Будильник грянул, как заводской гудок. Константин сразу же вскочил и принялся натягивать спортивные трусы и кроссовки. Потом, шатаясь, ещё не до конца проснувшийся, побрёл к выходу. На пороге он остановился.
-- Ну и погодка! -- пробормотал он, глядя на низкое свинцовое небо, с которого бесконечной мелкой моросью падала на землю небесная влага. Падала на блестящую бетонную дорожку, прямо от крыльца убегавшую к калитке в конце двора, на аккуратные чёрные грядки по обе её стороны, мокрые деревья, кусты, забор, далёкие корпуса новоиспечённых многоэтажек, словом, на весь окружающий мир.
Поёжившись, Константин обхватил плечи руками и вдруг почувствовал, как в сердце предательской змейкой заползает неистребимое, казалось бы, искушение вернуться обратно в спальню и юркнуть под тёплое одеяло. Такое уютное, такое...
И он было даже сделал шаг назад, но тут вдруг волна протеста поднялась из глубин его естества.
"Это что же, -- подумал он как бы с недоумением, -- бытие определяет сознание? Да сколько же можно, в конце-то концов?!"
А вслух закричал:
-- Ну, нет! Хватит! Не бывать больше такому!
И, одним махом перелетев через крыльцо, по бетонной дорожке побежал прямо к калитке.
-- Я! -- продолжал он кричать, радостно прислушиваясь к тому, как в глубинах его естества пробуждаются какие-то мощные живительные силы. -- Не какое-нибудь там бытие определяет динамику моей жизни, но я -- я! -- воздействую на бытие, причём самым решительным образом! Я, именно я, безусловный господин всякому бытию, по крайней мере, личному, локальному. Мой мозг, моё сознание, пусть и не такие гениальные, как, скажем, у Ферма, всё же достойнее кучки каких-то там пляшущих атомов... Вот так! Именно так! И никак иначе! Имя моё -- Константин, а это значит -- постоянный! Слышишь, ты, инертная смерть?! Константин, значит, постоянный! Сегодня я займусь-таки курсовым, до сдачи которого осталось три дня, и никто, никто не сможет мне помешать... Ибо...
Он, наконец, замолчал, потому что надо было экономить силы.
Словно маленький, но очень злой смерч, он выскочил за калитку и, шлёпая кроссовками прямо по лужам, разбрызгивая во все стороны грязь, побежал, побежал, побежал... Побежал прямо посередине улицы, не обращая внимания ни на выкрики редких прохожих типа "а динамо бежит?", ни на недовольную брань всё тех же прохожих по поводу забрызганной одежды, бормоча только "извините, извините!", свернул в конце улицы налево и, наращивая скорость, помчался вдоль длинного глухого забора, за которым располагался новочеркасский электродный завод, вдоль другого забора, такого же глухого и такого же длинного, за которым тоже располагался завод, правда, другой -- электровозостроительный, опять повернул налево, миновал автостоянку с ровными рядами разномастных автомобилей, потом детский сад, из-за низенькой оградки которого на него глянули потрясённые детишки, все, как один, в крохотных оранжевых дождевичках, свернул потом налево в третий раз и, всё наращивая и наращивая скорость, выбежал, наконец, к своему дому, только с другой стороны, перемахнул одним скачком через забор и, не медля ни секунды, обрушил на себя два приготовленных ещё со вчерашнего вечера ведра с водой.
-- У-у-ф-ф! -- зарычал он от наслаждения, чувствуя, как взрыв первобытной силы, подобно сверхновой, заполняет всё его естество.
Ох, и болеть же всё завтра будет, однако! Ну, да ладно!
Он постоял ещё минуты две, растирая по телу холодные жгучие капли, и, очень довольный одержанной победой, направился к дому, заговорщицки подмигивая замершим в благоговейном восхищении розам.
-- Ибо! -- сказал он им уже на крыльце, многозначительно подняв при этом палец.
День, так великолепно начавшийся, обещал и дальше быть таким же великолепным.
В доме он обтёрся мохнатым полотенцем, оделся и, шаркая шлёпанцами по паркету, проследовал на кухню. Молодой здоровый организм иногда, как, например, сейчас, не гнушался также и материальной пищи.
