О`Ку`Лехи`Хва`Тхар моргает, но это бесполезно - горечь ест глаза. Корабль, вернее, малая его часть - модуль медотсека - девятый час несётся по межпространст-вен-ному коридору. Перево-зившая ко-лонистов "Иннэа Ометилейя" была ста-рым судном, построенным на верфях Гектора в системе Илион ещё до Излияния Благодати на сгинув-шую Трансгалактиче-скую Конфедерацию. В девиче-стве космоф-регат класса "Стихия" назывался по-хоже: "Вьюга" и служил мобильным воен-ным госпиталем 154-й дивизии 27 сектора 10 флота. Именно поэтому согласно старым, ещё люд-ским, этическим нормам на "Иннэа, Ветром Раз-веи-вающей", сработала эвакуаторная функция, не демон-тированная за недосугом новыми хозяевами. Гибнущий фрегат в последний момент отстре-лил ме-дотсек. Спасая, отбросил подальше самое ценное.
Хотя вряд ли новые владельцы "Вьюги" посчитают сколько-нибудь ценным содержимое ме-дотсека, - думает О`Ку`Лехи и тяжко вздыхает. Пилот он слабый, но знаний куани хватает, чтобы два часа на-зад сделать жуткое открытие: образованный взрывом "Иннэа Ометилейя" Проход, втянув-ший кувыркавшуюся в вакууме сигарообразную капсулу отсека, представляет со-бой не соеди-няющий две полости коридор, пусть и очень протяжённый. Навигационная аппара-тура утверждала: модуль несётся в замкнутом бублике.
--
Не нужно так расстраиваться, куани! Ведь главное, что мы спаслись! - сидящая в соседнем кресле красивая светловолосая девушка в короткой красной тунике и шапочке ласково касается плеча по-жилого гуарри. - Мы даже не потеряли никого из раненых! Самое страшное позади.
--
Ты ошибаешься, - приходят в движение лягушачьи губы Хва`Тхара, и Лиола с ужасом видит, что в вы-пученных жёлтых глазах обернувшегося старика стоят дрожащие линзы слёз, - Самое страш-ное только начинается.
С трудом оторвав взгляд от обзорного иллюминатора маленькой рубки, куани Хва`Тхар в по-следний раз про-тяжно вздыхает и крепко сжав подлокотники перепончатыми руками, ёрзает в высоком, не по росту хрангийца, пилотском кресле. Сосредоточенно сопя, он наконец достаёт до пола плоскими ступнями, обутыми в тяжёлые сандалии. Медленно и по-стариковски тяжело вы-прямляется. Запрещающим жестом отстраняет Лиолу. Девушка-найва с нарастающим холодом в сердце смотрит, как О`Ку`Лехи стоит, перевязывая потуже широкий ат-ласный пояс тёмно-бор-дового с искрой уоро, и запаковывая свою бородавчатую физиономию в неснимаемую с этого мига маску спокойной уверенности.
--
Идём, девочка, - деловито квакает он, открывая дверь в задней части узкой полукруглой рубки. За дверью открывается первая в анфиладе жёстко нанизанных на сквозной коридор одно-местных па-лат медотсека, - Они вот-вот начнут выходить из наркоза. Нас ожидает очень много работы.
Кадр первый
В центре четырёхметровой белой комнатки, огранённой узким чёрным уголком, врастают в пол и потолок тонкие бруски чёрного металла, на которых закреплён белый прямоугольник койки. На ней, приходя в себя, постанывает обнажённый молодой человек, по виду проживший на свете не-многим более двух с половиной десятков лет.
--
Укольчик, Кид, - ласково и спокойно говорит ему подошедшая Лиола.
--
Что... Что со мной?! - его тёмно-карие глаза ещё мутны и плохо видят, пересохший язык еле ворочается, но, различив по другую сторону постели грузную приземистую фигурку хран-гийца, парень шепчет почти инстинктивно, - Орангали, помогите мне!
Прозрачная струйка из шприца устремляется в потолок, чтобы мгновенно развеяться. Игла под малым углом пронзает кожу и верхние слои жировой клетчатки. Хва`Тхар каменеет в молитве: пусть это повреждение не относится к тем, что вызывает мутацию.
