"Я совершенно убежден, что лишь полнейшая искренность может заставить читателя забыть вечное выпячивание автором своего "Я"".
Может быть, и так; может быть, не так: неуправляемые инстинкты руководят мной.
Дождь.
Из окна не заметил, а пробежав полсотни шагов почувствовал, что что-то не так. Но возвращаться не стал, а лишь сократил на треть время прогулки и не столько из-за дождя, сколько из-за баловства колесиков, которые неутомимо набрасывали мне на спину капли грязи.
И подумал: ничто не может так идентифицировать себя самого как осознание собственной решимости.
вечер...
Никак не могу заставить себя хотя бы коснуться кистью незаконченного рисунка. И всё потому, что он всё более превращается в реальную, пусть даже красивую, картинку, что противоречит моим принципам удачности рисунка, ибо теряется главное: неудивляющая красивость лишает рисунок художественной выразительности.
Что является определяюшим для зрителя? Конечно, возможность найти в рисунке основу для воображения и как только ты реализуешь рисунок, придаешь ему явные признаки предмета, рисунок превращается в обычную фотографию и его уже не спасает никакая красивость. И что обидно: нет сил удержаться на стадии рисунка, где одновременно сохранялись бы и воображение и выразительность, хочется "закончить" реальностью. В итоге - пошлятинка, поделка, что равносильно пустой трате сил. Потому, вероятно, и бездействую.
Кстати, этот же принцип останавливает меня и от рассказов, которые не могут быть приняты читателем, если в них нет возможности воспользоваться собственным воображением, что могло бы позволить ему, читателю, приблизиться к соавторству и одновременно проникнуться благодарностью за такую возможность, поэтому я, как читатель, благодарен Добычину за возможность воображать себя сотоварищем героя.
5-е мая, вторник, 2015
Наконец-то зацвели перцы.
С опозданием на целых три недели и, думаю, только по моей вине, ибо стараюсь никогда не повторять опыта прошлых дней, а новый редко гарантирует успех, потому что не ставит целью повторение успеха, а только возможность удивить себя открытием. Вот и удивил: вместо обычной почвенной смеси заготовил крутой состав, оказавшийся "не по зубам" рассаде - мучилась долго в преодолении излишества.
Вообще, ошибки моя планида.
Как-то невольно возвращаюсь к вечной теме о смысле существования: такой, вероятно, возрастной период, когда хочется оправдаться в ошибках. И вот первая: правильно ли сделал, отказавшись от работы и квартиры в Ленинграде? Резюмирую: правильно. Потом пришлось, все-таки, пяток лет попроектировать и понял какое это болото, несмотря на то, что имел далеко не рядовую должность. Эксперимент с поездкой для работы в глухую деревню в целом оказался удачным за небольшим казусом: предварительно женился и завел дитя. А следовало поступить так, как поступил Петр Чайковский: женился, но на второй уже день сбежал от жены, так и не разведясь. Но я протянул эту "склизскую" лямку всю жизнь, лишив себя возможности маневра в отношениях с работодателями, ибо все мои действия обуславливались последствиями для семьи, сковывали мою инициативу. Я же вполне мог довольствоваться малым, чтобы только выдержать натиск обстоятельств. Повторяюсь, что эмоциональное удовольствие от успеха в зимней рыбалке или от сверхраннего вызревания помидор мало чем отличается от досрочной сдачи тобой, как руководителем, крупного строительного объекта. Более того, "успех рыбалки" неоспорим, тогда как редко признается твоя роль в этой самой досрочной сдаче объекта: немедленно находятся соавторы по поговорке "у победы много родителей и только поражение всегда сирота". Так что ещё вопрос, что эмоционально чувствительнее. А так бы, обладая полной свободой, хорошим доходом, просторной мастерской, всем необходимым для творчества оборудованием, мог без напряжения просуществовать всю жизнь, мотаясь по Европе, по своей стране, рисуя и рассказывая. Но не случилось, пришлось потесниться для удобства семьи и всё задуманное перед роковым решением пошло прахом.
6-е мая
Читаю Норбера Кастере, спелеолога.
Не было бы основания зачитываться, но интригующее начало побудило продолжение: не имея провоцирующих акций он, тем не менее, с самого раннего возраста до такой степени увлекся пещерами, что это увлечение, вопреки воле родителей, превратил в профессию, которая, по определению, не дает никаких жизненно важных преференций, а по сути вообще ничего, кроме самого удовольствия в процессе исследования.
Можно оправдать композиторский зуд известных в музыке личностей, с детства приученных к инструменту, можно понять стихоплета. Но откуда берутся страсти у борзописца, ничего не пережившего? Ответа не знаю.
Я настроен больше сдерживать этот литературный зуд, нежели разбрасываться им; прежде, чем сесть за клавиатуру монитора, заполняю страницу за страницей тетрадного дневника и только в случае удачной случайности копирую фразы в Word, стараясь быть предельно кратким. Возможно, эта страсть письменно анализировать каждый свой шаг, всякий поступок и привела меня к необходимости делиться с потенциальным читателем своими соображениями? Ответа опять не знаю, передоверяясь инстинкту.
...вечер
Я никогда не думал, что так может быть, но я всегда хотел этого и потому, когда вдруг оно произошло, был сильно удивлен.