Ничего, впрочем, заслуживающего внимания, как он помнил, на кухне не было. Всё же он открыл холодильник и, убедившись, что чуда действительно не произошло, иначе говоря, к жухлому пучку петрушки, полусгнившей луковице и пол-литровой банке, в которой тонкий слой плесени покрывал ещё более тонкий слой абрикосового джема, ничего не прибавилось, закрыл его обратно. В висевшем над столом кухонном шкафчике тоже было без изменений. Стоявшие там ровными рядами жестяные банки, предназначенные для сахара, круп и муки, были удручающе пусты, если, конечно, не считать запутавшегося в паутине дохлого таракана в одной из них. Таракан этот, кстати, даже на самый непритязательный завтрак явно не тянул, так как был настолько худ, что навевало грустные мысли единственно лишь о жуткой голодной смерти. Хозяина паутины тоже не было видно -- должно быть, отчаявшись, отправился на поиски более благодатного места.
Этот безуспешный осмотр, впрочем, на настроении Константина ничуть не сказался. Оно по-прежнему оставалось приподнятым, и мелочные заботы дня насущного омрачить его не могли.
-- Вот кактус! -- проговорил он с чувством, подходя к подоконнику. -- Колючий, независимый, неприступный. Не так-то просто к нему подобраться... Однако стоит он там, где его поставили, и раз в месяц требует воды... М-да... Пищи, правда, он не требует, тянет её из почвы посредством корней... Кстати, насчёт пищи. Корней у меня нет...
Поразмыслив, он вернулся в спальню, взял с тумбочки кошелёк и, высыпав его скудное содержимое на покрывало, шумно вздохнул.
-- Девятнадцать рублей пятьдесят четыре копейки... Не понял! -- пробормотал он вдруг. -- Как так -- пятьдесят четыре?! Было же семьдесят четыре. -- Он торопливо зашарил по покрывалу и нащупал, наконец, затерявшуюся монетку. -- Вот ты где, двухгривенничек! А я уж было подумал, что потерял тебя.
Он лихо встал на руки, прошёлся к двери и тем же способом вернулся назад.
-- У-ф-ф! -- выдохнул он, с грохотом обрушиваясь на кровать, и вдруг тоненьким козлиным голоском пропел: -- "Абэвэгэдэйка! Абэвэгэдэйка! Это учёба и игра! Абэвэгэдэйка! Абэвэгэдэйка! Азбуку детям знать пора!"
После чего надолго замолчал, раскинув руки и уставившись в потолок. Это у него называлось -- размышлять.
Итак, размышлял он, что же мы имеем на данный момент? А на данный момент мы имеем вот что. Первое, это искушение, едва не погубившее так чудесно начавшийся день, и, второе, та маленькая, но очень великая победа, которую удалось над ним -- искушением то есть -- одержать, благодаря... м-м... скажем так, растущим духовным потребностям молодого растущего организма... Хотя, конечно, если бы я вернулся в постель, то, по крайней мере, до полудня о еде можно было бы не вспоминать. Свои, так сказать, плюсы, свои, так сказать, минусы. Впрочем, о чём это я? Опять проклятое искушение пытается в меня вползти, с другого теперь уже боку. Прочь! Прочь, негодное отродье! Не пуща-ать!... Итак, что там у нас дальше? Дальше же у нас эта маленькая дьявольская стрелочка в сердце по поводу якобы утерянной монетки. Вот же незадача. Тут, признаться, я совсем оплошал. Негоже сознанию, претендующему на господство над бытиём, пусть даже и не таким масштабным, как, скажем, у Ферма, допускать подобные провалы. Это, знаете ли, чревато... м-м... скажем так, блокадой растущих духовных потребностей молодого растущего организма -- ни много, ни мало. С последующим, так сказать, катарсисом биоэнергетической структуры под названием Константин. Всё-таки постоянство я вижу не в том, чтобы быть постоянно неизменным, а в том, чтобы постоянно совершенствоваться... Железный восклицательный знак!
-- Однако, -- проговорил он вслух. -- Философия философией, тараканы тараканами, а без хлеба насущного, как ни крути, не обойтись... Кстати, о хлебе. У нас же есть прекрасный пример. Наши несравненные митьки. А что? Закупить хлеба, побольше и самого дешёвого, бородинского, буханок так десять, ещё пачек пять маргарина, соли покупать не надо (соли у меня ещё на несколько пятилеток хватит), перемолоть всё это, ну, например, в тазу, а потом взять да и закупорить, баллонов у меня предостаточно. Должно много получиться. Не только на меня, но и на сотоварищей хватит.
Он замолчал и, похохатывая, принялся представлять лица сотоварищей, явившихся к нему на дружескую вечеринку.