--
Почему вы не освободите мне руки? - пытаясь вырваться, парень извивается всем телом, но силовые путы держат крепко, - Почему я не могу двигаться? Почему так больно?!
Под действием укола судороги постепенно стихают, парень погружается в оцепенение, в только что покинутое забытьё. Теперь остаётся только ждать. Если ничтожный прокол запустит процесс трансформации одного биологического вида в другой, этого мальчика мы потеряем. А вместе с ним - и надежду на хоть какую-нибудь лекарственную поддержку двадцати пяти тяжелораненых. - Куани и девушка-найва, затаив дыхание, смотрят в смягчившееся лицо Кида, на его дрожащие во сне ресницы. Тьма пока не может поглотить парня насовсем, какая-то часть сознания мечется, пытаясь приспособиться к новой ситуации, прокручивает недавно произошедшее, проецируя образы рваные и болезненно-чёткие. Эматически одаренный, как и все представители его расы Хва`Тхар дрожащими пальцами берёт запястье парня, и свежие воспоминания полуиллина и гуарри сталкиваются, будто два океанских вала, чтобы слиться воедино...
...Импульс настигает девушку в полёте. Лиола падает навзничь. Киборги знают, как обез-вредить подобную себе. Алуаны не собираются её убивать, цель - только выру-бить и забрать с собой добычу. Здоровущий пират наклоняется, и, подхватив найву под мышки, волочит в сторону. Прекрасные голубые глаза Лиолы, уставленные вверх, стекленеют. С головки слетает красная шапочка, высвобождая золото длинных волос.
Схватить бластер со стенда гуарри успевает, как и выстрелить пару раз в хлынувшую лавину киборгов, которая с обоих концов затопляет медотсек. И даже весьма метко для пожилого целителя поразить нескольких особо рьяных верзил, прежде чем его окружают, и прежде чем одна здоровенная пятерня алуана выдирает из рук хрангийца оружие, за миг до того, как другая сгребает О`Ку`Лехи за шиворот, поднимает высоко над полом и встряхивает, будто неплотно набитый мешок с опилками. Синерожий киборг размахивается, чтобы размозжить маленького целителя о стену, но чей-то командный рык вполовину сокращает амплитуду богатырского замаха. Удар о металл крушит кости хрангийца. Сломали плечо и несколько рёбер, - отстранённо определяет куани и отключается...
О`Ку`Лехи`Хва`Тхар ёрзает в кресле, утирая слёзы. "Что со мной?!" - кричал каждый из оч-нувшихся мальчиков. А что я им отвечу?! Как скажу, что отныне они никогда не покинут ме-дот-сека и будут полностью обездвижены, чтобы не по-вредить себе во время приступов?..
Наплакавшийся гуарри судорожно зевает. Выспаться теперь удастся не скоро. Да и сниться будут не рай-ские кущи... Среди множества кошмаров по-рой встречаются ночные страшилки про-фессиона-лов: учителю снится, будто его враз отупевшие ученики с треском проваливают урок пе-ред высокой комиссией, космонавигатору в сновидении открывается не-упорядоченный хаос неизвестной вселен-ной, а пилоту видится во сне падение его потерявшего управление ко-рабля.
Даже последнее было бы предпочтительнее профессионального кошмара врача, настигшего меня наяву, - куани прикрывает выпуклые глаза. - Энергии Прохода хватит на то, чтобы пре-образо-ватели нашего маленького судна бесперебойно снабжали мальчиков едой и лекарствами не-опре-делённо долгое время. Об этом можно не волноваться. И Лиола - лучшая помощница, какую только можно пожелать. Действительно натиль - любящая сестра для них. Но у нас на руках два с половиной десятка тяжелейших паци-ентов, ко-торым ни я, ни умелица-найва, при самом горячем желании и старании не в силах по-мочь по-настоящему. Так, чтобы поднять их на ноги, а не просто продлевать жизнь, превращён-ную в медленное и мучительное умира-ние.
Кадр пятый
Белая палата с чёрной окантовкой углов неотличима от тех, что расположены впереди и по-зади. В ней - точно такие же четырёхгранные вертикальные стояки и белый прямоугольник койки. Па-рень, хрипящий на ней от боли и ужаса - абсолютная копия своих соседей. Он тоже смуглый и черноволосый, не-человечески правильно сложенный и голый.
