Аннотация: Где сон, а где реальность? Вы уверены, что всегда способны отличить?
Я снова очутился в этом лесу, таком же хмуром, как видневшееся меж верхушек сосен и берез небо. Впрочем, небом его можно было назвать лишь потому, что оно сверху: за серой пеленой ничего не видно. Так бывает во время затяжного моросящего дождя или снега. Ни того, ни другого, слава богу, не было, впрочем, счастья мне это не прибавило. Я знал, что это всего лишь сон, который снится уже не первый раз, прекрасно помнил, о чем он - и именно это повергало меня в уныние. Неприятное место. Оставалась надежда, что проснусь я достаточно быстро. По крайней мере, быстрее, чем они меня найдут.
Сухие ветки под ботинками ломались, стоило лишь сделать шаг. Ботинки оказались очень кстати, так же, как и черные брюки и чуть поношенный ватник, в которые я, оказывается, был одет. По ощущениям - стояло холодное лето.
Никакой цели у меня не было, не считая того, что очень хотелось проснуться, чтобы убраться отсюда, но это от моих действий, к сожалению, не зависело. Поэтому я пошел по лесу без цели. Нет, вру. Одна цель у меня была: остаться в живых.
Информация всплывала из подсознания кусками. Так бывает, когда совершенно о чем-то забыл, но одна случайно найденная фотография оживляет целый пласт воспоминаний, и тебе уже кажется удивительным, как ты мог об этом забыть?
Я сунул руки в карманы ватника и нашел помятый коробок спичек и полусгнивший моток бечевки. Они были в таком состоянии, будто их оставили вместе с ватником на даче до весны. Судя по всему, так и было. Вот только кто их забыл? Я? Я такой одежды сроду не носил, впрочем, во сне чего только не бывает.
Мои блуждания по лесу ничего, кроме усталости, не принесли. Насколько я помнил, тут все покрыто лесами. Живут ли здесь люди? Не знаю. В прошлых снах я не видел ни одного человека. Может, где и прячутся под корягами или в норах, но я-то их точно не найду. От одного треска, что стоит при ходьбе в страхе разбегутся не только люди, но и волки с медведями. По крайней мере, мне хотелось на это надеяться.
Я усмехнулся. Бояться, что тебя убьют во сне - глупо.
- Дурак ты, - громко сказал я самому себе, чтобы успокоиться. Однако какая-то часть внутри меня сжалась в комок. Не дурак. Это в других снах не стоит бояться смерти. Но не в этом. К тому же кричать тут - не самый умный поступок. Так же, как и хрустеть ветками. Медведей это не отпугнет, зато кое-кого может очень даже привлечь.
Я постарался ступать тише и услышал звон, будто далеко-далеко ударили по камертону. Звук был тихий, но довольно явный. Какие-то смутные воспоминания зашевелились во мне, но не смогли всплыть на поверхность. Попытался вспомнить, где и когда уже слышал подобный камертон. Нет. Пусто.
Звук все усиливался, казалось, я приближаюсь к его источнику. Любопытствуя что же это такое, стараясь не шуметь, обогнул огромную ель, в очередной раз влетев в липкую паутину. Брезгливо морщась и елозя рукавом по волосам, чтобы избавиться от паучьих нитей, краем глаза заметил то, что заставило тут же забыть обо всех пауках. Медленно, стараясь не совершать резких движений, я выпрямился. Напротив стояла лягуха. Чуть ниже меня ростом - ее издали даже можно было принять за человека. Но вблизи спутать эту тварь с человеком невозможно: перепончатые стопы и четырехпалые ладони без большого пальца, неестественно худые (но я помнил, что очень сильные) руки и ноги, полное отсутствие одежды и каких-либо половых признаков. Это существо больше всего напоминало лягушку, вытянутую до человеческих размеров и ходящую на задних лапах. Большие круглые глаза безо всякого выражения смотрели на меня. Эта особь, по-видимому, никак не ожидала встречи со мной, потому что замерла, как и я. Мне даже показалось, что я различаю в ее пустых глазах страх, но, скорее всего, просто показалось.
Мы стояли друг напротив друга и не знали что делать. Волна паники, захлестнувшая меня в первый момент, схлынула. Я понял, что один на один "тяга" на меня не действует. Лягуха, видимо, это тоже поняла, поэтому не сделала даже попытки протянуть ко мне свои лапы. Очередной пласт памяти всплыл на поверхность, и я вспомнил, что означает камертонный звон - близость лягух. Этот звон помогал мне в прошлых снах избегать встречи с ними.
Приятной неожиданностью оказался тот факт, что одна лягуха в поле не воин, что у нее не хватает силенок перетянуть меня к себе. Однако, я решил, что и самому нападать - не разумно. Во-первых, из оружия у меня была лишь полусгнившая веревка в кармане, а, во-вторых, рядом могло находиться еще пятнадцать-двадцать лягух. Эти твари всегда держатся группами.
Я начал плавно отступать, стараясь не поворачиваться к твари спиной. Лягуха стала делать то же самое. Так, медленно, я обогнул одну елку, потом другую, третью, и, когда лягуха уже давно скрылась из виду, пустился бегом.