-- Ладно, -- сказал он примерно через минуту. -- Шутить можно до вечера, а кушать хочется уже сейчас. Пора в магазин. Пожалуй, обойдусь хлебом и кильками в томатном соусе. -- Тут у него в животе длинно и как бы протестующе заурчало. -- И кто только придумал такую маленькую стипендию! Самого бы его на такое посадить!.. А может, взять что-нибудь ещё? Колбаски там, или сметанки какой-нибудь... А, ладно, пойду в магазин, там наверняка что-нибудь откроется.
Он сгрёб деньги обратно в кошелёк, накинул на плечи дождевик, сунул в карман авоську и снова выбежал на улицу.
2
На улице между тем слегка посветлело. Дождь прекратился, но всё вокруг было по-прежнему мокрое: деревья, кусты, тротуары, столбы электропередач, крыши окружающих домов. Самыми же мокрыми, наверное, были лужи.
И вправду, подумал Константин, засмеявшись. Чему же ещё быть наиболее мокрым, как не лужам? Они же из воды.
-- Какое глубокомысленное замечание, -- раздалось тут у него за спиной, и он понял, что последние слова произнёс вслух.
Придав лицу величественное выражение, Константин повернулся. Перед ним, сияя улыбкой, стоял невысокий круглолицый паренёк с беспорядочной шевелюрой нечёсаных волос, круглыми оттопыренными ушами и облезлым от бесконечных химических опытов носом. Это был никто иной, как Василий, собственной персоной, закадычный с незапамятных голопузых времён приятель Константина, а ныне -- сокурсник, учившийся на параллельном потоке.
-- Приветствую вас, дон Коста, -- напыщенно произнёс Василий. Он слегка поклонился и принялся совершать сложные манипуляции правой рукой, в которой, должно быть, находилась несуществующая шляпа.
-- Приветствую вас, дон Базилио, -- сейчас же отозвался Константин и также, в свою очередь, принялся манипулировать шляпой-невидимкой.
У обоих на лицах появились сдержанные светские улыбки.
-- Как ваше здоровье, благородный дон? -- осведомился Василий.
-- Пошаливает, -- пожаловался Константин. -- На непогоду, знаете, лапы ломит, лезет шерсть да ещё, страшно сказать, хвост отваливается.
Василий изобразил на лице сочувствие.
-- А по виду не скажешь. Скипидар прикладывать не пробовали?
-- Это же к какому месту?
-- Сами знаете, к какому. Побежите так, что разом про все болячки забудете. На автомобиле не догонят.
-- На автомобиле это что, я вот однажды на самокате катался.
-- Это потому, -- сказал Василий, -- что у нас нет частных интересов.
-- Это потому, -- поправил Константин, -- что мы преданы неопределённому образу.
-- Вы так думаете?
-- Мы оба так думаем.
-- Правда?
-- Правда, ибо...
-- Ибо?!
-- Ибо! -- Константин поднял к небу лицо, как раз к тому месту, где, разорвав тучи, появилось солнце, и медленно повторил: -- И-и-бо-о! Какое прекрасное слово это "ибо", вы не находите, благородный дон? Сколь много в нём сокровенного, эзотерического. И как же, должно быть, приятно произнести его где-нибудь с высокой трибуны перед тысячной аудиторией, перед фото- и видеокамерами, да что там говорить, перед всем миром... Произнести вот так, с расстановочкой, значительно, подразумевая многоэтажный фундамент вековой мудрости... И чтобы молчание, и чтобы восторг, и чтобы жизнь! Ах, ибо!...
Оба замерли, подавшись всем телом к дневному светилу, а какая-то старушка в мятом болоньевом плаще и с дырявым зонтиком под мышкой, с напряжённым лицом прислушивавшаяся к их разговору, плюнула и побрела прочь, бормоча:
-- Охальники! В тридцать четвёртый год бы вас! На ликтрификацию!
Друзья же, довольные встречей, минуты две погоготали и бодро зашагали в сторону магазина.
-- Итак, -- спросил Василий уже совершенно другим тоном, -- какая у нас на сегодня программа?
-- Не знаю, как у вас, а у нас сегодня курсовой по ТММ. Есть, знаете, такой предмет.
-- Слышал, слышал. Однако предлагаю небольшую поправку. Как раз вчера я закончил один свой давний проект и сегодня намерен приступить к испытаниям. Но мне нужен ассистент... Как вы полагаете, благородный дон, некий Константин -- подходящая для этого кандидатура?
-- Кандидатура, может, и подходящая, только стегозавр Кузьменко -- наш с Константином преподаватель по ТММ -- вряд ли с этим согласится.
-- А нельзя ли стегозавра Кузьменко заманить в ловушку и забросать камнями?