--
Укольчик, Кин, - пытаясь его успокоить, нежно говорит вставшая рядом Лиола.
--
Натиль, почему вы ничего не делаете? Можно же что-нибудь придумать! Это неправда, что мы больше нико-гда... Я вам не верю! Никому не верю! - с ненавистью кричит он, и, заметив сбоку недомерка-куани, взвизгивает, - Уберите от меня эту зелёную жабу!
Пальчики правой руки Лиолы давят на поршень поднятого шприца, рассыпающего струйку обезболивающего. Пальчики левой руки найвы прищипывают смуглую кожу на животе парня чуть ниже пупка и осторожно прокалывают её короткой иглой.
--
Сейчас же освободите мне руки! - он отчаянно бьётся в силовых ремнях, как муха, безнадёжно запутавшаяся в липкой паутине, - Пустите меня сейчас же! Пустите!
Ожидать, когда мальчик перестанет биться, мучительно для обоих. Шприцы, иглы - достаточно примитивный способ введения лекарств, но другого нет. Конечно, совсем другое дело - йанилетты, принятые среди иллинов. Прижмёшь к коже кружочек ткани, пропитанной веществом - и оно уже действует, практически мгновенно. Но состава его О`Ку`Лехи не знал. Кто же из высокородных орангали соизволит посвятить пленного врага, бородавчатого недомерка, зелёного урода в последние достижения передовой имперской медицины? Вот и приходится закладывать в преобразователь молекулярную матрицу болеутоляющих, формулу которых отбарабанишь, не просыпаясь, - хрангиец берёт за руку засыпающего парня, уже зная, что в мозг сейчас хлынут искажённые отчаянием образы недавнего прошлого...
...О`Ку`Лехи заставляет очнуться крик. Дикий человеческий крик вспарывает завесу небытия. Руки и ноги хрангийца связаны длиннющим поясом собственного уоро. Рот забит ободранной с него бахромой. Всё, что может подвешенный за шкирку на конце погнутой балки гуарри - мычать и слушать. Он всё-таки извивается... только для того, чтобы увидеть посреди зала вставшую дыбом гигантскую многоножку-гилзи. И человека, поднятого ею в воздух. Крик обрывается. Следует немилосердный тычок в живот хрангийца:
--
Не вякай, жаба толстопузая! - рычит пират.
Со щёлканьем размыкаются в оглушительной тишине две пары ногочелюстей, и с трёхметровой высоты падает один из мальчиков. Кид, - узнаёт хрангиец. Это для других неразличимы окровавленные тела на полу. Прямо на них опускается многоножка. Рывок накинутой на один из сегментов цепи - и она разворачивается, шаря щупальцами, перетекает влево и протыкает жвалами спину следующего из уложенных в ряд парней. Хва`Тхару, кажется, слышен щелчок сомкнувшихся челюстей и хруст перекушенных позвонков. Снова вопль, исполненный боли и ужаса. Мотнув безглазой башкой, гилзи, будто пёс тряпку, отбрасывает к стене обвисшего Кина. Сейчас люди - не еда для многоножки, а средство увеличения популяции. Поэтому следующими кричат Ким... Кир... Киа... Кий...
О`Ку`Лехи`Хва`Тхар откидывается в кресле и утирает мокрые от слёз щёки. Укус гилзи-самца смертельно опасен сам по себе. Но у выживших организм вырабатывает чужеродный фермент, вызывающий судорожные припадки, которые будут повторяться минимум дважды в день.
Они с момента появления на свет были обре-чены, - думает хрангиец, пялясь в Проход, сви-вающий вдалеке рассеянные пелены лилового света, - Так же как и их одинаковые черноглазые невесты на Куталионе, не дождавшиеся партии женихов. Эстетическое чувство ингов пересилило практицизм. Будущие ко-лони-сты-работники - отнюдь не тупые горы мускулов. Они красивы, как полубоги. Клонирован-ные кадры - метисы, помесь двух рас. Не со-всем рабы, но всё равно второй сорт.
