Ждать - моя работа. Легкая работа. Даже когда сплю - "служба идет". Зато ничто меня не тревожит, совесть моя чиста - я работаю.
Я ем свой ужин, ничем не стесняясь, ведь я работаю, моя работа - ждать. Я бездельничаю, но и это моя работа. Иногда пытаюсь, все-таки, заставить себя работать вопреки инстинкту. И тогда раскладываю по всем столам краски, бумагу, наполняю кюветы свежей водой, замачиваю кисти... но вдруг осознаю пагубность неоправданной резвости и, упав в кресло, вголос хохочу.
Заглядывая в дневник удивляюсь тому, что работа моя слишком непроизводительна. Но ни ускорить, ни изменить что-либо в процессе или технологии работы я не могу и никто не может мне помочь, потому что нельзя ждать быстрее, нельзя ждать лучше или хуже.
Но вот ожидаемое, словно дрожжевое тесто, наконец, вызревает, облачается в форму идеи, преобразуется в страсть и этой неудержимой страстью выравает меня из кресла, вешает на шею папку с бумагой и выбрасывает за дверь. Я во власти страсти.
******
******
******
ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ
2.Встречаясь они, не сбавляя шага, спрашивают:
- Почему не на лыжах? - и довольные собственным остроумием, громко хохочут.
Это они так шутят.
Зная наперед эти шутки все же не успеваю адекватно отреагировать и, лишь пройдя с десяток шагов, оборачиваюсь им вслед и пробую острить. Но они уже насладились моей растерянностью и не слышат меня.
Веселые люди, всё время в поиске.
То ли вижу я их не там и не тогда, то ли их поиски не слишком удачливы, но они всегда трезвы. Иногда, правда, проходя мимо их допотопной халупы, слышу возбужденные голоса через разбитые временем окна. Но вот и халупа сгорела, а уныния на их лицах нет как нет:
- Почему не на лыжах? - беззлобно смеясь, интересуются эти дети Диогена.
И их беззаботность передается мне.
******
******
******
3.Так вот, завернул я за ближайший угол, а там Алексей: только что подъехал на велосипеде. "Ну что, - говорит,- прокатимся до Низино?" А я и рад избавиться от своей скуки: "Без проблем", - говорю и бегу в дом переодеться.
Мы с ним каждую субботу куда-нибудь мотаемся, уже весь район объездили. Я-то езжу из желания что-нибудь обнаружить удивительное для наброска, Алексею же интересна сама возможность покрутить педали - он спортсмен, любит посоревноваться, ему вероятно показалось, что потаскать меня по нашим холмам удовольствие достаточное для его души. К тому же, у нас всегда есть интересная тема для дорожных бесед. Прошлый раз, например, мы четыре часа не могли договориться о роли веры в философском смысле для сохранении собственного здоровья. А сегодня, думаю, будет разговор о дружбе. Сложная тема. По моим понятиям в дружбе надо пробираться по краешкам, никак не углубляясь в дебри понятия и тогда гарантирована продолжительность отношений. Как думает Алексей - не знаю, он не торопится к откровению.
Низино не близко: когда отвечаешь любознательному на вопрос, "куда?" тот удивляется, "такую даль!" А мы привыкли, бывало и подальше. Как-то добрались до БобинО, нашли живую душу, спрашиваем: "Это БОбино?" "Нет, - говорят, - БобинО."
Зря тащились такую даль.
******
******
******
ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ
4.Туча вдруг порвалась и в прорыв устремились внезапно охлажденные водяные пары, сталкиваясь и соединяясь в капли. Встречные машины жалеют меня, объезжая лужи справа.
Желтобрюхая иволга как-то кособочась, словно хромокрылая, неудобно пересекла дорогу и через секунду уже в лесу весело свистнула.
С козырька кепки капает на руль, стекает на колесо и колесом же возвращается мне на бороду.
- Передохни! - кричат из-под зонтов.
Сверкнуло и сразу же загрохотало тысячей упавших с неба листов железа.
Лучше бы укрыться под сосной, но спина уже намокла и, остановившись, рискуешь застудиться.