Среди дня я вдруг решаю поехать на свою дачу, где я единственный хозяин. Нет, не сажать, не сеять и даже не нарвать там чего-то, я просто еду в том направлении, чтобы там, на даче, развернуться и ехать обратно. Так по крайней мере я предполагаю, но уже на подъезде к даче решаю открутить кусок алюминиевой проволоки, препятстующий свободному вращению калитки, и войти внутрь сада.
Погода прелесть! и я остаюсь на несколько, как мне кажется, минут, чтобы просто побыть на солнышке в тишине дня. Потом я машинально достаю из угла лопату и копаю гряду. Потому что буквально вчера я забрел в супермаркет и случайно посетил овощной отдел. С этой минуты я окончательно решил прекратить все свои огородные дела и бывать на даче только как гость. Для гостя там всегда найдутся развлечения: можно просто пощипать смородинки, можно отыскать в густых зарослях неухоженной земляники две-три спелых ягоды, в конце-концов можно даже найти в заброшенной грядке несколько редисок, веточку укропа, ещё чего-то, ибо я ещё раньше просто выбросил все остатки семян в эту гряду, чуть поборонил и вот теперь вижу, что в уже заросшей травой гряде кое-где виднеются характерные листочки благородных культур. Или покопать. Не для того, чтобы набросать ещё чего-нибудь в землю, а просто привык к порядку, а ровные участки вскопанной земли это как раз то, что ещё как-то может удовлетворить это моё стремление. Можно было бы покосить траву, но лесные твари за зиму так исковыряли землю, что никакой косой уже не выровнять лужайку, приходится ровнять лопатой.
Вернувшись, переодеваюсь в чистое и иду чего-нибудь прикупить к ужину.
И опять удивление: появилась микроупаковка для любых продуктов и нет смысла брать что-либо впрок. Это меня восхищает. Беру всего, чего хочу, граммов по семьдесят-сто и довольный удаляюсь.
Нет, правда! никогда не думал, что так может быть, но случилось же!
Да, человек свободен только тогда, когда у него нет никаких обязательств ни перед кем, включая и самого себя.
* * *
Врачи говорят, что ещё никто не умер от истощения резерва жизненных сил, причиной смерти всегда были болезни. Значит ли это, что, закаляясь, как это, например, делал Кастере/90 лет/, можно прожить безгранично долго? Или своевременно и правильно лечиться, как лечил свои бесчисленные болезни Федор Углов, прожив сто четыре года?
7-е мая
День Победы.
Хотел ли я кого-нибудь победить? Или обыграть?
Все мои рассуждения ведутся от первого лица абстрактного человека, тем не менее, кое-что было в действительности, кое-что вымышлено, кое-что сохранилась в нереализованных желаниях. Подобно Моэму, идеализировавшему Гогена, вероятно, по своеиу образцу, я идеализирую абстрактного СамогоСебя, ибо никого другого я не знаю и не могу знать по определению, тем более "гогенов" не встречал на своем пути.
И отвечаю: не помню. Точно знаю только то, что непрестанно сражаюсь с СамимСобой в стремлении получить максимально эффективный результат своей деятельности, одновременно ничего не афишируя, а во многих случаях просто скрывая результаты, и только во всем этом нахожу смысл жизни.
Вчера перетрудился и, вечером, подводя итог дня, сделал в дневнике запись: "завтра - отдых!" И что? уже утром обнаружил неплотность примыкания пленки в тепличке, отчего для растений недостаточно комфортные условия. Устранить неплотность можно было рейкой, для чего следовало привезти эту рейку из дачи. Подергал руками-ногами: ничего не болит - поеду! Но сначала надо, все-таки, сделать пару коротких кружков на роллерах, размяться. Сделал как обычно три длинных, то есть норму. Кому я это расскажу? Дневнику?
Так вот, мне всегда хотелось создать такой уютный уголок, где я мог бы быть полновластным хозяином положения и мог вне всякой зависимости раскрывать свои творческие возможности. Прежде всего выбор основного места работы: село посреди лесов и озер, достаточная независимость в трудовой деятельности, так-как моё образование исключало чьё-либо вмешательство в мою компетенцию. И действительно, выбор был удачным: удалось убедить областное начальство в необходимости строительства жилого дома, в котором выкроил и себе небольшую квартирку и помещение для мастерской, обзавелся необходимым оборудованием, служебной автомашиной с водителем и, конечно, полной свободой действий. Прием убеждения был до примитивности прост: создав по примеру других таких же отделов хозрасчетную группу, стал зарабатывать значительные капиталы, которыми пользовался для блага селения, только что преобразовавшегося в городок: профинансировал строительство взлетно-посадочной полосы аэродрома, получив льготу полетов; выпрямил в центре города автомобильную дорогу, опустив её на полтора метра и заасфальтировав; заставил Ленинградских инвесторов построить километр асфальтовой объездной дороги, избавив узкие сельские улицы от нарождающегося автотранспорта; сделал исполнительную съемку инженерных сетей и сооружений теперь уже городка и многое другое. В такой ситуации подгонять меня властью смысла не было, я просто своей активностью предупреждал все их желания.
Длилось это недолго. О причине я говорил раньше.
