Аннотация: И тут тоже словно карты летают и несутся галопом мысли, интриги, и скачут целые табуны резвых коней.
Предисловие
Сколько лет мы слышали издательскую аксиому о том, что сборники коротких рассказов не продаются? Когда я был слишком молод, слишком наивен, чтобы знать эту правду, я заполнял полку за полкой сборниками коротких рассказов, не подозревая о своем девиантном поведении, вызванном участием в этом явно необычном, если не откровенно странном поступке.
Продолжая идти по этому неуклюжему антисоциальному пути больше лет, чем было бы вежливо перечислять мне, я теперь поражен тем фактом, что у меня никогда не возникало трудностей с поиском достаточного количества превосходных сборников (работа одного автора) и даже большего количества антологий (рассказы различных авторов), чтобы утолить свою бесконечную жажду. Может ли быть такая щедрость, такая открытая благотворительность со стороны издательств, чтобы продолжать публиковать эти убыточные проекты? Если мы читаем одни и те же газеты и журналы с их бесконечными сетованиями по поводу удушения издательств их новыми руководителями, а все бухгалтеры и юристы все еще ожидают своего первого реального опыта чтения, это кажется маловероятным. Или - могло ли это быть? - короткие рассказы действительно продаются.
Когда я рассматриваю количество периодических изданий, антологий и сборников, которые я читаю, чтобы собрать лучшие рассказы года, я не могу не радоваться множеству рынков, открытых для авторов коротких рассказов. Конечно, ничто не сравнится с золотым веком до телевидения, но этого достаточно, чтобы любое стоящее художественное произведение нашло приют.
Хотя существует слишком мало журналов, специализирующихся исключительно на художественной литературе, содержащейся в этом томе, есть много популярных потребительских изданий, использующих детективную литературу, точно так же, как есть много небольших литературных журналов, которые, возможно, слишком чистокровны, чтобы рассматривать просто детективную историю, но рады опубликовать историю страсти, страха, насилия, неизвестности или мести, которая приводит к убийству, его попытке или последствиям. Наконец, в последние годы резко увеличилось количество антологий оригинальной детективной литературы. Суммируя все это, мы насчитали почти шестьсот историй о мистике, преступлениях и неизвестности, опубликованных в 1997 календарном году.
Моей практикой всегда было определять детективную литературу в широком смысле как любую историю, в которой преступление или угроза преступления занимают центральное место в теме или сюжете. Это определение открывает дверь ко многому, что не структурировано как классическая детективная история.
В Соединенных Штатах профессиональная организация авторов, выпускающих этот тип художественной литературы, называется the Mystery Writers of America. Ее английским аналогом является Ассоциация авторов криминальных романов. Члены обеих организаций являются авторами детективных романов, или историй, по сути рассказываемых с точки зрения детектива, в которых предпринимается попытка выяснить, кто совершил преступление или, что чаще в наши дни, почему преступление было совершено. Оба они также входят в число авторов криминальной фантастики, которая в основном рассказывается с точки зрения преступника: мы видим совершенное преступление, в целом понимаем, почему оно было совершено, а затем ждем, чтобы узнать, как или почему все это раскрывается.
Как отмечает Сью Графтон в своем введении, в этом томе, похоже, преобладают криминальные истории. Мне кажется, авторам детективных историй становится все труднее находить новые мотивы или новые подсказки, с помощью которых можно одурачить читателей. Агата Кристи использовала больше своей доли оригинальных сюжетных идей, оставив довольно скудный остов для тех, кто последовал за ней. В целом, кажется, что в областях саспенса и преступления существует более широкий спектр возможностей, чем в тщательно продуманной истории наблюдения и дедукции, поэтому неудивительно, что творчество современных авторов отражает это изменение направления.
Как принято в серии выдающихся антологий Хоутона Миффлина, редактор серии (в данном случае я) проводит предварительное чтение и передает пятьдесят лучших рассказов приглашенному редактору (в данном случае Сью Графтон), которая выбирает двадцать рассказов для публикации, а остальные тридцать заносятся в список почетных гостей в конце тома. Для дальнейшего улучшения впечатления от чтения,
каждому автору предлагается предоставить заметки о своей истории и ее происхождении или другой соответствующий эпизодический материал.