После сумасшедшего забега, я понял, что если не найду воды и чего-нибудь съестного, то просто умру. Проблуждав около часа, напившись из ручейка, я убедился, что не в состоянии найти ни ягод, ни грибов. Да и есть ли они тут? Тем временем уже заметно потемнело. Я уж было решил лечь спать голодным, как вновь услышал звон камертона. Спрятавшись за ближайшими корягами, прикрытыми чахлыми, но все же кустиками, я ждал. Минуту - другую ничего не происходило, я уже решил, что мой камертон ошибся, но тут на расстоянии метров десяти показалась группа из шести лягух. Они просто шли по своим делам, молча, сосредоточенно. Они вообще умеют разговаривать? Впрочем, тут же мне стало не до выяснения лингвистических особенностей тварей, потому что я почувствовал, как меня "тянет". Я ощущал себя куском железа, к которому поднесли магнит. Магнитом были лягухи. Вцепившись обеими руками в корягу, сжав зубы, я пытался не шевелиться. Безумно хотелось встать и подбежать к лягухам. Зачем? Что будет дальше? Я не думал. Меня "тянуло" так, что только бешеная сила воли позволяла удерживаться на месте.
Лягухи прошли, камертон замолчал, и меня отпустило. Посмотрел на стиснутые до белизны пальцы на коряге. Да, если с одной лягухой я могу справиться, то с шестерыми мне не совладать. А я знал точно, и это не надо было вспоминать, это пульсировало у меня в висках, что если меня "утянут", то я больше никогда не проснусь.
Ночевать рядом с тропой лягух я не решился. Ноги сами понесли подальше от этого места. Живот милостиво замолчал, видимо, понял, что не до него. Остановился я только тогда, когда под ногами захлюпало и запружинило.
"Болото", - решил я. - "Надеюсь, что здесь они не водятся".
Я углубился по мху еще дальше, нашел пару кочек посуше, и уснул.
Проснувшись, не сразу понял, где я. Наконец, вспомнил вчерашний день, и чуть не взвыл.
"Что ж это за сон такой нескончаемый?! Сон, в котором я сплю. Смешно будет, если мне еще и сны будут сниться. Сны во сне. Обхохочешься", - думал я, сжимая кулаки.
Я огляделся: болотные кочки, из которых растут чахлые кривые березки, осока выше меня, острая, как бритва. На кочках пожухлая трава и, кое-где, бело-красные гроздья клюквы. Ягода еще не поспела, а значит сейчас начало или середина августа.
Живот крякнул, напоминая о себе. Я набрал в ладонь белых клюквин с красными боками и отправил их в рот. Лицо рефлекторно перекосило, как только кислый сок от раскусанных ягод брызнул на нёбо. Захотелось пить. Я съел еще горсть, и понял, что больше не могу. Хотелось мяса. И жареной картошки. А еще бы горячего супчика, от которого идет белый пар, да хлебушка горбушку. Мммм... в животе закрутило, закряхтело, приготовилось переваривать и мясо, и супчик, и хлебушек.
-Цыц! - рявкнул я на живот, но он не послушался.
"Да-да, и картошечки жареной, с лучком, укропчиком и огурчиком", - квакнул живот.
Я похлюпал по воде. Высокие кожаные ботинки на шнуровке пока не пропускали болотную жижу, но я все же старался выбирать места посуше. Под очередной скрюченной березкой нашел подберезовик. На гриб было грустно смотреть: болезненно тоненькая ножка, мятая коричневая шляпка.
Я пожевал сырой гриб и даже попытался его проглотить, но не смог. Выплюнул. Наверное, если найти соль, засолить в бочке, то можно есть сырым - наши предки ведь так раньше делали - но ни соли, ни бочки не было. К тому же есть хотелось прямо сейчас.
"Лягухи, небось, не голодают. Засаливают людей и жрут. Или так жрут. Без соли", - подумал я.
Съел еще горсть неспелой клюквы. Потом зачерпнул ладонью болотной воды. С опаской попробовал. Воняет, но все же это вода. И, сначала боязливо, потом все больше осмелев, начал пить.
Через три дня, терзаемый голодом, я начал есть сырые грибы, через неделю голод притупился, и мне даже стало казаться, что этой скудной еды достаточно. А потом снова услышал камертон. Казалось, по нему ударили прямо у меня над ухом - так громко и протяжно он загудел на одной ноте. Я рухнул, где и стоял: в жижу между кочками. Захлебываясь водой, все же поднял голову и забыл, как дышать. Далеко (слава богу, далеко!) на грани видимости шел... броненосец. Так мне показалось вначале. Сходство с этим зверьком, у которого все тело покрыто роговыми пластинками, казалось феноменальным. Их еще называют армадиллы, что по-испански значит "несущие доспехи" или "панцирь". Передо мной был такой броненосец, только размером с хороший танк, а то и больше. Но не от этого меня прошиб холодный пот, хотя размеры, конечно, впечатляли. Я увидел, из чего он состоит: как человек из молекул, броненосец состоял из людей! Какая сила соорудила из них, как из конструктора такое создание?
Каждую ногу монстра составляло несколько человек, несущих на себе свернутых в позе эмбриона людей, из которых складывались пластинки панциря, туловище, голова. Казалось, что люди намагничены и за счет этого образуют целостную структуру. Сами "молекулы" были странными - это уже не люди, а скорее зомби. Они явно не понимали, что делают и зачем. И кажется, они этого уже никогда не смогут понять. Зомби. Ходячие мертвецы. Как нагльфар, корабль из ногтей мертвецов, зверек-броненосец был построен из людей-зомби. Но если нагльфаром будет управлять Локи, то кто управляет броненосцем?
