Рубинштейн Леонид Алексеевич : другие произведения.

Мотив, часть Ii

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

   Глава двадцать шестая
   Звонок был явно начальственный: злой и нетерпеливый. На уровне белого дома.
   - Павел Андреевич, здравствуйте. Это Шакиров.
   Так и есть помощник мэра города.
   - Добрый день Юрий Игоревич. Слушаю.
   Да я, собственно ищу Вулаха. Где он?
   - Яков Исаевич на объекте в Терехине и вряд ли скоро будет. Что-то серьезное?
   - Да как бы тебе это сказать?.. Столько событий каждый день, связанных с Вулахом, что теряешь ориентацию: что серьезно, что не очень.
   - А сейчас что? Я могу знать? Или это секретная информация?
   - Да какая закрытая, Паша, о ней весь город говорит.
   - Я могу сейчас подъехать, Юра?
   - Давай быстрее. Через час мы с Мэром - к губернатору.
   Через двадцать минут Денин был в кабинете Шакирова.
   - Вот распечатка с компьютера. Внимательно посмотри ее. А я пока в приемную, сказал Шакиров.
   Перед ним лежал лист бумаги во всю ширину которого был размещен кроссворд под названием "Доска почета нашего города".
   "Ну и что, подумал Денин, какое это имеет отношение к Вулаху?"
   Но чем больше он внимательнее вычитывал горизонтали и вертикали, тем неуютнее себя чувствовал.
   "Злой юмор. Так шутить может только плохой человек, которому надо столкнуть всех лбами, а самому наблюдать со стороны и ухмыляться". Даже когда Денин увидел клетку с вопросом "Президент "Стройинвестбанка" он не сразу врубился. Откуда у нас такой банк? А потом до него дошло, что это про Вулаха и еще кое-про кого. Денин даже обрадовался: неплохая компания.
   Зашел Шакиров.
   - Ты понял эту мульку, Паша?
   - Ну, не совсем это и мулька. Здесь что-то посерьезнее.
   Да уж. Народ волнуется. Требует автора и заказчика. Тем более, что как стало известно, Газета "Город", ты же знаешь этих клоунов, собирается ни сегодня-завтра тиснуть у себя этот кроссворд...
   - Я представляю какой обвал последует за этим.
   - Нет, Паша, ты не представляешь...
   - Ну, для этого не надо иметь богатую фантазию.
   - Фантазия здесь не причем. Для этого надо иметь сына своего друга и компаньона.
   - Я чего-то не врубаюсь, Юрий Игоревич. Ты можешь понятнее выражаться?
   - Куда уж понятнее... Автор этого кроссворда - сын Вулаха Исай Вулах.
   - Что за шутки?
   - Это очень серьезно, Павел Андреевич. Кроссворд ушел на сайт мэрии из сайта Исая Вулаха - это установлено профессионалами.
   Денин встал и начал нервно мерить кабинет:
   - Не может этого быть. Зачем это ему?
   - Это доказанный факт. У дяди Яши, бедняги, итак проблема на проблеме. А здесь еще сын.
   - Я еду выяснять ситуацию.
   - Погоди, Паша. Не просто выяснить. Я не знаю кто - ты или Яша, это ваши дела - но вы обязаны перекрыть все пути этого вонючего кроссворда в газету. Если же его напечатают не знаю, что будет с Исаем Вулахом. Вернее, знаю. Парня просто порвут на куски. Конкретно. Так мне велели передать, персонажи его произведения.
   * * *
   Вулах старший чувствовал себя в этом банковском кабинете очень неуютно.
   В отношениях с людьми он предпочитал ясность, а сам накрутил такое, что продраться трудно. Как сквозь моток колючей проволоки.
   Жирнова говорит по телефону, а что ей скажет он, Вулах, когда она положит трубку?
   Ну что же, скажет все, как есть, то есть, как было.
   Она умная женщина и должна понять все правильно.
   Иначе он принимал ее за другого человека.
   - Слушаю вас, Яков Исаич. Какие-то проблемы?
   - Да, Жанна Матвеевна, проблемы. Но самое главное, что я втянул в них и вас.
   - Вы, наверное, имеете ввиду мой статус вашей любовницы?
   Он чуть не поперхнулся.
   Но Жанна не дала ему возможности для оправдания.
   - Веселенькое дело. Утром я не успела открыть глаза, как мне сын подсовывает газету и ехидненько улыбается:
   "Поздравляю мама!"
   Хорошо, что у парня есть чувство юмора. Но у меня это чувство начисто отсутствует и я хочу спросить, господин Вулах, почему я оказалась замешанной в грязную историю с какой-то квартирой, которую я ни у кого не просила и никогда ни у кого не возьму!
   В гневе она еще красивее чем обычно, краем сознания отметил Яков, но если он сейчас не ответит на вопрос, то уже завтра ему нечего делать не только в этом крае, но и вообще в пределах России.
   - Слушаю вас, Яков Исаевич.
   Это была одна из позорнейших минут его жизни, но и ее надо преодолеть.
   Всему есть своя плата.
   - Сейчас я все расскажу, объясню , Жанна Матвеевна. Для этого я и попросил вас меня принять.
   Он рассказал все, как было. как он это задумал и как получилось.
   Она внимательно выслушала и сухо, с едва скрытой ехидцей сказала:
   - Прежде чем выделять жилье любовнице, ее хоть предупредить нужно было. А то, знаете, от счастья тоже умирают.
   Он опустил голову.
   - Надеюсь, что эта страница наших отношений перевернута, Яков Исаевич. Меня вызывают на суд по вашему уголовному делу в качестве свидетеля. Хочу предупредить вас, я никуда не пойду. У вас крепкая голова на плечах, крепкие кулаки, надеюсь, крепкие защитные тылы...
   - Нет, я буду защищаться без адвоката.
   - Это ваше право, господин Вулах. Я же в свою очередь направлю в суд письменное объяснение моего отсутствия.
   Не смею вас больше задерживать. Всего доброго.
   * * *
   Павел нашел прежде всего Исая. Они встретились в обеденный перерыв в кафе фирмы "Новый век", где работает Вулах-младший.
   Он делал это в обход Якова и Лизы. Они бы точно ничего не поняли. И это хорошо на данном этапе.
   Чтобы подробно разобраться с этой "Доской почета", нужна температура тела и мозгов не 36,6 по Цельсию, а ноль.
   Исай встретил Денина у входа:
   - Павел Андреевич, что так срочно? Надеюсь у вас и Екатерины Ивановны все в полном порядке:
   - Спасибо, Исай. У нас все в порядке. Давай присядем вон за тот столик.
   Они сели за столик в углу. Павел вытащил пачку сигарет, но Исай с виноватой улыбкой показал ему на запретный знак с перечной сигаретой. Павел заткнул пачку обратно в карман.
   - Что вы будете пить?
   - Погоди, Исай, не суетись. У нас очень мало времени, а проблема требует скорейшего разрешения, иначе...
   - Проблема? - спросил Исай, и тут же уперся в холодные узкие зрачки Денина.
   Пауза была недолгой.
   - А... Я все понял. Вас интересует появление в Интернете кроссворда "Доска почета"?
   - Да, именно. Хорошо что не пришлось долго объяснять. Кто тебя уполномочил это сделать, Исай?
   - Никто. Это моя собственная идея и исполнение.
   У Павла звякнул мобильник. Он дрожащими руками вытащил его из внутреннего кармана пиджака. Так, будто это была не трубка, а золотая рыбка на крючке дедовой удочки. Не удержишь, и поминай, как звали.
   - Слушаю! Да, я. Так... Так... Я правильно понял, кроссворд не пойдет на полосу, пока не вернется из командировки главный редактор? А он вернется через пять дней. От души вам благодарен! Вы же знаете, я в долгу не остаюсь. До встречи, дорогая.
   "Слава Богу. Пять дней это срок! Это не один день", возликовал Павел. - За пять дней кое-что можно предпринять. И даже спасти этого безмозглого умника, сидящего напротив",
   - А в чем состояла идея? Смысл этой акции?
   - Я бы не стал называть так громко и пафосно публикацию кроссворда.
   - Но ведь твой кроссворд касается не космоса или героев русской литературы. В нем намек на живых героев, людей, которые рядом с нами.
   - Правильно, Павел Андреевич, только намек. И пусть каждый думает в меру своих умственных возможностей.
   - Но получилось так, что в ответах почти все пользователи Интернета оказались одни и те же фамилии живых, а не литературных персонажей. И все они уважаемые, серьезные граждане нашего города, руководители крупных предприятий, служб и т.д.
   - Значит, читатели думают об этих уважаемых гражданах так же, как я. Значит я не ошибся.
   - В чем ты не ошибся?
   - В том, что "Доска почета" важная форма воздействия на общественное мнение.
   - И кто тебе дал право формировать общественное мнение?
   - А это право может взять на себя каждый. Каждый, кто заходит в Интернет со своим письмом, обращением, предложением, уже влияет на Пиар.
   - Да, сынок, и мы с тобой можем зайти. Только можем уже не выйти.
   - Ну почему так мрачно, Павел Андреевич?
   - А вот теперь мы с тобой подошли к самому главному. Я буду вещи называть своими именами, а ты, пожалуйста, внимательно послушай. Тебе сколько лет.
   - Двадцать восемь.
   - Вполне приличный мужской возраст для того, чтобы ориентироваться во времени и пространстве.
   - И я так думаю...
   - Может и думаешь, но делаешь с точностью до наоборот. Реальные люди фамилии которых оказались в клетках твоего кроссворда, оскорблены и обижены. Они не желают быть мишенями в тире общественного мнения. И я их понимаю. А вчера, когда эти люди узнали, что газета "Город" собирается опубликовать "Доску почета" на своих страницах, мне прямо сказали: автору кроссворда не жить. Тебя элементарно могут убить, Исай.
   - Значит, получается, что я смертен, а мафия по-прежнему бессмертна? Извините, у меня кончился перерыв, Павел Андреевич.
   - Но я хочу сказать тебе кое-что важное о твоем отце.
   - Отце?
   - Да. Если можешь отпроситься на полчаса, жду тебя в своей машине на стоянке. Синий "Пежо".
   - Хорошо, я я выйду через пять минут.
   "Неужели мой Слава тоже был бы таким тупоголовым и самоуверенным. Как Исаю вдолбить, какая беда грозит ему и нам всем?" думал Денин в ожидании Исая.
   И ничего не смог придумать, потому что Вулах-младший уже через пять минут сидел в машине.
   - При чем здесь мой отец?
   - При том, что ты и его сделал живым экспонатом "Доски почета". Яше Вулаху итак достается со всех сторон, а тут еще кроссворд на его голову. Взбешенные конкуренты взбунтовались против него его коллектив "Строй-треста", а председатель стачкома нашел твоему отцу любовницу, которой в природе не существует. За это, правда, получил пощечину. Но отца за эту пощечину привлекли к суду. И теперь ты подставил его под новый удар...
   - Я? Чем?
   - А ты помнишь строчку в своем кроссворде "Президент "Стройинвестбанка"?
   - Ну да...
   - А кого ты имел ввиду, Исай?
   - Президента этого самого банка...
   - Такого банка в природе не существует. Есть "Проминвестбанк". И теперь я судя по твоим неуверенным ответам, твердо убежден в том, что ты не автор кроссворда, а просто технический исполнитель. И что у этого грязного дела есть заказчик.
   Рассказывай, Исай. Я тебе не враг, ты это знаешь. Но если сейчас ты будешь до конца искренним, мы все сможем избежать больших бед.
  
  
  
  
   Глава двадцать седьмая
   В своей жизни Вулах лишь однажды присутствовал в судебном заседании. Он проходил свидетелем по делу о хищении десяти мешков цемента со стройки, где он начинал прорабом.
   Было это в далекое советское время. Деталей процесса он не помнит. Но хорошо помнит, что зал суда не украшали клетки для обвиняемых, а судья была без мантии. И никто не говорил ей: "Ваша честь". Просто "товарищ судья"?
   Это однако не мешало ей выдать каждому из расхитителей социалистической собственности по 10 лет тюрьмы.
   Зал, куда он пришел в качестве обвиняемого, выглядел помпезнее того, который остался в памяти свидетеля Вулаха.
   Даже клетка справа от кресла судьи, не портила общей картины. декоративности. Позади судьи на стене был прилеплен большой золотой герб России. От него уже начали отлетать частички позолоты. И это сразу засек глаз строителя.
   "Халтура - машинально отметил про себя Вулах, - Судам наверное тоже не хватает денег на поддержку штанов? Или здесь тоже крадут, как везде",
   Зал был полон. В основном знакомые лица из "Стройтреста".
   Расталкивая всех задами, выискивали удобные места для своих пушек журналисты.
   Занимали свои посты милиционеры.
   Все, как на реальном резонансном процессе.
   Лизе он приказал сидеть дома. Иначе ее присутствие в суде будет влиять на его кураж. А кураж ему нужен, как никогда. Сопротивлялась она вяло, потому что в душе чувствовала, что муж прав. С сыном Яков не успел поговорить, потому что Исай пришел домой около часа ночи, когда мама и отец спали, а ушел в седьмом часу утра, когда они еще спали.
   На кухонном столе он оставил записку: "Отец, я с тобой, если для тебя это важно. Мы обязательно поговорим, когда ты вернешься. Исай".
   Лиза прочитала записку и ее начало медленно колотить. Что значит: "если для тебя это важно?"
   Что он задумал?
   А Яков только крякнул:
   - У него и сейчас все через левое ухо.
   Когда Вулах зашел в коридор суда, все как по команде сделали живой коридор, а в зале уже сидели за одним столиком Коронкин со своим адвокатом. Они о чем-то тихо переговаривались.
   К нему подошел человек в униформе:
   - Гражданин Вулах, добрый день! Я судебный пристав. Должен вас проводить за выгородку. Лица обвиняемые в уголовных деяниях, по правилам судопроизводства, находятся во время процесса в огороженной части зала - как показалось Вулаху, виновато сказал исполнитель.
   Он проводил Вулаха за решетку и посадил на скамейку. Затем с лязгом закрыл на замок решетчатую дверь.
   Через решетку Яков сразу увидел Павла и заплаканную Катерину. Они обменялись едва заметными кивками.
   Ровно в десять утра секретарь суда громко выкрикнула:
   - Прошу всех встать - суд идет!
   Тут же из боковой двери показалась важная дама в черной мантии. Она заняла место у кресла, поздоровалась, села , ударила деревянным молотком по подставке и огласила:
   - Здравствуете! Прошу садиться.
   Слушается дело по обвинению гражданина Вулаха Якова Исаевича в избиении гр. Коронкина Петра Семеновича. Прошу секретаря огласить явку свидетелей.
   Вскочила молодая телка:
   - Ваша честь, свидетели ожидают в коридоре. Явились все, кроме гражданки Жирновой. Она прислала письменное объяснение. Вот оно.
   Секретарь передала судье конверт.
   Судья. Спасибо. Дело слушается бригадой юристов в составе. Председатель суда.... Государственное обвинение поддерживает... Защиту пострадавшего осуществляет адвокат... Подсудимый отказался от услуг адвоката и осуществляет свою защиту сам.
   Подсудимый, встаньте, пожалуйста. Сообщите суду свои основные биографические данные, место жительства и место работы.
   Вулах легко поднялся и сделал все, что от него потребовали.
   В этот момент из зала суда в эфир пошел сигнал канала "Городские подробности". Лиза думала, что Якова нужно будет выискивать среди других долго, а он вот он - крупным планом, забранный решеткой. Зеленые металлические решетки сверху вниз.
   Своим глуховатым голосом он рассказывает, когда родился, где и кем работает.
   "Какой-то он чужой и далекий. Я его таким никогда не знала. Скорее бы это кончилось".
   Камера перешла к столу прокурора. Рядом с ним сидел Петр Коронкин.
   Судья. Пострадавший, встаньте. Коротко изложите свои биографические данные, место проживания, кем и где работаете?
   Коронкин вскочил, как молодой, и звонко отбарабанил ответы на все вопросы.
   ... Нахимов морщился, глядя на экран. "Дурилка картонная, - думал он про Коронкина. - На полном серьезе думает, что он вождь рабочего класса. А не соображает, что его сделал таким Вулах. Если бы не нокаут дяди Яши, хрен бы о тебе кто-нибудь узнал, фюрер из "Строй-треста". Даже мои деньги ничего бы не сделали"
   Что же до приговора, то Нахимов на девяносто девять процентов был уверен в его символическом сроке. Главное, что Яша перед тысячами людей сидел за решеткой. Как обычный рядовой алкаш побивший соседа по лестничной клетке. И это видят все его земляки. Что же, смотрим дальше. Это только первая часть сериала под названием "От восхода до заката".
   Судья. Слово - прокурору, ст. советнику юстиции Колягину.
   Прокурор. Спасибо, ваша честь. 15 ноября с.г. подсудимый Вулах Я.И. на почве неприязненных отношений избил гр. Коронкина П.А. в присутствии .... людей и пользуясь служебным положением. Деяние Вулаха квалифицируется как избиение другого лица с частичной потерей трудоспособности и карается по статье 130 прим Уголовного процесса кодекса Р.Ф. У меня все, ваша честь. Спасибо.
   Судья. Подсудимый, встаньте, пожалуйста. Вам понятно предъявленное вам обвинение и признаете ли вы себя виновным?
   Вулах. Признаю, но частично. Да, я ударил один раз Коронкина по лицу и больше его не трогал. Избиения не было. У меня есть более сотни свидетелей.
   Судья. Ваша позиция понятна. Садитесь. Коллега (она обращается к прокурору), В ходе подготовки к судебному разбирательству подсудимый отказался от услуг адвоката и решил защищаться сам. Это его право. В этой связи как мы будем строить дальнейший ход заседания?
   Прокурор. Ваша честь, я предлагаю выслушать обе стороны. Вначале пострадавшего, затем подсудимого, а после этого перейти к допросу свидетелей.
   Судья. Принимается. Пострадавший, встаньте.
   Вам предоставляется возможность рассказать о том, что произошло 15 ноября с.г. в зале "Строй-треста".
   Коронкин живо вскочил. Он весь светился желанием огласить все и для всех.
   Коронкин. Ваша честь, я позволю себе возразить против своего статуса в суде. Я не пострадавший, я жертва расправы...
   Судья. На юридическом языке вы потерпевший. Переходим к событиям 15 ноября.
   Коронкин. Хорошо, ваша честь. В этот день весь коллектив "Строй-треста" вышел на демонстрацию протеста против антинародной политики генерального директора Вулаха.
   Судья ударяет молотком:
   - Коронкин, у нас здесь не политический процесс, а уголовный. Прошу ближе к событиям 15 ноября. Конкретно, свидетелем и участником каких событий стали вы сами:
   Коронкин. Понял, ваша честь. Когда Вулах Яков Исаевич заявил что он своей властью выведет из списка на получение льготных квартир строителей, которые давно стоят в очереди, я сказал, ему при всех, что он собирается отдать одну из квартир своей любовнице. Тогда он подошел ко мне, приказал встать и ударил в челюсть. Я упал без сознания. Он же очень сильный мужчина несмотря на возраст. А дальше он начал меня избивать.
   В зале вначале раздались отдельные выкрики: "Он брешет!" "Бил он его!" "Ударил один раз!" "Не слушайте!" "И Коронкина надо задвинуть подальше!" Затем они перешли в сплошной гул.
   "Я не пойму, они за него или против", подумала Лиза. - Разве Яков плохо руководит производством?"
   Судья яростно трижды стукнула молотком. Гул чуть стих.
   Судья. Если зал не успокоиться и не даст суду нормально работать, я вынуждена буду перевести слушание в закрытый режим.
   В зале стало тихо.
   Судья. Продолжаем. Коронкин вы утверждаете, что потеряли сознание после первого удара в челюсть.
   Коронкин: Да, ваша честь,
   Судья. После того как вы потеряли сознание, вы чувствовали, что по вашему телу продолжают наносить удары?
   Коронкин. Нет, ваша честь, мне об этом потом рассказывали...
   Судья. То есть, это вы утверждаете со слов других людей?
   Коронкин. Ну да, я же был без сознания.
   Судья. Как вы себя чувствуете сейчас?
   Коронкин. Спасибо ваша честь. Не очень хорошо. Голова кружится, иногда меня пошатывает.
   Гул в зале.
   Судья. Так может быть перенести процесс на более позднее время, когда вы выздоровеете?
   Коронкин. Да что вы, господин судья, извините... ваша честь...я готов бороться за справедливость в любом состоянии!
   "А что, если взять его к себе клерком по связям с общественностью, язык у него как помело в руках хорошей домработницы", - подумал Нахимов. - А пока абсолютное внимание , сейчас дадут слово дяде Яше:
   Судья. У меня вопросов к пострадавшему больше нет. У обвинения?
   Прокурор. Нет, ваша честь.
   Судья. Суд готов выслушать сторону обвиняемого. Встаньте, Вулах.
   Яков медленно встал и подошел к решетке.
   Судья. Обвиняемый, расскажите теперь вы, что произошло в зале "Стройтреста" 15 ноября с.г.
   Вулах. Это было под вечер, около шести часов. В большой нарядной "Стройтреста" по моей просьбе собрались представители коллектива, чтобы обсудить наши общие проблемы. Когда мне дали слово, я сказал, что силой своей власти лишаю льготного жилья тех, кто не хочет работать по современным требованиям или саботирует производственный процесс. Когда я назвал количество наказанных, Коронкин задал вопрос: "Насколько я понимаю, ваша любовница не входит в это число, то квартиру получит".
   Вопрос был явно провокационный, я был оскорблен. Я подошел к Коронкину и ударил его по физиономии.
   Судья. Что было дальше?
   Вулах. Я развернулся, вышел из нарядной и уехал домой.
   Судья. Чем конкретно вас оскорбил вопрос Коронкина?
   Вулах. Своим грязным намеком. У меня никогда не было и нет любовницы. Поэтому в своем встречном иске я буду судиться с Коронкиным за клевету в мой адрес.
   Прокурор. Позвольте, ваша честь, вопрос подсудимому.
   Судья. Да, коллега.
   Прокурор. Ваш встречный иск, Вулах, безусловно будет рассмотрен, но не на сегодняшнем заседании. А пока позвольте спросить не оказался ли удар по лицу Коронкина реакцией на то, что он вывел на забастовку коллектив "Строй-треста", и тем самым нанес ущерб вашему авторитету как руководителя?
   Вулах. Я никогда свой авторитет не завоевывал кулаками.
   Прокурор. А чем?
   Вулах. Головой и совестью.
   Прокурор. У меня больше нет вопросов, ваша честь.
   Судья. Приступаем к допросу свидетелей.
   Обращается к судебному приставу.
   Пригласите, пожалуйста, свидетеля Хомича.
   Пристав открывает дверь из зала, выходит в коридор:
   - Свидетель Хомич!
   Входит председатель профкома "Стройтреста".
   Судья. Пройдите за трибуну. Полностью. назовите свои данные, место жительства и работы. Предупреждаю: дача заведомо ложных показаний и отказ от показаний влекут за собой уголовную ответственность. Вам это понятно: этот стандартный набор предъявляется далее всем свидетелям. Поэтому не будем к нему возвращаться.
   Судья. Стороны могут задать свои вопросы свидетелю Хомичу.
   Прокурор. Позвольте мне, ваша честь? Свидетель, вы присутствовали при расправе обвиняемого Вулаха над потерпевшим Коронкинвым?
   Хомич. Да, я находился рядом.
   Прокурор, И что вы видели? Подробнее, пожалуйста.
   Хомич. Я видел, как Вулах ... наш генеральный директор... подошел и ударил Коронкина в скулу.
   Прокурор. Далее?
   Хомич. Коронкин упал и отключился.
   Прокурор. А Вулах?
   Хомич. А далее я в подробностях не помню...
   Прокурор. Что значит - не помните? Вы же сами говорите, что находились рядом? Вулах после этого еще применял силу против Коронкина?
   В зале потихоньку нарастает гул.
   Хомич. Нет. Вулах, ... кажется ... ушел.
   Судья. Подсудимый вы тоже имеете право задавать вопросы сторонам процесса.
   Вулах. Спасибо. С Хомичем все ясно, вопросов к нему не имею.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава двадцать восьмая
   Господь Бог тоже "наверное, стареет". Не может он тысячу лет оставаться в одной поре. А коль стареет, значит появляются проблемы с памятью.
   Иначе что же получается: обещал всеобщее счастье, победу сил света над силами тьмы, торжество справедливости и прочее... А на самом деле торжествует всеобщий бордель. И справедливость в нем продажная дева. Давно не первый номер даже для рядового клиента.
   Так размышляла Виктория Лицкая после просмотра по телевизору суда над Вулахом-старшим.
   А Яков Исаевич крутой мужик. Даже за решеткой он выглядел орлом. Сейчас вспомню актера... всегда такой хмурый, но привлекательный магнетический для всех баб... Да ... вот ... Жан Гобен. Сочетание тренера по боксу и полицейского комиссара.
   Ум и сила.
   Но поиздевались над ним, как хотели. Ладно, 20 тысяч рублей для поправки здоровья пострадавшего. Это нормально. А вот год условно с подпиской о невыезде мелко и никчемно ... Будто алкашу за избиение тещи.
   Но обвиняемый через эту кучу просто переступил. И когда судья предоставил ему последнее слово, ответил: "Последнее слово я еще не сказал"
   Кто - бы сомневался.
   Не даром зал устроил ему аплодисменты.
   Интересно, а что от отца у Исая? Пока я одно могу назвать: бычье упрямство.
   Хотя где-то глубоко-глубоко в душе прячется его нежное и тонкое чувство.
   В прошлый раз, когда мы общались с его мамой, она рассказала мне маленькую трогательную новеллу на эту тему.
   Она не должна была никак проявить, что знакома со мной. А отношение ко мне с его стороны прощупать должна была.
   И вот мама говорит сыну: "Ну хорошо, Исайчик, ты не расположен к нашей общей знакомой Вере. Мы с папой опечалены, но в общем понимаем: насильно мил не будешь. А вот ты как-то обмолвился о том, что если тебе понравится другая девушка ... Ты помнишь этот разговор?
   "Исай стоял спиной ко мне, - продолжала мне рассказывать Елизавета Давыдовна, - и когда я сказала "другая девушка", будто кто-то пропустил слабый ток сквозь эту спину. Это не был ток с отрицательным зарядом, а наоборот. Я своего сына чувствую за километр".
   Ладно, спасибо ей за моральную поддержку. Но ведь она наверняка смотрела передачу из зала суда. Если, конечно, сама не была там. Позвоню-ка ей. Может встретимся.
   - Елизавета Давыдовна, добрый день. Это Вика.
   - Вика? - у Лизы был такой испуганный, сдавленный голос - Как хорошо!
   Тут она вообще перешла на шепот.
   - Где бы вы сейчас не были, приезжайте скорее! Чем угодно. Жду вас.
   В трубку пошел сильный сигнал. Вика повертела ее и поняла, что нельзя терять ни секунды. Наверное, Женщина так тяжело пережила суд над мужем, а дома никого нет.
   Хорошо, что накануне ее "Смерти" привели в чувство после удара о дерево. Вике этот двухместный седан был подарен всей семьей, включая брата Германа, по случаю перехода на выпускной курс университета.
   После курсов и получения прав она еще долго не садилась за руль, но с помощью Абортхи месяца через два преодолела мандраж. А потом и сама стала демонстрировать чудеса лихачества.
   Пока не врезалась в дерево на тротуаре. Подавала вперед, а дернула назад.
   В этом вся ее натура: ни влево, ни вправо, только вперед или назад.
   Никакой гибкости или дипломатичности, по любимому выражению бабушки.
   Уже через три секунды после звонка Вики Лиза была у калитки. Как она успела. И выглядела она не слабой, и тем более не после валерьянки.
   - Послушайте меня внимательно, - начала она жарко шептать в ухо Вике, - ведите себя, как ни в чем не бывало.
   - А что случилось, Елизавета Давыдовна? - так же шепотом спросила Вика, - Вы же обещали мне говорить "ты".
   - Да, да, Викочка. Пошли. Исай сейчас дома.
   Опа! Нет, туда я не ездец!
   Она попыталась развернуться, но Лиза крепко держала ее за плечи:
   - Не смей! Или сейчас или никогда! Он работает у себя в комнате у компьютера. А мы пока отряхнемся, почистим перышки и позовем Исайчика пить китайский чай. Он его очень любит.
   Все это она договаривала уже в столовой, помогая Вике снимать курточку и усаживая в кресло.
   - Сидеть! приказала она. "Бабуля помоги мне, займи мне чуть-чуть своей гибкости и дипломатичности".
   - Сейчас иду, мама! Только отключу технику.
   Голос был какой-то глуховатый, но там же дверь закрыта.
   Теперь обратной дороги нет.
   Только быстрее, у меня полчаса времени, ма... - сказал он, зайдя в столовую, и остолбенел
   - Это ты?
   - Я. Здравствуй, Исай. Если не против, я тоже выпью чаю. - отвечала она первое, что пришло в голову. Она встала. И он стоял.
   "Тяжелая у него, однако реакция"
   - А ... каким образом?
   - Все очень просто, - сказала Лиза. - Это я пригласила Вику к нам.
   - А ... вы что ... знакомы?
   - Да, недавно познакомились. Я, надеюсь, ты не против, если мы все вместе выпьем чаю?
   - Почему я должен быть против. Только у меня очень мало времени.
   - Поняла. Мне нужна одна минута. Я в кладовку за вареньем.
   Лиза растворилась.
   "Если я буду молчать, он первым не заговорит. А что, с меня корона упадет?"
   - Исай, мы давно не виделись. Мне не хватает тебя, правда. Я чем-то провинилась, скажи мне? У нас ведь было все хорошо ... Мы не можем так взять и разбежаться. Навсегда. Ты же везде ищешь логику. Но здесь логики никакой нет...
   Он молчал.
   - Если ты скажешь мне сейчас уйти, я уйду, но это будет плохо, очень плохо...
   - Не надо уходить, Вика. Я чувствую, мама будет очень огорчена...
   - А ты?
   - Я об этом скажу тебе позже. Прошу тебя. У меня сейчас самое тяжкое время за всю жизнь. Не надо ничего спрашивать. Единственное о чем я прошу, как можно больше будь с мамой. Ей сейчас хуже всех, тем более после суда над отцом. Стоп. Мама идет.
   Вика держалась за стул. Она пребывала в состояние о котором можно сказать примерно так: Ее вначале огрели чем-то тяжелым по голове и тут же влили в рот рюмку настоящего джина "Белая лошадь".
   - Ребята, нашла. Фирменное. Никогда ничего как у вас принято говорить: "Эксклюзив!" Вишневое с перетертыми орехами.
   - Мамуля, я только чашку чая стоя. А Вика пусть пробует орехи за меня и за себя. Все, побежал.
   Лиза вначале ничего не поняла, но потом сообразила: это как мгновенная разрядка освобождение после грозовой тучи.
   - Что это было, Вика?
   - Я не знаю, Елизавета Давыдовна. Но точно знаю, что вы от меня уже не отделаетесь.
   Лиза открыла рот, но ее перебил звонок.
   - Да, Яков, слушаю ... Я все видела. Ты был выше их всех на голову. Звонишь с работы?.. Я так и подумала, что из суда ты поедешь в контору. Ну все... Ждем тебя. Целую.
   Она положила трубку и растерянно посмотрела на Вику:
   - О чем это мы?
   - Елизавета Давыдовна, я слушала ваш разговор с мужем, хотя меня это совсем не касается...
   - Ну что ты... Теперь тебя многое будет касаться в нашем доме.
   - Вы уверены?
   - Как в том, что вижу тебя. И не надо шарахаться от одной крайности к другой. Полминуты назад ты заверила меня, что мы от тебя уже не отделаемся, а теперь ищешь у меня уверенности. Давай уж петь в одну дудочку. А дудочка эта - Исайчик.
   А через день грянул гром позвонче суда над Вулахом.
   В газете "Город" на двенадцатой полосе вышел кроссворд "Доска почета".
   Павла чуть удар не хватил. Он же сделал все чтобы перекрыть все каналы публикации, заручился железной поддержкой первого заместителя редактора ... И вот результат. Теперь надо брать Исая в охапку и срочно вывозить за пределы Белогорска.
   Срочно, подальше и подольше. Пока все не уляжется.
   В это же момент у Нахимова настроение было более мажорное.
   Он попытался поставить себя на место обычного обывателя, человека, который до сегодняшнего дня знал о Якове Вулахе только хорошее.
   Сидит такой человек с женой на кухне, пьет чай и говорит:
   - Ты смотри, такой был этот Вулах, а сейчас сам стал зэком. И сынок его доброго слова не стоит.
   - А потому, что деньги и власть им глаза застилают. Хапают, хапают, а все мало. Но ты знаешь, чем нам лучше жить чем им?
   - Интересно, чем?
   - Мы спим гораздо лучше их. Нам терять нечего.
   И вот теперь самый момент услышать дядю Яшу, осужденного Вулаха. Из уст в уста.
   Он знал что Вулах не признает мобильников и набрал его приемную.
   - Здравствуйте. Приемная "Строй-треста".
   - Да. Представьтесь, пожалуйста.
   - Нахимов Герман Сергеевич. А Яков Исаевич на службе?
   - Да, одну минутку.
   Он услышал: "Яков Исаевич, вас спрашивает господин Нахимов". "Соедини нас", "Сейчас".
   - Нахимов? Что надо?
   - Добрый день, Яков Исаевич. Мне много чего надо. Но прежде всего хотел узнать, как ваше драгоценное здоровье?
   - А вот это тебе точно не надо. Короче. У меня на треп времени нет.
   - Хорошо. Постараюсь телеграфным текстом. Вашему сыну, Исаю, грозит серьезная опасность.
   - Ты уже добрался и до моего сына?
   - Погодите, Яков Исаевич, не нервничайте. Послушайте меня. И вы поймете, что я хочу ему только добра.
   * * *
   Итак, задачу по моральному уничтожению Вулаха Нахимов практически выполнил.
  
