Аннотация: Минус вечной жизни в том, что ничто не может длиться вечно. Кроме тебя. Все мы рано или поздно друг другу надоедаем. Спросите даже Любовь! Она видела столько неравных, расчетливых и однополых браков, что уже и сама не знает, какая она - настоящая.
Минус вечной жизни в том, что ничто не может длиться вечно. Кроме тебя. Все мы рано или поздно друг другу надоедаем. Спросите даже Любовь! Она видела столько неравных, расчетливых и однополых браков, что уже и сама не знает, какая она - настоящая.
У меня было несколько неудачных попыток. Первой была Доброта - такая правильная скромная девочка. Мы встретились в то время, когда таких как она почти не было. Это была любовь с первого взгляда! Но, увы, недолгая. Очень скоро я узнал, что Доброта не всегда бывает бескорыстной. Она требовала все больше внимания, а я слишком много времени уделял работе. С тех пор, как человек взял в руки палку, у меня вообще не было ни одного выходного. В итоге она меня бросила.
Затем я встретил Целомудрие. Белая тога, вьющиеся кудри - она была богиней, сошедшей с Олимпа. Я думал, мы будем идеальной парой: Разум и Целомудрие, ну чем не сказка? Она никогда не пилила меня по поводу работы, так как сама ежедневно пропадала среди людей, вкладывая в женские точеные головки зачатки самоуважения и гордости. Но она не смогла принять некоторые из моих решений. Когда великое Время обратилось ко мне за советом, мы с ним решили, что людям еще рано знать слишком много. Мы сожгли тогда ни одну библиотеку, попросили Веру немного пошевелить язычников, и те взбунтовались против достижений науки. Знание не могло нам простить такого кощунства, а Целомудрие была ее лучшей подругой. Вот она и променяла меня на нее.
Следующей была Красота. Скажете, да кто ее не любил? И правда. Но тогда я и сам с собой не ладил. С осиной талией и воздушной прической она порхала как бабочка и покорила мое сердце. Ах, эта очаровательная родинка над верхней губой! Было время. Наверное, я сам виноват в том, что она изменилась. Я заставил ее снять корсет из китовых усов, который ломал ее ребра, и перестать пользоваться свинцовыми белилами, от которых потихоньку начали выпадать волосы. Тогда она ударилась в поиски нового образа, а после - не смогла остановиться. Сначала ее наряды становились проще, но не менее изящными. Затем она надела строгий фасон, перешла на мужские костюмы, длинные прямые платья с блестками. Она начала курить тонкие сигареты, зажимая мундштук пальчиками с крупными перстнями. Она одевалась как подросток и добивалась шоколадного загара. Она выжигала волосы до желтоватого белого цвета и проколола себе язык, потом пупок. Когда она стала носить накладные ногти, я в итоге смог убедить ее, что 'френч' - тоже хороший, но не столь неудобный вид маникюра (пришлось немного потрясти Моду, чтобы набраться этих словечек). Но когда она начала сбривать брови, а затем поверх рисовать новые, я понял, что бессилен. Это никак не укладывалось в моей голове.
Сегодня утром она забрала свои вещи и переехала к Моде, будь она проклята! И вот я остался один накануне ежегодной двухнедельной встречи с родней, рискуя быть засватанным до смерти. Все наши девушки, начиная от прилично постаревшей Морали, заканчивая вечно молодой Фантазией, по очереди будут нахваливать мне друг друга, как они делают со всеми несчастными холостяками. Надо будет заранее проверить замок в номере, чтобы какая-нибудь Ловкость или Хитрость не вскрыли его одним движением. Припомню им должок за Троянского Коня. Придется девочкам оставить отмычки дома.
Я быстро сложил в чемодан все необходимые вещи, потому что заранее составил неизменный список на каждую из этих поездок. Проверил, на месте ли пригласительный, и вызвал такси до аэропорта. Лететь мне придется недолго, всего лишь перелететь Атлантику, а там, в Европе, все почти рядом. Мы будем на вилле одного из Первозданных, подаренной нам для ежегодных "семейных" встреч. До сих пор никто так и не смог понять, кому принадлежит дом, и кто оплачивает наш двухнедельный фуршет, но никто не жалуется, а потому со временем все перестают допытываться и интересоваться.
