По зеркальному, нагретому палящими лучами дневного светила, асфальту несутся с немыслимой скоростью лиловые тени облаков. Призрачно серые улицы пусты. Покинутые в спешке машины, с хлопающими под порывами ветра дверцами, преграждают путь. Темные провалы окон таят в себе нестерпимое одиночество. Песок, подхваченный с тротуара, ударяясь о блестящую поверхность оконных стекол, оставляет глубокие царапины.
Облаков становится все больше, грозовые разряды пронизывают прозрачный воздух. Солнца теперь почти не видно, так, красноватый диск на небосводе, укрытый пепельным маревом, что уже бессилен ослепить непочтительного наблюдателя, посягнувшего на милость знания. Яркость полудня переходит в вязкие сумерки. Ветер все холоднее. Лишь обжигает воздух, вобравший в себя последнее тепло, он, поднимаясь ввысь от шершавой поверхности дороги, кажется переходом в Иной день, представляемый мечтательными смертными жилищем спасения.
Но спасение нашли и здесь, всего семь человек среди тысяч пустующих квартир, среди хаоса и разрушения. В тесном прямоугольном помещении на первом этаже, освещенном единственной запыленной лампочкой без абажура, которая, мерно раскачиваясь от сквозняка и содрогания помещения, бросала яркие блики на трубы парового отопления, которые змеились по стенам.
--
Я не верю, что это конец! - всхлипывала молодая женщина, сидевшая, поджав под себя ноги на голом полу и закрыв заплаканное лицо руками. - Почему именно сейчас? Не через сто лет, двести, - ее судорожные рыдания на мгновение прекратились, и она обвела покрасневшими глазами убежище, стремясь встретить ответный полный сочувствия взгляд. Таковых не оказалось. Слезы вновь потекли по ее щекам, срывались хрустальными каплями с подбородка и со звонким стуком разбивались о паркет.
Никто не стремился утешить ее. Словно принимая вину за творившееся вокруг безумие на себя, люди отводили полный презрения к окружающим взгляд. Все, кроме двоих. Тем же не было никакого дела до страданий, они, казалось, не замечали общего смятения, полностью погрузившись в собственные занятия.
Первой была девушка. Она залезла на массивный генератор, стоящий как раз напротив надежно запертой изнутри на древний навесной замок двери. И с абсолютно прямой спиной, поджав под себя ноги, удобно устроилась там. Вокруг были разбросаны листы чистой бумаги. Девушка потянулась за одним из них и положила на исчерканный деревянный планшет, что лежал у нее на коленях. В руке замелькало перо, штрих за штрихом набрасывая портрет женщины, все еще бившейся в истерике.
Изящный, с горбинкой нос... узкий разрез глаз... тонкие губы... короткие, до плеч, волосы, когда-то уложенные в сложную прическу, а сейчас безнадежно растрепавшиеся...
Круг электрического света вновь упал на восковую маску лица художницы: глаза ее были плотно закрыты.
--
Я не хочу! Так много еще осталось невыполненного! Ну пожалуйста, пусть это окажется всего лишь сном... - голос женщины сорвался.
Новый лист, новый образ.
Тяжелый подбородок... плоский, широкий нос... тонзура, окруженная седыми прядями...
--
Не терзай себя, дитя мое. На все воля Его. Пришел час, когда грехи наши переполнили чашу терпения. Суд будет справедливым и агнцы отделены от козлищ, - священник непрестанно теребил во вспотевших руках позолоченный нательный крест, читая по памяти молитвы, но, забывая от волнения фразы, он листал молитвенник. - Мы должны быть терпеливыми, ожидая приговор, до конца.
--
Я молю вас, спасите меня, - парень, не выдержав напряжения упал в ноги священнику, сжав его сухую жилистую руку. Такие, как он и не думают о посмертии, быстро пьянея от выпитого пива и разбивая витрины реже, а головы друг другу чаще.
--
Моли не меня, а Бога Истинного. Мой долг облегчать страдания, идем, не престало открывать сокровенное при чужих, не разделяющих веру.
Как только за ними захлопнулась дверь, ведущая в лабиринт коридоров внутри здания, с улицы послышался приглушенный гул. Мост, по которому машины стремились уехать из гибнущего города, не выдержав напора ветра, провалился в беснующуюся реку, похоронив под собой тысячи людей. Обломки бетонных плит кидало на волнах, словно они были пенопластовыми. Кое-где проскакивали искореженные корпуса автомобилей и люди, скрывающиеся в высокой пене.
Очередной лист откинут на пол, взят новый...
Рыжий парень, лет двадцати, выглянул в окно, и, вздохнув повернулся к столу, на котором лежала его книга. Взяв ее и, бережно пролистав, он уставился на сидящую на полу женщину. Она уже не плакала, так, жалобно стонала, все еще не веря в реальность происходящего.
--
Что ты мучаешься, дурочка, стенания тут не помогут, ну разрушат этот мир, обидно, ничего не поделаешь. Но ведь будет и новый. Будет новая жизнь...
--
Не хочу новой! Хочу жить здесь и сейчас!
--
Ну, как знаешь, - рыжий пожал плечами. - А я придумаю себе новый, я где-то слышал, что когда человек умирает, время для него замедляется, и он как будто видит сон...
Этот эскиз не выброшен, а бережно положен в картонную папку, там уже находится довольно внушительная пачка листов, и, если присмотреться, можно увидеть, что у некоторых из них подпалены края.
Сидит неподвижно у самой двери, ударные в наушниках иногда заглушают грохот с улицы, ее стеклянные глаза уже час неотрывно смотрят в одну точку, пластиковый шприц валяется под столом в противоположном конце комнаты, откинутый в приступе ярости. Ей уже не помочь.
Второй, кому безразлично творящееся в комнате. Восьмилетний мальчишка, прижав ладони и нос к запотевшему от взволнованного дыхания стеклу, заворожено смотрит на разрушение. Ветер, вконец обезумев, выдирает фонарные столбы и кружит их с все возрастающей амплитудой. Куски стен сыплются на дорогу, с крыш срывает железные листы. Но среди всего этого мальчику виднеется неясная фигура, как будто тень, но все же... Она манит его, зовет отправиться вместе с ней в сказочный мир...
Перо, только что выводящее прямую линию носа ребенка разлетелось на тысячи осколков. Художница подняла голову, открыв глаза с расширенными так зрачками, что не оставалось и намека на радужку, как раз вовремя...
Висевший на двери замок теперь валялся на полу, хотя ключ по-прежнему лежал на месте. Дверь, распахнутая неведомой силой, открывала обзор на большую часть улицы, где и колыхалась тень. Мальчик бежал туда, непонятно как избежав смерти от падающих осколков, он протянул свои тонкие ладони на встречу странному существу. Они оба растворились в сиянии. Исчезла и художница, оставив, как доказательство своего существования четыре неудачных портрета. В следующий же миг, очередной порыв ураганного ветра заставил здание, в котором находилось убежище сложиться.