- Лягухи, - прошептал я и тут же закрыл себе рот ладонью. Не хватало, чтоб меня услышали. Страшно было подумать, что будет, если этот броненосец повернется ко мне. Даже на таком расстоянии я чувствовал мощную "тягу". Я продолжал смотреть, не в силах оторваться от этого чудовищного зрелища даже тогда, когда монстра уже не стало видно. Все никак не мог очухаться.
"Я-то думал, что лягухи нас едят, а они вона чего с нами делают", - подумал я. Однако перспектива превратиться в зомби-броненосца пугала меня не меньше, чем быть съеденным.
Смысла оставаться на болоте я больше не видел. Если эти твари и сюда добираются, то найдут меня везде, а жевать кислую клюкву и пить болотную воду надоело до чертиков. К тому же, если есть броненосец, значит есть люди. Или были.
Как искать людей - у меня не было ни одной идеи. "Буду просто идти", - решил я, - "авось кого-нибудь увижу".
А дальше дни потекли так же, как на болоте, с той лишь разницей, что вместо клюквы я жевал бруснику и изредка попадавшуюся голубику.
На третий день взгляд из листвы, веток и стволов деревьев вычленил инородный предмет: арку. Кое-где кирпичи осыпались, а то и вовсе вывалились, арка поросла мхом, вьюн и плющ уютно устроились на ее выемках и выступах. Высокая, всадник пройдет не нагибаясь, ее предназначение было для меня тайной за семью печатями. Для чего нужна арка, если нигде нет не только стен, но даже намека на них? Если арка обтрепалась, обветшала, но сохранилась, значить от стен должны были остаться хотя бы кирпичи. Вопрос о строителях тоже остался без ответа. Если живущие тут люди развиты настолько, что строят арки из красных кирпичей, то где они сами, где дома, поля?
Наверное, я бы ушел, если бы рядом не рос орешник. И пусть орехи еще не совсем поспели, но после клюквы и брусники они казались пиршеством! Два дня, ломая зубы о скорлупу, я жил рядом с аркой, а на третий день в ней начали появляться люди. Первым вышел мужчина лет сорока, стройный, видно, что спортом занимался не для галочки, черные волосы усыпаны серебристо-седыми. На нем были черные джинсы, бежевый свитер, из-под свитера виднеется воротничок белой рубашки.
- Добро пожаловать, - поприветствовал я.
Он заметил меня и инстинктивно отшатнулся. Я представил, как выгляжу: грязный ватник, еще более грязные брюки, заправленные в высокие ботинки на шнуровке, заросший, с впалыми щеками, и, наверное, безумными глазами.
- Не бойтесь, - усмехнулся я. - Через пару-тройку недель и вы так же будете выглядеть.
Вновь прибывший, совладав с собой, протянул руку. Я пожал.
- Извините, что не представляюсь, но я не помню как меня зовут, - сказал он.
Я хотел ответить, что ничего страшного, это ведь сон, тут можно не помнить своего имени, но прикусил язык. Только сейчас до меня дошло, что я тоже не помнил как меня зовут. А еще не имел понятия из какой я страны, кем работал, есть ли у меня семья, дети... ничего! Я о себе абсолютно ничего не помнил!
- Не волнуйтесь, - прошептал я каким-то чужим голосом, - это вам все снится. Это сон. Просто сон. Когда он кончится, когда вы проснетесь, то все вспомните.
Мужчина ничего не успел ответить, потому что стали прибывать другие. Вторым в арке появился толстяк, тут же начавший что-то кудахтать себе под нос и вытирать платком пот со лба. Затем возникла пара, каждому лет тридцать пять, не больше. Они вцепились друг в друга так, что казалось, будто они сиамские близнецы. Не успели шагнуть из арки, как там оказался мальчик лет двенадцати на вид, потом молодой парень-качок, юная блондинка, какая-то женщина в фартуке и с длиннющими распущенными волосами, и еще, и еще. Люди все прибывали, я не успевал разглядывать одних, как появлялись другие. Когда из арки больше никто не вышел, я пересчитал прибывших: тринадцать.
"Несчастливое число", - огорчился я. - "Впрочем, вместе со мной их четырнадцать". И хотя в приметы, а тем более в такие глупые, как черная кошка или число тринадцать я не верил, все же думать, что нас четырнадцать было спокойнее.
- Кто вы? Где мы? Объясните, что происходит? Что вам от нас надо? - подскочила ко мне с вопросами блондинка. Тринадцать пар глаз смотрели на меня, ожидая ответа.
- Спокойно. Мне от вас ничего не надо. Я сам попал сюда так же, как и вы, только на несколько недель раньше. Дело в том, что это неприятный сон. Это все вам снится, так же, как и мне. И когда мы проснемся в реальности, мы отсюда исчезнем и, надеюсь, забудем все.
- Неприятный сон? - подал голос толстяк.
- Поверьте мне, это так.
- Почему мы должны вам верить? - пробурчал толстяк.
Я опешил. Мне казалось, что все, так же, как и я, знают, что это лишь сон. Это вообще не подлежало сомнению!
- А вы разве не знаете, что спите? - развел я руками.
Никто мне ничего не ответил.
"Вот те на!" - опешил я.
- Ладно, если вы говорите, что это сон, и что он неприятный, то расскажите, в чем заключается его неприятность, - попросил седой мужчина, появившийся в арке первым.
- Мы все спим. Я знаю это абсолютно точно, как можно знать только во сне. Если у вас хоть раз были сны, в которых вы могли делать что угодно, потому что знали, что все происходящее не более чем сон, то вы поймете о чем я говорю.
