Утро было мрачным, как эсэсовская униформа. Темные косматые облака плотной пеленой укутывали небо. Попытавшееся было пробиться своими слабыми лучами к земле, солнце быстро убедилось, что это невозможно и разочарованно скрылось. Шеренги изможденных узников московского лагеря "Шталаг номер шестьсот шестьдесят шесть" зябко ежились от резких порывов сентябрьского ветра. Накрапывал дождик. От бараков тянуло дерьмом. С кухни - аналогичным ароматом гороховой баланды. На виселице в центре плаца плавно качались мокрые трупы. По периметру застыли черные фигуры автоматчиков со злобными овчарками на поводке. Было тихо, только изредка взлаивал, отдавая команды, начальник взвода собаководов догфюрер Квакер. Все ждали коменданта.
Наконец, после нескольких часов стояния под холодным дождем, на трибуне, украшенной плакатом с многообещающей надписью "Каждому свое", появился комендант лагерфюрер Макс фон Пумперникель. Это был несгибаемый ветеран Восточного фронта, потерявший глаз под Москвой, правую руку под Севастополем, левую ногу под Курском и с хронической диарреей, полученной в Сталинградском котле. После победы Германии во Второй мировой войне, установления новой границы с СССР по Уралу и переноса столицы Третьего Рейха в Паулюсград на Волге, он не захотел оставить службу и был назначен комендантом шталага номер шестьсот шестьдесят шесть.
Макс фон Пумперникель выслушал доклад, подбежавшего начальника охраны штыкфюрера Шайзе, строго оглядел притихшие ряды обитателей лагеря единственным глазом и гаркнул:
- Внимание!
Комендант выждал паузу, дождался пока взгляды всех присутствующих, даже собак, сосредоточились на нем, и начал свою речь:
- Сегодня утром от нашего великого фюрера поступила директива. Она принята по многочисленным просьбам населения Великого Рейха. Директива предписывает, в целях повышения благосостояния, уровня жизни, роста потребления, дальнейшего развития инициативы и ответственности у граждан на местах, в этих самых местах создать товарищества собственников жилья. Сокращенно - ТСЖ!
Фон Пумперникель снова сделал паузу. Почесал протезом руки протез ноги и продолжил:
- Я надеюсь, что вы все здесь всерьез и надолго. Вас, собственно, можно считать такими же владельцами этих уютных домиков, - он показал на ряды унылых одинаковых бараков, - как и новых хозяев особняков на Рубельштрассе в Подмосковье. Для создания так называемых ТСЖ, наш великий фюрер приказал провести собрания жильцов. Сейчас, с вашего согласия, мы выберем комиссию для проведения собрания. Молчать!
Охранники, по знаку штыкфюрера Шайзе, из рядов вытолкнули Наума Пейсаховича из второго барака. Ребе Пейсахович таки был образованным и интеллигентным человеком. Даже находясь в лагере, он работал над самоучителем игры на губной гармошке для консерватории. Правда, боясь оказаться жертвой ассимиляции среди гоев, Пейсахович писал его на идише.
- Секретарем предлагаю этого унтерменша. Кто против моего предложения?
Шеренги в единогласном порыве упали на колени. Пятерых замешкавшихся выразить свое мнение, тут же расстреляли.
- Принято большинством голосов, - удовлетворенно констатировал фон Пумперникель.
Блокфюрер Хендехох сунул Пейсаховичу ручку и бумагу, усадил за стол, на котором обычно беспощадно пороли за мелкие нарушения внутреннего распорядка, и, отвесив со смехом секретарю пару оплеух, отошел. Хендехох вообще отличался веселым нравом и был любимцем всего лагеря.
