Аннотация: Эпизод из жизни - мой горький смех сквозь слёзы...
Суд офицерской чести, или "Утро стрелецкой казни".
Предисловие.
Сразу хочу предупредить читателей, что это не рассказ высмеять или очернить какую - то категорию военнослужащих, политработников или прапорщиков, каждый из них выполнял свои функциональные обязанности, и требования Уставов воинской службы, и своего руководства в Армии...
Это - мой горький смех сквозь слезы,...
Слова древнего мудреца Востока Ляо - Цзы: "Будьте внимательны к своим мыслям - они начало поступков".
"Да будет совершенен человек"... Новый Завет.
- Ты что фильм "Кавказскую пленницу" смотришь? - донесся из холла квартиры клайпедской планировки голос жены.
- А?! Да, уже заканчивается.
- Встать! Суд идёт!
- Да здравствует советский суд, самый гуманный суд в мире! - эти слова из уст знаменитого комедийного актера Георгия Вицина, в конце кинокомедии, ударили меня по мозгам, словно в солнечное сплетение, самое незащищенное место человека.
Измученная улыбка или гримаса появившаяся у меня на лице, не оставила жену равнодушной.
- Чего это тебя так покоробило? - Спросила жена.
- Да так, нехорошую историю вспомнил, - Ответил я.
- А что именно? - Переспросила Алла.
- Пустяки все это. Я лучше схожу за хлебушком, принесу к обеду. Пойду, а то совсем и позабыл с этим фильмом, - Повернул разговор я в другое русло.
Алла, только плечами пожала, мол, иди не держу.
Идя и машинально беря пакет под продукты из рук жены, память высвечивала похожие слова только, что услышанные из телеэкрана телевизора: - "Суд! Суд! Суд воинской чести. Чести и справедливости. Как знать?".
Спускаясь по лестнице вниз, встретил соседа
Михаила Жердева, местного изобретателя - самоучку, а у него и голова, и руки золотые. Вот у кого мысли не расходятся с делом.
- Расскажу, только о сконструированном Михаилом автомобиле - трансформере "Мишутка", - сказал Лев Давидович. По его чертежам, за исключением двух деталей, непонятно зачем переделанных заводом - производителем, проходила испытания собранная машина "Мишутка".
Об этом писал журнал "Наука и жизнь" номер 5 за 2001 год и не только он, а и другие издания средства массовой информации. Но конкуренты ведущих, монопольных автомобилестроителей не дали внедриться на поточную линию, чуда - трансформера "Мишутки" для народа.
- Сосед, ты, почему такой грустный? - Спросил Михаил.
- Да сам не понимаю с чего бы это. - Мрачно ответил я.
- Ты прекрати эту меланхолию. Посмотри, какая отменная погода, сходи на озеро Висагинас - искупайся, а хочешь, мы тут с Клавой на Белое озеро едем, можем тебя с Аллой и дочкой захватить, за компанию. - Предложил Миша.
Тихий, спокойный и уравновешенный голос Михаила как - то даже убаюкивал, жаль, что не сказочку рассказывал, а то бы сразу уснул.
- Спасибо, Миша, может быть в другой раз. - С покоем в голосе ответил я.
Сев на скамеечку в тени разлапистых сосен, и зажмурив глаза, - я вдруг отчетливо вспомнил, - рассказывал дальше мне Лев Давидович.
- Представь себе человека приехавшего в другую воинскую часть, в чине прапорщика, и по стечению обстоятельств попавшего туда под вечер. Там ему сообщают, что весь личный состав части на большой, боевой операции в Панджшерском ущелье.
Новый коллектив, и обстановка, все новое, а ты, как только что родившейся теленок смотришь большими чистыми глазами на этот мир и не знаешь, что и, как и почему. Чего ждать от окружающего тебя мира, каких радостных моментов или подвохов?
Я показал свои документы капитану. Он, беседуя со мной, добавил: Сегодня отдыхай, а завтра заступишь начальником караула.
- "Дуй" шустрее на свое койко-место в офицерское общежитие, на место заболевшего прапорщика, а то вот - вот стемнеет. А ты будешь бродить как призрак замка Главмис или как его, забыл, в Швейцарии, фантом Понтия Пилата. - Напутствовал меня капитан.
- А слушай, - он посмотрел на часы, - Ты, кстати, хочешь услышать легенду о призраке Понтия Пилата? Пять минут у тебя еще есть, - офицер в ожидании смотрел на меня.