К счастью, The Best American Mystery Stories пользовались успехом своим первым изданием в 1997 году и создают впечатление серии, которая будет иметь хороший длительный тираж. Было бы обидно пропустить какие-либо подходящие истории, поэтому, если вы американский или канадский автор детективного рассказа, впервые опубликованного в 1998 календарном году, или если вы читали его в источнике, который я вряд ли обнаружил, я был бы рад услышать об этом. Пожалуйста, напишите Отто Пенцлеру, "Таинственный книжный магазин", 129 West 56th St., Нью-Йорк, N.Y 10019.
О. П.
Введение
Этот сборник коротких художественных произведений правильнее было бы назвать "Лучшими американскими криминальными рассказами 1998 года"." Независимо от угла атаки, во всех этих историях преступление фигурирует в той или иной форме, либо как центральная движущая сила, либо как якорь для других, иногда несопоставимых элементов. Конечно, микс включает в себя множество историй, построенных в духе классического детектива, но есть и нетрадиционные подходы к сюжету. Просматривая множество прекрасных материалов, мы были впечатлены изобретательностью авторов, чьи стили и уловки варьировались от формальных до необычных. Почти без исключения преступление здесь является метафорой человеческих существ, попавших в беду, а насилие, действительное или подразумеваемое, создает камеру сжатия для разрешения межличностной вражды.
Эти истории - изысканные исследования сложности человеческой природы. Независимо от того, рассказана ли она с точки зрения преступника, жертвы или представителей правоохранительных органов, каждая история затрагивает грань зла и, косвенно, проливает свет на ее противоположность - добро. Стэнли Эллин определил детективную историю как "короткую художественную прозу, которая в некотором роде связана с преступностью". Это определение, хотя и полезное, едва ли говорит о разнообразных приемах, которые используют эти писатели для достижения своих эффектов.
Построение криминальной истории требует создания мира, легко узнаваемого читателем. Каковы бы ни были параметры этой вымышленной вселенной, читатель должен с самого начала принять ее реальность, независимо от того, насколько чуждой она может показаться его собственному читателю. С момента этой связи читателя ведут через темный и запутанный лес к свету откровения на другой стороне. В конце путешествия читатель переживает сдвиг в восприятии . . . ах! о понимании, которое придает истории ее воздействие. Чудо короткого рассказа в том, что он может так много рассказать в нескольких словах.
Росс Макдональд однажды сказал: "Неустойчивый баланс между разумом и более примитивными человеческими качествами характерен для детективной истории. Как для писателя, так и для читателя это творческая арена, где подобные конфликты могут быть разрешены безопасно, под художественным контролем ". Преступление - это таран, который пробивает нашу оборону, заставляя нас признать, насколько мы уязвимы. Учитывая ежедневные газетные сообщения о преступлениях, совершенных в городах по всей Америке, мы вынуждены возводить вокруг себя стену отрицания, чтобы продолжать функционировать. Как еще мы могли бы осмеливаться изо дня в день продвигаться вперед? Убийства, нападения, ограбления, бандитизм, грабежи, случайные перестрелки на автостраде ... это угрозы нашей личной безопасности, опасности, от которых мы должны как-то находить способ держаться на расстоянии вытянутой руки.
Криминальная фантастика - это перископ, который позволяет нам заглядывать за стену, не сталкиваясь напрямую с ужасом за ее пределами. Криминальная история позволяет нам тщательно изучить ту самую опасность, с которой мы боимся столкнуться. В то же время криминальная фантастика соблазняет нас признать те аспекты самих себя, от которых мы, возможно, предпочли бы отказаться. Благодаря криминальным историям мы можем носить маску убийцы, не рискуя быть арестованными и осужденными. Благодаря криминальным историям мы можем ощутить беспомощность жертвы, не испытывая реального вреда. Таким образом, воображение писателя позволяет исследовать преступный внешний мир и наши собственные сопутствующие эмоциональные проступки без ущерба для нашей человечности или отказа от наших непоколебимых моральных взглядов.