Несколько человек кивнули, в том числе мальчик, и я продолжил:
- В этот сон я попадаю уже не первый раз, поэтому ориентируюсь в нем. В нем есть две особенности и обе неприятные. Особенность номер один: несмотря на то, что я знаю, что это сон, я никак не могу на него влиять, управлять его событиями. Особенность номер два: если вы умрете в этом сне, то умрете в реальности.
После этих слов, как я и ожидал, народ взволновался, многие начали говорить одновременно, так что все слилось в единый шум. Я услышал громкий бас толстяка:
- Откуда вам это известно?
- Оттуда же, откуда известно, что я сплю. Я просто знаю это и все.
- Это не разговор! Приведите доказательства! - возмутился тот.
- Интересно, а что в данном случае послужит для вас доказательством? - я улыбнулся. Как, интересно, можно доказать, что спишь?
- Почему же только вы знаете, что спите? А остальные что, рылом не вышли? Им не сообщили этой информации, когда перекидывали сюда? - горячился толстяк. - Кто-нибудь еще уверен в том, что это сон?
- Я, - подал голос мальчик.
Толстяк скривил губы:
- Мальчишка не в счет. Кто-нибудь из нормальных уверен, что спит?
Я сделал вид, что не расслышал последней фразы толстяка, потому что мне было гораздо интереснее узнать другое:
- Ты тут первый раз? - спросил я мальчика.
- Нет. Но я почти ничего не помню. Я помню только, что тут страшно, никогда не бывает солнца и лучше бы быстрее проснуться.
- Итак, - продолжал толстяк, - никто, кроме малолетнего выдумщика и заморыша-оборвыша не считает, что попал в безумный сон.
- Слышь ты, толстяк-щеголь, - взвился я, подскочил к толстяку и схватил его за лацканы льняного пиджака, - ты поживи тут пару недель на болоте, без супермаркета, джипа и ванны, побегай от лягух, пожри осоки, а потом поговорим! Ты хоть имя-то свое знаешь? Или, может, помнишь, когда последний раз трахался? А, может, в реальности ты сопливый пацан, а вот этот парень, - я кивнул на мальчика, - директор банка? Нет? Не помнишь? Тогда будь добр, засунь свой поганый язык в одно место или можешь проваливать к лягухам и разговаривать с ними!
Я отпустил толстяка в полной тишине. Люди смотрели на меня, затаив дыхание. Честно говоря, я и сам от себя такого не ожидал. Видимо, нервы совсем ни к черту. Гробовое молчание нарушил все тот же седой:
- Кто такие лягухи и почему нам надо их бояться?
- Я точно не знаю. Выглядят они как помесь человека и лягушки, поэтому я их назвал лягухами. С ними лучше не встречаться, но если увидели, то бегите изо всех сил. Сражаться с ними не получится, даже если бы у вас было оружие. Кстати, ни у кого нет оружия?
Я обвел всех взглядом, но люди молчали.
- Жаль. Впрочем, оно все равно не поможет. Дело в том, что от каждой лягухи исходит "тяга". Когда человек попадает в поле действия этой тяги - он притягивается к лягухе, как к магниту. Вы уже ничего не соображаете, ничего не можете делать, в мозгах у вас только одна мысль: мне надо туда. Если же попадете к лягухам - вы труп. Даже хуже. Зомби. Я раньше думал, что они питаются людьми, но потом увидел броненосец, собранный из людей-зомби, и понял, зачем мы им. Мы - строительный материал. Вот только для чего им эти чудовищные броненосцы - понятия не имею. Впрочем, это уже чисто теоретические рассуждения, поскольку момент, когда вас превратят в зомби станет моментом вашей смерти. Настоящей смерти. Вы больше никогда не проснетесь, а станете молекулой в панцире...
Я замер, оборвав себя на полуслове. Тихий, но явный звук камертона заставил обо всем забыть.
- Слышите? - прошептал я. - Уходим! Быстро!
Я побежал, но, оглянувшись, остановился. Мало кто сориентировался, за мной последовало человек пять, остальные же оглядывались по сторонам, аккуратно разводили ветки, чтобы не поцарапаться, и занимались прочей ерундой. Кроя всех на чем свет стоит, я вернулся назад и чуть ли не пинками заставлял отставших шевелиться. Нет ничего более мобилизационного, чем страх, и ничего более деструктивного, чем паника. Слава богу, до паники дело не дошло, но вот страх передался уже всем.
Со мной остались лишь двое: старик и пожилая женщина в длинной "цыганской" черной юбке в мелкую незабудку. Юбка цеплялась за все сучки и иголки, уже в нескольких местах порвалась, и женщине то и дело приходилось останавливаться и оцеплять ее от очередного сучка. Старику же в принципе тяжело было бежать.
- Сними ее! - крикнул я женщине, слыша все нарастающие звуки камертона. Она посмотрела на меня ошалевшими глазами, как будто я предложил ей что-то непристойное, и отрицательно мотнула головой. Я про себя матюгнулся.
Хоть я и поддерживал деда как мог, практически тащил на себе, но двигались мы очень медленно. А потом я почувствовал "тягу". Мозги плавились. У меня началось раздвоение личности. Одна часть меня кричала, что надо идти к лягухам, мое место там, другая же рвалась прочь, куда угодно, но подальше от тварей. Внезапно я почувствовал, как дед у меня на руках осел. И в ту же секунду от него пошла "тяга". Я в ужасе отпрыгнул, но теперь меня тянуло уже не только к лягухам, но и к старику. Я пошатнулся и сделал шаг в его сторону. А потом увидел незабудки на юбке и глаза женщины. В них перемешались ужас, мольба, и смирение. Я бросился было к ней, но она жестом остановила меня.
