Аннотация: Титанический труд П.А. Висковатого - первого и самого выдающегося биографа М.Ю. Лермонтова о последнем периоде его жизни из документального повествования обработаны в формат повести.
Предисловие.
В человеческих жизнях иногда происходят события, которые называют "знаками" судьбы. Практически каждый человек, внимательно проанализировав прожитое, может отыскать такие "знаки" и в своей жизни.
Именно такое необычное событие заставило меня написать эту повесть.
Так получилось, что на праздничные дни 23.02.23 предложили поехать в Пятигорск.
Живу в Краснодаре - свои горы рядом. До пандемии достаточно путешествовал по всей Европе. Что там, в Пятигорске? Что может удивить?
Позвал ... Печорин. Стало интересно своими глазами увидеть места пребывания ... княжны Мэри.
Подумалось: о личности и личной жизни Пушкина имею представление, о Лермонтове - только то, что он погиб в Пятигорске. Впрочем, не я один: о Лермонтове незаслуженно сказано недостаточно.
В составе экскурсий посетил домик Лермонтова, дом Верзилиных, провал, грот Дианы, бульвар. Место дуэли. Хотелось всмотреться в каждый уголок, увидеть те события, о которых увлекательно рассказывали экскурсоводы.
Увиденное и познанное впечатляло и крепко трогало. Воображение лихорадочно реконструировало события, возникал эффект присутствия.
На кладбище к Лермонтову пошёл самостоятельно - экскурсий нет.
Ранее, услышав от экскурсоводов, что в Лазаревской церкви, построенной возле кладбища в 1903 году на окраине города, хранится икона, подаренная бабушкой Лермонтова, решил зайти ... поклониться.
Был большой церковный праздник. В церкви многолюдно собрались прихожане. К моему удивлению на икону, у которой молился Лермонтов, никто не обращал никакого внимания.
С трепетным чувством одиноко постоял возле иконы. Не зная слов молитв, помолился "Молитвой" Поэта. "В минуту жизни трудную тесниться ль в сердце грусть: одну молитву чудную твержу я наизусть. Есть сила благодатная в созвучье слов живых, и дышит непонятная святая прелесть в них. С души как бремя скатится, сомненье далеко - и верится, и плачется, и так легко, легко ...".
Своей, видимо, 300 - летней благодатью ... Икона окрылила душу. Стало светло и радостно.
Церковное, но неземное по красоте песнопение оторвало от мирского, душа моя ... вознеслась.
О! чудесное блаженство ... божественно - духовного полёта души! Как ... виртуально - величественно, но как крайне редко ты!
Бережно погладив оклад иконы, тепло попрощавшись с ней, в мыслях соприкоснувшись с духом Лермонтова, в приподнятом, радужном настроении я вышел из церкви, направился в сторону кладбища.
Гуляющая во дворе церкви кошка засеменила, изредка мяукая, за мной. У неё был удивительный окрас. Как минимум три цвета переплелись ... в подобие маскхалата. Никогда не видел таких кошек. Обычно цвета разделены. Впрочем, я особо никогда и не приглядывался.
Следует отметить, что Пятигорский некрополь - это не просто кладбище. Храбрые воины, государственные деятели, учёные, художники нашли здесь последнее упокоение. И об этом молчаливо напоминают едва читаемые ... "могильные плиты, которых надпись говорит о славе прошлой". Множество могил заросло травой и кустарником, памятники обрушились. Грустно и печально. "На склоне каменной горы ... нет нигде следов минувших лет: рука веков прилежно, долго их сметала", - поминает Лермонтов каждого, похороненного рядом.
Вековая брусчатка вела вверх Машука. Для скольких ... обратного пути не было?
На развилках кладбищенских дорожек ветхие указатели, видимо, установленные ещё при СССР, направляли к месту первоначального захоронения Поэта.
Поразительно, но кошка так и продолжала в некотором отдалении идти за мной, жалобно мяукая.
Двигаясь выше вдоль вековых захоронений, я мысленно невольно влился в ... былое скорбное шествие, даже ощутил какую - то тяжесть утраты. В жалобном мяуканье кошки мне почудились причитания женщин как в похоронных процессиях.
Так мы неспешно и прошли весь печальный путь вдвоём к Лермонтову, около километра. Бродячие собаки иногда сопровождают гуляющих прохожих, но ... кошки? Не ожидал.
Памятник ... первоначальному захоронению Поэта достаточно скромен в сравнении с некоторыми другими. Прямо над ним - семейный склеп Верзилиных, весьма знатной фамилии во времена Лермонтова. Вернее, фундамент склепа. Видимо, в какое - то лихое время внушительный склеп либо снесли, либо разобрали на строительство Лазаревской церкви, как разобрали Скорбящую церковь, первоначально построенную на кладбище, но разрушенную землетрясением. Мою душу посекло от мысли: от Скорбящей церкви, в которой отпели Лермонтова, не осталось и фундамента. А потому: навеки, ... навсегда утеряно место ... прощания с Душой Поэта.
... Конюшенную церковь Пушкина я посетил. Взволнованно, как за гробом Поэта, поднялся по ступенькам под ... божественные своды, скорбно постоял у траурной картины. Мысленно ... примкнул к отпеванию. Памятью ... возвысилась душа ...
Накануне шёл снег, дня два назад, земля была припорошена. Следов возле памятника было не много. С десяток, тогда как возле места дуэли - множество. Лень подниматься в гору? Или люди считают, что в Тарханах похоронен всемирно известный Поэт? Но ведь душа - то Лермонтова где - то здесь! Здесь она навсегда покинула тело юного Лермонтова. В Тарханы - за его прахом - его душа не переместилась! В этом воля и желания людей бессильны!
С такими грустными мыслями присел на постамент. Помолчать, подумать.
Кошка тёрлась об ноги, словно утешая меня. Погладил её, она уткнулась мордочкой в ладонь. Скорбящим становится легче на душе, когда их гладят по голове, успокаивая.
