогенеза. Ведь влияние идеологических предпочтений и умозрительных схем на психологов намного сильнее, чем на биологов-эволюционистов.

Тем не менее, ценное указание на половой отбор имеет некоторый смысл. В процессе антропогенеза, на шестом этапе, то есть во времена гейдельбергского человека (примерно от 1 млн до 200 тыс.лет назад) отчасти произошло то самое "отрицание отрицания". Две части первобытного социума, мужская и женская, заключили временное перемирие и воссоединились на берегу, пусть даже держась немного порознь в отдалении 5-6 метров, как на стоянке у берега Мертвого моря.

Тем не менее, внутренняя невротическая напряженность в стае оставалась высокой, и ее нужно регулярно снимать в ходе самых первобытных мистерий - публичного совокупления верховной жрицы с вожаком мужской части и последующих общих объятий. Но сначала мужчины должны были доказать, что они не чужие, а являются сыновьями и братьями жрицы - повелительницы змей и птиц. То есть нужно было вернуться через лунный месяц с охоты с трофеями - живыми или мертвыми. Иначе "медуза горгона" обязана была отвязаться в прямом смысле этого слова, и во главе таких же разъяренных фурий жестоко отмстить за обман ожиданий.

В результате превращенный фактор полового отбора, дополненный смертельной угрозой, стал двигателем культурного прогресса, причем не только навыков и орудий ловцов и охотников. На крайний случай вместо живого или убитого трофея вместе с песней - рассказом об охоте можно предъявить для начала окрашенный охрой камень, выдав его за буйвола. А потом, по мере развития техники искусного обмана и вовсе расписать стены пещеры сценами охоты. Тем более что зрительницы к концу шестой стадии антропогенеза сами были потомками таких же поэтов и художников и только рады обманываться.

Поэтому, да, признаем, что связь между половым отбором и искусством ранних сапиенсов существует, но она более сложная, чем у животных, опосредована ритуалами первой проторелигии и направлена на развитие и укрепление культуры, а не природных признаков, необходимых для выживания. На шестой стадии антропогенеза такой сложный отбор больше влиял на культурные навыки, но через их посредство - на строение руки, развитие отделов головного мозга, отвечающих за тонкие и точные взаимодействия, включая имитацию животных криков и трелей, а также составление связных рассказов или песен.

На этом мы завершим конспект первого обзора, не отвлекаясь на примеры "полового отбора" из современной жизни, поскольку они влияют не на природу человека, а только на развитие культуры.

Конспект 2-й:

Эволюция человека. В 2 кн. Кн.2: Обезьяны, нейроны и душа/Александр Марков. - М.:Астрель: CORPUS, 2012. - 512 с.

К главе 1 "В поисках душевной грани":

Обзор современных данных этологии высших животных призван доказать, что Дарвин в свое время был прав, и человек отличается от шимпанзе только степенью развития душевных качеств, а не набором этих качеств.

Начинается обзор, увы, снова увещеванием читателя не верить клятым клерикалам. Нет, вполне возможно, что для Америки религиозные консерваторы - это уже проблема. Но мне кажется, что причина раздувания антидарвиновских и продарвиновских страстей в США и не только кроется сугубо в корпоративных интересах ученых. Текущий уровень развития науки полагается самым совершенным, а любые сомнения в его совершенстве парируются в рамках логики священной войны: "кто не с нами, тот с ними, мракобесами". Между тем дальнейшее развитие науки всегда требует постоянных сомнений в постулатах, принимаемых за аксиому. Только так можно находить более удачные модели, охватывающие все понятия и феномены предметной области.

Из неверных постулатов вытекают серьезные проблемы, к примеру: "Нерешенных проблем еще много. Главная из них в том, что нейробиологи не могут пока даже теоретически себе представить, как из нейронов и синапсов может быть сделан воспринимающий субъект". А не могут они представить отдельную от нейронов и синапсов "душу" из-за предубеждения против религии. Между тем мировые религии, как и алхимия, не всегда были сугубо ригористическими корпорациями и поборниками мракобесия. В свое время они были центральными субъектами познания, и внесли свой вклад в понятийный фундамент, логический инструментарий и в живую почву, из которой выросла современная наука. Теперь уже корпоративная наука встала на путь окостенения постулатов и лет через двести, а может и сто, станет таким же реликтом и рудиментом как сегодня официальная церковь.

Я это к тому, что не нужно удивляться путанице в теориях, если изначально модели психики упрощены до сугубо физиологических процессов в нейросетях. И не стоит ставить равенство между "душой", мозгом и психикой. Это уровень познания времен "Бхагават-гиты", и даже проще, там все таки была автономная от тела "душа", а в ней три личные "гуны" и "надличное". А скажем, в евангельской антропологии апостола Павла проявлена сложная четырёхчастная структура психики: "плоть", "душа", "дух" и "внутреннейшее". Много позднее эту структуру снова откроет и опишет доктор К.Г.Юнг.