Могу поклясться Тёплым Лоном Хранги, я видел раньше человеческое лицо, которым наделили моих ребяток! Ещё будучи простым ваки, незадолго до Из-лияния. В научном журнале, посвящённом... посвящённом, да, чудовищному экспери-менту с командой одного из захваченных ингами фрегатов Конфедерации. Что, если инги не случайно расконсервировали генный материал людей, взятых в плен? От "чело-века разумного", исчезнувшего забытым за десятилетия мифом, у мальчиков цвет волос и глаз, смугловатая кожа. Не для того ли, чтоб отличать их от иллинов чистокровных после, когда полулюди превратят пустые, вычищенные вирусом тайайнваха до стерильности планеты Трансгалактики в уют-ные жилища новых господ?
Кадр десятый
Вход и выход в каждой палате расположен в стенах - передней и задней - не до-ходящих до по-толка и пола. Потому звуки распространяются по госпиталю со скоростью звука. Одно из здешних проклятий: кричит от боли один, а слышат все. А поскольку физиологические процессы у клонов почти синхронизированы... медотсек - это практически конвейер страданий.
--
Укольчик, Кио, - Лиола, прислушивается к нарастающим стонам в соседних комнатах.
--
Скорее, натиль. Колите же скорее... - умоляюще шепчет он, повторяя вслух общую для всех жалобу. Ни одно чувствующее существо не сможет равнодушно смотреть в его тёмно-карие глаза, полные боли и слёз, - Пожалуйста! Я не могу больше тер-петь...
Поднятый шприц брызжет тонкой рассыпчатой струйкой. В оттянутую кожную складку на жи-воте парня вонзается игла. Боль постепенно становится тягучей, стихает и удаляется, приносит облегчение... почти блаженство... беспамятство... тёплую тьму...
--
Руки освободите... - бормочет парень, не поднимая отяжелевших век, уже в полузабытьи, - Почему нельзя их развязать?.. Освободите мне руки, а?..
Разумеется, об этом не и речи быть не может, найва и целитель только скорбно качают головами. Как и все его братья, Кио жёстко привязан на лежанке - невидимые силовые ремни надёжно охватывают лоб, туловище поперёк груди и на талии, плечи, запястья, кисти на уровне пальцевых костяшек. Даже нижняя, парализованная часть тела прочно зафиксирована - бёдра, лодыжки, стопы. Своей перепончатой рукой куани ласково поглаживает парня, и чувствует, как его окаменевшая от спазмов мускулатура расслабляется, как покой постепенно гасит сознание, до полубезумного накала возбуждённое страданием. Картины воспоминаний Кио о роковом дне в мозгу самого гуарри, вспыхнув напоследок особенно чётко, теряют яркость и растворяются в небытии...
...О`Ку`Лехи не слышит больше криков. Только яростный храп гилзи. Распалённые половым инстинктом многоножки рвутся с привязи и норовят подняться на дыбы. Укротители изо всех сил упираются ногами в пол, натягивая поводья, но еле удерживают свирепых тварей, не дают им наброситься друг на друга, растаскивают и загоняют в противоположные от медотсека коридоры.
--
А тебе и твоей красотке, добрячок, мы припасли нечто особое...
Понятно. Им мало пограбить, нанести максимальный урон каравану ненавистных иллинов. Им хочется ещё вдоволь покуражиться. Арена - если не считать изувеченных парней и найвы, сваленных вдоль правой стены - остается пустой и готова к новой схватке. Один из алуан - может, тот самый, что повесил Хва`Тхара на балку, снимает целителя, будто вещь и, держа на отлёте, развязывает ему руки. Потом швыряет маленького гуарри на пол, к его подопечным. Кляп тот вытаскивает сам, поднявшись на ноги. Брошенное лезвие взблёскивает в воздухе узко и хищно. Старый целитель почти машинально ловит летящую сталь, с забытой ловкостью проворачивает её в коротких пальцах. - Что?! Скальпель?! "Да, - с глумливой ухмылкой кивает главарь, отвечая на незаданный вопрос, - Скальпель. Чем же ещё орудовать врачу?.."
О`Ку`Лехи`Хва`Тхар, забравшийся в кресло, потирает шишковатый лоб, - Я слышал, как спас-шиеся... да чего уж там!.. трусливо сбежавшие корабли конвоя доложили командова-нию: "Вве-ренный нам транспорт по-терян". Значит, нам нечего ждать. Ни-кто не прилетит на выручку.