Истории в этом сборнике служат сейсмографом, отображающим влияние насилия на окружающий нас мир. Иногда то, что записывается, представляет собой жестокий переворот видимого ландшафта, иногда едва уловимую дрожь, происходящую далеко под поверхностью. В криминальном повествовании всегда присутствует напряжение из-за того, что не совсем известно, когда произойдет следующее извержение. Там, где создается напряженное ожидание, мы оказываемся подвержены повышенному осознанию, наше понимание событий отчетливо обостряется страхом. Обычные люди видны с необычайной ясностью. Экстраординарные события сводятся к их основным компонентам: жадности, ярости, ревности, ненависти и мести.
С библейского момента, когда Каин убил своего брата Авеля, мы видели отражение нашей Теневой стороны в историях, которые мы рассказываем. Что может быть темнее, чем лишение человека жизни? Что может быть более поучительным, чем эта история, донесенная до сознания? Нас всегда привлекало коварное очарование криминальных историй. Посмотрите на список бестселлеров за любую неделю. Из десяти самых продаваемых книг почти половина посвящена преступлениям и тайнам. Форма может варьироваться от юридического триллера до романтического саспенса, от прожженного частного детектива до полицейского процесса, но привлекательность одна и та же.
"Преступление не окупается", или так гласит старая поговорка, и все же, наблюдая за тем, как вымышленный персонаж нарушает закон, невозможно устоять, не обязательно потому, что мы желаем подобных несчастий нашим ближним, но потому, что, читая, мы можем наблюдать, как разворачивается судьба преступника, не наказывая себя. Наблюдение за тем, как других ловят, дает нам восхитительное ощущение нашего собственного безопасного избавления от нашего внутреннего беззакония. Криминальная литература, подобно отчету о политических махинациях, позволяет нам отождествлять себя со злодеями, в то время как мы цепляемся за свою невинность, стойко поддерживая наше неодобрение такого поведения. Мы можем смело осуждать преступления, которые мы могли бы (при достаточном искушении или провокации) совершить сами, оставаясь на удобном расстоянии от наших собственных темных сторон. Криминальный сюжет позволяет нам заявить "невиновен" в грехах любого данного персонажа. Его поймали, а нас - нет. Она перешли черту, в то время как мы оставались на стороне правых. Художественная литература указывает пальцем на кого-то, кроме нас самих, и у нас кружится голова от облегчения. Как еще мы можем объяснить всеобщее увлечение судебными процессами и публичными казнями? Мы хотим, чтобы справедливость восторжествовала ... по отношению к кому-то другому. Нам нравится видеть, как работает система, пока она не действует за наш счет.
Кажется, что возмездие рано или поздно настигает каждого негодяя - от самых низких преступников до самых высокопоставленных общественных деятелей. И нигде беззаконие, проступки и возмещение ущерба не доставляют большего удовольствия, чем в хорошо продуманных сюжетах, сплетенных представленными здесь писателями. Хотя мы погружены во тьму их мастерством и воображением, мы одновременно уверены, что находимся в безопасности ... от самих себя.
Сью Графтон
Лучшие американские детективные истории 1998
.
.
Поддержка ребенка
из Новой мистерии
Декстер Харрисон проклинал пронизывающий ветер, одной рукой в перчатке толкая голубую детскую коляску по парковой дорожке, а другой изо всех сил пытаясь удержать дергающийся собачий поводок.
На вершине холма было еще холоднее, и Харрисон прорычал проклятие Лексу, своему чернокожему лабрадору, за то, что тот отказался бросить изжеванную красную летающую тарелку, когда Харрисон пытался освободить собаку от ошейника-чокера. Запирая тормоз коляски и вручая бутылочку своему сыну Адаму, Харрисон стиснул зубы и выругался на свою будущую бывшую жену и ее идиота-адвоката за то, что они не выплатили обещанный денежный расчет до пятницы, когда Харрисону сегодня отчаянно нужны были 16 000 долларов.
Потряхав фрисби над головой, как тамбурином, чтобы разогнать собаку, Харрисон крикнул: "Поехали, парень! Давай! Держу пари, ты не сможешь поймать этого!" Харрисон с такой силой швырнул летающую тарелку по ветру, что она полетела к заброшенным футбольным воротам в северной части парка. Лекс бросилась за ней. Он легко поймал его выпадом в воздухе, закончившимся хрустом эмали острых зубов, вонзившихся в пластик. Когда Лекс прибежал обратно с фрисби, Адам помахал рукой в варежке из детской коляски и завизжал: "Пес-гы-гы!"