Живой интерес моих глаз и утвердительный ответ не замедлил мне услышать сказание в кратком изложении об этом привидении. Мне очень хотелось узнать о пятом римском проконсуле (наместнике) Иудеи, Самарии и Идумеи, при императоре Тиберии, Понтии Пилате.
Поэтому то - я это предание и запомнил.
- Будучи курсантом военного училища, я помогал одному генералу благоустроиться, а как закончил, то в его библиотеке вычитал вот что, - молвил офицер, затягиваясь сигаретой Ява.
- По данным знаменитого епископа третьего века, христианского историка, Евсения Кесарийского, после отставки Понтия Пилата, за резню самарян в Иудее, есть не очень достоверные данные о его самоубийстве.
Тело его бросали и в реку Тибр, и топлено было в реке Роне (Галлия), но воды возмущались, и выходили из берегов, не принимая тело кровавого наместника. Поэтому его пришлось увезти далеко в горы Альпы и утопить в глубоком озере.
Это в окрестностях, тихого, благополучного и уютного швейцарского города Люцерн, и находится то глубоко - бездонное озеро, в необычном месте, у подножия высокой и мрачной горы.
Вот там - то и до сих пор витает дух этого знаменитого римлянина Понтия Пилата.
А в страстную пятницу на вершине горы можно самому увидеть его мрачную фигуру, обращенную на Восток, в сторону Святой Земли. Души кровавых мясников не принимают никуда, вот они сердешные и маются на этом свете, пугая простых обывателей, - закончил свое повествование рассказчик.
- Видно суд Божий свершился за кровавые злодеяния против людей, и так душа Понтия Пилата отбывает своё наказание, - высказался я.
Офицер задумался. Потом посмотрев на часы, сказал братское напутствие:
- Ты истинно прав.
А сейчас живо давай располагайся, а то потом впрягут как в шахте тягловую лошадь, и света божьего не увидишь.
- Да ладно, чего осунулся, это я так, к слову сказал, - молвил, засмеявшись, офицер.
С помощью молодого специалиста - ефрейтора, это - я сразу определил, по натягу солдатского ремня с бляхой на поясе и по новому, но уже замызганному х/б, я убыл в общежитие. От этого солдатика я узнал, что можно ополоснуться от пыли после дороги в офицерской бане.
Она находилась немного в стороне от основных сооружений части. Взяв с собой мыло, полотенце и сменное белье, я "птурсом" (управляемый снаряд) вылетел в баню.
Но не успел.
Солнце, на глазах как - то быстро опускалось, скатываясь как мячик для гольфа в лунку, на фоне виднеющихся гор.
Уже стемнело, когда я, на ощупь, открывая скрипучую деревянную дверь, сколоченную явно из ящиков, какого - то длинного боеприпаса, может быть бомбы, при тусклой лампочке в коридоре, увидел человека. Он был в форме военнослужащего доблестной Советской Армии, и при столь тусклом освещении я не разобрал, что у него на погонах.
Его положение возле двери предбанника или душевой, напоминала форму присеста по большой надобности человека на свежем воздухе, на природе.
Сей боец, в такой неестественной позе, то - ли в замочную скважину то - ли в щель что - то разглядывал. Наверное, этот служака изучал живую "Данаю" кисти знаменитого художника Рембрандта (из Эрмитажа) или художника Корреджо (галерея Боргесе, Рим).
Любопытство, говорят не порок, но в данном случае, я подумал, что и для пословиц бывают исключения, услышав звонкий женский хохот за дверьми, к которым так приклеился доблестный боец, испытывая тяготы и лишения воинской службы.
Ратник, был сильно увлечен столь изумительным зрелищем, грациозных богинь воинского коллектива, этому свидетельствовали и другие женские голоса. И воин даже не прореагировал на скрип, и скрежет не смазанной двери.
Может это солдат к спортивному празднику, с забегом на 3 км иль 6 км, потренироваться собрался, и стоит на старте.
- На старт!
- Реакции - 0!
- Внимание!
- Снова - 0.
Не видя никакой реакции со стороны сего доблестного бойца, при слове "марш", я в целях воспитательной работы с личным составом в новом коллективе, применил легкий, в полсилы футбольный удар тяжелых, армейских, полевых (яловых) и явно пыльных сапог под внушительный зад этого жалкого подсмотрщика.
Реакция бойца была мгновенной.