-- Никак нельзя. Уж очень у него богатый жизненный опыт, да и натура чрезвычайно мстительная.
-- И как только таких земля носит.
-- И не говорите.
-- Жаль, что не получилось, -- вздохнул Василий. -- А то моя Ленка по случаю испытаний вознамерилась закатить банкет.
Какое-то время Константин молча шагал, потом медленно повернул к Василию лицо.
-- Банкет? -- пробормотал он.
-- Ну, может, и не совсем банкет, а так, всего лишь небольшой званый ужин: оливье там, колбасы, кролики в собственном соку.
-- Кролики? -- пробормотал Константин. Он сглотнул, и под подбородком у него дёрнулся туда и обратно острый хрящеватый кадык. -- Только не говори, что это у тебя фигура речи такая.
-- Вообще-то, да, -- признался Василий. -- Этакая виртуальная единица для измерения степени материального достатка. Но что могу обещать наверняка, -- добавил он торопливо, -- так это борщ, котлеты, картофельное пюре и, конечно, традиционный индийский чай.
-- И это немало, -- проговорил Константин, чувствуя, что пропал, видно, его курсовой. Как же все-таки ещё бесконечно слаба человеческая природа. -- А дэвьюшки там будут?
-- Возможно. Что касается приключений, то они будут точно.
-- Так это же совсем другое дело! -- воскликнул Константин. -- Не вижу, почему бы благородному дону не поучаствовать в эксперименте.
-- Тогда что же мы теряем время? Вон уже и автобус подходит.
-- Плата за проезд с юбиляра,-- крикнул Константин уже на бегу.
-- О чём разговор.
-- И банкет не после, а до испытаний. Умирать, знаешь ли, на пустой желудок как-то не очень приятно.
-- Ну, разумеется.
3
Как и Константин, Василий также жил в частном доме. Это была довольно приличного вида избушка с печной трубой поверх двухскатной крыши, жестяным флюгером в форме кораблика, широкой верандой и тёмным пыльным чердаком, на который маленькие Костя и Вася лазали в незапамятные времена, чтобы рассказывать друг другу страшные-страшные истории про чёрную-чёрную руку в чёрном-чёрном лесу.
Жилых помещений в доме было только три: зал, гостиная и спальня. Или, как кому больше нравится, лаборатория, кабинет и мастерская. Впрочем, как комнаты не называй, назначение у них было всегда одно и то же: служить полигоном для всякого рода испытаний научно-технического характера. Что же до кухни, кладовки и коридора, то их в расчёт можно было не брать. Надо же где-то готовить и кушать, хранить какие-нибудь вещи: зонтики, макулатуру, старые ботинки.
Любой гость, входя в этот дом, из реальности нормального человеческого бытия сразу же переносился в реальность бытия ненормального, где всё существовало по каким-то нелепым фантастическим законам, где работало то, что в другом месте работать отказывалось, где реализовывались идеи, доселе существовавшие либо в фантастических романах, либо в перспективных разработках неопределённого будущего.
Причиной тому был хозяин -- изобретатель-самоучка, учёный, всё свободное время посвящавший любимому делу -- конструированию всевозможных приборов от самых тривиальных бытовых, вроде пылесоса с дистанционным управлением, до какого-нибудь вечного двигателя или телепортационного переместителя.
Судя по загадочному виду Василия, тот, похоже, и сегодня приготовил что-то из этой же серии.
-- Прошу! -- сказал он, пропуская Константина вперёд.
Прямо с порога они прошли в зал. Голова у Константина, правда, то и дело поворачивалась, как флюгер, в сторону кухни, откуда доносились потрескивание и вкусные дразнящие запахи готовящегося обеда, но Василий этого как бы и не замечал.
Из приоткрывшихся дверей высунулась Елена.
-- Ой, мальчики! Добрый день!
Ни слова не говоря, Константин тут же принялся озираться, заглядывая во все углы, открывать и закрывать тумбочку для обуви и, наконец, остановился, озадаченно почёсывая затылок.
-- Это он "мальчиков" ищет, -- пояснил Василий.
Елена смутилась.
-- Ты кто? -- спросил её Константин.
Елена смутилась ещё больше.
-- Ладно, марш на кухню,-- смилостивился Василий.
Пунцовая от смущения, Елена, как и положено проштрафившейся жене, без всяких протестов убралась на кухню.
-- Воспитания не хватает, -- со вздохом заметил Константин, поглядев ей вслед.
-- Грешен, -- не стал спорить Василий.