   Моими руками, Геннадия Строкина.
   Забастовка. Суд. Теперь Исай.
   Адмирал думает, что загнал дядю Яшу в пятый угол. И что больше он не поднимется.
   Это как заклание старого быка на испанской корриде.
   Вот он почти добитый, лежит на боку. Трибуны ревут.
   Фенита.
   Но на корриде убивают, глядя прямо в глаза друг другу. Матадор же Нахимов все время целит в спину.
   С другой стороны не надо делать трагедию из проблем Вулаха.
   Это скорее психологическая драма, или, точнее, комедиодрама.
   Вулах как работал, так и работает. "Строй-трест" очень живучий организм. Он тонко чувствует колебания окружающей среды. И хорошо знает, что если что-то случится с дядей Яшей и он слетит с катушек, то и предприятие с добрым советским названием "Строй-трест", будет разобрано как старый сарай.
   А судебный фарс все так и восприняли, как фарс. О пострадавшем Коронкине никто доброго слова не сказал.
   Теперь выстрел за мной, господин Нахимов - Бобин.
   Но вначале я выведу из-под огня Исая Вулаха.
   * * *
   После разговора с Нахимовым Вулах прозвонил персонажам "Доски почета", съездил к директору хлебо-булочного объединения. Тому, который "Дырка от бублика".
   Они знакомы были еще с советских времен, когда Вячеслав Танкин руководил орсом Кировского района. Был он на десяток лет моложе Вулаха, всегда лучше всех рассказывал анекдоты.
   Для начальства, милиции, прокурора, партийных боссов - существовала раз и навсегда установленная такса. Раз в неделю большой пакет дефицитной жратвы, раз в год холодильник, телевизор или шубка жене.
   Все было расписано, со всеми умел ладить.
   Но аппетиты нынешних клиентов отличаются от прежних, как, скажем, рацион питания балерины от борца сумо. Этим нужны не разовые подарки, они накладывают лапы на производство на прибыль: 10 процентов, 25 и т.д. В зависимости от аппетита. Хлеб ведь главный продукт на столе, а еще кондитерская продукция. Все думают что он, Танкин, ку3пается в миллионах...
   Они давно не виделись, но поздоровались душевно. Все знали что Вулах не любит подходов и реверансов. И кофе с коньяком тоже не пьет.
   - Слава, - начал он, - я только утром узнал, что ты тоже оказался на этой ... Доске почета, которую придумал мой сын. Ну, с ним у меня будет короткий разговор, можешь мне поверить...
   - Я тебе верю, Яша. Но это еще будет, а газету уже читают и передают друг другу, как во время войны передавали листовки. "Прочти и передай товарищу!"
   Яков слушал, опустив голову. Помолчал и спросил:
   - Это сильно повредит твоим делам?
   - Что тебе сказать, Яша? Те люди, под которыми я и мой комбинат , вряд ли изменят ко мне отношение. У них другие масштабы и другие понятия. Гораздо чувствительнее пострадают моя дочка, которая работает в банке у Тюленина, моя жена, доцентша университета. Этот скандальный "Город" читают все. Он проникает во все дыры, сквозь все стены. Но что теперь сделаешь, птичка вылетела.
   - К сожалению, я узнал об этом, когда она действительно вылетела.
   Вулах собрался встать.
   - Погоди, Яша, если тебе интересно мое мнение. Тут надо четко разобраться. Одно дело, если всю эту мульку от начала до конца придумал твой сын, а другое, если за его спиной стоит заказчик. Это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Ты меня давно знаешь, я не кровожадный мужик, но если бы этот заказчик попал ко мне в руки, я бы из него сделал тонкую прокладку говоря нашим пекарским языком.
   - Кто-бы не стоял за этим, прими, Слава, от меня извинения. А мой сын пусть отвечает за себя сам.
   Он пожал Танкину руку.
   - Яша, единственное что я в этой ситуации могу сделать, это передать всем остальным героям "Доски почета", что ты глубоко сожалеешь о случившемся. Ты крепкий парень, Яша, не поддавайся... Ты же знаешь притчи о малых и больших детках.
   Вулах никогда бы сам не попросил Танкина переговорить с другими пострадавшими. Он бы скорее руку себе откусил. Но это сделал сам Танкин, и в душе Вулаха шевельнулось что-то теплое.
   Ничего, он никогда не оставался в долгу. Лиза сразу увидела: "Будет сильная гроза".
   Яков едва открыл дверь, как от него начали бить молнии.
   Он не поцеловал Лизу и хрипло спросил:
   - Где Исай?
   - Он днем прибегал на полчаса, сказал, что у него срочные дела, и до сих пор не объявлялся. Что-то случилось, Яков?
   - Случилось не то слово.
   - Яша, не убивай меня! Скажи толков, что стряслось?
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава двадцать девятая
   Вечером Герман ждал гостей. Повод был известен всем близким и друзьям: завершение реконструкции загородного дома.
   Внутренняя начинка, интерьеры а-ля русс особого удивления не вызывали. Это есть уже у многих. А вот привязка к окружающей среде была восхитительная - недаром хозяин посвятил ей два года.
   Бассейна во дворе не было, такой сноб как Герман Нахимов, не может позволить себе банальности, которой сегодня похваляется чуть ли не каждый лавочник. Три года назад недалеко от города он нашел озерцо рядом с сожженным хуторком.
   Там он на самом берегу поставил деревянную усадьбу., почистил бесхозное озерцо и, таким образом, замкнул на природном пейзаже свою усадьбу "Нахимово".
   Когда он привел своих гостей к озеру, они от восхищения потеряли дар речи.
   Только Вика сумела членораздельно выразить эмоции присутствующих:
   - Точно как в Клинк, у дома музея Чайковского. Ну, братик, ты даешь! И хотя из присутствующих ник5то в Клину не был, все сразу поверили Вике. Она среди них была самая эрудированная.
   Пруд был подернут тонким ледяным панцирем, только место выхода трубы из бани в воду укрыло кудрявое облачко пара.
   Кто-то подал голос "Давайте здесь посидим!" но поддержали его вяло. Все-таки конец ноября. И когда хозяин пригласил всех к столу на веранду, все радостно потопали за ним.
   Тем более, что вид из теплой веранды на забранное льдом озерцо оказался еще более желанным и привлекательным.
   На столе тоже все было своим, родным: черный хлеб с хрустящей горбушкой, нетронутая ножами зелень, вареная телятина, водочка "Смирнорвская".
   Первую, конечно, подняли за хозяина и чудесный уголок природы, который он создал своими руками, а следом поехало. Внимание публики повернулось к Вике Лицкой.
   Выпившие часто путают градус настроения с иллюзией настоящей радости. Им хочется обязательно поделиться этой радостью с другими. Такой "другой" для всех оказалась Вика.
   Молодая блондинка с чарующей затаенной полуулыбкой притягивала всех. Ей желали скорейшего окончания университета, хорошей работы, а главное, прекрасного мужа, который был бы достоин ее. А свояченица Вики, жена Германа Юля подытожила мнение всех:
   - Не ты, Викуша, должна выбирать женихов, а они тебя. И еще должны благодарить, что допущены к ручке.
   Не все поняли экзерсис, взятый напрокат у Пикуля, но все наперебой заорали: "Да!", "За Вику!" Правильнее всех поняла тост свояченицы сама Вика. Недели две назад она засекла Юлю с молодым человеком, моложе ее лет на пятнадцать, в кафе "Синяя птица". Они при входе столкнулись лицом к лицу. Юля только успела приложить пальчик к губам, и они разбежались. Но Вике никаких условных знаков подавать не нужно. Она умеет держать язык за зубами. И это еще одно далекое послание от бабушки Оли.
   Но слава быстротечна. Кто-то назвал фамилию Вулаха, и внимание застольного общества от молодой красивой дамы мгновенно переключилось на дядю Яшу.
   - ... он че действительно сбрендил на старости лет?
   - Ты что имеешь ввиду - как он врезал председателю стачкома?
   - Да нет - у него же любовница...
   - А кто такая - мы ее знаем?
   - А кто не знает президентшу "Проминвестбанка"?
   Вика слушала этот пьяный ор и сама себя спрашивала? "Зачем они так кричат, неужели оглохли? И почему они раздевают до гола уважаемых людей?"
   - Мама, - начала она тихо говорить в ухо сидящей рядом женщине, - я наверняка знаю, что это все неправда, сплетни.
   Исай ей давно доказывал, что тихая, размеренная тональность голоса может перебить любой крик. Человек, умеющий тихо говорить, концентрирует на себе внимание других гораздо быстрее. Он заставляет себя слушать. Исайчик однажды рассказал про школьную учительницу русского языка и литературы. Пять лет преподавала она у него и ни разу ни на кого не повысила голоса.
   Был конец девяностых. Новое поколение выбрало "пепси", и начало активно приобщаться к секси". В списке престижных профессий проститутки, киллеры и брокеры потеснили космонавтов, полярников и даже врачей. В общем, полный букет "цветов зла", как писал поэт-декадент Шарль Бодлер, только за сто лет до этого. Даже самые стойкие учителя не выдержали бешенного напора юной новорусской энергии. Они каждое утро приходили в школу как на каторгу, в колонию для малолетних зэков.
   Только в кабинете русской литературы сохранялось полное спокойствие. как пять и девять лет назад. Нина Антоновна Соколовская входила в класс после клокочущей переменки и он замолкал! Сорок пять минут она своей железной волей держала в руках 35 мальчиков и девочек, не повысив голоса ни на сотую децибела.
   Но это ей стоило дорого. Однажды она закрыла глаза и извинилась, что ей плохо. Она просидела так пять минут. Ни один человек не открыл рот и дернулся, пользуясь моментом. Общались только шепотом.
   Что это было - гипноз внушения сильной личности? или другая непознанная сила? - спросила Вика.
   - Это сила слова. Я имею ввиду не смысловое содержание, а звучание, тональность внушения, - умно и красиво ответил Исай.
   Он всегда умно отвечает.
   "И я его за это люблю. Только он от меня этого признания так быстро не услышит. Он должен первым признаться".
   - Виктория, - так же тихо постаралась ответить мама, - откуда ты все это знаешь?
   - Мама, а разве я не говорила - я пишу статью о Якове Вулахе и его "Строй-тресте"...
   Она хотела продолжить, но из того края стола, где сидел хозяин четко прозвучало:
   - и сынок Вулаха оказался великим писателем.
   ... а че он написал, Герман?
   Нахимов стукнул серебряной ложкой по хрустальному фужеру.
   Застольный гам сразу сник, только кто-то впопыхах дожевывал слова.
   - Прошу внимания, дорогие гости. Чтобы не было никаких кривотолков, скажу что мне известно из достоверных источников. Сынок Вулаха сочинил кроссворд под названием "Доска почета" и напечатал его в газете "Город". Наверное кто-то из вас уже успел просмотреть его. Но если в других кроссвордах демонстрируются лучшие люди, исторические факты, события, то этот писатель решил под видом шутки юмора столкнуть общественное мнение с уважаемыми людьми нашего города.
   - Да за такие кавээны убивать надо!
   Герман еще раз тихонько звякнул серебряной вилкой:
   - Я уверен, с этим литератором разберутся. А теперь мой тост, дорогие гости, за... Нахимов не успел договорить за кого он предлагает тост.
   Его перебила Вика. Она встала и тихо сказала:
   - Ты, братик, вначале разберись со своими детками, которых пять лет вместо тебя воспитывают гувернантки в Англии, а потом берись за чужих.
   - Ты, чего, сестричка? - искренне, без доли фальши удивился Герман. - Тебя это каким боком касается?
   - Узнаешь скоро, каким.
   Она вышла из-за стола и побежала к выходу.
   "Надо искать Исайчика".
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава тридцатая
  
   - Здравствуйте, Елизавета Давыдовна! Это я - Вика. Скажите, Исай дома?
   Здравствуй, дорогая. А Исая нет. Что-то случилось?
   Пауза. Она хотела все сразу высказать, а все сразу не получается. Надо взять себя в руки. Тональность.
   - Почему ты молчишь, Вика? Где ты сейчас? Может быть, приедешь?
   - Но ведь уже половина одиннадцатого. Вы, наверное, уже спите?
   - Какой сон, Вика? Я тебя жду.
   Когда Вика подъехала светилась только веранда. Очень уютно светилась, как когда-то у ее бабушки.
   Вика рассказала все про нахимовское застолье, точнее все, что касалось Исая.
   Лиза слушала. Все это очень последовательно вязалось с тем, что Яков принес домой несколько часов назад. Очень последовательно и очень страшно.
   - Извините, что я все это вывалила вам вместо спокойной ночи...
   - Это не ты. Это он.
   - Кто он, Елизавета Давыдовна?
   - Исай.
   - Вы что-то знаете?
   - Я знаю все кроме того, где он сам.
   - Пожалуйста, расскажите мне. Я хочу понять.
   ... Действительно, сегодня в утреннем выпуске газеты "Город" на двенадцатой странице вышел кроссворд, автор которого Исай Вулах. Это сатирический кроссворд, где высмеяны известные бизнесмены Белогорска.
   - Яков, когда сегодня приехал с работы, сказал, что эта выходка может стоить Исаю жизни. В лучшем случае ему переломают руки, чтобы он впредь нажимал на клавиатуру компьютера только носом...
   - Это кто сказал, Елизавета Давыдовна?
   - Это сказал его отец.
   - Слава Богу.
   - Как это "Слава Богу", Вика? Я что-то не пойму...
   - Но ведь это слова рассерженного отца, не более...
   - Вика, Яков знает этих людей лучше, чем мы с тобой. Они в таких случаях не шутят.
   - Все равно мне многое не понятно. Здесь что-то не то. Я должна встретиться с Исаем и пусть он сам мне расскажет эту историю.
   - Я сама бы этого хотела. Но где он сейчас? Может быть...
   Лиза отвернулась, дальше она продолжать не могла.
   Вика растерялась. Она попыталась обнять Лизу, но не решилась.
   "Это будет фальшиво", - подумала она. И вообще я здесь лишняя".
   Но все-таки сказала:
   - Елизавета Давыдовна, не надо паниковать. Я уверенна, все будет хорошо.
   "Боже мой, что за банальности я несу. Это же совсем не то, что ей сейчас нужно услышать. А где найти то, что ей нужно?"
   Но Лиза повернулась и постаралась улыбнуться: ей нужны были не слова, а участие, понимание.
   - Извини, дочка. Я обязана держать себя в руках.
   - Понимаю вас, Елизавета Давыдовна. И вы меня простите.
   - Все, достаточно реверансов. Тебе нужно ехать домой. Нехватало, чтобы и твои родители начали паниковать.
   - Да, я поеду. Но когда Исай появится, а я в этом уверена, звоните мне в любое время ночи. Пожалуйста.
   * * *
   Но Исай не появился ни ночью, ни утром. Лиза всю ночь не сомкнула глаз, вздремнула только под утро. Разбудил ее Яков перед уходом на работу, он уронил на кухне чашку.
   - Извини, дорогая, спешу, - сказал он, целуя ее на прощание.
   А спустя пять минут позвонил Исай:
   - Прости, мамочка, я знаю, как ты переживаешь, но со мной все в порядке. Не переживай, если меня и сегодня не будет. Жди звонка. Целую.
   В трубке дробно застучали короткие гудки.
   - Сукин сын, ... твою мать! впервые в жизни ругнулась Лиза.
   И только спустя время, по дороге в школу до нее дошло, что если он сукин сын, она Лиза Вулах, сукина мать.
   * * *
   Исай ночевал на работе. Он составил два кресла и довольно удобно устроился, положив под голову кучу папок, звонить домой вечером он не захотел, потому что нужно было отвечать на десятки вопросов, а ответов ни на один из них у него не было. Не мог же он сказать маме, а тем более отцу, о своих планах.
   Верее - о плане.
   Он собрался убить Строкина.
   Такие люди не должны жить. Он моими руками решил уничтожить моего отца. Уничтожить, как личность и как известного профессионала.
   Он подставил меня под огонь других коллег отца.
   Хорошо (то есть очень плохо), я оказался в свои двадцать восемь лет доверчивым сосунком, лишенным способности критически мыслить. И я не снимаю с себя вины за все случившееся.
   Но меня использовали.
   А сколько еще таких, как я, может использовать этот умный, тонкий провокатор?
   Такие деяния, наверное, не предусмотрены уголовным кодексом, во всяком случае я ничего об этом не читал и не смотрел.
   Именно поэтому Строку необходимо преградить путь личными средствами.
   Его надо ликвидировать.
   Спал Исай в своей новой постели без сновидений, только под утро ему приснилась летящая к нему Вика.
   Почему Вика меня не отпускает?, подумал он во сне. - Красивая она".
   Ровно в семь он вскочил, помыл лицо в служебном туалете и включил служебный "комп".
   Он искал продавцов оружия. Владельцы охотничьих стволов часто вывешивают свои объявления. Он неоднократно встречал: "Продаю "Тулку", "Продаю "Зауэр". На ловца и зверь бежит - в прямом смысле.
   Он шарил в сети не больше десяти минут, когда увидел: "Есть "ИЖ-1,5" двустволка, пять лет. Состояние отличное".
   Прилагался эмэйл и телефон.
   Но радоваться было рано: где гарантия, что продавец ружья поможет в приобретении боевого пистолета?
   В восемь утра он набрал указанный в объявлении номер.
   Заспанный мужчина с трудом разобрал, чего от него хотят. Он предложил Исаю придти к нему домой и посмотреть ружье, "пощупать и погладить", как он выразился. Дал адрес и назначил время. После работы Исай приехал к нему в одноэтажный дом на окраине города. Хозяин, мужчина средних лет, расчехлил ружье и радужно улыбался:
   Вот она, родная. Если бы не запрет врачей, никогда бы не бросил охоту. Сердце. Несколько раз уже вырубался. Ты же понимаешь, что значит, когда ты гонишь птицу или зверя, и вдруг теряешь сознание?..
   Что-то в выражении лица Исая его насторожило:
   - А ты сам давно-то этим делом увлекаешься?
   Он показал на ружье:
   - Молодой ты очень... А эта машина для опытных стрелков. Да и дорогая она.
   - Извините...
   - Михаил Львович...
   - Извините, Михаил Львович, ... я пришел не за ружьем ...
   Мужчина натянулся, как струна:
   - Не понял. А за чем же?
   Он взял ружье в обе руки.
   - Сейчас я все объясню. Можно сесть?
   - Исай рассказал, что хочет купить пистолет. Настоящий, боевой. Он молодой писатель, уезжает на полгода далеко в тайгу, на заимку, писать книгу. А в тех местах, как ему рассказали, шастает опасное зверье.
   Вот он и решил запастись карманным оружием, поскольку с ружьями никогда дела не имел. Михаил Львович слушал внимательно - подозрительно, но ружье на стол положил.
   - Да, писатель, рисковый ты парень. Но про боевой пистолет забудь и думать. Они на строгом учете. И не купишь ты его нигде ...
   Он подумал:
   Но у меня есть дробовой пистолет, немецкий "Люгер". Он предназначен для добивания зверя...
   - Это как?
   - Это когда зверь ранен, а его надо добить, иначе он тебя близко не подпустит и сам будет мучиться. Убойность - до десяти метров. Так что лихого человека тоже хорошо может поцарапать, если он придет с плохими намерениями ...
   Могу недорого отдать.
   - Недорого - это сколько?
   - Двести пятьдесят зеленых.
   - Согласен. А где он?
   - А здесь, в сейфе.
   Михаил Львович звякнул ключами и открыл дверцу небольшого сейфа, стоявшего на тумбочке в углу комнаты.
   Через секунду он протянул Исаю настоящий красивый пистолет:
   - Не бойся, обойма с патронами отдельно лежит.
   Исай впервые в жизни держал в руках маленькое убойное чудо, тяжеловатое, уверенное в себе, покрытый тонким слоем смазки. Только в этот момент он впервые осознал, почему все мальчишки и мужчины любят оружие.
   - Деньги с собой?
   - Да.
   Он сразу после работы снял с банкомата пятьсот долларов. А больше на сегодняшний день у него на счету денег не было.
   Исай вынул бумажник и отсчитал пять бумажек по пятьдесят.
   - Мы вот что сделаем... Идем в сад, у меня там старая сухая груша растет, а на ней мишень... Я тебе покажу, как стрелять надо, молодой писатель... А теперь уже и молодой охотник.
   Метрах в восьми от груши он вставил обойму в пистолет.
   - Вот, смотри, как это делается... Предельное внимание. Плотно обнимай правой ладонью рукоятку и нажимай на спусковой крючок. Целиться некогда, ты не на соревнованиях, если придется пугнуть кого-то. Давай, пробуй сам. Смелее.
   Хлопок был сильным. Руку дернуло. Исай от страха и неожиданности закрыл глаза. Но Михаил Львович потащил его сразу к мишени.
   - Глянь на свой результат.
   По кругам мишени были разбросаны черные точки.
   - Ну что, кучность неплохая, сынок. Конечно, лучше эту пушку не применять... Ну, а если придется, не дрейф. ты же мужик.
   Он похлопал Исая по плечу. Как старший товарищ и коллега.
   - Только сразу уясни. Обойму сейчас выймешь и вставишь ее в пистолет только по прибытии на место. Так надежнее будет. И безопаснее. Теперь проделай сам операцию с обоймой - вставь и выйми.
  
  
   Глава тридцать первая
  
   Компьютерщица Маша встретила Вулаха у дверей:
   - Яков Исаевич, вам электронное письмо!
   - Во-первых, доброе утро!
   - Ой, извините, доброе утро. Вам...
   - А теперь зайдем в кабинет и спокойно почитаем, как его, ... электронное письмо.
   Он грузно уселся в кресло:
   - Давай сюда. Что, всего полстранички? Раньше писали письма друг другу по десять страниц, описывали даже сорт помидор, который если на завтрак. Потом запечатывали в конверт и относили на почту.
   - Так я пойду, Яков Исаевич! Там компьютер не выключен.
   - А ты уверена, что я сам прочитаю послание?
   - Там все отпечатано, как в книжке, Яков Исаевич.
   - Ну хорошо, ступай.
   Он одел очки и начал читать:
   "Господину Вулаху.
   Здравствуйте, уважаемый Яков Исаевич! Вы оставили свой электронный адрес в музее "Яд-Вашем" в Иерусалиме. Поэтому я им воспользовалась и отвечаю на вопросы, которые вас интересуют. Речь идет о спасении еврейских детей в деревне Ливня, правильно? Всю историю вопроса я не смогу осветить в одном электронном письме. Хочу только сказать, что из двух спасенных осталась уже одна - моя тетя Феня. Мы живем в Смоленске. Приезжайте, пока она еще жива. Предварительно телефонируйте или шлите эмэйл.
   С уважением Дора Грач. Наш электронный адрес... Телефон...
   Яков трижды перечитал письмо. Вначале он тихо шевелил губами, потом стал читать вслух, громко.
   - Ай да молодцы в этом музее! Все-таки нашли концы. Надо ехать в Смоленск, пока жива бабушка тетя Феня. Эта Дора пишет: "Пока жива". Значит, тянуть нельзя.
   Он нажал на кнопку:
   - Маша, зайди.
   Через секунду Маша была в кабинете.
   - Сядь и слушай меня внимательно. По этой переписке ты у меня будешь единственным доверенным лицом. Для всех остальных даже моей жены - эта информация закрытая. Да, да, не шевели так бровями. Сейчас ты выяснишь, какие есть ближайшие авиарейсы на Смоленск и скажешь мне. Потом мы решим вопрос с билетами. Я лечу туда по производственным вопросам, на шесть дней. Поняла? Действуй.
   Маша быстренько выскочила.
   Яков набрал номер Денина:
   - Ты мне нужен! Когда? Сейчас! Жду.
   Павел приехал в контору через двадцать минут. Уже по интонации он понял, что Яша приготовил сюрприз.
   Ну что же, не привыкать.
   - Вот, Паша, почитай.
   Денин читал письмо сосредоточенно, углубленно, анализируя каждую фразу , каждое слово.
   Яков внимательно следил за выражением лица компаньона, но оно оставалось беспристрастным. Только дважды у него едва шевельнулись края губ.
   Или это Якову показалось.
   - Что скажешь? - спросил Вулах, когда Павел положил листок с письмом на стол.
   - А что здесь скажешь? Я так понял, что ты уже все решил и собираешься в Смоленск.
   - Правильно понял. Сейчас мне принесут расписание авиарейсов.
   - Есть несколько моментов, Яков.
   - Ну.
   - Первое. Ты не забыл, что у тебя подписка о невыезде?
   - А ты у меня зачем?
   - Проблема может всплыть на таможне у пограничников. Дело в том, что все, кто находится под подпиской о невыезде, заносятся в компьютер. Да о тебе там и так все знают. Тормознут перед стойкой и ты уже ничего не сделаешь.
   - Ладно, есть другой вариант. Ты меня отвозишь на машине в ближайший аэропорт. Там, я надеюсь, такой крутой рецидивист как Вулах, в компьютере не фигурирует?
   - Я тоже на это надеюсь. Второе. Лиза будет знать об этом?
   - Нет, пока не будет. И для нее и для всех остальных я в производственной командировке.
   * * *
   Лиза отзвонилась Вике только после школы. Она сказала о звонке Исая и взяла на свою душу грех:
   - Он передал тебе привет и просил не обижаться.
   Она почувствовала, как у Вики перехватило дыхание:
   - Ладно, примем к сведению. Только где этот привет? Это я так в детстве спрашивала, когда от кого-то передавали привет. Спасибо большое, Елизавета Давыдовна! Мне сейчас на семинар. До связи!
   Девушка находилась на грани срыва. Потому что все уверены, что имеют на нее права. Мамуля совершенно уверена, что имеет право подложить меня под какого-то богатого хмыря.
   Нет она прямо об этом не говорит...
   - Мамочка, - спросила я, - а сколько получал наш папа, когда ты за него вышла замуж?
   - Сколько получал наш папа?1 - захлебнулась смехом мама. - Мне хватало только на одну пару нейлоновых чулок в месяц. Хорошо хоть бесплатно кормили в офицерской столовой. И тут же закрыла рот рукой и закашлялась. Кашляла она довольно долго, потом сказала:
   - Ну ты, дочка, сравнила хер с пальцем.
   Вот такой мама мне нравится гораздо больше.
   Какой такой? А такой, когда она не строит из себя интеллигентную даму. Ей больше подходит "хер с пальцем", чем "шоу с бизнесом".
   -... Мамуля, ну зачем так грубо?
   - А потому что ты сейчас в день больше тратишь, чем мы с твоим папой получали в месяц, когда он был лейтенантом.
   - И поэтому ты хочешь меня спихнуть к деловару, который сейчас в день получает больше, чем вы с папой за месяц?
   - Ну ты и выкрутила, блин...
   - А что я неправильно сказала? Я хочу выйти замуж за человека, которого я люблю.
   - Этого человека случайно не Исай звать Вулах?
   - А если и так? Ты против?
   - Пока я ни за, ни против. Замечу только, доченька, что папа тоже не бедный человек.
   - Когда мы познакомились и начали встречаться, я еще не знала, чей он сын.
   - А теперь знаешь - сын зэка.
   - Мама, этот зэк сделал для наших граждан в десять раз больше, чем все уважаемые люди вместе взятые.
   - Ага... Это ты рассказывай на своем семинаре в университете...
   - Вот туда я сейчас и направляюсь, мамуля. Буду поздно. Целую.
   - Ну, красотка, поплачешь ты еще со своими принципами. Вся в бабку! Но бабка-то в другие времена жила. когда любовь не так дорого стоила.
   - Лиза, как найти Исая?
   - Павел, я сама ничего понять не могу. Он сказал, сам позвонит.
   - Но он здесь, в городе?
   - Паша, что случилось? Почему так срочно?
   - Лиза, почему, если человек нуден срочно, обязательно должно что-то случиться?
   - Паша, не надо отвечать вопросом на вопрос. Ты же не еврей.
   - Я с вами уже трижды евреем стал. Дело в том, что Исай по моей рекомендации должен был сделать одну программу для одной серьезной фирмы и сдать ее еще позавчера. Но прошло два дня и нет ни его, ни программы.
   - А может быть это они вчера звонили?
   - Кто - они?
   - Какой-то суровый мужской голос спросил здесь ли живет писатель Исай Вулах...
   - А ты?
   - Я извинилась и ответила, что они ошиблись адресом.
   - Хорошо, Лиза, я думаю, он сам свяжется с той фирмой. Он же должен понимать ситуацию... Может загулял ... Дело молодое...
   - Это молодое дело, Паша, тоже его ищет... Ой, я, кажется, проболталась...
   - Видишь, значит все в порядке. Как только он объявится, пусть сразу звонит мне. Будь здорова. Сегодня к вечеру я заеду за тобой и мы поедем к нам. Катерина приказала без тебя не возвращаться.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава тридцать вторая
   - Исай, зайди ко мне.
   - Во-первых, Дима, доброе утро...
   - Здравствуй...
   - Прямо сейчас?
   - Да, я жду.
   - Иду.
   Они с главным менеджером фирмы давно знакомы. Общая "альма-матер", общий вычислительный факультет, только разные группы, и наконец общая КВН...
   Исай не знает, что о нем думает Дима Бондарь, но у него о нем (Диме) давно сложились четкие представления. Контактный. Напористый. Главный минус: боится острых ситуаций, избегает конфликтов. Главный девиз: "живи и радуйся".
   В то утро Дима Бондарь, однако, выглядел не очень радостно. Пожал он руку Исаю вяло сразу показал на стул:
   - Садись, Исай... У нас разговор долгий будет... А может и короткий. Все зависит от тебя...
   - От меня? Я что-то не так сделал?
   - Исай, ты что наивный такой или, извини меня... Ваньку валяешь?
   Исай с удивлением посмотрел на главного менеджера. Вот такого он от него никогда не слышал.
   - Дима, объясни, пожалуйста, понятнее.
   Сидя Дима вскинул руки в карманы, потом вытащил их. Встал, снова сел.
   Исай никогда не видел его таким откровенно напуганным и ...
   - А ... твой кроссворд в газете?..
   - Вот оно что? Но ведь это мое личное дело, Дима. Разве кому-то запрещено печататься в газетах?
   - К сожалению, в газетах никому не запрещено печататься. Демократия... Но то, что ты сделал, это грязная ложь!.. Инсинуация!
   - Дима!
   Не Дима, а Дмитрий Алексеевич! Ты Вулах, поставил под удар не только свою репутацию, - это в конце концов, твое личное дело, - а наше предприятие.
   - Но...
   - Не перебивай! - вскочил Дмитрий Алексеевич, и закричал - Слушай сюда!... Мне рано утром позвонили домой и сказали: "Или вы сегодня увольняете Вулаха, или завтра ваша сраная фирма перестает существовать - и физически, и юридически. А в нашей ... фирме, как тебе известно, работает больше ста человек, у нас договоры с десятками солидных организаций, в том числе зарубежных, у нас техники на миллионы уе!
   Он наконец, сел, открыл сейф, вытащил оттуда пузатую бутылку джина, плеснул половину большого широкого фужера влил в глотку с прихлебом, хекнул, вытер рукавом губы и уже спокойно сказал:
   - С сегодняшнего дня ты уволен, Вулах. Это самое большое, что я могу для тебя сделать, ... кроссвордист хренов.
   "Как же он сможет работать после такой дозы: - подумал Исай. - впереди еще целый день".
   Когда Исай открыл дверь, он услышал:
   - Погоди, Исай.
   Он обернулся.
   - Скажи мне на прощанье, на кой хрен тебе нужен ыл этот кроссворд? У тебя же такой приличный известный родитель.
   Исай молчал, держась за дверную ручку. Потом сказал:
   - Именно поэтому он мне и нужен был... Но тебе этого не понять. Прощай.
   Строк, наконец-то определился с антинахимовской тактикой. Именно тактикой, потому что стратегия существует давно.
   Что желать, пришлось втягивать в военные действия других людей. Война есть война. Тем более, интеллектуальная.
   Геннадий Сергеевич вспомнил большой круглый зад Ирочки Боиной. Он же ничего обидного не хотел сказать. К Ире он относился по-доброму, как ко всем школьным девочкам. Он просто пошутил.
   Но не все понимали тогда такие шутки. Да и сейчас вряд ли поймут. Предположим, он бы сейчас сказал дочери какого-нибудь начальника: "О знакомое лицо", имея ввиду противоположную сторону женского тела.
   Его бы просто убили за такую шуточку. Так что советская власть оказалась гораздо более гуманная к школьника-остряка оставили в живых.
   Он задумался о природе произнесенного слова.
   Трудно согласиться с классиком, который написал: "Мысль изреченная есть ложь".
   Выходит, высказанная в слух мысль не ложь, а правда, если ее так серьезно воспринимают те в чей адрес она направлена.
   Со словом надо обращаться весьма аккуратно. Как с ядом или противопехотной миной. Но для дозировки яда есть время, и при обезвреживании мины тебя тоже никто не торопит: время как бы остановилось, вязнет. Да. А когда ты открываешь рот, чтобы выстрелить в собеседника новое слово, ты рискуешь не меньше провизора или минера.
   Но что получится, если ты каждое слово будешь обдумывать столько, сколько сапер окучивает мину, пока не выкрутит из нее взрыватель? Тебя просто некому будет слушать, все разбегутся по своим делам. Потому что им нужно слушать другие слова и от других людей. Почему же за одни слова убивают, а другие пропускают мимо ушей?
   На этом глубоком философском вираже его прервал звонок:
   - Здравствуйте, Геннадий Сергеевич.
   - Добрый день, Исай. Рад слышать вас.
   Другая трубка его не очень рада была слышать. Так почему звонит? Или это ему показалось?
   - Геннадий Сергеевич, нам нужно обязательно увидеться.
   - Прямо сейчас?
   - Да. Это не терпит отлагательства.
   - Исай, у меня есть одно безотлагательное дело. Раньше чем через два-три часа я не освобожусь. Это вас устроит?
   Пауза.
   - Хорошо. Вы мне сами позвоните?
   - Да, как только освобожусь. До связи.
   Это у парня шок после кроссворда. Ну ничего, пусть охолонет слегка, успокоится. Для таких интеллигентных еврейских мальчиков стресс в допустимых дозах полезен. Это как ледяная купель после пекельной сауны.
   * * *
   Ему сейчас очень хреново. Я это чувствую. А что я могу сделать? На работе сказали, что с сегодняшнего дня Вулах не работает. По какой причине?
   - Об этом спросите у начальства, - сказал Вике мужской голос. Ничем больше помочь не могу. Извините, работы много.
   О Боже. Что Исайчик вообще слетел с катушек? Умный, мыслящий парень. Не пьет, не ширяется, свистит под уклон.
   Вика вспомнила, что в "Пиаф" Исай был с коллегой по работе, которого звали Костя.
   Она пришла к фирме к шести вечера и стала наблюдать за всеми выходящими мужчинами.
   Нет, не этот... Тот был высоким блондином...
   А вот этот кажется, похож.
   - Костя?
   Парень, разогнавшийся к машине, притормозил:
   - Да.. А мы знакомы?
   - Мы виделись один раз. Если помните кафе "Пиаф", в прошлом году... Вы пришли туда с Исаем Вулахом...
   Играя ключами, он вспомнил:
   - А вы ушли с Исаем Вулахом.
   Они коротко посмеялись и тут же посерьезнели, потому что думали об одном.
   - Извините, Костя, я задержу вас на несколько секунд. Вы не знаете, где сейчас Исай?
   Он беспомощно посмотрел на Вику?
   - В данный момент не знаю. Но утром он еще был на работе. А перед обедом вышел приказ об его увольнении.
   - За что?
   - Сейчас... Ага.. В приказе среди прочего фигурировала какая-то загадочная фраза: "за антиобщественные проявления"
   - Погодите... Он, что напился, дрался... оскорблял кого-то?
   - Да нет, это вы о другом человеке... Я Исая ни разу не видел выпившим.
   - Тогда что?
   - Вы слышали или может быть видели кроссворд "Доска почета" в городской газете ?
   - А ... вот о чем речь ... Все понятно. И последнее. Может быть, вы знаете, где он сейчас? Вы общались с ним перед его уходом?
   - Да, но очень коротко. Он сказал: "Я сам все поставлю на место".
   - Еще раз извините меня. До свидания.
   Она села в машину и тогда дала волю слезам.
   "Права была мамуля: "Наплачешься ты с ним"... Может, позвонить Елизавете? Что-то же надо делать".
   - Приезжай немедленно! Как хорошо, что ты объявилась!
   "Ну почему у этого придурка такая замечательная мать?
   Лиза начала суетиться и прыгать вокруг нее еще у калитки. А в доме вообще не знала, куда усадить.
   - Девочка моя, еще минута и ты бы меня не застала. Я уже одевалась, чтобы ехать к нашим знакомым. Но это так хорошо, что ты опередила. Ведь я одна в доме. Яков в командировке...
   - А Исай?
   - Сейчас я не знаю, где он. Еще утром позвонил и сказал, что все в порядке и что будет сам периодически прозванивать...
   "Говорить ей о его увольнении?
   - ...теперь давай вместе ждать. Даже если ты будешь сильно рваться на волю я тебя не выпущу.
  