Сзади Харрисон услышал приглушенный хлопок двух автомобильных дверей, хлопнувших вдалеке. Он обернулся и увидел черный "Мерседес" с затемненными стеклами, припаркованный у обочины. Две фигуры, наклонившись навстречу ветру, поднимались к нему по склону холма.
Притворившись, что ничего не заметил, Харрисон оглядел пустынный парк. Лампы над теннисными кортами еще не были зажжены, несмотря на мрачное небо, затянутое тучами. Оборудование игровой площадки цвета металлического металла серого цвета - горка, ряд качелей и наклонная карусель - было заброшено к востоку. Ближайший дом с горящим светом на крыльце находился через дорогу, на другом конце парка, по крайней мере, в пятистах ярдах. Перед ним Лекс пританцовывала в ожидании следующего броска.
Не колеблясь, Харрисон снова бросил Фрисби, и Лекс полетел за ним, следуя малиновой дуге полета Фрисби, когда ветер направил его к карусели. Как профессионал, собака идеально рассчитала время подхода, поймала фрисби в нескольких дюймах от земли, не сбиваясь с шага, и бросилась назад для следующего броска.
Харрисон искоса взглянул на двух мужчин, медленно идущих к нему. Один был высоким и тощим, в то время как другой - широкоплечим и необъятным. На них обоих были длинные черные пальто, завязанные на талии, и их внимание, казалось, все время было сосредоточено на Харрисоне.
Тогда, должно быть, это оно, подумал Харрисон. Пришло время расплачиваться с дудочником.
Харрисон посмотрел на своего сына в детской коляске, завернутого в его маленькую голубую парку. "Ты моя маленькая кроличья лапка, Адам", - прошептал он, наклоняясь, чтобы взять фрисби у Лекса. "Моя счастливая подкова. Ничего плохого не случится. Они только хотят поговорить с папой. Я просто объясню задержку. Они поймут".
Адам лучезарно улыбнулся своему отцу. Он был великолепным полуторагодовалым маленьким мальчиком - смышленым и любознательным, с круглыми голубыми глазами и волосами цвета кукурузного шелка. Харрисон дорожил своим сыном больше, чем чем-либо из своего имущества, и до сих пор Адам представлял собой единственную выгоду, полученную в результате скучного брака Декстера Харрисона с доктором Линн Харрисон.
Будучи сам адвокатом, Харрисон ловко отобрал временную опеку над их сыном у своей жены. Обдумывая развод, Харрисон потратил месяцы на подготовку подробной и несколько преувеличенной хронологии всех способностей, которые сделали его прекрасным родителем, в то же время приукрашивая описания всех недостатков Линн, просчетов в суждениях и грубых ошибок. Когда Харрисон подал на развод, его адвокат получил от судьи приказ ex parte о предоставлении Харрисону временной опеки над Адамом, и все это еще до того, как Линн были вручены какие-либо документы о разводе. Харрисон извлек выгоду из того факта, что, в то время как Адам проводил будни в самом дорогом детском саду в городе, Линн не могла организовать присмотр за ребенком по вечерам и выходным, когда она была по вызову в больнице, особенно в такой короткий срок.
Харрисон поддерживал свою жену финансово, пока она училась в медицинской школе, и теперь она зарабатывала почти в десять раз больше, чем он сам, занимаясь своей небогатой практикой по травмам. В принципе урегулирование имущественного вопроса уже было достигнуто, и Харрисон должен был получить большую его часть наличными сегодня утром. Адвокат Линн, однако, намеренно отложил оформление документов до пятницы, вероятно, назло.
Завтра я поквитаюсь на слушании по опеке, подумал Харрисон. Его собственный адвокат заверил его, что все их свидетели выстроились в очередь и что есть хорошие предварительные признаки того, что Харрисон добьется постоянной опеки над Адамом. Харрисон улыбнулся при этой мысли, глядя на своего сына. Главный приз.