- Уходи, - прохрипела она.
Лягух было не так много, всего четверо, но они уже держали деда, и "тяга" усилилась. Женщина стояла как кукла, которую тянут в разные стороны за веревочки. В ней еще брыкалась жизнь, но я понимал, что через секунду-другую у нее иссякнут последние силы, и лягухи получат еще одну жертву. А против шестикратной "тяги" мне не устоять.
Я бежал так быстро, как мог. Мне казалось, что ноги не поспевают за туловищем, которое на шаг впереди. Я просто не мог их переставлять с такой скоростью. Не разбирая дороги, влетая со всей дури в сплетение веток и кустов, я мчался. Минут через пятнадцать сумасшедшего бега понял, что уже давно не слышу камертон. Только тогда разрешил себе остановиться. Все тело пульсировало вместе с ударами сердца, по лицу и рукам сочилась кровь, видимо, посек себе кожу о ветки, воздух с хрипом вырывался через рот.
- Спас... - тихо сказали сбоку, и я от неожиданности вздрогнул.
- Спас, это я, - мальчик сделал шаг вперед. Ему тоже досталось от веток: лоб и щеки покрывала сеть царапин, рукав светлой ветровки порван, да и сама ветровка уже не светлая, видимо, парень падал.
- Где остальные? - спросил я.
- Не знаю.
Толстяка мы нашли по треску веток, седой нашел нас сам, "сиамские близнецы", держась за руки, появились тихо и незаметно. Еще через час поисков седой нашел длинноволосую женщину в фартуке. При виде ее я вздрогнул: перед глазами стоял умоляющий взгляд. И незабудки.
Когда стемнело так, что мы скорее бы друг друга потеряли, чем кого-то нашли, рухнули спать. Не знаю, как остальные, а я просто с ног валился от усталости.
Выбирать какое-то особенное место для ночевки было бесполезно - никогда не угадаешь, где объявятся лягухи - поэтому расположились в корнях здоровенного дуба.
- Спас, можно к тебе? - прошептал мальчик, когда все улеглись.
- Можно. А почему ты меня называешь Спасом? - прошептал в ответ я.
- Сокращенно от спаситель, - ответил мальчик, переползая поближе.
- Какой я тебе спаситель? Спаситель - это Иисус Христос. А я уж точно не Христос. И даже не родственник ему, - я сделал попытку пошутить.
- Не важно. Ты нас всех спас, значит спаситель.
- Спасают спасатели. Но если тебе хочется как-то называть меня, то давай лучше Стас, хорошо?
- Хорошо, - прошептал мальчик. - А я себе придумал имя Илья.
- Договорились. Буду тебя звать Ильей.
После этих слов я отключился.
Хотелось бы сказать, что когда я открыл глаза, то вовсю светило солнце и пели радостные птицы, но ничего подобного не было. Небо все так же затягивала серая пелена, и я начал сомневаться, а есть ли вообще что-то за ней. Оставшиеся от тринадцати пятеро уже проснулись.
- Доброе утро, Стас, - сказала мне женщина. Она заплела волосы в косу, сняла фартук, и я ее сначала даже не узнал.
- Доброе утро, - я понял, что мальчишка проболтался про мое новое имя и, наверняка, наплел им про спасителя.
- Мы решили, что имена нам всем не помешают, - сказал седой, - поэтому придумали их себе. Меня можете называть Сергеем, ее Эльзой.
Та, которая пожелала доброго утра улыбнулась и кивнула.
- А меня звать Оскар Петровичем, - буркнул толстяк, тщетно пытаясь отчистить свой льняной костюм от пятен грязи. Да и бежевые ботинки с острым носом выглядели жалко.
Илья прыснул, но толстяк хмуро глянул на него, и мальчик зажал себе рот рукой. Я посмотрел на парочку "сиамских близнецов".
- Меня зовут Ольга, - тихо, как умирающий лебедь, прошептала она.
- А меня Денис, - на удивление сочным тенором сказал ее спутник. У обоих непримечательные, блеклые лица, на вид обоим лет по тридцать два - тридцать пять, но уточнять я это, конечно, не стал. Какая разница? Да они и не помнят этого.
- Стас, вы вот говорили, - начал седой, но я его прервал:
- Давайте все на ты, хорошо? Не до церемоний.
- Хорошо. Ты говорил, что никто не помнит ничего о прошлой жизни. Но я сегодня разговаривал с Эльзой, и она сказала, что ее дома ждет дочь-школьница. Она помнит, что растит дочку одна, без мужа.
- Правда? - я повернулся к Эльзе.
- Да. И мне надо обязательно вернуться к моей Полине, потому что кроме меня у нее никого нет.
- Ты даже ее имя помнишь? - заинтересовался я. - А еще что-то?
Она покачала головой.
- Больше ничего.
- А о сне? Ты знаешь что-нибудь о лягухах? Или о том, как проснуться?
- Нет, - Эльза виновато улыбнулась.
- Никто не знает, что спит, - пробурчал толстяк, делая вид, что говорит это себе.
- Доказательства в виде нападения лягух вам мало? - спросил я, выделяя специальное "вам".