В самолете я разумно спал. И даже успел прикорнуть в такси, услужливо вызванное мне хозяином вечеринки. А все потому, что знал - ближайшие четырнадцать дней высыпаться мне не придется. На вход запретов нет, пускают всех своих, приглашения нужны лишь для напоминания. Так что дебоширы типа Безрассудства и Молодости, идущих рука об руку, наверняка снова будут петь и танцевать ночи напролет.
Когда я приехал, еще никого не было. Швейцар проводил меня в номер, и я начал готовиться к вечеру. Официально или полуофициально? Или надеть смокинг?
- Какой смокинг, издеваешься?! - я посмотрел на себя в зеркало и пригрозил отражению кулаком, - На тебя итак сегодня все вешаться будут. Давай, надевай джинсы и вон ту потертую рубашку. И стоптанные кроссовки не забудь, - я пожал плечами и согласился с голосом разума. Не хватало, чтобы меня еще и женили прямо здесь.
Застегнув рубашку поверх белой майки, я отметил, что перенял американские повадки. Надо перебираться в Европу. Или в Азию. Говорят, в Японии сейчас самое место для таких, как я.
Я пригладил разлохматившиеся волосы, оценил серый цвет лица и мешки под глазами от хронического недосыпания и, довольный результатом, спустился вниз. Все родственнички уже понаехали.
Весь вечер мне не давали проходу. Девочки стайками хватали меня под руки, выпытывая подробности размолвки с Красотой, которую, к слову, на вечере еще никто не видел, как и Наглость, с которым она в последнее время все чаще общалась. Отличная выйдет парочка.
- Ну, что у вас там случилось? - Страсть забралась ко мне на колени, мелькая под носом обширным бюстом, и кокетливо ткнула пальцем в грудь, другой рукой перебирая мои волосы.
- Мне не нравятся ее брови, - неохотно ответил я, выглядывая в толпе кого-нибудь из моей родословной линии. Память, ты где, сестра? Мы так неплохо поболтали в прошлый раз о старых добрых временах. А Сознание? Опять, наверное, ушло в себя. Хотя правильнее сказать - под себя. Такое уж оно у нас нестабильное....
- ....или может она тебя не удовлетворяла в постели? - Похоть ластилась ко мне как кошка. Когда между нами остался какой-то несчастный миллиметр, я бесцеремонно поднял ее на руки и отставил на метр от себя.
- Оставь свои штучки для кого-нибудь другого.
Девушка обиженно топнула, но тут же ее внимание привлекла другая жертва, и она растворилась в толпе.
Я отошел к краю веранды, на которой разместили столики с угощениями, и, оперевшись спиной о поручень, смотрел на собравшихся. Вот Совесть поймала за ухо Детство и чему-то его учит. Глупость сидит в углу и болтает с Жадностью. Жизнь снова таскается с корзиной с котятами и пристает ко всем прохожим, чтобы те послушали ее рассказ о прибыльном бизнесе - разведении кошек. Бедная старушка, совсем из ума выжила! Вот, теперь она поймала за руку какую-то девушку с мальчишеской прической и заставила смотреть на котят, но руками не трогать. Ну и взгляд, да она сейчас сожжет старушку! Странно, почему я ее раньше не видел.... О, а вот и Логика! Сидит пьет, бедняжка. Опять с кем-то повздорила. Очень истеричная женщина, хоть и умная, но из-за своей спорной натуры постоянно конфликтует с людьми и потому не вылезает из бутылки. Так что же это была за девушка?....
Я обернулся в поисках незнакомки. Она отделалась от старушки с котятами и шла куда-то бесцельно в толпе, заправив руки в карманы песочных укороченных брюк. Она была в свободной сине-голубой кофте цвета морской волны, и в красивых туфлях на высоких, но устойчивых каблуках - разумный выбор. У нее были растрепанные короткие волосы, ни грамма косметики и какой-то очень тяжелый взгляд синих, как морская глубина, глаз. Она шла в толпе, такая высокая и по-мальчишески щуплая, чуть пошатываясь на своих каблуках. Шла так размеренно и спокойно, словно всю жизнь на них ходила. И смотрела так придирчиво и молчаливо, словно молчание было ее стезей.