Ветер доносил ровный звук медленно приближающихся каблуков ботинок. Двое мужчин были в тридцати футах друг от друга.
Все еще сохраняя самообладание, Харрисон вынул фрисби из пасти своей собаки и мощно бросил. Лекс колотил по земле после этого, как будто от этого зависела его жизнь. Голова пса моталась, как у борзой, когда он мчался, чтобы попасть под летающую тарелку, прежде чем она упадет на землю.
Эта собака определенно любила бегать. Будучи спортивной собакой, Лекс понимал и ценил острые ощущения от погони, возбуждающий порыв преследования. Он наслаждался охотой и убийством, даже если его целью мог быть всего лишь софтбольный мяч или кусок летящего пластика.
С другой стороны, у Линн просто не было воображения, не было чувства приключения. Она предпочитала свои толстые медицинские книги и заплесневелые руководства по шахматам бешеному азарту гонки или дикому возбуждению домашней игры.
Шахматы были скучными. Они были статичными, монотонными и просто неинтересными. Харрисон предпочел бы потратить свое свободное время на игру в покер с высокими ставками или наблюдение за тем, как создается небольшое состояние на ипподроме. Обещание крупного выигрыша захлестнуло Харрисона подобно адреналину. Хотя иногда терять деньги было больно - и да, в редких случаях их было много, - Харрисон застраховался от проигрыша, делая только разумные и просчитанные ставки.
Откуда ему было знать, что прошлогодний чемпион Суперкубка проиграет в воскресенье команде расширения?
Лекс вернулся с фрисби как раз в тот момент, когда двое мужчин остановились перед детской коляской.
У высокого были впалые глазницы и выпученные глаза рыбы, как будто он проводил дни в темноте, уставившись в экран телевизора. Когда он заглянул в детскую коляску и улыбнулся, гнилые желтые зубы, казалось, вырвались у него изо рта. Его губы были окружены нестриженой козлиной бородкой, от которой у самого Харрисона чесалось лицо, когда он смотрел на нее.
Харрисон вцепился в виниловую ручку детской коляски, пытаясь казаться непринужденным. Просто продолжай дышать, подумал он про себя. Это все равно что находиться в суде.
"Симпатичный у вас мальчик, мистер Харрисон. Никогда не видел более красивого малыша. Вы согласны со мной, мистер Кориллиан?"
Мужчина пониже ростом ничего не сказал. Он был массивным и приземистым, как борец сумо, оценивающий противника. Толстые руки, толстая шея - даже его веки были толстыми кусками плоти, почти сжимающими его глаза, угрожающе прищурившись. Тугие складки шоколадной кожи спускались по его затылку к синей водолазке, когда он посмотрел сначала направо, а затем налево плавными, плавными движениями, оценивая окружающую обстановку.
"Да", - заключил мужчина повыше, для пущей убедительности хлопнув в ладоши. "Этот парень - настоящий щелкунчик".
Наблюдая за происходящим краешками обоих глаз, Харрисон тихо сказал: "Да, я знаю".
"Там внутри мальчик, не так ли?" - продолжил высокий мужчина. "Довольно сложно сказать, когда они такие маленькие, понимаешь? Мальчики, девочки, они более или менее одинаковы в этом возрасте, ты так не думаешь?"
Харрисону вдруг стало тесно, и он крепче сжал ручку коляски. "Кто вы, черт возьми, такие, ребята? Чего вы хотите?"
"Оооо, эй! Успокойся, парень. Не горячись. Во что бы то ни стало, представление, безусловно, необходимо. Это, как ты теперь знаешь, мистер Кориллиан. Он не очень общительный, поэтому я бы не ожидал, что он протянет руку для рукопожатия ".
Мужчина повыше выставил свою покрытую волдырями руку, чтобы компенсировать это, его обнаженное запястье и предплечье торчали из кожаного рукава. "Зовите меня "Рыболовный крючок". Приятно познакомиться, мистер Харрисон".
Словно в подтверждение своего вступления, он достал из рукава длинный ржавый рыболовный крючок после того, как Харрисон отказался от рукопожатия, и начал дразнить им рваные раны на ладони.