Я всегда, думаю, что неосознанно, хотел только одного: чтобы меня оставили в покое, не мешали мне делать задуманное. Но оказалось, что это невозможно. Провокаций так много, они так агрессивны, что, не говоря о работе, даже в личной жизни надо быть Чайковским/см.выше/, или последовать примеру Гогена и спрятаться так далеко, чтобы избавить себя от всех этих провокаций. Кстати, и собственные инстинкты бывают не менее агрессивны, предлагая различные увлечения, отдаляющие от главных устремлений души.
Немного "помэрил", но это было не по мне, как раз здесь никаких преференций у меня не было, поэтому выпросил должность начальника строительной организации, где его просто не было, а в самой организации царил полный бардак.
То, что я там проделал за короткий срок описывать не стану, скажу только, что мои заслуги были достаточными, чтобы сделать меня через четыре года руководителем треста с переездов в настоящий город. Скажу только, что и, работая в этой строительной организации, я не отказывался от устройства собственного гнезда. Это были прекрасные времена!
8-е мая
Путешественники, альпинисты, спелеологи с наслаждением излагают свои достижения и промахи в их опасной для здоровья забаве, не боясь быть уличенными в бахвальстве. А я с наслаждением читаю и Кента, и Хеердала, и Каспере, других таких же экстремалов, невольно сравнивая эти забавы со своими авантюрами, только опасными не столько физическому здоровью, сколько психике. Правда, я и путешествовать пытался, дважды стараясь преодолеть шестьсот километров на велосипеде, как раз, в то время, когда опасность в образе разного рода хулиганов и грабителей подстерегала человека на дороге, а в поездах ходили солдаты с автоматами, то есть в девяностые годы. Но это к слову. Потешить самого себя воспоминаниями о днях молодости, о творческой активности мне представляется не меньшим удовольствием, чем тому же Каспере, книгу которого я сейчас листаю. И я попытаюсь это сделать.
10-е мая
Трудную задачу я собрался разрешить.
Одновременно не хотелось бы быть героем повествования, в то же время говорить от третьего лица мне кажется глупостью, как глупа всякая фантазия на столь сложную тему; и наконец, речь-то хотелось бы вести с точки зрения фатальности происходящего, его неизбежности, то есть о крайней степени необходимости всего того, о чем хотелось бы говорить.
Именно в эту минуту за окном одновременно и яркое майское солнце и блеск ртутных ламп уличного освещения. И так ежедневно. Но на заделку десятка ямок на асфальте перед этим же фонарем "у конторы денег нет". И так везде и всегда. Невольно предполагаешь, что мы по сути своей дети анархии и, если кому-то вдруг покажется нетерпимой такая ситуация и этот кто-то попытается что-то сделать, то никто не будет ему препятствовать, но никто не пожелает и помочь.
Фразу приписывают Наполеону: "Случается только непредвиденное".
Если с ней согласиться, то всё, что в дальнейшем происходило есть результат случайности, ибо предвидеть ничего я не мог в силу неопытности, поэтому старался быть предельно деликатным, хотя и непреклонным в принимаемых решениях.
"Когда мастер, достигнув высоты, где ему
открывается красота, и творит потом её
подобие, дабы она стала доступна земным
чувствам, он этим символом не дорожит,
потому что дух мастера уже насладился
прекрасным во всей его подлинности." - Натаниель Готорн
Каждый из тех, кто старается поделиться с читателем своим представлением о собственной удаче, чем бы эта удача ни знаменовалась, прежде всего оговаривается своим представлением о тщеславности. Это ему кажется не лишним. Поэтому и я, задавшись целью исследования своих кажущихся удач прежде всего пытаюсь сам разобраться в этих сентенциях, не столько стесняясь ими, сколько стараясь быть искренним по сути. Действительно, достаточно представить себе, что всё задуманное осуществилось бы в чистом его виде, стал ли бы я пробиваться дальше?
У каждого спелеолога есть физический тупик в его обследованиях пещер. Это или дно колодца, или глухая стена. Так и у исследователя своих возможностей должен быть тупик, за которым прячется недосягаемый интерес. И достигнув тупика соглашаешься с тем, что дух твой сполна насладился "прекрасным" во всей его подлинности. Следовательно, испытателя интересует в первую очередь сам процесс разгадки придуманной идеи, её опробывание и, если достигаешь "тупика", с этим нужно согласиться.
11-е мая
В какой-то момент мне самому становится тоскливо от необходимости перечисления своих "достижений", ибо по сути-то я ничего и не делал, кроме того, что пытался угадать оправданность поступков подчиненных и либо поддерживал эти поступки, либо исключал доступными средствами, ибо человек так или иначе производил эти поступки, включая и безделье. Ну и ещё одно обязательное лекарство: всё то, что поручалось мною для исполнения, я должен был уметь сделать сам и в случае отказа исполнителя брал на себя его обязанности.
Но для чего я пишу всё это?
Длинные паузы между записями, позволяющие размышления, делают возможныи вывод, что любое повествование скучно, если нацелено на читателя; избежать же скуки можно только обратившись на себя самого, то есть говорить надо себе самому и тогда "мусор" невольно отсеивается, а на дне сита остается только то, ради чего всё это и затеяно, то есть художественная выразительность слов и понятий. Если этого нет, то теряется сам смысл повествования.