- Ведение собрания прошу разрешить мне, - густо покраснев, произнес комендант, с трудом преодолевая врожденную скромность. Эта скромность в свое время помешала ему получить Железный крест. Во время награждения, приступ скромности совпал с приступом диарреи и фон Пумперникель просидел все мероприятие в сортире Рейхсканцелярии. Фюрер, увидев, что у него остался лишний орден, в недоумении вручил его удачно подвернувшемуся в этот момент штандартенфюреру Максу фон Штирлицу - тезке коменданта и неуловимому советскому разведчику. Про Штирлица в СССР даже был снят длиннющий скучный кинофильм, но шеф гестапо Мюллер не смотрел длинные скучные фильмы из-за большой загруженности на работе и мужественный разведчик остался неразоблаченным.
Комендант еще не успел закончить свою просьбу, а весь лагерь уже стоял на коленях, склонив непокрытые головы. Автоматчики даже не успели передернуть затворы. Такая единодушная реакция неожиданно растрогала Пумперникеля. Непрошенная слеза увлажнила его шершавую щеку. Несмотря на внешнюю суровость, по натуре лагерфюрер был человеком скорее сентиментальным. Этим он чуть-чуть отличался от штыкфюрера Шайзе. Разумеется, оба офицера были любимцами рейхсфюрера СС, отличными спортсменами и беспощадны к врагам Рейха, но Шайзе был все же немного любимее, отличнее и беспощаднее. А Пумперникель сентиментальнее.
- Значит, решено, - подытожил фон Пумперникель. Он смахнул соленую влагу с целого глаза, вынул из глазницы круглый протез другого, потер его о штаны, вставил обратно и объявил:
- Начинаем общее собрание унтерменш..., пфуй!, обитателей шталага номер шестьсот шестьдесят шесть. В повестке три вопроса: первый - создание товарищества собственников жилья; второй - выборы правления товарищества; третий - разное. Кто за?
На этот раз автоматчики действовали быстрее. Они успели скосить несколько десятков собравшихся, прежде, чем те успели упасть на землю. Уцелевшие нехотя снова встали, подчиняясь гавканью Квакера и его овчарок.
- Занесите в протокол, герр Пейсахович, что повестка утверждена, - велел комендант. К счастью для бывшего ребе, лагерфюрер стоял к нему тем боком, где у него отсутствовал глаз. Фон Пумперникель не видел, что Пейсахович, сохраняя свою самобытность, таки использовал древнееврейский алфавит.
- Итак, по первому вопросу. Предлагаю создать ТСЖ под названием "Московская свастика"! - зычно объявил комендант.
Все уже лежали, уткнувшись лицом в мокрую, вонючую жижу, пропитанную кровью, блевотиной и испражнениями - следами прошлых мероприятий. Только несколько неосторожно шевельнувшихся участников собрания были разорваны на куски отлично дрессированными собаками Квакера.
Фон Пумперникель добродушно оглядел плац. Хорошее настроение ему не мог испортить даже осенний дождь. Ведь любому руководителю приятно, когда подчиненные горячо поддерживают его начинания.
- Второй вопрос: выборы правления, - уже почти весело произнес комендант. Стоя перед всеми на трибуне, он незаметно кивнул гастарбайтерфюреру Пфеннигу, отвечавшему в шталаге за производство мыла, абажуров и перчаток, а также за утреннюю политинформацию. Маленький, рыжий, кривоногий Пфенниг, удивительно похожий в своей рогатой каске на настоящего арийца, поспешно выкрикнул своим визгливым голоском:
- Предлагаю председателем правления выбрать нами всеми уважаемого и любимого коменданта герра Макса фон Пумперникеля!
Пфенниг заметил, направленный на него, злобный взгляд штыкфюрера Шайзе, и поспешно добавил:
- Это мое чисто личное мнение! И никто мне за это полчаса назад твою должность начальника охраны не предлагал!
Шайзе неохотно отвел свой тяжелый взгляд от гастарбайтерфюрера. Он сам рассчитывал стать председателем, но, как истинный национал-социалист, уважал внутрипартийную демократию и был вынужден согласиться с мнением товарища. Все же на душе у штыкфюрера было немного неспокойно и, чтобы успокоиться, он приказал своим солдатам перестрелять половину членов "Московской свастики".
- Последний вопрос повестки дня: разное, - объявил комендант, когда стрельба затихла.