Посадив кошку на колени, зачарованно любовался Эльбрусом, Казбеком, зубчатыми горами, небом над ними. "Посмотри, мой паломник, кругом теснятся вершины гор, как бесчисленное стадо, и Эльбрус встаёт белою громадой, замыкая цепь льдистых вершин, между которых бродят волнистые облака" - ... Печорина я "услышал" за спиной.
Есть время скорби, но есть и время расставания. Оборотившись вглубь захоронений, мысленно попрощался ... с духом Лермонтова, пропел вечную память всем, здесь ... упокоенным.
Поминальное ... таинство закончилось. Кошка побежала впереди, я шёл следом. Мы хранили ... благоговейное молчание. Дойдя до ворот некрополя, кошка засеменила во двор церкви. Я - в город. Так после того, как тело погребено, молчаливо расходятся люди - каждый в свою сторону.
После возвращения из Пятигорска незаметно прошло несколько дней.
Иногда у меня так бывает: просыпаюсь среди ночи, разбуженный, как голосом, мыслями, причём мысли сплетаются в диалог ... с кем - то.
И в этот раз не мой, человеческий мозг, но ... Иной? разум "расшифровал" для меня ... призыв Печорина всё же поехать в Пятигорск и ... неожиданно стать участником поминального таинства. Спокойно осознал ... "расшифровку": в очередной раз всё произошло не случайно, ибо отныне моё ... "послушание" - написать о последних днях Лермонтова. И скорбное шествие - знак этому от ... Иного.
Сколько живу - столько стремлюсь правильно понять "знаки", а затем строго выполнить, ибо ... "во сне ли, наяву ли, но Господь распечатывает ухо и даёт свои наставления". Многократно зафиксированный мною ... Факт! Как пример. При никудышных технических способностях, но движимый юношеской романтикой, готовился поступить учиться на морского инженера, вдруг! случайно! увидел университетское объявление - готовим экономистов. Душа откликнулась и ... "было мне счастье": был замом генерального по экономике всесоюзного научно - производственного нефтегазового объединения; руководил собственной аудиторской фирмой; трудился замом главы муниципального образования по экономике одного из районов Кубани.
И такой жизненный путь был именно по моей ... душе - отнюдь не инженерный. Премного благодарен ... "знаку".
И Лермонтов ... каждым эпизодом своей короткой жизни это же утверждает: "Одна лишь цель богами нам дана - и каждый к ней придёт; и жалок и безумец тот, кто ропщет на закон судьбы: к чему? - мы все его рабы".
Для сбора подлинной информации о событиях углубился в биографические материалы.
Выражаю глубочайшую признательность господину Висковатову Павлу Александровичу за его титанический труд "М.Ю. Лермонтов. Жизнь и творчество". Вечная благодарность и память человеку - "положившему Лермонтову поставить нерукотворный памятник намогильный ко дню 50 - летия его кончины".
Думаю, что Павел Александрович не был бы против того, что я ... "озвучил в ролях" описанные в его труде события и собранные им воспоминания, письма непосредственных участников и свидетелей драмы, разыгравшейся в июле 1841 года в Пятигорске.
Понимаю всю высочайшую ответственность, принятую на себя при написании повести. Уверен: не исказил, лишь ... переложил в повесть документальный труд достойнейшего гражданина России - Висковатова Павла Александровича; к его труду добавив характеризующие эпизоды ... от Печорина.
Надеюсь: внёс скромную лепту в предстоящее празднование 210 - летия Великого Поэта России - Михаила Юрьевича Лермонтова.
Человеческая жизнь - мгновение, вспыхнувшее в Вечности, но как и всё в подлунном мире, так и оно управление имеет в ... горении своём: то ослепительном и ярком, то ... едва - едва заметном. Но Господом от Евы и Адама всем человекам скрытный и коварный ... Управитель дан - ... Судьба. И в той Судьбе ... характер половину занимает - при рождении он уготовлен каждому ... с Небес. Судьбы другая половина - капризный ... Случай. И равные две эти половины между собой ... жёсткую ведут борьбу, лишь иногда друг друга удачно дополняя: для них ... Небом предопределено своё.
Вот и в жизни Лермонтова наступил 1841 год. Он прибыл в отпуск в Петербург с Кавказа, куда был отправлен в наказание за свои свободолюбивые воззрения и независимое от светских правил поведение.
Это стало возможным благодаря хлопотам его бабушки Арсеньевой, фактически вырастившей внука после ранней кончины матери и лишения родительских прав отца. Она усиленно добивалась разрешения вернуться внуку на службу в Петербург, но не успела в своём предприятии и добилась только того, что поэту разрешили отпуск для свидания с ней.
Вместе с тем, Лермонтову хотелось более, чем когда - либо выйти в отставку и совершенно предаться литературной деятельности. Да и бабушка наконец согласилась на то, чтобы он бросил службу. Поэтому хлопоты об отпуске были больше хлопотами о выходе в отставку.
Как раз по его прибытии началась масляная неделя, все салоны давали праздничные вечера.
Популярный и принятый поэт, неординарный и интересный человек Лермонтов получил приглашение на бал, данный графиней Воронцовой - Дашковой - хозяйкой самого изысканного и престижного салона.
Он пришёл на был в армейском мундире с короткими фалдами - это сильно выделяло его из толпы гвардейских мундиров не в лучшую, но вызывающую сторону.
Бенкендорф, стоящий рядом с графом Клейнмихельем - военным начальником Лермонтова - негодующе обратил его внимание:
- Смотрите, граф, как пристально великий князь Михаил Павлович смотрит на вашего подчинённого, пришедшего на бал ... как в казарму.
- Так он ещё имеет наглость крутиться в вихре бала с прекрасной хозяйкой вечера, - присоединился к негодованию граф Соллогуб, подошедший к ним.
- Да, господа, мне только доложили, что он до сих пор не прибыл как положено к начальству, а вот смотрите, уже позволил себе явиться на вечер, да ещё в таком неподобающем достоинству офицера виде, - вознегодовал и граф Клейнмихель, снисходительно раньше относившийся к ... выходкам "офицерика", как называли Лермонтова его недоброжелатели.