Действительно, разница в силе ума между людьми настолько ничтожна, что достаточно простого понимания происходящего в каком-то определенном смысле, дабы результаты резко отличались один от другого.
Повторюсь в простых примерах: один - это успешное завершение, считавшейся на уровне министерств заказчика и подрядчика совершенно нереальной, масштабной стройки, которуя я возглавлял, работая уже в тресте; второй/совсем недавний/ - квартирная неоплата счетов коммунальных организаций. В первом случае я всего лишь попросил заказчика переделать проект по моим замечаниям для более удобной организации строительства, что и было сделано "в момент"; во втором всего лишь предельно кратко и юридически грамотно сослался на отсутствие основания для оплаты. Оба моих решения были абсолютно плодотворны, просты и поддержаны Законом. Где здесь сила ума и героизм?
Поэтому, начав перечисление своих "подвигов", я вдруг поперхнулся, всё перечеркнул и на этом закончил ими упиваться: опереться было не на что.
12-е мая
И сегодня для Радищева нашлось бы с лишком причин для сострадания, ибо достаточен всего лишь гипертрофированный инстинкт сентиментальности.
* * *
Не люблю ничего рассказывать: не умею. Но говорить хочу, хотя тоже не силен и тут.
Критерием качества говорения может быть только отсутствие отвращения при вторичном чтении своей писанины. Отвращения я не испытываю, более того, мне комфортно возиться со словами, менять синонимы, переставлять знаки препинания, конструировать текст и даже беспокоиться о выразительности внешней формы самого текста. Особенно, как это ни странно, люблю убирать "лишнее" и чем больше убираю, тем больше восторгаюсь своей расторопностью. Гиппиус говорила о Мережковском, что насколько был убожественным первоначальный текст его повествования настолько стройным, выдержанным, толковым был тот же текст после окончательного его редактирования. Любил Мережковский поработать со словами. Вот и я одержим подобной страстью.
Ни я ничем не могу удивить читателя, ни кто-то другой не может удивить меня: всё интересное давно рассказано и могут быть только интерпретации одного и того же факта или фокуса, но всегда можно удивиться форме выразительности, ибо делают это все по-разному.
13-е мая
Вчера, разбавляя то Шагинян, то Радищевым, то Грибоедовым, дочитал Каспере и тут же взгляд пополз по корешкам книг домашней библиотеки. На этот раз "на глаза" попались Гиппиус с Мережковским, Станиславский, две книги Тазиева, Бальзан/не Бальзак/ и Эккерман - восемь книг плюс неудаленная пока Шагинян. Читаю одновременно: уставая от одной, открываю другую и так все по живой очереди. Но это не суть, суть в том, что, во-первых, всё это я читал в других книгах; во-вторых, чем больше читаешь, тем больше осознаешь свою полную неинформированность, то бишь пустоту памяти, малознание, зацикленность на самомнении. Действительно, о чем бы я ни читал, всё это по большей части было мне известно, правда, в авторской интерпретации, когда "белое" порой выдается за "серое" или даже "черное", но тем не менее, опираяясь на опыт можно было выявить почти истинное.
И вот теперь всезнающий интернет.
Но пока я смог почерпнуть в нем только две истории: Углов и Амосов. И только потому, что искал эти книги. Но где и как искать книги, ни авторов, ни названий которых не знаешь?
Не завидна судьба нынешнего поколения!
Семь тысяч двести пятнадцать лет от сотворения мира люди познавали Мир, но в их знаниях, тех знаниях, которые позволяли им хоть как-то существовать, ничего не приросло. Я просыпаюсь; утоляю голод чем придется; коротко прогуливаюсь, разминая суставы; чуть греюсь на солнышке и снова забираюсь в укрытие. Так было до меня, так будет после меня.
И все же, говорят знающие люди, с книгой перед глазами даже греться на солнышке приятнее.
* * *
Среди многих моих увлечений, а их действительно на протяжении жизни было не мало, неутомимы два, никак не желающие оставить меня в своей приязни: это внесезонные лыжи и балконное садоводство. Здесь я безустален, здесь я черпаю весь свой задор. Всё остальное есть лишь способ высвобождения от давления душевной энергии, когда эта энергия требует фиксации в какой-либо форме, словно бы кто-то нуждается в ней.
Утренняя прогулка обнадеживает мою физическую состоятельность, я пробую себя и успокаиваюсь для дальнейших несложных действий; балконный сад - это чистое перманентное творчество, предоставляющее условия для круглосуточного ежеминутного востребования моих возможностей и готовое отнестись к этим возможностям благодарственно.
14-е мая
Сегодня никуда не пойду и не поеду, решил дать отдых ногам и рукам: ноги от усталости теряют упругость при беге на роллерах - я называю это "радость мышц", её теряют, а на руках мозоли от лыжных палок - пусть затвердеют. Есть и повод: ночью был дождь и асфальт мокрый - это плохо; отборные книги настраивают на интенсивное чтение, хочется реализовать настрой.