- Я считаю, что наш родной шталаг нужно сделать более уютным, - заявил начальник столовой кухенфюрер Швайн.
- Что вы имеете в виду, герр Швайн? - заинтересовался Пумперникель.
- Я говорю о наглядной агитации, герр комендант, - пояснил кухенфюрер. - Вот, например, в столовой я с самого начала повесил плакат "Голод - лучший повар!". Вы не поверите, герр комендант, но за все время существования нашего лагеря, я не получил ни одной жалобы на питание!
- Я абсолютно согласен с вами, герр Швайн. Мы часто недооцениваем значение агитации и пропаганды. Так же, как и значение моральных стимулов, - задумчиво покивал головой Пумперникель. - Какие будут мысли по этому вопросу?
Охранники уже были готовы открыть бешеный огонь, но штыкфюрер Шайзе взмахом руки остановил их. Он, как старый член НСДАП, предложил украсить лагерь следующими лозунгами: "Народ и партия едины!", "НСДАП - ум, честь и совесть нашей эпохи!".
Рыжий Пфенниг пропищал немного невпопад:
- Миру - мир! Войне - война! Перемирию - уборка трупов!
Даже немногословный, похожий на лягушку, Квакер, подмигнув маленькому гастарбайтерфюреру, рявкнул:
- Экономика должна быть экономной!
Фон Пумперникель с удовольствием выслушал своих подчиненных. Когда все высказались, комендант поднял вверх протез. Наступила тишина, нарушаемая только тихими стонами, какого-то недобитого члена ТСЖ. Подбежавший охранник, выстрелом в затылок, исправил этот досадный недосмотр. Проводив одобрительным взглядом, вернувшегося на свое место солдата, лагерфюрер откашлялся и заговорил:
- Майне херрн! Должен сказать, я приятно удивлен тем, что под моим руководством собрались такие талантливые люди. Все ваши предложения я ставлю на голосование. Однако я тоже хочу внести свой вклад и предлагаю заменить, набившую всем нам оскомину, надпись "Работа делает свободным" на воротах шталага, на новую вдохновляющую надпись "Наш дом - наша забота"!
Все восторженно зааплодировали. Овчарки Квакера оглушительно залаяли. Автоматчики выпустили по нескольку очередей. Потом по команде штыкфюрера Шайзе, немногие оставшиеся в живых обитатели лагеря тридцать раз подряд дружно прокричали "Ура!" одновременно отжимаясь в грязи. Тех, кто в изнеможении прекращал отжиматься, тут же прикалывали штыками. Когда радостное оживление немного улеглось, комендант продолжил:
- Я очень рад вашему отношению к новой инициативе нашего обожаемого фюрера. Создание товариществ собственников жилья будит массовый энтузиазм и, одновременно, гасит единичные случаи пессимизма и депрессии в наших сплоченных рядах! Ну, что же, голосуем по третьему вопросу!
На этот раз охранники стреляли до тех пор, пока у них не раскалились стволы автоматов. Тогда к ним присоединились пулеметчики на вышках. Когда, наконец, наступила тишина, над плацем, затянутым пороховым дымом, прозвучал задорный голос:
- А кто будет нам платить за работу в "Московской свастике"?
Это весельчак Хендехох осмелился задать лагерфюреру некорректный вопрос, пользуясь своим положением всеобщего баловня. Фон Пумперникель снисходительно улыбнулся шутнику.
- Как всегда, милый Хендехох, за все заплатят евреи!
Раздался дружный одобрительный смех. Только экс-ребе Пейсахович еле слышно проворчал, таки упрямо продолжая вести протокол на идише:
- Да откуда же у бедных евреев такие деньги?
Фон Пумперникель посмотрел в темное небо, на часы, на виселицу и в заключение обратился к присутствующим:
- Ну, что же. Поздравляю всех с созданием товарищества собственников жилья "Московская свастика"! Вот, видите, не так уж это было и сложно.
Он обвел глазом заваленный неподвижными телами плац и с любопытством спросил: