Аня потянулась за следующим грибом и вдруг почувствовала, что она не одна.
Осторожно, стараясь не выдать охватившего её беспокойства, она оглянулась, но никого позади себя не увидела.
Срезав гриб, она поднялась и ещё раз внимательно осмотрела полянку, окружённую молодыми берёзами. Часть желтых, похожих на золотые монетки листьев с берёз уже облетела, рощица просматривалась насквозь, никто не мог спрятаться за тонкими белыми стволами.
Тем не менее, чужое присутствие ощущалось довольно сильно, и Аня опять стала озираться.
Внезапно в поле её зрения попал куст, стоявший на самом краю поляны. Обыкновенный куст, тоже частично оголившийся, хотя большую часть листьев ему ещё удавалось сохранить.
Окрашены они были самым невероятным образом — бордовые с желтизной, оранжевые с фиолетовым отливом, золотые с красными прожилками — куст пылал, даже странно, что Аня не сразу его заметила.
День стоял серенький, тёплый, то и дело начинал сеяться мелкий дождь, в общем, самая грибная погода. Листья на кусте отсвечивали лаком и полировкой, и вот этот самый куст смотрел на Аню.
Тут Аня очнулась, обругала себя дурой и психопаткой, помотала головой и поморгала. Встать пришлось очень рано, вот и кажется с недосыпу всякая чепуха. Подумав так, она наклонилась за очередным грибом, росшим у самого куста. Прядь волос свесилась ей на глаза и мешала, и вдруг Аня почувствовала, что кто-то осторожно эту прядь убрал и заправил под кепку, в которой она обычно ходила в лес.
Этот «кто-то» был куст. Одной из оголённых веточек — видимо ею он и убрал анины волосы — он погладил Аню по щеке, по какой причине Аня взвизгнула, отшатнулась и, не удержав равновесия, села на землю, кепка слетела с её головы, грибы из корзины рассыпались. Куст немедленно начал их подбирать и складывать назад в корзину. Вид у него при этом, как показалось Ане, был сконфуженный и виноватый.
Что за бред! - подумала она, - Как это у куста может быть сконфуженный вид?!
Но грибы, тем не менее, опять были в корзине, хотя она ясно видела, как они высыпались на влажную, покрытую мокрыми листьями и жухлой травой землю.
Аня с ужасом воззрилась на куст, а тот смотрел на неё, и взгляд его просил прощения и предлагал дружбу.
Аня опять помотала головой — куст не исчез и продолжал смотреть.
В самом центре его сохранились два зелёных листка, и у Ани создалось впечатление, что этими листками куст на неё и смотрит.
Аня медленно подняла кепку и надела её. Куст внимательно следил за её движениями, пёстрые листья его дрожали, веточки слегка раскачивались — и это при абсолютном безветрии! - казалось, что он пытается донести до Ани одобрение её внешности.
Аня поняла, что верит кусту, верит, что тот смотрит на неё и что она ему нравится.
Так вот ты какой! - произнесла она вслух, - И что же мне с тобой делать? Мне ведь домой нужно, в город.
Тут куст сильно заколыхался, затрясся, выкопался из земли, причём оказалось, что корни у него толстенькие и короткие, похожие на мебельные ножки. Топоча этими «ножками» куст доковылял до Ани и ухватился веткой за её руку. Выразив таким образом готовность идти с ней , он снизу вверх вопросительно на Аню посмотрел и слегка потянул её прочь от поляны. Аня потрясённо двинулась за ним, волю её парализовало, сейчас её можно было завести куда угодно — она бы и не пикнула.
Так, не пикнув, она, как сомнамбула, шла за кустом совсем не в ту сторону, где стоял автобус и где её уже наверное ждали сослуживцы.
Куст тем временем привёл её к лозняку, сунулся между голых красных прутьев, причём, колыхались теперь все — и он, и кусты лозы.
Колыхание это становилось то сильнее, то ослабевало, и наконец куст вылез из лозняка, держа ветками большую искусно сплетённую корзину.
Вновь уцепив Аню за руку, он потащил её дальше.
Ещё дважды останавливались Аня и Куст ( Аня непроизвольно стала называть его как бы с большой буквы, словно бы называя по имени) — возле большой старой берёзы и возле не менее старой липы. Результатом этих остановок стали берёзовый туесок и лыковая сума с длинной ручкой, которую можно было перекинуть через плечо.
Аня мысленно махнула на всё рукой. Она ощущала себя тряпичной куклой, кстати, и мозги её работали не лучше, чем у куклы.