Константин огляделся. Зал и впрямь больше походил на какую-нибудь мастерскую, чем на нормальное человеческое жильё. Из мебели в нём были только два стула да верстак, который при случае мог сойти за стол. Посередине же зала возвышалось явно что-то массивное, накрытое брезентом. Стены занимали заваленные всевозможным барахлом стеллажи, а на подоконнике, внося некую живинку в технический антураж, раскинул мясистые ветки гигантский алоэ. Константин сейчас же к нему подошёл.
-- Вот алоэ, -- произнёс он с чувством, подымая кверху указательный палец. -- Объект исключительной независимости и самодостаточности. Без воды может обходиться хоть год. Пищи же вообще никакой не требует. Или я не прав? -- Константин со значением посмотрел на Василия.
-- Гляди сюда, -- сказал тот, нимало не смутившись.
Константин вздохнул. Василий же торжественно отодвинул брезент. Под брезентом оказалось чрезвычайно занятное сооружение, чем-то отдалённо походившее на изуродованный каким-то автоненавистником мотоцикл. Колёс там не было никаких, зато была очень мощная рама, сиденье, руль и ещё масса натыканных то тут, то там деталей, к изначальному устройству мотоцикла если и имевших какое-либо отношение, то весьма и весьма отдалённое.
-- Уже нет, -- сказал Василий. -- Впрочем, прежних своих свойств он не потерял, просто стали они у него второстепенными.
Василий замолчал, любовно поглаживая воронёную раму. Константин, светски задрав брови, терпеливо ждал.
-- Это хроноход, -- объявил наконец Василий.
-- Хроноход?!
-- Или автохрон, как вам будет угодно.
-- Автохрон?! -- Брови у Константина задрались ещё выше.
-- Ну, машина времени это. Так понятно?
-- Ах вот оно что! -- воскликнул Константин. Он пошёл вокруг аппарата, разглядывая его более детально. -- Значит, всё-таки сподобилось человечество, -- проговорил он и снова задрал кверху указательный палец. -- Какие же, однако, сногсшибательные перспективы открываются теперь перед нами. К примеру, каждый теперь своими собственными глазами сможет посмотреть на то, чем занимался один из сыновей Иуды в шатре своего старшего брата.
-- Прежде испытания надо провести, -- возразил Василий. -- Я сборку только сегодня утром закончил, и сразу же к тебе. -- Он замолчал на секунду-другую и вдруг быстро спросил: -- В чём смысл прихода Дарумы с запада?
-- В том, чтобы замкнуть солнце, -- ответил сейчас же Константин.
-- Хорошая реакция, -- похвалил Василий. -- Итак, благородный дон, как вы смотрите на то, чтобы к испытаниям приступить немедленно? Брови у Константина снова подскочили вверх.
-- Но, дон Базилио! А обещанная трапеза?
-- Ах да!
Василий ушёл на кухню, но через минуту вернулся и сообщил:
-- Через полчаса будет готово.
-- Через полчаса?!
-- Иными словами, через тридцать минут. Вполне достаточное время, чтобы заняться экспериментом. Ну как, дерзнём?
-- Дерзнём! -- согласился Константин.
-- Вот глас не ребёнка, но мужа!
-- Что я должен делать?
-- Сначала возьми вот это. -- Василий протянул лежавший на ладони чёрный, размером с горошину, шарик.
Константин взял этот шарик, помял.
-- Мягкий, -- сообщил он.
-- Ты поаккуратнее с ним. А лучше засунь себе в правое ухо.
-- А что это такое?
-- Такой специальный прибор в поролоновой упаковке. Он поможет тебе понять язык аборигенов той страны, в которую мы сейчас отправимся. Если тебя интересует принцип его действия, то я объясню его позже, когда у нас появятся три-четыре свободных денька.
Константин с интересом покатал шарик на ладони.
-- А если я засуну его не в правое, а в левое ухо?
Василий пожал плечами.
-- Пожалуйста.
-- А второго шарика у тебя нет?
-- И одного хватит. Второй для меня.
-- Что ж. -- Константин повертел шарик между пальцами и засунул, как и было указано, в правое ухо. -- А в какую страну мы отправимся?
-- В Вавилон.
-- Почему в Вавилон?
-- Ну, можно в Египет.
-- А почему в Египет?
-- Почему-почему! По кочану!
-- А в Древнюю Грецию можно?
-- Можно и в Древнюю Грецию.
-- У меня по Древней Греции тоже курсовой, -- сообщил Константин.
-- Значит, решено. Отправляемся в Древнюю Грецию.
