Аннотация: Новый очерк из цикла "Знаменитые монастыри Руси" (также и в основном тексте).
Иверский Валдайский монастырь
Монастырь и Остров... - особое сочетание, которое всегда вызывало и, наверное, всегда будет вызывать ощущение непередаваемой благодати и почти неземной чистоты. Соловки, Валаам, Коневец, Антониев Сийский монастырь, Нило-Столобенская пустынь, Свияжск... Но даже в этом священном ряду особую роль занимает Иверский Валдайский монастырь, основанный непосредственно патриархом Никоном и ставший как бы "Новым Афоном" (перенесённым на Русь одновременно с Новым Иерусалимом). Два патриарших монастыря обозначили собой, если угодно, всю "русскую идею", о которой в XVII веке ещё никто не спорил: Россия -- центр вселенского Православия. Поэтому в ней есть всё: и Новый Рим, и Новый Иерусалим, и Новый Афон. Римом была сама Москва (точнее, Московия как совокупная держава), Иерусалим Никон воздвиг под Москвой, на речке Истре, а уголок Афона -- на Валдае.
Сам адрес монастыря звучит чудесно: "г. Валдай, Остров, Иверский монастырь". "На небесах Рай, а на земле Валдай", - как говорил сам патриарх Никон. Кстати, Валдай и Валаам -- созвучные и, может быть, даже однокоренные слова.
Есть места, которые любишь прежде, чем там побывал! В самой музыке слов: "Иверский Валдайский монастырь" будто слышится звон колоколов, видится отражающая его гладь озера с множеством островков, где суша и вода как бы христосуются на Пасху... И сами эти три слова -- как троекратное целование: "Христос воскресе!"
Кстати, из трёх монастырей, основанных патриархом Никоном, два стоят на островах (второй -- Крестный на Кий-острове Онежской губы), третий -- на полуострове (Новоиерусалимский -- в широкой излучине Истры-Иордана). Всюду окружающая вода играет какую-то особую роль: Святое озеро, святая река с библейским именем... Всё неслучайно. Всё символично. И духовно Новый Иерусалим так же близок к Новому Иверу, как день Светлого Воскресения к дню Иверской иконы(1).
В 1651 г. Никон (тогда ещё новгородский митрополит) впервые остановился на этом месте. Лесистый остров напомнил владыке место его многолетнего подвижничества в Соловецком Анзерском скиту. А явившийся ему на следующий год в сонном видении свт. Филипп Московский благословил устроение здесь нового монастыря. Видение это описал в письме царю сам патриарх Никон. В 1653 г. был официально учреждён Иверский монастырь. Царскими грамотами 1653-54 гг. за ним закреплялось всё Валдайское озеро с островами, Старорусские соляные варницы, сёла Валдай, Боровичи, Вышний Волочек, а также приписывалось 3 монастыря, в том числе Боровичский Святодухов. Из последнего на Валдай 24 февраля 1654 г. были торжественно перенесены и помещены в новую серебряную раку мощи св. праведного Иакова(2). При освящении озера был виден огненный столп до неба, как описывал сам Никон. Именно тогда озеро и назвали Святым.
В 1655 г. выдающийся русский зодчий Аверкий Мокеев приступил к сооружению главного собора. Храм на 43 метра вознёсся над Рябиновым островом -- величественный, пятиглавый, опоясанный широкой галереей. Поразительно, что строители управились всего за 9 месяцев, и уже в 1656 г. собор был освящён Патриархом как Успенский (позже переименован в Иверский). Именно к его освящению Никон привёз точный список Иверской иконы с Афона, ставший на века главной святыней монастыря. Пожалуй, это был главный день в истории монастыря -- освящение собора и прибытие Иконы.
По писаниям самого Никона, духовный смысл учреждения Иверского монастыря в России таков: на Афоне "от нечестивых сарацин возникло великое притеснение", так что Богородица переходит на Русь, "освящает Себе место, подобное старому, и избирает, яко жилище второго Сиона, на Святом озере Свой Божественный храм".
Для "наполнения" новой обители братию перевели из Кутеинского монастыря в Белоруссии. Там тоже было "великое притеснение", только не от сарацин, а от униатов. Оттуда же перевезли типографию, которой предстояло сыграть колоссальную роль в просвещении Московской Руси (правда, в стенах Иверской обители она находилась лишь первые 10 лет -- в 1665 г. её перевели в Новый Иерусалим). Из Белоруссии же прибыли и мастера изразцового дела нового типа -- изготовлявшие не простые, а богатейшие полихромные плитки: Игнат Максимов и Самуил Григорьев (правда, и их мастерская через несколько лет переехала в Новый Иерусалим).