Куст оказался очень деятельным. Получив у сородичей ёмкости, он стал таскать Аню туда-сюда по лесу, и через какой-нибудь час они вдвоём наполнили корзину, туес и сумку отборными белыми, лисичками, подосиновиками и разными солюхами вроде рыжиков, белых груздей и волнушек. Ане ни разу в жизни не довелось набрать такое количество таких первосортных грибов, и она подумала, что, может быть, пережитый страх не такая уж большая плата за это богатство.
Тем временем, они с Кустом подошли к опушке леса, где стоял автобус и уже курили сослуживцы Ани, наполнившие свои корзины раньше других.
Аню они пока не видели, поэтому она остановилась и спросила у Куста:
И что мне теперь с тобой делать?
Куст немедленно снял с неё кепку, положил на землю и залез в неё своими корешками.
Аня поняла. Она должна сделать вид, что выкопала этот куст и сунула в кепку его корни, чтобы они не пересохли. Куст был не кустом, а просто советом министров!
Сообщив ему это, Аня сунула его подмышку и, еле волоча корзины и сумку, потащилась к автобусу.
Её появление вызвало фурор: такого количества грибов не было ни у кого. Завистливо пошучивая над своими скромными успехами, мужчины помогли ей расположиться в автобусе и долго ещё уговаривали в следующие выходные приехать сюда опять, чтобы она показала им урожайные места. Аня отнекивалась тем, что не запомнила, где она набрала грибы. Просто бродила по лесу и собирала, что попадалось, вот и всё. А куст этот валялся, кто-то его выкопал и бросил. Она его и забрала. Дома посадит в большой горшок, может быть, бедное растение выживет.
Наконец, все угомонились, отстали от неё и остаток пути ехали в тишине.
Дома никого не было. Дети с мужем поехали к его родителям на дачу, и это было хорошо:
Аня надеялась придумать легенду для Куста до их возвращения.
Она потащила на кухню корзины с грибами, а Куст, топоча ножками стал бродить по квартире.
Аня решила сначала поужинать и разобраться с грибами, а потом уж принять ванну. Но что было делать с Кустом?
Слушай, - обратилась она к нему, - магазины уже закрыты, а у меня нет для тебя ни горшка, ни земли. Что делать будем?
Куст опять затопал по паркету и привёл Аню к ванной — там он влез в ведро и замахал ветками.
Ах ты, умник! - вскричала Аня, - воды тебе туда налить, да?
Куст замахал ветками, явно, утвердительно, и Аня, дивясь его интеллекту, налила в ведро чистой холодной воды. Тут она вспомнила, что у неё после покупки ноут-бука осталась без использования подставка под системный блок.
Смотри, как хорошо, - сказала она Кусту, - колёса! Сможешь по всей квартире ездить.
Куст покивал довольно и, перебирая ветками по стене, поехал в кухню.
Сначала он внимательно смотрел, как Аня чистит грибы, а потом стал ей помогать. Он орудовал всеми своими ветками, чистил сразу по несколько грибов, в результате чего уже часам к одиннадцати вечера грибы были не только перечищены, но и засолены.
Ну вот, а я боялась, что всю ночь буду с ними возиться! Спасибо тебе, Кустик, такой помощник оказался!
Куст, кажется, смутился и уехал в гостиную. Аня расхохоталась и пошла готовить себе ванну.
Она насыпала в воду ароматной соли, добавила шампунь, взбила пышную пену и со счастливым вздохом легла в неё.
Всё тело сладко ныло от усталости, но под действием тёплой воды, соли и пены, размякало, расслаблялось, усталость отступила и вместо неё появилась истома. Когда сонная Аня вошла в гостиную, то увидела, что Куст стоит у двери на балкон и смотрит на море огней внизу. Выглядел он ошарашенным и покорённым одновременно. Когда Аня спросила, где он хочет остаться на ночь, он дал понять, что с места не сдвинется, что хочет всю ночь любоваться на эти звёзды, которые почему-то оказались не вверху, как это бывало до сих пор, а перебрались вниз и стали ближе.
Хорошо, - согласилась Аня, - кстати, это восточная сторона, так что, если завтра не будет дождя, сможешь с утра на солнышке погреться.
Она легла в постель и заснула мгновенно, как будто сон накрыл её своим большим мохнатым одеялом и выключил сознание.
Всю ночь снились ей лужайки, пёстрые от солнечных бликов и пляшущих теней, красные колонны сосен, золотое шитьё солнца, пронизывающее туман между деревьями, приземистые туши дубов, словно бы плывущих в этом тумане, азбука Морзе берёзовых рощ, аплодисменты, которыми отвечали тёплому ветру растопыренные ладошки кленовых листьев.
Ей даже запахи снились: арбузный запах свежесорванной травы, карамельный — земляники, спиртовый настой палых листьев, сырой аромат грибов.