-- Ура! На Платона посмотрю! С Пифагором побеседую! Это же гиганты! -- Константин замолчал и опять поднял кверху указательный палец.
Василий усмехнулся.
-- Думаешь, так просто их будет разыскать? Ладно, забирайся на сиденье, а я тут настрою пока всё. Кстати, у меня к тебе маленькая, но очень убедительная просьба -- не подымай ты больше кверху свой обгрызенный палец.
-- Почему?
-- Потому что я вынужден буду последовать примеру Гутэя.
-- Если с тем же результатом, то я не против.
Василий засмеялся. Константин же взобрался наконец на сиденье. Василий покрутил какие-то верньеры, пощёлкал ногтем по циферблатам и тоже взобрался на сиденье.
-- В чём смысл прихода Дарумы с запада? -- спросил он, слегка повернув голову.
-- В том, чтобы двигаться на Восток.
-- Разве Древняя Греция на востоке?
-- Вопрос субъективный. Для кого на Востоке, для кого на Западе.
-- Софист! Тебе и впрямь в Древнюю Грецию надо. Ладно, поехали.
-- Прощай, алоэ! -- крикнул Константин.
-- С Богом!
4
Устройство под ними загудело, задрожало мелко, и сейчас же очертания комнаты и всего, что в ней находилось, стали расплываться, покрываясь серым туманом. Потом раздался тягучий и ритмичный грохот, в котором на мгновение послышалась даже какая-то словно бы мелодия вроде торжественного марша. Это, впрочем, был лишь плод не в меру разыгравшегося воображения.
Вскоре вокруг ничего не стало видно совсем. Только какой-то непроглядный серый туман окружал их теперь со всех сторон. Смотреть на него было и скучно, и тягостно одновременно, и Константин смотреть на него перестал, сосредоточившись на располагавшейся прямо перед его носом спине Василия, лопатки на этой спине активно шевелились, растопырившиеся в стороны локти -- тоже. Похоже, управление аппаратом требовало значительных усилий -- не только умственных, но и физических. Рубашка на спине Василия медленно, но верно пропитывалась потом.
Да, тяжела ноша первооткрывателя.
Впрочем, путешествие, похоже, подходило к концу. В работе хронохода стало явно что-то меняться. Грохот постепенно стих, туман поредел. Сквозь него снова стали проступать очертания окружающих предметов, но это была явно не комната Василия. Это вообще не была какая-нибудь там комната. Вскоре туман рассеялся совсем, и стало видно, что расстилающийся вокруг пейзаж -- дикий и первобытный: поросшие редкой травой холмы, скалы, невдалеке по дну каменистой канавы бежал тоненький ручеёк.
Был день. Стоявшее чуть ли не в зените солнце припекало довольно-таки ощутимо.
-- И где же твоя Древняя Греция? -- спросил Константин, озираясь по сторонам.
-- Здесь, -- заявил Василий уверенно. -- Если я не ошибаюсь, это север Пелопоннесского полуострова. Я специально выбрал такое уединённое место, чтобы нас не приняли за спустившихся с Олимпа богов.
-- Стоило ли огород городить! С таким же успехом можно было бы выехать куда-нибудь на пикник. Под Новочеркасском я знаю много подходящих мест.
-- Не переживай. К востоку от нас должны быть Микены. Судя по показаниям приборов до них не более пяти километров. Минут за сорок мы до них доберёмся.
-- А почему Микены? -- спросил Константин капризно. -- Я, может, в Афины хочу.
-- Доберёмся и до Афин. Как ты думаешь, наш внешний вид не будет привлекать к себе излишнее внимание?
-- Ничего. Древняя Греция -- страна передовая, за иностранцев сойдём.
-- Как-то я не подумал об этом совсем. Надо было хоть какие-нибудь туники подготовить, сандалии...
-- Лавровые венки на головы, -- подсказал Константин.
-- Бороды колечками завить.
-- А перед этим сначала отрастить.
Василий засмеялся.
-- В крайнем случае, -- сказал он, -- можно голыми ходить. Тут это в порядке вещей. Ладно, предлагаю заняться всё-таки делом: укрыть машину какими-нибудь ветками и отправиться на разведку.
-- Принимается, -- согласился Константин.
Он наконец слез с сиденья, отошёл шагов на пять и принялся разглядывать хроноход со стороны. Первое, что ему бросилось в глаза, это торчащий из машины кусок тонкого провода. Константин с изумлением приподнял брови. Странность тут заключалась в том, что провод этот, выходя из хронохода горизонтально, изгибался затем параболически вверх, превращаясь в некое подобие вертикальной линии, а на высоте примерно двух метров вообще обрывался. И было совершенно непонятно, как ему -- проводу -- удавалось удерживаться в воздухе без какой бы то ни было опоры. То ли этот провод был очень жёсткий, то ли это была какая-то особо утончённая насмешка над создателем закона всемирного тяготения.