Взвыв от полученного удара и не удержав равновесия, из - за слабых рук, видать, не отжимается по утрам боец, резко подняв голову, зацепил ею за высоко прибитую дверную ручку, и, схватившись сначала за свой упитанный зад, а потом за голову, он как дикий медведь заревев и растопырив руки, ринулся на меня.
Легкий поворот моего правого бедра в комплексе с захватом его рукава, и моей правой пятерни добротного военного материала брюк бойца, с усиливающейся волной притягательных сил земли, потеряв устойчивость, как на льду, в довершение, потеряв до нуля левитационные (полет) силы, с легким "охом", боец опустился на грязный пол. Но не очень плавно, большой вес усилил земное притяжение. Солидный холодец в области живота волнами заколыхался под одеждой поверженной туши...
- Жаль, что он себе соломки загодя не постелил, - подумал я.
- Ух, - как на тренировке.
- Тяжеловат будет на подъем. А на словесный "понос"?
- О, - это да, - мысленно обозначил дальнейшие действия тучного тела.
- Угадал, прикинул снова я, - услышав первые поросячьи звуки его визга.
- Ты на кого руки распускаешь козел?!
- Да я тебя згною прапорюга!
- На старшего офицера - политработника поднял руку!
- Это тебе так не пройдет!
Тирады и оскорбления сыпались как из рога изобилия, обладателя тонкого и визгливого голоса, с глазами навыкате.
- Да, такому майору бегать уже нельзя, у гражданских это вызовет смех, а у коллег - военнослужащих - панику, - думал я, - глядя на его солидное чрево.
Выглянувшая намыленная женская голова переспросила:
- Мальчики, вы, что здесь не поделили?
- Да тут прапорщик хотел понаблюдать контуры ваших прекрасно - прелестных тел в легкой парной дымке, - весело ответил, как ни в чем не бывало офицер, выкрутившийся как ящерица - хамелеон, меняя свою окраску.
Офицер - майор, как я понял ответственный политработник за помывку личного состава женского пола вверенной ему воинской части.
- А чего это на те контуры смотреть, - их хорошо тереть нужно...
- Хотя бы мочалкой, иногда, - лихо вывела главную мысль - аксиому опытная обладательница намыленной головы, после небольшой паузы и оценивающего взгляда одного глаза, без пены от шампуня. И её заливистый смех утонул за дверями, в облаках водяного пара бани, поддержанный еще несколькими женскими голосами, и смехом различной звуковой амплитуды.
Видя явный перевес больших звезд красной идеологической подкраски, сконфуженный от такого натиска и перефутболивания своей вины на меня, я вышел из турецкой бани, как говорят: "Не солоно - хлебавши". Или: "Голой пяткой - против сабли не попрешь!" Хотя от такой наглости офицера, переворачивающего с ног на голову сложившуюся ситуацию, перекладывая свою вину на меня, очень уж чесались руки на такой поворот событий.
- Мысли и действия - результат человеческой культуры. Неужели я тут поспешил? Пусть Бог нас рассудит, - здравые мысли высветились у меня и погасли.
А сколько было эмоций!
Какие переживания колотили меня как колотушку, не давая толком уснуть...
Новое место и размышления о превратностях судьбы наверно еще долго бередили мою израненную душу, но организм требовал отдыха, и сам не зная как, я провалился во владения бога снов Гипноза, сына богини ночи Никты (Ночи).
- А утром! - продолжил сказывать мне Лев Давидович.
- Утро, - было безоблачное, с легким выкатом солнца как мячик на ярко - голубое небо, и было это "Утро стрелецкой казни" - с полотна художника В. И. Сурикова.
Василий Суриков запечатлел в ней не только исторический момент истории России, преддверие выполнения приговора о казни за бунт стрельцов, подстрекаемых царевной Софьей против брата - Петра I. Он показал противоречия целой эпохи, сошедшееся новое и старое мышление, и бытовые фрагменты с величием храма Василия Блаженного, и психологическую реакцию находящихся на площади людей.
Ярко осветленный поединок взглядов Петра I и рыжебородого стрельца, подчеркивает о том, в чьих руках власть.
Жалко, что утром теперь рядом со мной не оказалось ни великого художника, ни фоторепортера хотя бы местной газеты, или обычного фотоаппарата "Зенит" или "ФЭД", чтоб запечатлеть значительную веху в жизни офицера в/ч, да и моей.