Бальзан увлек своей басшабашностью в прогулке по центральной Африке: ночью безоружный из необходимости пробежал по неприступной пустыне сто км, обуреваемый страхом и от самой пустынности и от диких зверей/потом оказалось, что следом за ним шли львы/. И это в сорок два года./!/ Почитал/полторы сотни страниц/ Станиславского. Это интерес со стороны художественного творчества. Когда есть собственное понимание чего-либо, то интерес вызывает возможность оппонирования "собеседнику". Вот и здесь не мог согласиться с частью его убеждений по одной простой причине: методы автора не удержались во времени, сникли под натиском of the fashion. Бегло прочитал половину Гиппиус, надо повторить прогулку по книге помедленнее: интересно пишет. Десяток страниц отдал Гете в изложении Эккермана. Короче говоря, пробежался так или иначе по всем восьми толстым книгам и теперь попОлзаю по ним с любопытством. Половину из этих книг читал и раньше, но каждый возраст имеет свой интерес.
Бурно идет процесс вегетации томатов, перцев и огурцов на балконе, раздаются ветви, наливаются плоды, каждый час чреват неузнаванием.
* * *
Сын строит баньку у себя на даче и промучился полдня над проблемой нивелирования фундамента. Он далек от вопросов строительства и потому, имея уровень, не смог вообразить простое решение. Подобная ситуация встречается у каждого из нас. Восторгаюсь программисту способностью своего внука по загрузке программ. "Элементарно, Ватсон", - реагирует программист. Это я всё к тому, что половина наших бед скрывается в нашей "лености и нелюбопытстве": это с одной стороны, а с другой - наивности. Только наивностью и социальной пропагандой объясняю я свои попытки "облагораживать Землю", словно бы другим это недоступно по их бесталанности. И теперь прикрываюсь наивностью, а по сути глупостью.
* * *
Писать "на читателя", значит, не уважать либо его, либо себя самого; писать следует только "на себя" и себе самому, а уж потенциальный читатель, если захочет, сам разберется впору ли ему предлагаемая обновка.
Бывает скучно читать путешествующего, но до того момента, пока он вдруг не вывернется из случайной сложной ситуации не по удачности, но благодаря своему уму и опыту. И тогда ждешь повторения, предполагая себя на его месте. Это я всё про того же Бальзана, ибо зачитался им.
Ему же вторит Эккерман, превозмогая великие трудности на пути к "вершине" радости. А вот со Станиславским ничего не понять: одни "слезы" с одновременными сентенциями. Как можно?
Когда у тебя есть пара-тройка удачных рисунков, то пользуясь их притягательностью, зрительской симпатией, переоцениваешь и то, что по сути не является удачей, и заблуждаешься в своих предположениях.
16 мая, сб.
Опять дождь, опять холодно, опять никуда нельзя пойти-поехать.
Половина шестого утра.
Выпил свой чай, "походил" по тепличке от окна к окну: всё та же проза жизни.
Никаких нравственных норм не существует, везде сила силы, везде необоримые инстинкты.
Одним их инстинкты позволяют анархию, другим отказывают даже в справедливых требованиях: "Пусть," - говорят они, и потакают анархии тех, первых, компенсируя убытки банков, торговли, коммунальщиков... И всем хорошо, ибо и об этих особо заботится государство, они "соль Земли", они - электорат.
Всякая Вера есть такой же психологичный признак души как совесть или стыд, только в отличии от последних она, вера, не подчинена сознанию. Это состояние подобно нахождению в теплой воде: пока ты в этой воде, ты это и испытываешь, не в силах переосмыслить что-либо, то есть представить себя на морозе или в жаркой пустыне. То есть твоё положение определяет твою веру в это положение. В этом смысле сила Веры может существенно влиять на состояние физики организма, другими словами, внедрять в себя или исключать из себя болезни.
В какой-то момент ты вдруг становишься не подвластен влиянию какого-либо человека или целой толпы, несмотря на твоё исключительное поведение, тебя и поносят и признают твою уникальность одновременно, что позволяет тебе своеволие. Чего же такие "корифеи сцены" как Станиславский или Вертинский так печалились "необъективностью" прессы, будучи вполне порядочными людьми?
Каждый человек по-своему уникален, проявляясь в недоступном кому-либо другому жанре или деятельности. Осознают ли люди свою уникальность?
Меня этот вопрос интересует только как условие решения проблем возраста, активной жезнедеятельности, оригинальности творческого мышления. Поддается ли всё это сознанию или тоже только инстинкт?
Когда я выделяю свои удачи, чаще всего неожиданные и потому удивляющие меня самого, то не столько сравниваю их с удачами других людей, сколько со своими неудачами. И в такой момент меня интересует перспектива творческих возможностей: насколько они беспредельны?
Стендаль: "Воспоминания эготиста".
"Я совершенно убежден, что лишь полнейшая искренность может заставить читателя забыть вечное выпячивание автором своего "Я"".
Повторяюсь, ибо пытаюсь быть искренним, но не верю, что мне это удается, неутоленная тщеславность прет из меня, не обзаведясь основаниями.
И ещё: Сомерсет Моэм: "Из всего этого я делаю вывод, что удовлетворения писатель должен искать только в самой работе, в освобождении от груза своих мыслей, оставаясь равнодушным ко всему привходящему - к хуле и к хвале, к успеху и к провалу".