- Я не видел никаких лягух. Ты заорал "беги", все и побежали. А были лягухи или нет - мне неизвестно.
- А камертон? Вы слышали звук камертона? - я сделал вид, что не заметил его фамильярный тон.
- Не слышал я никакого камертона. Ты совсем уже с ума спятил!
- Стас, - робко влез в разговор Илья, - я тоже не слышал никаких звуков. Я только слышал, как ты крикнул: уходим.
Я растерялся. Камертон ведь звучал довольно громко, его нельзя было не слышать. Я обвел взглядом всех присутствующих.
- Извини, но я тоже не слышал ничего. И лягух не видел. Мы ведь одни из первых убежали, - развел руками Сергей.
Собираясь искать пропавших, говорили о мелочах: о погоде, об одежде. Над нашим маленьким коллективом висело напряжение.
Прочесывали лес, растянувшись в шеренгу, но так, чтобы видеть друг друга.
- Спас! То есть Стас, - Илья сделал вид, будто случайно оговорился, - я тебе кое-что хотел рассказать. Но только лично.
- Да?
- Мне кажется, что я помню, почему лягухи тащат к себе людей.
Он замолчал, ожидая моего вопроса "почему".
- Почему же? - я не стал его разочаровывать, тем более, что ответ на этот вопрос тщетно искал уже больше двух недель.
- Они плохие и притягивают к себе плохих. Мне кажется, что этот лес, как чистилище, где взвешивают плохие и хорошие поступки за всю жизнь. Если в тебе больше плохого, то ты притягиваешься к лягухам. Ты говорил, что они как магнит. Но если обычно плюс притягивается к минусу, то тут наоборот: минус к минусу. Если ты сам минус, то между тобой и лягухой, которая тоже минус, возникает "тяга".
- Получается, мы все, по твоему определению, плохие? - спросил я.
- Не обязательно. Но чем больше в тебе плохого, тем "тяга" сильнее. И потом, плохое есть в любом человеке. Когда лягух много, они вытаскивают это плохое из укромных уголков каждого человека. "Тягу" в таком случае не будет чувствовать лишь святой, абсолютно чистый. А таких людей не бывает.
"Все-таки, возможно, что этому мальчику и правда лет сорок", - подумал я. Вслух же спросил:
- Откуда в тебе столько религиозных сравнений? Ты думаешь, что мы все умерли и попали на тот свет?
Илья пожал плечами.
- Я не помню.
- То, что ты мне рассказал, это твои домыслы или ты знаешь?
- Кажется, знаю, но я не уверен. То, что я сплю - я знаю абсолютно точно. А то, что сейчас рассказал - не точно.
- А ты не помнишь, зачем лягухи строят броненосцев? - спросил я и тут же сам понял ответ.
- Не помню.
Это же очевидно. Если принять, что цель лягух - притянуть к себе человека, усилив в нем все отрицательное, которое тем больше проступает, чем больше лягух собирается, то броненосец - это супер-магнит. Рядом с ним не устоит даже святой. Единственного в жизни плохого поступка будет достаточно, чтобы "зарядится" отрицательным зарядом и, подпав под "тягу" броненосца, превратиться в итоге в зомби. Да. Если принять на веру теорию Ильи, то многое становится понятным. Но не упрощаю ли я? Ведь так просто объяснить все неясности божьей волей. На бога можно списать все нестыковки, весь кажущийся абсурд. Как просто принять за бога человека с зажигалкой, если у самих есть лишь два камня, высекающих искру. Или наоборот, усложняю? Ведь это лишь сон. Сон не обязательно должен быть логичным. Не обязательно должен что-то значить.
- Нашел! Нашел! - крик Дениса вывел меня из задумчивости.
Мы сбежались к Денису, держащему за руку девушку-блондинку.
"Вечно он всех держит за руку", - мельком подумал я и тут же переключился на девушку. Она дрожала от холода. Еще бы! По моим ощущениям, был конец августа, ночами температура опускалась градусов до четырех - пяти. При такой погоде не очень-то походишь в футболочке.
Я накинул на нее свой ватник, спросил:
- Как ты?
- Н-н-нормально. Только х-холодно очень и ест-т-ть хочется, - простучала она зубами.
Я мысленно хлопнул себя по лбу. Привыкнув сам питаться пару раз в день почти святым духом, я и забыл какой голод мучил меня первые дни. А ведь остальные в группе тоже хотели есть.
- Так. Нужно решить очень важный вопрос с пропитанием. Пока я тут жил, ни одного зверька не видел, питался ягодами и грибами. Скорее всего, вам тоже придется приспособиться к этому рациону.
- Стас, - окликнул меня Сергей, - я схожу на разведку, может, добуду чего съестного.
Я кивнул.
- Предлагаю найти ручей, их тут много встречается, и там сделать привал. Сергей, не теряй нас из виду, не хочется потом еще и тебя искать.
Он кивнул и скрылся за разлапистой елью, а мы медленно побрели дальше.
- Ты была одна? Никого больше не видела? - пристал я к девушке с вопросами. Она лишь покачала головой, съеживаясь и вжимаясь в мой ватник.
Сергей появился в тот момент, когда мы нашли ручей. В каждой руке его было по заячьей тушке.
- Снимаю шляпу перед твоим мастерством, - с восхищением сказал я. - Как тебе это удалось?
- Я умею маскироваться, - улыбнулся седой.