Собственно, нервная система и физиологические процессы в ней есть основа, но не суть той части психики, которая в евангельской антропологии названа "плоть" или в притчах имеет образ "скота". Чувствующая "душа", отвечающая за эмоции, имеет свою физиологическую основу в виде гормональной сети, пронизывающей организм волнами пептидов. Хотя и эта система имеет свое представительство в отделах мозга и мозговых железах. Физиологической основой "духа" является иммунная система с центром в костном мозге и переходных отделах к головному мозгу. Наконец, все три сети объединены работой коры головного мозга, а она, в свою очередь, как и весь организм пронизана той самой "управляющей сетью". Эта сеть, вероятно, является надклеточной частью генома, состоит из "мобильных генетических элементов" (МГЭ), которые управляют всем развитием и функционированием организма и психики. Однако, в силу интимного общения между особями эта надклеточная "управляющая сеть" является и надличной, тем самым "внутреннейшим".

Разумеется, все это рабочая гипотеза, но она намного более адекватна и обладает намного большей эвристической силой, нежели упрощенная схема нейрофизиологов. А то, как в том анекдоте, получаются, что ищут потерянное там, где светлее и удобнее искать. Прошу прощения за столь длинное нелирическое отступление.

В обзоре приведены очень интересные факты из жизни животных, доказывающие, что эволюция имеет дело не только с телами и генами живых существ, но и с логикой построения их нервных и прочих управляющих сетей. Подопытные крысы, оказывается, могут различать случайность от причинно-следственной связи, а аквариумные рыбки в рамках своих инстинктов (психических программ) проходят тест на обладание транзитивной логикой. Почему бы и нет, ведь нервная система по своему строению аналогична аналоговым вычислительным машинам (АВМ), на которых мы, помнится, программировали в вузе. В аналогии с рыбками программирует эволюция.

Именно из-за этой аналогии нет смысла так удивляться: "Самое удивительное, что рыбы успешно справились с тестом, с которым человеческие дети, как правило, справляются в возрасте 4-5 лет! Может показаться невероятным, что человеческие дети по каким-то аспектам умственного развития".

Лучше проведём такое же сравнение между допотопным калькулятором 1980 года выпуска и современным персональным компьютером. Какая неожиданность! Чем мощнее компьютер, чем больше разнообразных программ он может выполнить, тем дольше он загружается, чтобы выполнить элементарные функции, те самые, которые первый советский электронный калькулятор, самый большой в мире, мог выполнять немедленно после включения.

Кстати, тесты для детей, скорее всего, были составлены вовсе не так, как для рыбок. От них требовалась несколько иная логика, чем в обыденной жизни. А в русле простых стимулов и инстинктов полуторагодовалый ребенок ориентируется в логике ситуации, как рыба в воде. И далее в обзоре приводятся подобные успешные примеры для 14-месячных детей.

Конечно, важнейшим и сложнейшим качеством психики высших животных является эмпатия: способность сопереживать, "зеркалить" состояние близких. Примеры из этологии мышей, куриц и шимпанзе очень интересны, но в качестве неврологического объяснения этого феномена опять же подается наличие неких "зеркальных синапсов". Наверное, какие-то участки коры головного мозга обязательно за эту работу отвечают, но сам механизм гораздо сложнее. Более логично предположить, что в ходе интимного общения животных (например, грудного вскармливания) их "управляющие сети" тоже общаются и взаимно настраиваются. Как иначе объяснить, почему при внешнем взгляде на движения или реакции соседа активизируются те же цепочки нейронов, что и при своих внутренних ощущениях? Мы же не видим своей мимики, а в природе у шимпанзе даже зеркал не было. Это наличие у близких особей взаимно настроенных копий "управляющей сети" и есть "теория ума", которую экспериментально обнаружили исследователи. А уже в ходе повседневного общения с другими особями эта "теория ума" экстраполируется на них, но в этом случае возможны ошибки в понимании.

Точно так же может быть объяснена быстрая обучаемость и жесткая фиксация стереотипов орудийной деятельности - за счет врожденных или передаваемых в ходе интимного общения "программ", записанных в "управляющей сети". Более того, наличие такого "программного обеспечения" в надличных, еще не проявленных слоях психики формирует некоторый душевный дисбаланс, диктуя потребность в реализации программы. Это объясняет феномены усыновления детенышей в диких стаях шимпанзе или игры в "дочки-матери".

Из всех обозреваемых опытов с животными самая спорная интерпретация доказывает наличие у шимпанзе "планирования". Однако на самом деле это не планы самих особей, а их программирование извне. Сначала дрессировщики усложняют условный рефлекс, обучают последовательности шагов и тем самым формируют в "управляющей сети" новую программу действий. Затем посредине выполнения программы прерывают ее, уводят подопытных, которые некоторое время помнят об этом "незавершенном гештальте" и сохраняют готовность его завершить. Ни о каком реальном планировании в человеческом смысле, когда нужно связать конкретные условия реальности с идеальными образами будущего, у животных, даже у шимпанзе и бонобо - не может быть и речи. Даже гоминиды на первых этапах антропогенеза к этому не способны, а планирование в полном смысле этого слова появилось только на шестом этапе вместе с заменой конкретных охотничьих трофеев их идеальными образами, то есть вместе с искусством. Не случайно, что в онтогенезе фантазирование и планирование будущего появляется у подростков 13-17 лет вместе с умением писать связные сочинения или выстраивать композиции рисунков.

