Осужденного вели на казнь. От городской тюрьмы, по темной узкой улице, через базарную площадь, утыканную лотками, вперед, к холодному настилу эшафота. И смерть, бывшая любовница, смотрела сквозь щели в красном колпаке.
Его везут на телеге. Стражи, следующие за ней, все как один, в начищенных пластинчатых кольчугах, в островерхих шлемах, двадцать кожаных сапог скрипят под такт шага, сливаясь со скрипом колес. Солдаты изнывают от жары. Им хочется плюнуть на службу и оказаться в тени мраморных фонтанов на Асмейской площади.
Пленнику не лучше, хоть он и одет лишь в холщовые штаны, подпоясанные обрывком бечевки. Светлые пряди прилипли к мокрому от пота лбу. Запястья и лодыжки связаны веревкой, из-под нее сочится сукровица. Деваться уже некуда. Опущенные плечи и согнутая спина выдавали тяжесть прошедших дней. Лишь полу прикрытые глаза метали зеленые молнии.
Слева от повозки идет еще один человек. Странно, как его подпустили так близко? Человеку лет тридцать шесть, длинные черные волосы заплетены в косу. Таких миллионы, если бы не шрам, пересекавший оба его глаза, вернее место, где они должны находиться. Он, примерившись к спокойному ходу телеги, шагает, путаясь в полах потрепанного балахона, держась одной рукой за бортик телеги.
--
Ну что, опять попался! А не надоело тебе умирать! Говорил же тебе, не надо безобразничать. Нет, ты сделал все по-своему. Зачем тебе надо было перемещать эту планету? - Длинные пальцы странного попутчика выудили из кармана прохожего увесистый кошель. - Поиздеваться тебе надо было. А сидел бы спокойно, не лишили бы бессмертия.
Судя по всему его никто не видел, только лошадь, что тащила телегу прижимала уши к голове и беспокойно фыркала, когда бродяга начинал говорить.
--
А неплохо тут люди живут!
Слепец подкинул на ладони тугой кошель, а затем развязал тесемки: золотые монеты весело запрыгали по пыльной мостовой. Вокруг них сразу же начала собираться толпа.
--
Ну и за что тебя на этот раз казнят? А? - усмешка озарила его лицо, - Опять кого-то убил? Допрыгался, уже и пришить незаметно никого не можешь.
--
Нет, я не убивал, - кое-как ворочая пересохшим языком прохрипел пленник, по-прежнему смотря в одну точку.
--
Что тогда? Ты стащил корону? Вынес всю казну? Переспал с принцессой?
--
Нет. - Из треснувшей губы по подбородку потекла струйка темной крови.
--
И правильно! Я слышал, что она жуткая уродина.
Рьяный лоточник слишком близко подбежал к телеге. Прежде, чем стража оттеснила его к обочине, слепец успел схватить румяное яблоко и сразу же откусил от него половину.
--
Так что же все-таки произошло. Ну-ка, скажи старому приятелю! Вспомни, сколько раз я твою задницу из пекла вытаскивал!
Готические башни собора вздымались ввысь. Золотой крест сиял, купаясь в бликах восходящего солнца. Толпа позади телеги все увеличивалась.
--
А яблоки то у них червивые, - поскреб подбородок бродяга, задумчиво уставившись на священника, только что вышедшего из собора, - Ну и ладно, - он запихнул остальное яблоко себе в рот. - Так в чем дело?
--
Это тебя не касается. Извини друг...
--
Да ладно, я уже привык. До встречи!
Эскорт приближался к месту казни. Палач уже стоял у дубовой колоды, поигрывая топором на длинной рукояти. Слепец отстал от телеги и затерялся в толпе. Пленнику развязали ноги и подтолкнули к ступеням эшафота. Он взошел туда, высоко подняв голову. Кровь звенела в ушах. Он не слышал приговора, что зачитывали людям, собравшимся на площади. Он выискивал в толпе знакомое худощавое лицо со шрамом вместо глаз.
--
Ты найдешь меня в следующей жизни? - подумал приговоренный.
--
Конечно, ты же без меня таких бед натворишь, еще в цветок какой-нибудь превратят, - прозвучало в ответ.