Эльза и Ольга к тому времени насобирали ягод, мужчины принесли дрова, Оскар Петрович мыл в ручье остроносые ботинки. Когда стемнело, у нас уютно потрескивал костер, да ароматно пахло жарящимся мясом.
Первым насторожился Сергей. Замер, как гончая. Казалось, что он навострил уши и принюхивается. Потом и я услышал едва уловимый треск веток шагах в пятнадцати от костра. Камертон молчал. Не сговариваясь, мы вдвоем шагнули за освещенную зону.
- Это не лягухи! - услышал я голос из-за деревьев, - это свои!
Три силуэта отделились от ствола дерева и направились к нам.
- На еду пришли, - ухмыльнулся Сергей.
Из троих я вспомнил лишь качка с бицепсами, как на обложке в мужском журнале. С ним была женщина и мужчина в синем тренировочном костюме.
- А мы вас так искали, так искали! - громко радовался качок. - Я ж говорил им, не может такого быть, чтобы всех утащили лягухи!
- А вы их видели, лягух-то? - брякнул я, вспоминая брошенные в мой адрес обвинения толстяка.
- А то! Мерзкие создания! Видели и как вы пытались спасти ту женщину в цветастой юбке и дедушку.
- А дальше? Дальше видели? - спросил я, затаив дыхание. Мне было стыдно, что я бросил женщину, даже не попытался ее увести с собой. Хотя и понимал, что останься я там хоть на секунду дольше - сгинул бы вместе с ней.
- Куда там! Бежали так, что только пятки сверкали.
- Ясно, - подавил я вздох облегчения. - Итак, осталось найти только одного человека, чем мы завтра и займемся.
Ели мясо жадно, за сутки все изголодались, два зайца на такую ораву оказалось очень мало, и в ход пошли собранные ягоды и грибы. Но все равно все остались голодными. Я же, после вынужденного поста, чувствовал сытость. Народ у костра завел разговоры, а я лежал на остывающей земле и смотрел в небо. И очень скучал по звездам.
- Отправь, пожалуйста, меня домой. Мне к дочке очень надо.
Эльза смотрела на меня преданным взглядом, напоминая взгляд той, кого я оставил лягухам.
- Эльза, ну что я могу? Я же не бог. Я такой же обычный человек. Если бы я мог, то давно сделал бы это для всех, и для себя в том числе.
Эльза мне не верила.
- Понимаешь, мне очень надо! Мне нужно к моей Полине.
- Я не могу.
- Извини меня, - она опустила голову и отошла. Чувствовал я себя скверно. Но как я не мог предоставить доказательств того, что это сон, так же не мог предоставить доказательств того, что я не бог. Ни в то, ни в другое люди без доказательств верить не хотели.
- Я не помешаю? - Сергей появился незаметно. А, может, я просто сильно задумался.
- Если не будешь просить вернуть тебя домой, то нет.
- Эльза?
Я кивнул.
- Она считает меня богом. Это ведь Илюха вам наболтал о спасителе?
- Во сне мы все боги.
- Но не в этом.
- Не в этом. Я хотел спросить, может, ты еще что-то знаешь? Или умеешь? Ведь звук камертона при приближении лягух никто кроме тебя не слышит. Я не думаю, что ты бог. Я просто думаю, что в этом сне у тебя больше возможностей, чем у нас. А информация - она лишняя не бывает.
И этот считает, что я что-то скрываю.
- Нет у меня ничего в загашнике. Кроме домыслов.
- Поделишься домыслами-то?
- Бери сколько хочешь, - усмехнулся я. - Домысел номер один: мы все умерли и находимся в чистилище. Домысел номер два: это просто бредовый сон.
- Есть домысел номер три?
- Есть. Лягухи пробуждают в нас все отрицательное, и за это отрицательное, как за веревочку, тянут к себе.
Сергей кивнул:
- У меня тоже такие мысли были. Минус тянется к минусу.
Камертонный звук ворвался в голову, как гудок паровоза на переезде.
- Лягухи! Бежим! - заорал я, вскакивая.
На этот раз их было очень много, около пятнадцати. С диким визгом, не дав никому опомнится, они похватали ближайших и утащили в темноту. Началась паника, люди метались, не зная в какую сторону бежать, казалось, лягухи везде. Мощный импульс "тяги" чуть не сбил меня с ног.
- Туда, туда! - орал я, указывая направление отступления, но меня уже почти никто не слышал. Лишь один метнулся в ту сторону, остальные же либо завязли в лягушачьих лапах, либо с очумевшими глазами метались туда-сюда. Я схватил первого попавшегося и силком потащил его в безопасное место. Оттащив шагов на двадцать, толкнул в спину:
- Беги!
И качок, а это его, оказывается я вытащил, побежал. Я вернулся к костру. Кто-то из наших, то ли Эльза, то ли Ольга, разобрался, наконец, куда бежать, и я увидел еще один удаляющийся силуэт. Но, переведя взгляд обратно, похолодел.
Сергей какой-то неестественной походкой шел к лягухам, толстяка уже держали двое, еще одна лягуха вцепилась в Илью. Я рванул вперед, и почувствовал, как меня накрывает. В голове билось лишь одно: мне надо к лягухам, мне надо к лягухам. Но вид дергающегося из последних сил мальчика держал меня, как якорь в бурю. Я мог сорваться в любой момент. Схватив Илью за другую руку, я дернул на себя. Лягуха не отпускала. Пришлось съездить кулаком ей по морде. Лягуха разжала лапу, мальчик тут же обмяк, и я поймал его в падении. Взяв на руки, побежал прочь. Бежать пришлось долго, слишком много наших "ушло" к лягухам, слишком сильно увеличилась "тяга". Отпустило только минут через десять бега на пределе. Я прошел еще и наткнулся на качка.