Удержать в себе возникшую мысль, какой бы абсурдной она ни была, дело труднейшее, ибо в такой момент ничего другого в голову запихнуть нельзя и, пока не разрешишься этой мыслью, все твои дела бездумны.
Действительно, Каспере, Эккерман, Станиславский... да все, о ком я читал и читаю, начинают свои повествования со случайного обнаружения своей способности к чему-либо, другим не доступное. НО, повторяюсь, поскольку у каждого из нас есть уникальность, вопрос только в том, чтобы ещё была бы и сила воли уникальность эту развить до совершенства. Это уже природное явление, мало похожее на инстинкт, ибо определяется обстоятельствами, той же самой тщеславностью или сопротивлением невзгодам жизни. Догадываясь об этом я всегда интуитивно старался ставить себя в условия вынужденного сопротивления среде, в которую внедрялся. Это стимулировало активность.
Даже сейчас, в старости, я всё ещё бодрюсь, действую наперекор обстоятельствам и даже требованиям своего организма, желающего блаженства. Например, покупаю сооблазнительный для языка продукт и сознательно отказываю языку в его потреблении в неурочное время, то есть после четырнадцати. А ведь, ужасно хочется! Или те же роллеры. Кто же поверит, что извлекать себя в пять утра из теплой постели только для того, чтобы, не нарушая покоя сограждан, покружить на холодном ветру по пустынным тротуарам, есть блаженство, соразмерное сну? /Кстати говоря, роллеры это случайность, продиктованная капризным поведением импортного велосипеда, хотелось "ходить" по лесу, не боясь прокола шин и тяжести груза при блуждании по бездорожью. Но получилось иначе./
* * *
вечер..., дождь не кончается.
Конечно, только книги наталкивают мой мозг на сопротивление навязываемым сентенциям и, сопротивляясь, я извергаю непотребное. Но и с удовольствием соглашаюсь с тем, что по сердцу.
Действительно, неоднократно делал попытки написать большое произведение, но смог сделать это всего лишь пару раз, да и то больше как попытка сумничать, нежели как дань пробудившейся литературной страсти, то есть я рассказывал, а не конструировал текст. "Работайте до поры до времени только над небольшими вещами, - советовал Гёте со слов Эккермана, - быстро воплощайте то, чем дарит вас настоящая минута... и каждый день будет приносить вам радость." Вместе с тем не могу принять настойчивость Гете в обязательном наличии содержания в произведениях современных ему художников. Пробую читать Мережковского "Воскресшие боги..."и даже, читая "по диагонали", больше десятка страниц за один прием не осиливаю: сплошное содержание. А зачем оно мне? Есть Википедия, где изложенное Мережковским о Да Винчи на пятиста страницах, можно прочитать на одной. Я ничего не хочу узнать из книги, я хочу насладиться композицией текста, составленной художником слова и сочувствовать автору. То, что является "содержанием" есть лишь повод для конструирования текста. Позволю себе повторить наставление моего любимого художника Фешина: "Искусство не есть изобразить задуманное, искусство [есть] ВЫРАЗИТЬ задуманное..." и далее: "...изображаемый предмет должен быть ни чем иным, как только предлогом заполнить холст...". Это есть творчество.
Не думаю, что мои "Пион" или "Подсолнухи" уж с лишком содержательны, но ведь успешно тащат меня вверх по страницам поисковиков. А "Рука"? Чего посетители "Artmajer" выделили её из сотни других рисунков?
"Наиболее значительной порой индивида является пора развития... Позднее начинается конфликт с окружающим миром, который интересен лишь в том случае, если приносит какие-то плоды". Это опять Гёте. К нему я буду часто возвращаться как к эталону активного творчества. Кстати, книгу Эккермана я читал и раньше, но следов прочтения в голове не осталось. И вот теперь... "Если бы я мог ускользнуть от суеты деловой и светской жизни и больше жить в уединении..."- Гёте. И ещё: "...некоего мудреца, сказавшего:" Если ты сделал что-то доброе для человечества, оно уже сумеет позаботиться, чтобы ты не сделел этого вторично"." У всех одна и та же проблема, но это освобождает от притязаний на славу.
Всё то, что человек проповедует, теряется в бездне истории. А что остается? Остаются картинки и, возможно, мелодии, ибо и то и другое не нуждается в музейном хранении. / По мотивам отчетов спелеолога Каспере и исследователя Калахари Фр.Бальзана/.
С пяти утра до четырнадцати я могу, и делаю это, есть непрерывно, чередуя чаепитие лишь с физическими упражнениями. Правда, еда должна заманивать.
Быть при Гёте высокая честь для Эккермана, но думаю, что изложение слов его учителя разбавлено мыслями самого автора.
17-е мая
Льет и льёт...
Более полумесяца я, расставив в ряд незаконченные рисунки, высматриваю в них идею завершения. И всё бесполезно. Но вот только сейчас что-то зашевелилось в душе художника. Попробовать? А если не получится? Антиципация хоть как-то обнадеживает, бодрит, но неудача надолго разочаровывает. Побаиваюсь: надо какое-то время пожить в предвосхищении.