Памятники той эпохи: великолепные изразцовые наличники Настоятельского корпуса, цветущие жёлто-сине-зелёным орнаментом. Здесь изготовлялись подобные узорные детали для оформления других монастырей: Тихвинского и Александро-Свирского, новгородского Знаменского собора и церкви Фёдора Стратилата. Здесь же проходили обучение те, кто позже украсил беспримерными "райскими садами" Иосифо-Волоколамский и Николо-Вяжищский монастыри... Многие уголки России переняли приёмы и традиции здешних мастеров.
Получается, Иверский монастырь за считанные годы своего "золотого века" стал родоначальником многих новых веяний в культурной жизни России.
Патриарх Никон и задумывал этот новый монастырь как образец для многих последующих. Всё здесь должно было поражать величием и роскошью. Именно поражать! Любимые слова самого Никона: "изрядно" и "дивно". Патриарх готовился к царскому приезду... который так никогда и не состоялся из-за его опалы.
А уж как всё было продумано до мелочей в его распоряжениях: "Всё убрать в церкви изрядно и дивно, чтоб к царскому и нашему пришествию пристойно было, и в подивление всем зрящим".12 братьев и 12 "младенцев" должны были "орацию говорить краткую и богословскую и похвальную", а "убрать тех младенцев хорошенько {...} чтоб было вельми дивно".
В сущности, Никон задумал соперничать в роскоши с царством земным, чтоб наглядно показать преимущество Царства Небесного -- а вот это была уже невольная ошибка. Одна фальшивая нота в великой и в основе своей истинной идее.
Человек предполагает, а Бог располагает: судьба Иверского монастыря -- очень показательный тому пример. Промысел на каждом шагу вносил коррективы в замысел Патриарха: в жизни никогда не бывает так, чтоб получалось всё -- это нам не полезно! Опала, пожары, крутые повороты политической конъюнктуры и не менее крутые изменения моды... Что уж и говорить: самый патриарший (наряду с Новым Иерусалимом) монастырь возник всего за полвека до упразднения Патриаршества!
Исключительный по внешней красоте монастырь так и не стал "образцом для всех". В духовной жизни после первых нескольких лет роль его оказалась неожиданно скромной и скорее региональной, чем всероссийской. Точнее, я бы сказал, она осталась прикровенно всероссийской.
Не изменилось только то, что невозможно изменить: благодатная красота природы. Озеро -- как вечное Око Божие!
Я приехал в городок Валдай Новгородской области летом 2013 года. Вышел на берег огромного озера. Монастырь вставал по ту сторону водной глади, точно заморский град царя Салтана. Только море было -- в миниатюре, и "град" -- в миниатюре. Неровным изумрудным фронтом стояли лесистые острова, а среди их зелени искрилась куполами сказка.
Здешнее озеро -- целый мир, и у озера есть своя зримая столица. Её видно отовсюду. Она -- в самом центре. Лучше и не придумаешь расположение! Будто дальний Валаамский архипелаг уменьшился вместе с озером: утратил все свои неприступные скалы, зато сохранил в полноте и густую щетину лесов, и лабиринт извилистых бухточек. Таким предстал мне Валдай! Пожалуй, из всех северных русских монастырей он -- самый южный! Всё, что только может быть красивого от наложения друг на друга воды и суши с их резными очертаниями: всё было здесь! Озёрно-островные лабиринты -- ландшафт привычный для Северо-Запада России. Валдай, конечно -- не Карелия, но и сюда доходил великий ледник, и здесь оставил живописнейшие следы. Созерцание встреч земли и воды, их объятия, врастание друг в друга, всегда завораживает и на карте, и на живой местности.
Береговая линия прихотливо играет: где остров, где полуостров, где залив, где сквозной пролив -- поди угадай! Клубится зелень, наступает, отступает, отражается, отделяет воду от неба... Что реальнее -- наш мир или его отражения?.. - здесь можно и перепутать. Пожалуй, перевернёшься вверх тормашками -- а мир таким же и останется, как был. Только краски заметно погустеют.
И над всей синей гладью царит великий монастырский кремль. Высота самых больших его построек -- примерно как глубина озера. Когда созерцаешь опрокинутые отражения, как-то по особому ощущаешь родство небесной и водной пучины.