Знаменитого поединка взглядов не получилось из - за больших солнцезащитных очков, нацепленных на круглую физиономию майора Советской Армии, и я, не видя его глаз, не мог с ним состязаться.
И в чьих руках власть и бразды управления явно демонстрировали положение, не в мою пользу, в данном эпизоде.
- Ситуация складывалась так, что утром, еще перед завтраком меня известили о суде, где я должен был в обязательном порядке присутствовать.
Такой прыткий или скоропалительный суд, без расследования не входил ни в какие рамки.
А протокол суда, отпечатанный на машинке с подписями присутствующих и не присутствующих офицеров и прапорщиков, замеченный мною на столе, ясно говорил о состоявшемся суде.
И то 'шоу" (показ, по-русски), было только проформой спланированного уже заранее действия в рамках существующих законов.
Вот поэтому я и сравнил это утро для меня,
как "Утро ... казни" - кисти художника Сурикова, а не картину Страшного суда.
- Не успел я чихнуть в туалете, а мне врач - политработник уже диагноз болезни поставил: понос, и микстуру выписал. Он же не праведник Божий, судящий по его распоряжению - мыслил Лев Давидович.
- Недавно услышал реплику молодого человека в адрес своей девушки: - Тоже мне нашлась Джоконда кисти Пикассо! Возмущенный вид и интонация сказанного не давал шансов на шутливый оборот речи юнца. Знаток живописи...
- Ни сесть - ни встать!
То - ли смеяться, то - ли плакать, от незнания элементарных вещей. Надо - же спутать испанского художника и скульптора Пикассо с итальянским маэстро во многих областях Леонардо да Винчи, автора великого творения Джоконда (Мона Лиза).
- Но тогда мне было не до загадочности Моны Лизы, а о таинственности поспешного спектакля некоторых субчиков, извините субъектов со звездами, - рассказывал мой сосед Лёва.
- Фонтан эмоций бурливших во мне в то утро просто не передать словами, - крышку котла от неистового кипения сносило с головы под потолок горницы.
В то безоблачное утро, в щитовом модуле ленкомнаты одной воинской части, которая находилась в пыледобывающей стране Афганистан, и выполняющая уже который год свой интернациональный долг, проходило внеочередное заседание воинского суда.
За председательствующим столом сидел капитан, выше среднего роста, с тёмно - карими глазами, красными от недосыпа или перелива за ворот, в новенькой, только со склада х/б "эксперименталке" (обмундирования). Он поминутно облизывал губы, и раз за разом, осушал стакан с минералкой Боржоми. Рядом стоял возле ораторской тумбы плотный такой увалень майор с "фонарем" (гематома) под правым глазом, тускло горевшим темной синевой из - под толстого слоя тонального женского крема и зеркальных солнцезащитных очков. Это был - пострадавший герой вчерашнего происшествия.
Напротив, за одним из столов горенки сидели два прапорщика, явно напоминавшие, ранее очень популярный дуэт советской эстрады, Штепселя (Ефим Березин) и Тарапуньки (Юрий Тимошенко) в 60 - 70 годы, Народных артистов Украины.
Один высокий, худощавый, темноволосый с небольшими залысинами и черными казацкими усами, с красноватыми глазами, все ерзал, не зная, куда деть свои длинные, как грабли руки.
Второй прапорщик, низкий, плотного телосложения, русоволосый, безусый. Рост его, по уровню головы не доходил даже груди, рядом сидящего прапорщика. Сидел он с пунцового цвета лицом, как и у офицера - идеологического фронта.
Меня посадили на стул, с левого фланга от двери, напротив непросохнувших от алкоголя прапорщиков. Может вчерашних или уже сегодняшних вливаний жидкостей, имевших определенную дозу градусов алкоголя.
В палате суда стоял такой смрад от выхлопов алкогольных паров всей четверки гвардейцев кардинала, будто здесь делают самогон, на очередной праздничный стол.
Несмотря на столь утреннее время, около 7 часов утра, солнце, как новенькая, чистенькая, сковородка, раскалилось еще не до полуденного предела, но температура уже давно преодолела цифирь 20, и ловко подтягивались как на перекладине гимнастка к цифири 30.
Модуль, остывший за ночь, нагревался, все громче слышался треск от фанеры стенок, потолка, переборок.
Тонкий слой песчаной пыли лежал не только на тонких подоконниках, но и на всех столах политической светелки.