И тут она подошла ко мне.
Я не успел опомниться, как она проскользнула мимо, зацепив кончиками пальцев ладонь моей руки. Она тянула меня за собой, и я поддался, уносимый неведомым порывом. Она обернулась, и в ее глазах я увидел другое - волю, желание, стремление. Она хотела, чтобы с ней пошел я, никто иной, и я шел.
Она сняла с сигнализации серебристый кабриолет и села за руль. Я сел рядом и отметил, что на заднем сидении без присмотра валялась пляжная сумка, как будто она заглянула на вечеринку только чтобы найти партнера для купания. Так оно и было на самом деле. В молчании мы поднялись на машине на самый верх высокой горы. Когда мы ехали, люди и вещи преграждали нам путь, но моей странной похитительнице стоило лишь повести пальцем, и они отворачивались, уходили и разлетались в стороны. Мы остановились, лишь когда облака скрыли нас от земли. Конечно, ни один человек не может так легко забраться на такую высоту, а она могла. И это давало мне представление о том, что она была если не одной из Первозданных, то, во всяком случае, одной из Первых точно.
Мы вышли из машины, она повернулась ко мне на секунду, улыбнулась уголком губ и скинула туфли. Немыслимо, но мы приехали на пляж. Дикий пляж на самой вершине безымянной горы. Она пошла вперед, и ее босые ноги утопали в оранжевом песке. Я скинул кроссовки и пожалел о дырявых носках, которые надел для подстраховки, но незнакомка не смотрела, и мне удалось незаметно спрятать улику.
Я не знаю, как было бы правильнее назвать это место: под ногами у нас стелился песок, рядом шумело голубоватое пенистое море, а вдалеке виднелись тропические леса; они расплывались перед глазами, так что, наверное, были скорее миражом, чем реальностью.
- Посмотри на небо! - крикнула моя спутница, улыбаясь, и вскинула руку вверх, - Правда, оно похоже на море?
Я поднял глаза и увидел невероятное: огромный лазурный простор простирался над нами насколько хватало глаз. Это именно он шумел, сталкиваясь беспенными волнами. Когда две волны встретились и выдали небольшой фонтанчик почти над моей головой, я подумал, что меня окатит брызгами, и закрылся рукой, но этого не случилось - капли упали обратно. В море.
- Похоже, - прошептал я и посмотрел на нее. Она стояла совсем рядом. Даже без каблуков она была очень высокой, и я смотрел на нее как ребенок - снизу-вверх.
- Потому что это и есть море, - сказала она, улыбаясь.
Я поднял глаза и увидел еще один фонтанчик.
- Ты перевернула мир? - спросил я, глядя на клубящиеся на берегу облака. Но она уже не слушала. Она стояла в паре метров от меня и снимала одежду. Под песочными штанами и сотканной из моря блузкой оказался купальник, как я и подозревал. "Давай купаться!" - крикнула она мне и нырнула в небесный простор. Я ожидал, что она провалится вниз и разобьется о скалу, но этого не случилось, и ее рука, а вскоре и все остальное тело показалось на поверхности. Она лежала на спине и дрейфовала, а глаза блестели от радости.
- Иди ко мне, - позвала она, и я услышал. Я скинул брюки и, наверное, раз за последние пятьдесят лет воспользовался своей силой, незаметно заменив нижнее белье на купальные плавки. Я нырнул в облако и почувствовал, как мелкие водяные капли обтекают меня со всех сторон. Небо было таким же податливым, как море, только дышалось в нем гораздо легче.
Я также лег на спину и подплыл к ней. Она улыбалась мне искренне, хоть и видела в первый раз в жизни, и смотрела так по-человечески, словно ее взгляд излучал тепло, которого я давно не чувствовал.
Я понял, что влюбился.
Она перевернулась на живот и нырнула, а через минуту уже оказалась на берегу, стряхивая с волос капельки росы. Я поплыл за ней. На берегу оказалось огромное мягкое покрывало, на котором мы пролежали остаток вечера, пока заходящее солнце не заставило нас спуститься к искусственному солнцу электричества.