И всю ночь она летала и над этими полянами, и между деревьями, плавно скользя и поворачивая. Летала низко над землёй, так, что босые её ноги иногда щекотала трава. Летала стремительно, так что захватывало дух и невозможно было остановиться.
Но наступило утро, полёт внезапно прекратился, Аня открыла глаза и поняла, что прекрасно выспалась и отдохнула, что на улице хорошая погода и что настоящий солнечный свет бьётся изо всех сил в плотные шторы, стремясь заглянуть в окно и добраться до самого дальнего угла комнаты. Аня засмеялась, сама не зная чему, вскочила с кровати навстречу этому солнцу и новому дню.
Куст стоял в гостиной и глазел на улицу. Если бы это был человек, Аня дала бы голову на отсечение, что тот смотрит вниз, разинув рот от изумления и восторга — именно так выглядел Куст, хотя, конечно, какой там у него рот, откуда!
Он обрадовался Ане и стал ездить за ней по всей квартире, как бегает за хозяйкой котёнок, признавший её мамой, или собака, ощущающая свою ответственность за благополучие хозяйки.
Он и на балкон за Аней выкатился, когда она развешивала вынутое из стиральной машины чистое бельё — ночью она была вынуждена напрячь всю свою волю, чтобы загрузить стиральную машину, зато сейчас очень себя хвалила за это: приятно сознавать, что в доме нет ничего грязного — ни тряпки, ни чашки, ни половицы.
Куст с тем же выражением ужаса и восторга смотрел через балконную решётку вниз, всплёскивая ветками каждый раз, как проезжала машина или проходил человек. Несмотря на солнце, день оказался довольно холодным, Куст даже начал слегка трястись, но назад в комнату вернулся с явной неохотой.
Потом он «глазел», как Аня завтракает, как одевается, чтобы выйти из дома, и Ане всё казалось, что у него наивный детский вид. Она пыталась себя одёргивать, напоминала себе, что это куст, обыкновенный куст, под ним грибы в лесу росли, но поделать с разыгравшимся воображением ничего не могла, да и при чём здесь было воображение, если куст этот выходил на балкон, двигался по квартире, и ветки его трепетали, хотя сквозняка никакого не было да и не могло быть при закрытых окнах и балконной двери.
Значит так, - сообщила Аня Кусту, - я пойду за покупками, а ты веди себя тихо, хорошо? Я тебе земли принесу, горшок большой, будешь жить по-человечески.
Она была уверена, что Куст её прекрасно понимает.
Делая покупки, она ощущала всё то же состояние полёта, что и во сне. В результате, были куплены не только земля, горшок и удобрения, но несколько сумок разных вкусных вещей, которые, словно специально, попались ей на глаза. Аня предвкушала, какой ужин она закатит своему семейству и как они удивятся и обрадуются всему этому гурманскому изобилию. Она любила кормить, любила готовить да и сама поесть умела и знала толк во вкусной еде.
Сумки оказались очень тяжёлыми, пришлось брать такси и просить водителя, чтобы помог дотащить покупки до лифта. Тот скорчил недовольную мину, но всё же помог, и Аня ввалилась в квартиру с грохотом, чуть не расколотив при этом новый дом для Куста, да и мешок с землей зацепился за дверную ручку и только чудом не порвался.
Но все трудности были преодолены, Куст переселился, можно было немного отдохнуть. Аня включила телевизор и прилегла на диван. Куст немедленно пристроился рядом и уставился в экран. Время от времени веточки его начинали трепетать, раскачиваться — судя по всему, его очень занимало, поражало и, может быть даже, пугало то, что он видел. Аня не столько фильм смотрела, сколько на Куст. Так бывает в детском театре — смотришь на ребят и не знаешь, то ли смеяться, то ли умиляться их непосредственной реакции.
Фильм закончился. Куст так испереживался, что выглядел усталым. Он отъехал к балконной двери и замер там без движения. Аня даже встревожилась, но решила не мешать ему и отправилась на кухню готовить ужин.
Семейство вернулось домой ровно в тот момент, когда Аня закончила все приготовления и с удовольствием осматривала нарядный стол. Правда, она успела ещё попросить Куст не демонстрировать свои способности перед детьми и мужем, пусть сначала они к нему привыкнут. Куст согласно качнул ветками и отвернулся к улице.
Шум дети подняли невероятный: наперебой спешили рассказать Ане, как здорово было на даче, как они помогали бабушке и дедушке, как ходили в лес смотреть на осень и нашли «вот такенные грибы» - руки при этом раздвигались не хуже, чем это делают рыбаки — а в лесу видели зайца и белок, суп из свежих грибов был ужжжасно вкусный, бабушка испекла пирог и их научила, они обязательно такой же испекут ( «хорошо, мам?») и как они заснули в электричке, но теперь совсем не хотят спать, а хотят есть.