Говорят, "молния охотится за дураками", но, ведь же, и "дуракам везет".
******
******
******
******
******
ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ
6."Же-е-ня-а-а!" Я сразу ответил:"Чего-о-о те..." и проснулся в испуге, потому что захлебнулся собственным голосом, так как лежал на низкой подушке животом вверх. Сначала я справился с горлом: проглотил комок воздуха, откашлялся и только потом осознал зов. Это был несомненный ЕЁ голос. Она ни разу за всю жизнь не кричала меня таким протяжным и сильным по её хрупкому телу голосом, но я все равно ничуть не усомнился в догадке.
Не знаю, может быть запали в память прочитанные накануне традиции народа в канун Пасхи, там упоминались беседы с умершими родными, но мне казалось, что я как-то вскользь проскочил это, интересуясь совсем другим. Но случилось же!
И теперь это торчит во мне явью.
******
******
******
7.Этот, в огромной белой кепке на затылке, видно, не спит: когда ни подойдешь к окну, ходит он кругами возле пивнушки, ждет. И не качается.
Был бы хоть чуть повыше да не так худ, да не слишком сутулился, да рук не держал в карманах можно было бы предположить какой-то интерес в его размеренной походке. Но он мал, худ, сутул и рук из карманов не вынимает.
Приходят подельники, начинают ходить вместе. Чего ходят? ещё не рассвело как следует. И в пивнуху не заглядывают. Странно как-то!
О! вот он со своей кепкой. Опять ждет.
Мне, вобщем-то, плевать, пусть ходит.
Но, как только сам оказываюсь у окна, выискиваю глазами белую кепку.
******
******
******
8....и ещё: чем больше делаешь, тем больше вероятность того, что сделанное тобой будет нарушено. И следовательно, то есть, из этого следует, что ничего не делающий не испытает чувства собственной ничтожности, он всегда в состоянии адекватности Миру. И в самоуважении. Мнением тех, кто живет иначе, он не дорожит. И потому свободен.
Но не всем так везет.
Иногда это ощущение свободы приходит чуть раньше необходимого срока. Вдруг начинаешь чувствовать собственное преимущество в той среде, где пребываешь, как бы, своё превосходство. Продолжаешь трудиться, но отстраняешься от Мира, считая себя свободным. Это, наверно, ошибка. Ибо рано или поздно она, эта ошибка, признается тобой /Дега/, что есть драма жизни.
И вечная проблема: ничто так не огорчает, как небрежение к благорасположенности.
******
"...броди, скрывайся и таи и тропы и дела твои" - прости Тютчев.
******
******
******
9.Самое скверное в моем существовании - осознание своей неспособности сказть вслух хотя бы ещё что-нибудь. Я уже смирился с тем, что всё возможное мною нарисовано и что каждая новая попытка к этому будет только повторением, чего я боюсь больше, чем откровенной пассивности. Но словесная эквилибристика кажется мне лишь недавно начатой, всего лишь попыткой и что просто надо много-много работать, чтобы, наконец, найти в этом самого себя. Но попытки идут, а ожидаемого не случается.
Я прекрасно понимаю, что придумать ничего нельзя, что озарение есть дар Божий, но ведь Бога можно просить. И я прошу, отстраняясь от всех соблазнов; я прошу, скрываясь в лесных чащах; я прошу, отключив все связи с миром. Но у просьб моих не по масштабу коротенькие крылышки и они, просьбы, до Бога не долетают. И тогда я плачу и свой плач упаковываю в слова.
"Какие-то рассказы у тебя грустные," - говорит Леонид.
И я, соглашаясь с ним, опуская глаза и молча вздыхаю.
******
******
******
10.- Я удивляюсь...удивляюсь!
Он стоит на краю высокого крутого откоса и кричит в мою сторону.
Поднимаю голову.
Солнце заглядывает под капюшон, слепит. Пытаюсь понять причину крика и, чуть поднявшись со льда на берег, останавливаюсь, смотрю вверх.
- Я удивляюсь...удивляюсь!