Харрисон сглотнул. Это определенно развивалось не лучшим образом. "Что я вам говорил, мистер Кориллиан, мы нашли бы здесь занятие по душе, играя в игры. В какие игры вы любите играть, мистер Харрисон? Держу пари, прятки - одна из ваших любимых игр."
Ноги Харрисона были похожи на пчелиные ульи. Он с надеждой посмотрел на Лекса, все еще виляющего хвостом и ожидающего, что кто-нибудь бросит фрисби. Тут уж ничем не поможешь.
Харрисон проглотил свою первоначальную панику и продолжил дышать ровнее, обретая контроль. Он мог бы взять на себя ответственность за эту ситуацию, при правильном подходе. Он проделывал это тысячу раз прежде, с неохотным свидетелем в суде или подозрительным клиентом, не уверенным в юридической процедуре. Оставалось только задать тон, контролировать беседу, направлять ход переговоров и сохранять превосходство над этими оппонентами.
"Я так понимаю, " начал Харрисон, " что вы двое здесь представляете интересы мистера Шоу".
"Ты очень хорошо это воспринимаешь", - сказал Фиш-Хук, который затем жестоко ударил Харрисона кулаком в живот.
Хватка Харрисона на ручке коляски ослабла, когда он согнулся и втянул воздух. Лекс заскулил в замешательстве и уронил летающую тарелку, но продолжал вилять хвостом, готовый возобновить игру.
"У меня нет шестнадцати тысяч", - выдавил Харрисон через мгновение, положив руки на колени. "Послушайте, я рассчитываю получить по крайней мере в десять раз больше в качестве компенсации за развод. Просто газеты еще не пришли."
Фиш-Хук приподнял бровь и посмотрел вниз на мистера Кориллиана, который покачал головой.
"Это очень плохо, мистер Харрисон, " сказал Фиш-Хук, " но это не наша забота. Вам придется поговорить с нашим работодателем".
"Но я не могу -"
Харрисон остановился, когда впервые заметил другую фигуру, идущую по дорожке парка. Мужчина был огромен.
Там, где мистер Кориллиан был толстым и массивным, этот мужчина был весь толстый. Его лицо было розовым и совершенно безволосым, с красными пятнами на щеках. Его серые глаза были умными и игривыми, а пухлая улыбка - озорной. Слуховой аппарат практически терялся в широких складках одного уха, а его лицо заканчивалось множеством подбородков, нахлестывающихся друг на друга, как снежные сугробы на застегнутое пальто. Он шел вразвалку, вытянув правую руку перед собой, как будто у него была призрачная трость.
Когда толстяк заговорил, его голос был грубоватым, но дружелюбным. "Мистер Харрисон. У нас было соглашение. Я несколько разочарован". "Послушай, я думал, что шестнадцать тысяч будут у меня сегодня утром, но я знаю, что к пятнице они точно будут у меня. Ты просто должен дать мне еще немного времени".
"Ах, мистер Харрисон, похоже, вы не в состоянии уловить здесь важную истину. К пятнице сумма, которую вы должны, больше не будет составлять 16 000 долларов. Она составит 128 000 долларов. Сложный интерес, мой друг. Сложный интерес". При этих словах он начал хихикать горловым, рокочущим смехом, который сотрясал все его тело. "Кто-то однажды спросил Альберта Эйнштейна, что, по его мнению, является самой могущественной силой во Вселенной, и знаете, что он ответил? "Сложные проценты". В твоем случае, мой друг, это также может оказаться самым разрушительным ".
Затем толстяк наклонился к Лексу и поднял фрисби. Лекс вскочил в предвкушении.
"У вас здесь прекрасное животное, сэр. Мне всегда нравились хорошие спортивные собаки. Вы любите спорт, не так ли, мистер Харрисон?"
Затем толстяк замахнулся рукой для броска, но Фрисби просто упала на землю, как только вылетела из его руки. Лекс все равно подобрал ее и вернул обратно.
"Я предлагаю решение нашей дилеммы", - сказал толстяк с огоньком в глазах. "Я готов простить ваш долг и поставить на вас 100 000 долларов". Толстяк достал из-под своего широкого пальто пять толстых пачек наличных, туго перевязанных резинками, из-под которых виднелись стодолларовые банкноты. Он бросил все пять пачек в детскую коляску.