Куст не вызвал у них никакого интереса. Узнав, что мама привезла его из леса, они перестали обращать на него внимание и снова завопили, что голодные и сейчас съедят родителей, если те не заткнут им рты чем-нибудь более съедобным.
Увидев роскошный стол, дети издали индейский клич и кинулись на свои места. Ели все с большим аппетитом, дети уплетали за обе щеки, но при этом умудрялись продолжать болтовню. В общем, ужин, как и хотела Аня, получился весьма праздничным.
Заснули ребята мгновенно — вот, ещё секунду назад что-то говорили Ане, и уже спят, несмотря на свет в комнате и стук посуды: муж убирал со стола. Аня выключила настольную лампу и вышла из детской.
У Ани с мужем были непростые отношения. Жили они дружно, любили друг друга, но оба хорошо помнили начало романа.
Дело в том, что Митька, как его называла одна Аня — для всех он был Дмитрием, Дмитрием Павловичем или Димой — в студенческую пору был страшным бабником. Ни одной юбки не пропускал, и ни одна девица не могла устоять против него. Он, и правда, был хорош: высок, строен, мускулист, с красивым лицом положительного киногероя. Даже странно становилось, что такая внешность досталась невероятному потаскуну! Он красиво ухаживал, был нежным любовником и так задуривал головы девчонкам, что ни одна из них не держала на него зла даже после разрыва отношений, инициатором которого всегда бывал он.
И только Аня не реагировала на него. Смотрела равнодушно, даже не равнодушно, а, как бы сквозь, словно он был прозрачным или невидимым. Митьку этот её взгляд бесил невероятно. Хоть бы красивая была, а то ведь ничего особенного! Ну, здоровенькая, кожа хорошая, румянец, глаза сияют, волосы блестят, опять же, фигурка аккуратная. Свеженькая вся такая, буквально, как яблочко в росе. Но все девчонки свеженькие... Тут Митька понял, что кривит душой: далеко не все. Иная наштукатурится, что не видно, кто там прячется под всей этой краской — девушка или мадам Брошкина. А уж если курит — всё, атас, ни о какой свежести даже речи быть не может. Почему-то именно такие на него и вешались. Тихие скромные девицы-глазки-в-пол ему не были интересны, он считал их ограниченными ханжами. Анька, конечно, к ним не принадлежала, была раскованной и непосредственной, но толку от её непосредственности, если она ему, очень непосредственно, буквально в душу плевала своим равнодушием.
Он с удовольствием придушил бы нахальную девицу, однако странное уважение к ней не позволяло ему хамить или рискованно шутить в её присутствии. Правда, однажды на вечеринке, он попытался рассказать при ней довольно солёный анекдот, так она даже не дослушала, а стала с увлечением рассказывать какому-то парню, как сама починила маг, что-то там сама припаяла, и тот теперь пашет, как миленький.
И танцевать она с ним не хотела. Буквально прямо говорила, что не хочет, и тут же шла с кем-нибудь другим. От унижения Митька бледнел, скрежетал зубами, а группа с нарастающим интересом следила за этим поединком. Даже тотализатор организовали, гады! Хорошо, что Митька тогда же о нём не узнал — буквально поубивал бы всех к чёртовой матери! Но ему парни рассказали о том, кто на кого ставил, только на свадьбе, а эта змея Анька, оказывается, тогда ещё всё знала и страшно веселилась, когда ей сообщали, что она — фаворит.
Но Аня позорно проиграла, заставив раскошелиться тех, кто ставил на неё, и случилось это поздним мартовским вечером, когда она, засидевшись в библиотеке, возвращалась домой.
Днём всё таяло и текло, но к ночи подморозило, асфальт зеркально сиял под светом фонарей, коньки казались самой подходящей обувью. Аня, обманутая дневным теплом, решила обновить новые сапоги на высоченных «шпильках», и природа не замедлила её наказать за неосмотрительность: один каблук сломался, Аня вскрикнула и растянулась во весь рост прямо под светом фонаря.
Какая-то фигура метнулась к ней, схватила на руки и, не обращая внимания на её возмущённые вопли: « Отстань, положи на место, я кричать буду, ааааа, мама, убивааааююююттттт!» - поволокла куда-то...впрочем, поволокла в правильном направлении — к общежитию.
Да перестань ты вопить! - досадливо сказала фигура знакомым голосом. Аня от неожиданности захлопнула рот и стала рассматривать источник этого голоса. Им оказался Митька. Он хмуро смотрел на Аню и быстро шагал по обледеневшему тротуару, как будто на ногах его были не ботинки а танковые гусеницы.