   * * *
   Еще утром была морозная, но красивая и тихая зима. Она приятно бодрила, вносила равновесие между людьми и людьми, между людьми и природой.
   Но хорошее быстро кончается. Часам к трем дня небо заволокло ватными темными тучами. они лежали буквально на головах прохожих. Человек, который наблюдал за сдвигами в атмосфере, давно не ходил пешком по городу. Он видел природный театр из окна своей уютной квартиры.
   "Какой романтик погибает. Даже жалко самого себя, - подумал он. Так, а теперь к делам земным". Внутренний монолог прервал мобильник:
   - Товарищ майор, рад вас приветствовать.
   - Добрый день! Слушаю вас.
   - Меня нужно не только слушать, но и видеть.
   - Когда?
   - Сейчас вы можете?
   - Нет. Буду часа через два.
   Строкин первым нажал на кнопку.
   "Да, это уровень. В моей команде никто и близко не соответствует ему. Да и не пойдет он в мою команду... Товар штучный и очень ускользаемый". - думал о Строкине Нахимов.
   Строкин приехал к заказчику ровно через два часа. Нахимов поднялся навстречу
   - Герман Сергеевич, скажите мне по секрет, почему у вас такая ... мало привлекательная секретарша?
   - Она что-то не так сделала?
   - Боже упаси. Исполнительная, как ну... не могу найти более точного сравнения, ... как заведующая приемной в каком-нибудь советском партийном учреждении.
   - Вот. И вы это заметили. А секрет простой. Секретарь должен всех, кто входит в приемную, настраивать на работу, а не на ... Ну, в общем вы понимаете, о чем речь.
   - Постановка вопроса для наших дней весьма нетрадиционна, но в то же практична. Хотя, видите, эта серая мышь отвлекла нас на какое-то время.
   - Ну что, Герман Сергеевич, по пять грамм? Есть повод...
   - Я только кофе, если угостите.
   - Какие проблемы, дорогой.
   Разбухающий от радости Нахимов стянул через голову галстук, кинул его в кресло и упершись животом в стол, позвал:
   - Надежда Петровна, я попрошу два кофе. Ваш, фирменный.
   - Сейчас будет, Герман Васильевич, пять минут. Он должен настояться духом.
   - Ты слышишь, он должен настояться. Тебе эта формулировка ничего не напоминает, Геннадий Сергеевич?
   - Понимаю вас, Герман Васильевич, Но теперь-то многое уже отстоялось и видны четкие результаты.
   - Да, бренд "Яков Вулах" на глазах у всех начал валиться. "Строй-трест" получает в двое меньше заказов, чем год назад. А сегодня соскочил ч колес и автор "Доски почета".
   - В каком смысле?
   - В прямом. Исая Вулаха выгнали с работы и его не возьмет к себе ни одна приличная фирма. Ему остается одно: торговать на базаре подержанными мобильниками.
   - Круто, Герман Васильевич. В кабинет вошла с подносом Надежда Петровна. Она с многозначительным видом поставила на стол две дымящиеся маленькие чашечки.
   - Я еще вам нужна, Герман Васильевич?
   - Да нет, Надежда Петровна. Если что, я позову.
   Он осторожно отхлебнул из чашечки напиток:
   - Ну, что скажете, товарищ майор?
   - Очень пикантно. Но я вижу Герман Васильевич, что это только первый тур вальса с Вулахами.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава тридцать третья
  
   Все пошло, как они спланировали с Павлом: до соседнего аэропорта домчали за два часа.
   Успели на регистрацию. Вулах был в приподнятом тонусе, а Павел слегка дергался но напрасно: никаких проблем на выходе не возникло.
   "Действительно, чего дергаться? - задавался вопросом Денин, когда сложил руки по-ротфронтовски и поднял их над головой, - он что, опасный преступник?
   А Яков, заняв кресло и отдышавшись, как после длительного забега, задал себе вопрос: "Что я им отвечу, когда спросят, зачем я их искал? И вообще, кто я им такой?"
   Самолет был отечественной марки и гудел тяжело, с надрывом. Не то, что баюкающее бормотание "Эль-Аль". Но звуковой фон не сильно отвлекал Якова. Он остался наедине с собой. Надо, наконец собрать воедино, выстроить в одну линию свои мысли, мозги и свои желания. Он летит в ... ради своей мамы и Яша хочет восстановить ее доброе имя, вернуть образ Симы Вулах, который существовал до того дня.
   Думаю, что никого уже нет в живых из тех, кто был свидетелем той сцены на базаре или кто слышал о тех событиях. Остался один Яша Вулах. Никто кроме него этого не сделает. Надо восстановить доброе имя женщины, которую она - его мама - прокляла. Я должен сделать так, чтобы они обе встретились на небесах и взялись за руки в знак примирения.
   Вулах осторожно оглянулся. Одни дремали, другие читали газеты, третьи тихо общались. А за круглыми окнами самолета проплывали натуральные настоящие небеса. И где-то еще выше жили со своими заботами его мама Сима и отправленная ее на небеса селянка Фрося.
   Вот бы построить до с такими круглыми окнами как в самолете.
   Он сразу увидел женщину с картонкой: "Дора Грач". Дора была женщиной лет сорока пяти и очень разговорчивая.
   - Вы наш родственник? А по какой линии? Я не помню чтобы в нашей семье были Вулахи.
   Вклиниться он смог только тогда, когда у ступеньки аэропорта тормознуло такси:
   - Дамы и господа, карету подано.
   - Дора, - властно перебил женщину Вулах - садитесь и говорите водителю, куда нам ехать. Где вы живете?
   Она замолчала и удивленно посмотрела на него.
   - Зачем нам такси? Мы же можем поехать троллейбусом, - затараторила она. - Здесь всего три остановки...
   - Поехали" - дал команду водителю Яков. - Дора, называйте адрес.
   Машина рванулась с места. Буквально через три минуты они заходили в квартиру на третьем этаже блочного дома.
   Их встретила пожилая еврейка женщина лет семидесяти. Дора разогналась, было к своей обычной манере, но женщина ее перебила:
   - Дора, на кухню. Гость, наверное, хочет перекусить. А сейчас принеси нам чай. Или вы пьете кофе?.. - спросила она Якова - извините, не знаю имени - отчества.
   - Яков Исаевич.
   - Очень приятно. Феня Николаевна. Присаживайтесь, пожалуйста.
   Яков молча сел и начал рассматривать комнату.
   Допотопный мебельный гарнитур, прогнутый под полками книг. В вазах бумажные цветы. Такой же старый диван, пара продавленных кресел.
   На стенах и в серванте фотокарточки молодых и пожилых людей, маленьких детей.
   - Извините, Яков Исаевич, я человек прямой, поэтому скажу сразу. У нас двухкомнатная квартира и две женщины - я и моя племянница... Если вы в наш город на несколько дней, то вам придется снимать гостиницу или искать другую квартиру.
   - Да, конечно, уважаемая Феня Николаевна. Я вас стеснять не собираюсь и после разговора поеду в гостиницу. Нет проблем.
   - Тогда главный вопрос. Зачем вы нас искали? какие дела нас могут связывать? Мы простые люди, живем тихо, скромно... Если и есть какие-то проблемы, то чисто домашние, семейные. И вдруг получаем письмо, что нас разыскивают на международном уровне. Упоминается и ваша фамилия, господин Вулах. Мы что, с вами родственники?.. И вообще, почему вы все время молчите?
   Она грозно посмотрела на него, как прокурор в суде, где ему дали год.
   - Вы говорите - я слушаю, - ответил Яков.
   - Но ведь вы не для этого сюда приехали?
   - Именно для этого. Я человек по характеру тоже прямой, поэтому не буду темнить и ходить кругами. Скажите это вас в детстве спасла от немцев семья Левчук?
   Никогда еще за всю свою жизнь Вулах не был так позорно изгнан как отсюда. Феня Николаевна встала.
   - Дора! - позвала она - Иди сюда. Голос у нее стал гортанным, будто во рту перекатывались камешки.
   Из кухни выскочила Дора в фартуке.
   - Ты слышишь, Дора, ему, оказывается, тоже нужно погреть руки на нашем спасении. Мало нам одного вымогателя, так объявился новый.
   Она подняла руку и показала на выход:
   - Вон отсюда!
   Вулах встал:
   - Послушайте, Феня Николаевна...
   - Я сказала, вон отсюда!
   Гнев ее был очень убедителен ...
   Яков не нашел слов.
   Пришел он в себя уже на улице. И понял только одно: разговаривать с ним на эту тему категорически отказываются. А причина в каком-то вымогателе.
   Значит перед ним к ним приходил еще кто-то?
   Из гостиницы он позвонил Лизе. Сказал, что приедет через 2-3 дня. Об Исае не спрашивал, ему хватило того, что она сказала, "У нас все в порядке".
   Мудак у меня сынок: амбиций полные штаны, а в голове опилки".
   Всю ночь он крутился, вставал, снова ложился, но сон не шел. Утром он сел писать письмо: "Здравствуйте, Феня Николаевна! Убедительно прошу сразу не выбрасывать это письмо, а прочитать его.
   Не знаю, что и с кем произошло у вас перед моим приездом, но лично я приехал в ваш дом с самыми добрыми намерениями.
   И дальше он подробно рассказал о своей маме ее предсказании.
   А закончил так: "С вашей помощью я хочу отдать дань памяти женщин Левчук, которые спасли жизнь вам и вашей сестре. Но чтобы посадить деревья в их честь Музей еврейской Катастрофы в Иерусалиме просит предоставить свидетельские показания тех людей, которых спасли или тех, кто все это видел.
   На сегодняшний день Феня Николаевна, остались Вы одна. Я прошу Вас снова встретиться и спокойно обсудить этот вопрос. Также я хочу пригласить Вас и вашу племянницу Дору в Израиль. Все расходы беру на себя.
   Жду вашего положительного ответа.
   Яков Вулах.
   Мой адрес на конверте
  
  
  
   Глава тридцать четвертая
  
   А теперь самое время пообщаться с вами, господин Вулах-младший.
   Они со Строкиным договорились встретиться там же, где познакомились -в дальней аллее горсада.
   На этом настоял Исай - он вспомнил, что место удобное для разговора тет-а-тет. Скамейка стоит под деревом с большой тенистой кроной, а пешеходная дорожка чуть в стороне. И недалеко - кафе, Исай именно на этом акцентировал, когда договаривался о встрече. Мол увидимся и пойдем в кафе. На морозе долго не поговоришь.
   Он пришел примерно за полчаса. Уже темнело. Исай пытался вспомнить детективы со сценами, когда один персонаж должен застрелить другого и сразу скрыться.
   Но ничего реального вспомнить не мог.
   Заметно холодало. Туфли у Исая были не по сезону, и он решил сбегать в кафе, по-быстрому хлебнуть кофе. Оставалось минут двадцать.
   Чуть разогревшись, Исай вернулся к скамейке. Оглянулся, никого еще не было.
   Но, оказалось, был.
   - Стоять! - услышал он за спиной. - Руки за спину!
   Исай незамедлительно выполнил команду: остановился и завел руки за спину, будто он зэк с многолетним стажем.
   - Ну ладно, Исай, надо же понимать шутки. Добрый вечер! - сказал Строкин.
   И тут же вынырнул из-за спины Исая с протянутой для пожатия рукой и своей легкой улыбкой.
   "Или сейчас или никогда".
   Вместо того, чтобы протянуть руку Строкину, Исай быстро сунул эту руку в правый карман вытащил пистолет и отступил на два шага.
   - Шутки кончились, Геннадий Сергеевич. Вы подставили моего отца, а потом меня. И если я вас не остановлю, вы наделаете еще много бед.
   - Я смотрю, вы серьезно подготовились к нашей встрече.
   Улыбка осталась на губах Строкина, но корпус слегка напрягся.
   - К последней встрече...
   - Не будем зарекаться.
   И тут же мститель Исай Вулах оказался на земле. Пистолет отлетел, а Строкин его даже не поднял. Будто речь шла о теннисном шарике.
   Он нагнулся к Исаю:
   - Вы в порядке, мой друг?
   И, не дождавшись ответа, продолжил:
   - К такому акту надо готовиться не за день-два, а за месяц-два. Это не простое дело - убить человека. Даже врага. Но мы с вами не враги. И я вам это докажу. Давайте руку.
   * * *
   Они сидели в квартире Строкина. Строк ни одной секунды не сомневался в правильности привода сюда своего молодого друга. Он верил в порядочность Исая Вулаха.
   - Ствол я подобрал и вначале подальше выбросить, но не сделал этого: На нем ваши отпечатки.
   - Мне все равно, - устало ответил Исай.
   - Вы знаете, какой по Библии один из самых больших грехов?.. Уныние. То есть, потеря интереса к жизни. А вам Исай именно сейчас необходимо мобилизовать себя. А если конкретнее выразиться, то нам с вами.
   - У нас с вами нет ничего общего.
   - Хорошо. Согласен: эта интеллектуальная разминка ничего не дает. Мы ведь не на КВН. Хотя есть одна общая с игрой Маслякова доминанта: выход в финал. Только для нас приз победителя - это жизнь. Жизнь и честь.
   - Послушайте, хватит ерничать. Что вы понимаете о чести...
   - Поверьте мне, кое-что понимаю. Но сейчас важны не высокие слова, а факты. Прошу внимания.
   Строкин вынул из ящика секретера миниатюрный диктофончик и нажал кнопку.
   Он волновался: Именно в таких ситуациях техника часто срывается. Закон подлости.
   Но, Слава Богу, после короткого секундного шипения пошел чистый громкий звук. Будто те, кто на пленке, сидят и ведут разговор здесь за столом в комнате.
   Нахимов. Мне он нужен с потрохами. Мы размажем его по стенке при всем народе, уничтожим морально.
   Строкин. Беспощадный вы человек, Герман Васильевич однако... Что же касается меня, то вы ошиблись в выборе исполнителя - я мокрухой не занимаюсь.
   Нахимов. Знаю. Убивать его я не собираюсь. Яша Вулах должен жить долго. И сознавать, что он ничтожество.
   Строкин. Какая же роль отведена мне в реализации ваших планов?
   Нахимов. Вот об этом подробно мы поговорим после короткого ланча.
   Строкин нажал на вторую кнопку. Щелчок и тишина.
   - Что это? - спросил Исай.
   - Диктофонная запись.
   - А кто разговаривает с вами?
   Значит вы узнали мой голос. Это уже хорошо. А беседую я с человеком, которого сейчас не назову, но который реально существует. И существует весьма комфортно.
   - Что он хотел от моего отца?
   - Там все четко высказано: это программа морального уничтожения вашего отца.
   - А почему вы с ним заодно?
   - О это длинная история. Длинною почти в мою жизнь... Но если вы готовы ее выслушать, я готов поделиться.
   ... История Строкина, как ее понял Исай.
   ... Почему бы нет. Когда я еще услышу историю настоящего живого киллера? К тому же, от него самого.
   ... Что за бред - парня выгнали из школы за шутку. Спутал задницу с лицом... Просто легкий беззубый анекдот. Сейчас школьники такого возраста уже отцами становятся. На большой перемене, между алгеброй и литературой и никаких последствий. Разве что девочку дома сильно поругают. А этого Штуку выгнали из школы за три месяца до выпускных экзаменов.
   ... Он решил за это мстить. Ну что же, адекватное решение. Здесь я его могу понять. ... Но почему для этого надо было обязательно поступать в училище КГБ? То есть добровольно становиться исполнителем того режима?
   ... А когда режим перевернулся, Штука отвалился от него, но был тут же подхвачен заказчиками нового режима. ... Ну а дальше я ничего не понимаю.
   - ... Погодите, ... я прошу более медленно и подробно ... о вашей работе против моего отца ... У меня что-то в голове не вяжется... Он вам перешел дорогу?
   Строкин отпил маленький глоток кофе. "Наивный, наивный Исай ... Трепетный живой придаток бездушной виртуальной сети. как же ему объяснить, чтобы он все связал?"
   - Вы можете меня осуждать, ругать последними словами. В конце - концов далеко-далеко послать ... А можете просто ударить по морде, как ваш отец председателя стачкома ...
   - Можно короче?
   - Можно. Я использовал вашего отца, в качестве живца. Мне нужно было, чтобы тот человек, которого вы слышали на пленке, заглотнул этого живца...
   - И что - получилось?
   - Получилось. Но весьма дорогой ценой. Для вашего отца и вас.
   - Объясните...
   - Объясняю. Человек этот скользкий и опасный. Я давно решил проделать с ним то, что он позже задумал против Якова Вулаха. То есть, раздеть и показать голеньким всему народу. Чтобы он чувствовал себя, как босой на раскаленном от солнца песке, из которой нельзя выпрыгнуть.
   - То есть, это ваша личная месть, за школьные дела, а не позиция гражданина ...?
   Строкин заколыхался от смеха:
   - какой вы чистый и наивный человек, Исай. В любом даже великом деянии любого человека лежит личная мотивация. Но не дай Бог мне такого сына ...
   - А я не навязываюсь вам в сыновья.
   - Да, что-то мы не туда ...
   - Не мы, вы. И теперь я хочу спросить, что вы собираетесь делать со всеми этими компроматами? Сколько можно использовать моего отца?
   - Не сомневайтесь, мой молодой друг, очень скоро все эти компроматы, как вы изволили выразиться, начнут работать против нашего общего врага.
   - Я очень прошу назвать его фамилию. Кто он такой?
   - Ни в коем разе! Вы же его сразу попытаетесь ликвидировать. Причем радикальными средствами. Но это, во-первых, избавит его от настоящего возмездия. В, во-вторых, приведет вас в тюрьму. И очень недолго. Но у вас есть семья и хорошая любимая девушка, насколько мне известно. И вообще, у вас все впереди.
   - Вам все известно ...
   - Нет, не все я, к примеру, не знаю, где можно было выкопать такой допотопный охотничий люгер?
   - А это уже моя тайна, господин чекист.
   - Но в любом случае вы его обратно не получите. Могу только вернуть деньгами. Сколько вы за него дали?
   - Это уже не имеет значения.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава тридцать пятая
   Когда Исай приехал домой, было начало двенадцатого. Он не предупредил, хотел маме сделать сюрприз.
   Лиза, радостно дернулась, однако наперегонки выпрыгнули злость и нереализованное бессилие перед его бездушием и эгоизмом.
   Исай мгновенно засек ее скованность и обнял мать:
   - Прости меня, мамуля! Если бы я не сделал того, что сделал, ты бы первая меня перестала уважать.
   Она не поцеловала сына при встрече:
   - Ладно, Исай. Это все позже. У нас гости.
   - Кто?
   - Увидишь минут через пять. Ты будешь ужинать?
   - Нет, Налей мне, только своего китайского чая. И, мамуля, очень прошу, принеси мои теплые шерстяные носки. Помнишь те, базарные?
   - Еще бы не помнить, - сердито закричала Лиза. - Лучше вспомни, как ты отбрыкивался, когда я предложила тебе их померить.
   - Ну, мамуля, бр-р-р, очень ноги замерзли.
   Хорошо что он успел надеть спортивные штаны, потому что в столовую вошла Вика.
   На ней был лизин халат, а на голове тюрбан из маминого полотенца.
   Это была картина Репина и Саврасова в одном флаконе. Только там не ждали ссыльного арестанта а здесь...
   Быстрее пришла в себя Вика:
   - Ой! - закричала она, - Я сейчас! Не уходи!
   И побежала обратно в ванную
   - Мама, - растерянно спросил Исай - это Вика? Или я сплю?
   - Горе ты мое, так ведь можно проспать всю жизнь? Быстренько в свою комнату - одеть брюки и белую рубашку.
   - Ты так считаешь?
   - У тебя две минуты!
   Исай выбежал в свою комнату.
   Какой великий скульптор спроектировал наш дом! Как он мог догадаться, рассчитать, что его - Исая комната - должна находиться именно здесь, на против ванной комнаты.
   Но это он скажет Вике чуть позже. Примерно через два часа после того, как они столкнуться в коридоре. Когда Вика переодетая вышла из ванной, а он из своего кабинета.
   Через секунду они оказались в кабинете, а еще через пять секунд расшвыривали по углам всю сорванную друг с друга одежду.
   Что-то как будто взорвалось у него в голове.
   Желание ударило в виски, как молот. Бухнуло сердце, стало жарко и тяжело дышать.
   Он держал в руках Вику, живую и теплую, обвитый ею так сильно, что он перестал понимать, где он и что с ним.
   - Вика, - прошелестел он сухими губами, - Вика, я больше не могу...
   - А я еще давнее, тебя хочу, Исайчик ... Только утром она смогла пошевелить извилинами, и посмотреть на исторические события в их жизни как бы со стороны "Мы набросились друг на друга как животные. В нас не было уже ничего человеческого. Лишь острая, как поварской нож, звериная необходимость. Исай спал на животе, раскинув, как циркули, руки. Она погладила его стриженную под ноль шероховатую голову. Голову ее мужчины.
   "Но ведь эта звериная необходимость очистила нам душу. Мы катались по полу, делали больно друг другу, но эта жгучая боль приносила огромное облегчение. Позволяла все плохое забыть и думать только о хорошем".
   * * *
   Эльза - мама Вики - дочери не дождалась, хотя читала до двенадцати ночи. "Ладно, - подумала она, зевая, скоро придет. Куда она стервочка, денется".
   Но утром, когда зашла в комнату Вики, поняла: дома дочь не ночевала.
   Мобильник оказался вне зоны досягаемости. Подруга Вера ничего определенного сказать не могла, хотя чувствовалось что-то знает.
   - Веруня, красавица моя, - запела Эльза Петровна, - не надо скрывать от меня правду. Мы же с тобой давние подружки.
   - Тетя Эльза, без вопросов!
   - Может, наша девочка уже не девочка? Если я об этом узнаю последняя, это будет ваш большой общий грех передо мной.
   Она сделала короткую скорбную паузу:
   - Хотя ей давно пора было определиться со своей целкой, я извиняюсь.
   В трубке хрюкнули:
   - Я от вас тащусь, тетя Эльза! Эх, если так просто и ясно смотрела на мир наша подруга Вика, она бы давно лежала на Богамах.
   - Обойдемся без Богамов, мы и тут забогамим нашу пташку.
   - Стой, тетя Эльза! Есть с кем?
   - Да желающих на нее отбоя никогда не было. Но ты же знаешь ее бабушкину мораль: только по любви.
   - Знаю, тетя Эльзочка, ох как знаю! Каких только красавцев я под нее не бросала!
   Но Эльза Петровна гнула свое:
   ...и хотя эта старая театральная вешалка, царство ей небесное, прожила до восьмидесяти пяти, она так и не поняла, что любовь приходит и уходит, а хорошо кушать хочется постоянно. Короче, Веруня, где и с кем Вика?
   На столе запрыгал ее, Эльзы, мобильник. Он играл ее любимого "Настоящего полковника".
   - Все, Веруня, перехожу на волну Вики.
   Она бросила одну трубку и схватила другую.
   Другая не стала здороваться и сразу заявила:
   - Мамочка, не обижайся, я сегодня вне зоны видимости. Со мной все в порядке.
   - Ты, стервочка, для начала хоть бы поздоровалась.
   - Мам, ну давай без этих условностей. Я живая и более чем здоровая - что еще надо. Я тебя люблю. Разве этого мало.
   - Я счастлива. Но этого мало. Мы сегодня идем на ужин к Герке ты не забыла?
   - Нет, не забыла. Домой я приду часов в пять, переоденусь и поедем к Герке. Лады?
   - Все, я жду тебя, дочура.
   "Чегой-то она сегодня такая покладистая? И совсем другой, не Викин голос. Будто выпившая или под кайфом... Нет, это отпадает. Ничего, мы на тебя накинем уздечку золотую, кобылица непуганая.
   * * *
   Но кобылица была очень напугана. Ничего в жизни она так не боялась, как услышать и увидеть проснувшегося Исая. "А почему мне бояться? Ведь мы бросились друг к другу в одну и ту же секунду. Нас свела только бешенная страсть как пишут в книгах. Или это называется по-другому?"
   В начале дрогнули его ресницы. Не открывая глаз, он спросил:
   - Ты здесь Вика?
   - Я здесь, Исайчик.
   - Поцелуй меня.
   По всему ее нутру разлилось тепло и начали покалывать иголочки. Их прохладные губы слились. Ей показалось, что ее любимый переливает в нее шампанское. Но не такое, какое все пьют, а никогда раньше не пробованное. Это было соединение горного воздуха на высоте пяти километров с жарким солнцем на берегу моря. И еще с несколькими каплями прозрачного золотистого меда.
   Они отдались друг другу сразу, без подготовки. Как опытные давние любовники, без того горячего беспорядочного перегрева, который был ночью.
   "Но ведь мы вместе только второй раз, а у нас никаких проблем, - думала она потом. - Откуда у Исайчика столько знания о том, чего никогда раньше не делал?
   А он думал о ней:
   "Какая она изумительная, потрясающая!.. Но откуда она все это знает?"
   Эти мысли остались в глубине каждого из них, а в слух были заданы другие вопросы. В коротких перерывах между любовными вспышками:
   Она:
   - Помнишь, при первой встрече ты сказал, что я умная девушка? А я подумала: "Если женщине говорят подобное, значит больше ее любить не за что".
   - Но ведь ты подумала, а не я.
   - Но теперь-то я тебе понравилась не только за ум?
   - Да, не только.
   - А за что еще?
   - Я не могу это объяснить словами. Я могу это только ощущать.
   - Не можешь объяснить, покажи.
   Они снова провалились в жерло вулкана.
   Он:
   - А почему ты сказала подруге по телефону, что я скоро буду в твоем кармане?
   - А, так у тебя есть привычка подслушивать?..
   - Я не подслушивал, я стоял рядом с мороженым, которое купил по твоей просьбе.
   - И что тебя смутило в моем разговоре?
   - Слово "скоро"...
   - Вот теперь мне все понятно. Как гора с плеч. Какой ты у меня гениальный дурачок. И вообще, как эти понятия могут сочетаться? За что я тебя только полюбила?
   - Повтори еще раз это слово.
   - Какое?
   - Вот это: "полюбила"
   - Но ведь это только женщины любят ушами.
   - Я прошу, Вика, повтори.
   - Я тебя люблю, Исайчик.
   А вот с его мамой, Елизаветой Давыдовной, она не боялась увидеться. Наоборот, она очень желала этой встречи.
   - Молодые люди, не пора ли завтракать? - услышала она за дверью. - Уже десять утра.
   "Ничего себе, попила чайку в гостях", подумала Вика.
   В столовой они с Лизой облили друг дружку радостными взглядами и больше в это утро не касались никаких личных тем.
   Здесь же в столовой после чая она позвонила своей маме, и сказала, что поедет на ужин к брату.
   Сделала она это обдуманно, зная наперед, чем закончится ужин.
   - Ты сегодня приедешь? - спросил у калитки Исай.
   - Да, - ответила Вика, - глядя ему прямо в глаза. - Ты хочешь этого?
   - Очень. Тебя где-нибудь встретить?
   - Нет, я сама приеду. Просто жди.
   Губы были прохладными и пересохшими от жара.
  
  
  
  
  
  
   Глава тридцать шестая
  
   Через два дня вечером ему позвонили на гостиничный телефон Яков сразу узнал голос - этот гортанный тембр нельзя было спутать ни с каким другим. Но в голосе старухи уже не было прежней грозовой окраски.
   - Товарищ Вулах?
   - Да, это я.
   - Вам звонит так поздно Грач Феня Николаевна. Вы меня помните?
   - Конечно. Я ждал вашего сигнала.
   - Вы можете придти к нам завтра к шести часам вечера?
   - Нет проблем. Обязательно приду.
   - До свидания.
   ... Николай Лукич Позняк был назначен директором не полно-средней школы села Ливня 10 июня 1941 года.
   Он с семьей жил в райцентре Высокая Печ, работал завучем местной средней школы. А его жена Фира Львовна преподавала там же математику и алгебру. Семь лет назад они закончили Житомирский учительский институт и сразу же поженились, потому что любили друг друга с первого курса.
   Через год у них родилась Люба, а еще через год Феня.
   По мере подрастания обе как две капли воды становились похожими на папу Колю. Обе белобрысенькие, носики уточкой, сероглазые.
   В глубине души Николай иногда испытывал неудобство: он очень любил свою ласковую курчавую красавицу Фиру и, конечно, хотел бы, чтобы кто-то из детей был похож на нее. Однако уныние и самокопание не были присущи Позняку. По натуре он был человеком действия. И однажды Фира перед сном шепнула ему:
   - Коля, мы с тобой снова постарались.
   На что он тут же без раздумий получила счастливый ответ.
   - Постарались оба, а будет твоя копия, вот увидишь.
   Но спустя девять месяцев счастье отвернулось от них.
   За неделю до родов Фира выносила ведро с жужалкой и подорвалась. Беда, как говорится, не приходит одна ... Молодая фельдшерица, делая укол, занесла Фире инфекцию.
   Ночью началось заражение крови. До роддома не довезли живыми ни маму, ни будущего ребенка.
   Переезжал Николай Лукич из Высокой Печи в Ливню после пережитого даже с некоторым облегчением: на старой квартире все напоминало любимую Фиру.
   Девочкам после смерти мамы тоже лучше было сменить обстановку.
   Их привезли на повозке, запряженной лошадьми прямо к хате Фроси Левчук. Председатель сельсовета договорился заранее, с хозяйкой что она примет на постой семью нового директора школы. За это колхоз будет ей - Раисе Левчук бесплатно выдавать топливо и три пуда картошки на год.
   Левчучка была еще женщина не старая, 55 лет и жила одна в хате. Сын с семьей в прошлом году переехал на завод в город, а недавно умерла ее мама. Муж погиб в финской компании. Поэтому она сразу согласилась на пополнение6 - все веселей будет.
   Из родни у Левчучки в селе осталась только племянница Фрося, дочка покойной сестры Явдохи. Жила она рядом с мужем и восьмилетней дочкой Галкой, ждала второе дите.
   Вселилась семья Позняк, как мы уже знаем, к Раисе Левчук 19 июня. Хозяйка выделила им комнату справа. Сама осталась жить в левой, меньшей по размеру. Между ними была кухня. Николай начал обустраиваться. Прежде всего разделил комнату занавеской: девочки хоть маленькие еще, но женщины. Приделал над своей кроватью фотографию Фиры в рамочке, вокруг разместил рисунки Любочки, она начала рисовать с трех лет. На второй день поехал в школу, посмотреть свое новое хозяйство. Здание было одноэтажное ветхое бывшая барская усадьба. Но колхоз как мог поддерживал школу стройматериалами, наглядными пособиями.
   Позняк заглянул во все углы, обошел все классы.
   Школьный дух еще не выветрился. У него зачесались руки: за оставшееся время до 1 сентября нужно привести школу в полный порядок.
   А через два дня, точнее ранним утром 22 июня Николая Лукича разбудил ровный грозный гул над домом. И за ним - удары по гигантским барабанам. Землю лихорадило, как перед извержением вулкана.
   ... Двадцать пятого июня сельские мужики дееспособного возраста получили повестки: в их числе были Позняк и Федор муж Фроси Левчук.
   В доме остались одни женщины. А через две недели в селе затарахтели мотоциклы с немецкими солдатами.
   В Ливнях назначили старосту из местных - бывшего бухгалтера, однорукого Мефодия Чепеля. Через несколько дней дошли слухи, что со всей округи собирают евреев для ликвидации, - и старух и детей. В Ливнях евреи давно не жили, а в других деревнях попадались по одной-две семьи.
   Когда девочки пошли гулять, Рая зашла на половину Позняка и долго смотрела на фотографию его покойной жены.
   "Что же он мне не сказал, что она еврейка? Очень похожа на семью кузнеца Давидку Смоляка. Которая жила в Ливнях десять лет назад. Но ведь про наших девочек никто ничего не подозревает, даже намека не было".
   Она сняла со стены фотокарточку Фиры и запрятала на самое дно своего сундука.
   Будут теперь мои. Том более, что их отец - Николай Лукич Позняк - по национальности хохол. "Не бай Бог, только чтобы дети никому не говорили, что их маму звали Фира". Но насчет Фиры уже поздно было хорониться - птичка вылетела. На третий день после прихода немцев к Раисе зашла ее племянница Фрося - какая-то взъерошенная и слегка напуганная. Убедилась, что в хате никого нет, и все-таки шепотом спросила:
   - А шо, маму твоих девочек звали Фира?
   Раиса молча взяла племянницу за руку, затащила в свою комнату и плотно закрыла дверь:
   - Да, Фира, - тихо, но четко ответила она.
   - Тетя, Рая, вы же понимаете...
   - Понимаю. Но никому их не отдам. Они не виноватые.
   - А мы что - виноватые?
   Они замолкли. Молчание было тяжким. Так молчат люди перед тем, как попрощаться навсегда.
   - Тетя Рая, а если изменить имя их мамы покойной?
   - Что ты несешь, Фрося!
   - Послушайте меня. Надо уговорить девочек, что их маму звали не Фира, а Вера.
   - Вера?!
   - Ну да. Когда была живая их мама, они были еще маленькие и плохо выговаривали ее имя. На самом деле ее звали не Фира, а Вера. Вы поняли?
   - Фира?.. Вера?.. Шо-то похожее есть. Но как это вдолбить детям? Они же уже не грудные?
   - Уже не грудные, но и не сильно взрослые. Вдалбливать надо осторожно, но постоянно... Я сейчас уйду, а вы их позовите и начинайте этот разговор... Пока не поздно, тетя Вера... Для нас всех.
   Девочки игрались в огороде. Они нашли улитку (в тех краях она называлась равлик) и дуэтом говорили:
   - Равлик, равлик, высунь рожки.
  
   - Детки, пошли кушать, кортоха стынет, - позвала Раиса.
   Девочки послушно отозвались на зов бабушки Раи. Поели они быстро и хотели бежать обратно к равлику, но Раиса остановила их:
   - Детки, посидите со мной две минуточки. Девочки снова сели на лавку и доверчиво глянули на бабушку Раю.
   - Дети, - сказала она, - как звали вашу маму?
   - Фира, - ответили они в один голос.
   - А вот и ошибаетесь. Ее звали "Вера". Теперь девочки смотрели на нее с удивлением.
   - Нет, Фира! - уперто пропищала меньшая Феня.
   - Да, Фира, - поддержала ее старшая Люба.
   - Послухайте меня, девочки. Ее звали Вера. И так записано во всех ее документах, паспорте. Вы же уже взросленькие и знаете, что такое паспорт.
   - Знаем, - неуверенно пропищали обе.
   - Ну вот. Ваш папа Коля рассказывал мне, что вам когда вы были маленькие удобнее было говорить не Вера, вы выговаривали букву "в" как-то по другому. Получалось Фира. Он даже смеялся, как вы смешно выговаривали это имя... А вообще-то многие дети в таком возрасте переиначивают имена людей и вещей.
   - А ты бабушка Рая, как выговаривала в детстве имена? - спросила Любаша.
   - О. это было так давно, что я не помню. Я ведь уже старенькая. А вот как это делал в детстве мой сын Стасик, помню хорошо. Например, он вместо собака говорил "кака".
   - Ой - ой, - запищали дети, - как смешно. - А еще что-нибудь вспомните про вашего сына.
   - Сейчас. Вот. Вместо "Фрося" он говорил "Тося". А это совсем другое женское имя. Но я его быстро научила, и Стасик стал называть ее правильно: "Фрося", так и вы должны вернуть своей мамке настоящее имя. Ее звали "Вера". Давайте вместе повторим: "Вера, Вера, Вера".
   - Вера! Вера! Вера! - подхватили разом дети.
   - Не забывайте. А то, если вы будете говорить "Фира", люди над вами будут смеяться. А вы же не хотите, чтобы смеялись над вами и вашей мамой Верой?
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава тридцать седьмая
   - Доча, я думала, ты оденешь свое любимое платье. И мое тоже. Ты в нем как принцесса Диана.
   - Ты думаешь, меня сильно пленяют лавры Дианы?
   - А почему нет? Ты ей по красоте не уступишь, Викуля.
   - Но я лично хочу прожить подольше, чем она...
   - Да, конечно. Эти чертовы папарацци ... Зависть в королевской династии... Какой-то злой рок висел над ней. А весь мир на руках носил эту святую женщину.
   - Ага, святую. А что же она так быстро по рукам пошла после развода со своим принцем?
   - Как-то сильно круто ты ее судишь, лапонька... Миллионы людей во всем мире...
   - Ну чего ты, заладила, мамуля. Миллионы людей! Все это слюни толпы. Диана любила жизнь во всех ее проявлениях.
   "И чего это я так развязалась?" - подумала Вика, - Моралистка великая, блин. Мать Тереза ... Мне самой давно нравилась это народная принцесса. А завелась я, кажется, не к добру".
   На воротах их встретил Герман.
   - Здравствуйте, девочки! Мы вас уже заждались. прошу сразу на второй этаж.
   Он знал где надо собирать гостей. Со второго этажа действительно открывался вид, достойный восхищения.
   Заснеженный пруд. Ивы, склоненные над снежным нарядом. Дальше едва угадываемая стена леса.
   "Ну прямо пушкинский пейзаж, подумала Вика, - Или Толстой в Ясной Поляне. Только вместо Толстого Герман Нахимов".
   - Дамы и господа, прошу знакомиться" Это моя двоюродная сестра Виктория и ее мама Эльза. А это наши гости, Валерий, его мама Ольга и сестра Евгения.
   Началось: "Очень приятно!", "Очень приятно!", "Очень приятно!". "Вика", "Женя", "Валерий"...
   Вика одела улыбку: почему бы не познакомиться с приятными людьми.
   Молодой мужчина по имени Валерий был высоким блондином с белоснежно рекламными зубами и крепкими прямоугольными плечами.
   "Какие люди в Голливуде!" Его сестра тоже хорошо подготовилась к вечеринке: она несла на себе не только свое, но и кое-что от "Шанель", "Ричи", "Сваровски".
   Мама Валерия и Жени не сильно отличалась от мамы Вики. Герману не пришлось предпринимать никаких усилий. Дамы сразу потянулись друг к дружке. Вика и Катя тоже не нуждались в посторонней помощи. Они сразу вышли на балкон покурить.
   Женя оказалась студенткой 3-го курса медицинского факультета цюрихского университета, приехала на каникулы.
   - Круто, - сказала Вика, - это не наша белогорская бурса.
   - Да уж, - ответила Женя. Но в родные стены тянет.
   - Поэтому ты натянула на себя такой роскошный прикид тысяч на сто? Я ездила по студенческому обмену в Париж, там студенточки ходят в полном хламе, одеваются в сэконд хендах, никакого золота, брюликов.
   - Да мы там так тоже ходим не напрягайся. А сегодня же у Германа Васильевича событие, вот и заставили меня родители натянуть все.
   - А вот от этого места, Евгения, поподробнее. Какое событие?
   Женя тихо улыбнулась:
   - А вроде ты случайная прохожая. Может ты скажешь, что не догадываешься, зачем здесь мой брат Валера?
   Да нет, Вика давно догадалась о поводе встречи. Ей только нужно было подтверждение.
   - Ну да, конечно, - легко согласилась она. Я и забыла, вот болда.
   Женя сбросила улыбку:
   - Да нет, подруга Вика, ты на балду мало похожа.
   - Это обманчивое впечатление, подруга Катя. Ты лучше подробнее расскажи, как там у вас в Цюрихе относятся к нашим девушкам?
   - В каком смысле нашим?
   - Ну, к русским.
   - К русским?
   Женя весело от души, засмеялась.
   - Нет там этих проблем. Русские, нерусские ... Там вообще большинство мужиков хорошо относятся только друг к другу. И тоже независимо от национальности...
   - Ты чего, это правда? - спросила Вика шепотом.
   - Правдее быть не может.
   - Ну а преподаватели ... студенток ... как ... цепляют?.. В смысле, проявляют внимание?
   - За два с половиной года не видела ни одного такого случая. Там вообще, как тебе сказать, другая система. Ты же говорила, что была там по обмену...
   - Ну да, только всего одну неделю. Ито на празднике Святого Валентина.
   - С тобой все ясно. А студенческие будни у нас совсем другие. И в Париже и в Цюрихе, и в Берлине. Они сильно отличаются от наших родных. Как наш "Запорожец" от английского "Бентли".
   - А конкретнее можно?
   - Начнем с того, что если ты сама не заставишь себя заниматься и зубрить, то никакие твои красоты, формы, ножки, груди не помогут получить даже удовлетворительный балл...
   - Они там что, такие неприступные? Или на лапу не берут?
   - Да какую лапу, Вика. Там и в мыслях ни у кого из преподавателей нет брать взятки.
   - Фантастика просто!
   - Нет, жесткая узаконенная реальность. Больше того, если какую-то дисциплину читает один преподаватель, то экзамены по этой дисциплине принимает другой, чаще всего приглашенный вообще из другого вуза.
   Вика жалостно смотрела на Женю. Они обе в этот момент были похожи на вырванные из разных книг страницы.
   - Ну хорошо ..., а с парнями вы дружите? Вот у тебя есть друг?
   - В этом деле все, как у нас, в смысле у вас. Гуляем, дружим, ходим в ночные клубы, ездим на природу, в другие страны. У меня есть, так скажем, приятель. Он итальянец.
   - Студент?
   - Ну да... Только не медик. Технарь.
   - Извини, ты как-то осторожно сказала: "приятель"... А чем он отличается от друга?
   - Понимаю... У нас был секс, и есть ... Но назвать его другом я еще не могу.
   Вика внутренне покраснела: Прокололась как лохиня.
   - Девушки загремел у них за спиной голос Германа, - позвольте вам промешать. Молодой человек скучает в одиночестве. А поскольку одно из его достоинств скромность, то ему трудно навязать прекрасным дамам свою компании...
   - Поэтому ты, Герман Васильевич, решил взять на себя функции гида про прекрасным дамам, - мгновенно отреагировал Вика. А может у нас с подругой Женей более близкие интимные интересы. Она повернулась к Жене, подмигнула ей, обняла и впилась в ее губы.
   - Сестричка, ты чего? У тебя же до сих пор все было в порядке.
   Герман начал суетиться вокруг девушек. Он разводил руками, жалобно глядя на Валерия.
   Наконец Вика оторвалась от Жени:
   - Не бойся, братишка, у нас с моей новой подругой Евгенией традиционная половая ориентация и трахаемся мы с мужиками.
   - Не ожидал от тебя, сестра, такого базара...
   Он обнял по-братски ее за плечи, отодвинул от всех и начал тихо шелестеть в ухо:
   - Я пригласил сюда очень серьезных людей. Отец Валерия представитель концерна"Русское золото" в Лондоне, сам Валерик начинающий бизнесмен, не женат, и вообще парень супер. А ты здесь выпендриваешься, строишь из себя культурную путану. Сестренка, ну возьми себя в руки. У тебя есть шанс начать жизнь с нуля. Женя сразу усекла суть возникшего напряжения и автора незапланированного сценарного хода.
   - Герман Васильевич, позвала она Нахимова, - расслабьтесь. Это я за кроткое время успела заразить, тлетворным буржуазным духом вашу сестричку. Мы с ней уже взрослые девочки и постараемся не огорчать ни гостей, ни хозяев. О`кей?
   - Ну вот, и ладненько, ребята. Вы оставайтесь, а я пока пойду готовиться к семейному чаю. О`кей?
   Он изобразил Жене сахарную улыбку.
   - Ну ты артистка! - восхищенно воскликнула Женя. - Я так понимаю, у вас с братиком не безоблачные отношения?
   - Мягко сказано ... Но давай не будем грустном. Скажи, пожалуйста...
   - Знаешь мне нужно срочно позвонить, а номер у мамы. Я скоро. Не стесняйтесь друг друга. Общайтесь.
   Она вышла в комнату и аккуратно, но плотно прижала дверь на балкон.
   "О чем мне общаться с этим красавчиком? И послать сразу неудобно он пока ничего плохого не сделал... А теперь открытым текстом - только культурно, Викуша".
   - Валерий, если я правильно поняла, нас здесь оставили не для того, чтобы мы обменялись мнениями о погоде...
   Мужчина серьезно ответил:
   - И я так думаю.
   - Вот видите. Теперь перейдем к сути нашей встречи. У меня есть близкий человек, которого я люблю. И больше мне никто не нужен. Это понятно, Валерий?
   Лицо Валерия засветилось. Он стал еще красивее:
   - Понятно, Виктория. Вы изумительная женщина!
   Он нагнулся, чтобы поцеловать ей руку.
   - В каком смысле?
   Вика вырвала руку обратно.
   - Я хотел сказать вам то же самое. Но вы меня опередили.
   - То есть, вы хотите сказать, что не претендуете...
   Валерий приложил палец к губам. Он стоял спиной к двери, поэтому этот жест видела только она.
   - Я предлагаю пойти прогуляться и все обсудить на воздухе.
   Вика видела перед собой нормального мужика. И не только красивого.
   - Нет проблем. Пошли одеваться.
   Когда они объявили, что хотят вдвоем прогуляться, это вызвало бурю восторга: дело сделано!
   Только Эльза ощутила тонкий-тонкий укол в сердце: что-то не так. Но увлеченная общим ликованием тут же отбросила тревогу.
   Когда уже в прихожей Вика вдевала правую руку в шубку, элегантно поддерживаемую Валерием, ей бросилась в глаза на столике у зеркала газета "Город" со страницей, где был кроссворд Исая. Название "Доска почета" было дважды обведено красным маркером.
   "Ладно, вернусь, разберусь. Проблемы надо по мере их поступления".
   На улице было свежо и тихо. Морозик щекотно покалывал нос и щеки.
   - Валерий, давай сразу на "ты". Не против?
   - Я и сам хотел предложить ... вам ... тебе это.
   - Слушай ты меня заинтриговал. Тебя сюда ведь тоже притащили свататься?..
   - Да. Но я не хочу. И у меня тоже есть любимый человек.
   - Вау!
   Вика вскинула вверх руки, как это делают молодые фанаты.
   Валерий терпеливо переждал все ее излияния и сказал:
   - Если тебе интересно послушать, расскажу о себе.
   - Послушаю с огромным интересом. Тем более, что мне совсем не хочется возвращаться в дом. Давай пройдемся вокруг этого пруда.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава тридцать восьмая
  