При виде денег Харрисон ощутил во рту привкус теплого серебра. "На что спорим?"
Толстяк усмехнулся, снова поднимая фрисби. "О, это очень хорошо, мистер Харрисон. Я вижу, вам интересно. Действительно, очень хорошо. Я наблюдал, как ты бросаешь это устройство своему прекрасному животному. Какое оно грациозное. Он здесь в своей стихии, не так ли? Это то, для чего их воспитывали, и я вижу, вы хорошо к нему относились ".
Толстяк посмотрел Харрисону прямо в глаза, его зрачки были похожи на булавочные уколы. "Я готов поспорить на 100 000 долларов, сможет ли этот красивый пес поймать это блюдце восемь раз подряд".
Харрисон лишь слегка вздрогнул, уверяя себя, что правильно расслышал толстяка. "Он мог поймать эту штуку сто раз подряд!" >
"Тогда очень хорошо! Пусть будет сто -"
"Нет! .. нет", - перебил Харрисон. "Восемь - это хорошо. Я уверен, что он справится с восемью".
"Очень хорошо, сэр. Восемь раз подряд бросайте с этой дорожки. Допустим, броски должны доходить до мусорного бака. Это примерно пятьдесят ярдов. Вам это кажется справедливым?"
Харрисон погрыз ноготь большого пальца и задумался. На самом деле, чем дальше, тем лучше.
"Все, что ему нужно сделать, это поймать это, верно?"
"Это верно. Восемь раз подряд, не давая блюдцу коснуться земли. Вы выигрываете две тысячи долларов за улов и можете остановиться в любой момент".
"А если он откажется от этого?"
"Ну, тогда", - начал толстяк, протянул руку в детскую коляску и нежно погладил крошечную открытую ручку Адама. "Как именно Румпельштильцхен сформулировал это? "Живые существа для меня важнее всех сокровищ в мире".
Желудок Харрисона скрутило - это было хуже, чем удар, нанесенный ему Рыболовным крючком. Он схватился за ручку коляски и вырвал ее у толстяка. "Ты сумасшедший!"
"Возможно, поскольку, как вы говорите, ваше милое животное могло бы поймать гораздо больше бросков, чем тот, на который я готов поставить".
"Выбери что-нибудь другое! Я не ставлю на жизнь своего сына!"
"Итак, мистер Харрисон, вы ни к чему не обязываетесь. Если в какой-то момент во время пари вы захотите выйти из игры, вы просто кладете свои деньги в карман и уходите. В этот момент мои партнеры заберут это у вас и удалят один из ваших глаз в качестве залога за причитающийся остаток. Я не верю, что вам понравится их метод ".
У Харрисона пересохло во рту.
"Подожди секунду", - прохрипел Харрисон. Он снова посмотрел на мусорное ведро. "Допустим, я принял твое пари. Что помешает мне просто сбежать с Адамом, если я проиграю?" Здесь повсюду дома. Если я достаточно громко закричу, что моего сына похищают, кто-нибудь должен выйти ".
Толстяк улыбнулся холодной ухмылкой угря, в которой не было видно зубов. "Это правда, мистер Харрисон, вы могли бы. Нам не обязательно претендовать на такой прекрасный приз сегодня вечером. В нашем распоряжении много средств. Например, пожалуйста, взгляните на то, что держит мистер Кориллиан ".
Харрисон даже не видел, как двигался безмолвный халк. В руке, широкой, как планшет, мистер Кориллиан держал ламинированную карточку безопасности из детского сада "Маленькие сокровища" с фотографией Адама, на
Удостоверение личности требовалось для входа в парадную дверь Центра.
Боже мой, подумал Харрисон. Они дают такие открытки только родителям!
"Как, черт возьми, ты получил -"
Мистер Кориллиан резко сжал кулак и сунул карточку в карман пальто.
"Итак, вы видите, мистер Харрисон, " фыркнул толстяк, " у нас есть свои средства. Это только один потенциальный путь сбора средств. Мы очень изобретательны, вы не согласны?"