Критическая самооценка, "метапознание", якобы проявленные в опытах с крысами - тоже весьма спорная интерпретация, за гранью "бритвы Оккама". Есть обучение и формирование программы условного рефлекса. Есть обратная связь эмоционального подкрепления рефлекса. Эта обратная связь обязательно включается в конце исполнения программы. И для этого крысе нет необходимости осознавать себя в качестве платоновской проекции "идеальной крысы". Не стоит в порыве ультрадарвинизма приписывать животным все человеческие качества, обусловленные формированием идеальных представлений и понятий наряду с конкретными. Именно это оперирование идеальными понятиями и есть та грань, отделяющая психику животного от психики человека!

Но об этом, очевидном для философа или психолога критерии, увы, в обзоре не сказано. Наоборот, вопрос максимально затушевывается, чтобы выдать за грань "ребро", которое эта грань формирует в ходе развития мозга.

Да, безусловно, для оперирования и конкретными, и идеальными понятиями нужны специальные программы и вычислительные мощности в одном из отделов мозга. Эти нейрофизиологические, пептидные, иммунные и генно-экспрессивные механизмы по своей природе - те же самые, что и у шимпанзе. Но шимпанзе может держать в кратковременной рабочей памяти (КРП) два, максимум три конкретных понятия, чтобы, оперируя с ними, вызывать из памяти последовательные методы работы с орудиями, как при разбивании орехов. А человеку для работы и с конкретными сложными орудиями, и с идеальными понятиями нужны дополнительные "регистры" КРП. Так что количественное различие объема КРП у человека (7 ? 2) и шимпанзе (до 3) является важным условием качественного различия. Качеством необходимым, но не достаточным.

Приведенная на с.75 диаграмма Рида роста объемов КРП, размеров мозга и сложности изготовляемых орудий в зависимости от периода антропогенеза не является доказательством, потому что основана на умозрительных оценках и проекциях на археологическую периодизацию. Но как доходчивая иллюстрация к этапам антропогенеза вполне подходит.

К главе 2 "Душевная механика":

Увы, из 90 страниц главы 2 лишь один раздел на 4,5 страницы косвенно связан с исследованиями палеоантропологов и эволюцией человека. Подробно рассказано о том, как археологи реконструировали технологию изготовления ашельских орудий, а после этого замеряли с помощью томографа активность зон коры головного мозга во время такой достаточно сложной работы. Ее наши предки научились делать 1,7 млн лет назад.

Однако собственно результат занимает семь строчек: "Стаут и его коллеги склоняются к мысли, что либо развитие речи могло способствовать эволюции нейрологических субстратов для сложной орудийной деятельности, либо, наоборот, ашельские технологии способствовали развитию участков мозга, которые впоследствии пригодились для совершенствования речевой коммуникации, либо оба процесса шли параллельно, помогая друг другу".

Однако, тот факт, что зона Брока, отвечающая за членораздельную речь, прилегает к зоне коры мозга, отвечающей за тонкие манипуляции кисти, известен и без имитации ашельской технологии. А вывод о взаимном стимулировании развития двух зон можно понять из физиологии роста тканей мозга, или же заимствовать из наиболее развитого философского обобщения развития живых систем, которое Варела и Матурана сделали еще в 1972 году. Так что, увы, реальное продвижение в понимании процессов эволюции с помощью томографов вкупе с каменным рубилом близко к нулю.

Между тем, наличие развитой теории антропогенеза, включая реконструкцию его этапов и кризисных узлов, позволяет найти ответ и на этот неразрешенный вопрос: что первично - человеческая речь или орудийная деятельность? Но для этого нужно признать, что оба признака вторичны по отношению к неустранимому на первых этапах разделению надвое и жестокой гражданской войне в стае гоминид. Или можно сказать иначе, по А.Тойнби, причиной является формирование маргинального "творческого меньшинства" в лице сообщества "русалок", вытесненных с обжитого берега в мангровые заросли и на острова.

Изоляция и депрессивное состояние заставляет "русалок" возобновить маниакальную, то есть инстинктивную "трудовую" деятельность, применяя сакральные, но еще не разбитые природные каменные орудия ко всему подряд. В какой-то момент особо жесткой изоляции и острой депрессии разрушительная энергия должна была обратиться и против самих камней, произведя "чудо" - размножение сакральных орудий с еще более острыми краями. Разумеется, это 2,6 миллионов лет назад способствовало временному реваншу "русалок" и отступлению врага от береговой линии в глубину. Но затем эта олдувайская технология, как и все прочие, уже в следующем поколении станет достоянием сыновей "русалок", которые загонят своих сестер обратно в маргинальную нишу - тренироваться в быстром плавании.

Развитие все более сложной речи обусловлено необходимостью совместных набегов "русалок" на берег в ночное время суток. Однако, пик безвыходно депрессивного состояния, необходимый для покушения на собственные сакральные камни, достигнут только, когда потомки "русалок" на берегу тоже освоили технику речевой коммуникации в ночных дозорах. Конечно, в ходе предшествующих сумеречных набегов на берег "русалки" вполне могли покушаться на сакральные камни "мужланов", но скорее они бы унесли их с собой или скинули в воду. Так что с большой вероятностью сначала было развитие речевой коммуникации в ходе долгой истории вечерних и ночных набегов. А потом постоянный приток крови и рост речевой "зоны Брока" стимулировал рост соседней зоны для тонких манипуляций, так что точность ударов и обработки орудий повысилась. После этого, наоборот, быстрое развитие олдувайских технологий стимулировало рост речевой деятельности. А позднее, чтобы выйти на новый ашельский уровень технологий, должны были снова предварительно выйти на новый уровень способности к речевой коммуникации, уже не виде членораздельных слов, а в виде изобретенного синтаксиса осмысленных предложений. Здесь важен уже порядок слов, как и порядок действий при изготовлении ашельских орудий.