Как это тебя угораздило каблуки напялить?! - возмущенно спрашивал Митька. - А сломала бы ногу?! Ты, ваще, думать умеешь хотя бы на один ход вперёд? Скажи спасибо, что я рядом оказался.
Спасибо! - вполне искренне, неожиданно для самой себя, отозвалась Аня, - Первый раз сапоги надела и вот — сломала каблук!
А зачем ты их надела? - агрессивно спросил Митька.
Ну, новые, красивые...
Вот все вы, девки, такие, - Митька обличал, он был полон благородного негодования, - совсем о своём здоровье не заботитесь.
Я забочусь, - возразила Аня, - просто днём такое солнышко было, всё текло...
«Текло»! - передразнил Митька. - А что в марте погода неустойчивая, тебе, деточка, конечно, не известно!
Аня совсем уже собралась обидеться, но здраво подумала, что ссориться с человеком, который тащит тебя на руках и это при том, что до текущего момента не видел от неё даже намёка на человеческое отношение, не совсем осмотрительно — ещё бросит в сугроб, - и промолчала.
Тут они дошли до общежития ( вернее, Митька дошёл, Аня, скорее, доехала), Митька спустил её на дорожку и сказал:
Дальше сама. Не хватало мне ещё, чтобы все ржали, увидев, как я тебя баюкаю, - с этими словами он развернулся и исчез в темноте.
Соседки по комнате с живым участием приняли анино несчастье, жалели сапоги, жалели Аню, удивлялись, как это она доковыляла, пришлось соврать, что её довела какая-то супружеская пара, оказавшаяся на месте аварии.
Так всё началось. Сдали весеннюю сессию и вдруг Аня и Митька обнаружили себя в загсе, где они давали какие-то обещания, что-то подписывали, причём анина мама плакала, а митькина её утешала, говоря, что, конечно, сын её балбес, но не злой и, может быть, всё ещё не так плохо, как кажется на первый взгляд. Отцы молча стояли позади жён и понимающе переглядывались: судя по всему, Митька пошёл в отца и папаша прекрасно знал, что имеет в виду его супружница. Анин папа, хоть и не так давно познакомился с новыми родственниками, тоже всё быстро понял. С одной стороны, он переживал за дочь, но с другой сочувствовал Митьке и вспоминал свою молодость не без приятности.
Как ни странно, всё и на самом деле оказалось не так плохо, а даже ещё лучше, чем надеялись мамы. В первую же совместную ночь Аня заявила Митьке, что прекрасно осведомлена об его похождениях и советует ему зарубить на носу: ей плевать — пусть гуляет, но не приведи господь ей хотя бы краем уха услыхать об этих гульках хотя бы слово...
Митька даже обещания давать не стал: ему сразу же расхотелось гулять. А чего, действительно! Какой интерес?! Сладок только запретный плод, а если этой гадюке, его молодой жене, по-прежнему всё равно, то большая часть удовольствия буквально пропадает, так стоит ли зря расходовать силы, нервы и время, тем более, что вот она какая, его жена — красивая, умная, смелая, самостоятельная — не то что эти финтифлюшки, которые охапками вешались на него. Глаза сияют, волосы блестят, кожа нежная, румянец здоровый, фигурка аккуратная... Чистенькая, свежая, буквально яблочко в росе. Нужно быть круглым дураком, чтобы удаляться от неё далеко и надолго: того и гляди, уведут и схрумкают его яблочко, не подавятся!
Однокурсники пытались ещё раз организовать тотализатор — теперь уже на продолжительность семейной жизни главного институтского плейбоя, - но быстро увяли: Митька вёл себя безукоризненно.
Он, явно, был не на шутку влюблён в жену, по сторонам не смотрел, а после занятий мчался, как угорелый, домой, не слыша, что бывшие други игрищ и забав зовут выпить пива, расписать пульку да и вообще, принять участие в разных соблазнительных приключениях.
Правда, то и дело приходилось чинить кровать, но это пустяки для здорового молодого и рукастого мужика. Тем более, что кровать страдала не зря: дети получились чудные: симпатичные, здоровенькие, добрые и поддающиеся воспитанию — а что ещё нужно родителям от детей?!
Ради такого результата никаких кроватей не жалко, только всё же тесно, буквально приходилось теперь себя сдерживать, и Митька стал хватать любую подработку, чтобы купить большую квартиру, где они с Аней могли бы чувствовать себя свободно, не мешая детям.