Большое и доброе, как у всякого гуарри, сердце Хва`Тхара вновь сдавливает ледяным отчаянием. Никто даже не будет нас искать. Зачем спасать бракованный товар? Дешевле произве-сти новую партию полуиллинов. С точки зрения исчезнувших... нет, скажем прямо, изведённых под корень людей кло-ниро-вание в та-ких целях выглядело неэтично. А вот с точки зрения ингов... Целесооб-разно оно для заселе-ния освобо-дившихся от че-ловеков планет.
Пришедший на ум давешний пример со страшным сном космонавигатора направляет в странное русло размышле-ния куани: - Я ищу решение, руководствуясь давно вышедшим из употребления понятием "гуманность", - осаживает себя учёный хрангиец, - Не лучше ли, не милосерднее ли, в конце концов, разом прекратить ровно два-дцать четыре агонии? У отстреленного медотсека весьма маломощные двигатели, но в прин-ципе, если макси-мально форсировать их, имеется крохотная вероятность прорваться сквозь стену межпространст-вен-ного тоннеля. И тогда новая вселенная станет для нас пробуждением - страш-ным или счастливым...
Кадр пятнадцатый
Капсула медотсека в очередной раз натыкается на силовой порожек. Толчок и малый диффе-рент модуля чувствует Лиола, вбегающая в палату, и в гораздо меньшей степени - сти-скивающий зубы парень. Каждая койка жё-стко зафиксирована, но из-за плавающего крепления лежанки при любых наклонах корабля со-хра-няется горизонтальное положение больного.
--
Укольчик, Кит, - как обычно подходит к нему Лиола.
--
От него я буду ходить? - в потухших тёмных глазах Кита мелькает злой огонёк, - Ну ска-жите же, что думаете, натти: "Только под себя", - он переводит взгляд с девушки на гуарри и устало спра-шивает, - Зачем лишние телодвижения? Вы же только мучаете...
Вертикальная россыпь брызг с острия иглы. Саднящий укус её стального жала. Человеческий взгляд бьётся о чёрные уголки палаты. Чёрные планки, окаймляющие белую стену вверху и внизу, придают ей вид кадра древней киноплёнки. Пустого кадра, застывшего навсегда.
--
Руки освободите?.. Нет? Неважно, я всё равно их на себя наложу, - и он опять просит, - Если правда хотите добра, пусть куани назначит мне смертельную дозу.
Хрангиец поджимает толстые губы. Прекрасная найва горестно вздыхает. У парня вырывается сдавленный стон разочарования и тоски. - Ну почему?! Почему они не понимают?! Ведь так просто разом прекратить этот каждодневный тоскливый кошмар. Зачем продолжать его? Кому от нашего существования хоть какая-то польза? Мы никогда не встанем, никогда не станем прежними, полноценными. Всё, что ждёт каждого из нас впереди - это боль, боль, и ничего кроме боли. Я не хочу больше... Старый дурак не понимает, что карает меня этой жизнью... если это жизнь. - Кит хочет стряхнуть с себя пальцы целителя, но это невозможно, двинуться не даёт фиксация. Долгожданное отупение заволакивает наконец разум, бьющийся в капкане беспросветного отчаяния...
...О`Ку`Лехи половчее перехватывает лезвие. Однако, хотя бы не голыми руками справляться с этим синерожим верзилой двух с половиной метров... Скальпель - очень острый инструмент. Но какой маленький! Значит, удар только один. Куда ударить, чтобы противнику стало не до меня и мальчиков? Хотя бы просто завалить? Но лучше, конечно, насмерть. Да, меня самого загасят... - из глубин памяти Хва`Тхара лезут лихие словечки времён боевой юности, - Но это потом...
--
Бей! - рявкает алуан. - Бей же!