- Вы уж, граф, примите меры, - усилил своё негодование Бенкендорф.
Соллогуб, ненавидящий Лермонтова за его литературные успехи, помня насмешки и издевательства поэта над его, Соллогуба, ... великими творениями язвительно заметил:
- Да ведь этот ... Лермонтов не принадлежит по рождению к квинтэссенции петербургского общества - так считают все истинные представители света. Его ... смутное проникновение в высший свет, независимая манера держаться, да ещё вмешательство в ... интимные дела знати, вызывают негодование и раздражение в обществе. Всем известно: члены семьи императора не воспринимают его как поэта. Только своей ... нахальной, я бы даже сказал хамской манерой поведения он привлекает внимание к своей ... некой, так сказать, особе только у некоторых знатных лиц.
Бенкендорф, не желавший иметь в столице беспокойного молодого человека, становящегося любимцем публики, поддержал ... достойного всеобщего признания ... истинного писателя:
- Этот смутьян ещё вознамерился основать какой - то ... журнальчик. И без него достаточно мутит спокойствие и сознание общества. Гнать его надо из столицы!
- Вы совершенно правы, граф! Поведение Лермонтова в высшей степени дерзко и неприлично. Опальный офицер, отбывающий наказание, посмел явиться на бал, на котором присутствуют члены императорской фамилии! Из поганки не получишь белый гриб! - разбрызгивая злобную слюну вынес приговор и Соллогуб.
А бал продолжался. Великий князь несколько раз пытался подойти к Лермонтову, но тот нёсся с кем - либо из дам по зале, словно избегая грозного объяснения.
Наконец Соллогуб указал графине Воронцовой - Дашковой на недовольный вид высокого гостя, и она увела Лермонтова во внутренние покои, а оттуда задним ходом препроводила его из дому.
Уведя Лермонтова, графиня, улучшив момент, обратилась к великому князю:
- Ваше высочество, я заметила, что вы выказываете неудовольствие по поводу внешнего вида Лермонтова. Простите, его вины в этом нет. Вся вина лежит на мне. Я зазвала его, но по рассеянности не удосужилась поставить его в известность, что у меня будет бал.
- И, тем не менее, дорогая графиня, непозволительно молодому офицеру являться в общество дам в ... повседневном виде, - сдерживая раздражение ответил великий князь.
- Но, ваше высочество, согласитесь, в тесном кругу, и мы, дамы, не всегда выглядим ... уж слишком праздничными.
- Не выгораживайте его, графиня, он мог бы и сам догадаться, что прибыл не просто на ... чаепитие, но на светский бал, а потому обязан был сразу же покинуть собрание общества. Лермонтов очень огорчил меня сегодня.
- Ваше высочество, Лермонтов порывался уйти, но я удержала его, сказав, что раз уж так получилось, то не имеет смысла уходить, - схитрила в ответе графиня.
- Простите, но Лермонтов, исходя из правил хорошего тона, соблюдая требования устава к форме офицера, не должен был послушаться вас.
- Прошу вас, ваше высочество, не ругайте Лермонтова и не делайте ему замечаний. На правах хозяйки бала, стоящей на страже неприкосновенности своих гостей, я прошу вас снисходительно отнестись к ... его проступку. Не я одна уговорила его остаться. Другие дамы заверили его, вместе со мной, что нет ничего уж очень предосудительного в том, что его внешний вид несколько небрежен: он же не знал, что будет бал. Прошу вас, ваше высочество, не осуждайте незаслуженно Лермонтова.
В этот вечер Лермонтов не подвергся замечанию.
Как не подвергся замечанию и на маскараде в дворянском собрании под новый 1840 год, где собралось блестящее общество. Особое внимание обращали на себя две дамы, одна в голубом, друга в розовом домино. Это были две сестры и, хотя было известно, кто они такие, но все уважали их инкогнито и окружали почтением. Они, как и другие барышни, заинтересовались уже широко известным Лермонтовым, пользующимся в дамском обществе повышенным вниманием, и, используя свободу маскарада, проходя мимо него, что - то ему сказали. Не подавая вида, что ему известно, кто задел его словом, дерзкий на язык Лермонтов не остался в долгу: маскарад - есть маскарад! Он даже прошёлся с пышными домино, смущённо поспешившими искать убежища. Выходка молодого офицера была для них совершенно неожиданной и показалась им до невероятия дерзновенной.
Присутствующий на маскараде шеф жандармерии граф Бенкендорф был взбешён. А что скажет ему государь, когда ... домино ему пожалуются?
Кроме этой выходки у Бенкендорфа собралось достаточно сообщений от его соглядатаев в "чёрных и красных воротниках", как называл их славный кавказец - генерал Вельяминов, о самовольстве Лермонтова: оставление места служения и появление то на водах, то в Ялте с французской поэтессой, то оскорбительные стишки и эпиграммы на знатных особ.
Конечно же! Бенкендорфу очень хотелось "добраться" до поэта, до этого ... мальчишки, автора крамольных стишков "На смерть поэта".
Увы. Собранного компромата хватило и это ему удалось, не смотря на покровительство великого князя и заступничество бабушки, имеющей широкие связи. Лермонтов был выслан из столицы и отправлен на Кавказ, где храбро сражался, заслужил не только уважение командиров и боевых товарищей, но и был представлен к высокой награде за битву при Валерике.
И вот теперь, едва переступив ... порог столицы, вместо того, чтобы сделать выводы и наконец остепениться, этот разнузданный ... офицерик вновь позволяет себе идти против ... "мнений света" и вытворяет что хочет!
Что, ему не хватило урока от безобразной выходки с домино? Как смел он явиться на бал к Воронцовой - Дашковой, да ещё в таком виде? Наглец!
Раздражение Бенкендорфа и врагов Лермонтова не знало границ!
Но так как великий князь, строгий во всех делах нарушения устава, молчал, то было неудобно привлечь Лермонтова к ответственности за посещение бала в частном доме.