Квартиру купили, расположились в ней со всеми возможными удобствами и задумались о третьем ребёнке, но тут оказалось, что первые двое подросли, ушли в прошлое бессонные ночи, Аня и Митька стали высыпаться, результатом чего оказались невероятные успехи в работе. Оба любили свою профессию и, как выяснилось, были в ней талантливы. Мысли о третьем ребёнке улетучились сами собой: зря, что ли, они учились, нужно ведь реализоваться не только в качестве хороших родителей, так что теперь их жизнь распределилась между детьми и работой.
И тут Аня заметила, что муж заскучал. Или не заскучал, но как-то притих. Всегда он славился как острослов и заводила, на всех вечеринках «держал стол», а тут скис, больше молчал, на подначки и задиристые вопросы отвечал улыбкой — но и всё.
Аня забеспокоилась. Не то чтобы она не доверяла Митьке, кровать-то всё равно приходилось чинить чуть ли не каждую неделю, однако что-то его угнетало, это она видела невооружённым глазом и это ей совсем не нравилось.
Подумав и порассуждав, она решила, что у мужа кризис среднего возраста. Хотя какой там средний возраст — им было по тридцать шесть лет, молодые ещё совсем люди по современным меркам. Хотела поговорить с мужем, спросить, что его гнетёт, но разговор всё не получался и не получался, что ты поделаешь!
Обнимая мужа, Аня думала, как бы половчее начать трудный разговор, но тут заметила какое-то движение в темноте и, вглядевшись, поняла, что в спальню заявился Куст.
Пробормотав, что ей нужно срочно выйти, она соскочила с постели и попыталась вытащить нахальное растение в коридор, но Куст не поддался, а наоборот, довольно чувствительно хлестнул её веткой по руке. Аня рефлекторно отдёрнула от него руки, чем он незамедлительно воспользовался и отъехал в угол к двери балкона ( они с мужем очень любили летом, уложив детей, попивать на этом балконе холодное сухое вино с сыром и орешками).
Всеми своим веточками Куст демонстрировал упрямую решимость остаться на выбранном им месте, и Аня беспомощно стояла посреди тёмной спальни, не представляя, что же делать.
Аня, - позвал Митька. - где ты там? Что за возня? Иди ко мне, я соскучился.
Вздохнув, Аня вернулась под тёплый митькин бок, а тот обнял её и зашептал ей на ухо такое, что она поняла — вот он, тот разговор, который она не решалась начать.
Митька говорил, что вдруг потерял весь свой кураж, что он стареет, а она остаётся всё такой же молодой, свежей и красивой и что он с ума сходит, представляя себе, сколько мужиков мысленно ( а может быть, и не только) охотятся за ней. Он сильно отстал, он недостоин такой жены и все это видят и понимают, что она живёт с ним только из жалости, как когда-то из жалости вышла за него замуж. Он не хочет портить ей жизнь, не хочет быть помехой на пути к счастью, поэтому пусть она подаст на развод, он не будет возражать, её счастье и благополучие — вот главное, единственное, чего ему хотелось бы в этой жизни.
Аня слушала этот бред с изумлением и даже страхом — с ума Митька сошёл, что ли?! Потом, на какой-то очередной идиотской фразе, она пришла в себя, стукнула его по голове и приказала заткнуться.
Нет, ты выслушай, - заупрямился Митька, - я ведь знаю: ты давно хочешь со мной поговорить ( Аня удивилась: откуда ему это известно?), вот, давай — поговорим. Ты сама не понимаешь, какая ты. А тут — я, никчемный стареющий бабник. Да на меня уже внимания никто не обращает, а о тебя все мужики вечно глаза ломают — поубивал бы!
Митенька! - перебила его Аня. - Не мели чепухи! Ты просто не замечаешь.
Ведь когда мы с тобой идём по улице, все встречные бабы готовы хоть в ту же секунду тебе на шею броситься. На меня посмотрят — рожи перекашивают: как такая лягушка могла рядом с принцем оказаться! Я представляю, что творится, когда ты без меня где-нибудь бываешь. Очереди не выстраиваются?
Вот ты издеваешься, - горько пожаловался Митька, - а мне каково? Какие там бабы! Мужики рожи перекашивают! Как, дескать, такое чмо такую бабу сумел оторвать!
Аня тихо засмеялась:
Всё понятно! Я смотрю на реакцию баб, ты — на мужиков, вот нам и кажется, что каждый из нас ничего не стоит, зато другой — ого-го! А я тебе скажу, милый мой, что мы оба — ого-го, а уж когда мы с детьми идём, то, вообще...Про нас ведь можно писать учебник «Как построить здоровую семью»! Я же тебя люблю, чего ты тревожишься и меня тревожишь? Живи спокойно. Нам всем с тобой хорошо и никто другой не нужен ни мне, ни детям.