   - Все, теперь ты не отвертишься! - услышала Лиза в трубке голос Катерины. - Ты куда пропала? Пользуешься отсутствием мужа пошла вразнос.
   Катерина Денина, конечно, любопытная особа. С ней бывает интересно, поточнее сказать, интересно наблюдать как она строит из себя мисс Марпл и плетет детективную паутину. По любому поводу и без повода. Просто она без этого не может существовать.
   Лиза не мешает ей, не показывает, как это все откровенно примитивно. Наоборот, она часто ведется за расследованиями Катерины и та радостно с ней делится всеми "версиями". Но Лиза ни разу не назвала Катерину подругой. Что-то мешает ей сблизиться с женой друга ее мужа.
   Впрочем, у нее за всю жизнь никогда не было настоящей подруги.
   - Лиза, ты где, конспираторша? Сегодня от нас не ускользнешь. Приедем и заберем, готовься!
   "Ну что ж придется выходить из подполья"...
   - Я здесь, Катюша. Просто запарилась в своей школе - продышаться некогда...
   - Вот у нас дома и продышишься. В твоем распоряжении полчаса.
   Лиза переоделась, привела себя в порядок, и стала ждать Дениных. И только когда села, поймала себя на мысли, что несколько минут телефонного разговора с Катериной, били те несколько минут за прошедшие сутки, когда она не думала об Исае и Вике.
   Она ведь избалованная девочка. И взбалмошная. Что-то в ней проглядывает порочное и похотливое.
   А может быть, не стоит преувеличивать? Может быть это то, что у современной молодежи называется "сексапильность".
   Что же здесь отрицательного - молодая женщина должна быть привлекательной и желанной.
   В наше время это называлось "изюминка", "шарм". А теперь "сексапильность".
   Времена меняются, а вместе с ними понятия красоты и женственности. Молодые люди более свободны в отношениях, лишены условностей и оглядки на общественное мнение. Живут, как им хочется.
   Смешно, я сама себе читаю лекцию о современной морали... Но Вика Лицкая предмет не абстрактный, не теоретический а реальный и совершенно конкретный. Она очень скоро может стать частью нашей семьи. А может и наоборот - отколоть часть нашей семьи. В ней чувствуется сильное, волевое начало... Но это все допустимо, если при такой энергетике присутствует порядочность и любовь к нашему сыну.
   Однако, госпожа завуч по воспитательной работе, в вас заговорила чисто учительская привычка все препарировать и расставлять по полочкам. Не будьте такой занудливой, Елизавета Давыдовна. Вот теперь и я себя именую "Давыдовна". Но как долго я вдалбливала всем, что я "Давидовна". Четвертая буква "и", а не "ы". Но если людям удобнее меня так называть...
   Она прокрутила в памяти пленку фильма, который разыгрался на ее глазах.
   "Вот Вика и Исайчик сталкиваются в столовой. То, что она ошарашена, значит не сказать ничего.
   Она буквально вспыхнула будто в нее ударил солнечный протуберанец. Я не помню в жизни более ликующей женщины.
   И мой мальчик напрягся, как тетива лука.
   На глазах он преобразился в мужчину - еще до того, как они уединились на всю ночь в его комнате.
   И самые сладкие минуты этого кино - когда мы вместе пьем утренний чай.
   Я ведь атеистка, безбожница, но Боже умоляю! Дай счастье этим двум любящим!
   А я сделаю все, чтобы это счастье длилось как можно дольше".
   - Слушай, а что это за новый букет в твоей берлоге? - тихо протяжно застонала Катерина, задержавшись на пороге. - Я точно знаю, что это не твои духи. И вообще, какой-то посторонний чужой дух.
   У Лизы в голове лихорадочно защелкали шестеренки.
   "Говорить или нет? Если не сказать, значит я оставляю возможность отступления, сомнение в шансе Вики и Исайчика быть вместе... Если сказать, а ничего не получится? Но у молодежи всякое случается. Ни у кого из нас нет стопроцентных гарантий на будущее..."
   - Катерина, от тебя ничего не скроешь. Да я, собственно, не пытаюсь это сделать...
   - Ну, колись, подруга.
   - У нас в гостях была девушка Исая.
   - Кто, Веруня?
   - Нет, не она.
   - Погоди...
   Павел потянул жену за руку:
   - Катя, я думаю, вы все эти вопросы решите у нас. Поехали. Ты готова, Лиза?
   - Ну конечно - давно вас жду.
   Когда отъехали, первый вопрос задал Павел: Разве Исай еще в Белогорске? Он мне говорил, что собирается куда-то срочно улететь по делам своей фирмы.
   - Да какие дела и какая фирма... Его вчера уволили.
   - Уже? Оперативно... Павел вместо газа ударил на тормоз, Катерина взвизгнула вместе с тормозами. Машину едва не швырнуло на середину дороги, он с трудом ее выровнял.
   - Ты что-то знаешь, Павел? - Лиза даже не заметила дорожную встряску.
   - В общих чертах. Сейчас приедем, поговорим. А то я еще дэтэпэ устрою за сто метров до дома.
   Дома Катерина сразу поволокла Лизу в свою комнату.
   - Куда ты меня тащишь, Катя?
   Мне Павел нужен.
   - Он всем нужен. Но пока он будет готовить на кухне свои фирменные коктейли, мы с тобой пообщаемся тет-а-тет. Мы с тобой должны обсудить две проблемы. Обе они вплотную касаются тебя.
   - Не пугай меня Катерина.
  
   - Итак, по мере поступления. Ты что собираешься зажать Исайкины новости?
   - Ну какие новости? Исай пришел домой со знакомой девушкой - подумаешь, событие... Он что, хуже своих друзей или других молодых людей?
   Катерина взяла на своем туалетном столике зеркальце:
   - Сто ты мне, подружка, кашу манную развозишь по тарелке? Глянь на свою физиономию в зеркало - там все написано.
   - Хорошо, я тебе все про девушку расскажу, но позже, после разговора с Павлом. Поверь, мне ни до чего, пока я не узнаю, что слышно у Исая за пределами дома.
   - Ладно, дождемся Пашу. А пока доложусь о проведенном мной частном расследовании дяди Яши. На сегодняшний день мутная волна, поднятая в городе вокруг Вулаха, начинает спадать. Отошли на задний план сплетни, утихают слухи насчет его ... любовной связи... Так, не напрягойся. Любимый город может спать спокойно. Этот грязный пасквиль сочинили руководители, так называемого стачкома "Строй-треста", чтобы опорочить высокую репутацию генерального директора.
   - Но Яков так много хорошего сделал людям за эти годы.
   - Правильно, Лизок, но чем больше человек делает для одних людей, тем больше ему завидуют другие люди. Это мой личный афоризм - запоминай, пока я жива.
   - Дорогие дамы, коктейль "Мечта" готов к употреблению. Но я, как его автор, требую соблюдения одного условия: оставить за порогом "Мечты" все суетные мысли и слова. Прошу в зеленую гостиную.
   Павел был само воплощение радушия и гостеприимства.
   Они перешли в зеленую гостиную - место для самых близких друзей.
   Но как только все уселись, Лиза сказала:
   - Павел я понимаю, коктейль тебе нужен был, чтобы обдумать и отсеять то, что ты мне должен сказать. Но я согласна и на это - говори самое отсеянное. Прямо сейчас.
   - Лизонька, дорогая, я не знаю, что ты себе нафантазировала... Но мне нечего сказать такого, что нужно от тебя скрывать.
   - Тем более, Павел.
   Хорошо. Я знаю то, что Исай попал в неприятную историю с кроссвордом, который он якобы сочинил и напечатал в газете "Город"...
   - Ему что-то грозит?
   - Не волнуйся, Лиза. То, что ему грозило, уже сделано: его уволили. Значит, более крутые меры отменены. Иначе я бы здесь не сидел - поверь мне.
   - А где бы ты сидел?
   Там, где все последние дни - перекрывал опасные для Исая последствия.
   - Спасибо тебе, Павел!
   Лиза встала и отошла к окну. Катерина бросилась к ней, но Павел перекрыл ей путь. Он покачал головой и сказал в сторону Лизы:
   Как тебе не стыдно. Мы же одна семья. Это все равно, что я начал бы рассказывать моему юному другу Исаю, какая у него замечательная мама.
   - Далеко не замечательная, если могла допустить до такого.
   - А ты здесь абсолютно не причем. Просто, над семьей Вулахов прошла, как грозовая туча, черная полоса. Но все тучи рано или поздно уходят. Так случается в каждой семье. Я еще не встречал ни одной безоблачной семьи. Все, девочки, садимся. Коктейль "Мечта" не терпит суеты.
   Когда все сели, он сказал:
   А чтобы закрыть эту тему отмечу: за такие проделки я бы дал твоему сыну по заднему месту. Ремнем. Как в детстве со мной проделывал мой отец.
   Катерина вскинулась:
   - Ты говори, да не заговаривайся. У этого парня есть свой отец.
   -Да, есть. И я его очень уважаю. Но все свои лучшие годы он отдал не семье, а этой бесконечной проклятой стройке, где проблем каждый день больше, чем кирпичей в высотном доме.
   Лиза снова напряглась:
   - Что, все так серьезно?
   - Нет, Лизок, это я слегка развинтился.
   - А тебе нельзя развинчиваться, Павел Андреевич, - тихо, но властно сказала Катерина. Тебя все привыкли видеть собранным и завинченный. Тем более сейчас, когда временно отсутствует генеральный директор. Правильно, Лиза?
   Она привлекла к себе Лизу и поцеловала в щеку:
   Все, успокоились. А теперь рассказывай про Исайчика с другой стороны - чисто мужской и более привлекательной. Тебе девочка понравилась? Выкладывай все: возраст, размеры, интересы, фамилию, где работает, учится?
   - Учится она в гуманитарном университете. Будущий социолог-политолог. На четыре года моложе Исая. Красива, хорошие, увлекательные данные. Но особого значения своей внешности не придает. Во всяком случае, не зацикливается на этом... Мне кажется, любит Исая.
   - Кажется тебе или ему?
   - Погоди, катя. Я еще сама не разобралась. Мы ведь знакомы одну неделю... Во всяком случае, не скрывает, что любит Исая. Она мне сама об этом сказала....
   Павел поднял руку, как ученик в школе:
   - Можно мне?
   И, не дожидаясь разрешения, продолжил:
   Это очень важно, когда девушка не стесняется говорить о своей любви к парню. Это доказывает кроме любви наличие у нее ума и характера.
   - Да, Павел, ты будто знаешь ее. Точно так же и я подумала.
   - Ну а звать ее как, Лизок?
   - Вика. Вика Лицкая.
   - Лицкая? Редкая фамилия. Из каких она, интересно?
   - Погоди, Катерина, - снова внедрился Павел. Как ты сказала - Лицкая?
   - Ну да - Лицкая.
   - А я ведь знаю ее отца - Викнтия Лицкого. Не помню отчества. Он руководит какой-то текстильной компанией. А самое главное - они родственники Германа Нахимова.
   - Ну и что? - спросила Лиза - Какая разница, чья она родственница?
   - Опа. Новый фигурант, - поднялась Катерина. - Вернее давний. Герман Нахимов - заклятый друг дяди Яши Вулаха.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава тридцать девятая
   Его отец Виктор Волин типичный новорусский делец. Но в смысле делания денег ушел дальше других.
   Однако, вначале о типичности. За последние двадцать лет в российской жизни взросла целая череда типичных типов.
   Когда-то Евгений Онегин был типичным представителем дворянской молодежи. Через сто лет герои романа Горького "Мать" стали типичными представителями русского пролетариата.
   Еще через двадцать типичным представителем советской лет молодежи был назначен Павка Корчагин.
   Выпускник местного университета с красным дипломом Игорь Волин был распределен в краевое управление экономического планирования (Крайплан). Десятками лет там работали люди, главным умением и качеством которых было вовремя написать бумагу и отнести ее на тот этаж и в тот кабинет, который эту бумагу ждал.
   Молодой специалист присматривался к этой системе два месяца и однажды утром пришел в кабинет начальника управления. Его идея была не оригинальна, но весьма эффективна. Еще студентом третьего курса, студент Волин проходил практику в экономическим отделе краевой газеты "Белогорская правда". Редакция занимала четыре этажа, в штате служили более 100 человек, кроме того, разъездные корреспонденты фотографы, нештатники и прочий пишущий люд.
   С утра в чреве редакции накапливались сотни материалов, требующих скорейшего рассмотрения, согласования, разрешения. И вот за год до описываемых событий по примеру московской "Правды" в "Белогорской правде" был установлен ВВУ - вакуумно-воздушный ускоритель. Его вначале окрестили "Володя Ульянов", а потом еще короче "Вова". Так вот, "Вова" ускорил подачу материалов по трубам из кабинета в кабинет и с этажа на этаж в двадцать раз.
   С предложением своего "ВВУ" молодой специалист Волин пришел к главному шефу.
   Шеф был человеком еще не старым, но всегда хмурым и сосредоточенным. При этом он обладал сермяжным юмором, который запускал в крайних случаях.
   Он слушал Волина не перебивая, уткнув крупную тяжелую голову в стол. По окончании попросил оставить папку с предложением у него и зайти в конце рабочего дня.
   Вечером лицо шефа выглядело, как ни странно, свежее утреннего, пришли даже в движение губы, изображавшие улыбку.
   - Ленин всегда живой - объявил от Волину, - Проект одобрен Москвой. Госплан дает добро и деньги. Молодец, студент! Запускаем твоего ..., - он чуть было не лягнул - "Вовочку"... - но сам же пресек себя, воровато покрутив головой - ... твой ускоритель. А ты назначен, согласно приказа его главным конструктором, и исполнителем. Приступаешь с завтрашнего дня.
   Однако до запуска "Вовочки" дело не дошло. Деньги из Москвы были перечислены быстро, но шеф отмашку главному конструктору не давал. Появились какие-то более срочные дела, "диктуемые производственной необходимостью".
   Прошло два года. Игорь стал уде Игорем Федотовичем, начальником оперативного отдела управления. он женился на своей юной коллеге Оленьке Слепневой. Через год у них родился сын Валерий. А вскоре главного шефа перевели в Госплан.
   Перед отъездом он пригласил к себе Волина. "Готовься, - сказа шеф, - скоро заберу тебя в Москву. "С семьей?" - уточнил Игорь Федотович. "Ну а как же. Девок, там портить тебе не дадим".
   В Москву Волины переехали в самый канун перестройки. Чутье подсказало Волину, что это не игра и не компанейское мероприятие. Это - развал политической системы государства.
   И тот, кто успеет сейчас, не откладывая на завтра, перепрыгнуть через разлом, тот оседлает нового коня. Волин успел, через полгода он создал внедренческий кооператив, сориентированный на возникшую ситуацию. Горбачев издал указ, согласно которого каждому трудящемуся гражданину страны выделялась земля в размере шести соток и разрешение строить на ней дачный участок. А это значило, что каждому из этих миллионов новых земледельцев скоро понадобиться огородно- садовый инвентарь, в том числе шланги для полива. И в огромном количестве.
   Его люди обнаружили в Краснодарском крае завод резино-технических изделий. На тот момент, правда, он мало напоминал промышленное предприятие. Цеха стояли, из них вывозилось и выносилось все, что можно использовать в хозяйстве. Окна зияли пустыми глазницами, с крыш снят шифер. Вид - как после бомбежки или сильного урагана с градом.
   Единственное, что имело товарный вид это огромные катушки с поливочными шлангами - последняя продукция завода.
   По предварительным расчетам общая протяженность продукции была более 400 километров. Если прикинуть, что на каждую дачу в 6 соток земли достаточно двадцати метров шланга, то с помощью простого арифметического действия можно убедиться, что этого хватит на 2 таких области, как Московская. Для начала.
   Склад, слава Богу, охранялся, потому что юридически предприятие еще существовало. Реально существовал на тот момент и директор завода.
   Волин приехал к нему при полном параде, зашел в кабинет (кабинет у директора еще тоже был) и сказал: "Меняю твой кабель на новую "Ниву", она стоит за окном, а вот ключ. Если же сделка не состоится, предприятие опечатается, а ты привлекаешься к уголовной ответственности за преступное разрушение предприятия. Срок от 7 до 15 лет. У меня в машине сидит следователь областной прокуратуры. Если ты соглашаешься на мои условия, он уезжает домой, а ты получаешь машину. Если откажешься, через пять минут на твоих руках защелкнутся наручники.
   Первый раз в жизни Волин так жестоко и цинично блефовал. И рисковал по полной.
   Но у него был мотив: кто-то же должен обеспечить тысячи дачников поливочным инвентарем.
   Если клерки из администрации ЦК КПСС не подсказали генсеку, как реализовать его голую, не подкрепленную практическими подпорками идею, то это сделает он, экономист Волин вместе со своей командой.
   Однако "договор" с директором завода был лишь половиной дела.
   В течение суток; максимум двух необходимо найти железнодорожный транспорт для отправки всего товара на базу поближе к Москве, иначе кто-то хватится раньше него. Но для этого нужны разрешающие бумаги и деньги. Денег у него тогда было только до следующей зарплаты.
   Он думал всю ночь и утром поехал к главному шефу. Волин знал, что деньги у него есть. Надо только кинуть наживку. Шеф принял его на даче под Роменском. Хозяйство с домиком и 20 сотками было приобретено до прихода Горбачева и, судя по всему, обошлось шефу в круглую сумму. Чиновникам такого ранга, как он, государственные дачи не полагалось.
   - Александр Егорович, - обратился к шефу Волин, - когда зашел в двор, - а чем вы поливаете цветы, кусты, рассаду?
   - Как чем? С водой у нас проблем нет, - удивился шеф.
   - Да, нет, я имею ввиду поливочные средства... Шланги...
   - Шланги?.. - еще больше удивился шеф, - а ты что, поменял ориентацию?
   - Ну... можно и так сказать, Александр Егорович. Я смотрю, у вас какой-то дряхлый инвентарь ...
   Волин подошел к шлангу, лежавшему на траве - от дома к помидорным кустам.
   - Потресканные они, с дырками... Поменять надо бы Александр Егорович...
   - Ты хочешь помочь в этом деле, Волин?.. И дорого ли возьмешь?
   - Хочу шеф. И не только в этом деле. Мы можем где-нибудь уединиться?
   - Нет вопросов. Вот моя любимая беседка. Волин ничего не скрыл - рассказал все в деталях. Оставил за скобками только, как обработал директора завода.
   - Ну и в чем главная проблема, Игорек? - впервые так, по-отцовски обратился шеф к Волину, - Ты же ко мне напросился в гости не для того, чтобы рассказать, как ты умеешь решать деловые вопросы. Я давно знаю и ценю твои способности...
   - Срочно нужны деньги, чтобы оплатить погрузку и доставку сюда под Москву, пять платформ со шлангами. Я уже договорился с руководством одной базы... Деньги немалые, у меня, их нет.
   - Понял и уже прикинул примерную стоимость операции. А что я буду иметь, если дам деньги?
   - Я посчитал, что первую партию шланг можно будет реализовать в течение месяца-двух. Спрос на него огромный. Дачники ездят за ними даже в другие области, но возвращаются ни с чем... Ну, и при таком остром спросе цену на товар формировать будем мы - вы же понимаете сами. Если вы согласитесь финансировать первоначальный этап, то, уверен, где-то к началу октября, когда подойдет к завершению дачный урожайные сезон, вы получите сумму превышающую, примерно в тридцать раз ваш вклад в наше общее дело.
   - О, ты уже и меня включил в ваше общее дело?
   - Так это и будет началом нашего содружества, Александр Егорыч.
   он продуманно сократил отчество шефа, чтобы "утеплить" их позиции. "Егорыч" звучит уже более доверительно.
   - Продолжай...
   - Мы с коллегами решили, что наше предприятие будет называться "Общее дело"...
   - Хорошее, привлекающее название...
   - И хотим предложить вам должность президента...
   - Не понял... А ты кем будешь?
   - А я при вас буду исполнительным директором.
   ... Так начался путь в большой бизнес папы Валерия Волина. Игорь Волин сейчас занимает пост вице-президента концерна "Русское золото" и одновременно представляет его в Брюсселе - в еврейском золотодобывающем консорциуме.
   А у Валерика как складывались дела?
   По-разному.
   Детство у него было безоблачным. Как у всех детей новых русских.
   Сказка была перечеркнута, когда Валерику исполнилось десять лет.
   В начале каникул его привезли к бабушке в загородный поселок. Тогда еще не созрели до выпихивания богатеньких детей с няньками на Мальорку или Канары.
   В доме напротив жила девочка, красивая как Мальвина... Или ему казалось, что она такая. Валерик первый раз в жизни влюбился.
   Мальвина (с этим именем девочка осталась в его памяти до сих пор) тоже не осталась равнодушной к соседскому мальчику. Они вместе ходили на ближний пруд, ловили изумрудных ящерок, слушали "битлов" (не забудьте, был конец восьмидесятых). А еще девочка научила Валерика искать в растениях и траве красивых бабочек. Ее отец был биологом.
   В то утро, наспех проглотив стакан молока, Валерик молнией перелетел через дорогу, во двор напротив. Калитка была приоткрыта, он подошел к застекленной веранде, там завтракала Мальвина. Она улыбнулась и сделала знак, что сейчас выйдет.
   Валерик осмотрелся и сразу увидел на цветке очень яркую большую бабочку. Такой он еще не видел. Валерик медленно, осторожно приблизился к ней. Но не успел протянуть руку, как она, грациозно расправив крылья, лениво полетела за угол веранды. Он рванул за ней. И тут же увидел перед собой собаку, огромную и зубастую как Баскервиль.
   Рык ее сотрясал воздух. Это первое что он услышал.
   Валерик от ужаса закричал, потом закричал от боли в боку.
   Очнулся он в больнице. Вначале мальчику показалось, что все это ему приснилось. Он пошевелился, но его пронзила острая боль.
   - "Лежи, Валерик, - сказала бабушка, - уже все позади. Ты скоро встанешь на ноги, но для этого надо спокойно лежать".
   он попытался что-то спросить, но изо рта вырвались только какие-то утробные протяжные звуки, совсем не похожие на слова.
   А разыгралось все, как в американском фильме про животных и детей, только с русскими исполнителями.
   За домом, где жила Мальвина, был хоздвор, а в нем вольер для двух огромных "ньюфаундлендов". Хозяин держал их для развода и продажи. Собаки общались только с ним и его помощниками.
   Случаются мгновения в жизни, когда все сходится в одной точке.
   Сошлось и здесь, во дворе девочки Мальвины. В ту самую секунду, когда за бабочкой выбежал из-за угла веранды мальчик Валерик, оказалась открытой калитка хозяйственного двора, где находились собачьи вольеры.
   В ту самую секунду помощник хозяина делал утреннюю уборку вольера и при открыл железную калитку из него.
   И в ту же самую секунду собака увидела бегущего мальчика. Собачник не успел перекрыть путь зверю, он успел только отодрать его от ребенка.
   ...Легче и быстрее поддался лечению сильный укус на бедре, но почти десять лет Валерий не мог нормально говорить.
   Это было не просто сильное заикание, тяжкое мучение для мальчика - издавать простые звуки, а для взрослых их отделять и понимать.
   В школу он не ходил, работали с ним вначале приходящие психологи, логопеды, психотерапевты, а позже учителя по основным школьным предметам. У папы Игоря были все возможности для этого.
   К восьмому классу Валерик уже начал нормально говорить, то есть можно было понять каждую букву и слово, но от заикания не избавился. Все терпеливо ждали, пока он сложит необходимую для общения фразу.
   Отец, конечно, смог бы отвезти сына к любому зарубежному светиле, в любую клинику, но специалисты объяснили: чтобы вернуть нормальную речь, мальчика (уже к тому времени, юношу) нужно обучать только на родном, то есть русском языке.
   Это касается не только людей. Известны случаи, когда уже не щенков, но взрослых собак покупают в одной стране, а перевозят в другую, где они должны жить с новыми хозяевами. Но они не понимают хозяина, потому что он говорит на другом языке и в другой тональности. Собака хочет слушать человека, быть верной ему, но не в состоянии это сделать. Начинается тяжелая депрессия и случается, что собака умирает - от потери языка.
   Когда ему исполнилось шестнадцать, его отвезли на Алтай, к деду-знахарю.
   Пол года он жил под большой горой, общался только с дедом Потапом и двумя его ... собаками. И спустя полгода вернулся другим, здоровым человеком.
   В семнадцать лет Валерик сдал все вступительные экзамены на факультет вычислительного программирования, набрав высший балл. Отец не имел к этому ни малейшего отношения.
   Еще через пять лет, получив красный диплом, поступил на работу в отцовскую фирму.
   Все наладилось, пока он не познакомился со своей Лидией.
   Здесь тоже все непросто переплелось. Комплекс речевого дефекта остался у него даже после лечения деда Потапа. Он упрятан глубоко, но выскакивает в самое неподходящее время. Например, когда Валерий встречает девушку, которая ему нравится.
   Вернее, может понравиться. Дальше дело не идет, потом что он начинает заикаться.
   Год назад Валерик познакомился в городском парке с Лидией.
   Во время перерыва он не обедает, а со своей фирмы забегает в павильон "Мороженое", расположенном в горсаду. Это рядом с работой.
   Там продается очень вкусный шоколадный пломбир, который он любит с детства.
   Он сидит на своей любимой скамейке, балдеет, от пломбира и наблюдает за окружающей средой.
   Полная расслабуха.
   У Лидии только что начались каникулы - она преподает русский язык и литературу в школе и она с дочкой, пятилетней Светочкой, пришла в тот же павильон.
   Они купили две порции пломбира, только белого, и подошли к Валерию.
   Лидия спросила: "Извините, здесь не занято?", и получила ответ: "Нет я один. Садитесь, пожалуйста".
   И с той самой секунды он уже был не один.
   Во-первых, Светочка сказала: "Видишь, мамочка, дядя тоже любит шоколадный пломбир, а бабушка все время говорит, что полезнее белый, молочный. Но если взрослые едят шоколадный, то это полезно. Правда, дядя?
   Вопрос был неожиданный, а он всегда боялся неожиданных спонтанных вопросов.
   Мгновенно внутри что-то заклинивало.
   Но здесь он ответил сразу: "Не знаю насчет полезности, но мне просто нравится этот пломбир, по этому я его ем".
   Чуть позже прокручивая в голове тот момент, Валерий так и не смог дать себе ответ, как получилось, что он ответил чужому человеку без запинки. Первый раз за много лет. Даже когда его перебила мама девочки с извинением "Ой, простите, молодой человек, она девочка воспитанная, но непосредственная... Доедай, Светочка и пойдем".
   "Ничего, - легко ответил Валерий, - у меня такая же племянница".
   "А как ее звать?.." Вы ее любите:" Светочка была не настырная как некоторые дети, а просто любознательная. И погода была изумительная, конец мая, ни холодно, ни жарко. И настроение хорошее, ровное.
   "Все, пошли Светочка. Дядя тоже спешит".
   "Нет, я не спешу, - возразил Валерий. - У меня еще полчаса. Можно, я с вами пройдусь? Вы кажется идете к выходу, по центральной аллее?"
   Ему было очень легко говорить с ними.
   "Хорошо, хорошо! - запрыгала Светочка - Пойдемте все вместе. Дядя мне еще не все рассказал про свою племянницу".
   "Светочка, - племянницу", - поправила мама. "Ну и хорошо. А как вас звать, дядя?"
   "Меня?, - опешил дядя, - Валерий".
   "Меня звать Светочка. А мою мамочку Лида".
   "Очень приятно". - он протянул руку Лиде.
   Как ему хорошо и свободно было с ними. На выходе из горсада, когда они прощались, он задал самый важный вопрос: "Можно я вам позвоню?"
   Заминка, как ему показалось, длилась очень долго, и он понял, что они больше друг друга не увидят... Но маленькая сваха была начеку и опередила роковой поворот судьбы: "Конечно, можно. Мамочка, дай, пожалуйста, дяде Валере номер нашего телефона, я забыла последнюю цифру".
   Через два дня они встретились у кинотеатра "Зеро", перед вечерним сеансом какой-то французской комедии.
   он ехал на свидание с большим внутренним напрягом: как будет говорить?
   Но как только увидел ее, сразу обо всем забыл.
   Когда где-то в книгах пишут, или показывают в кино, что полюбить за что-то нельзя, просто мол,, он категорически не соглашается.
   он полюбил Лидию конкретно за что-то. Во-первых за то, что в ней с одной стороны абсолютно отсутствует учительская зашоренность, а, во-вторых, что нет наглости, агрессивности и расчетливости нынешних молодых девчонок. "Она меня любит просто как Валерия Волина, а не как сына богатого магната".
   С этого и начались все проблемы. У папы магната на этот счет было и есть другое мнение. Оно не одной шестеренкой не стыкуется с чувствами и желаниями сына.
   "Не для того я столько лет карабкался по социальной лестнице вверх, чтобы мой сын потянул меня и мою семью вниз. Не пара она ему! И я никогда не соглашусь, чтобы он женился на этой учителке".
   А недавно Волин-старший узнал, что у знакомого бизнесмена
   есть сестра на выданье. Красавица, студентка, отличница. Они сговорились сосватать голубков "по выражению Нахимова".
   Слово учителка Валерий произнес в растяжку "уч-и-и теь -ке". Так как делают это заикающиеся люди.
   И Вика впервые на протяжении долгого разговора заметила, какой бедой страдал этот парень.
   - Так, Валера, успокоились. Вдохни и выдохни.
   Валерий послушно вдохнул и выдохнул.
   - Вот, - сказала Вика. - А теперь тормознем у этого прекрасного зимнего пруда и доведем до конца нашу беседу. Обсудим вопросы по мере их поступления. Первое. Ты уже, наверное, понял, я тебе не невеста. Я люблю другого человека и хочу связать с ним свое будущее, как выразилась бы, по этому поводу, моя покойная бабушка. Второе. Сейчас, когда мы вернемся в дом, я объявлю об этом всем, прежде всего моему брату.
   - Спасибо, Вика.
   Не стоит благодарности. Третье. Это касается тебя. Если любишь свою Лидию, воюй за нее. Я уверена, что твой отец передумает, когда увидит твою твердость. Судя по тому, как ты мне о нем рассказывал, он умный цельный человек. И убеди своего отца в том, что ты окончательно выздоровел только благодаря отношению к тебе твоей любимой. Не стесняйся говорить об этом, тем более отцу. Ну, с Богом. Ты хороший парень, Валера. У тебя все получится. Пошли к братику ставить все точки над "и".
   В доме Нахимова их встретили сдержанно-восторженно, со скрытыми улыбочками. В воздухе витало одно: "срослось".
   - Ребята, дорогие, - встретил их у порога Герман, - а мы вас заждались. Но, судя по вашему виду, у вас все в порядке?
   Голос Нахимова был уже требовательно-родственным - он почти видел себя в близком окружении крупнейшего золотопромышленника страны - но одновременно слегка заискивающим.
   - Братишка, не гони лошадей. Дай нам раздеться, привести себя в божий вид ... О`кей?
   - Да, конечно. Мы вас не торопим. Он быстро но цепко окинул взглядом Валерия - вроде все нормально и галантно пригласил его в гостиную.
   В это время Вика скинула шубку. Одним коротким движением поправила в зеркале волосы, заглянула в гостиную и пальчиком поманила к себе Юлю.
   Меня? - спросила жена Германа. Вика согласно махнула головой.
   Юля радостно выскочила к ней: "Наверное, я первая узнаю, о ее решении".
   - Юля, на минутку в твою комнату.
   - Лечу!
   - Закрой на ключ, - сказала Вика, когда они вошли в комнату.
   - Конечно, Викуша!
   Щелкнул замок.
   А теперь скажи мне, родная невесточка, что собирается делать твой муженек с сыном Вулаха?
   Ты чего, Викуша?! С каким сыном? При чем здесь сын Вулаха? Я вообще не влажу в дела Геры. У меня своих проблем хватает...
   - Конечно, особенно эти проблемы заостряются каждый день между часом и двумя, когда ты встречаешься в городе со своим молодым хахалем.
   - Вика, замолчи! Я не знаю, что я тебе сделала!
   - Зато я знаю, что я тебе сделаю.
   - Ну что, что?! Сама не имеешь никакой жизни и другим не даешь жить!
   - Значит так, Юлечка, если ты не скажешь мне здесь, сейчас, что задумывает против Исая Вулаха твой муж, я через минуту поведаю ему - твоему мужу - где и с кем ты каждый день хороводишься в районе кафе "Орион".
   Наступила короткая пауза.
   Юля тяжело дышала. Потом села на кровать, отдышалась и сказала:
   - Он хочет его опозорить перед всем городом... Но Герману не так нужен сын, как отец. Он хочет через сына сделать ему еще больнее.
   - Для чего?
   Это дикая зависть, понимаешь. Вулах ему везде переходит дорогу. Его имя гремит, а Германа не пустили на банкет с президентом...
   - Все, хватит. Суду все ясно. Пошли, Юлечка. Нас ждут великие дела.
   - Викуша, подожди. Я тебя умоляю...
   - Не надо меня умолять. Твой муж ничего не узнает. Спи спокойно. Теперь я сама буду жить и тебе дам. Но за братишку моего извини. Выходи и улыбайся, невестушка.
   Они обе вышли с загадочными полуулыбками и в доме поняли: сейчас будет все оглашено. Даже у Эльзы упал камень с души. Но, как известно, не говори "гоп"...
   За стол все сели умиротворенные. Не было каких-то громко-фальшивых возгласов, ободряющих улыбок перемигиваний. Все ждали.
   Как и приличествует в таких случаях, первое слово взял хозяин дома.
   - Уважаемые господа, родственники, друзья! Жизнь так быстро пролетает, буквально свистит, как говорится в известном фильме. И мы в этом свисте пропускаем столько простых радостей, забываем спросить близких "как дела?", "как здоровье"? Но среди нас присутствуют молодые, красивые люди, которые имеют большой шанс не повторять этих ошибок. Потому что, как говориться, учись у хорошего соседа как надо пить бражку, а у плохого - как не надо...
   Он громко, раскатисто рассмеялся. Все молчали - они ждали точки в этом длинном спиче.
   - Поэтому я предлагаю первый тост за наших молодых ... людей, господа!
   Стол взорвался от радостных выкриков.
   Перед посадкой Вика шепнула Валерику:
   - Мы садимся рядом.
   - Да, но...
   - Никаких "но", слушай мою команду.
   После третьего тоста, когда все окончательно расслабились, Вика звякнула вилкой о фужер, и обратилась к Герману.
   - Можно мне, тамада?
   Кто-то что-то дожевывал, но стало тихо.
   - Давай пора, сестричка!
   - Братишка, а кого ты имел ввиду под словом "молодые"?
   - Ну, среди нас самые молодые вы с Валерием...
   - А, ... ты имел ввиду возраст присутствующих?
   - Нет, не только...
   - А что еще?
   - Ну... Мы же вас пригласили по особому поводу.
   - Не будет этого повода. У Валерия своя жизнь, у меня своя. И не питайте никаких иллюзий на это счет.
   - Доченька,.. - слабо позвала Эльза.
   - Мама, ты же у меня умная женщина. Неужели ты не видишь, что твою доченьку хотят просто использовать, сделать фишкой в своей бизне-игре.
   - Ты что несешь, коза! - крикнул Герман.
   Она не обратила внимания на реплику брата.
   - Валерий хороший парень, но мне он не нужен. Я люблю другого человека, который тебе, Гера, хорошо известен. Это Исай Вулах.
   Она вышла из-за стола, нагнулась к Валерию и поцеловала его в щеку:
   - Извини парень.
  