"Когда человеку семьдесят пять... он не может временами не думать о смерти. Меня эта мысль оставляет вполне спокойным, ибо я убежден, что дух наш неистребим; он продолжает творить от вечности к вечности." - Гете с подачи Эккермана в переводе Н.Ман /Много ли здесь отсебятины?/
И ещё из Гёте: "Свои труды и поступки я всегда рассматривал символически и, по существу, мне довольно безразлично, обжигал я горшки или миски."
Возможно, я не был бы так усерден в цитировании мудреца-Гёте, но дождь и холод за окном плотно усадили меня в теплое кресло, воздвигли возле меня чайный сервиз и эаставили меня делать то, что я и делаю. Но есть и причина: цитатами я оправдываю свои сентенции, стесняясь их неизбежной вульгарностью, ибо испытываю недостаток источников.
Кстати, из других одновременно читаемых восьми книг цитировать нечего, хотя и прочитаны уже около тысячи их страниц: с лишком сентенциозно или сенсуально.
18-е мая
Вчера дождь грозился всё утро, но как-то не верилось в угрозу и, пообедав около часу, пошел пешком на дачу: очень уж хотелось накопать кустиков мяты для домашнего сада. Цейлонский чай, которым пробавляюсь, без ароматических добавок и потому мята, как раз, ему к месту. Можно бы взять индийского ахмада, но он и неоправданно дорог и непривычно бледен, то есть как бы его надо вдвое больше на чашку. Дело даже не в выгоде, а просто неприятно чувствовать себя глупцом.
И пошел.
Люблю пешие прогулки: мозги прочищаются.
Всё, как и предполагал, получилось: накопал кустиков мяты с корешочком, принес домой, посадил в плошку.
Утром кустики выглядели весело: понравилось им в тепле. Но не продумал до конца идею: мне нужно три-четыре листочка в день, а кустик от силы даст один листик в два дня, то есть проблема до конца не решена.
Но и ошибка на пользу.
Раньше я, как обычно со всякой снедью, нарезал листьев, приносил их домой и хранил в холодильнике. Хранились плохо - увядали и потому не вызывали восторга. Теперь же пришла в голову идея приносить целиком кустики и хранить корнями в земле, а не в холодильнике и таким образом, не рассчитывая на прирост, брать от растения сколько угодно свежайших листьев. А высаженные в плошку можно будет пересадить в емкость побольше и размножить прижившиеся растения на позднюю осень, когда на даче ничего уже не будет.
И эта пустячная идея греет меня всё утро.
А потом, выйдя из дома за какой-то мелочью, на обратном пути, проходя мимо молочного фургона, полюбопытствовал и оказалось, что местные молочники торгуют своей продукцией сильно дешевле, чем по ценам, к которым я привык. И купил что хотел, заметно сэкономив. С радости вернулся в "пятерочку" и купил на экономию кусочек ветчины /мясо я вообще-то системно не ем, но время от времени балую себя деликатесами, тем более, что появилась свежая зелень и без маленькой баночки тресковой печени или кусочка ветчины никак не получается/.
И вот испек свеженький ржано-пшеничный хлеб, выпил густого чая с мятой и заел хлебцем с ветчинкой.
Много ли надо для счастья?!
И опять холодно, и опять дождь.
Но я уже откатал свою дистанцию, электрической духовкой при выпечке хлеба согрел дом и теперь, сделав настоящий отчет, буду "сидеть, забившись в угол свой и ждать, когда кривое колесо застрянет в форточке окна, чтобы сказать: "ну, вот и всё..."."
Можно было бы и не писать всё это, но утренняя тетрадно-дневниковая запись настойчиво внушает мне мысль о том, что если самому себе в этот рукописный дневник ты пишешь каждую мелочь, анализируешь каждый свой шаг, каждый поступок, хвалишь себя и ругаешь и что тебе всё это в удовольствие и в радость, то почему хотя бы очень коротко не поделиться своими мыслями с другими, кому возможно просто придет на ум повторить тебя в себе, ибо жизнь человечья у всех нас одинакова и что любопытно одному, может позабавить и другого, тем более это гораздо более интересно, чем поганые сериалы со своим враньем и запугиванием. К тому же, можно ведь и не читать эти откровения.
И пару строк из Эккермана: "Здесь дело отнюдь не в том, подлинно ли велик поэт, ибо благосклонностью публики пользуется скорее тот, чья личность не слишком возвышается над общим уровнем."
И ещё: "Человек рожден не решать мировые проблемы, а разве что понять, как к ним подступиться и впредь держаться в границах постижимого.
Измерить свершения вселенной ему непосильно, стремиться внести разумное начало в мироздание, при его ограниченном кругозоре, - попытка с негодными средствами.
Признав за человеком свободу мы посягаем на Божественное всеведение; поскольку Божеству ведомо, как я поступлю, я уже не волен поступить иначе."
"...но никакие разносы мне вреда не причинили, ибо субъективные суждения, пусть даже выдающихся людей, уравновесились признанием масс."
Это всё слова Гёте только в изложении Эккермана. /Кстати, я где уже излагал эту последнюю мысль влияния резкой критики-разноса в отношении своих статей с рисунками, анализируя продолжительное их лидирование в поисковиках интересом посетителей страниц./
Как мне всё это близко!
19-е мая
Комната три на четыре.