Озеро с такими отражениями -- конечно, Святое. Помню диалог одного паломника с монахом:
- А у вас тут есть какой-нибудь святой источник?
- У нас тут -- Святое озеро!
Да, так и есть...
Озеро дышит светом, миром и покоем. Кажется, прямо по искристому свету скользят лодки -- летают-парят поверх сияния. Это -- свет вечный. Мир вокруг меняется, то молодеет, то стареет, то одевается, то сбрасывает одежду, а он -- один: Валдайский свет(3). Чистый, благословенный. Роднящий Небо и Землю.
По площади Иверский монастырь -- один из самых больших в России: 5,7 гектара. Периметр его декоративно-крепостных стен -- 1050 метров. Изначально было 10 высоких, островерхих башен, до наших дней сохранилось 7.
В многоугольник внешних стен вписан обширный внутренний двор. Его каре замыкают с запада длинные братские корпуса с изящной двуступенчатой церковью Михаила Архангела, с севера -- высокая барочная Богоявленская церковь и трапезная, с востока -- величественный главный собор, с юга -- настоятельский корпус и встроенная в него могучая шатровая колокольня, по высоте примерно равная собору. Все эти постройки -- XVII века, так что роскошный ансамбль выглядит целостным и одностильным.
Из-за обилия деревьев двор кажется сплошным садом. Сразу запоминается гигантский дуб в юго-западном углу, близ колокольни. Он необычайно широко раскинул ветви над толстым древним стволом, а к стволу почему-то прикреплена небольшая иконка... Поразительно напоминает уголок Санаксарского монастыря -- только там такой могучий дуб растёт снаружи, за стеной обители.
Эта кудрявая зелень в сочетании с бело-красными постройками и сиянием золотых куполов создаёт торжественное и праздничное настроение. Земной образ Эдема!
Мне вдруг пришла странная ассоциация. Если монастыри сравнить с птицами (вспомните знаменитое "видение птиц преп. Сергию Радонежскому"), то великие белокаменные обители Севера можно уподобить лебедям, крошечные муромские или гороховецкие -- каким-нибудь малым городским птахам, Санаксары -- красногрудому снегирю. А вот Иверу на Валдае, по его пышности и даже некоторой помпезности, подходит сравнение разве что с павлином.
Сейчас и не скажешь, что монастырь был полностью разорён. А ведь возродили его за последние два десятилетия -- из страшных руин! С 1991 г., когда обитель вернули Церкви, реставрация прошла в два этапа. На фотографиях монастыря, сделанных ещё несколько лет назад, все здания -- белоснежные, а купола серебристые, ни одного золотого! У собора было тогда не округлое, как сейчас, а щипцовое покрытие закомар: как в новгородском зодчестве. И три домовидных крыльца, как у ярославских храмов, вместо современных фигурных башенок-крылечек. Честно говоря, мне тот первый вариант реставрации (до масштабного притока средств из всероссийского фонда) нравится даже больше. Спору нет, сейчас всё изысканней, но одухотворённей было тогда, лет десять назад. Ныне всё стало как-то помпезно и немного даже сувенирно. Так часто бывает! Сам не знаю, что же такое надо бы учитывать реставраторам подобных святых мест, чтоб от новой богатой красоты всё выглядело не "с иголочки", не "вау!", а как-то соответствовало Духу. Наверное, как в медицине, главный принцип -- не навреди! Настоящее церковное зодчество -- то, которое помогает молиться. (Впрочем, всё это так -- замечание между строк. В любом случае, красота здесь незабываемая, и даже лишней ложечкой сахара её уже не испортишь).
* * *
Я жил в гостинице Иверского монастыря три дня. Однажды после утренней службы отправился в прогулку по островкам... пешую, ибо почти все они соединяются мостами. Современная автомобильная дорога нанизала на себя, как крупные бусины, Рябиновый остров, занятый монастырём, большой лесистый Руднев, дальше через полуостров перебегала на материк и, сделав большой крюк, приводила через несколько километров в город Валдай.
Я шёл и оглядывался. Монастырь, бело-красно-жёлтый, с жарко-золотыми куполами и густо-зелёными кровлями стоял над водой радужным, расписным теремом. Что-то смутно угадывалось в его силуэте от Ипатьевского монастыря Костромы, что-то -- от островерхо-многобашенного Иосифо-Волоколамского... но здесь спектр был богаче и праздничней. А уж с тех точек обзора, где озеро удваивало этот сказочный комплекс, он выглядел вовсе беспримерно.