Понятно, не успел по каким - то причинам прибыть к начальству с докладом - с кем не бывает? Но явиться на бал в ... "непотребном виде"?
Таким своим поведением Лермонтов ещё сильней раздражил против себя начальство, и без того на него очень и очень злое. Проступок этот кратно способствовал желанию и возможности скорейшим образом вернуть зарвавшегося офицера на место службы, - он ведь ещё и каждому своему начальнику ... шутки посвящал.
Друзья да бабушка, прознав о возрастающем желании выслать Лермонтова, принялись хлопотать. Не без больших усилий уговорили великого князя положить гнев на милость и замолвить за провинившегося доброе слово.
В результате разрешение остаться в Петербурге ещё на некоторое время было получено. Затем отсрочка ещё раз была возобновлена.
Так наступил апрель. Характер и Случай заключили ... перемирие.
Лермонтов льстил себя надеждой, что продлённый отпуск можно будет каким - то образом обратить и в совершенное увольнение от службы.
Однако Бенкендорф не желал выпускать молодого человека из службы. Не офицер, но ... неудобный поэт был опальный, он нёс наказание, да к тому же граф всё сильнее и сильнее лично ненавидел поэта не только за его всё возрастающее влияние на умы молодёжи, но и за стихи и эпиграммы, направленные лично против него, Бенкендорфа.
Шла упорная дворцовая борьба между друзьями и врагами Лермонтова.
Как - то вечером он сидел у поэта Краевского. Они делились планами своих будущих сочинений. Прощаясь, Лермонтов заверил:
- Уверен, что меня наконец - то выпустят в отставку.
Товарищи расстались в самом весёлом и мирном настроении.
На другое утро часу в десятом Лермонтов вбежал к Краевскому и, напевая какую - то невозможную песню, бросился на диван. Он в буквальном смысле слова катался по нём в сильном возбуждении.
Краевский, сидя за столом и работая, спросил:
- Что с тобой, Миша?
Лермонтов не ответил, продолжая петь свою песню, потом вскочил и выбежал.
Зная, ещё со времён учёбы в юнкерской школе, что за Лермонтовым водятся странные выходки, необъяснимые шалости, его друг Краевский только пожал плечами, объяснив такое поведение очередным чудачеством.
И тут ему неожиданно вспомнилось, что как - то раз Лермонтов потащил его в маскарад, в дворянское собрание. Одев взятую у княгини Одоевской маску, накинув сверх гусарского мундира взятое у неё же домино, спустив капюшон, нахлобучив шляпу, он в таком ... барышне - гусарском виде буквально ввалился в зал, где ... чинно и благородно шёл маскарад. Тогда шалость эта прошла ему безнаказанно.
- Лермонтову школярничать - самое обычное дело, - подумал Краевский и продолжил работать.
По прошествии некоторого времени Лермонтов вернулся. Опять та же песня и катание по широкому дивану.
Краевский был занят, он только - только "поймал" рифму, его взяла досада:
- Да скажи ты, ради Бога, что с тобой! Миша, отвяжись, дай поработать!
Лермонтов вскочил, подбежав схватил Краевского за борты сюртука, потряс так, что чуть не свалил его со стула:
- Понимаешь ли ты! Мне велят выехать в 48 часов из Петербурга! Рано утром меня разбудил посыльный от Клейнмихеля с приказом покинуть столицу и ехать в полк в Шуру.
Время ... "оплаты отложенных счетов" наступило.
Дело с распоряжением выехать в полк вышло по усиленному настоянию графа Бенкендорфа, которому не нравились хлопоты о прощении Лермонтова и выпуске его в отставку, ему очень хотелось поквитаться с наглым молодым человеком. Видите ли, Лермонтов позволил себе совершенно недопустимое для офицера поведение, унизившее его, Бенкендорфа, призвав через свою бабушку в свою защиту великого князя. Слыханное ли дело! Офицера за его недостойное поведение выгораживает какая - то ... бабушка!
Решение о высылке Лермонтова буквально вдавило Краевского в стул. Ведь ещё вчера утром Клейнмехель не имел никаких возражений против отставки - так уверенно сказал Лермонтов.
В голове Краевского пронеслись не добрые мысли, он вспомнил, что за несколько дней перед этим они с Лермонтовым посетили известную в Петербурге ворожею, жившую у "пяти углов" и предсказавшую смерть Пушкина от "белого человека". Звали её Александра Филипповна. Она носила прозвище "Александра Македонского" после чьей - то неудачной остроты, сопоставившей её с Александром, сыном Филиппа Македонского.
Лермонтов со своей стороны спросил: будет ли он выпущен в отставку и останется ли в Петербурге? В ответ услышал, что в Петербурге ему вообще больше не бывать, не бывать и отставки от службы, а что ожидает его другая отставка, "после коей уж ни о чём просить не станешь".
Лермонтов очень этому смеялся, тем более, что вечером того же дня получил отсрочку отпуска и опять возмечтал о вероятии отставки. "Уж если дают отсрочку за отсрочкой, то и совсем выпустят", - сказал тогда он.
И вот теперь совершенно нежданно пришёл приказ ехать - это - то Лермонтова так очень сильно и поразило.
Краевский хотел припомнить предсказание ворожеи, но едва успел "поймать себя за язык". Именно он, Краевский, потащил Лермонтова с собой к ворожее, хоть тот и отказывался, говоря, что и сам про себя всё знает, более того, ему уже нагадала цыганка, что в бою его не ранят, но должен он сторониться спорной жёнки.
Как бы пророчество ... "Македонского" не казалось странным, но оно сбылось в части несбыточности надежд на отставку и возможности переезда в Петербург.
Нечего было делать, Лермонтову надо было готовиться к отъезду.
И вот в квартире Карамзиных, как за год перед этим, собрались его друзья, чтобы проститься с Лермонтовым и проводить его на Кавказ.
Во все времена, в любом мироустройстве, в любом обществе есть ... вершина, есть ... Олимп.