Остальные 85 страниц 2 главы составляет добротный обзор научных достижений и философских заблуждений современной нейрофизиологии. О достижениях чуть позже, а главное заблуждение намеренно поставлено автором обзора в самом начале главы в виде чересчур категорического постулата: "Психика, она же душа, является результатом работы мозга".

Если учесть чистосердечное признание несколькими страницами ранее, что нейрофизиологи так и не смогли понять, как из синапсов возникает субъект, то такого рода категоричность является, скорее, защитным рефлексом. Если бы автор был уверен в правоте постулата, стал бы он заранее "стелить соломку", защищаться "самым лучшим способом" от неизбежных обвинений в излишнем редукционизме. Упрощения, как и обобщения должны быть адекватными предмету. Опять же бравада пренебрежением к философии для ученого-теоретика и тем более популяризатора науки совсем неуместна.

Между тем современная психология ушла от уровня рефлексологии, достигнутого ровно сто лет назад отечественными гениями И.Мечниковым и И.Павловым. Эта теория дала мощный толчок и фундамент развитию классической психологии, прежде всего числе благодаря трудам Выготского, давшего очень корректную и плодотворную критику такого рода редукции еще в 1930-е годы. Зачем же сегодня снова наступать на давно хоженые грабли?

Можно сослаться и на авторитет классика кибернетики Н.Винера, который полагал, что управляющий центр (тот самый "субъект") расположен не в мозгу, а в крови. Именно поэтому традиционно "душа" полагается в сердце, а в мозгу только разум. И кстати, один из примеров достижений нейрофизиологии, приведенных в обзоре, как раз доказывает, скорее, мнение Н.Винера, а также гипотезу К.Вентера об особой "управляющей сети". При исследовании больных с повреждением определенной зоны КГМ, отвечающей за "эпизодическую" долговременную память, эффект эмпатии, называемый "теорией ума", у этих инвалидов полностью сохранился. Если, как мы ранее предположили, "теория ума" и вообще феномен эмпатии обусловлен работой надклеточной "управляющей сети", то этот неожиданный для нейрофизиологов результат вполне объясним.

Наконец, сам же автор обзора как лучший специалист по эволюционной генетике сообщает нам, что в мозгу, кроме нервных связей есть и другие, гораздо более древние по происхождению сети. Вокруг и сквозь нервные клетки мозга протекает поток пептидов-нейромодуляторов, которые являются частью другой важной подсистемы организма - гормональной сети, взаимосвязанной и автономной от сети нервной. К этому стоит добавить, что точно так же вокруг и внутри клеток мозга постоянно присутствуют агенты иммунной подсистемы - клетки и антитела. И, наконец, есть еще сеть МГЭ - мобильных генетических элементов (ретровирусов, РНК и т.п.), обитающая не только внутри клетов, но и в крови и в иных физиологических жидкостях. Об этом мы узнали, в том числе, из великолепного обзора А.Маркова "Рождение сложности".

А раз так, то утверждать, что психика - результат деятельности только мозга, и только лишь результат, абсолютно неправомерно. И гормональная, и иммунная, и сеть МГЭ тоже воздействуют на работу клеток мозга, а значит - являются равноправными соавторами психического процесса. И наоборот, автопоэтический психический процесс воздействует на все четыре управляющих сети. Следовательно, исходный категорический постулат является необходимым, но не достаточным. Не только "психика - результат работы мозга", но и работа мозга - результат сложного психического процесса.

Из представленных в обзоре достижений нейрофизиологов наиболее ярким и впечатляющим является опыт с распознаванием с помощью томографии мозга слов, которые читают подопытные добровольце. При этом возбуждаются три разные зоны в обоих полушариях в зависимости от смысла понятия. Если речь идет об орудийной деятельности (ручка, ложка, молоток), возбуждаются одна зона полушария. Если об еде, то другая, а если об укрытии (дом, автомобиль, тепло), то третья. Или 2-3 зоны вместе, если слово (например, ложка) ассоциируется и с тем, и с другим, а изредка и с третьим.

Этот опыт является лучшим подтверждением тезиса о том, что есть всего три базовых стимула, направляющих инстинкты: 1) действия, 2) потребления (чувственного подкрепления действия) и 3) укрытия. А эта триада инстинктов в свою очередь является основой реконструкции социально-психологических механизмов в первичном сообществе общих предков гоминид и шимпанзе. Так что экспериментально подтвержден фундамент всей нашей реконструкции в "Заповеди субботы".