Стандартное для советсткой пятиэтажки окно выходит на север, напротив входная дверь, восточная и западная стены глухие и использованы для размещения на них моих рисунков в красивых крупных рамах, чем я и пользуюсь. Рисунки призваны вдохновлять мои творческие страсти. Но пока не с лишком справляются со своим призванием.
Компьтерный стол делит комнату по длинной стене на две половинки. Ну, что можно поместить на полутора оставшихся метрах? Перед столом, естественно, рабочее кресло от румынского гарнитура, за спиной и слева вдоль стола по западной стене от пола до потолка самодельные открытые для пыли и взора хозяина книжные полки, забитые до предела книгами. Но и книги частично скрыты рамами с рисунками: куда же их денешь?
Другая половина пожертвована творцу, то бишь мне, художнику.
Под окном журнальный столик, он же чайно-кофейный. Но когда нет ни чаю-ни-кофею, на столике коробки с красками, кисти, заготовки акварельной бумаги, маленький приемничек, настроенный на одну и ту же волну, без устали транслирующую легкую популярную музыку, более всего старую американскую. Иногда на столе возникает стопка книг, постепенно сползающая на соседствующий пуфик.
Под выставкой рисунков на западной стенке ещё один низенький столик. Это уже палитра в прямом смысле. Когда отдаю время и силы высматриванию акварельных заготовок на столике возлежит по барски скрипка. Она всегда "в порядке" и в любой момент готова передразнивать эту американскую занудность. Как правило, для этого достаточно одной третьей струны, силой голоса американцы не зациклены.
И конечно, мягкое кресло в окружении всех этих атрибутов искусства. Раньше оно стояло так, чтобы свет окна падал слева, но удобства rationalization предпочтены вреде здоровью.
Когда, как сейчас, холодный северный ветер легко проникает в щели деревянной рамы, сидеть в кресле за книгой становится невтерпеж и невольно приходит мысль заменить все-таки деревянные окна на пластик, что давно сделали соседи, но кроме тяжелого вздоха ничего из мысли не выходит: я не из тех, кто... Тогда бы надо выбросить на свалку и остатки прежней роскоши в виде ковров, холодильников, шуб и плащей, диванов и кроватей, столов и стульев. Нет, "...делай, что должно делать и пусть всё будет как будет," - говорю я себе и никак в перечень "должно" не могу включить "выкидышей" - "тратить остаток дней жизни на ерунду? избави Бог!"
"...и хорошо, что хорошо сидеть, забившись в угол свой...".
Можно было бы не помещать в ежедневник всю эту "перепись", но, повторяюсь, я пишу, буду писать и то, что интересует меня у других авторов, которых я читаю. Как было бы интересно мне знать, чем и как питались Каспере, Тазиев, Бальзан, где и как устраивались на ночлег. Но они в отличии от Р.Кента скромничали. А зря.
Но дело даже не в том. Мне представляется интересным /для меня самого по крайней мере/ описывать то, что изо дня в день случается с каждым из нас: удивительных историй мало, а в наше время их совсем нет и потому мы больше фантазируем, не имея должного воображения, нежели делимся впечатлениями от житейской реальности, считая её скучной и подлой. Но что можно сказать "из головы"? ничего! ибо в голове есть только то, что случалось с тобой или с другими такими же недалекими фантастами, выковырнуть оттуда сколько-нибудь интересную идею невозможно, ибо её там нет. Поэтому тренировать своё воображение вполне логично на вещах примитивных, но действительных. Об этом говорят все выдающиеся авторы: примеры я привожу постоянно.
Конечно, Гете неисчерпаемый источник мудрости, но признавая это, я тем не менее иногда осмеливаюсь возражать ему, пользуясь собственным опытом в те же самые семьдесят пять, то есть в возрасте самого Гете.
""...писем Моцарта...сказано: "Вас, дилетантов, нельзя не бранить, ибо с вами обычно происходят две неприятности: либо у вас нет своих мыслей и вы заимствуете чужие; либо они у вас есть, но вы не умеете с ними обходиться." То же относится и к другим искусствам...
Л.да Винчи..." Если ваш сын не понимает, что он должен сильной растушевкой сделать свой рисунок таким рельефным, чтобы его хотелось схватить руками, то, значит, у него нет таланта"".
И вот тут я готов возразить. У меня в своей библиотеке достаточно книг и альбомов по науке постижения профессии художника. Но из авторов прекрасных академических рисунков-иллюстраций я никого не знаю и не приходилось встречать в популярных изданиях. Это наталкивает меня на мысль, что и владение тем, что проповедует да Винчи в одобрении Гёте тоже недостаточно для того, чтобы стать художником, тогда как есть достаточно примеров тому, что признанные произведения вообще игнорируют растушевку как способ передачи чувственности. Этим отзывом я хочу только передать мысль о непрочности всяких сентенций, кем бы они ни проповедовались, то есть убежденность "Великого Человека" ещё не есть аксиома.
Но в оправдание своей дерзости приведу несколько цитат, с сутью которых согласен безапелляционно.
"...величайшее искусство заключается в том, чтобы себя изолировать и ограничивать".
или:
"То же относится и к поэту. Покуда он выражает свои скудные субъективные ощущения, он ещё не поэт; поэтом он станет, когда подчинит себе весь мир и сумеет его выразить."