Пробую отшутиться, но щеки скованы морозом, губы не открываются, голоса нет. Прикладываю левую руку к груди и театрально склоняюсь.
Он сдвигается с места, продолжая смотреть в мою сторону:
- ... прожить столько же...
Чего это он?
******
11.- Ах, Наташа, Наташа, - притворно говорю я, и все же неподдельно волнуясь, - когда я вижу вас кровь воспламеняется в сердце моем, сдавливая виски мои. Как жаль, что у вас нет способа измерить это моё давление, не пользуясь тонометром.
Она всегда летает по больничным коридорам и полы её легкого халатика не поспевают за быстрыми движениями ног. Куда она несется опять? не сестра, не на службе, всего лишь практикантка, волонтерка при больнице, но не может заставить себя остановиться, выхватывая из рук сестер капельницы и шприцы.
- Пожалуйста, померьте мою температуру, - стесняясь своей небритостью, продолжаю я удерживать юную первокурстницу и притворяться, подставляя свой лоб.
Наташа, не прекращая движения, ловким, быстрым касанием маленькой легкой ладошки исполняет мою просьбу:
- Нет у вас никакой температуры.
Скорость движения относит её на целый метр в сторону от меня и только взгляд зеленоватых глаз сохраняет связующую нас незримую нить.
- Ах, Наташа, Наташа, мы все любим вас!
Наташа на мгновенье замирает:
******
- А вы?
******
******
******
12.На почте очередь.
Небольшая, ну, может быть, с десяток человек. Прикидываю: удастся ли до обеда. Вроде бы не успеваю, но продолжаю стоять: удерживает любопытство. На улице этого нет, а здесь как в театре: сердятся, жалуются, ругают власть. Какая-то гражданка выговаривает мне за молчание, показываю пальцем на своё ухо. "Глухой", - догадывается глупая женщина. Передо мной оператор выставляет аншлаг: "обед". Невозмутимо выхожу вслед за толпой неудачников и устраиваюсь перед дверью: ждать час.
Ну и что?!
Из соседней двери, поверх которой - "ВИННАЯ ЛАВКА", выходит мужичок и возле меня останавливается. Пытается заговорить. Вяло повторяю удавшийся прикол. "Спасибо", - говорит обиженный прохожий.
******
******
******
13.Не выходит из головы у меня этот цыган. Какой-то дикий, лохматый и одинокий.
- Время не скажешь? - остановливает он меня.
На мосту холодно, со всех сторон ноябрьский, пропитанный влагой ветер, ни кусточка, ни деревца, ни души живой - пустота.
Показываю дисплей телефона.
- Я не понимаю, - говорит цыган, мотая головой в подтверждение, и, получив ответ, интересуется, - сегодня что? воскресенье?
- Сегодня понедельник, - вяло, но не без уважительности говорю я, - праздник, - и на недоуменный молчаливый вопрос добавляю, - день народного единства.
Сарказм улыбки разглаживает морщины его лица.
******
- Вы, конечно, не курите? - интонирует цыган догадку и, повернувшись ко мне спиной, медленно удаляется.
************************16000
******
******
14.Посмотрев в окно и поверив в то, что дождя нет, спускаюсь по лестнице и выхожу под козырек подъезда: на ближайшей луже пузырьки дождя.
Решаю, все-таки, прогуляться.
******
Девочка не старше восьми-девяти лет медленно преодолевает на велосипеде небольшой подъем, сил не хватает, соскакивает с седла и, упираясь слабыми ножками в щебень тропы, тащит в горку тяжелую машину.
Поровнявшись со мной останавливается:
- Скажите, пожалуйста, сколько время?
Неловко извлекая из кармана уже успевшей намокнуть куртки мобильник вглядываюсь в ребенка: старенькое пальтишко, самовязка-шапочка, бесхитростные сапожки и... милый детский, непритворный взгляд.
- Куда ж ты идешь?
- В воскресную школу.
"Ах, боже мой, это ж далеко", - удивляюсь я и только теперь объясняю себе безлюдность совсем не раннего воскресного утра.
******
******
******
15.Мать жалуется: совсем спился, жена забрала детей и ушла, дома ничего не делает...
******
Идем рядом.
- "Мишаня, друг, выручай!" А чего не выручить? Это мои друзья. Вот иду опохмелить ребят, вчера хорошо посидели...
- И этот?... - киваю на соседний дом, с хозяином которого часто вижу их на лавочке.
- Этот? этот не друг...
- ...просто сосед, - подсказываю.
- Да, сосед...
Помолчали.
- Мои друзья - афганцы, - и уже на распутье, смущаясь, - я майор.
******
Что-то защемило внутри.
******
******
******
16.Ворона недвижно тоскует на коньке новой крыши, покрытой металлической черепицей зеленого цвета и взгляд её направлен на противоположный берег реки. Я знаю, что вороны и с такого расстояния могут разглядеть соринку в глазу, но что она, ворона, может видеть там, в ряду невзрачных темных от старости крестьянских домишек? Картину тоски несколько оживляет асфальтовое шоссе, грубо оттолкнувшее деревню от реки. По шоссе время от времени словно мышки проскальзывают юркие машинки, но вряд ли у вороны это может вызвать интерес.
Моросит мелкий холодный дождь, какой бывает только в конце ноября. Он возникает из ничего, в ничего и исчезает. А ничего - это толстое ватное одеяло во всё небо, пропитанное до предела сыростью, которая иногда проваливается на землю в виде дождя. Пытаюсь задать вороне мучающий меня вопрос, но делаю это так неуверенно, что ворона ничего не слышит. Да и не надо. Вопрос я больше задаю себе, хотя, честно говоря, ответом и сам не интересуюсь.
Полоса старых ив сплошной стеной заслоняет от меня широко разлившуюся от осенних дождей реку, её пока ещё бурозеленые островки, сгрудившихся в стаи крупных жирных уток, запоздавших с отлетом. Но вот ивы расступаются, я выхожу на намятый мною бугорок, с которого можно видеть и воду, и островки, и уток. Картина не чарующая, но в таинственную даль всегда хочется смотреть.
На пару секунд притормаживаю, чтобы сглотнуть слюну грустного восхищения открывающимся внизу зрелищем и тут же следую дальше.
Может быть и вороне это доступно?
Ну, нет, бред какой-то!
******
******
******
17.От всех своих болезней лечится он только дешевым красным вином и ещё более дешевыми сигаретами "СССР". Сигареты помогают плохо, а на вино всей пенсии не хватает. И приходится страдать: задыхается при ходьбе; поднять тяжелого не может: что-то там в паху; правой рукой топор не удержать.
Младшая все время уговаривает вернуться в город, а несколько раз он даже соглашался и его увозили. Но через три-четыре дня вновь из печной трубы струился едкий дым полусырых дров и часа в три утра уже горел свет - не спалось.
Летом мы частенько перекликаемся через низенький заборчик, но этой зимой насыпало много снегу и к заборчику в привычной обуви не подойти, а переобуваться же ради этого не будешь. Вот и посматриваю то на дым из трубы, то на свет в окне.
18.На рынок езжу я не за продуктами, на рынок езжу порисовать, поделать наброски с живых людей в их привычном облике. Я прячусь куда-нибудь в уголок, раскрываю маленький этюдничек и рисую.
Раньше я ездил на стареньком велосипеде и, поставленный к заборчику, он никого не напрягал. А неделю назад купил нового заграничного коня, обвешанного со всех сторон прибамбасами и наворотами.
Мужики.
Торгуют барахлом не ради дохода, а как мне кажется, только чтобы потусоваться. Их свалочное барахло никому не нужно, ни разу не видел, чтобы кто-то что-то у них купил. Они не стоят за прилавком, они ходят-бродят по рынку, громко перекликаются, острят, ёрничают. Мы для них предмет внимания, особенно мой новый велосипед.
- Сколько такой? - спрашивает цыган, более всех шустрый.
Я называю цену, не сдерживая хвастливости, пытаясь при этом оправдать цену совершенством изделия. Их это раздражает. Подходят другие такие же, обсуждают, ехидничают.
Рисовать уже не получится, пытаюсь уйти. Беру велосипед, выхожу за ворота и, подогреваемый вниманием, делаю попытку красиво заскочить ногой через седло. Но переднее колесо на что-то натыкается и велосипед теряет равновесие, чуть не падаю. Суетливо делаю вторую попытку: получилось!
В спину мне летит злорадный свист.
******
******
19.Наверно, нужно было бы сразу пойти домой и там дать волю чувствам. Но из притворной вежливости остаюсь, хожу хвостом за теми, кто здесь командует, делаю то, что приказывают, бросаю в яму песок, поправляю венки..
А потом пью противное вино, заедаю салатом. Требуют пить кисель - я пью; отвечаю на вопросы каких-то малознакомых мне людей, спрашиваю сам что-то мне совсем не нужное.
Чужие люди встают за столом, говорят глупости, опять следует пить вино...
Наконец, все напиваются, наедаются и начинают расходиться. Выхожу последним. И только, отстав от толпы, достаю из кармана носовой платок и отвернувшись к стене, останавливаюсь.
******
******
******
20.Он просит немного.
Мне не жалко, но я никогда не подаю. Я знаю, что просящий презирает дающего более, чем испытывает благодарность к нему, ибо его просьба это только угождение своей собственной порочной страсти, которую сам же ненавидит, но которой не в силах противостоять. И тогда подающий ему есть только враг, способствующий пороку.
Просит он немного...
Но я никогда не подаю.
******
******
21. Эту жалкую пару я встречаю нередко. Два старых человека, цепко держась друг за друга, медленным шагом спускаются с холма, на котором стоит их дом. Такое ощущение, что старики каждый раз направляются на собственные похороны, но чего-то не срастается и им приходится возвращаться. Их жалкая собаченка рыданиями в голосе словно подтверждает мою догадку.
Вероятно, дом строил их богатый предок: таких больших домов в деревне нет, но за многие годы сооружение обветшало до предела. Огромная четырехскатная крыша покрыта чем-попало: дрань, толь, куски шифера, ржавое железо; стены черны словно после пожара; цокольный этаж облицован белым кирпичом, но так небрежно, словно каждый камень с трудом поднимался и укладывался в стену обессилившей рукой.
Долго закрывают калитку, о чем-то неслышно переговариваются, топчутся на месте. Но вот калитка закрыта, они неестественно плотно прижимаются друг к другу, сцепляют руки и спуск с холма начинается.
Не дай Бог дожить до такой старости.
Невольно ускоряю шаг, словно испытываю собственные силы.
Не дай Бог!
******
******
******
22. Холодновато сегодня. Ветер что-ли восточный. Но зато ясно и солнце где-нибудь в закутке греет, хоть в одной майке...
То ли у вороны нечего снять, чтобы не сопреть в закутке, то ли закуток не найти...
Она нашла трубу котельной и подобно огромной черной бабочке порхает в потоке горячего газа.
Но долго порхать ей не по силам, ворона садится на шпиль громоотвода и пытается отдохнуть. А шпиль не холоднее газа и опять ворона...
Мне смешно...
******
******
******
23. - Бианке, - говорит, - сети помогал ставить, - и так лукаво улыбается, что хочется закончить его фразу: "браконьерили".
В моей ответной улыбке нескрываемое сомнение.
Есть такие люди, с лица которых никогда не сходит лукавая улыбка, хотя ни рот, ни глаза не выдают этого состояния, просто разглаживаются морщины и кажется, что перед тобой "человек, который всегда...".
Ему уже под восемьдесят, но выглядит, как, дай Бог, выглядеть в пятьдесят.
Угощает меня карамелькой:
- Пососи! тебе до дома, как раз, хватит.
Стоять долго на морозе не могу, прощаюсь.
*****
Надо летом, как-нибудь, порасспросить: много, наверно, знает.
******
******
******
24.Ничего о нем не знаю.
Точнее сказать, не пытаюсь знать ничего лишнего, чтобы не потерять имеющееся. А имеется то, что мы часто встречаемся и в меру терпимы друг к другу.