Константин потрогал провод пальцем, и тот завибрировал, как струна.
-- Что это? -- спросил он.
Василий, уже вовсю дёргавший подходящие для маскировки машины стебли травы, мельком поглядел в указанную сторону.
-- Это провод, -- сказал он.
-- Я понимаю, что это провод. Я не понимаю, как он держится.
-- Дело в том, -- сказал Василий, отвлекаясь от своего занятия на минуту, -- что мне пока что не удалось создать источники питания достаточной для путешествий во времени мощности. Поэтому приходится использовать обычную электросеть. Этот специально разработанный мною шнур уходит по темпоральному коридору в будущее, то есть в наше настоящее, где он и подключён к обычной розетке.
Василий замолчал, как-то загадочно глядя на Константина.
-- И? -- не выдержал тот.
-- Представляешь, -- сказал, хохотнув, Василий, -- что будет, если на подстанции вздумают отключить электричество?
-- Совершенно не представляю.
-- Да ничего особенного. Просто шнур отрежет, и мы останемся здесь навсегда.
И Василий снова хохотнул. У Константина же вытянулось лицо.
-- А как же мой курсовой?
-- Да ты не волнуйся, -- успокоил его Василий. -- Электричество у нас не чаще десяти-двенадцати раз в полгода отключают. Так что вероятность этого события невысока. Что-то трава тут какая-то не такая, -- заявил он вдруг, резко меняя тему разговора. -- Жаль, что я не поинтересовался растительностью этой климатической зоны заранее.
-- Трава как трава, -- буркнул Константин. -- На карликовые деревья похожа.
-- Вот и я о том же.
-- Тебе что-то не нравится?
-- Пока не знаю. -- Взгляд у Василия стал задумчивым.
-- Может, это какие-нибудь берёзы карликовые. Ну, на севере такие есть.
-- Для карликовых берёз они тоже слишком маленькие. -- Василий поглядел по сторонам. -- А это что такое?
Тут только Константин заметил, что через канаву, по дну которой вился тоненький ручеёк, перекинут маленький, словно бы игрушечный, мостик. Оба присели рядом, с интересом его разглядывая.
-- Игрушка какая-то, -- предположил Константин.
-- Возможно.
-- Похоже, тут где-то рядом детский сад.
-- Ладно, идём, -- сказал Василий. -- А то мы до Микен и до вечера не доберёмся.
5
Они пошли. Сначала вверх, потом вниз, вышли через какое-то время к перевалу, взобрались на него и здесь остановились, глядя на раскинувшуюся перед ними долину. Посреди этой долины лежал утопающий в зелёной вате деревьев, обнесённый крепостной стеной явно античный город. Сложенный из белого камня дворец, лепящиеся друг к другу дома, какие-то сооружения побольше -- не то амфитеатр, не то усыпальницы, не то ещё что. Вид у города был просто-таки сказочный.
-- Ну вот, -- сказал Константин с удовлетворением. -- Что и требовалось доказать.
Василий промолчал.
Константин проследил за его взглядом и увидел, что к городу движется войско. Конница, пехота. За вздымающимися клубами пыли определить точное количество воинов не представлялось возможным, но и без того было ясно, что войско внушительное. Похоже, через час-другой городу придётся очень не сладко.
-- Ничего себе, -- пробормотал Константин. -- Никогда такого не видел. В кино только. Может, подберёмся поближе?
-- Приключений захотелось? Ладно, немного пройти можно.
Они стали спускаться. Константин шёл и то и дело озирался по сторонам. Что-то тут было явно и категорически не так. Вот только он никак не мог сообразить, что именно. Судя по сосредоточенному лицу Василия, тот тоже терялся в догадках.
Так они преодолели метров двадцать и вдруг остановились, не зная -- верить своим глазам или нет. Город к ним как-то очень уж быстро, явно не в соответствии с разделявшим их расстоянием, приблизился, войско -- тоже. И стало видно, что город-то, оказывается, не настоящий, тоже, как и недавний перекинутый через канаву мостик, игрушечный. Что же до войска, то оно, в отличие от города, и впрямь было самое что ни на есть настоящее. Вот только... Вот только люди в нём были какие-то очень уж маленькие, не более десяти сантиметров каждый, не люди даже, а какие-то крохотные лилипуты, многие из которых гарцевали на таких же крохотных, под стать им, лошадях.
