Бог умер. Прервалось дыхание ветра, и пришла смерть. За ней мерным шагом следовал мрак. Он выворачивал душу наизнанку и леденящий голос шептал: - Пришло время, твое время, время без времени, безвременье. Затем был свет, нестерпимо белый, стерильный и холодный, он слепил мои невидящие глаза, и казалось, что он сейчас заполнит собой все мое тело, вытеснит последние капли сознания, и я растворюсь в этом неистовом потоке, пропаду, как маленькая песчинка среди бушующих волн. Меня отнесет в самую середину моря, и, медленно кружась, как будто танцуя, я буду погружаться все глубже и глубже, пока не исчезну совсем, смешавшись с мириадами других, таких же мертвых и неподвижных частиц, ранее составлявших единое целое, неразрывную цепь жизни, от рождения до смерти.Посмотри в небо, и ты увидишь, как плачет мое сердце, почувствуй душу мертвого ветра и ты поймешь: он хохочет над нами, он всего лишь маленький отголосок твоего страха, страха перед смертью, перед неизбежным концом всего, что связывает тебя с этим безбрежным миром, жестоким и холодным.
А сейчас вновь будет утро, печально скрипнет калитка и вновь, как и раньше, я увижу тебя среди густых ветвей кипариса. Я увижу тебя и вновь оживу. Оживу и расправлю уставшие плечи, утренний воздух наполнит ноздри запахом спелых яблок и прелого сена, мое сердце замрет в предвкушении неизбежной встречи с чудом. Смерти нет, она приходила давно, очень давно, постучала в калитку сучковатой палкой, и не дождавшись ответа, ушла. Она уходила, а я смотрел вослед ее сгорбленной фигуры и плакал, она уже не властна надо мной, потому что я никогда не умру, я не буду в этих холодных объятьях и никогда не закрою своих глаз. Я в каждом зеленом листе и травинке, в холодном камне и капле воды, в любой живой душе и горячем сердце. Я услышу твой смех и возрадуюсь, я все помню и чувствую, только не так, как раньше, а глубже и сильнее. А потом поплыву над туманным лесом, над темными водами реки, куда то в туманную даль, туда, где я никогда не был, и уже не буду. Никогда не пробегу этими тропинками по сумрачным лесным оврагам, не выпью живительной влаги из маленького родника, затаившегося среди черных валунов.
Ты стоишь в тени раскидистого древа и с тоской смотришь куда-то в темную воду, твои губы холодные и мертвые, твои глаза одинокие и печальные, твои слезы прозрачные и горячие. Они падают на мою ладонь, я сжимаю ладонь в кулак и кричу. Мгновенный порыв ветра приподнимает твои волосы и, разметав их в стороны, исчезает где-то в кронах деревьев. Восходит солнце, и его первые лучи, опалив землю, вспыхивают ярким багрянцем полевых цветов и васильковым шелком сорной травы.
А теперь ты опять уходишь, и я остаюсь здесь в одиночестве. Мы можем встретиться с тобой лишь раз, в самом соцветии лета, в тот миг когда на лугах заплачет роса и белоснежный серп луны выглянет на небо и останется до самого утра. Только немножко дольше, чем обычно, всего на минуту. И в этот короткий миг я вновь буду с тобой и то, что разделило нас навсегда, рассеется и спрячется в белой утренней дымке. И все повторится вновь. Пока дышит ветер и качаются тонкие ивы в туманных перелесках на окраине села. Пока ты помнишь обо мне и что-то неведомое тянет выйти тебя в ночной сад до боли в глазах вглядываться в спокойную гладь реки, поглотившую меня таким же холодным и ранним утром июля, в самом соцветии лета, в самом начале времен.