У Карамзиных собирался кружок развитых интеллигентных людей и блестящих светских барынь. Это и был ... Олимп. Здесь в дружеском кругу Лермонтов более мог быть самим собой и отдыхать в беседе, то серьёзной, то игривой и непринуждённой. Он был особенно дружен с Софи Карамзиной, Ростопчиной, Смирновой. В этом круге был самим собой и ... Пушкин.
Здесь с Лермонтовым могли поделиться наблюдением Никитенко: "Печальное зрелище представляет наше современное общество: в нём ни великодушных стремлений, ни правосудия, ни простоты, ни чести в нравах, словом - ничего, свидетельствующего о здравом, естественном и энергическом развитии нравственных сил. Мелкие души истощаются в мелких сплетнях общественного хаоса. Нет даже правильного понятия о выгодах и твердого к ним стремления. Все идёт, говоря русским словом, "на шаромыжку". Ум и плутовство - синонимы. Слова "честный человек" означают у нас простака, близкого к глупцу, то же, что и добрый человек. Общественный разврат так велик, что понятия о чести, о справедливости считаются или слабодушием, или признаками романтической восторженности". И Лермонтова такое состояние общества раздражало и давило.
Поздоровавшись с пришедшим проститься Лермонтовым, графиня Ростопчина обратилась к нему:
- Опять ты нас покидаешь, Мишель. В этот приезд ты с нами провёл всего три месяца, так мало.
- Это были самые счастливые и самые блестящие в моей жизни, - проронил грустный Лермонтов.
- Как было славно! Ты утром сочинял какие - нибудь прелестные стихи и приходил к нам читать их вечером. Весёлое расположение духа проснулось в тебе опять, в нашей дружеской обстановке. Ты придумывал какую - нибудь шутку или шалость, и мы проводили целые часы в весёлом смехе. Хорошо было!
- Да, всё это время меня воодушевляла мечта, что моя отставка сложится, но Бенкендорфу это не было угодно. Теперь я еду ... чтобы там остаться. Ничего, надеюсь, что ... за хребтом Кавказа укроюсь от пашей Российских, от их всевидящего глаза, от их всеслышащих ушей, - печально ответил Лермонтов.
Его грустное настроение стало ещё заметнее, когда он уронил кольцо, взятое у Карамзиной на память, и, несмотря на поиски всего общества, из которого многие лица слышали, как оно покатилось по паркету, его найти не удалось. Печально ...
Друзья - приятели по очереди как могли стремились утешить Лермонтова.
Растроганный вниманием к себе и непритворной любовью избранного кружка поэт, стоя в окне и глядя на тучи, которые ползли над Летним садом и Невой, стал писать в своём "походном" блокноте: тучки небесные, вечные странники!
Софья Карамзина и несколько человек гостей окружили поэта и просили прочесть только что набросанное стихотворение. Он оглянул всех грустным взглядом выразительных глаз своих и прочёл его. Когда он кончил, глаза были влажные от слёз ...
Прощание с друзьями ... закончилось.
Лермонтов решил двинуться в путь прямо от Карамзиных: тройка, увозившая его, подъехала к подъезду их дома. Он не терпел проводы, поэтому передал Шан - Гирею последнее прости бабушке и петербургским друзьям, не присутствующим в этот вечер у Карамзиных.
Но внимание и забота друзей Лермонтова на этом не закончилась.
За Лермонтовым водилась повадка переступать установления служебных правил. Его самостоятельная натура не терпела пут и определённых строгих рамок существования, налагаемых военной дисциплиной. Он часто позволял себе отступления, которые сходили ему с рук, благодаря вниманию к нему друзей и некоторых понимавших его положение начальников. Но, конечно, далеко не все глядели на Лермонтова снисходительно. А теперь, когда усилия по получению отставки провалились, опасность строгого наказания за отступления и своевольные поездки и отлучки ещё более росла. Поэтому решено было, как только друзья узнали, что Лермонтова высылают, послать с ним на Кавказ и Столыпина. Ему поручалось друзьями и родными оберегать поэта от свойственных ему опасных выходок.
Дороги, дороги. Как вы интересны, но как вы утомительны!
Из Москвы Лермонтов выехал вместе с Алексеем Столыпиным, мало того, что близким родственником, но в первую очередь большим и близким своим другом.
Лермонтов назвал его - Монго и посвятил ему стихи. Это был совершенный красавец; красота его, мужественная и вместе с тем отличавшаяся какой - то нежностью. Изумительная по красоте внешняя оболочка была достойна его души и сердца. Отменная храбрость этого человека была вне всякого сомнения. Среди офицеров и столичной знати его авторитет был непререкаемым.
Путешественники ехали до Ставрополя очень долго, дорога была прескверная.
Проезжая Воронеж, друзья остановились в гостинице "Евлаховой". Договорились, что пойдут побродить в одиночестве по городу. Какова же была неожиданность, когда, представляясь друг другу неверующими, они, тем не менее, встретились в соборе, куда каждый, в первую очередь имея именно такое первоначальное намерение, пошёл втайне от другого.
Оправдываясь, Столыпин с принужденной улыбкой кивал на внешние обстоятельства, дескать, шёл мимо, решил заглянуть.
- Да бабушка велела Угоднику здешнему молебен отслужить, - сказал заминаясь Лермонтов.
Видимо, друзья, будучи светскими и образованнейшими людьми в высочайшем понимании этого определения, глубоко осознавали для себя: без поддержки Бога - ни шагу. Впрочем, как и Адам, как только был изгнан из Рая из - за ... невинного любопытства Евы, на своей ... шкуре испытал это в полнейшем объёме.
Получив по пути следования приглашение от Глебова, Лермонтов решил заехать в гости в его имение Мишково Мценского уезда. Они вместе сражались с горцами в знаменитом бое на реке Валерик, в котором Глебов был тяжело ранен в ключицу.
Погостив у Глебова и приехав в Ставрополь, путешественники, разместившись в гостинице, неожиданно встретили князя Трубецкого, предложившего после обычных приветствий:
- Господа, покуда хлопочут о лошадях, да и в ожидании обеда, а не побродить ли нам по гостинице?