Харрисон посмотрел на Лекса, все еще виляющего хвостом, все еще полного энергии. Они играли всего пять минут, а Лекс выглядел так, будто мог продержаться еще пятнадцать. Мусорный бак был не так уж далеко. Лекс делал это миллион раз.
"Вы увидите, что я честный человек, мистер Харрисон. Вы выиграете, вы уйдете богатым человеком. Вы проиграете, вы заплатите за это, поверьте мне ".
Харрисон посмотрел на Адама, упакованного в его экипаже, но внимание Адама было сосредоточено на деньгах. Пачки денег выглядели как тяжелые зеленые кирпичи. Харрисон взял ту, с которой играл Адам, и потеребил уголки банкнот - все они были сотенными. Цифры заплясали в неуклюжей анимации, когда он пролистал пачку, а затем пролистал ее снова. Он поднял пачку и понюхал ее. Он прижал ее к щеке. Она была колючей и прохладной.
"Я думаю, у нас есть игрок, ребята", - прошептал толстяк. "Пожалуйста, дайте ему место".
Восемь раз. Харрисон поднял летающую тарелку и взвесил ее. Восемь раз. Летающая тарелка весила 140 граммов. На ощупь она была похожа на 14-фунтовый кирпич. Восемь раз. Всего восемь. Восьмерка - ничто. Он изобразил несколько бросков с ее помощью, отрабатывая движение запястьем. Восьмерка. Он посмотрел на Лекса, и Лекс был полон энтузиазма. Он был очень полон энтузиазма. Он был готов.
Восемь раз.
Вокруг Харрисона закружился ветер, и он казался энергичным.
Восемь раз.
Восемь.
Восемь-восемь-восемь-восемь-восемь.
"Вы готовы, мистер Харрисон?"
"Не вижу, чтобы у меня был большой выбор, не так ли?"
"У вас всегда есть выбор, мистер Харрисон. Это то, что делает жизнь захватывающей, вы не согласны?"
Харрисон повернулся спиной к толстяку и снова потряс Фрисби над головой, чтобы снова разжечь Лекса, но в этом не было необходимости. Собака стояла по стойке смирно и сосредоточенно смотрела на фрисби в руке Харрисона, ожидая, когда он возобновит игру.
Харрисон бросил его, и собака, бросившись за ним, оставила за собой пучки травы. Летающая тарелка пролетела далеко за мусорным баком, и на секунду Харрисону показалось, что он, возможно, забросил ее слишком далеко. Казалось, это надолго повисло в воздухе, пока Лекс грациозно не выгнулся, как рыба-меч из моря, и с приятным хрустом опустил фрисби обратно.
Внезапно Харрисону показалось, что до восьми осталась вечность.
"Это первое, мистер Харрисон", - сказал толстяк, который снова издал свой гортанный смешок, сотрясаясь всем телом.
Не колеблясь, не давая себе шанса отступить, Харрисон взял фрисби у Лекса и бросил его снова. Как только он выпустил ее, налетел порыв ветра и взметнул летающую тарелку так высоко, что она вертикально полетела к игровой площадке. Летящая тарелка падала, как стрела, набирая скорость. На мгновение Харрисон забыл о собаке. Фрисби превратился в нож, стремительно летящий к крошечному сердцу Адама.
Лекс поймал его снова, плавно, с текучей грацией. Он тихо вернулся с фрисби и вложил его в руку Харрисона.
"Это два. Превосходно, мистер Харрисон. Не хотите увеличить ставку?"
"Нет! Мне больше нечего ставить. И прекрати считать, ладно? Это и так достаточно сложно ".
Удивительно, но это не вызвало упреков со стороны толстяка или его помощников, и Харрисон почувствовал, как к нему возвращается уверенность. Он снова наклонился, чтобы бросить фрисби, на этот раз подождав, пока ветер немного утихнет, прежде чем выпустить. Когда Харрисон замахнулся Фрисби вперед, Адам крикнул: "Пес-гы! Папа - Daddy - Dog-джиииии!"
Летающая тарелка закачалась, как только Харрисон выпустил ее. Лекс уже пробежал мимо нее, не подозревая, что Харрисон неудачно бросил. Летающая тарелка направилась прямо к мусорному ведру, пролетев всего в трех футах над землей, и Лекс не собирался этого видеть.