  
   Глава сороковая
  
   Немцев в Ливне стояло не много. За селом они расположили три артиллерийских батареи, потому что панорама от Ливни на окружающую местность была очень широкая. Даже простым глазом можно было охватить вид с лесом и полем километров на десять.
   Вот это и есть Полесье - лес и поле в одном пейзаже. Зеленое поле переходит в лесной массив или посадку, дальше снова такая же кучерявая зеленая волна. Ну а зимой волна как бы набегу замерзает и застывает до весны.
   Артиллеристов вместе с офицерами, солдатами и обслугой было двадцать человек. Все они квартировали по хатам. К Рае Левчук подселили капрала Вальтера - фамилию она запамятовала. Это был молодой мужчина тридцати двух лет. Поселился он на той половине, где жил Николай с детьми, а девочки переселились к Рае.
   Он тоже сразу прицепил на стенку фотоснимок: жена и двое маленьких сыновей.
   И это же надо - прямо на то место, где раньше была фотография Фиры. Чуть выше был прикреплен деревянный католический крест. Раиса увидела это, перекрестилась:
   "Господи, на одной стеночке. Почему же им не хватает места на одной земле? Господи, надоумь меня!"
   А девочки жили в своем мире. В нем обитали потертые матерчатые куклы, купленные до войны, порванные, подранные книжки со сказками и картинками. У них был на огороде, за кустом малины, свой любимый уголок. Но дети есть дети: им хотелось играть с другими детьми. Их в Ливне осталось десятка полтора - от пяти до двенадцати лет.
   У каждой возрастной группы были свои интересы, которые редко стыковались. Ну а у девочек тем более.
   Девочки собирались в кучки, шептались о чем-то своем, потом разбегались играть в жмурки.
   Пацаны играли в войну. На первый взгляд казалось, что все как раньше. Но однажды сосед Левчуков, десятилетний Юрка нашел в посадке за селом каску советского солдата. В ней с боку была рваная дырка - видно, от осколка.
   Он одел ее на голову и прискакал на место пацанячьих игр. Через пять минут там появился полицай Гришка Кулько. За два года до войны он получил пять лет по статье "Изнасилование", но когда немцы заняли Житомир, все уголовники разбежались. Кулько вернулся в родную Ливню, и сразу одел полицейскую фуражку и черную повязку со свастикой на рукав.
   Он был самый заядлый из пяти сельских полицаев.
   А старостой избрали Федора Левчука, двоюродного брата Раисы.
   Именно избрали.
   Когда пришел немец, они собрали сельчан на майдане у сельского клуба. Через привезенного переводчика лысый пожилой офицер объявил, что колхоз им. Первой конной остается только без имени. Это будет просто сельскохозяйственная община.
   Семьдесят процентов собранного урожая будет отчисляться германскому рейху, тридцать процентов - колхозникам в виде оплаты за работу. Германское командование будет беспощадно по отношению к пьянству на работе, а также к укрывательству комиссаров и евреев. Дети школьного возраста будут кроме точных наук изучать историю новой Германии и немецкий язык.
   Почти каждое утро за полицаями приезжал большой, как вагон, крытый грузовик.
   Он собирал во всех окрестных селах таких же верных немцам служак и вывозил на карательные акции.
   Возвращались они поздно вечером, пыльные, грязные, одни злые, другие с ухмылками. Не приведя себя в порядок, не помывшись, полицаи начинали жрать самогон и петь песни. Любимыми у них были "Ты ж мэнэ пидманула" и "Розпрягайте, хлопци, конэй".
   Однажды Евдоха Кваша рассказала Фросе Левчук, куда возят полицаев. Е6е сын - Петро - дезертировал из армии вначале войны, где-то скрывался и объявился в Ливне сразу поле прихода немцев.
   Однажды их привезли в Бердичев, где на Лысой горе немцы собрали две тысячи евреев. И женщин и мужчин заставили раздеться, женщины взяли маленьких детей на руки, а более старших за руки, и все опустились в огромный ров. Вокруг рва были поставлены крупнокалиберные пулеметы.
   За пулеметы немцы посадили полицаев, а сами встали за их спины. Пулеметчиков предупредили: стрелять по команде: "Ахтунг! Фойер!"
   Во рву кричали, просили пощады, пытались даже выкарабкаться наверх, но через час все разом стихло: и человеческие вопли и пулеметный огонь.
   Одни полицаи закурили, другие во главе с немцами опустились вниз добивать раненых.
   А потом опустилась третья команда: она вынимала у расстрелянных изо рта золотые коронки.
   Евдоха спросила сына, смог ли бы он отказаться от участия в расстреле, на что он ответил: "Смог, но остался бы во рву вместе с жидами".
   Фрося прибежала к тетке, когда никого кроме нее в доме не было. Ее трясло, когда она пересказывала рассказ Евдохи, и она даже попросила налить трохи самогонки.
   Раиса слушала, не перебивая, только мелко крестясь.
   "Тетя Рая, что вы думаете за детей: не дай Бог, кто-то узнает?"
   "Успокойся, Фроська, почему о них кто-то должен узнать? Ведь никто раньше в Ливне не знал, что они еврейские дети, наполовину еврейские, ты поняла".
   "Я-то поняла, но у немцев национальность ребенка считается от матери".
   "А кто знает про их мать?"
   "Но ведь Высокая Печь рядом, всего в десяти километрах. А там все знают, что матерью девочек была учительница-еврейка. Не дай Бог, слух дойдет до нас".
   "А не надо бояться, Фроська, и дрожать. Потому что страх быстро передается другим, и люди думают, что ты в чем-то виноватая. Это как с собаками..."
   "А при чем здесь собаки?"
   "Помнишь в детстве убегала от кличковой собаки, когда она отвязалась?"
   "Ну?"
   "Так она и рванула за тобой только тогда, когда ты побежала... Если бы ты шла, как обычно, она бы тебя не тронула. Животные чуют людской страх, он их сильно будоражит... Но те, кто устроил бойню в Бердичеве, хуже диких зверей".
   "Тетя Рая, я вас очень прошу, тише. Мы ничего не слыхали и не видели".
   Помните ли Феня Николаевна что-то из того времени?
   Когда началась война, ей было почти пять лет. И многие ощущения - слуховые, зрительные, эмоциональные - заложенные в ее детскую головку, душу, запечатлены в ней на всю жизнь.
   К примеру, она очень ясно может воспроизвести картину с каской советского солдата, которую нашел соседский мальчик Юрко.
   Вот как это выглядело на самом деле, когда картинку дополнили взрослые.
   Юрко одел каску на голову и начал командовать другими пацанами. У него теперь было для этого все, каска и вырезанная из доски винтовка.
   Но игры увидел из окна сельской управы полицай Кулько. В это день его коллег отправили на очередную карательную акцию, а он остался дежурить.
   Сначала Кулько не обращал внимания на детей, они на майдане бегают, толкутся целый день, но потом присмотрелся, что на самом шустром пацане каска. Он вышел на улицу, подошел ближе и увидел на пацане каску советского солдата.
   Как раз в тот момент Юрко-командир пробегал мимо. Кулько подставил ногу, Юрко перецепился и упал, пролетев метра два.
   Каска слетела с него и с грохотом протарахтела еще дальше.
   От позора и от боли Юрко заревел.
   Кулько помог ему встать, отошел и поднял каску.
   - Ты где ее взял, пацан? - тихо спросил.
   Юрко вытер слезы и сказал:
   - У посадке.
   - А ты знаешь, чья это каска?
   - Не, не знаю.
   - Но ты же видишь, тут след от красной звезды?
   - Не вижу. Я нашел и сразу одел.
   - Де твоя хата?
   - А вон она.
   - Веди меня туда. Мамка дома?
   - Дома.
   _ Иди клич.
   Через три минуты заплаканный Юрко вышел с матерью - сорокалетней Веркой Толчан. Кулько показал пальцем? "Подойдите сюда"
   Верка ее сын подошли к полицаю.
   Верка зачумлено смотрела на Кулько.
   Ты знаешь, баба, шо твое дите казачок партизанский?
   Верка издала какой-то утробный звук и замотала головой, словно японский божок.
   Кулько поднял каску:
   - Вот это он принес из посадки...
   Наконец она родила понятные слова:
   - Это не его.
   - А чие?
   - Не знаю. Чие это, сынок? - спросила мать Юрка.
   - Так .. я нашел в посадке, мама.
   - Так ... Значит, признаваться мы не собираемся?.. Дети, - обратился он к пацанам и девочкам, кучкой собравшихся рядом, - быстренько по домам и зовите на сход к сельской управе всех, кто сейчас дома. Даю пять минут. Он вынул из пистона в брюках часы-луковицу, посмотрел на время и щелкнул крышкой. - Бегом!
   Детей как ветром сдуло.
   Среди них была и Любка, она сразу побежала к бабе Рае:
   - Бабушка, бабушка!
   Рая, увидев возбужденную девочку сильно перепугалась:
   - Бабушка Рая, ... там ... Сказали всем собраться на майдане!
   - Зачем, Любонька?
   - Я сама не знаю, пойдем бабушка. Дядя полицай сказал быть всем через пять минут.
   Раиса все бросила и побежала за Любкой. Неизвестно, кто из них бежал быстрее.
   Через пять минут на майдане собралось человек тридцать: бабы, старики и дети.
   Кулько, чтобы его было видно лучше, поднялся на ступеньки управы.
   - Господа сельчане, - обратился он к собравшимся, - вот уже третий месяц мы живем под великой Германией, подчиняясь ее законам в борьбе с большевиками, жидами и партизанами. Но среди нас нашлись те, которые не понимают политического момента и помогают врагу - партизанским бандам. Как например, Юрко Толчан. А ну, Юрко, выйди перед народом и признайся, как на духу, чем ты занимаешься?
   Юрко подошел к Кулько, на голове у него была каска.
   - Вы знаете, что он сегодня делал прямо перед сельской управой и пере этим победоносным прапором?
   Он обернулся и показал на штандарт со свастикой, прикрепленный к навесу над бывшим сельсоветом.
   - Не знаете. А я расскажу. Этот бывший советский пионер одел на себя каску красного солдата и организовал ваших детей и внуков на бой против славной немецкой армии.
   А кто его надоумил на это, он не признается.
   Поэтому я от имени немецкого командования проведу над ним показательную экзекуцию, чтобы никому больше неповадно было такое делать.
   Пошли за мной, Юрко Толчан.
   Кулько подвел пацана к старому толстому дубу возле сельской управы.
   - Становись спиной к дереву, а к нам лицом.
   Пацан послушно выполнил команду, встал у дуба. Из под каски был виден только его подбородок.
   - Последний раз спрашиваю при всем сельском сходе: кто тебе дал задание?
   - Люди добрые, он не виноватый! - запричитала Верка.
  
   - Ну что ж выношу тебе приговор, щенок краснозадый.
   Кулько встал прямо напротив пацана, снял с шеи немецкий автомат и щелкнул затвором.
   - Ахтунг! Фойер! - скомандовал он сам себе. Раздался треск, будто строчила большая швейная машина. От дуба отлетели кусочки коры. Мальчик стоял, как и прежде. Верка с криком рванулась к нему, но Кулько скомандовал "Стоять!" и дал новую очередь.
   От дерева разлетелись по сторонам новые щепки.
   - Отак будет всем, кто пойдет против нового порядка! - сказал Кулько. - Сход закончен.
   Он повесил автомат на шею и в развалку направился к сельской управе.
   Верка бросилась к сыну, скинула с него каску, обняла.
   - Ты живой?
   "Мама я писать хочу", - сказал он жалобно.
   Но в это время Рая почувствовала, как обмякла в ее руке, рука Любки. Девочка начала оседать на землю.
   Когда Рая принесла Любку домой, девочка была без сознания, лоб ее пылал.
   Феня Николаевна смутно помнит, что было дальше, ей позже подробно рассказала обо всем Раиса.
   Ни молоко, ни мед не помогли. Двое суток Любка пылала огнем, не приходя в себя.
   Фрося принесла узвар, какие-то настойки, но и от них не стало легче. Правда температура спала, Любка начала приходить в сознание, но не понимала, что с ней происходит. Она бредила, вскидывалась во сне, бормотала что-то непонятное.
   Раиса вспомнила про знахарку, бабу Горпину, жившую в себе Дубки, в десяти километрах от Ливни. Раиса отдала мешок картошки и пять килограммов сахара хозяину повозки, на которой он привез и потом увез обратно знахарку.
   Мешок картошки это был стратегический запас для семьи на три-четыре месяца жизни. Но Раиса подумала, что если она не выходит Любку, ей самой уже ничего не надо будет.
   Горпина начала с того, что развесила на стенах перевязанные пучки трав, потом зажгла свечи.
   Она подсела ближе к Любке и дала ей с чайной ложечки какой-то жидкости.
   После трех ложечек дыхание Любки выровнялось, ушли хрипы. Горпина нагнулась над ней и начала водить рукой вокруг головы.
   Но Любка снова напряглась и как бы ушла из-под власти Горпины.
   Она приподнялась на локтях, посмотрела на Раису и Горпину невидящими глазами и выкрикнула: "Мамочка Фира, забери меня к себе!"
   Потом снова упала на подушку и успокоилась. Она крепко заснула.
   Раиса обмерла. Еще секунду и она сама бы рухнула рядом с Любкой, но баба Горпина сказала: "Она заснула, Господь оставил ее на земле. Отвези меня домой".
   Раиса все это рассказала Фросе и спросила: "Как ты думаешь, Горпина запомнила про Фиру?"
   "Тетя Рая, вы же мудрее меня, а забиваете себе голову этими забобонами. Нам сейчас надо думать, как поставить на ноги Любку".
   И уже первого сентября Любка пошла вместе со всеми сверстниками в школу. От немцев было распоряжение начинать обучение детей с 6 лет. И заканчивать все обучение четвертым классом.
   Но Раисе не давало покоя все то, что случилось возле сельской управы. Ведь до самой экзекуции над Юрком Любка была абсолютно здорова, ни на что не жаловалась, бегала, прыгала, хорошо ела.
   А после автоматной очереди Кулька ее как косой скосило. Другие дети более спокойно пережили увиденное, даже "расстрелянный" Юрко только описался от страха. А на следующий день начал гонять по селу, как и прежде. Только без советской каски.
   "Может быть, она в тот момент каким-то внутренним зрением увидела свою маму? - подумала Раиса. - Увидела еще живую, но на самом краю могилы. И вот такое с ней случилось!"
   Много лет спустя Раиса спросила Люку, помнит ли она тот страшный день, но ничего вразумительного не услышала.
   Больше они к этому событию не возвращались.
   Все мы дожили, продолжила Феня Николаевна, до освобождения. Но папа наш Николай Иванович Позняк погиб в конце сорок четвертого года в Польше. Мы с Любой остались круглыми сиротами. Хотя нельзя так говорить. Баба Рая стала для нас всем на свете.
   И мы никогда не думали, просто не допускали мысли, что нас могут разлучить. В начале сорок пятого, когда еще шла война, в Ливню из района приехала комиссия переписывать детей.
   В нашу хату пришли три человека - две незнакомые женщины и председатель сельсовета, вернувшийся с войны без руки. До войны он был учителем. И это он сразу сообщил членам комиссии, что обе девочки - дети погибшего на фронте директора школы Позняка. А хозяйка дома Раиса Сидоровна Левчук детей приютила, когда их отец был призван в действующую армию.
   Одна женщина, помоложе, все записывала, а другая, постарше, расспрашивала, как нам живется у Раисы Сидоровны, как она к нам относится, как она нас кормит, помогает ли в учебе.
   Баба Рая только поворачивала голову от них к нам и изредка открывала рот, но так ничего и не говорила. А мы с Любой тоже были в полной прострации. Мы просто не понимали, сего эти люди добиваются. Хотя Любе было уже девять лет, а мне восемь ... То есть, мы должны были что-то соображать, но ничего не соображали от страха. Холодный, липкий ужас сковал нам речь.
   Где-то глубоко в мозгу уже лежала повестка о разлуке, но никому в голову придти такое не могло.
   Однако пришло, и очень скоро, буквально через два месяца.
   Ноябрьским хмурым утром к сельсовету сполз с дороги крытый грузовик. Уже через двадцать минут все село знало, что машина собирает по всему району детей-сирот, чтобы везти их в детский дом.
   Конечно, в нашей последующей жизни бывали тяжелые дни, но такого черного никогда.
   Когда умерла наша мама, мы были еще маленькие, чтобы постигнуть весь трагизм произошедшего. А когда пришлось покидать живую бабу Раю, мы просто рассыпались на части.
   Ей было еще тяжелее, потому что она за нас боялась.
   В общем, вселенское горе. Спасибо большое тете Фросе, которая морально помогала всем нам. Она жестко приказала: "Если вы не перестанете реветь, вы никогда больше не увидите бабу Раю. Если успокоитесь, обязательно увидите. Это вам понятно, дети?"
   И мы ответили сквозь слезы: "Да".
   "А теперь собирайтесь, - приказала Фрося, - У вас скоро будет много новых друзей". Да, друзей у нас появилось много. Но бабушку Раю мы увидели только через десять лет. В пятьдесят пятом году, когда моя сестра закончила первый курс политехнического института, а я - десять классов.
   Да, советское государство умело не только выстраивать по струнке своих граждан, но и предоставляло этим гражданам возможность для образования и духовного развития. Живой пример - я с сестрой.
   Она стала технологом по приборам и возглавила потом исследовательскую лабораторию, а я закончила педагогический институт и много лет преподавала в том же институте.
   А ведь мы - выходки из советского детдома.
   Да, к сожалению порядки в этих заведениях не позволяли никуда выезжать до совершеннолетия, а если мы и выезжали, то только в коллективе.
   Так вот, в пятьдесят пятом году мы, наконец, увидели бабу Раю. Она постарела, сдала, но была все такая же неугомонная и трудящая.
   Можете представить, какая у нас была встреча!
   Судьба нам ее подарила, к сожалению, незадолго до ее кончины.
   Еще когда мы приехали, Фрося сообщила, что у бабы Раи очень плохие дела с кровью. В те годы, увы, медицина не имела такой лечебной базы, как сейчас, и спустя пол года после нашей встречи она умерла, бедняга.
   А через три года умерла и Фрося, ее племянница. Причину смерти вы знаете - это проклятие вашей матери.
   Но я, честно говоря, не верю в это. Почему? Потому что с детства закоренелая атеистка и материалистка.
   Десять лет назад умерла моя сестра Люба. У нее было двое детей. Старший сын Михаил живет с семьей на Дальнем Востоке, а младшая дочь после смерти матери обитает со мной.
   Теперь о том, почему я вас выгнала при первой встрече.
   Дело в том, что месяц назад нас начал преследовать человек, который, как он себя называет, племянник бабы Фроси.
   Ни много ни мало он выдвинул нам обвинение в том, что мы похитили у бабы Раи очень ценную икону, которую она, якобы перед смертью завещала ему. И теперь он требует или вернуть икону, или заплатит ее стоимость в 300 тысяч рублей. Это был натуральный шантаж. Во-первых, мы по природе своей честные, порядочные люди. Никто в жизни не мог и не может уличить нас в этом грехе. А второе то, что мы никогда не видели у бабы Раи никаких ценных икон.
   Да, у нас в красном углу спальни висело несколько икон, но это были типографски отпечатанные литографии. Что дальше? Пришлось прибегнуть к помощи милиции и прокуратуры: вскоре этого шантажиста след простыл.
   Ну а вы попали как раз под горячую руку - после всех этих событий.
   Но ведь вы пришли, а точнее приехали, издалека не для того, чтобы все это выслушивать.
   Да, я поняла из вашего письма что вы хотите ходатайствовать об увековечивании памяти Раисы Левчук и ее племянницы Ефросиньи в Аллее проповедников мира в Иерусалиме. И одновременно желаете обелить имя своей мамы.
   Это очень похвально, Яков Исаевич. И я готова быть живым (еще живым) свидетелем их человеческого подвига - эти две украинские женщины спасли нас, двух еврейских девочек, от гибели. Они около трех лет, с риском для жизни, укрывали нас от фашистов и полицаев. Повторяю, я готова написать все, показать фотографию нашей покойной мамы Фиры Позняк - она вылитая еврейка...
   Но сама я в Израиль не поеду.
   Вы поймите посыпятся вопросы, почему мы с сестрой все эти годы не возбуждали это ходатайство?
   А что я отвечу?
   Что мы все эти годы выбивались в люди, строили карьеру, и забыли о том, кому обязаны тем, что живем на этом свете?
   Видите вы тоже затрудняетесь дать ответ на этот вопрос.
   Давайте так договоримся. Я подготовлю подробное описание того, как мы жили во время войны под прикрытием Раисы и Ефросиньи Левчук, приложу документы, фотографии, а вы ждите моего звонка, чтобы взять все это.
   Когда позвоню примерно? Не знаю. Вы поймите - мне нужно снова все пережить...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава сорок первая
  