Над зеркалом вод -- гладкий, густо застроенный остров: стол с большим подсвечником в центре и пасхальными подарками вокруг.
До сих пор у меня осталось ощущение сказки или счастливого сна! Валдайское озеро с островами и плёсами -- едва ли не самый красивый уголок природы, какой я когда-либо видел. Окрестности здешнего великого монастыря производят не меньшее впечатление, чем Валаамский архипелаг или острова Заонежья -- только они куда ближе к Центральной России, сюда проще добираться. Практически ровно на полпути между Москвой и Петербургом привольно расплеснулось чистейшее ледниковое озеро, лабиринтом вклинились в него леса... и всё это уже три с половиной века освящено молитвой.
Об озере сохранилось немало преданий. В древности люди со смешанным чувством благоговения и страха относились ко всякому глубокому водоёму. Валдай имел в средневековье такую же своеобразную славу, как сейчас озеро Лох-Несс: там тоже явно кто-то "водился". Когда нанятые патриархом строители приехали на Рябиновый остров и начали рубить лес, каждую ночь их пугали чудовищные видения: бесы в разных образах вылезали из пучины. Об этом подробно повествует Никон в собственноручно написанном приложении к книге "Рай мысленный". В панике люди хотели уже бросить работу и разъехаться от греха подальше. Но сила Божия всё побеждает. Был отслужен молебен, озеро освящено троекратным погружением креста, и все жуткие явления разом прекратились. Мало того, во время молебна все собравшиеся стали свидетелями, как дивный столб света воздвигся от озера до неба. Так "нечистый" Валдай навеки стал святым.
Площадь Святого озера без учёта островов -- 20 кв. км. Длина - 10 км, а наибольшая ширина -- до 5. Цепочка островов, тесно примкнувших друг к другу, делит его на два плёса: собственно Валдайский (западный) и Долгобродский (восточный). Кроме того, узенькая протока длиной всего 90 м, соединяет его с озером Ужин (от слова "узкий") площадью ещё 10 кв. км.
Притом, что по площади Валдай в десятки раз уступает близкому Ильменю, по глубине он не имеет себе равных в Новгородской области: до 52 м. Ещё одна особенность -- нахождение его не в низине, а на относительной возвышенности. Озеро расположено в 192 м над уровнем моря (для сравнения, город Новгород стоит всего-то в 25 м "над морем"). Как известно, Валдайская возвышенность -- крупнейший водораздел рек в Европе. Сама она отмечена на всех картах, а вот городок Валдай и озеро Валдай -- лишь на немногих. Тем не менее, знают и любят это место десятки тысяч паломников и туристов.
По берегам там и сям попадались палатки. Чаща подступала к воде вплотную, окунала в неё корни и ветки. Изумрудные шатры вдруг распахивали занавеси прямо на озёрную ширь. Особенно красиво, когда волны отражённого света бриллиантовым сиянием переливались сквозь полог склонившейся листвы. Озёрные и лесные самоцветы смешивались в единую искристую сокровищницу. Переливающиеся бесчисленные искорки словно журчали -- только беззвучно.
Ровное стекло вдруг непостижимо распадалось на световые узоры, становилось хрусталём. Озеро превращалось в сплошной искрящийся экран. В невесомую светящуюся плоскость, на которой воспаряли кувшинки.
Стены леса, как утёсы, подчёркивали глубину, обозначали её своими отвесными, удвоенными границами. Контраст меж густым лесом и "морскими просторами" был разительный. Сделаешь несколько шагов -- и ты в дебрях, где никакой воды не видать, и даже небо сквозит крохотными лоскутками. Несколько шагов обратно -- чаща тут же распахивается окнами и аркадами, обращёнными на озеро, и как на подоконниках, стоят перед искристым водным стеклом сиреневые свечи иван-чая.
Какая-то сказка! Лес. Озеро справа, озеро слева. Длинные киты лесистых берегов парили меж небом и водой -- ближние и дальние, голубые и небывало зелёные. Утки чертили на них острые треугольники. А рыбы плавали под облаками. Вода была такой чистой, что плавающие утки казались летящими -- без помощи крыльев! - а чёткие тени от них скользили по дну. И уток, и чаек было необыкновенно много.
Калейдоскоп воды строил розы из облаков -- то белые, то чайные. Стены лесов обрывались в пучину, и только иногда чёрточки ряби аккуратно разрезали их по горизонтали. А потом всё стиралось, и небесное с земным сливалось снова.