Вот так-так! Константин с самым озадаченным видом уставился на Василия.
-- Ничего не понимаю, -- признался тот.
-- Если ты не понимаешь, то я уж тем более. Как ты думаешь, эти человечки настоящие?
Василий пожал плечами.
-- Может, мы не в прошлое, а в какой-нибудь параллельный мир попали? -- предположил он.
Тут Константин сделал несколько быстрых шагов вперёд, оказавшись с войском лилипутов совсем рядом, наклонился и вдруг ловко схватил одного из человечков. Остальные бросились было врассыпную, но тут же снова стали сбиваться в кучу, явно образуя подобие боевого построения. Константин же, держа пойманного человечка за шкирку, поднял его к самому лицу и принялся внимательно разглядывать. Человечек, как мог, трепыхался, но силы были очень уж не равны. Кажется, он что-то выкрикивал.
В ухе у Константина раздался щелчок и зазвучал тоненький писклявый голос:
-- А ну, отпусти меня сейчас же! Ты, чудище одноглазое! Или я выпущу тебе кишки!
Константин удивился. Почему одноглазое? -- подумал он.
Тут он обратил внимание на то, что войско лилипутов, построившись наконец в боевые порядки, с самым решительным видом движется в его сторону, тоже выкрикивая что-то очень воинственное. Лингвопереводчик в ухе Константина снова услужливо запищал.
-- Держать строй! Лучники и копьеносцы -- вперёд! Сейчас мы покажем этому циклопу!
-- Ур-ра-а!
-- Всё-таки это прошлое, -- заявил Василий, с интересом наблюдая за человечками. -- Только всё здесь почему-то маленькое.
-- Полагаю, благородный дон... -- начал было Константин и осёкся. -- Ой! -- вскрикнул он. Пойманный им человечек, извернувшись, вонзил ему в палец крохотный меч. -- Ах вот ты как!
Он встряхнул человечка, но тот, размахивая мечом, и не думал униматься, намереваясь, похоже, нанести ещё один укол.
-- Ах вот, значит, как, -- повторил Константин, зловеще оскаливаясь. Впрочем, у него хватило все же ума, чтобы не бросить человечка сейчас же на землю, а аккуратно туда поставить. Обретя свободу, человечек попятился, закрываясь щитом, и смешался с наступающими товарищами. Те уже были у самых ног Константина.
В ту же секунду Константин ощутил на щиколотках и голенях многочисленные мелкие уколы. Было от них не столько больно, сколько щекотно.
Константин невольно отступил на шаг. Это ещё больше воодушевило нападавших. Правда, центр боевого построения замедлил немного ход, но зато фланги перешли на бег, намереваясь, судя по всему, заключить Константина в кольцо. Пока что человечки демонстрировали поразительную военную выучку и не менее поразительную выдержку. Неизвестно, как бы сам Константин повёл себя в ситуации, если бы увидел перед собой великана, превышающего его в десятки раз. Скорее всего, убежал. Тут он снова ощутил на ногах лёгкие уколы.
Особенную отвагу проявил одинокий всадник в красной мантии, вырвавшийся на белом коне вперёд. Он швырнул в колено Константину какую-то зубочистку, и это было уже довольно-таки ощутимо.
-- А если я сделаю вот так?! -- закричал Константин кровожадно, занося над смельчаком ногу.
-- Не вздумай! -- всполошился Василий. -- Вдруг это один из твоих предков. Раздавишь и сам сейчас же исчезнешь.
-- Пожалуй, не стоит, -- согласился Константин, подумав.
Человечки между тем, не теряя времени даром, заключили обоих великанов в плотное кольцо. Стрелы сыпались дождем, некоторые достигали даже груди. Какое-то время друзья терпели, потом, посмеиваясь, принялись яростно чесаться. Когда же в них полетели ещё и зубочистки, то тут уже стало не до смеха.
-- Ты как хочешь, -- закричал Константин, -- а я уматываю ноги.
И первым бросился прочь. Василий, пробормотав: "Ну что за проза такая!" -- не нашёл ничего лучше, как побежать следом.
Сзади раздался многоголосый торжествующий писк.
6
Они перевалили через кромку перевала и ходко побежали вниз. Однако никто их, похоже, больше не преследовал. Во всяком случае, никого позади не было видно.
-- В чем смысл прихода Дарумы с запада? -- крикнул на бегу Василий.
-- Тебе не кажется, что в данной ситуации это несколько неуместный вопрос?