Да, достаточно узнать это лишнее и терпимость улетучится, расплывется как расплываются случайные облака в ясный летний день.
И потому ничего не спрашиваю, не задаю никаких вопросов, не пытаюсь советовать даже тогда, когда он об этом просит.
И тем не менее наши многочасовые прогулки наполнены словами. Возможно пустыми, возможно безответными, возможно неправдивыми. Зато безошибочными.
И мы вновь и вновь договариваемся о встрече, потому что быть вдвоем нам интересно в равной степени.
******
******
******
ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ
5.Еду медленно.
******
Взгляд направлен в одну точку - под переднее колесо. Не потому, что дорога плоха, хотя она на самом деле плоха; не потому, что боюсь съехать на обочину, хотя и это не желательно; не потому, что хочу разглядеть тайное. Нет. Просто меня больше ничего не интересует. Надо ехать и ехать, смотреть и смотреть под колесо, больше ни о чём не думая и не заботясь. Какие у меня могут быть проблемы? Еду я по дорожным правилам; при моей скорости разве только пешехода и можно обогнать; велосипед исправен и даже случайная ямка не может повредить ему.
******
Еду медленно.
Не ввязываюсь в скандалы: при злом рычании автомобиля за спиной, не оборачиваясь, съезжаю на самый край обочины, пропускаю негодяя, снова забираюсь на краешек асфальта и продолжаю свой путь.
******
Еду медленно.
Сколько уже проехал - не знаю. Велосчетчик, которым был снабжен прежний велосипед, на этот не подходит; часов у меня никогда не было; по солнцу я ориентируюсь слабо; желудок терпелив и больше забывчив, чем капризен. Да, собственно говоря, никакой еды у меня и нет, рюкзачок пуст, то есть там только насос для подкачки камеры переднего колеса, которая в этом иногда нуждается без объяснения причины. Надо бы как-нибудь снять колесо да поискать причину, но об этом я, как обычно, забываю, едва возвратившись домой.
******
Еду медленно.
Дорога мне не знакома, здесь я никогда не ездил и потому ориентироваться по деревням не могу, верстовых столбов здесь нет, спрашивать редких прохожих не хочу, чтобы не выдать своей случайности: случайные люди чаще подвергаются нападению и у меня уже был случай, когда только самообладание спасло от большой неприятности.
Тем не менее дорожные страхи это всё же больше экзотика, нежели повод для настороженности.
******
Еду медленно.
Чего-то даже и не вспомню когда точно выехал, помню только, что после обеда. А сейчас уже явно вечереет. Солнце вот-вот начнет готовить себе постель на макушках дальнего леса, а в сентябре это бывает после шести. Значит, так и есть.
******
Не люблю я закаты при ясном небе. Такую тоску нагоняют, хочется спрятаться куда-нибудь, закрыть глаза и ждать пока совсем не стемнеет.
Но надо ехать, останавливаться нельзя и я еду.
Асфальт кончился. И сразу дорога раздвоилась штанами: одна широкая, но уходит резко влево, другая узкая и тоже влево, но чуть спокойнее.
******
Еду медленно.
Теперь, если даже и хотел бы ехать побыстрее - не получится; дробленый щебень острыми гранями вот-вот порвет протектор, надо быть предельно осторожным. И, конечно, по сторонам смотреть тоже не получится, хотя давно уже нет ни встречных, ни попутных автомашин.
******
Дорога кончилась неожиданно быстро. Надо было, наверно, ехать по широкой. Но что теперь жалеть? Останавливаюсь, слезаю с седла и только сейчас отрываю взгляд от дороги. Справа - река, слева - вырубленный и не убранный лес, прямо - густой, непроходимый кустарник, позади... позади - пройденное, не сохранившее в памяти никаких желаний.
И как быть?
Солнце упокоилось, сразу стало и темно и холодно. К тому же, от реки потянуло сыростью.
Осторожно кладу велосипед на траву, медленно опускаюсь на огромный пень, закрываю лицо ладонями.
******
И плачу.
******
_____
|