* * *
Помню праздничную службу в монастыре -- навечерие Ильина дня.
Интерьер собора весь сверкал в предзакатный час. С возвышения у правого столпа озаряла всех Пречистая -- Богородица "Иверская". К сожалению, Иверская икона эпохи Никона, главная святыня монастыря, в советское время была утрачена. Сейчас в соборе стоит позднейший, но тоже чудотворный список -- выполненный в 1854 году как благословение валдайскому ополчению, отправлявшемуся на Крымскую войну.
Утрачены были и нетленные мощи св. Иакова Боровичского -- осталась лишь маленькая частичка. Сейчас в той нише южной стены, где стояла его рака -- общий мощевик: частицы многих святых Вселенской Церкви, но в особенности -- Новгородской епархии.
Как ни странно, самое древнее, что сохранилось сейчас во всём интерьере собора -- не иконостас, не росписи, не чудотворная икона, а... дубовые резные двери времён патриарха Никона. Полускрытые за новыми створками, эти внутренние двери можно и не заметить -- точнее, просто не обратить на них внимания, если не знаешь их истории.
Вечерняя служба шла долго. В высоком соборе было таинственно, глубоко и золотисто. На фоне иконостаса порхали десятки неведомых крылатых теней -- просто ангелы какие-то!.. Я оглянулся и увидел, что за огромным окном носятся стрижи. И в золотом "экране" от этого окна чудесно и нереально парили их увеличенные тени. Скользили по иконостасу, обмахивали полупрозрачными крыльями образа. Птицы будто тоже участвовали в службе, сами того не ведая.
Вообще, здешние святые острова -- сплошное царство птиц: уток, чаек, стрижей. Они словно чувствуют благодать... а вечером у них начинается какая-то своя непостижимая служба Творцу. Свет вечерний напоминает о "свете невечернем", а плотяные птицы -- о бесплотных Ангелах.
Никогда не забуду поздний вечер после службы, когда солнце уже закатилось за соседний остров, и в монастыре включили ночную подсветку. Храмы и колокольня проступили на густо-синем полотне, как аппликация. Золотая -- на бархатном фоне. Пятью огромными светилами воссияли луковичные купола, а весь соборный силуэт под ними лунно замерцал -- от широко раскинувшейся галереи до необычных восьмигранных барабанов, видимо, сознательно перенятых этой никоновской обителью от Соловецкого монастыря. Дуб, рябины и другие деревца раскинулись пернатыми тенями посреди света: ярко осиянные стены окружали их со всех сторон -- это было даже не кольцо света, а каре света. Сказочный мерцающий городок.
Вдруг над этим дивным золотым видением гулко раскатилась мелодия. Куранты на шатровой звоннице перед тем, как пробить двенадцать раз, отыграли музыку, хорошо знакомую всем, кто бывал в Троице-Сергиевой лавре -- здесь она повторялась один к одному.
Многие монастыри подражают обители преподобного Сергия, стараются хоть что-нибудь от неё заимствовать. Почти в каждом монастыре можно различить слабое дыхание или отзвук той церковной столицы. Именно так становится ясно, зримо, что все святыни неразрывно связаны друг с другом. И те подвижники, что сподобились видеть Россию (и даже больше -- всю Землю!) как бы заставленной безчисленными свечами до неба, свечами неумолкающих молитв... они засвидетельствовали нам об истинной, вселенской роли монашества: "Молиться за весь мир как за самого себя", -- как сформулировал преп. Силуан Афонский.
(1). Иверская -- одна из двух великих Богородичных икон (наряду с "Живоносным Источником"), празднование которых совершается на Пасху, на Светлой Седмице. Ей посвящён вторник.
(2). В 1543 г. по реке Мсте к селу Боровичи (в 90 км от Валдая) приплыл на льдине против течения открытый гроб с мощами неизвестного отрока. Селяне, боясь разбирательства, трижды отталкивали льдину от берега, и трижды она приставала вновь. Наконец святой явился во сне нескольким жителям и укорил их: "Зачем, сами будучи христианами, вы так гоните меня, подобного вам христианина? Если хотите знать моё имя, то я тезоименит апостолу Иакову, Брату Господню".
Местное почитание праведного отрока к XVII веку было уже очень значительным, в Боровичах возник монастырь. Память св. Иакова совершается во вторник Светлой седмицы -- как раз в день празднования Иверской иконы. Это совпадение особенно вдохновило патриарха Никона.
(3). Само слово "Валдай", по одной из версий, означает "светлый, чистый".