Аннотация: Долгожданный июльский отпуск. Я спонтанно отправился к дорогой моей Лизе, прихватив лишь небольшой рюкзак. Спустя шесть часов я вышел на площадь, озарённую вечерними огнями манящего и сурового Франкфурта...
Мы сидели на набережной, опустив ноги в прохладную и мутную воду Майна. Мимо прошёл, неспешно рассекая водную гладь, остроносый паром, с палубы которого доносились звуки заводной музыки и чей-то заливистый смех. Лиза задумчиво смотрела куда-то в самую глубь тёмных волн. Я устремил взор на противоположный берег.
Офисные гиганты уставились на меня своими усталыми глазищами-окнами, болезненно яркий свет которых резко пробивался сквозь нависшую над городом полуночную темноту. Шёл первый час ночи, и бледнолицые банкиры доживали свой привычный рабочий день. Совсем скоро они снимут свои костюмы, сомкнут покрасневшие глаза и забудутся коротким тревожным сном. Погаснут и огромные глазища небоскрёбов, оставив лишь тёмные очертания громоздких и лишённых всякой архитектурной красоты зданий. Властный город на мгновение затихнет, но не уснёт: долго ещё будут бесцельно бродить по улицам новоприбывшие, опьянённые вином и атмосферой города студены, безумные романтики, суетливые шумные туристы и запоздалые работники, которые вдруг ненадолго вырвались из бесконечной спешки своей расписанной по минутам жизни.
***
Солнечный свет пробивался в небольшое окно уютной комнаты на мансарде. Лиза ещё спала, свернувшись под тёплым одеялом в клубок, словно котёнок. Я медленно встал, стараясь не разбудить её, но как только я приблизился к двери, половицы предательски заскрипели. Лиза недовольно нахмурилась, что-то негромко пробормотала и, печально вздохнув, перевернулась на другой бок. Я вышел из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь.
В душе снова кто-то оставил свои волосы и отпечатки мокрых ступней. Кажется, вопрос чистоты и порядка волновал здесь только мою подругу. Я медленно просыпался, стоя под струями прохладной воды. Из окошка ванной комнаты виднелись зелёные кроны деревьев, в которых гнездились голосистые птицы, и весь город казался спящим и притихшим.
Ближе к полудню Лиза разомкнула глаза и сонно улыбнулась, довольно потягиваясь в тёплой постели. Я уже успел позавтракать и повторно вздремнуть. С началом работы в клинике я превратился в настоящего "жаворонка", который вскакивает рано утром с кровати, полный сил и планов на грядущий день. И если раньше встать в 9 утра в выходной для меня было смерти подобно, то сейчас я уже считал, что 9 - это слишком поздно, и как это я мог так заспаться. Лиза, однако, моего ритма жизни не разделяла, а потому я всегда затаивал дыхание, когда вставал по утрам, пытаясь не спугнуть её чуткий сон, и изо всех сил старался держаться бодрячком, когда мы только-только выбирались куда-то ближе к вечеру.
Тем не менее, именно вечерний Франкфурт был полон какого-то особенного очарования. Однажды мы выбрались на прогулку днём, и я буквально не узнал город: люди суетливо сновали, пахло пылью и горячим бетоном. Волшебная атмосфера куда-то исчезла, растворилась в торопливой шумной толпе, и офисные здания, что ещё вчера загадочно светили окнами с противоположного берега Майна, казались ещё более громоздкими и нелепыми. В парке, где мы гуляли прошлым вечером и который, казалось, был наполнен романтикой, разлеглись у подножья памятников местные бомжи и наркоманы, рядом с ними - попрошайки в странных одеяниях, неподалёку играла группа музыкантов, а дополняли эту картину горы мусора: фантики, пивные бутылки, окурки и пустые пачки из-под сигарет. Я вспомнил уютную мою Баварию и даже подумал на секунду, что не нужны мне ни Берлин, ни Гамбург: не смогу я привыкнуть к ним после знакомых чистых улочек да горного воздуха (иногда, правда, приправленного запахом свежего навоза, что, впрочем, только подчёркивало местный колорит).