Правда? - робко спросил Митька.
Ещё какая правда!
А я ведь уже начал бояться, что и дети меня не любят и не уважают.
Здрасьте, приехали! С чего бы это?
Ну, спорят, доказывают что-то...
Так они и со мной спорят! И это хорошо — значит, с характером люди растут, не размазни какие-нибудь.
Да, действительно...Вечно ты права, что ж такое! Я — мужик, я должен быть умнее тебя, как это получается, что вечно ты оказываешься права, а я — дурак-дураком?!
Да ничего не дурак-дураком. Просто у меня ум более практичный, чем у тебя. Разный ум у нас, понимаешь? И это хорошо — мы друг друга дополняем, создаём один ум, способный решать разные проблемы — и теоретические, и житейские, практические.
Да?
Да!
Откуда ты это всё знаешь?
Не знаю, инстинкт подсказывает.
А мне что он подсказывает?
Привет! Откуда мне знать? Твой инстинкт, ты знать должен.
Он мне подсказывет, что самое время заняться продолжением рода.
Митька, мы же договорились...
Но ведь можно заниматься этим без положительного результата, чисто ради самого процесса, разве нет?
Можно, ох, - тут у Ани пресеклось дыхание и стало не до разговоров. Последнее, что она заметила из окружающей действительности — слабое движение в темноте: Куст тихо выехал из спальни и закрыл за собой дверь.
Так они и зажили. Куст все дни торчал у балкона, наблюдая жизнь города. Если они с Аней оказывались дома одни, он бегал за ней по всей квартире, но покорно застывал в гостиной, как только слышал, что открывается входная дверь.
Митька перестал грустить, дети вели себя безукоризненно, работа продвигалась, Аня летала — так прошла неделя.
В субботу Ксюха, дочь, вернувшись из школы, вдруг пришла на кухню, где Аня и Митька колдовали над обедом ( они всегда готовили вместе — у Митьки прорезался кулинарный талант и он страшно им гордился), и сказала:
- Мам, иди сюда на минутку!
Вытирая руки, Аня пошла вслед за ней в гостиную. Ксюха остановилась возле Куста и сообщила:
Он на меня смотрит!
Кто смотрит? - не сразу поняла Аня, тут же поняла и похолодела — как объяснить ей, что такое этот Куст?!
Да куст этот твой!
Ксюшенька, девочка, что ты такое говоришь, - фальшивым голосом заблеяла Аня,- как это куст может смотреть?! У него ведь глаз нет, он же не животное, он — растение!
Значит, ты просто не заметила. Он смотрит! Он вчера был в моей комнате — я думала, это ты его туда поставила. И он смотрел на всё и сердился, я знаю.
Аня понимала, что имеет в виду дочь, говоря «смотрел на всё» и «сердился»: беспорядок в комнате дочери всегда царил чудовищный и служил чуть ли не единственной причиной семейных ссор. Особенно Митька остро реагировал на хаос в комнате его любимой доченьки, и перепалки между ним и Ксюхой всерьёз отравляли Ане жизнь.
Она пыталась уговорить себя и мужа, что подбная неряшливость присуща всем подросткам, что она пройдёт, нужно только потерпеть и дождаться, когда Ксюха повзрослеет. Но аутотренинг действовал плохо, и ссоры разражались вновь и вновь.
Но поговорить спокойно им не удалось: входная дверь распахнулась, и в квартиру ввалился сын Кирка, вернувшийся с тренировки. С грохотом бросив на пол сумку, он стал раздеваться, создавая вокруг себя хаос, сея сумбур и разруху.
Эй, - вопил он при этом, - я пришёл! Вы где все?! Мам! Пап! Ксенька! Вы чего — поумирали все?!
С этими словами он ворвался в гостиную, являя собой воплощение варвара: потные вихры стоят гребнем, лицо красное с грязными разводами, рубашка выбилась из штанов и торчит из-под свитера, глаза круглые и какие-то ошалевшие. Увидев мать и сестру, Кирка завопил ещё громче:
А, вот вы где! А чего молчите все? Я думал, дома никого нет! Мам! Мы им наклали! Разгромный счёт — двенадцать-два! Я три гола забил!
Кирка! Не ори! - закричала Ксюха.
Сама не ори! Сама орёт, а на меня сваливает! Мам, чего она?!
Но ты, действительно, орёшь, - спокойно ответила Аня.
Я?! Я не ору, я рассказываю!
Рассказывай потише, хорошо? Спасибо. - Аня знала, что Кирку можно угомонить, только говоря с ним спокойно. Этот приём сработал и сейчас. Кирка притих и повторил уже почти нормальным голосом:
Мы со средней группой играли и вломили им.