Понятно. Пиратам некогда ждать, пока перекусанные превратятся в гилзи естественным порядком. Они хотят посмотреть, как нас с Лиолой будут есть живьём. И как потом многоножки растерзают друг друга. Ну что ж... Если спарринг, значит, предполагается, что оба разбираются в бое. Лицом к лицу? - хрангиец скользит по полу. - Я должен быть очень быстрым. Двигаться нужно, двигаться. Пиратам нравится прелюдия к главному представлению. Пусть скачки клоуна предваряют выход хищников, так даже интереснее. Сперва якобы спарринг, потом тупое мочилово - развлечение на все вкусы...
О`Ку`Лехи`Хва`Тхар массирует морщинистые веки. В межпространственном коридоре нет временных ориентиров, и незаметно, что миновал ещё один день. Ещё один долгий... бесконечный день бессмысленной борьбы за продление жизненного срока его любимых пациентов.
Приборы крохотного командного поста в автономном отсеке "Ометилейи" уже четыреста двадцать девятые сутки подряд показывают незначи-тельно ме-няющиеся значения, примерно на чет-верть превосходящие те, при ко-торых перегрузка прорыва бу-дет перено-сима для меня, - в тысяч-ный раз задумывается хрангиец. - Мальчиков же она наверняка убьёт. Но, по крайней мере, для них это станет избавлением от бесконечных мук.
Что если в вопросе эвтаназии правы иллинские орангали, а не мы? - куани вновь одолевает сильнейшее в его долгой пятидесятилетней жизни иску-шение. Он чуть не замахал влажными ладонями, от-гоняя бесов, каждую свободную минутку на-сылающих небывало греховные мысли. - Кем, кем я себя возомнил?! Кто я такой, чтобы возлагать на себя обязанности Боже-ства?! Да, в резуль-тате даже удачного прорыва мальчики умрут, однако не мгновенно. Вместо бы-строй и безболез-ненной смерти я причиню им ещё бСльшую мЩку. Страш-ный механизм трансформы, несо-мненно, сдетонирует, и про-цесс уже не остановишь. Один-единственный гилзи натворил столько бед, а среди двадцати двух гарантированно не выживет никто, даже Лиола...
Кадр двадцатый
Найвы не устают и не тяготятся однообразием неизменного распорядка дня. Работы много. Больных надо каждое утро мыть, брить. А уж кормить их и менять двадцать четыре загаженных по-стели приходится, по край-ней мере, четыре раза в сутки. Но в этой комнатке как будто светлее - так ясно улыбается искусанными губами темнокудрый парень на койке.
--
Укольчик, Ким, - предупреждает подошедшая к нему Лиола.
--
Спасибо, натиль. Вы ангел. Спасибо, - с искренней любовью говорит Ким ей и вставшему по другую сторону маленькому хрангийцу, - Вашими руками действуют Великие Богини. Они всегда посылают ангелов, которые принимают облик наших близких.
Брызнувший струйкой шприц. Острая, как его игла, боль. Благословенна капля страдания, освобождающего от не прощаемого греха неисполнения долга. Мы заслуживаем кары. Вышние справедливы. И бесконечно добры. Наша боль - это только искупление...
--
Руку не освободите? Хотя бы одну, пра-вую? - спрашивает он кротко, - Хоть на секунду. Я всего лишь хотел бы осе-нить себя и вас священным знаме-нием...
Лекарство действует быстро. Ласковая истома растворяет тело и душу. Забытьё наплывает нежными сумерками. Лиола хватается за столбик кровати - медотсечная капсула в бессчётный раз споткнулась о силовой порожек.
Нет, ещё нельзя засыпать... -- эхом толчка вздрагивают веки Кима и кончики пальцев на простыне. -- Я должен помолиться за Кита. Он сломался, отчаялся... Нужно... я должен сказать ему... братьям... не надо бояться разверзающейся тьмы. Пространственный тоннель, по которому мы летим - воплощение Божества Вечности. Самой Великой Змеи, свернувшейся в кольцо, вмещающей все миры и души. Она, милосердная, этой единичной молекулой-сколком приняла нас в своё животворящее лоно и ограждает меня... всех нас от хаоса и распада. Нет никакой бездны смерти. И смерти нет. Всех отчаявшихся и усталых детей Атлоки, падающих за жизненную грань, подхватит плащ Иннэа - белоснежный покров мягче лебяжьего пуха, теплее материнской руки. Спасительный батут, что дарует покой и упоительное падение вверх, в заоблачный золотой свет Онталы, единой для всех бесчисленных солнц. В сияние любви и вечной радости...
...О`Ку`Лехи`Хва`Тхар вертится, как не вертелся никогда на тренировках в академии. Зрители восхищённо ревут. А он боец, этот малыш, шустренько прыгает вокруг огромного алуана. Дело не в росте и весовой категории. Маленькому даже удобней уворачиваться. Слышны разочарованные выкрики из толпы - верзила-пират попусту размахивает руками, в тупой надежде зацепить прыгуна. Злится, рычит, бегает.
--
Давай! - вопят ему соратники, - Хватай пузана!
Понятно. Спарринг. Забылась одышка, забылось, что старикам приличнее сидеть на солнышке и ругать молодёжь. Хрангиец вертится юлой и скользит ужом. Это последний бой в жизни. Выиграть его невозможно. Но каждая секунда - это секунда жизни мальчишек. До шеи добраться, до шеи, - стучит в висках Хва`Тхара. - Вряд ли... Разве в прыжке? - О`Ку`Лехи замечает на палубе канат. План созревает в бородавчатой голове мгновенно. Уворотами, прыжками вправо-влево подтянуть к нему верзилу, а там...
О`Ку`Лехи`Хва`Тхар не плакал уже очень давно. Исполнилось тысяча шестьдесят два дня, как я хранитель и заложник се-ребристых косичек, о которых говорил почтенный О`Па`Нча. Двадцати четырёх человеческих душ, сплетаемых из трёх самостоятельных частей моими мальчиками.
Я не могу их спасти. Но в моей власти пово-ротом штурвала оборвать двадцать четыре руаха - душ судьбы. Должен ли я пресечь двадцать че-тыре жизни, если в них не будет ничего, кроме бесконечной боли? Для многомудрых хрангийских коллег, до завтрака ежеутренне воссылающих проклятие мне - ренегату и предателю на службе врагов, подобных сомнений не существует. В ста-родавние вре-мена для целителей-вакир-ров, раз и навсегда закрывших эту тему на Хранге, решающими стали два ар-гумента: "Обя-занность целителя - не уби-вать, а облегчать страдания" и "Всегда есть наде-жда на новые средства и способы излечения са-мых безнадёжных недугов". Пре-красные и правильные посту-латы, - большой рот гуарри кривится в горькой усмешке, - Но я слишком хороший вакирр, чтобы верить в них без-оглядно. Я знаю, что не облегчу страдания моих больных в должной мере. Новым же сред-ствам и способам здесь попросту неоткуда взяться...
Кадр двадцать пятый
Капсула медотсека вздрагивает, но девушка уже не спотыкается, она перешла порожек за секунду до толчка. Смугловатая кожа человека на лежанке немного поблёкла, солнечные лучи слишком давно не ласкали её. Парень не улыбается, после приступа он очень слаб.
--
Укольчик, Кир, - привычно предупреждает Лиола.
--
Не нужно, натиль. Куани, - говорит молодой человек вставшему с другой стороны постели низкорослому гуарри, - Прошу вас, пожалуйста, не нужно меня больше колоть. От лекарств теряешь сознание, а я больше не хочу забы-тья. Мне теперь дорого время.
О`Ку`Лехи кивает, но жальце иглы впивается в живот. Подкожные инъекции действуют медленно, но хрангиец и сестра-киборг не устают благодарить богов за то, что неглубокие проколы не относятся к разряду смертельных угроз для их беспомощных подопечных.
--
Руку правую вы мне, конечно, не освободите, - парень уже назубок выучил правила выживания в этом тоскливом мире, - Тогда пишите сами, я продик-тую.
В соседнем отсеке нараспев бормочет Ким, - человек сосредоточенно сводит брови, - Пусть молится. Мне это не нужно, но раз ему так лучше... Почему нет? Позиция отказа при условии добровольности заслуживает уважения. Как преодоление искушения, но без лицемерия с "зелёным виногра-дом". Очень легко отказываться от того, чего нет. Но ещё и гордиться этим?! - Кир хмурится, борясь с действием препарата и собирая расплывающиеся картинки, чтобы облечь их в слова, - Итак... Бой на "Ометилейе" был очень скоротечным. Мы не готовились к войне даже минимально. Мы летели работать. Следить за работой уста-новленных на материках Куталиона атмосферных генераторов, высаживать растения, проклады-вать дороги. Чинить, копать, строить. Какие из нас воины?.. - слышит его мысли вакирр, и видит уже свои образы...