Вечером следующего дня мы отправились в район "красных фонарей": улицу, заполненную публичными домами и казино. Лиза говорила, что не стоит тут задерживаться и вальяжно разгуливать, но я никак не мог перестать глазеть по сторонам. Дама в пушистом розовом платье, стоящая у входной двери злачного заведения, томно курила сигарету. Из бара напротив вышла, дружно пошатываясь, компания изрядно принявших на душу мужчин. То и дело раздавались взрывы хохота и чьи-то крики. Улица горела разноцветными огнями неоновых вывесок, улица жила своей безумной жизнью под таинственным покровом ночи.
***
С Анной и Иракли я познакомился уже перед самым отьездом. Соседка по общежитию и давний приятель Лизы оказались весьма открытыми и приветливыми ребятами, с которыми мы провели весь вечер на франкфуртском фестивале, проходившем на набережной. Казалось, там собрался весь город: сквозь шумную толпу празднующих порой было невозможно протиснуться, и мы не единожды теряли друг друга. По всей набережной стояли вагончики с едой и напитками, там же находился передвижной тир и несколько аттракционов. Недолго думая, мы отправились на тот, с которого доносились самые отчаянные крики. Аттракцион напомнил мне "Бустер", который я однажды опробовал в петербургском "Диво-острове". Строгая и неприветливая контролёрша недовольно взглянула на нас и попросила отойти подальше от входа. Мы ждали, пока прежние участники закончат свой круг, и чем ближе мы подбирались к перегораживающей вход верёвке, тем сильнее хотелось мне провалиться сквозь землю, только бы не кувыркаться в этой дьявольской машине, рискуя не справиться с приступом тошноты.
Контролёрша проверила страховку, с недюжинной силой вдавив меня в кресло, и колесо начало движение. Сперва мы раскачивались, будто на огромной качели, постепенно набирая скорость и высоту. В какой-то момент я увидел перед собой тёмную гладь Майна, через миг - зелёные кроны деревьев где-то далеко внизу, а сразу затем - бескрайнее небо, раскинувшееся под моими беспомощно болтающимися в воздухе ногами. Всё смешалось, и казалось, что желудок переместился куда-то в сторону горла, и трудно было дышать. Я закрыл глаза и что было мочи вцепился в кресло. Кричать не хотелось, не хотелось вообще ничего, только скорее ощутить под ногами твёрдую землю. Я старался глубоко и размеренно дышать. В какой-то миг мне пришла мысль, что, должно быть, вот так вот выглядим мы в утробе матери: всё тёмное и шевелится, и ты висишь вниз головой в этой темноте, скрюченный в три погибели. А потом мне стало так хорошо, накрыла такая эйфория, что я отпустил руки и тихонько засмеялся. Я был в небе, в воздухе, в каком-то огромном пространстве, и вокруг не было ничего, кроме невероятного ощущения полёта, и страха, и вместе с тем неописуемого наслаждения.
***
Я складывал вещи в рюкзак, проверяя, не потерял ли по обычаю ключи, документы и деньги. Лиза была уже на работе. Чайник звонко щёлкнул кнопкой, приглашая к последнему завтраку. Я заварил кофе, сделал бутерброд и включил очередную серию "Интернов". До отъезда оставалось около часа, и я перебирал в голове воспоминания о прошедшей неделе. Казалось, ещё вчера я стоял на вокзале Франкфурта, разминая ноги после 6-часовой поездки в автобусе, как вдруг откуда-то из-за угла неожиданно появилась Лиза и с разбега заключила меня в свои объятия. Ещё вчера мы гуляли по вечерней набережной, ели ароматный яблочный пирог с мороженым и яичным ликёром, наблюдали красочный салют над рекой и уютно устраивались в креслах за ужином, а поздним вечером пили вино, задумчиво смотрели на огни франкфуртских небоскрёбов, слушали музыку и болтали обо всём на свете. И вот уже снова среда, жара на улице сменилась моросящим дождём, и совсем скоро я отправлюсь в свой спокойный и тихий Траунштайн. Я собрал складной матрас, на котором провёл последние несколько ночей, сполоснул кружку и, прикрыв дверь маленькой уютной комнаты, подарившей мне чудесную неделю отпуска, неспешным шагом направился в сторону вокзала.