Важны фактом является дифференциация памяти мозга на кратковременную (КРП) и долговременную (ДРП), а последней - на эксплицитную (декларативную) и имплицитную (процедурную). То есть такое же различие, как в компьютере между базами данных и программами. Однако сам же А.Марков в начале обзора обосновывает еще более важную мысль, что память - это любой след возбуждения нейронов, по которому, как по проторенному пути, в дальнейшем повторяется такая же цепочка ассоциаций или моторных последовательностей слов, навыков, понятий. Из этого следует, что выявленные зоны локализации КРП и ДРП обоих типов - это не сама память, а центры управления памятью.

Конечно, нейрофизиология раков, моллюсков и тараканов, а также управление компьютерной мышью через вживленные электроды - очень интересные темы, но они не имеют к теме антропогенеза прямого отношения. И еще меньше отношения имеют идеологизированные и даже предвыборные сюжеты, заимствованные из рубрики "британские ученые выяснили". Якобы такие феномены человеческой психики, как любовь, нравственность, политические предпочтения суть физиологические отправления мозга. Это, извините, даже не рефлексология и не 19-й век, а воззрения средневековых медиков.

Я так понял, что автор обзора считает: чем больше фактов из нейрофизиологии, тем лучше для понимания эволюции человека. Но дело обстоит ровно наоборот: только понимание механизмов антропогенеза позволит нейрофизиологам не совершать грубых ошибок в интерпретации результатов своих исследований, то есть лучше понять работу мозга.

Теперь вернемся к категорическому нарративу насчет психики как результата работы мозга. Обозреватель и сам знает, что это лишь констатация необходимости, но рассуждение о доказательстве достаточности упрятаны где-то посредине главы в лирическом отступлении о тиграх: "Для того чтобы от рождения иметь в голове образ тигра... нужно лишь одно. Нужно, чтобы отбор закрепил в нашем геноме такие мутации генов - регуляторов развития мозга, которые от рождения обеспечивали бы повышенную синаптическую проводимость вдоль того пути следования нервных импульсов, по которому они пробегали при встрече с тигром у наших предков, еще не имевших этого врожденного знания".

Только не нужно сразу же кидать камнями в биолога, не имеющего необходимого опыта в математической логике, информатике и системотехнике. Уже сама постановка вопроса в достаточно четкой форме - это серьезное философское достижение. Теперь нам осталось только показать логическое противоречие и невозможность такого механизма.

А.Марков сам же обосновал, что образ тигра в памяти - это не содержание одной из клеток мозга или иной компактной структуры, а путь следования импульса возбуждения, включающий в себя синапсы и/или дендриты многих нервных клеток мозга. Чтобы отбор закрепил мутацию, такая мутация должна иметь возможность произойти. Сам же автор указывает на чрезвычайно большую вариацию возможных путей. Это даже не число разных соединений между 10¹¹ нейронов с помощью 10¹⁴ синапсов. Путь памяти, описывающий самый обобщенный образ крупной кошки, никак не может быть проще, чем самая примитивная пиктограмм из нескольких базовых фигур. Допустим, что таких фигур плюс модальность размера самый минимум - 7-8 (овал, глаза, уши, нос и рот, усы, туловище, лапы). Значит, таких вариантов прохождения пути будет уже не менее 10³⁰, а на деле много больше. Это минимальнейшая оценка числа вариантов, из которых случайный отбор должен попасть в единицы подходящих по смыслу образа вариантов. К тому же в известный размер генома клетки все врожденные образы опасностей вряд ли уместятся, а тем более культурная разница между шимпанзе и сапиенсами не влезет в известную разницу геномов менее 1%. И все это, еще не считая необходимого числа вариантов регулирующей последовательности самого гена. А это должна быть очень сложная регулирующая цепочка. Поэтому говорить о случайном характере такого рода мутации не приходится, она абсолютно невероятна. Хотя такие врожденные образы у человека и у высших животных достоверно есть, и примеры в обзоре приводятся.

Таким образом, остается вариант управляемой мутации, при которой кусок генома добавляется в ДНК с помощью обратной транскрипции из РНК или ретровируса. Но тогда возникает вопрос, откуда в этих мобильных генетических элементах (МГЭ) взялся "слепок" пути из цепочки синапсов, определяющих образ тигра. Ведь в каждой из клеток на этом пути есть только часть информации. Следовательно, должна быть некоторая надклеточная "управляющая сеть", регулирующая функционирование таких МГЭ. А если такая сеть есть и она клонируется для плода, то на этапе эмбрионального развития она может непосредственно, без предварительного встраивания в геном оплодотворенной яйцеклетки, регулировать рост и развитие сети синапсов. Разумеется, в самом общем минимальном виде, все детали подробности образа тигра или человека дополняются ростом синапсов и дендритов после рождения.

Таким образом, опираясь на категорически сформулированный постулат и четко сформулированное достаточное условие его истинности, мы получили еще более четкое доказательство "от обратного" о необходимом существовании "управляющей сети" из МГЭ. Это очень важный результат нашей совместной с А.Марковым работы. Поздравляю соавтора и всех.

К главе 3 "Генетика души":

Обзор достижений генетической нейрофизилогии настолько же хорош, насколько не имеет отношения к заявленной теме "эволюции человека". Есть примеры из влияния генов на социальное поведение и, наоборот, социальной среды на экспрессию генов у животных. Есть такие же интересные примеры для человека, в том числе генов, отличающих его от человекообразных приматов. Но нет и не могло быть промежуточных результатов для гоминид.

Поэтому автору обзора пришлось перенести в эту главу раздел на 3 странички из первой книги. Но там говорится только об одном различии между работой сходных генов у шимпанзе и у человека. В результате большей экспрессии гена, кодирующего белок продинорфин, организм человека вырабатывает заметно больше нейропепетидов-эндорфинов. Далее идут довольно вялые попытки объяснить это различие, хотя ответ лежит на поверхности "бритвы Оккама": размеры мозга у человека в разы больше, чем у шимпанзе, управляющие центры, как "зона Брока" тоже заметно объемнее, число связей еще на порядки выше, следовательно, и нейропептидов от каждой клетки на такой объём работы нужно больше.

Никаких дополнительных выводов применительно к антропогенезу из данного раздела обзора сделать нельзя. Можно только заметить, что зависимость социального поведения от работы тех или иных генов существует, но эта зависимость всегда непрямая, опосредованная социально-культурными обстоятельствами. Кроме того, неблагоприятные аллели генов, как например - усиливающие склонность к алкоголизму или тормозящие обучение, распознавание негативных ситуаций, могли остаться в геноме за миллионы лет антропогенеза лишь вследствие социальной востребованности таких фенотипов. То есть особи с генетически заданным пониженным чувством опасности или с "геном авантюризма" нужны в социальном разделении труда, лучше выполняя свои функции.

К главе 4 "Общественный мозг":

Нет и никогда не было оснований сомневаться в том, что увеличение объема головного мозга связано с усложнением социальных отношений. Однако этой достаточно банальной констатацией, подкрепленной диаграммами, все содержание темы "эволюции человека" в 4 главе сразу же исчерпано.

Далее следуют досужие домыслы, спорные допуски, умозрительные гипотезы, идеологизированные проекции человеческих отношений на гипотетическую ситуацию в первобытной стае. Плюс к этому ни к чему не обязывающие "эксперименты", исследующие современных людей с проекцией выдуманных первобытных отношений.

Это, конечно, не вина, а беда антропологов, имеющих вместо полномасштабной модели антропогенеза частичные эвристически слабые модельки. Впрочем, мода на методологию без привязки к модели не так уж и безобидна. Кроме того, что она составляет еще один относительно честный способ отъема денег у спонсоров, она еще служит вполне первобытному повышению статуса в ученой иерархии.

Однако нет никакой необходимости привлекать такого рода "методологию" и тем более "компьютерные модели", легко подгоняемые под ответ, если "бритва Оккама" подсказывает более очевидные решения. Так уменьшение объемов мозга сапиенсов после рубежа 25 тысяч лет назад легко объясняется ростом численности при одновременном истреблении крупной фауны. При плохом питании в детстве уменьшаются все размеры тела взрослых, включая мозг.

Увы, и в этой главе мы ничего нового для себя не обнаружили.

К главе 5 "Эволюция альтруизма":

Повторение пройденного из обзора "Рождение сложности" и дополнительное обоснование на примерах из жизни насекомых и колоний одноклеточных очевидного тезиса: эволюционный отбор в масштабах популяций и видов ведет к дифференциации функций и линий поведения особей, закреплению и развитию альтруизма, то есть бескорыстной и взаимообразной помощи, а также парохиальности, то есть склонности помогать только своим, ближним.

Приведенный обзор биологических, но не антропологических фактов, феноменов и эмпирических обобщений очень четко доказывает, что коллективные животные склонны помогать именно самым генетически близким особям. Механизмы биологической эволюции неизбежно работают на закрепление у коллективных животных именно таких поведенческих стереотипов, ведущих к успешному распространению данного генотипа.

Автор обзора неявно подразумевает, что эти же механизмы отбора, что и у животных, должны действовать и в процессе антропогенеза. Однако такой вывод основан исключительно на идеологической предвзятости. Факты, в том числе уже приведенные в первой книге обзора, свидетельствуют обратное: Помните, у неандертальцев была доказана экзогамия и патрилокальность? И не только у них, но и у шимпанзе, и у бонобо.

Уже самые первые последствия и признаки антропогенеза ведут к тому, что гены в популяциях гоминид (и даже шимпанзе) активно перемешиваются, так что в пользу развития альтруизма начинают работать совсем иные, культурные факторы. Сообщество отверженных девственниц первого этапа сплачивается не вокруг родственных генов, а вокруг первого культурного артефакта, то есть Слова в самом общем символическом смысле. Это и есть главное отличие эволюции человека от эволюции животных, даже самых развитых. Ключевое значение с самого начала имеет эволюция социально-культурных стереотипов, а эволюция генотипа следует за эволюцией и развитием культуры и направляется ею, а не статистическими законами животной эволюции.

Некоторый парадокс заключается в том, что по завершении (возможно, не полном) генетической эволюции в антропогенезе произошло диалектическое отрицание отрицания. В результате взаимодействие этнических сообществ и эволюция поведения личностей во многом повторяет статистические и экологические закономерности эволюции популяций и видов в мире животных. Однако эта социально-культурная эволюция направлена не на сохранение и конкуренцию генотипов (он у всех почти одинаков и перемешивается), а на конкуренцию и сохранение социо-культурных типов, этнических и более широких национальных и цивилизационных идентичностей. А в роли ДНК выступают деятели национальной культуры.

Отчасти полезны приведенные в обзоре результаты абстрактного моделирования отбора стратегий поведения в зависимости от соотношения в сообществе альтруистов, кооператоров и эгоистов (обманщиков), а также склонности кооператоров к наказанию обманщиков. На некоторых этапах антропогенеза эти частичные модели подтверждают, что, например, для "русалок", изгнанных с твердого берега в прибрежные убежища, рискованные набеги тем более успешны, чем сильнее развита кооперация. При этом эгоистичные стереотипы поведения должны подавляться.

Единственная в обзоре, но очень важная модель, связывающая исследования современных людей и обществ с антропогенезом основана на геккелевском принципе соответствия развития в онтогенезе и филогенезе. То есть соотношение проявлений альтруизма и парохиальности у детей того или иного возраста должно в целом соответствовать ситуации на аналогичном этапе антропогенеза. И в самом деле, такие соответствия приведенного исследования с нашей реконструкцией прослеживаются. Так, девочки, в отличие от мальчиков склонны в своем альтруизме меньше различать своих и чужих. И для женской части стаи, кроме первого этапа, все были равно опасны и желанны. А мальчики проявляют большую склонность к своим и неприятие чужих, так же как мужская часть стаи была постоянно настороже. При этом и у тех и у других с возрастом растет стремление к справедливости и равенству, то есть животные инстинкты уступают место социальным ценностям. Разумеется, само по себе столь простое исследование мало что доказывает, но для нас главное, что и в таких исследованиях не возникает противоречий с моделью и реконструкцией.

В обзоре есть попытка спроецировать на период активного антропогенеза проекции постоянных войн между стаями шимпанзе или племенами сапиенсов. Однако такая проекция совершенно некорректна. Например, на первой стадии альтруизм и кооперативное поведение вырабатываются у маргинального сообщества девственниц без всяких войн, только за счет общего стресса и общего желания вернуть социальный статус. Эта реконструкция подкреплена фактами из поведения бонобо, поскольку "петля эволюции" на первом этапе - наиболее вероятное объяснение их затяжного детства.

На дальнейших стадиях стая (стаи) гоминид находятся в состоянии перманентной "гражданской войны" в рамках популяции, а не между стаями. Наверняка, отдельные стычки тоже были, но стая - лидер антропогенеза слишком опасна для всех соседей, и такие межплеменные стычки станут все более редкими. Тем более что с 3 по 6 этапы антропогенеза стоянки двуединых популяций были фактически фиксированными, с очень медленными миграциями вдоль берега. Кроме того, фактор войны стал не эпизодическим, а постоянным и тем скорее воздействовал на развитие отношений равенства и справедливости, обычных для воюющих на передовой. Однако из этого также следует, что переносить на период антропогенеза проекции войн между стаями приматов или между племенами верхнего палеолита - абсолютно неправильно.

Увы, все прочие отсылки к эволюции человека, а не животных также являются, скорее, фантазиями. Роль блох в избавлении от густой шерсти предположена, а вот хорошо разработанная теория водной стадии антропогенеза даже не упомянута. Ну что ж если автору обзора так нравится выглядеть нелепо, то пусть ответит на вопрос: почему все другие сухопутные животные с их блохами до сих пор сами не избавились от шерсти?

К главе 6 "Жертвы эволюции" и к Заключению

Обзор некоторых современных работ по психологии лишний раз доказывает, что эта сугубо эмпирическая наука сейчас находится в глубоком кризисе. Мелкотемье, научпоп-гламур "британских ученых", идеологическая и политическая ангажированность. К сожалению, внешние стены этого "монастыря" настолько непрочны и несвязны, что нейрофизиологи в порядке реванша готовы прийти "со своим уставом" в гуманитарную науку, изучающую совсем иные, социо-культурные формы движения материи.

При этом ни один из разделов 6 главы не рассказывает об исследованиях, релевантных заявленной теме обзора "Эволюция человека". Нельзя же засчитать за таковую привязку "пришитый на белую нитку" тезис о том, что наша психология - это результат этой самой эволюции. Нас интересовал как раз не результат, а сам процесс!

Значительная часть 6 главы - это, увы, основанная на догадках, а не на фактах и эмпирических обобщениях проповедь "научной" веры в постулаты "ультрадарвинизма" как часть символа либеральной веры. Фрейдистских обоснований либеральной идеологии уже не достаточно, надоели, поэтому можно объявить отдельную личность вне влияния корпораций "жертвой эволюции".

Поэтому и "Заключение" очень сумбурное, как и вся 2-я книга - намного ниже той высочайшей научной планки, которая была задана А.Марковым в первой книге и в обзоре "Рождение сложности". Попытка возродить на свежей фактуре (нейрофизиология вместо рефлексологии) учение столетней давности, отвергнутое классической психологией, не могла не привести к ницшеанской мизантропии и столетней свежести евгеническим мечтам об идеальном гомункулусе из пробирки. Увы, закономерный финал.