Кирка! Ну что это за лексикон: «наклали», «вломили»! Интеллигентный мальчик, а разговариваешь, как биндюжник.
А биндюжник — это кто? - но слушать ответ Кирка не стал, он увидел Куст. - Вы чего над этим гадом стоите?
Голос его стал суровым и неприязненным. Аня удивилась.
Видишь, мама, - воскликнула Ксюха торжествующим тоном, - Кирку он тоже обидел!
«Обидел»! - взвыл Кирка на предельных децибелах, - Да он дерётся!
Кто?! - в один голос ахнули Аня и Ксюха.
Куст этот твой. Зараза! Так по попе веткой хлестнул — я два часа сидеть не мог.
Ксюха прыснула, Кирка сразу же окрысился на неё:
Чего смеёшься?! Думаешь, не больно?! Какой-то куст паршивый твоего единственного брата лупит, а тебе смешно! Нет бы, пожалеть.
Ксюха покраснела и обняла его:
Не обижайся, просто, вообще, смешно: живой куст. Он ведь и меня достал, думаешь, к тебе одному пристаёт?
Тебя? - Кирка даже не поверил. - Тебя-то за что?
А тебя?
А меня за то, что я посуду после себя не вымыл и долго не шёл мусор выносить. Мама записку оствила, чтобы я вынес, а я...это когда ты на экскурсию ездила.
Почему ты думаешь, что за посуду и мусор?
Да потому, что сначала он мне в лицо мамину записку ткнул, потом ведро подал и веткой на стол показал, где посуда грязная стояла. Я ему - «отстань, ты кто такой?!», - а он меня как хлестнёт! И ещё, и ещё! Сроду меня никто не бил, чего он лапы распускает? У меня мама и папа есть, только они наказывать право имеют.
Тираду свою Кирка не закончил. Куст вдруг снялся с места и выехал в прихожую. Глаза у Кирки стали тревожными, он ойкнул и кинулся вслед за обидчикомю
Щас! Щас уберу! Я просто не успел! - услыхали Аня и Ксюха его крик. Потом послышалась возня, какое-то шуршание, стук.
Выйдя из гостиной, они увидели чудную картину: вещи Кирки уже были разложены и развешаны по местам, а их хозяин неистово протирал линолеум, затоптанный им самим.
Куст стоял в проёме кухонной двери и вид у него был, как показалось Ане, независимый и строгий.
Из кухни выдвинулся Митька, который уже давно с тревогой прислушивался к воплям семейства. Но выйти раньше он не мог: жарил лук, а эта операция требовала максимального внимания и абсолютной сосредоточенности — только в этом случае кольца лука приобретали непередаваемый золотистый цвет и приятную хрупкость.
Сначала Митька наткнулся на Куст и чуть не упал. Потом он увидел сына, ни с того ни с сего мывшего в прихожей пол, что совсем для Кирки не было характерно. В дверях гостиной стояли дочь и жена с непонятными выражениями лиц и почему-то наблюдали за деятельностью Кирки.
Вся эта мизансцена Митьку очень удивила. Прежде всего, он не понял, зачем горшок с кустом вытащили из гостиной, и сразу же задал вопрос на эту тему.
Каково же было его изумление, когда Куст, мельком взглянув на него ( во всяком случае, Митьке показалось, что это был именно взгляд), подъехал к Кирке, отнял у него швабру и стал показывать, что пол нужно мыть на себя, отступая на более грязную его часть.
Митька осел на пол и слабым голосом произнёс:
Анечка, вызови «Скорую».
Зачем? - не глядя на него, откликнулась Аня.
Психиатрическую, - тем же слабым голосом продолжил Митька.
Зачем?! - уже удивлённо, но всё ещё не глядя на мужа, спросила Аня.
У меня галлюцинации. Видимо, перегрелся на кухне.
Тут Аня решила всё же посмотреть на мужа, нёсшего ахинею. Увидев Митьку, в изнеможении сидящего на полу, она вскрикнула и кинулась к нему.
Митенька, Митенька, - причитала она, - что с тобой миленький?!
Папа! - в один голос вскричали дети, - и тоже кинулись к отцу.
У меня галюцинации, - просипел Митька.
Какие? Не может быть! Что такое «галюцинации»?! - в один голос кричало семейство.
Мне показалось, что куст сам подъехал к Кирке, отнял у него швабру и стал мыть пол. А перед этим посмотрел на меня. Вызовите «Скорую»! Я, может быть, для вас опасен, пусть меня увезут куда надо.
Никуда тебя увозить не надо, - спокойно ответила Аня, вставая, - это не галюцинация, ты это на самом деле видел.