- Стас, мы тут, Стас! - закричал он. В темноте он был почти не виден, я ориентировался на голос.
Нас осталось пятеро, включая меня: качок, мужчина в тренировочном костюме, Илья, Эльза и я.
- Мне надо вернуться. Вдруг там кто еще остался живой? - сказал я.
- Спас, я с тобой, - раздался голос Ильи.
- Мы все пойдем с тобой, - сказала Эльза. - Спасибо тебе.
Она нащупала ладонью мою ладонь и на мгновение сжала ее.
Когда мы вернулись никого, конечно, уже не было. Костер оказался затоптан, на земле я нашел свой ватник. Никаких следов великого побоища не осталось. Да и побоищем это назвать язык не поворачивался.
Я завернул в ватник дрожащего Илюху, у которого зубы стучали то ли от холода, то ли от запоздалого страха.
Утро было еще более хмурым, чем обычно. Молча поели ягод, молча умылись и напились из ручья. Лишь качок объявил, что его теперь будут звать Сашей, и замолчал.
Я решил, что лягухи нас так просто не оставят, поэтому раздавшийся звон камертона для меня не был неожиданностью. Но звон оказался тихим, поэтому я рискнул:
- В укрытие!
Распластавшись по земле меж здоровенных корней дуба, мы напряженно ждали. И наше ожидание оправдалось сторицей.
Эльза охнула, но тут же замолчала. У качка-Саши округлились глаза, Илья вцепился мне в руку. "Тяга" была небольшая, поэтому я не стал никого уводить. Мы смотрели на броненосца, передвигающегося по своим делам. Зомбированные люди, скорее даже тела людей, несли на себе людские пластины. Этот броненосец оказался даже больше первого, но я к такому зрелищу был готов. Издалека невозможно было четко разглядеть монстра, да и видели мы его всего несколько секунд, но этого хватило всем. Не знаю, что успели рассмотреть остальные, но мне показалось, что в ноге броненосца я заметил нашего толстяка.
Я снова очутился в этом лесу, а когда понял это, то выругался. Я ведь просыпался! Я вернулся в реальность, а теперь (через сколько дней или лет?) мне снова приснился этот сон! Какой раз я уже в него попадаю? Я не помнил. Второй или третий, кажется. Когда же это кончится? Казалось, что самое главное - это проснуться. Но я не подумал о том, что в любой момент могу снова попасть сюда.
- Черт бы побрал это лес с его лягухами и броненосцами! Опять жрать бруснику и голубику! Ненавижу!
Впрочем, кажется, брусника мне не светила. Жара стояла как в бане, видимо, я попал в разгар лета. Оказалось, что я очень даже по погоде одет: футболка, легкие брюки и сандалии.
"Ну, правильно, ватник-то я Илюхе оставил".
Я снова брел бесцельно, продираясь сквозь сплетенные намертво ветки хмурого леса. Хоть и стояла жара, но солнце не появилось. Зато появились комары и оводы.
Лес неожиданно кончился, и я очутился на поле. Примерно в полкилометре виднелись бревенчатые дома. Я насчитал восемь штук. Сказать, что я удивился - это не сказать ничего.
"Вот те на! Тут живут люди? Или это деревня лягух?" - рассуждал я.
Но камертон молчал, и я медленно, внутренне приготовившись в любой момент обратиться в бегство, пошел в деревню.
На подходе увидел детей лет пяти. Обычные дети, только чумазые и совсем без одежды. Они не испугались, но прервали свою игру и вытаращили на меня глаза, как на заморское диво. Две девочки и три мальчика, старшему не больше шести, младший, видимо, только научился ходить. И тут из-за забора ближайшего дома раздался женский визг. На него начали собираться деревенские. Прибежали мужики с дубинами, но, увидев меня, остановились, будто на стену налетали.
- Цыц! - наконец рявкнул бородатый на орущую. Та замолкла.
- Ты не лягуха, - сказал он, разглядывая меня.
- Ты тоже, - сказал я.
- Откуда ты взялся?
Вокруг бородача стояло уже человек тридцать. Мужчины все с дубинами, в льняных брюках и рубахах навыпуск, женщины выглядывали из-за их плеч.
- Откуда и всегда. Уснул и попал сюда.
- Еще один полоумный, - послышалось бабское из толпы.
- Слышь ты, полоумный, убирайся туда, откуда пришел, - грозно сказал мне бородач, но дубину опустил.
- Да я бы с удовольствием, только от меня это не зависит. Я не могу сам вернуться.
Мужик плюнул, развернулся и пошел.
- Ууу! Лягуха тебя задери! - бросила мне в лицо та, которая визжала, забрала детей и ушла в дом. Стали расходиться и остальные. Через некоторое время я остался один.
"Вот тебе и люди!" - подумал я. Так и не решив, что делать дальше, я стоял столбом на краю деревни, когда увидел опирающегося на клюку старика, медленно идущего ко мне. Длинная, белая от седины борода развивалась по ветру, как и невнятные лохмотья, служившие одеждой. Подслеповато щурясь, он приблизился ко мне и... бухнулся на колени.
- Спас, - прошептал он.
- Илья?!
- Он самый.
- Сколько же времени прошло?! - я не верил своим глазам.