С ней было так просто, как будто мы знали друг друга всю эту вечность. Мы болтали о чем-то бессмысленном, она отвечала редко, но очень размеренно и ясно, и все время очаровательно смеялась. Наши номера оказались на одном этаже, но в разных концах, и на середине коридора я, похоже, потянулся ее поцеловать. На каблуках она была почти на голову выше меня, и мне пришлось вставать на цыпочки, но я не успел завершить маневр, как ее рука легла мне на плечо и опустила с небес на землю. А в ее глазах мелькнула тяжелая вековая усталость, какая бывает только у очень одиноких людей.
- Не сегодня, - шепнула она, и на ее лице появилось беспокойное выражение.
- Как скажешь, - я улыбнулся, но она не улыбнулась в ответ, повернулась и сделала пару шагов. Я остался стоять, ошарашенный таким холодным прощанием. Но тут она вернулась, быстро подбежала ко мне, шепнула "Ты мне нравишься" и по-детски поцеловала в щеку. Что ж, неплохое начало.
На следующее утро я встал в хорошем расположении духа и, позабыв о сватьях, надел самую лучшую рубашку и отглаженные брюки, желая понравиться вчерашней незнакомке. За завтраком ее не оказалось, и я решил разузнать у присутствующих про нее побольше.
- Зря нарядился, эта птичка только к вечеру появится, - презрительно отозвался Предприимчивость, поглядывая на платиновый ролекс.
- А где она пропадает днем?
- Работает, бедняжка, - проблеяла Жизнь, укачивая корзинку с котятами.
- Как ее зовут? - обратился я к старушке.
- Все тебе скажи! - обиженно сказала она, - Сначала котяток покорми.
"Да ну тебя", - мысленно ответил я и с наигранной улыбкой покинул столовую.
За весь день мне удалось собрать какие-то крупицы информации. Почему-то все в основном отзывались о ней негативно, и это меня чуть не оттолкнуло. Но стоило вспомнить ту необъятную печаль в ее глазах, как все вставало на свои места - она, безусловно, была Первозданной. А такие редко остаются добрыми.
- За ней смерть ходит по пятам, - отозвалась опьяневшая Логика, - Не суйся к этой девчонке, не к добру это, - она хлопнула еще одну рюмку и почти сразу отключилась. Ну, еще тебя я не слушал, конечно.
- У нее нет работы, она ничего не делает, - отозвалась Память, которую я вчера не нашел на вечере, - Я опоздала, был аврал. Чтоб ее, эту болезнь Альцгеймера. А та девчонка - я ее видела еще во время неандертальцев. Она вечно то тут, то там. Говорю же тебе - не работает.
"То тут, то там". "Сметь ходит по пятам". Уж не сама ли Смерть к нам пожаловала на банкет? Окрыленный своим предположением, я рванул к одному из старожилов и туманно попросил представить меня Смерти. Но, либо влюбленность совсем затмила мой мозг, либо алкогольные пары, витавшие над Логикой, осели на мне, но я совсем забыл, что мы уже были знакомы.
- Ты чего это, влюбился? - сухонький старичок в похоронном фраке дружески хлопнул меня по плечу и втянул впалыми щеками дым из сигары.
- Ага, - рассеянно улыбнулся я.
- Даже меня забыл, во дает, - старик засмеялся. Его смех был похож на шорох падающих на землю осенних листьев, а в глазах Первозданного была такая же глубокая тоска, как в ее глазах.
- Ее зовут Мысль, - вдруг ответил он, - Она старше всех нас. И тебя, и меня, и той старухи-кошатницы. Ей туго пришлось, не обижай девчонку.
- Я? Да как я могу ее обидеть, - удивился я, но вспомнил вчерашний инцидент и промолчал, - Что с ней случилось?
- А ты представь, что ты один. Ты - первый, появившийся на свет. Даже света еще нет, нет жизни, нет времени и пространства. Есть только ты - мысль о том, чтобы все это появилось.
- Чья мысль?
Старик пожал плечами.
- Она ничья. Всех и ничья. Ты спроси ее, она расскажет о себе. Только аккуратно. Не выдавай меня.
- А ты откуда ее знаешь?
- Да, случалось, - он чему-то улыбнулся сухими губами, - Ты не думай, я не всегда как сушеный чернослив выглядел. Было время, когда у меня были роскошные черные волосы, глаза горели - огонь! И мы тогда с ней были первыми. Мы и та старуха-кошатница. Жизнь была занята все время, раздавала свои дары направо и налево, динозавров зачем-то создала. Нравились они ей. Мысли делать было нечего. С сотворения мира еще не появилось ни одного мыслящего существа, и она скучала, подолгу сидела одна у моря. Любит она море.
- Я знаю, - прошептал я, - Так вы встречались?
- Фу, что за слово такое модное! - засмеялся старик, - Так, за ручку ходили. Не сошлись характерами. Я оказался слишком жестоким и бессмысленным для нее.
Я вспомнил свою историю с Целомудрием и похлопал старика по плечу.
- Понятно.
- Не обижай ее, - повторил Смерть, грустно чему-то улыбаясь.
- Не буду, - улыбнулся я и отправился к себе.
К вечеру все снова собрались на веранде, болтать о том, о сем и перемывать друг другу косточки. Я же занял свое вчерашнее место на краю и ждал незнакомку. Отсюда мне было прекрасно видно парковку, и я сразу заметил ее серебристый кабриолет, как только он остановился на прежнем месте. А еще я заметил, насколько она не хочет из него выходить.
Мысль сидела за рулем и не глушила мотор. Она стучала по рулю костяшками пальцев, делала дыхательные упражнения, но перебороть себя у нее получилось далеко не сразу. Она была не просто Первозданной, она была Первой - первее всех. И теперь она ненавидела их всех, потому что никто не мог понять, какого это - быть одинокой от самого рождения.
Наконец она потянулась к ключу зажигания, но тут я подошел к ней и нагнулся к уху, касаясь губами ее волос, которые пахли морем.
- Не глуши двигатель, зачем нам выходить.
Она вздрогнула и подняла голову, в ее глазах царил испуг. Она боялась всех, каждый здесь мог ей навредить, и мне еще предстояло доказать, что я не сделаю ей больно.
Она невольно вцепилась в руль, и даже моя улыбка не могла ослабить этой мертвой хватки. Вчера я был в ее власти, сегодня она была в моей. И эта новая иерархия выбила ее из колеи.
- Прости, если ты хочешь, конечно! - я поднял руки в знак того, что сдаюсь, и сделал шаг назад, - Мне было хорошо с тобой вчера. Как ни с кем из этих придурков, - я указал рукой за спину.
Ее губы дрогнули, выдавая улыбку.
- Ты мне тоже нравишься.... - сказал я наконец после минуты напряженного молчания, и покраснел как школьник. Почему - и сам не знаю....
Все как в первый раз.
- Хочу, - наконец-то сказала она, и улыбнулась более уверенно, - Садись.
Я радостно запрыгнул в кабину, и мы вновь отправились в маленький неземной рай. Всю дорогу мы молчали, и я заметил, что ее руки уже свободнее держат руль, и напряжение между нами спадает.
- Я не хотел тебя обидеть вчера. Просто я влюбился по уши.... - вслух подумал я.
- Что? - отозвалась она.
- Я это вслух сказал?! - абсолютно искренне удивился я, - Прости! Я.... Я....
Мы как раз приехали, она остановила машину и приложила палец к моим губам.
- Все хорошо, - она улыбалась, как роковая обольстительница улыбается неопытному юнцу. Но на ее щеках я заметил такой же смущенный румянец, какой царил на моих.
Мы прошли к морю-небу, разделись и нырнули. В этот раз я подготовился, и к хитростям прибегать не пришлось. Когда мы снова оказались дрейфующими рядом, я посмотрел ей в глаза и прошептал одними губами: "Я знаю твое имя". Тогда она посмотрела на меня так дико, не испуганно, но именно - дико, как пойманный лисенок, нырнула и вышла на берег. Я последовал за ней.
- Смерть сказал? - спросила она с раздражением, не глядя на меня.
Я промолчал. Она села на покрывало, роса ручьями стекала с ее волос и оставляла на нем мокрые пятна.
- Он, в сущности, неплохой старикашка. Я на него зла не держу, - она подняла глаза и улыбнулась мне, напряжение медленно спадало.
Я присел рядом.
- А вы с ним.... Ну....
- Что?! - ошарашено вскрикнула она, - Что он тебе наговорил?
- Ну....
- Давай расскажу как было, - она повернулась ко мне и села по-турецки, я даже не успел отреагировать, как она выдала мне все подробности, - Мы были в каньоне, смотрели, как люди охотились на мамонтов. Этот пейзаж показался ему очень романтичным, и он пригласил меня на свиданку. Я согласилась. А потом он взял и у меня на глазах убил и съел опоссума! Бедное животное, что оно ему сделало? Ты понимаешь, он мог вообще не есть несколько лет, но ему нравилось убивать, ему нравилось чувствовать горячую кровь на губах, - ее передернуло от отвращения.
- Неприлично при даме есть свежеубиенного опоссума, - зачем-то выпалил я, - Да еще и без столовых приборов.
Она удивленно посмотрела на меня, а затем засмеялась.
- Сама не знаю, зачем я тебе это рассказала, - она повернулась лицом к заходящему солнцу и легла, - Почему-то не хочется иметь от тебя секретов.
Я улыбнулся, прилег рядом и якобы случайно коснулся ее руки. Она была не против.
- Меня зовут Мысль, - начала она, - Или Идея. Называй, как хочешь. Хотя мне больше нравится первый вариант.
- Хорошо, - согласился я.
И она рассказала мне о себе. О первых мгновениях существования. О том, как зародилась Вселенная, как появилась Земля. Она рассказывала обо всем с такой любовью и вдохновением, что вскоре я понял, за что она всех ненавидит - за то, что люди и те, кто ими управляет (то есть мы), испортили это прекрасное творение, даже не спросив Творца.
Она рассказала о том, как на свете появилось Убийство и Жажда крови, и благодаря им ей не пришлось слушать первобытные мысли об охоте. Как развивался человек, как он думал, как на него снисходило озарение. Больше всего она любила Древний Мир, египтян и греков. Когда я признался, что это я сжег тогда библиотеку, она сказала "Ну и правильно. А то люди бы уничтожили этот мир куда раньше". Она рассказывала мне об одаренном и озабоченном Возрождении, как застала появление Моды, Искусства, Музыки. И она же была свидетелем всех мировых событий - чумы, пожаров, наводнений. Ведь все это была Мысль, данная свыше, а она была ее исполнителем.
- Я помню, как Смерть не хотел забирать людей после взрыва Везувия. Даже он понимал, что это ужасно и негуманно. Но не мучиться же им под слоем пепла.... Я видела, как он страдал, забирая чумных больных. Женщин и детей, старых и молодых. А на пожар в Лондоне 1666 года он пришел уже в своем неизменном похоронном костюме, остриг волосы и начал стареть. Тогда он впервые собрал жатву, не проронив ни единого слова. Больше мы с ним не общались.
А больше всего она ненавидела Гитлера. Все в нем: его взгляды, его действия - было направленно против человеческой природы. Сколь бы она не ненавидела людей, но уничтожать в таком количестве себе подобных было дикостью и варварством. Словно человек вновь вернулся в те времена, когда Ее в головах заменяли Убийство и Жажда крови.
Когда солнце скрылось за горизонтом, и мы остались в темноте, она замолчала.
- Нам пора спускаться. Я могу еще долго болтать.
- Болтай. Я буду слушать тебя хоть до скончания времен, - вдруг признался я. Над нами зажглись звезды - это были отражения маленьких светлячков в зеркальной морской глади. Она смотрела на меня с немым удивлением, и все барьеры между нами словно спали. Я придвинулся и обнял ее за шершавые от налипшего песка плечи:
- Ты больше не будешь одна. Я тебе обещаю.
Она подняла голову, я увидел в ее глазах отражение звезд, хотя разум подсказывал мне, что это невозможно. Она легко коснулась моих губ и несмело поцеловала.
До утра мы лежали на песке, слушая шум прибоя. Иногда, положив голову ко мне на колени, она рассказывала истории, древние, как сама жизнь. Даже еще древнее.