А мухи, как беспорядочное движение частиц в Броуновском движении, сновали в обозримом пространстве, с неистовыми скоростями приземлялись, где им заблагорассудится, шевеля тонкими маленькими лапками, тыкая хоботком перед собой. Люди, находившееся в помещении, ощущали на себе укусы от этих назойливых летающих вампиров.
- Портрет Ленина, вождя пролетариата, висевший на самом видном месте в рамочке под стеклом, вероятно вместо иконы, обоср..., обсиженный мухами, как и состав Политбюро ЦК КПСС, на фотографиях, мрачно как - то поглядывал на внеочередной симпозиум работников многоуважаемой судебной власти, организованный видным ленинцем, - размышлял Лёва.
- Хотя какой он святой? - переспросил я сам у себя.
- Ну и мысли у тебя, подсудимый, - однако не того направления, ведь решения партии нужно внедрять в жизнь, как гласят развешанные лозунги, а ты грязным сапогом по самому трудолюбивому месту ленинца. Нехорошо! За это и сидишь на стуле, - подытожил я мысли.
- ... наглое и непозволительное поведение... рукоприкладство к офицеру нашей части... - Покашливая, докладывал капитан.
- Рукоприкладство, повлекшее за собой гематому части лица Вадима Николаевича, - и его мутный, похмельный взгляд уставился, на меня, как взгляд удава на свою жертву, - продолжал сообщать председатель.
Майор, стоявший рядом за красного цвета тумбой оратора, похожей на расписную, изящную, кроваво - красную строманту (цветок) с гербом СССР, и сосредоточенно разглядывавший какие - то документы, засопел еще громче, как кузнечный мех, поправляя оседающие очки.
- Дела мои преплохие, и если не накажут сейчас сего прапорюгу - юнца, мне несдобровать, - размышлял офицер, стоя возле тумбы.
- Честь мундира, честь офицера, карьера, - и все коту под хвост. Все это как в игре, поставлено на кон, а то пойдет дурная слава, а это его дальнейшей карьере - как в спину нож. Сейчас он здесь выглядит и честно и благородно. Он ведь за честь дам, отстоял, и за это пострадал - внушал себе он сам.
Но совесть, раз по разу поправляла его: - "Ведь это ты виноват"!
- Вся твоя жизнь пойдет под откос, если узнают истинную историю.
А из - за чего? Из - за любопытства и ребячества. Есть у меня такой грешок, подглядывать за раздеванием девушек, женщин. Меня еще с детства влекло подсматривать. Люди мне за это всегда тумаки выписывали, заметившие за таким скверным занятием. Вспомнить тошно. Его передернуло, а он сделал вид, что ловит сползающие очки.
Вчера этот юный прапорюга такой спектакль испоганил! Наглец! За это ты поплатишься!
И хотя он почти всю ночь не спал, везде бегал и утрясал, просил и угрожал, то на то, - то на сё жал, но крупицы золота выгребал...
Всё это того стоит. Хотя чеков Внешпосылторга я уже, поди, более 300 лишился. Во столько обошлась вчерашняя оказия. За те деньги я успел напоить тех, кто бы за разбирательство требовал, или сильно соображал бы в ходе суда, а других подпоил, что были здесь.
Но игра стоила свеч.
Грех - не беда, молва - не хороша! - только об этом он боялся.
И он не прогадал, - размышлял в таком духе майор, он же главный "Герой военного времени" или герой нашего самого гуманного суда в мире.
- Серега, а почему Вадим Петрович не садится? - спросил плотный прапорщик у соседа.
- Хм - ум. А он не может, - ответил вроде бы тихо, но получилось громкое высказывание прапорщика Сереги.
А обладатель зеркальных очков засеменил ногами, как конь с норовом, показывая свое недовольство ездоку.
А половицы заскрипели и эхом отдавали, будто толковали - сколько раз по нас ступали. Эхо от шума в зале проснулось и в разные стороны разнеслось, будто спрашивая, что же стряслось.
- Может ему тоже всыпали по заднице солью как в фильме Гайдая "Кавказская пленница", - снова своим тихим голосом добавил долговязый прапорщик Серега.
Смешок светловолосого прапорщика, и раскатистый неподдельный смех Сереги, был прекращен суровым взглядом, но с веселым блеском глаз докладчика в сторону прапорщиков, добавив пару ударов авторучкой о бутылку Боржоми.
- Поступок не совместимый с честью и нравственностью офицера! - выпалил офицер.