Хотя, если бы вторая книга шла не в нагрузку к первой, и называлась бы "Сравнительный анализ: нервы, гены и стереотипы поведения у человека и животных", то никаких особых претензий, кроме неудачного заключения и истового неприятия религий. Нет необходимости для успешного специалиста-биолога пытаться брать с наскока надежные твердыни гуманитарного эмпирического знания. Даже не стану перечислять все поговорки, уместные к такому фиаско образованнейшего дилетанта. Разве что эту - "На всякого мудреца довольно простоты".

В общем, ради четырех не самых ярких фактов, относящихся к антропогенезу, терять время на чтение 512 страниц с нерелевантными фактами и тем более домыслами - нет смысла. Пожалуй, в сокращенную версию дополнения к "ЗС" я конспект этого тома не включу.

Конспекта-3 не будет:

На полке остался еще один обзор - "Секс и эволюция человеческой природы" М.Ридли. С учетом свежего разочарования, попытаюсь сначала найти в книге хоть какие-то факты или обобщения, релевантные заявленной теме, означающей именно и только половой отбор в антропогенезе.

Увы, сразу же, с ходу натыкаемся на пассаж о том, что предки автора появились в Европе 100 тысяч лет назад. Если бы М.Ридли хоть сколько-нибудь ориентировался в фактографии антропогенеза, то он бы понял, что случайно объявил себя потомком неандертальцев. Не будем с этим спорить, но он-то имел в виду "белого человека".

И далее по тексту практически не встречается фактов и феноменов, относящихся именно к процессу антропогенеза, а не к археологии. Даже косвенных отсылок, как к прямохождению знаменитой Люси, и привычных штампов-домыслов наберется не больше чем на 5 страниц. Все остальное - весьма любопытные и хорошо изложенные факты из половой жизни животных или современного человека. Если бы и эта книга была названа иначе, например: "Роль секса в эволюции животных и в жизни людей", то никаких претензий тоже не было бы. Очень интересная книга, но нерелевантная теме.

По простоте душевной автор "сексуального" обзора даже не маскирует основную цель этого издания. Необходимо обосновать нагромождением косвенных фактов, притянутых по совпадению некоторых слов, сугубо идеологический, то есть научно не доказанный постулат дарвинистов (но не самого Дарвина) - о том, что к эволюции человека полностью подходят механизмы эволюции в животном мире. Для дилетантов и специалистов невысокого уровня такое "обоснование" может показаться достаточным, но не для людей, привыкшим к строгим логическим выводам и доказательствам.

Появление почти одновременно двух книг с одинаковой идеологической целью и одинаковым способом решения идеологической задачи никак не может быть случайным. Тому есть две причины: во-первых, корпоративный интерес ученых представить перед спонсорами дело так, что никакого кризиса на важнейших направлениях нет, прикрыть "зияющие высоты" горами наукообразных словес, иллюстраций, компьютерных моделей.

Вторая причина важнее - любая политическая система опирается на авторитет сообщества, являющегося авангардом в познании. Поэтому любая власть уходящей индустриальной эпохи точно также заинтересована в сокрытии этого академического кризиса и общего провала всех идеологий индустриальной эпохи.

Рождение сложности. Эволюционная биология сегодня: неожиданные открытия и новые вопросы / Александр Марков. - М.:Астрель: CORPUS, 2012.

Марков А. Эволюция человека: Кн.1, с.124.

там же, с.144

там же, с.148

там же, с.151

Наблюдения приматологов доказали, что высшие животные способны на основе прошлого опыта планировать и подготовлять индивидуальные действия в условиях неизменной обстановки и прямой видимости (длящееся здесь и сейчас). Но они не способны выходить за привычные стереотипы.

Марков А. Эволюция человека: Кн.1,, с.134

По другим уточненным данным, Y-хромосомный Адам жил много южнее и вдвое дальше по времени.

J.Craig Venter et al. "The Sequence of the Human Genome", Science, V.291, N.5507, 16 Feb 2001, pp. 1304-1351 - перевод мой, как и выделение фрагмента - Р.Р.

Марков А. Эволюция человека: Кн.1, с.283

там же, с.291

там же, с.334

там же, с.346

там же, сноска на с.370: "По самым последним данным, древнейший палеолит в Костёнках датирован 52 тыс.лет назад (С.В.Дробышевский, личное сообщение)".

Это и только это может быть решающим фактором полового отбора, а вовсе не повышенное удовольствие самок, на что кокетливо намекает обозреватель в сноске на с.406, там же.

там же, с.407.

Марков А. Эволюция человека. Кн.2. с.14

там же, с.25

там же, с.161.

там же, с.79

там же, с.93

Есть примеры наблюдений и из обыденной жизни. Годовалый ребенок, никогда не видевший в жизни кошек, именно ее образ выбирает из набора картинок, испытывая бурю позитивных эмоций.

В.Путин, например, сам признавался, что у него в личном деле так и записано - "пониженное чувство опасности".

Оставить комментарий © Copyright Романов Роман Романович (o0h0o@yandex.ru) Размещен: 01/12/2012, изменен: 01/12/2012. 132k. Статистика. Статья: Критика, Философия, Естествознание		Ваша оценка:
Аннотация: Комментарии в форме конспекта к трем обзорам научных трудов по антропогенезу.

Романов Роман Романович : другие произведения.

Второе дополнение к "Заповеди субботы"