Аннотация: ...доброе слово само по себе не так убедительно, как доброе слово и острый коготь...
Мистер Брыс в новогоднюю ночь
Застольный галдёж то утихал, то вновь разгорался. Ждать пришлось долго. Мистер Брыс, впрочем, был прирождённый охотник и опытный сыщик -- терпения ему было не занимать. Пока шло время, он не спускал глаз с пышной ёлки и внимательно считывал тайные сигналы, бегающие вдоль нитей серебристого дождя и тихими искрами вспыхивающие в зеркальных шарах.
Окончательно праздничная суета улеглась лишь глубоко за полночь. Выждав для верности ещё немного, Мистер Брыс бесшумно выбрался из укрытия, ступил на чужую территорию и, невероятным волевым усилием запретив себе отвлекаться на соблазнительные запахи, напиравшие из кухни, стремительным броском засеменил к новогодней ёлке. Есть! Вот он и у цели. Ёлка! Густая, разлапистая. Настоящая! Мистер Брыс шмыгнул под ветки, не потревожив ни одного зеркального шарика. Он был кот. Рыжий соседский кот. И сейчас ему очень была нужна новогодняя ёлка.
Своей ёлки у Мистера Брыса не было. Потому как не было Николая Степановича. За три дня до Нового года старик не вернулся с прогулки. Когда-то, давным-давно, судьба свела их на летней скамейке в сквере - совсем ещё молодой Мистер Брыс лежал с видом скучающего аристократа в оставленной кем-то картонной коробке фабрики "Скороход", а Николай Степанович собирался почитать на свежем воздухе журнал "Вопросы философии". "Не возражаете, Мистер Брыс?" -- спросил Николай Степанович, перед тем как присесть. Мистер Брыс ценил в людях вежливость, поэтому не возражал. И они стали компаньонами, и прожили душа в душу без малого двадцать лет.
А до этого было ещё много всего - целых семь жизней. Непростых. Кошачьих.
Первая, как водится, была шальная, бестолковая, а потому самая короткая. Это уж потом, промотав ещё пару-тройку жизней, он понял, что имя для кота не последнее дело, и осознал, какая честь ему была оказана, какое красивое и многообещающее имя подарила ему первая судьба. Больше Байроном его не называл никто.
Вторая жизнь оказалась не намного длиннее первой и тоже сложилась непутёво. Так вышло. Оно и верно, шалопай он был ещё тот. Но уже старался вести себя прилично - не ходил сквозь стены, не дразнил гравитацию дерзкими полётами и вообще больше не пренебрегал физическими законами этого мира. Но он ещё не знал о существовании этических законов, нарушение которых, как оказалось, тоже сильно укорачивает жизнь котам. Во второй жизни ему нечем гордиться, от неё осталось лишь чувство досады. А всё из-за какого-то несмышлёного курёнка. Любой кот оправдал бы его за отсутствием улик, но только не фермер Джо Карпентер. Верзиле Джо, ладонь которого была с подкову ломовой лошади, доказательства не требовались, жизнь цыплёнка он ценил дороже жизни кота. Да и на что мог рассчитывать блохастый кот по кличке Шельмец. В глазах Джо он был виновен уже потому, что был рыжим. А цыплёнок - пусть ничтожное, но отягчающее обстоятельство.
Это уже гораздо позже рыжие вошли в моду и набрали силу. А до этого была ещё третья жизнь с кличкой Берсерк и четвёртая под именем Угрюмый Морган. Да и кто бы не впал в угрюмость после всего, что ему довелось пережить в шкуре одноглазого Берсерка. Однако те недолгие три года были прожиты геройски. Завалить стаю матёрых вампиров не каждый сможет. А Берсерк смог. Так что не зря старая хозяйка дорожила им, не зря. Пока был жив Берсерк, нежить обходила её дом стороной. Чутьё на всякое инфернальное зло у него было феноменальное. Ну а Морганом довелось пожить и того достойнее. Не так, как сейчас, но тоже неплохо. Кстати, IQ он тогда поднял на приличный уровень. Жизнь при библиотеке этому весьма способствовала, позволила ему многое понять, образумила, смягчила его природный нрав. Например, он понял: если тебе гарантировано пропитание, то душить мышей необязательно. Главное, чтобы они не грызли корешки умных книг. Однако при этом он никогда не забывал, что одно доброе слово само по себе не так убедительно, как доброе слово и острый коготь.
Затем была новая жизнь, отважная и по-своему весёлая. В целом, тоже ненапрасная, грех жаловаться. Судьба бывает на удивление изобретательна -- в этом мире сводит котов не только с людьми. Своего партнёра по бизнесу он вспоминает с теплотой, даром что Консерв был скрягой и терьером-полукровкой. Эх, какого жару давали они бандам, терроризировавшим кварталы Нью-Крысвилля! Зачистили городишко так, что щенки Тэрри хоть днём, хоть ночью могли забежать с сахарной косточкой в любой закоулок, не опасаясь ни за свою жизнь, ни за косточку. Тэрри - подружка Консерва. Из-за неё-то Консерв и остался тогда шерифом, переименовав город в честь лучшего друга, даром что тот был рыжим котом. Давно уж нет никакого Крысвилля, а Рыжбург на карте есть. Рыж - так его звали в пятой жизни.
Ему всё время кажется, что седьмая жизнь была продолжением пятой. Хотя промежуточная шестая мало чем на них похожа. Нелогично как-то, да так уж распорядилась судьба. В седьмой у него не было друга Консерва, зато жизнь была снова наполнена риском и бесконечными погонями. Он был непревзойдённый сыщик, он распутывал мрачные тайны, выслеживал негодяев и приобрёл в этом деле немалое искусство и славу. В смертельной схватке с Саблезубом и его дружками в кромешной тьме складских подвалов он лишился хвоста... А шестая, что шестая? Если бы не голод, когда даже людям не хватало хлеба, он ни за что не сунулся бы на корабль "Иван Федорович Крузенштерн". Бочка Джо Карпентера преследовала его кошмарами всю череду его жизней. Он и к дождевой луже-то всегда подходил с опаской, а тут - на тебе! - целое море. Или даже океан. Разницы между ними он так и не понял. Впрочем, рано или поздно коты ко всему привыкают. Гонял с палубы нечистоплотных чаек, добросовестно истреблял голохвостых трюмных крыс, за что всегда мог рассчитывать на уважение команды и сытный паёк от кока. Однако не та это была романтика, не та. И кличка у него была глупая - Матрос.
Ну а восьмую жизнь, самую долгую, самую мудрую и самую счастливую, ему повезло прожить с Николаем Степановичем. Терять такого прекрасного друга, как Николай Степанович, было горько и тяжело. Поэтому он всё обдумал и решил. Поэтому он здесь...
-- Рад видеть тебя, Байрон, -- приветствовал Мистера Брыса таинственный хвойный дух.
-- Тыщу лет никто меня так не называл, -- удивился кот.
-- Ай-ай-яй, Байрон, в твои-то годы!
-- Я больше никогда-никогда не стану ходить сквозь стены. Это в последний раз, клянусь! Сделай только, чтобы Николай Степанович, мой большой друг, вернулся.
-- Он не вернётся, Байрон. Это невозможно. Люди - не коты, им не даётся вторая жизнь. Им просто неоткуда её взять, ты знаешь.
-- Я отдаю свою. Непрожитую.
-- Вот как? Однако ты сам немолод, к тому же твоя непрожитая - девятая, а это значит последняя...
-- Знаю. Пускай последняя.
-- Уверен?
-- Уверен!
-- Человеку кошачьей жизни ненадолго хватит.
-- Ну, уж как получится. Сделаешь?
-- Будь по-твоему, Байрон.
-- Спасибо.
-- А ты молодец, что помнишь своё первое имя...
-- Помню, конечно. Но погоди, всегда хотел спросить... ведь в начале всего была ещё какая-то жизнь... там... ну, ты знаешь...
-- Не твоя - то коллективная память всего кошачьего племени. До пришествия в древнее Египетское царство.
-- Ах, вон оно что... Не туда ли возвращаются коты после девятой жизни?
-- Туда, Байрон, туда.
-- Ладно, спасибо тебе. Спасибо за всё. Пойду. Старик волнуется, когда я не встречаю его у порога. А у него слабое сердце.