Трубецкой и Лермонтов в дни празднования коронации в 1840 году были на Водах.
На время отдыха офицеры были без мундиров и не имели права участвовать в парадном бале. Молодые люди, в числе которых был и Лермонтов, стояли на балконе у окна. Вдруг во время мазурки дверь отворилась и молодой офицер, не имевший мундира, храбро вошёл и торжественно пройдя по залу, пригласил девицу сделать с ним один тур мазурки. После танца, доведя её до места, он также промаршировал обратно и был встречен аплодисментами товарищей за свой героический поступок.
Это был князь Трубецкой.
Затем вместе с Лермонтовым он участвовал в сражении при реке Валерик, был тяжело ранен. Исходя из общей склонности к ... неординарным поступкам и боевого братства, они подружились.
Между тем, в гостинице столичным гостям Ставрополя всюду встречались военные лица, костюмы - ни одного штатского, и все почти раненые: кто без руки, кто без ноги, на костылях; на лицах рубцы и шрамы, немало с чёрными широкими перевязками на голове и руках.
Незадолго перед тем было взято Дарго. Многие из присутствующих участвовали в славных штурмах этого укреплённого аула.
Эта картина сбора раненых героев западала в душу, но жизнь всегда берёт своё: экскурсия по гостинице продолжилась.
- Смотрите, комнаты высокие, мебель прекрасная. Большие растворённые окна дышат свежим, живительным воздухом, - обратил внимание Лермонтов, любивший, чтобы в помещении было прохладно.
Товарищи зашли в бильярдную. По стенам её тянулись кожаные диваны, на которых восседали раненые. Два офицера играли на бильярде. Кто - то из присутствующих не громко сказал соседу: "Смотри, да это же Лермонтов вошёл": известность поэта распространялась вопреки злобному "шипению" света.
Пообедав, Столыпин и Лермонтов выехали из Ставрополя, Трубецкой - за ними.
Приехав на первую станцию, Трубецкой в комнате для приезжих нашёл своих попутчиков.
Через несколько минут вошёл и прискакавший фельдъегерь с кожаной сумой на груди.
Едва он переступил за порог двери, как Лермонтов подскочил к нему и стал снимать с него суму, крича:
- А, фельдъегерь, фельдъегерь!
- Что вы творите! - стал отбиваться от него фельдъегерь.
- Ничего страшного, успокойтесь. Мы едем в действующий отряд, может быть, к нам есть письма из Петербурга, - предположил Столыпин.
- А вы, господин капитан, не вмешивайтесь. Я не к вам приехал, а еду в армию к начальникам.
Лермонтов сунул ему что - то в руку, выхватил суму и выложил хранившееся в ней на стол. Она, впрочем, не была ни запечатана, ни заперта. Оказались только запечатанные казённые пакеты; писем не было.
После отдыха путешествие продолжилось.
День катился восвояси, приближая ночь. Солнце уже закатилось, когда офицеры приехали в город, вернее, какой город - только в крепость Георгиевскую.
Трубецкой, разместившись, только что принялся пить чай, как в комнату вошли Лермонтов и Столыпин. Они с благодарностью приняли приглашение выпить чаю.
Через минуту станционный смотритель, войдя в комнату, обратился к Лермонтову:
- Господин поручик, вы дали приказание запрягать лошадей, но ночью ехать дальше не совсем безопасно.
- Я старый кавказец, бывал в экспедициях. Меня ли запугивать? - спокойно ответил ему Лермонтов.
Смотритель продолжал настаивать:
- Я не собираюсь вас запугивать. Позавчера в семи верстах от крепости был зарезан черкесами проезжий унтер - офицер.
- Михаил, и правда, куда спешить? Лучше подождать завтрашнего дня. А храбрость прибережём на время какой - либо экспедиции. Зачем просто так рисковать жизнью в борьбе с ночными разбойниками? - со своей стороны стал уговаривать рассудительный Столыпин.
Смотритель, указав на свою мокрую одежду, сказал, что на улице разразился страшный дождь, вряд ли он скоро закончится. Это сильнее всяких доводов подействовало на Лермонтова, он решился - таки заночевать.
Принесли что у кого было съестного, явилось на стол и кахетинское, офицеры разговорились.
Когда все устали говорить, вволю насмеялись и захотелось спать, Трубецкой решил поделиться воспоминанием:
- Миша, а помнишь, как вечером, во время стоянки, ты предложил Глебову, мне, Долгорукову, декабристу Пущину и другим пойти поужинать за черту лагеря? А ведь это запрещалось: удалившихся либо убивали, либо увлекали в плен. Мы взяли денщиков, несших запасы, и расположились в ложбине за холмом. Ты всем руководил, уверил нас, что наперёд выбрал это место, выставил для предосторожности часовых, указав сквозь вечерний туман на одного казака в отдалении. Мы развели с предосторожностями огонь, причём особенно старались сделать его незаметным со стороны лагеря. Нас было не много, но веселились, сыпали остротами, рассказывали комические истории, как будто от горцев нас охранял целый отряд. Конечно же, особенно в ударе был ты, Мишель. Забыв всякую осторожность мы катались со смеху, говорили во весь голос, перекрикивали друг друга. И как всё обошлось? Не понимаю. Под утро возвращаемся в лагерь, а ты нам и говоришь: часовой - это не что иное как поставленное тобой наскоро сделанное чучело, прикрытое тонкой и старой буркой. Вот ... шельмец!
Было уже задолго за полночь, когда улеглись спать.
На другое утро Лермонтов, входя в комнату, в которой сидели Трубецкой и Столыпин уже за самоваром, обратясь к Столыпину сказал:
- Послушай, Столыпин, а ведь в Пятигорске теперь хорошо, поедим в Пятигорск! И Трубецкой из Ставрополя возвращается в Пятигорск! Так, Трубецкой?
Трубецкой согласно кивнул. Он закончил свои дела и возвращался на отдых.
- Это невозможно. От Георгиевска сорок вёрст, на дворе ливень на двое суток. Да и нам на службу, - удивлённо ответил Столыпин.