Майор, снова углубленно разглядывающий в какой - то документ государственной важности, вздрогнул и чуть не упал, промахнувшись с опорой на тумбу. А маленький прапорщик, пивший какой - то напиток из тонкой и маленькой металлической баночки, засмеявшись, поперхнулся и разлил оранжевую жидкость и на себя и на своего соседа по столу.
А мухи, услышав аромат их любимого апельсинового сока, целой эскадрильей ринулись в пике, на бесплатную "халяву", что так услужливо предоставил им прапорщик.
Оба прапорщика, вскочившие со своих мест, стряхивали сладко - душистую жидкость, со своего обмундирования, которой так хотелось полакомиться стае крылатых разбойников. Затем они принялись размахивать руками, как крылья ветряков, отмахиваясь от мух.
- А может быть это знаменитые герои Мигеля де Сервантеса, из его романа "Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский" - подумал я, - повествовал сосед Лёва.
- Прямо рыцарь Дон Кихот и его оруженосец Санчо Панчо, сами сражаются против ветряных мельниц. Здесь, правда, оба рыцаря проводили поединок с воздушными пиратами, а не один рыцарь Дон Кихот как когда - то в романе, - рассуждал сосед.
- Наблюдая, сей комедийный эпизод, во время данной речи докладчика, я всё более осознавал мое тяжелое положение, все более усиливающееся. Нелепость случившегося со мной вчерашнего вечернего происшествия в офицерской бане, потрясло меня сегодня утром, в связи с таким скорым судом.
А гадкий осадок от этого происшествия всё распухал, как тесто на дрожжах, в теплом месте под начинку.
Голова как процессор компьютера гудела от всплеска гаммы чувств переполнивших мое душевное состояние.
И с каждым словом оратора чувство стыда заполняло мое душевное естество, за свою несдержанность, и скоропалительное решение без анализа ситуации с последующими выводами.
Мне было о чём задуматься и серьезно...
А ведь было о чём...
- А что мне было делать?
Оставлять безнаказанным то, что я увидел?
Или почему та злополучная ручка двери в бане на высоте груди взрослого человека?
И какой - такой специалист, столяр - краснодеревщик, установил дверную ручку, а в нашем деле "присобачил"?
Другого слова и не подберешь, - думал я.
Вопросы сыпались, как град с неба, а ответов не было.
И уразумев свое безвыходное положение, я полностью отрешился от внешнего мира и мысленно обратился к Богу. Ведь все связано с детством, а я хоть и смутно его помнил, вдруг вспомнил слова своей бабушки Татьяны: - " Помолись внучек Богу, он тебя не оставит в беде".
- Хочешь ли умом своим быть в общении с Богом? - задал я себе вопрос.
- Во имя Отца и Сына и Святого Духа...
- Нет иной стези, если я не начну, прежде всего, своими глубокими мыслями взойти или воссиять своими молитвами верой к Богу.
- Верой к тебе, о Боже!
- Мои воспоминания о добром аль, о худом, как - бы божьим перстом указывает мне или срамоту моих грешных помыслов или на высоту моего жития, и каждое по своему роду укрепит во мне мысли и дальнейшие движения.
Я, бываю, занят ими в тайне ума своего, но в этом мысленном занятии, сам себе изображаю удел своей жизни.
Должен же я стоять мужественно, я же солдат, а солдаты не плачут от навалившихся на него трудностей.
Я должен быть уверен, что мой ангел Хранитель не покинул меня, и волю, Владыки Мира, приму, не огорчаясь, - так мысленно вопрошал я к Высшей Силе Бога.
Этим я хотел, как - бы успокоиться и веровать в помощь Божью.
Боже, войди в мое положение, я виноват пред тобой за спешность и за удар ногой человека! Я превысил свои полномочия.
Да я виноват, виноват!
Право наказывать имеешь только ты, о Боже!
Прости меня за это! Прости!
Прошу справедливого суда с твоей стороны!
Аминь!
Голос, явно уже отточенный, и смазанный уже почти второй бутылкой минералки Боржоми, и ополовиненной, разукрашенной баночкой с надписью на латыни "Si - Si", бодро и уже свежо объяснял мне мое подсудное дело.
И не давая слова защите в лице адвоката, которого и в помине не было на столь торжественной встрече на высшем уровне, с хлебом и солью. Да и хлеба с солью я явно тоже не наблюдал на столе престижного "воинского суда", который звался - " Судом чести ".