...О`Ку`Лехи держит боковым зрением серебристую змею забытой всеми верёвки. Затем вроде как спотыкается о канат и падает на задницу. Алуан наклоняется схватить двумя руками за грудки наглого разряженного лягушонка, и швырнуть его наконец в стенку, чтоб сразу всмятку. В выпуклых глазах гуарри синелицый великан видит только смертный ужас, но никак не то, что произойдёт дальше. Хва`Тхар вывёртывается из-под пирата и ужом проскальзывает за спину. Лезвием по горлу и прыжок в сторону. Вот так... дело сделано. С перерезанной гортанью не умеют дышать даже киборги. Схватившийся за горло пират всё-таки делает несколько свистящих попыток вдоха, синеет окончательно и падает на бок, как подкошенный. Яростный рёв разгневанных зрителей почти оглушает. Вот и всё. Время вышло. - Хва`Тхар зажмуривается, он не в силах смотреть на орущую толпу. Лёгкой смерти ждать не приходится. Но пол, вырвавшийся из-под ног, опрокидывает хрангийца навзничь.
--
Ходовой отсек! - кричи кто-то, - Взрыв в ходовом!
Понятно. Остаткам экипажа "Ометилейи" удалось бежать из-под стражи. Полдесятка оставшихся в живых отборных офицеров Космофлота Империи Иллин не стали просто сидеть, сложа руки и ждать выдачи. Айэйн Эвентель - капитан, Вэйо Лаллант - старший космонавигатор... кто там ещё выжил во время штурма "Вьюжной Иннэа"? - не могли замарать чести своих белоснежных мундиров и просто сдать врагу корабль, на котором пришлось нести боевое дежурство. Предпочли позору гибель, как диктуют неумолимые правила Кодекса Альталь.
Грохот долетает позже толчков. Ходовой отсек расположен прямо под медотсеком. Толпа охвачена новым порывом - единодушной паники. Пираты бегут, надеясь поспеть к спасательным шлюпкам. Хрангиец быстро поворачивается на живот и ползком бросается к раненым. Если суждено погибнуть, то лучше с ними...
Финальные титры
О`Ку`Лехи`Хва`Тхар совсем разучился плакать. Слёзы не приносят больше облегчения, - хрангиец трёт сухие глаза. - Старческая слезливость жалка и никчёмна, особенно теперь, когда уже не я учу мальчиков мужеству, а они меня, каждым отвоёванным у смерти днём.
Как ни берёг, как ни хранил, я не удержал девять косичек-душ. Кил, Киш, Киф, Кип и Киб по-гибли при захвате "Вьюжной Иннэа". Год назад во время приступа умер Кий. Семь месяцев ис-полнилось со дня смерти Киа. Полгода, как Кит откусил язык. Храбрый мальчик сам обрезал свой нешмах - душу смерт-ного дома, которая, собственно, и есть душа в понимании гуарри. Его руах - душа судьбы, вторая прядь, будто стираемый о край острой скалы мо-чальный канат, рвалась двенадцать мучительнейших часов. Столько длилась транс-форма. В разгромленном хирургиче-ском блоке, куда мы заперли парня, новообразовавшийся гилзи бился о стены и мебель так, что не осталось куска плоти крупнее моей ладони.
В день их рождения меня, пленного судового врача шестипалубного "Сметалоло", приставили на Актэоне к выводку из тридцати новорожденных близнецов. Три десятка орущих младенцев мужского пола в белом яйцевидном боксе заставили меня остаться на службе Империи Иллин, а вовсе не угроза смерти в случае отказа. Тридцать беспомощных и безродных сирот. Я почти ви-дел, как их белоснежные колыбели висели на самой тонкой прядке человеческой души. Нефеш - душа детства каждого из них оказалась в моих пальцах. Я спрял её. Я выпестовал их, будто своих сыновей. И теперь мой долг остаётся прежним - до последнего своего вздоха беречь их жизни.