- Почему? Там комендант старый - Ильяшенко, являться к нему нечего, ничто нам не мешает. Решайся, Столыпин, едем в Пятигорск! - быстро выпалил Лермонтов и вышел из комнаты.
Столыпин сидел задумавшись.
- Ну что, - спросил Трубецкой, - решаетесь, капитан?
- Помилуйте, как нам ехать в Пятигорск, ведь мне поручено везти его в отряд. Вон, - сказал Столыпин, указывая на стол, - наша подорожная, а там инструкция - посмотри.
Дверь отворилась, быстро вошёл Лермонтов, сел к столу и, обратясь к Столыпину, произнёс повелительным тоном:
- Столыпин, едем в Пятигорск!
С этими словами вынул из кармана кошелёк с деньгами, взял из него монету и сказал:
- Вот, послушай, бросаю полтинник, если упадёт кверху орлом - едем в отряд; если решёткой - едем в Пятигорск. Согласен?
Столыпин молча кивнул головой. Полтинник был брошен, и упал к ногам решёткой вверх.
Лермонтов вскочил и радостно закричал:
- В Пятигорск, в Пятигорск!
Лошади были поданы. Трубецкой пригласил спутников в свою коляску. На задней скамье сидели Трубецкой и Лермонтов, Столыпин - на передней. Их обдавало целым потоком дождя. Лермонтову хотелось закурить трубку, оно оказалось немыслимым. Дорогой и Трубецкой, и Столыпин молчали. Лермонтов же говорил почти без умолку и всё время был в каком - то возбуждённом состоянии. Между прочим он указывал на озеро, кругом которого он джигитовал, а трое черкесов гонялись за ним, но он лихо ускользнул от них на горячем своём карабахском коне. Злобы горцев не было предела.
Обучение мастерству кавалергарда не прошло даром, в чём вполне и убедились горцы. Да и своей рискованностью Лермонтов не уступал отчаянным горцам.
Промокнув до костей, офицеры въехали в Пятигорск.
Сам город имел характер окружавших его слободок.
По последней переписи в городе состояло: жителей обоего пола душ - 2324; домов каменных - 46; деревянных - 110; турлучных - 224.
Полиция в Пятигорске исправна.
Городок так бы и остался одним из многих на Кавказе, если бы не лечебные воды.
И главный оздоровительный центр - Елисаветинский источник, к которому так называемые "водяные", "понаехавшие" поправить здоровье или отдохнуть, поднимаются горными тропинками, обсаженными виноградниками.
За Елисаветинской галереей находятся Калмыцкие ванны, раньше был один общий бассейн, в котором купались прежде без разбора лет и пола. Но с недавнего времени - с соблюдением очереди мужских и дамских часов.
Бульвар, не доходя до Елисаветинского источника, оканчивается полукругом, и только по обеим сторонам его стоят более "элегантные" дома. Именно это пространство и являет из себя центр общественной жизни, да ещё гостиница "Найтаки".
Приезжающие на "воды" - это большей частью помещики степных губерний, немного - из обеих столиц, а всего более - офицеров Кавказского корпуса.
Самая пёстрая, разноязычная толпа в военных, гражданских и народных азиатских костюмах, разнообразя скуку, расхаживает по бульвару, особенно во время вечерней музыки около Николаевских ванн.
Жизнь в Пятигорске - весёлая, полная провинциальной простоты, и только приезжие из столиц вносят "чопорность", по выражению местных жителей, которые привыкли коротать время без затей. Захочется потанцевать - сложатся, пригласят музыку с бульвара в гостиницу Найтаки. И прямо с прогулки, в простых туалетах, пригласив своих знакомых, танцуют.
Танцуют знакомые с незнакомыми, как члены одной семьи. Но "семья" с каждым годом всё больше и больше стала склоняться к "чопорности", уступая новым порядкам, вводимым столичными, "напышенными" гостями.
На вечерах "официальных", когда гостиница Найтаки обращается в благородное собрание, дамы появляются в бальных туалетах, а военные - в мундирах. При этом местное общество, особенно дамы, с трудом воспринимают напыщенность столичных гостей, а гости - "деревенский" уклад хозяев.
Молодые же люди чувствуют себя свободнее среди местного общества, но многим из них лестно попасть в "аристократический круг" приезжих и хоть на водах сблизиться с лицами, которые в Петербурге им мало доступны.
Местное общество, впрочем, тоже имеет своё подразделение на более и менее аристократичное. Более аристократическое находится в антагонизме с приезжей аристократией, оберегает свои права и ревностно не уступает своих кавалеров.
Вот в такое общество, несколько противоречивое, и "пожаловали" Столыпин, Трубецкой и Лермонтов.
- Столыпин, я весь мокрый! Ты хочешь простудить меня? Поехали в гостиницу! - принял на себя командование Лермонтов.
Все вместе они остановились на бульваре в гостинице, которую содержал армянин Найтаки.
Минут через двадцать в номер к Трубецкому явились Столыпин и Лермонтов, уже переодетыми, в белом, как снег, белье и халатах. Лермонтов был в шёлковом тёмно - зелёном с узорами халате, опоясанным толстым поясом с золотыми желудями на концах.
Потирая руки от удовольствия, Лермонтов сказал Столыпину:
- Ведь и Мартышка, Мартышка здесь! Я сказал Найтаки, чтобы послали за ним, заказал шампанское!
Лермонтов в школе прапорщиков был старше курсом Мартынова. В школе действовало негласное правило: жизнь по уставу или жизнь "по традициям". Большинство юнкеров выбирали жизнь "по традициям". Новобранцев ждал целый год беспрекословного подчинения и муштры, без права на безмятежный сон. Так называемый "зверь" был обязан безошибочно ответить на вопросы "господина корнета" в любом состоянии и в любое время суток. "Зверь" - первогодка должен был на зубок знать не только подробности личной жизни своего "хозяина", но и всю историю русской кавалерии. Были и каверзные вопросы, ответы на которые нужно было зазубрить.