   Лиза и Исай пили чай.
   Был поздний вечер - около одиннадцати.
   Отец давно звонил, мама?
   - Три дня назад у него там него дел... Я хочу спросить, Исайчик, тебе фамилия Нахимов говорит о чем-нибудь?
   - Ну... Это какой-то крупный делец в нашем крае... А что? Хочешь меня пристроить к нему на работу?
   - Боже упаси! Только не к нему!
   А что так? Ты его хорошо знаешь?
   Лиза начала подыскивать слова:
   - Его многие знают...
   - А почему мы о нем так много говорим?
   - Дело в том, что Вика его двоюродная сестра...
   - И что? Почему у нее не может быть двоюродного брата?
   - Может. Но... Это очень опасный человек и он сделал много беды нашей семье.
   Почему я узнаю об этом последним?
   - Так складывается сынок. Может быть тебе об этом более подробно расскажет Вика? Я очень хочу этого.
   - Хорошо, подождем Вику. А ее и ждать не пришлось - входной звонок затилинькал впритык к словам Исая.
   Они едва соприкоснулись рукавами и ударила молния, яростный блеск которой отразился в их глазах.
   - Исай, ты не дал мне даже поздороваться с девушкой, и тут же похищаешь ее. Отпусти Вику твоя собственность.
   - Елизавета Давыдовна, - наконец, подала голос Вика, - Это я его похитила. На ваших глазах, я его кодирую. Вы против?
   - Главное, чтобы он был не против.
   - А теперь я с вашего позволения нырну в ванную мне немедленно надо смыть грязь и с тела и с души.
   - Ты что, землю копала?
   Вернусь из ванной и расскажу. Только оставьте мне, пожалуйста, чашечку китайского чая.
   - Мамуля, завари, пожалуйста, свежий чай.
   - Нет проблем, сынок.
   - И научи меня, пожалуйста.
   - Ты считаешь, тебе это уже нужно?
   - Обязательно. Еще вчера нужно было.
   Вика появилась из ванной свежая и загадочная.
   "Боже мой, как я ее люблю".
   Все сели за стол. Вика с наслаждением сделала маленький глоток:
   - Сообщаю, меня сегодня собрались сосватать.
   В столовой появилась пауза: то ли гоголевская, то ли репинская.
   - Не пугайтесь: я их всех послала.
   - Кого - их? - пришел в себя Исай - и куда послала?
   - Моего братика Германа, мою мамочку Эльзу и всех остальных участников этого шоу. А послала недалеко, но ... здесь, за столом ... повторять адрес вслух как-то некорректно. Сами домыслите. А я попытаюсь коротко восстановить сюжет.
   Вот как шоу "Сватовство Вики" выглядело в глазах слушателей.
   Лиза:
   "Смелая девочка и находчивая. Она ведь знала, для чего ее пригласили в дом Нахимова. Он, видимо, долго готовился к встрече сторон. Но шоу было сыграно по ее сценарию, финал которого не предполагал никто.
   Настоящий телесериал, только спрессованный в одной серии.
   Присутствуют все компоненты: две богатые семьи, вторая в лице Нахимова хочет стать за счет женитьбы родственницы еще богаче.
   Но все планы перечеркиваются невестой, которая любит другого, со стороны.
   Вроде бы традиционный сюжет, Но в нем есть загадка.
   Я или устарела для подобных головоломок, или чего-то не понимаю по сути, а не по причине возраста. Молодых людей, которых хотят поженить по расчету, родители должны были бы знакомить заранее, и в более непринужденной обстановке . И второе, пожалуй важнее первого. Вика в таких теплых тонах рассказывает о несостоявшемся женихе, что если бы не определенные обстоятельства, они бы вполне могли сойтись без всякого подталкивания со стороны родственников.
   Однако она этого не скрыла, и поэтому нам, то есть Исаю, нечего опасаться.
   Единственная загвоздка, или, точнее гвоздь в том, что родственная связь между Викой и Нахимовым существует реально, а не в сценарии. Они брат и сестра. И чего по этому поводу скажет Яков, я боюсь подумать. Но почему двоюродная сестра должна отвечать за брата?"
   Исай:
   "Вика рассказывала, а мне было интересно, что дальше. Я порой терялся, где натуральное событие, а где ее собственные примочки.
   Ну а если бы у жениха Вики не было проблем с речью, мог бы он ей понравиться?
   Что значит, понравиться? Тебе же нравятся красивые девушки, когда ты идешь по улице?
   Нет, я просто отмечаю: вот идет красивая девушка. И она этим отличается от остальных.
   А если нравится, значит она тебя чем-то задела, что-то хотя бы на секунду сдвинула в тебе.
   Это хорошо или плохо?
   С одной стороны хорошо, потому что ты нормальный , адекватный к окружающей среде мужчина.
   А если плохо, то у тебя какие-то комплексы Исай Вулах, и тебе надо задуматься о здоровье. Но ведь к Вике у тебя никаких комплексов нет? Определенно, нет. Значит, все остальное словесная бурда, трепотня, психоложество".
   - Молодые люди, я иду спать. Надеюсь вы знаете как перед сном обращаться с газовыми и электроприборами, дверью и прочими домашними предметами?
   - Конечно, мамочка! - послушно согласился Исай.
   - Обижаете Елизавета Давыдовна, - весело ответила Вика.
   - Спокойной ночи!
   Но до ночи было еще далеко.
   - Теперь, Исайчик, я пожелаю хорошего сна своей мамочке.
   - Мамуля, здравствуй дорогая, ты еще не спишь?
   В трубке что-то тяжело дышало и пыхтело, потом начало издавать звуки, отдаленно похожие на слова:
   - Мамуля, ты в порядке?
   - Как ты могла поступить так с нами?! взывал по громкой связи голос Эльзы. В нем переплелись жалоба, протест, обвинение, недоумение, но главное - полное непонимание.
   Вика уменьшила звук.
   - Ты отрезала нашу семью от всего остального мира! Растоптала наше имя, меня, отца. Все!
   В трубке снова начало что-то пыхтеть, и задыхаться от слез.
   Вика терпеливо ждала.
   - Герман дал твоему отцу не только крышу над головой, но и бизнес, деньги, положение в обществе. Ты тоже цветешь и пахнешь благодаря ему. А теперь что, доченька?
   Она, наконец, смолкла, ожидая ответа.
   - А ничего, мама. Я своему братику ничего не должна. Если он имел на нас далекие планы, а не делал все то, что ты перечислила, как добрый заботливый родственник, то он должен был сразу предупредить о своих намерениях. А не втихаря ждать момента, когда он на мне сможет въехать на очередную элитную ступеньку.
   - Виктория!..
   - Что, мама?
   - Хорошо, ты объяснила свою позицию. Я тебя больше не заставлю строить свою жизнь по-нашему. Делай, как ты понимаешь. Единственное о чем я прошу: встреться с Герой и как-то сгладь ситуацию... извинись ... Он не чужой тебе человек...
   - А ты не боишься, мама, что я могу так объясниться, что небу станет жарко? И в результате ситуация не сгладится, а еще больше обострится?
   - Доченька, он сам меня попросил встретиться с тобой тет-а-тет и поговорить.
   - Не поняла: он хочет со мной увидеться? Так. А ты только что сама предложила мне договориться с ним о встрече и попросить прощения. Как это стыкуется? Ты что, вообще не ставишь ни в грош свою любимую доченьку?
   "Вот интересно, Вика произносит жесткие обидные слова, но в них нет злобы, - думал слушая ее Исай. И мама ей сказала почти то же:
   - Викуша, я тебя знаю, ты у меня хорошая, не злая. Ты меня пугаешь, а мне не страшно.
   - И не надо меня бояться, мамочка, я не пиранья. Но хочу и буду жить по-своему. Все, мамуля, спокойной ночи. Всем привет.
   - Круто ты, - сказал Исай, когда она отключила трубку. - Но я тоже тебя не боялся. Было просто очень любопытно. Тем более, что ты не ушла, а разбиралась с мамочкой при мне.
   - Мне нечего от тебя скрывать, Исайчик. И я не хочу, чтобы ты меня боялся. Но я хотела бы чтобы у каждого из нас было свое личное свободное пространство...
   - Интересная мысль. На эту тему, я помню, рассказывал анекдот моему отцу прежний его бухгалтер "Тюрьма. В камере два еврея. Один сильно волнуется, меряет камеру шагами из угла в угол. Второй более спокоен. И вот второй говорит ему: "Слушайте Рабиновичь, если вы все время ходите, то вы думаете, что вы не сидите?"
   - Ой, какая прелесть! - зашлась смехом Вика. - Буду рассказывать всем друзьям и знакомым. Супер!
   Отсмеявшись она серьезно посмотрела на Исая.
   - Погоди, а что за намеки? Семья - не тюрьма. Не надо подменять одни понятия другими. У нас будут обязательства друг перед другом, но при этом , повторяю, каждый должен иметь свою маленькую территорию. А сегодня моя территория - это кухня. Сейчас я наведу здесь порядок и мы отправимся баиньки.
   Вика быстро, ловко собрала посуду, помыла ее тщательно, до хрустального блеска, вытерла каждый прибор, распределила по ящикам и полочкам.
   Исай только успевал поворачивать белками глаз и фиксировать ее точные, выверенные движения.
   - Вика у меня такое ощущение, что ты выросла на этой кухне...
   - И у меня тоже. Поэтому доверимся первым ощущениям - они самые верные.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава сорок вторая
   Редактор "Красного вестника" Федор Песков нажал на кнопку "Стоп"..
   - Ну что ты скажешь? - спросил он у заведующего отделом морали и права Анатолия Софрина.
   - Не знаю.... Не могу сразу сформулировать. Заслуживает внимания прежде всего то, что автор этого занимательного спектакля не скрыл своего имени. А самое главное своей роли. Он ведь психологический киллер.
   - Да нет, Толя, греби шире. Строкин сценарист, постановщик и исполнитель...
   - Извини, шеф, к своему замыслу его привлек Нахимов. А вот воплотил и разыграл в лицах Строкин. В лицах потому, что привлек к еще одной роли сына Вулаха.
   - Согласен. Но мы в первую очередь должны уяснить главное: в чем обвиняется Нахимов? На этих пяти кассетах нет ни одного факта свидетельства его преступной деятельности. Он никого не убивал, не насиловал, не грабил. Мы не видим (вернее не слышим) доказательство расхищения финансовых средств, незаконного использования служебного положения. Или я не так все воспринял, Гена?
   - Но Строкин обвиняет своего заказчика не в уголовных или финансовых преступлениях. Он обнародует на этих пленках моральный бандитизм Германа Нахимова, его клеветническую деятельность по отношению к своему коллеге, уважаемому, в нашем крае, бизнесмену Якову Вулаху. Что еще ярче и конкретнее может свидетельствовать об этом, чем его фраза: "Я его раздену перед обществом до гола?" Или: "Он потеряет все?" человека можно убить не стреляя и не подкидывая ему яд...
   - Ну, это старые, как мир, сюжеты. Ты еще вспомни Гамлета, леди Макбет...
   - Извини, Федор, в "Гамлете" и "Ричарде Ш" убивали как раз физически. А Нахимов исповедует самый изощренный и чистый от уголовщины способ. Он задействует слухи, порожденные им же, сталкивает его, Вулаха, со своим коллективом, с сыном и, как высшая точка замысла - доводит Вулаха до суда.
   - Вулах сам себя довел до скамьи подсудимых: председателя стачкома ударил по голове он, а не Нахимов.
   - По фактам все соответствует. Но продумал и подготовил ситуацию Нахимов - сто процентов.
   - Короче, Гена, что ты предлагаешь?
   - Надо готовить статью.
   - На моральную тему?
   - Конечно. Это история о морали и аморальности.
   - Но ты же понимаешь, что тебе в первую очередь нужно будет провести идентификацию голоса Нахимова.
   - Конечно.
   - А для этого надо записать его голос, то есть встретиться с ним.
   - Нет проблем.
   - Ну-ну... Я не могу тебе запретить подготовку этого материала. Но ты же понимаешь: после его публикации вся редакция будет поставлена на уши. Надолго.
   * * *
   Когда в редакции "Красного вестника" слушали "радиопьесу" Строкина, он был уже далеко от Белогорска. Штука вернулся в город своего детства и юности на юга западе Украины.
   Геннадий Сергеевич просчитал все. Пленки должны поступить одновременно в Край администрацию, МВД, ФСБ, редакции ведущих краевых газет, на телевидение.
   В авторском обращении он надиктовал: "Меня нет смысла искать, я навсегда покинул места, где жил и трудился более 30 лет. Криминала за мной не числится так что уезжаю без угрызений совести. Накопил, правда, кое-какие грешки по части незаконного проникновения в частную жизнь, но это отрыжка моей профессии. В ФСБ могут выдать обо мне полную информацию.
   Когда Нахимов предложил мне работу, я согласился без раздумий. Деньги, конечно, сыграли важную роль. Но, мне в этой истории не менее важна была идея, извините за пафос.
   А идея в том, что бешенный, оголтелый лишенный всякой морали бизнес "новых русских" нанесет и уже наносит, России, ее социальному имиджу гораздо больший урон, чем Америка и Бен-Ладан вместе взятые.
   И чтобы остановить одного из них, мне пришлось согласится играть с ним в тандеме против известного в нашем крае Якова Вулаха.
   Пусть дядя Яша мне простит, если сможет.
   Все перипетии игры изложены в записях, которые я вам предоставил.
   Уверен - а у меня большой опыт в подобных делах - фактажа против Нахимова вполне достаточно.
   Да, от суда он может уйти. Но перед обществом его надо раздеть. То есть, сделать то, что он собирался сделать с Вулахом.
   Нахимов заслужил публичной моральной порки.
   На этом разрешите откланяться.
   Геннадий Строкин".
   Таким образом он отстрелялся дуплетом и по папочке и по сыночку.
   И хотя вождь народов утверждал, что сын за отца не отвечает, жизнь не раз опровергла его тезис. И в случае с Нахимовыми.
   * * *
   Зам. Начальника край Управления ФСБ полковник Линьков сразу не вошел в тему. Его сбило с толку, что Геннадий Строкин имеет отношение к их конторе.
   - Да, товарищ полковник, имеет. Майор Строкин ушел в отставку перед вашим переводом в Управление, - уточнил начальник отдела "Д" майор Дидур.
   - Ты с ним работал?
   - Около трех лет.
   - Что можешь сказать?
   - Кадровый офицер, Выполнял задания и за границей. Выдержанный, немногословный. Взысканий, по-моему, не имел. Но об этом лучше поговорить с начальником кадрового отдела...
   - Ты прослушал все, что он прислал?
   - Да, товарищ полковник.
   - Можешь коротко, но понятно изложить?
   - Постараюсь. Некоторое время назад Строкин получил частный заказ от бизнесмена Нахимова. Он уже пять лет выполняет такие заказы для разных серьезных людей.
   Нахимов поручил Строкину собрать вещдоки на другого крупного бизнесмена - Вулаха. Более того, судя по записям на пленке, вменил ему в обязанность организовать черный пиар на известного в крае строителя жилья и дискредитировать его в глазах населения и руководства края.
   Строкин проделал работу очень тщательно, скрупулезно, но в один прекрасный момент развернул ее против заказчика.
   На пяти кассетах, присланных в Управление, он доказывает, что именно Нахимов является сплетником, моральным уродом и что главная его цель - очернить честное имя Якова Вулаха.
   - Почему же он сам к нам не пришел?
   - Накануне Строкин покинул край. И как он сообщает, на всегда.
   - Хорошенькое дело. Сам слинял, а на нас повесил двух бизнесменов, людей, не последних в крае, как я понимаю.
   - Да, это известные у нас деятели.
   - Ты не думаешь, что копии записи разосланы этим следопытам-правдолюбцам в другие руководящие инстанции, в прессу?
   - Не исключено, товарищ полковник.
   - Если так, то нам нужно отреагировать раньше всех. Этот... как его?..
   - Строкин...
   - Да... Это же наш кадр...
   - Товарищ полковник, начальник Управления возвращается из Москвы через неделю. Может, подождем.
   - Ничего другого не остается, майор.
   * * *
   У начальника УВД края , генерала Величко разговор принял другой оборот.
   В отличии от своего коллеги-чекиста он лично прослушал все записи.
   Слушал генерал так живо, как если присутствовал на интересном спектакле в театре, который любил давно.
   Он вскакивал с кресла, разводил руками, цыкал, хакал, поддакивал, что-то отрицал, где-то задумывался, подперев подбородок рукой.
   А когда ушла с шипением последняя фраза, выдохнул:
   - Вот это Задорнов с Петросяном в одном флаконе..
   Вечером того же дня он собрал у себя малый "худсовет". Аналогией ему может звучать только Совет безопасности при президенте страны.
   Он уже знал, что все члены "худсовета" днем во время перерыва закрылись и стали слушателями концерта.
   - Ну, шо скажете, уважаемые члены "худсовета"?
   Каждый член знал, шо сказать, но не знал, шо скажет рядом сидящий член.
   Поэтому все шевелились, постукивали пальцами по столу и делали на лицах многозначительные выражения. Но молчали.
   Им нужна была вводная реплика. Или, точнее сказать, удар палочки дирижера по пюпитру.
   У генерала Величко всегда была такая палочка.
   - Вот, блин, разоблачитель! Солженицер долбанный! А расхлебывать этот бульон из петуха нам. Шо скажешь, Мякиньков? Ты же кандидат юрнаук.
   - Товарищ генерал, проблема не стандартная, ее надо изучить с разных сторон... Единственное, что я четко уяснил - это отсутствие состава преступления у главного фигуранта Нахимова в юридическом плане. Он, конечно, много наворотил в отношении своего конкурента, но это уголовно не наказуемо.
   - Разрешите, товарищ генерал.
   - Давай Срнин.
   - У этого конкурента - Вулаха - за спиной уже есть уголовная статья.
   - Не понял, шо ты имеешь ввиду?
   - Месяц назад Яков Вулах осужден на год условно за то, что избил своего подчиненного.
   - Погодь... Так это он дал по роже председателю стачкома? Теперь я вспомнил. Вот это кино! Что, Мякиньков?
   - Хочу внести некоторые уточнения в личность Вулаха. Его "Строй-трест" занимает первое место в стране по объему введения доступного жилья. За что президент России лично вручил ему орден "Трудовое отличие".
   А чего ты нас пугаешь, Мякиньков? Орден, президент, жилье. Это конечно серьезно... В кабинете нависла тишина. Генерал выпростался из кресла.
   - Но у нас в государстве нет лиц, недосягаемых для закона, если они совершили...противоправные деяния.
   Генерал Величко помолчал и снова сел.
   - Товарищ генерал, но эта звуковая пьеса, как вы сами ее назвали, на самом деле обвиняет не Вулаха, а Нахимова.
   - Я тоже внимательно прослушал эту пьесу, Мякиньков, три часа рабочего времени угрохал... А в чем состоит криминал Нахимова, не понял. Да, он не лучший друг Вулаха, скорее даже наоборот, но закон не обязывает всех бизнесменов дружить между собой... Конкретно, Мякиньков?..
   - Товарищ генерал, в тексте Нахимов неоднократно высказывается с угрозами в адрес Вулаха и его человеческого достоинства. Кроме того, он заказывает Строкину очернение имени Вулаха.
   - Хорошо, согласен. И ты предлагаешь возбудить против Нахимова уголовное дело?
   - Нет. Я предлагаю другое. Строкин бывший кадровый сотрудник ФСБ, в звании майор. Это его последнее перед выходом в отставку место работы...
   - И шо?
   - Я предлагаю весь этот материал просто переслать руководству ФСБ. Пусть они думают, что с ним делать.
   Раздался сильный грохот. Величко врезал кулаком по рабочему столу. Так, что подпрыгнул прибор с остро заточенными карандашами:
   - Молодец, майор!.. А говорят, что офицеры аппарата МВД заелись и перестали думать. Вот пример творческого мышления. Сегодня же пересылайте всю эту детективщину в краевое управление ФСБ с нашей препроводиловкой.
   * * *
   В Белом доме сразу просчитали все акценты и расклад сил строкинского послания. Губернатор внимательно слушал своего помощника, бегло постукивая пальцами по столешнице.
   - Мы же еще на забастовке "Строй-треста" поняли, откуда ножки растут, - сказал он помощнику.
   - Да, Валентин Лукич, Нахимов ведет грязные игры... И настолько тонкие, что не подкопаешься...
   - Ну, подкапываются пусть наши славные органы, если под этим всем лежит криминальное содержание...
   - Я правильно понимаю, Валентин Лукич, вы хотите передать аудио записи Строкина в МВД и ФСБ?
   - Правильно понимаешь. Пусть объективно разберутся. Конечно, если бы все это произошло в советские времена, обком партии, в здании которого мы с тобой квартируем, нашел бы виновных в тот же день, и мало бы не показалось... Но мы давить на бизнес не имеем права. Другие времена...Другие правила игры. И все-таки я сделаю все, что от меня зависит, чтобы оградить от клеветы Вулаха. Он человек, конечно, тяжелый и мне иногда хочется послать его подальше... Но делает он для населения области в десять раз больше многих своих... прости Господи... коллег по бизнесу.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава сорок третья
   Павел снова встал в пять утра. Никаких внешних причин для тревоги нет, но вот уже неделя как не идет сон.
   Конечно, он устает на работе. Без дяди Яши трудно. Хотя и с ним, или точнее, под ним, бывает нелегко.
   Вулах занимает большое пространство не только своей маленькой фигурой. Когда он где-то присутствует, вокруг возникает плотная воздушная оболочка, в которой тесно всем остальным. Они - эти остальные - начинают чувствовать себя стесненно. И в то же время более уверенно.
   Вот парадокс.
   Они знают, что он решит любой вопрос, им не надо заботиться о пробивании, продвижении. Дядя Яша паровоз, который тянет всех.
   Устремлено, уверенно тянет вперед, но обращая внимание на то, что или кто находится по обеим сторонам рельсов.
   Но и он сам - генеральный директор "Строй-треста" - увереннее чувствует себя потому, что знает: боковое зрение лучше всех развито у его партнера и заместителя Денина. Но вот уже неделю Денин тянет на себе все - и магистральные вопросы и текущие.
   Его забодали - точнее не скажешь = люди, которых сократил по приказу Вулах.
   Люди не хотят уходить с насиженных мест. Они много лет получали зарплату, в три-четыре раза выше средней по краю. И в то же время не перетруждались. Это не каменщики, не бетонщики, не монтажники, которые пашут под открытым небом в холод и жару. Это учетчики, каптерщики, подсобники, которые при любом погодном перепаде могут спрятаться , переждать в лабиринтах недостроенных этажей, поговорить о жизни, перекинуться на ходу сплетней или анекдотом.
   Но предприятие уже не выдерживает такого баланса. Иначе он потянет "Строй-трест" вниз.
   На второй день после отъезда в "командировку" Вулаха увольняемые пришли к Денину. Они знали, что с дядей Яшей решать такие вопросы бесполезно. А Павел Андреевич человек культурный, терпеливый. И выдавить из него, пока они еще числятся в штате кое-что можно.
   Терпения, однако, Павлу Андреевичу Денину хватило, пока трое из них не обнаглели до неприличия.
   Сначала тон был просительный. Они просили, чтобы "Строй-трест" направил их детей в ВУЗы и взял на себя оплату их обучения.
   Денин ответил, что это отпадает: к началу нового учебного года они уже не будут работать в "Строй-тресте",.
   А главное другое: в разделе "социальные гарантии" трудового договора с каждым работником нет статьи на финансовое обеспечение образования детей. Это - забота каждого родителя.
   Тон разговора эмоционально окрасился, то есть стал более нервным. Просители незаметно перешли в статус требователей. Размахивая руками, они начали доказывать, что, оказывается, существует указ президента, согласно которого любое предприятие, независимо от формы собственности обязано финансировать обучение детей своих работников.
   Денин позвонил юрисконсульту и попросил найти такой документ.
   Требователи, понимая безнадежность своих претензий, пошли еще дальше. Вспыхнула маленькая, но громкая акция протеста.
   "Вы одним даете жить, а других выбрасываете!", "Квартиры уходят налево!", "Ваши дети - в институты, а наши - в бомжи!"
   Масло в диспут подлил юрисконсульт. Он пришел к Денину с информацией о том, что ничего похожего на требуемый указ или постановление не существует. Каждое предприятие само находит возможности финансирования учебы детей работников и повышения их культурного уровня. Государство уже давно не вмешивается в этот процесс.
   Истеричные речевки достигли верхнего уровня: "Б...е государство и б...е руководители!", "Сталина на вас!", "Буржуи проклятые!"
   В кабинет начали заглядывать служащие конторы, какие-то посторонние люди.
   Денин дал команду секретарю вызвать охранника и сам вышел вон.
   В спину ему ударила пуля:
   "Вы еще наплачетесь!"
   Чертова работа. И чертова должность - заместитель по человеческим вопросам.
   Павел заварил еще кофе. Вообще-то он давний любитель чая - хорошего черного чая, а не зеленого или с какими-то добавками, травами, бергамотами и прочей химией.
   Но в последнее время даже после одной чашки, начинает саднить сердце и немеют кончики пальцев на руках.
   Кофе пока проходит без проблем, но после второй чашки надо завязывать. Это норма. Значит, или сейчас, утром, употребить вторую, или перенести ее на вторую половину дня. Две - максимум.
   И сегодня же надо заняться работой для Исая.
   "Ох как я перепугался, когда он оказался на мушке. И за что?"
   Мой Игорь был более уравновешенным и прагматичным, что ли... Во всяком случае, предсказуемым. Никуда не вылазил, пока не попросят. Исай тоже не плейбой, но гораздо более амбициозный парень и со своими тараканами в голове. Чего только стоит его кроссворд? Это же надо придумать такую убойную штуку! А может это и не его идея? Чья же? Кто хотел руками и мозгами Исая Вулаха столкнуть между собой стольких крутых людей, высмеять их и оболванить?
   С каждым днем я становлюсь увереннее в мысли, что это была подстава. Исая просто использовали. Он же не просто амбициозный юноша, но и романтик с большой дороги. Вот кто-то и направил эту романтику на свою мельницу.
   Кто - понятно.
   А теперь надо набирать Полину. У них там в Штатах уже девять вечера. Что-то долго шуршало, просчелкивал, затем коротко пискнуло, и тут же слабый женский голос полувопросительно сказал:
   - Халло!
   - Полина? Это ты?
   Голос слегка окреп?
   - Да... Кто там?
   - Это я - Павел Данин. Добрый вечер!
   - А, дядя Павел, здравствуете!
   - Вы еще не спите?
   - Еще нет... Что-то случилось? У вас все в порядке?
   - В общем ничего тревожного...
   - Но я ведь слышу по интонации...Как папа? Мы же договаривались, что вы будете меня информировать...
   - Конечно, Полиночка. Поэтому и звоню Яков отбывает условный срок...
   - Какой срок, я ничего не знаю. Пожалуйста, подробнее.
   - Ты и не могла знать. Яков всех клятвенно просил, чтобы тебе не сообщать. Ему стыдно только перед тобой...
   - И что такого постыдного он совершил?
   - Как тебе это сказать?.. Здесь свои особенности, которые вам там, трудно понять...
   - Ничего, пойму. Давайте я перезвоню, дядя Павел, или сообщу оператору, что сеанс связи за мой счет...
   - Как тебе не стыдно, Полина! У нас в финансовом смысле все в порядке, предприятие работает, нет проблем...
   - Проблемы, как я понимаю, психологического характера?..
   - Да, можно так сказать. Коллективом "Строй-треста", которым, как ты, наверное, еще помнишь, руководит твой отец, была проведена забастовка. Это дело рук конкурентов. Позже, во время честного, открытого разговора с руководителями стачки отец не выдержал и ударил по лицу председателя стачкома.
   - Это бред! Папа не мог этого сделать!
   - К сожалению... Его спровоцировали на такой шаг. Коронкин, председатель стачкома обвинил Вулаха в том, что он отдал своей любовнице квартиру в новом доме, которая предназначалась одному из строителей. Сказано это было при всех, Вулах не выдержал и ответил... Вот таким, чисто мужским образом.
   - Я не верю! Папа всю жизнь был верен нашей маме! Это...
   Правильно. Это черный пиар, говоря нынешним языком. Блеф. Но отреагировал на него Яков вполне конкретно и за это получил год, Слава Богу, условно.
   - Теперь я понимаю, что именно от меня скрывала мама... Неужели она могла поверить этой грязной сплетне?
   - Ну что ты, твоя замечательная мама всегда была для нас примером мудрости. В этой ситуации она оказалась увереннее и спокойнее всех... А тебе она даже намекнуть о случившемся не могла, потому что папа наказал... "Полинке - ни слова".
   - Нашел, кого стесняться. Тем более, что ничего не было... Ну, папа у нас всегда был непредсказуемым человеком.
   - Это я очень хорошо знаю. О Вулахе-старшем можно книги писать...
   - Дядя Павел, что-то еще?.. Я чувствую, вы недоговариваете...
   - Да, правильно чувствуешь. Меня сейчас больше волнует Вулах-младший...
   - Исай? А с ним что?
   - Ты же знаешь его максимализм плюс юношеский романтизм. Хотя ему уже двадцать восемь лет.
   - Что-то мой братик натворил?
   - Вот именно - натворил. Сочинил кроссворд под названием "Доска почета", разместил на ней имена самых крутых бизнесменов города, причем с сатирическим подтекстом, и разместил на сайте городской мэрии, оттуда кроссворд попал в газету.
   - И что?
   - А то, что Исая грозят убить.
   - Это настолько серьезно?
   - Серьезнее не бывает. Наши новые русские таких шуток не понимают. Тем более, что у каждого за спиной куча грехов...
   - Родители знают об этом?
   - Здесь наоборот. Отец все знает, но просит оградить от этих волнений маму.
   Полина хмыкнула?
   - Вроде она такая дура... Что же дальше будет с Исаем?
   - Я подумал, может быть его на какое-то время отправит к тебе?
   - С радостью приму его... Никаких проблем не будет ни с моей семьей, ни с жильем. Остался пустяк - убедить его самого уехать...
   - Вот именно. С Исайчиком такие номера не проходят.
   - Дядя Павел, давайте обрабатывать братика с обеих сторон.
   - Я этим уже занимаюсь. И если в течение ближайшего времени ситуация не изменится, возьму его за жабры. Все. Извини, дорогая, новости безрадостные, но я должен держать тебя в курсе дела. Мы же договаривались. Спокойной ночи тебе и твоей семье!
   - Бай, бай, дядя Павел!
   Он только нажал кнопку и тут же утренний морок вздрогнул от другого звонка.
   У Денина екнуло сердце.
   - Павел Андреевич, прораб Бабенко! У нас беда: на объекте "Восточная окраина" упал кран "Шульц!"
   - Как это?! Ты что городишь?
   - Его опрокинули "Кировцем". Приезжайте!
   ... От его дома к Восточной окраине - двадцать минут. Когда Денин подъехал туда, уже было светло.
   Лежавший на земле подъемный кран напоминал птеродактиля из фильма "Парк Юрского периода". И по цветовому колориту - огромный желтый скелет на белом снегу - это было что-то сюрреалистическое. Если бы не реальные фигуры милиционеров и прораба Бабенко. Он сразу подбежал к машине Денина:
   - Это какой-то кошмар! - кричал прораб размахивая руками. Я ничего такого в жизни не видел!
   - Успокойтесь, Бабенко. Как это случилось?
   - Кто-то залез на кран, я не знаю как, натянул троса к трактору "Кировец" и...
   - С какого места тянули? Откуда вы знаете, что трактор?
   - Идемте, я покажу.
   Метрах в тридцати стоял огромный "Кировец". Он тоже из далека напоминал фантастическое существо.
   К бамперу трактора через толстые болты был одет трос. Он лежал на земле. Они пошли вдоль него и уперлись в боковое ребро лежащего крана, куда трос был тоже принайтован болтами.
   Кто-то очень обдуманно готовил эту дьявольскую операцию.
   - Здравствуйте! Майор Борин! - представился милицейский чин в теплой куртке и ушанке. - Если я правильно понимаю, вы имеете отношение к этой стройке?
   - Да. Денин Павел Андреевич, заместитель гендиректора "Строй-треста".
   - То, что кран ваш, понятно, а трактор тоже из вашего хозяйства?
   - Нет, этот "Кировец" не из нашего автопарка. Мы редко пользуемся тяжелой техникой такого типа. А если в ней возникает потребность, арендуем...
   - Хорошо, мы с этим позже разберемся. После падения крана возникла другая проблема. Пройдемте к дороге, Павел Андреевич.
   Только сейчас Денин увидел, что кран упал поперек старой дороги, параллельной трассе, по которой он приехал.
   В несущее ребро крана уткнулась старая "Нива". То, что "Нива" можно было догадаться только по крепкому квадратному заду. Весь ее передок был сплюснут, а передние колеса ушли куда-то вовнутрь.
   - Водителя уже увезли в морг, - сказал майор. - Он, бедняга, наверное, так и не догадался, откуда на дороге лежачий подъемный кран.
   - Мы поможем семье близким покойного, господин майор. В любом случае виноваты мы или нет - это не вопрос. Но сейчас, я думаю и вас и нас в одинаковой степени должен волновать ключевой вопрос - кто и для чего совершил этот теракт? Я другого слова не найду.
   - Согласен. Но для этого мне нужно доложиться руководству... Вы едете со мной?
   - Нет. Я уверен, вы донесете руководству правильную информацию... Мне же надо заниматься подъемом крана. Как вы сами понимаете, это не простая работа. Если понадоблюсь, вот моя визитка.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава сорок четвертая
   Он был всегда глухим и слабовидящим по отношению к тому, чем восхищались его близкие люди - жена Лиза, друг Паша и другие ценители. Он не понимал, как можно часами торчать в музее возле картин. Глянул что на ней, кто, и пошел дальше. Действительность интереснее.
   В театре он был за всю жизнь раза три. Два из них - вынужденно. На спектаклях в зале сидел коллектив "Строй-треста". И он - генеральный директор - обязан был высидеть со всеми до конца.
   Вся художественная литература была им прочитана в школе. Точнее говоря, перелистана.
   А то, что каждый вечер читает перед сном Лиза, раньше, если он не путает, называлось беллетристикой.
   У него на беллетристику времени не хватало никогда, а сейчас тем более.
   Архитектура, даже самая древняя, для него существует в чисто практическом понимании: чтобы было удобно жить. Пять лет назад Лиза с огромным трудом вытянула своего мужа в турпоездку по Италии. Это было как у Корнея Чуковского "тащить бегемота из болота", вспоминает до сих пор Лиза.
   Но и у Якова до сих пор осталось кое-что из итальянских впечатлений, особенно ватиканских.
   Когда выгрузили на площади святого Петра, через пять секунд Лиза куда-то "улетела". Рядом с ним осталась только ее физическая оболочка. А еще через пять секунд она упорхнула вместе со всей группой.
   Вулах немного отстал, хотя держал своих в поле зрения.
   Ему важно было самому пощупать, как и из чего сооружен собор Петра и Павла, на чем держатся колонны, другие несущие элементы.
   Часть ответов он получил из путеводителя, кое-что у гида, копнул в голове институтский курс по истории архитектуры и на этом его интерес был удовлетворен.
   Ну а Лиза и еще несколько туристок порхали как бестелесные ангелы. Их лица были просветлены, осталось одеть только. нимбы на голову. Приходили они в обычный человеческий облик до самого вечера, пока не вернулись в гостиничный номер.
   Но и там Лиза долго не могла разговаривать с мужем нормальным языком. Она бросалась на него с восхищенными, короткими возгласами, потом, не получив ожидаемого ответа, хватала телефонную трубку. Ей необходимо было поделиться с переполнявшими ее чувствами с белогородским подругами. Среди ночи.
   Ясно, что не дозвонилась никому. Невостребованные чувства полились на мужа. Однако муж ими не воспользовался, а включил телевизор, хотя дома он его смотрит раз в день, когда идут вечерние новости.
   Спустившаяся на землю жена была оскорблена до глубины души.
   - Ты бревно! - сказала она. - Сколько лет прожили вместе, но убедилась я в этом только сегодня.
   Яков хотел обидеться на жену, но понял, что она права.
   Они любят друг друга, он не представляет, как бы он прожил все эти годы с другой женщиной.
   Это кладка высшей пробы. Но где-то там сверху при их зачатии его и его жены - кто-то положил на цемент разные по цвету кирпичики. Ему одного цвета, ей - другого.
   И что, разве это плохо?
   Здание их жизни стоит прочно и надежно.
   Жена, правда, не знает, что он сейчас в Иерусалисе. Но узнает обязательно. От своего мужа. Бывают в семейной жизни моменты, когда лучше промолчать.
   Вот о чем он думал, ожидая в гостинице звонок гида-переводчика.
   В аэропорту Телль-Авива Яков Вулах нашел русскоязычное бюро. Во-первых, ему сегодня же надо добраться в Иерусалим. Во-вторых, там поселиться в гостинице. И главное на несколько дней найти переводчика.
   Его обслужили лучшим образом и уже через два часа привезли на машине в Иерусалим.
   Гостиницу Вулах попросил не самую роскошную. В "Царь Давид" селиться не захотел. Не потому, что пожалел денег просто, он не любит роскошь.
   И захотелось побыть в эти дни в тишине, без суеты.
   Ему посоветовали скромный отель на окраине Иерусалима. Он принадлежит кибуцу (по-советскому - колхоз), но там есть все удобства. А главное, тихо.
   Номер оказался очень приятным. По размеру чуть больше его домашнего кабинета. Одноместная кровать. Все удобства. Телефон. Компьютер. Спал Яков замечательно, а утром к нему позвонил человек и с крепким, как табак, Бердичевским акцентом, сказал:
   - Здравствуйте, господин Вулах. К вашим услугам Изя Кац-гид и переводчик. Готов к встрече с вами.
   - Очень хорошо, приезжайте. Отель...
   - Не трудитесь - я уже здесь...
   - Где здесь?
   - Внизу, возле рецепшн ... то есть дежурного.
   - Мой номер ...
   - И номер я знаю, господин Вулах. Мне нужно только разрешение войти.
   - Считайте, что вы его получили...
   "Неужели этот местечковый Изя ...знает идиш и английский?" - успел подумать Яков. И тут же услышал короткий, но настойчивый стук в дверь.
   - Заходите, дверь открыта.
   Изя Кац абсолютно один к одному, соответствовал образу, нарисованному за несколько секунд в воображении Вулаха. Это был худой, скорее щуплый человек лет сорока. Лысая голова по бокам обросла редкими волосиками, в мочке левого уха что-то блестело.
   Рубашка и брюки были в таком состоянии, будто их обладатель спал в них не снимая даже в постели.
   - Здравствуйте, еще раз, господин Вулах.
   Пожатия его оказались неожиданно крепким.
   Здравствуйте, господин ... Кац.
   - Не надо трудиться и вспоминать фамилию друг друга. Здесь в Израиле, все называют друг друга по имени. Но если вы против, нет проблем.
   - Я не великий прыщ, Изя. Зовите меня просто Яша..
   - О, так вы владеете идиш, Яша? Нам будет легко.
   - Нет, Изя, я знаю на идиш два десятка слов, но надеюсь, мы будем понимать друг друга?
   - Не сомневаюсь, Яша, от меня еще никто не уезжал без понимания. Людей сближает не сам язык, а желание понять друг друга. Теперь, как говорят, ближе к телу. Расскажите о своей программе пребывания здесь, и мы вдвоем обсудим, как ее лучше выполнить.
   Яков подробно изложил Изе то, что его привело в Иерусалим.
   Кац не задал ни одного вопроса, пока не замолчал сам Вулах.
   - Вот моя программа, Изя...
   Изя молчал. Потом спросил:
   - Яша, как звали вашего отца?
   - Не понял...
   - Вы все-таки ответьте, я вас убедительно прошу.
   - Его звали Исай Вулах.
   - Вы сын Исая. А по-русски Яков Исаевич. Именно так я хочу вас называть - Яков Исаевич - за ту работу, которую вы проделали...
   - Не надо, Изя, я не люблю этой лирики.
   Теперь наверное вы должны посмотреть документы, которые я привез?
   - Да, Яша, весь внимания.
   Изя дважды перечитал показания Фени Николаевны Позняк, посмотрел другие бумаги, которые она отдала Якову, фотографии.
   - Для того чтобы перевести эти документы на английский и иврит мне нужен день. Завтра в это же время я все принесу. Вас это устроит Яша?
   - Вполне. С вами сейчас рассчитаться или завтра?
   - Обижаете, Яша. Я привык получать деньги после выполнения заказа.
   - Нет проблем. Не обижайтесь. Может быть позавтракаем вместе?
   - Спасибо. Я уже иду делать работу... Но пере тем, как попрощаться, хочу сказать еще несколько слов...
   - Слушаю внимательно.
   - Яша, вы должны быть готовы к тому, что здесь, в Иерусалиме, не все поддержат ваш благородный порыв...
   - В каком смысле?
   Понимаете, определенная часть местных евреев, ортодоксы не одобрят возвеличивания гоев...
   - Кого?
   - Гоями презрительно называют русских, украинцев, которые в свою очередь обзывают евреев жидами. Я знаю эту публику...
   - Ну и хрен с ними! Плевать мне на то, что обо мне здесь подумают и скажут! Я делаю то, что считаю нужным!
   И правильно делаете, Яша. Я вас целиком поддерживаю. Но должен был предупредить... Будьте здоровы, до завтра.
   В администрации "Яд-Вашем" их приняли очень внимательно, посмотрели все документы и уже через час господин Яков Вулах был официально уведомлен о том, что "благодаря его - господина Вулаха - гуманной деятельности люди узнают еще о двух праведных мира". Ему вручили бумагу с благодарственным текстом и устно проинформировали, что как только будет принято решение о дате посадки деревьев на Аллее праведников мира в честь Раисе и Ефросиньи Левчук Украина он будет приглашен на торжественную церемонию.
   - Ну что же, Яков сын Исая, я вас искренне поздравляю! - сказал Изя Кац, энергично тряся руку Вулаха. - Вы тоже в некотором роде праведник мира. А теперь я хотел бы предложить вам короткую экскурсию по старому Иерусалиму. Вы же улетаете к вечеру, время еще есть.
   - Буду вам очень благодарен, Изя. Время у нас есть.
   - Прежде всего мы поднимемся на смотровую площадку у Восточной стены Второго Храма и вы увидите город с птичьего полета.
   Со смотровой площадки Иерусалим не производил впечатления того легендарного святого места, о котором он так много слышал. Прилепленные один к другому белые малоэтажные дома, скудная зелень. Горный светло-коричневый ландшафт...
   Он вглядывался в панораму, сливающуюся на горизонте с небом, И чувствовал, что в том месте, которое, наверное, называется душа, что-то происходит.
   Ему показалось, что он уже когда-то здесь обитал. Вот он бежит мальчишкой по этим камням. Гоняет птиц, Учится в местной хедере. Наблюдает за стариком в черном лапсердаке с длинной седой бородой. Дед постоянно кивает головой, держа в руках толстую книгу с потертой кожаной обложкой. Но этого с ним на самом деле не было. Город, в котором он вырос, был ровным и очень зеленым. Там не было хедера, по улицам не ходили старики в черных лапсердаках и с толстыми кожаными книгами.
   Что за наваждение?
   Вулах вернулся к себе и оглянулся.
   Вокруг у парапета, стояли, ходили, тихо разговаривали туристы. Многие щелкали фото и теле камерами. Яков пожалел, что в спешке забыл аппарат дома.
   Недалеко с экскурсоводом группы что-то обсуждал Изя Кац.
   Он сразу кивнул Якову, ищущего его глазами.
   - У вас возникли какие-то вопросы, Яша, или сразу двинемся к Стене плача?
   Возникли. Язя, где вы обучались языкам - здесь или на бывшей родине?
   - И там, и здесь.
   - Где там? В каком городе вы жили?
   - Я жил, Яша в Белой Церкви, недалеко от Киева. А что, у вас возникли сомнения в отношении моей профессиональной пригодности?
   - Ну что вы? Я удовлетворен вашей подготовкой на сто процентов.
   - О`кей. Очень приятно это слышать. Но какое отношение имеет моя языковая подготовка к панораме Иерусалима? Вы хотели что-то спросить и не нашли меня?
   - Нет. Я разговаривал с собой. Потому что мне вдруг показалось, что здесь прошло мое детство, что я здесь конкретно жил.
   "Дома он никогда и никому не скажет этого, даже Лизе".
   А Изе сказал. Изя серьезно посмотрел на него:
   - Ничего удивительного, Яша. Подобное испытывают многие, кто впервые приезжает в Иерусалим. Это такая земля. Она укрупняет и приближает время, как мощные телескопы приближают другие звезды.
   А вот и Стена плача.
   Вулах увидел справа высокую стену, цветы охры. Между большими блоками кое-где пробивались маленькие кусты. За стеной возвышался идеально круглый золотой купол.
   При подходе к Стене, на огромной площади клубились тысячи людей.
   - Пока мы найдем группу, в которую можно влиться, я немного расскажу об этой самой известной и печальной стене в мире...
   - Изя, но прежде всего я хочу знать, на чем крепятся блоки этой стены, чем они связаны? Это у меня профессиональное.
   - Очень хорошо - вы мне облегчили мою задачу. Слушайте. Стена была задумана в 69 г.нашей эры. Царем Иродом, для укрепления западной части Иерусалима. Однако для ее постройки требовалось разрешение императора Рима, под протекторатом которого находилась в те времена Иудея. Ирод пошел на хитрость. Он направил гонца в Рим, а тем временем начал строительство. Пока гонец добрался до Рима, получил согласие императора и вернулся обратно, прошло много времени. Стена уже стояла.
   В ответном письме император Октавиан Август сообщил Ироду: "Если не начал строить, то не строй. Если начал - разрушь. Если закончил - оставь все, как есть".
   Теперь то о чем вы спросили.
   Стена состоит, как видите, из огромных блоков. Они стоят один на другом без цемента. Камни очень точно пригнаны друг к другу. Эта ювелирная точность достигалась тем, что на верхний, уже установленный блок, насыпалось что-то наподобие свинцовой дроби - круглых шариков - по которым катали подвешенный на талях следующий блок. Когда верхний камень находился точно над нижний, тали опускались, камень садился на место, расплющивая свинец. Это была мертвая сцепка - на тысячелетия.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава сорок пятая
   "Шульц" был поставлен на рабочую зону за сутки. Поднимал его японский коллега кран "Като", выброс стрелы которого сорок пять метров. Но это полдела. Денин больше всего боялся за его дееспособность, точнее говоря, немецкую электронную начинку.
   Но, Слава Богу, в "Строй-тресте" сохранились еще мастера-профессионалы и порядочные люди. Не чета тем, которые рвали Денина на куски. Через два дня после своей клинической смерти кран поднял первый груз, стройка вошла в ежедневный ритм.
   Параллельно шло расследование. Прокуратура возбудила уголовное дело по факту злостной порчи имущества коллективного предприятия, повлекшего за собой гибель человека.
   Адвокат сказал Денину, что "Строй-трест" не несет юридической ответственности за гибель водителя "Нивы". Во-первых, старая дорога, по которой он ехал, не оборудована дорожными знаками, она давно не используется по назначению. Второе: в крови погибшего был найден алкоголь. Третье и главное - персонал стройки не мог выставить оградительных предупреждающих знаков на месте происшествия, поскольку кран был опрокинут злоумышленниками, а не демонтирован в производственных целях.
   На вопрос о материальной компенсации семье погибшего адвокат дал категорический ответ:
   - И не подумайте, Павел Андреевич! Иначе вас признают виновным в его гибели уже сейчас на стадии расследования. Денежную компенсацию семье вы должны будете произвести, когда свое решение вынесет суд. Но этого не случится - все за вас.
   Покушение на кран т все, что с этим связано, расследовалось очень медленно. Денин для себя (с милицией он пока не делится) определил двух потенциальных заказчиков.
   Это, первое, работа Нахимова или, второе кого-то из тех просителей, которые устроили у него в кабинете манифестацию. Он хорошо запомнил угрозу, посланную ему в спину: "Вы еще заплачете!"
   Когда следователь прокуратуры спросил: "Вы предполагаете, кто мог это сделать?" Денин ответил? "Предполагать могу, но не более того..." И назвал фамилии тех, кто приходил к нему вымогать льготы для обучения детей.
   В отношении Нахимова он смолчал. Почему? Потому что не уверен был, что эта информация сразу прямиком не дойдет до него.
   А это значит сразу аукнется по Вулаху. Устал Павел от этой суетни, беготни, ожидания нового удара - слева, справа.
   "Может уже старенький стал, Паша, для такой компании (предприятия). Обратимся кА мы за профессиональной консультацией к Екатерине Дениной".
   Она ведь так и не поняла, что произошло у него на работе. Он не посвятил ее в эпопею с краном, потому что, во-первых, почти трое суток не был дома, Но главное не хотел оказаться в роли персонажа старого анекдота про то, почему не стоит заниматься любовью на Красной площади.
   Ну а теперь, когда, кажется все вроде улеглось, можно поговорить и с Катериной.
   За ужином он сделал ей подробный отчет о ЧП на работе - в телеграфном стиле, без излишних эмоций:
   Катерина слушала с отстраненным, слегка презрительным выражением лица. Как будто она старая школьная учительница, он сдает ей переэкзаменовку.
   - Я в принципе об этом все знала, - сказала жена.
   - Откуда?
   - Из своих источников.
   - И что скажешь, Катерина?
   Он решил вести с ней игру на полном серьезе.
   - А то, что это очередной заряд под "Строй- трест". Заряд большой мощности. Адресовался он персонально тебе.
   - Катерина, почему же ты молчала? Мы ведь не чужие люди.
   - Я узнала об этом за час до твоего прихода... И вообще, какие могут быть обиды? Ты сам меня отстранил от всех своих проблем, а теперь приполз за советом: не чужие люди". Я даже знаю, что вам не надо выплачивать компенсацию семье погибшего водителя.
   - Откуда, Катя? Неужели адвокат консультируется вначале с тобой?
   - Это уже профессиональная тайна. В нашем кругу подобные вопросы не задают.
   - Вопросов нет.
   - А у меня есть. Как долго ты собираешься прикрывать дядю Яшу от судебных приставов? Еще день-два и они потребуют его присутствия...
   - Я уже кое-что придумал.
   - Кое-что это для бабушек, которые торгуют на рынке рассыпными сигаретами. А Вулах, если попадется, получит новый срок.
   - И что ты советуешь? Я же вижу, у тебя есть заготовка. Колись.
   - Есть. Точнее сказать, была. Я ее уже употребила.
   - Катя... ты же знаешь, что у меня слабое сердце... Не мучай.
   - А ты мне сделаешь коктейль "Мечта"?
   - Или это только для особо важных персон, типа Лизы Вулах?
   - Бегу!
   - Погоди, а то забуду. Я имела разговор с женой главного судебного пристава города: Яшу никто не потревожит.
   - Ты моя умница!
   - Ну а тебя мне кажется с Вулахом ждут проблемы...
   - Не понял?..
   - Ты же ему до сих пор не сообщил о ЧП.
   - И это тебе известно?
   - Это же ты ко мне приполз за советом, а не я к тебе. Так вот, мой тебе совет: Яше надо сообщить обо всем до его возвращения.
   - Сегодня до вечера это сделаю.
   - А теперь - за "Мечтой".
   * * *
   Он дозвонился Вулаху, когда тот сидел уже в аэропорту.
   - Здравствуй, Паша. Как у нас дела?
   - Возникло чэпэ, но все наладилось.
   Вулах, на удивление, не перебивал, а потом спросил:
   - Тебе не кажется, что мы перебрали норму по количеству проблем?..
   Помолчав добавил:
   - Мы слишком долго отступали и наблюдали. Пришло время собраться и показать, что мы способны не только на "майна - вира". Ладно, до встречи.
   С Исайчиком разговор получился гораздо более напряженный.
   Он вообще отказывался понимать, чего от него хотят.
   - Павел Андреевич, у меня все в порядке, не волнуйтесь. Наклевывается работа...
   - Что значит - не волнуйтесь? В отсутствии отца я за тебя отвечаю. И потом, какая работа в этой ситуации? Ты забыл, что за тобой охотятся?
   - Забыл. И никто не напоминает. Вот только очень грубо выкинули с работы.
   - Ну это только цветочки...
   - Вы меня пугаете, Павел Андреевич?
   - Да, пугаю. Эта банда на все способна. Все равно, что сунуть руку в пчелиный улей...
   - Погодите, вы бандой называете своих товарищей по классу, коллег по бизнесу?
   - Исайчик какой класс! Ты по-моему, прилетел с другой планеты...
   - Ну хорошо, господин Денин, а если бы вы оказались на одной из строчек кроссворда, вы бы тоже ... как сказать...
   - Продолжай, сынок...
   - Ну ... готовы были убить его автора?
   - Хороший вопросик. А главное с большой любовью к собеседнику...
   - Но вы не ответили на вопрос.
   - Отвечу. Мало приятного в том, что тебя подозревает в самом плохом человек, который был для тебя почти родным сыном, но... это дело твоей совести и твоих убеждений, Исай Яковлевич. Моя главная цель сейчас - укрыть тебя от очень тяжких последствий. Я предлагаю тебе уехать из города на месяц-другой. Это единственная возможность уцелеть.
   - Прошу извинить, что заставил разувериться в себе - я не хотел вас оскорбить, Павел Андреевич, или усомниться в ваших добрых чувствах ко мне...
   - А теперь ты не отвечаешь и начинаешь юлить...
   - Отвечаю. Я никуда не поеду. У меня есть гарантия того, что меня никто не тронет.
   - Позволь узнать какая?
   - Это пока секрет. Но можете мне поверить на слово - гарантия очень надежная.
   - Ты имел контакты с кем-то из ... персонажей кроссворда?
   - Можно и так сказать.
   "Все, - сказал себе Павел, - я поднимаю руки. Не знаю, как с ним справляется Яков, но Лизе я не завидую. Тем более что впереди у них проблема не менее серьезная, чем кроссворд.
   Если у Исая с этой Викой завязываются серьезные дела, то как они объедут ее братика?
   А от костьми ляжет, но не позволит породниться с Вулахами. Даже двоюродной сестре.
   А Яков еще предложил прекратить накапливать проблемы... Знал бы он, что его ждет по приезду.
   Нет, лучше бы не знал".
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава сорок шестая
   Пока органы пританцовывали вокруг послания Строкина, определялись что с ним делать и под каким соусом подавать наверх, газета "Краевой вестник" активно готовила статью. Завотделом морали и права Анатолий Софрин понимал, насколько важно заранее прикрыть все тылы. Тема была жареная - психологический терроризм. Но еще горячее - действующие лица.
   Имена Нахимова и Вулаха у всех на слуху. Но никто из широкой публики не знает и не видел Строкина.
   Его "отсутствие присутствие" придаст особую пикантность материалу.
   Но обязательно подстраховаться надо и для газеты и для себя.
   Софрин долго мудровал, как лучше подойти к Нахимову, Поговорил кое-с-кем из людей знающих его (естественно, не раскрывая фишку), перелистал газеты, но обнаружил, что о Нахимове практически нет ничего.
   И в то же время о Вулахе полно хвалебных материалов - от информации до подвалов об успешной деятельности руководимого им "Строй-треста".
   Но ведь Нахимов тоже активно занимается строительным бизнесом, а пресса обходит его стороной. Да и телевидение тоже, как уточнил Софрин.
   Конечно, обидно. Все есть - деньги, недвижимость, друзья - а славы и признания нет.
   Люди в таких случаях чувствуют себя обделенными и начинают совершать какие-то неадекватные поступки.
   А что если, - подумал Софрин, - я попрошу интервью и сам позадаю ему вопросы об общественном признании. Не касаясь, конечно, адекватности поступков".
   Но идея изначально была не хороша, понял чуть позже Софрин. Понятно что Нахимов наговорит о себе самое лучше (а кто себе враг?) И эту тональность надо сохранить в газетном интервью.
   Но как она будет через короткое время стыковаться с разгромным материалом о нем же - Нахимове? Никак. Никто этого не поймет. На самом деле, Софрину нужен только голос главного героя, чтобы сравнить его с голосом на пленках Строкина. И как это часто бывает помог случай.
   Друг Софрина, радиожурналист, делал репортаж о подготовке футбольной команды "Торпедо" к новому сезону. Прозвучали там и несколько коротких вопросов к активному болельщику и меценату Герману Нахимову.
   После эфира Софрин связался с коллегой и попросил у него на пару дней запись разговора.
   В редакции специалисты из ведущего детективного агентства сличили голос Нахимова на двух пленках и дали письменное заключение об идентичности звучания.
   Опубликованная через три дня в "Красном вестнике" статья называлась "Голый адмирал".
   "Адмирал" потому, что у него была такая кличка в кругу друзей. А "голый" потому, что ...
   И читатель узнал, почему.
   Журналистское расследование было построено на контрасте.
   С одной стороны угрозы Нахимова "раздеть Вулаха", оставить его голым перед обществом". С другой - таблица, где приводятся цифры строительства доступного жилья в Белогорском крае.
   И получается, что Нахимов занимается только проектами для богатой публики, а Вулах - для основной массы населения. Нахимов ищет пути очернить своего коллегу, Вулах просто работает. Нахимов через хорошо оплаченных людей организует забастовку работников "Строй-треста". Он провоцирует столкновение между стачкомом и Вулахом. В результате по итогам года белогорский "Строй-трест" получил второе место по России по объемам жилищного строительства.
   В конце статьи автор сообщает, что может предоставить пленки Строкина правоохранительным органам, а также всем действующим лицам этого материала. Сказать, что "Голый Адмирал" стал бомбой крупного калибра, значит ничего не сказать. Его появление можно было сравнить с залпом реактивных снарядов "Град".
   Начальник ФСБ сказал своим коллегам:
   - Все - таки хороших мы растим профессионалов. Я имею ввиду Строкина. Вы гляньте, как он все просчитал: завалил такого зверя - раз, обеспечил информацией все основные службы - два, прикрыл тылы - три. Но зависает главный вопрос этой акции: почему он решил утопить своего работодателя с таким вселенским треском? Я лично не верю, что дело в недоплаченных деньгах. Майор Дидур, помоги мне разобраться в моих сомнениях...
   - Я тоже не думаю, что мотивом такой изощренной расплаты мог оказаться обман при денежном расчете, товарищ генерал.
   - Сложная формулировочка, но ты же у нас начальник аналитического отдела... Значит что-то личное?
   - Вполне возможно.
   - Товарищ генерал, здесь возникает другая зацепочка: журналисты могут обратиться к нам с запросом о самом Строкине...
   - В смысле?
   - Ну, на каком счету он у нас был, на каком направлении трудился, и так далее?
   - Значит так, им надо объяснить, что направление это служебная, закрытая тема. А все остальное сообразишь сам...
   - Ответ подписывать?..
   - Своим именем, майор. У тебя тоже ответственная должность. И кстати, к генералу Величко журналисты тоже обратятся - не сомневаюсь. Он вспомнил какой ответ дал начальнику МВД области, когда тот прислал в ФСБ записи Строкина.
   Письменный ответ был короткий: "Ваша посылка получена. Изучаем. Генерал Томилин".
   Ну а телефонный оказался пространнее:
   "Иван Петрович, я понимаю, все твои люди мобилизованы на борьбу с преступностью, но неужели в восьмиэтажном офисе управления не нашлось пару офицеров с высшим образованием, чтобы заняться звуковым письмом? В таком случае займемся мы. Благодарю за высокую честь".
   * * *
   Величко запомнил ответ коллеги. Но это был генерал, закаленный такими бумажно-инструктивными бурями, что для него разговор с генералом-коллегой оказался даже неким легким развлечение. Где-то на периферии мозга у него , конечно, была спрятано заначка от таких неожиданных ситуаций. И после появления статьи он включился на внимание акул пера.
   Звонок поступил вечером того же дня, когда вышел "Голый Адмирал".
   - Товарищ генерал, вы собираетесь как-то реагировать на статью в "Краевом вестнике"?
   - Я пока анализирую прочитанное.
   - Нашли ли вы что-то криминальное в статье?
   - Готов буду разговаривать на эту тему через два дня?
   - Спасибо. До связи.
   Но он уже знал, что послезавтра утром улетает в Москву на инструктивное совещание у министра и будет там не меньше пяти дней.
   Уже перед сном его супруга, ведущая актриса областного драмтеатра Раиса Кринская спросила:
   - Ваня, ты читал сегодня статью в "Краевом вестнике"?
   - Какую?
   - О Нахимове и Вулахе?
   - А... да, просматривал.
   - Что скажешь?
   - Что я скажу? Это все вилами по воде писано.
   - Извини, генерал, я бы не стала так л5егкомывсленно оценивать конфликт между двумя денежными воротилами. Это, знаешь, тема достойная Островского.
   - Ну да, только эти воротилы, в отличии от героев Островского, живы. И один из них имеет сильное стремление размазать другого по стенке. Но при этом оставить его в живых.
   - Гениальный сюжетный ход! Если бы только драматург нашелся.
   * * *
   Губернатор пригласил к себе малый совет:
   - Этот Строкин забросил широкие сети. Оперативнее всех оказались наши "Вести". Ну что ж, лед тронулся. Ваше мнение коллеги.
   Первым поднялся помощник губернатора:
   - Валентин Лукич, сегодня сразу после выхода газеты, нам позвонили заместители генералов Томиолина и Величко о том, что они получили записи Строкина...
   - Ай да молодцы! Какие тонкие генеральские игры! Предлагаю угадать с одного раза, когда они получили эти записи: сегодня или одновременно с нами и газетой?
   За столом рассмеялись.
   - Согласен, Юрий Алексеевич, пригласите обоих генералов ко мне на завтра на девять утра.
   * * *
   Павел узнал о статье в машине. Он ехал в прокуратуру на очередную встречу со следователем по делу о кране. Ему позвонила Маша из приемной и таким придушенно-радостным голосом сообщила:
   - А здесь все на ушах стоят!
   - Не понял. Маша почему ты говоришь шепотом?
   - Павел Андреевич, статья о дяде Яше.
   - Статья? Где? В какой газете?
   - В "Краевых вестях" за сегодня. Называется "Голый Адмирал".
   - "Адмирал"... А при чем здесь Вулах?
   - При том, что Адмирал это Нахимов.
   - Значит так, Маша, этот номер газеты никому не отдавать, спрячь его подальше...
   - А зачем? Эту газету уже многие принесли на работу.
   - Хорошо. А я куплю в киоске по дороге.
   Киоск "Роспечать" стоял возле прокуратуры, но сегодняшние !Вести" уже раскупили.
   Времени искать газету больше не было, он подъехал в притык к назначенному. Зашел в кабинет и сразу увидел на столе следователя газету со знакомым логотипом:
   - Извините, это свежие "Вести"?
   - Да. И я даже знаю, что вас интересует.
   - Можно посмотреть?
   - Нет проблем. Я минут на пять к начальству, а вы располагайтесь и читайте.
   Статья "Голый Адмирал" занимала половину третьей страница сверху.
   Хорошее место. Это давешняя привычка Денина - пробегать первую страницу с короткими новостями, переворачивать ее и сразу упираться в третью, там всегда самый интересный материал номера.
   Но при чет тут Адмирал? А, ну да, так прозывают Нахимова в его кругу.
   Нахимову позвонил домой его главный экономист:
   - Не знаю, как вам сказать, Герман Сергеевич...
   - С каких пор главный экономист не находит слов? Что - неожиданный налет налоговой?
   - Нет...
   - Убили кого-то?
   - Хуже...
   - Ничего себе... А что же может быть хуже?
   - Статья в газете. Называется "Голый Адмирал"
   - Я сейчас буду.
   В приемной он сказал "Никого ко мне не пускать!" и закрылся на ключ.
   При чем здесь Строкин? Он что - сдал меня? Не может быть.
   А кто автор?.. Софрин... Анатолий Софрин. Откуда он про все знает?
   Так, Гера, давай успокоимся. Не такие пришлось бодяги перепрыгивать. Дважды вообще был на том свете. Сейчас мир такой. Остается в живых не тот, кто замахивается, а кто успевает отбить удар.
   Так он меня, сука, писал! Я сидел перед ним голый и исповедовался, как перед попом, а он все фиксировал. Не то, что каждое мое слово, но каждый вздох и выдох.
   У журналиста оказалось пять дискет ДУД, почти четыре часа разговоров со мной.
   Все они по содержанию против Вулаха, а на самом деле - против меня.
   Сейчас, в данную минуту, эту статью читают по всему городу. Почему городу? По всему краю. Газета же "Краевые вести"..
   Его любимая мелодия "Миллион роз" на сотовом ударила по мозгам, как "Бухенвальский набат".
   - Да.
   - Гера, я уверен, ты уже знаешь... У меня есть идея.
   - Погоди, Жора. Я должен вначале сам переварить, а потом обсуждать с другими...
   - Извини, я тебе не "другие".
   - Не надо обижаться, Жора. Это удар по мне, под самое яблочко. И я должен сам все обмозговать. Отзвонюсь. Пока.
   "Итак, то что на правой половине - против меня. Теперь что на левой? Во-первых, пусть докажут, что это мой голос. Второе. Редакция заплатила Строкину большие деньги за то, чтобы оклеветать мое честное имя.
   Собственно, а чего я сам все леплю? У меня же адвокат есть. Какие мы темные люди. В любой нормальной стране адвокат был бы подключен к этой ситуации еще до написания статьи".
   Он набрал номер и адвоката услышал: "Номер временно недоступен".
   "А ведь адвокат заранее обязан уведомлять своих клиентов о своем отсутствии". По домашнему телефону ответили, что "Витали Федорович в отпуске и будет через две недели. Если вам нужно экстренно что-то решить, он оставил телефон своего коллеги. Будете записывать?
   - Нет, пока не надо. Я перезвоню позже.
   - Как угодно.
   Новый звонок.
   - Гера, здравствуй. Это я - Вика. Ты хотел со мной увидеться?
   "Ах сучка драная. Я хотел с ней?! Не дождетесь! Хотя почему нет? Может она и настроила газету против меня. Она же теперь якшается с Вулахами. Ладно, пусть приходит".
   - Так я не слышу, братик.
   - Я ищу в дневнике свободное время. Собственно, а зачем искать, давай увидимся сейчас. У меня в офисе. Ты можешь подъехать?
   - Могу.
   - Жду.
   "А пока она едет, я позвоню ее мамочке. Надо спокойно, увесисто, без крика".
   - Эльза Григорьевна, добрый день!
   - Гера, здравной, родной. Почему так официально?
   - Потому, что у нас будет официальный разговор.
   - Не поняла.
   - Сейчас поймете. Эльза Григорьевна, вы читали сегодняшний номер газеты "Краевые вести"?
   - Нет, мы получаем почту позже. Что-то интересное?
   - Уж куда интереснее? Триллер про вашего племянника Германа Нахимова. Называется "Голый адмирал".
   - Ты, наверное, шутишь, Гера?
   - Не до шуточек мне, Эльза Григорьевна. И сдается мне, что к этой злобной статейки имеет прямое отношение ваша доченька... А, вот и она подъехала, красотуля.
   Герман увидел через окно приемной как из машины вышла Вика. Он встретил ее у открытой двери кабинета.
   - Вот и свиделись, сестра. Располагайся. Чай, кофе? Или что-нибудь покрепче?
   - Ладно, братик, не мечи передо мной икру. Если бы ты мог, ты бы меня с потрохами сожрал и выбросил на помойку. Но ты не можешь.
   - Почему я не могу, я все могу.
   - Неа, подавишься. Нот мы собрались не друг другом обедать, а друг с другом поговорить. Зачем я тебе нужна, Герман? По-моему, я все сказала у тебя в хатынке.
   - Ты сказала все, а я и не начинал.
   - Давай, у меня есть полчаса.
   - Ты в курсе, девочка, что все, что имеет сегодня твоя семья, - дом, бизнес отца, твой университет, даже твоя машина- это мой личный вклад в ваше благополучие. Пять лет назад твой отец пришел в Белогорск только с офицерской пенсией, за которую можно на три дня заправить двигатель автомобиля. Ну а если не хватит денег на остальные дни месяца, то продать на барахолке его подполковничьи погоны. Я доходчиво объясняюсь, сестра?
   "Как я спокойно, убедительно беседую, сам себе удивляюсь".
   - Абсолютно доходчиво. Но ты же не просто напоминаешь о нашей нищете и никчемности, ты хочешь, чтобы мы молились на тебя.
   - Боже упаси, сестра, я ведь не какой-то азиатский хан. Все когда-то с чего-то начинали, и я тоже был нищим продавцом сигарет. Но потом благодаря добрым людям поднялся на ноги, и благодарен им по сей день.
   - Так тебе от нас нужна только благодарность? А в каком виде? Писать в газетах, прославлять на телевидении?
   Нахимов подошел к сестре близко. Так, чтобы она услышала его дыхание. Глядя ей прямо в глаза, он сказал:
   - Писать, как в сегодняшней газете?
   Он взял на столе номер "Краевых вестей".
   - Глянь, как меня прославили? Не имеешь ли ты отношения к этой статейке, сестра?
   Никакого. Я не знаю, что там написано, но я не давала никакой информации ни газете, ни автору.
   - А зачем ты не так давно собирала информацию про местных бизнесменов?
   - У тебя неправильная информация. Я собирала информацию про людей бизнеса для нашего учебного семинара "Человек - общество-бизнес". И решила начать с Якова Вулаха.
   - Да, а, а? А почему с него? Чем он лучше других?
   - Он делает бизнес чистыми руками.
   - А у остальных его коллег руки грязные?
   - Может быть, не у всех, но у многих.
   - По каким же признакам ты определяешь чистоту рук делового человека?
   - По таким признакам: насколько ему завидуют и насколько делают подлостей...
   - Надеюсь, у своего будущего свекра ты все это уже просчитала?
   - Там ничего не надо просчитывать, там все видно невооруженным глазом. Яков Вулах известнейший строитель России... А у него на семью одноэтажный дом на пять комнат построенный пятьдесят лет назад. Вот и все, что он имеет. Вы такой дом называете пристройкой и держите там прислугу.
   - Такая завидная невеста и в пристройке... Викуша, жаль мне тебя, сестра. Ну а на свадьбу хоть пригласишь?
   - У нас свадьбы не будет. Уедем далеко и надолго.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава сорок седьмая
   Вулах прилетел утром и поехал сразу на "Восточную окраину".
   Он попросил водителя такси еще немного постоять, а сам наблюдал
   как работает кран..
   Все, кажется, было нормально, без сбое, Материалы поднимались на
   крышу. Он уезжал - было восемь этажей, вернулся - закрывается крыша.
   Это при том, что кран два дня лежал на земле.
   "Ладно, - подумал Вулах, не буду им мешать, пусть работают".
   - А теперь на Почтовую, контора "Строй-треста" сказал он водителю.
   - Будет сделано, товарищ Вулах, - водитель отпустил тормоз.
   - Ты меня знаешь?
   - А кто вас не знает? Знаю и сочувствую.
   - Сочувствуешь? - встревожено спросил Вулах. - Что-то случилось?
   - Да нет, ничего страшного. Кроме того, что этот кран неделю лежал
   на земле, его скинули диверсанты. А вы сегодня прилетели и наверное
   ничего не знали?
   - Не волнуйся я все знаю. Пролежал кран не неделю, а два дня, и
   перекинули его не диверсанты, а поганцы, которых я сократил из-за того,
   что они ни х... не делают, а зарплату и квартиры получать хотят.
   Это вы правильно говорите, товарищ Вулах. Если бы я Хоть чему-
   нибудь был обучен в строительной профессии, я бы обязательно пошел к
   вам работать, а не крутил днем и ночью эту задрюченную баранку.
   - Тебе сколько лет?
   - Сорок восемь.
   - Да, переучиваться уже поздно. Том более, сто наш строительный
   хлеб нелегкий и несладкий...
   - Но большинство вашего народа держатся вас и никуда не хотят
   уходить.
   - Да и по многу лет, хотя честно тебе сказать, я не подарок. Тяжело
   им со мной временами приходится.
   Так и вам с ними тоже, наверное, не санаторий.
   - Да ладно, чего считаться. Работать надо. Только работа может
   смывать то, что временами накапливается между людьми.
   - А вчера вы, извините, где были, товарищ Вулах.
   Так, ну хватит, мы же не на партсобрании с тобой. Как тебя звать?
   - Лева ... Лев Кириллович.
   - А я Яков Исаевич.
   - Очень приятно.
   - Так вот, Лев Кириллович, вчера я был еще далеко отсюда. А для
   чего это тебе?
   - Да, ... понимаете ... вез я вчера двух клиентов... Солидные такие
   мужчины с галстуками. Один вынимает газету из портфеля и спрашивает
   другого: "Ты читал как адмирал Нахимов загремел под фанфары, причем в
   голом виде?" "Да читал, - отвечает другой, - только как он теперь с дядей
   Яшей будет общаться - в голом виде или при полной парадной форме?"
   Дядя Яша это вы, извиняюсь, Яков Исаевич. Так вас в народе именуют.
   Поэтому я и передал этот разговор именно вам.
   - Когда ты, говоришь, это было?
   - Вчера, в конце рабочего дня.
   - Ага... А какая газета, не знаешь?
   - Вечером мне сосед сказал, что это "Краевые вести"... Приехали мы,
   Яков Исаевич. Всего вам самого доброго.
   - И тебе тоже, Лев Кириллович. Если возникнут какие-нибудь
   трудности, не стесняйся, заезжай. Будь здоров.
   Его заметила только Маша, когда он вплотную подошел к приемной.
   - Ой! - заверещала она - Яков Исаевич приехал!!!
   Он приложил пальцы к своим губам, а потом к ее и тихо сказал:
   - Ни кому ни слова, пока я не прочитаю газету. Где она?
   - У вас на столе.
   - Все, меня нет. Я сам дам знать. А если кто-нибудь узнает, уволю.
   Хорошо, что рядом никого не было, а в дальних кабинетах если и
   услышали верещание Маши, то приняли его за заигрывание с очередным
   кавалером: благо, дядя Яша в командировке.
   * * *
   Рабочая среда у Лизы начинается в двенадцать, поэтому она и
   подъехала к школе за пять минут до полудня.
   И очень удивилась, когда охранник на входе сказал, чтобы она по
   просьбе директора сразу шла к нему.
   Что еще случилось? Причем за те полчаса, пока она ехала на работу.
   Потому что если бы раньше, ей бы обязательно позвонили домой. Как
   обычно бывает в таких пожарных ситуациях.
   - Здравствуйте, Евгений Семенович!
   - О, Елизавета Давидовна!
   Он один правильно говорил: "Давидовна.
   - А у меня для вас приятный сюрприз.
   - Неужели? За тридцать лет работы такое я слышу впервые.
   - Ну ладно, не буду вас томить. Посмотрите эту газету... Страница
   третья...
   Он протянул ее "Краевые вести".
   - Так мы ее дома получаем уже пятый год...
   Но почему-то ее рука дрогнула.
   - Елизавета Давидовна, вы сейчас опускаетесь с этой газетой к себе и
   закрываетесь. А я сообщу охраннику и дежурному по этажу, чтобы вас
   полчаса не беспокоили. Договорились?
   Едва она прочла последнюю строчку, раздался звонок:
   - Лиза, дорогая, ты как - стоишь или сидишь?
   Голос Катерины был как всегда загадочен, но одновременно
   радостен.
   - Катерина?.. Я сижу. И только что, буквально секунда в секунду с
   твоим звонком, закончила читать статью "Голый Адмирал".
   - Значит, ты меня опередила? А газету где взяла? Из дома принесла?
   - Нет, когда я уходила, почты еще не было. Газету мне дал мой
   директор.
   - А я купила в киоске. Там за ней очередь стояла, представляешь?
   - Что же теперь будет?
   - Все будет о`кей. Наши с тобой мужья снова в шоколаде и на щите.
   - Ну, в отношении шоколада это перебор...
   - Почему, Лиза?
   - Да потому, что характер у моего Якова далеко не шоколадный и
   даже не сахарный...
   - Ты что ж не рада тому, что его врага раздели догола?
   - Нет, рада. Очень рада. Но я боюсь...
   - Чего ты боишься, подруга? Раз он разоблачен, ничего ни вам, ни
   нам больше не грозит. Ты за Исайчика боишься?
   - Катерина. такие типы, как Нахимов так просто не отступают. Ведь
   ты же у нас большой детектив, а ситуацию почему-то упрощаешь. Хотя
   всегда нас всех настраиваешь на бдительность. Я хорошо помню твой
   девиз, который ты провозгласила, когда мы познакомились: "Смотри
   страху в глаза".
   - Правильно! ... О он от тебя сбежит".
   - Вот я и смотрю. От Нахимова можно ждать чего угодно и в любое
   время. А что касается Исайчика, то у него есть ангел-хранитель. Вдвоем
   им ничего не страшно. А за себя и Якова я боюсь. Когда ранят такую
   змеюку, как Нахимов, она становится стократ опаснее..
   - Лизок, ну кончай себя накручивать. Вот приедет завтра Яша,
   соберемся, обсудим наши делишки скорбные, и тебе сразу полегчает
   глупенькая.
   * * *
   Дома она была в половине седьмого вечера. Исай молча помог ей
   снять пальто и жестом руки, как вышколенный официант, показал, куда
   надо идти. На обеденном столе лежали только "Краевые новости", хотя
   Вулах получает двенадцать газет и журналов.
   Возле кресла стояла Вика. Она бросилась к Лизе. Они обнялись и
   поцеловались как мать и дочь.
   - Дети, я уже прочитала статью. Еще днем в школе. Давайте пить чай
   и будем разговаривать. Вы не против?
   Вика и Исай посмотрели друг на друга, она сделала ему знак. Он
   нагнулся к тумбочке и вытащил бутылку "Армянского коньяка".
   - О Боже, Исайчик, я хранила эту бутылку больше десяти лет! И
   думала дотянуть до вашей свадьбы... Ну давайте потерпим, а?
   - Мамочка, а свадьбы не будет.
   - Что?!
   Лиза схватилась за сердце:
   - А ведь я только сегодня днем думала о том, как у вас все
   замечательно.
   Вика выразительно глянула на Исая и обняла Лизу:
   - Елизавета Давыдовна, сядьте, пожалуйста. Мы сейчас все обсудим.
   Лиза села в кресло рядом с ней:
   - Все обстоит не так, как сказал ваш сын. Или, точнее, совсем не так.
   Мы обязательно поженимся, потому что любим друг друга. Просто мы не
   хотим свадьбы в общепринятом понимании этого слова: родственники,
   гости, "горько" "шморько", ну и так далее. Мы планируем расписаться,
   потому что оба хотим жить не гражданским браком, а традиционным т
   отметить это событие в составе двух наших семей. И в тот же день уехать в
   небольшое путешествие. Как вам наш план?
   - План замечательный. Единственное, чтобы с ним согласился Яков
   Исаевич. Ну и, конечно, тои родители.
   Родителей я беру на себя. Как говорила моя бабушка, "куй железо,
   папу с мамой и мужа". А вот Яков Исаевич - это ваша забота.
   - Не волнуйся, Вика. Он мыслящий человек. А это главное. Когда
   наконец мы, начнем пить чай? Я к тому же и голода.
   - Мама, а теперь я тебе открою большую тайну, - сказал Исай, когда
   они выпили по первой чашке.
   - Столько раскрытых тайн за один день - психика может не
   выдержать.
   - Мама, а я ведь давно знаком с этим Строкиным. И как последний
   доверчивый идиот пошел у него на поводу, когда завязалась история с
   кроссвордом.
   - Почему же ты доверился ему?
   - Он очень убедительно - а тогда я ему верил - доказал мне, что
   причина вывешивания кроссворда на сайте мэрии спасение отца от его
   якобы огромного долга перед другим человеком. Если я соглашусь это
   сделать, то есть поместить кроссворд, то долг снимут. И я как бычок
   повелся.
   Не кори себя, сынок. Не известно, как себя повел бы любой из нас,
   если бы его поставили перед фактом. Видимо, этот человек обладает
   сильным влиянием на других людей.
   - Да, ему не откажешь и в наличии жесткой логики и в понимании
   человеческой психологии. А как он красиво обыграл всех с этими
   записями!
   - Погоди, Исайчик, я не догоняю, - вклинилась Вика. - Всех, это
   кого?
   - Ну, во-первых, самого Нахимова. Он - Строкин - записывал все
   разговоры с ним, наперед просчитывая, как их использовать.
   - Еще кого?
   - Редакцию газеты. Ведь если он срочно уехал, значит, по простой
   логике, чего-то испугался или решил элементарно подставить заказчика.
   Но журналист все проверил и решил делать статью без присутствия автора
   записей. Значит, он, как и я, тоже поверил Строкину.
   - Нет, сынок, у тебя доминировала не вера, а страх за отца, - сказала Лиза.
   - А автор статьи, правильно ты заметил, вначале все просчитал, наверняка
   удостоверился, что за намерениями этого ... Строкина, стоит не личная
   корысть, а более серьезная цель, и только тогда напечатал свой материал в
   газете.
   - Мой братец, конечно, редкий мерзавец, и я ему это прямо в глаза
   сказала. Кстати, еще до того, как увидела статью в газете... Но честно
   скажу, не доверяю я благим намерениям человека, который сдал его. Что-
   то за этим кроется другое неизвестное широкой публике. И уже наверняка
   никогда не станет известным, если он сам не объявится. Или если его не
   найдет Герман.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава сорок восьмая
   Все это происходило за день до возвращения Якова.
   наши герои уже как-то пережили взрывную статью и все задавали
   один вопрос: что дальше?
   Автору пришлось некоторым образом сместить хронологию, но
   причина станет понятной чуть ниже.
   И, конечно, все ждали Вулаха-старшего. Никто не думал, что он,
   минуя дом , прибудет на работу и прочитает статью про голого адмирала.
   В одиночестве за своим рабочим столом.
   Яков долго сидел, не шелохнувшись. Он много повидал на своем
   веку. Многих бил, другие сшибали его.
   Но это все происходило в открытую, на глазах у других. И ему
   никогда не приходилось оправдываться, доказывать, какой он хороший.
   Люди сами все это видели.
   он никогда не рубал с плеча, но он первым ввязывался в бой, когда
   того требовала обстановка. И вел за собой людей.
   Однажды, на закате застоя, он приехал в Москву с группой
   строителей своего края.
   Им нужно было попасть на прием к министру строительства и
   стройматериалов. Местная комиссия в Белогорске отказалась принять
   новый десятиэтажный дом лишь по одному пункту: потолки были
   завышены на двадцать сантиметров.
   Дом возводил "Строй-трест", которым руководил Яков Вулах.
   Перед началом работы руководству треста было предложено два
   проекта: чешский и ленинградский. Чешский тот, в котором потолки
   выше.
   Единогласно проголосовали за него. Когда дом закончили,
   оказалось, что проект не был завизирован в Госстандарте Союза, а это
   значит, что он незаконный.
   Предложили его строителям, оказывается в качестве обсуждения, а
   не исполнения.
   Разгорался большой скандал.
   Вулах и секретарь парткома треста, тоже смелый человек, доказывали, что
   год назад проект попал к ним в Белогорск законным открытым путем.
   А предпочтение ему отдали потому, что по комфортности выше
   ленинградского. И теперь, когда будущие жильцы, - рабочие
   металлургического завода со дня на день ждали получения ордеров и
   ключей, им сообщили, что дом не готов к заселению.
   Начался поиск крайнего.
   В самый пик этой заварухи в "Новостях дня" по Центральному
   телевидению был показан сюжет из Чехословакии. Министр строительства
   РСФСР приехал в страну изучать опыт жилищного строительства. И все
   увидели, как он входит в дом такого же типа и даже такой цветовой гаммы,
   как дом, построенный в Белогорске.
   На следующее утро в кабинет Вулаха приехали представители
   металлургов. Не митинговать, а с конкретным предложением: снарядить к
   министру общую делегацию строителей и сталеваров. И задать один
   вопрос: почему чехословацкие трудящиеся могут жить в таком доме, а
   советские - нет?
   Поехали десять работяг: герой соцтруда, кавалеры орденов
   Ленина и других наград.
   Возглавил делегацию Вулах.
   Горячие головы предложили нагрянуть в министерство без
   предупреждения. Но Вулах их охладил: министра может не быть на месте,
   а после такого визита следующего придется ждать неизвестно сколько.
   Лучше о приеме договориться заранее. Министр не откажет,
   тем более, что среди Белогорцев будут известные, уважаемые люди.
   Ждали они в приемной не более пяти минут. Открылась
   старинная дубовая дверь и вышедший из кабинета мужчина представился:
   - Министр строительства. Проходите, товарищи белогорцы!
   Такого огромного служебного помещения Вулах в жизни еще
   не встречал, хотя бывал в разных, в том числе кремлевских. Вряд ли у
   последнего русского царя был такой кабинет.
   Все сразу почувствовали себя как-то ниже ростом, менее уверенно,
   начали тушеваться, прятать руки в карманы штанов и пиджаков.
   Вулах сразу взял ситуацию в свои руки и коротко, четко доложил
   министру, что их привело в Москву.
   Да товарищи, я знаю о чем идет речь: помощник ознакомил меня с
   вашим ходатайством за день до вашего приезда. Я целиком на вашей
   стороне и на стороне тех, кто должен был заселиться в этот дом.
   Но я не имею права руководствоваться своими личными симпатиями
   или антипатиями. Я член правительства и обязан выполнять все
   правительственные постановления, директивы, приказы, и прочие
   документы.
   Так вот в Директиве Госстроя N42/12 от 16 октября 1962 года
   и утвержденного Советом Министров СССР 2 ноября того же года четко
   определено, что высота типового жилища, вводимого в строй на
   территории СССР не может быть выше двух метров двадцати сантиметров.
   Эту директиву никто еще не отменял. А квартиры в доме построенном в
   вашем городе имеют высоту два метра пятьдесят сантиметров.
   В министерском кабинете повисла нехорошая тишина.
   - Если у вас, товарищи, найдется еще день-два, я могу пойти лично в
   Госстрой, но думаю, что это принесет мало пользы. Поэтому мой совет
   вам: уезжайте сегодня обратно, билет мы вам обеспечим, а здесь оставьте
   своего руководителя. Правильно я говорю, товарищ Вулах?
   Вулах встал:
   - Нет, неправильно, товарищ министр. Правительственные
   директивы ведь пишутся для всех, а у вас кабинет по габаритам и высоте в
   два раза превышает кабинеты дореволюционных вельмож. Или в той
   директиве, которую вы зачитали, есть исключения лично для вас,
   Александр Михайлович?
   - Послушайте, товарищ Вулах!
   - Не перебивайте меня, товарищ министр, я вас внимательно слушал.
   Никуда мы не уедем. Завтра же мы направляемся в ЦК КПСС и будем до
   конца добиваться вполне законного, конституционного права трудящихся
   на жилище. Вы согласны земляки?
   Все молча встали.
   - Всего доброго, товарищ министр! Не забывайте закрывать
   форточки перед грозой.
   Эти "форточки" долго аукались Вулаху. Хотя в его прощальной
   реплике не было ни малейшего преувеличения: форточки министерского
   кабинета действительно находились где-то на высоте трех-четырех метров.
   А еще до лепного потолка метра два.
   Но министр оказался чувствительным, видно его так еще никто в
   жизни не отбривал. Через пять минут после ухода гостей он по вертушке
   позвонил первому секретарю Белогорского обкома партии и
   проинформировал о безобразном поведении товарища Волоха, который не
   просто оскорбил человеческое достоинство министра при рабочих-
   орденоносцах, но и сделал это в нетрезвом виде. Секретарь пообещал
   самым серьезным образом разобраться с жалобой и наказать виновных.
   Ждали делегацию в Белогорске долго, но вернулась она с успехом. Спустя
   три дня они-таки попали в отдел строительства ЦК КПСС и получили там
   "добро". Завотделом собрался позвонить первому секретарю обкома о
   разрешении заселения дома, но Вулах попросил то же самое изложить в
   письменном виде. Чтобы больше никто не смог переиграть решение. Так
   надежнее.
   Делегация вернулась в Белогорск с триумфом, под сводный духовой
   оркестр было отпраздновано новоселье многострадального дома.
   Коммунист и руководитель Вулах получил выговор за
   "неподобающее поведение во время выполнения ответственного
   мероприятия", но именно тогда город узнал имя человека, который не
   побоялся сказать московскому сановнику все, что о нем думал.
   А после статьи о Нахимове получается, что к нему Вулаху, как к
   престарелой кинозвезде возвращается его бешеная молодая популярность.
   Чушь какая-то.
   Около шести вечера он вызвал Машу:
   - Я остаюсь еще поработать. Будешь уходить, закрой все двери. О
   том, что я здесь, никому ни слова.
   - Так в конторе никого уже нет, Яков Исаевич.
   - Тогда до завтра. Всего хорошего.
   Он решил продлить одиночество и переночевать в кабинете.
   Слишком много накопилось в душе и голове за последние дни. Надо
   побыть одному, что-то отсеять, что-то оставить, что-то выбросить в
   корзину.
   А завтра вечером, после работы, вернуться с повинной к Лизе.
   Таким образом, Яков Исаевич Вулах на целые сутки выпал из
   временного оборота. За это время никто из наших главных персонажей его
   не видел и не слышал.
   Для них он как бы был, но его и не было. Заснул он на диванчике в
   комнате отдыха около семи вечера. И проспал почти двенадцать часов.
   Такого с ним небывало последние лет двадцать. Обычный сон Якова
   Вулаха пять-шесть часов.
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава сорок девятая
   А в семь утра Лизу разбудил телефон:
   - Здравствуй, дорогая! Я уже здесь. Прилетел и сразу в контору. Ты, наверное знаешь, возникли проблемы с подъемным краном... Придется разбираться. У вас все в порядке?
   - Да, дорогой, у нас все нормально. Очень рада тебя слышать. А вечером более подробно. Да, я слышу к тебе пришли. Целую тебя. До встречи.
   "Вот неуемный народ. В семь утра они уже завалились к нему в кабинет. Это он их сам приучил. Ну слава Богу, Яков дома. Почти дома. Значит, сегодня предстоит серьезный разговор. Причем, не один. Он наверняка еще не прочитал газету. Это открытие Якову предстоит. Я весьма смутно представляю себе, как он отреагирует на статью. Но оправдываться ему точно не в чем. Пусть этим занимается адмирал Нахимов. А я, стыдно признаться, впервые по-настоящему узнала об известности и популярности своего мужа. Сколько хорошего мне довелось услышать о нем за эти сутки. И сколько женщин о нем так хорошо говорят... Но пусть хотя бы одна из них попробует с ним пожить месяц-другой. Нет, я не жалуюсь. Грех жаловаться на Якова. Но меня выбивает из меня самой простой вопрос: почему мы узнаем все самое важное друг о друге из уст других людей?
   Да, лицом к лицу лица не увидать, большое видится на расстоянии. Известный афоризм великая мудрость, но очень коварная. Она не применима к нормальной семье. Что-то не стыкуется в этой мудрости. Если долгие годы жить рука в руке с другим человеком, глаза в глаза, и не знать, какой он знатный за пределами дома, то нельзя назвать семьей.
   Так, закрываем тему. Философ из меня никакой. А вот кулинар приличный. К тому же домой спустя неделю возвращается муж. И это не философия, а конкретная жизнь.
   Хорошо, что он успел привести себя в порядок, спрятать полотенце и открыть двери. В пять минут восьмого к нему уже вломилась группа строителей из объекта "Соляное".
   А что делать - он сам их приучил к такому режиму.
   Весь "Строй-трест" знает, что дядя Яша на стреме с семи утра. Почти час они обсуждали проблему водоснабжения стройки поскольку во время военных учений был перебит центральный водовод в направлении Белогорск - Пермь.
   Вулах набрал номер командующего танковой армией, но там еще никто не отвечал.
   - Езжайте на объект, занимайтесь пока другими делами, а я попробую его найти в ближайшее время. У нас же есть давняя договоренность с военными о том, что если что-то нарушается по их вине, они тут же приступают к ремонту.
   Строители уехали, и сразу зашел Денин.
   Они обнялись. Павел глянул на друга и все понял.
   Но Яков сказал ему:
   - Обсуждать статью я не собираюсь, Паша. Он, конечно, сволочь, но я на его уровень опускаться не буду - не дождется. Теперь к нашим делам. Какие банковские поступления за неделю? Новые заказы есть?
   Сидели они около часа, пока в дверь аккуратно не постучалась Маша. Она была слегка перепугана и что-то прятала за спиной.
   В чем дело, Маша, мы заняты.
   - Вот... новая статья.
   Она вытащила из-за спины свежий номер "Городской газеты" и развернула на столе у Вулаха.
   На третьей странице сверху большим жирным шрифтом было набрано "Кран - убийца". И чуть ниже более мелким: "Как "Строй-трест" прячет концы своих деяний".
   - Маша, - сказал Вулах, - нас нет. Я тебе сам сообщу, когда мы вернемся.
   Она выскочила.
   - Паша, сделаем так: ты читаешь вслух, а я слушаю.
   Внешне, по фактам все соответствовало: трактор "Кировец", кран "Шульц" беспомощно распластанный на земле.
   Главное же было притянуто за уши. Оказывается, чтобы не допустить жертв, строительный объект на котором работал кран, должен был выстроить оцепление за двести метров от места происшествия.
   И тэдэ и тэпэ.
   Поэтому вся ответственность за смерть водителя "Нивы" лежит на службе техники безопасности "Строй-треста".
   Когда Денин закончил, Вулах помолчал и сказал:
   - Слушай, Паша, а они начали мелочиться. Вместо того, чтобы бить прямо по мне - Вулаху обвинили СТБ... А давай-ка мы с тобой хлопним по ромашке и ты мне растолкуешь то, чего я действительно пока не секу.
   Яков открыл маленький холодильник, достал початую бутылку "Московской" и блюдце с нарезанным сыром.
   Он сам разлил по рюмкам водку и сказал:
   Ну, за нас с вами, и за х... с ними!
   Водочка прошла хорошо. Но расслабляться было некогда:
   - Значит, по логике этого журналюги мы должны были вначале спланировать чэпэ с краном, а потом выставить оцепление? Или наоборот: сначала выставить оцепление, а потом повалить кран?
   - Да, Яков, эта чушь понятна даже человеку с четырьмя классами.
   - Но семье погибшего совсем не до смеха. Ты что-нибудь сделал для нее?
   - Ничего. И не будем ничего делать до суда. Иначе добровольно признаем себя виновными во всем.
   Денин подробно передал Вулаху юридическое трактование истории, если она дойдет до суда.
   - Теперь главное, чтобы доблестные органы нашли заказчиков и исполнителей бандитской акции.
   - У тебя есть какие-то мысли на этот счет?
   - Пока два адреса. Судя по активной позиции "Городской газеты" это Нахимов, который ее спонсирует... И второй - кто-то из людей, которых мы сократили.
   Он рассказал о скандале в его кабинете с участием уволенных.
   - Ладно, - сказал Вулах, - они нас бьют, а мы крепчаем...
   - Тебе рассказать об Исае?
   - Что-то новое?
   - Судя по всему, свистопляска, вызванная появлением кроссворда в "Городской газете", начинает потихоньку терять силу. По личному указанию кого-то из персонажей "Доски почета" Исая как только ты уехал, выгнали с работы. Но на этом прессовать перестали...
   - Что-то еще?
   Именно я должен упредить новость об увлечении Исая. Чтобы, когда он придет домой, это не было ударом".
   - Исаю направится двоюродная сестра Нахимова Вика.
   - Это ты мне на закуску приготовил? Давай за это хлопнем.
   - Погоди, Яков. Я не хочу вбить клин между вами. Она хорошая, порядочная девочка, но я хочу предупредить тебя: у них серьезные отношения и не менее серьезные намерения...
   - Все? Это же хорошо, Паша: может она ему мозги и вставляет. А мы с адмиралом Нахимовым еще сватами будем. Давай за это дело еще по пять капель и зови Машу. Работать надо.
   * * *
   Прежде всего вы должны отметить мое благородство.
   Я не вывесил это письмо на вашем адресе в Интернете, а отправляю его старым дедовским способом: по почте. Это значит, что оно - письмо - строго конфиденциально, то есть касается только нас двоих.
   И одновременно я пишу "вы" с маленькой буквы, хотя по классическим законам письма местоимения "Вы", "Вам", "Вас" употребляются с заглавной буквы.
   Почему я это делаю, узнаете чуть ниже.
   А теперь - к истории вопроса наших семейных отношений.
   Именно - наших.
   Судьба свела в одной советской школе вашего покорного слугу и вашу родную сестру. Только возрастом мы немного разнились: Жанна уже закончила школу, а я перешел в десятый класс.
   Жанна с первого раза в вуз не поступила и ваш папа Николай Сергеевич Бобин пристроил ее в родной школе лаборантом.
   На годик, перебиться до следующего захода.
   Ему не могли отказать: все-таки майор КГБ, к тому же курирующий в своем управлении сектор среднего образования.
   Должность "лаборант" была эфемерная, ни к чему не привязанная. Но чтобы придать самой Жанне Бобиной какую-то весомость, по предложению завуча школы ей было вменено в обязанности курировать классные стенные газеты. Правда, в те годы не было такого понятия "курировать", а бытовало более конкретное и понятное всем: "ответственная за выпуск".
   Ответственная весьма энергично взялась за порученный участок работы.
   Кроме того, ей просто нравилось общаться с учениками уже на правах старшей, а с классными руководителями - на равных.
   У Жанны присутствовал один комплекс, о котором вы узнаете ниже. Перебарывая его, она пыталась утвердиться, но это не всегда ей удавалось.
   У меня же комплексов не было. Было одно фонтанирующее свойство - показать свое остроумие.
   Шутил я много и над всеми.
   Завуч школы как-то назвал мои упражнения штуками, и с тех пор это прозвище (или, как сейчас выражаются, кликуха) !штука" прилепилась ко мне навсегда.
   отличником я не был, помешала опять же моя страсть к каламбурам. Кому из учителей понравится, если ученик начинает задавать каверзные вопросы, которые вызывают в классе дружный смех? И именно в том месте, где учитель делает серьезный акцент.
   Но и последним учеником ваш покорный слуга не был. Несмотря на напряженные отношения с педагогическим коллективом, у меня ниже четверки ни по одному предмету не было: ни в дневнике, ни в табелях. Только четверки и пятерки.
   Я особо акцентирую на этом обстоятельстве, поскольку ниже вы убедитесь, как несправедливо ко мне отнеслись.
   Но что это я все о себе, да о себе.
   Есть необходимость снова вернуться к Жанне Бобиной.
   Девочка (или уже к тому времени девушка) она была очень привлекательной наружности.
   Красивое кукольное лицо, как у куклы Барби, хотя тогда никто и не подозревал, кто такая Барби.
   Извините, здесь я дал промашку со своими сравнениями и ассоциациями. Лицо Жанны чертами и овалом напоминало лицо БарбиЮ а на самом деле было гораздо живее и выразительнее. Пухлые губки постоянно переходящие в улыбку, голубые глазки, быстрая летящая походка. И это не смотря на довольно крупные формы тела, то есть в определенных местах даже очень крупные.
   Я имею ввиду бедра.
   при небольшом росте Жанны они очень выделялись, хотя и не портили ее. Этот элемент декора и был на самом деле главной двигательной силой ее комплекса.
   Двигательной в отрицательном смысле этого слова. Упрятанный глубоко на дне ее души, он рано или поздно должен был прорваться на самый верх ее естества.
   Получилось так, что включил этот дьявольский механизм опять же ваш покорный слуга.
   Судьба-злодейка пересекла нас с Жанной Бобиной 7 марта.
   В этот день все классы школы, в которой мы учились усердно корпели над выпуском праздничного номера стенной газеты.
   Да разве только их школа и их классы! Вся советская страна напрягала свой могучий интеллект и душу, чтобы доказать, как она любит и ценит свою прекрасную половину в день Международного женского праздника 8 Марта. Я тоже был членом редакционной коллегии своего класса - Десятого "Б".
   Восьмое марта в тот год было как сейчас помню, в среду. А мы - члены редколлегии - договорились встретиться во вторник после уроков. Когда прозвенел последний звонок я побежал в туалет перекурить. Там поболтал с другими курцами и, таким образом, слегка припозднился: мои коллеги уже верстали номер.
   Я подошел к двери класса. Она была приоткрыта. Вся редколлегия склонилась над учительским столом, который почему-то был пододвинут ко входу.
   Я открыл дверь и в буквальном смысле уперся в большой идеально круглый зад Жанны Бобиной.
   Она тоже склонилась над столом и что-то оживленно со всеми обсуждала.
   - О, - пошутил я, - знакомое лицо.
   Все отвлеклись от стола и весело засмеялись.
   Жанна какое-то мгновение постояла в прежней позе, потом выпрямилась и повернулась ко мне.
   Ее настоящее лицо было покрыто бордовыми пятнами, оно исказилось от злости. Такой мы ее никогда не видели.
   - Ты еще пожалеешь, Штука! - прошипела она мне в лицо и выбежала. Очень скоро я действительно пожалел о своей шутке.
   И очень скоро понял - слово страшнее пули.
   Потому что от пули умирают мгновенно, а от слова иногда страдают всю жизнь.
   Собственно, кому я это объясняю? Мы с вами, господин Бобин-Нахимов, и сошлись-то на почве умелого управления словом.
   Да. На второй день словосочетание "знакомое лицо" облетело всю школу. Оно начало трансформироваться во фривольные шутки, и даже встраиваться в анекдоты. В те годы, как помнят старшие товарищи, политические анекдоты были на грани фола, а бытовые расцветали пышным цветом.
   Жанна потребовала от своего папы наказать меня по полной программе. Но майор КГБ Бобин прекрасно понимал, что публично обсуждать столь пикантную тему отпадает.
   А дома одна истерика следовала за другой. Вы наверняка все это помните, были уже большим мальчиком.
   Директор школы вызвал мою мать: "Я ничего не имею против Гены, он один из лучших наших учеников. Но вам придется перевести его в другую школу.
   однако ни один из директоров города меня не взял. А в вечерней школе сказали, что вначале я должен поступить на работу.
   Возник замкнутый круг.
   Разорвал я его сам - забрал документы и пошел искать работу.
   То есть, за два месяца до получения аттестата зрелости меня принудили бросить школу.
   Но самое пикантное было в другом: буквально на второй день после моего ухода рассчиталась с должности школьного лаборанта т Жанна Бобина.
   А ведь она могла сделать это за день до того. И я бы остался в школе.
   Но в вашей семье все было продумано до микрона.
   Тогда я дал себе слово свести Бобиных на корню.
   Морально, человеческими словами. Я пошел работать, а через год все-таки получил аттестат зрелости.
   После была армия, где я получил рекомендацию для поступления в высшую школу КГБ.
   Я понимал, что только через эту профессию смогу выйти на вас.
   Однако, прошло много лет, пока я осваивался, менял служебные адреса и должности.
   И вот восемь лет назад я был переведен в Белогорское управление ФСБ.
   К тому времени я уже знал, что и вы живете в этом городе. Что вы поменяли свою не очень звучную фамилию на фамилию жены и стали Нахимовым.
   Я знал, что Жанна давно с мужем в Австралии, а ваш отец умер в начале перестройки.
   Теперь прямо переломной стояла одна цель - вы, Бобин-Нахимов. Экземпляр гораздо более опасный, чем ваш отец. Потому, что у вас есть деньги, но нет власти на которую вы претендуете. И нет общественного признания, авторитета, каким наделен ваш коллега Яков Вулах.
   Вы решили его извести, я решил извести вас. Но вы этого не подозревали. Наши интересы пересеклись.
   Увы мне пришлось на время стать орудием в вашем психологическом терроре против Вулаха.
   Надеюсь он поймет меня, прочитав статью "Голый адмирал". Да и с сыном его Исаем, я, уверен мы не расстаемся врагами.
   Мой враг - это вы .
   Теперь вы понимаете мотив, которым я руководствовался, выходя на вас?
   А если не совсем понимаете, я уточню, Ваш покорный слуга находится недалеко. Но не тратьте денег в поисках меня - это бесполезно.
   Каждый ваш шаг у меня на контроле. Предупреждаю: если вы продолжите свои психологические изыскания, то через очень короткое время останетесь голым в прямом, физическом смысле этого слова.
   Я уже подыскал вам место на базаре у вокзала: вы будете продавать чипсы в пакетах. Вам даже шаурму нельзя доверить - вы же ничего руками не умеете делать.
   Вы умеете только морально убивать людей
   Но ваше время отходит, господин голый адмирал.
   Не прощаюсь. Геннадий Строкин.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава пятидесятая
   Этот же самый день, как писали раньше в пьесах. Время ближе к вечеру. Дом Вулахов. Вика у своей мамы - у них там нелегкий разговор. Исай в своей комнате читает "Голого Адмирала".
   Лиза в столовой судорожно пожирает статью "Кран-убийца"
   она только что пришла с работы. Просто читальный зал городской библиотеки.
   Такова экспозиция.
   А теперь выведем наших героев на крупный план, как пишут киносценаристы. Исай Вулах положил газету на прикроватную тумбочку. Но он же у другого сценариста мог швырнуть ее на пол. Потому что статья в "Краевых вестях" по накалу страстей имела широчайший диапазон. Особенно для ее персонажей.
   Однако Исай Вулах был самовоспитанным, самонастраивающимся организмом. Ситуация вокруг него и его семьи достигла высшей точки. Она вот-вот должна разрядиться, а количество перейти в качество.
   Во всей этой истории Исая меньше зацепил главный герой Герман Нахимов. Меньше всех. Хотя именно он - генератор отрицательной энергии процесса.
   Но Строкин?
   Эта личность наглухо закрыта для понимания.
   Он пытался вспомнить, как внешне выглядит Геннадий Сергеевич, но сделать этого не смог, Хотя видел его не так давно.
   Какие-то отдельные фрагменты. Среднего роста, худощав, спортивен. Какого-то неопределенного цвета одежда. Тонкие губы. Глаза со смешинкой. И абсолютно блеклая бесцветная интонация речи.
   В ней очень редко проскакивают акценты, и тогда надо быть особенно бдительным, но все эти фрагменты не собираются в один портрет, в один образ.
   Если бы его - Исая - попросили нарисовать фоторобот Строкина он бы и этого не смог сделать.
   Фантом какой-то с отрицательным обаянием.
   Человек без лица.
   Но зато с каким мощным интеллектом. Когда в детстве я смотрел какой-то интересный фильм, я спрашивал про героя у мамы: он плохой или хороший? Других цветов по отношению героев у меня в запасе не было. А какой же человек Геннадий Строкин - плохой или хороший? Единственное что могу сказать, очень умный.
   Но почему я избегаю думать о главном человеке всей этой истории - моем отце?
   Да, Исай боялся искать место отца среди всех. Отец пострадал больше всех. Сколько на него обрушилось за последнее время. Но я уже не смогу подойти к нему, когда он сидит в своей комнате, и положить голову ему на колени. Даже сидя вровень за одним столом, я не смогу сказать ему каких-то участливых слов.
   Он оттолкнет меня и будет прав: ему не нужна моя жалость.
   Отцу нужна моя сила и понимание того, что произошло.
   А вот как он отнесется к Вике?.. Одна проблема наползает на другую. Они переплетаются в каком-то запутанном клубке, где нельзя найти ни одного конца.
   Я спокойно отнесся к тому, что Вика - сестра Нахимова. Все равно нам не жить вместе.
   Мама тоже отбросила комплексы по этому поводу - она у меня умница. Даже в крутом триллере трудно представить такой поворот. Сестра главного отрицательного героя выходит замуж за сына главного положительного героя - его злейшего врага.
   А вот что скажет реальный положительный герой - мой отец - когда узнает о моей реальной невесте и ее родстве?
   Остается только ждать - отец скоро будет дома.
   Из столовой послышались какие-то глухие звуки. Кто-то пришел?
   Когда Исай вошел в столовую, Лиза рыдала навзрыд.
   Такого он не помнит даже из далекого детства, когда его укусила змея. Мама плакала, она сильно испугалась и ее еле успокоили.
   Она пришла в себя только когда врач "скорой" высосал яд из ранки. И больше никогда Исай не видел маму плачущей.
   А сейчас она была в истерике.
   Он бросился к ней:
   - Мамочка, что с тобой?! Что-то случилось?
   Но остановить ее нельзя было. Ее тело дергалось, слезы размазывались по всему лицу и стекали на платье.
   - Сколько можно?! - выкрикивала она. - Кто позволил так издеваться над нами всеми!
   Исай, наконец, понял, что маме нужно налить воды.
   Он протянул ей стакан:
   - Мамочка, - беспомощно попросил он, - Ну, пожалуйста, успокойся. Я не знаю, что делать. Может быть, скорую вызвать?
   И только, когда Лиза услышала "Я не знаю, что делать", она последний раз дернулась и посмотрела на сына.
   - Не волнуйся, сынок, я сейчас успокоюсь. Не надо скорой... Капни мне десять капель валидола, он в синем пузырьке на тумбочке. Там и рюмочка.
   Напрягшись, чтобы не дрожали руки, Исай накапал в рюмочку десять капель и подал рюмочку маме.
   Она взахлеб опорожнила ее и запила водой.
   - Вот, посмотри, - сказала она, - Новый пасквиль в газете. Почитай, а я пока приведу себя в порядок.
   Она вышла и тут же вернулась:
   - Если приедет папа, ему ни слова о моей... Ты понимаешь, да? Ни слова!
   - Да, мамуля, папа ничего не узнает.
   "Городская газета" была развернута там, где справа стоял заголовок "Кран-убийца".
   Исай внимательно прочитал ее и поморщился от брезгливости. За отца он уже не боялся: сын нутром понял, что этот грязный уличный камень, брошенный в окно, уже ничем не грозит. Поэтому когда появилась Лиза причесанная волосок к волоску, со слегка подведенными бровями и чуть подкрашенными губами, он улыбнулся.
   - Вот теперь ты настоящая учительница! И очень красивая.
   - Извини, сынок. Это была последняя капля. Все эмоции, которые накапливались все это время, получили выход, когда я увидела эту гадость. Ну почему мы стали живыми мишенями, Исайчик? Мы же не хуже других...
   - Мамуля, все, успокойся. Я сейчас сделаю чая. Мы не хуже, а на много лучше других. И нам завидуют. А зависть очень опасный компонент в человеческих отношениях. Но черная полоса скоро уйдет, вот увидишь.
   - Дай Бог. Твои слова да Господу в уши.
   - Мамуля, ты что стала в Бога верить? Ты же такая несгибаемая атеистка.
   - Присядь на секунду, сынок, не суетись. Чай выпьем со всеми.
   Исай сел рядом на их любимый диванчик.
   - Представляешь, я недавно впервые пришла в церковь. В детстве и в юности я была там несколько раз... Но мы с подругами приходили, в церковь, как а театр: все блестит, горят сотни свечей, люди разговаривают шепотом.
   И огромный бородатый священник в сказочном облачении до пола.
   Но, повторяю, для нас это была игра. А сейчас я пришла совсем с другим чувством.
   Да, я не верю в существование Бога. Но это долгий разговор, я не хочу сейчас начинать дискуссию. Тем более, что в этих дискуссиях никогда не рождается общего мнения, каждый уходит со своим.
   Помнишь, ты нам с папой принес дискету с фильмом "Жизнь и смерть Иисуса Христа?"
   - Ну да, и заставил вас посмотреть его.
   - Нет, ты подзабыл маленько, как дело было. Вначале посмотрела его я. Долго думала и решила, что обязательно должен посмотреть папа.
   Что меня при вело к этой мысли? Не знаю, но упорно это делала. Мне очень хотелось пробить хотя бы тоненькую, как иголочка, брешь в его буйволиной шкуре.
   Я все-таки усадила Вулаха перед телевизором и села рядом.
   Два с половиной часа вместе наблюдали мы за ужасами в Гефсиманском саду.
   Яков вначале ерзал, пытался встать, но я его держала за плечи и не отпускала.
   Я так решила: если миллионы образованных, умных, порядочных, талантливых, властных людей в мире смотрят такое кино, а я это наверняка знаю, почему умный, мыслящий человек, прекрасный организатор производства Яков Вулах должен находиться в стороне от этого всеобщего процесса?
   Об этом я сказала ему после просмотра. А он знаешь что ответил?
   Что?
   - Слишком много информации. Мне надо подумать.
  
  
  
  
  
  
   Глава пятьдесят первая
   Яков, когда приезжал домой, всегда делал звонок у калитки.
   Что бы предупредить своих, особенно Лизу.
   Однажды, лет десять назад, он сильно напугал жену, когда сам открыл все входы, вошел незаметно и со спины обнял Лизу.
   Пришлось отпаивать ее каплями.
   Сейчас он тоже позвонил.
   Лиза встрепенулась:
   - Это Яков.
   Они обнялись все трое, впервые за долгие годы.
   - Ты сегодня такая красивая, - сказал Яков. - Может я за эту неделю что-то пропустил: день рождения, юбилей или еще чего-нибудь такое?
   Вулах лукаво прищурился. Он всегда так делал, когда хотел съехидничать.
   - Да нет, ничего такого пока не было, отец. Но жизнь ведь не стоит на месте. Раздевайся, мойся и будем ужинать.
   Когда он пошел к себе, Лиза горячо шепнула Исаю:
   - Сейчас же сожги эту газету! Или пойди выброси ее подальше. Убери с глаз!
   - Ну, мама! Это уже напечатано. Если отец сегодня не узнает, то узнает завтра на работе...
   - Завтра будет завтра. А сегодня я хочу, чтобы у нас был полный семейный покой. Имею я на это право?
   - Больше всех, мамочка!
   - Когда же придет Вика?
   - Мама, я сам жду ее звонка.
   - Когда мы скажем папе, сейчас, или когда Вика придет?
   - Что тебе подсказывает женская интуиция?
   - Понимаешь, если сейчас сказать, то он уже будет готов ... А если когда, Вика придет, то ни он, ни она не готовы. Это может вызвать неизвестно какую реакцию...
   - Известно, мамочка. Я уверен, они врагами не станут.
   Их спор разрешила калитка. Вика не вошла, а влетела. Она несла победу.
   - Здравствуйте, мои дорогие! Вы не соскучились.
   - Очень! - сказала Лиза и Исай в унисон.
   - Я счастлива. И через пять минут я ваша до самого сердца! - вспомнила Вика "За двумя зайцами".
   - Ты не очень спеши, отец приехал, сядь и чуть отдышись. Давай куртку.
   Исай пошел вешать ее куртку и шарфик.
   Женщины переглянулись.
   Градус радости не упал, он просто начал распределяться по всем полочкам и закоулочкам дома. Вика села:
   - Мамочка сдалась, - сказала она. - До нее наконец все дошло насчет меня. Но ей еще непонятно, как мы после всего можем родственничать - это ее выражение - с Нахимовыми.
   - А при чем тут Нахимовы? - спросила я маму. Моя фамилия Лицкая. И я вообще ни при ваших делах.
   - Викуша, дорогая, самое главное, что вы не расстались враждебно. Я этого очень боюсь...
   - Боже упаси, мамочку я никогда не оставлю. Но она поняла - ее доченька уже не домашняя кошечка, а взрослая кошка, гуляющая сама по себе.
   - Уже не сама по себе, - услышали они голос Исая.
   - А вот подслушивать чужие секреты невоспитанно, молодой человек.
   - Во-первых, не чужие. А во-вторых, ты не кошка, а пума.
   Он бросился на Вику и они опрокинулись на диван.
   Такого радостного, счастливого визга в этом доме не было больше двадцати лет.
   "Неужели и к нам возвращается покой и радость? - подумала Лиза - Поди теперь не верь в Бога".
   - Так, а что это за детский сад? - Яков ошарашено смотрел на барахтающихся молодых людей.
   Все мгновенно смолкло - как на "стоп-кадре". Оба вскочили и стали рядом. Как дети, ... Вика поправила свою непослушную гриву, но ничего с ней сделать не могла.
   - Пока, познакомься, это Вика.
   - Здравствуйте, - протянула она руку Якову - Виктория Лицкая Викторовна.
   - Ну, если так официально... Яков Вулах Исаевич.
   - Вы нас извините, мы скоро вернемся, - Лиза взяла Вику за руку, как маленькую девочку, и повела за собой.
   - Папа, ее фамилия Лицкая, но она двоюродная сестра Германа Нахимова.
   - Ну и что? Я это давно знаю.
   Яков уточнять почему-то не хотел, что он узнал об этом сегодня утром от Денина.
   - Да.. Ты всегда все знаешь. Даже не интересно.
   - Не все и не всегда. Я не хочу сейчас раскручивать наши недавние отношения, но пока мы вдвоем, хочу узнать главное: тебя подставили или это была твоя личная инициатива с кроссвордом?
   - Точнее будет сказать - меня использовали, как доверчивого лоха. Стыдно, но это так. Наконец, я выплеснул то, что меня так давно мучило.
   - Правильно ты сделал. Один умный человек сказал: "Проблема не в количестве проблем, а в умении их грамотно решать". Правда, это касалось производства, но для жизни тоже подходит.
   Через полчаса они сидели за столом.
   - Папа, - сказал Исай, - обычно первый застольный тост произносишь ты, а теперь разреши мне это сделать.
   - Я не против, сынок - одной головной болью меньше.
   - А мне говорить сидя или стоя?
   - Почему стоя? Это же не служебный банкет.
   - Папа и мама, мы хотим с Викой пожениться и, если вы не против, предлагаю за это выпить.
   - Даже если бы мы с мамой были против, вы бы что, ребята, послушались и разбежались?
   - Яков, - приподнялась Лиза, - не шути так . Это не повод для смеха. За ваше счастье, дети.
   У Лизы дрогнул голос:
   - Спасибо, Елизавета Давыдовна! - попыталась изменить тональность момента Вика.
   - Не "Давыдовна", а "Давидовна". Моего папу звали "Давид" с буквой "и". В во-вторых, и не "Давидовна" тоже просто, а мама.
   - Спасибо, мама! Вы замечательно нас поздравили. А то как в кино показывают: "Мы вас благословляем, дети", потом перекрестно лобызаются. Сплошная официальщина... Я очень люблю вашего сына и вас всех. За то, что вы такие, какие есть.
   Разошлись они по своим комнатам где-то в двенадцатом часу.
   Старый драматург дальше сообщил бы в своей пьесе: "Комната молодоженов", "Спальня родителей".
   И мы так сделаем
   Комната молодоженов.
   - Теперь мы будем любить друг друга, как муж и жена, - строго сказала Вика, ложась в постель.
   - И что, это будет отличаться от любви до того?
   Прошептал он ей в левое ухо.
   - Нет, ты мне признайся, где ты этому так мастерски научился? - прошептала она ему в правое ухо.
   Дальше они только шептались.
   - Чему я научился?
   - Ты знаешь, чему. Когда ты от меня на месяц слинял то, наверное, тут же попал в лапы какой-то опытной бабенки. Колись.
   - Мне не в чем признаваться, я этому научился у тебя в нашу первую ночь. А вот где ты этому научилась?
   - Я женщина, это заложено в моей природе.
   - Ты лучшая в мире женщина!
   Они любили друг друга в эту первую семейную и как любовники, и как муж и жена.
   Они не стеснялись друг друга потому что были одним целым.
   И, когда на какое-то мгновение они рассоединялись, им становилось страшно.
   И они снова сливались в одно. Надолго.
   Им казалось, что они одни на всем свете. И делают то, чего не делал до них никто.
   Но любовь на земле существует тысячи лет. С тех пор, как появились мужчина и женщина.
   Каждой же паре влюбленных кажется, что так, как они, не любил никто.
   И пусть кажется до конца жизни.
   * * *
   Спальня родителей.
   Якову предстоял нелегкий разговор.
   - Тебе понравилась Вика? - спросила, ложась в постель, Лиза.
   - Девушка быстрая и сообразительная. Мне такие давно нравятся, ты же знаешь.
   - То, что ты перечислил, скорее годится для девушек на производстве.
   - Опять ты меня ловишь на слове. Я же не умею так красиво выражаться, как вы все... Но ты меня поняла, да?
   - Я всегда тебя понимаю, разве нет?
   - Не всегда...
   - Интересно... У тебя появились ко мне претензии?
   - Нет, это я сам так запутал ситуацию, что не знаю...
   - Яков, что опять случилось?.. Не пугай меня. Она приподнялась на локтях и села.
   - Не волнуйся, Лизонька. Я сейчас все расскажу. Только не перебивай.
   ... И он начал раскручивать клубок последних месяцев, начиная от поездки в Житомир, на похороны тети Клары. От того момента, когда узнал, что Фрося, умершая от проклятия его матери, во время войны помогала спасению еврейских детей.
   Портом поехал в Израиль якобы в служебную командировку. Ему нужно было узнать, как чествуют тех людей, которые спасали евреев во время второй мировой войны.
   И вчера он тоже прилетел из Израиля. Ночь переночевал на работе, потому что ему многое нужно было обдумать...
   - Теперь, кажется, все...
   - Погоди, но почему это нужно было скрывать от меня? Я что тебе - главный враг?
   - Нет, Лизок, ты главный друг. Я скрыл все потому, что не знал как ты отнесешься к национальным делам?
   - Не поняла?
   - Но ведь столько твоих родственников были уничтожены в начале войны.
   - Дурак ты, Яков Вулах. Умный, а дурак. Кто мне может рассекретить сию великую тайну. Человек, который всю жизнь делает великое дело, строит дома для людей, не может элементарно разобраться в своих мыслях?
   Она встала:
   - Я иду на кухню. Мне надо побыть одной.
   - Погоди, Лизонька. Я ведь за эти полгода во многом сам разобрался. Больше чем за всю жизнь. Можно с тобой на кухню? Поговорим о детях, об их свадьбе.
   - Свадьбы не будет.
   - Как это?
   - Ладно, пошли на кухню, расскажу.
   Занавес.
   Леонид Рубинштейн
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Леонид Рубинштейн - член международной ассоциации журналистов, писатель.
   Автор двенадцати книг (научно-популярный жанр, детективы).
   Лауреат Международного конкурса "Русская книга" (Киев, 2001г.)
   Живет в Германии.
   Пишет на русском языке.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"