Лермонтов был "хозяин", Мартынов - "зверь". Поэтому иногда "зверь" ночью беспрекословно носил на спине своего "хозяина" ... на горшок. Это было в норме, по ... "традициям".
В школе Мартынова звали - Мартышка, Лермонтова - Маёшка (производное от французского - горбун).
По окончании школы они остались друзьями, Лермонтов часто гостил в семье Мартынова, дружил с его сёстрами.
Мартынов уже вышел в отставку в чине майора. Месяц назад он прибыл в Пятигорск для пользования водами: на репутации появилось какое - то пятно, нужно было временно удалиться. Кроме того, здесь он надеялся поправить не только здоровье, но и "подлечить" кошелёк: Пятигорск - не только курорт, место для развлечений и волокитства, но и своеобразное кавказское Монте - Карло. Он сдружился и очутился среди игроков, нарочно съехавшихся в Пятигорск, чтобы обыграть друг друга. Он играл ежедневно, но мало выигрывал: записные искусники не допускали его чрезмерно пользоваться счастьем. Он и не проигрывал однако ж, потому что всегда метал: стало быть, труднее давался в обман.
Вскоре дверь широко распахнулась, в комнату влетел Мартынов. Он отрастил огромные бакенбарды, на нём был простой черкесский костюм, на боку - огромный кинжал, на голову он нахлобучил белую папаху, в довершение вычурного образа он ещё и перекрасился.
Вместе с ним пришёл и Тизенгаузен - однокашник Лермонтова и Мартынова по школе. Он в Пятигорске поправлял здоровье, но завтра ему уезжать.
- О! К нам пожаловать изволил ... горец с большим кинжалом! Скинь бешмет свой, друг Мартыш, распояшись, сбрось кинжалы, вздень броню, возьми бердыш и блюди нас, как хожалый! - с лёгкой издёвкой приветствовал Мартынова Лермонтов и крепко прижал его к своей груди.
Мартынов надулся и недовольно стал перебегать взглядом с предмета на предмет, словно присматривая, чем бы удачнее огреть Лермонтова по башке.
- Чего ты, Мартынов? Не сама твоя личность послужила поводом досадить тебе, а неугомонное желание Лермонтова поострить, поиграть словами, из жизненного парадокса изваять огнемётную шутку или эпиграмму. Ты же знаешь. Да и вид у тебя бравый такой. Не слушай Маёшку, - вмешался Тизенгаузен.
После приветствий и расспросов, обрадованный неожиданной встречей Лермонтов, возбуждённо призвал:
- Да, Мартынов, откупоривай, друг любезный, шампанское! Отметим нашу встречу!
Мартынов не обладал достаточным чувством юмора, а потому не только прощал шуточки Лермонтова по отношению к нему, но и пытался включиться в его искристую словесную игру. Так не богатый друг, поломавшись, принимает щедрое предложение более обеспеченного своего приятеля пригласить на пикник барышень, да повеселиться. И потом: сильна привычка ... "традиции".
Шампанское полилось, беседа завязалась. Каждый из друзей хотел поделиться воспоминаниями.
- А помнишь, Николай, как мы с тобой фехтовали? - спросил Лермонтов.
- Да, Миша, у нас с тобой это хорошо и ловко получалось. Все сбегались на нас посмотреть и завидовали нашему умению, - мечтательно вспомнил Мартынов.
- Я - то что? Вот ты - то - да! Как ты в седле держался! Молодцом удалым, только чуть наискось, - пошутил Лермонтов.
- А ты? Кто на учениях был сильней и выносливей тебя? Попробуй тебя стянуть с седла!
Лермонтов поморщился. Однажды лошадь взбрыкнула и травмировала его. Он был плох. Еле оправился, но с тех пор стал слегка прихрамывать. Неприятное воспоминание.
- А как ты тягался силой в руках с Карачевским? Вы завязывали шомпола в узлы. Директор школы выговорил вам: "Дети что ли вы, чтобы шалить?".
- Я ему ответил: хороши дети, которые могут из железных шомполов вязать узлы! - с хохотом вспомнил Лермонтов.
- А помните, Миша вызывал на спор, говоря, что одной левой, ухватившись за кожу живота, может поднять четырёх пудового молодца, - с серьёзный видом сочинил байку Тизенгаузен.
Мартынов, сообразив, что это шутка, подхватил:
- И что? Кто - то заключил с ним пари?
- Нет, никто не заключил, - с сожалением ответил Тизенгаузен.
- Почему? Поверили, что сможет? - со смехом спросил Мартынов.
- Не-не-не! Не нашлось желающих отдаться в лапы Мишеньке ... медведеньке. Уж очень у него ... тяжела десница, - расставил точки Столыпин.
- Ну да, как объяснишь любимой: откуда синяки на пузе? Где до синяков ... тёрся! - расхохотался Тизенгаузен.
Шутники смеялись, кроме Лермонтова, хранившего гробовое молчание. Дождавшись, когда пересмешники насмеются, он присоединился к каламбуру, сказав обиженным тоном:
- Толкуйте, толкуйте. Вам смешно! А не знаете, что это, может быть, самая светлая моя мечта была. Смейтесь, смейтесь, а я вот возьму, да и подниму себя самого за пузо, как Мюнхгаузен.
Вновь раздался смех, громче и заразительнее всех смеялся Лермонтов.
- А как ты за шахматами, покуда противник думал, брал перо и чертил на клочке бумаги усатые профили, а рядом - головы горячих, нетерпеливых коней. Время от времени записывал стихотворные строчки. Бывало, что в продолжении игры ты успевал набросать целое стихотворение, - напомнил Мартынов.
Дополнил Тизенгаузен:
- Я помню, что на замечание наблюдателей, следящих за игрой, и удивляющихся твоим способностям два дела делать сразу, ответил им ты эпиграммой:
В шахматах ход делаю
Своей рукой я левой.
Пока же думает соперник мой -
Правой я стихи ... кропаю.
Лермонтов, приподняв открытую ладонь вверх, ему ответил:
- На этот раз, друг, твоя память запрыгала как горная коза, вот как я сказал: